Аннотация: Опубликован в журнале "Техника - молодёжи" No 12 за 2007 г.
Владислав Ксионжек
Тимоша
Каждое утро, уходя из квартиры, где жил вместе с другом, Тимоша мечтал встретить того, кто сможет другу помочь.
Друг не вставал, не говорил и не открывал плотно сомкнутых глаз. Массажное кресло было поставлено так, чтобы солнечный свет, проникая сквозь окна, хоть немного питал нездоровую, бледную кожу того, кто когда-то, выходя пробежаться вместе, с Тимошей, мог без труда его обогнать.
В квартире всегда стоял запах больницы. К нему Тимоша привык. Без капельниц и уколов друг жить больше не мог. Он обитал в нереальном, призрачном мире, в котором не было места Тимоше, а, может быть, и всему остальному, что когда-то ценил и любил.
По правде сказать, без Тимоши он теперь мог вполне обойтись. За его телом смотрели машины. Неутомимые доктораскрупулезно, точно в нужное время давали лекарство, вводили мышечный стимулятор, успокоительное или питательное вещество.
Тимоша ни разу не сумел первым увидеть и дать сигнал, что с другом что-то не так. Хотя подолгу следил неотрывно за рефлекторным движением губ.
Такое было уж время. Машины делали все за людей. Но в чувство людей они приводить не могли.
Тимоша не помнил (и не находил нужным знать никогда) этаж на котором живет. Он всегда входил в лифт, который был крайним справа, чуть в стороне от широкой и скользкой зеркальной площадки, по которой Тимоша ходить не любил.
Лифт был меньше, скромнее других. Но он помнил Тимошу "в лицо". Достаточно было открыть глаза широко и постоять, не мигая, секунд пять, шесть или семь (Тимоше счет всегда давался с трудом), и лифт узнавал, кто вошел, не задавая вопросов, отвозил пассажира на нужный этаж - наверх или вниз.
Сложнее было в метро. Туда нужно было "прорваться". Автоматы на входе остались с времен, когда еще в кассах продавались магнитные карты. Ну кто сейчас их будет носить!
Проще было чуть-чуть разбежаться и проскочить по проходу как раз перед тем, как створки захлопнутся, обиженно щелкнут зубами и вернутся в дежурный засадный режим.
На платформе в ранний предобеденный час не было никого. Но со вчерашнего дня добавилось много новых, еще не распознанных запахов.
В последнее время собаки начали осваивать подземный транспорт очень активно. Он ходил регулярнее, чем наземные автоматические автобусы. К тому же был риск перепутать маршруты. Не все еще хорошо умели читать.
Тимоша сел в поезд, который шел в сторону старого города. Может быть, там повезет?
Город был очень большой. В поисках тех, кто мог другу помочь, было мало только упорства. Нужно было еще хоть немного удачи.
Удача - встретить в городе человека. Ведь люди давно перестали выходить из квартир.
Наверное, лучше всего было найти для хозяина самку. Это верный, проверенный стимул для тех, кто не видит смысла следить за собой. Но Тимоша не очень-то верил в сезонную, внезапно тебя ослеплявшую и проходившую быстро любовь.
Он проверил "надежность" таких чувств на себе. И отказался на время от личной жизни совсем. Даже когда в самых удобных для свадеб и брачных разборок местах - в вагонах метро он встречал бесподобно красивых и ласковых длинноволосых созданий, он извинялся, просил подождать. Он очень спешит. Он должен вернуть себе друга. Вас, девочек, много. А друг... друг один.
Город стал обителью птиц ну и, конечно, домашних животных, покинувших прежних хозяев, переселившихся ближе к местам общепита, где можно было сытно и вкусно поесть... Если, конечно, наладить контакт с одной из дежурных ворон.
Хотя попадались собаки, которые ради того, чтобы ночь провести на жесткой подстилке у постели хозяина, каждый день из конца в конец проезжали весь город. Да еще выбирали путь с пересадками, с вереницами эскалаторов, на которых в любой момент коготь может застрять в щели между ступенек.
Тимоша таких собак уважал. А ленивых, до безобразия толстых котов, потерявших вместе со звериным естественным обликом стыд, презирал. С удовольствием бы проучил, заставил бы вспомнить, что деревья в скверах и во дворах нужны для того, чтобы "усатым и полосатым" было куда убегать.
Но у котов был с воронами договор. А значит коты могли оставить собак без естественной пищи: без хрустящих прожаренных отбивных, без котлет по-киевски с косточкой, без бараньих ребрышек и даже без шашлыков! Шашлыки - для собаки святое. Память о самых первых, "охотничьих", сделанных из натурального, а не белкового мяса, записана в генах собак.
Правда, нужно сказать, что впервые "как люди" научились обедать вороны. Когда одна из каркуш, утащившая где-то блестящую кредитную карту, додумалась вставить ее в щель кассового аппарата, все прилавки в автоматическом ресторане открылись. Тогда товарки с окрестных деревьев и крыш слетелись на сказочный пир.
Вскоре воронам, научившимся вынимать кредитки из пропылившихся и ненужных теперь людям бумажников, пришлось "взять в долю" котов-рэкетиров. А тем, негодуя, шипя и давясь лютой злобой, тоже пришлось поделиться. Теперь кот для собаки - тьфу ты, противно сказать - подельник, напарник, партнер!
Тимоша не стал, как обычно, искать просторный большой ресторан с рядами застывших "по стойке смирно" столов. В старом городе таких просто не было. Здесь улицы были поуже, а в домах было так мало квартир, что хозяева их разделялись по интересам клубным и цеховым.
Тимоша бежал мелкой трусцой по одной из пустынных, как будто вымерших улиц. Читал вывески у ресторанов, баров, кафе:
Тимоша знал, что так назывались одни из последних профессий людей.
Профессии вроде по-прежнему были нужны. Ведь машины освоить их не могли. Им творчество чуждо. Они лишь усиленно делают вид, что все держится только на них. Зря, зря люди стали вдруг забывать не только о том, что им по утрам нужно кормить и выводить на прогулку собак - но и ходить на работу самим.
Наконец, Тимоша увидел в названии слово, которое так долго искал. Самое-самое важное слово. В сравнении с чем все остальное в Мире - ничто.
Над входом в полуподвал было написано: "Друг".
Поджимая хвост и робея, Тимоша вошел. На стойке кассы перед единственным столиком гостей ждала не ворона с кредиткой. Там сидел большой старый ворон.
- Крх-рг! - прочистил Ворон горло. - Ты хочешь вернуть себе друга?
Тимоша вздрогнул всем телом. Ворон умел разговаривать на человеческом языке! Тимоша слышал, что это бывает, но сам таких удивительных птиц не встречал.
- Ты похож на того, кто приходил сюда прошлой весной. Он еще жив?
Тимоша не знал, как ему отвечать, поэтому сел на задние лапы и, высунув розовый длинный язык, дружелюбно смотрел на говорящее чудо в потершихся перьях.
- Я ему посоветовал попросить помощь у крыс, - добавил ворон, так и не дождавшись ответа.
При слове "крыс" шерсть на гладком загривке Тимоши слегка ощетинилась. О крысах никто из животных в городе не любил вспоминать. Ночные разбойники прогрызали ходы в рестораны и выедали там все, оставляя ворон и всех остальных голодать. Кредитные карты были крысам совсем не нужны.
- Да, у крыс! - Ворон с вызовом повторил. - У особенных крыс - цирковых. Этим крысам нужна не одна лишь еда. Они любят кататься на каруселях. Мы карусели включаем. Бесплатно включить карусели нельзя. Бесплатно их можно только разгрызть.
Старый ворон любил поворчать и поругать "несмышленую молодежь", но он ее с удовольствием просвещал. Он поудобней вцепился когтями в подушку на стойке, прочистил гортанными звуками горло и самому себе задал первый вопрос:
- Ты, конечно, не знаешь, почему твой хозяин общаться с тобой перестал?
Тимоша жалобно заскулил. Как известно, собаки все понимают, но не всегда разборчиво говорят.
- Ему интереснее в новом, придуманном мире, где все всегда получается так, как он хочет, и где почему-то и нас, и всего нашего города нет.
Тимоша опешил и так широко открыл пасть, что едва не коснулся пола кончиком языка.
- Ты в это не веришь? Ты считаешь, что хозяин твой заболел?
Тимоша согласно мотнул головой. Какой в квартире может новый быть мир, если запахи старые? Если пахнет аптекой, телесным недугом и тем, что только условно съедобно, что Тимоша решался пробовать лишь потому, что таким же противным соленым бульоном машины кормили и друга.
- Да... - ворон по-птичьи особенно как-то вздохнул, - не даром у нас говорят: наивен и глуп, как собака. Ты попробуй представить, что хозяин твой спит. А сны приходят к нему не из подушки и не из простыни, а из тех проводов, которыми тело его обмотали машины. И что сны эти слаще, чем самые вкусные блюда в самом-самом любимом твоем ресторане...
Ах, я понимаю, - поправился ворон, прочитав удивление и обиду в собачьих глазах, - ты ходишь у нас в рестораны совсем за другим. Тот пес, который весной ко мне приходил, кстати, тоже везде искал тех, своих, прежних людей. Вы бедные, глупые звери... Но, но! Не рычи! Иначе я тебе ничего не скажу про цирковых артистических крыс.
Ворон смолк, вспоминая о чем-то. Его память была теперь хроникой мира из которого люди ушли. И, очевидно, для пса эта хроника ничего хорошего предсказать не могла.
- Извини. Я ошибся. Я считаю, что крысы тебе не помогут. - сказал ворон через какое-то, как Тимоше казалось, очень долгое время. - Тот пес, который похож на тебя, сумел убедить цирковых забраться в подвал его дома и так разгрызть, искромсать провода, что дежурный робот-электрик ничего сделать не смог.
Старый ворон торжественно посмотрел на собаку, чутко ловившую каждое слово:
- И ты знаешь, к чему это все привело?.. Да-а-а-а! - каркнул ворон. - Хозяин проснулся! Но крысы мне потом рассказали, что ни ему, ни другим его пришедшим в себя соседям по дому не было дела до бывших домашних питомцев. Людей заботило только одно: когда же приедут ремонтные роботы с центрального пульта, чтобы заменить провода? Я даже не знаю, что стало с тем псом. Ни ко мне, ни к нашим крысам он больше не приходил.
Тимоша скулил. Взъерошенный ворон был злобен и страшен. А еще страшней было то, о чем он говорил:
- Пойми! Твой друг для тебя уже умер. В квартире осталась пустая его оболочка. Его душа вся давно утекла, просочилась наружу по проткнувшим ее проводам.
Старый ворон был очень умен. Ему труда не составило прочитать, что светилось в безмолвно молящих, тоскливых собачьих глазах:
Мне все равно, что со мной будет потом. Мне хотя бы один только раз услышать из его уст свое имя. Ну, пожалуйста, разбуди!
Всю дорогу обратно Тимоша покрыл в "два прыжка". У него не хватило терпения ждать в метро поездов и сидеть без движения в пустых и тоскливых вагонах. Ему по-собачьи логично казалось, что, если бежать самому, то он окажется дома гораздо быстрее.
На встречных прохожих и встречные запахи Тимоша внимания не обращал. Ему было теперь не до них. Пусть кошки победно шипели, а вороны насмешливо каркали. Пускай благородные псы смотрели презрительно вслед приблудному дикарю, не знавшему правил галантных взаимных обнюхов, прыжков, приседаний и прочих условных сигналов для дружеских встреч. Ну да... он и не дворянин в том смысле, в котором раньше так называли бездомных псов, дворовых.
Из лифта на свой этаж Тимоша вышел шатаясь на слабых ногах. Еле-еле дошел до квартиры и сразу упал рядом с креслом, на котором хозяин все еще спал.
Тимошу сильно мутило. Та удивительно вкусная, ароматная, пряная пища, которой на последок старый ворон его угостил, стояла комом в горле. Ворон сказал, что это подарок от крыс. Что это особое блюдо, которое люди готовили раньше только для них. Но организм повторял: Это яд!
Тимоша, как мог, пересиливал приступы рвоты. Он знал, что так нужно. Для того, чтобы снова быть вместе с хозяином, нужно чуточку потерпеть.
Старый ворон собаку не обманул, обещая, что все кончится хорошо.
Неприятное сгладилось, понемногу осело, ушло. Тимоша себя ощутил на широкой зеленой поляне. Здесь был его новый, как у когда-то живших прежних собак, ничего не имеющий общего с городом дом.
Трава была настоящей: высокой, душистой, щекочущей ноздри, не подстриженной, чахло-стерильной, какая бывает на клумбах и на газонах.
Тимошу кто-то окликнул по имени. Пес напрягся, насторожился, но тут же узнал этот ласковый голос. Не рассуждая, не думая, прыгнул, взлетел высоко над травой... И осознал, что теперь все в его силах. Что хозяин теперь никуда не уйдет. Потому, что Тимоша может время замедлить и остановить.