Аннотация: Первый рассказ из цикла о евтерпах - путешественниках во времени и пространстве.
Елена Кулешова
Гортензия во времени
Я наклонилась, чтобы сорвать стебелек с соцветием: гортензии мне всегда нравились. И хотя эта была розовато-палевая, а не сочно-зеленая, как я люблю, но все равно - красиво.
Вообще-то я не рву цветы во дворах, но этот двор был явно запущен - облезлые дома, папоротник, разросшиеся сорняки под сушилкой для белья. И, казалось, ни одной живой души. С этим выводом поторопилась - за спиной кашлянули:
- Ой, - обернувшись, я увидела девушку лет двадцати пяти, с любопытством смотревшую на мой вандализм. Осталось сорвать самый крупный цветок и она, к моему удивлению, сделала это сама, протянув мне ветку:
- Ее сажала еще моя бабушка. И как же мы ненавидели эту гортензию! - рассмеялась она. - Ломали каждый год, и она стала вот такой, чахлой. Бабушка умерла, за двором некому стало ухаживать, так что тем более беречь ее - смысла не вижу. Я - Ирина, - и протянула руку, маленькую и белую.
Собеседница моя была, конечно, права насчет гортензии: сорок девятый, эвакуация, в домах почти никого, из пятидесяти семей осталось две, да и в тех по полтора человека. До цветочков ли тут? Ирина меня разглядывала с любопытством, и, видимо, решила, что новый человек - не обязательно плохой.
- Зайдем в дом? - предложила она. - У меня есть чай и сушки.
Я обрадовалась. Есть не хотелось, перекусила у себя в две тысячи четырнадцатом, но посидеть на диванчике и поговорить с новым человеком не отказалась бы.
Квартира разместилась на первом этаже, сразу налево: облезлые стены коридора, облезлая же массивная дверь с бронзовой ручкой, а за дверью - облезлые бесчисленные ковры и на кухне - девушка в красной кофточке. Она терла морковку на терке, сделанной самостоятельно: пробитый многократно гвоздем лист железа хранил следы неудачных попаданий молотком. Оказалось, это еще одна Ирина, двоюродная сестра первой: к красной кофточке вдобавок - каштановые волосы, смешной вздернутый носик. Студентка, второй курс, будущий инженер, сейчас временно работает на заводе вальцовщицей. Ирина-первая принесла черного черствого хлеба, и мы вместе долго пили крепкий чай. Остатками заливали на блюдце хлеб, посыпали сахаром-песком и ели его чайными ложечками со следами мельхиора на ручках: как пирожные, честное слово. Да это и были пирожные - послевоенные, редкие, вкусные. Я размешивала ложечкой чаинки в чашке - они были длинные, кудрявые. После мелкопомолотого чая в пакетиках, грузинский из жестянки смотрелся необычно. Привет из детства своего рода.
Потом мне захотелось посмотреть - а нет ли в квартире прохода? Уж больно атмосфера здесь была подходящая. Поводила руками в коридоре - нет, а вот в комнате Ирины-первой, в метре от двери - нащупала: пальцы закололо так, что стало горячо. Мощный поток, еще чуть-чуть и стало бы видно, если бы это, конечно, было возможно. Ирина, та, что постарше, подошла с любопытством:
- А что ты здесь делаешь?
- Сложно объяснить... - и мне захотелось ей все рассказать. Но я пока промолчала - рано.
- Знаешь, мне в этом месте всегда пальцы кололо, а бабушка говорила, что под полом, наверное, чья-то могила, - засмущалась Ирина.
В объяснениях она путалась как школьница, и это было мило. Подошла Ирина-вторая и смотрела на нас из-за порога, не решаясь войти и вмешаться. А я подумала, что не случайно все это: и гортензия не-зеленая, и сразу три прохода в квартире, да еще и сама хозяйка - настоящая Евтерпа, нашла временную сирингу по наитию. "Пальцы колет"! Это же надо! Еще бы чуть-чуть, и прошла бы насквозь самостоятельно. Интересно, а, может, взять ее с собой? Но куда ведет эта дверь? Нащупав края, я потянула их в стороны и шагнула внутрь:
- Пойдешь со мной? - Ирина как знала, что будет, шагнула следом без трепета. А за ней - и вторая Ирина, будущий инженер. Мы оказались прямо на железнодорожных путях, счастье, что никакого поезда не было. Великий Новгород, насколько я поняла, мой давно уже неродной город: машин вокруг мало, еще не построен автовокзал, а у беленого кафе, отстроенного после войны - длинный белый же лимузин, и человек десять. Мордатых, наглых, кожаных. Среди них выделялся круглоголовый в пиджаке, надетом на футболку, и я его узнала - Олег-Сатана, криминальный авторитет. Похохатывая о своем, большинство расселось по "шестисотым", в том числе и Олег, а в белый лимузин сел только один человечек - неприметный, плюгавый, но в галстуке. Я показала на бандитов:
- Видели, вот тот - Олег Поступаленко, глава ОПГ, то есть организованной преступной группы.
- Бандиты, что ли? - испугалась младшая Ирина. - А милиция куда смотрит?
- А милиция частью боится, частью куплена, а частью доказать ничего не может. Через некоторое время, году так в две тысячи тринадцатом, его вышлют из Украины, куда он сбежит. А по дороге - повесят в железнодорожном вагоне. Чтобы не рассказал чего: уж очень много знал этот человек, удивительно, что вообще ему дали столько пожить.
- А сейчас какой год? - Ирина-старшая все-таки отошла с путей, услышав гудок далекого поезда. Удивительно, но факт перемещения во времени и пространстве их даже не удивил. Мне бы насторожиться, но - нет, не вызывали они во мне чувства тревоги. Как ни крути.
- Не знаю, наверное, начало девяностых. - Я пожала плечами, испытывая острое желание продать информацию о кризисе 1998 года или диск на терабайт тем же самым бандитам - в обмен на новую квартиру, а уже в своем времени... И такое было бы возможно, и никакие временные парадоксы вселенной не грозили, но в реальности осуществить такую аферу было нереально. И я предложила:
- Может, обратно?
Ирины синхронно покачали головами, и я поняла, что пока они не насмотрятся, вытащить их будет нельзя. А оставлять двух наивных девушек из Касимова сороковых в Новгороде девяностых - смерти подобно. Мы отошли в сторону, постелили на травку Иринин огромный плат и сели. Подумать.
Для начала мне пришлось объяснить, что такое временная сиринга, и кто такие евтерпы. Сиринга - это древнегреческая флейта, а временная сиринга - это такая длинная-длинная червоточина в пространстве-времени с бесчисленным количеством клапанов. Путешествовать внутри одной сиринги можно только вслепую, потому что выйти можно через любой клапан. Радостно только то обстоятельство, что, войдя обратно, ты окажешься там, откуда пришел. Это похоже на детскую игру с продеванием веревочки через дырочки свирели. Сиринги пронизывают бытие в бесконечном количестве, но, как правило, мы, евтерпы, находим только одну - да и ее исследовать до конца ни у кого не получилось и не получится. Изначально Евтерпой называли музу, которая славилась игрой на сиринге. А мы - евтерпы высшего уровня, те, кому дано находить клапаны пространственно-временной свирели. Некоторые их видят, кто-то - унюхивает, я - чувствую покалывание в пальцах. Мы редко встречаемся, но когда находим себе подобных, не упускаем возможности их научить. Евтерпами никогда не бывают люди корыстные, жадные, себялюбивые - как мы говорим, в шутку, "Аполлон бережет". Мы оставляем свои знаки и обмениваемся новостями, как можем: в 25-м столетии евтерпа может получить чип связи, и постоянно находиться в информационном поле. Меня туда еще ни разу не заносило за те три года, что я открыла в себе дар. Говорят, в 32-м дают еще и полномасштабный обзор инфополя, и возможность голографических бесед, но это уже из области фантастики. Удивительное дело для человека минус тысяча сто лет.
Девушки воспринимали и мой рассказ, и все окружающее абсолютно нормально: не ахали, не ужасались, не прижимали кончики пальцев к щекам в панике. Разве что у младшей Ирины подрагивали губы, но это, пожалуй, от переизбытка эмоций. Рассказ вышел долгим, и в горле у меня пересохло.
- Пить хотите? - обе дружно кивнули. Предложила им купить пепси, но они отказались - пробовали уже, угощали забредшие в Касимов американские солдаты, напрасно понадеявшиеся на что-то большее, чем танец. Но, кажется, это была все-таки кола. Та, что еще с кокаином. Гамбургеров в Новгороде в девяностые годы не водилось, и я напрягла память: чем удивить попутчиц? Да, наверное, ничем, разве что в кино сводить. Видеомагнитофоны? Закат сталинизма? Восстановление церкви? Подумалось, что надо предупредить себя раннюю, чтобы в Швеции не пропустила по незнанию языка вечеринку - как в тот раз; чтобы не покупала в дьюти-фри алкоголь - все равно отец отнесет дружкам; чтобы больше ездила на велосипеде и заводила связи - пригодится при эмиграции... Но это все потом, а сейчас у меня Ирины, и им надо показать девяностые. Вряд ли страхолюдины-шалавы у восьмой автобазы станут для них откровением. Бандиты в малиновых пиджаках и золотыми цепями просто опасны. Что еще? Квас? Стекловолокно? Кафе "Сказка"? Ой, боже ж мой, да ведь оно сейчас из детского рая превратилось в ресторан узбекской кухни! Кошмар. Нет, туда я - ни ногой. Далеко отходить от прохода тоже не хотелось - неизвестно, как добираться обратно, да и доберутся ли они, Ирины, без меня, если потеряются. А если они и друг друга из виду упустят?
Пока я мучилась сомнениями, младшая Ирина решительно встала, расправила юбку и заявила:
- Пошли гулять!
Никаких возражений. По крайней мере, бесплатно и безопасно. Одеты девушки были старомодно, но не чересчур. Обе Ирины уже стучали копытцами: на одной были парусиновые балетки, на второй - сбитые старые башмаки, я в своих кедах смотрелась вполне аутентично. Девяностые годы двадцатого века, если кто не помнит, это время тотального дефицита. Бабушкины платки и платьица в нафталине родом из шестидесятых были нормой, во всяком случае - в провинции. Мне проще: джинсы, футболка, мужская рубашка поверх. Обычный вид для бедного студента. Денег что тогда, что сейчас у меня было не особо. Знали бы вы, чем занимаются оголодавшие евтерпы! Кто гадает, кто работает на всякие там НАСА, кто пишет фантастические рассказы... По большей части все фантасты - евтерпы, или, по крайней мере, близко с ними знакомы. Посудите сами: такое детально описание будущего, такие множественные совпадения, такие наивные попытки скрыть правду за смешными именами и нелепыми "зелеными человечками"! В общем, Вы теперь в курсе.
- Пойдем в парк.
А куда еще? Не в новострой же Западного района.
Приблудная, тощая, одичавшая кошка упала от нас на безопасном расстоянии в два метра и принялась вылизывать серую шерсть. Засмотревшись на ее ходившие ходуном ребра под вылинявшей шкуркой, я задумалась: интересно, это уже то время, когда всем выдавали "карточки покупателя" с фотографией и количеством купленных носков? Если да, то нам придется туго - временнЫх денег у меня почти нет.
Через дорогу от вокзала рабочий в кабине автокрана медленно отжевывал верхушку тополя ручной пилой - бензина у администрации не было, значит, год 93-й или чуть позже. На асфальте трое пацанов играли в пробочки, у одного была шикарная "королева" от духов "Фиджи". Такие любила мама, и мне на секунду показалось, что я чувствую сладкий их, приторный аромат. Тополь обильно пускал смолу и сок, и пряно пахло весной. После пыльного Касимова Ирины, да и я тоже, полной грудью вдыхали новгородский теплый март. Март девяносто четвертого года, как я поняла, посмотрев на газеты. Посмеялась про себя, что до первого номера первой свободолюбивой газеты Сергея Брутмана - целых пять лет, и - купила на всех троих мороженое в стаканчике. Это, по счастью, оказался вкуснейший пломбир, и мы минут десять еще обсуждали, кому какое мороженое нравится. Сошлись на ленинградском эскимо на палочке, том, что в фольге.
Гуляли мы долго, и, наконец, дошли до двора, где я выросла. Город был малолюден: утро, дети в школе, взрослые - на работе или в пивных, заливают горе стаканами. Во дворе дома семь по улице Коровникова толпились нестарые еще мужчины, человек по шесть-семь, обсуждали дела алкоголические. На скамеечках самих алкоголиков обсуждали вечные бабушки-старушки, пенсионерки без особых увлечений. На качелях мрачно восседал один-единственный хулиган: ждал своих, и ему было отчаянно скучно. Увидев нас, он приободрился, поправил кожанку в самодельных цепях из скрепок и направился на поиски приключений. В ухе тоже болталась скрепка. Первым делом он обошел нас вокруг:
- Бабкины обноски, страшные мордашки! - в девяностые искусство троллинга только-только становилось на свои зеленые лапы. Я промолчала, искренне забавляясь. Ирины напугались. Завидя страх, парень, которому вряд ли исполнилось больше шестнадцати - а то бы в армии уже был - дернул подол юбки младшей Ирины вверх. На секунду показались розовые трикотажные трусики и подвязки, удерживавшие грубые чулки цвета остывшего какао.
- Ого-го! - завопил он, а Ирина побледнела, и вдруг с силой толкнула его в грудь. Парень шлепнулся задом в лужу, освирепел и кинулся на нас всерьез. Евтерпы, чтобы вы знали, не обладают бойцовскими навыками, да и оружия у нас нет. Но кое-что умеем и мы: с помощью остаточной энергии сиринги, мы можем создавать на время пространственные пузыри. К примеру, у меня лучше всего получаются триас, ранний плейстоцен, да и вообще кайнозой: динозавры там, велоцирапторы... Туда я и отправила парня - просто гостеприимно распахнула окно в другой мир. Получаса ему хватит, чтобы попытаться выжить и осознать свою ошибку. На мгновение среди папоротников я увидела искаженное бледное лицо, поставленный дыбом ежик волос и, над ним, весело скалящегося археоптерикса. А, может быть, и не хватит.
Бабки у ближайшего подъезда резво засуетились и, как тараканы от света, прыснули в разные стороны - каждая к своей скрипучей двери. Надо полагать, чтобы задействовать телефонную сеть оповещения. Ирины отступили от меня на шаг, но потом опомнились:
- Он вернется? - озаботилась старшая.
- Если не съедят - вернется.
На их лицах отразилось осуждение, но обе благоразумно промолчали. Проходя дальше по двору, я указала на цветочную клумбу:
- Гортензия моего детства, - и сорвала веточку с небольшой купой ярко-зеленых цветов. Окрика от владелицы, злой тетки в халате и бигуди из четырнадцатой квартиры, не последовало, я отдала веточку Ирине-старшей, и мы пошли в магазин-кафе на Кочетова - да что там идти: в двух шагах буквально, кирпичная уродливая пристройка. Там, на первом этаже, девушки внимательно осмотрели банки с морской капустой, и я поняла, что они голодны - не тот продукт, чтобы вожделеть его с огнем в глазах, а они - вожделели. На втором этаже толстая тетка в переднике и наколке налила нам коктейля, в котором было больше воды, чем молока. Льдинки позвякивали о граненый стакан, но Ирины выпили его с наслаждением. Я взяла им шоколадку за рубль двадцать, в красной обертке с палехскими розами, и они пошли, довольные, откусывая каждая от своей половины чуть ли не с фольгой.
- Здесь хорошо, - заявила Ирина-младшая. - Остаться бы навсегда.
- Можешь остаться, - пожала я плечами. - Но как быть с документами и прочей требухой?
- Как-нибудь... - Ирина уже загорелась романтикой девяностых, и гасить этот огонь - не мое право, и не моя привилегия. И даже объяснять ничего не буду. Первым занимается гвардия Олимпа, вторым - этический комитет. Но я попыталась:
- Не то время. Здесь голодно, и бандиты, и работы нет.
- У нас то же самое, но здесь - лучше.
Переубеждать Ирину-младшую я не стала, и даже не заикнулась о том, что она-то евтерпой не является, а значит, не сможет и вернуться. Старшая тоже молчала. Впереди замаячила столовая, в которой подавали соевые бифштексы, пельмени и водку стопариками:
- Я туда не пойду, - заявила я, понимая, что на оставшиеся гроши поесть нам не удастся даже в этой забегаловке. - Лучше хлеба купим.
В магазине стояла очередь, как оказалось, за "синими" цыплятами, но мы честно отстояли ее всю, взяв две стеклянные бутылки с густой, как гуталин, ряженкой и буханку свежего сегодняшнего хлеба. Если бы не рубль, оброненный кем-то в хлебном отделе, не видать бы нам этого пиршества, как своих ушей. Но Аполлон милосерд к евтерпам. Перекусили мы быстро и торопливо, особенно не стесняясь ни прохожих, ни друг друга. Наглые голуби воровали крошки прямо из-под пальцев, а нам было весело и легко. Как в детстве. Вдруг Ирина-старшая уставилась на свои, измазанные липким мякишем и ряженкой, пальцы:
- Колет!
Я сразу поняла - она открывает проход.
- Ирина.. - да и она поняла. Поняла, что возврата не будет, что теперь уже ее саму вселенная зовет в путь. Она погладила кузину по голове и спросила меня коротко:
- Увидимся еще?
Я, конечно, кивнула. У меня в кармане все еще оставалось с десяток карточек с моими пространственно-временными координатами: там, в нулевой точке, в две тысячи четырнадцатом году, двадцать четвертого марта, я постоянно принимала сообщения от евтерп. Одна карточка оказалась у меня в руке, и я сказала:
- Там скайп, и контакт, и почта, и мобильный телефон... - бессмысленные слова для девушки из сороковых, но Ирина кивнула, пряча картонку куда-то в лиф. А я знала, что рано или поздно, но в точке ноль услышу голос: ее, постаревшей и помудревшей, голос настоящей евтерпы, вечного странника во времени. А потом ко мне с другой евтерпой вернется ее карточка, или кто-то скажет в трубку, что Ирина закончила свои странствия году так в семь тысяч двести тридцать пятом. И я даже не смогу посмотреть, где она остановилась навеки.
Ирина шагнула в проход и пропала: из пустоты пахнуло конским навозом, мужским потом и горячим железом. Далекий вопль, кого-то, призывавшего Салаха-ад-Дина, сказал мне, что мою спутницу угораздило попасть в гущу битвы крестоносцев и мусульман. Мне туда хода не было: евтерпа-новичок открыла собственную сирингу. Обернувшись, я поняла, что осталась одна: Ирина-младшая ушла навстречу собственным приключениям. Стало как-то пусто и одиноко, и захотелось плакать. Я села на приступочку и опустила голову на руки. Наверное, заснула, потому что следующее впечатление было оттого, что кто-то треплет меня на плечо:
- Вставай!
Так меня нашел Временной Патруль Олимпа. Да, я контрабандист. Да, я нахожу людей, которые могут быть евтерпами, и вбрасываю их в мир безо всякой подготовки. Основатель Патруля Олимпа - один из моих "найденышей" и, несмотря на почтенный 280-летний возраст, не может простить мне первые несколько дней, когда его, члена патрицианской семьи, я оставила на палубе работоргового лайнера, готового стартовать к Альдебарану. Он справился. И я - тоже.
- Что, здесь нельзя спать? - я привстала в деланном изумлении, нащупывая за спиной края свеженького пространственного пузыря, готового раскрыться в очередной мир с динозаврами и влажными лесами. И - провалилась туда. Чтоб Вы знали: патруль не в состоянии путешествовать вне сиринги, а я могу из пузыря открыть путь в какую-нибудь из нот моей бесконечной флейты. Так я и поступила, и вот уже под ногами шумит песок, а в пяти шагах - море... Ловлю пробегающего мимо мальчишку:
- Как зовут тебя?
- Иан!
- А какой это год?
- Странная ты... Пять тысяч пятьдесят шестой, - и убежал, постреленок.
Ура! Или, быть может, "наконец-то!" Да здравствует голография и неограниченный доступ к информации! Но все это потом, а сейчас я долго не думала: оставив свою старую шкуру на песке, вступила в волны нового, неизведанного моря. Я, вечная и бессмертная Евтерпа. Та, что с большой буквы.