Аннотация: Впервые в Литературе. Трилогия. Новелла + статья-эссе + поэтическое произведение. Интересный, содержательный сюжет + абсолютно новые идеи + лаконичное изложение мыслей.
БЕСЦЕННЫЕ ЛУЧИ
Содержание:
- От Автора
- Бесценные лучи. Новелла
Предыстория первая.
История первая
Предыстория вторая
История вторая
- Смысл жизни, смысл бытия. Статья-эссе
- Размышления о смысле жизни и смысле бытия. Поэзия
ОТ АВТОРА
Представляю читателям свою, оригинальным образом скомпонованную, трилогию (возможно, когда-нибудь будет подобрано более подходящее слово), состоящую из новеллы "Бесценные лучи", статьи - эссе "Смысл жизни, смысл бытия" и поэтического Размышления о смысле жизни, смысле бытия.
Я прекрасно понимаю тех, кто в силу своей консервативной натуры не приемлет творчества и творческих находок в таком творческом жанре, как Литература.
Моё произведение о людях взрослых и предназначено людям взрослым, серьёзным и вдумчивым, а так же несерьёзным и легкомысленным, но посвящаю его детям и приурочиваю ко Дню Защиты Детей. Защиты их от того технического прорыва и технологического бума, которые к началу двадцать первого века позволили констатировать свершившийся факт, что абсолютно физически здоровых и уравновешенных детей в каждой возрастной категории от рождения и до совершеннолетия практически нет и не предвидится.
Сюжеты, темы и рассуждения - гарантировано интересны.
С уважением к читателям моих произведений
Автор: Ольга Валентиновна Крюкова
ЧАСТЬ 1
БЕСЦЕННЫЕ ЛУЧИ
Предыстория первая
Догорали кострами листвы последние дни осени, осени яркой, сухой и солнечной. Деревья нескромно обнажались, стряхивая с себя остатки пёстрых лоскутных нарядов и рисуя ветками и веточками граффити на фоне голубого неба; стыд им неведом.
Рассветы и закаты припозднились и посвежели, но дни были ещё великолепны и теплы. Предвкушение зимней стужи затягивалось на неопределённое время - никто об этом не сожалел.
Небольшой парк областного центра России вместе с его посетителями радовался погожим дням. Водоём - то ли озерцо, то ли пруд, правильной округлой формы, - отражал в себе небесные выси, едва лишь тронутые лёгкой рябью перистых облаков. Вокруг расположились скамеечки, затёртые к концу сезона так, что стали видны несколько слоёв предыдущей краски и кое-где старое, потемневшее от времени, дерево.
Женщина в тёмно-синем спортивном костюме, на вид не более сорока лет, моложавая, подтянутая и прекрасно сложённая, вот уже четвёртую неделю как, обежав каждую дорожку парка, завершала ежеутреннюю разминку, направляясь вдоль водоёма к выходу. И уже четвёртую неделю, как любительница бега замечает на одной из скамеечек мужчину.
Его лицо, точёные черты которого напоминают о греческих богах, обращено в сторону поднимающегося солнца. Под густыми, идеальной формы бровями, закрытые глаза, обрамлённые густыми ресницами. Он сидит, облокотившись на спинку скамейки, засунув руки в карманы изысканного тёмного пальто. Рубашка сияет белизной, галстук плотно охватывает ворот и мускулистую шею. До блеска надраены туфли. Из-под тщательно отутюженных стрелок брюк выглядывают носки, тон в тон галстуку, из-под шляпы - седеющие виски.
Наверное, это философ. Только им, в представлении Татьяны Алексеевны, присуще раннее пробуждение, неподвижные созерцательные позы и полная отрешённость от повседневности и забот.
Интересно, чистят ли дорожки в парке зимой? Удастся ли ей соблюсти свой укоренившийся за десятилетия привычный образ жизни.
- Извините, не помешаю?
Мужчина отрицательно покачал головой.
- Извините меня ещё раз, - не рассчитывая задерживаться дольше чем на пару минут, женщина присела на краешек скамейки. - Мне кажется, вредно смотреть на солнце, хотя и с закрытыми глазами, можно обжечь сетчатку.
Мужчина не прореагировал.
- Я врач, доктор, поэтому знаю наверняка. Хотя утреннее солнце не такое яркое, как в полдень, тем не менее, увлекаться не стоит.
Ехидный тон доселе молчавшего собеседника дал понять, что его обладатель готов к диалогу:
- Вы всегда даёте полезные советы незнакомым людям?
Татьяна Алексеевна замялась:
- Приходится.
- К чему такая бескорыстная забота о совершенно посторонних, объясните мне, пожалуйста.
- Знаете, я вообще-то хотела вас спросить, чистят ли здесь зимой дорожки, - женщина резко сменила тему.
- Нет, к сожалению и вашему, и моему - дорожки в этом парке не чистят. Но я могу подсказать вам другое место для прогулок. Вы ведь недавно появились в нашем микрорайоне, всего лишь с месяц назад. Я прав?
- Да, вы правы.
Татьяна Алексеевна удивилась. Она-то думала, что пробегает мимо незамеченной, но, оказывается, за ней установили почти что слежку.
Хотя глаза мужчины были по - прежнему прикрыты, в его голосе женщина уловила некую заинтересованность.
- Ваш спортивный костюм и кроссовки по меркам обывателей стоят огромных денег. Такие даже заказать в нашем местечке невозможно. И ваш акцент. Вам, возможно, долгое время пришлось жить за границей.
- Я жила и работала несколько лет в Израиле. Потом переехала в Германию. Я хирург, - последние слова Татьяна Алексеевна добавила, сама не зная зачем. Но незнакомец вызывал симпатию и желание пообщаться.
- А теперь расскажите мне о себе. Кто вы по специальности? Философ? Преподаватель?
Мужчина наконец-то открыл глаза цвета спелой сливы, обернулся к Татьяне Алексеевне и раскатисто рассмеялся:
- Я художник.
- Не может быть.
- Почему?
- Таких художников не бывает. Они всегда лохматые, растрёпанные, одеты в джинсы, вытянутые на коленях, даже не вытянутые, а порванные. В стоптанную обувь. У художников никогда нет денег, а ваша одежда отнюдь не из секонд-хенда и не китайский ширпотреб.
-Так оно и есть, - мужчина вновь откинулся на спинку скамейки, - вы ведь врач...
- Скорее, доктор.
- У меня появилось страстное желание понять, поймёте ли вы меня. Вас, я, кажется, уже разгадал и больше не стану задавать вопросов.
- Вы хотите, чтобы я побыла в роли вашего исповедника или психолога?
- Ну, прямо-таки. Я хочу броситься в большую крайность. Видите ли, я долгое время практически ни с кем не общался и, по-видимому, стал очень нелюдим, но желания понять людей у меня никогда не иссякало.
- Так должна понять вас я, либо вы всё-таки хотите понять других?
- Я вас задерживаю? - мужчина проигнорировал вопрос, - Вам нужно на работу. А я в вашем представлении ленивый философ или скучающий художник, которому больше нечем заняться, кроме как сидеть на скамейке, думать и размышлять о чём-то неземном, который потом пойдёт домой, напишет очередной шедевр, который нельзя никому продать, потому что никто не поймёт его блистательной задумки.
- Я не спешу. У меня вторая смена, с двух часов, - Татьяна Алексеевна почему-то вдруг застыдилась и зарделась. Мужчина с закрытыми глазами читал мысли, хотя, если разобраться, это не составляло труда. Все люди думают приблизительно одинаково.
- Знаете, мои работы и впрямь плохо продаются. Я ценю их очень дорого. Они не каждому по карману. Однако речь пойдёт не обо мне, а об одном пареньке. Сейчас он уже взрослый человек.
История первая
Эрнест Цуккерман мог стать только пианистом, пианистом великим, прославившим свою фамилию приставками: мировая известность и звезда мирового уровня. Мальчик обладал безукоризненным слухом, и что самое главное, его не нужно было принуждать садиться за инструмент. В двух словах его можно охарактеризовать как талантливый и трудолюбивый.
Окончив с отличием музыкальное училище, он без экзаменов был принят в консерваторию и блестяще закончил её по классу фортепиано, попутно овладев в совершенстве ещё парочкой инструментов.
Эрнест объехал с гастролями полмира, услаждая слух любителей Моцарта, Бетховена. Баха, Вивальди, Гайдна, Шуберта. Выступал на сценах и подмостках знаменитых Европейских и заокеанских театров и концертных залов, срывал овации и громкие продолжительные аплодисменты. Ему рукоплескали знатоки никогда не стареющей неувядающей классической музыки и великие люди искусства.
Он участвовал в конкурсах и побеждал. Он побеждал на протяжении многих лет. Ему не было равных и по виртуозности, и в душевности исполнения. Он жил музыкой и только ей. У него не было цели стать лучшим, его таким признавали другие, безоговорочно отдавая пальму первенства.
Однажды во время престижного международного конкурса, проводившегося в одной из стран Восточной Европы, накануне заключительного отборочного тура финалистов в номере класса люкс шестизвёздочного отеля поздним вечером раздался телефонный звонок. Хриплым любезным голосом музыканту предложили встречу, даже не предложили, а назначили, посулив немыслимые гонорары за организуемые ими концерты. Причём встречу назначили незамедлительно, указав, что беседа будет недолгой, приватной и тет-а-тет, без посредников в виде импресарио, личного секретаря или любых других третьих лиц.
На протестующие слова Эрнеста, попросившего отложить переговоры хотя бы на день, пообещали сейчас же прислать транспорт, описав тех, кто встретит его в холле гостиницы.
Эрнест впопыхах оделся и спустился вниз. Упускать возможности подзаработать не хотелось. У стойки администратора его ожидали двое солидных мужчин интеллигентного вида. Они дежурно поприветствовали Эрнеста, сопроводили до шикарного лимузина с тонированными бронированными стёклами, золотистого снаружи и инкрустированного золотом внутри, и отвезли за город на виллу, скрытую от глаз посторонних кронами вековых деревьев и высоким забором.
В просторном будуаре, сплошь заставленном антикварной мебелью, пианисту было предложено, и даже не предложено, а приказано на завтрашнем конкурсе проиграть. Женщина с раскосыми серыми глазами, жуя гаванскую сигару накрашенными чёрной помадой губами, сделала это любезным, процеженным сквозь зубы и не терпящим возражения, тоном.
Запустив черные коготки одной руки в шелковистую шёрстку белоснежной персидской кошечки, ладонью другой женщина поддерживала животное под задние лапки, чтобы питомице, с ниткой искрящихся драгоценных камней на шее, было удобно тщательно вылизывать совершенных округлостей холёную грудь хозяйки, от которой молодой человек не мог оторвать глаз.
Эрнест растерялся:
- Вы меня, кажется, приглашали к себе не по этому поводу.
- Вы хотели, чтобы я с вами о таком разговаривала по телефону?
- Но я не могу специально проиграть.
- Ошибитесь.
- Я не могу ошибаться. И мои ошибки ещё не станут гарантией и залогом проигрыша.
- Тогда отзовите своё участие. Завтра утром накануне регистрации участников.
- Моим участием заручились. Я не могу подвести организаторов.
- Сошлитесь на болезнь. Придумайте что-нибудь, чёрт побери.
- Если я откажусь от вашего предложения?
- Пеняйте на себя.
- Тогда я отказываюсь.
Эрнесту ещё никогда не приходилось иметь дело с подобными людьми и их желаниями, перед которыми бессильны законы, понятия чести и справедливости.
Он был наивен в житейских вопросах, он жил только музыкой, её возвышенной одухотворённостью и плохо разбирался в людях, не имея понятия, что в таких случаях с ним могут сделать.
Что-то в мире к тому времени поменялось, возможно, так было всегда, но в одночасье принялось настолько сильно выпирать наружу, что даже Эрнест стал иногда замечать какие-то происходящие в мире музыки перемены и странности, но старался не придавать им значения.
- Так, вы отказываетесь. Не спешите. Подумайте до завтра. Я вам позвоню. До свидания, - кровожадно передёрнутый рот и обнажённые клыки хищницы означали, по-видимому, улыбку.
Пока Эрнест возвращался под тем же конвоем в гостиницу, он пытался ни о чём не думать. Заказал в номер лёгкий ужин, однако не сумел съесть хотя бы кусочек. Тогда он решил лечь в постель.
Если сказать, что Эрнест не спал ночь, значит, не сказать ничего. Он не только не спал, он страдал и мучился. Таблетка крепкого снотворного не помогла, а увеличить дозу мужчина не решился. Да не может он переступить через себя, не может пойти на поводу у той размалёванной зловредной бабы, которая по сравнению с ним - никто. Он в великолепной форме и будет принимать участие в конкурсе, а там - посмотрит.
На солидную премию от спонсоров и устроителей конкурса у него огромные виды, озвученные им в интервью, растиражированном в мировой прессе. Эрнест рассчитывал открыть собственную музыкальную школу для одарённых детей из бедных семей с перспективой на будущее создать из её воспитанников оркестры - джазовый и камерный.
Откуда к достаточно обеспеченному человеку, родственники которого были людьми тоже отнюдь не нуждавшимися ни в чём, пришла такая идея, он сам до конца не понял.
Возможно, сказывалось подсознательно желание увековечить своё имя очередными, более почётными титулами: колледж имени..., дирижёр и руководитель оркестра..., то есть увековечиться в чём-то более глобальном, чем только в личных заслугах.
Однако под лёгким налётом корыстных побуждений оставить на века свой след вскоре обнажились выстраданные планы, которые настоятельно требовали быть осуществлёнными: передать опыт и знания и, в свою очередь, в общении с самобытными дарованиями расширить границы собственного мироощущения, вкладываемого в исполнение каждого музыкального произведения.
Почему из всех социальных групп он остановил выбор на малоимущей - таким вопросом Эрнест тоже не задавался. Он не забивал голову размышлениями на общественно-социальные темы и решил действовать по подсказке секретаря, убедившего его в том, что так будет лучше, что это благородно и что, осчастливив детей из бедных семей, пианист одновременно снищет себе славу на поприще благотворительности.
Телефонный звонок прозвенел, как приговор.
- Ну что, вы принимаете наше предложение?
- Нет.
- Категорично?
- Да.
После этого слова Эрнест бросил трубку и отправился в ванную комнату принять холодный отрезвляющий душ.
Выйдя из неё завёрнутым в банное полотенце, он увидел двух мужчин, сидящих на диване в гостиной.
Позвать на помощь молодой человек не успел.
Когда очнулся лежащим на полу, почувствовал невыносимую, нестерпимую боль, приторный запах крови и свежего мяса. Его стошнило, и он снова впал в забытьё.
Пальцы обоих рук были безжалостно раздроблены до основания.
Окончательно Эрнест пришёл в себя под белоснежным потолком палаты клиники. Вместо кистей - две обмотанные бинтами культяпки.
Так завершилась карьера одного из знаменитых пианистов, о котором давно уже позабыла публика, богема, общественность и поклонницы, которым в обмен на букеты цветов он дарил улыбки, а на недвусмысленные предложения - билеты на свой концерт.
Само собой разумеется, палачи найдены не были, хотя секретарь Эрнеста подал в полицейский участок заявление с подробным описанием обстоятельств, предшествующих трагедии.
Результатом конкурса и победителями полиция интересовалась недолго и поверхностно. Раздувать пожар мирового масштаба никто не захотел. Дело закрыли за отсутствием необходимого количества улик. Инцидент списали на русскую мафию, промышляющую грабежами в отелях, вынеся предписание усилить охрану.
Оставшись наедине с обрубками, Эрнест положил их перед собой и подумал, что накладывать на себя руки и заканчивать жизнь самоубийством не имеет смысла - умереть он сможет в любой день. Когда уж совсем станет невмоготу, знакомые голландцы помогут организовать безболезненную эвтаназию. И ещё он подумал, что никогда ему прежде не хотелось так сильно встречать день на рассвете и провожать на закате.
Он стал художником. Пристёгивает кисти к тому бесценному, что осталось и чего он лишился, по-видимому, по собственной глупости, но чаще держит их между "кулачками". Рисует и продаёт дорого то, что пытается изобразить и донести. У него есть помощник, молчаливый и напоминающий скорее тень, чем живого человека.
- Вот, пожалуй, и конец той нехитрой истории, которой я решил поделиться с вами, уважаемая доктор...Как вас величать?
- Татьяна Алексеевна.
- Уважаемая доктор Татьяна Алексеевна. Надеюсь, я вас не сильно утомил.
- Что вы, напротив, мне было интересно выслушать вас. Но дать ответ на поставленный вами вопрос и что-то сказать по поводу услышанного я сейчас не в состоянии. Отложим до завтра. Где я могу поглядеть на работы того музыканта?
- Недалеко отсюда есть уютная картинная галерея, - мужчина продиктовал адрес.
Парк наполнялся отдалёнными звуками автомобилей, шагами и приглушёнными голосами прохожих, спешащих на работу. По безмятежному глянцу водоёма неторопливо плыла жёлто-красная флотилия листьев.
Татьяна Алексеевна поднялась:
- До свидания. Было приятно с вами познакомиться, - женщина хотела протянуть руку для рукопожатия, но её словно ударило током.
За время монолога мужчина, так и не открыв глаз и продолжая сидеть, обратив лицо к солнцу, интуитивно и неосознанно вынул руки из карманов. Чёрные кожаные перчатки были неестественно выгнуты вверх, наружу от ладоней. Часть пальцев - смята гармошкой.
- Доброго вам дня. Прощайте.
Предыстория вторая
Пока Татьяна Алексеевна отходила от скамеечки с продолжающим комкать перчатки мужчиной и шла к выходу, не замечая ничего и никого вокруг, в голове её проносились сменяющие друг друга обрывки таких же скомканных мыслей:
Она может помочь с новыми протезами...он не примет её помощи...он не беден...такие люди не распахивают душу перед первым встречным...слишком гордые...она, хирург с двадцатилетним стажем,...слишком жестока... оставила его наедине со своими раздумьями после всего того, что услышала...протезы у него, скорее всего, есть...почему-то он предпочитает ими не пользоваться...
Татьяна Алексеевна даже не стала заходить домой, чтобы переодеться.
В ожидании открытия галереи она битый час кружила вокруг здания, во флигеле которого предоставили место для экспозиций и картин.
Пожилая женщина, работник галереи, отпирая дверь и снимая сигнализацию, едва не была сбита с ног натиском первой посетительницы, словно ураган ворвавшейся в полумрак помещения.
Пианист не стал брать псевдоним и выставлялся под своим именем.
Эрнест!
Картины. Небо. Облака. Тучи. Кроны деревьев. Горизонт. Небо. Хмурое. Безоблачное. Дождливое. Радужное. И на каждом живописном полотне - лучи, бесценные лучи, пронизывающие всё и вся, пробивающиеся сквозь любую плотную завесу или нежно приглушённые, чтобы ненароком не ослепить...
Небо. Хоровод листьев, обласканных теми же благодатными лучами.
Одна поразила в самое сердце: семь лучей семи цветов, озаряющие размытый контур пылящегося в углу рояля. На нотном стане мелким, практически не различимым невооружённым глазом шрифтом, запись мелодии. С помощью увеличительного стекла Татьяна Алексеевна обязательно перепишет ноты и попросит кого-нибудь сыграть музыку души, которую для неё играет музыкант.
Баснословные цены на картины.
- Отложите мне эту, эту. Ещё вот эту и, да-да, вот эту, - поспешность, с которой Татьяна Алексеевна произнесла слова, как будто картины кто-то купит, пока она сбегает в банк и осуществит перевод денежных средств с заграничных счетов, резко контрастировали с изумлением работницы галереи, неотрывно глядевшей на странную покупательницу в спортивном костюме.
- Посмотрите, какое чудо, какая прелесть, - пожилая женщина указала на ещё одну, совсем маленькую.
- Согласна. Эту тоже беру. Посчитайте общую сумму. Часа через два я их заберу...
На следующее утро все скамеечки в парке оказались выкрашены в милые весёлые цвета, пронизанные насквозь сияющими лучиками. К скамеечкам были прикреплены листочки с надписью " окрашено". Скучнеющий с каждым днём парк преобразился. Татьяна Алексеевна улыбнулась феерии красок.
Скамеечки сохли почти неделю, и на такой же период Татьяне Алексеевне хватило терпения дожидаться Эрнеста.
Когда через семь дней в парке он так и не появился, Татьяна Алексеевна, не раздумывая, отправилась в галерею.
Если чего-то сильно не хотеть или бояться, это всегда не замедлит случиться. Тот, кто первый раз сталкивается с подобным феноменом, впоследствии принуждает себя волевым усилием прокрутить неприятный сценарий, раз и навсегда спрятать страхи вглубь, подальше и не придавать значения терзающим сомнениям - только в этом случае опасения станут максимально гарантировано напрасны.
Она боялась опоздать и она опоздала. Она боялась с той самой секунды, когда они расстались, подсознательно предчувствуя, что его "прощайте", двоякий смысл которого она уловила, это не её "до свидания".
Стены галереи встречали посетителей кремовой масляной краской и отверстиями для крепления рам. Продавщица кивнула Татьяне Алексеевне как хорошей знакомой:
- Вы хотели что-то ещё приобрести? К сожалению, вчера их упаковали и увезли.
- Куда? - случайно встреченный в жизни попутчик исчезал безвозвратно.
- Не знаю. Я спросила, но мне не ответили. Лишь поняла, что картины совершают вояж по стране. Воистину, там есть на что посмотреть. Заходите ещё, у нас периодически бывают хорошие произведения местных живописцев, - пожилая женщина извиняюще улыбнулась и развела руками.
Татьяна Алексеевна, понурив голову, побрела в парк.
Ни семьи, ни детей у Татьяны Алексеевны не было. Детей - потому, что иметь она их не могла, а семьи - по этой же причине и потому, что считала себя с детства некрасивой - к чему кому-то навязываться. Хотя недостатка в мужском внимании не испытывала, но накрепко замыкала своё сердце, не позволяя чувствам одерживать верх. С её работой это было несложно.
Разыскать Эрнеста, конечно, можно. В век развития коммуникативных и информационных технологий не составляет труда отыскать даже иголку в стоге сена. Но что она ему скажет? Похвалит? Посочувствует? Восхитится? Поблагодарит? Пожалеет? Ободрит? Предложит свою помощь? Где-то в глубине души теплился огонёк: кажется, она влюблена и не прочь стать ему опорой и поддержкой в жизни. Разве он согласиться?
Эрнест хотел понять людей, но как часто люди не понимают сами себя.
Лучше, она расскажет ему о девочке, которая уже стала взрослой женщиной.
История вторая
Сначала Танечка лечила понарошку, пользуясь игрушечной аптечкой, в которой было упаковано всё необходимое: от градусника до пузырьков с надписями "йод" и "зелёнка" и фонендоскопа. Глазастым куклам, гуттаперчивым зайчикам, целлулоидным уточкам и набитым ватой плюшевым мишкам пришлось стать её первыми терпеливыми пациентами.
Подросшая Таня принялась облегчать участь простудившихся старшей сестры, родителей и бабушки, с немыслимым упорством ухаживала за больными и неукоснительно соблюдала предписания и назначения медицинских работников.
Стать врачом. Она страстно жаждала стать врачом. Не простым - хирургом. Который может всё, который и волшебник, и маг, и чудотворец.
Но было одно но. И это "но" стало бы решающим, если бы не та же настойчивость девочки.
Она боялась крови. Нет, не падала в обморок. Просто от вида живительной жидкости кружилась голова и ужасно хотелось пить.
Перелопатив груду литературы, Таня пришла к выводу, что у неё пониженный гемоглобин. Анализы подтвердили первый, поставленный самой себе, диагноз. И девочка занялась приведением себя в норму. Собрав волю в кулак, перестала привередничать за обедом и ужином. По утрам не ленилась делать зарядку. Никогда не отлынивала от занятий физкультурой в школе. Полюбила прохладный душ и выработала для себя систему закаливания.
Чудо свершилось. Ровно через год. Страхи отступили, пришла уверенность и реальная возможность осуществить желание.
Танюша без содрогания вытаскивала занозы, накладывала повязки на разбитые коленки мальчишек и девчонок, шины - на поломанные ноги и руки, обрабатывать раны и ссадины. Она продолжала штудировать специальную литературу и готовиться к экзаменам. Подтянула химию и биологию, по которым на городских, районных и областных олимпиадах неизменно входила в тройку призёров.
Чтобы с самых азов осилить выбранную профессию, поступила сначала в медучилище. Стала процедурной медсестрой, затем операционной. По направлению от главврача больницы поступила в медицинский институт. Закончила его с отличием. Дальше шли субординатура, ординатура, курсы повышения квалификации за границей. Вскоре защитила кандидатскую диссертацию.
Вот она уже ассистент хирурга.
Первая самостоятельно проведённая Татьяной Алексеевной операция вызвала изумление у видавших виды опытных специалистов. Настолько профессионально была проведена.
Приглашение работать в частной клинике в Израиле Татьяна Алексеевна приняла с восторгом. Там и оборудование поновей, и уровень мастерства повыше. Вот где она наберётся опыта, чтобы получать достойное вознаграждение за труд, соответствующий высокой квалификации.
Она ликовала, а главврач неоднозначно пожимал плечами - молодым везде у нас дорога.
В девяностые годы двадцатого века под натиском похотливых особей обоих полов был порван подол юбки из плотной шёлковой тафты телесно-розового цвета у неприступной с виду дамы, яко бы олицетворяющей собой свободу и демократию.
В прореху хлынули те, кто испытывал наиболее сильный зуд. Женщины - на запах капроновых колгот с усиленным мыском, ластовицей и стрелками от ягодиц до пяток. Мужчины со своим обострённым обонянием рассчитывали проникнуть глубже.
Под матерчатым куполом свобода и демократия оказались доступным только тем, кто сможет за них заплатить. Они - объект сделок купли-продажи на бирже иллюзий, которыми позволено тешиться в зависимости от возможности их приобрести в пределах назначенного ценового диапазона. Похотливая дама торговала ими направо и налево.
Материальный достаток являл собой не что иное, как долговременную кредитную кабалу. Конкуренция на рынке труда развязывала руки работодателям, на которых следовало молиться как на божества.
Татьяне Алексеевне судьба уготовила заманчивые перспективы припасть к рогу изобилия, но, в отличие от простого смертного, у неё было преимущество - она была востребована как личность и как специалист.
В состоянии эйфории Татьяна Алексеевна отправилась к работодателям в Израиль, где прошла переэкзаменовку и получила степень доктора. Перед ней - завидное будущее и уверенность в завтрашнем дне, о которых мечтают многие, если не все.
Через несколько лет последовало более выгодное приглашение из частной клиники Германии. Доктор переехала и продолжила получать удовольствие от работы и от вознаграждения за нелёгкий труд: подчас приходилось внаклонку, согнувшись в три погибели, проводить над пациентом по нескольку часов кряду и при этом не должен дрогнуть ни один мускул, ни одна вена запульсировать сильней обычного.
На счетах копились круглые суммы. Из-под её скальпеля выходили практически здоровые люди с гарантированной немалой продолжительностью полноценной жизни.
Татьяна Алексеевна бралась за хирургические вмешательства любой сложности. Чтобы попасть к ней на операционный стол, люди записывались заранее, подчас за несколько месяцев. Даже в случае неотложном иные прилагали массу усилий, чтобы всеми правдами и неправдами дождаться и доверить свою единственную жизнь специалисту высокого уровня.
Думала ли она об их возможности оплатить дорогостоящее лечение? Ей не было до этого никакого дела. Конечно, она знала, что её пациенты -люди состоятельные, позволяющие себе прибегать к услугам первоклассной медицины, на вооружении которой находятся самые передовые методы, но на этом её заинтересованность чужим благосостоянием заканчивалась.
Фанат своего дела, Татьяна Алексеевна была нацелена на положительный конечный результат и благоприятный исход. Она была уверена, что установленные тарифы строго соблюдаются менеджерами медицинского учреждения и обговариваются с пациентами на стадии заключения ими договоров с фешенебельной клиникой.
Иногда к ней обращались за консультацией насчёт определённых диагнозов. Татьяна Алексеевна требовала уточнения, конкретизации, дополнительных обследований и результатов анализов, чтобы в итоге высказать свою точку зрения и оценить прогноз шансов для страдающих.
Мировые медицинские светила не гнушались советоваться с Татьяной Алексеевной. Они признавали её золотые руки и светлую голову.
Ещё через несколько лет Татьяна Алексеевна решила немного поменять специфику. Вместо взрослых, которые по большей части сами виноваты в своих критических и кризисных состояниях, доктор решила переключиться на врождённые заболевания и принялась оперировать детей и подростков.
По приезду в Германию Татьяна Алексеевна приобрела в частную собственность особняк в лесопарковой зоне и последнюю модель престижной иномарки. Два раза в год доктор позволяла себе расслабиться на элитных курортах.
Отоваривалась Татьяна Алексеевна только в торговых центрах, специализирующихся на продажах экологически чистой продукции, обуви и одежды из натуральных материалов.
Она была полностью уверена в своём завтрашнем дне, пока однажды не решила навестить родственников: наведаться к престарелым родителям и старшей сестре, проживающим в России.
Не раз предлагая им переехать на постоянное местожительство в Германию, поближе к ней, обеспеченной родственнице, Татьяна Алексеевна постоянно наталкивалась на категоричные отказы и не понимала их причины.
Доктор привезла с собой два огромных баула с подарками и удивилась холодности и отстранённости, с которой была встречена.
За накрытым типично русскими блюдами и напитками столом атмосфера несколько разрядилась: стала более непринуждённой и потеплела. В углу зала монотонно бубнил телевизор...
- Девочке трёх лет срочно требуется сложная операция, которую берутся провести врачи ...
Далее следовало название клиники, в которой работала Татьяна Алексеевна. Доктор цыкнула на родственников, все разом притихли.
- Стоимость операции - в эквиваленте тридцати тысяч долларов...
В конце ролика на фоне бедной домашней обстановки, измученных постоянными болями огромных недоумевающих глазёнок ребёнка и смертельно бледного от бессонных ночей лица молодой матери шли титры с указанием номера счёта для зачисления средств и номера телефона, по которому следовало позвонить, чтобы была автоматически списана небольшая сумма.
Татьяну Алексеевну прошиб пот. Она вскочила. Вне себя от ярости и непонимания выбежала в коридор, набрала на айфоне клинику, представилась.
- Срочно соедините меня с главврачом.
- Доктор Матвеева, доктор Катцель на совещании, - затараторила русская менеджер.
- Я сказала срочно. Дело не требует отлагательства.
Что-то в тоне одной из самых умелых сотрудниц клиники было такое, что менеджер решилась нарушить установленные правила. В трубке раздался щелчок, и Татьяна Алексеевна перешла на немецкий язык:
![[]](/img/k/krjukowa_o_w/d/img_1458.jpg)
![[]](/img/k/krjukowa_o_w/d/img_1474.jpg)
![[]](/img/k/krjukowa_o_w/d/img_1479.jpg)