Еще молодой, но грузный человек в добротной одежде, по которой на улице сразу признали бы преуспевающего купца, прислонился к стене.
Узнав о том, что в гостиничной комнате его ожидает посыльный из родного дома, он немедленно развернул возницу и велел везти его обратно. Вбежал во двор гостиницы, как мальчишка, не заботясь, что подумают люди, которые заискивают перед ним здесь, ожидая вознаграждения. Войдя, снял только головной убор, хотел положить его на стол - и тут увидел, что слуга одет в черное. Так и стоял теперь, комкая в руках шляпу и не замечая этого.
- Говори! - прорычал он и стукнул кулаком в стену.
- Горькие вести принес я тебе, хозяин, - зашептал перепуганный слуга.
- Ну?!
Слуга всхлипнул:
- Мертв. Ваш сын родился мертвым.
Купец опустился на стул. Тяжелый стул заскрипел, купец вскочил, схватил его, легко поднял и с размаху ударил о пол. Обломки разлетелись в разные стороны, задев и посыльного, и самого купца.
Он замотал головой, потом схватился за голову руками:
- Мой наследник...
Около пяти лет прошло с веселой свадьбы младшего сына одного из самых известных в королевстве торговцев заморскими товарами до того дня, когда акушерка, вызванная старой служанкой супруги, радостно сообщила ему о том, что молитвы его дорогой Адель не пропали даром. У них будет ребенок! Молодой отец обрадовался так , как не радовался подобному известию никто из его сословия. "Ты будто сам родился заново", - подшучивал его брат.
Брат был старше десятью годами. Он хорошо помнил их родителя, который умер через три года после рождения младшего сына. Перед смертью отец успел взять клятву с собственного брата позаботиться о детях. Дядя заменил мальчикам отца, заботился о них, вырастил, передал им дело. "Береги брата", - настойчиво повторял он старшему, замечая, что он достаточно прохладно относится ко второму наследнику состояния.
- Почему я должен его беречь? - как-то спросил подросток, мрачно нахмурившись.
- Потому, что ты старший. Потому, что он сирота, - ответил дядя.
Брат молча кивнул, зная: при дяде нельзя говорить того, что он думал на самом деле. Он верил слухам, которые, как змеи, шелестели, ползли и наполняли всё вокруг. "Эти роды убили её, и он уже не смог оправиться от горя..." - шептали друг другу служанки. Об этом, казалось ему, молчал привратник у ворот дома, об этом кричали давно засохшие цветы на любимой клумбе госпожи, которую никто с ее смерти не решался трогать. Он то жалел младшего брата, то страшно ненавидел его, виня в смерти матери и отца.
Младший брат чувствовал это и, став взрослым, не слишком был дружен со старшим. Хотя в некоторые моменты, несмотря ни на что, он очень хотел, чтобы брат оказался рядом. Со своим брюзжанием, с его надоедливыми шутками , с рассказами невпопад о троих толстых сыновьях и одной такой же толстой дочери, отцовской любимице, которой уже скоро замуж. Так было и сейчас, когда его руки бессильно доламывали тулью шляпы, а перед ним стоял бледный слуга.
- Что с моей женой? - наконец выговорил он.
- Госпожа Адель уже поправилась и выходит к обеду и в сад, - с готовностью затараторил слуга. - Но...
И он опять осекся.
- Да говори же ты! Иначе следующий стул я сломаю о твою голову!
- Не знаю, как сказать вам об этом, господин. Вечером того дня, когда младенец был похоронен, Анна...
- Анна?
- Ну да, Анна, господин же не мог забыть старую служанку госпожи? Анна вышла во двор и вдруг закричала. Все прибежали, принесли огня и увидели на пороге большую корзину с новорожденным младенцем! В корзине лежала записка, что, мол, благословит Небо того, кто позаботится о несчастном сироте. Корявыми такими буквами, хозяйка едва прочитала. Когда младенца внесли в дом и распеленали, оказалось, что у него очень смуглая кожа, да еще и уродство есть: одна ножка короче другой, и со спиной что-то не то, будто перекошена. Хозяйка вздохнула, перекрестилась и сказала, что раз так хочет Создатель - то пусть так и будет, что ребенок будет её воспитанником и она позаботится о нем.
Купец отшвырнул изуродованную шляпу в угол, подошел к столу и сел.
- Что передать госпоже от вас, хозяин? - робко спросил слуга.
- Передай, что я разделяю ее горе. Что очень скоро вернусь. Зайди к Морису, забери у него подарки для госпожи: я хотел сам привезти их ей, но... Может, они хоть немного утешат ее. Вели пожертвовать в монастырь, пусть молятся о здоровье госпожи, вели позвать лучших врачей. Я не хочу потерять еще и её. Вознагради акушерку. Остальное я сделаю сам по приезде.
- А что делать с подкидышем, господин?
Купец сжал губы, провел по лицу рукой.
- Что, по-твоему, делают с младенцами? Наймите ему кормилицу.
- Но госпожа ждет вашего решения...
Купец повернулся и окинул слугу тяжелым взглядом:
- Госпожа вольна делать что хочет.
Слуга поклонился и выбежал из комнаты.
Через пару часов в дверь засунул голову, одновременно стуча, помощник и наперсник купца Морис:
- Не потревожу, господин?
- Что хотел? - купец не поднял головы.
- Соболезную, господин...
- Это всё?
- Чудное дело, хозяин! Адольфо сказал, что вы хотите вернуться прямо сейчас. Его я отправил домой со знакомым корабельщиком, они как раз готовились отплывать. Что прикажете, хозяин?
Купец встал, чувствуя себя постаревшим на десяток лет.
- Адольфо ошибся, - устало ответил он. - Мы останемся здесь на такое время, какое будет нужно для нашей торговли.
***
- Морис, Морис, это Морис идет! - хихикая и толкая друг друга, пищали торговки. - Смотри, какое платье на нем богатое!
- Вот рыба, рыба, - завывал низенький мужичок, помахивая в воздухе рыбьим хвостом.
- Да замолчи ты с рыбой со своей, - толкнула его бойкая толстуха с выбившимися из-под платка кудрями. - И не тыкай во всех своим чешуйчатым безобразием, а то провоняем, и Морис к нам не подойдет!
- Ты в невесты к Морису собралась? - захохотал мужичок.
- А что? - подбоченилась толстуха. - Весь город его знает, он богаче иных купцов! Может, еще в купчихах похожу!
- Ага, жди! Столько холостым проходил - да на тебе женится! А женится - так сразу уплывет и забудет, гляди ж ты, он с хозяином своим и по три года в плаваниях пропадает! Иди лучше за меня!
Толстуха что-то возмущенно закричала, но голос ее потонул в общем хохоте.
Морис шел сквозь рынок, не разбирая дороги, с несвойственной для своего почтенного возраста быстротой. Он служил еще отцу Антония, он помнил, как росли они с братом, помогал им стать настоящими хозяевами их дела. Он всем сердцем был предан хозяину, и именно поэтому очень хотел хоть как-то изменить то, что происходило все последние годы.
После смерти первенца Антоний, как казалось ему, повредился рассудком. Он все так же прекрасно вел торговлю, богател едва ли не с каждым днем, вызывая зависть старшего брата и восхищение молодых купцов. Но что-то сломалось в нем. Он старался не возвращаться домой, затевал путешествия в далекие края. Морис уже выучил вдоль и поперек эти жаркие берега и опасные моря, мог бы, пожалуй, сам встать к штурвалу. Годы казались ему сплошной чередой фигур - в чалмах, халатах, широких штанах с кожаными огромными поясами, набедренных повязок, шляп и лент с перьями, рук, отсчитывающих деньги, спин, на которых безликие носильщики безлико несут товар... женщин, укутанных в черное с головы до ног, женщин, одетых в одни бусы... детей, неизменно гомонящих и вертящихся под ногами чужеземцев, смуглых, белых, убежавших от отцов на берег или никогда отцов не знавших... ради хозяина он превратил свою жизнь вот в эту мешанину красок и голосов. Но Морис был одинок. А у хозяина оставалась дома жена.
В чужих краях Морис видел деревца, случайно принесенные семечком из северных стран и выросшие на жарком берегу, не готовые к зною и пыли: они жили, но чахли среди своих раскидистых, сочных соседей. Такой ему казалась и Адель. Взгляд ее огромных глаз, печальных и всегда испуганных, резали душу старика Мориса. "Погоди, дочка, я поговорю с твоим мужем", - шептал себе под нос Морис... а потом вновь кивал в ответ на приказ хозяина отправляться в плавание, не проронив ни слова.
Поначалу молодая жена встречала супруга из поездок, пылко бросаясь его обнять. "Осторожнее, тебе нужно быть осторожнее, береги себя", - говорил Антоний, мягко отстраняя ее. Она неизменно вздыхала и отходила, а он подзывал слугу и приказывал приготовить себе отдельную опочивальню... И , совсем недолгое время проведя дома, - ровно столько, сколько нужно было для заключения сделок, - вновь отправлялся прочь.
В один из дней Адель приводила к супругу мальчика, который кланялся и целовал ему руку, называя хозяина "господином" и "благодетелем". Мальчик был невероятно красив, с возрастом его кожа становилась всё светлее, лицом он был прекрасен, и не так уж был заметен и его горб - он старался держаться прямо - и прихрамывающая походка. Но Морис всегда примечал, как хозяин темнел лицом.
В этот раз он твердо положил объясниться с господином. Он поднялся к нему в покои и постучал в тяжелую дверь.
- Зайди, Морис, - позвал хозяин. - Я тебя уж давно по шагам узнаю.
- Господин, я должен сказать тебе... - начал Морис, но увидел на столе хозяина наполовину опорожненную бутыль вина и замолчал.
- Что бы ты ни сказал - это я виноват, да, я. Садись, - махнул он помощнику.
- Вы?
- Да, я. Я, как глупая старуха, поверил сплетням тогда, много лет назад. Я радовался, как дитя, узнав, что у меня будет ребенок. А через пару дней вошел в прибрежный кабак. Дай, думаю, угощу всех, кого встречу, за свою радость! И услышал, как Рики... ты же знаешь Рики?
- Знаю. Вашему брату служил, да ушел к другому хозяину. Я ему не верил никогда.
- Откуда-то уже все знали про то, что я жду наследника. И этот самый Рики стоял посреди кабака и пьяно говорил: "Да не может быть, чтоб это был сын Антония! Пять лет не было детей, а теперь откуда взялись бы? Пока Антоний тут плавает, она и..."
Антоний ударил себя по голове.
- Рики кричал что-то вроде "я и этой старой дуре Анне так сказал, мол, кого к своей госпоже водила? А она мне об голову разбила кувшин и выгнала!" Понимаешь, Морис? Старая баба за мою жену, за ее честь этому паршивцу чуть голову не снесла! А я, я, который должен был убить его на месте, в мокрое место растоптать за такие слова, - я этого не сделал! Я ушел...и я стал об этом думать! Так и сомневался, и не знал, что делать со своими сомнениями, пока... пока Альфонсо не...
Антоний опустился на свое ложе и зарыдал. Рыдал громко, казалось, что обрушатся стены.
- Хозяин... Что было, то было, - сказал Морис. - Пора всё исправить. Вернись к жене. Откажись от таких долгих путешествий - или доверь их мне, я не подведу, клянусь. У вас еще будут наследники, много-много маленьких ребятишек. Я еще понянчу твоих внуков - специально выпрошу у Создателя, чтобы разрешил мне дождаться! Будьте счастливы, сделай счастливой Адель, продолжи свой род. Не дай горю разрушить ваши жизни. И мальчика-приемыша пожалей. Дай ему воспитание, пристрой к делу. Я уверен, он справится, он мальчишка бойкий. Я не вечен, пускай у тебя и твоих сыновей будет еще один верный помощник.
- Да, да, ты прав, Морис, прав...завтра же... - зашептал Антонио. Он вытер слезы, откинулся на подушку - и внезапно захрапел. Морис вздохнул и вышел.
Наутро в дверях своей каморки, собираясь выйти на кухню к завтраку, он столкнулся с Антонием. Тот был бодр, будто накануне пил только чистую воду.
- Как куда? Направимся снова на Восток. В прошлый раз я далеко не все закупил, чем надеюсь приобрести огромную прибыль. Товар разошелся в считанные дни, разве ты не видишь? Едем, старичок, едем!
- Но мы вчера говорили... - не выдержал Морис.
Антоний остановился и приблизил свое лицо к лицу Мориса.
- Я распорядился, чтобы мальчишку ни в чем не ограничивали, что касается его учебы. Пусть выберет дело по душе, я заплачу любому, кто возьмется учить его ремеслу.
- Ремеслу, хозяин?
- Не притворяйся глухим, Морис. Едем!
...На пристани Морис внезапно заявил:
- Мне нужно отлучиться. Скоро буду.
- Морис, старик, не заболел ли?- участливо спросил Антоний. - Ты всегда сам зорко следил, чтобы перед отправкой никто никуда не отлучался!
- Мне нужно отлучиться, - упрямо повторил помощник и быстро зашагал куда-то к прибрежным постройкам.
На улочке теснились уродливые лавки с хмельным, простые навесы, закрывавшие от солнца и дождя, и среди них выделялся один кабачок, большое толстостенное строение. Туда, по минутному размышлению, и направился Морис. Вошел, обернулся к первому попавшемуся матросу:
- Где тут Рики? Знаешь его?
- Рики все знают, - загоготал матрос и указал в угол, где, среди других, сидел подвыпивший седой человек с морщинистым грубым лицом.
Морис в секунду был в том углу. Он схватил Рики за шиворот, поставил на ноги и ударил его в лицо своим огромным кулаком. Рики отлетел в стену и сполз по ней.
Кабак заполонило молчание.
Морис постоял немного, будто ждал, что кто-то вступится за Рики и можно будет вступить с ним в драку. Но все затаились, весь город знал, что Морис с детства отличался недюжинной силой и мог справиться сразу с несколькими далеко не слабыми людьми. Знали и о его честности и порядочности, понимали, что если Морис кого ударил - стало быть, есть за что.
Морис развернулся и вышел.
***
"Белого господина" в этом городе всегда принимали с размахом. Отводили лучшие комнаты, присылали расторопных слуг. Стояла ночь, он вышел на балкон. В свете принесенных специально для гостя светильников, которые поправляли слуги, он видел соседние дома, деревья. Протянул руку, потрогал мягкую хвою южного дерева, свисающую длинными толстыми нитями. Рядом змеились соцветия другого диковинного растения, их ядовито-малиновый цвет был неприятен ему. И странно было, что одни ветви дерева цвели и набирали новые бутоны, а другие плодоносили. Плоды формой напоминали изысканные пирожные, которые довелось ему однажды попробовать из рук Гуго, воспитанника Адель. Несколько лет уже прошло с тех пор, как городской булочник согласился взять его в ученики. Сначала брал плату, потом заявил, что такого талантливого ученика грех учить за деньги. А когда ученик оказался талантлив еще и в торговле - недаром воспитывался в доме купца! - то булочник твердо решил отдать за него замуж дочку, засидевшуюся в девках. Дочь была красавицей, вот только за ровню отец не хотел ее отдавать, потому как булочников богаче его в городе уже не было, а аристократ не женится на простой девице, будь ее отец хоть богаче короля. Гуго, давно влюбленный в белокурую Аннелизу, сначала было смущался, что красавица пойдет за болящего и безродного подкидыша, но булочник хлопнул ладонью по столу и шутливо заявил: "Это ты виноват, что Аннелиза в девках сидит! Сделал меня богаче других! Теперь хочешь не хочешь, а женись!" Когда же раскрасневшаяся Аннелиза при всех домочадцах заявила, что Гуго давно ей люб и никакого изъяна ее сердце в нем не видит, то юноша немедленно помчался за благословением на брак к Антонию и Адель. Адель плакала, а Антоний, которого еле успели застать дома - он, как всегда, отправлялся в поездку, - с легким сердцем согласился и на брак воспитанника, и на то, чтобы по настоянию тестя Гуго принял их фамилию и полноправно вошел в семью. Всё, жизнь приемыша устроена, и пусть теперь никто не говорит, что... Но пирожные, действительно, были великолепны.
В дверь постучали. Пришлось вернуться в комнату и отворить.
На пороге стоял Элиас, его брат.
- Вот это встреча! Моих покупателей переманиваешь, старче? - не то в шутку, не то всерьез сказал Антоний.
- И тебе здравствовать, - ухмыльнулся старший брат. - Угостишь, что ли, меня вином?
- Садись, раз не шутишь, угощу. Что привело тебя в такой поздний час?
- Раз назвал меня стариком, так и не удивляйся, что старик бессонницей мается. Потолковать с тобой хочу.
- Слушаю тебя...
- Брат, мы стареем. У тебя нет наследников, а у меня их трое, да еще и дочь на выданье, зять, конечно, будет из своих. Кому ты оставишь свое дело? Правильнее сказать - дело нашей семьи, нашего отца, нашего деда? Мой старший сын уже учится всему из моих рук, но средний тоже вырос. Уступи, брат, смирись, завещай дело племянникам. Не верю я, что вы с женой на старости лет родите наследника, уж прости. Или у тебя где зазноба есть, и в каком-нибудь племени растет курчавенький наследник моего брата Антония?
- Хватит издеваться над моим горем, брат. И погодил бы ты меня хоронить. Не марай при мне имя Адель, никогда я ей не изменял и не буду.
- Да кто ж издевается? - комично ахнул брат. - Хотя... - тон его снова стал серьезным. - Хотя, может, кто-то и издевался тогда, когда в твой дом принесли Гуго. Впрочем, я не думаю, что это была насмешка. Скорее, вера в твое знаменитое благородство, в то, что ты не оставишь калеку, похожего на нашего прародителя.
- Стой, брат... - насторожился Антоний. - Какая насмешка? Какого прародителя? Отдай мне кувшин, ты пьян.
- Погоди-ка, - Элиас отставил в сторону посудину, из которой пил, и обтер наполовину беззубый рот, обрамленный седыми усами и бородой. - То есть как - какого прародителя? Что ты городишь, брат? Неужели не знаешь?
- Ты можешь прекратить квохтать, как курица на базаре, и растолковать, что к чему? - взревел Антоний, резко вставая.
- Тихо, тихо, - брат, странно улыбаясь, перешел на шепот. - Если не шутишь, то расскажу я тебе. Ты вправду не знаешь, откуда взялся наш род?
- От купцов, откуда же еще?!
- Ох, братец, - Элиас противно захихикал. - Всегда говорил, что мне отец нанимал лучших учителей, чем тебе потом нанимал наш дядя. Может, ты и знаешь историю всего мира и разные науки, зато я начал свое учение с истории своего рода. Ну слушай, неуч ты мой. Это случилось, когда соединились два рода...
И он, оглядевшись, с трепетом произнес имена двух старинных семей, имевших родство с королевской фамилией.
- Тогда у них и родился сын-первенец. Родился он смуглым, как никто из его родных. Была у него одна нога короче другой и...догадываешься, что еще было не так с младенцем?
Антоний, не веря своим ушам, отставил кружку.
- Аристократ-отец, который считался родовитее супруги, принял решение. Он не хотел иметь такого наследника и задумал отдать его на воспитание в бедную семью. Но тут вернулся из путешествия его...ну, может, и не друг, разве бывает дружба у аристократов с купцами? Но все же близко они знались. И бездетный вдовый купец, которого ты, брат, выходит, до сих пор считал своим прямым предком, взял к себе мальчика. Мальчик оказался смышленым, и купец, не обращая внимания на то, что скажут другие, передал парню все свои дела, вскоре наслаждался мирной старостью в обществе внуков, а потом и правнуков, всех как на подбор здоровеньких и умных. Так, а не как-то иначе, начался тот род, от которого произошли мы! Так что и мы с тобой немножко короли... А знаешь, как звали сына аристократа? Элиас. Я всю жизнь гордился, что меня, а не тебя назвали именем знаменитого предка. А ты и не знал. Вот досада! Когда мне сказали, что у тебя сын точь-в-точь наш предок, я был уверен, что это твой родной сын. Завидовал страшно. Ну и что, что нога или спина? Можно было народить еще наследников, если уж совсем бы негодным к делу оказался. Зато это было явное благоволение Провидения к твоей семье. Да и приемыш - по наружности второй Элиас - все равно послан Небом, я в этом был долго уверен. А сейчас даже не знаю, что и думать...
Антоний с грохотом вскочил из-за стола и выбежал из комнаты под удивленное восклицание брата. Ворвался в комнату, что была ниже, выбив еще сильным плечом дверь и тяжелый засов:
- Морис, просыпайся! Мы возвращаемся. Бегом, буди всех, отдавай распоряжения. Вели слугам собрать мои вещи. Торопись же!
За окнами занимался рассвет.
***
Уже на пристани он почувствовал неладное. А у ворот его встретили все его слуги. В черном.
- Десять дней как нет нашей хозяюшки, - запричитала, падая в придорожную пыль к ногам Антония, древняя старуха Анна. - Сердечко, сердечко ее...
- Заберите вещи. Я пойду к могиле, - глухо сказал Антоний.
- Господин... - прорыдала старуха. - Я обещала госпоже рассказать вам одну тайну сразу, как только вас увижу, я не могу нарушить обет...
- Убирайтесь! - крикнул на слуг хозяин, жестом остановив одного лишь Мориса. - Что ты хочешь мне сказать? Что Гуго - родной мой сын?
- Так вы знаете! - потрясенно молвила Анна.
- Говори, - потребовал Антоний.
- Господин, когда Адель забеременела... По городу поползли гадкие слухи. Как будто бы Адель...
- Знаю. Дальше.
- Когда родился малыш, с такой ножкой, с такой спинкой... и , главное, цвет кожи...Мы с Адель моей испугались. Испугались, что вы не поверите , господин, в то, что Адель честна перед вами. Сердце Адель разрывалось на части. Она безмерно любила вас и не хотела причинить вам боли. Но и малыша предать она не хотела. Тогда я и придумала эту историю со смертью новорожденного и с корзинкой. Никто, кроме акушерки и меня, не видел младенца близко... Мы щедро заплатили акушерке, чтобы она уехала из города немедленно. Похоронили пустой гробик, а вечером я написала ту самую записку, вышла во двор с корзинкой черным ходом и подняла крик. Все поверили нам и решили, что Адель права, что взяла на попечение младенца, что так скорее пройдет ее горе..
- Боже мой... - бормотал Антоний. - Боже мой...
- Господин, дозвольте мне, старухе, покинуть ваш дом. Я уйду в монастырь, я хочу остаток своих дней молиться за мою дорогую Адель, чтобы ей была прощена эта ложь...
- Морис, - не глядя ни на кого, произнес Антоний, - иди прикажи, чтобы Анне отсчитали достаточно денег, помогли собраться и безопасно довезли бы до монастыря. А потом приходи скорее. Мы поедем к Адель. Одни, позови только кучера. А потом - к моему сыну!
***
- Какой красивый дом-то у молодоженов! - шепнул Морис, когда они выехали на новую, мощеную улицу. - И большой! Вот расстарался наш Гуго!
Антоний, как в молодости, на ходу выпрыгнул из повозки, за которой, разглядывая богатое убранство, давно бежали местные мальчишки.
Прямо у ворот лежал огромный рыжий кот. С его хвостом пытался играть маленький неуклюжий серый котенок. Кот изредка лениво шевелил хвостом, а котенок старался его схватить то двумя, то сразу всеми лапами. Антоний присел и погладил котенка. Наверное, впервые за всю свою жизнь он гладил животное.
Из дверей дома показался молодой человек. Заметно прихрамывая, он быстрым шагом направился к воротам.
- Аннелиза! - услышал Антоний красивый голос своего сына. - Аннелиза, скорее сюда! Мой господин и благодетель приехал! Нет, не надо никого, я сам открою!
Гуго поклонился Антонию со словами соболезнования и собрался поцеловать его руку, но Антоний не позволил.
- Но господин... - запротестовал Гуго.
- Никаких господ впредь, - решительно заявил Антоний, разглядывая лицо сына, поразительно похожее на лицо Адель. - Ты мой родной сын, всегда был им, и ты мой наследник!
Юный Гуго молча захлопал длинными, как у матери, ресницами. К ним, аккуратно ступая, приблизилась Аннелиза. Она была беременна.
- Идемте, - сказал Антоний. - Идемте, сядем, и я расскажу вам всё, что я знаю сам.
...Прошел, наверное, час, когда Антоний завершил свой рассказ. Умолчал он лишь о грязных слухах, чтобы никак не задеть честь и память усопшей Адель.
Жена Гуго плакала. Ветер трепал ветви дерева, тень которого закрывала милый столик во дворе дома, Гуго гладил Аннелизу по голове, как малого ребенка.
- Поэтому ты, Гуго, - мой единственный и законный сын, а ребенок, которого носит твоя жена, - мой внук и наследник! Передаю тебе все дела, сынок. Оставляй эти булки и пироги, оставь их тестю - и начнем все сначала. Я хочу, чтобы все были счастливы. Что, Аннелиза, - попробовал он пошутить, - наверное, лучше быть самой богатой купчихой, чем булочницей?
- Отец, - сказал Гуго, и Антоний вздрогнул, - сколько лет он мечтал услышать это слово! - Отец мой, выслушай меня. Ты действительно хочешь, чтобы отныне все были счастливы?
- Конечно, конечно, дорогой мой сын!
- Тогда... Тогда позволь мне остаться тем, кто я есть. Булочником, наследником булочника и отцом будущих булочников. Я полюбил своё ремесло, я люблю свою жену, будущего малыша, люблю этот дом. И не хочу менять эту жизнь на другую. Аннелиза, любимая, ты что скажешь?
Аннелиза согласно закивала и обвила руками шею мужа.
- Пусть маленький Антоний - да, отец, мой сын будет носить имя Антоний, а дочь - Адель - родится в этом доме. Пусть не знает нищеты, но пусть не знает и большого богатства, из-за которого будет завидовать родной брат. Мы живем просто... Мы хотим так жить.
- Но...кто же будет моим наследником? - неожиданно для себя и как-то совсем попросту произнес Антоний. Морис тихо всхлипывал, не стыдясь.
- Если позволишь, отец, кое-что сказать тебе...
- Конечно, сын.
Тут в доме что-то грохнуло, и послышалась перебранка двух мальчишек.
- Эй, вы, тихо! - крикнул Гуго и продолжил:
- У моей Аннелизы есть два брата-близнеца. Один из них - как говорится, сын своей семьи, уже готовый пекарь. А на второго отец уж очень сердится. Умный мальчишка, обучен хорошо, но вот беда для моего тестя: читает все книжки, до каких дотянется. Мечтает о разных странах, о путешествиях, не хочу, говорит, всю жизнь в пекарне просидеть. Тесть жалуется на него, но уже смирился, что наследниками будем только мы с Бертом. Когда-то ты, считая меня подкидышем без роду и племени, позволил мне выучиться и выбрать дело по душе. Так, может, теперь...
Антоний покачал головой и махнул рукой, - что, мол, поделаешь, пусть так...
- Ну, еще можно королем. Но это скучно: сиди целый день на троне, а заморские края почти и не посмотришь.
- Королем я тебя, конечно, не сделаю, - улыбнулся Антоний. - А вот своему делу торговому - пожалуй, выучить успею. Только ты, будь добр, тогда уж и будь купцом. А то приглядишь себе какую принцессу - и поминай как звали, и зря я тебя учил!
И Грегори смущенно улыбнулся.