Максим Павлеций : другие произведения.

Легенда о Багуле

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После кровавого Судного дня, перемоловшего в своих жерновах все наследие человечества, за одно и само население, на территории Забайкальского края, после долгих бандитских междоусобиц, выросших на культурной и национальной неприязни к ближнему, возникает феодальное государство, разделенное на несколько регионов. Столицей же их был Большей Город. Главный Герой книги, полностью осиротевший парень, начинает свои приключения с похода со своим другом в Северную тайгу, куда боятся ходить даже самые лютые охотники, проведшие всю жизнь в лесу.
  Максим Павлецкий
  Легенда о Багуле.
  Цикл первый: Степи в огне. Книга первая. Крещеный тайгой.
  Глава I.
  Холодные снежные вьюги встречали забайкальский сентябрь 2028 года. Уже вовсю замело округу снегом, покрывая белокурым одеялом Приграничные степи. Еще казалось совсем недавно стоял жуткий августовский летний зной, чередующийся с проливными дождями, как спустя три недели выпала первая порошка, а за ней полетели хлопья, закрывая собой бурую землю степей. Еще совсем недавно чабаны спокойно пасли баран, как уже сегодня кудрявые блеющие с завитыми рогами животные, под четким надзором бурята пастуха, добываю себе пищу из-под снега, выковыривая травинки.
  Агинская степь раскинулась широким хватом невидимой мозолистой руки, словно разбросав кругом белые шапочки кипы, носимые иудеями, создав великолепное чувство необъятного простора и духа свободы, которые так любили местные жители. Война, обрушившаяся где-то далеко на западе, словно и не побывала тут, в Агинских степях, а лишь заглянула в гости к крупным городам края, уничтожая их до основания, но относительно пощадив село. Хотя краевому центру досталось прилично, из почти трехсот тысяч человек столицы в живых осталось не более пяти тысяч выживших, которые разбрелись кто куда, находя новый кров и убежище. Они так бы и разбредались по краю и округе, если бы не новая беда, шедшая из тайги. В тайгу Даурии и Приграничье Амура теперь ход заказан и туда ходили только самые лютые охотники, закаленные в боях с разной нечестью. Были и глупцы, которые полагаясь лишь на одну свою отвагу и любопытство, без наличия должного опыта выживания в лесу, шли в таежные места, оставляя там свои кости и трупы на съедение зверям, которых до Последней Войны здесь не водилось. Если и были упоминания видоизменившихся путем радиационного облучения или просто эволюционной насмешки над человеком, возомнившим себя царем планеты, уничтожившего на ней жизнь, то скорее всего они являлись собранием мифов и легенд, гулявших среди доверчивого народа. Редко кто оставался в живых, заходя за Серую Сопку, с покрытыми седыми иглами сосен на берегах верховья Нерчи. А если он и выживал и на свою беду рассказывал свои приключения, то выставлял себя на посмешище в глазах темного не образованного люда. Однако в подступы тайги не переставали ходить, благо живности, еще не заходя в глубь лестного массива хватало с избытком для сельского человека, добывающего дичь, шедшую на чудесной выделки и выкройки меховые изделия и мясо. Как и в довоенные времена тайга кормила и одевала как простых людей, так и переживших танец Большой Войны в стране. Люди в деревне так и жили довольно таки мирной жизнью, как жили их предки до них, как живут они сами и как будут жить их дети.
  Но не только в тайге окруженные со всех сторон лесом жили забайкальцы. Тут в Агинских степях коренные народы бурятских родов, побросав оседлое жилье, боясь, что не сегодня так завтра в твой дом придет беда с неба, и уже ничто спасет тебя. Старые люди, чьи предки веками жили кочевой жизнью, пася свой скот в степи, так же вернулись к истокам, гоняя по полям отары баран и табуны лошадей. В степи действительно можно рождаться, спокойно жить, укрывшись от бомб и от людей, и со спокойствием умирать на пустынной земле, ничего не боясь. Но и в Большую Степь Агинского пришла беда, неся за собой нечисть и грязь, которую трудно описать простому человеку, наводившийся страх в коренных жителей Забайкалья. Сейчас, еще спокойно ни о чем не подозревая чабан, словно слезая с коня самого Угэдэя, все так же мирно принялся ставить юрту, готовить обед на огне и ждать спокойного дня.
  Поздняков Андрей Игоревич взирал на все великолепие припорошенные опустошенные сопки степи, широко расставив ноги и посасывал дефицитную для тех годов, еще фабричного производства и замечательного качества сигарету. И хотя сельские мужики и выращивали дикорастущий табак монгольского сорта, который курила львиная доля населения края, Андрей Игоревич покуривал высоко ценимые сигареты не потому что они были трофейными и найдены в кармане убитого в практически полном количестве. А потому, что он мог себе позволить попыхивать таким золотом, стоя посреди Агинских степей, наблюдая за окрестностями и из интереса смотрел, как чабан поставил к тому моменту юрту, зажег огонь, чему свидетельствовал дым, выходивший из отверстия на крыше и начал готовить бухлер. Последнего Андрей Игоревич не видел, к сожалению своего желудка, кормившегося одними быстро разогреваемыми полуфабрикатами сухих пайков и тушеным мясом. Хотя продуктов и вообще провизии в целом в палатке оставалось еще на неделю с небольшим, человек не военный, не познавший на своем опыте суровой романтики армейской жизни, давно бы уже завыл от однообразия пищи и ушел в деревню рубить головы курам, лишая единственного хозяйства бедных крестьян.
  Андрей Игоревич, докурив сигарету, все же пошел выполнять то, ради чего он вышел из палатки, а именно кормить ездовых собак объедками завтрака, жирно притравливая корм тушеной говядиной. Дюжина хаски тут же бросилась опустошать ящик из-под снарядов, приспособленный под собачью кормушку, и вылизывая до грязной пропитки древесины, бодро виляя хвостом принялась ласкаться у ног хозяина и запрыгивать ему на грудь передними лапами, высунув из довольной морды язык.
  - Так все прекращайте, - все же Андрей Игоревич немного поигрался как ребенок, но вскоре его терпению пришел конец, и он принялся расписывать тех, кого он приручил, специально целясь обшарпанным носком берца псам в под брюхо. Те жалобно повизгивая, слегка поджав хвосты, грустно и боязно озирались на внезапно изменившегося человека, повадки которого были не всегда понятны зверю. То он веселый, пахнущий резким, но потом приятным расслабляющим запахом, мог практически пол дня проваляться в снегу, играя как ненасытное дитя с собаками. То он сухо и без лишнего ребячества вываливал кастрюлю отходов, а потом дышал горьким противным воздухом, даже не погладив. Все же странный был этот человек, хоть и щедро кормивший, думалось вожакам упряжек.
  Накормив собак и удовлетворившись их ленивым, посапывающим видом и развалившимися своими тушами на снегу, Андрей Игоревич принялся проверять вязки ездовых, вбитые кольями в землю, заменил одну веревку у пытающегося освободиться прошлой ночью пса и начал еще раз перекладывать пожитки в санях, а вернее сказать все то, что могло пригодиться в сегодняшней безжалостной зимней степи. Сопки словно белым пухом облаков укрылись за предыдущую неделю пути.
  Расчехлив бинокль и сверяясь с картой и компасом, Андрей Игоревич, сделав какие-то пометки корявым почерком в тетради, все из того же любопытства стал наблюдать через увеличивающий фокус зрения прибор, за спокойной жизнь кочевого человека, живущего в степи. Чабан расхаживал в верблюжьем одеянии, ловко растопырив ноги, обутые в ичиги, напоил двумя ведрами талой воды коня и принялся кормить собаку. Здоровенная овчарка банхар, с расстояния в километр от места дислокации палатки, до поставленной юрты, в половину роста лошади, напоминал Андрею Игоревичу медвежонка. Бывший слесарь по специальности и собаковед по призванию, военный человек по роду деятельности с тоской наблюдая за повадками этой монгольской породы, четвероного друга коренного жителя Забайкалья, грустными глазами посмотрел на ленивых и довольных своей жизнью хаски. Харкнув в снег военный поправил белого цвета балаклаву, свернутого на макушке в простую шапку и вернулся в палатку.
  - Говорил же, что сегодня юрту поставит, - снимая берцы и массирующим движениями принявшись разминать затекшие ноги по причине неудобной обуви, сказал Андрей Игоревич, обращаясь к молчавшему у буржуйки истопнику, - К нему еще утром сыновья приезжали, на верблюдах, юрту привезли, да так по мелочи. Так что гоните товарищ майор косяк.
  - В Большом Городе отдам, с собой нету, - отозвался на проспоривший долг Сергей Олегович, старше капитана всего на год, который уже принялся раздеваться до трусов и оккупировав умывальник из пятилитровой бутылки и гвоздя с затычкой, занялся дезинфекцией тела, путем обработки того хозяйственным мылом. Начисто смыв с себя радиационную пыль (хотя уровень фона и не превышал допустимой нормы в 0,3 микрозиверта, что соответствует 30 микрорентгенам в час, то есть допустимому уровню облучения радиацией снега), Андрей Игоревич, насухо вытиравшись вафельным полотенцем, все так же в трусах и майке с камуфляжным рисунком, занялся мытьем посуды в мыльной воде, в которую он заблаговременно настругал стружку обмылка. Выскоблив начисто присохшую грязь и остатки еды, Андрей Игоревич, еще раз тщательно вымыл руки, но на этот раз уже дегтярным мылом и принялся скоблить щетину бритвенным станком со сменными лезвиями, перед чем обильно распаривал лицо горячей водой и покрыл пеной.
  - Когда выходим? - приводя в порядок растительность на скулах спросил Андрей Игоревич у своего начальника, доламывающего на тот момент здоровенный ящик из-под ракеты реактивного типа залпового огня "Град". Открыв дверцу самодельной печи буржуйки, от которой так и пылало жаром, по причине которого оба офицера без всякого стеснения щеголяли в одних трусах и резиновых армейского образца шлепках на босу ногу, Сергей Олегович забросил в огонь топки несколько чурбаков с гвоздями.
  - Брейся пока, потом оружие прочисти, и можешь спать, сегодня ночью выступаем. - сказал майор своему практически одногодке капитану и продолжил, - Только когда спать будешь, сильно не усердствуй, когда о бабах думаешь. Раздражает.
  Облученный приличной дозой радиации в районе седого иголками леса пушистых елей и сосен, очаровательного места Северной Тайги, Сергей Олегович, мало того, что, надышавшись пропитанным стронцием - 90 и цезием - 137 воздухом, у которых период полураспада примерно одинаков, получил рак легких и до рвоты не выносил, когда рядом находится табачный дым. Обильно пропитанный химией, майор к тому же лишился мужской силы, заработав импотенцию и став бесполезным для женского внимания.
  Расстелив на ящике-столе, перевернутым дном кверху, чисто выстиранную простынь Андрей Игоревич принялся поочередно, аккуратно и без лишней спешки стал разбирать свой АК-74м. Разобрав его практически до основания, чистоплотный Андрей Игоревич прочистил каждое отверстие специальными щетками в пенале, куда только мог добраться, вычищая грязь на стол. Протерев более грубые органы автомата, он принялся смазывать каждую задействованную при стрельбе деталь специальной жидкой ружейной смазкой, периодически проверяя на жесткость и мягкость хода бойка, взаимодействий спускового курка и пружины, а также прочих частей оружия. Удовлетворенный улучшенной версией своего трофейного АК-74м, Андрей Игоревич взялся за сборку автомата в обратном порядке, нацепив на него обвесы из прицела ПСО-1, подствольного гранатомета ГП-25 и глушителя ПБС на дуло. Еще больше радуясь проделанной работой и довольный собой Андрей Игоревич, не торопясь, но все же быстро собрался на выход, выйдя проверять лающих собак, а заодно покурить после кропотливой работы. В метрах десяти от палатки стоял на задних лапах толстенький и пухлый в суслик монгольских степей. Андрей Игоревич, сидя на корточках, все так же в одних трусах, но с накинутой на плечи белоснежной верней части комбинезона, с погоном на груди и замазанными белой краской звездами, наблюдал за до боли милым созданием. Сделав тяжелый вздох Андрей Игоревич докурил окурок и зайдя, подошел к собранному автомату, снял с предохранителя, передернул затвор, загнав тем самым патрон в патронник, вышел и стал высматривать в прицел свою жертву. Присев на колено, оперяясь ногой в снег, со слегка подрагивающей мышцами раненной в предплечье руки, обмотанной эластичным бинтом, Андрей Игоревич, прижав приклад оружия, выстрелил глухим хлопком, скорее напоминающий скрежет, наповал повалил зверька, находившегося уже в пятидесяти метрах от стояния.
  Зайдя в палатку, он положил тарбагана в чистую кастрюлю, за чем внимательно проследил наблюдающий Сергей Олегович.
  - Вот не можешь ты без этого, - бурчал майор, принявшись аккуратно разделывать, больше напоминающего перекормленного зайца, зверька, ловко орудуя армейским ножом с широким лезвием. Распотрошив тарбагана и выбросив потроха и голову в отдельную кастрюлю для отходов, Сергей Олегович стал беззаботно снимать шкуру, из которой он позже намеривался сделать чехлы для своей и капитанской фляги. Когда Сергей Олегович закончил с разделкой тушки, Андрей Игоревич вынес потроха собакам, как всегда довольным всем и вся, вернулся в который раз за утро в палатку и продолжил разбор и чистку поистине произведения концерна Калашникова, принадлежавшего майору. Самозарядный карабин "Сайга" МК-107/АК-15 с планкой типа Пикатини, для установки лежавшего рядом коллиматорного прицела и облегченное такой же новой разработки цевье, с установленной эргономической рукоятью, а также телескопический приклад с регулируемыми длиной и высотой, для Андрея Игоревича являлся настоящим сокровищем, мечтающего сходить, когда ни будь на большего зверя в Северную Тайгу или Восточную Даурию. Окончив разбор и прочистку с последовавшей далее тщательной промазкой "Сайги", а также сбора карабина, Андрей Игоревич изволил почивать на раскладной кровати, дочитывая предпоследнюю главу Книги Пяти колец в оригинале (на японском) и засунул крепким сном бойца.
  Сергей Олегович, уже промыв основательно окровавленное мясо, приступил к разрубам костей, хребта и ребер, после чего стал укладывать куски мяса комком в ведро с теплой водой, тем самым стал отмачивать его. По окончанию разделки, майор пришел к наведению порядка в помещении, гуляя с веником по деревянному настилу. Закончив уборку, Сергей Олегович еще раз проверил смазку и ходьбу затворов оружия, и недолго думая, принялся прочищать свой табельный "Glock-17" с установленным 2ПС и ЛЦУ "Клещ мини". Покончив со своим пистолетом, майор принялся за пистолет капитана, а именно ОЦ-27 "Бердыш" с установленным глушителем. Вздохнув, Сергей Олегович окинул взором, наведенный в расположении группы разведчиков порядок, разместившихся в двуместной брезентовой палатке, с самодельной печки буржуйки, сделанной из ржавой бочки, поставленной на выполненные в роли поддувала под дном продырявленной печи, жаростойкие белые кирпичи. Чистота стояла в расположении.
  Украдкой, пока спит капитан, майор вытащил из пачки одну сигарету, хотя заранее знал к чему приведет его затея. Прикурив самодельной зажигалкой, сделанной каким-то мастером из обоймы АПС, с мелкой гайкой и газовой автогенной горелкой на макушке, Сергей Олегович прижег горячим воздухом сигарету и легонько затянулся. После половины, выкуренной не в затяг сигаретки, майор почувствовал, что ему не хорошо и с пробивающимся кашлем он бросился в отхожую где сего обильно прорвало, прополоскав горло и рот остатками завтрака, после чего он выбросил тут же окурок.
  - Покурил бляха муха, - выругавшись подытожил майор, заходя в палатку принявшись за готовку обеда.
  Андрей, еще молодой красивый белобрысый парень, с еще не пробившимися волосками на лице, лихо косил сочную, покрытую блестящей росой траву зеленку, пахнувшую запахом степных трав. Вот уже тетя Тамара зовет мужиков с работы обедать и вот он стол, уставленный алюминиевыми тарелками со свежими, парящимися щами, банкой сметаны, разлитым по стаканам крепким беленым молоком чай, черным хлебом, разрезанный по-деревенски и зелень с репчатым луком. Мясо на столе было редкостью. Мухи и пауты в миг осадили обеденный стол, а люди, уставшие после тяжкого утреннего сенокоса, лениво отгоняли настырных насекомых, изредка вылавливая их в супе или стаканах. Но обед дело хорошее, а курево у мужиков это святое, особенно после сытной обедни. Кругом стояла благодать лета.
  - Капитан Поздняков, подъем! - шутливо скомандовал майор, - Форма одежды свободная, обед готов.
  На импровизированном столе, сколоченном из остатков ящиков, разнося по палатке фееричный аромат, стояли два блюда в пластиковых одноразовых тарелочках. Гречневая каша с подливом из томатного соуса с обваренными умелой рукой повара заботливого Сергея Олеговича лапками тарбагана и покрытое все это зеленым горошком, в миг оказались во рту Андрея Игоревича. На полу стояли две разорванных коробки армейских сухих пайков, добытые ими на каких-то забытых в развалинах на складах бывшей столицы Забайкальского края.
  Пообедав, как и полагается, капитан вышел еще раз покурить, но на этот раз с автоматом на шее, осмотрел в оптику прицела окрестности и обнаружив пустую юрту чабана, а вдалеке пасущееся стадо с самим пастухом, Андрей Игоревич, облегченно выдохнув, вернулся в палатку и начал колдовать над военного образца картой. Контрольный раз свершившись с заметками он радостно пошел кормить собак обедом.
  - Сутки ходу, не больше, - отрапортовал по возвращению Андрей Игоревич майору, лежавшему на своей сетчатой кровати читающего местную тонкую газетенку краевых новостей и событий, состоявших зачастую из сухих криминальных сводок.
  
  Глава II.
  Егор Николаевич, в селе более известный как просто дед Егор, встал сегодня действительно рано, не позднее семи часов и успел уже истопить русскую печь, приготовить еду из скромной овощной пищи, и от нечего занялся штопаньем валенок внука. Всю жизнь прожив в этом доме, сразу после того как вернулся из Афганистана, дед Егор вырастил в нем сына Колю, успевшего повоевать в обеих чеченских компаниях на Кавказе, и после относительно не долгого его хождения по земле, а именно тридцать семь лет, схоронил его. Жена Николая тут же вышла за кого-то замуж и уехала на запад, бросив внучка Данилу еще до Войны. Позднее на покой ушла и супруга Ефросинья. Так и зажил дед хотя и был овдовевший, но тихой и мирной жизнью счастливого старика, находивший свою отраду во внуке.
  Практически сразу после похорон жены Ефросиньи, Егор Николаевич водрузил на свои уже дряхлые и сухие плечи все хозяйство, состоявшее из небольшого огорода с грядками. Засыпанная снегом земля не давала покоя старику, с детства приученному к ручному труду, и в зимнее время находясь в тоске и не зная, чем себя занять, дед занимался мелкими делами по дому. Починив подошву проходившегося валенка, Егор Николаевич внимательно осмотрел второй обувок. Приняв решение, что левый валенок в порядке и не нуждается в ремонте, Егор Николаевич поставил обувь осиротевшего, похоронив еще когда был мальчишкой, отца алкоголика, и потеряв без вести мать, пропавшую сразу же после похорон мужа и отца, внука Данилы. Сняв очки с носа, дед Егор принялся набивать крепким самосадом монгольского происхождения табаком свою деревянную трубку, с пометками в виде прожженных точек по краям, в знак побежденных противников в одном из боев в ущелье Центральной Азиатской Республики Афганистан.
  Сладко покуривая горьким дымком, Егор Николаевич не заметил, как стал дремать, а вскоре вовсе уснул так и сидя на стуле, выронив изо рта курительную трубку. Так спавший дедуля, мило похрапывая во сне не сразу разобравшись в чем дело, проснулся от звука дребезжащего стекла в раме и поднял трубку с высыпавшимся на ковер жженым табаком. Стучались со стороны палисадника.
  - Кого еще там лещий принес в такую рань? - недовольный просыпанным мусором на полу бурчал дед, -Может Данилка с солонцов вернулся? Да тот бы через ограду перелез и сам бы калитку открыл. Да и раньше пятницы он не заявится. Это что получается после завтра? - разговаривая сам с собой Егор Николаевич глянул на обрывной календарь местной типографии, висевший на стене.
  - Да иду я, - пропихивая больные ноги в валенки и одевая старый тулуп пробурчал дед, выходя в сени. Со стороны ворот слышался собачий лай и повизгивание. Проспавший петух мигом встрепенулся и прогорланил свое фирменное, разбудил дремавших наседок, которых в курятнике насчитывалось около дюжины. На звуки петуха незваные псы еще больше залились лаем, но так как до деревни было добрых три километра, а изба и участок находились в чистом поле, лай был просто бесполезным звуком, раздражавший людей у ворот.
  Все же Забайкальский хутор не похож на Донские хутора. Большая и красивая изба, покрытая оливковой краской на стенах, украшенная резными ставнями и натянувшая на свою макушку серый шифер, простой деревянный дом, нежно греющийся в лучах алой зари. Непосвященному человеку могло даже показаться, что дом и хозяйство, огороженные ровным штакетником и жердями в огороде, был оставлен исчезнувшей деревней. Словно вся деревня, переселившись на другое место забыла один дом. Но он тут стоял не спроста.
  - Ну кто там, Данилка ты что ли? - открывая ворота с железным засовом отворяя калику спросил Егор Николаевич. У ворот стояли две одинаковые мужские фигуры, облачение в белые зимние комбинезоны, которые до войны предпочитали носить разведчики спецслужб. Безликие лица обоих военных были спрятаны под масками балакалвами, такого же белоснежного цвета, сливающегося с горизонтом.
  Кое-как разглядев на фальшпагонах белые звезды майора и капитана, Егор Николаевич понял, что перед ним люди серьезные.
  - Семенов Егор Николаевич? - обратился к старику майор, заглядывая на оттиск советского образца военного билета, сверил с какой-то пожелтевшей от времени бумагой песчаного цвета, на которой были нанесены прописной текст, а также синяя круглая печать в виде окантованного национального орнамента "Хатар Угаза" и расположившимся по краям рисунка гор с восходящим солнцем, с золотой пшеницей (на печати этого не видно), обвитой с четырьмя с каждый стороны белыми (по числу бурятских родов) белой национальной лентой. Андрей Николаевич тем временем был занят тем, что привязывал загнанных до вылетающего из груди сердца собак к изгороди палисадника.
  - Да он самый. А вы ребята собственно кто будете? - полюбопытствовал дед Егор, уже почувствовав нотки страха. Каким-то инстинктивным чутьем, а может даже мудростью, которой славился дед в здешних местах, старик понимал, что пришли к нему не из местной округи, а что приехали издалека, причем на собаках, и что дело к Егору Николаевичу у них действительно серьезное.
  - Отец пусти нас в избу, мы свои - демонстрационным видом с повисшим на шее автоматом произнес Андрей Николаевич. Майор тем временем еще раз пересмотрел карту довоенных лет, сверился с координатами на документе и со спокойной душой удовлетворенно выдохнул.
  - Точно тут. Батя, пусти по-хорошему, свои мы, с Агинских степей мы, - упаковывая бумаги в полевую сумку сказал Сергей Олегович, -Пусти батя в дом, мы с дороги голодные как черти.
  - Так бы и сказали сразу, что агинчане, со степей. Это что же вы на собаках да на лыжах сюда прямо добирались? - уже более спокойно заговорил дед Егор.
  - Вообще то мы из Внутренней Монголии, почти месяц по степям ползаем, все тебя отец ищем, -проходя в сени проговорился капитан, на что Сергей Олегович покрутил пальцем у веска, словно намекая или донося мысль Андрею Игоревичу. Уже довольно плохо слышавший Егор Николаевич так и не расслышал последнюю фразу, поплелся хрустя валенками по снегу, за своими довольно таки наглыми незваными гостями, которых дед не в силах был прогнать.
  - Чудна у меня форма сынки, - приготавливая завтрак разливая подобие борща по тарелкам (все-таки старость брала свое, и изысканных вкусностей в доме давно не видели, довольствовавшись бурдой из овощей), любезно произнес Егор Николаевич. Офицеры, усевшись за стол в большем зале, принялись стучать ложками, при этом успевая закусывать ржаным хлебом с отрубями, который дед, иногда замочив в квасе собственного производства и сушил, позже похрустевшая вкусными сухарями с крепким чаем. Еще в сенях снявшие, как и положено при входе в дом, головные уборы, раздетые, в одних белых кителях военные набрасывались на простую деревенскую еду, скромную, но сытную.
  - Может еще добавки? - поинтересовался дед Егор, видя здоровый аппетит мужиков, годившихся ему в сыновья. Он на мгновенье даже вспомнил покойного сына, пришедшего с войны контуженым и найдя свою кончину на дне бутылки.
  - Нет, нет, спасибо отец, - практически в один голос произнесли обедавшие мужчины, иногда поглядывая на скудную обстановку в избе. Напротив, стола, у стены украшенной красивым ковром с таежным сюжетом в виде рисунка охоты, стояла кровать супруги Егора Николаевича. Впереди подпирая печку находилась кровать самого деда Егора. Обе кровати были заправлены красивыми покрывалами зеленого цвета с чудными узорами. По праву руку от майора, так же возле стены между окон, выходивших во двор расположился диван Данилы, заправленный по военному аскетичным синим одеялом с полосами у края и подровненной табуретом подушкой. Позади сидевших офицеров был расположен трельяж для посуды, уставленный изысканными образцами редкостей. В красном углу, по леву сторону от печи и входа, стояли икона Богородицы с младенцем Христом, образ Спасителя с заповедями в руке, и лик Николая Чудотворца. Правый угол занимала массивная советская радиола, которая давно не ловила ни одну радиостанцию, несмотря на все тщетные попытки Данилы услышать людей из других городов. Иногда выход в мир все же происходил, когда ловились обрывки шипения переговоров местных военных на УКВ, но чаще всего приемник использовали как проигрыватель, особенно в тихие, одиночные зимние вечера, слушая музыку как времен расцвета СССР, так и периода упадка и развала могущественной страны. Последние пластинки, времен перестройки, особенно любил и бережно хранил Данила.
  Осмотрев комнату, зорким взглядом снайпера, Андрей Игоревич обратился к старику.
  - Так значит один ты живешь отец? - с позволения деда Егора закурил и продолжил капитан, -Ни жены, ни детей, ни родных?
  Старик относивший посуду на кухню, в то время, когда майор сидя на Даниловом диване принялся рассматривать его сокровенные виниловые записи 1980-1990 х годов, спрятавший с дыма, а дед Егор погрустнел.
  - Сына уже пятнадцать лет как нету. Пришел он с Чечни больной на всю голову. Контуженый. Бывало ночью соскочит с кровати, хватает Данилку, внучка моего, еще совсем ребенка, малым, когда тот еще был, и в окно кидается. Два раза так бегал от духов, как он сам мне говорил. Потом мы с ним рамы вставляли, по весне получается это было тогда. Невестка моя не выдержала собралась и уехала на запад, вроде бы за муж вышла, не помню. Еще до бомб было. А Данилка на мне да бабке остались, от Коли вообще практически никакого воспитания и заботы парень не видел. Бил его часто. Благо еще парнишка смышленый да уж слишком умный, в меня видать пошел, -усаживаясь за чисто убранный стол дед Егор, заливаясь гордостью за внука продолжил, -Ему же всего десяток годков было, когда отца его схоронили, а тот спился в смерть из-за нервов. Да и старуха моя тоже уже почти три года как померла. Так что вдвоем мы остались с Данилой. Он сейчас на солонцах, охотится.
  - Уж не на Седую ли Сопку пошел? - заискивая спросил любитель послушать рассказы простых людей Андрей Игоревич, облокотившись на руку, внимательно смотря на старика.
  - Да какое там, - вытряхивая прогоревший пепел и вычищая трубку, а затем набивая ее свежим самосадом отмахнулся дед Егор, -Я ему строго настрого наказал в грязный лес не ходить, за белые бурятские ленты он у меня не заходит. Шаманы же там весь лес считают святым местом, вот и обвязали все окрестности лентами, так сказать пометили все сорок квадратных километров по кругу. Видимо забросили туда что то, от чего аж весь сосняк побелел иглами, а дальше седого леса вообще страшно заходить.
  - Старого Хозяина видел, а отец? - развешивая уши, падкий на деревенские байки допытывался Андрей Игоревич.
  - Видел один раз, да рассказывать не буду, у мужиков в селе соседнем спросите, - уже пыхтя трубкой, отуманенный дымом произнес дед Егор, -Это еще благо нынче снега в тайге много будет. Спать Хозяину в теплой берлоге. Уже небось нагулял да поднабрал жирку за весну да лето. Может Данилка в этот раз углядит где его.
  - А когда говоришь он придет? - неожиданно сменив тему, успев вернуться за стол и похлебать крепкого черного чаю, спросил Сергей Олегович.
  - Он не раньше завтрашнего дня явится. Сынки, если вы к нему пришли, тогда оставайтесь. Кровати есть, переночуете. Куда вам идти то сейчас, да по снегу в буран? В Большей Город, и то вас с вашим мундиром туда вряд ли пустят.
  - Отец, ты случаем не в разведке в Афганистане служил? - улыбнулся Андрей Игоревич, поглядывая добрым взглядом на старика.
  - Да какое там. Под Кандагаром по ущельям прыгал, ну да хватит с меня. Ладно мужики, заболтался я чего-то. Скажите лучше сынки, зачем к старику пожаловали?
  - Не можем пока сказать батя. Найдем расскажем, не найдем, ну извиняй тогда, - ответил майор и продолжил, - У тебя батя подпол или погреб под картошку имеется?
  - Так вон он, справа от тебя сынок. Ковер откинь и крышка будет, сразу увидишь. Так вам может картошки набрать сынки?
  - Поздняков неси инструменты, - не обращая на вопрос старика, открыв крышку подполья и спустившись по широкой лестнице из-под пола скомандовал Сергей Олегович, и начав расчищать земляной пол от усыпанного картофеля продолжил, -Батя, а ты завалинку в доме менял? Ремонт там основательный, полы стелил или что-то такое?
  - Да нет сынок, как дом у Витьки Шишмарева купил, так и стоит изба. Белить бы надо бы в этом году. Вот Данилке говорил, пусть из тайги приедет да за побелку возьмется.
  - Серега, ты что этим землю долбить собрался? - разочарованно показывая майору саперные лопатки пробубнил Андрей Игоревич, с уже одетым и включенным шахтерским фонарем на лбу и подал керосиновую лампу "летучая мышь".
  - Батя, у тебя лопаты простой штыковой или лучше ломика не найдется?
  - Найдется, - ответил дед Егор, так и сидевший в валенках и овечьем жилете, по верх вязанного собственноручно коричневого свитера, и выйдя в сени отправился в кладовую на поиски инструментов. Вернувшись, неся в руках лопату и восьмигранный удобный ломим. Егор Николаевич включил свет в зале, так что находившаяся прямо над подпольем лампа накаливания с нацепленным плафоном, в миг осветила рабочих, отбрасывающих землю прямо на картофель.
  - Ребята, на картошку то зачем? - застонал старче, схватившись за сердце, укладывая на пол под руку майора инструменты.
  - Не ворчи ты батя, -взяв в руки штыковую лопату и свесив руки на полу майор продолжил, смотря пронзающими глазами в лицо старика, - У нас же все данные на тебя имеются, на службу, где до этого жил, работал, учился. Так что батя, лучше нам сам скажи находил в подполье что или нет? Ты же батя прожил тут почти сорок лет и не знаешь на чем дом стоит, хм, м-да, -и не дожидаясь ответа на провокационный и интригующий с имеющейся долей страха вопрос майор стал бодрее отгребать землю, все же бросая ее на этот раз в сторону от осеннего урожая, заполнявшего погреб.
  Старик ничего не ответил, молча уйдя на кухню, достал из вязаных ивовых ветвей корзины спицы с крючком и принялся довязывать носки внуку, не обращая внимания на хозяйничавших в подполье военных, хотя и слышал их постукивание по земле. Как вдруг послышался гулкий стук лопаты о массивный кусок металла. За ним последовал скрип открывающегося люка ведшего на лестницу шахты пусковой установки баллистической установки Р-17. Внутри располагалась бронированная комната с массивным рулевым засовом с дверью на груди. За ней был расположен центральный пульт управления ракетами. В центре стояло кресло оператора установки, покрытое клеенчатой пленкой, хотя ключа запуска в замке само собой не было.
  - Доставай свою открывалку, - скомандовал майор Андрею Игоревичу, который являясь славным медвежатником и мастером вскрытия замков, постоянно имел при себе отмычки, открывающие любые двери, практически любого замкнутого помещения, которое в скором предстояло разграбить. Мародерством в Забайкалье тогда занимались многие, но зачастую обчищали военные склады, базы хранения хозяйственных товаров (одежда, посуда, инструменты и прочие мелочи). Брали все что не было прибито, в хозяйстве все годилось. Но в дом к простым деревенским не лезли, по двум причинам: во-первых, брать у самих то людей было особенно нечего, а во-вторых, незваных гостей могли встретить как пуля СВТ-40, в обиходе "Светлана", или той же "Берданки", так и дробь вертикального двуствольного ружья ТОЗ-34. Присматривали в основном брошенные места.
  Найденный исправный пульт управления ракетами для военных авантюристов, по сравнению с предыдущими находками для искателей, как таких окрестили в народе, был настоящим Клондайком на берегу Юкона, который был по праву щедрым для североамериканских охотников за приключениями.
  - Я пока генераторы проверю, - начав возиться с массивными тушками инверторных генераторов сказал Сергей Олегович. Топливо слито.
  - Бляха муха! - выругался майор, пока Андрей Игоревич, тонкой работой, словно хирург прощупывающий нерв, боясь запустить ракету, хотя электричества и не было в проводах, и уверенность в том, что установка вообще работает таяла, пытался вставить самодельные отмычки в замок и провернуть его.
  Выскочив из подпола, едва не сбив деда Егора, уже вовсю сладко посапывающего со спицами в руках, майор, раздетый выбежал в пятнадцатиградусный мороз. Перерыв кверху дном пожитки в обоих санях, попутно дав по морде одному псу укусившему его за ногу, Сергей Олегович кое-как нашел канистру с десяти литрами АИ-92-го бензина. Холодная рукоять канистры обжигала льдом пальцы. Закрывая дверь в прихожую, Сергей Олегович в два шага пересек кухню и бросился греть замерзшую ладонь у печи. От всего произошедшего дед Егор встрепенулся воробьем и продрав глаза от спячки и зевая, пугливым голосом спросил.
  -Ну что нашли что искали?
  -Да батя нашли, сейчас запускать будем, -вежливо, разразившись откровенностью. чего никогда не наблюдалось за Сергеем Олеговичем, сказал майор, крикнув последние слова в зал целясь голосом в подполье.
  -Андрюха, на как там у тебя?
  -Готово! -отозвался голос капитана из-под пола, создавший импровизированный ключ из двух отмычек, воткнутых в замок и обмотанных синей изоляционной лентой ПВХ.
  - Что нашли то сынки?
  - Ракеты батя нашли, ракеты.
  
   Глава III.
  Капли талого снега проникали сквозь крошечную дырку пропитанного влагой брезента, падая на шахматную доску и разбиваясь мелкими брызгами, задевая играющих. Отполированная древесина игровой, с черно-белыми квадратами доски ярко блестела на солнце. Фигуры Стаунтона были строгими и простыми, какие только можно раздобыть. А вот окантовка самой доски по краям было выполнена в чудесном тибетском мотиве. Приближался эндшпиль. Ходили черные.
  Смуглый тунгус, облаченный в зимнюю куртку с роскошным меховым капюшоном, хвостом лисицы лежавший на плечах, сверху был к тому же была покрыта разгрузочным жилетом, с красующимся на груди фонарем с ручной динамо зарядкой, а также битком набитыми, всем что только может пригодиться в походе, карманами разгрузки. Поясной ремень был обтянут гордым патронажем с заряженными в него патронами калибра 12х70 мм картечи, а также с болтающимся на левом боку широким охотничьем ножом, который говорил о суровом нраве его владельца. Позади стояла, упираясь стволом во вбитый столб растягивающий брезент, усовершенствованная и модернизированная ТОЗ-34, измененная до такой степени, что кучность стрельбы, а также меткость попадания снарядов были лучше, да и отдача, которой практически не было, скорее напоминала отброс как у АК-74. Рядом с ружьем, у ног, лежал здоровенный походный рюкзак, перевязанный и перетянутый, как только можно, увенчанный на вершине сумки настилом для еды. Тут же покоился баул со спальным мешком. Тунгус пальцем левой руки поправил черное пенсне.
  - Зря ты так говоришь про них, - продолжал говорить на бурятском языке игрок черными шахматами, бросив взгляд на стоявший неподалеку автомобильный парк, личный состав которого был занят тем, что покрывал автотранспорт краской, украшая кабины и кузова монгольскими и бурятскими национальным орнаментом, создавая действительно произведение искусства. Войны буряты, все как один разодетые в синие камуфляжи отрядов ОМОНа, а также черные одежды прочих спецслужб, форма которых распределялась по кастовой системе, ловко размахивая баллончиками краски разрисовывали как легковые, так и грузовые транспортные судна, под звуки и песни национальных ритмов, доносимых из кассетного магнитофона, с присоединенным к нему здоровенными сабвуферами, не замечали ни разговора шахматистов, ни их сами, с головой уйдя в творчество.
  - Может это им боевой дух придает. Веру в себя, - продолжил тунгусский охотник, едва не сходив конем, но быстро опомнился и убрал руку, так и не притронувшись к фигуре.
  - Секрет существования в том, чтобы не ведать страха, - ответил игрок белыми шахматами. Покрытый дряблым нарядом рипстопного черного костюма войск специального назначения с налокотниками и наколенниками на частях тела, мужчина с бурым непальским цветом лица, а также завязанным на затылке хвостом волосами смолью блестевших на свету, с невозмутимостью монаха, покоясь и для просвещения беспрерывно наблюдал с жаждой интереса, как из бокового кармана рюкзака охотника, набитого мхом, травой и листьями, вылезла ящурка, размером с безымянный палец. Ящурка, сначала понежившись на ласковом солнце, потом ловко взобралась на стол, посмотрела на деревянные разложенные срубленные игроками шахматные фигуры, и осознав, что опасности они не представляют, да и вкус у них не съедобный, очутилась на тыльной стороне ладони своего хозяина. Охотник тунгус равнодушно отнесся к вольности своего друга рептилии. Та же, без лишних колебаний, обвиваясь вокруг руки, забралась под шерстяной воротник, улегшись на плече охотника и укутавшись в ворсе уснула. Монах с доброй улыбкой пронаблюдавши милые движения зверька, принялся проверять тетиву и ее степень натяжения на своем блочном луке.
  - Хороший ты человек, если ящерку приручил, однако есть и добрее люди, но если ты плохой человек, то знай, по миру до сих пор ходят более злые люди, - сказал буддист своими мудрыми монашескими мыслями, но внезапно резко сменил тему, осекаясь на охотника. Тот словно обиженно посмотрел на друга, пришедшего из Тибета, через весь Китай и Внутреннюю Монголию, сюда в Забайкальские степи, по всей вероятности, ища мудрости Будды тут. Хотя есть еще две причины, по которым отправился в такое далекое странствие: либо он кого-то преследовал на своем пути, либо же от кого-то убегал, прячась в глуши Забайкалья северной страны и потратив несколько лет на этот гигантский марш-бросок.
  - Это святой зверь, его не надо трогать, зачем ты на Старого Хозяина собрался идти, на Большей Север, за Дорогу? - спросил монах и достав буддистские четки принялся их перебирать.
  - Я хотел... - внезапно остановился охотник, наблюдая яркую красноватую-оранжевую полосу на горизонте в небе оставленную баллистической ракетой. Тунгус быстро извлек из рюкзака половину разобранного или даже скорее всего сломанного кем то, бинокля советского образца Б-13 "Беркут". Не закрывая левого глаза, а к правому приложив дальномер, охотник принялся определять на глаз траекторию и предположительное место падения ракеты. В это самое время, опустевший автомобильный парк, где и сидели за столом с брезентовой крышей игроки, образовалась тишина и звуки нажевывающий магнитофоном ленты кассеты, которые резко сменились ревом сирены. Гудела тревога. Как и охотник, монах хладнокровно переглянулся через плечо, и все так же невозмутимо вернулся к игре.
  - В километрах сорока отсюда падать будет. В Агинские степи целит. Со стороны Большего Города летит. Зачем им сейчас сориться с бурятами? Столько веков мирно и дружно жили, столько поколений семей, смешанных было, дети общий были, а тут такое. Да уж, - выговорился охотник, переходя на ругательства тунгусского языка, убирая назад в свой рюкзак оптический прибор.
   - Если человек сдержан, он не сближается с другим, если цветок сдержан, он не расцветает с приходом весны. Иначе вчерашний друг сегодня станет врагом, а в вчерашний цветок сегодня пеплом.
  - Да уж, отчаливать надо, - пожав руку на прощание буддисту, охотник забросил на спину походный рюкзак и повесив на плече ружье дулом вниз. Тунгус свистнул дежурному по автопарку, выглядывающему из-под колес "КамАЗа" на полет ракеты, в то же время, когда остальной личной состав побросав все и по приказу старшего по званию лежал, уткнувшись лицом в талой грязи.
  - Фьють! Командир, она в Агинские степи летит, приказывай пусть бойцы со снега поднимаются, еще переболеют все.
  - Бойцы вольно! В расположение на построение на центральном проходе бегом марш! - скомандовал бурят в звании старшего лейтенанта автомобильных войск края.
  Данила вернулся с охоты домой, как и было оговорено с дедом, на следующий день ближе к обеду. Полностью открыв ворота, он закатил в ограду отцовский "Урал", в люльке которого, а если быть точнее в деревянном коробе, лежала туша убитого изюбра, покрытая брезентовой тканью и обвязанная веревками. Поставив мотоцикл в гараж, где так же мирно отдыхал хранившийся там хороший и легкий "Минск", на котором уж больно любил парень полихачить в деревне, Данила вытащил трофей и аккуратно положил его на снег. Покричав деда Егор и не дождавшись ответа Данила сам отправился в избу.
  "Спит, наверное, старый", - подумал Данила, вытирая ноги о коврик на крыльце.
  - Деда! - крикнул Данила на весь дом в ужасе. Перед ним действительно предстала страшная картина. Егор Николаевич лежал ничком, уткнувшись в окровавленный стол, слегка повернув лицо на бок. Изо рта текла уже засыхавшая струйка крови. На груди деда Егора было здоровенное пятно бурого цвета. Данила не сразу сообразил в чем это он был одет, ибо китель с боевыми медалями и Героем, а также погонами лейтенанта, он видел еще давно, когда дед показывал его, только что осиротевшему, еще совсем мальчишке внучку, и говорил о какой-то странной войне в каком-то далеком Афганистане. Тогда он не придал особого значения форме, да и сейчас было не понятно для чего он вырядился.
   Самоубийство? Конечно другого человека смерть спившегося психически больного сына, а также кончина жены могли бы свести в могилу, но только не сибиряка и уже тем более не забайкальца. Народ проживающий здесь, постоянно терпя невзгоды и лишения разной формы проявления, на протяжении поколений закалял твердость духа и характера. Поэтому для Забайкалья Большая Война не была большим потрясением.
  Геополитика края сложилась таким образом, что он был разделен на три субъекта по водоемам, впадающим в определенные природные водные бассейны, а именно Прибайкалье на западе, с реками Даурии впадающими в священное озеро Байкал, регионом с притоками реки Лена на территории Севера края, районом довольно таки спокойно перенесшим танец апокалипсиса без особых происшествий, за исключением голеца Чингикана, покрытого седым лесом, которой так и прозвали в народе - Седая Сопка. Был еще и третий регион, с центром, расположенным прямо в сердце края, и прозвали его Большим Городом со своей цитаделью ракушкой, в которой он спал. Вокруг Города разбросаны были префектуры городков и поселков, а сама же новая столица края, вела обширную торговлю со всеми, с каждым годом все больше обрастая жирком. Формально всем краем руководило правительство Большего Города, но по факту за пределами своего панциря горожане и не ведали что происходит.
  Обходились обрывками новостей караванщиков, возивших на гражданских и армейских модификациях "КамАЗов" и "Уралов" строительные материалы со всего края, а также мясо тайги, крупнорогатого скота и простой домашней животины, и деликатесного байкальского омуля. Последний считался чуть ли не царской рыбой. Каждый частный торговец, везущий в Город товар, к примеру, как собирался сделать Данила, должен купить торговую лицензию с определенным сроком действия, а также специальный пропуск. Оба документа оплачивались заранее и по усмотрению торговца, на различное количество дней, в рамках которых он мог спокойно передвигаться по территории Большего Города. К тому же лицензия вскоре окупалась. Но уж если иногородний изволил стать гражданином Большего Города, то ему следует получить паспорт нового образца, а также обязательное устройство на работу, либо же на службу по контракту в войска края. Нахлебников не особо то жаловали в Городе. Данила тоже на днях сделал паспорт, нашел жилой угол на восточной окраине города, в палаточном городке, с высоты птичьего полетам напоминающего коралловый нарост, и даже переселился туда с женой и приемной сыном, а потом отправился в Северную тайгу за добычей.
  "Да какая же сука это сделала?" - не в силах сделать и шага окаменевший подобно монументу греческих мифов памятником стоял и думал Данила. В избе все находилось на том же самом месте, по крайней мере особых следов кражи не наблюдалось. Вокруг мертвого тела деда Егора образовалось сборище мух, оттаявшие от тепла печи и пожаловавшие на трупный смрад.
  Данила бесчувственно, с каким-то безучастием к окружающему, градом лил слезы из глаз, даже не изменяясь в лице. Пыл и горечь потери пропали, заменив в нитях сознания и разума на одну мысль о расплате и мести за покойного.
  "Надо Димку с Шурой звать, пусть разбираются" - размышлял Данила и выскочив в ограду, бросился к дедовскому "Минску", в миг оседлал мотоцикл и рванул в сторону села так и не закрывши отворенные на распашку ворота.
  Распугав деревенских собак, в миг начавших лающую перекличку, Данила ловко маневрировал, скользя на поворотах по скользкому снегу. Поворачивая в разные стороны и проезжая крошечные улочки и переулки, парень промчался к центру деревни к зданию поселковой администрации, где располагалось рабочее место участкового. Бросив в ответ нелицеприятную фразу помощнице председателя, на слова о том, что Дмитрия, старшего лейтенанта поселковой милиции, нету на месте, Данила вышел из здания, закурил, и поехал с уже более спокойной скоростью, держа зубами папиросу.
  - Димка, открывай! - крикнул своему другу и по совместительству однокласснику Данила. Когда во дворе залаяла собака, в окне тепляка показалась мужская фигура в тельняшке. Чуть позже фигура вышла, поправила накинутую на плечи фуфайку, и стоя в одних семейных трусах и валенках на босу ногу, принялась курить.
  - Здоров Данила, ты чего как кипятком ошпаренный, опять накуролесил спьяну? - зевая спросил Дмитрий, принявшись растирать лицо мокрым снегом.
  - Деда убили Димка. Прихожу, а он там лежит мертвый. Я же только что с тайги вернулся, вот может час назад. Захожу в избу, а там смрад и такая вот картина.
  - А точно убили то? - все также не в силах прогнать сон, манящий после ночного дежурства в Большом Городе, из-за какой-то чрезвычайной ситуации, по причине которой там был введен комендантский час, продолжал допрос Дмитрий. Людей в Городе не хватало, а за порядком следить надо круглосуточно, вот и послали городские власти самоуправления клич по округе, что якобы беспорядки там происходят среди местного населения и военными. Но на самом деле ничего такого не было, а смутное представление о реалиях не сообщалось подчиненным низшего ранга никто не рассказывал, в том числе и Дмитрию, который и сам не вдаваясь в глубокие подробности отдежурил патрульную службу, а под утро махнул в село отсыпаться.
  - Димка, там говорю же, крови как будто теленка только что закололи, - упорствовал Данила, - Да и карабин был у меня в тайге. Застрелиться он не мог.
  - Может ножом? - следственно предположил участковый докуривая окурок самокрутки, на что Данила молча пожал плечами.
  - Ладно, в общем это все на месте надо смотреть, все описать, как по делу. Ты вот что, пулей сейчас лети к Шурке, она может быть дома, хотя может и в поликлинике. А я в контору за протоколами и документами. Езжай в общем, а попозже подъеду, добро?
  - Добро, - вскочив на мотоцикл ответил Данила.
  Куприянов Дмитрий Львович по своему складу характеру был человеком рассудительным, старался рассмотреть ситуации со всех сторон, дабы найти истинное положение случившегося. Практически всегда ему приходилось выполнять роль третейского судьи. Еще в школьные годы, в те времена, когда Данила при первой же возможности или малейшем оскорблении лез в драку, ломая стулья о головы, Дмитрий же всячески старался избегать конфликтов грамотно и правильно рассуждая о каждом действии или высказанном слове провокаторов и как к ним относятся разные люди в местах не столь отдаленных. С юных лет он уже знал практически все общие блатные понятия и правила на зоне (отец работал надзирателем в тюрьме ?1 в Большем Городе) и расставляя все по полочкам и правилам, каждому при этом разжевывая и донося что и как. Так он завоевал уважение в школе. После совершеннолетия и пяти лет контрактной службы в войсках края (срочную службу после Войны отменили) на границе с Великой Монголией, он ушел из армии, перейдя на тихую работу участковым в селе. Не только тихую, но и скучную, ведь заменив романтику армейской жизни на постоянные серые будни с обходами хулиганов и буйствующих по селу, содержащихся под домашним арестом (домашний арест был согласован с руководством Большего Города, по причине отсутствия камер предварительно содержания) и постоянными рапортами в городское управление внутренних дел, заводило тоску в молодом парне.
  Когда Данила с сельским доктором Александрой Владимировной, так же его подругой и тоже одноклассницей, приехали к дому, у неумело закрытых ворот уже стоял черный милицейский раритетный "Урал", а сам Дмитрий уже вовсю осматривал и описывал обстановку в зале.
  - Ну как тут у тебя? - все же с какой-то ноткой или искрой желания, что дело не глухое, и что следствие разобравшись со всем найдет преступников и их ждет кара закона, спросил с порога Данила.
  - Да как тут у меня. Глухарь тут у меня, само собой, - ответил Дмитрий, поглядывавший на Александру, которая тем временем осматривала покойного, - Дед жил у черта на рогах, ни соседей, ни собаки, ни даже курицы в доме не было. Так что единственный свидетель выходит ты Данила.
  -Я? - выпучивая глаза удивился Данила, - Мне то зачем было убивать?
  - Да не убийца ты, а свидетель, дурочек, то есть обнаружил деда ты, - растолковал Дмитрий.
  - Так парни, - перебила их Александра, - Дед со вчерашнего так уже лежит. Да и стреляли в него по-видимому из мелкого калибра. Целились в сердце, а попали в легкое, или скорее всего артерию задели, вот кровью дед наш и изошел. Так бы приехал ты вчера мог бы даже спасти, тут перевязка нужна была. А его видимо стрельнули, да так и бросили тут. Стреляли то от сюда, либо за одним столом сидел. Либо стоял рядом не знаю.
  - Да Вам Александра Владимировна к нам в судебную экспертизу, патологоанатомом идти надо. Хватит детей зеленкой мазать, - улыбнувшись сделал комплимент Дмитрий.
  - Могу ведь и мужу все рассказать, - сказала замужняя девушка, показав обручальное кольцо на безымянном пальце, и зачем-то посмотрев на потерянного Данилу вспомнила как она провела бурную ночь сразу же после школьного выпускного вечера, расположившись в раздевалке спортзала. В те времена на Данилу заглядывала и проплакала все глаза добрая половина женского населения села, но его сердце еще с первого класса принадлежало лишь Шурочке, как он ее тогда называл. После школы Александра, на удивление всей школе, вышла замуж за лучшего друга Данилы, Борьку Епифанцева, с которым они в последствии по пьяной лавочке частенько выясняли отношения на кулаках, от чего обоих Лев Викторович, отец Дмитрия, зачастую наказывал домашним арестом и нотационным выговором, а также серьезным разговором с родными. После такого разговора и затрещины от деда Егора, Данила уходил в пьянку. С тех самых пор Данила и Александра редко пересекались взглядом, исключением было разве что проблемы с сердцем у деда Егора, и внук волей не волей возил опекуна на прием к фельдшеру, хотя сам видеть ее не мог, дожитая конца осмотра с папиросной на улице.
  - Так народ, - встав с табурета произнес Данила, - Мне то, что теперь делать со всем этим?
  - Да что тут делать. Деда хорони, потом в Город с тобой надо ехать для разбирательства. Жить надо Данила, вот что надо делать, жить надо.
  - Убью если узнаю и найду кто это сделал. Убью суку, - сказал Данила, присев на табуретку и крепко затянулся свежей сигаретой. На его слова Дмитрий махнул рукой, скомкано, как и Александра попрощался, и они вышли. Во дворе загудел мотоцикл. В селе готовили обед.
  
  Глава IV.
  Маленькому Баирке Цыренжапову, которому эти летом исполнился шестой год, и у которого наступил самый лучший возраст для начала учебы в престижнейшей на тот момент школы в Большем Городе, сразу после его мечты о переезде из Агинских степей в столицу края, снился чудесный сон. Он со своим отцом ехал на лошадях по монгольской степи и одеты они были в меховые старинные одеяния времен великого ханства. У отца на руке сидел беркут с закрытыми клобучком глазами, с которым он вышел на охоту. В нескольких метрах от них сидел на своем коне сам великий хан Темуджин, Баирка сразу узнал его. Сдержан, стояк, в самом взгляде читалась сила и могущество. Рядом так же верхом и с не менее воинственным видом, при полном вооружении сидели на седлах своих бравых коней, сыновья хана Монголии. Угэдэй, старший сын Темучина, спрыгнул с коня, что-то сказал отцу Баирки на монгольском языке и сняв мальчика с седла принялся подбрасывать его в воздух и ловить крепкими и ловкими движениями, которые были у воина, от чего парнишка уронил свою шапку. Великий хан монголов, немного понаблюдав за озорством своего сына, сказал короткую реплику, пропитанную мудростью степей, спешился, перенял мальчика в свои руки и одел ему на его обнаженную голову свою меховую шапку дорханку. После краткого обращения Чингисхана, люди вежливо улыбнулись и склонили головы. Так великий монгольский хан, покоривший половину мира, короновал простого бурятского мальчика.
  Но досмотреть радостный и чудесный сон до конца и даже проснуться Баирке было не суждено. Поселок Агинское вместе с пригородными районами сожжен до основания, а на месте города образовались жженые руины, покрытые пеплом и гарью. Небо затянулось мглой.
  Хоронили деда Егора всем селом по всем правилам, с литургией по усопшему, в исполнении отца Кирилла, местного батюшки. Деревянный гроб, обитый красным бархатом и увечным белой кантом, которые дед самолично заготовил себе сам, несли шесть человек, в числе которых был и Данила во голове колонны.
  Данилка видел, как дед, хороня бабушку, делал два гроба, изготовил под свой размер и последнее место упокоения на земле, в виде соснового гроба, простой и без излишеств. Егор Николаевич пожелал все же хоронить его в простом, без всяких барских благородных выдумок, в простом деревянном гробу. Конечно же Данила и думать об этом не стал и заранее приготовил ситцевую красную ткань, подальше ее спрятав от чужих глаз.
  Впереди шел двоюродный брат Егора Николаевича, несший крышку гроба, который услышав страшную весть приехал из Города на похороны. Виктор Константинович был всего на год младше Егора, хотя довольно крепкого телосложения, да и в чертах лица что-то общее у них было. Брат был склонен скорее послушать что говорят умные люди и меньше лезть в сам разговор, нежели порой говорить ерунду и выставлять себя дураком в глазах людей.
  Грязь под ногами смешивалась с мокрым снегом. Еще совсем недавно стояли двадцатиградусные морозы со льдом на берегу речки, как уже сегодня таяло от осенней непредсказуемой Забайкальским погоды. Позади слышались разговоры в половину голоса вредных старух, о доме, который будет пустовать, о том, что парень сам вечно пропадает на охоте или в Большем Городе, и какие-то сказочные сплетни о какой-то новой беде с Южных Степей.
  Все полтора километра от дома до старого деревенского кладбища люди шли пешком. Данила на лицо мало кого знал, разве что молодых, и то большинство лишь знакомые. Периодически вглядываясь в лицо односельчан, Данила думал, мог ли кто-то из них убить деда Егора? Но если даже и мог, то зачем?
  После службы в советских войсках и нескольких лет сознательной жизни проживания в Городе, тогда еще забытом всеми простом городишке, Егор Николаевич решает с женой и сыном перебраться в родное село. Тут он обзаводится новым богатым домом с хорошим участком, некогда принадлежавший его другу, а сам дом был построен еще в смутные революционные времена, которые в Забайкальском крае отложились особым отпечатком в памяти народа. В детстве Егор Николаевич больно настрадался за свою фамилию. Точно такая же фамилия принадлежала одному белогвардейскому извергу, который по своей жестокости и зверству переплюнул злодеяния многих своих современников. Поняв, что бесполезно доказывать темному люду о его родстве с атаманом Семеновым, Егор Николаевич в силу своей настырности и угрюмости в постижении знаний и мудрости, долгие годы жизни провел за книжной литературой о временах революции, гражданской войне и иностранной интервенции в крае. Дед Егор, зная буквально практически во всех подробностях все значимые действия своих земляков тех лет, от гибели С. Г. Лазо в топке паровоза, до массовых расстрелов эшелонами военнопленных красногвардейцев, а также репрессии в Забайкалье по приказу И. В. Сталина, старик часто сравнивал деяния руководителей и властей. Приводя в пример все свои доводы, о том, что как жили люди при царе, во время гражданской войны, при начале стройки коммунизма, а также роковых тридцатых годов, оппоненты осознавали, что казачий народ на забайкальской земле практически всегда жил горькой жизнью, неся на своем хребте крест с тяжестью и болью. Но это лишь доказывало, что перед ними не просто внук или племянник Г. М. Семенова, но и умнейший, а также начитанный человек. В народе деда Егора, способного рассудить практически каждого, знающего о жизни многое, в том числе и объяснение однажды на чрезвычайном совете казаков в сельском клубе о причинах Большой Войны, а также почему она была неизбежна, стали называть не иначе как старец и даже мудрец с холма.
  - "Какая же мразь это сделала?" - думал Данила, смотря на ворчавших копателей могилы, бурчавших о том, что хоронить приходилось в уже промерзшую, но еще не совсем ледяную землю.
  - "Он же никому никогда ничего плохого не делал. Всегда ко всем с добротой относился. Даже Ваську того же за родного считал. Кстати где он?" - вновь подумал Данила, отвлекшись от спуска гроба в свежую яму и глазами поискал названного брата.
  - "Вон он, особняком стоит. Ну да ладно, после поминок надо в Город свозить, расшевелить паренька, да и самому развеяться. Да и мясо бы надо бы сбыть. Может старухи не изведут всего козла на жареху. Их ведь столько ртов припрется, еще надо всех рассадить. Ладно, что ни будь придумают. Главное людей не стоит обижать."
  После похорон из кладбища большинство выходило, рассеявшись не ровной толпой, с траурным молчанием. Кто-то думал о своих уже не молодых годах, глядя на покосившиеся от времени и сурового климата края деревянные кресты и надгробия с фотографиями. Где-то рыдала женщина, и так же заливаясь слезами ее подруги кое как оттащили вдову с сырой земли могилы мужа, участника конфликта на Донбассе. Кто-то по пути на выход остановился поговорить у оградки похороненного отца. Назад люди шли довольно таки растянуто. Данила плелся, спрятав руки в карманы брюк, потерянным и погруженным в тяжелые думы.
  Еще со входа в растопыренные ворота Данила заметил большее количество мужиков, снующих туда-сюда с разобранными частями столов, выносимых из сарая, которые хранились тут еще со свадьбы отца, Николая Егоровича. Всеми грамотно руководил Виктор Константинович, попутно советовавшись с батюшкой о всех правилах и дозволениях в таких случаях.
  Данила зашел в избу, вымыл руки после кладбища в рукомойнике, и пока никто не заметил, опрокинул граненый стакан самогона, после чего вновь наполнил его положив сверху корку хлеба и поставил его на трельяж у окна.
  "Ну все Данила Николаевич, один ты остался," - посмотрев в завещанное черной тканью зеркало, так и не увидев толком в нем своего лица, подумал сам про себя полный сирота.
  На столе стояли холодные закуски из разнообразия зеленых салатов, квашеной капусты, малосоленых огурцов и помидоров, сухарей с грибами и фасолью, а также холодец и кровяная колбаса, почки и печень изюбра. Обилие закусок, не стоявших на столе даже на пышные праздники удивили глаз Данилы. Заботливые женские руки буквально из ничего создали произведение кулинарного искусства, которое не стыдно было поставить на стол. В прихожей стояли опустошенные банки консервированных овощей.
  Все сидели скорбно, слегка переговариваясь с соседями, вспоминая деда Егора. Слышалось то каким он был книголюбом, что практически половина всей военной литературы и документальных произведений, воспоминания очевидцев, находящиеся в сельские библиотеки при школе, а также часть книжного хранилища в Большем Городе была записана на него. Но домой он книги не брал, предпочитая читать произведения прямо на месте, порой засиживаясь в своем рыжем свитере и шерстяной шали на поясе, носимые круглый год, до темноты, а потом возвращался домой керосинкой освещая себе путь.
  Кто-то вспоминал о хозяйственности деда, нахваливая его трудолюбие, поспевавшего практически во всех домашних делах, и одновременно с похвалой начищал свежие яйца высаженными наседками, которых так любил покойный старик. То, что Данила нес золотые рубли в дом (в Большем Городе после денежной реформы появилась своя золотая валюта, однако в обиходе были и монеты с двуглавыми орлами, по образцу некогда существовавшего государства), добывая дичь в Северной тайге, но все же мало помогал старику по огороду, хотя и весной починил изгородь. Сам же Данила практически все поминки за столом провел молча.
  - Он же тогда в Афганистане служил, так и хоронили в армейском комке, вся грудь то в медалях боевых, даже кажется Герой у него был, заслужил видимо, - говорил с седыми висками мужчина в годах, сидевший по правое плече от Данилы, но довольно быстро осознав, что слушавший давно не обращает на него никого внимания, перешел со своим изрядно пьяным голосом к соседке, к какой-то бабушке с повязанной головою черным платком.
  - Я-то сам и не поучаствовал тогда нигде, да и ладно. Мамка, покойница, боялась, что тоже в Афганистан отправят, а оно по-другому случилось. Тут у нас в Даурии артиллеристом служил. Помню как-то под Новый Год из гаубиц стреляли, да так что аж стекла в казарме звенели.
  Данила от прослушанного даже поперхнулся куском рульки, когда услышал неожиданную исповедь рассказчика.
  - "Ты дядя Тимофей еще бы салют на День Победы вспомнил. Нашел тоже место, о чем поговорить", - уже прилично хмельной отвлекся от следственных и мстительных мыслей Данила, и еще раз обвел глазами сидевших за П-образным столом заполнявший весь зал и битком набитый людьми, - "Вам бы только нажраться на халяву, да лясы поточить непонятно, о чем надобно. Ладно, деда схоронить помогли и на том спасибо. А кто его убил я узнаю, еще как узнаю".
  После застолья люди стали понемногу расходиться. Женщины с легкой руки и хозяйского позволения Данилы Николаевича убирали угощения и кушанья со стола, мыли посуду. Мужики же всем отрядом выйдя во двор и обильно смоля самосадом, общались друг с другом, осматривая при этом богатый дом и пристройки, поставленные еще кулаком белогвардейцем, позднее присягнувшего красному знамени, а еще позднее став главой поселения. Но было ли это на самом деле, да если и было, то так давно, что люди порой и не верили такое.
  Пожимая руки расходившимся, и от души благодаря каждого, что не забыли покойного старика, Данила вежливо провожал гостей. Когда практически все разошлись Данила подошел к местному дурачку Ваське Шипицену. Вообще-то Василий, одногодок Данилы, даже учившийся в параллельном классе, вовсе не был дурачком как его считали. Исключением он был всего лишь для горстки людей, в том числе деда Егора и его семьи. Непутевая мамаша Василия, однажды гуляя с мальчиком, уронила коляску с малышом, и тот ударившись головой впал в кому. Практически месяц пролежав в реанимации Большего Города, мальчика выписали из нее, но тот перестал говорить, то есть полностью отсутствовала устная речь. Проведя так всю жизнь в молчании, редко объяснившись жестами и неумелым мычанием, Василий все же с горем пополам получил образование девяти классов, а после школы занялся привычным для сельских мужиков промыслом, другими словами охотой на зверя. Пешком истоптав всю Даурию, Северные леса и Приамурье, он все же никак не отвечал на вопросы о том, видел ли он в тайге чудного зверя, Старого Хозяина.
  - Здоров Вась, - пожимая руку немому поприветствовал того Данила, так и не поздоровавшись по-людски на похоронах, достав дедов блестящий портсигар с упакованными сигаретами разного сорта и марки, - Вот бери не стесняйся.
  Василий скоромно вытянул из прижатой резинкой крайнюю сигарету, прикурил из рук Данилы и стал внимательно слушать нового хозяина большего дома, а слушать он умел.
  - Ты-же Вась тоже недавно в тайгу ходил вроде. Подстрелил кого? - интересовался Данила, на что Василий приставил обе ладони ко лбу изобразив тем самым рога лося.
  - Гурана что ли? - на вопрос Данилы немой кивнул, - Молоток, а где стрельнул?
  Василий улыбнулся и показал на Седую Сопку, торчавшую пупком и видную со всех сторон в селе. Данила затянулся.
  - Да уж, как в прошлый раз вряд ли выйдет на моем "Урале", - рассуждал Данила, - Ты брат мясо то хоть додумался до Горбатой Стоянки дотащить? - все допрашивал бедного охотника Данила. Ответом послужил презрительный плевок Василия в грязь, который почувствовал оскорбление и обиженно уперся взглядом в землю.
   - Ладно не обижайся, сейчас сообразить надо. Сейчас все будет, - более ласково сказал Данила, а сам стал искать глазами кого-то в расходившейся толпе, - Дядя Витя!
  - Оу, - отозвался Виктор Константинович уже заводивший свой УАЗ "Хантер".
  - Дядя Витя, у тебя в парке "Буханка", та что бронированная на ходу? - с детской капризностью поинтересовался Данила, опираясь на открытое окно дверцы.
  - Инкассаторская что ли? Вроде была на ходу, а тебе Данилка для чего? Выкладывай что задумал? - удивился и заботливо поинтересовался Виктор Константинович, и с улыбкой старика добавил, - С кем воевать то собрался?
  - Да нам дядя Витя на Седую Сопку надо, мясо забрать - сказал Данила, показав рукой на присевшего на корточки продолжавшего насасывать сигарету Василия, - Вон с тем пареньком, гуран его, там заваленный лежит, на стоянке.
  Тот вежливым кивком поприветствовал старика, сидевшего за рулем.
  - Подумаем, сегодня уже всяко не получается, а завтра я вам людей вышлю. Забирать то с голыми задницами по тайге пойдете?
  - Ну ты дядя Витя вообще. У меня же карабин охотничий, СВТ, а у Васьки вон ружье имеется. ТОЗ-34 дома валяется, - обиженно изрек Данила.
  - М-да, вы бы еще с пневматикой на Седую Сопку пошли, охотники тоже мне. - сказал Виктор Константинович, захлопнув дверцу автомобиля, - Завтра что ни будь порешаем с мужиками и с машиной, и с ружьишком путевым, а сейчас извиняй в Город ехать надо, и так начальство голову будут откручивать из-за того, что задержался.
  - "На Седую Сопку с карабином и ружьем собрались. Молодость, она такая хе-хе-хе", - усмехнувшись подумал старик за рулем.
  
  Глава V.
  Резко континентальный климатический пояс Забайкалья порой пугал и даже сильно надоедал своей непостоянной погодой. Еще совсем недавно в степях в степях края стояли морозы, как позднее все таяло и дышало обманчивым теплом хитрого сентября, а в заключении осеннего обманщика вновь выпал снег и завыла вьюга.
  Буддистский монах отшельник, по одежде напоминающий больше степного разбойника или вернее сказать бандита, мирно лежал на боку, завернувшись куколкой, которая вот-вот превратится в эту осеннюю стужу в бабочку, в теплый спальный мешок. Огонь яркими красками раскрашивал узоры лице монаха, переливаясь на нем красивым и единственным источником света в эту беззвездную ночь.
  Уже собравшись подбросить в костер заранее запасенного хвороста и сухого конского навоза, а после чего погрузить в сон просвещения, он увидел, как к нему подошел степной странник, монгольских черт лица. Тот свернув ноги под себя, соорудив некое подобие седла, уселся перед костром и начал, отрезая куски жареного мяса, посылать еду в рот, попутно помогая себя ножом. Пахло кониной.
  Монах с минуту наблюдал за движениями монгола, прочитывая взглядом сидевшего гостя. Разумеется, он понял кто перед ним был. Сидеть на голом снегу в легкой одежде, к тому же без традиционной меховой шапки, мог только один человек, кто был отцом этих степей. Но монах, не подавая виду все так же продолжил гармонично наблюдать за странником сквозь пламя.
  - Не тревожь людей, это не их вина в том, что беда пришла на твою землю. Двое с далекого края сделали это. По моим следам из чужой страны пришли они, хотя и родились в этом северной крае. Двое их было, - максимально дословно произнес монах, перебирая в памяти монгольские и бурятские наречия. Степной странник еще раз оглядел скудные пожитки отшельника, встал с колен, так и не проронив не слова, отправился на северо-запад, растворяясь во мгле темной ночи. Больше монах не видел удивительного человека, пришедшего из далекого прошлого.
  Утром следующего дня к дому подъехали два автомобиля, а именно УАЗ-3303, с погруженным в кузов каким-то снаряжением, и бывшая пожарная "Нива" (ВАЗ-2121), перекрашенная в цвета хаки, с двумя офицерами на борту.
  Данила все утро паял откопанный на свалке автомобильных отходов кассетный приемник, когда услышал шум двигателя за оградой. Кассеты В. Р. Цоя у него имелись, а вот ходить с ними через всю деревню к Ваське и слушать вековую музыку, дело спорное.
  Водитель УАЗа, как ему и было приказано, оставался за рулем, в то время, когда офицер в полевой "флоре" подошел к хозяину и протянул ладонь для рукопожатия.
  - Поздняков Андрей, - представился офицер с капитанскими погонами на плечах, по-простому пожимая руку гражданскому человеку.
  - Данила, - представился парень. Лейтенант же стоя поодаль, колдуя во внутренностях открытого двигателя "Нивы", с зевающим капотом, ничего не сказал, не опустился до на его взгляд такого низкого приветствия с гражданским. Личный водитель старшего офицера так без особых объяснений понимал и знал, куда стоит совать свой нос, а куда лезть не следует, и продолжал ковыряться в закипевшем моторе. Шофер за баранкой УАЗа закурил, все так же, не выходя из машины, лишь слегка приоткрыв боковую форточку.
  - Значит ты у нас смельчак на Седую Сопку сходить? - растворяясь в чуть ли не детской улыбки, оголяя ровный ряд прекрасных белых зубов произнес Андрей Игоревич. - Короче понятно. Дом то у тебя барин, шикарный. Жена, дети есть? - не подавая виду что находиться тут уже не в первый раз, спросил капитан.
  - Есть, да в Городе она. Сейчас первым делом тут разобраться надо, потом ехать за ними забирать к себе., - беспокойно проговорил Данила, видя, как капитан, бывший сотрудник некогда существовавшего Главного разведывательного управления когда-то еще целой страны, без всякого стеснения собирался прикурить забитый в бумажную гильзу "Беломорканала" косяк конопли. Обычно подобным курением дикарки занимались в основном жители южных окраин, а само проявление наркоманского курения в подконтрольных Большему Городу населенных пунктах или вообще на людях, считалось мерзостью и вызывало отвращение к наркоману.
  Данила, сразу определив гадкий наполнитель по едкому запаху напоминающий сильно растертые еловые иглы, брезгливо сморщившись сделал шаг назад.
  - Чего рожу сквасил? - протянув папиросу с наркотиком вновь улыбнувшись спросил Андрей Игоревич, -Может угоститься решил?
  - Я такое не употребляю. Воспитание знаете ли у меня другое.
  - Ну раз воспитание. Как знаешь, мне больше достанется. Попов, мать твою за ногу! Вылезай, с нами поедешь. Считай на командирской машине. Не часто с личным водителем то ездишь, а? Ха-ха-ха.
  Рядовой выпрыгнул из УАЗа, пересел на заднее сиденье "Нивы", прямо позади усевшегося капитана. Автомобиль еще раз зевнул капотом, гулко загудел, и с рывком, и скользящим по снегу разворотом, помчался в сторону Большего Города.
  Данила, с легкостью альпиниста - скалолаза и хватом кошки, в один прыжок оказался в кузове грузовика. Под брезентовым настилом лежали зеленые ящики разного размера. Очевидно в них находилось оружие. Отщелкнув замки на одном большом коробе, Данила к своему огромному удивлению обнаружил Его Величество АК-47. Образец был чудесный. Шершавый, с мелкими, усеянными ровными рядами пупырышками глушитель ДТС-4 "Кочевник", был вершиной абсурда этого убойного оружия пробивающего железнодорожную рельсу. Ставить глушитель на этот автомат мог либо сумасшедший, либо гений, либо и то и другое. Круглый барабан на сотню патронов, с загадочной белой надписью "64" на ребре, больше походивший на чашку супницу, лежал отстегнутым отдельно. Цевье было затянуто двумя белыми жгутами с зазубринами, которые использовались раньше вместо наручников у иностранной полиции, а также при обмотке проводов электроники. На газоотводной трубке расположился фонарь, с не менее таинственной надписью в виде черных цифр "41". Поигравшись с фонарем, Данил продолжил осмотр выданного оружия. Белый ствол, побелевший либо от времени и выжженный редкими солнечными лучами, либо выгорел от долго использования, так же был промаркирован знаками "ЛЬ 16". Рядом с рукояткой, с нацепленными двумя канцелярскими резинками, около красного предохранителя, была еще одна белая надпись "08". Видимо сборка умельцами Большого Города была свежей, и каждый важный элемент оружия был так небрежно клеймен. Оружие и запчасти к мастерам несли со всего края, опустошая путем грабежа военные склады и оружейные комнаты при воинских частях, которых в Забайкалье было в избытке. Но иногда доля мародерства приходилась и на отделения внутренних дел, давно всеми позабытых, и оставленных доживать свой век, обрастая радиоактивной пылью и грязной паутиной.
  Данила несколько раз проверил ход спускового крючка, приложив к взору правого глаза колиматорный прицел с насадкой тройной кратности, так и не закрывая левого, и увидел вдалеке возвращающая "Ниву". Он опустил автомат дулом вниз, поигрывая щелканьем красного рычажка на прицельной раме.
  - Братка слышишь! - стоя на ножке автомобиля высунувшись кричал издали лейтенант, затормозив машину.
  - Когда в Город поедешь, стволы Семеновичу на ремонтный склад привезешь, машину ему тоже можешь сдать, я потом сам заберу. Скажешь Поздняков брал, он сейчас никакой. Ты все уяснил?
  Данила с иронией и каким-то внутренним сожалением наблюдал, как капитан, сидя уже на заднем сиденье, развалившись всем телом, бился в истерической приступах, сопровождаемых безумным смехом с градом слез и соплей, заливших до омерзения все лицо Андрея Игоревича.
  - Давай братка! Удачи тебе на Седой Сопке! Да и пистолеты можешь себе оставить, с них не убудет, скажешь, что потерял. Давай короче! - еще несколько раз прокричал водила, запрыгнув в кабину "Нивы". Автомобиль резко крутанулся и вновь умчался в южном направлении.
  От нервного перевозбуждения, или говоря простым языком на радостях, Данила не в силах сдержать свое юношеское любопытство вскрыл второй массивный ящик.
  Второе оружие ничем не уступало уже вдоль и поперек осмотренному автомату. Автомат иностранной марки "Herstal", с синим окрасом, под вид подобия камуфляжа, неведомо как оказался в глуши Забайкалья. Видимо их собирал один и тот же мастер, так как ствол автомата был все так же удлинен глушителем, с ровными рядами бесконечных выемок, улучшающих шершавость и трение при сборке или же разборе оружия. На планке Пикатини резким контрастом с рамкой выделялся песчаным цветом колиматорный прицел с зеленым фоном ночного виденья. Эргономичная рукоять на цевье была перемотана засаленной черной тканевой изолентой. Сбоку самого цевья, рядом с кольцом для ремня и обмоткой синей лентой, стоял такой же желтовато-коричневый фонарик. Убедившись в работоспособности и этого фонаря, Данила выдохнул. Сдвоенный барабан, на пятьдесят патронов в каждой чаше, как и положено лежал в ящике отдельно.
  - Да вы там издеваетесь что ли? - обиженно буркнул Данила, недовольный тем, что выдали ему для похода в тайгу два автомата, хотя и отличной модернизации, и улучшенных типов. Все же это оружие скорее против человека, нежели зверя, живущего в лесу.
  Однако в кузове оставалось еще несколько ящиков, но их Данила решил открывать уже вместе со своим другом и напарником.
  Василий провел все время до обеда за конструированием самопала, в приклонившемся к земле от старости сарае, сопровождаемый звуками песен Линды, доносимых из старого японского магнитофона, о том, как она сравнивала себя с вороной и о каком-то северном ветре. Выструганная из ножки сломанного кем-то табурета, рукоять самопала в самом своем лучшем виде была похожа на обрез дробовика. Медная трубка, примотанная алюминиевой проволокой лишний, раз приближала это сходство. Рукоять от ветхости древесины дала трещину в самый конец работы, и Василий замотал эту насмешку судьбы скотчем. С боку, все тем же скотчем, он присоединил к самопальному деревянному пистолету три походные спички. В жерло медной трубки ушло два коробка легко воспламеняемых спичечных головок, преждевременно растертых до порошкового состояния. Так же туда для большей надежности были засыпаны винтовочный порох, в количестве одного патрона и алюминиевые опилки.
  Утрамбовав все это добро туалетной бумагой, Василий, завернув самопал в тряпку, а сверху в пакет, отправил оружие в карман двинулся в дом. Мать стирала белье в бане и ей не было никакого дела до сына, а отец по-видимому уехал в Большой Город за покупками захватив с собой "Юпитер", так что придется идти пешком через всю деревню и поле.
  Набив свой рюкзак всем необходимым, что с малых лет говорил ему отец брать с собой на охоту, а именно сменное нижнее белье и носки, шерстяной свитер, запасными ботинками, шнурками, десантным комплектом из котелка и фляги, кружку, швейцарским раскладным ножом, двумя банками каши перловой с тушенкой, маленькой упаковкой чаю, солью и коробкой сухого пайка, Василий прикинул вес тары. Подходило под пуд.
  Собравшись в путь, Василий еще раз подумал и стал вспоминать, все ли он взял для дороги в тайгу, но так и ничего не вспомнив, вытащил наконец из стенного сейфа полированную и блестящую в лучах света винтовку ТО-34, с фосфорным напылением на мушке и прицельной раме. Дробовик специально привез из Города дед Егор и подарил на именины Василия, от чего тот чуть ли не прыгал до потолка. Как могло быть иначе, ведь теперь у него появилось свое личное оружие. Отцовская "Берданка" конечно вещь хорошая, но всему есть придел, а тут свое. Да еще какое. С фосфорным напылением и запасными кармашками патронажей на цевье и прикладе. Для простого деревенского парня, из оружия, державшего в руках разве что наследие революционных годов, и с ним же ходившим на охоту, это ружье было целым сокровищем, едва ли не родным существом в руках Василия.
  Опоясав свою водонепроницаемую куртку поясом с таким же, усеянным ровным рядом патронами, с изящными вырезами рисунков, патронажем, Василий, прижав оружие к себе обеими руками присел у двери на стул.
  - Ух, - более-менее произнеся гласные звуки выдохнул немой Василий и отправившись на улицу, устремился на выход из деревни.
  Он прошел около половины пути до дома Егора Николаевича, ставший теперь наследием Данилы, как увидел проезжающий мимо него "Ниву" в цветах хаки. Почему-то ему показалось, что он уже где-то видел этого странного офицера, на заденем сиденье, от которого доносился ненормальный смех.
  - Здоров Вась, - донесся из кузова УАЗа голос Данилы., - Смотри какую нам с тобой радость на охоту в тайгу отправили. Вам барин какой автомат: АК-47 или иностранный?
  Василий в недоумении покрутил пальцем у веска.
  - Вот и я того же мнения. Ладно сбрасывай свое барахло, да забирайся, поглядим чего они нам еще прислали. Ох и шуточки у них конечно...
  Василий, сделав как его простили, в миг оказался в кузове грузовика. "Винторез" сонно дожидался, когда его достанут из саркофага стального кейса. Деревянный приклад, для пущей надежности прикрученный к стволу массивными шурупами, был обмотан исшарканным песчаного цвета ремнем, а сверху перетянут медицинским ремнем. Слегка обломанное снизу и боков деревянное цевье, обмоталось грязным поролоном и было прошито толстой капроновой нитью. Обойма на двадцать пистолетных патронов была отстегнута. В кейсе, как и в других ящиках с оружием лежали цинки с боеприпасом.
  Данила с тяжелым глубоким вздохом передал снайперскую винтовку, со здоровенным стволом-глушителем, в руки Василия, а сам принялся за укладку автоматов назад, в их деревянные лежбища.
  - Там по-видимому пистолеты остались, - показав пальцем на малые ящики с железными скобами на краях, сказал Данила и продолжил, - Думаю их с собой брать не будем. Винтовку можешь себе взять для похода. Потом вернем это все сразу. Так. Я сейчас стволы в подполье сброшу, соберусь и поедем с тобой за мясом.
  - Угу, - промычал немой, и занялся, откупорив цинковую коробку, заряжать обойму "Винтореза" патронами калибра 9х19 мм.
  Все с той же кошачьей ловкостью Данила спрыгнул с кузова, подтащил ящик с АК-47 к краю, и закинув его себе на грудь, понес автомат в дом. Он прошел с ящиком в зал, подошел к крышке подпола, ловко, выученными движениями открыл крышку.
  Спрыгнув на землю, так и не воспользовавшись лестницей с широкими ступеньками, Данила к своему удивлению обнаружил несколько раздавленных картофелин, а также мякотный сок на сырой земле. Кто мог так нахально натоптаться?
  Егор Николаевич, по жизни аккуратный до безобразия, не позволял себе вовсе спускаться своими худыми ногами до самой земли, а делал все сгорбившись старым древом стоя на ступеньке лестницы, набирая картофель в ведро. Сам Данила, а также Василий, Дмитрий и Сергей, старый знакомый деда, при уборке урожая, или вернее при спуске уже отобранного высушенного корнеплода, были так же предельно осторожны. На приказы деда Егора, с его громогласными командами о чистке картошки на обед или ужин, Данила спускался в подпол всегда на свое уже вычищенное место земляного пола. Вот и сейчас Данила, подсознательно выучив движение прыгнул в знакомый угол. Кто же тут хозяйничал без него?
  Редкие гости, в основном старики или уже прожитые довольно долгую жизнь гости Егора Николаевича, видавшие мир до Большой Войны, как при строившемся коммунизме, а позднее развале страны советов, так и при капиталистической буржуазии нового государства, которое так же было уничтожено, засиживались бывало до полуночи. За стаканом элитного самогона, которого дед Егор по старому рецепту гнал из опилок елей Седой Сопки или стаканом, с железной железнодорожной подставкой и ручкой, крепкого черного чифира гости, хрустя сухарями домашнего производства или макая их в чай, или же лакомясь медовыми пряниками, долго обсуждали с мудрым дедом о политике государства и края. Редко кто переступал порог зала, оставшись за столом на кухни.
  Видимо был тут кто-то чужой, так бесстыдно натоптавшись по еще практически свежему картофелю. Данила от чего-то вспоминая страшную кончину деда Егора и пытаясь сопоставить ее со следами мякоти на земле, уперся взглядом в присыпанный люк шахты.
  Василий докурил вторую самокрутку, подождав около получаса в кузове грузовика, все же не выдержал. Вернув кейсу его винтовку специального назначения, он водрузил себе на плечо ящик с автоматом иностранного производства и отправился в избу. В зале сидел мрачный Данила, наливая в стакан перцовую водку, оставшуюся с поминок. У его ног лежала крышка от подпола.
  
  
  Глава VI.
  Шорох пепла под ногами. Скрип пепла на зубах. Пепельный запах в носу. Слезы от пепла на щеках. Слезы и боль. Кругом был жженый пепел.
  Идти через выжженный до основания поселок не самое приятное дело, но поворачивать назад было поздно. Кругом виднелись вывернутые наизнанку останки руин некогда красивых многоэтажек и простых домишек. Беспорядочно лежали мертвые люди. Пепельный снег сыпавший с небес заботливо укрыл их тела и лица.
  - "Последний день Помпеи", - подумал охотник, привстав с кирпичной кладки разваленного двухэтажного дома и продолжил свой путешествие. У него была другая цель. И цель эта была в тайге.
  - Вот такие у нас дела получаются Василий. Либо это какая-то пусковая установка, либо что-то в этом роде, не разбираюсь я. Вон смотри как лампочки огоньками горят, работает аппарат. Тахометры какие-то или спидометры, не разобраться. Может давление измеряет. Скорее всего эта штука ракету запускает, вон и пусковой замок под ключ. Все видимо четко, что и как, куда. Странно все это. Как думаешь Вась, стоит мужикам грамотным рассказать, посоветоваться может надо?
  Василий пожал плечами, продолжая рассматривать устройство пульта установки запуска баллистической ракеты средней дальности, и не в силах удержаться от дикой силы соблазна, потянулся рукой к кнопке. Данила резко дал затрещину по его любопытной пятерне.
  - Вась, ты конечно дурак, но не до такой же степени, - отчитав друга сказал Данила, оттаскивая Василия иронично продолжил, - А если ты сейчас нажмешь тут что то, и взлетим мы на воздух от взрыва вместе с этой консервной банкой? Однозначно надо с мужиками посоветоваться по этому поводу. Все Вась, давай на выход.
  Насмешница судьба не обошла стороной Данилу. У открытых ворот, недалеко от стоявшего сонного УАЗа, послышался громкий свист.
  - Хозяева! - выкрикнул стоявший на костылях мужчина в полевом костюме желтой "Горки", принятую как основную форму одежды республиканских сухопутных войск.
  На самом деле, общие вооруженные силы, как Большего Города, так и территории всей Республики Забайкалья, состояли преимущественно из казачьих наемных формирований и военных контрактников, проходивших после совершеннолетия обязательную, хорошо оплачиваемую службу сроком пять лет. Среднее жалование простого рядового солдата составляло около десяти тысяч золотом. На эти деньги человек мог спокойно купить квартиру или целый дом, который еще надо было построить, и обязательно в Большом Городе, не в селе же жить. Но что бы построить дом, требовались рабочие, а им тоже нужно платить, кормить, устроить им жилье. Всем этим хитросплетениям фундаментального градостроения грамотно занималась префектурная дума столицы, взяв за образец тот героический рывок, который совершили ветераны Великой Отечественной войны, которые придя с фронтов обнаруживали на своих сберегательных книжках большие суммы накоплений. Эти же люди позже и отстраивали разрушенную страну.
  Сами же военные Республики, проживающие по селам, армейским палаточным городкам, казармам бывших расформированных воинских частей, носили разную форму, следуя своему происхождению. Если ты из казачьего рода, то изволь казак носить "флору". Ежели фортуна обошла тебя стороной, не печалься, одевай "Горку" и вперед на пост. Казачество же, зачастую сельский контингент населения, реже житель Большего Города, доживая свой век в деревне, всегда был готов по первому зову прийти на помощь столице края.
  Была еще третья сила братского народа края, с которым пришлые когда-то с запада переселенцы, несколько веков проведя под одним небом и топча одну землю, многие поколения, подряд проведенные вместе переплетали проживали вместе. Военные бурятской армии Агинских степей, по численности, слегка уступавшие общей республиканской, являлись передовым форпостом между Забайкальем, Монголией и Китаем. Так же через Агинское было проложено должное торговое сообщение в эти земли, достойное своего предшественника Шелкового пути. Эти же бравые войны, коренной народ степей, носили камуфляж ОМОНа и иногда черные комбинезоны спецслужб. Что бы получить последнюю, элитную черную одежду, нужно было достойно отличиться в службе, либо уже иметь заслуги перед отечеством и общим краем в гражданской жизни.
  Помимо армейских и казачьих формирований Республики, а также их союзников Агинских степей, была сторонняя сила. И была эта сила из Внутренней Монголии. И одета она была в белое. И несла она войну и смерть.
  - Здоров Данилка, - сказал безногий инвалид калека Афанасий Никитович, пожимая руку хозяину дома. После того, как он оставил ногу в одном из городских боев где-то в Чечне (Афанасий не любил особо рассказывать по этому поводу), после того как его комиссовали военные врачи, обложили средней пенсией, какими-то льготами на бесплатные проезды, все же не пал духом. Всю жизнь любивший детей, он души не чаял в своих маленьких чадах. Афанасий Никитович, с умирающим в душе актером, даже специально наряжался одноногим пиратом на новогодние утренники, а позже бесцеремонно воровал Снегурочку, Деда Мороза и даже Бабу Ягу, и за возврат требовал от детворы ответы на свои каверзные вопросы о истории края. Человек он был добрый.
  - Здоров дядя Афанасий, - пошатываясь на пьяных ногах промусолил Данила.
  - Слушай Данила, я очки у тебя не оставлял? - спросил Афанасий Никитович присаживаясь на крыло колеса люльки своего авторского переделанного мотоцикла "Иж", с рычагом переключения скоростей вместо педали, на котором красовалась обязательная розочка в плексигласе.
  - Ты же знаешь брат, я без них никуда, - блестя петлицами инженерных войск нового, республиканского образца сказал инженер строитель, заведующий главной стройкой оградительных сооружений в Большем Городе, - Уже все леса строительные облазил, куда могли запропаститься? Ты посмотри Данила, может когда на поминках был оставил.
  - Да тебе дядя Афанасий на костылях только по лесам строительным лазать. Пойдем посмотрим в избе, может лежат дожидаются.
  - А ты чего это с самого обеда уже никакой? - улыбаясь и ковыляя за парнем, почуяв запах спирта спросил Афанасий Никитович, - Деда поминал или так тоска нашла? Ты если затосковал лучше в город к бабам сгоняй, они тебе в миг всю тоску прогонят, а если ты забыл, что куда, все сами сделают, хе-хе.
  - Да у меня тут такое, - не обращая внимания на шутливый смех ветерана боевых действий начал Данила, помогая гостю подняться по крыльцу, - Тут и не разобраться без этого дела.
  Афанасий Никитович прискакал к порогу в зал и обнаружил в таком же нетрезвом состоянии Василия, аккурат в тот момент, когда немой, после кивка в знак приветствия, опрокидывал стакан, заливая в глотку обжигающую жидкость.
  - Василий и ты тут. И по какому поводу то хоть гуляете?
  Данила отодвинул слегка прикрытую крыжу подпола.
  - Ты дядя Афанасий не обижайся, но тебе придется самому спускаться и смотреть, - изрек Данила, усаживаясь рядом с Василием за стол.
  - Картошка что ли погнила? - сказал Афанасий Никитович, но все же боязно и с опаской спустился, прыгая по лестнице на одной ноге - Так велико горе, я если надо могу одолжить. Да-а, хороший урожай нынче уродился у деда Егора, ничего не скажешь. Вся крупна. Данила это ты что ли тут напакостничал, кто же по картофелинам то топчется?
  Через некоторое мгновение из подвала стали доноситься эпичные трехэтажные матерные выражения вперемешку с прочими ругательствами и словарными оборотами, да так, что Данила решил укомплектовать некоторыми свой личный словарный запас. Спустя еще какое-то время ругательный армейский жаргон прекратился и Афанасий Никитович кряхтя выбрался из-под пола.
  - В общем так мужики, - былую шутливость смыло с лица и из голоса военного человека в звании старшины.
  - Николаевич, я его жду, жду у себя в администрации, Борисович мне уже все уши прожужжал о своих делах сельских, а он дома сидит, перцовку попивает, молодец, - неожиданно вошедший в избу участковый ошарашил своей резкой критикой всех троих, в том числе и пока что трезвого, отряхивающегося от земли Афанасия Никитовича.
  - Вот тебя Димка только сам черт послать может, - язвительно проронил старшина, спешно закрывая погреб, - Ты то чего приперся?
  - Нам вообще то с Данилой в Город надо ехать, для расследования, показания свидетельские давать и все такое, хотя думаю поездка отменяется. Вы чего троица быков выпучились то на меня? А ну докладывайте, чего опять натворили и по какому поводу рожи пьяные?
  - Расскажи ему дядя Афанасий. Ему можно. А я пока самовар поставлю. Вась, ты если хочешь, отбивайся на моей койке. Потом с тобой надо стволы переложить..., - не успел договорить Данила.
  - Какие еще стволы? - перебил его Дмитрий, пристально всмотревшись в хозяина дома.
  - И в самом деле Данила, у тебя еще и стволы есть помимо бункера? Кстати чей это там УАЗ в ограде стоит брошенный? - не менее пристально взглянув на парня спросил Афанасий Никитович.
  Данила ничего не ответил, лишь махнув рукой, оставил людей на съедение друг другу, раздираемых жутким любопытством, которое во все времена было присуще деревенскому люду. Он отправился на кухню раздувать угли в самоваре натянутым старым кирзовым сапогом, в том время, когда Василий, уже окончательно теряя границу между явью, отправился на строго застеленную пастель. Когда Данила вернулся, Василий уже во всю посапывал, отвернувшись к стене, а старший лейтенант участковый о чем-то лихо спорил со старшиной, который годился ему в отцы. Хозяин дома не особо прислушивался к их разговору, поставил самовар на стол, разлил людям чаю, а сам с сигаретой в зубах, степенно погружаясь в трудные думы, уселся на бабушкину кровать, оперившись спиной в ковер красочных красок.
  - Говорю же тебе, пульт рабочий, а значит и ракету можно хоть сейчас запускать, - настаивал на своем Дмитрий, после того как сам лично обследовал секретный бункер двадцать минут назад, - Огни так и горя, ну чисто гирлянда на елке.
  - Забьемся на ящик кагора? - протянул руку участковому уже сам довольно пьяный Афанасий Никитович.
  - Где я тебе кагор то возьму? - удивился старший лейтенант, все с долей скептицизма рассматривая свою теорию, - Сейчас даже в Большом Городе хорошее вино редкость. Ящик браги, на то что все там работает.
  - Ну посмотрим потом, - пожав руку, а затем разбив спор левой рукой сказал старшина, - Чего тогда столичные нечего не знают и молчат?
  - Мне то почем знать.
  "А ведь действительно, почему это власти из Города ничего не предприняли, если им все известно? - погрузившись в болотистую тину мыслей размышлял сам с собой Данила, при этом больше не обращал внимания на спорящих, уставившись тупым взглядом в одну точку. Большой огарок пепла сигареты упал на пол, но хозяин дома, не заметя этого продолжил искать ответы для себя самого на все события, которые с ним случились это короткое время, - А что если дед нашел какие-то секретные архивы про ракетные установки и решил под старость лет поискать приключений на свою голову? А что если пуль и в самом деле рабочий и действительно можно запустить ракету? Но уже столько времени прошло, может и самой ракеты давно уже нету, сгнила, наверное, уже в лесу. Надо будет потом ее саму отыскать, может в тайге где. В Город надо. А если это из Города ему приказали запустить, и он застрелился? Тогда где оружие. Украли. Нет, не было у деда никогда личного оружия кроме ружья да СВД. Да и зачем сейчас понадобилось Городу ракету запускать, ведь уже лет двадцать как все уничтожено, камня на камне не осталось в некоторых городишках. Даже если и запустили, зачем стоило убивать деда? Если это были столичные, могли бы просто упрятать его у себя за колючкой. И нарядился он для чего? Странно все это. И кстати, в честь чего это мне дядя Витя стволы такие подсунул, я что на волков с пистолетами пойду? Там сейчас волки с быка будут, не меньше. Тоже мне шутник. Или может сейчас в тайге что-то происходит? Да не, там только лучевая болезнь происходит и зверье мужиков давит".
  - Вась, поднимайся, - неожиданно, словно и сам пробудился ото сна прокомандовал командирским голосом Данила своему другу, мирно спящему на диване, закрыв глаза рукой.
  - Вставай Василий, чаю с нами попьешь, - ласково позвал соню Афанасий Никитович.
  - Подъем Васька, чай похлебаем, да надо еще стволы убрать в этот бункер проклятый... - вновь не успел закончить Данила как его перебили.
  - Кстати Николаевич, ты так и не рассказал, что это у тебя за оружие и на кого записано? И про УАЗ ты тоже все молчишь, - юридически подкованный новыми республиканскими кодексами уголовного и правового закона начал было дознание Дмитрий.
  - Дядя Витя прислал из Города, ну брат дедов, он еще в столичном автопарке работает. А стволы сборки чьи-то, там их видимо даже не описали, так клейма проставили и все дела, - нехотя ответил Данила и начал шевелить за плечо друга, - Вставай спящая красавица, нам еще на Сопку надо собираться.
  - Ишь чего удумал! - отрубил Афанасий Никитович хлопнув ладонью по столу, - Вас туда сам леший тащит что ли, или может вам там медом всем намазано? Чего вы все туда претесь на эту Сопку то? Еще небось за Шаманку удумали идти, а?
  Данила не сразу ответил, услышав упоминание о мистическом рощице, расположенной на выходе из ближнего к селу леса, являющийся особо священной для бурятов шаманов и буддистов. Посреди самой рощи, отдельно от других белоснежных иглами сосен, стояло одинокое черно-игольное древо векового возраста. Аномалия, застигнувшая вершину сопки сосняка, заставила перекрасить зеленый окрас хвои сосны в белый.
  Но это дерево, было особенным, так как эгоистично выкрасилось черным, от чего особенно считалось еще более священным у простолюдинов, которые украсили его не только священными лентами, но и окружили корни его круглыми гладкими камнями, от времени вросших в землю, разбросанных по всем сторонам света, образовав лучи солнца. Бывалые охотники, при случайном заходе в это место, часто использовали этот не замысловатый ориентир как природный компас, который хоть и был сделан человеком.
  -Ладно идите хоть к бабушке чертовой, - вольно разрешил Афанасий Никитович, опрокинув стакан с горючей жидкостью. Василий, протерев глазницы лениво встал с постели и принялся за раннюю обедню. Дмитрий закурил, погружаясь в дым, а Данила собрался было на выход из избы, как дверь перед ним открылась.
  Глава VII.
  - Здравствуй Данила, - поздоровалась распаренная и краснощекая от морозца Александра, - Васька у тебя?
  Данила, кивнув в сторону зала, вышел в сени так и не поздоровавшись с фельдшером.
  - Здравствуйте дядя Афанасий, привет Дима. Васька! Я его по всей деревне ищу, а он тут чаи гоняет! Тебе лекарство из Города наконец то пришло.
  Василий так и застыл в одном положении держа стакан и ставился на своего лечащего врача.
  - Здравствуйте Александра Владимировна, - с гусарской обольстительностью поздоровался старшина. Участковый обошелся махом руки.
  - Так Вася, вот выпей эти две таблетки сейчас, а эти тебе дома после еды пить, не забудь только, - подав конвалюты немому сказала Александра, после чего Василий вышел на кухню, разжевал зубами горькое лекарство и запив ковшом воды и з бочки, едва не был сбит с ног заходившим в дом Данилой, держащего ящик с иностранным автоматом в руках.
  - Ты еще здесь? - едва не выругавшись на Василия произнес Данила, и словно не замечая Александру, занес заколоченный ящик в зал. После чего он отправился к своему, лежащему у порога АК-47, но прежде чем поднять его скомандовал другу, - Так, иди носить будешь.
  Василий спокойно вышел, а Александра, раздираемая женским любопытством не в силах удержаться, все же переступила через свою гордость.
  - А что в ящиках-то, Данилка? - ласково мурлыча спросила девушка.
  - А в ящиках у меня, Александра Владимировна грибы на засолку, в ящиках теперь хранить буду, - ответил Данила, спускаясь с автоматом "Herstal" в подполье. Участковый и старшина залились смехом.
  - Вы чего ржете как кони? - возмутилась обиженная девушка.
  - Да стволы у него там. Ему из Города, в тайгу сходить отправили, на Седую Сопку, - кое как сдержав смех проговорил сквозь выбежавшую слезу Афанасий Никитович.
  - Я сразу поняла, что там оружие, не дура. Как никак сама в Сирии в составе гуманитарной помощи была врачом детским. И муж мой первый на Донбассе воевал, так что немного разбираюсь что к чему.
  - И за кого же он воевал? - нехотя продолжал неудобный разговор Данила, вылезая из подполья.
  - Не знаю я. Сказал на Донбасс поедет воевать, а через месяц его в цинковом гробу привезли.
  - Ага, а ты потом за Антоху выскочила сразу, - язвил Данила, но что бы не устраивать скандал, отправился на кухню, перейдя к очередному ящику.
  - Знаешь, что, - лишь смогла ответить девушка, держа подступающий ком в горле, но так и не закончив мысль залилась слезами.
  Данила, чуть снова не столкнувшись с Василием, не стал усугублять дело или комментировать свой поступок, и узнав от кое как объяснившего немого, что все оружие в доме, вышел освежиться на улицу, а заодно прокоптить легкие дымом сигарет.
  Когда он вернулся, Александра успевала хозяйничать у плиты, готовя мужикам глазунью с молоком, посыпанную крошкой деревенского сыра. Василий с Дмитрием рассматривали серые фотографии Егора Николаевича с эффектом сепия в дедовом альбоме, а Афанасий Никитович, поколдовав с радиолой, ставил раздобытую из закромов Данилы пластинку с произведениями В. С. Высоцкого. Когда музыка лирично заиграла, ветеран боевых действий стал легонько подпевать.
  Данила со вздохом присел за стол, не побрезговав налил в че то стакан чай и сделал глоток.
  - Димка, я после тайги к твоим следователям в Город отправлюсь. Мясо так и так надо забирать.
  - Да потом заберете, успеете еще. Если на Горбатой упрятали, зверь вряд ли туда сунется. Не пойдет он, - успокаивал друга Дмитрий.
  - Ну да. Хозяин может и не сунется, а волчье кормить халявной добычей я не собираюсь, тем более мясо не мое, а Васьки, а он мне как брат родной. Ежели мы их так прикармливать будем, не ровен час они за Шаманку выйдут, а там и до села рукой подать. Ты что же хочешь, чтобы они в село пришли?
  - Тут у каждого в доме по ружью имеется. Отстреляем всех и не будут захаживать, - оптимистично упорствовал Дмитрий, отодвигая локти со стола, что бы Александра поставила тарелку с яичницей.
  - Вот ты Димка парень умный, погоны на плечах носишь, службу вон какую несешь. За порядком в селе следишь. И говоришь вроде бы верно. Только вот твой сын пятилетний стрелять то из ружья умеет? Или может дочки, вон этого ветерана которым по восемь годков умеют?.. - продолжал настаивать на своем Данила.
  - "Сегодня на людях сказали: "Умрите геройски!"
  Попробуем - ладно! Увидим, какой оборот.
  Я только подумал, чужие куря папироски:
  "Тут кто как сумеет, - мне важно увидеть восход."", - доносился сильный голос Владимира Семеновича, с его произведением "Черные бушлаты", из динамиков радиолы.
  - Правильно малой говорит, не все, во-первых, то и стрелять то путем умеют. Старухи с бабами и ребятней опять же. Так если придут, будешь с ружьем в сортир по ночам ходить, а старалей? Ехать тебе Данилка надо, потом со следствием своим разберешься. Егору Николаевичу, упокой Господь его душу, откровенно говоря уже все равно. Жизнь ведь она такая. Казалось бы, совсем недавно с ним про войну в Афганистане разговаривали, а уже вчера поминали его. Эх, - и прислонившись к душке кровати Ефросиньи Алексеевны, старшина стал вслушиваться в сладкую для его ушей музыку, ностальгируя о прекрасных временах его молодости, потом призыв в армию и распределение. Вспоминалась Вторая Чеченская. Пацаны из его взвода, все еще живые, улыбающиеся, смотрели на него. Вон Женька уплетает банку тушенки, Денис с Юркой играли помятыми картами, командир их, майор Круглов с кем-то общался по рации, а из наушников доносился голос маджахедов. Все еще живые.
  - Дядя Афанасий, ты что, плачешь? - подойдя к ветерану Чечни с материнской заботой поинтересовалась Александра.
  - Да нет дочка, это так, от дыма. Накурили паразиты в избе, вот глаз и слезится, - утирая слезу с щеки пробормотал Афанасий Никитович.
  - Присаживайся старшина, да отведай яичницы от Александры Владимировны, - проговорил с набитым ртом участковый, успевая закусывать мякишем черного хлеба, - Вот если бы моя так готовила, так может быть и любил бы ее.
  - Могу научить твою Таню, - с кошачьей игривостью и обаятельностью промурлыкала Александра.
  - Слушай, а выходи за меня. А что, я со своей недотепой разведусь, ты своего алкоголика бросишь, будем детей вместе воспитывать. Выходи Владимировна, а, - подсев поближе к девушке ластился Дмитрий. Александра улыбаясь и краснея качала головой.
  - Вась, мы с тобой сейчас почавкаем, да я шмотки соберу, так кое чего, и двинем сразу, - наклонившись над названным братом проговорил Данила и от чего-то глянул на заплывающего от алкоголя Афанасия Никитовича.
  - Вы ребята поосторожнее там, Седая Сопка все-таки, - напутствовал старый ветеран, - Как с тайги вернетесь, Ваську ко мне отправь, пусть на листочке напишет, что да как там. Расскажет более-менее. - сказал инвалид, выпив стакан водки, - Сам то я уже не частый ходок по лесу бродить,
  - Да дядя Афанасий, на твоих костылях только по солонцам лазать, - подшучивал Дмитрий, а сам все льнул к Александре.
  - А с тобой нам еще надо в Большой Город сообщать насчет этого пульта и ракет этих чертовых, - суровым голосом сказал Афанасий Никитович.
  Данила наблюдал из окна, выходившего во двор, как участковый, расхаживая как петух перед курами, уговаривал Александру усесться на его транспортное средство передвижения. Но она все же села на заднее сиденье мотоцикла Афанасия Никитовича, крепко ухватившись за ручку. Настойчивый Дмитрий, сказав что-то оскорбительное, заслужено получил пощечину от руки гордой девушки и уныло поплелся к своему "Уралу".
  Удовлетворившись этим поступком Александры, подобной той принцессы троянской, из-за которой сложили свои головы много славных мужей древности, на мгновенье порадовавшись, Данила отошел от окна. Докурив бессчетную за последние два дня папиросу, парень понимал, что это крайняя сигарета перед походом в тайгу.
   УАЗ все так же дремал в лучах обеденного солнца, укутываясь туманом выхлопного дыма мотоциклов. Данила вынес кассетный радиоприемник, установив его на пустующее место и соединив с проводами - контактами под замком зажигания, проверил его работоспособность. Покрутив ручки радио Данила с надежной хотел услышать хоть что то, но кроме пустого шипящего эфира ничего не было. Вытащив аудио кассету, с обложкой в виде образа затмения и солнечной короны, с подписью большими буквами "КИНО" и портретом В. Р. Цоя, молодой меломан положил ее в бардачок.
  - Вась, ну ты собрался тут или как? - зайдя в избу спросил Данила, наблюдая как Василий утрамбовывал свои скромные пожитки в походный рюкзак, и туго перетянул его вязками. Затем, по учению отца, бывшего десантника, закинул его на плечи и попрыгал, и убеждаясь в том, что ничего не гремит, невнятно промычав, удовлетворительно ответил.
  Собрав свой военный рюкзак, укомплектовав его вещами, Данила в сопровождении Василия вышел во двор. Парни сбросили вещи и оружие в кабину за сиденья. Василий все же решил лишний раз не рисковать и взял с собой дареную ТОЗ-34 и "Винторез", в то время, когда Данила обошелся завернутым в тэн СВД. Уложив охотничье оружие с коробками патронов, парни отправились в сарай, где Данила, порывшись в груде хлама, вышел с охапкой горбыля и молотком за поясом. Вручив другу инструмент и горсть блестящих гвоздей, Данила взял топор и, его тыльной стороной, принялся заколачивать рамы окон, прибивая к ним доски. Василий так же помогал ему, заколотив несколько оконных рам во дворе и заперев двери на массивный замок, то же самое сделал и с нею.
  Снявшись с ручника, УАЗ лениво спустился с горки, выехав задним ходом за ограду, а вскоре и вовсе проснулся, загудев мотором. Данила сидя за рулем поставил кассету и стал смотреть как Василий закрывает ворота.
   - Думаю, через Шаманку не поедем, ну ее, гиблое место. Вокруг двинем, - сказал Данила другу, который со второго раза нормально захлопнул дверь и уселся рядом с водителем. Еще раз оглянувшись назад и смотря все ли взяли, Василий ухнул, подражая филину и грузовик двинулся в путь, выезжая из деревни в направлении тайги.
  Колеса грузовика ловко маневрировали между колдобинами и колеей разъезжавших по весне этой дорогой лесовозов "Уралов" и "КАМАЗов". Впадины, оставленные когда-то этими великанами, успели за предыдущее лето зарасти травой. Еще пока что редкие седые сосны ели и сосны, среди своих бурых от осеннего периода собратьев, мелькали по обеим сторонам дороги. Лишь один небольшой кустарник, нагло разросшийся у подмерзающего родникового ручья, не собирался скидывать свой нежный фиолетовый цвет лепестков, с приходом осенних холодов. Гордый и независимый багульник.
  - Погляди-ка Вась, как нынче цветет. Если мороз не ударит, может так еще с месяц простоять, -любуясь кустами урульги сказал Данила.
  Они уже проехали добрые полтора десятка километра ближнего леса и чудные седые деревья росли тут все чаще. Данила включил наконец-то приемник и из динамиков полилась музыка.
  - Ну как, нравится? Батя мой, когда демобилизовался, в Москву поехал, ну погулял там, выпил мальца, само собой. Там то и купил эту кассету. Потом на концерте их был, говорит, здорово вообще было, - с грустью вспомнил рассказы отца Данила ловко крутя руль, - Можно сказать, самое ценное что привез с собой. Ну кроме медалей и контузии.
  УАЗ свернул на ровную вырубленную поляну, просеку, через которую когда-то капиталистические власти собирались проводить ЛЭП, но либо руки не дошли, либо финансирование, вдруг неожиданно закончилось. В любом случае с западной стороны, в сторону Байкала, уже стояли гигантами мачты обесточенные мачты без кабелей и высокого напряжения, догнивая свой век посреди красивых мест, так и не добравшись до ближайших сел, неся электричество высокого качества и дешевое по цене.
  - Так приехали, - сказал Данила, глуша двигатель, наблюдая впереди ветви одного дерева украшенного разноцветными священными лентами. Они добрались до условного обозначения местных охотников, дальше начинался Белый Лес или Седая Сопка. Парни выбрались из кабины, волоча на себе груз и подошли к таинственному дереву. С левой стороны лесочка, стояла практически идентичная белокурая сосна, так же украшенная тряпками разного цвета на склонившихся от веса ветвях.
  У Данилы всегда при входе в эти места, создавалось ощущение, что он тут впервые и видел с каждым разом все как-то иначе.
  - Капнуть надо, заведено тут так, ты сам знаешь, - залезая в свой рюкзак, Данила выудил оттуда зеленую флягу с гербом республики и налив в крышечку спиртной жидкости, окропил корни дерева. Сделав глоток из горла, он протянул флягу другу. После обряда Данила упаковал редкостную тару назад, и чуть позже, забросив рюкзак на плечи, приставил оптический прибор винтовки к правому глазу, так и не закрыв левый, дабы не снижать кругозора. Он мелкой поступью, едва ли не на цыпочках пустился вперед. Василий так же, стараясь идти след в след, мелко вышагивая продвигался за ним.
  - Замри, - подняв левую руку и опуская винтовку тихо, что бы было слышно только им двоим, сказал Данила, присаживаясь на одно колено. Василий легонько уселся на корточки, замерев в одном положении.
  - Не нравится мне вон та паутина на тропке. - сказал Данила и стал медленно красться к предмету своей тревоги, - Ох что-то тут не так.
  Данила легонько подкрался к предмету его зоркого внимания. На деле же оказалось это была вовсе не паутина, как подумал молодой человек, а тонкая леска, один конец которой вел к связке гранат Ф1. Охотник еще аккуратнее подкрался к противопехотной мине растяжке и пытаясь избавиться от дрожи в руках достал складные пассатижи.
  - Ну вояки, совсем страх потеряли, - от души ругался Данила, обезвреживая мину - растяжку, - Приеду в Большой Город, найду кто их тут наставил, загоню им эти игрушки по самые гланды и заставлю петь гимн Республики. Уроды недоношенные! Вась, ты там аккуратно сиди, за периметром приглядывай. Смотри, что бы не подкрался сзади, а у меня тут еще работенки прибавилось. Тля! Одни проблемы на мою бедную голову!
  Данила был прав, со всех сторон вокруг него блестели лески растяжек. Ступать следовало осторожно. Благо сама Седая Сопка уже веяла некой подозрительностью, и тут каждый шаг мог быть последним. Это на подходе к ней или в тех же Даурских лесах, можно ходить свесив оружие на плечо, гуляя как в парке. Тут же, среди седых сосен осторожность была залогом выживания.
  Осторожно перекусывая мультитулом леску, молодой охотник с полученными знаниями о саперно-минерном деле, во время контрактной службы на берегу Амура, уже без особой опаски вытаскивал колышек с примотанными тремя осколочными гранатами. Одну "лимонку" Данила, заботливо, как щенка положил во внутренний карман бушлата, а оставшуюся связку и ветку кола растяжки спрятал поглубже в рюкзак, и для надежности прикрыл тряпьем.
  - Вась, ты там не примерз еще? Бери нож и дуй к УАЗу, да по пути зарубы на деревья ставь. Это мы, когда назад пойдем, чтобы на мины не нарваться. Я всю Сопку не собираюсь ползать на брюхе. Только смотри осторожнее, наступишь на леску и в миг без ног останешься. Все давай, с Богом - дал указания громким голосом Данила, а сам прилег на сырую землю, заросшую травой и прикрытую свежим снегом. Измотанный, мокрый от пота и опасной кропотливой работы разминирования двух десятков метров тропинки к Горбатой избушке охотников, Данила лежал прямо посредине минного поля. Он видел через левое плечо ровную кладку грубого, толстого бруса сосняка лесной стоянки. Добрались.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"