"Какой тоскливый мир!" - Думал Стависски, сидя на борту опрокинувшегося вездехода и разглядывая плотный белый туман. Этот туман покрывал практически всю планету влажным тяжёлым одеялом и никогда не рассеивался. Планетологи выдвинули пятьдесят теорий об особенностях метеорологических условий Небелии, но так до конца и не выяснили причину подобной погодной аномалии. Туман давил и усыплял. Вести исследования в условиях постоянной почти нулевой видимости было неимоверно трудно. В основном, психологически. Планета не выглядела агрессивной. Биосфера вела себя более чем спокойно. Даже болезнетворных вирусов и бактерий не нашлось. Кислорода хватало с избытком. Сила тяжести равнялась 0,9 от земной на экваторе. Леса, луга, горы, реки, озёра, моря. Идеальное место. Если бы не этот проклятый туман. Уже полгода на Небелии космонавигаторы не видели солнца, да и вообще ничего вокруг себя. Передвигались только с помощью приборов ночного видения. Как слепые котята, космонавты тыкались во все уголки планеты.
Стависски хандрил. Почти все шесть месяцев нахождения на планете. Туман белой стеной стоял между внутренним миром и внешним и лишь способствовал самоистязанию. Больше двадцати лет в Космической даль-разведке без каких-либо перспектив для карьерного роста. Вся романтика Космонавигационного флота давным-давно улетучилась напрочь. Ни один новый исследуемый мир не возбуждал отклика в душе Стависски. Он стал относиться к звёздным путешествиям, как к рутинной работе, которая кормила его и ничего более. Когда это случилось, Стависски не заметил. А ведь он так любил Космос! Он понимал, что человек не в состоянии познать до конца Вселенную, но довольствовался тем, что мог хотя бы чуток прикоснуться к её тайнам. И вот, за два десятка лет службы Стависски вдруг понял, что больше не грезит звёздами. Он смотрел в белую вату тумана, но не замечал её. Какая тоска. Ничего не хотелось делать. Вот так бы и сидеть среди этого тумана целую вечность. Время остановилось. Воздух через бактериальный фильтр проходил с небольшим посапыванием, и, кроме этого звука, ничего не слышалось. Стависски остался один во всей Вселенной. Пока из люка вездехода не вылез Сет Робинсон:
- Кажется, удалось передать на базу сигнал бедствия. Помехи, конечно, ужасные. Впрочем, как и всегда. Негодный туман!
- Знаешь, Стен, я даже, наверное, рад, что мы овраг не увидели вовремя. Хоть что-то произошло на этой унылой планетке. Слава Богу, живы, здоровы. Чем не приключение, а?
- Не знаю, не хочу никаких приключений. Ничего не хочу.
Робинсон примостился рядом со Стависски:
- Это туман так действует. Все как в воду опущенные ходят. Нишкни! Тосковать, между прочим, грех большой.
- Отстань, Сет, со своими проповедями! И так тошно.
Робинсон надулся:
- Раздражённые все какие! Не подойти. Сразу кидаться начинают.
Стависски вздохнул:
- Извини, я не хотел. На самом деле, прости. Ты прав, наверное, это всё из-за тумана.
- Да ладно, я ж понимаю. - Робинсон огляделся вокруг. - Что делать-то будем?
- Ждать, пока за нами не приедут.
Робинсон поморщился:
- Скука смертная.
- А что ты предлагаешь? Вездеход мы сами не перевернём. До нашей цели - горного хребта - пешком не дотопаем, слишком далеко.
- Тут километрах в двух озеро.
- Ну, так его излазили уже вдоль и поперёк. Ничего интересного, кроме мелкой рыбёшки и пары видов земноводных.
- Зануда ты! Стен, ради Бога, я и не собираюсь ничего изучать. Я просто хочу на озеро. Искупаться, порыбачить. Когда ещё выпадет такая возможность? Раньше десяти часов нас не подберут. Да и свяжутся по рации, если приедут раньше - в пределах двух километров помехи небольшие.
Стен, кряхтя, поднялся:
- Да пошли, пошли. Я ж принципиально не возражаю. А удочку ты специально заранее с базы прихватил?
- Ага! - Ответил довольный Робинсон.
Они тащились сквозь лес, ориентируясь по приборам ночного видения. Деревья стояли редко, но подлесок был хорошо развит, поэтому космонавигаторам приходилось продираться через кусты. Стависски быстро выдохся и пожалел, что согласился идти вместе с Робинсоном. Ну, и прогулялся бы тот в одиночестве до озера, ничего бы не случилось. А сам сидел бы себе да пялился в туман. Нет ведь, попёрся. Ни купаться, ни рыбачить Стависски не любил, да и не умел. Не хотел Робинсона расстраивать. Тьфу ты, какие нежности.
Сет, в отличие от Стависски, сопел фильтром довольно бодро и, посвистывая, вышагивал впереди, размахивая складной удочкой и сверяясь с электронной картой, прикреплённой к левому предплечью.
- Слушай, Стен! Ты уже столько лет в Космической разведке. Ты, наверное, столько повидал интересного и необычного!
Стависски перестроил визир с зелёного оттенка на серый, чтобы картинка сильнее походила на реальную. Глаза повернувшегося к нему Робинсона зловеще сверкнули в приборе ночного видения.
- Знаешь, на самом деле не так уж и много. В основном, рутина. Но то редкое невероятное до такой степени выбивалось из всего того, к чему мы привыкли, что я стараюсь о нКм не вспоминать. На самом деле мы так мало знаем о Космосе, что становится просто страшно. Я больше не хочу сталкиваться с его тайнами. Мы всё равно вряд ли найдём на них ответы. А я хочу на пенсии чувствовать себя спокойно.
- Слава Богу, что не все такие, как ты.
Стависски пожал плечами спине Робинсона, не желая вступать в полемику. Наконец, они вышли из леса, и их "вооружённым" взглядам открылось средних размеров озеро. Ничего особенного оно, действительно, собой не представляло.
- Господи, какая красота! - Восхитился Робинсон.
Стависски вновь пожал плечами. Может, без тумана и без приборов, оно и выглядело бы красивым, но в таком виде космонавигатор не мог разглядеть ничего восхитительного. Робинсон с воодушевлением принялся раскладывать удочку и насаживать наживку. Стависски сдвинул окуляры на лоб и сразу очутился в мире белого одиночества. Робинсон в виде нечёткого силуэта казался дальше, чем был на самом деле. Забросив удочку и закрепив удилище на берегу между корней, Робинсон подошёл к Стависски, который уже уселся на блеклую траву и прислонился к бледно-зелёному стволу прибрежного дерева.
- Ты что, купаться не собираешься?
- Нет желания. Да, честно говоря, и тебе бы не советовал - всё-таки это запрещено по протоколу.
- Ради Бога, сам знаешь, что в озере безопасней, чем в ванной, к тому же, буду первым, кто это сделал. - Ответил Робинсон, стаскивая с себя защитный комбинезон и очки ночного видения. - Я отойду немного в сторону, чтобы рыбу не распугать.
- Ты всерьёз рассчитываешь на уху?
- А зачем бы тогда я нёс сюда снасти?
- Будь аккуратен, не ныряй в незнакомых местах, - напутствовал Стависски товарища, который уже разделся донага, чтобы не сушить потом плавки.
- Я быстро, окунусь и обратно. А то ведь ты вряд ли за поплавком будешь следить.
Стависски усмехнулся. Робинсон растворился в тумане, и послышался глухой всплеск. Стависски поёрзал и прикрыл глаза.
***
- Космонавигатор Стависски! - Командор Курт Ватергут был взбешён, и ему не удавалось не переходить на крик. - Как вы допустили исчезновение Робинсона?! Вы же старший в группе! Сет ещё сосунок!
- Командор! - Стависски пытался сохранить спокойствие, но у него это плохо получалось.
А ведь когда-то они были друзьями. Дружили ещё со школы и в Космонавигационной Академии учились вместе, и только после её окончания их пути разошлись. Карьера Курта быстро пошла в гору, через три года он уже стал старпомом, а ещё через семь - командором. Сейчас дослужился до высшего ранга и метил в будущем в адмиралы. Со Стависски они уже сто лет не общались и никогда до этой экспедиции вместе не работали. Но, даже теперь, за почти год совместной службы Стависски видел Курта всего второй раз. Первый - при приёме экипажа на корабль.
- Как вы могли разрешить Робинсону купаться в озере?!
- Оно же признано безопасным...
- В каких это инструкциях разрешено купаться в водоёмах на исследуемых планетах? Стависски, не усугубляйте своего положения!
- Курт!
- Молчать!!! Стависски, вы болван! Вы понимаете, что на вашей совести жизнь человека?!
Стависски похолодел.
- До конца экспедиции вы отстраняетесь от всех выездных исследований и будете находиться под круглосуточным наблюдением. При благоприятном возвращении на Землю решать вашу судьбу будет Независимая Комиссия по Внеземным Делам.
- Курт. Командор. - Почти шёпотом ответил Стависски. - Ты же знаешь, что я ни при чём. Это могло случиться с каждым.
- Могло с каждым, но случилось с тобой. - Курт был непреклонен. - Вас нужно провожать в свою каюту?
Стависски обречённо помотал головой.
- Надеюсь, понятно, что каюту вам покидать запрещено. - Добавил Курт вслед Стависски.
Стависски лежал на койке и смотрел в потолок. Чёртов туман! Теперь Курт хочет всю ответственность за исчезновение Робинсона свалить на него. Неужели он до сих пор не понимает, что командор в любом случае в ответе за всех. И, как бы он ни хотел глубоко закопать Стависски, сам потянется за ним. А всему причиной тщеславие Ватергута. В детстве его всходы давали о себе знать, но мало кто на них обращал внимание. В настоящем же самолюбие Курта расцвело в огромное пышное дерево, однако, при его занимаемой должности оно было, как будто, к месту. Ну, да и ладно. Пусть не пугает своей Комиссией - для Курта она страшнее, но что же всё-таки стряслось на озере с Сетом? Стависски прикрыл глаза.
После того, как Робинсон плюхнулся в воду, Стависски его больше не видел. Сперва он не волновался, но по прошествии нескольких минут понял, произошло что-то неладное. Стависски нахлобучил очки на глаза, и границы видимого мира сразу же расширились, но из этого мира Робинсон уже исчез. Стависски без надежды на успех прокричал его имя, но звуки завязли в густом тумане. Сначала он решил, что Робинсон утонул, но озеро было мелким, и подобное вряд ли могло случиться. Стависски, естественно, всё равно залез в воду, не тратя время на раздевание, и обшарил всю прибрежную зону, рассматривая подводный мир прибором ночного видения, но никаких следов Робинсона не обнаружил. Когда прибыла спасательная команда, Стависски продрог до костей, а на удочку попалась большая рыба.
Стависски открыл глаза и помотал головой. Вот Робинсон и вляпался по уши в свои любимые тайны. Внутреннее чутьё подсказывало Стависски, что тот ещё жив, но это абсолютно ничего не меняло. В Космосе иногда смерть предпочтительнее тех состояний, в которых порой оказывались люди.
Командор ввёл на Небелии протокол для предположительно опасных планет, и космонавигаторы продолжали поиски Робинсона в лёгких скафандрах. За несколько дней они перешерстили каждый сантиметр озера и прилегающей территории. Робинсон как в воду канул. Курт свернул поиски и возобновил прерванные исследования Небелии. Только теперь они велись с крайней осторожностью. Космонавигаторы старались не терять друг друга из вида даже на минуту. Но, к счастью, больше никаких эксцессов не произошло.
Стависски изнывал от вынужденного безделья в своей каюте и с лёгкостью убедил себя в своей виновности. Если бы разрешили участвовать в поисках, то было бы не так паршиво. Хорошо хоть, Стависски не лишили доступа к общей информации, и он находился в курсе всех исследований, которые выкладывались в локальную сеть корабля. Стависски принялся изучать эти наблюдения и предварительные выводы научного сектора. Он, конечно, понимал, что его мозгов вряд ли хватит для какой-то удобоваримой рабочей гипотезы, раз уж высоколобые разводят руками, но нужно же было что-то делать. И Стависски принялся размышлять в меру своих скромных интеллектуальных способностей. Сначала Стависски (как, впрочем, и учёные) попытался выявить возможную причину исчезновения Робинсона. Озеро попадало в разряд главного подозреваемого. Но у него было железное алиби - его изучили подробно в разных условиях и до и после трагедии - и ничегошеньки мало-мальски тревожащего обнаружено не было. Ни воронок, ни омутов, ни подземных пещер, ни ядовитых источников, ни опасных для человека растений и животных, ни физических аномалий, в общем, действительно ничего подозрительного, в том числе, и в радиусе нескольких километров. Окружающий лес представлял собою скорее парк, и тоже не тянул на роль похитителя, а тем более, не дай Бог, убийцы. Существовала, конечно, гипотетическая возможность того, что нечто, неподвластное человеческому восприятию и познанию, внезапно появилось и, что-то сделав с Робинсоном, исчезло, или до сих пор находится там же, только человеческая наука пока не может его обнаружить. Но ценность этой теории, предложенной геологом миссии, равнялась нулю, так как ничего ровным счётом не объясняла и практического значения не имела. С тем же успехом можно было совсем ничего не предпринимать - ни искать космонавигатора, ни строить предположения. Собственно-то, на этом этапе рассуждений команда учёных и зашла в тупик. Как и Стависски. Но ему, в отличие от планетологов, заняться больше было нечем, посему он продолжил напрягать извилины. Что в первую очередь бросалось в глаза на Небелии? Конечно же, туман. Хотя он тоже был изучен подробно, и ничего в нём не обнаружено особенного - мелкие капельки воды, скопившиеся в воздухе. Вот только почему он покрывал всю планету круглый год круглые сутки? В этом-то и заключался главный вопрос. И как связать водяные пары с исчезновением Робинсона из озера? Правильно, никак. Но другого видимого источника всех проблем под рукой не находилось. Поэтому Стависски и решил без веских к тому оснований обвинить туман в преступлении и штудировать все существующие записи, надеясь выявить доказательства его вины.
Учёные давным-давно забросили попытки объяснить туманную аномалию Небелии, так как и без неё перерабатывали "тонны" байт собираемой первичной информации о планете. Углубляться в одну загадку не являлось первоочередной задачей ознакомительной экспедиции. Подробней ею займутся следующие исследователи Небелии. Систематизировав имеющуюся информацию о "небел", научный сектор продолжил заниматься другими особенностями планеты. У Стависски рябило в глазах от составленных диаграмм и графиков по туману, но он упрямо продолжал изучать данные. И через пару дней Стависски, наконец, обратил внимание на то, что сгущения тумана не поддаются никакой системе. Вернее, ещё планетологи заметили отсутствие закономерности в перемещении капелек воды внутри тумана и просто прекратили её искать, но Стависски обнаружил, что это было не совсем верно. Ведь закономерность эту никто не прослеживал в отрыве от метеорологических условий. Но, так как Стависски не обладал знаниями правил научного анализа, он искал причинно-следственную связь там, где её не могло быть. Что и помогло ему сделать вывод, который бы никогда не пришёл в голову рационально мыслящему учёному. А именно, туман практически всегда сгущался вокруг исследовательских отрядов космонавигаторов. (Он собирался сам по себе и в других местах, но рядом с людьми - с завидной постоянностью). Чего, естественно, нельзя было объяснить разумными причинами. И, что самое интересное, одно из наиболее плотных скоплений частиц тумана наблюдалось, угадайте, где и когда.
***
Вездеход Стависски уже больше часа пробирался сквозь туман на предельно возможной скорости в условиях максимальной нагрузки навигационной и оптической системы. Стависски даже не хотел думать, чем обернётся ему самовольный уход с корабля. А уж за несанкционированный вывод вездехода за пределы лагеря Курт Ватергут запросто линчует его, не дожидаясь возвращения на Землю. А в НКВД командор доложит о Стависски как о без вести пропавшем. Одним человеком больше, одним меньше - будет уже не принципиально. Покинуть свою каюту и вывести вездеход из наружного ангара оказалось пустяковым делом. Стависски никто не охранял - в конце концов, не преступник ведь, да и занят был весь личный состав экспедиции либо исследованиями, либо отдыхом между исследованиями - а командор отдельного приказа о нахождении Стависски под стражей не давал. Поэтому космонавигатор вышел из корабля прогулочным шагом, и никому из встречных, которых Стависски приветствовал коротким кивком головы, просто в голову не пришло, что тот всё ещё находится под "домашним арестом". В ангаре из трёх вездеходов присутствовал один, остальные же находились "в поле". Да и этот вернулся с одной из разведывательных бригад недавно, посему следующая партия отправится в экспедицию на нём не ранее чем часа через три. Так что хватятся Стависски не скоро.
Почему он не пошёл к командору со своими подозрениями? Почему он не проконсультировался предварительно с планетологами, ведь его суждение вполне могло быть ошибочным? Стависски не мог и не хотел отвечать себе на этот вопрос. Скорее всего, обида на Курта сыграла ведущую роль. Если Стависски окажется не прав - ничего страшного, хуже, чем ответственность за человеческую жизнь, уже не будет. А, если Стависски найдёт ответ и спасёт Робинсона от чего бы то ни было, это станет его личной заслугой безо всяких там высоколобых и зарвавшихся начальников. Ишь ты, мальчишку нашёл сидеть взаперти наказанным.
Стависски притормозил и аккуратно объехал злополучный овраг, который теперь уже значился в памяти навигационной карты. Честно говоря, он немного подустал вести вездеход в сильном физическом и эмоциональном напряжении. Туман, туман. Всюду этот клятый непролазный туман. На ведущем экране вездехода границы видимости расширялись в сером цвете, но в лобовом окне плотная белизна давила непомерной массой. Хотелось выйти и расшвырять её руками, разорвать эти плотные оковы сознания. В таком тумане начинает казаться, что ничего вокруг не существует, кроме тебя самого. А картинка на экране не имеет ничего общего с действительностью. И на самом деле около тебя не туман, а само первозданное Ничто. И даже не первозданное, а Ничто, существовавшее до Создания, до всего этого Бытия, до Света, до Тьмы. А ты, непонятно как очутившийся в этом первичном бульоне творения, скоро исчезнешь, поглощённым этим Ничто, даже не исчезнешь, а просто никогда не появишься на свет. Ты один. Один. Никого и ничего нет. И тебя тоже нет. Туман. Страшный туман. Неужели всё-таки в нём скрыта угроза? Неужели эта планета оказалась, несмотря на в целом нейтральную среду, кровожадным монстром? Стависски издал короткий стон. Внутри шлема тот превратился в довольно-таки противный звук. И Стависски сосредоточился на прохождении маршрута. В объезд леса к озеру можно было подъехать почти вплотную.
Остановившись недалеко от берега, Стависски на минуту прикрыл глаза, чтобы те немного передохнули от двухчасового непрерывного бдения. Сердце Стависски бешено колотилось, разгоняя тревожную пульсацию по всему организму так, что космонавигатора потряхивало с равной периодичностью. Если он облажается - возвращаться на корабль страшно и стыдно, а если нет... Впрочем, Стависски ни малейшего представления не имел о том, что должно случиться. Но вот от этого-то и перехватывало дыхание. Мозг от панического страха пытался сжаться в маленький комочек и спрятаться где-нибудь в тёмном уголке черепной коробки. Чтобы не сходить с ума понапрасну, Стависски сделал глубокий вдох и вышел из вездехода, включив в шлеме режим ночного видения. На электронной карте, закреплённой на левом предплечье скафандра, стояла отметка, где пропал Робинсон. Прогуляться предстояло примерно метров восемьсот. Стависски был почти наверняка уверен, что идти именно на то место совсем не обязательно, но на всякий случай решил максимально исключить любую, даже малейшую, вероятность фиаско.
Добравшись до точки, Стависски осторожно осмотрелся. Как и следовало ожидать, ничего вокруг не вызывало подозрения. И, если отбросить страх перед неведомым, никакого предчувствия беды Стависски не ощущал. Как и в тот раз. Излишне медленно космонавигатор снял шлем. Без прибора ночного видения туман вновь обступил Стависски белесой непроницаемой пеленой. Голова мгновенно намокла. Не делая суетливых движений, Стависски стянул с себя лёгкий скафандр и комбинезон. Чувствуя себя немного глупо, он, секунду повременив, избавился и от плавок. "Ну, словно на нудистском пляже", - фыркнул Стависски про себя. Зато стыдливость, непонятно перед кем, вытеснила страх. Босыми ступнями Стависски по скользкой промозглой земле тихонько двинулся к воде. "Да какого чёрта!" - Махнул он на всё рукой и бросился сломя голову в мелкое озеро.
***
Стависски твёрдо знал, что не потерял сознание в привычном смысле. Скорее, он его растерял. Ни на миг не отрываясь от своего "я", Стависски растворился, распылился, разорвался, разлетелся, разнёсся, растёкся, нет, невозможно описать то состояние, в котором он очутился. Как невозможно описать ощущения, испытываемые иногда во сне, когда ты становишься одновременно крошечным, как атом, и колоссальным, как целая планета. А примерно это и случилось со Стависски, когда он с головой окунулся в воды озера. Привычные органы чувств отказали, так как у Стависски их больше не было. Он ощущал теперь окружающее как бы напрямую, как бы сразу оголёнными нервами, хотя и нервов у него также больше не было. Да и всё окружающее теперь тоже являлось Стависски. Не столько Стависски, как и не только Стависски. Но какое-то время Стависски не мог понять, почувствовать всего этого. Если бы сохранилась голова, она бы кружилась. Но и без неё всё, в том числе и Стависски, вертелось в хаотичном броуновском движении. Его как будто тошнило, но тошнить было нечем и некому. Он стал всем и одновременно никем. Его бы сейчас нещадно трясло, если бы было кому и чем трястись. Вечность или мгновение это длилось? А что мы вообще знаем о вечности или мгновении? Есть ли между ними разница? Теперь Стависски её не ощущал. А ощущал Стависски, что он - это он, но уже не один он, а он во множественном числе. И в этом "он" много кого-то ещё, таких же, как он, таких же множественных "он". И всё же он был только он. Сверх`он, супер`он, над`он, гипер`он, но он. И Стависски стал теперь чувствовать и думать как они, как множественный "он". И это были его и не его чувства. Невообразимое количество разных чувств, воспринимаемых, как свои. Невообразимое количество разных сущностей, воспринимаемых, как своя. Стависски был во всех точках планеты и одновременно нигде. Он видел всё и всех и одновременно не видел ничего и никого. Ни за что и никогда человеческий мозг не смог бы выдержать подобное в себе. Его триллионов нервных клеток не хватило бы вместить такое. И Стависски нашёл Робинсона. В себе. А Стависски нашёлся в Робинсоне. И они были одним целым. И ещё миллиарды миллиардов существ были ими. И были они одним "он". И не нужно было Стависски больше ничего понимать. Всё стало само собой разумеющимся. И не нужно было ничего объяснять. Кому? Себе? Ему? Кому ему? Кому себе? Истина. Всепоглощающая. Всеобъемлющая. Истинная.
***
Робинсон и Стависски, мокрые, нагие и разбитые, выбрались из озера и рухнули на траву у берега, едва различая друг друга в вечном тумане. Рядом лежал скафандр Стависски.
- Господи, Стен! Что это было?
- Я у тебя хотел спросить. Ты же там дольше находился.
Сет перевернулся на спину:
- Сколько меня не было?
- Недели две.
Робинсон немного помолчал.
- Невероятно. Стен, где мы были?
Стависски задумался:
- В каком-то кошмарном сне. Хотя, нет, не в кошмарном. Но я не могу вспомнить детали. Ты помнишь?
- Смутно, но ты ведь чувствовал всё то же, что и я. Это я помню. Мы были одним целым. Целым с чем-то... С кем-то. Боже, это же были чьи-то души. Неужели, мы побывали в чистилище?
Стависски поморщился:
- Прошу, без этой своей религиозной чепухи. Мне кажется, это существо, эти существа - какая-то необычная форма жизни. Сет, этот туман живой, и мы только что были его частью! Чёрт, не помню почти ничего из своих ощущений. А ведь уверен, что я всё-всё понимал, когда был в тумане...
Робинсон слегка надулся на Стависски:
- А я верю, что мы прикоснулись к Богу.
- Ладно, ладно, не буду спорить. Мы же ничего не знаем наверняка. Уже. Я... я не могу поверить...
Стависски спрятал лицо в ладони:
- Опять! Я опять ничего не понимаю! Это издевательство, Сет! Космос издевается над нами.
- Нет, Стен, нет! Может, мы, люди, ещё просто не готовы к познанию того, что выходит за рамки нашей повседневности. Но ведь мы движемся вперёд. Когда-нибудь мы всё поймём. Мы ведь там, в тумане, всё понимали. Но забыли.
Стависски, глубоко подышав, сказал:
- Про души. Мы же ведь там находились целиком. Я имею ввиду, не только наши сознания или души, как ты говоришь, но и наши тела были растворены в этом тумане. Я это точно знаю потому, что твоего тела при поисках не нашли. А, так как в тумане, кроме воды, ничего не обнаружено, значит, это существование на каком-то субатомном уровне, в невообразимой глубине, куда наука ещё не проникла. Поэтому туман и не поддаётся никакому логическому объяснению...
Робинсон покачал головой:
- Господи, а ведь это величайшее открытие! Никто и никогда не был там, откуда мы с тобой только что вернулись. Невероятно! Это самое невообразимое, что случалось со мной когда-либо.
У Сета навернулись слёзы на глаза:
- Мы прикоснулись к благодати... И нас изгнали.
- Погоди, погоди! С чего ты решил, что нас изгнали?
- А почему тогда мы вернулись? Мы же не сами этого захотели, это точно.
Стависски задумался. Похоже, Робинсон прав. Но узнать правду теперь уже невозможно. Как и то, почему только из озера и только без одежды они попали внутрь тумана.
- Сет, а ты бы не хотел туда вернуться?
Робинсон вздрогнул:
- Не знаю... Мне страшно. И я не уверен, что нас пустят обратно... И пока не хочу даже пробовать. Боже, Стен!
Они замолчали, переваривая произошедшее. Состояние их с натяжкой можно было назвать нормальным. Слабость, головокружение, "вата" в голове, внутренний тремор и полная дезориентация. Не один день потребуется им для осмысления этого события. Да что там - не один год.
Стависски с трудом поднялся:
- Я уже продрог. Пошли к вездеходу, в нём есть запасные скафандры.
Робинсон спросил, вставая следом:
- А этот скафандр ты не хочешь одеть?
- Смысл? Он весь вымок. Пойдём.
И они двинулись на ощупь вдоль кромки воды.
- Стен, а что мы доложим командору?
- Правду, что ещё?
- Учёные с ума сойдут. Ох, что тут начнётся!
- Сомневаюсь. Зная Курта, мне кажется, он свернёт все исследования. Он трусоват и дорожит своей должностью. С удовольствием командор бы отмахнулся от наших показаний, но нас двое, и сойти одновременно с ума мы не можем. Наверняка без указаний с Земли он больше и пальцем не шевельнёт. Переложит всю ответственность на Комиссию. Курт очень хочет стать адмиралом, и ему эти тайны не очень интересны.
- Ты думаешь?
- Уверен. Как и в своём дисциплинарном взыскании. Слава Богу, что ты жив!
Стависски от избытка чувств потрепал Робинсона за волосы. А туман вокруг них сгущался всё сильнее.