Кучмасова Анастасия Васильевна : другие произведения.

Сердце Страха. Глава 1. Как персонажи стали героями

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этом мире никогда не было одиноко. В этом мире рядом всегда были эмоции - на вид ничем не отличимые от людей, но стоит приглядеться - и сразу ясно. Потому что в этом мире ты рождаешься всего с одной эмоцией; она всегда тут, закрыв глаза, ты слышишь её дыхание за своей спиной. Другие тоже тоже должны услышать дыхание чувств, поэтому люди обязаны общаться, чтобы научиться воспроизводить эмоции, отличные от их собственной. Звучит все это, конечно, не как самая веселая история в этой вселенной. Ладно, а если эмоция главной героини - Страх? Мда, не слишком обнадеживает. Хм, а если так: эмоция главной героини - Страх, но она его не испытывает? Что, еще меньше перспектив на оптимистичный рассказ? Предки с вами, почему бы вам самим не прочитать и не убедиться, что во всех мирах все оказывается совсем не так, как выглядит на первый взгляд?..
  Взметнулись в танце десятки юбок - раз, два, три, раз, два, три; по ступеням пронеслись сотни шагов - раз, два, три, раз, два, три; загудели тысячи станков - раз, два, три; миллионы людей взяли в руки оружие - раз, два, раз, два; гулким эхом прокатилась война - раз, два, раз... Вот и все, что осталось от нашей истории, далекие отголоски - раз, два, три...
  Зашептали страницы, зашуршали... Книга захлопнулась.
  На пороге комнаты с выжидающим виновато-любопытствующим выражением лица застыл Страх.
  Мара снова уставилась в книгу, отдаваясь волнам печатного текста. Волнам, да. Обычно буквы такие... ровненькие, аккуратненькие. Конечно, когда у тебя из рук не пытается вырвать книгу Страх!
  Мара мысленно испепелила его взглядом. Попробовала еще раз наяву. Даже веселая улыбочка Страха не соблаговолила исчезнуть, не то, что он сам.
  Мара вздохнула.
  Страх понял, что благополучно преуспел в усекновении Мариных попыток сделать вид, что его тут нет. Самым наглым образом и самым мягким движением, исключающим возможность сопротивления, вытащил из её рук книгу и с видом величайшей заинтересованности принялся читать открытую наугад страницу. Две минуты спустя он уже перелистывал следующую.
  Мара снова вздохнула, на сей раз куда более театрально.
  Страх, как актер, талант которого был оценен зрителем, невозмутимо на неё воззрился, словно удивленный тем, что ему мешают. Затем природа взяла свое, и он расплылся в совершенно хулиганской ухмылочке:
  - Надеюсь, сегодня-то я не опоздал к ужину?
  - Зато ты поспел к завтраку, - ответствовала Мара, не преминув бросить взгляд на часы.
  Страх замер, в самом деле не зная, верить ей или нет, и воззрился на циферблат. Пятый час.
  - Так значит, я могу рассчитывать на плановую кормежку? - Он прошел в комнату, скинул тяжелые ботинки и уселся на кровать.
  - Конечно. В любое время. Готовить-то ты будешь сам.
  Страх повалился на кровать.
  - Да ла-а-адно, ты даже не спросишь, где я был?
  - Где ты был? - последовал безукоризненно безучастный ответ.
  - Кутил с Яростью, Цинизмом и Тщеславием, раз уж тебе так интересно.
  - Понятно. Так вот почему с каждым днем я нахожу все меньше способов с тобой общаться, - веско, скорее чем издевательски, заметила Мара.
  Развернулась и вышла из комнаты, зная Страха слишком хорошо, чтобы поверить, что он остался равнодушен.
  А ведь он старался, очень старался. Но каждый раз, когда убеждался, что в отчужденности Маре нет равных, никак не мог угасить огонек отчаяния в глазах, за долгое время превратившийся в бесконечно тлеющую искру.
  Эмоция и её хозяин не расставались никогда. В детстве они были одним и тем же: судьба на двоих. Но по мере того как оба взрослели, пути их связей непрестанно и непримиримо расходились: так, эмоция общалась с одними, хозяин - с другими; в этом круговороте они заимствовали черты, возможно, совершенно противоположные.
  Страх ненавидел, когда употребляли обороты в духе "хозяин и его эмоция".
  - Я и мой человек, - искривлял он губы в усмешке. Кому он доказывал это? Он был Страх, и это было так же естественно, как то, что для него вообще не имело смысла пытаться к кому-то пробиться, достучаться, докричаться. Его и так слышали, слишком хорошо, чтобы он мог это выносить.
  Но он старался, очень старался. Но его заветная мечта - не вызывать страха хоть у одного живого существа - сбылась. В самый день его рождения.
  Это не должна была быть Мара. Его человек не ощущал его - совсем. Это стало ясно с того самого дня, когда он был в возрасте, сознательном настолько, чтобы всей душой привязаться к девочке, без которой не проходило и минуты его жизни. Предположить, что Мара была совсем безэмоциональна, было бы неверно: влияние матери, чьей эмоцией была Забота, отца-Хладнокровия и, в особенности, время, проведенное с братом и его Высокомерием, наложило свой отпечаток.
  Но не Страх. Страх не мог влиять на неё никоим образом. И это пугало его самого, и он ограждался от стены её равнодушия, пока люди ограждались от него самого, и в конце концов он обнаружил себя запертым в своих собственных зеркальных отражениях. Оттуда на него странными красными глазами смотрел патлатый альбинос, худощавый, хрупкий, почти женственный, разодетый в растянутые панковские вещи и вечно в тяжелых берцах, но в этих отражениях никогда не было его самого, хотя вскоре печать его влияния стала видна на других.
  Мара, в лучших традициях подросткового возраста, перекрасила свои длинные волосы в фиолетовый и повадилась выбирать из привезенной одежды платья, которые, как ей казалось, можно назвать готичными, так что со Страхом они смотрелись с колоритом, как раз и приписываемым её эмоции.
  Крутясь перед зеркалом впервые после перевоплощения, Мара заметила:
  - Знаешь, жить мне сейчас нравится куда больше, чем раньше.
  - Глупость какая, - отозвался Высокомерие, опередив Сирила, брата Мары.
  - Нет, - спокойно ответила она. - Раньше было скучнее: встречаешь человека - и все с ним понятно, достаточно узнать его эмоцию. Но сейчас просто не знаешь, чего ожидать: какие люди у него в друзьях? Сколько он общается с ними и с их эмоциями? А кого он встречал раньше? Разве не увлекательно?
  - Нет, - флегматично отозвался Сирил. - В людях нет ничего стоящего.
  Страх усмехнулся, глядя на двенадцатилетнего, но крайне напыщенного ребенка.
  - Кажется, именно это ты подразумевала под "скучным", - он подчеркнутого игнорировал Сирила и Высокомерие, обращаясь исключительно к Маре. Сцена довольно типичная, но оттого приносящая ему ни на каплю не меньше удовольствия.
  - Что с него взять, - Мара выдавила снисходительную улыбку, жалостливо посмотрев на брата Этого оказалось достаточно, чтобы тот вспыхнул, выскочив из комнаты. Мара и Страх обменялись ухмылками под неодобрительным взглядом маленького Высокомерия.
  Тема эта, впрочем, поднималась не в первый раз. Маре все казалось невыносимо скучным, а Страх всегда жаждал новых ощущений, и оба они в детстве возлагали большие надежды на путешествие, настолько же жизненно необходимое, насколько прекрасное. Начиналось оно неизменно тогда, когда человек и его эмоция заканчивали учебу, после чего, согласно указу нынешнего президента - Ответственности, отправлялись повидать Страну. Три года должно было длиться путешествие, после чего, предполагалось, человек и его эмоция наберутся новых черт достаточно, чтобы обустроиться и найти свое место в жизни. Таким образом и происходил обмен эмоциями между людьми, так, наконец, они обретали характер. Это слово произносили с особым благоговением: оно означало одновременно зрелость, совершеннолетие и готовность обзавестись семьей.
  Эмоции никогда не заводили семей, можно сказать, у них никогда не было такого инстинкта. Они появлялись на свет вместе с человеком - и умирали, когда умирал он. Их связь была тонкой, почти неуловимой - и прочной как сам мир.
  Итак, слово "путешествие", в каком бы контексте ни прозвучало, сулило исключительно радужные перспективы, служа маленьким Маре и Страху универсальным средством вразумления. Могло быть употреблено как в качестве кнута ("Хватит шугать соседских детей! Не пущу в путешествие!"), так и на вакансии пряника работало добротно, без сбоев: (Да, дети мои, умение пылесосить очень пригодится вам в путешествии!").
  Но никто не предупредил их, что страх испытывать не захотят. Путешествие, совершающееся с целью разделения своей эмоции с другими, было заведомо обречено на провал.
  Мара повзрослела раньше Страха, осознав крах своих иллюзий как что-то само собой разумеющееся. Страх же не помнил, что поразило его больше: холодная рациональность её доводов или то, как отстраненно она об этом рассуждала.
  Кажется, именно тогда Страх с пугающей ясностью осознал, кем является, отчаянно бросая вызов судьбе при каждом удобном случае.
  Мара, как обычно, тратила свое время куда более продуктивно. Пока Страх в усиленном режиме доказывал (или пытался доказать) всему миру или, по меньшей мере, отдельным личностям, что он и не страх-то вовсе, а так, дружественная эмоция, "его человек" пришел к выводу, что её раздражает незнание собственного прошлого. А поскольку раздражение внешне отражалось на Маре так же, как и остальные эмоции, то есть, - никак, догадаться, почему она сутками вдыхает пыль старых фолиантов, Страх не смог, называя всю эту затею лишь поводом, очередным и не блещущим креативностью, отгородиться от него и остальных людей. Но остальные люди, как водится, отступали на задний план перед его собственными проблемами, в числе одной: Мара окончательно погрузилась в себя.
  Послушай кто другой мысли Страха (а желающих бы нашлось изрядно, хотя мало кто осознает, что понять - еще не значит преодолеть), он бы тут же исправил его несколько (на самом деле - тотально) эгоцентричное восприятие, поменяв "погрузиться в себя" на "углубиться в изучение истории, философии и культуры", и был бы прав. Но простим Страху его пунктики и проследим за становлением Мары, той, какой мы увидим её на дальнейших страницах этой истории.
  Вопрос "почему?" стоял перед девушкой всегда и по самым, может быть, обыденным поводам, перераставшим неизбежно в самые необыденные: почему я не испытываю страх, почему... А почему, собственно, остальные испытывают?
  Мы задаем вопросы исходя из ответа, который хотим получить. А Мара не хотела знать, почему она неправильная. Куда проще заменить "неправильная" на "особенная" и пуститься в размышления о том, почему остальные не такие, как она.
  Она вполне обходится без эмоции, значит, и другие могли бы. Но отчего-то продолжают делить с эмоциями свою жизнь, а ведь в старых, очень старых книгах об эмоциях как о существах - ни слова! Или все-таки...
  Вопросов становилось все больше, ответов - все меньше, и вскоре Мара похоронила себя в библиотеке среди тех самых "старых, очень старых книг".
  Справедливости ради, стоит отметить, что все, казавшееся нашей героине далекой древностью, произошло три поколения назад - и это наиболее точная дата, какую только можно представить. Бабушка и дедушки Мары были первыми людьми, сосуществующими с эмоциями. Но лихой стариной все казалось ей, и им всем, потому что... никто не знал, что было "до".
  Масса свидетельств мира, существовавшего "тогда". Ни одного воспоминания о вчерашней жизни. В одно мгновение человечество окунули в беспамятство, а выплеснули уже на берег чужой, казалось бы, цивилизации. Электростанции, транспорт, техника - все осталось. А также книги, так буднично описывающие эти вещи. Или, что было гораздо хуже, не описывающие: слишком привыкли люди того времени к своим предметами комфорта. Скажем, тетрадь. Слишком обычная вещица, чтобы свидетельствовать в документах: мол, так и так, листы, вклеенные в некотором количестве и в большинстве случаев прикрытые в защитных целях обложкой. Но не когда ты очнулся взрослым, без постепенного нагнетания опыта и знаний поколений, в мире, полном сложных и неизвестных конструкций, которые принадлежат тебе, но зачем - ты не имеешь понятия.
  И людям пришлось - нет, не восстанавливать - заново собирать эти знания по крупицам, выцеживая их из книг и, если уж совсем повезет - инструкций по применению. Время шло, но вспомнить так и не удалось, и попытка за несколько десятилетий воспроизвести то, на что ушли, возможно, миллиарды лет, продолжала набирать обороты.
  А между тем, вопросом "почему?" задавалась далеко не одна Мара, и по этой причине профессия историка не грозила устареть. В новом понимании она включала в себя не только непосредственно историю, но также и археологию, литература и культуру, практически утерянную. Не в силах понять, как нужно жить, люди читали, поначалу исключительно интуитивно воспроизводя то, что могло считаться знанием их личной древности. Так они узнавали, как им следует поступать в той или иной ситуации, что делать и как именно. Но источники всем попадались неоднородные, и частенько не самые надежные.
  В итоге все это обернулось бы тотальным хаосом, если бы не главный сдерживающий и, в то же время, спасший всех фактор - эмоция, исходя из которой все эти позаимствованные действия регулировались. И так, понемножку, на свой манер, каждый приводил в порядок собственный мирок, не совсем понимая, что строит что-то большое, для всех и, несомненно, новое.
  Но вернемся к историкам, коим Мара вознамерилась стать. И стала - без сомнения, лучшей из лучших. Видишь ли, познакомься она с эмоцией Любопытство, все, возможно, приняло бы совсем другой оборот, но пока она знала о нем лишь понаслышке, то все, хоть сколько-нибудь её заинтересовавшее, она штудировала, долго и упорно, совершенно не нуждаясь в отдыхе в силу того, что отдых подразумевает дело, от которого устаешь. Но Мара с обычным хладнокровием (уж спасибо эмоции её папеньки!) посвящала себя всю.
  И когда она это сделала, то стала, наконец, той самой героиней, которая так необходима этой повести.
  Все начинается здесь: в уютном родительском доме с небольшим прудиком у фасада, все время существования которого три поколения семьи пророчили ему высыхание, но прудик, назло судьбе и дарвиновской теории, продолжал свое мирное бытие, в доказательство и не без некоторой мстительности подтапливая крыльцо весной и осенью. Вообще-то, пруд у самого крыльца - далеко не верх инженерной мысли, но, похоже, даже тогда, в прежние времена, теперь уже анонимный строитель решил: "А, сам высохнет!", махнул на это дело рукой и оставил попытки понять, как вообще можно высушить такой жизнеустойчивый пруд.
  Сейчас Страх, не обладай он таким скверным характером, мог бы сказать ему "спасибо", но, к сожалению или к счастью, ему было не до того. В данный момент наш юный неформал (посмотревший в свое время пару ненужных фильмов и решивший свернуть на сию нелегкую стезю) низвергал свою злость и обиду на этот неправильный мир почему-то именно на прудик, зашвыривая камни в водную гладь с такой силой, словно виновники его бед, одолеваемые страхом и муками совести, дезертировали на дно прудское, спасаясь от праведного возмездия. По крайней мере, именно такой представлялась эта сцена Маре, которая вошла во дворик дома уже давно, застала Страха за этой удивительно бесплодной деятельностью и все это продолжительное время анализировала ситуацию, машинально провожая взглядом камешки в полет. Наконец, то ли у Страха закончились метательные средства, то ли Мара пришла к какому-то определенному заключению, но она-таки оформила вслух свою мысль:
  - Раз ты уже собрался, то поехали.
  Страх, к этому времени разжившийся симпатичным булыжником, так с ним и застыл:
  - Что. - Именно с такой отсутствующей интонацией это было сказано.
   - Я говорю: раз ты...
  - Нет, я слышал.
  Диалог зашел в тупик. Мара попробовала ещё раз:
  - Ну, я наблюдала твою деятельность в течении некоторого отрезка времени и пришла к выводу, что раз уж ты тратишь его так бездарно, значит, у тебя его масса, из чего следует, что вещи в путешествие ты уже собрал, и мы можем отправляться.
  Последовала еще более многозначительная пауза. За это время Страх определился, что донести до Мары, что можно выражаться и простым человеческим языком, он всегда успеет, а вот выяснить причину её легкого (пока еще!) помутнения рассудка следует прямо сейчас. Посему он осторожно начал:
  - Я понимаю, что наши дражайшие одноклассники отправляются в путешествие именно сегодня, но с чего ты вдруг решила, что нам стоит непременно позариться на их лавры?
  - Не только наши одноклассники, но и все выпускники, - тут же поправила Мара.
  Страх поочередно изобразил гримасу "Да ладно, ты что, серьезно?! Какая свежая новость!" и тут же следом закатил глаза, трагически возведя их к небу: "Да, именно о правильности формулировок я и пытался с тобой поговорить!". Покончив и с тем, и с другим, убедившись, что Мара нагло проигнорировала его короткое, но емкое выступление, Страх, в конце концов, вернул разговор на нужную колею:
  - И что мы, по-твоему, будем там делать? Я... да я даже сыронизировать по этому поводу не могу, настолько неспособно мое скудное воображение подкинуть мне план действий!
  - О, если проблема только в этом, то её не существует, - заверила его Мара. Больше никаких заверений не последовало.
  - Информативненько, - хмыкнул Страх.
  Мара догадалась, что сделала что-то не так и добавила:
  - Мой куратор ещё в марте вызвал меня к себе, в Монополис. Сказал, что для такой, как я, работа найдется. - И с этим она вошла в дом.
  - И все ещё крайне загадочно! - крикнул Страх ей в спину, но следом пошел. Надо бы хоть вещички спаковать... Так, на всякий случай. А вдруг и правда судьба (ну и куратор заодно) подкинуть что-нибудь интересное?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"