- Дэн, как ты не можешь понять, это просто потрясающе! - эффектная высокая брюнетка, сияя восторгом, в который уже раз поправляла воротник своему спутнику. Тот лишь насмешливо улыбался и скованно поводил плечами.

- Ты же знаешь, я терпеть не могу всю эту классическую лабуду, а уж тем более балет. В "Рижи" было бы намного веселее, там сегодня играет Скотт с друзьями, - Дэн несколько сгустил краски, но вся эта великосветская тусовка, увешанная тоннами драгоценностей и скрывающая под приторно-сладкими улыбками взаимную ненависть, ему уже порядком осточертела. Да и нарочитая ласка и заботливость со стороны обычно такой восхитительно раскрепощенной и независимой Алесты говорила о себе. Похоже, пользующаяся успехом журналистка решила привязать к себе одного из Шатарэ узами покрепче, чем постель. С Алестой совсем неплохо проводить время, но семья - увольте. Не сейчас, и уж тем более не с ней. На роль жены эта крошка совсем не тянет. - Тем более ходят слухи, что эта твоя Шу Айтэ на самом деле мужик мужиком, пусть и нетрадиционный.

- Ты в своем репертуаре, - девушка сердито сузила глаза. - Видела я твоих нетрадиционных. Нормальные мужики. Есть, конечно, среди них и психи, но даже они не смогут так долго и искусно изображать женщину.

- Нож хирурга? - Дэн чуть насмешливо вскинул бровь. Она была излишне самоуверенна ... и ни разу не общалась с Кристо, хотя может оно и к лучшему. А в девушке проснулся профи, жаждущий сенсации. 

- Не похоже, пусть она известна и в узком театральном кругу, слухи и информация такого рода тут рано или поздно раскрываются. Тут что-то еще. И я хочу знать эту тайну, - в глазах Алесты полыхнуло нечто сродни фанатизму. Она упорно и достаточно успешно рвалась на вершину той власти, что дает знание нужной информации и умение ее подать. И у Дэна это вызывало неприятие. Все-таки личная жизнь, это личная жизнь. - Если бы я только могла взять у нее личное интервью. 

- А что тебе мешает? 

- Ее охраняют получше, чем золотой запас страны. И особенно от репортеров. Черт! 

- А тебя это злит, да? - так и хотелось подколоть Дэну. 

- Еще бы ... Кстати вот он. Говорят, чертовски опасный сукин сын и наплевательски богат. Федералы не раз пытались подловить его на черном рынке и без толку. Скользкий как угорь и не оставляет следов ... живых. - Алеста с чем-то похожим на восхищение показала Дэну невысокого человека. - Рэту Сальске. Это он продвинул на сцену Айтэ. Он ее содержит, любовник ... похоже. 

- Похоже? Ты и в этом сомневаешься? А здесь-то что не по-твоему. - Дэн насмешливо улыбнулся, не спуская глаз с этого покровителя искусств. 

- Не знаю, - смутилась журналистка, - чувствую. 

Рэту Сальске был не особо высок. Явно ниже Дэна. Но вот аура силы била, что говорится через край. Аура безудержной, берущей свое всегда и по первому желанию, непререкаемой черной силы. Худощавый, костистое узкое лицо. Глубоко спрятанные пронизывающе-черные глаза. Дэн не хотел бы вести какие-либо дела с таким человеком. Он даже жевать не станет, рванет горло и пойдет дальше. По просторному светлому фойе пронесся перезвон, и людское море перетекло в банкетный зал. Начался благотворительный вечер. 

* * * 

Усталые глаза. 

Сколько человек может выдержать боли? Пока не сломается, пока не сдохнет, мучительно и безнадежно. Сколько раз мне суждено пережить один и тот же кошмар? 

Смотрю в свои глаза. Усилием стираю, забиваю вглубь боль, страх, ненависть, бессилие. 

Давай-давай. Как учил тебя твой хозяин!? 

В горькой усмешке слегка изгибается рот. Но нет, сейчас мне и этого нельзя. 

Давай. 

Меня нет. Нет прошлого. Настоящего. И будущего тоже нет. 

Только бесстрастная неодушевленная маска. 

А теперь создаем. 

Разрез глаз шире, чуть раскосо. Нос тоньше, ноздри чуть изящнее. Скулы чуть выше, острее. Подбородок круглее, легче, мягче. 

Ямочка. Всего по чуть-чуть. Все слегка. И не узнать. Не забыть. 

Бессильно укрыть лицо в ладонях, в незнакомых узких ладонях. Пугающе-чужих. 

Больно-то как. 

Душно. 

Страшно. 

В который раз терять себя. Потому что, то, другое, это не я, это не мое. Это его детище, его игрушка. Его вещь. Ненавижу. 

Себя ненавижу. За слабость. За жажду жить. За нелепую невозможную надежду. 

Сладко было после стольких лет попробовать свободу!? 

Сла-а-адко ... 

А каково тебе сейчас!? Когда все вернулось!? Каково вновь почувствовать стянувший горло ошейник!? 

Уйди ... Оставь меня ... Больно ... Душно ... Страшно. 

Куда же я от тебя!? Вылезать из этого дерьма будем вместе. А теперь забудь это все. 

Забудь на ближайшие полчаса. 

...

Мы снова будем танцевать, слышишь!? Снова! Забыв о том, кто мы. Наплевав на этот мир. 

Слышу. 

Ну, так идем!? 

Да. 

Тихий стук в дверь гримерки: 

- Госпожа Айтэ, ваш выход через пять минут. 

Последний взгляд в зеркало. Туманным зеркалом в глазах мелькнули затаившиеся чувства. Надменно-благосклонная улыбка укутала губы. Тихий вдох. Выдох. Завернуться плотно в темную мягкую накидку, укрывшую тело с головы до ног. 

- Госпожа Айтэ?.. 

- Иду. 

* * * 

Дэн откровенно скучал. Нет, конечно, были неплохие концертные номера, но вся эта нарочитая благотворительность, хвалебные речи, неприкрытая лесть и лизание задниц наскучило донельзя. И он уже окончательно решил расстаться с Алестой. Самого Дэна на этом банкете воспринимали либо как потенциального инвестора и безудержно льстили, либо как соперника по бизнесу и пытались выведать, какого черта он тут делает. Как истинного Шатарэ Дэна первое приводило в тихую ярость, а второе веселило. Пару раз он даже умудрился раскланяться с Сальске. Столкновение оставило после себя ощущение опасного бешеного зверя и жуткого холода. А Алеста была в восторге. Над ее предложением об интервью соблаговолили подумать. Только вот взгляд у этого воротилы бизнеса был уж излишне оценивающим. Так оценивают корову на скотобойне - сколько выйдет мяса. Дэн решил с помощью Росса узнать побольше об этом человеке. Лишняя информация не помешает. 

- Да перестань же ты спать! - Алеста возмущенно пихнула своего спутника в плечо. Тот встрепенулся и прислушался к тому, что вещал конферансье: 

- ... на несколько лет ушла со сцены. И пусть это уже не первое выступление после столь долгого отсутствия, но оно будет не менее фееричным, чем ранее. Дамы, господа. Шу Айтэ - "Ливень в Хардаге". 

За время вступительной речи небольшую, но достаточно просторную сцену успели освободить от всяческих стоек и микрофонов и застелили всю поверхность то ли черным, то ли темно-серым ковром. А затем убрали все освещение, и гости за столиками стали медленно затихать, укрытые мягкой и тяжелой лапой темноты. 

 Казалось, издалека зазвучали дробной перекличкой барабаны. Тихо, ненавязчиво, невозмутимо выводя свою неуловимую мелодию. Изредка разрываемую более громкими ударами, подпадающими под биение сердца. В глухом мраке сцены, следуя каждому глухому удару, неспешно зажглись, один за другим, с десяток золотисто-желтых огоньков. Мелодичная трель колокольчиков разорвала барабанную дробь, и, повинуясь разгоравшемуся свету прожектора, из света и теней соткалась фигурка танцовщицы. 

Было ли это танцем? Было ли это искусством? Вряд ли. Это была жизнь. Короткая как удар сердца. Неистовая, покоряющаяся, трепетно-сладкая, безумствующая. 

Изящные отточенные жесты. Небрежные шаги. Поворот головы. Изгиб тела, невозможный, сладостный. 

И каждое движение, каждый всплеск летящих одежд, сопровождается трелью колокольчиков, перезвоном бубенцов и шуршащим треском деревянных бусин, которыми расшито одеяние танцовщицы. Движение рождает музыку. Завораживающую. Дико-прекрасную. Нежную. Диссонансом рвущую барабанный рокот. И удивительно органично сплетающуюся с ним. Резкими щелчками отзываются браслеты на руках и ногах. Мимолетно вспыхнут бледным огнем пойманные софитами цепочки на головном уборе. Сладострастно вьется вокруг хрупкого тела невесомая ткань, ласкает кожу, вихрем рвется с рук. Смиряется у ног, когда танцовщица застывает статуэткой в немыслимой, потрясающей, завораживающей позе. Чтобы через мгновение сорваться и исчезнуть в сплетении теней, оставив после себя лишь шепчуще-мелодичный перелив украшений. 

Тайна. 

Восторг. 

Жажда ... 

Стихли барабаны. 

Замерла у самого края сцены сказка. 

Слегка склоненная на бок голова. Полузакрытые глаза. Нездешняя, неуловимая улыбка. Тело вытянуто в струну. И дрожат слегка пальцы рук, сложенные полураскрытым цветком. На уровне сердца. А потом тишина взрывается овациями. Еще мгновение, и укутанную в темную накидку невысокую фигурку уводят бережно со сцены. 

Дэн спасительным жестом опрокинул в себя бокал вина. Но расслабленности не наступило. Казалось, что сердце бросили в кипяток, а горло сжала чья-то когтистая лапа. Перед глазами все еще вспышками всплывала эта хрупкая невысокая фигурка, творящая экзотически-сладостный сон. И никак нельзя было забыть неестественно бледное запрокинутое лицо, покрытое бисеринками пота. Неземное. Отстраненное. Неуловимое. 

- Потрясающе! Если это выступление после долгого отсутствия на сцене, то как же она танцевала раньше!? - Алеста вся сияла восторгом. 

- Да уж ... возбуждает, - как-то растерянно отозвался Дэн. И тут же мысленно сплюнул. Что-что, а это слово мало отражало действительность. Точнее совсем не отражало. Смятение, восторг, боль - да, а вот возбуждение уже потом, как отзвук. 

- Ха, а если она окажется все-таки парнем? Неужели у тебя и на мужиков встает!? - журналистка снова начала язвить, и почему-то Дэна это задело. Черт, и когда она только успела стать такой раздражающей. 

- Ну, парень это или нет, ты сама сказала, доказать пытались и безрезультатно. И, в конце концов, а почему бы и нет? - Дэн задумчиво улыбнулся. Вспомнился Крис. Измученный любовью к Россу. И счастливый ею же. 

- Можешь ты хоть иногда думать головой, а не членом? - девушка решила перевести все в не очень удачную шутку. В глазах мелькнула легкая паника. Она переставала владеть ситуацией, и ей это не нравилось. Алеста не хотела упускать такой выгодный союз как Дэниж Лесто-ат-Шатарэ. А на грани подсознания мерцал заинтересованный взгляд Рэту Сальске. - Пойдем лучше попробуем пробраться за кулисы. Я видела, туда направился Сальске. Может мне повезет, и я получу двойное интервью. 

Но в гримерку они не пробились. Их даже не пустили за кулисы. Бесконечно вежливый конферансье, и группа поддержки в лице профессиональных мальчиков-бодигардов, только лучезарно скалился и обещал присутствие танцовщицы в зале, правда, недолгое присутствие. Журналистка выругалась, улыбнулась не менее сияюще и вернулась к столику. 

* * * 

Снимаю аккуратно грим и разглядываю себя. То, чем я выгляжу. 

Красивое лицо. И неживое. Не мое. Только глаза мои. Усталые. С затухающим восторгом. 

Потрясающе. 

Незабываемо. 

Как чистейшая доза наркоты после пережитой ломки, после лечения и забвения. 

Вновь рухнуть в 73;ушующее море музыки, движения, страсти ... танца. Забыть себя, забыть реальность. танцевать. До изнеможения. До болезненной дрожи мышц. 

Плотное хлопковое трико промокло насквозь и неприятно липло и холодило теперь кожу. Но переодеться не успеваю. 

Дважды резкими щелчками дрогнула дверь. Прохладные ладони по-хозяйски легли на предплечья. Небрежной лаской скользнули вверх. Сомкнулись на шее, большими пальцами лаская позвонки. 

 - Ты молодец. Я наблюдал за этим сбродом, - тихий смешок, презрительный и самодовольный, тонет в моих волосах, острые зубы ласкают мочку уха. - Они все хотят тебя. Ненавидят, восхищаются, боготворят, завидуют ... и все хотят тебя. 

Знаю, что сейчас за этим последует. Рэту не терпится подразнить толпу. Мной подразнить. И заодно напомнить мне, что я себе не принадлежу. Я его вещь. Собственность. 

В одном из редких своих приступов отеческой доброты он свел почти все шрамы с моей кожи. Оставив, по его словам, самые красивые. Для меня - самые памятные.

- Я себя плохо чувствую. Долго так не выдержу, - слабо улыбаюсь и разглядываю синеву под глазами. Кожа неприятно зудит. 

- Не волнуйся. Побеседуем кое с кем, не больше получаса. А потом Томас тебя отвезет, - прохладные губы касаются горла,  ловят биение пульса. - Я люблю тебя, радость моя. 

- Спасибо, Рэту. 

Поймать в зеркале тень внимательного хищного взгляда. Улыбнуться устало, ласково. Стук в дверь. Подобострастный голос управляющего. Шаги Рэту почти неслышные, только скрип двери, и удаляющееся гудение голосов. С болезненным усилием давлю нервную дрожь. 

Прекрати! 

Не могу ... бо-о-ольно ... 

Ну пожалуйста. Ты же у нас молодец. Он не увидел, как тебе больно. Ну же! 

Он чувствует. Ему нравится делать мне больно ... 

Успокойся! Все хорошо. Мы стали сильнее, слышишь, сильнее! Мы вырвемся. Обязательно! 

Мне страшно ... 

Все хорошо. Будь сильнее. Ты можешь. Всего полчаса. А потом поедем домой. 

Хорошо ... 

Содрать с себя трико. Обтереться горячим влажным полотенцем. Осторожно протереть лицо, касаясь еле-еле. Кожа стала болезненно чувствительной. Кажется, что втыкаю в себя иголки. Переодеться. Вдохнуть. Выдохнуть. Натянуть на лицо холодную, вежливо улыбающуюся маску. Распахнуть дверь. 

* * * 

Когда Алеста подхватила Дэна за руку и потянула в сторону небольшой группки людей, что образовалась вокруг Сальске и Шу Айтэ, тому показалось, что с каждым шагом он входит в ледяную воду. А как только его взгляд натолкнулся на холодно-вежливую улыбку танцовщицы. Шатарэ ощутил, как острые края льдинок царапают кожу и пробираются в легкие. Ему хотелось высказать ... девушке свое восхищение, сказать хоть что-то умное, приятное. Но вместо этого, он обменялся с ней и Сальске приветствиями и завязал разговор с одним из банкиров, предоставив поле боя журналистке. И все время бросал жадные косые взгляды на танцовщицу. И не мог не вслушиваться в ее редкие тихие ответы на вопросы Алесты. 

 Не смотря на подновленный грим и несколько минут отдыха, Шу Айтэ была бледна. Какой-то лихорадочной бледностью. Дэн заметил синие тени под глазами, обещавшие стать еще глубже. Одна рука, мраморно-белая с тихо позвякивающим серебряным браслетом, твердо держала бокал, иногда поднося его к равнодушно улыбающимся бледным губам. А вот вторая, она испуганной птицей вздрагивала, когда к танцовщице с любящей улыбкой прикасался Сальске. 

На середине беседы Шу Айтэ вдруг, почти незаметно, покачнулась, закусила губу и робко притронулась к плечу Сальске. Выслушав пару тихих фраз, тот недовольно нахмурился, но потом кивнул, соглашаясь. Танцовщица вежливо попрощалась, улыбка стала несколько более естественной, и, подобрав шлейф платья, ушла обратно за кулисы. Внимательно оглядев банкетный зал и сцену, Дэн решил проследовать за ней. Алеста увлеченно дискутировала с Сальске, не забывая одаривать его очаровывающими улыбками. Суровых и вежливых охранников тоже не было заметно. Можно было рискнуть. Уж очень хотелось задать пару вопросов этой ... этому загадочному существу. 

* * * 

Захлопнув дверь в гримерку, сгибаюсь, почти касаясь головой паркетного пола. Стараюсь не взвыть в голос. Больно. Больно-то как. Почти забытая боль возвращается с чуть ли не удесятеренной силой. За что!? Зачем мне это ... Заставляю себя дышать. Проталкиваю воздух в стиснутые болью легкие. Сжимаю кулаки - пальцы дрожат. Кожа зудит до такой степени, что хочется ее с себя стянуть, содрать, немедленно. Разгибаюсь. Вроде бы приступ снова прошел. 

Медленно. Как пьяная черепаха хожу по комнате, чтобы ни одно неловкое движение не пробудило вновь спазмы. Переодеваюсь. В свою привычную одежду. К чертям собачьим все эти платья. Собираю все вещи в кучу и запихиваю в сумку. Плевать, все равно потом разберут, постирают, а то и просто выбросят. Один из чертовых пунктиков Рэту - чистота. 

 Взять сумку. Обхватить руками, прижать к груди, как будто этот жест может спасти или защитить. Неловким движением, попытки с третьей, потушить свет и открыть дверь. 

И тихо, почти беззвучно подвывая, сползти, цепляясь спиной за шершавую штукатурку, вниз по стене. Ловя воздух губами. Не видя ничего за пеленой слез. Растворяясь в спасительной глухой темноте. Ползти к ней, содрогаясь, оставляя ошметки себя по пути. 

 * * *

Просторная светлая комната. Высокие потолки. Стены расписаны яркими цветочными мотивами, кажется, что это не комната, а маленький островок, полянка, среди бушующего красками и зеленью сада. В комнате много игрушек, низкие столики уставлены блюдами с фруктами и сладостями. 

Окон нет. Только две двери. Одна ведет в другие, похожие комнаты. Другая заперта. 

Два ребенка в комнате. Похожих друг на друга невероятно. Внешне. Но не характерами. 

Один истошно рыдает, испуганно сопя и размазывая по личику слезы. 

Другой за что-то отчитывает его, сердито хмуря брови, дергая близняшку за одежду или взъерошенные светлые волосы. Но тот не унимается, начиная уже тихо икать. 

Сердитый ребенок наконец-то смиряется с невозможностью убедить в чем-то плаксу и пытается теперь уже его развеселить и успокоить. Через некоторое время рыдания стихают. 

Долгое время дети играют. Обсуждают что-то, такие серьезные, с опаской поглядывая на закрытую дверь. 

Тихий скрежет ключа в замке заставляет их броситься друг другу в объятья. Близнецы пытаются стиснуть друг друга с недетской силой, слиться друг с другом. 

И две пары глаз, испуганные и преисполненные невероятной решимостью, настороженно смотрят на открывающуюся дверь. 

 * * *

Вернись! 

Черт бы тебя побрал, вернись!!! Не смей сдаваться. Ты же сильнее его! 

Не могу ... больно ... Страшно ... Он смотрит. Он скоро убьет меня. 

Ты сильнее! 

Нет... 

Да! Ты сильнее! Эта тварь до сих пор не сломила тебя. Неужели ты не видишь ... 

Нет ... Я боюсь ... Мне плохо ... 

Я с тобой. Я здесь. Ты чувствуешь меня!? 

... да ... 

Мы поможем тебе. 

Мы? ... 

Тебя нашел твой воин. 

Воин? ... Кто это? Зачем? Где? 

Я объясню, только не сейчас. Сейчас тебе надо вернуться. 

Я попытаюсь. 

Молодец. А теперь повторяй за мной - "Кьялла шуа ..." 

Что это? 

Просто повторяй, потом поймешь ... 

* * * 

Увидев маленькую фигурку, в судорогах сползающую по стене, Дэн яростно ругнулся и рванулся вперед, подхватывая ее на руки. Хрупкое, не особо тяжелое тело, казалось, было свито не из мышц, а стальных канатов. Удерживать танцовщицу, не дать ей упасть или выгнуться так, что лопнет позвоночник, не выдержав давления, - это стало той еще задачкой. 

Пытаясь распрямить сведенное судорогой тело девушки, он вглядывался в бледное до синевы запрокинутое лицо, в невидящие глаза, где за пеленой непрерывно текущих слез плавилась и кипела боль. В закушенные побелевшие губы и, ярким болезненным контрастом, струйку крови на подбородке. 

И самое страшное было то, что танцовщица не издавала ни звука, ни стона. 

- Вам лучше убрать свои руки, господин, если не хотите их лишиться, - негромкий голос, преисполненный вежливости и невесомое касание к плечу. - И лучше было бы, если вы уйдете. И забудете все, что видели. 

- Ей нужна помощь, врач. Немедленно! - зло огрызнулся Дэн, бросив взгляд на говорящего и снова вглядываясь в неуловимые черты Шу Айтэ. Нежно утирая с ее щеки слезы. - Ты что ли мне руки отрывать будешь? 

- Мог бы и я, но мне моя работа и жизнь дорога, так что беседовать с тобой будет господин Сальске, - неброский, но тщательно подогнанный по спортивной фигуре костюм, простоватая не запоминающаяся внешность, с намеком на восточную кровь. 

Подошедший явно был телохранителем высокого класса, и не намного старше Дэна. Он разительно отличался от тех шкафоподобных мальчиков, что стерегли вход за кулисы, или нарочито выставлявших свое присутствие телохранителей Сальске. Мужчина невозмутимо проигнорировал язвительный выпад Дэна, умело и привычно укутывая танцовщицу в шерстяной плед и готовя инъекционный шприц. Дэну ничего другого не оставалось, как помогать. 

- Это не наркотическая ломка, - тихо откликнулся телохранитель на полный отвращения взгляд, брошенный на опустевший инъектор. Сведенное судорогой маленькое тело медленно расслаблялось. Опустились веки, скрывая глаза цвета штормового моря. Последовал тихий, похожий на всхлип вздох. 

- А что? 

- Вам это знать не нужно. Вас вообще не должно было быть здесь ... - мужчина закинул на плечо сумку, оброненную танцовщицей, и бережно взял ее на руки. Теперь она только дрожала мелкой дрожью, тихо постанывая, всхлипывая и часто дыша. Хрипло запинаясь проговаривала какие-то странные певучие фразы. 

-   Т ... То ... мас!? - тонкая рука слепо поднялась, несмело обследуя лицо телохранителя. 

-   Тише. У тебя снова был приступ. Не дергайся. 

- Томас ... отвези меня домой, пожалуйста ... 

Дэн долго стоял в коридоре, все еще ощущая с силой удерживаемое извивающееся тело. Пытаясь запомнить черты лица. Сжимая в руке шелковый шейный платок, что танцовщица сорвала с себя, царапая горло. Слыша хриплый болезненный шепот: 

- " Кьялла шуа мин ..." 

* * * 

- "... аристэль дож", - проговорил Крис. 

- Как ты сказал!? - вскинулся Дэн ошпаренным котом. Крис с удовольствием повторил фразу, понравившуюся ему своей напевностью. Росс бросил поверх деловых бумаг заинтересованный взгляд на брата. 

- Где ты это слышал!? - Дэн жадно вгляделся в Криса. Юноша неуверенно вздохнул и покосился на Росса. Тот улыбнулся. 

- Не слышал. Прочел. Сейчас. - Крис немного приподнял лежащий на коленях тяжелый большой альбом с репродукциями. - Название такое. А сама фотография просто потрясающая. 

- Дай посмотреть, - Дэн обрушился рядом, на испуганно прогнувшийся диван. 

Подошел и Росс, настолько заинтересованный, что смог оторваться от работы. Сел с другой стороны и притянул Криса к себе поближе, обняв за талию и переложив громоздкий альбом к себе на колени. Юноша развалился на плече любимого довольной лягушкой и; провел пальцем по изображению. 

 Фотография пролета моста. 

Похоже, это был один из главных мостов Арле, крупнейшего финансового мегаполиса Континента. 

Раннее утро. После ночного дождя - матово-черное полотно автострады влажно поблескивает. Пространство за мостом затянуто молочно-белым туманом, его тягучие волны пытающиеся излиться, поглотить мост, незаметно переходят в облака, расцвеченные восходящим солнцем в золотистые, лилово-розовые и оранжевые тона. Создается такое ощущение, что ничего кроме этого куска моста в мире не существует. Что этот пролет вообще вне мира. 

И на самой грани четкого видения и туманного моря, словно укутанная в легкую газовую ткань, скрадывающую черты, гибкая невысокая мальчишеская, фигурка. 

Помолчав некоторое время, вновь вбирая в себя изображение, Крис тихо вздохнул и стал читать аннотацию к фотографии: 

- " ... фотограф продолжает следовать выбранному стилю своей новой серии работ, используя в названиях "долен" - один из древнейших языков, реконструируемый по археологическим изысканиям. Название данной работы повторяет фрагмент фразы, найденной при раскопках в заброшенных глиняных карьерах на западе Континента. Фразу можно перевести как "ищи меня на крае мира" либо "дождись меня на радуге". 

Shu A"esh A"enn Kaa