Всё же жаль, что колдун в нашей верви живёт, а не в соседней. Страшный человек. Вроде бы тихий, мягкий, слова грубого не скажет, мухи не обидит... а страшный. Как представлю себе, какая сила в нём, в его заклятьях да заговорах, сразу оторопь берёт, и холод по спине. И, зараза, как выйдешь во двор, ежели сразу к морю не отвернёшься - перед глазами аккурат его дом. Близко он от нашего дома, чересчур как близко. Помню, в детстве меня всё мать стращала: "Не ходи к дому колдуна! Украдёт, душу свяжет, силы выпьет!" Ясное дело, пару раз мы с мальчишками туда бегали - просто на спор, да и в пику родителям. Позже поумнели. Нечего тревожить судьбу. Вот ежели всерьёз припрёт, помощь колдовская понадобится... как мне нынче.

По правде сказать, я уж который месяц к колдуну собирался - всё никак собраться не мог. Надо, а боязно. Сперва так вовсе думал - обойдусь. Ежели рассудить, не такая уж и беда - бобылём третий десяток годков разменивать. Но у нас иные мои сверстники к двадцати годам уже двоих-троих ребятишек заводят, хозяйство... жену справную, работящую, само собой. А у меня всё как-то не складывается. Девки на меня заглядываются, что наши, что из соседней верви. Хорошие девки.

Как мне восемнадцать стукнуло, отец завёл было разговор о женитьбе. Давай, говорит, выберем тебе невесту, чтобы ладная, работящая была. Я почти согласился тогда... если бы не мать. Женись, говорит, сыночек, только по любви! Без любви - не жизнь, а каторга. Отец её одёрнуть хотел, чтобы она, значит, мне голову всякой дурью, как он выразился, не забивала. Да только посмотрел бы я на того, кто мою мать одёрнуть попробует. Она ему в ответ: "Сам-то ты как семью завёл?" Отец и замолчал. Потому как любит он маму, до сих пор крепко любит, такую любовь - поискать. Вот и решил я без любви семью не заводить. Оно, конечно, по-всякому люди живут... да только, глядя на отца с матерью, что по сей день друг с друга ласковых глаз не сводят, на другую жизнь соглашаться как-то не хочется.

Решить-то решил... а в сердце никто не запал пока. Мать, правда, всё утешала, увещевала, чтобы не спешил. Говорила, всему - свой срок, успеешь, Мика, ещё и любви, и деткам порадоваться. Ей-то говорить легко, она сама в граде выросла. Говорят вон, кто в граде живёт, так те вообще раньше тридцати лет семьёй не обзаводятся, и нет им печали. Ну, да у нас - не град, у нас жизнь своя, вервичанская. Ей не понять, каково это - на своих однолеток женатых глядеть да на сочувственные шепотки за спиной натыкаться. "Успеешь, успеешь"... а чего тут "успеешь", когда двадцать два года уже?!

До прошлого лета я всё же терпел. Поглядывал на вервичанских девушек, прислушивался к себе: а ну как какая-то из них - моя любовь?! Но сердце всё молчало... А летом завернула к нам в вервь бродячая гадалка. Дёрнуло меня тогда... одним словом, подошёл я к ней, о судьбе своей спросил. И такое услышал... Будет у тебя, говорит, семья, как мечтаешь. Жена любимая, детки, дом - полная чаша. Но не просто так, а через колдовство приворотное. Я засмеялся сперва - кого привораживать-то, ежели и не люб никто мне пока! В том-то и беда - не хочу без любви жениться, а в душу никто не запал... Не кого-то привораживать, говорит гадалка, а тебе самому сердце отворить. Закрыто оно у тебя. А вот после приворота и полюбишь, говорит. Непременно. И глянула так внимательно, что я аж смеяться перестал. Дал ей жемчужину за труды, пошёл прочь... а мысль затаил. Может, и впрямь судьба у меня такая, что без колдовства не обойдётся?

Долго я думал. А в конце зимы решился. Собрал в карманы сколько-то жемчуга получше, что из летних запасов лежал. Ловец я справный, так что с этим не было заминки. Упросил мать, чтобы она пирог со свежей зубаткой испекла. И пошёл к Лурге, колдуну нашему.

Сперва Лурга долго не мог понять, чего я от него хочу. Что и говорить - не мастер я слова складно складывать. Приворожи, говорю, меня, как гадалка нагадала. К кому, спрашивает, привораживать? Я только руками развожу: не знаю! От таких слов у колдуна аж брови вверх поползли. Ну, слово за слово, вытянул он из меня более-менее связно, чего хочу. Помолчал, хмурясь. Покатал в пальцах тот жемчуг, что я ему принёс. А я стою и думаю: зачем пришёл? Неподъёмная для колдуна задача! Но помолчал Лурга, да и говорит:

- То, что ты хочешь, сделать можно. Только магия эта - не быстрая. Зимняя магия. Хорошо, что нынче ещё зима, и море холодное. Самое время.

Отвернулся колдун, пошарил по своим полкам, и достал оттуда плоский блестящий камушек с ладонь. Подбросил в руке, посмотрел на меня задумчиво - будто мерку снимать собрался.

- Значит, Мика, жениться хочешь?

- Хочу! - отвечаю. - Но только по любви. Приверни мне любовь к какой-нито девушке, ладной да справной. Много их у нас в верви, небось найдётся, из кого выбирать.

- Ну а полюбишь, а вдруг она тебя - нет?

- С чего бы? - спрашиваю. - Ловец я хороший, на лицо не урод, не пьяница. Чего ж ещё надобно? Полюбит!

Усмехнулся Лурга, головой покачал.

- Может, и полюбит, - говорит, - а может, и нет. Отчаянный ты человек, Мика. За то и помогу тебе. Жемчуг, что ты принёс, беру я за то, чтобы выполнить твою просьбу. Но если та, к которой ты сердцем прикипишь, тебя не полюбит - приходи, я тогда за так тебе помогу.

Удивился я словам колдуна, но смолчал. Раз предлагают - бери, не спрашивай!

А Лурга между тем время зря тратить не стал. Смахнул со стола крошки - не иначе, как от завтрака остались, поставил на стол крохотную такую жаровню, рядом положил камень, высыпал щепотку соли, травы какие-то.

- Подойди, - говорит.

Я подошёл, и тут он быстренько так меня за руку цапнул, палец ножом уколол. Я от неожиданности дёрнулся, но старик на меня прикрикнул:

- Стой спокойно! Капля крови мне нужна, иначе колдовство не подействует!

Стою я, значит, смотрю, как он моей кровью камень мажет. Намазал - руку мою отпустил.

- Иди, - говорит, - теперь на двор, дверь за собой закрой, поворотись лицом к морю и жди.

Я послушался. Ждать пришлось недолго, я и замёрзнуть толком не успел, как дверь за спиной распахнулась, повеяло травами, дымом. Вышел Лурга и мне камень протянул:

- Теперь ступай на Толстый мыс, стань на самом краю и брось этот камень как можно дальше в море.

- И всё? - удивился я.

- И всё, - усмехается колдун. - Камень этот твою кровь знает, твоё желание помнит. Он морю расскажет, а оно уж знает, как с тобой поступить. Настанет время - выбросит море этот камень на берег, да не просто, а так, чтобы твоя судьба его подняла. Которая камень поднимет - в ту и влюбишься.

- Так может, - говорю, - сразу этот камень какой-то девушке дать? Есть у меня тут на примете: хозяйка хорошая, на лицо недурная, на меня вроде поглядывает... Вот бы влюбиться!

- Нет, так не выйдет, - хмурится колдун. - Смысл этого колдовства - в том, чтобы камень сперва в воде вылежался, силу, какую надо, от зимнего моря взял. Иначе боком колдовство моё выйдет, вывернется, как и сами того не ждём. Всё понял? Ступай себе.

Ушёл колдун в дом, и дверь за собой закрыл. А я камень в карман сунул и потопал к Толстому мысу.

------

На людском языке последний месяц зимы называется "дрожью". Февраль. Фебра. Именно так эскулапы определяют то самое отвратительное состояние человеческого тела, когда болящий дрожит, мёрзнет и вообще всячески мается. Холода я не испытываю - такова уж моя природа. А вот маята... маята последнего месяца зимы действительно кого угодно сведёт с ума и доведёт до дрожи.

Остывшее за холодное время море становится прозрачным и пустым, донный песок чистится и начинает состязаться с сухой пустыней: ни раковины тебе, ни травинки. Вездесущие креветки - и те осенью откочёвывают к менее суровым берегам или на мелководье. За креветками уходят косяки мелкой рыбы, за ней - стаи весёлых дельфинов и мрачных касаток. Наступает тишина.

Море полно покоя и равнодушия, оно отдыхает перед тёплым сезоном. А что прикажете делать нам, хельдам? Мы - не трава и не кочевые рыбы. И до равнодушия прозрачной воды нам ой как далеко. Я, конечно, не говорю о стариках - они-то давно приноровились к жизни. К фебре. Они знают, что скоро придёт тепло, и всё вокруг разительным образом переменится, жизнь забурлит, как вода вокруг охотящихся дельфинов... я тоже знаю, но иначе, чем они. Всего лишь умом, а не пожитым телом. Такое знание не приносит облегчения: на излёте зимы мне отчаянно скучно в замершей прозрачной воде. Подступает фебра. Маята.

Вчерашним вечером мне повезло: у Зенха с чего-то приключилось хорошее настроение. Старик достал свою дойру, устроился рядом с домом и принялся выплетать музыку. Зенх нечасто нас балует, так что вскоре его окружила целая толпа - от стариков до таких, как я, скучающих юных. Слушали, тихонько разговаривали. К ночи племянница Зенха вынесла из дома угощение, некоторые даже стали танцевать, словно и не конец зимы, а разгар лета... Скоротали ночь, одним словом.

К утру веселье поутихло и все разбрелись по своим постелям, а мне ну никак не хотелось возвращаться в дом. Я поплыл, куда глаза глядят, без особой цели. Добрался до того места, где дно каменной плитой поднимается резко вверх, к мысу, что люди кличут Толстым, а мы называем Синим: в воде хорошо видно, что мыс тот - особый, из иссиня-чёрного крепкого камня, не чета остальному побережью. Может, оттого он и тянется дальше всех в море...

Дно здесь было такое же скучное, светло-серое, замершее. Мне наконец-то захотелось спать, и я, закрыв глаза, вытянулся на песке в тени мыса. Чтобы через мгновение получить по лбу камнем.

Сильно меня не ударило - камень оказался плоским, не упал, а опустился мягко так, почти и не больно совсем. Но я всё равно разозлился. Люди совсем страх потеряли. Других мест, ноги свесив, сидеть, да в воду камни бросать, что - не нашлось?! Поднялся я к поверхности, по-прежнему в тени держась, осторожно голову из воды высунул. Так и есть! Стоит наверху человек, молодой такой парень. Рыжий, физиономия глупая, мечтательная - ну прямо, как у рыбы барабульки на нересте. Стоит, на воду смотрит. Постоял чуть-чуть, повернулся и пошагал прочь с мыса. Ну, думаю, погоди у меня! Завтра выйдешь на лодке в море - я тебя подкараулю и вот этим самым камешком в лоб залеплю, то-то мне потеха будет, среди скукотищи зимней этой хоть какое развлечение!

------

...Ну, что дальше рассказывать... кинул я тот камень, как колдун мне велел. И, что греха таить - замечтался. Как оно будет? Когда? Хоть Лурга и упредил меня, чтоб сразу ничего не ждал... да мыслям разве прикажешь! Представилось мне, как теплеет море, приходит весна, а там и лето... как идёт однажды по берегу девушка. Незнакомая. А может, и наоборот, та, что вижу каждый день... Идёт, видит мой камень, морем на берег выложенный. Поднимает его. А я, как её встречаю, так сразу и понимаю: вот оно, моё счастье! И так мне сразу тепло и радостно от таких мыслей сделалось, - не рассказать! Улыбнулся я морю, как старому другу, и пошёл себе домой. И так уж много времени потратил, лов сегодняшний пропустил - завтра навёрстывать надо.

Наутро вышел я на лодке в море. По холодному сезону жемчуг не ловят: жемчужницы откочёвывают от наших берегов на глубину. А вот для рыбного лова - самая пора. В эту пору на рыбалку у нас сразу десятком лодок выходят, зубатку, селёдку ловят, а если повезёт - так и нежную камбалу. Отплыли мы с ребятами подальше, к краю полки, лодки подальше друг от друга развели, сети закинули, сидим, ждём.

Ветер с утра низовой, на воде - рябь, в глубину не видать почти... хорошая для ловли погода!

------

Дождался я на следующий день, когда рыбаки свои лодки к полке выведут и сети закинут. Воду с ночи взбаламутило, видать, в открытом море шторм прошёл. Очень для меня удобно. Подобрался я к лодкам поближе, осторожно высмотрел, в какой мой обидчик сидит. Подплыл к его сети.

Честно говоря, не люблю я смотреть, как люди рыбу ловят. Зенх мне уж выговаривал за это. "Каждый народ добывает себе пропитание, как может!" Я соглашался. Да только всё одно - неприятно видеть, как рыба в тенетах запутывается и смерти ждёт. Острогой всё же лучше. Честнее.

Глянул я - так и есть: уже попалась сельдь. Много. Видно, косяк вдоль полки шёл. Хотел я сперва по-простому вынырнуть, да камнем в лоб дубине-рыбаку засветить. А как увидел полную рыбой сеть, передумал. Зенх, может, и прав... но всё равно не люблю я ихние сети.

Вытащил я свой костяной нож и аккуратно так сеть разрезал. Намучился, пока резал. Прочные у людей сети. И ножи, кстати сказать, не в пример моему... железные ножи. Я, когда малым был, всё притаскивал домой их, если на берегу найти удавалось. Всё надеялся - не разъест море. Да только море железа не любит, очень быстро человечьи ножи убивает. Ну, да ладно. Костяной нож тоже дело своё хорошо делает.

Повозиться мне пришлось, рыбу выпутывая. Глупая она, рыба. В сети совсем очумела, от рук шарахается, выгоды своей не видит... но в конце концов управился. А в оставшуюся сеть сам завернулся. Уютно, как в зыбке. Лежишь себе, покачиваешься. Чуть было не задремал.

Только я веки смежил, чувствую - рывок. Поехала сеть к поверхности, и я вместе с ней. Слыхал я - любят люди сказки о морском народе выдумывать. Дескать, живут в море русалки: до пояса - как человечьи женщины, а вместо ног - рыбий хвост. Наслушался я от Инга баек о том, как рыбак сеть вытягивает, а в ней - русалка влюблённая. Полурыба, в человека влюблённая - это ж надо такую глупость выдумать! И, что уж совсем глупо, в эдакую сказку поверить...

Интересно, что теперь эта дубина про такие сказки думать станет, в сеть свою вместо рыбы меня поймав?

Дно лодки между тем всё приближалось. Небыстро рыбак сеть тянет, осторожничает, боится рыбу выпустить. Не бойся, барабулька моя, не выпустишь! Крепко держусь.

Вот и заплескалась, заговорила волна, с воздухом встретившись. Сеть под дно лодки слегка повело, пришлось мне рукой от деревянного днища оттолкнуться, чтобы головой с ним не встретиться. Выровнялась сеть. Последний рывок, и меня больно провезло боком по борту и шмякнуло на дно лодки. Что, барабулька, не ждал?!

И впрямь не ждал. Вытаращился, рот раскрыл. От удивления аж веснушки на физиономии побледнели. Сел я, из сетки выпутался.

- Привет! - говорю, и камень его ему показываю. - Смекаешь, человек, почему ты вместо рыбы хельда выловил?

Он на камень в руке моей глянул, снова мне в лицо посмотрел, сморгнул... и вот тут началось что-то непонятное. Физиономия у него стала ещё глупее, чем тогда, когда я его на Синем мысу увидел. Брови поползли вверх, рот расплылся в какой-то идиотской, восторженной улыбке, отчего глазки сделались маленькие и масляные. Я, как был с камнем в руке, для броска изготовившись, так и застыл. А зря. Лучше бы сразу прыгнул назад в родную воду. Потому как парень обрывок сети из рук выпустил и ко мне потянулся:

- Как, ты говоришь, тебя зовут? Хеля? Имя-то какое красивое! И сама ты...

Я сперва подумал - голову бедолаге напекло, пока он в лодке сидел. Не иначе, спятил человек, раз такую чушь бормочет.

- Какая, - говорю, - я тебе "Хеля"?! Хельд я! Из морского народа - слыхал хоть о таком, деревенщина?!

Он вроде остановился, задумался. Ну, думаю, слава морскому Хозяину, не совсем ещё спятил. Краем глаза я заметил, что к нам с соседских лодок рыбаки присматриваться стали. Хоть и далековато, а, наверное, видно, что не с селёдкой рыбак беседует. Вот я влип! А тут ещё этот увалень головой тряхнул и говорит:

- Из морских, значит. Ну что ж, значит, судьба моя такая! Буду с русалкой жить! - и снова ко мне свои руки тянет.

Тут уж я, как сидел, так потихоньку в сторону, к борту отползать начал. Угораздило же нарваться на сумасшедшего!

- Разуй глаза, ненормальный! Какая из меня русалка?

- Красивая, - отвечает блажной.

- Русалка - баба! Жен-щи-на! Соображаешь?

- А как же! - кивает мой идиот.

- А я - нет! Я - наоборот!

- Русал, что ли? - озадачился ненормальный. А морда-то по-прежнему дурная, счастливая, словно ему жбан медовухи и мешок жемчуга разом поднесли.

Ну, думаю, с ненормальными лучше не спорить.

- Русал, - соглашаюсь.

Вроде призадумался от таких слов рыбак. А потом рукой махнул:

- Эх! Всё равно - от судьбы не уйдёшь!

- Человек, - говорю я ему раздельно так, медленно, - ты спятил? О какой судьбе ты толкуешь?

- Мне колдун сказал, что поможет влюбиться, - объясняет деревенщина. - Колдовство сделал, камень дал, велел в море кинуть. Вот я и... эй, ты куда? Стой! Нам друг без друга нельзя теперь!

Стоять?! Друг без друга?! Ещё чего! Я быстренько перевалился через борт лодки и головой вниз ушёл в спасительную воду.

Сверху плюхнуло. Подняв глаза, я выругался сквозь зубы: рыбак бултыхнулся в воду следом за мной. Ах, так?! Ну, погоди у меня, любитель русалок! Посмотрим, на сколько у тебя воздуха хватит!

Задрав голову, чтобы не потерять из виду преследователя, я быстро опускался на дно. Водная толща вокруг меня стремительно темнела, над головой осталось только светлое пятно с чёрным брюхом лодки и человеческой фигуркой, такой нелепой и неуклюжей в своей мешковатой одежде. Сперва рыбак отчаянно загребал руками и ногами в попытке угнаться за мной. Потом вроде бы остановился, завис и принялся мне семафорить - вернись, мол. Ага, сейчас, тороплюсь! Если уж тебе пришла такая охота - сам за мной плыви!

Не поплыл. Повисел ещё немного неподвижно и развернулся к поверхности. Хорошая всё же дыхалка у рыбака, долго под водой держится... держался. Вот движения его стали медленней, он на мгновение замер, потом опять рванулся к свету... не вышло. Не хватило человеку воздуха. Бестолково дёрнувшись пару раз, фигурка стала медленно тонуть. Я досадливо клацнул зубами и поплыл вверх. Шутка - она хороша, пока вот так не кончается.

Ухватив за волосы сомлевшего человека, я поскорей вынырнул и приподнял его голову над водой. Хорошо, что море почти тихое было. А может, и не хорошо. Пока мы с этим ненормальным ныряли, к опустевшей лодке подплыли другие рыбаки, и я увидел, как они возбуждённо переговариваются и в несколько пар глаз внимательно обшаривают поверхность моря. Вот это я вляпался! В лодку моего утопленника возвращать нельзя, его товарищи ещё решат, что это я парня утопил. Как бы за остроги не взялись. А и бросить его здесь - тоже нехорошо как-то выйдет.

Взвалив тело себе на спину, я поплыл, по широкой дуге огибая лодки, к берегу. Может, со стороны покажется, что рыбак сам плывёт. Тогда, может, и не погонятся.

Выбравшись на берег, я первым делом уложил сомлевшего на бок и торопливо прислушался. Сердце вроде бьётся. Повезло тебе, Лагу. Впервые за весь день повезло.

Как захлебнувшихся людей откачивают - я видел не раз, наука нехитрая, муторная только. Пришлось мне с этим парнем повозиться, покуда он в себя пришёл, отплевался да нормально дышать начал. Лежит, перхает, сопит, глаз не открывает. Видно, прикидывает, на котором он свете. А я его не тороплю - сижу себе рядом, думаю.

Думаю я, прикидываю, и по всему у меня выходит - приключилось с парнем какое-то колдовство. Как бы мне расспросить его, пока он ещё не совсем очухался? Глаза ведь откроет, меня увидит - как бы с ним снова помешательство не сделалось...

Короче говоря, улучил я момент, покуда он перхать перестал, придавил его резко так коленом, руками лицо ему закрыл, и спрашиваю:

- Как колдуна того зовут, что камень тебе дал? Говори, пока цел!

- Лурга, - из под ладони моей блеет.

Лурга, значит. На слуху имечко. Мог бы и не спрашивать, а сам сообразить: один тут настоящий колдун на обе верви. Знакомец мой. Отпустил я бедолагу, не стал дожидаться, покуда он проморгается, и быстренько в воду ушёл. Еле разминулся с возвращавшимися рыбаками.

------

Очухался я на берегу, окружённый вервичанами. Красавица моя... тьфу, красавец, то есть, сгинул - как и не было. Только лицо его перед глазами у меня стоит. Верно говорят - красота неземная. Морская красота. Дивная.

Не обманул меня колдун. Дрогнуло сердце, заколотилось суматошно и радостно. И понял я, что раньше и не жил вовсе, а навроде снулой рыбы на мир глядел. А нынче... чудо!

Только что ж мне теперь делать с этим чудом? Колдун-то, по всему видать, не только в своей магии, но и в пророчестве своём прав оказался. Не полюбился я красавцу морскому, это ясно. Вот горе! И стыд, и счастье, и горе горемычное. Но не того хотел ли?..

Ребятам я, ясное дело, правду не стал сказывать. Засмеют, а то и заплюют. Не всем можно втолковать, что сердцу не прикажешь. Рассказал я им байку про русалку, в сеть мою ненароком попавшую. Сказал, мол - как прыгнула она в воду, я в лодке не удержался, а в воде захлебнулся чуток, но потом выплыл как-то и меня, хвала Богине, к берегу течением вынесло. По глазам приятелей я видел - не все верят. Не всему. Ну, да ладно, хоть молчат.

Лодку мою ребята пригнали. Так что я в сарай её отволок, домой пришёл, на кровать рухнул. Проспал до заката, так вымотался. А с утра по-скорому одёжу натянул, да и потопал к Лурге. Обещал колдун, ежели что, выручить. Не сам я его за язык тянул. Так что, надеюсь, не прогонит.

------

Подумав, я всё же решил не отсиживаться дома, а выбраться на берег. Схожу к Лурге, узнаю, чего старик намудрил. На парня-то мне плевать, но кто его знает, что ещё ему, блажному, в голову стукнет. А ну как искать меня примется? Меня уже, к слову сказать, один раз ловили. Хоть и обошлось в итоге всё, а мне не понравилось. Так что лучше уж заранее жребий упредить и миновать эдакие приключения. Или хоть знать, что судьба сулит.

Ещё темно было, когда я в окно постучал. Хлопать в ладоши перед дверью, по людскому обычаю, побоялся - а ну как вервичане увидят? На моё счастье, колдун не спал уже. Отворил дверь, брови удивлённо поднял, но смолчал, впустил в дом.

Вошёл я и молча на стол ему его камень выложил. Чудом он у меня тогда не потерялся. Колдун на подарочек мой уставился, в затылке почесал, на меня покосился... да как захохочет! Смекнул, видать, что приключилось. Я, на него глядя, тоже фыркнул, а потом и вовсе засмеялся. Злость моя куда-то делась, на душе посветлело. Отсмеявшись, я всё же для порядку нахмурился.

- Ты что натворил, колдун? - спрашиваю. - Человека с ума свёл, и мне - неудобство...

- А кто ж тебя просил тот камень поднимать? - разводит руками колдун, а у самого так смешинки в глазах и бегают. - Колдовство было сделано правильно, камушек должен был в море вылежаться и к концу весны на берег попасть, в руки к какой-нибудь вервичанке. Вот тогда бы всё правильно случилось.

- А если бы не к вервичанке, а к вервичанину? - интересуюсь. Как вспомню я это "Хеля"...

- Никак не возможно, - качает головой Лурга, - на то и магия! Вот когда камень ещё в море не вылежался, тогда - да!

- Ну, видать, упустил ты кое-что в своём колдовстве, - ворчу я, - например, то, что камень этот твой простофиля аккурат мне в лоб кинул.

- Как так? - удивляется колдун.

Рассказал я ему, как. Чем новую волну хохота вызвал. Смешно ему, видите ли... да и мне тоже, если честно.

- Бедный ты, бедный, - сквозь смех покачал головой человек. - Надо, значит, выручать тебя!

- Я за тем и пришёл, - киваю.

Взял Лурга камешек, на ладони подбросил. Покосился на меня.

- Выйти, что ли? - спрашиваю. Он кивнул головой. - Ты только поскорей, - говорю, - а то увидят меня на твоём дворе - как бы проблем не было.

Колдун кивнул, соглашаясь. Значит, поторопится.

Пока мы с Лургой хохотали, уже почти совсем рассвело. Море с берега в это время мне очень нравится - мерцает нежно так, словно какая перламутровая ракушка. Чуть позже солнце уж совсем поднимется, слепить начнёт, краски и тени станут резкими, плоскими. Иногда мне даже жаль людей, что в этих красках всю свою жизнь живут, красоты не видят. Но кое-что красивое и у них есть. Рассветы, например.

Засмотрелся я на море, и не заметил, как к дому подошёл человек.

- Хеля, любимый! - слышу. Боги бездны, опять?!

Так и есть. Притащился блажной рыбак к колдуну.

- Ты зачем здесь? - спрашиваю.

Рыбак понурился, носком сапога землю ковырять принялся.

- Не люб я тебе, - отвечает. Ещё не хватало!

- Думаешь, колдун тебе поможет? - Молчит. Кивает. Ну бедолага, попал в переделку. Даже жаль немного мне его стало. - Ладно, говорю, не трясись. Обещал колдун помочь, я его уж попросил.

- За меня попросил?! - изумился рыбак.

Не ответил я. Отвернулся. Может, хоть теперь человек замолчит.

И он замолчал, слава Морскому Хозяину. Стоим мы у лургова дома, молчим, на море от нечего делать пялимся. Тут из-за неплотно прикрытой двери потянуло дымом, резким запахом какой-то травы. Смотрю - с рыбаком моим снова не слава богам: плюхнулся, как стоял, наземь, с размаху на зад сел, и вбок заваливаться начал. Поддержал я его за волосы, чтоб совсем не упал человек. Повернулся было Лургу позвать, смотрю - старик в дверях стоит, улыбается.

- Готово, - говорит.

Тут и рыбак в себя пришёл. Повёл вокруг дурным взглядом, поднял глаза... меня увидел. Побелел, вскочил, да как кинется прочь! И впрямь - готово дело, исцелил его колдун!

Постояли мы с Лургой, поглядели, как бедолага во весь дух по улочке мчится. Так бежал рыбак, что не заметил вервичанку, как раз из дому вышедшую. Столкнулся с ней, сбил с ног. Остановился. Вернулся. Девушка так и сидела на земле, ошарашенная. Издали было видно, как парень протянул ей руку, помог подняться и отряхнуть платье. Вот они заговорили о чём-то - на таком расстоянии не слыхать. Да и не важно, о чём. Важно, что наконец-то в жизни всё правильно.

- Может, и верно ему гадалка сказала, - задумчиво пожевал губами Лурга, глядя вслед удаляющейся парочке, - только после колдовства сердце отворится.

- Думаешь, у них что-то получится?

- Не знаю. Может быть - да. А может, и нет. У нас, у людей, любовь в душах всё больше по весне просыпается.

- Как и у нас, - киваю.

Чуть-чуть ещё до весны осталось. Может, и хорошо, что случай этот тоску мою развеял. Какое-никакое, а развлечение. Весна-то скоро, да не пришла ещё. А пока... фебра одна. Маята.