В воздухе стояла сырость после недавнего дождя. Дорога была местами скользкой и неосвещенной. Трасса уходила далеко за город. И только одинокий рев мотоцикла прорезал ночную тишину.
Он летел, сам не зная куда, подальше от боли и самого себя. Волосы уже стояли дыбом, но Эда не смущал свист ветра, раздававшийся в ушах, изредка перебиваемый ворохом мыслей. Они давили и требовали выхода, решений, их было невыносимо много. Ветер гнал мотоциклиста вперед, однако ни стихия, ни мотор, работающий на пределе, тяжкие думы были заглушить не в силах.
Шлема он не надел, беспечно положившись на судьбу. Да и в нее, как и в случайности молодой человек не верил. Эд просто гнал, что было мочи, он хотел только убежать, скрыться. Затеряться в просторах шоссе. Железного коня, чьи покрышки ощутимо страдали под таким напором, Сазонов не жалел: мотоцикл - подарок той, кто его оставил в трудный момент. Поэтому от причинения ему ущерба Эд даже садистски злорадствовал.
Что лишь усиливало боль от груза, свалившегося на него так внезапно.
Медленно, но верно, переживания, нахлынувшие все разом и завладевшие всем его естеством, вынудившие удирать, расслаивались и давали возможность осознать их. Чувства вышли из-под контроля, чего больше всего и боялся Эд. Он всегда держал их в крепкой узде, но в определенные моменты расклеивался, за что впоследствии жутко себя ненавидел. Однако тому были разумные объяснения: недопонимания с родителями и уход от них, первая пережитая им смерть близкого по духу человека, переживания за друга Лехи, почти брата Игоря, лишенного любимой девушки из-за него, Эда...
Все это не шло ни в какое сравнение с тем, что успело случиться с Эдди всего за последние десять дней, скатавшихся в вязкую вату отнюдь не сладкую. Полную горечи. Сперва нелепая, нежданная смерть Лопаты - общего с Игорем друга Эда. Потом тяжелый нервно-психический срыв Игоря... Сазонов и Лопату-то подозревал в самоубийстве, а слегший в психбольницу Игорёха - не добавлял оптимизма.
Вчера Эда бросила девушка, но недолгое сожаление по ней быстро затмило состояние Игоря, у которого он побывал утром. Увиденное ужаснуло Эда: исхудалое лицо, залегшие тени под глазами, лишенный своей фирменной бороды совершенно разбитый, растерянный друг. Всегда веселый и подающий пример бодрости, оптимизма, не сдающийся, в клинике Игорек совсем не напоминал себя. Сазонов испугался, что такими темпами может потерять и названного брата. С которым вместе творили, вместе осуществили мечту, но не успели вдоволь насладиться, как все покатилось по наклонной.
Эд в своей тонкой куртенке ощутил, наконец, ночной холод, что заставило его вернуться в насущное. К дороге. К мотоциклу, купленному специально, чтобы порадовать девушку. Теперь уж и ей он оказался не нужен, так что прогон железного коня оказался даже весьма кстати. Щадить его больше не было важным.
Эд явственно понял, что же с ним происходит: таяли, как снега в горах, его планы на будущее. Тягуче, медленно, но надежды как-то обреченно уходили в небытие.
А ведь совсем недавно с Игорем, Лопатой они мечтали...
Она исполнилась, но что теперь с ней делать, когда он остался с мечтой один на один? Помереть от счастья или завыть от разочарования.
Не было ее больше. Остались одни жалкие ошмётки.
Стараясь не поддаваться унынию, Сазонов прибавил ходу.
Чувства, одолевавшие Эда, были противоречивы и не последовательны. Он не хотел примиряться с тем, что все рушилось, но и не признать этого не мог. Смерть точно не была выходом - Лопата доказал это ценой своей жизни. При всей своей невыносимости бытия Сазонов все же любил жизнь. Он думал, что верит в Бога. Эдди считал себя трезво мыслящим, но иногда верил в чудо. Потому что, когда мечта только-только осуществлялась, не иначе как чудом те полгода назвать нельзя было.
В голове все смешалось. Добро и зло. Правда и иллюзии. Религия и сомнения в ней. Два "Я" перемежались и переплелись. Одно: творческое, стремящееся к полной свободе самовыражения, самоотдаче и как к логичному взаимному дополнению - саморазрушению "Я"; и другое: жизнелюбивое, борющееся за сохранение целостности и обретения внутреннего комфорта.
Две личности внутри Эда между собой столкнулись лбами. И какая из них победит - рассудит, похоже, только дорога. Как она решит, так и будет. Сазонов прибавил газу, разгоняясь до максимальной скорости.
Внезапно внутренний карман куртки завибрировал и раздалась громкая, резкая музыка звонка. Эд вздрогнул, резко придя в себя, надавил на тормоз, чтобы ответить звонящему. Мысли были обращены к Игорю, и он взволновался, а не случилось ли с ним чего, раз набрал номер Эда ночью.
Но тотчас мотоцикл повело, по скользкой дороге его резко развернуло назад, почти на сто восемьдесят градусов. Сазонов не удержался на нем и полетел вниз, пребольно шмякнувшись на бок. Его против воли крутануло по асфальту несколько раз, оцарапав руки и лицо. После чего Эд так и остался лежать на шоссе, прямо на разделительной полосе. Боковым зрением он видел, что и треклятый мотоцикл целехонький валялся чуть в стороне. Фары слабо, но продолжали светить. Избавиться от железяки оказалось делом непростым. Но это уже не так заботило, даже вызвало у Эда усмешку.
Мобильный вдребезги.
Все тело ломило, вставать совсем не хотелось. Небо было беззвездным, но наблюдать его, видеть, ощущать запахи дождя - не чудо ли? Как же хорошо просто ДЫШАТЬ. От мысли этой и от того, что Игорь-то жив, Эдди, неожиданно для самого себя, вдруг рассмеялся. Смеялся, пока пробовал подняться и ковылял до злополучного мотоцикла. Смеялся, оттаскивая драндулет с дороги, преодолевая не самые приятные физические ощущения в теле. И прекратил лишь, вытирая проступившие от непрерывного хохота слезы, упав от бессилия на сырую траву на обочине. Ночная мгла подарила долгожданный покой. Страшные десять дней неизвестности можно было откинуть в прошлое.