Аннотация: Грустное. Но - смерть, которая знаменует конец старого и начало нового - всегда грустна. Но, этто произведение - в круге САТ ТАРО относится не к карте "Смерть", не к карте "Башня", а ,как ни странно, к карте "Дурак" или "Шут".
1
Тени. Их так много вокруг. Они кружатся в безмолвном танце, отплясывают бешеную свистопляску. Сумрачные тени былых кошмаров. Всего лишь одно мгновение - и все закончится.
Я стою на краю балкона, смотрю вниз. Осталось сделать шаг, и все. Полет, удар. И все. Конец. Алис. Пустота. Я вздыхаю, смотрю вниз еще раз. Слезы застилают глаза. Я же не умею плакать! Вот ведь как бывает... на душе кошки скребут. Муторно и обидно до боли, что все закончится именно так. Глупо? Может быть. Только по-другому уже не выйдет. Набраться смелости, закрыть глаза. Хорошо. Осталась самая малость - короткий шаг. Один маленький шажок, и все.
Я слышу как шумят поредевшие кроны, этот звук перебивает даже музыку, что играет в комнате. Гремящие гитары, брутальные аккорды. Вот уж эта страсть к дешевым спецэффектам, и из жизни уходить не как-нибудь, а под адскую смесь из коммерческого Evanescence и брутального Obituary! Я решил про себя, что как только заиграет Back from the dead, я сделаю шаг в пустоту.
А пока песни в Винампе сменяют одна другую, я стою на краю балкона, и смотрю вниз. Со стороны кажется, что я просто слушаю музыку, и думаю о своем. На самом же деле я прощаюсь с миром, готовясь обрести свободу. Колонки разрываются от воплей Джона Терди, он поет что-то о смерти при свете, но мне плевать. Там стоит свободный выбор, и как только палец судьбы ткнет в нужный трек, все. Бай-бай детки, прости-пока.
Я улыбнулся про себя, представляя заголовки в газетах. Хотя, вряд ли они появятся. Подумаешь! Какой-то депрессивный придурок обслушавшись тяжеляка выпал из окна. Люди скажут: наверное, он был обкуреный или что-то в том же роде. Они скажут: это все влияние той сатанинской музыки. Они скажут: совсем ум за разум заходит у этой молодежи.
Песня заканчивается, начинает играть следующая. Это Antichrisis. Хорошо, значит еще несколько минут у нас есть. Отлично! Достаю из кармана сигареты, затягиваюсь, выпускаю дым. Город шумит внизу, такой же как и вчера. И завтра будет таким же, только безобразное пятно на асфальте напомнит о рядовой трагедии.
Странно, но мало кто задумывается о том, что люди умирают каждый день. Сердечный приступ. Рак. Спид. Двухсторонняя пневмония. Автокатастрофа. Пожар.
Самоубийство.
Кто-то наглотается таблеток, кто-то будет вдыхать газ, кто-то по старинке запихнет голову в петлю.
Кто-то выбросится с балкона.
Я бросаю окурок вниз, слежу за его полетом, и отстранено думаю, что через пару минут мне предстоит лететь вслед за ним. Но это уже не пугает. Мне все равно.
Песня снова меняется. Теперь это Несчастный Случай. Я шепчу слова песни и гоню прочь воспоминания. Слишком много личного. Не к месту. Вдыхаю холодный воздух, пропахший сухими листьями, прелым асфальтом и осенью. Поглощаю последние ноты.
Снова меняется песня, и снова это Несчастный Случай. Я истерически смеюсь. Боль разрывает грудь, выпрыгивает наружу. Черт, думаю я. Не нужно. Не сейчас. А то несчастный случай случится раньше времени. Я просто прыгну вниз не дожидаясь своего выхода. А этого я боялся больше всего. Шоу, - говорю я - вся наша жизнь только затяжное шоу.
Рядом на балкон выходит сосед. Он кричит мне:
- Сделай музыку тише
- Что? - кричу я в ответ.
- Мне в ночь на работу!
Я говорю ему:
- Не слышу! Музыка громко играет, не слышно ни черта!
Сосед плюет вниз и уходит. А я пою во весь голос. И тени кружатся перед моим взором. "Это все пародия на вечность!..".
Снова меняется песня, и снова это Несчастный Случай. Собачий вальс, и тени кружатся в ритм музыке.
Музыка играет громко, но я слышу шум на крыше. Поднимаю голову, и вижу девушку. Черные волосы, голубые глаза. Она подходит к краю, и с опаской смотрит вниз.
Я говорю ей:
- Эй, ты чего там делаешь? Так близко к краю не подходи, опасно. Все-таки двадцать четвертый этаж.
Она говорит, что ее это не пугает. И вообще, может быть, она хочет броситься вниз. Свести счеты с жизнью. Разбиться. И вообще, это ее личное дело, что она хочет сделать. И мне не следует совать в это нос.
Песня сменяется. Теперь это Лакримоза. Отлично!
Я говорю:
- Тогда спускайся ко мне. Прыгнем вместе.
Она говорит: ты придурок. Она говорит: ты ничего не понимаешь.
Я говорю - это будет наш маленький клуб самоубийц. Русская рулетка. Когда заиграет нужная песня, все закончится. А пока можно и кофе попить... у меня даже чайник горячий есть. Только ей следует поторопиться, пока не заиграла моя кода.
С неба начинает срываться дождь.
Мерзкие, колючие капли.
Холодный ноябрь.
Она говорит: ты прикалываешься? Я говорю: Не хочешь, как хочешь. Она говорит: хорошо, я спускаюсь. Я дожидаюсь звонка в дверь, и наливаю кофе в две большие чашки. Звонок в дверь. Я открываю, и говорю:
- Тебе сахару ложку или две?
Она говорит: я сошел с ума. Она пожимает плечами. Она спрашивает: зачем этот цирк? Она говорит: мне полторы ложки на большую чашку. Она идет на балкон. В колонках Несчастный Случай. Я выношу чашки под дождь, и она кивает мне. Улыбки на губах нет. Она говорит: мы сошли с ума. Она говорит: меня зовут Вероника. Она берет чашку, и смотрит на дождь.
Она спрашивает: чего жду я.
Я говорю: финальной песни.
Она спрашивает что это за песня?
Колонки взрываются гитарным громом. Сердце вздрагивает, но это не конец. В колонках Emperor, Inno a Satana. Вероника морщится. Она говорит: какая гадость. Она пьет кофе. Я слушаю музыку.
Я говорю: услышишь. Она молчит. Дождь становится больше. Я говорю: может, спрячемся? Она смеется, и говорит: Ты боишься схватить пневмонию? Ты боишься простыть? Тебя это сейчас беспокоит?
Она спрашивает: Почему?
Я говорю: тебе не понять.
Мокрая одежда липнет к телу.
Я допиваю кофе, и бросаю чашку вниз. Сосуд падает, и разбивается об асфальт на тысячу мелких осколков. Символично, думаю я. Как вся моя жизнь. На сотню мелких белых осколков.
В колонки вползает Дрантий. Вероника говорит: красиво. Я киваю. Дождь беспощадно поливает нашу печаль, и она становится общей. Одной на двоих. Я вдруг ловлю себя на мысли, что следующая песня может оказаться моей...
Я говорю: а что случилось у тебя?
Она вздыхает. Колонки переключаются на Evanescence. Она говорит: мне нравится эта песня. Я говорю: мне тоже.
Она молчит, и допивает кофе. Ее чашка тоже летит вниз. Удар. Брызги белых осколков. Да, чашки мне не понадобятся, - думаю я. Вероника говорит: мне холодно.
Я говорю, - давай подождем в комнате? Она говорит: давай. Она говорит: я сначала хотела наглотаться таблеток. Или броситься под машину. Или вскрыть вены в ванной. Или утонуть в реке.
Винамп исторгает Mayhem, Жизнь Вечна. Вероника не замечает этого. Она дрожит. Я делаю ей еще одну чашку кофе.
За окном идет дождь.
Она говорит: зачем? Она говорит: это нелепо. Она говорит: это бегство от проблем. Она говорит: это признание собственной слабости. Она пьет кофе, не замечая нескольких капель вина, что я туда добавил. Она говорит, я глупец. Она говорит: тебе рано умирать. Я говорю совершенно верно. Моя песенка еще не заиграла. С песней по жизни....
Пока смерть не разлучит нас.
Вероника пьет кофе, и мы молчим.
В колонках Агата Кристи.
Мы молчим.
Children of Bodom
Мы молчим.
Queen.
Мы молчим.
Deep Purple
Вероника молчит. Я говорю, что эту песню писали глядя на дым от пожара, который стелился над водой. Я говорю, что у Френка Заппы на концерте кто-то пальнул из ракетницы, и загорелась крыша. Я говорю: Такие вот дела. Вероника говорит: я не смогу покончить жизнь самоубийством. Я говорю, что гитарист сначала не хотел называть песню "Дым над водой", потому что название напоминало песню о наркотиках. Вероника говорит, что если я прыгну в дождь, то просто проскользну сквозь измерения. Я говорю: ты сошла с ума.
В колонках играет Ария.
Она говорит: это ты сошел с ума. Она говорит: это самый простой способ ускользнуть из этого места, потому что во время дождя связь между мирами размывается.
Black Sabbath.
Она говорит о том, что мое место не здесь, и умирать мне нельзя. Я слушаю ее в пол-уха, и делаю кофе. Потом мы сидим молча, слушаем музыку, отхлебываем из чашки напиток.
Tiamat
Арефьева.
Автограф.
Ария, Him, Childermas.
Она говорит: у тебя нет выбора.
Я говорю: посмотрим.
Она говорит: нет смысла прыгать.
Я говорю: посмотрим.
Она говорит: сегодня особенный день. Я спрашиваю: какой? Она говорит: Армагеддон.
В колонках Несчастный Случай.
Я говорю: все решено.
Она говорит: я знаю. Она говорит: когда растворяются покровы реальности, люди сходят с ума. Она говорит: потом они уходят в клоаку. Я спрашиваю: куда? Вероника молчит, вслушиваясь в слова.
Час пробил.
Obituary. Back from the dead.
Я говорю: Мне пора. Я выбрасываю чашку в окно. Окно разбивается вдребезги. За окном шумит дождь.
Она говорит: у тебя еще есть пара минут. Смотри.
Я выхожу на балкон. Сосед в одних трусах тоже выходит под дождь. Переползает через перила, и молча бросается вниз. Мимо меня проносится молчаливое тело - кто-то сиганул с крыши. Из окон и балконов появляются люди, которые прыгают на асфальт. Навстречу смерти. Молча. Я перегибаюсь через перила, и не вижу крови, не вижу тел. Все исчезли.
Вероника говорит: Они сошли с ума. Она говорит: их позвал голос Клоаки. Я смеюсь. Она говорит: я тоже безумен, но не так, как все. Я пою вместе с Терди, перелезаю через балкон. Она говорит: подожди. Она говорит: мы прыгнем вместе. Мы держимся за руки, и бросаемся в дождь.
2
Алое небо над головой. Ветер, холод, колючая земля под ногами. Холодное пламя вокруг. Все вокруг объято пламенем, которое не обжигает. Вероника рядом смотрит на окружающую нас действительность. Ее рука в моей ладони расслаблена, на лице блуждает задумчивое выражение. Я шумно вздыхаю. Место ужасно похоже на ад. Наверное, мы все-таки разбились. И только тело мое все еще продолжало жить.
Вероника смеется серебристым переливчатым смехом, и от этого звука холодное пламя трепещет в безвкусном воздухе. Она говорит - все прошло успешно. До земли долететь мы не успели. Я говорю: мы даже не ушиблись. Она говорит, что складки пространства задержали падение.
Мы идем по мощеной костью дорожке. Из огня ухмыляются бестелесные лики, но Вероника не обращает на них внимания. Я стараюсь поступать так же. В конце концов, это место не похоже ни на что из виденного мною раньше. Впереди черная громадина здания. В окнах пляшет все то же пламя, что и везде. Мне кажется, что скоро и мы тоже будем гореть этим морозным огнем.
Я спрашиваю: что это за место?
Она отвечает: Клоака.
Вероника говорит:
- Это изнанка мироздания. Его сливной бачок. Фильтр. Место отсева ненужных сущностей. Сердце хаоса. Темная сторона реальности.
Я говорю:
- Здесь достаточно светло.
- Здесь даже тьма светится, - говорит она.
Мы подходим к зданию. Вероника громко кричит. Огоньки пламени трепещут в ее голосе. Ветер развевает волосы, сбрасывает пряди с лица. Я вдыхаю его, этот ветер. Он пахнет высохшими листьями и забытым счастьем.
Вероника говорит:
- В этом месте может случиться все.
Небо взрывается музыкой. Капают холодные капли. Начинается дождь. Я узнаю музыку - Рамштайн.
Из здания выходит человек. Нескладная фигура, нелепый шарф на шее, блуждающий взгляд. Вероника говорит: Его зовут Найл. Она говорит: Найл здесь главный. Она говорит: он как Люцифер в аду.
В небе играет Рамштайн. Я узнаю песню. Это Эйнжел.
Найл говорит: я так рад видеть Вас, госпожа! И вашего спутника тоже. Найл говорит: пройдемте в дом, там расскажете в чем дело. Дверь закрывается. Музыка смолкает.
Госпожа?
Девушка, кто же ты такая на самом деле? До меня начинает потихоньку доходить, что все вовсе не так, как кажется на самом деле.
Мы поднимаемся по каменной лестнице. Внутреннее убранство коридора освещается все тем же холодным пламенем, что пляшет на концах факелов. Найл уверенно шагает вперед, и я иду вслед за ними в надежде, что скоро все прояснится. Факелы шепчут в темноте, и я узнаю мелодию. Неужели, Тиамат?
Тяжелая дубовая дверь, за ней - уютная комната. Найл улыбается мне.
Он говорит:
- Присаживайтесь.
Его нескладная фигура выделяется силуэтом на фоне окна. За окном бушует пламя, и комната освещается этим апокалиптическим светом. Я опускаюсь в огромное кресло, обитое мягкой ворсистой кожей. Кресло обнимает мое тело, и я откидываюсь на его спинку. Вероника делает то же. Найл улыбается, открывает бар на стене и достает пузатую бутылку.
Он говорит:
- Надеюсь, вы не откажитесь составить мне компанию? Честно говоря, ужасно не люблю напиваться сам!
Вероника интересуется: неужели к бедному Найлу никто не наведывался в гости? Найл кивает - разве что несколько вечностей назад заглядывал Неоновый Рыцарь. Вероника кивает. Я интересуюсь: кто такой Неоновый Рыцарь?
Вероника говорит: у вас будет возможность познакомиться с ним поближе. Найл кивает. Он говорит: Неоновый рыцарь чертовски забавный человек. Это смешно звучит в его устах - "чертовски". Потому что сам Найл страшно напоминает черта.
Тринадцатый чертенок.
Найл говорит:
- Какими ветрами вас сюда занесло?
Он наливает вино в хрустальные бокалы, подает один Веронике, другой мне. За окном звучит пятая симфония Бетховена. Я вдыхаю аромат напитка. Никогда не понимал в винах, но сейчас сознание подбрасывает мне составляющие букета. Я хмыкаю, и отпиваю глоток. Вероника следует моему примеру. Терпкая волна накатывает феерией вкусовых ощущений, Вероника морщится от удовольствия. Она говорит:
- Найл, ты превосходный знаток вин.
- О, вы мне льстите, - он перемещается к окну, и смотрит на огромную площадь, залитую огнем. Полосы пламени рисуют странный узор, словно хотят что-то сказать.
- Нам нужна инициация говорит Вероника, глотая вино.
Найл кивает, и выплескивает остатки вина в окно. Капли собираются в один комок и превращаются в огненную птицу, которая делает несколько взмахов крыльями, и садится на рукав Найлу.
За окном - "Love me Tender" Элвиса Пресли.
Найл берет бутылку, и снова разливает по стаканам. Я спрашиваю: где делали это вино? Найл отвечает: в лете. Я думаю про себя - неудивительно, ведь основную долю букета занимают одуванчики! Вино из одуванчиков несет в себе осколки самого настоящего лета.
Я спрашиваю: а что такое Клоака?
Найл говорит: Свалка миров. Котел, порождающий мироздание. Он говорит: отсюда вышло все, и сюда все вернется. Вот, как вы, к примеру. Я говорю: значит, мы все же разбились? Он говорит: нет. Он говорит: вы проскользнули между измерений. Но путь у вас был один.
Вероника говорит:
- Нам скоро нужно отбыть.
Найл говорит:
- Я знаю.
Я спрашиваю: куда?
Вероника отвечает: Домой.
3
Вокруг - холодный огонь. Огненное небо. Музыка, которая льется сверху. Теперь это Guns"n"roses. Я вдыхаю запах пустоты. Найл так объяснил - это - пустота. Настоящая пустота. Если я смогу победить ее, значит инициация состоится. Я спросил: что такое инициация? Он ответил: это обретение себя. Я сказал6 но вот же он я, здесь.
Найл рассмеялся:
- В том-то и дело, что здесь. Сможешь собрать себя на части, значит инициация завершена.
Я спросил: как долго можно разыскивать себя?
- Можешь даже не спешить, - ответил он, - у тебя в запасе целая вечность.
Я шел по лабиринту огненного безумия. Найл остался в башне. Вероника тоже - она сказала, что хочет поговорить с Найлом о чем-то важном. Я же отправился на охоту. Самая странная охота - когда ты одновременно охотник и дичь.
Я бреду по пустынному саду, объятому пламенем. Мне холодно, я кутаюсь в плащ, который мне предложил Найл. Он советовал взять с собой еще и шарф, но я отказался. Обойдусь как-нибудь. Уж не хочется быть похожим на пугало!
Итак, я бреду по пустынному парку, даже не представляя, что мне делать. Иду до тех пор. Пока на встречу мне не выходит человек. вполне нормальный парень в джинсах, и все было бы нормально, если бы в его глазах не трепетали блеклые искорки пламени. Фантом. Точно, мне и Найл говорил о том, что я могу встретить фантома, порожденного Пустотой Холодного Пламени
Небо извергает поток звуков, в котором угадывается Rollsng Stones.
Небо поет голосом Мика Джаггера. Фантом подходит ко мне и улыбается.
- Привет, - дружелюбно говорю я.
- Привет, - эхом отзывается фантом.
- Хорошая погода, - говорю я, не зная что говорить. Мгновение спустя понимаю, насколько глупо эта фраза звучит здесь.
- Здесь всегда такая погода, - отвечает незнакомец, и смеется. Его переливчатый смех трепещет в холодном огне.
Я спрашиваю у него: кто ты?
Он отвечает: Никто. Ноль. Начало.
Я спрашиваю: ты тоже ищешь себя?
Он говорит: я давно нашел себя. Он говорит: я и есть я. Он говорит: я первопричина создания всего сущего. Он говорит: а ты что, ищешь себя? Тогда ты глуп.
Я смеюсь. Я говорю: мне сказали, что мне необходимо достичь целостности. Фантом смеется в ответ, и говорит: Если ты хочешь стать собой, то ты должен сначала стать Пустотой. Ветром. Дураком. Он смеется, и медленно растворяется в воздухе, превращаясь в легкое дуновение. Пламя трепещет и кивает в такт музыке, льющейся с неба.
Я говорю ему вслед: но что мне делать?
Он шепчет в ответ: ты слишком много говоришь. Молчание - золото. Стань Молчанием, Пустотой, заполни себя ею, зажги в себе свет. Иначе ты можешь пройти мимо себя, и не заметить.
Но как это сделать? - вопрошаю я.
Молчание.
Тишина.
Только небо взрывается громом гитарных аккордов. Я не узнаю песню, но гитары стремительны и агрессивны, гремучий звук обрушивается сверху, сметая все на своем пути. Пламя хаотично расплескивается по равнине, и я с трудом избегаю встречи с ним. Я бегу, но понимаю бессмысленность этого шага. Куда бежать? Я не знаю. Но бегу.
Кажется, небо рушится на землю. Но потом понимаю - нет. Оно уже давно рухнуло, в этом мире апокалипсис, пожалуй, случился. А, может быть, вестники апокалипсиса родом именно отсюда?
Я бегу, падаю, поднимаюсь, снова падаю и больше не двигаюсь. Просто слежу за игрой языков холодного пламени, а небо грозит рассыпаться дождем. Интересно, это будет дождь из серы?
Пламя успокаивается. Оно близко, оно обжигает холодом. В его потрескивании я узнаю новую мелодию. Don"t cry группы Guns"n"Roses. Почему-то это меня ни капельки не удивляет. Я поднимаюсь на колени, смотрю вперед. Но передо мной только стена ледяного огня.
Я смотрю в нее, на безумие крохотных искр, на трепетание язычков, на танец теней под безумным небом.
Я вижу, как огонь обретает форму, и там, в глубине пламени я вижу себя.
Я хохочу как безумец, и тот, другой я, тоже хохочет там, в пламени. Он говорит мне: ну, привет дружище. Он говорит: ты не ждал увидеть меня. Я говорю:
- Почему же? Что-то вроде этого я и ждал увидеть.
- Отлично, - говорю я в пламени, у нас есть о чем потолковать.
Я говорю:
- Наверное.
Я говорю:
- Ведь ты это я?
Я говорю: вот и посчастливилось нам с тобой встретиться?
В небе Несчастный Случай. В который раз?
Я, который в огне, говорит: нам давно нужно поговорить. Он делает шаг ко мне, но из огня не выходит. Он говорит: убийца. Я киваю - точно. Убийца себя. Он смеется, и крутит пальцем у виска. Он говорит: убийца!
Он бросается на меня, он неволен выйти из пламени, но я делаю шаг назад и падаю.
Небо исторгает новую песню.
4
В наушниках, повисших на шее, играет музыка. Что-то жесткое, тяжелое, брутальное. Рычащее и ухающее низкими частотами.
Я стою на лестничной площадке. На стенах - матерные надписи. Серый бетон ступеней. Мир почему-то вообще видится в черно-белых красках. Только ярко-красный выделяется на фоне всеобщей серости. Цвет крови. И еще - цвет губ. Цвет ее губ. Он алый до ядовитости, кажется, что кто-то до упора накрутил ручку насыщенности, но цвета так и не проявились. Кроме алого.
Она громко кричит, ее голос вплетается в гремящую музыку. Ты киваешь. Действительно. Да! Так и есть... Почему-то перечить Ей не хочется. Она размахивает руками. Она отчаянно жестикулирует. Она говорит гадости.
Кивок. Ты права. Нет, она не может остановиться. Ее эмоции выплескиваются наружу. Я говорю: успокойся. Я говорю: заткни рот, а? Я говорю: дай хоть слово вставить. Она говорит, что я подонок. Она говорит, что была обо мне лучшего мнения. Она говорит, что я не стою и ноготка ее мизинца. Я говорю: я тебя люблю! Я говорю: иди на фиг, дорогая! Я говорю: ну и что, что меня не было несколько месяцев? Я говорю: так получилось. Я вру: у меня не было других девушек все это время. Она чувствует ложь.
Я говорю: я не собирался оставлять тебя одну. Я вру: я вовсе не спал с твоей подругой. Я говорю: она врет тебе. Я говорю: а что ты делала все это время? Я говорю: может быть, ты сама где-то гуляла? С кем?!
Я слышу шлепок пощечины. Резкая боль говорит мне о том, что били меня. Я говорю: не позволю, чтобы какая-то соска била меня. я говорю: не делай этого больше. Я говорю: пожалеешь, стерва. Я вне себя. Я в гневе. Я не контролирую свои действия. Я ругаюсь матом. Она кричит, и вцепляется в мою куртку. Я отрываю ее руки, заламываю их, она опускается на заплеванный пол площадки. Я говорю: проси прощения!
Она говорит: пошел к черту!
Ах, так! Я рывком поднимаю ее на ноги, и толкаю. Она делает шаг назад, оступается, и падает. Медленно. Словно в кино, заваливается на ступени, бьется затылком, переворачивается, катится вниз. Я бегу вслед, и пинаю ногой ее тело. Пинаю грудь, бедра, живот.
Живот.
Внезапно пелена ненависти сползает, и я понимаю что произошло! Я опускаюсь рядом, и пытаюсь привести ее в чувство. Я достаю мобильник, и вызываю скорую. Я вытираю кровь с ее лица. На моих глазах слезы. Я целую ее в губы. Я плачу.
По лестнице поднимаются врачи. Они кладут ее на носилки. Она стонет. Я бегу вслед за ними. Я спрашиваю: с ней все будет в порядке? Я спрашиваю: как такое может произойти? Я спрашиваю: мне можно с вами?
Врач говорит: Я не пойму, что произошло?
Я говорю: она оступилась, и упала. Я говорю, она катилась по этим чертовым ступеням, как кукла. Я говорю: она будет жить? Доктор говорит: ничего страшного. Жить будет. Его беспокоит только травма головы и ребенок.
Какой ребенок?!
Я спрашиваю: какой ребенок?
Доктор говорит: она была беременна. Он говорит: у нее ребенок на пятом месяце. Он говорит: у нее выкидыш. Он говорит: я не уверен, что у нее будут дети. Я говорю: нет, не может быть! Я кричу: НЕТ!!! Я кричу: не верю! Доктор говорит: с вами все в порядке, молодой человек? Я говорю: я не знал! Я говорю: это мой ребенок! Я говорю: какая я сволочь!
На табличке, приколотой к груди доктора фамилия - Семенов. Я кричу, и опускаюсь на землю. В моих наушниках ревут гитары. Из моих глаз капает слеза. Скорая помощь уезжает, оставляя меня одного.
Холодное пламя обступает меня со всех сторон. Пламя шепчет: убийца. В небе - Дрантий. Пламя шепчет: убийца.
Я ударяю кулаком чужую землю.
Пламя шепчет: ты о ней подумал? Пламя шепчет: она осталась одна там. Я говорю: она не захочет меня видеть. Пламя говорит: ты уверен?
Я говорю:
- Уверен.
И Клоака хохочет. Небо хохочет. Пламя хохочет. Весь сбрендивший мир хохочет.
Я говорю: поздно.
Пламя говорит: нет.
Я поднимаю голову, и кричу.
Небо отвечает мне тем же.
Криком.
Огонь охватывает меня. Я смотрю, как на ладонях раскрываются холодные цветы пламени. Они говорят мне: потом ты снова вернешься сюда. Я говорю: вернусь. Они говорят: у тебя есть шанс завершить все. Они говорят: вперед!
Пламя обнимает меня, и я чувствую блаженство его прикосновения.
Я просачиваюсь сквозь пространства, и пустота входит в меня.
5
Больничная палата. Ночь. В окне ветви дерева, растерявшего всю шевелюру. В приемнике тихо играет музыка. Я с удивлением узнаю Чижа.
Она резко поднимается на постели. Я вижу синяк у нее на скуле. На руках содрана кожа. Ей больно. Я смотрю на нее, и в глазах блестят холодные огоньки.
Я развожу руками. Она молчит. Она указывает мне на край постели. Она говорит: садись. Соседка по палате крепко спит. Соседка не проснется, пока я здесь. Я знаю об этом, и говорю вслух.
Она кивает. Она говорит: зачем ты это сделал? Я говорю: прости. Я говорю: я убийца, и мне нет прощения. Я говорю: я подумал. Что не смогу смотреть тебе в глаза. Она говорит: почему?
Я говорю:
- Я чуть было не убил тебя, и прикончил нашего ребенка.
Она говорит:
- С ребенком все в порядке.
Она говорит:
- Ты глупый.
Она говорит:
- Я ведь по настоящему люблю тебя.
Я поправляю: любила. Я говорю: я ничего не понимаю. Я говорю: мое время истекло. Я говорю: зашел попрощаться. Потому что в мире меня больше ничто не держит. Она спрашивает: ты любишь меня? Я говорю: да.
Она говорит: я сама оступилась. Я говорю: не ври. Я говорю: как случилось, что с ребенком все в порядке? Она говорит: о, это чудная девушка в скорой, просто положила руку на живот, и через пару минут боль прошла. А врач сказал, что с ребенком все нормально. Она говорит: это чудо. Я спрашиваю: а какая она, эта девушка? Она говорит: черноволосая с голубыми глазами. Я говорю: Вероника.
Она говорит:
- Да, ее звали так.
Я шепчу про себя: спасибо, Вероника.
Она кладет руку мне на плечо, мы обнимаемся. Вкус ее губ на моих губах. Она говорит: не уходи. Я говорю: я умер. Помнишь? Я говорю: мне пора.
Она говорит: я не хочу, чтобы ты уходил. Она говорит: я больше никогда тебя не увижу. И сын не увидит. Я глажу рукой ее живот, в котором пульсирует жизнь.
Я говорю: мне пора.
Она говорит: останься еще на пару минут. Я говорю: хорошо. Она спрашивает6 а ты правда умер? Я говорю: еще нет. Она смеется.
Нам хорошо вместе.
Мы ложимся на кровать, и она кладет голову мне на грудь. Она говорит: ты подождешь, пока я усну? Я говорю: хорошо.
В радио - Эдит Пиаф.
Я шепчу ей на ухо сказки Холодного пламени.
В радио Иглз.
В радио Парк Горького.
В радио Ария. Я тихо подпеваю припев: "Только нет души..."
Она засыпает, я осторожно встаю с постели, опускаю Ее голову на подушку.
Она шепчет. Я улыбаюсь, и растворяюсь в полумраке.
В небе снова играет музыка. Лебединное озеро, Чайковский.
Передо мной стоял Найл и Вероника. Я говорю ей: спасибо. Она улыбается.
Я говорю: я прошел инициацию?
Она говорит: почти.
Найл говорит:
- у тебя впереди тяжелый путь. Ты достиг первой ступени, теперь тебе предстоит закончить еще двадцать одну. Я охаю, и опускаюсь на землю.
Вероника помогает подняться. Она говорит: у тебя впереди Вечность.
Я вспоминаю своего не рожденного ребенка и любимую. На глаза набегают слезы. Я задыхаюсь, и отворачиваюсь.
Я никогда их не увижу.
Никогда!
Вероника говорит: ты сам сделал выбор. Я говорю: я знаю. Вечность впереди мерцает разноцветными огнями, но я вижу только темные тона. Я глупец. Дурак. Из меня рвется страшный истерический смех. Я опускаюсь на землю, даю волю чувствам.
До меня доходит весь ужас ситуации.
Я говорю: давайте уходить. Вероника говорит: давай руку. Я касаюсь ее ладони. Мы машем Найлу, и растворяемся в измерениях.
Во мне Пустота. Я лечу в небытии, и в ушах отдается смутно-знакомый голос.