Аннотация: *Опубликовано в журналах "Изящная словесность", С-Петербург, "Северяне", Салехард*. *Призер конкурса "Такая разная любовь - 010"*
Зло, испытанное одним человеком, становится чумой, заразившей всех.
А. Камю, "Бунтующий человек"
Прищурившись, высокий, худой парень наблюдал за похоронами, стоя в отдалении около молодой осины. И грустно, и скучно... Прислонившись плечом к гладкому стволу, со скрещенными на груди руками, он казался себе современным Печориным: загадочным и одиноким, утомленным жизнью.
Да, ситуэйшн. Называется, поработал в спокойной домашней обстановке... А рассказ-то к октябрю все равно надо сдавать. Разве что - нет худа без добра? Пожалел - не захватил блокнот: вот он - личный жизненный опыт, о котором столько талдычил руководитель литературной мастерской Митрофанов. Трагический опыт - не какой-нибудь слюнявый первый поцелуйчик. Не забыть бы вечером записать впечатления: пригодится на будущее. Кто говорил: художника делает биография? Проверим на практике.
Где-то на периферии мелькнула мысль: может, про это и сочинять? Про что? Смерть отца? - не сюжет. А если связать с сюжетом? Можно начать историю прямо со сцены на кладбище. Хотя и не ново. Ну и по барабану.
Творческие размышления прервало движение вокруг могилы: толпа зашевелилась, к гробу приблизилось несколько крепких мужчин. Над кладбищем, увязая в густом воздухе душного летнего полудня, медленно и тягуче поплыла монотонная мелодия духового оркестра. Молодой человек вздохнул и лениво оторвался от приятной прохлады древесного ствола: "Похоже, дело к финишу. Надо бы отметиться, бросить горсть земли - так, кажется, положено?" Он многократно видел подобное в фильмах - ощущение киношности, нереальности происходящего не отпускало - и почувствовал легкий холодок под ложечкой, как актер, делающий решительный шаг под свет софитов в важной сцене.
Рассказ начинается тогда, когда появляется герой.
Марина Васильевна вернулась домой поздно. Особой необходимости проводить весь субботний день на работе не было. Летняя сессия завершилась еще во вторник. Но... Привычка. Да и дома, по большому счету, никто не ждал. Вот и сейчас дочь где-то пропадала, почти как всегда по вечерам в последние месяцы. Невестилась.
Рассеянно, без особого аппетита, поужинав, Марина Васильевна немного посидела на диване в гостиной. Включила телевизор и не сразу заметила, что смотрит изображение без звука. Тут вспомнила, что уже недели две не заходила на сайт "Одноклассники.ru". Страничку завела пару месяцев назад по совету старой подруги, посмеиваясь над собой. Прав, видно, классик: "О прошлом вспоминают тогда, когда забывают о будущем". В сети обнаружила двух парней и одну девушку своего выпуска. Переписка завязалась вялая, что, впрочем, не удивило. Жизненный опыт давно научил: время делает некогда близких людей чужими и безразличными гораздо эффективнее ссор и обид.
Компьютер в комнате дочери (один на двоих) был по обыкновению не выключен. Уже сколько раз мать ругала дочь за это, но Настя ссылалась на мнение какого-то компетентного приятеля, утверждавшего, что частые отключения приводят к износу деталей.
Тронула "мышку" - экран монитора нехотя моргнул и распахнулся, как огромный стеклянный цветок, наливаясь холодным светло-голубым цветом. Ввела логин и пароль...
"Владимир Левенчук (Вчера 21:56)
Здравствуй, дорогая Марина!
Прости за то, что именно так к тебе обращаюсь. Последний раз я называл тебя дорогой двадцать с лишним лет назад и, наверное, потерял на это право. Но..."
"Какая еще дорогая? Ничего не понимаю! Что за дурацкие шутки?" - остановилась и возвратилась к началу сообщения. "Владимир Левенчук?... Господи, Володька?! Не может быть!"
Стало жарко. Внезапно заложило уши, как при резком снижении самолета. Медленно поднялась из-за стола, вышла на кухню, налила из электрочайника стакан воды и выпила мелкими глотками. Сердце колотилось. "Да что с тобой? Успокойся. Ты же еще ничего толком не прочитала. Наверное, ерунда какая-то".
Вернулась в комнату. Компьютер довольно заурчал, словно пес, дождавшийся корма от хозяина.
"Поверишь ли - часто перечитываю письма от тебя. Особенно в последнее время. Ведь я их сохранил. Ты, думаю, давно стерла все из памяти. И правильно сделала. А я не смог.
Перечитываю и вспоминаю, сейчас перепечатаю кусочек для тебя:
Так и представляю, как сидишь ты в лаборатории и рассматриваешь в микроскоп своим зорким и проницательным взглядом натуралиста разных одноклеточных и двуклеточных. А трехклеточных не надо! Трехклеточная ждет от тебя вестей в Зауральске и очень-очень-очень (не буду занимать весь лист) по тебе скучает...
Володька, если бы ты знал, как я тебя люблю! Я тебе не напоминаю, эти слова сами рвутся из меня!..
Твоя любимая и ненаглядная (очень в это верю) Марина".
Вот такие письма ты сочиняла, вспомнила?.."
Дочка заявилась во втором часу. Марина Васильевна лежала у себя в комнате при выключенном свете. В другое время обязательно бы встала, чтобы провести визуальный досмотр и немного поворчать - в конце концов, пусть сначала университет окончит. Но сейчас даже съежилась под одеялом, затаив дыхание, лишь бы не побеспокоили. Неожиданное сообщение от Левенчука разбередило рану, которая, как казалось, давно зарубцевалась на душе. И вот теперь она наедине со своими мыслями, и испытывает странное беспокойное чувство, с которым надо разобраться без посторонних глаз.
"... Не хочу показаться глупым и надоедливым старым идиотом. Но, поддался вот на модное веяние, зарегистрировался на сайте. Сел и соображаю - кого искать? И сразу подумал о тебе. Ввел фамилию - и чуть не ошалел от радости, когда программа выдала твою страничку. Чему обрадовался? В первую очередь, тому, что ты жива и здорова. И сразу нахлынули воспоминания.
Прости, если зря, как последний эгоист, как-то растревожил тебя. Не отвечай. Мне достаточно знать, что ты жива и у тебя все в порядке.
Некогда твой Володька!"
С Левенчуком они учились на одном факультете - биологии, но в разных группах - и более четырех лет даже не были лично знакомы. Свел их поистине случай. Марина подошла к заведующему кафедрой посоветоваться по поводу темы дипломной работы, и тут выяснилось, что похожую тематику (почти один к одному) уже взял Левенчук. Марина расстроилась: материалы она собирала давно, на четвертом курсе после практики на водоканале даже писала исследовательскую работу. Но завкафедрой, посмеиваясь, сказал:
- Зачем вам эта производственная преснятина об очистке сточных вод? Вот Левенчуку в самый раз - товарищ все равно звезд с неба не хватает, по распределению хочет попасть на Байкальский ЦБК. У них там в лабораторию специалист требуется. А вы же у нас отличница, найдите что-нибудь попереспективней.
И, пресекая Маринины колебания, сам подсказал другое направление - с прицелом на кандидатскую диссертацию.
На следующий день после этого разговора, в перерыве между лекциями, в коридоре около Марины неожиданно возник Левенчук. Роста деревенский парень из Восточной Сибири был значительно выше среднего и немного сутулился.
- Владимир, можно просто Володя, - протянул широкую ладонь. - А вы Марина, ведь так?
Поданную в ответ ладошку молодой человек ненадолго задержал в своей руке, рассматривая низкорослую девушку сверху вниз, словно под микроскопом. Марина смутилась: внешности она была далеко не выдающейся, и особенным вниманием сокурсников никогда не пользовалась.
- А мне рассказали, как вы мою тему пытались перехватить. Шустрая, оказывается, на ходу подметки рвете.
- Что, разве, я... - она совсем растерялась.
- Ну, пошутил я, а вы так перепугались, как будто булочку в кафетерии слямзили, - снисходительно произнес Левенчук.
- И вовсе не испугалась, - ответила Марина, пытаясь за контратакой скрыть смущение. - Пишите на здоровье про свою водоочистку... Просто - у меня материалы накопились. Думала, так легче с дипломной будет. И вообще, я уже другое направление взяла, к вашему сведению. Можете не переживать. А то, небось, всю ночь валерьянку пили, как мартовский кот.
- Да? - парень неопределенно хмыкнул, зачем-то достал из внутреннего кармана пиджака очки и водрузил их на нос. Несколько секунд внимательно глядел на Марину, покачивая головой из стороны в сторону. Позже Марина поняла - привычка. Левенчук был немного близорук, но очки надевал редко, предпочитая носить в кармане. Однако при разговоре, если собеседник его чем-то очень заинтересовывал, Володя машинально доставал очки и цеплял на кончик носа. Обратив внимание на созвучие фамилий, Марина в шутку обозвала эту привычку "взгляд Левенгука".
- Какие глубокие познания в кошачьей жизни - узнаю биолога... - и внезапно оживился. - Черт с ними, с котами. Это что же получается? Хм... Я лишил вас почти готовой дипломной работы? Так не пойдет: я вам должен, как минимум, стакан чая и булочку. Ну, ту самую, которую вы и не пытались красть. Сообразим после лекций? Кстати, любительница домашних животных, может, перейдем на "ты"?
"Здравствуй, Владимир!
Решила тебе ответить. Почему бы и нет? Не знаю, зачем ты меня нашел. Я тоже рада, что с тобой все в порядке. Надеюсь на это.
Марина".
Целую неделю после сообщения Левенчука Марина Васильевна находилась в странном состоянии, будто одновременно проживала две параллельные жизни. Течение воспоминаний затащило в такой омут, что порой чернело в глазах. Хорошо еще - в преддверии отпуска коллегам, занятым сдачей отчетности, было не до ее страданий. А у дочери по всем приметам появился новый поклонник.
Тогда думалось - навсегда вычеркнула Левенчука из памяти. Но теперь чувствовала, что обманывает себя. Помнила она про Володю, помнила.
Маленькая, щуплая, невзрачная. Зато "отличница" и в школе, и в университете. Со школьных лет Марина привыкла к тому, что ребята замечали ее только тогда, когда хотели списать домашнее задание или получить шпаргалку во время контрольной. Студенческие годы в этом плане не принесли изменений. На вечеринки сама старалась не ходить, чтобы не ощущать себя "гадким утенком". И тут в ее жизни появился Володя.
Он ждал в коридоре, когда она вышла из аудитории после лекции.
- Марина, - окликнул Левенчук со спины. - Я тут, должник ваш.
Когда в кафе после небольшой преамбулы он заговорил о материалах для диплома, Марина внутренне напряглась - опять ее используют. Но так приятно было сидеть за столиком с симпатичным парнем, ловя боковым зрением оценивающие и завистливые взгляды других женщин, что, услышав вопрос: "Ну так как, я могу на тебя рассчитывать?", она ответила едва ли не моментально, еле выдержав для приличия минимальную паузу:
- Хорошо. Я отдам свои материалы, но только с условием...
Марина медленно отхлебнула из кружки чай, лихорадочно формулируя в голове окончание фразы (какие условия-то, чего ляпнула?), и вдруг заметила, что собеседник нервничает, теребя себя за мочку уха. Она почувствовала - этот человек зависит от нее. К ней и раньше обращались с просьбами - одноклассники, ребята из группы - и Марина всегда помогала, но безропотно, будто была должна. А сейчас она впервые подумала о том, что может взять нечто взамен. Нечто ей нужное. И интуитивно догадываясь, что нужен ей Володя (точнее, общение с ним), Марина, с неожиданной для себя твердостью, предложила вариант:
- Вот как. Я даже помогу тебе написать дипломную, но ты мне - тоже будешь помогать.
Сидящий визави недоуменно нахмурил брови и достал из кармана очки. Изучающий взгляд искоса словно вопрошал - что бы это значило? Но девушка, напуганная собственной дерзостью, смотрела в стол и не видела мимики, которая многое бы подсказала опытному человеку. Когда она опасливо подняла глаза, Левенчук уже улыбался, споро просчитав, кто будет тягловой лошадью в их паре.
- Это замечательное предложение. Я согласен, - он поднял кружку с чаем, предлагая Марине чокнуться. - Unus pro omnibus et omnes pro uno (один за всех и все за одного)!
Парень из сибирской глубинки любил показывать образованность, щеголяя крылатыми выражениями на латыни. Мудреными фразами и нарочито шутливой манерой общения он маскировал застенчивость - но девушка поняла это позже. А еще Левенчук был скрытным и обидчивым.
"Здравствуй, дорогая Марина!
Для меня очень важно, что ты ответила! Но совсем ничего не написала о себе. Как сложилась жизнь? Тебе трудно общаться со мной?
Понял, что ты по-прежнему в Зауральске. А я так и осел в Байкальске. Но это все не очень важно. Жена умерла два года назад.
Боюсь спросить, как ты ко мне сейчас относишься.
Я очень жду ответа. Пусть всего несколько строчек.
Володя".
И они начали работать вместе. Володя не отлынивал, старался, но то ли сам предмет его не очень интересовал, то ли способностей не хватало. Получалось так, что Марина писала сразу два диплома, а напарник помогал по мере сил. Но зато он почти постоянно находился рядом с ней, и это наполняло ее душу незнакомым волнением.
Заниматься вдвоем ни в общежитии, где жил Володя, ни в библиотеке было неудобно, и девушка стала приводить сокурсника домой. Мать, Ольга Сергеевна, восприняла первого на ее памяти ухажера дочери удивленно и настороженно. Впрочем, Марина сразу объяснила, что вовсе он не ухажер, они просто помогают друг другу. Мать поджала губы:
- Знаю я этих помощничков - только девок брюхатить!
- Мама, ну, как ты можешь! Как тебе не стыдно! - возмутилась девушка, покраснев до кончиков волос. - Неужели я не могу с сокурсником позаниматься? Просто - вместе - посидеть за учебниками?
- Я разве возражаю? Занимайтесь и сидите, кто вам мешает? Даже если бы и ухаживал - на здоровье, давно пора.
Ольга Сергеевна хитрила. Она имела не самый приятный опыт общения с мужчинами. Отец Марины ушел из семьи и уехал в другой город, когда дочке еще не исполнилось семи лет. Мать не теряла попыток устроить личную жизнь, но все как-то не складывалось. Поэтому, желая дочери лучшей участи и понимая задачу по-своему, старалась внушить ей мысль о ненадежности мужского племени.
Однако Володя вел себя очень корректно и воспитано. И уж чем-чем, а легкомыслием не страдал. К тому же Левенчук быстро нашел общий язык с матерью, всегда поддерживая разговор и никогда с ней не споря. Что касается Марины, то она, толком не понимая, что с ней происходит, наивно и беспомощно влюбилась.
Иногда Володя оставался ужинать - по приглашению Ольги Сергеевны, которой нравилось учить молодежь уму-разуму. Однажды она начала расспрашивать о родителях. Левенчук обычно очень мало говорил о себе, предпочитая отмалчиваться, но в тот вечер неожиданно разоткровенничался и признался, что вырос при мачехе. Родная мать бросила мужа с маленьким сыном и сбежала из небольшого прибайкальского села, где они жили, когда мальчику было всего три года.
- Почему?! - округлив глаза, со всей девичьей непосредственностью воскликнула Марина. Она так ему сочувствовала в эту минуту! Но Володя снова замкнулся, сославшись на то, что ничего не помнит.
- Моя мать кукушка, - насмешливо сказал, прикрываясь своей обычной иронией, - птица вольного поведения. А отец... Его лучше об этом не спрашивать.
А дальше произошло так, что на майские праздники Ольга Сергеевна уехала к сестре в деревню. Парень и девушка на два дня очутились одни в квартире и на второй вечер молодые инстинкты взяли верх над рассудительностью и осторожностью: Володя и Марина стали любовниками.
Нельзя сказать, что после этого события Левенчук сразу охладел к однокурснице, но встречаться они стали реже, хотя и по вполне объективным обстоятельствам. Работа над дипломами как раз к тому времени завершилась, предстояли госэкзамены и защита, и готовиться к таким ответственным процедурам поодиночке получалось удобней. Да и Ольга Сергеевна привела дочь в чувство, напомнив, что Володя, возможно, парень и хороший, но ее ждет красный диплом, и надо бы на этом сосредоточиться.
Марина сдала "госы" на "отлично", Володя - только на "хорошо", но сам данным обстоятельством был чрезвычайно доволен. Беспокоило его другое. Незадолго до защиты диплома он зашел днем домой к Колокольцевым. Марина, держа на коленях своего любимца, персидского кота Шурика, грустно сказала:
- Кажется, вопрос о моем распределении фактически решен. Дело только за защитой. Если будет "отлично", то меня берут на кафедру.
- Ну и замечательно! Очень за тебя рад!
- Но ведь тебя-то на Байкал отправляют.
- Так нужно, Марина, я уже объяснял. Ты же знаешь, мне в науке ничего не светит. А там производство. Наберусь опыта и начну делать карьеру. Вот. К тому же - почти из тех мест, родители недалеко живут.
- А как же я?
- Что ты?
- Как мне без тебя? Хочу с тобой поехать!
Однокурсник, внезапно получивший напоминание о своем недавно приобретенном статусе любовника, с трудом скрыл растерянность и машинально полез в карман за очками, но спохватился. Разговор на эту тему девушка заводила и раньше, но ограничивалась неясными намеками. А тут вопрос был поставлен почти ребром. Володя решил потянуть время, но только усугубил свое положение.
- И что ты предлагаешь? Хочешь отказаться от своего распределения? Ну, пошлют в какую-нибудь тьмутаракань.
- Так давай поженимся. Тогда я смогу поехать с тобой, - Марина произнесла это с такой наивной радостью, будто подсказывала юноше ответ на очень сложную загадку.
Тот едва не прикусил язык. Называется - сам нарвался. Женитьба в его планы не входила. Левенчук, в принципе, не возражал против того, чтобы остаться в областном центре, но бракосочетание с Мариной этой проблемы никак не решало. А везти ее за собой на Байкал? Только тут Володя понял, насколько по-разному они смотрели на сложившуюся ситуацию. Он-то считал эти отношения временной интрижкой. А оно вон как поворачивается.
- Послушай, Марина, - произнес рассудительно. - Женитьба никуда не уйдет. Давай не пороть горячку. Я приеду туда, обустроюсь, осмотрюсь. А потом тебя заберу. Идет?
Расстроенная девушка сидела с потухшими глазами.
- Ну, Маринка, милая моя, - Володя аккуратно обнял Марину, стараясь не касаться кота. Почему-то они (Володя и кот) друг друга недолюбливали. - Ты же знаешь, как я тебя ценю и уважаю.
Получив диплом, Левенчук уехал на Байкал. Марина тосковала, но старалась гнать из головы грустные мысли и думать о будущем: он скоро устроится там, решит вопросы с жильем. Володя организованный и настойчивый, у него все получится.
Заканчивался август, когда Марина узнала, что у нее будет ребенок. Из поликлиники в теплый погожий день домой не шла, а летела, как в радостном сне. В почтовом ящике - письмо от Володьки. С нетерпением открыла еще на лестничной площадке - вдруг напишет, что ему выделили комнату в общежитии! И так и остановилась у перил. Ноги словно отняло...
"Здравствуй, Владимир!
Ты спрашиваешь о моем отношении к тебе? Если бы ты знал, как мне было тяжело, горько, больно и обидно, когда ты написал, что я тебе не нужна. Как раз накануне сходила в женскую консультацию и узнала, что беременна. Уже собралась тебя обрадовать и тут - словно обухом по голове: "Прости. Я встретил другую женщину". Оказывается, до сих пор помню эту короткую строчку. Ты всегда был лаконичен, ценил свое время.
Не буду скрывать, мне тяжело вспоминать. Но мы уже давно взрослые люди и привыкли терпеть боль. Только очень не хочется, чтобы боль повторялась.
Марина".
Первая мысль, когда дошел смысл жестоких слов из короткого письма Володи - жизнь кончилась! Все оборвалось на таком взлете чувств, что понимала - снова так высоко уже не подняться. Значит - лучше камнем об землю. За этими мыслями ходила, как завороженная, по кругу несколько дней.
И тут вспомнила о ребенке. Нет, даже не вспомнила, он сам напомнил о себе. Что-то шевельнулось внутри - инородное и одновременно такое родное до сердечной колики, что Марина заплакала навзрыд. Она стояла дома у окна и смотрела сквозь слезы на улицу, где шел дождь. А потом дождь закончился, и выглянуло солнце.
"Здравствуй, дорогая Марина!
Все последние дни думаю только об одном. Ты упомянула вскользь, что была беременна. Боюсь об этом спрашивать, но ты должна мне ответить! Сделала аборт? Или?
Прости меня за всю боль, которую тебе причинил!
Твой Володя!"
Недели две матери ничего не говорила. Но дальше оттягивать уже было нельзя. Ольга Сергеевна охнула, однако быстро собралась с мыслями и с высоты житейского опыта вынесла вердикт:
- Раз другую бабу нашел, то дело пустое, только сопли разводить. Делай аборт и забудь про подонка.
- Я буду рожать.
Мать на короткое мгновение потеряла дар речи. Потом стукнула ладонью по столу и закричала так, что Марина не на шутку испугалась:
- Дура! Дура бестолковая! Научилась ляжки раздвигать - решила, что взрослой стала? А я ведь тебя предупреждала про этого козлодуя. Что, разве нет?!
Марина молчала.
- Д-да ты знаешь, соплячка, что значит одной ребенка рОстить? Т-ты хоть п-представляешь, что это т-такое? Т-ты... - разнервничавшись, начала заикаться, не хватало воздуха.
Дочь сидела неподвижно.
Безо всякого перехода мать заплакала. Так они провели несколько минут: мать плакала, а дочь молчала. Успокоившись, Ольга Сергеевна вытерла лицо кухонным полотенцем и снова наткнулась на упрямый взгляд. Обреченно покачала головой, затем сухо произнесла:
- Ну, смотри сама. На особую помощь не рассчитывай. Из дому не выгоню, но мучиться будешь - не ной, раз напросилась.
"Здравствуй, Володя!
Не надо извинений. Я не держу на тебя зла - ведь когда-то я тебя любила. Но меня начинают немного беспокоить наши виртуальные отношения, все думаю - из-за чего ты мне написал?
Ты спросил о дочери? Да, у тебя есть дочь. Ей 20 лет, она студентка, учится в университете. А я там работаю - в деканате на том же факультете биологии. Тебя, возможно, интересует, не замужем ли я? Нет. И не была. Так получилось.
Когда-то твоя Марина".
И Марина не ныла, даже мысли такой ни разу не возникло, что зря не послушалась матери. Вырастила Настю - все-таки не без помощи бабушки, конечно. И по работе кое-чего добилась: аспирантуру окончила и диссертацию защитила. Правда, дальше о научной деятельности пришлось забыть - администраторам платили больше.
Жизнь удалась? "Как же, удалась!" - усмехнулась Марина Васильевна. Кто ответит, удалась или нет у женщины жизнь, если ее любимый фильм "Москва слезам не верит"?
"Здравствуй, дорогая Марина!
Извини, что немного задержался с ответом. Я долго думал над твоим последним письмом.
Марина, у меня есть дочь! Как здорово! Я все пытался представить, как она выглядит? Нос у нее такой же курносенький, как у тебя, или мой? Как назвала? Очень хочется ее увидеть.
Ты правильно написала, что мы уже давно взрослые люди. И не должны бояться принимать решения. У вас в Зауральске в начале августа пройдет международная выставка по технологиям переработки древесины. У меня есть причины на нее приехать. Сможем увидеться. Чего мы потеряем? Но вдруг что-то приобретем? Не отвечай сразу отказом, подумай несколько дней.
Твой Володя!"
"Эко, однако, его на лирику пробило! - подумала с грустной иронией, перечитывая эмоциональный отклик. - А скуп был и на слова, и на чувства. Видно, одному-то тоже не сладко".
Воспоминания и дочь - все, что сейчас объединяло с этим человеком, так неожиданно вернувшимся в ее жизнь. Про отца Настя ничего толком не знала: Марина в несколько этапов, по мере взросления дочери, сочинила туманную легенду о геологе, погибшем в тайге - более оригинальной истории выдумать не получилось. Не мастер она была сочинять истории. И эта родилась почти спонтанно.
Как-то ранней осенью, дочке шел четвертый год, они вечером возвращались домой из детского садика. Настя вела себя на удивление молчаливо. Держась за мамину руку, сосредоточено перепрыгивала через опавшие листья на тротуаре и вдруг спросила:
- Мама, а когда наш папа вернется?
Простой вопрос застал врасплох. За несколько месяцев до этого дочка, также неожиданно, уже однажды заводила речь о папе. Тогда Марина быстро, чтобы замять тему, выдала первое, что пришло в голову: папа уехал далеко и вернется не скоро. Сказала - и забыла. В отличие от Насти.
Оказалось, что в тот день воспитательница попросила детей нарисовать их родителей. Творивший цветными карандашами по соседству, приятель Коля изобразил дистрофичного, на кривых ножках, папу около пузатого, как арбуз, автомобиля. Настя, старательно рисовавшая маму, увидев модернистское произведение соседа, впала в задумчивость. Вследствие чего, через некоторое время, и прозвучал ее "детский" вопрос.
Марина поняла, что пора подключать творческое полушарие и изобретать нечто более фундаментальное, чем примитивное "папа уехал". Так и возникла, в буквальном смысле слова, на ходу, версия про геолога, пропавшего в тайге. Фантазия в духе "а ля Перро-Кончаловский", отдаленно напоминающая неуклюжий гибрид сказки про Красную Шапочку и эпического сказания "Сибириада", произвела на маленькую девочку сильное впечатление. Она снова задумалась, промолчав до самого дома. Но когда они уже подходили к подъезду, дочка внезапно произнесла:
- Он остался жить в лесу.
- Кто? - не сразу среагировала Марина, занятая своими мыслями.
- Наш папа остался жить в лесу, - назидательно пояснила Настя. - Как ты, мама, не понимаешь? Он не знает дороги домой и поэтому живет в лесу. Но там же холодно и страшно. И если он найдет дорогу, то обязательно вернется к нам. Ведь, правда?
- Конечно, малышка, так и есть, - сглотнув комок в горе, сказала Марина, делая вид, что смотрит на небо. - Если завтра дождя не будет, мы с тобой в зоопарк сходим...
Может, только из-за дочери, однажды уже лишенной отца, и решилась на эту странную и тягостную переписку. Ну и из любопытства, конечно, извечного женского любопытства. Как не открыть ящик Пандоры?
"Здравствуй, Володя!
Нос у нашей дочери, Насти, прямой и немного удлиненный, как и у отца.
По поводу твоего приезда. Я написала, что любила тебя. Но, видимо, так будет не правильно. Я вдруг подумала, что о любви нельзя говорить в прошедшем времени. Наверное, если она случается, то уже навсегда остается с человеком.
Приезжай. Твоя Марина!"
"Здравствуй, моя дорогая Марина!
Я приеду второго, но сначала будут служебные дела. Давай встретимся четвертого, в субботу, в сквере около университета. В двенадцать часов.
Я очень волнуюсь. Мне грустно, но хочется верить, что вместе мы найдем повод для оптимизма.
Твой Володька!"
Марина Васильевна появилась в сквере за пятнадцать минут до назначенного времени. Ночь промаялась без сна. Встала рано, чтобы отвлечься - замесила тесто и испекла пирожки с вареньем, которые очень любила Настя.
Перед уходом долго стояла перед зеркалом, наводила макияж. Иллюзий по поводу собственной внешности уже давно не испытывала и косметикой старалась не увлекаться: рябого могила исправит. Но в это утро к обычно проходной процедуре отнеслась с особой тщательностью. Даже решила воспользоваться импортной, какой-то очень устойчивой, косметикой дочери, которую Насте подарил новый бой-френд. И, незаметно для себя, успокоилась.
К месту встречи отправилась пешком, благо - пути полчаса. Более четверти века, начиная с первого курса учебы в университете, ходила этой дорогой. Но хотя и знала, что не опоздает, поневоле ускоряла шаг и пришла рано. Сквер был большой и напоминал площадь, обсаженную по краям деревьями. Неторопливо прогулялась по периметру, незаметно оглядывая немногочисленных прохожих и фигуры людей, сидящих на скамейках. Володи среди них не было. Он так же пунктуален - попыталась успокоить она себя. Но волнение снова начало нарастать. Села на пустую скамейку. Вот и двенадцать. Двенадцать ноль пять. Двенадцать десять.
Напряженно следила за минутной стрелкой, когда почти вплотную подошел высокий молодой парень. Остановился.
Подняла голову и их глаза встретились.
- Извините, вы Марина Васильевна? - сиплым голосом спросил парень.
- Да.
Незнакомец сел рядом.
- Я сын Владимира Сергеевича, вашего... вашего знакомого.
Попыталась что-то произнести, но горло сдавил спазм.
- Марина Васильевна, вы только не нервничайте, - Голос молодого человека звучал уже чище, ровнее. - Вам надо успокоиться. Но я должен сказать... С отцом произошло несчастье, он умер. Внезапно. Сердце остановилось.
Словно не слышала. Возникло ощущение дежа вю - вот также стояла тогда на лестничной площадке, перечитывала раз за разом короткую строчку из письма Володи: "Прости. Я встретил другую женщину", и не могла понять ее смысла. О чем это он?
- С вами все в порядке?
Человек, назвавшийся сыном Володи, смотрел на нее в упор, внимательно, близоруко прищурив светло-серые глаза.
- Да, я поняла. Умер... Умер. А как же...
- Как я вас нашел? О, это особая история. Но, как вы себя чувствуете? Может, тут я видел рядом аптеку... Или лучше вас домой отвезти?
- Нет, нет, - покачала головой. - Я справлюсь. Вы продолжайте.
- Я с отцом последний раз виделся за два дня до смерти. И он вдруг начал рассказывать про вас. Мол, была у меня любовь... А потом говорит - собрался в Зауральск, хочу встретиться. Билет уже взял. Спросил у меня - не осуждаю ли его? Я ответил, что нет. А он продолжает: вот, мол, сын, уже в эту субботу, в полдень, должен увидеться с Мариной в нашем сквере напротив университета. Где часто с ней сидели когда-то. Так и сказал - а я запомнил. И когда он умер - решил найти вас и сообщить лично. Подумал - вы же будете ждать...
В левой стороне груди стало покалывать тонкими, горячими иголочками. Ощущение было незнакомое и пугающее. И в висках - как молоточки застучали. Давление, наверное. Посидеть бы, подышать воздухом. Но этот, сын Володи, какой-то он... чужой. Еще не хватало перед ним расклеиться.
- Спасибо вам, - тихо сказала. - Спасибо за то, что сообщили. Я, пожалуй, пойду.
Молодой человек встал со скамейки:
- Давайте я провожу. Или такси поймаю?
- Не надо, извините, - тоже поднялась, слегка опершись на подставленную руку парня, посмотрела ему в лицо.
- Он вас любил, наверное, очень любил, - быстро, почти скороговоркой произнес тот, отводя взгляд.
Марина Васильевна слабо улыбнулась и медленно, не оборачиваясь, пошла по дорожке вдоль деревьев. Молодой человек стоял у скамейки и с грустью смотрел вслед. Женщина уже скрылась из виду за деревьями, а он все продолжал неподвижно стоять, о чем-то думая.
Станислав приехал домой на каникулы в конце июня, окончив четвертый курс университета. Отец, заместитель генерального директора комбината, после смерти жены жил один.
Проговорили весь вечер (почти пять месяцев не общались). Отец, по обыкновению, выдал приличную сумму на расходы, сразу на все лето, подколов сына в своей манере, без сантиментов: "Отдыхай, ковбой. Капуста есть, козы сами прибегут". И тот на следующий день уехал за город, на дачу.
А еще через день отец умер. Умер скоропостижно, на работе - второй инфаркт за три года.
После похорон Станислав зашел в кабинет-библиотеку, где отец работал дома, стал просматривать ящики письменного стола. Искал он деньги, а также сберкнижки и другие финансовые документы: жить-то на что-то и как-то надо дальше? И тут наткнулся на старую папку с тесемками...
Марина Васильевна медленно брела по тротуару, едва не натыкаясь на прохожих. "Надо взять себя в руки, - подумала вяло, - еще за пьяную примут. А чего ты ожидала, наивная дурочка? В любом случае ничего уже не могло произойти. Разбитую чашку не склеишь. Судьбу не обманешь. Ах, Володя, Володя, глубоко же ты заполз в мое сердце!"
Вспомнила парня - так походит на отца! Такой же немного нескладный, сутуловатый. И внимательный взгляд натуралиста. Взгляд Левенгука.
Ноги не слушались, присела на скамейку у автобусной остановки.
"А ведь нехорошо с парнем получилось, из Байкальска специально приехал. А я - даже имени не спросила. Все из головы вылетело. Наверное, другого приема ожидал? Какого? Да, может и невежливо поступила. Но - не хватало сил с ним дальше разговаривать. Как он смотрел! Будто в душу старался заглянуть. А это - никого не касается. Ни сына, ни дочери. Только ее и Володи. И их любви... Любви? Нашла о чем думать, сентиментальная идиотка. Была ли хоть любовь-то? Как там, у Горького - может, мальчика и не было?"
Поежилась в легком платье. За последний час резко похолодало. А синоптики обещали жаркую погоду. Опять наврали. Или ей так кажется?
В груди снова закололо. Вот так они, наверное, и случаются: инсульты-инфаркты. Память подсунула старинный и загадочный диагноз из когда-то прочитанного - грудная жаба. "Интересно, почему жаба? Какая гадость в голову лезет. Одно слово - биолог. Посижу еще, куда торопиться? Все уляжется и утрясется. Холодно вот только".
...В папке, среди других бумаг, Станислав нашел несколько старых писем. По обратному адресу на конверте Стас понял, что это письма от той самой женщины, Марины, с которой отец собирался встретиться в Зауральске. В одном из писем лежала старая пожелтевшая фотография Марины. Вглядываясь в серьезное, сосредоточенное лицо молодой девушки с печальными, как ему показалось, глазами, он вдруг понял, что обязан найти эту женщину и рассказать ей о смерти отца. Не просто обязан - должен! И Станислав срочно вылетел в Зауральск.
...Вернувшись домой, Марина Васильевна застала дочь на кухне, уплетающую пирожки.
- Мама, какая ты молодец! А я только что встала, - несвязно произнесла Настя с набитым ртом. - Где снова с утра пропадала? У меня джинсы порвались.
- В магазин выходила. Вот, купила молока, хлеба. Заштопаю сейчас твои штаны.
Устало села на табуретку. А Настя, наоборот, привскочила, явно чем-то возбужденная.
- Попей со мной чаю. Сиди, я налью. Мне с тобой поговорить надо, третий день не получается...
- Кто ж виноват... если ты пропадаешь... с утра до ночи? - слова выдавливались с трудом, снова закружилась голова.
- С тобой все в порядке? Грустная ты какая-то.
- Замерзла немного. Думала, что тепло, а ветрено оказалось.
- Шесть сек и согреешься. Я тебя шокирую сейчас. Нет, не бойся, не шокирую, а удивлю. Что ты скажешь, если я замуж выйду?
- Неужели предложение сделал? - после паузы спросила не столько удивленно, сколько недоуменно. Замуж? Настя замуж собралась?
- Нет, еще не сделал. Но, судя по его подозрительному поведению, собирается. И я у тебя хотела спросить, у тебя же опыт есть. Как отец себя вел, ну, перед тем, как с тобой объясниться. Он намеки какие-то делал, или сразу в лоб - будь моей женой?
- Ой, дай вспомнить. Ты меня врасплох застала, - приложила руку к щеке. Как не вовремя! Невеста. Дождалась... Надо собраться. Чего разнюнилась? Дочь - невеста? Так радуйся!
- Да ты особо не напрягайся. Ты скажи - он в любви объяснялся?
- ... Да, объяснялся, конечно... С цветами пришел. Что-то я забыла уже в деталях.
- Ну, как можно такое забыть! Кстати, я на днях клевую книжку дочитала - "Мост короля Людовика Святого". Класс! Читала? Нет? Ну, как не помнишь. Подожди, я сейчас принесу. Там интересное место есть.
Дочь вышла из кухни. Марина Васильевна сделала несколько глотков чая, добавила сахара. Озноб потихоньку проходил. Настя вернулась с книжкой.
- Слушай: но и того довольно, что любовь была... Вот, дальше: даже память не обязательна для любви. Есть земля живых и земля мертвых, и мост между ними - любовь, единственный смысл, единственное спасение. Здорово, правда?.. Ты меня слушаешь, мам?
- Да. Кто написал, говоришь?
- Сейчас. Торн-тон Уайл-дер. Язык сломаешь. Но, как красиво и романтично! Есть земля живых и земля мертвых, и мост между ними - любовь. Ты же помнишь отца?
- Помню, - неожиданно для себя произнесла с вызовом. Но дочь не обратила внимания на интонацию.
- Только одного не догоняю. Даже память не обязательна для любви? Почему? У любви нет памяти? Ты улавливаешь смысл?
- Я? Наверное, это философия.
- Философия? Ладно. Вижу - ты не очень копенгаген. Вот Витьку заставлю прочитать. Пусть помучается. Мам, может, тебе полежать? Ты, видимо, не выспалась. Мне надо уйти сейчас. Мы в кино договорились.
"Иди", - сама не поняла, то ли подумала, то ли произнесла вслух. "Иди. А я поплачу. И сотру, наконец, эту чертову косметику".
***
Погожим осенним деньком студент литинститута Сергей Левенец стоял у парапета набережной Москвы-реки и кипел от возмущения: "Надо же - всего "четверка"! Этот старый пень ничего не понял". Он снова прокрутил в памяти разговор с руководителем литературной мастерской, маститым писателем еще советской закалки Егором Митрофановым, состоявшийся около часа назад.
- Разочаровали вы меня, господин студент, - ехидничал аксакал советской реалистической прозы, откинувшись на спинку кресла. - А я же вас предупреждал - берите сюжеты из жизни. Вот, помню, в начале шестидесятых послали нас, молодых литераторов, на целину. Так я оттуда целый чемодан зарисовок привез. Ишачил, будто вол, сам пахал и сеял, да. Не то, что нынешнее племя. И через два года, бац - Государственная премия! Так то, юноша бледный со взором горящим. Небось, о славе Достоевского мечтаете? А помните, сколько Федор Михайлович лет на каторге провел? Нет, интрига в рассказе есть, характеры контурно намечены, и портреты, в общем, ничего - прописаны. Хотя эта ваша, как ее, Марья Васильевна, все равное квелая. Про таких в народе говорят - не жилец. Экспериментируете над героиней, как Базаров над лягушками - с холодным носом. А персонажей, сударь, надо любить, душу чувствовать. Привыкли в своем убогом Интернете, как там, тусоваться без разбора. Тьфу, словечко-то какое! Литература, батенька, это вам не сайт знакомств... А ведь целое лето впереди было.
"Будущее российской словесности" молчало, понурив голову.
Тоже мне - поднял целину! Если бы этот ударник литтруда знал, как все обстояло в действительности!
В 1988 году отец Сергея, выпускник Зауральского университета, приехал работать на ЦБК по распределению. Дочь главного инженера комбината, студентка политехнического института, как раз проходила в лаборатории производственную практику. Скромная девушка, не отличавшаяся особенной красотой, и не избалованная вниманием мужчин, быстро влюбилась в видного, серьезного и рассудительного парня. Тем более что молодой специалист относился к практикантке с подчеркнутым вниманием. Уже через полгода они поженились, и зять главного инженера резво двинулся по служебной лестнице. Семья, со стороны, казалась чуть ли не образцовой. Но, спустя двадцать лет, отец нашел новую жену, женившись на секретарше Зинаиде. Та была на двенадцать лет моложе первой жены. Банальная история.
Когда Сергей, окончив четвертый курс литинститута, приехал на каникулы, то остановился у матери. С отцом даже не успел встретиться - тот умер через два дня после приезда сына. Зинаида нашла Сергея по мобильному, позвала на похороны. На кладбище отправился один, мать, считавшая бывшего мужа предателем и подлецом, отказалась наотрез. Там, на похоронах, Зинаида и сообщила, что нашла у отца в столе папку с личными бумагами.
...Раскрыв папку, Сергей обнаружил в ней толстую тетрадь, пожелтевшие газетные вырезки, несколько старых писем и с десяток таких же древних фотографий. Вырезки сразу убрал в сторону. Отец зачем-то собирал и хранил публикации о ЦБК. Полистав тетрадку, наследник удивился. "Ешкин кот, оказывается, батяня баловался в юности стишками. Вот тебе и гены, от крокодила Гены. Прикольно, надо потом эту лирику внимательно почитать".
Затем взялся за письма. По обратному адресу и почерку сразу понял, что они от одной и той же женщины. На секунду возникло сомнение: а стоит ли совать нос? "Стремно как-то - не для тебя писано". Но любопытство пересилило: с кем это фазер на заре суровой юности лямуры крутил? И все равно, пока разбирал аккуратные, но выцветшие буквы, в душе ощущалось легкое беспокойство. Как будто боялся - сейчас в комнату войдет отец и поймает за недостойным занятием.
Дочитывая последнее, третье письмо, студент вдруг вспомнил напутствие Митрофанова.
- Слушать сюда, молодые дарования, - сказал Егор Михайлович на последнем перед каникулами семинаре. - Главное для писателя - правда жизни. Зарубите на своих высокомерных носах. Ищите сюжеты вокруг себя, а не высасывайте из пальца. Смотрите на людей − они же рядом. Запоминайте: лица, характеры, действия. К первому октября сдадите мне рассказ на один печатный лист, и без этих наблюдений даже на "хорошо" не рассчитывайте.
Начинающего сочинителя словно что-то кольнуло. "Эге! - усмехнулся самодовольно. - Неужто - творческий бес в ребро? Как там у вас, уважаемый Александр Сергеевич, в "Пиковой даме" - три карты? А у нас - три письма!"
Письма - чем не основа для жизненного сюжета? Сергей почувствовал азарт Германа, решившего сорвать банк.
"Хм, а батя-то молотком оказался. Я бы давно такую макулатуру выбросил. А он ныкал зачем-то. Для чего, для кого? Напрягай шестеренки, гений! Может, он тебе духовное завещание оставил?" Ему понравилась оригинальная мысль в духе романтического 19 века.
- Отец завещал сыну увековечить свою первую любовь, - высокопарно произнес вслух будущий "инженер человеческих душ". Нет, идея явно заслуживала внимания. Только вот материала маловато.
Суетливо перебрал фотографии. "Похоже - эта мадам. Да, не Шарлиз Терон. Типичная прищепка. И чего батя в ней нашел? Вот, тоже, вроде, она. Даже любопытно, как эта курица сейчас выглядит? Встретиться бы, увидеть глаза (чего там классик лепил про зеркало души?), посмотреть на реакцию, записать жесты, походку. Вот тогда будет потрясный материал для реального рассказа, как старику надо, а не какой-нибудь пурген. Глядишь, в "толстый" журнал порекомендует для публикации. Пора выбиваться в люди. Не пацан уже, третий десяток пошел. А там и в Союз писателей можно пролезть. Только под каким соусом все это зафигачить?"
Снова взял со стола один из конвертов, прочитал обратный адрес. Неожиданная мысль, словно попавшая на крючок проворная рыба, блеснула чешуей, пытаясь сорваться и уйти обратно вниз, в глубину сознания. Но мозг уже уцепил намертво смелый и нетривиальный замысел.
"А ведь наклевывается сюжетик. Ловись рыбка, большая и маленькая. Ай, да Левенец, ай, да сукин сын!"
...Сергей смотрел вниз на темную, мутную воду. Разве расскажешь об этом Митрофанову - реликту соцреализма, как метко окрестил его кто-то из однокурсников? О том, как возникла эта убойная фишка - собрать дополнительный материал о любовнице бати, и он наобум ввел в поисковик фамилию и имя с конверта. О том, как надыбал страничку на сайте "одноклассников", а потом, нахально и дерзко, решил завести переписку от имени мертвого. Родной фазер все же, не какая-нибудь тень отца Гамлета...
А сколько бабла потратил на эту поездку в Зауральск, чтобы дополнить замысел конкретной фактурой? А сама встреча с Мариной, какой мороки стоила - минут пятнадцать менжевался под деревом, собираясь с духом. Почти было передумал, хотел вовсе уйти - так сердце екало.
И это называется - высосал из пальца? И за все эти запары - только четверик?! А расскажи - старикан точно с катушек съедет. Еще обвинит по старой привычке в аморалке.
Да, эксперимент удался не вполне. Банк не сорвал, дама оказалась бита. Где же он прокинулся?
Уязвленный и униженный "литературный гений" не мог этого понять, и данное обстоятельство бесило его больше всего.
"Может, надо было как-то по-другому эту Марину описать, "с любовью"? А чего ее любить? Была бы хорошая любовница, отец ее не кинул бы, женился. Хотя... ушел же он от матери... Черт их разберет! Правильно говорил батя: "Не верь бабам, сынок. Они сами не знают, чего хотят, а мужики потом отдуваются". Еще бы, его самого в детстве мать бросила".
Левенец со злостью плюнул в свинцово-грязную воду, развернулся и оперся спиной на парапет. Мимо по тротуару, громко смеясь и покачивая бедрами, медленно процокали каблучками две молоденькие девушки. Остановились неподалеку и о чем-то громко защебетали, кокетливо поглядывая в сторону симпатичного парня.
Марина Васильевна умерла ненастным зимним вечером. После той, краткой, но мучительной встречи в сквере она часто, в отсутствие дочери, садилась за компьютер и перечитывала переписку с Володей. Эта тяга возникла, словно внезапная болезнь, и постепенно нарастала, как наркотическая зависимость, заставляя подолгу сидеть у мерцающего экрана и думать, думать: почему; зачем; за что? И кто виноват в том, что все так вышло? Может, переступи она тогда через гордость, напиши Володе про ребенка... И тут начинала наплывать, как сырой, вязкий туман из болотной низины, противная, липкая, отвратительная мысль: а может и не любила она Володю-то никогда? А чего ж хотела-то? Мать тогда ей грубо, жестоко сказала (запомнила на всю жизнь и не могла матери простить), как мокрым полотенцем по лицу ударила: "Ты сама его в постель затащила, дура! Сучка не захочет, кобель не вскочит".
Настя, вернувшаяся домой поздно, застала мать на полу. Когда резко обожгло в груди, Марина Васильевна попыталась дойти до телефона, но не смогла, потеряла сознание. Смерть была странной и неожиданной для всех, кто хорошо знал Марину Васильевну. Раньше она никогда не жаловалась на сердце.
То, что компьютер не выключен, дочь заметила только на следующий день. Подошла к столу, пошевелила "мышкой". Продолговатый экран мигнул, налился холодным сероватым цветом, словно огромный глаз, и Настя прочитала: "Здравствуй, моя дорогая Марина!"...
*Левенгук (Leeuwehoek) Антони Ван - нидерландский натуралист, изобретатель микроскопа.