Парень в зелёной ветровке совершал свой обычный ежедневный ритуал. Вот уже двадцать минут он стоял на оживлённом перекрёстке, у газетного киоска и, поверх проезжающих машин и спешащих по своим делам пешеходов, смотрел на павильон на противоположной стороне улицы с крикливой надписью "Минимаркет" по всему козырьку фасада. Это название появилось три месяца назад, а если точнее - восемьдесят шесть дней. Тогда ему пришлось простоять здесь почти целый день. Он ужасно замёрз, но всё же, с отчаянием обречённого, стоял и наблюдал, как неповоротливый пожилой дядька в стёганке и ватных брюках, поминутно переставляя стремянку и согревая дыханием озябшие руки, с помощью валика закрашивал старое название. Но большие, ярко-красные буквы не желали сдаваться и упорно проступали даже из-под двух слоёв светло-голубой нитрокраски. Тогда дядька принялся сражаться с каждой буквой по отдельности. Прихватив на стремянку ведёрко, не обращая внимания на подтёки и брызги, он слой за слоем стал наносить краску на большую букву "С" с широким витиеватым росчерком снизу. С буквой "в" возни было уже меньше. Дядьке пришлось переставить стремянку восемь раз и бесчисленное количество раз подуть на руки, прежде чем "Светлана" сдалась. И дядька, и наблюдающий за его работой парень, знали, что это неизбежно, что это только вопрос времени, но... Для дядьки это была досадная задержка в работе на морозе, а для парня - крах всех надежд, символическая последняя точка в приговоре. После обеда дядька начал по трафарету наносить новую надпись, но парень недосмотрел. Это уже было неважно.
Все последующие восемьдесят шесть дней он занимал свой пост у газетного киоска и смотрел на павильон. Он уже давно не заходил в него. Ему удалось побороть эту слабость, но тогда, в первые дни, ещё не мог и заходил, зная, что мозолит глаза продавщицам, вызывает подозрение, ничего не покупая, а только приглядываясь и принюхиваясь. Он действительно приглядывался, отмечая перемены и отыскивая следы той зимней трагедии. Следов не было. И запах давно выветрился, но он чувствовал, помнил его и втягивал носом воздух, как хищник, внезапно почуявший добычу. А потом перестал заходить внутрь и правильно сделал. Бессмысленно травить душу воспоминаниями, о другом надо думать.
И он думал. Думал непрерывно, вынашивал планы, копил, аккумулировал свою жажду мести, ложился и вставал с этой жаждой, жил ею. Он мог ответить своему обидчику так же, да что так же - в десятки, в сотни раз сильней, - возможность есть, но как же хорошо, что он не поддался первому порыву. Потому что этого мало! Слишком мало! Тогда он был готов и мог убить, но и этого мало. Месть особенно хороша в остывшем виде и сейчас блюдо было готово. Первую порцию можно подавать. А дальше? Наносить врагу удар за ударом, не давая ни дня, ни минуты покоя. Сделать его жизнь невыносимой, заставить вздрагивать от телефонного звонка или стука в дверь, от любого шороха. И только тогда... Впрочем, так далеко он не загадывал.
Парень в ветровке наблюдал, как дверь павильона поминутно распахивалась, впуская и выпуская покупателей. Отличное место для торговой точки, оживлённое. И ничего не изменилось.
Он сжал кулаки в карманах и, чуть ссутулив широкие плечи, пошёл по улице. Ноги привычно отшагали чуть больше квартала и принесли хозяина к серому пятиэтажному общежитию торгового техникума. И здесь ничего не менялось. Те же кокетливо вышитые занавески в знакомом окне на втором этаже. Только бессмысленно складывать руки рупором и выкрикивать имя, закрашенное восемьдесят шесть дней назад мешковатым горе-маляром. Наверняка на его окрик появятся несколько лиц в разных окнах на разных этажах: все имеющиеся в данный момент в здании Светланы выглянут хотя бы из любопытства, но занавески на знакомом окне не дрогнут, не разойдутся. Потому что её там нет.
Ну, а теперь последняя часть маршрута. Три остановки на автобусе, сотня шагов по тихой, чистенькой и уютной улице и конец путешествия. Аккуратное двухэтажное здание с одним подъездом ничем особенным не отличалось от своих соседей. Для всех, но не для парня в ветровке. В будние дни, а частенько и по выходным, здесь сидел его враг - человек, который, походя, между прочим, исковеркал его жизнь и может даже не заметил этого, и уж, во всяком случае, наверняка забыл. А теперь ему придётся вспомнить и оплатить предъявленные счета. Всё для этого готово.
Парень в последний раз пробежался взглядом по окнам здания, взглянул на часы и пошёл прочь.
Его звали Стасом. Станислав...
Станислав Кротов.
Воскресенье. Вторая половина дня
- Тики - так! - Лёха довольно гоготнул, одарил приятелей гордым взглядом и залихватски сплюнул, - Я этому обмылку как заехал правой в лобешник, аж очки слетели. А на улице толпа и хоть бы кто вякнул. Помог ему подняться, довёл до скамеечки, и он мне всё выложил, даже карманы вывернул. Тики - так!
- Здоровый, наверно, пацан? - Юрка с трудом сдерживал неприязнь к своему приятелю, но иронии скрыть не смог. Странное дело: в последнее время он чувствовал себя в компании двух близких дружков всё неуютнее. Опротивели пустые хвастливые разговоры о драках, девках и пьянках. Всегда одно и то же, а хотелось чего-то... чёрт знает чего! Но по инерции каждый вечер он приходил на их постоянное место встречи (все дворовые парни собирались на сложенных ещё в незапамятные времена бетонных плитах за домом) и сидел, и слушал, и сам бывало, говорил. А о чём говорить-то уже? Всё давно переговорено. Вот и пережёвывали изо дня в день, как корова жвачку, эту давно опостылевшую тягомотину. Или это только ему так кажется? Ведь всего полтора года назад он и не мечтал о других "кентах". До самого окончания девятого класса они были "не разлей вода", а потом... Он, Юрка, пошёл в десятый, а друзья "по семейным", так сказать, обстоятельствам, отправились продолжать образование в ПТУ. Впрочем, у Лёхи Спирина, все семейные обстоятельства объяснялись его непроходимой тупостью: держать его ещё два года в школе родители, вполне здраво, сочли не рациональным. Лёха не обижался. Он вообще никогда ни на что не жаловался. Свободы в ПТУ было больше, а что ещё надо?
- Здоровый? - Лёха вскинул взгляд своих невинных, голубых, младенческих глаз. Лицо у Лёхи было удивительным: нежно-округлое, розовое, со смешно торчащими ушами, особенно бросающимися в глаза из-за полного отсутствия волос - оно, казалось, принадлежало десятилетнему мальчишке. Уровень умственного развития вполне соответствовал лицу, - Да нет, не очень здоровый, - Лёха почувствовал в вопросе подвох и заметно напрягся, но ответил как всегда прямо и честно, - Говорю же - обмылок. Он мне до плеча не доставал.
От бесхитростности и наивности такого ответа Юрка растерялся. Упрекать Лёху в злоупотреблении силой, в "обижании" слабых было нечестно. Юрка сам не раз был свидетелем, как приятель бесстрашно кидался в драку со значительно превосходящими силами противника, мог на равных драться с взрослыми мужиками. Компенсируя недостаток интеллекта, мать-природа щедро одарила парня крепкими костями и тугими мышцами. Лёха был здоров как бык.
Юрка уже пожалел, что полез со своими вопросами и невольно, в поиске поддержки, взглянул на Виктора.
Виктор Маслов был прирождённым лидером. Такие ребята, попав в любую среду, со временем обязательно оказываются в центре внимания, достигая этого не столько силой, сколько уверенностью в себе, удивительной контактностью и каким-то магнетизмом, то есть теми качествами, которыми и должен обладать лидер. В отличие от Лёхи, Виктор попал в ПТУ действительно в силу обстоятельств. Ещё в детские годы лишившись родителей, он жил с тёткой, которой было глубоко наплевать на его образование и воспитание. Это она настояла на его поступлении в ПТУ и, используя свои связи, добилась для "любимого" племянника места в училищном общежитии, хотя местные ребята таким правом обычно не пользовались. Нельзя сказать, что такое решение тётки стало для Виктора катастрофой. Ему и самому давно надоело теткино вечное брюзжание по поводу загубленной молодости и не сложившейся (из-за него, естественно) личной жизни. Так что стороны расстались к взаимному удовольствию. Более того: расставание, как это иногда бывает, даже улучшило их отношения. Виктор заглядывал к родственнице раз-два в неделю и встречал, как ни странно, достаточно сердечный приём, если термин "сердечность" вообще был применим к его суровой тётке. Но независимо от этих визитов, он бывал в старом дворе почти ежедневно, чтобы встретиться и поболтать с друзьями.
Виктор, как уже было сказано, был лидером - причём, прирождённым, и потому строил свои отношения с друзьями чисто интуитивно. Он был бы немало удивлён, узнав, что использует для поддержания своей власти и авторитета правило, известное ещё в Древнем Риме: разделяй и властвуй! Про?сто для неглупого человека, а Виктор не был глупым. Вот и сейчас он с интересом наблюдал, как, казалось бы, из ничего возникла натянутая пауза, грозившая обернуться "разборкой", исход которой предсказать было нетрудно. Контролировать Лёху было тяжело даже ему, но с Лёхой, по крайней мере, всё было ясно, и тут их с Юркой мнения не особенно расходились: тупая, самобытная сила. А вот Юрка... Виктор давно заметил, что Юра Лиховский "вырос" из их компании, как вырастают из коротких штанишек, и недалёк тот день, когда их пути окончательно разойдутся. Но пока, именно сегодня, Юрка был ему нужен, и Виктор поспешил на помощь, перехватив инициативу в разговоре:
- И много ты из него вытряхнул? - Виктор, как обычно, нашёл удивительно верный тон: Юрка в самой постановке вопроса уловил ту же иронию, а Лёхе импонировало дружелюбное любопытство вожака.
- Да не... Но на бутылку хватило. Мы её со Шпаком и ещё одним пацаном раздавили, - Лёха вдруг обиженно насупился, - Вас-то не было вчера.
- Да, круто! - протянул Виктор, выковыривая из нагрудного кармана рубашки сигарету, - А если бы всё-таки кто-нибудь вякнул? А если бы сгребли тебя прямо на улице?
- Ну, кто не рискует... - Лёха ослепил приятелей довольной улыбкой. Улыбку несколько портило отсутствие двух верхних зубов с левой стороны - результат ожесточённой драки, - чем сам Лёха очень гордился.
- Так рисковать-то, брат, тоже с умом надо, - Виктор глубоко затянулся и насмешливо посмотрел на Лёху, прищурив свои серые, чуть раскосые глаза, - За бутылку лезть на рожон, шею подставлять... Нет, брат! По мне так лучше один разок хорошо крутануться, а потом год в потолок поплёвывать. Да чтоб из окна был вид не на тюремный двор, а на море. Да чтобы девочки на берегу, а на девочках всего-то ничего. Да чтобы наволочка не парашей пахла, а духами и шампанским. Во!..
- Витёк! - Лёха от возбуждения даже сглотнул слюну, - Так я же!.. Я сколько раз предлагал, а вы смеялись. Ведь предлагал же!? И киоск в том году я предложил! Будто мне охота по мелочам сшибать! Давайте, пацаны, сварганим крупнячок, чтобы менты на уши встали, а мы уже в море плещемся... Может всё-таки кассу, а?..
- Опять ты за кассу, - Виктор щелчком отбросил окурок, проследил за его полётом и повернулся к Лёхе, - Заскочим с автоматами, с чулками на головах, а за углом "кадиллак" поджидает... Так? Только нет у нас этого добра. Разве что чулки... и то драные.
- Да зачем автоматы? - Лёха уже завелся, и остановить его было трудно, - Выбрать момент, заскочить, рявкнуть, вломить в лобешник, если чё... и тики-так!
- Брось, Лёха! И покруче нас парни на таких делах вязли. Ты что кассира рогаткой припугнёшь или пистолетом с пластиковыми пульками? А если тебе самому под нос ствол сунут да на пол уложат? Ты и оглянуться не успеешь, как менты подъедут. А даже если удастся, то куда потом? Рвать когти отсюда навсегда? Стоит оно того? Нет, брат, это не то.
Лёха ещё что-то разочарованно бурчал, когда Виктор обратился к Юрке:
- Ну, а ты что молчишь? Есть какие-нибудь мыслишки?
Юрка ожидал такого вопроса. Он отлично понял, что разговор заведён неспроста, и рано или поздно ему придётся высказаться. Чувствуя неприятный тоскливый холодок в груди, он всё-таки нашёл в себе силы улыбнуться и ответить Виктору прямым взглядом:
- Я думаю, у тебя самого уже есть готовые мыслишки. Давай выкладывай.
Виктор тоже улыбнулся и одобрительно кивнул. От этой улыбки, от этого понимающего кивка Юрку снова охватило полузабытое чувство мальчишеской преданности, чувство родства с этими парнями. Виктор дал ему понять, что оценил ответ, что они на равных, что они одинаково думают и понимают друг друга без слов. И Юрка, затаив дыхание, стал ожидать продолжения.
- Кассы, банки - это дохлый номер, братаны. Не одни мы такие прыткие. И дело даже не в оружии. Будь у нас пистолет, ну и что? Ты бы смог пульнуть в бабу, а Лёх?
Лёха набрал было полную грудь воздуха, расправил плечи, а затем удручённо помотал головой и буркнул:
- А зачем стрелять-то? Припугнуть и всё...
- Вот и я не смог бы, и Юрка тоже. А насчёт припугнуть... На такое дело надо идти, решившись до конца. Потому что, если кто заартачится, то или стрелять надо или извиняться и уходить, а это, согласись, смешно. Так что давай, оставим кассы в покое и инкассаторов заодно. Там ещё похлеще...
- А что тогда? - Лёха с надеждой взглянул на вожака, - Квартиру?
- Уже теплее. Хотя спецов по замкам среди нас нет, а в "хороших" хатах, как нарочно, классные замки стоят и двери стальные. Но всё равно этот вариантик лучше, чем сдуру на пулю лезть.
- Ну что тогда? - Лёха обиженно засопел, - Не тяни.
- А то! - Виктор рубанул воздух ладонью и понизил голос, заставляя тем самым приятелей склониться к нему, - Разве обязательно банки, квартиры или там магазины чистить? А если человечка? Ведь иной человечек целого ювелирного магазина стоит.
- Киднеппинг! - ошарашено выдохнул Юрий. Он был заметно разочарован: ожидал от вожака чего-нибудь поумнее или похитрее, - Ну ты и загнул! А ты слышал, что везде это считается одним из самых тягчайших?.. И раскручивают за это на полную катушку...
- Витёк, ты чё? - даже Лёха, воспитанный на западных видеофильмах-боевиках и готовый на самую безрассудную авантюру, позволил себе засомневаться, - Это ещё похлеще сберкассы будет! Это ж кого-то из крутых надо... банкира или директора какого, а они по пустырям в одиночку не гуляют. Это выследить, выкрасть, а как? Опять же тачка нужна - не на себе же его по городу переть. А куда? И чтоб рожи наши не видел, опознать не мог, а то потом ФБР... ну, то есть менты не слезут. Переговоры, выкуп... Ты чё, Вить? Лучше квартиру...
Виктор, похоже, наслаждался ситуацией. Он дал высказаться своим приятелям, выдержал паузу и широко улыбнулся:
- Всё верно, братаны. И риск есть, и мороки много... Это, если по Лёхиному, - банкира или директора хапнуть. А зачем?.. Нам ведь надо бабки получить, а не приз за самое дерзкое похищение века. Ведь у этих крутых родственники есть, дети...
- Так один хрен! - Лёха яростно потёр ладонью бритую макушку, - Ну, только что телохранителей может не быть, и то не факт, а всё остальное висит. Заметут, тики-так!
- А если клиент сам будет не против? Если полюбовно? Как думаешь, Юр?
В вопросе, адресованном непосредственно ему, Юрий уловил скрытый намёк, почти что ответ. На раздумья ему понадобилось всего несколько секунд. И он понял...
Воскресенье. Вечер
Маринка опаздывала, впрочем, так получалось почти всегда. Прямо проклятие какое-то: во сколько бы не начинала собираться, а десяти-пятнадцати минут всегда не хватало. Она выскочила из ванной, обогнула, стоящую как столб посреди коридора, брюзжащую мать, подсела к трюмо и взялась за косметичку. Махнуть что ли Юрке в окно, чтобы не волновался? Ладно, подождёт! Привычный...
Марине Самойловой шёл семнадцатый год, и никто не дал бы ей меньше. Ещё совсем недавно ей приходилось стесняться своего роста, но к счастью, в десятом-одиннадцатом классах, мальчишки-сверстники, как это обычно бывает, стали быстро нагонять своих одноклассниц-акселераток, и её рост из минуса обернулся плюсом. Фигурой тоже бог не обидел, вот только лицо... Простоватое, наивное, веснушчатое лицо досталось ей от матери, но у матери оно было естественным, как естественна простая поволжская деревня, откуда она и была родом. Для Марины же лицо стало источником настоящих мучений. Но для чего существует косметика? Удлинить линию глаз (впрочем, глаза у неё и так в порядке); сделать губы более полными, яркими, чувственными; тональный крем на веснушки (к счастью, только весной); немного румян на выступающие славянские скулы, и порядок!
Все усилия Марины в последние несколько лет сводились к тому, чтобы не выглядеть в глазах окружающих "белой вороной". Ну, не дано ей стать фотомоделью или "звездой экрана", не бегают за ней толпами сверстники и парни постарше, но и "синим чулком" никто её считать не будет. Учебники, зубрёжка, подобострастно-вежливые взгляды и разговоры с учителями, строгие платья и причёски (тёплое бельё и гамаши зимой - фу!), потуплено скромные глазки первой ученицы - это не для неё. Легче выдерживать отцовские разносы и материнское нытьё дома, чем насмешливое презрение в школе.
Марина, при своей чёткой жизненной философии, и с невинностью рассталась в общем, так сказать, потоке. Не строила из себя недотрогу, но и не спешила, опять же, - чтобы не выделяться. Произошло это прошлой весной, на дне рождения у подруги. Притворилась пьяненькой и дала себя "уговорить" парню, с которым на этой же вечеринке и познакомилась. И пошла на это без всякого желания и даже любопытства - так на приём идут к мужчине-гинекологу - и не по себе маленько, а надо...
Парня того она к себе больше не подпускала, а он, по правде говоря, трагедии из этого делать не стал. Так и расстались. Сейчас уже и лицо его забываться стало.
После этого Марина почти полгода "встречалась" с одиннадцатиклассником Вадиком Головиным. Где попало, когда попало - это не Запад, с его мотелями, почасовыми номерами в гостиницах и автомобилями у каждого второго парня. Культура и сервис не те, но результат, тем не менее, тот же. Дело нехитрое!
Отлично знала Маринка, - по взглядам парней, по шушуканью девчонок, - что Вадим их отношения в тайне не хранил, но это в её планы тоже вписывалось: а иначе, какой смысл "давать", если все по-прежнему будут считать тебя девочкой. Приняли её подруги с опытом в своё "братство", а, вернее, - в "сестринство". И если кто думает, что девочки об "этом" говорят мало - стесняются, мол, и, вообще, хранят свои интимные секреты - тот глубоко ошибается. Опять же, может двадцать лет назад, в "ихнее" "наше" время, так оно и было, а сейчас... Куда там! Сейчас девочки и западные журнальчики с фотографиями смакуют, и литературу типа "Эммануэль" штудируют, и порнофильмами обмениваются, как детвора игровыми картриджами...
Марина от таких собеседований не уклонялась (приятно, что приняли как ровню), но присутствовала на них, что называется, без права голоса - больше слушала. Слушала и удивлялась: девки-то не притворяются. Многие об "этом" прямо-таки с маниакальным восторгом говорят - губки облизывают, глазки блестят. Не понимала Марина: ну, приятно, конечно, но чтобы "только из-за этого стоило жить", как выразилась одна из подруг - не понимала. Может, не дано ей что-то или не дозрела ещё? Ладно, видно будет.
Как бы там ни было, их с Вадькой любовь сама собой угасла прошлым летом. Вадим поступил в иногородний институт, попрощались без слёз и обещаний, обменялись парой писем и успокоились оба. К зиме Марина, следуя своим жизненным нехитрым установкам, обзавелась третьим в своей жизни мужчиной - Юркой Лиховским. Одноклассник, видный парень, девчонки вокруг него ещё с восьмого вились, а это, как ни крути, приятно. Ничего нового с ним Маринка не испытала, но уж если кто-то должен быть, то пусть будет такой, чтоб подруги завидовали. Во всех отношениях он её устраивал: неглупый, с юмором - поболтать приятно, и никаких извращений не требовал. К тому же, что немаловажно, авторитет среди парней имеет, а значит, никто к ней не сунется, пока она сама не захочет. В общем, пара - что надо.
Марина придирчиво оценила свою работу и, прищурив левый глаз и чуть оттянув пальцами кожу на виске, с точностью нейрохирурга удлинила карандашом линию ещё на целых полмиллиметра. Вот теперь оно! Она подмигнула сама себе и взялась за помаду. Мать, делая вид, что наводит порядок, перекладывала вещи с места на место и ныла как включенная и забытая бормашина: "И что у вас, молодых, в головах - не поймёшь... Ещё тепла-то толком не было, а ты юбчонку напялила, только-только срам прикрывает... Вот дошляешься, принесёшь в подоле, отец-то сразу башку свернёт... Училась бы лучше, чем шляться по ночам, в институт бы поступила, жила б по-человечески... Вот вырастишь свою такую, поймёшь тогда... Я в твои годы..."
Марина чуть поджала губы, подвигала ими, распределяя помаду ровнее, и стала обводить контур карандашом.
"С матерью, по крайней мере, всё ясно. Деревня, она и есть деревня. Пренебрежительное отношение к ней Маринка унаследовала от отца - так, что-то вроде домашней прислуги. Марина порой вообще удивлялась, что родители не разошлись давным-давно. Что между ними общего? Наверняка, у отца есть кто-то на стороне. Не может не быть. Недаром, они вместе уже давным-давно никуда не выбираются. Не то что в отпуск - на курорт или в санаторий, даже в гости, чёрти сколько лет, вместе не ходят, а ведь отец редкий вечер дома проводит. Всё работа у него, работа...
Да. Отец... Вот уж кто - загадка. Марина о нём больше из рассказов окружающих узнавала, чем от него самого. По-разному о нём говорят: осторожно, уважительно, а кто и с опаской. Непрост папка, ох, непрост! И гости непростые к ним заглядывают, и поездки у него частые и безадресные даже для семьи, и машина - не из рядовых. Сейчас - "Вольво", а в позапрошлом году "Мерседес" был. И за рулём папка сам редко сидит, а водители у него (на памяти Маринки их трое было) все как на подбор - крепенькие ребята, и пиджаки у них под левым плечом топырятся.
Так что папка - ещё тот гусь! И доходы, надо полагать, у него - будь здоров! Да только пользы-то Маринке и от тех доходов, и от "Вольво" - почитай, никакой. Когда никогда, выберутся всей семьёй в выходные на природу. Мать эти поездки "уйикендами" называет. С рязанским этаким прононсом - "Эдик, какие у тебя планы на уйикэнд"? Тьфу! Вот уж кудахчет, вот уж носится, готовится. Три дня по магазинам да у плиты, чтобы потом за пару часов всё это сожрать на травке. Марине на этих пикниках от скуки скулы сводило. С таким же успехом, дома у телека пожевать можно. Куда веселей! Но не видит мать ни мук дочери, ни того, что отец во время этих пикников "мобилку" из рук не выпускает - так бывало и сидит: в одной руке вилка или, там, огурец, а в другой - трубка телефонная. Мамочка не замечает. Ахи, охи! "Озон!.. какие краски!.. вот она земля наша родимая, вот оно приволье... каждую былиночку поцеловала бы!.." Одуреть можно! Так что поездками на "Вольво" папаня их не баловал. А доходы?.. Пожалуй, единственное, что Марина могла вспомнить особенного в своей жизни, так это поездку в Артек. Есть чем похвастаться! Но для этого ни "бабок" великих, ни наличия импортной тачки не нужно. Скорее - блат. На всех крупных городских предприятиях начальство да профкомовцы своих детишек регулярно оздоровляют. Всё - для народа, как говорится.
Вот и всё! Дом, правда, у них - полная чаша: и квартира - дай бог каждому, и мебель, аппаратура - всё по высшему классу. И жратва отменная, всегда деликатесы какие-нибудь - тоже отрицать нечего. Да только, что с того толку? Хоть не води никого! Забегут девчонки, поохают, поахают: "Как всё классно!", а потом удивляются, почему у неё шмоток толковых нет, и бижутерия простенькая, и косметика... И сказать стыдно, что единственную золотую вещицу - заказной перстенёк с вензелем, в виде переплетённых прописных букв "М" и "С", отец ей подарил на шестнадцатилетие. И всё! И до сих пор не могла понять Марина: то ли отец специально её в чёрном теле держит, чтобы, так сказать, не избаловать; то ли - просто жлоб? А мамуля слова против него никогда не скажет. "Я в твои годы и этого не имела! Балует он тебя!" Ага, балует! Опять же, не признаешься никому, что "крутой" папочка ей от щедрот своих отваливает столько же, сколько и пять-семь лет назад: в школу - на обед, да в выходные - на мороженое и киношку или дискотеку. А мамочка карманы контролирует, чтобы не зажралась доченька, не разбогатела, да хату себе отдельную не купила или, там, брасматик новый. Вот и живи тут!"
Марина ещё раз оглядела нанесённый макияж, прикусила и облизала губы, встала, крутанулась перед зеркалом и направилась к выходу. Она хлопнула дверью посреди материнской тирады: "Я в твои годы так задом не..."
Воскресенье. Вечер
Юра в ожидании Марины покуривал у её подъезда и думал о предстоящем разговоре. Сегодня они собирались пойти на дискотеку, и он прикидывал, когда лучше переговорить: до того, после того или вместо того. Насколько серьёзно Маринка воспримет это предложение? Может на смех подымет, тогда лучше сразу "съехать" с этой темы, посмеяться, а к вечеру, после "скачек", она уже и думать об этом забудет. Как оно повернётся? Гадай тут.
Сам он, в своём отношении к Витькиной затее, ещё не определился. Было во всём этом что-то пугающее, то, от чего он в последнее время старался держаться подальше - уж в вытряхивании денег с малолеток, на пару с Лёхой, давно не участвовал. Но, в то же время, и заманчиво, то ли по присущей всем дворовым пацанам склонности к авантюре, то ли просто из любопытства, а может - и самолюбия. Перед друзьями-то неловко. Ведь его отказ наверняка означал бы неминуемый разрыв с ними. Ну, и опять же, - деньги! Не сказать, конечно, чтобы он отчаянно нуждался. Мог, при надобности, и в кино, и в дискотеку девчонку сводить, и даже в кафешке с ней посидеть - не часто, правда, но и лишних денег не было. К отцу подойти, попросить - всегда давал, если есть - и без лишних расспросов. Да только просить...
Отец с матерью - трудяги, каких свет не видывал. Оба - простые рабочие, без образования, а записи в трудовых, у обоих, на почтовую открытку поместить можно. На север, правда, ездили. Он, Юрка, тогда ещё маленький был, с бабкой оставался. Вот с тех, северных заработков и обзавелись "жигулёнком" - единственным предметом роскоши. А в остальном... Квартира, обстановка, телевизор - всё те же, сколько Юрка себя помнит. Только-только концы с концами сводят. Пашут себе, и довольные вроде! Чудно! Им по три месяца, по полгода зарплату не платили, а они довольны. Как муравьи: на работе, на даче, а отец ещё под машиной успевает полежать. И странное дело: если лет в двенадцать-тринадцать, когда у всех подростков наступает "прозрение" и родители обычно кажутся им тупыми и ограниченными, Юрка испытывал к своим предкам глухое презрение из-за этой муравьиной возни, то сейчас, он чувствовал скорее жалость и какую-то безысходность. Жалость не только к ним, но и к себе. Как подумаешь, что всю жизнь предстоит вот так же горбатиться, чтобы тоже только сводить концы с концами, так и жить не хочется. Ну, если всё нормально, поступит и закончит институт (мечта идиота!) и будет трубить на заводе вместе с папашей, получая на десятку-двадцатку больше. Предел мечтаний! Потому что поступать придётся в какой-нибудь "политех", а не в "международных отношений". Ибо, не те родители у него, блата и денег нет, да и сам не гений, чего там говорить. Подумать только: от чего иной раз жизнь и судьба человека зависят?! Родился не с той стороны земного шарика - вот и вся вина!
Юрка зябко передёрнул плечами, посмотрел на часы, хмыкнул - опаздывает подруга уже на двадцать минут, - и, поднявшись со скамейки, прошёл на середину двора - под заходящее солнышко, где и пристроился на лавочке детского грибка без шляпки. Согрелся быстро - весна в этом году выдалась ранняя, и солнце, - даже вечернее, - было тёплым и ласковым. Юра беспокойно посмотрел на окна Марины - может мать не отпускает, и тут же улыбнулся: вряд ли Маришку удержишь. Даже на цепи... Вот, кстати сказать, ещё одна загадка из серии "отцы и дети". Маринка-то, почему с родаками не ладит? Чего жмутся, чего экономят на ней? Или это метод воспитания? Злая она на них. Так что, чем чёрт не шутит: может и выгорит эта затея?
Когда Марина, помахивая небольшой белой сумочкой, выпорхнула из подъезда, Юрка невольно залюбовался ею. Высокая, ладная. Походка - летящая, упругая. Глядя, как её длинные стройные ножки несут навстречу ему такое желанное, такое нежное и гибкое тело, он, как всегда, почувствовал возбуждение и удовольствие от мысли, что обладал этим телом, спал с этой девочкой-женщиной и будет спать ещё. И идя по улице, касаясь при ходьбе её руки или бедра, он постоянно помнил об этом. И куда девалось дурное настроение?.. Всё-таки жизнь - хорошая штука!
Разговор он отложил на потом, и когда они уже возвращались с дискотеки домой, отделившись от компаний и парочек молодняка, вывалил ей всё без обиняков, но с известной долей иронии - вроде как в шутку, оставляя себе на всякий случай путь к отступлению. Марина поначалу и приняла это как шутку, посмеялась, даже мечтать начала: "Вот если бы в самом деле! Я бы..." И вдруг оборвала себя, дошло видно: "Ты... Вы это серьёзно?"
Юрка вдруг засомневался, занервничал. Можно было ещё рассмеяться, отшутиться, а пацанам сказать: не получилось. Не полезут же проверять! Но... гордость не позволила, да и не обеднеет её папаша. И он кивнул: "От тебя зависит. Тебе решать!"
На решение ей понадобилось шагов тридцать. "А почему нет?!" И добавила уже со злостью, может, оправдывая себя: "Не хотели по-хорошему! Пусть так будет! Только, чтоб не сильно борзеть, Юр! Отец, всё-таки..." - на этом её сомнения закончились.
"Сумму вместе оговаривать будем. Опять же, твоё слово - последнее", - Юрка сразу почувствовал уверенность и даже слегка заважничал, будто идея принадлежала ему. А ещё через минуту Маринка снова увлеклась прикидками, размечталась и так разошлась, что пришлось её с небес спустить на землю и предупредить, чтобы язычок пока прикусила. На днях, мол, всё подробненько обсудим. Не скажешь ведь, что на все её вопросы - как? где? когда? - он и сам ответов не знал. Сегодня ему нужно было только получить её принципиальное согласие. Все детали потом.
Согласие он получил.
* * * * *
"Встреча на высшем уровне" состоялась на следующий день.
* * * * *
Понедельник
Собрались на Лёхиной квартире ближе к вечеру. Его родители были на работе, поэтому соблюдалось, столь необходимое по всеобщему мнению, условие конспирации. Даже подходили по одному, оглядываясь в поисках несуществующих "хвостов". Настроение у всех было какое-то карнавальное. Собственно, такою же выглядела в их представлении и сама затея: шутка, розыгрыш. Не обеднеет ведь "крутой" папочка от потери... Вот насчёт размеров "потери" мнения разошлись. Лёха, поднаторевший на американских боевиках, лихо оперировал сотнями тысяч и даже на миллионы пытался съехать, но, как и следовало ожидать, остался в меньшинстве. Остальные смотрели на данное мероприятие куда трезвее и вполне готовы были удовольствоваться синицей в руках. Обсуждение было недолгим: по полторы штуки на брата и дело с концом. Итого: шесть тысяч - зеленью, конечно. Вполне достаточно, чтобы провести наступающее лето с комфортом. С большим комфортом... Лёха перестал сопеть и принялся рассуждать о сравнительных достоинствах Крыма и Кавказа. Затянувшуюся дискуссию прервал Виктор: оставалось решить самое главное - когда, где и как?
Он же сам и ответил на все поставленные вопросы. Казалось, всё у него уже было решено, взвешено, обдумано.
* * * * *
Всё действительно было решено, взвешено и обдумано, хотя... и не Виктором. Впрочем, сейчас он вряд ли отдавал себе отчёт: когда, с какого момента начал "петь под чужую дудку". Незаметно как-то всё получилось, исподволь... И сам не заметил, как подпал под чужое влияние, заинтересовался, а потом и поверил в подкинутую идею, как в свою собственную.
С полмесяца назад, случайно познакомился в кафешке с парнем. Хотя парнем такого называть... Мужчина... Лет двадцать пять, а то и все тридцать. Но до того по-свойски держался, до того легко вошёл в контакт, что дядькой или мужиком не назовёшь. Да и не в ярлыке дело, в конце концов. Итак, подсел тот парень к Виктору в кафешке, пачку "Мальборо" на стол вывалил, предложил угощаться, а дальше... Слово за слово и разговорились. Знаете, как бывает.
Но невдомёк было Виктору, что парень в ветровке, ко времени их знакомства, неплохо знал не только его самого, но и дружков закадычных - Лёху и Юрку. Не знал Витька, что парень тот, несколько раз следовал за их компанией во время вечерних прогулок и во дворе бывал, а однажды даже просидел целый вечер рядом с ними, за бетонными плитами, благо там было, где спрятаться, внимательно слушая бесхитростную мальчишескую болтовню.
Обо всём этом Виктор даже не догадывался, а потому, вместо вполне естественной подозрительности, испытывал к своему новому знакомому почти благоговейное уважение. Свой в доску! Не кичится, нос не задирает. А главное, что уж совсем удивительно и от того вдвойне приятно, что в Витькиных "пацанских" проблемах парень тот чувствовал себя как рыба в воде. И не скажешь, что вдвое старше.
О новой встрече конкретно не договаривались, но парень, не навязываясь особо, заметил, что бывает тут частенько. Во второй половине дня. И время назвал для ориентира. Подходи, мол. Поболтаем...
Через пару дней Виктор заглянул в кафе и застал недавнего приятеля за столиком в углу. Газета, чашка кофе, сигареты. "Здоров! Садись. Кофе будешь?"
Так легко, так по-свойски. Без наигранного восторга (Ну, наконец-то! Я уже заждался!), но и без всякого раздражения (Ну вот! Поболтали разок, а он уже в "кенты" лезет. Кофейку на шару попить!). Так встретились, будто Витька на пару минут в туалет отлучался, а не два дня прошло. Приятно...
И снова просидели час, если не больше. Болтали обо всём подряд: о новых фильмах, о машинах и мотоциклах, о житухе вообще. Расспрашивал парень и о Виткиных планах на будущее, но ненавязчиво как-то, без нравоучений. А какие у Витьки планы? Какое будущее? Закончит ПТУшку, наверняка в армию загребут, а там видно будет. Чего загадывать?
О себе парень рассказывал скупо. Только когда об армии заговорили, понял Виктор, что отслужил его знакомый и, похоже, лиха хлебнул. Скорее всего, и повоевать пришлось.
С той поры встречались они почти каждый день.
Сейчас уже и не вспомнить, как к "той" теме подошли. Пожалуй, всё с сигарет началось. Угощал его приятель своими сигаретами, и пачка открытая на столе всегда лежала. Бери, не хочу! Но... Мог Виктор одну сигаретку взять из вежливости, а потом уже за своими в карман нырял. Выложить на стол стеснялся. Это не "Мальборо". Частенько без фильтра приходилось курить, в лучшем случае - с фильтром, но не из дорогих. Гордым был Витька. Правда, по-своему... Ему легче было, как и Лёхе, отобрать у какого-нибудь обмылка, чем просить. Не любил просить с детства...
Вот с курева и началось. Заметил парень, что Виктор свою сигарету чуть ли не в кулаке прячет, попросил пачку показать. Виктор вытащил из кармана простецкую "Приму" и сам покраснел подстать её цвету. Парень покрутил пачку в руках, протянул "Да, брат!", а потом отчитал его как мальчишку. Впервые такое было в их отношениях. Да только не обиделся Витька, совсем не обиделся. Грех было на такие слова обижаться. Потому что, несмотря на резкий тон, говорил его товарищ искренне, и слова были подходящие. Настоящие, мужские слова...
А сказал парень, что уж коль они знакомы не первый день и сидят за одним столом, то нечего делиться на "твоё" и "моё". И сигареты свои он выкладывает на стол не для показухи, а для них обоих. И не видит он в этом ничего унизительного для настоящего товарища, настоящего друга. Ну, живётся ему сейчас чуть полегче материально и, слава богу! Курим "Мальборо"! А кто знает, что завтра будет? И если останется он на мели, то разве не предложит ему Виктор свои сигареты? Пусть даже и без фильтра? А?
И смущён был Витька, но ещё больше растроган. Потому что, в его понятии, именно такой и должна быть настоящая дружба. Лучше и не скажешь. А потому, доверился он с этой минуты своему знакомому, как старшему брату, и ответил на все вопросы. Вопросов было немало. Поинтересовался парень, как же он, Витька, вообще живёт? На что? Хвастаться было нечем. Правда, в отличие от других учебных заведений, рангом повыше, в ПТУ ещё стипендию платили, но что той стипендии? На ту же "Приму" не хватало! Горячее хлёбово у тётки два раза в неделю, а остальное время на подножном корму. Не знал Виктор, как его товарищ отреагирует на рассказ о вечерних промыслах, но рассказал всё честно. И как пьяных в парке обшаривать приходилось, и про одиноких напуганных насмерть прохожих, и даже про киоск, который он со своими ребятами прошлой осенью вскрыл.
Парень слушал внимательно и не было в его глазах ни насмешки, ни презрения. Помолчал немного, подумал и подытожил:
- Нарвётесь когда-нибудь.
Виктор и сам об этом думал частенько. Сколь верёвочке не виться, а конец обязательно будет... Не чувствовал он себя преступником и не входило это в его дальнейшие жизненные планы. Пройдёт время, устроится на работу и будет жить как все, а пока...
- Жить-то надо как-то...
- Понятное дело, - согласился парень, - Не собираюсь я тебя жизни учить, и сам святым не был. В своё время тоже почудил изрядно. Слава богу, что не попался. А то ведь... Сейчас только понимаю, что из-за сущей ерунды, из-за тех копеек, мог заработать клеймо на всю жизнь. Аж в жар бросает... Не стоит оно того, Витёк!
- Жить-то надо! - со вздохом повторил Виктор. - Хорошо в Штатах... При всей ихней безработице, любой пацан может за лето деньжат зашибить. А здесь? Что я не пробовал что ли? Куда только не совался. Машины мыть? Вон, совсем малые ребятишки на стоянках с тряпками да вёдрами бегают. В глаза заглядывают: "Дяденька, можно я вам машину помою? Может стекло протереть?" Как милостыню просят! Противно...
- Да! Это не выход! - Парень ненадолго задумался, - Но и ваш нынешний промысел - не решение. Уголовщина. Я, смешно сказать, частенько над этими вещами задумывался. И сейчас, бывает, думаю. И знаю, что можно найти способ хорошо подзаработать с минимальным риском, а то и вовсе без риска.
- Это как? - недоверчиво улыбнулся Виктор.
- Как? - Парень закурил новую сигарету и, прежде чем ответить, сделал пару глубоких затяжек. - Да вот хотя бы... Имея хорошую компанию, несколько надёжных ребят... Впрочем, для этого дела компании недостаточно. Человечек ещё нужен особенный. Подходящий человечек... Так что наш разговор носит чисто теоретический характер. Помечтаем просто...
Витька, слегка разочарованный таким началом (видно, не так уж всё и просто), тем не менее, помечтать был готов.
- Ну-ну!
- Человека похитить. Знаю-знаю! - жестом руки парень остановил подскочившего Виктора, - Не волнуйся! У меня с головой всё в порядке. Ложное похищение, понимаешь? Фальшивое... Почему и говорю, что человечек нужен особенный и, главное, - свой! Понятное дело - не ты и не я! Кто за тебя заплатит? Тётка или ПТУ? А вот представь, что ты сынок миллионера и мы с тобой обтяпываем это дельце. Ты сидишь пару дней где-нибудь на хате и в потолок поплёвываешь, а я звоню папаше и требую выкуп. Ну и со всеми детективными атрибутами, конечно. Угрозы, предупреждения насчёт милиции и прочее. Вот тебе и бабки на мелкие расходы. Но это надо такого человека иметь. Или вот ещё... Тоже вариантик неплохой...
И парень перевёл разговор на другое.
* * * * *
Осенило Виктора вечером в родном дворе на плитах. Пришедшая в голову мысль настолько его взбудоражила, что он, под недовольное ворчание Лёхи, заторопился в свою общагу, чтобы хорошенько всё обдумать. А на следующий день, еле высидев занятия, Витька помчался в кафе, чтобы поделиться своим открытием с товарищем. А тот, похоже, и думать забыл о разговоре.
- Есть! Есть такой человечек! - выпалил Витька, едва поздоровавшись и усевшись на стул.
- Какой человечек? Ты о чём?
- Ну, как о чём? Что вчера мы говорили! - он понизил голос, - Насчёт похищения.
- А... - протянул парень без всякого интереса, - И кто это?
- Юрка... ну, мой старый дружок дворовый встречается с одной девахой. Вот она как раз подходящий человек для такого дела. Папаша у неё навороченный!
- Навороченный? А кто такой? Может, знаю?
- Самойлов! Эдуард Денисович?.. Давыдович?.. Что-то такое... Говорят, в своё время, дядька в авторитетах был. Да он и сейчас при деле, только на новый лад. Фирмач, депутат горсовета... А дочка - Маринка! Они с Юркой в одном классе учатся.
- Подожди, Витёк! Ты что-то уж больно близко к сердцу моё предложение принял. Я не собирался и не собираюсь тебя подбивать на такие подвиги.
- Да при чём здесь?.. - Витьке от возбуждения не сиделось на месте, - Мысль-то и в самом деле классная!
- Оно так. Да только... Согласится ли она? А если согласится, не проболтается ли потом? Затея действительно безобидная, но если папаша узнает правду, то вряд ли эту шутку оценит. Ты уж поверь. И денег лишитесь, и задницы запросто порвать может.
- Должна согласиться! - Виктор довольно улыбнулся, - Я её, конечно, не очень знаю, но Юрка говорит, что не ладит она со своими. Не много ей перепадает от батиных щедрот. В чёрном теле держат. И болтать ей никакого смысла. Она же тоже от денег не откажется. Сегодня же и поговорю.
- Стой, брат! Разошёлся. Что-то я уже и не рад своей подсказке. Наломаешь дров! "Сегодня же! Поговорю!" Во-первых, разговаривать лучше не тебе, а твоему приятелю. Сам ведь говоришь, что плохо её знаешь. Ему и карты в руки. А, во-вторых... Если ты это серьёзно, конечно... Ей-богу, я уже и не рад! Ты меня в этом деле не высвечивай. Не подумай, что я в кусты прячусь, помогу, чем могу, но... Ты парень неглупый, сам должен понимать. Одно дело, когда вы, хохмы ради, своей компанией дело сделаете, а другое, когда взрослый дядя со стороны подсказывает и командует. Это уже не шутка, а организованное преступление.
- Я понимаю! - Виктор согласно кивнул головой, довольный тем, что до сих пор не заикнулся Юрке и Лёхе о новом товарище.
- Ну, тогда... - парень решительно вдавил окурок в переполненную пепельницу, - Пусть поговорят сначала и если девочка согласится, будем дальше думать. Место надо найти, чтобы она могла пересидеть пару суток, ну, и детали... Я подумаю... Есть уже мыслишки.
- А расчёт? - Неудобно было Витьке задавать подобный вопрос, но получить ответ хотелось сразу. Ведь ещё с ребятами придётся разговаривать, и хорошо бы к этому моменту знать, что почём. Потому что, по его, Витькиному разумению, мог его товарищ, как инициатор дела, рассчитывать на добрую половину выкупа.
- Расчёт? - Парень посмотрел удивлённо, - Какой расчёт?
- Ну... - Витька смутился, - делить как будем?
- Делить? Ты, Вить, похоже, так ничего и не понял! - в голосе парня зазвучала обида, - Говорили, говорили и на тебе! Мне-то за что? И ребята твои, и человека ты предложил, а не я. Считай, что ты сам до всего и дошёл. А за идею, тем более - сырую, я с друзей ничего не беру.
- Всё равно неудобно как-то!
- Ну, если неудобно, - товарищ улыбнулся, - Шампанское выставишь, когда всё закончится. И "Мальборо" угостишь. Сможешь уже купить, а?
- Смогу! - широко улыбнулся в ответ Витька.
* * * * *
И опять же невдомёк было очарованному новым товарищем Виктору, что знал тот о Марине и её папаше гораздо больше его самого. И уж, конечно, не случайно тот предложил такое дельце именно Виктору с его компанией. Увидев несколько раз дочку своего заклятого врага с мальчишкой-ухажёром и оценив их отношения, Стас Кротов и Юрку включил в список наблюдаемых объектов. Тот его и привёл во двор, к компании на бетонных плитах. Невдомёк было Виктору, что с первого дня их знакомства был обеспокоен его приятель только одним: поймёт ли Витька, что от него требуется? Подсказывать и давить не хотелось. Подозрительно... И не пришлось.
Витя оказался сообразительным хлопцем.
А Виктора смущало другое. До сих пор не знал он имени своего приятеля. Тот-то ещё в первый день поинтересовался, как Витьку зовут, а сам представиться не удосужился. А спросить было неловко по той простой причине, что Виктор так и не смог определиться, как ему к товарищу обращаться? На "ты" или на "вы"? Знал уже по своему небогатому жизненному опыту, что стоит раз "выкнуть", тяжело потом будет перестроиться, но и на "ты" перейти всё никак не решался. Вот и общался Виктор с новым знакомым как-то обезличено, избегая прямых обращений. "Привет" вместо "здравствуй" или "здравствуйте", ну и всё прочее приходилось по ходу корректировать. Неудобно, конечно.
Тем же вечером состоялся достопамятный разговор с приятелями на плитах, и машина закрутилась.
* * * * *
Понедельник. Утро
Сразу за городом, за новой его частью, беспорядочно застроенной стандартными пяти- и девятиэтажками, простирался гигантский пустырь, отведённый в незапамятные времена под строительство коттеджей. Программа личного строительства хирела вместе со страной и, соответственно, - городом, и несколько лет назад заглохла окончательно. Ближайшие к городу участки, совершенно "случайно", достались сильным мира сего, и на них выросли, как грибы после тёплого мелкого дождичка, несколько десятков разнокалиберных особняков, отражающих вкусы и финансовые возможности своих владельцев. Затем, почти на километр простиралась зона "середнячков", которые тужились изо всех сил, но... Впрочем, на некоторых участках жизнь ещё теплилась и фанатики хозяева по выходным или после трудового дня таскали кирпичи, месили раствор или тюкали топорами, будто решив растянуть строительство, при таких темпах, ещё лет на тридцать - пятьдесят - на радость детям и внукам. Здесь можно было увидеть и практически законченные, но неотделанные двухэтажные бетонные коробки, зияющие чёрными провалами незастеклённых окон, и куцые одноэтажные постройки, жалко взывающие к небесам щелястыми блочными стенами без перекрытий. На некоторых зданиях была даже выложена часть черепичной крыши, а потом... Продать эти творения архитектурного зодчества, хотя бы так, чтобы покрыть понесённые затраты, по нынешним временам было практически невозможно, и большинство изнурённых непосильной задачей хозяев, видимо, всё-таки отступилось. Одним словом - недострой. Ещё далее, наглядно демонстрируя квадратно-гнездовой метод, располагались участки, у счастливых владельцев которых силёнок и средств хватило только на рытьё добротных котлованов. За котлованами начиналась степь. Трудно было поверить, что когда-то и здесь, весело постукивая молотками, потенциальные обладатели роскошных вилл забивали межевые столбики и натягивали стальную проволоку, обозначая границы будущего поместья.
Именно здесь, в одном из недостроенных коттеджей, было решено отсидеться до конца операции, то есть - до получения выкупа.
Подобрал место, конечно же, Стас. Он сам и привёл Виктора в нужный коттедж, чтобы сориентироваться на месте. Выбор был далеко не случайным. Хоть и пустовало большинство заброшенных коттеджей, но никак в планы Стаса не входило нарваться на соскучившегося по своему детищу хозяина или просто на мальчишек, затеявших игру в войнушку в таком заманчивом месте. Его решение было простым и гениальным, как яйцо... Он предложил свой собственный коттедж, вернее - своих родственников. Впрочем, Виктор об этом и не догадывался.
* * * * *
Судьба Станислава Кротова во многом была схожа с Витькиной, хотя и обошлась с ним намного благосклоннее. Отец ушёл из семьи, когда сыну ещё и трёх не было, а в семь лет Стас остался круглым сиротой. Сгорела мать у него на глазах, от рака умерла. Вот на этом сходство с Витькиной долей и кончалось. Не было в его жизни ни детского дома, ни голодного общежития. Оформив опекунство, забрали его к себе, в этот небольшой, в общем-то, городишко, мамина сестра с мужем и, как ни странно это звучит, Стас от этого только выиграл. Бывает и так! Не было у тётки с дядей своих детей, и всю свою нерастраченную нежность и ласку они щедро тратили на племянника. Не все настоящие родители так к своим детям относятся. Может потому, что уже в возрасте были? Двадцатилетним папам и мамам на детей ни времени, ни терпения обычно не хватает. И материально эта семья была намного обеспеченнее, чем его прежняя. Что мать одна могла? А родственники прочно на ногах стояли. Тётка уже немало лет руководила центральной лабораторией на заводе, а дядька и начальником цеха был, и в управлении посидеть довелось на хорошем месте. Да какие там "тётя" и "дядя"? Совсем мальчонкой он тогда был, быстро на "маму" - "папу" перестроился. А они и рады. Так что грех было жаловаться Стасу на своё детство и юность.
После школы он вполне мог в хорошем институте образование продолжить. Родственники так и планировали, и средств бы не пожалели, но... Настоял Стас на своём, показал настоящий характер. Автодорожный техникум закончил, профессиональные права параллельно получил... Потом армия, а после службы, он с ребятами-сослуживцами на север рванул, на заработки. И опять же, не было в этом никакой необходимости. Остальные в основном за машинами ехали, а ему и этого не нужно было. Ожидал дома "москвич", на который ещё до армии дядька-отец Стасу доверенность оформил. Не понимали родители, что хотелось Стасу самому на ноги встать, независимость свою доказать. Хотя бы самому себе.
А когда, наконец, вернулся он домой, уже родители засобирались на север: то ли пенсию посолиднее заработать, то ли на романтику потянуло. И вот почти год как уехали, а назад, похоже, и не думают. Наоборот, Стаса к себе зовут: и климат, мол, тут здоровей, и люди душевнее, и заработки выше.
Стас пока никуда не собирался. Достаточно подзаработал, чтобы своё дело открыть. Хотелось попробовать себя на новом поприще. Вот только закончился его бизнес невесело.
Как бы то ни было, после отъезда родных, остались Стасу и трёхкомнатная квартира, и машина, и дача, и этот вот недостроенный коттедж.
* * * * *
Пришли они сюда пешком, от ближайшей автобусной остановки минут пятнадцать-двадцать топать пришлось. Витька даже не подозревал, что у его приятеля машина есть - не хвастался ею Стас.
Коттедж располагался в заброшенной зоне "середнячков" и представлял собой двухэтажную неотделанную коробку. Ни стёкол, ни дверей...
Стас уверенно нырнул в дверной проём и, подсвечивая зажигалкой, повёл Витьку куда-то в дальний угол дома. Виктор, следуя за приятелем, даже удивился про себя: снаружи - дом как дом, ну, здоровый, конечно, а внутрь зайдёшь - заблудиться можно. Лабиринт настоящий!
- Ну, вот и пришли, - его товарищ запалил свечу и поднял её повыше, - Я тут уже кое-что приготовил.
Виктор огляделся. Комната без окон, дверной проём занавешен простеньким одеялом. Почти жилая обстановка: пара самодельных деревянных топчанов, здоровый ящик вместо стола и несколько ящиков-стульев. На столе термос, чашки, десяток свечей и приличных размеров пакет, а на одном из топчанов груда тряпья: старые фуфайки, одеяла и, похоже, несколько свитеров. Стас заметил его взгляд и пояснил:
- Прохладно ночью. Всё пригодится. В пакете пожевать найдёшь. Хлеб, консервы... Кстати, вы тут поосторожнее ходите. Кое-где есть провалы в полу. А внизу, в подвале чёрт ногу сломит: обломки блоков, кирпичей, арматурины торчат... Костей не соберёшь. И со свечами гулять тоже не советую, чтобы ночью с улицы кто-нибудь не углядел. Лучше здесь отсидеться. По нужде, вон, в соседнюю комнату. Там как раз - дыра. Только осторожно.
Виктор кивнул. Как и вчера, он остро почувствовал неловкость от бескорыстия своего товарища. Что бы они делали без него? Поесть купил! Даже эти одеяла... Не с общаги же тянуть! Да и дружкам не легче! Попробуй что-нибудь из дома вынести. Решил Витька про себя, что шампанским и "Мальборо" не ограничится. Хоть со своей доли, но поделится.
Они присели на ящики, закурили.
- Дежурить здесь кому-то придётся, Витёк! Страшновато ей будет одной ночью.
- Да я уже думал. - Виктор уверенно кивнул, довольный тем, что хоть до этого додумался без подсказки. - Постоянно кто-нибудь будет. Ночами мне, наверное, придётся. Лёха и Юрка вряд ли смогут. Ну, а днём...
- Про своего Юрку вообще забудь! - перебил Стас. - Ему эти дни на виду надо быть. Узнай, кстати, часто ли он звонил своей подружке домой и, если да, пусть обязательно звякнет, поинтересуется - поволнуется. Только не переигрывая, конечно. А ты сам ночами сможешь?
- Да кто меня хватится?! - с горечью махнул рукой Витька.
- Ладно! - Стас вытащил из кармана ветровки миниатюрный диктофон, - Вот держи. Девочку ты в телефонную будку с собой не потянешь, надо будет здесь записать несколько слов от неё. Это обговорим. Кто разговаривать будет с папашей? Подумал уже?
- Ну, Юрке опять же нельзя! - Виктор быстро учился на своих ошибках, - За себя я не уверен. Голос не очень подходящий. Наверное, лучше Лёхе... Он, если захочет, то и басом может...
- Басом не обязательно, но голос, конечно, должен быть подходящим. Поменьше интонации, отбубнил по деревянному и всё! А как он, твой Лёха, вообще? Деньги снять сможет?
- Ну, звёзд он, конечно, не хватает, - Витька улыбнулся, - Но если всё разжевать, сделает. Он, как танк!
- Хорошо! Подумаем. Не наломать бы дров, Вить! Тут мелочей нет. Свитера и остальное я не просто так принёс. Девица ваша, уходя из дома, должна одеться как обычно, а не напяливать на себя сто одёжек. Понимаешь? И насчёт выкупа, ребята, не борзейте. Не стоит дядю злить. А теперь давай всё окончательно обмозгуем. Похоже, действительно тебе придётся с нею куковать, а значит с момента начала операции, мы не увидимся. Вопросов много! Выходить из дома ей нужно, когда стемнеет. Не средь бела же дня её схватили и увезли. Впрочем, и на обратном пути могли... - Стас задумчиво потёр подбородок, - Подумать надо, как лучше? Убедительно всё должно быть. Как ей сюда добираться, чтобы поменьше глаз? Всё надо сейчас решить и "легенду" надёжную для девчонки приготовить... Я тебе ещё место хочу показать, где выкуп передать можно. Если, конечно, у тебя самого нет мыслей по этому поводу.
На обсуждение деталей ушло больше часа, а потом они отправились в город посмотреть предложенное Стасом место. Витьку оно устроило.
Вечером состоялась "встреча на высшем уровне" в Лёхиной квартире.
* * * * *
На следующий день, во вторник, в глубоких сумерках, Марина Самойлова вышла из дома и не вернулась.
* * * * *
Среда. Первая половина дня
Заговорщики немного рисковали. Самойловы вполне могли ещё ночью поднять шум, то есть обратиться в милицию с заявлением о пропаже дочери. Но риск был вполне оправдан и допустим. Мало кто из родителей в наше время будет сразу же паниковать по поводу того, что их семнадцатилетний отпрыск не ночевал дома. Вернее, нормальные родители паниковать-то будут наверняка, но не настолько, чтобы тут же подключать соответствующие органы. Сначала они обзвонят всех знакомых, возможно даже свяжутся с больницами и, скорее всего, дождутся утра, чтобы встретить блудное чадо отцовским ремнём или грандиозным нагоняем.
Так и произошло. К тому же, что немаловажно, прецедент в семье Самойловых был всего пару месяцев назад. Марина тогда впервые не ночевала дома. Они с подругами устроили в субботу славный девичник с добросовестной дегустацией домашних вин и наливок, и Маринка, понимая, что появляться в таком виде дома небезопасно, уснула в чужой квартире на чужой кровати, не удосужившись позвонить родителям. Эдуард Давыдович, распекая утром дочь во все корки, был доволен тем, что не позволил жене обратиться в милицию. Позориться раньше времени не хотелось...
Так что нельзя сказать, что на этот раз Самойлов был уж очень обеспокоен отсутствием Марины. Гораздо больше его занимала мысль о том, какие меры можно и нужно принять к отбившейся от рук дочери. В угол уже не поставишь, ремень - тоже поздновато. Вот и думай тут.
Утром Марина не появилась, и Эдуард Давыдович, измотанный причитаниями супруги и беспокойной ночью, явился на работу как туча. Через час, проклиная себя за мнительность и нетерпеливость, он всё же позвонил домой и был немало удивлён, узнав, что дочери до сих пор нет. Неужели сразу в школу отправилась? А учебники?
Около одиннадцати в кабинет виновато заглянула секретарша.
- Эдуард Давыдович! Вы уж извините, я не знаю, что ответить. Вас по городской линии спрашивают. Мужчина... Не назвался... Говорит, по поводу дочери.
- Я возьму. - Самойлову удалось произнести это спокойно, но протянутая за трубкой рука заметно дрожала.
- Эдуард Давыдович? - деловито уточнил звонивший после соединения и, получив подтверждение, тут же сменил тон. - Слушай сюда, дядя! Твоя дочь у нас. С ней всё в порядке. Пока...
- Кто?.. Что с ней?
- Я же говорю: всё в порядке. Жива, здорова... У меня к тебе предложение.
- Что вам надо? - только задав этот вопрос, Самойлов осознал, насколько же он нервничает. Что им надо? Чего уж тут непонятного? Он постарался взять себя в руки. - Слушаю...
- Тебе привет от дочери.
В трубке что-то зашумело, щёлкнуло, и тут же раздался захлёбывающийся голос Марины:
- Папа! Папочка!
- Дочка! Что они...
Но Марина не дала ему вставить и слова.
- Мне страшно, пап! Они говорят...
Опять шум, приглушённый вскрик и снова мужской голос:
- Тебе лучше подсуетиться и до завтрашнего дня собрать шесть тысяч долларов. Я позвоню... И не вздумай никому плакаться, ну, ты понимаешь?
- Сколько? - Самойлов не поверил своим ушам.
- Шесть тысяч! - голос на том конце телефонного провода на мгновение просел, будто абонент и сам засомневался в реальности названной цифры, - Ты что глуховат, дядя? Завтра позвоню. Жди...
Эдуард Давыдович, глядя прямо перед собой, ещё целую минуту держал в опущенной руке булькающую короткими гудками трубку, потом пожал плечами, соединился с секретаршей и попросил срочно найти Михеева.
* * * * *
Олег Степанович Михеев занимал в структуре Самойловской организации незаметный, но весьма важный пост. Что-то вроде начальника службы безопасности. Они с Самойловым были старыми друзьями, немало покуролесили в бурной юности, но затем, как это частенько бывает, жизнь расставила их в своём шкафу на разных полках. Самойлов, вычеркнув из памяти мутноватое прошлое, уверенно шагал по социальной лестнице, а Олег Степанович, довольствуясь малым, остался при друге в качестве оруженосца. Ни зависти к более удачливому товарищу, ни тем более обиды, Михеев не испытывал. Натура - не та. Материально - далеко не бедствовал, а работы было немного - не прежние беспокойные времена. Единственная задача - поддерживать порядок на своей территории, а когда всё отлажено да налажено, то и поддерживать, в общем-то, нечего. Городские "крёстные отцы" жили, если и не дружно, то мирно, и равновесие это было устоявшимся. Конечно, когда - никогда и залётные "крутые" в их городишке объявлялись. Таких обычно успокаивали сообща, быстро и эффективно. В подчинении Михеева было два десятка добрых молодцев, которые в "мирное" время несли службу по охране офиса, магазинов, складов и прочих объектов фирмы.
* * * * *
Грузный Михеев вошёл в кабинет шефа неторопливо и уверенно. Коротко кивнул (утром уже виделись) и, не дожидаясь приглашения, уселся в жалобно скрипнувшее кресло.
- Что случилось?
- Олег... Тут хрен знает что!.. Похоже, Маринку, дочку мою, выкрали, - и Самойлов, немного растерянно, но почти дословно повторил недавний разговор с похитителем.
- Сколько? - наступила очередь удивляться Михееву.
- Шесть тысяч... - Эдуард Давыдович в который раз засомневался, что правильно понял звонившего. Но ведь переспросил...
- Это что? Шутка? - Михеев растерянно почесал за ухом и поспешил уточнить, - Я не Марину имею в виду, конечно. Деньги?!
- Сам не пойму.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
- Пацаны?! - то ли спрашивая, то ли утверждая, изрёк Михеев. - Значит завтра? Подожди-ка! У тебя ведь определитель стоял.
- Да. В приёмной, у секретарши.
От мешковатой неторопливости Михеева не осталось и следа. С удивительным для его комплекции проворством, он соскользнул с кресла и вышел в приёмную.
- А ну-ка, дочка, подсоби мне. Тут мужик недавно звонил, лично директору. У тебя номерок сохранился?
- Я их до вечера не сбрасываю, мало ли что? Только не всегда определяются. Но этот, по-моему... - она понажимала на кнопки, - Да, вот! Вам записать?
С бумажкой в руке Олег Степанович вернулся в кабинет Самойлова.
- Ну-ка, ну-ка... Попробуем...
Он набрал номер городской телефонной справки.
- Справочная. Шестая...
- Девушка! Добрый денёк! Вы уж извините, у меня не совсем обычный запросик. Мне бы, наоборот, абонента определить по номеру.
- Таких справок не даём.
- Шестая! Миленькая! - Михеев добавил бархата в свой и без того глубокий голос, - Понятное дело! Вам там и продохнуть некогда! Но тут такая закавыка... Звонит и звонит кто-то! Даже ночью покоя нет! Официальную жалобу мне подавать не хочется. Просто узнать бы, может из знакомых балуется кто? Пожалуйста, помогите.
Оператор неохотно поинтересовалась номером, пропала на целую минуту и, наконец:
- Это телефонная будка у почтамта. А уж кто звонил?.. Сами понимаете...
- Эдик! Во-первых, успокойся. Сейчас горячку пороть ни к чему. Никуда они не денутся. Положись на меня, я всё к завтрашнему дню подготовлю. А во-вторых... Понимаешь, не идёт у меня из головы эта сумма! Как насмешка... Надо же!
- Может, в самом деле, пацаны? - Самойлов неуверенно пожал плечами. - Шесть тысяч?! Завтра! Я бы, не выходя из кабинета, мог отдать... Уж больно всё по-книжному, по киношному. Только что старыми десятками - двадцатками не потребовал... А с другой стороны, что тут нового-то придумаешь?
- А вот завтра и проверим. Разговорчик запишем, но... Если действительно пацаны, то и действовать будут по шаблону, а это даёт нам неплохие шансы. У меня уже есть намётки. Да, кстати... У твоей Марины есть парень? Компания какая?..
- Да их разве сейчас разберёшь? Компания? Она каждый вечер пропадает где-то. То вечера школьные, то дискотеки, то дома у подружек вечеринки устраивают. - Самойлову вдруг стало не по себе от мысли, как же мало он знает о жизни дочери. - А парень вроде есть. Одноклассник... Домой звонит. Я его даже видел пару раз. Ничего мальчишка... Высокий, видный. Фамилии не знаю, а зовут Юрием. У моей надо поинтересоваться, хотя вряд ли Маринка с ней делится...
- Найду, если одноклассник. Пощупаем незаметно, - Михеев помолчал и задал волнующий его вопрос: - К ментам не думаешь?
Алексею Спирину не сиделось на месте. Взбудораженный недавним телефонным разговором с отцом Марины, довольный собой, он то и дело вскакивал с ящика и метался по комнатке, заставляя дрожать огонёк свечи и отбрасывая на стены причудливые тени. Уже в десятый раз он начинал рассказывать о состоявшемся разговоре, дополняя его всё новыми и новыми подробностями.
- Я, как кассету ему врубил, он сразу коланулся. Молодец, Маришка! Здорово ты сыграла! А вот с деньгами, по-моему, накладочка вышла. Он даже переспросил... Витёк! - Лёха, позабыв, что ещё недавно бойко оперировал миллионами, вперил в приятеля вопрошающий взгляд невинных глаз, - Не много мы заломили?
- Сядь, Лёш! Свечу задуешь. - Виктор заметил, что восторги и бравада приятеля действуют на Маринку угнетающе. Забравшись с ногами на топчан, она как-то съёжилась и притихла. Отец всё-таки! - Хорош про это! Завтра только не лопухнись и всё нормально. По времени осечки не будет. Не успеют они тебе засаду устроить. Главное убедись, что человек зашёл и вышел, и только тогда...