На первый взгляд, дверь была обычной. Старая, местами неровная, но аккуратно выкрашенная в начале сезона. Как и все без исключения двери в нашем лагере отдыха, эта была белого цвета с синими полосками по краям. Не знаю, кто это придумал, но традиция красить двери именно так существовала в лагере, как уверяли старожилы, с незапамятных времен.
Я огляделся по сторонам. Разумеется, в пределах видимости никого не было: я сам приложил к этому руку, активно организовывая на сегодня грандиозную всеобщую экскурсию в городской зоопарк. В лагере остался лишь сторож - мирно дремлющий благодушный старичок - да несколько поваров, занятых приготовлением обеда.
На двери не было стекол. Будь они, я мог бы просто заглянуть внутрь и развеять свои подозрения.
Подозрения? О чем это я? Последние дни меня раздирало беспокойство: в нашем лагере что-то происходило.
Сквозь листву деревьев пробивалось яркое утреннее солнце. Обычно в такую погоду само собой повышается настроение, жизнь кажется прекрасной...
За дверью кто-то был. Я понял это внезапно, четко и ясно. Кто-то прятался прямо за самой дверью и терпеливо ждал, когда я сунусь внутрь.
У меня по спине пробежали мурашки. И это солнечным-то утром.
Я облизал пересохшие губы...
Все началось одним прекрасным поздним вечером.
Я плавал в озере. Вообще-то я не любитель ночных купаний и всегда чувствую легкое беспокойство, когда в темноте заплываю подальше. Наверное, тогда мне просто захотелось расслабиться после работы с детьми, смыть с себя усталость дня.
Она появилась, когда я плыл к берегу. Мне сразу вспомнились истории о русалках, водяных и прочей нечисти, в изобилии водящейся, если верить слухам, в окрестностях лагеря. Порой мне и самому мерещилось что-то - какое-то движение, неясные тени, шорохи, скрипы, вздохи, далекие завывания, - но я всегда списывал это на нервозность и усталость. Иногда я внезапно просыпался среди ночи от сильного волнения и слышал какие-то шаги - слишком тяжелые и неуклюжие для человека. И тогда довольно толстые стены домика казались мне очень тонкими и ненадежными.
Впрочем, появившийся силуэт был слишком четким. Вне всяких сомнений, на берегу кто-то был.
Старясь не шуметь, я медленно поплыл в его сторону.
Никогда в жизни мне не доводилось видеть хоть что-то, попадающее под определение сверхъестественного, и это, решил я, медленно двигая руками в темной воде, было вовсе не так уж и плохо.
Подозрения развеялись, когда я подплыл ближе. Русалочкой оказалась Наташа - воспитатель из соседнего отряда. Затаив дыхание, я смотрел, как она раздевается. Не то, чтобы я любил подглядывать (вообще-то ночью за двадцать шагов мало что увидишь), просто мне показалось глупым вылезать сейчас из воды, а отворачиваться - это уж совсем по-идиотски.
К тому же она мне нравилась, а я вовсе не был уверен, что смогу увидеть ее в таком виде в более подходящей обстановке. Так или иначе, я решил подождать.
Вспоминая об этом у белой двери, я улыбнулся.
Она разделась догола и медленно пошла в воду чуть в сторону от моей засады. Вот так и становятся извращенцами и маньяками, подумал я, все начинается с малого.
Когда она зашла по пояс, я вдруг сообразил, как мне выйти из дурацкого положения (не мог же я просто встать и сказать привет, милая, а сидеть в воде еще минут десять мне не хотелось). Вдохнув полную грудь воздуха, я медленно погрузился в темную воду и поплыл в сторону Наташи. Я улыбался идиотской улыбкой, представляя себе ее реакцию на мое внезапное появление, когда мимо меня под водой проплыло нечто.
Я моментально окаменел, замер с растопыренными в стороны руками. Я ощутил движение воды, слабые волны. И холод, сильный холод. Словно рядом проплыл айсберг. Я вынырнул из воды, взлетел чуть ли не на метр, нисколько не заботясь о приличиях.
Она исчезла. На секунду мне в голову пришла безумная мысль, что это она только что проплыла мимо меня, что Наташа на самом деле ведьма или русалка, или кто-то еще в таком духе, что она решила поиграть со мной в свои дьявольские игры, прежде чем утащить на дно, но потом здравый смысл победил. Я принялся вертеть головой, но ее нигде не было.
И тогда я заметил движение воды в десятке метров от меня. Это выглядело так, словно под водой трепыхалась рыба. Крупная рыба.
К чести своей, я не раздумывал долго. Возможно, просто побоялся, что сойду с ума, если буду долго думать об этом. Я только глубоко вдохнул и нырнул под воду.
Это были жуткие минуты. Самые страшные в моей жизни. Вспоминая о них солнечным утром, я покрылся липким потом.
На глубине двух или трех метров мои пальцы коснулись человеческого тела. Я судорожно вцепился в него, машинально отметив, что это чья-то ступня, и потянул на себя.
Первый миг ничего не происходило, и я уже успел подумать, что Наташе просто стало плохо, или ногу свело судорогой, или что-нибудь еще в таком духе (она не шевелилась - ступня в моей руке была без движения), а потом... потом она резко дернулась, словно кто-то из глубины потянул ее на себя.
Я решил, что сошел с ума. Такого ведь не может быть на самом деле. Нечто тянуло в глубину молодую женщину, которую я знал и которая мне нравилась. Сама Наташа по-прежнему не двигалась, возможно, она уже была мертва, но нечто неумолимо тащило ее вниз.
Я не помню, как вырвался. Должно быть, это к лучшему. Не знаю.
Когда я пришел в себя, она лежала на берегу, в нескольких метрах от воды, а я, тяжело дыша, стоял над ней. Я вырвался. Более того, вырвал ее.
Лихорадочные поиски одежды заняли не больше минуты. Пришлось искать не только ее одежду, но и свою - я ведь не мог явиться в лагерь голым с обнаженной Наташей на руках: это породило бы слишком много вопросов.
Все то время, пока одевал ее и одевался сам, я чувствовал на себе чей-то взгляд. Чей-то тяжелый недобрый взгляд. Взгляд, не обещающий мне ничего хорошего.
Тем не менее, мне дали уйти, сам не знаю почему. Они были кругом, я ощущал их присутствие, но никто не мешал мне, когда я с Наташей на руках направился к лагерю.
...Я тряхнул головой, прогоняя неприятные воспоминания. Даже при солнечном свете они вызывали дрожь. Удивительно, как мне удалось не сойти с ума.
Еще пару минут я переминался с ноги на ногу, стоя на деревянном крыльце и чувствуя себя пятнадцатилетним кавалером, ожидающим свою юную подругу и не решающимся зайти внутрь и поторопить ее.
Потом я смело шагнул вперед и открыл дверь.
Разумеется, внутри никого не было. В маленькой комнатке нашего лагерного (ого! звучит как в ГУЛаге!) лазарета обнаружилась только аккуратно заправленная кровать, стандартная тумбочка, стул и крохотный столик. На спинке кровати висели сложенные детские вещи - рубашка, шорты, футболка. Нигде никакого мусора - ни обертки от жвачки, ни конфетного фантика.
Странно, но я вздохнул с облегчением. Более того, у меня с плеч словно гора свалилась: одно дело знать, что в лесу вокруг лагеря водиться нечисть, совсем другое - подозревать в пособничестве этой самой нечисти одного из детей своего отряда.
Я прошел к стулу и тяжело опустился на него. Заканчивалась третья смена, и накопившаяся усталость давала о себе знать.
Сидя в приятной прохладе, я торжественно дал себе слово никогда больше не подрабатывать воспитателем в этом лагере. А то до чего же я докатился! - подозреваю собственных подопечных. Не просто подозреваю - устраиваю обыски.
Конечно, Денис мог вызвать подозрения. Замкнутый, с настороженным бегающим взглядом. Но ведь кому как не мне, воспитателю, знать, что физические недостатки накладывают сильный отпечаток на личность. Особенно на формирующуюся личность. И ответом со стороны взрослого должны быть участие, советы (когда это необходимо: нет ничего хуже надоедливых советчиков), дружеская поддержка. Но никак не тайные обыски.
Правда, у меня было оправдание, хотя бы перед самим собой: это была не моя идея. Подозревали Дениса некоторые мальчишки из моего отряда. Вы спросите: как парням такое пришло в голову, если ночной инцидент с Наташей удалось замять по-тихому, без огласки на весь лагерь? Увы, были еще происшествия.
Я вспомнил Элю, тихую скромную девочку одиннадцати лет. Я мог бы долго перечислять ее достоинства, но... она скончалась четыре ночи назад. Тихо умерла во сне от удушья, когда рядом спали еще семь таких же девчонок.
Этот случай наверняка вызвал бы переполох и досрочное закрытие смены, если бы не одно обстоятельство: у нее была астма. Врачи подтвердили это и признали, что такое хоть и редко, но все же случается. К тому же смена все равно подходила к концу - прощальный костер, знаменующий это торжественное событие, должен был состояться завтра вечером.
Как я увязываю смерть Эли с Денисом? Я - никак. Но многие ребята и девчонки уверяли меня, что они здорово поссорились накануне. Чуть не подрались. Я удивился, услышав такое. Милая тихая Эля чуть не подралась с мальчишкой? Это абсурд.
Никто не знает, что было причиной ссоры. Но... я точно знал, что у Эли была отличная интуиция, какое-то особое женское чутье, причем с ярко выраженным сострадательным оттенком. Из нее получилась бы отличная жена, образцовая мать.... И... я доверял интуиции Эли больше, чем всем подозрениям всех парней из моего отряда.
Были еще случаи. Последний - вчера.
Утонула девчонка тринадцати лет из соседнего лагеря (вокруг озера таких пять, включая наш, каждый на расстоянии нескольких сотен метров друг от друга). Утонула средь белого дня, когда рядом была куча народа. Кто-то из ребят позже припомнил, что она вроде бы нырнула. Как она выныривала, не увидел никто.
Обычный случай, скажете вы, такое происходит сплошь и рядом. Верно, но я почему-то сразу вспомнил, с какой силой тянуло Наташу на дно неведомое нечто. Не чересчур сильно - иначе я не справился бы, - но очень настойчиво. Она утонула в другом месте озера - ну и что с того? Даже маньяки меняют места промысла.
В каком-то смысле я чувствовал ее кровь на своих руках. Я ведь не предупредил всех о том, что в озере небезопасно, поставил в известность только нашу директрису (я рассказал ей все как было, и вместе мы решили не водить больше детей купаться на озеро; кстати говоря, она поняла меня лучше, чем я смел надеяться, учитывая неординарность дела, - по крайней мере, я бы на ее месте выразил сомнения, что все именно так и было, - или она знала что-то?).
Я достал из кармана ключи и принялся вертеть их в руках, что всегда считалось у меня признаком раздражения. Злило меня то, что все, в общем, сходилось. Сходилось на Денисе.
В самом начале я упомянул, что все началось прекрасным поздним вечером. Я умолчал кое о чем. На самом деле все началось немного раньше. Странные события начались с того дня, когда в лесу пропал Денис. Он отстал незаметно - может, отошел по нужде и постеснялся предупредить остальных, или залюбовался каким-нибудь зверьком, или задумался о чем-то. Возможно (подозреваю, что именно так оно и было), он просто устал идти быстро, - не будем забывать, что у парнишки помимо прочего одна нога немного короче другой, - а просить сбавить темп было для него унизительно. Нетрудно представить, как Денис говорит себе, что он немного отдохнет сейчас, а потом пойдет к лагерю, да, вон в том направлении, вслед за ребятами. Однако вскоре выясняется, что места стали совсем другие, деревья - выше и мрачнее, кусты - гуще, а трава - колючей.
Так или иначе, но его отсутствие обнаружилось лишь по прибытии в лагерь (кстати говоря, взрослых с ребятами не было, отлучка была самовольной). Немедленно организовали поисковые группы из одного воспитателя и двух детей старше четырнадцати лет, обратились за помощью в другие лагеря, связались с лесничеством...
Он вернулся сам. Пришел на рассвете с еще более отстраненным, чем обычно взглядом. Ничего не объяснял, сказал лишь, что заблудился.
И после этого-то все и началось.
Совпадение, скажете вы. Возможно. Но четыре смерти в пяти лагерях за одну неделю плюс несколько несчастных случаев, которые лишь случайно не закончились трагически, - это слишком для простого совпадения. Да, я упомянул лишь двоих умерших, но были еще двое - к счастью (хотя какое тут счастье?), не в нашем лагере.
Я раскрутил ключи слишком сильно, и они, сорвавшись с пальца, шлепнулись на пол и отскочили под кровать.
Я коротко, но по существу выругался и откинул одеяло, свисавшее с кровати до самого пола. Наклонился, разглядывая в полумраке блестящий брелок.
Кажется, я подсознательно напевал какой-то мотивчик, когда размышлял о последних событиях. Но звуки вдруг застыли на губах и растаяли весенним снегом.
Никогда, с самого раннего детства, я не доверял затемненному пространству под кроватью. Мой маленький детский ум четко понимал, что там может скрываться что угодно - от жирных пауков, героически пересидевших воскресную уборку, до самых жутких порождений подсознания.
То, зачем я пришел в эту комнату, находилось под кроватью. Странно, что мне не пришло в голову заглянуть сюда сразу же.
Я аккуратно положил край одеяла на кровать и опустился на колени, чтобы лучше разглядеть находки.
Почему-то мне вспомнилась Наташа. На следующий день после нашего ночного купания она пришла в себя настолько, что пришла поблагодарить меня. Как выяснилось, она мало что помнила, но была твердо убеждена, что именно я помог ей выпутаться из большой передряги (и это было чертовски близко к истине). Впрочем, мы почти не говорили о том вечере. Мы просто поболтали о том о сем, и я неожиданно для себя обнаружил, что это очень приятно - просто говорить с ней. Что испытывала она, сказать трудно, но у меня вдруг зародилась надежда...
Прежде всего, в глаза бросались маленькие фигурки. Они были символическими, грубо сделанными, но определенно походили на людей. На конкретных людей.
Дрожащими пальцами я взял фигурку в голубом лоскутке материи, означавшем, по всей видимости, платье. Мне совсем не нужно было догадываться, кого изображает статуэтка. Голубое платье точно такого же оттенка было любимым платьем Эли. К тому же у фигурки имелись две косички с вплетенными в них бантиками (тонкая работа, если учесть размеры).
Но не это потрясло меня.
У статуэтки на шее была затянута нитка. Тоненькая шелковая нитка.
Когда я принялся развязывать ее (я понимал, что делать этого нельзя, но ничего не мог с собой поделать), то обнаружил, что затянута она очень крепко. У бедной девочки не было ни единого шанса. Мне вдруг представилось, как она внезапно просыпается среди ночи, вскакивает на постели, хватается руками за горло. Она кричит, но звук не вырывается из легких. Рядом спят ее подруги, но они ничем не могут помочь ей. И она медленно падает на спину.
Внезапно я понял, что плачу, глядя на статуэтку.
Я стиснул зубы и поставил ее на место, чтобы рассмотреть другие.
В маленькой миске с водой лежала на дне более крупная фигурка. Девочка лет тринадцати в ярком купальнике. Ее волосы плавали вокруг головы жутким ореолом, а глаза казались выпученными. Я не видел ту девчонку, что утонула на днях в озере, но мог бы смело поклясться, что она была в таком же купальнике.
Наташу я узнал сразу. Она стояла чуть в стороне от других, и никаких видимых давлений (в виде нитки на шее, например) на нее не оказывалось. Фигурка была без одежды, что тоже наводило на определенные выводы.
Ну, ладно, сказал я себе. Мальчишка каким-то образом умеет воздействовать на людей, умеет убивать их, но почему именно фигурки? Это что - магия, мать ее, Вуду? В нашем лесу? За половину земного шара от Африки?
С другой стороны... Каким еще образом можно указать его злой действующей силе на конкретного человека?
Я взял в руки крохотную фигурку. Наверное, в тот момент, когда я понял, кого она изображает, у меня появилось твердое желание разобраться с этим парнем. (Свою фигурку я заметил гораздо раньше - она плавала в миске с водой и не тонула - пока.)
Маленькая фигурка, изображающая девочку семи лет. Очень милую девочку, кстати. За которую я готов был перегрызть глотку кому угодно.
О том, что у меня до сих пор нет детей, я пожалел лишь один раз - когда впервые увидел Катю. Я сразу подумал о том, что именно так должен выглядеть ангелочек.
Катя была из детского дома (у нас в лагере была целая группа детдомовских), и я все время недоумевал, как кто-то мог отказаться от такой лапочки. Впрочем, ее родители могли погибнуть в катастрофе - мы с ней никогда не касались этой темы.
На кукле был яркий лоскуток ткани, символизирующий, конечно же, ее любимое платье.
Теперь я понял, почему Денис так много времени проводил в своей комнате. Все эти фигурки, они ведь не выросли сами, как грибы после дождя.
Он все устроил грамотно. Чтобы получить отдельную комнату, прикинулся больным - с его видом это нетрудно было сделать.
Под кроватью имелось кое-что еще. Сначала я не обратил внимания на какие-то предметы вдали, под самой стенкой, но теперь пригляделся получше.
Это были домики. Небольшие, аккуратно сделанные домики, покрашенные в белый цвет с белыми же дверями, на которых виднелись голубые полоски по краям.
Я ахнул. Прямо передо мной стоял макет нашего лагеря, выполненный в довольно точном соответствии с оригиналом (домики были обнесены оградой, за которой торчало несколько деревьев, которые в соответствии с масштабом обозначались ветками).
И тут я подумал. Если все фигурки делались с определенной целью, то для чего делался лагерь? Уж точно не для праздничного фейерверка...
Я замер, пораженный. Я смотрел на аккуратно сложенные веточки в центре лагеря - веточки, которые возвышались над домами.
Я прямо увидел, как Денис сидит, сгорбившись и прикусив губу в глубочайшей сосредоточенности, и мастерит свое маленькое царство - царство, в котором он был если не Богом, то, по меньшей мере, королем. Возможно, в этот миг - миг творчества - он что-то бормочет или напевает себе под нос. Он счастлив, понял я. В этот миг он по-настоящему счастлив. Еще бы! Теперь он наконец-то сможет воздать всем по заслугам. Отплатить миру за все насмешки и издевательства, которые выпали (и это действительно так) на его долю. Устроить всем этим здоровым и сильным парня маленькую вечеринку. Устроить им легкую встряску.
Возле домиков была еще одна фигурка. Она стояла в стороне от остальных и выделялась размерами. В отличие от тех, эта возвышалась над домиками и почти достигала высоты деревьев. Заинтересованный, я взял ее в руки и повернул к себе лицом.
И тут же вздрогнул, точнее, дернулся как от удара током. Мне в глаза смотрел Денис - прямым немигающим взглядом.
Лишь через несколько секунд я понял, что это всего лишь кукла, отлично выполненный муляж. Но только вот для чего?
Кроме того, я отлично понял одно: мне придется остановить его. Если раньше у меня были сомнения, то теперь они рассеялись. Я не знал, как мне сделать это, но у меня оставалось время - до завтра. До завтрашнего вечера. Я был твердо уверен, что человек, скрупулезно раскладывающий маленькие веточки для маленького костра (настоящие бревна еще не складывали), не откажет себе в удовольствии разыграть все по задуманному сценарию.
С улицы послышались сигналы автобусов и громкие радостные крики детей. Я быстро глянул на часы и с удивлением обнаружил, что нахожусь здесь уже больше четырех часов.
Я аккуратно опустил покрывало, отгораживая мир Дениса от нашего мира, - как будто оно могло быть нам защитой.
Этим вечером закат застал меня в лесу на некотором расстоянии от лагеря (если быть точным, около десяти-пятнадцати километров). Я вышел заранее и теперь, прибыв на место, неспешно бродил, посматривая по сторонам.
Вообще-то само место я знал лишь приблизительно. Да и как иначе, если речь идет о месте обитания нечистой силы.
Я собирал сведения по крупицам у местных жителей, которые совсем не любят разговоров об этом. Из того немногого, что мне удалось разузнать, можно было сделать вывод о том, что где-то в этих местах обитает... местные называют его лешим.
Якобы он беспокоит заблудившихся в лесу, иногда забавы ради водит их кругами до полного изнеможения, воздействует на психику (старики излагали это проще, но суть такая), редко убивает. Причем для убийства он использует животных. Ладно бы еще хищных, это было бы понятно, но чаще всего на человека в этих местах нападают белки, вороны, ежи - разная мелкая живность. Уцелевшие рассказывают, что кровь стынет в жилах, когда видишь десятки тварей, которые скалят мелкие зубы в волчьем оскале и прут на тебя неумолимой стеной.
Вы скажете, что это обычные деревенские враки и что таких историй везде полно. Может быть. Но я знаю одно: Денис потерялся как раз в этом районе леса, и в этих местах он провел ночь. Я собирался повторить его подвиг.
Солнце заходило в звенящей тишине. Все вокруг, казалось, застыло. В предвкушении, подумалось мне. В предвкушении интересной ночи. Несомненно, неведомое нечто давно почувствовало мое приближение.
С наступлением сумерек заметно похолодало.
Я не спеша бродил кругами, поглядывая по сторонам с некоторым опасением. Не знаю точно, когда это пришло, но с определенного момента я начал чувствовать тревогу и беспокойство. Мне вдруг почему-то вспомнилось, как я однажды, - дело было еще в школе, - избил одноклассника, напав на него сзади. Он был крупнее меня, и я отлично понимал, что вряд ли могу рассчитывать на успех в честной драке, но у меня имелись веские (по понятиям начальных классов) причины набить ему морду. Я четко вспомнил, как наносил удары по лежащему на полу противнику и какое удовольствие при этом испытывал. Не честно? Ерунда! Зато как приятно!
Я перестал улыбаться, когда заметил в ночном лесу вокруг себя какое-то движение. Мои глаза успели привыкнуть к темноте настолько, чтобы суметь разглядеть десятки мелких зверушек - белочек, хомячков, мышек. Они подходили медленно, садились в нескольких шагах и смотрели, просто смотрели на меня. Когда я отходил, они неспешно догоняли меня.
Странно, но я ничуть не испугался, хотя и слышал кое-что о миролюбии здешних обитателей. Почему-то они меня разозлили.
Повинуясь какому-то внезапному порыву (возможно, дело было в Денисе, возможно, мне хотелось сделать то же самое с ним), я схватил палку и резко ударил ею ближайшую белку. Ее маленький черепок не выдержал яростного удара. Раскололся с треском.
Воодушевившись, я замахнулся на следующего и проделал с ним такую же процедуру.
После этого зверьки начали отступать. Они не испугались меня, как можно было бы решить сгоряча, они выглядели так, словно кто-то приказал им отступить, а они подчинились... с неохотой.
Через некоторое время я двинулся дальше.
Потом возникла очередная заминка. Теперь мне пришлось продираться сквозь густые заросли. Не знаю почему, но я был уверен, что пройти мне необходимо именно тут. И снова это порядком взбесило меня. Я яростно ломал сухие ветки (и только сейчас обратил внимание на то, что кругом они все сухие, все до единой), вслух проклинал Дениса, представляя, как сломал бы ему шею, попадись он мне сейчас под руку.
Вскоре я понял, что иду по спирали, которая плавно сужается. К тому же я обнаружил, что из-за возникшего сопротивления приходится сильно наклоняться вперед, чтобы удержать равновесие. Почему-то мне представился Денис, проделывающий этот же путь, в то время как его повсюду ищут группы людей с фонарями и компасами.
Воздух вокруг превратился в какую-то вязкую субстанцию. Ею пока еще можно было дышать, но делать это становилось все труднее.
И тут все исчезло...
Я стоял в середине поляны со смутным ощущением, что недавно пробрался через что-то очень гадкое... Меня окружали огромные сухие деревья. Их ветки до жути напоминали растопыренные скрюченные пальцы, готовые вцепиться в меня.
А на земле, возле моих ног...
...стояли маленькие аккуратные домики. Маленькие и побольше. Некоторые совсем большие. Дома разделялись заборами, улицами, столбами, площадями.
Я наклонился, чтобы разглядеть их лучше в тусклом лунном свете.
--
Потрясающая работа... - пробормотал я себе под нос, пытаясь отделаться от жуткого впечатления, что смотрю прямо на наш город - смотрю с такого положения, с какого никогда еще его не видел.
Если бы в домах горел свет, а по улицам ездили бы машины, я, наверное, сошел бы с ума прямо на той поляне - настолько реалистично выглядели маленькие строения.
Но какое отношение ко всему этому имеет Денис? Несмотря на явное сходство стилей (это нельзя было не отметить) он просто физически не смог бы налепить такое количество строений за то время, что пробыл здесь. И в тоже время в его подкроватной работе явно присутствовало что-то схожее - в манере, стиле, в настроении.
Я смотрел на миниатюрный городок возле своих ног и пытался разобраться с ощущениями. Через некоторое время мне пришлось признать, что в нем есть некое безумное очарование - в осознании того, что возвышаешься над всем городом, смотришь на него свысока, держишь его под контролем и... в любой момент можешь раздавить его - целиком или по частям, быстро или медленно, растягивая удовольствие.
Я отлично представил, просто увидел, как по тротуару спешит куда-то молоденькая девушка, в подворотне торчат несколько подростков, из ресторана выходит подвыпившая компания, ярко размалеванная малолетка виснет на руке толстопузого господина с блестящей лысиной - и все это единым взглядом, общей картиной.
Было бы неплохо, подумалось мне, взять в свои руки незримые бразды правления городом. Пусть мэр заблуждается насчет своего всесилия - вон его дом, да, тот самый, огромный с черепичной крышей. Пусть бритые братки ведут свои базары и разборки - вон их дома, казино, рестораны и бары. Пусть крутые бизнесмены занимаются своими делами, заводят новых любовниц, покупают новые тачки - вот их офисы, склады, магазины...
И тут я вспомнил Элю. Не просто вспомнил - увидел. Она стояла в дальнем конце поляны в своем шелковом платьице и смотрела на меня. Она ничего не говорила, ничего не делала. Просто смотрела. Такая милая и спокойная. Но мне вдруг почему-то стало стыдно.
Я отвел взгляд, развернулся и медленно побрел прочь...
Красные языки пламени взметнулись к небесам в яростном порыве - чему, правда, способствовали три литра бензина, вылитые на сложенные бревна (этим несколько притуплялось чувство настоящего костра, которого в недавнем прошлом именовали пионерским, но эффектность, по общему мнению, того стоила).
На самом деле костров в нашем лагере было два, и одним из них (тем, что горел в центре лагеря) любовался только я.
Впрочем, лишнего времени на развлечения у меня не было.
Я тяжело вздохнул, оглянулся в сторону ворот лагеря и зашагал к лазарету.
Один Всевышний знает (если ему есть дело до этого), каких трудов мне стоило убедить нашу директрису принять мой план. Неубедительными ей казались все мои доводы - все, кроме одного: когда я понял, что ничего не помогает, то просто показал ей эти фигурки и домики (и это сработало настолько, что я получил фактически карт бланш - полную свободу действий и всяческие благословения). Особенно ее впечатлила фигурка Дениса - размеры этой фигурки.
Нельзя сказать, что мой план был идеален. Наверное, только в книгах герои придумывают блестящие идеи за три минуты - в жизни даже разведчики работают очень просто, примитивно и без особых импровизаций. На самом деле я хотел только одного - не дать этому парню выполнить задуманное.
Тем не менее, для реализации плана пришлось немного потрудиться и кое-что приготовить.
Главный мой фокус заключался в том, чтобы физически обезопасить наш юный коллектив. Я предложил (а директриса поддержала) вывести всех детей за ограду лагеря на время проведения костра, - поскольку помнил, что в копии под кроватью лагерь ограничивался забором, за которым было лишь пару веток, символизирующих деревья.
Для конспирации мы решили не говорить детям о перемещении мероприятия и для вида готовили бревна в центре лагеря - выбрав место так, чтобы оно было подальше от лазарета и не виднелось из его окон. И лишь когда Денис, сославшись на плохое самочувствие, удалился к себе в комнату (этого момента я ждал с особым волнением, ибо он во многом был решающим), мы принялись тихо уводить детей.
...И вот я снова остановился у белой двери с синей полоской по краям. Теперь мне оставалось ждать, пока не произойдет что-то необычное, и только потом действовать.
Я присел на ступени и достал из-под них крепкую широкую доску, молоток, десяток гвоздей, крепкий металлический засов и два куска проволоки.
С моего места отлично слышались довольные вопли ребят - их даже не пришлось просить кричать погромче, это они способны сделать сами. Я надеялся, что в комнате Дениса, в трех шагах от меня, слышно также хорошо.
В какой-то момент я вдруг понял, что у меня жутко чешутся ладони, во рту пересохло, а спина стала мокрой. Это был немного не тот знак, которого я ждал, но определенно - сигнал к действию.
Я наклонился и извлек из-под деревянных ступеней две двадцатилитровых канистры.
Между тем за белой дверью явно что-то происходило. Сначала раздалось шипение, перешедшее вскоре в потрескивание. В воздухе запахло озоном, как это бывает во время грозы.
Я взял в руки засов, почему-то подумав о том, что наша директриса очень даже предусмотрительно отказалась вникать во все детали моего плана, пообещав лишь всяческое содействие (под этим можно было понимать что угодно, но мне показалось, что она подразумевает помощь в отмазывании меня перед ментами).
Когда я приближался к двери в полной экипировке - засов, доска, молоток, гвозди и проволока, - вдруг послышался жуткий вопль - скорее звериный, чем человеческий. Я вздрогнул, но не остановился: отступать было уже поздно.
Не знаю точно, когда я разгадал замысел Дениса - возможно, когда разглядывал его фигурку, - но в определенный момент я понял, что он собирается предпринять. С помощью фигурок он воздействовал на конкретных людей - тут все просто и понятно (кроме самого механизма; но логика, по крайней мере, есть). Но его фигура - она-то зачем? Не собрался же он покончить с собой на глазах у всего лагеря...
По моим предположениям, он решил несколько видоизменить себя с помощью тайной силы и устроить вечеринку по своим правилам прямо во время лагерного костра.
Между тем крыльцо под моими ногами зашаталось - домик буквально затрясся, словно кто-то внутри него корчился в судорогах. Кто-то очень большой и тяжелый.
Я решительно опустил тяжелый металлический засов в специальные гнезда - таким образом мы закрывали домики на зиму, чтобы уберечь их от мародерства. За окна я мог не беспокоиться: решетки на них были толстые и крепкие. А стены хоть и деревянные, но тоже довольно прочные.
Закрепив засов проволокой, я взял приготовленную доску и принялся прибивать ее в качестве дополнительной блокировки двери.
Скрипы, стоны и метания моментально прекратились.
За стенкой воцарилась тишина.
До этого момента мой подопечный мог смело полагать, что все идет по плану, по его плану. Но блокирование двери в эти планы явно не входило.
Я забивал четвертый гвоздь (здоровенный такой, чуть ли не в мизинец толщиной), когда изнутри дверь толкнули.
Затем последовала короткая пауза, а за ней громкий разъяренный рык и сильный удар. Трудно было представить, что это Денис издает такое рычание. Что же касается удара, то на такой он точно был неспособен.
Я лихорадочно вбил еще пару гвоздей, отскочил от двери, схватил канистру и старательно облил бензином стену. Щелкнул зажигалкой и отпрыгнул от вспыхнувшего пламени.
После чего, не обращая внимания на страшные удары (толстый засов уже начал гнуться), вылил содержимое второй канистры на домик с другой стороны. При этом я старался не подходить близко к окну.
Через несколько секунд дом полыхал громадным пионерским костром.
Нечто внутри вопило и рычало, сотрясая стены сильнейшими ударами. А я стоял и смотрел на пламя, хотя надо было бы потихоньку уносить ноги. Я стоял, словно зачарованный, и представлял, что же будет, когда пламя проберется под кровать Дениса.
...Я выбирался из огнедышащего вулкана, бежал по горящему лесу, спускался в пекло ада, горел в топке котельной...
...Вокруг было только пламя, а я все гадал, почему никак не могу умереть...
...А потом умирал и возрождался из пепла подобно птице Феникс...
...Когда огонь утих, я бродил по остывающим углям босиком и не чувствовал боли...
...От едкого дыма почему-то не першило в горле...
...А потом пошел дождь, и тысячи капелек остудили пепелище, омыли мои раны...
Первое, что я почувствовал, когда очнулся, была страшная боль во всем теле. Я пытался утешить себя тем, что мертвые не чувствуют ее, и стало быть, я еще жив, но это не помогало. Более того, мне очень хотелось умереть - лишь бы не чувствовать ничего.
Те несколько дней остались в памяти единым комком боли. Способность адекватно воспринимать окружающее пришла ко мне гораздо позже.
Когда туман рассеялся, я увидел знакомое лицо. В первый миг мне показалось, что это Эля, что она явилась за мной...
--
Привет, - сказал приятный женский голос, прозвучавший для меня самой сладкой музыкой.
Я попытался сказать что-то в ответ, но из горла вырвался хрип.
--
Молчи-молчи. Тебе лучше не говорить пока.
Наташа приложила палец к моим губам, а я, хоть и был не в лучшей форме, игриво укусил его.
Она захихикала.
--
Я не одна, - сообщила мне она.
Впрочем, я и сам догадывался об этом, хоть и не видел из своего положения Катю. Как она могла не прийти ко мне?
Кажется, я упоминал, что у нее не было родителей. Но я точно не упоминал, что всякий раз, когда смотрел на нее, думал о том, что было бы очень здорово, если бы я мог усыновить ее.
Впрочем, в мире насильников, маньяков и развратников у одинокого мужчины нет ни единого шанса усыновить девочку.
Но...
Я посмотрел на Наташу.
Потом перевел взгляд на Катю.
Боже мой, чего же мне еще надо?
--
Выздоравливай поскорее, - прошептала она мне на ухо. - Ты нужен нам. Нам обеим.
Сейчас у меня все отлично.
Мы живем втроем и ожидаем скорого пополнения. Катя немного беспокоится - видимо опасается, что мы будем любить ее меньше, чем нашего ребенка. Это, конечно же, не так.
Она - настоящий ангелочек. Впрочем, я уже говорил об этом.
Я полностью ушел в домашние дела, но нисколько не тоскую по холостяцкой жизни. С такими дамами, как у меня, это просто невозможно.
Единственное, что меня беспокоит - это кошмары. Почти каждую ночь я возвращаюсь в лагерь, в вечер закрытия смены. Я вижу костер, в котором горит наш лагерный лазарет. Когда огонь проникает внутрь, и охватывает там все, лагерь буквально взрывается. Вспыхивают домики, деревья, трава под ногами. И я понимаю, почему - это горит лагерь под кроватью Дениса. Макет, символизирующий наш лагерь.
Из охваченного огнем домика вырывается огромная фигура. Она не горит, и я вскоре понимаю, почему. Все, что могло сгореть, уже сгорело.
Это некий полупризрачный силуэт. Его лицо выглядит растаявшей восковой маской - нос крючком, длинный подбородок, заостренные уши.
Оно слабо, оно еле держится на своих нечеловеческих ногах.
Существо останавливается возле меня и смотрит тусклыми глазами.
Это моя земля, - с трудом говорит оно хриплым скрипящим голосом, после чего медленно ковыляет в сторону леса.
И я просыпаюсь в звенящей ночной тишине, подскакиваю на кровати и долго смотрю в пространство перед собой. Мне не то, чтобы страшно, хотя я знаю, что это существо - не человек. И я знаю, что оно есть.
А еще... еще я помню город - наш город - на той лесной поляне. Я помню, насколько соответствуют настоящим его улицы, дома, даже столбы. Я вижу застывшие стены, витрины магазинов, огромные виллы новых хозяев жизни и ветхие лачуги тех, кто не сумел попасть в колею.
Мне чудится свист ветра в проводах на фоне мертвой тишины.
Мне кажется, что если задрать голову кверху и внимательно посмотреть, то кроме звезд можно разглядеть чьи-то глаза, следящие за нами.
В такие моменты я крепче прижимаю к себе спящую Наташу, пытаясь защитить ее.
Я засыпаю, но во сне оказываюсь уже не в лагере, а на поляне, на той самой лесной поляне. Я медленно подбираюсь к застывшему городу и смотрю на него.
Он зачаровывает, околдовывает меня. Глядя сверху, я чувствую какое-то упоительное чувство превосходства. Чувство собственной мощи.
Я мечтаю о том, что когда-нибудь, в один прекрасный день, приду на эту поляну - может, посмотреть на город сверху, может, что-то подправить, подчистить пыль. А может, просто посижу рядом с ним.
Конечно, я не смогу прийти просто так после того, что устроил в лагере. Я сорвал его планы и должен буду как-то загладить свою вину. Искупить ее.
Как? Не знаю. На самом деле мне нечего ему предложить, ведь у меня нет ничего такого, что могло бы заинтересовать его.
...Я с удивлением обнаружил, что давно уже проснулся и сижу на кровати с открытыми глазами. Я смотрю на спящую Наташу. Рядом на кровати поменьше спит Катя, отчего-то беспокойно ворочаясь во сне.