Аннотация: Подобные ощущения способны вызвать негодования у любого человека, ибо все желают, чтобы с ними поступали честно, забывая порой, о собственных обманах...
Тем временем, кардинал Алонсо Эймерико начал терять терпение. Молчание Паоло раздражало его и наводило на мысли, что тот не отдаёт себе отчёт, кому обязан жизнью. Зная по донесениям своих агентов, что дерзкий монах отлучался из убежища ордена, он не мог предполагать, что обстоятельства не позволяют связаться с ним, и чувствовал обман. Устраняя с пути отца Паоло препятствия, он рассчитывал не только на сотрудничество, но и на признательность, которая должна была, по его мнению, граничить с преданностью, но, как видно, жестоко просчитался. Мало того, он начинал себя чувствовать глубоко оскорблённым, так как доверился этому изменнику и поделился с ним самым сокровенным.
Подобные ощущения способны вызвать негодования у любого человека, ибо все желают, чтобы с ними поступали честно, забывая порой, о собственных обманах.
Кардинал Эймерико был готов подождать ещё немного, но чего уж точно не собирался делать - прощать подобное отношение. Отступив однажды от своих правил, он тут же был наказан. В таком печальном событии какой-нибудь философ увидел бы куда более глубокий смысл, но Алонсо был человеком действия, во-первых, и куратором инквизиции, во-вторых. Он был склонен размышлять, но в пределах своих интересов, и вершить в пределах своих полномочий. Его ожидание было сродни чувству затаившегося перед прыжком хищника, который уже видит свою жертву, и лишь выбирает более подходящий момент, чтобы вцепиться мёртвой хваткой в её горло.
Поводом к началу решительных действий кардинала послужило сообщение, что отец Паоло навестил свой дом, где тайно занимался алхимией. Доносчики, живущие напротив, передали это известие, едва монах украдкой проник в него ночью. Однако посланный вслед Джованни с тремя дюжими доминиканцами, его уже не застал. Вместе с Паоло из дома пропали все колбы c содержимым и записи, сделанные во время опытов. Было очевидно, что он решил сменить место своих алхимических бдений, и могло означать только одно - нежелание встречаться с кардиналом.
Такой поступок явился сигналом к открытым действиям против Паоло, и ордена в целом. Подобающий предлог было найти нетрудно. Он был давно подготовлен для такого случая кардиналом. Мастерски владея способами закулисной борьбы, он всегда старался сделать новый ход таким образом, чтобы его можно было использовать при надобности в самых разных случаях. В этом умении, насколько мы знаем, он был не одинок, и, возможно, не самым лучшим. Однако устраняя членов Малого Круга ордена Одона, он трудился не только в интересах Паоло. Теперь оставалось только преподнести соответствующим образом эти "подвиги" папе, и получить одобрение на дальнейшие действия. Именно с этого важного визита Алонсо и начал своё решительное наступление.
- Высшие представители Одона ведут себя крайне безответственно. Вступив в инквизицию, они подрывают её изнутри, показывая своим примером, путь нерадивости и смуты, - докладывал он, - шесть их судей без дозволения покинули свои миссии и уже несколько дней даже не соизволят объявить о причинах столь вопиющего поведения. Я не могу более молчать об этом и не вижу смысла в прощении. Они заслужили наказание и теперь в вашей власти назначить его.
Лицо главы Ватикана изобразило негодование.
- Как быстро они злоупотребили нашим доверием! Без внимания мы, конечно, не можем оставить такой факт. Будем действовать, и притом незамедлительно. Какие у вас имеются соображения на этот счёт?
- Укрывающийся от службы королю - есть преступник. А укрывающийся от службы Богу - есть изменник. К преступникам закон бывает иногда снисходителен, к изменникам - никогда. Суд и позорная петля - вот их удел.
- К нашему превеликому сожалению, - с едва заметной иронией, добавил тучный. - Подготовьте указ об отстранении ордена Одона от инквизиторской миссии, и начинайте следствие по столь вопиющему случаю, - последовал затем строгий наказ.
Аудиенция закончилась самым желательным для обоих образом, и, заручившись прямым указанием начать открытую войну против Одона, Эймерико приготовился нанести первый удар.
Между тем, отец Паоло оказался в очень непростом положении. Расправившись столь беспощадно с братьями, он теперь и думать боялся о возвращении в подземелье. То, от чего он бежал, так напугало его, что он даже перестал бывать в кабинете с потайным входом в лабиринт. Мучения умирающих братьев вовсе не беспокоили его, и Паоло целыми днями думал лишь об одном - что за напасть следовала за ним по пятам. Он был уверен, что ещё немного, и "это" схватило бы его, и что оно и сейчас поджидало под дверью. Не зная ни вида, ни размеров этой напасти, всё происходившее казалось ему каким-то адским кошмаром и вселяло панический ужас.
- Манускрипт с ящерицей предупреждал что одному нельзя, - лихорадочно бормотал он, - значит уже тогда Это существовало. Как же я забыл! Надо было оставить кого-нибудь! Теперь мне ни до библиотеки, ни до золота не добраться. Хотел укрыться там, а теперь даже войти не могу.
Его положение в ордене тоже оставляло желать лучшего. Монахи, видя блуждающий взгляд Паоло и отсутствие семерых братьев, которых он посвятил в Малый Круг, стали подозревать неладное и начали сторониться его. Несколько раз он замечал, как они переставали говорить, едва видели, что он идёт. Ещё немного и они могли потребовать ответы на свои вопросы.
Немногим ранее, когда окончательно созрел план расправы и завладения библиотекой, Паоло вообще перестал брать в расчёт членов ордена. Поначалу он хотел остаться единственным великим магистром Одона, но быстро понял, что кардинал Эймерико не допустит этого. Именно тогда у него и укрепилась мысль уничтожить всех, кто знал о подземелье и спрятаться там до тех пор, пока о нём не забудут. Это время он мог посвятить изучению древних знаний, скрытых в текстах библиотеки, и возможно, познать наконец, Истину. В этом случае он стал бы уже почти богом и сам вершил судьбы человеческие.
Всё перечисленное представлялось ему тогда вполне осуществимым, и он добился бы своего, если бы ни эта неведомая сила, взявшаяся неизвестно откуда и поджидающая теперь его за дверью. С этой напастью в одиночку бороться было невозможно, а друзей у него не осталось. Одиночество Паоло было безнадёжным и беспредельным.
Пытаясь хоть как-то действовать, он решил навестить свой дом, чтобы забрать приспособления для опытов. Понимая, что Эймерико уже ищет встречи с ним, он сделал это настолько быстро, что сумел уйти, едва не столкнувшись с Джованни. По тому насколько решительно шёл этот маленький монах в сопровождении трёх громил, Паоло разгадал, что за ним уже началась охота. Как загнанный зверь прибежал он тогда в убежище и понял, что скоро за ним придут и туда. Надеяться на защиту братьев он уже не мог, и спрятаться тоже было негде. Подгоняемый такими мыслями он в ту же ночь взял самое необходимое и покинул орден, в надежде переждать где-нибудь тяжёлое время.
В ближайшей лавке старьёвщика он приобрёл видавшие виды обноски, и, переодевшись,
отправился в путь, желая как можно быстрее уйти от опасных для него мест.
Сделал это Паоло вовремя. На следующий день в ворота убежища Одона настойчиво постучали. Перед взором открывшего маленькое оконце монаха предстала внушительная делегация Святой Инквизиции, и он услышал:
- Именем наместника Христа на земле, отворите, или будет сметена сия преграда!
Судя по угрюмым лицам доминиканцев, сомневаться в угрозе не приходилось, и ворота медленно отворились.
- Нам поручено провести следствие и наказать виновных, - прозвучало затем, и в неприкосновенном до этого дня убежище начался обыск.
Отец Паоло в это время уже был далеко, и его мало волновала дальнейшая судьба ордена. На всех дорогах были выставлены посты с указанием его примет, и прежде чем он узнал об этом, его едва не схватили. Произошло это совсем недалеко от Рима, что говорило о своевременности бегства. Теперь он был вне закона и вполне ощущал все тяготы такого положения. Паоло знал, как работала система инквизиции, и не сомневался, что даже в самом захудалом селении готовы к его появлению и не станут размышлять о степени его виновности. Католический суд не слишком церемонился со своими преступниками и делил всех лишь на две категории - еретик, либо не еретик. Преступление против веры никогда не было малым или незначительным. Оно либо было, либо не было. Именно поэтому обвиняемый должен был доказывать собственную невиновность, тогда как его вина принималась без доказательств. Вердикта "еретик" было вполне достаточно, чтоб толпа видела перед собой не человека, а прямого пособника дьявола, который только и делает, что вредит разными способами. Таким на милосердие рассчитывать не приходилось и свою грешную жизнь они часто заканчивали не на инквизиторском костре, а в грязи мостовых, будучи растерзанными разъяренной толпой. Так народ защищал себя и своих близких от сглаза, порчи и прочих напастей, которые непременно несли в себе эти злодеи. Еретик был сродни больному чумой - живой он был опасен и убивший его нёс благо остальным. Воры, убийцы были более приемлемы обществом, нежели посланники ада. Поэтому отец Паоло был вынужден передвигаться ночью, довольствуясь той едой, которую находил по дороге. Корешки, ягоды - всё шло у него в ход, а точнее в желудок, нередко вызывая резкие боли и неприятное жжение во рту. Один раз ему посчастливилось поймать утку.
Прежде всего, он постарался уйти подальше от окрестностей Рима. Понимая, что инквизиция может достать его в любой точке католического мира, он не стремился покинуть Италию. К тому же, как он предполагал, Эймерико ожидает именно такого стремления и скорее всего, послал своих агентов на усиленные поиски со стороны Альп. Думая так, Паоло решил пойти на юг Италии, держась ближе к Апеннинам, а не к береговой линии. Ему были хорошо знакомы места около Неаполя. Это была его родина, и в детстве он много времени проводил в тамошних лесах и горах. В них можно было укрыться и спокойно продумать план дальнейших действий. Кардинал не мог вечно его разыскивать, и когда страсти утихнут, Паоло было бы легче вернуться в подземелье. К тому же, находясь не так далеко от Рима, он мог найти способ следить за событиями, происходящими в нём. Пропитание могли приносить доверенные люди семьи, и всё было бы не так уж плохо.
Таким рисовал себе будущее отец Паоло, бредя ночью у подножия вулканических гор. Возможно, оно и случилось бы так, но судьба распорядилась иначе.
Совсем недалеко от Неаполя он заметил шедших по дороге монахов-доминиканцев и спрятался в расщелине между камнями невысокого холма. Монахи, видимо утомившись в дороге, решили сделать привал на этих самых камнях, и расположились почти у входа в укрытие Паоло. Недолго думая они разожгли костёр и, завели неторопливую беседу. Боясь быть обнаруженным, Паоло был вынужден прислушиваться к их разговору и вскоре узнал, что эти братья были посланы самим кардиналом Эймерико для усиления поисков в его родных краях. После этого известия он весь обратился в слух и услышал следующее:
- Кардиналу его родственники не помеха. Скоро придёт повозка с сопровождением для его сестёр. Для них уже уготовлено место в башнях замка. От Алонсо они не сбегут. Хороший залог для возвращения братца.
- Говорят, в тех башнях сгинуло девок немало.
- Скажешь, девки! Там и именитые дамы мучились.
- Чего же так?
- На то воля божья.
- Неужто никто за его сестёр не вступится? Ведь он известного рода.
- Против папы всё одно, что против Бога, а кардинал рука его. Не вступятся. Побоятся всё потерять. У знатных такие заботы.
- Видать сильно осквернился этот Паоло.
- Да. Еретик достойный.
- Что будешь делать, если увидишь его?
- Свяжу покрепче.
- А коли нож у него?
- Всё одно свяжу. А потом этим ножом сделаю ремней с его кожи.
У Паоло выступил холодный пот.
- Нам велено живым его доставить.
- До смерти я его резать не буду. Так, побалуюсь маленько.
- Баловаться с ним будет палач в темнице, а мы его должны доставить целёхоньким, - вставил здоровенный монах.
- Стало быть, таким и привезём.
- Не думаю, что он здесь объявится. Скорее всего, во Францию сбежал. Они все туда бегут.
- У инквизиции руки длинные.
- Однако не всех сыскивают.
- А жить в проклятии думаешь, лучше?
- Не лучше. Конец один - костёр адский.
- То-то и оно.
Говорившие ненадолго умолкли, принявшись очевидно, за еду. Паоло боялся даже дышать.
- Отойду по нужде, - послышалось затем.
По приближающимся шагам Паоло понял, что монах пошёл прямо к его укрытию. Сердце беглеца учащённо забилось.
- Смотри, нора, какая! Может барсук сидит в ней! - раздалось совсем рядом.
На зов пришли остальные.
- Посвети, Фома! Кажется тут зверь побольше!
Паоло забился в самый дальний угол и судорожно сжал в руке острый нож с длинным узким лезвием.
"Живым не дамся", - подумал он.
- И была нужда возиться. Ночью любой зверь хитрее человека будет. Укусит ещё, или того хуже. Нам себя для другого дела хранить надо. А еды и так полные сумы. Привалите дырку, чтоб не выпрыгнуло что ненароком, и давай на боковую.
Судя по покровительному тону говоривший был у них главным. Так, или иначе, все поступили, как он сказал, и вскоре Паоло услышал, как у входа в его укрытие что-то тяжело брякнуло. Голоса сразу же стихли, и было очевидно, что монахи оставили расщелину в покое. Тяжесть переживаний сразу отпустила, и Паоло забылся глубоким сном.
Трудно сказать сколько времени прошло с того момента, как Паоло уснул. Проникновению света мешал какой-то предмет, положенный монахами у входа, и проснувшись, он не стал торопиться выйти. Лишь когда жажда стала нестерпимой, он решил вылезть из своего укрытия. Напряжённо прислушиваясь, он добрался до узкого выхода и протянул руку, чтобы убрать преграду. Пальцы Паоло упёрлись в твёрдую поверхность.
- Камнем привалили, - прошептал он, пытаясь отодвинуть препятствие.
Камень даже не шелохнулся. Вытянув обе руки, он уперся ими в заграждение, и напрягся что было силы. Результат оказался прежним. У Паоло вырвался крик, полный отчаяния.
![суд [неизв.]](/img/k/kulik_w_w/glawa9-84/sud.jpg)