Аннотация: Прошлое изменить нельзя. А так хочется!
АПТЕКАРЬИЗ ЛЮБЕКА.
Операция "Перерождение".
Иззаписок Генриха Бренера, бакалавра, лиценциата.
Октябрь 1835 года.
Ох, не нравился мне этот дом, ох, не нравился! Ещё проезжая дамбу, и увидев его тёмные неприветливые окна, я почувствовал лёгкий укол тревоги. Дома на побережье, одном из самых красивейших уголков Германии напоминали роскошные виллы римских патрициев периода империи. А этот словно сошёл со страниц мрачных новелл фон Клейста.
"Бьюсь об заклад, - подумал я, - именно в таких домах происходят страшные и зачастую необъяснимые вещи. Какой-нибудь озлобленный на этот свет дух прежнего хозяина бродит по неуютным комнатам, бьёт на кухне посуду, и премерзко хохочет во тьме". И зачем я примчался сюда прямо из Геттингена, даже не заехав в старый добрый мой Любек?
Но даже моё разыгравшееся воображение не могло представить, что действительность окажется гораздо кошмарней.
Возница, привезший меня, поспешно выгрузил вещи прямо у двери, и также быстро, не попрощавшись, уехал. Я стоял перед двухэтажным чудовищем, и мысль в моей голове была одна, поскорее этот дом продать.
То, что я увидел внутри, тоже мне не понравилось. Мрачная с закопчёнными потолками и подслеповатыми окнами кухня. Я попытался одно из них открыть, и внутрь тут же ворвался ветер с моря, сорвал с потолка сажу и закружил её в бешеном танце. Следует ли говорить, что окно пришлось закрыть?
К кухне примыкала столовая, довольно просторная, с большим дубовым столом посередине. Здесь окна были побольше, и не выходили напрямую к морю. Так что ветер вёл себя не так вызывающе.
Кроме кухни и столовой на первом этаже имелась крохотная комнатка для прислуги и большая прихожая, из которой деревянная лестница вела на второй этаж. Под лестницей был дубовый, обитый железом люк, ведущий в подвал. Крышка люка была открыта, что, по крайней мере, было странно, ибо в доме уже давно никто не жил. Некоторое время, постояв в раздумье у каменной лестницы, уходящей вниз во тьму, я решил сначала подняться наверх и осмотреть второй этаж. Был уже восьмой час пополудни, над морем собирались тёмные тучи, и спускаться в подвал следовало утром, желательно солнечным. Только не подумайте, что я праздную труса! Никто не может упрекнуть меня в трусости! Будучи студентом, в Геттингене, я даже участвовал в одной дуэли. Мы славно бились с моим приятелем Каспаром на эспадронах, чтобы завоевать сердце одной красавицы. Кажется, её звали Клотильда. А может Гретхен, если быть честным, то я уже и не помню.
Второй этаж оказался не лучше первого. Узкие, под немыслимыми углами куда-то сворачивающие коридоры, полутёмные, неуютные комнаты, коих имелось пять. После недолгих раздумий я выбрал наиболее приглядную, южную. Из её двух окон даже виднелись крыши и шпили Травемюнде.
Дом стоял на скалистом берегу, Любекская бухта с её великолепными песчаными пляжами была милей южнее, так что сквозняки от холодного ветра Балтики обеспечены триста шестьдесят пять дней в году.
Я затащил в комнату все три свои дорожные сумки и принялся распаковывать их. За этим занятием меня и застала ночь. Следовало умыться перед сном, и, взяв зажжённую свечу, я отправился вниз на кухню.
Оттуда доносился какой-то шум. Это я услышал, ещё спускаясь по лестнице.
- Святой Якоб!
Я стоял у входа в кухню с поднятой над головой свечой. Три жирные крысы стащили с жаровни корзину с едой, которую я пару часов назад там оставил. Графин с мозельским, а также кувшин с молоком были опрокинуты, и их содержимое смешалось, образовав на полу большую лужу. А наглые твари пожирали ветчину, не обращая на меня никакого внимания.
Мной овладела холодная ярость. Осторожно, очень осторожно я вставил свечу в настенный канделябр и оглянулся в поисках оружия. Ага, вот то, что мне нужно! Железная кочерга была прислонена к стене. Взяв её в руки, примерился и прыгнул. Удар мой был быстр и силён, не зря я проводил часы в университетском гимнастическом зале упражняясь с эспадронами. Одна из мерзких этих тварей забилась в конвульсиях с перебитым хребтом. Но две остальные вовсе не бросились наутёк! Я увидел их горящие злобой глазки, когда они одновременно, оттолкнувшись своими мерзкими хвостами от пола, прыгнули на меня. Одну я сбил на лету кочергой, но последней удалось вцепиться зубами в рукав моего сюртука. Омерзение, охватившее меня, придало силы и скорости. Крутанувшись на каблуках, я резко выбросил вперёд руку с мерзкой тварью. Крыса вместе с вырванным из рукава куском материи отлетела к дальней стене, шмякнувшись об неё. Но когда я бросился следом с намерением добить отвратительного зверька, её уже и след простыл.
Дом нужно продавать непременно, и как можно скорее! Завтра же отправлюсь в город и подам объявление.
Когда утром я спустился в кухню, тушки убитых мною крыс бесследно исчезли. Лишь опрокинутая корзина свидетельствовала о вчерашнем происшествии. Наскоро прибрав на кухне, я отправился в город давать объявление о продаже дома, а также подыскать прислугу для уборки.
Пешком до города было с четверть часа ходу, но я здраво рассудил, что в таком маленьком городишке вряд ли сыщется покупатель на солидный дом в два этажа. Поэтому решил сразу ехать в Любек. Нанял в Травемюнде экипаж и менее чем через час выходил у ворот Хольстентор, почувствовав, что здорово проголодался. Наскоро позавтракав в ресторане, название которого совершенно вылетело у меня из головы, отправился в магистрат, договариваться о продаже дома.
Но там ждало меня разочарование. Принявший меня чиновник заявил, что согласно одной из статей Любекского права я не могу продать этот дом. Мой отец на протяжении четырёх сроков выбиравшийся в этот уважаемый орган (я имею в виду магистрат) получил дом от благодарных горожан. Дом закреплялся за ним пожизненно, а также мог передаваться по наследству. Но вот продать его мы не могли.
Кроме того, в магистрате мне напомнили, что я должен в скором времени поступить на службу. Мысль о том, чтобы сидеть в кабинете, перебирать пыльные бумаги, занимаясь крючкотворством, вызывала у меня ужас. Уж лучше воевать с крысами!
Я заявил уважаемому члену магистрата, что столько лет прозябал в университетских стенах не для того, чтобы утонуть в бюрократических процедурах. Я, к слову сказать, несколько лет занимался физикой в геттингенском университете, и собираюсь идти по стопам знаменитого нашего земляка Кольрейфа, то есть буду ставить научные опыты.
- А с какой областью физики будут связаны ваши опыты? - проявил осведомлённость член магистрата.
- Я собираюсь заняться изучением электричества.
Во взгляде чиновника промелькнуло уважение.
- Вы всегда можете рассчитывать на нас, герр Бреннер!
Ну что ж, хоть одну проблему мне сегодня удалось решить! Так думал я, выходя из здания ратуши. Почему бы это не отпраздновать? А то хотели сделать из меня канцелярскую крысу! Вспомнив об этих мерзких животных, принял окончательное решение; проведу эту ночь в Любеке.
Только в этот скучный и чопорный ресторан, где сегодня завтракал, больше не пойду. Неужели в славном моём Любеке нет заведений повеселее?
Заведение нашлось, и через два часа я пил токайское в отдельном номере с белокожей полячкой, влюблено глядевшей на меня во все свои славянские глаза. Ночь удалась на славу, и утром, покачиваясь от усталости и выпитого вина, я отправился в этот растреклятый дом у дамбы.
Погода в это утро была безветренная, и голубые воды Балтики безмятежно расстилались слева от меня до самого горизонта. Ещё позавчера я заметил на берегу в четверть мили от дамбы маяк. В магистрате сказали, что его смотритель также наблюдает и за дамбой. Надо бы зайти и познакомиться со своим единственным соседом.
Чистенький, одноэтажный домик прилепился к самому маяку. Собачью конуру заметил, когда до жилища смотрителя оставалось пару десятков футов, она была скрыта за кустом можжевельника. Оттуда не торопясь, вылез огромный свирепого вида пёс, и медленно двинулся в мою сторону.
Я остановился. Собака тоже встала от меня в трёх ярдах и оскалила огромные клыки. Мускулистое тело напряглось, готовясь к прыжку.
- Ко мне, Цербер! - раздался голос.
Из-за угла дома вышел огромного роста мужчина. Он был широк в плечах, настоящий Геркулес! Я опять взглянул на пса. Голова вроде бы одна. Животное не торопилось откликаться на зов. Пёс не торопясь, подошёл ко мне и тщательно обнюхал, затем развернулся и, переваливаясь на толстых лапах, побежал к хозяину.
Великан остановился и разглядывал меня с расстояния десяти ярдов. Я вежливо поздоровался. Смотритель, если это был он, молча и не очень приветливо кивнул. Затем развернулся и вошёл в дом. Я сделал ещё несколько шагов, но Цербер дважды оглушительно пролаял в мою сторону, давая понять, что его хозяин считает нашу встречу законченной.
Что и говорить, приветливый мне достался сосед, невесело подумалось мне. И всё это в дополнение к мрачному дому, полному злющих крыс.
Зайдя в дом, я сразу же прошёл на кухню. Дева Мария! Будто ураган прошёлся по ней, хотя оба окна были закрыты. Мука рассыпана по всему полу, и всюду крысиный помёт; на полу, плите, даже в посуде.
Бессильная ярость охватила меня, взгляд блуждал по кухне в поисках кочерги. Значит, эти твари решили объявить мне войну, мстя за убитых сородичей. Не знаю, сколько времени стоял посредине разорённой кухни, но из оцепенения меня вывел лай, доносящийся с улицы. Сквозь мутное стекло была видна огромная фигура, у ног которой уселся знакомый мне пёс.
Я вышел на крыльцо. Великан стоял, держа в руке шляпу, седые волосы и аккуратно подстриженная борода обрамляли загорелое, дублёное от морского ветра лицо. Рядом на земле стояла плетёная корзина.
- Вы, барин так поспешили уйти, а ведь я хотел угостить вас рыбой.
Я, как мог, выдавил из себя приветливую улыбку.
- Твой свирепый друг доходчиво объяснил мне, что я должен уйти подобру-поздорову.
При моих словах Цербер приветливо завилял хвостом, его собачий взгляд был само дружелюбие.
- Неправда ваша, барин. И вовсе он не свирепый, а лучшего помощника мне и не сыскать. Просто вы для него пока чужой.
- А ты, стало быть, смотритель маяка и дамбы.
- Ваша правда, барин. Тобиас я, Тобиас Ланге.
- Что ты всё заладил, барин, да барин. Зови меня Генрих. Договорились?
- Воля ваша, ба... герр Генрих. Так могу я рыбу занести на кухню?
Я вздохнул.
- Боюсь, Тобиас, что я не успею угоститься твоим подарком.
- Это ещё почему? - наморщил тот загорелый лоб.
Я пригласил его в дом. Верный Цербер остался сидеть у крыльца.
Увидев разгром в кухне, Тобиас присвистнул.
- Крысы?
С обречённым видом я кивнул.
- Я здесь недолго, всего-то три года, - начал смотритель. До этого рыбачил на Борнхольме, а родом из Гамбурга. Так вот, рассказывали мне, что лет двадцать назад, когда в Любеке стояли французы, да покарает их Господь, Городской совет повёл непримиримую борьбу с крысами. Твари эти умные и хитрые. Быстро научились распознавать и обходить ловушки, яды их не брали. Крысоловы из сил выбились. И тут в магистрат заявился аптекарь. В Любеке без году неделя, сам жидовского роду-племени.
- Постой, постой! - остановил я его. - Если ты хочешь пересказать мне легенду о крысолове из Гамельна, то я её знаю.
Тобиас обиженно засопел.
- Так вы дослушайте, герр Генрих.
- Конечно, конечно, продолжай, - хлопнул я его по плечу.
Надо сказать, что и сам отнюдь не маленького роста, я с трудом дотянулся.
- Так вот, аптекарь этот взялся вывести всех крыс в городе. Неделю он не выходил из своей аптеки, готовил какое-то снадобье. Наконец вынес ведро мерзко пахнущей жидкости, и велел слегка смазывать ею возле крысиных нор. На следующий день многие любекцы увидели, как из города на север, к морю шли полчища крыс. И шли они медленно, будто спали на ходу. Ну подростки и некоторые взрослые устроили им кровавые проводы; били камнями и палками, топтали конскими копытами и давили повозками. Говорят, да самого Травемюнде вся дорога была усеяна трупами мерзких тварей. И вроде бы пару сотен спрятались в подвале вашего дома. А что, здесь им раздолье! Батюшка-то ваш редко тут бывал, а в подвале должна быть мука и другие продукты.
Смотритель замолчал, доставая из кармана своей рыбацкой куртки трубку.
- Весьма занимательная история, - счёл нужным заметить я.
- А мне сдаётся, что старый еврей сварганил зелье, от которого крысы впали в полубеспамятство, и подались из города, словно какая-то сатанинская сила влекла их оттуда. Жиды, они на такие штуки мастера, уж вы мне поверьте. Только зря вот горожане стали вслед убивать их. Те из тварей, что в этом доме схоронились, затаили злобу на весь род людской. А поскольку крысы - изобретение дьявола, а вовсе не создания Отца нашего небесного, то ожидать от них можно всякого.
- Хочу осмотреть подвал, - взглянул я в окутанное табачным дымом лицо Тобиаса. - Не желаешь составить мне компанию?
- Отчего же не составить. Вот только думаю, Цербер нам не помешает. Верно герр Генрих?
С этим трудно было не согласиться, вскоре мы втроём спускались в подвал. Первым там оказался пёс, и мы услышали его угрожающее рычание. Я спустился следом, держа канделябр в левой руке и кочергу в правой. Огонь высветил небольшое пространство огромного подвала. Углы его были во тьме, и Цербер вертясь на задних лапах издавал грозные рыки. Я пригляделся. Из тьмы нас смотрели десятки горящих глаз-бусинок. Да, уж здесь эти мерзкие животные чувствуют себя как дома!
- Эх, не помешал бы здесь мой большой фонарь, - раздался голос смотрителя.
Рядом с лестницей у стены стояла пара огромных тюков. В одном мы обнаружили кофейные зёрна, другой был полон высушенных листьев китайского чая.
- Чёрт возьми, а я богат как Крез!
В это мгновение из-за тюков по полу мелькнула в колеблющемся свете какая-то тень. Но огромный Цербер оказался на удивление проворен. Клацнули зубы и мы увидели в его пасти трепыхающегося в агонии зверька. С довольным видом он бросил добычу к ногам хозяина.
- Молодец Цезарь! - Тобиас потрепал своего пса по загривку.
Ещё в подвале оказалось много всякого колониального товара: кроме чая и кофе, виргинский табак, пряности из далёкой Индии, несколько бочек с русским дёгтем. Оказывается, мой отец использовал этот дом как склад. Но откуда у скромного члена магистрата такое богатство?
- Скажи Тобиас, - спросил я после того, как мы выбрались наверх, - вот ты говорил, что батюшка мой бывал здесь редко. Это, что же, получается, что дом большую часть времени оставался пустым?
- Почему пустым? Жил тут Клаус со своей Эльзой.
- Кто такой Клаус? - спросил я, ибо ни слугу с таким именем, ни ещё кого-нибудь имеющего отношения к нашей семье я не знал.
- Почём мне знать? Клаус - он и есть Клаус. Отец ваш раз в месяц приезжал, на пару часов не больше. Клаус его на крыльце встречал, и провожать всегда выходил. Да ещё Клаус этот лодку иногда у меня брал, чтобы порыбачить. А жена его пирогами с рыбой меня угощала. Вкусные были пироги! Сам-то я одинок, не довелось мне жениться.
- И куда он делся, этот Клаус?
- По всему выходит, утонули они оба прошлой весной.
- Что, и Клаус и Эльза?
- В прошлом году, в конце мая взял Клаус мою лодку порыбачить. В пятницу это было, потому что каждое утро в этот день ко мне из магистрата приезжают. Эльзу свою туда зачем-то посадил. А вечером нашёл я лодочку свою разбитой на скалах, а пару эту с той поры здесь никто не видел. Только cдаётся, герр Генрих, что-то здесь не чисто.
- Почему же?
Тобиас хитро посмотрел на меня.
- Каждую пятницу, в полночь, вон в тех двух окнах вашего дома загорается свет. Вот уже целый год. Я как-то раз подошёл и увидел и увидел в окне силуэт.
- И что это был за силуэт? - спросил я, затаив дыхание.
- Бьюсь об заклад, это была она.
- Да кто она?
- Эльза, жена Клауса.
- А самого Клауса ты не видел?
Смотритель помотал седой головой.
- Меня тогда такая жуть взяла, что я бросился наутёк, крепко-накрепко запер дверь своего дома. А Цербер полночи выл.
- И что он так каждую пятницу воет?
- Как полночь пробьёт, так он воет, но немного, а в ту пятницу полночи выл. Да и я всю ночь глаз не сомкнул.
- А ведь сегодня пятница, Тобиас, - задумчиво сказал я.
Он посмотрел на меня с участием.
- Можете переночевать у меня, герр Генрих. Стакан превосходного шнапсу я вам обещаю.
- Милый Тобиас, спасибо, - я пожал его огромную руку. - Но я, пожалуй, откажусь.
- Как знаете. Цербер, домой! Рыбу-то я почистил, вам осталось лишь подогреть сковороду. Авось, раз в этом доме живая душа завелась, призрак Эльзы не появится нынче.
И он пошёл к своему домику, огромный как сказочный великан, вслед за убежавшим вперёд псом.
Я раздумывал, но совсем немного.
- Тобиас! - позвал я, выйдя на крыльцо.
- Да, герр Генрих!
- Не мог бы ты мне одолжить своего пса на эту ночь.
В выцветших глазах промелькнула едва заметная улыбка. А может быть, мне показалось, и я поспешил добавить:
- Уж больно ловко он расправляется с крысами. А я его рыбой покормлю.
Теперь уже великан улыбнулся во весь свой щербатый рот.
- Отчего же не одолжить. Рыбу-то он любит, настоящий морской пёс. Цербер! - зычно крикнул он.
Пёс не заставил себя долго ждать. Смотритель потрепал его за ухом.
- Остаёшься с молодым господином. Слушайся его во всём, да смотри, веди себя прилично!
Цербер звонко пролаял два раза. Надеюсь, что это означало у него согласие.
- Пошли, Цербер!
Пёс не торопясь, проследовал за мной на кухню. Мы пришли вовремя. Две крысы уже подбирались к корзине с рыбой. Одну Цербер тут же размазал по полу своей огромной лапой, вторая бросилась наутёк, но далеко убежать не смогла, один прыжок и мощные челюсти сомкнулись у неё на спине.
- Вот это да! - воскликнул я. - Интересно, сколько твой хозяин запросит за тебя?
Пёс пролаял три раза.
- Три талера? Я готов заплатить и больше.
Склонив голову набок, животное посмотрело на меня. И клянусь, в собачьем взгляде мне виделось недоумение.
Я заглянул в корзину и присвистнул. Старый Тобиас преподнес мне поистине королевский подарок. Морская форель была длиной около фута, а ведь рыба эта встречается в здешних водах всё реже и реже. Остальные три рыбины, насколько я разбирался, были лососины.
Щедро поделившись с Цербером, положил перед ним две лососины, а свою долю решил запечь на угольях.
Мы славно поужинали, хотя в доме не было ни капли вина. Но я рассудил, что этой ночью вино было бы мне плохим помощником. После ужина отправился закрывать тяжелую крышку люка, ведущего в подвал, а Цербер зорко следил за двумя дырами в полу кухни. Впрочем крысы не появлялись, учуяли, мерзкие твари, что у меня появился опасный для них помощник.
Я выглянул в окно. Ночное небо над морем наполнилось россыпями звёзд, тусклый свет луны отражался в водах. Да ещё с башни спасительный свет Аргандовой лампы устремлялся сквозь бескрайнюю тьму, словно лучик надежды.
Настенные часы в столовой пробили полночь. Увлечённый картинками ночного моря я пропустил сигнал этот мимо ушей.
И тут Цербер завыл. Всё это было так неожиданно, что я испуганно обернулся, чуть не вывихнув себе шею.
Пёс выл, задрав морду, освещённый лишь пылающими угольями кухонной плиты. Его собачий взгляд был устремлён в прихожую. Где была лестница, ведущая на верхний этаж. А там комната, где, если верить Тобиасу, каждую пятницу зажигался свет, и женский силуэт виднелся в окне.
Я зажёг самую большую свечу, в нерешительности постоял у лестницы. Встряхнул головой, смахнув с себя наваждение. Пять лет я занимался физическими опытами, и не верю в призраков!
- Не хочешь составить мне компанию?
Животное перестало выть и виновато взглянуло на меня. Уж лучше я здесь, на кухне покараулю, чтобы вредные грызуны вновь не учинили какого-нибудь безобразия, говорил его взгляд.
- Ну, как знаешь, - пробормотал я, ставя ногу на первую ступеньку.
В комнату, что находилась в самой середине коридора, дверь была приоткрыта и сквозь щель в тёмный коридор пробивалась полоса света.
Решительно направился туда. Половицы под башмаками предательски заскрипели, тут же погас свет, будто кто-то задул свечу. Ну, ничего, у меня есть своя!
- Кто здесь? - крикнул я, распахнув дверь.
Вместо ответа увидел на мгновение взмах чёрного крыла. Пламя свечи метнулось в сторону и погасло, растворилось во тьме комнаты. Справа от меня что-то прошелестело, следом в коридоре раздался скрип половиц и стук каблуков. Пока, чертыхаясь, выбивал огниво, пока зажигал свечу, звуки шагов исчезли.
Цербер встретил меня внизу, держа в зубах жирную крысу, которую торжественно и положил у моих ног.
- Мимо тебя никто не пробегал?
Умный пёс три раза пролаял. Да и дверь, я убедился, была закрыта изнутри.
Неужели "призрак" ещё в доме?
Я опять поднялся наверх и обошёл все пять комнат, заглядывая в шкафы и даже под кровати. Никого и окна закрыты! И лишь после получаса поисков обнаружил в противоположном от лестницы конце коридора дверь. Она была под цвет стены, поэтому и не бросалась в глаза при беглом осмотре. За ней оказалась лестница, ведущая вниз. Ну что ж, теперь я знаю, что в моём доме есть чёрный ход!
Северный ветер пригнал тучи, звёзд уже не было видно, да и круглая час назад луна стала похожа на серп. Я выскочил во тьму в лёгких башмаках, бришах, даже без жилета. Порывистый октябрьский ветер тут же задул свечу и бесцеремонно забрался под ворот моей рубашки. Надо ли говорить, что таинственный незнакомец, проникший в мой дом, бесследно исчез.
Всё же я бросился к дороге, для чего пришлось обойти дом. Но за первым же углом, что-то огромное нависло надо мной и прижало к стене, а в грудь упёрся острый и холодный кусок железа.
- Пресвятая Дева Мария! Герр Генрих, это вы?
- Нет Тобиас, это твой Цербер, только вставший на задние лапы, - отвечал я, осторожно отводя от груди острие гарпуна.
- Я видел её! - зашептал мне в ухо смотритель, обдавая запахом не самого лучшего шнапса.
- Кого, её?
- Эльзу, вернее её призрак.
- Ты уверен?
- Честно говоря, нет, - ответил старик, опустив седую голову.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что смотритель, снедаемый любопытством, а возможно тревогой за своего пса (не меня же!), взял свой рыбацкий гарпун и отправился к нам на подмогу. Перед этим для храбрости выпил самую малость. К тому времени таинственный пришелец успел ретироваться, и великан лишь услышал стук копыт и скрип колёс уезжающего в сторону города экипажа.
- Подведём итоги, - сказал я, когда мы с Тобиасом вернулись в дом. - Кто-то ловко загасил мою свечу и, воспользовавшись темнотой, выскользнул из комнаты, и через чёрный вход на улицу. Ты, стало быть, слышал шум отъезжающей повозки?
- Клянусь святым Ансгаром! Так же, как слышу сейчас вас.
- Из этого следует вывод, что тот, кто забирается в дом каждую ночь пятницы - человек из плоти и крови.
- Почему вы так решили, герр Генрих? - простодушно спросил Тобиас.
- Потому, что, будь это призрак, он нашёл бы более экстравагантный способ удалиться. Например, мог вылететь в окно.
- Вы, конечно, человек учёный, - во взгляде старика промелькнула жалость, должно быть, к моим шести годам, загубленным в университетских стенах. - Но неужели ничего не слыхали об Адской охоте?
Кто же не знал эту жуткую легенду о призраках, скачущих на лошадях вдогонку за несуществующей дичью?
- Но причём здесь Адская охота?
- Так призрак Эльзы тоже умчался на лошадях.
Мне ничего не оставалось, как пожать плечами. Не вступать же в спор с невежественным рыбаком!
Подумав так, тут же устыдился своих мыслей. Всё-таки Тобиас Ланге был славный малый, да и его пес, несмотря на свирепый вид и малосимпатичную кличку был под стать своему хозяину.
- В печи осталась рыба. Надеюсь, ты выпил не весь шнапс? Предлагаю захватить закуску и выпивку и подняться в башню. Бьюсь об заклад, там прекрасный вид.
Но в прихожей мы увидели Цербера, который напряжённо всматривался под лестницу. Шерсть на загривке у него встала дыбом, сквозь раздвинутые губы виднелись угрожающие клыки. Неужели опять крысы?
Мы подошли к псу и проследили за его взглядом. Весом почти в сто фунтов подвальный люк был поднят, хотя я лично после ужина опускал и закрывал тяжёлую крышку. Неужели это сделали крысы?
- Ему что-то не нравится, - прошептал рядом смотритель. - Пойду-ка, принесу с улицы свой большой фонарь.
Я взглянул на животное. И мне показалось, что в собачьих глазах был страх. Сомневаюсь, что его напугала подвальная тьма!
Вернулся Тобиас с фонарём. В другой руке он сжимал свой гарпун. Ваш покорный слуга взял в руки кочергу. К нашему удивлению Цербер отказался спускаться в подвал первым, предоставив это право своему хозяину.
Свет большого фонаря выхватил всю середину подвальной комнаты, и лишь по углам затаились зловещие тени. Мы обошли её всю, но никого не обнаружили. Лишь пару раз под ногами прошмыгнули серые хозяева.
- Но я точно помню, что закрыл крышку!
- Ах, герр Генрих, вы уж поверьте мне, старику, со мной тоже подобное случалось. Вроде бы твёрдо помнишь, что включил Аргандову лампу, через час выходишь на осмотр, а этот чёртов фонарь и не думает гореть!
Добрый старик, он меня успокаивал! Но когда мы шли к выходу, у меня было такое чувство, что за нами наблюдают чьи-то недобрые глаза. Уже поставив ногу на ступень лестницы, я резко обернулся. Взгляд наткнулся на тьму, ибо Тобиас уже преодолел половину лестницы со своим фонарём.
- А ну-ка, дай мне твой фонарь!
Ящик. Бьюсь об заклад, вчера его здесь не было. Он был кем-то втиснут между тюком с кофейными зёрнами из португальских колоний в Африке и огромным мотком русской пеньки. Сколоченный из сосновых досок, размерами примерно с кованый сундук, стоявший наверху в моей комнате. На нём чёрной краской были начертаны готические буквы:
ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ - КОММУНА ШПИТАЛЬ, ОКРУГ ВАЛЬДФИРТЕЛЬ.
Насколько я был сведущ в географии, а я был сведущ, это где-то в австрийских Альпах, несколько сотен миль к юго-востоку отсюда.
На стене появилась огромная тень смотрителя маяка. Расшалившиеся от ночных событий нервы заставили меня резко обернуться. Ланге торопливо перевёл взгляд на ящик, но я успел заметить, что до этого он внимательно рассматривал меня. А может, в этом подвале у меня разыгралось воображение!
- Как ты считаешь, Тобиас, если этот ящик находится на моей территории, имею я право знать что там?
- Вне всякого сомнения, герр Генрих.
- Ну, тогда помоги открыть его. Очень надеюсь, что это не ящик Пандоры.
При помощи его гарпуна и моей кочерги мы его открыли. Внутри оказалась плотная промасленная бумага. Я осторожно развернул её.
- Странные железки, Тобиас, ты не находишь?
Старик неопределённо хмыкнул. Железки были похожи на причудливой формы пистолеты, только без замка, да и дуло слишком узкое, чтобы можно было забить в него приличную пулю. Ни приклада, ни деревянного ложа, ни огнива на этом странном изделии не было. Но, тем не менее, это было оружие. Не клистирная же трубка? Может Клотеры изобрели что-то новое? Они мастера на подобного рода штуки.
Мои познания в оружии были более чем скромными, и ограничивались дуэльными пистолетами Жана Лепажа. Я взял одно из этих странных изделий в руки. Рукоятка находилась почти под прямым углом, но для стрельбы с одной руки это оружие довольно тяжеловато, весило фунтов десять, не меньше.
Тобиас стоял рядом и смотрел на меня. Понимая, что выгляжу как абориген с берегов Чёрного дерева и Слоновой кости, впервые увидевший серебряную табакерку, положил железку обратно в ящик. Мысли в моей голове перепутались как клубок шерстяных ниток. Виной тому бессонная ночь с чередой странных, необъяснимых событий. Самое время посидеть в башне, глядя на умиротворяющую гладь моря. Ради этого даже готов выпить полпинты дешёвого шнапса. А потом как следует выспаться.
Правда, море в это осеннее утро было совсем не гладким. Северный ветер гонял по нему буруны волн, которые разбивались о камни на тысячи мелких брызг. Зато яблочный шнапс оказался не так уж и плох.
Старый рыбак сидел как изваяние, его выцветшие глаза были устремлены в морскую даль, словно он видел что-то, там, за туманом. Лишь время от времени его могучая ладонь подносила ко рту кружку с крепким напитком.
Я же размышлял о событиях прошедшей ночи; таинственном посетителе, загадочном ящике. Как учёный, я не люблю тайн, тем более тех, которые меня окружают, и теперь буду, одержим зудом, до тех пор, пока их не раскрою.
Следующие два дня прошли в борьбе с крысами. Наглые грызуны, должно быть, чувствовали себя подлинными хозяевами дома. А после того, как Цербер вернулся к хозяину, мерзкие животные обнаглели совсем. Они рыскали по всему дому, пожирая продукты и портя мебель. По нескольку раз за ночь я просыпался от их противного писка. Несколько крысоловок, расставленных у прогрызенных в полу дыр, не помогли, умные твари научились обходить их. На третью ночь проснулся оттого, что огромная жирная крыса забралась на мою постель и смотрела на меня злобно горящими в темноте бусинками глаз. Ещё пара таких ночей, и я просто сойду с ума!
Поздним вечером понедельника я сидел в домике смотрителя, попивая из кружки киршвассер.
- Герр Генрих, а почему бы вам не обратиться к аптекарю? - посоветовал Тобиас, выслушав мой рассказ об отчаянной борьбе с грызунами.
- А что, старый жид ещё жив?
- Ну, не настолько он и стар. Его аптеку вы найдёте у Голштинских ворот.
На следующее утро я отправился в Любек.
Аптеку нашёл довольно быстро. Она занимала весь первый этаж двухэтажного дома. Над дверью была надпись:
Иезекииль Франкенберг. ПРОВИЗОР.
Библейское имя и дворянская фамилия вызвали у меня горькую усмешку. Вряд ли этот провизор является потомком мистика из Лейпцига.
А в правом верхнем углу была нарисована красная шестиконечная звезда. Я немного изучал символику в Геттингене, и знал, что у евреев этот знак означает щит Давида. Но вот именно красную звезду я встречал на гербе Ротшильдов. Неужели аптекарь из семьи этих еврейских богатеев? Тогда понятно, почему у него столь благозвучная фамилия. Должно быть, он или его папаша отвалили за неё целую гору талеров!
Внутри было тихо, пахло, как обычно пахнет в подобного рода заведениях; карболкой, смесью трав, какими-то маслами. Я взял лежавший на прилавке молоток и два раза ударил по висевшему на медной подставке колокольчику. Через минуту из дверного проёма, ведшего вглубь дома, появилось испуганное девичье лицо. И тут же исчезло. Прошло ещё несколько минут в полной тишине. Наконец послышались неторопливые шаги, и к прилавку вышел невысокий человек в европейском платье. А что я ожидал увидеть; ермолку, чёрный лапсердак?
- Чем я могу быть полезен?
- Господин Франкенберг? - я попытался придать голосу как можно больше беспечности.
- Да, это я, - осторожно ответил аптекарь.
- Вы-то мне и нужны.
В тёмных глазах мелькнул испуг.
- Может быть, молодой господин желает вина? Я велю подать.
Он указал рукой на стол у окна.
- Пожалуй.
Я уселся в кресло, положив шляпу перед собой.
- Мозельское? Рейнвейн?
- Полностью полагаюсь на ваш вкус.
Назвать этого плюгавого представителя сынов Авраама господином Франкенбергом мой язык больше не поворачивался.
- Простите, а как мне вас называть? - спросил аптекарь, продолжая стоять за прилавком.
Пришлось представиться.
- Уж не сын ли вы нашего уважаемого члена магистрата?
Мозельское, урожая 1815 года было отменным и привело меня в благодушное настроение. Это видимо не осталось без внимания господина Франкенберга, и он, выйдя, наконец, из-за прилавка уселся за стул напротив.
- Так чем могу вам служить, герр Бреннер?
Стараясь быть кратким, как нас учили профессора (хотя сами таковыми не являлись), я изложил аптекарю суть своей просьбы.
- Слухи о моём, якобы волшебном эликсире сильно преувеличены, - заскромничал тот, - обросли легендами. Народ, сами знаете, склонен придавать сверхъестественный характер всему неизвестному.
- Так вы мне поможете?
- А чего вы хотите, герр Бреннер? Чтобы крысы оставили дом, или передохли в своих норах?
Воспоминание о наглых тварях, последнюю неделю отравляющих мне жизнь не оставило от благодушия и следа.
- Последнее было бы предпочтительнее. Разумеется, я хорошо заплачу.
- Я не возьму с вас деньги, герр Бреннер, - аптекарь пристально посмотрел на меня.
- Вот как?
Чтобы еврей отказался взять деньги, мир должен сильно измениться!
- У меня в услужении есть девица. Она христианка, но немного не в себе. А у вас, я так понял, нет домработницы.
- Объясните, что значит, не в себе?
- О, ничего страшного! Лёгкая степень идиотизма. Но работница, уверяю вас, отменная. Агата! - позвал он.
Прошло не менее двух минут, прежде чем к прилавку вышла та самая обладательница испуганного взгляда. Внешность у неё была самая обыкновенная. Этакая белокурая Гретхен, в меру хорошенькая. Вот только в голубых глазах кроме испуга не читалось ничего: ни какой-либо мысли, ни даже кокетства, присущего девицам в этом возрасте. И впрямь идиотка!
- Агата умеет делать всё, - стал загибать свои маленькие пальчики аптекарь, - готовить, стирать, мыть посуду...
- Я согласен! Сколько вы хотите, чтобы я платил ей?
- А это уже на ваше усмотрение, герр Бреннер. Тщу себя надеждой, что вы не обидите бедную девушку.
- Можете во мне не сомневаться, - любезно улыбнулся я.
Вот хитрая бестия! Уж я-то знаю, что все денежки, что заплачу несчастной, попадут в твои цепкие руки!
- Значит, завтра утром я отправлю к вам фиакр с Агатой и эликсиром.
Дело было решено и я, откланявшись, вышел на улицу. Предстояло ещё закупить кое-что для физических опытов, поэтому следующие два часа были посвящены хождению по любекским лавкам.
Наняв возницу и наказав ему привезти все купленные вещи к пяти часам пополудни к дому, я отправился в трактир подкрепиться. И уже в начале шестого возница заносил в дом лейденские банки, пару янтарных шаров, четыре вольтовых столбика, 10-футовый кусок железной проволоки и железный же лист. Всё это необходимое для получения гальванического элемента и в дальнейшем электричества было перенесено в мою комнату, что на верхнем этаже.
Наука, вот, что спасёт не только меня, но и всё человечество! Что мне крысы, что мне незваные ночные гости, когда я собираюсь оседлать молнию! До полуночи я собирал гальванику, чтобы начать опыты с электричеством. Странно, но грызуны меня не тревожили, из чего я сделал вывод, что даже они уважительно относятся к науке! Эту ночь проспал как убитый, и проснулся от звона дверного колокольчика. В окно был виден отъезжающий фиакр, и бедная идиотка, стоящая у входа. Впрочем, не так уж она и безнадёжна, раз догадалась позвонить. - Доброе утро, Агата! - поздоровался я, открыв дверь. Та промолчала, даже не взглянув. Её взор был устремлён куда-то в землю, словно дурочка искала упавшую монетку. Ну, да ладно, я не в обиде! Тем более утро было действительно добрым. Обычно скупое в это время года балтийское солнце, проливало мягкий свет на наши суровые берега. В руках у девушки была тёмная бутыль, должно быть с заветным эликсиром, который подарит мне вожделенное спокойствие. Она молча сунула её мне в руки и вошла в дом, слегка оттеснив меня круглым плечом. К горлышку бутылки была прикреплена записка, в которой Франкенберг со всей обстоятельностью объяснял, как применять противокрысиное средство. Надо было смочить этой жидкостью маленький кусок сыра и бросить в нору, откуда появляются грызуны. Причём в каждую нору надо бросить не менее пяти кусочков. После этого тщательно вымыть руки дёгтярным мылом. Таких нор на первом этаже я насчитал восемь, и, не мешкая, принялся за работу. Агата тоже не теряла времени даром, мыла кастрюли и кухонные горшки. Через два часа и кухня, и столовая сияли чистотой, пришёл черёд второго этажа. В свою комнату девушку я не пустил, боясь за электрическую машину. Нисколько не расстроившись, та принялась чистить и мыть коридор с четырьмя оставшимися комнатами. В два часа пополудни за ней приехал фиакр. Агата получила от меня полгульдена и приглашение явиться через три дня. Кажется, моя жизнь в этом доме начинала налаживаться. Чистота и порядок, которые мы, немцы, так любим, глядела из всех углов. Даже крысы притихли в своих норах. Наверное, отведали сыра с еврейским ядом и у них начались желудочные колики. Во всяком случае, хотелось, чтобы это было именно так. К тому же моя электромашина, чёрт возьми, работала! После ухода Агаты попробовал завести её, и вот, получилось! Я выглянул в окно, и в свете умирающего осеннего дня увидел смотрителя маяка, прогулявшегося возле дома со своим верным Цербером. Привезённая из Любека бутылка мозельского стояла на столе, и надо было отблагодарить славного старика за его доброту. - Тобиас! Не желаешь составить мне компанию? Увидев в раскрытое окно бутылку вина, тот охотно кивнул, и вскоре мы втроём сидели на кухне. В печи весело потрескивал огонь, Цербер спал, положив на лапы голову, а мы вели неспешную беседу. - Так вы были у аптекаря, герр Генрих? - спросил смотритель. В его взгляде сквозило уважение. - Храбрый вы человек. - А в чём храбрость, Тобиас? - засмеялся я. - Чтобы зайти в аптеку? - Так ведь люди говорят, что старый жид - злой колдун. Запросто может на человека морок навести. - Ох, Тобиас, я в эти предрассудки не верю. Посмотри, за окном девятнадцатый век, век торжества научного гения. - Я человек неучёный, герр Генрих. Хотя в маяках знаю толк. - Идём, я кое-что покажу тебе. Мы поднялись ко мне в комнату. При виде электромашины глаза старика стали удивлённо-восторженными, как у младенца. Всё-таки есть в нашем народе уважение к науке! Иной мракобес назвал бы моё детище дьявольской забавой. А простой смотритель рассматривал его с детским любопытством, да ещё и вопросы толковые задавал. - Вот смотри! Я начал быстро крутить рукоятку. Тобиас протянул руку к батарее. - Не трогай! Удар может быть очень болезненным, тем более, что моя батарея состоит из пяти лейденских банок. Чем их больше, тем сильнее сила электричества. И как бы в подтверждение этому из проволоки в железный лист ударила маленькая молния. - Да вы тоже колдун, герр Бреннер! - воскликнул старый рыбак. - И сдаётся мне, посильней аптекаря. Но его глаза при этом выражали не суеверный испуг, а скорее восторг первооткрывателя. - Наука, Тобиас, это не колдовство, а победа человеческого разума! Наши забавы прервал бешеный лай Цербера. - Что-то случилось, - в голосе смотрителя прозвучала тревога. Мы бросились вниз. То, что увидели на кухне, повергло нас обоих в трепет. Впрочем, за Тобиаса ручаться не могу, но мои волосы встали на голове дыбом.
Пёс стоял, прижавшись к стене. Вокруг него полукругом готовились к атаке не менее полудюжины крыс. Но это были какие-то другие крысы! Каждая размером с большого кота, и весила не меньше двадцати фунтов. Чуть в стороне конвульсивно дёргала задними лапами ещё одна. Должно быть, испытала на себе силу собачьих челюстей.
- Господи Иисусе Христе и Дева Мария!
Тобиас перекрестился.
На шее и боках Цербера были многочисленные раны, из которых струилась кровь. Видимо схватка для славного пса была нелёгкой.