Обыкновенная сказка
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Попурри по народным сказкам.
|
Было у царя три сына: один Серый, другой Белый, а третий и вовсе Дурак. Не был царь ещё стар, но, видать, захотелось ему свадебки русской! И велел он своим сыновьям:
- Отправляйтесь, дети мои, да в путь далёкий! Да каждому из вас по ковру-самолёту! Да каждому из вас благословение моё отцовское!
Спровадил амбалов, а лбы-то здоровые, да и расслабился. Чайок попивал, самоварничал, да плюшками закусывал. Так чаем увлёкся, что ложечкой глаз себе продавил, до конца сказки повязку вовсе не снимал.
Вскочил Серый брат на свой ковёр, крикнул: "В добрый путь!", - да и улетел. Вскарабкался Белый, распластался на ковре и захрапел. А ковёр не будь олух, сам возьми да и взлети. Смотрит Дурак им в след да и думает: "Пойду-ка в баньку", - и пошёл.
Но не была бы сказка сказкой, если б дали дуракам так легко отделаться! Существует на Руси такой магический закон - закон подлости. И потому банька закрылась прямо пред царевичьим носом. Ну да не было выхода, взял ковёр под мышку и пошёл в лес тёмный. Кругом ели лохматые, сосны покорёженые, дубы могучие стоят, а Дурак, он и в Африке дурак - ест яблоко и насвистывает, не замечая, как на него тысячи глаз из чащи смотрят.
Пока шёл младший брат лесом, старший как раз пролетал над боярским домом. Раз дом облетел, второй, третий - не видать красавицы! Нет, ну была какая-то, но не шибко красавица. Дальше полетел. Все степи облетел, все леса, все города повысмотрел. Нет девиц-красавиц, да и спросить не у кого! Наконец видит - поле, в поле косари рожь косят.
- Чьи хлеба, -молвит, - косите?
- Купеческие, добр-молодец!
И полетел искать купеческий терем старший царевич.
А покамест он парил меж облаков, высматривая невесту-красу себе, летательное средство Белого царевича истратило весь свой колдовской запас и ушло в крутое пике. Быстро, красиво падал ковёр, да не вечно: рухнул прямо в озеро и пошёл ко дну. Но сказка у нас добрая, поэтому обойдётся без непредвиденных жертв. А тем временем, вернёмся снова в лес.
Идёт Дурак, не горюет, на дудке играет, пританцовывает, глядит - лягушка на пне сидит, пузырь надувает, да кааак квакнет! Царевич так и обомлел! "Вот, - думает, - такая лягушка - точно царевна! Большая, да такая зелёная!" И хвать её! А она возьми, да выскользни. Он снова за ней, она от него, он за ней и как споткнётся! Лбом о низенькую ветвь приложился и упал без чувств! А то не лягушка вовсе, а жаба! Она ему прыгнула на голову, да сидит, снова пузырь надувает. Оглянулась, увидела, что никого рядом нет, присела на задние лапки и на манер кошки начала вылизываться и умываться.
- Брысь, зелёная! - жаба только зашипит. - Не наглей, красавица! - жаба грациозно спрыгнула, дёрнула задней лапкой и меленько ускакала в болото.
Тем временем, Баба Яга затолкала Дурака в ступку, отобрала летающий ковёр, и отправилась с ним к Избушке, известно, на Курьих ножках. Изба крепкая, как рыцарский замок, высокая, как та варварская башня, что вся из железа. Не прорваться в неё да не вырваться! Притормозила Яга перед домом, волшебные слова промолвила, изба и развернулась к ней, склонила куринное колено и ковёр выстелила, аки язык вывалила. Ведьма порог переступила, ступу в дом заволокла и в угол метлу поставила. Тут изба "язык"обратно свернула, дверью хлопнула и по-немногу поднялась на ноги. Бабка Дурака в чулан запроторила, а дале баньку топиться поставила. Устала карга с дороги!
А старший царевич как раз терем купеческий нашёл, приземлился аккурат на крыльцо и постучал в двери.
- Откройте, люди добрые! Царский сын на пороге стоит! - и застучал пуще прежнего.
Открыла ему неземная красавица с косой до пояса, в сапожках червлёных, в кокошнике белом, - загляденье! Но остра на язык попалась:
- Что-то сероват ты для царевича, добрый молодец! - ехидно улыбнулась купеческая дочь.
- Это я от любовных мук извёлся, красна-девица! - отбил земной поклон царевич.
- Знаю я ваши муки! - хмыкнула красавица, но пропустила царевича в дом.
Сразу в ноги упал молодец, и молвит страстно:
- Свататься я пришёл!
- А у меня как раз тыковка в огороде доспела! - звонко засмеялась хозяюшка.
- Ну, Маарфушка! - затянул царевич, - Я по всем канонам всю Русь-матушку облетел, страдал три дня и три года, ночей не досыпал, нашёл тебе, смилостивись, не отказывай!
- Отказывать изволю! - гордо топнула ногой красавица.
- Марфушка! Люблю я тебя, ты же знаешь!
- Нет, и не проси!
- Ну чем же завинил я пред тобой, свет мой-солнышко? Я ведь давно уж прошу! Годок уж третий!
- Всё слишком просто, Серенький! А как же... испытания?
- Какие-такие испытания?
- Ну, подвиг во имя прекрасной дамы! К примеру, вот, образование ты получил?
- Получил! - обрадовался царевич.
- Какое, миленький?
- Какое батенька дал, такое и получил!
- Вот сосчитаешь мне корень кубический из того числа, что выйдет, сосчитавши все колоски в полях моего папеньки, тогда и выйду! - и вытолкала его за порог.
- Свет мой! Я и за всю жизнь не справлюсь!
- Ничего, царевич, мне ещё только семнадцать годков, ещё один подожду! А ты поторопись! - крикнула девица из окна и с грохотом захлопнула ставни.
Остался опечаленый царевич один, присел на ступеньке да задумался...
А средний брат как раз сей миг очнулся на дне озера. Закричать думал, да только пузыри изо рта пошли. Он наверх посмотрел, по сторонам, и сел на горбок.
Всё бы ничего, да проголодался наш богатырь сильно, пригорюнился. Уж очень откушать полюблял. Выудил из густой бороды скибку морковки, что ещё из супа в неё попала, и сунул в рот в глубокой задумчивости. А она совсем в воде вымокла и до того невкусная стала, что даже обжора-Белый царевич выплюнул её, скривимшись, аки от занозы, сами знаете в каком месте. Тут перед ним девка образовалась. До того страшна, что царевича аж дрожь проняла.
- Голоден ты, поди, добрый молодец! Давай-ка накормлю тебя, милок! И ухой, и рыбкой заливной, и раки есть, не сочтёшь, сколько! Никогда б с такой кикиморой не пошёл наш герой. Да только желудок его уж давно к спине прилип. Молвил тогда Белый царевич:
- Потчевай меня, как царя самого, яко царский сын пред тобой, простушка! Да пошевеливайся! Нето казнить велю!
Опешила девка настолько, что аж осела. По тому встала, тряхнула пышной шевелюрой, да как заревёт белугой, аж закачало молодца. Тут как тут подскочили два бугая хвостатых в пудовых кольчугах, схватят его под белы рученьки, да утащят во вполне неизвестном направлении.
Волокут его, а кикимора за ними идёт, да гордо так, величаво. Все рыбы пред ней раплывались, все звери водные в поклоне склонялись, да не видать того Белому было.
Долго ль шли, коротко ли, а пришли. Видит царский сын, - трон стоит. Да не просто трон, а мерцает весь, видать, кристальный! Цокнул царевич языком, покачал головой, глядь, Чудо-Юдо плывёт! Чуть было не упал, как громом поражённый, да уж больно крепко его стражи держали. Как подплыло чудо, село на брюхо, на спине у его седло, в седле мужик огромный с хвостом заместь ног, в короне золотой, с бородой окладистой до самых коленей, да с гривой седой до самых плеч. В руках трезуб держал, глазами молнии метал. На троне по-царски устроился.
- Ну-с, - на царевича смотрит вельми грозно, - ты по что дочь мою, красавицу, обидел, смерд?
- Да как, барин, смеете?! - пискнул, зеленея, Белый царевич, - Я сын царский...
- Не волнует сия меня, варвар! На кормление рыбам отдам тебя! Так и знай!
- Да как так-то?! Я же, знаете ли... - горько сглотнул Царевич, - Свататься пришёл! Миром! Сам пришёл!
Царь озёрный призадумался, удивлённо на наглеца поглядывая, о спину камбалы, что подлокотником ему служила, опёрся, бороду оглаживая. Да молвит:
- Коль уж пришёл, забирай дочь мою любимую! Да знай только...
- Да что ты, батюшка?! Сбрендил, поди, малость?! - выскочила из-за спины царевнва водяная. - Не пойду! Хоть пришей, царь-отец, не пойду!
- Пойдёшь, как миленькая!
- Никуда я не пойду! - вскочила пред папой царевна и ножкой топнула!
- Пойдёшь! Миленькая... - добавил царь, вжимаясь в спинку трона.
- Резво же ты, папенька, боронить меня бросился! За какого-то проходимца замуж отдавать!
- Я не...
- Цыыыц! - вскрикнула так царевна, что все присели аж, а Царевич тот и вовсе обвис на руках у стражей. - Он не проходимец, доченька, - попробовал реабелитироваться отец, аккуратно приподнимаясь на троне и отнимая руки от ушей, - Царевич он! Иди, милая, замуж!
- Не видать вам этого! Что за режим варварский?! Неуж-то мы навсегда в этом средневековье застрянем?! - И уплыла, только эхо и осталось.
Очухавшись маленько, Царь водяной подбоченился, брови к переносице свёл и изрёк:
- Коли женишься на дочери - миром отпущу. Коль за полгода не управишься, - грозно поднялся царь с трона, - сгнить не успеешь, как рыбы сожрут!
Бросили царевича стражники и оставили его одного оплакивать жизнь свою молодую.
А дуракам на Руси, как известно, везёт. Продравши зенки, зевнул младший царевич да потянулся. Сладко улыбнувшись со сна, руки за голову заложил, соломинку в зубы взявши с полу, да ногу на колено забросил. Лежит, мечтает, да песенку хулительную вельми, насвистывает. А Яга как раз в баньке сидит, не ведает. Тут мышь на грудь Дураку забежала, да и молвит человеческим голосом:
- Неужто ты, добрый молодец, совсем дурак? Бежать тебе надо, а ты, ишь, разлёгся! Вот зажарит тебя Яга, на стол подаст, Горынычу-Змею скормит!
Не на шутку тут Царевич испугался, да чуть не заплакал:
- Не хочу, - говорит, - на стол!
- Не горюй, молодец, спасу тебя!
- Да как сможешь ты, маленькая такая? - совсем пригорюнился молодец. - Маленькая, да удаленькая, Царевич! - и проскользнула мышь в щель.
Через миг отворила двери ему девица-лебёдушка, лицом ангел, фигуркой лоза, и говорит:
- Видишь, Царевич, чего маленькая мышка может, того тебе никогда не осилить! Беги же теперь куда глаза глядят, берегись болот и чащь дремучих, а чтоб не заплутал, держи клубок путеводный!
- А как же ты, искуссница? Не хочу бросать тебя! Давай вместе бежать, нето тебя Яга злая згубит!
- А я мышкой серенькой обернусь, она и не заметит!
На том решили. Повернулась девица к двери, да волшебное слово молвила, Изба закряхтела и в низком присяде колени согнула.
- А как зовут-то тебя? - уж в дверях окликнул её царевич.
- Василиса Премудрая! Беги же теперь, добрый молодец!
Да тут как раз выбежит из баньки переполошенная девица белокожая, в одну простыню замотаная, как закричит! Но уж тут Царевич не сплошал и мигом из двери выскочит.
- Ох, что ж ты, Василиса, натворила! - говорит девица, что из баньки вышла. - Он же нужен мне был!
- Маменька! А что ж мне вечно в девках ходить?! Так хоть позаигрывала немного, авось вернётся!
- Не дури, девка! Он же Дурак, не видишь, что ли?! Он для Лягуушки! Ты что, сказок не читала?
- А что мне теперь, как тебе, с каким-то Горынычем весь век свой прожить? Василиса сердито сопела, захлопнув дверь, ибо маменьке, должно, холодно было на сквозняке.
- А почему бы и нет, доченька? Прекрасный вариант, тут уж ничего не попишешь.
- Да он же... земноводное! - привела последний аргумент дочь.
- Попрошу, дочурка, рептилия. - пролезла в окно драконья голова.
- Ой, папенька, прости великодушно! Не в обиду это! - красавица Василиса виновато заломила бровки, что раздобрило сердитого отца. Он мигом обернулся человеком и вполне цивилизовано зашёл через дверь.
- Что решать, дорогие женщины, будем? - сказал Горыныч, человек худой и нешибко приветливый на вид.
- Сначала ужин, а потом решать! - волевым голосом молвила Яга, расстилая скатерть-самобранку.
- Ты б оделась для початку, жёнушка! - ухмыльнулся в усы Савьян, так его звали.
- Неужто такой уж и стерпеть меня не в силах, муженёк?! - осклабилась красавица-жена.
- Дорогие папенька и маменька! Угомонитесь. Тут решается судьба вашей дочери! - огласила Василиса, водружая по центру стола самовар.
Яга, шибко недовольная, скрылась в горнице, и дверью хлопнула.
- По что маменьку ругаешь?! - набросилась на отца Василиса, уперев белы рученьки в бока.
- А я что? Ей, ишь ты, можно! А мне нельзя?! - вскочил с лавки отец и тоже вышел, хлопнув дверью. Что интересно, в те же покои.
Пока решали родители свои отношения семейные, успела Василиса улизнуть. Да так тихо, что и не заметил никто.
- Ах ты, мерзость человеческая! Ах ты, безсердечный... рулет мясной! - бесновалась водяная Царевна, перебивая все хрустальные блюдца в своей комнатке. Убытка от этого точно не будет, тут этим добром никто не пользуется. Зато бъётся как! Красиво, задорно, весело и блестяще! Царевна расхаживала вперёд-назад и сыпала проклятиями почти так же рясно, как хрустальными осколками.
- Прощенья просим, по... ой! - Царевич Белый чудом пригнуться успел, а стеклянная ваза за ним - хрясь!, - и в дребезги.
- Уйди, вывертышь болотный, нето червём оберну! Али в порошок сотру! Али...
- Постой-постой! Царевна...
- Ладога! Царевна Ладога.
- Рученьки белые твои позволь...
- Пшёл вон, хам несчастный! И чтоб глаза мои тебя не видели!
Как из рук её искры посыпались, так Царевич со всех ног и припустил.
Только как в водорослей чащобу забежал, уж приостановился и притаился. Уяснивши, что не гонится царевна боле за ним, упал задом на глыбу и так жалко стало ему себя, что уж совсем руки опустил и голову повесил. Как видит - рыбка золотая! Возликовал да окликнул оную:
- Золотая рыбка!
- Чего тебе надобно, старче? - молвила золотая рыбка.
Молодец возмущённо вскочил с глыбы со своей и грозит кулаком ей:
- Да что ж ты красоту мою умаляешь, а жизнь укорачиваешь?!
- А ты себя-то видел?! Белый, аки полотно! - только и видать рыбку, уплыла.
Тут уж совсем на похоронный лад средний брат настроился. Побрёл прямиком к подводному царю, смерти просить. Да не тут-то было! Завидев своего горе-зятя, царь будто в воде растворился! Сам доченьку свою, видать, боялся. А лежало на ней проклятие страшное: не быть ей красавицей, покуда под водой живёт, а когда на сушу выберется - голос свой тотчас потеряет. Вот и решил царь как лучше. Да, верно, доченьку предупредить забыл...
Вздохнул средний царевич, а желудок его эхом отозвался. Видать, с голоду помирать прийдётся.
Вы не думайте, что про старшего брата мы забыли, ничего подобного. Просто испытание досталось ему на выдержку и терпение. Смело принялся он пересчитывать колос каждый в поле лично, не боясь ни руки марать, ни на солнце жариться, ни крестьянам помогать, за что те добром отплачивали.
А пока Серый да Белый братья в нужде и голоде изводятся, Дурак по лесу с клубочком гуляет, да пряник мятный жуёт. Да не ведает, что то Василисушка следом за ним идёт да беды все от него отводит. Был у девицы хитрый замысел: подождав, пока ляжет спать царевич, приковала себя цепями она к дубу могучему, золотыми, а клубочку велела наутро Дурака к ней вести. Да тут чуть было не пошла её хитрость коту под хвост.
- Васька! - шипит Василиса Премудрая, - что ты тут делаешь?! Кот демонстративно выхаживал по цепи, щурясь от чувства собственного достоинства.
- Как "что", хозяюшка? По цепи хожу кругом. Хочешь, сказку расскажу, аль песенку спою? - Васька присел рядом и заурчал.
- Это мать тебя подослала, да, наглая твоя морда?!
- Не без этого, хозяйка. Ну, так что? Песню аль сказ?
Ночь прошла, рассвет край неба осветил, проснулся царевич, да сразу в путь. Клубочек весело катится, Дурак за ним следом. Блуждали долго иль недолго, кругами ходили, да вот и пришли: дуб широкий стоит, крону свою величаво раскинувши, цепь на дубе, да не простая, а золотая. А цепями прикована к дубу краса-Василисушка!
Бросился к ней царевич, цепи мечом рубанул и вызволил красавицу! Та прямо в рученьки ему упала и томно ахнула.
- Кто ж, милая, посмел обидеть?
- Ах, Царевич! Злая Яга меня разбойникам продала за коня говорящего! Не пожалела старуха! Тут оставила, смерти своей дожидать! Да тут ты меня, добрый молодец, выручил! - обняла его и к груди припала.
- Бежим, тогда, краса, скорей! Приедем в Три-Девятое царство и обвенчаемся, Василисушка, ибо люба ты мне страсть-как!
Так решили, да в путь тронулись.
Но не сказать, что такой исход тешил пепеньку и маменьку Василисы Прекрасной, столь же, сколь Премудрой. Долго думали, ссорились, бранились, да горланили так громко, что все их сказочные соседи сбежались. Глядят вверх на Избушку, а подняться бояться, слышат, как фарфоры и хрусталя бъют, пуще прежнего жена кричит, а муженёк уж только иногда ворчливо отгавкивется. Венцом терпения соседей стала сковорода, упавшая лешему на голову.
- Ну, всё, спускайтесь, соседушки! - гаркнул Бессмертный и поразил заклятием длинные ноги Избы, - Посторонитесь, нелюди добрые!
Ножки окоченели, Кощей только подул на них и прямо вниз начала заваливаться Изба. Послышался визг и лязг, и тут уж с грохотом рухнул дом, медленно на бок отвалилась дверь, когда осела пыль. Гостям предстало исключительно умилительное зрелище: Баба Яга в объятиях Савьяна Горыныча.
- Ми... милости... просим, гости дорогие... - запинаясь, в один голос произнесли супруги.
- Что за распри, товарищи? - спросил Водяной, выглядывая из-за спины Кикиморы, - по чём тяжба? Как говорится, изложите суть конфликту.
- Это... мы тут... того... - Ягусенька, что-то ты молодо выглядишь! Давай, приводи себя в порядок и за столом уже соберёмся.
- Ишь ты какой, Кощеюшка, наглый! - маленько отойдя заворчала Яга, - домик мой развалил, где мне теперь себя к Госстандарту приводить?!
Шум-гам понемногу улёгся, собрались фольклорные элементы за столом в наскоро прибраной Избе, начали совет.
- Дочь наша, уважаемые, сбежать изволила, - завёл Савьян, поднявшись с лавки. - Да с кем, только послушайте! С Дураком-Царевичем!
- Нет, чтоб за старшего хотя б! А лучше уж заграницу! А лучше за кого-то из наших! Как она так?! Отца и мать бы послушала! Ай-ай-ай, непутёвая! Пришьёт ещё ненароком! - Пошёл по избушке возмущённый ропот. И главное: - Он же ДУ-РАААК!
- Но вот, что я думаю!... - вдруг сказала Яга...
Идут Царевич с Василисой не день и не два, неделю идут, да всё никак друг-другом не натешатся, а кот Васька всюду за ними, словно ищейка. Никаких бед не встречали, да не долго могло это продолжаться, и вот час настал : разраслось пред ними болото огромное, да не болото - цельная топь! Зыбко стоять им стало, перепрыгнули на кочку. Стоят, тесняться друг к другу, а трясина булькает, газы зловонные испускает. Стало сразу вокруг темно и страшно.
- Попали вы в чертоги мои, людишки глупые! - послышался голос зловещий. И вынырнула из гущи хохочущая кикимора. Схватила за руку Царевича и потянула ко дну, щекоча его аж до икоты, а Царвич Василису за собой увлёк, да только скрылась кикимора с молодцем в болоте, как пропало оное вовсе, и очутилась Василиса на поляне одна, испуганная и растерянная, а ещё мокрая да в тине болотной вся. Что делать? Села и расплакалась. Вот беда-то, даже Васька подевался куда-то. Да не могла долго рыдать красавица, быстро сон сморил её, да не обычный, а колдовской, лешим навеяный. Василисушка прикорнула под деревцем и проспала до самого утречка ясного.
А как проснулась, глядит - Старичок-Боровичок сидит на бревне, скрестив ноги и стругет что-то из веточки. Посмотрела на него Василиса и снова возьми да расплачься. Боровичок резвенько подбежал к ней, взял под ручку:
- Не реви, девица! Слезами горю не поможешь! Не кручинься! Помогу тебе, чем смогу! Что стряслось?
А девица ещё пуще разревелась, рукавами слёзы утирая:
- Утащили кикиморы суженого моего в болото! Что ж делать мне теперь?
- Дак ясное дело, внученька! К Яге тебе надо идти, только она...
- Не пойду к Яге! - вскрикнула Василиса и вскочила на ноги.
Призадумался старичок, почесавши лысину под шляпой. Да и говорит:
- Дам тебе тогда хлеба горбушку да вот ещё что, - протянул клубочек ниток ей, - кажется, твоё. Направляйся к витязю Елесею, он-то с водяницами дело имел, если кто и сможет подсобить, так только он.
Снарядил девицу в поход, провёл её до границы леса, а полем уж сам отпустил. Завернул обратно в чащу, притаился в кустах.
- Эй! Кикимора! Вылазь!
Болотница, будто выросла из земли как раз за старичком и не применула чуть чуть повеселиться:
- Бу! - и как захохочет, что кусты затряслись!
- Чш, мымра! - схватился за сердце старик. - Не шуми! Нето ещё услышит Василиса, и накроется наша миссия медным тазом!
Василиса и вправду что-то заслышала, да талько неохота было ей останавливаться, обернулась, да и пошла дальше.
Боровичок позвал Ваську и доложил обстановку.
- Запомнил, хвост? - захихикала Кикимора болотная.
- Запомнил! Молодцы! - Горделиво вздыбил усы и помчался Васька к Избушке.
- А что Дурак-то? - спрашивает Боровичок у Кикиморы.
- Ничего, дедушка, спит, да даже не рыпается.
Идёт Василиса, долго бредёт, клубочек её ведёт и ведёт всё дальше. Да довёл он красавицу аж до Смородины-реки, что огнём да искрами мечет, аж до Калинова моста, что из костей весь выложен. Но так Василиса Премудрая хотела спасти любимого, что зело чуя подвох, не свернула с пути. Ступая опасливо, через мост перешла, а клубочек замер посреди реки, да и пропал. Обернулась девица назад, где птицы поют и зелень буяет, обронила вздох тяжкий и развернулась сызнова лицом к царству серому да смело пошла вперёд. Видит, прикован к скале богатырь. Измождённый весь, измученый.
- Кто полонил тебя, витязь молодой?
Тяжко поднял голову богатырь, поглядев в глаза Василисе, и осохшыми губами прошептал:
- Воды...!
Ринулась к колодцу девица, водицы мученику добыть, все силы истратила, доставая ведро, зачерпнула ковшом и поднесла к трепещущим бледным устам, дала напиться. Утолив первую жажду, снова обвис на цепях витязь, совсем обессилев. Василиса цепь раз дёрнула, два - ничего не выходит! Взялась за кандалы и потянула что есть мочи. Да только коснулась она руки витязевой, сомкнул он цепко пальцы на запястье Василисыном, да и не витязь то уж был, а злой Кощей, да и цепей уж не осталось на нём. Схватил он Василису крепко и взлетел на вороновых крыльях.
-"Ты ж только береги её, Бессмертный!" - погрозила пальцем Яга, спроваживая колдуна в путь.
А тем временем, пока на белом свете страсти такие творятся, Белый царевич под водой, аки заключённый. Не съел ни крошки, не мог яко сам рыбы изловить аль раков, а водоросли, порой, и ядовиты были, худой стал совсем да мудр поболе. Сбил голод спесь с него, пока скитаньям он подвергался. Сжалилась над ним царевна, нашла его и домой привела, накормила. И молвит средний царевич:
- Не серчай на меня, Ладога, не ведал я, что говорю, неловок был да глуп, - и уклонился ей в поясном поклоне.
Подняла царевна его и говорит:
- Прощаю, Царевич. Но знаю я, что не мила тебе. Тогда уговор тебе предлагаю таков: незамедлительно к отцу идём и просим благословления. Как отпустит нас из царства своего, я на суше некоторое время перебуду и назад вернусь, а ты домой поспешишь.
Просиял царевич и согласился на том, хоть не была ему царевна ноне так уж немила. Отправились к царю-отцу и, прибывши, в ноги уклонились да испросили дозволения жениться. Просиял царь, от счастья расцеловавши царевича в обе щеки, до отпустил их миром.
Выбрались Ладога и Белый царевич из озера, да тут же и сел царевич на валун да пригорюнился. Совестно ему стало обманывать царя озёрного. Подошла Ладога к нему и руку на плечо положила, утешить хотела, но слова промолвить не смогла. Посмотрел царевич на неё да глазам своим не поверил! Стояла пред ним девица, ликом столь прекрасна, сколь только на картинах рисуют, станом стройна, аки деревце, единствено, бледна очень и не заплетена. Да оно ещё красивей от того было. Смотрит на неё, глаз оторвать не может, а девица, видать, уж плакать собралась.
- Что ж горюешь ты, царевна? - утёр ей молодец слёзы. А она и ответить не может. Стоит и молчит, только слёзы катяся. - Что ж, слова промолвить не можешь? Только кивнула царевна. Тогда стал пред ней Белый царев сын на колени, взял белы рученьки её в свои, да промолвил:
- Грех благословление папино по ветру пускать, Царевна Ладога! Будь невестой моей, а по тому и женой! Век оберегать тебя буду, в обиду не дам, любить клянусь и счастливым быть с тобой и лишь с тобой одной!
Кивнула царевна, сквозь слёзы улыбнувшись, обнялись они, да, за руки побравшись, пустились в дорогу домой.
А Василису всё несёт Кощей в царство своё тёмное, да цепко держит, она уж высвободиться и силой пыталась, и словом добрым. Да не вышло. Да какое ж слово доброе было, только брани и было:
- Ах ты бесово отродье! Скелет ты несчастный! На что сдалась я тебе?! Не даром маменька с тобой не якшается, нечеловечный ты, злой! Что тебе до меня?! Съесть хочешь, аль жизнь из меня высмоктать?! - уж и ревела девица
Да только не казал виду, что дело до плача Василисыного ему было, оттого пуще прежнего вырывалась она и бранилась. Почти денёк целый летели, да прилетели. Замок у Кощея был каменный, крепкий, башен с полдюжины. Вот только чёрный весь и неживой. И крылья у кощея чёрные были, и одежда вся, да только волосы белоснежные. Спустились они на стену крепостную да тогда лишь пропали крылья его вороновы. Смекнула то Василиса скоренько, и толкнула его со стены, камнем тот полетел вниз. Но беда - сама Василиса не удержалась и следом за ним канула. Уж и с жизнью простилась, услышав как внизу тело кощеево разбилось в дребезги, да не судьба было умереть ей: словил Кощей её, едва успевши подняться. Страшно выглядел Кощей и до того, да теперь весь разбитый был, в крови. То ухмылка на лице его была, а теперь вовсе с лица спал, да руки, что ими Василису словил, чуть не наружу вывернуты были. Затряслась вся Василиса, сдерживая слёзы, дабы пред врагом не выказать слабости. Да что ж выказывать было, коль дрожала вся от страха. Боялась больно того, что сделает теперь Кощей с нею, да сама даже пошевелиться не могла. Отнёс её медлено, хромая на обе ноги, Кощей в покои на вершине башни, только и дивилась тому девица. Они долго шли, да ни разу не глянул он на неё, хоть самой было ей невыносимо не посмотреть. Не глянул. Будто остекленели глаза его, как у мертвяка какого. Занёс в спальню, положил на кровать. Ещё так аккуратно, будто и не было тяжко ему. Вышел, дверь за собою закрыв, да так и рухнул на месте, несуразно раскорячившись.
Час плакала Василиса горько, два, да только толку с того не было. Поднялась она и из окна вниз посмотрела - не спустится. А затем сообразила, что не закрыл её Кощей Бессмертный. Отворила тихонько дверь - и ахнула, обратно её захлопнув. Думала, сейчас очнётся Кощей да прибьёт её тотчас. Но сидела она под дверью долго, не шевелясь, не слыхать ничего было. Приоткрыла дверь тяжёлую, протиснулась сквозь щель, по стеночке обошла тело Кощеево, да пустилась по лестнице вниз. Не добежала и половины, как совесть в ней заговорила. Один голос говорил ей: "Бессмертный он, что с ним станется", второй уверял, будто она это виновата, а он ей и жизнь спас. Стремительно вверх побежала и опустилась на колени пред телом кощеевым. Заклятием могла вылечить его, да давно уж водицы не пила, сил совсем не было. Худой был Кощей, а тяжёлый, да всё ж таки перевернула его Василиса лицом вверх и в комнату затянула, подушку под голову положила да поправила, руки да ноги простынями перемотала и села на кровати, смотря, как расплывается кровь по белых бинтах на неестественно покрученых членах и окрашивает закат комнату в кровавые тона.
Тут уж и ночь пришла, да не просыпался всё Кощей, а Василиса и на ногах не стояла, так трясло её. Прикорнула в краешку кровати и уснула тяжёлым сном.
А пока поведаю вам, что с Дураком-царевичем деется. Погряз он, значица, в болото, выбраться никак не мог, да тут болотницы его встретили да в самый омут утащили. И хорошо же устроились там девицы болотные: хоромы у них прямо из раковин перламутровых да жемчугов речных. Посадили царевича в раковину и обступили кикиморы, велели сказы сказать про жизнь наземную. Так уморили его хохотуньи, что спит он по сей час.
А старший брат всё считает да считает, да пересчитать не может колоски в купеческом поле. Да не сбился ещё потому только, что степенный очень и терпеливый. Загорелый стал, всё чаще в поле без рубахи работал, все девки и девицы глаз с него не спускали. Видела то Марфушка и оттого пригорюнившись ходила.
Вечер уж, косари с поля идут со стогами. Видит Марфа : идёт царевич. Не смекнёт, куда ей спрятаться. Да тут видит: в сарай стоги сносят. И она туда, притихла в уголочке. Тут как раз Серый царевич с вязанкой за плечами. Сгрузил стог в кучу, как тут к нему крестьяночка ладненькая подбежит. И так и сяк глазки ему строит, окучивает да за руки берёт. Уж и выкручивается, уж и хитрит! А Марфа вся изводится. Да тут пронюхал царевич в чём дело и молвит так нежно:
- Ты прости меня, девица красная, да только есть уж у меня любовь сердечная! Марфушку я люблю! - да улыбнётся ещё так, что на щеках ямочки появятся.
Тут девица ножкой топнула от досады, выскочила на улицу. А Серый поправил стог да уйти намеревался. Только окликнул его голос знакомый да любимый Марфушкин, так царевич и застыл. Подходит Марфа к нему и глаголит мягко:
- Не считай уж ты колосья, касатик мой. Верю тебе отныне.
А царевич усмехнулся, да и говорит:
- Как же так? Нынче испытания не надобны тебе, красавица? Не желаю дело начатое бросать, сиречь уж лучше найду чего просила, а уж потом...
Тут так Марфушка обиделась, взъерепенилась и отвернулась, хлестнув косой по воздуху, да скрестила руки на груди:
- Молить намеренья не имею! - гордо вздёрнув подбородочек вскрикнула она.
- Просить не смею, любимая! - сказал смешливый царевич, обходя девицу.
А та отворачивается всё от него, да обижается. Но тут изловил её царевич, развернул к себе бережно да поцеловал зарумянившуюся щёчку: - Будь женой мне, милая Марфа! - сказал Серый царевич тихо-тихо, смотря в глаза её карие.
- Не шутишь ли ты, царевич, надо мной? - так же тихо спросила Марфа.
- Не смею, сызнова! - поцеловал он и вторую её щёку.
- Прекрати! - всё пуще краснеет купеческая дочь, да только так приятно ей было, что озарилось лицо её улыбкой.
- Выходи за меня, милая Марфа! - упал на колени царевич.
- Ну что ж ты снова?! Вставай! Ещё увидит кто!
- Не встану, доколе согласия не дождусь!
- Согласна я. Согласна! - протараторила Марфа, оглядываясь.
Да тут уж оглядывайся аль нет. Встал с колен царевич и поцеловал Марфу прямо в губки алые, да так, что аж ахнули хлопцы со стогами, да раскраснелись девки, что и те, и другие из-за двери подсматривали.
Ночь настала, спит Василиса. Только луна взошла, силы из света её черпнул Кощей да подниматься начал, скрипуче охая и стеная. Зол был на Василису, да всё ж смягчила она его заботой своей. В конце-концов, что Кощей - не человек вовсе? Спустился к колодцу, еле ноги переставляя, да хлебнул водицы родниковой. Тут его силы колдовские вернулись к нему и смог он от боли себя избавить. Поднялся к Василисушке, в светёлку чистую её перенёс и тёплым одеялом укрыл, притворил дверь, и ушёл.
Только край неба лучами - проснулась Василиса. Смотрит - светло в горнице, чисто, аж поняла, что другая это спальня. Поднялась из постели, потянулась, с солнцем поздоровалась. Глядит - стоит вода чистая в кувшине. Умылась да отпила малость. Аж хорошо ей стало. Да тут вспомнила, что было накануне, окаменела будто. Двери отворила тихонько, вышла на каменную лестницу ногами босыми и прислушалась. Слыхать, как бранится Кощей! Больно страшно было Василисе, да ещё более любопытно. Поняла она, откуда доносится да поглядела в щёлку: сидит Кощей на кровати, ногой уперевшись в балку, рукой одной вторую поглаживает и чертыхается. А потом возьмётся рукой за колено, а другой со всего маху по первой ударит - хруст, крик!
Ойкнула Василиса испугано и отпрянула от двери зажмурившись. Тут встал тихонько Кощей с кровати, подошёл к двери и распахнул её, Василиса ели увернуться поспела, чтоб по лбу не получить.
- Ну? Что ты тут делаешь? - вопрошал Бессмертный, глядя на рослую статную Василису сверху-вниз.
Испугалась Василиса и бросилась наутёк, да заперлась в своей комнатке. Хмыкнул над тем Кощей, вернулся на кровать и руку переломленую примотал к дощечке какой-то. Тут сообразила Василиса, что нехорошо так, вышла из комнаты да вернулась к Кощею.
- Прощенья прошу. Виновата вельми, - очи долу стала девица, чувствуя, как дрожать начинает.
- Коль трясёшься так, то какого дьявола явилась?! - гаркнул Кощей, переломляя о балку ногу. Да только хруснула она, упал Кощей на пол, болезненно ахнув.
Подбежа к нему Василиса, подняться помогла и на кровать усадила.
- Зачем так делаешь, Кощей? - тихо молвила девица, даже надежды не питая на ответ добрый.
- Праздное любопытство, Василиса? - ухмыльнулся Бессмертный, - Это кости неправильно у меня срослись, теперь сызнова ломать надобно.
Содрогнулась девица. Но храбро сказала:
- Давай помогу тебе!
- Да куда тебе кости мои переломить? Ты же словно пушинка! - мерзко захохотал Кощей, но болезненно закашлялся и сплюнул кровью в миску позади кровати.
- Ты всё одно не сможешь сам, пока конечности не срастутся! Дай хоть попробовать, самодовольный костяк! - пылко произнесла девушка, стремительно побледнев, когда осмыслила сказанное.
Тихо засмеялся Кощей, откинувшись на спину:
- Тебе лишь бы забава!
Страсть как обиделась Василиса:
- Не забава это вовсе! Помочь хочу! Не ведомо тебе это, чтоль?! Совсем человеческого ничего в тебе не осталось?!
Да чувственно молвила так, что даже совестно Кощею стало, говорит девице:
- Коли можешь, помоги мне Василиса Премудрая, будь столь добра ко мне.
Василисе и стыдно стало, и радостно, что посовестить колдуна удалось, подошла она к нему, руку его на колено положила да ударила, хруст страшный послышался, сцепил зубы Кощей и звука не издал. Затем под ногу табурет поставила и всей силой на оную навалилась. Тут уж не сдержался Кощей и тихо застонал, впавши в беспамятство. Уложила Василиса его на подушки, примотала к палкам ноги и руки его и туго смотрала груди, укрыла рядном тёплым и тихо вышла.
Любопытна от природы, Василиса и сейчас себе не изменила, решив исследовать замок Кощеев. Поднялась на верхушку самую башни, что на восток выходила, в коей утро сие встретила девица. Только такой ветер там был, страсть какой, что в стену вжал её. Постояла она там, в небо синее глядя, да спряталась обратно в башню. Вниз тепер отправилась. Да так свезло ей, что враз кухню нашла, где хлебушка ломоть себе взяла и далее направилась. По кольцу обошла замок весь, каждую дверь отпереть пробуя. Половина заперты были, тем паче ворота въездные, а другие практически пусты, только залы были, но те вовсе без дверей. Но тут видит Василиса - арка, а из арки выход в дворик, что кольцом крепостным оцеплен. А там, - подумать только! - прекрасный сад. Вышла боязливо на дорожку камнем мощёную и пошла средь буяющей зелени, опасливо ступая и любознательно касаясь листов да цветов: живые ль? Идёт дорожкою средь деревьев и розовых кустов, да аж любо на душе становится. Привела её тропинка к пятачку, что фонтан на нём и скамеечка одинёшенька. В фонтанчике вода играет да рыбки в нём плавают разноцветные. Присела на краешек борта Василиса и раскрошила рыбкам свой ломоть хлеба. Тут птички прилетели, начали петь ей песни свои заливные, да белочка прискакала. Поднялась девица и пошла по саду, куда видела, любуется красотой да думу думает... Так дошла снова до стены высокой да вздохнула, поглядев вверх. Зашла в замок, сызнова попробовав отпереть ворота, что на волю вели, да не поддавались уж никак они, заглянула в кухню, взявши ещё ломоть хлеба да склянку воды. Вверх пошла по ступеням башни и вышла ярусом выше, отправившись в обход кольцом замка. Туда зашла, сюда сунулась. Да вот уж и стемнело, не видать уж ничего. Тогда глотнула чистой водицы Василиса-искуссница, рукой еле качнула - сей же миг все светильники пламенем возгорелись. Дале отправилась.
Тут проснулся уж Дурак-царевич на дне болотном да просит болотниц услужить ему. Расдобрились они да помогли ему выбраться, ещё и коня дали волшебного, вороного-огненогривого. Вышел он на свет-белый да возрадовался освобождению. Едет на коне своём чудном, да думает-гадает, куда податься, где искать Василису Премудрую. Испрашивает у людей добрых, да не знает никто. Тут вспомнил он, что то Яга завсегда виновата и пустился к ней. Едет лесом, едит полем, да лесом снова. Тут уж лес потемнел, что знаком стало: близко ведьма! Тут видит - стоит терем целый, да всё ж на ногах курьих. Говорит, мол:
- Развернись Избушка, ко мне передом, к лесу задом! Да что уж могла Изба сделать супротив просьбы. Развернулась к Дураку, пустила в терем. Заходит и говорит эдак:
- Верни мне, Яга злая, милую мою! - и мечом-кладенцом этак по полу пристукнет.
Да тут смотрит, сидят за столом лишь витязь высокий да девица молодая с косой, что аж огнём блестит, свечи пред ними да книг ветхих кипы. Испросил прощения.
- Ничего уж, добрый молодец, со всяким бывает. Садись к нам, медку отведай нашего.
Так и остался ночевать в Избе Дурак.
Как уснул тот, спрашивает Савьян Горыныч жену свою Ягушу:
- Что делать теперича будем?
- А ничего, - отвечает та, - сутра спровадим и пущай ищет себе дальше.
Тут уж и утро, самовар весело блестит боком златым на солнышке, хозяева уж чайок распивают. Проснулся царевич, вышел во светёлку, дня доброго желает да позволенья к столу испрашивает. Пригласили его позавтравтракать, расспросили о дороге его тяжёлой да отправили с глаз долой.
- Ну, эй-ей! Дурак-дураком! - поражался Горыныч, провожая с порога взглядом царевича, а Яга только хмыкнула да в дом зашла.
Едет дале царский сын искать злодейку Ягу, так и не смекнув ничего. Да так призадумался: а коли не Яга вовсе виновата? То, видать, Горыныч всё! Ехал царевич день и ночь до беревни ближайшей да расспросил, где Горыныча найти. Да давно уж не видали его, велели в горы отправится. Шёл-шёл, да тут решил, что не по нему это: горы. Холодно, ветренно и голодно. Да и врядли девица у Змея, на шиша она ему сдалась?! Да и завернул назад.
Глядит на то Василисушка через блюдечко с яблочком, что в комнате потаённой у Кощея нашла, да всё вздыхает и грустная ходит, мол, как же так? А коли и вправду бы её кто похитил, в горах заточил? Да и о горе рассказать своём некому, Бессмертный и тот мёртвым сном спит. Обшарила уж девица ползамка, не меньше, да библиотеку кощееву нашла. Долго ходила там да оглядывалась заворожено. Тут остановилась она и взяла книгу с полки наугад да спустилась с нею в сад, где, яблочко добывши, села читать. Тут долго сидела, колдовские письмена разбирая да всяко пальцы свои смыкая в разных фигурах. И яблочек наелась и ягодок насобирала, да в блюдечко печально поглядывала. Тут уж вечер настал, отложила Василиса книгу и к фонтану подошла, долго в воду глядела, сил волшебных из неё набираясь. Тут уж в водной глади и небо тёмным стало, звёзды яркие его озарили, залюбовалась Василиса. Да тут поменялось что-то в отражении. Не сразу уяснила искуссница, что именно. Да как поняла, от воды мигом отшатнулась да попятилась от фонтана: то Кощеево отражение в глади отразилось, так неслышно появился он за спиной девициной, что и не приметила та сразу. Сердце её мигом в пятки упало да ноги окоченели.
- Не страшись, Василиса, не трону тебя. - промолвил Кощей, в воду всё глядя. Да добавил, - пойдём-ка ужинать, исхудала, поди, на ягодах одних.
Развернулся Кощей и пошёл к замку. Приметила Василиса, как сам истощал он, зато уж теперь кости срослись его правильно. Да пахло от него лавандовым духом, таким, какой только в горах и бывает! Встрепенулась Василиса, побежавши следом за колдуном.
Забежавши в кухню, подивилась очень Василиса: достал Кощей казан да над огнём подвесил.
- Что ж не наколдуешь ты, Кощей, еды нам? - вопрошает Василиса.
- Не могу, обессилел вельми. - угрюмо ответствовал колдун.
Притихла Василиса, сев за стол. Да так уж неловко чувствовала себя, что по-тихоньку собралась уходить. Да только окликнул Кощей её:
- Куда намереваешься, Василиса?
- Да я бы... мне бы руки вымыть, да и вообще... - промямлила девица.
- Коль хочешь, есть банная комната у меня, - развернулся к ней колдун, - проведу тебя.
- Да я...
- Думай. - снова отвернулся Кощей к своему казану.
- Благодарю, я, - запнулась девица, затем промолвила скоро - очень хочу!
- Так бы и сразу. - горделиво отозвался хозяин замка и вышел из кухни, поведя Василису вглубь тьмы, да и не заметил, как отстала она.