В этот дом мы переехали почти десять лет назад. Я тогда была еще совсем маленькая и почти ничего не помню. Но одно я все-таки запомнила на всю жизнь.

Соседи по нашей площадке попались добродушные и приятные во всех отношениях. Если надо было соли - давали, сахара - тоже. Но из всех наших соседей особенно выделялся один старичок. Жил он в однокомнатной квартире. Не с кем почти не общался, да и к нему никто не ходил.

Единственное, что мне было известно о нем - это то, что звали его Иван Олегович, и что некогда работал он трактористом.

И вот однажды, по своей собственной глупости и забывчивости, я вынуждена была сидеть на лестнице и ждать, когда родители вернуться с работы. Дело было в том, что ключи я с утра забыла на столике в прихожей, а соседей не было дома. Поэтому податься мне было некуда. Сначала я хотела пойти на улицу, но мороз стоял очень сильный, и я вернулась на площадку.

Но ждала я недолго. Сначала послышались шаги. Тяжелые, медленные, с легким пришаркиванием. Через некоторое время я увидела их обладателя. На площадку, доставая ключи из кармана, поднялся этот старичок.

- Что сидишь, школьница, - спросил он меня. Голос у него был бодрый, но слегка охрипший.

- Да вот, ключи забыла, - ответила я ему. - Родителей жду.

Он медленно подошел к своей квартире и вставил ключ в замок.

- А родители скоро вернуться, - снова спросил он.

Я посмотрела на часы.

- Часа через полтора.

Он слегка покачал головой и открыл дверь. Осторожно переступил через невысокий порожек квартиры. Только теперь я заметила, что он слегка прихрамывает.

Из квартиры к нему на встречу выбежала кошка. Самая обыкновенная, какую можно встретить в любом дворе. Она покосилась на меня, будто упрекая в забывчивости. Потом потерлась о ноги хозяина.

- Ну, здравствуй, милая, здравствуй, - сказал ей Иван Олегович и ласково погладил по спине.

Потом он поставил сумку на табуретку, стоявшую у входа и посмотрел на меня.

- А чего ты здесь сидеть будешь, - сказал он. - Заходи в гости. Вдвоем веселее коротать время. А? Мурка, ты не будешь против?

Кошка в ответ что-то промурлыкала и убежала внутрь. Честно говоря, заходить к нему мне не хотелось. Начнет сейчас жаловаться на болезни, да на маленькую пенсию. Но сидеть на лестнице мне хотелось еще меньше. Поэтому я встала, отряхнулась и осторожно вошла в квартиру.

Иван Олегович показал мне, где оставить одежду, и велел проходить в комнату.

Квартира его была... удивительной. Обои в коридоре почти все отклеились, но это придавало помещению какой-то удивительный вид. Я будто вернулась на несколько десятилетий в прошлое, когда за неимением другого материала, стены оклеили газетами. В коридоре стоял комод, с вырезанными сбоку какими-то номерами. На стену была приделана вешалка, скорее всего, кованная. Люстра в коридоре когда-то была, но это было очень давно.

Осторожно я прошла в комнату. Здесь было чисто и светло. Из мебели в глаза сразу бросались шкаф и кровать, наверное, еще начала века. Стены в комнате были от пола до потолка увешаны фотографиями, в основном военными. Но чаще других попадалась фотография девочки, лет десяти. Черноволосая, смуглолицая - она, должно быть, стала настоящей красавицей. Лишь шрам над правой бровью портил ее милое личико.

- Что, интересно молодому поколению посмотреть на жизнь старших? - раздался у меня за спиной голос.

Я обернулась. Иван Олегович стоял в вязанном спортивном костюме с самоваром в руках. Самовар был электрическим, но и он, и сам хозяин квартиры, и даже кошка, которая отчего-то казалась сейчас более худой, странно-удачно вписывались в обстановку и отделку квартиры.

- Вам, молодым, теперь не понять нас. Но лучше и не надо. Наше поколение было странным, - сказал мне старичок и поставил самовар на небольшой кругленький столик у окна.

- Садись. Будем чай пить. А то ты должно быть замерзла.

Он сел на стул, опасно скрипнувший при этом, и налил чаю.

Голова его уже вся была седая, лицо покрыто морщинами, но глаза его были молоды. Веселые, голубые глаза, которые с интересом смотрели на меня.

- Нравится тебе у меня? - спросил он.

Я, занятая поглощением чая, молча кивнула головой.

- Мне тоже нравится... - протянул он и посмотрел на фотографии, при этом в глазах его появилась легкая печаль.

Немного помолчали, только кошка, лежа на полу, мурлыкала какую-то свою песенку.

- Больше полувека уж прошло с тех пор, - заговорил Иван Олегович, погружаясь в свои мысли. - Мне тогда около тридцати было. Помню, стояли мы где-то на Украине. Представить страшно, а вспомнить стыдно. Просыпаемся с утра, а вокруг нас немцы.

Он улыбнулся. Но в этой улыбки не было веселья.

- Как-то получилось, что немцы меняли позиции, да и перенесли свой лагерь аккурат вокруг нас.

Я удивленно подняла глаза.

- А разве может такое быть?

- Может, наверное, раз было. Мы то с группой на их территории были, а опорный пункт их находился метрах в 500 от нас. Ну, мы вечером к ним поближе подобрались, да и остановились на ночь в лесочке. А они возьми этот лесочек и отгороди от наших войск. Поначалу забавно было, а потом страшно. Еды нет, воды нет, да еще Оксанка к нам прибилась. Девчонка лет десяти. Она в тот лесок по грибы ходила, да видно заночевать решила.

Он снова посмотрел на фотографии.

- Вон она. А это группа наша. Почти все погибли, когда к нашим прорывались.

- Как же вы прорывались? - спросила я очень заинтересованная этой историей.

- Да так и прорывались. Три дня прождали: думали наступление будет. Ждали приказа вроде какого. А его все нет и нет. Ягоды мы все поели, сколько могли, а дальше соваться боялись: немцы заметят. Вот и решили мы прорываться с боем.

Вздохнул. Допил чай и налил себе еще.

- Оксанку то мы спрятали в канаве заросшей, а сами в бой пошли, - вздохнул. - Автоматов было мало. А у собак этих, как назло, много. Почти все погибли... Я остался, да еще пара ребят. А остальные, кто в госпитале, кто так.

Замолчал. Долго сидел молча, потом едва слышно продолжил.

- Меня ранило, несильно, но очень неудобно. Последнее, что я помню: в лужу упал. А кругом стрельба, крики и плач. Как в аду.

- А что потом было? - осторожно поинтересовалась я.

- Потом? Потом в госпитале я очнулся. Открываю глаза, а Оксанка на меня смотрит и улыбается. А у самой голова перевязана. 'Привет, - говорит, - а вы все-таки выбрались'. И убежала. Я тогда еще подумал, если ничья она, удочерить бы можно было.

Иван Олегович замолчал, и мы некоторое время сидели в тишине.

Было это года четыре назад.

А несколько дней назад Иван Олегович скончался. Хоронили его всем подъездом. Но никто к нему не приехал: видно, и правда не осталось у него друзей и родных.

За окном лил дождь. А у моих ног мирно мурлыкала кошка, которую пришлось взять себе. Одной то ей не выжить.

Вдруг раздался звонок в дверь. Я встала и пошла открывать.

Передо мной стояла красивая, но уже не молодая женщина. Она была одета не дорого, но со вкусом.

- Добрый день, - сказала она мне с украинским акцентом. - Я Ивана Олеговича хотела бы повидать, но он не открывает.

- Он скончался несколько дней назад. А вы кто будете ему? - поинтересовалась я.

- Оксана я. Он мне много лет назад жизнь спас, - она неловко дернула головой, и я заметила шрам над правой бровью.

- Подождите, я сейчас ключи принесу.

Я пошла за ключами, но, вернувшись, обнаружила, что Мурка меня опередила. Ходила вокруг женщины, терлась о ее ноги, будто родного человека встретила.

Женщина открыла дверь в квартиру Ивана Олеговича и медленно вошла внутрь. Я хотела было пойти за ней, но потом решила оставить ее одну.

Оксана пробыла в квартире несколько минут. Вышла она заплаканная, прижимая к груди свою детскую фотографию и вязанный спортивный костюм.

- Можно мне кошку забрать? - спросила она меня.

К кошке я привязалась, но ведь на самом то деле не имела на нее никаких прав.

- Забирайте.

Оксана поблагодарила меня. Потом завернула Мурку в спортивный костюм и начала спускаться вниз.

- Спасибо, - снова поблагодарила она меня и, покрепче прижав свое богатство, ушла, оставив незабываемый след в моей памяти.

В тот вечер я чувствовала себя удивительно неуютно. Будто одна из тех ниточек, что связывают прошлое, настоящее и будущее, оборвалась.

А ведь так, в сущности, оно и было.