Аннотация: Оставив капитана наедине с невесёлыми мыслями, мы перенесёмся ненадолго в место, откуда началась его экспедиция...
Оставив капитана наедине с невесёлыми мыслями, мы перенесёмся ненадолго в место, откуда началась его экспедиция. Коль было принято решение написать о Блюме книгу, ни в коем случае нельзя пренебречь событиями, которые охватили портовый городок после отплытия "Эсмеральды".
- Как изволили почивать, сэр? - спросил холёного вида господин, учтиво склонив голову перед элегантно одетым пожилым человеком, со страдальческим выражением лица.
- Плохо Фредерик, очень плохо. Подагра решила окончательно извести меня, и от этой напасти уже ничего не помогает, - прозвучал унылый ответ.
- Я слышал, её успешно лечат восточные целители.
- Вы только слышали, а я уже пользовался их услугами не далее прошлого дня. Хуже от их мазей мне не стало, но и облегчения не последовало. Остаётся лишь уповать на божью силу и оправдываться этой несносной болячкой, как наказанием за грехи мои, - несколько раздражённо проговорил старик, и уселся в мягкое кресло, осторожно опустив на небольшую подставку больную ногу.
- Я уже почти смирился с этим, - продолжил он, - и не будем больше касаться этой воистину больной темы. Скажите лучше, что слышно об этом мятежном капитане?
- О нём ничего нового не слышно, сэр. Он бесследно исчез со своим кораблём, и это очень расстроило его высокопреосвященство.
- Монсеньёр говорил с тобой об этом?
- Он высказал своё недоумение по поводу безнаказанного пребывания и последующего отплытия с нашего порта этого вольнодумца.
- Разве церковь уже не преследует сама неугодных ей людей?
- Мне показалось, монсеньёр сознаёт свою оплошность.
- Что ж, по крайней мере, наша нерасторопность не будет призываться к ответу.
- Всё это так, но не стоит ли нам укрепить свои позиции? Если мы отыщем несколько приспешников этого Блюма здесь, на берегу, говорить о нашей лояльности к богоотступникам уже никто не станет.
- Я не хотел бы помогать инквизиции.
- Трудно выйти из воды не замочившись, сэр!
- Да, да, да, - задумчиво согласился старик и покосился на свою больную ногу, - только постарайтесь не хватать невинных. Допросы учиняйте без пристрастия, и ограничьтесь двумя-тремя самыми отъявленными негодниками. Все отчёты прежде должны попасть мне на стол. Впрочем, нет. Займитесь лучше этим делом сами. Я вполне могу положиться на вас, особенно в таком расследовании.
- Как будет угодно, сэр.
- Вот и хорошо. Можете идти, Фредерик. Ваша молодость позволит успешно справиться с этим делом, - напутственно прозвучало вслед.
Примерно в это же время, в одном из местных приходов происходила куда более оживлённая беседа, касающаяся мятежного капитана. Участников разговора было двое - мрачного вида монах, и добродушный священник, весь облик которого указывал на крайнюю растерянность и подавленное состояние.
- Вера должна быть внедрена путём убеждения. Однако, было бы гораздо лучше, чтоб они были принуждены мечом того магистрата, который носит свой меч не напрасно, нежели позволить им вовлечь многих других в своё заблуждение, - грозно прошипел монах, - разве слова великого Бернара для вас уже пустой звук? У вас под носом созрел и воплотился заговор дьявола, а вы делаете вид, что ничего не произошло. В то время, как мы должны всеми силами души стремится чтобы наша вера всюду возрастала и процветала, как того требует пастырское попечение, вы позволяете себе непростительное головотяпство, и я даже сказал бы, попустительство!
Лицо священника вытянулось и побледнело.
- Что вы, что вы! Я служу Господу нашему верой и правдой, и никому не позволю порочить его, - пролепетал он.
- Уже позволили, - последовал обличающий ответ.
- О, Господи Иисусе! Святая Мария, Матерь Божья!
- Этот Блюм, слуга дьявола, немало дней вершил своё чёрное дело у вас под носом, и смог-таки довести его до конца, завербовав целую армию приспешников. А вы и пальцем не пошевелили!
- Я ничего не смыслю в морском деле, - невпопад промямлил белый, как лист бумаги, священник.
Такой ответ лишь послужил поводом к новой вспышке гнева мрачного монаха, глаза которого и без того метали молнии.
- Смею напомнить вам, что святой инквизиции, посланником которой я являюсь, дано право карать отлучением, запрещением в священнослужении, лишением таинств, и другими, более ужасными наказаниями, - зловеще процедил он.
- Господи! Помилуйте! Я по неведению! - возопил священник, рухнув перед монахом на колени.
- Мы устраним с пути все помехи, которые могут препятствовать исполнению наших обязанностей.
- Матерь Божья, спаси меня! Я не помеха!
- А дабы зараза еретического нечестия и других, подобного рода преступлений, не отравила своим ядом невинные души, мы намеренны, как того требует наш долг и как к тому побуждает нас ревность к вере, применить соответствующие средства.
Священник, почти без чувств, с глухим мычанием припал к ногам инквизитора.
Монах с отвращением повернулся и медленно прошёл к кафедре. Немного помедлив, он объявил своё решение.
- Все мы лишь слуги Господа нашего. По службе и зачтётся. Даю тебе три дня для оправдания.
Затем, оставив священника в полуобморочном состоянии, монах вышел из церкви. Во дворе его ожидала грубо сколоченная повозка и несколько мрачных личностей, в таком же, как у него, монашеском одеянии.
Последовавшие за этими двумя объяснениями дни, ознаменовались в городе, который и поныне гордо носит своё название, весьма решительными действиями, как со стороны светской власти, так и со стороны духовной. Движимые, казалось бы, одними и теми же намерениями, они действовали с разными целями. Так, если светская власть, подстёгнутая появлением инквизиторской миссии в городе, старалась в угоду себе, то вторая, не менее могущественная, трудилась в угоду Господа.
Были схвачены и препровождены в городские тюремные камеры и церковные глубокие подвалы десятки людей, большинство из которых даже не ведали, кто такой капитан Блюм. Добродушный священник, чьи проповеди о милосердии слёзно трогали прихожан, лично составил список на двух листах, в которых значились сподвижниками богоотступника, а, следовательно, дьяволопоклонника, горожане и прочие посетители его прихода. Передавая этот список мрачному инквизитору, он перехватил его грозный взгляд, и присовокупил к двум листам ещё и третий, в который тут же вписал имена. Не в силах припомнить ещё двух, чтобы лист был полностью заполнен, он внёс туда кузину и её мужа, которых, впрочем, любил. Возложив их судьбы на волю Господа, и провожаемый снисходительным взглядом монаха, он затем, поспешил отслужить обедню, и некоторые отметили, что в тот день его лицо было как никогда печально, а на глазах блестели слёзы.
Светские власти, для которых Блюм был, прежде всего, богатым судовладельцем, поначалу испытывали немалые трудности в поисках его сподвижников. Не искушённые в духовных концепциях, они то и дело натыкались на вполне благочестивых граждан. И только после личной беседы вышеупомянутого Фредерика с инквизитором, в которой последний прямо объяснил, что внешнее благочестие - довольно распространённая форма скрытого дьяволопоклонства, поиски стали соответствовать желаемым результатам.
Нужно отметить, что церковь, как и государство, получало немалые доходы от осуждённых, или приговорённых к смерти. Конфискация имущества с оплатой всех судебных издержек, после Декрета 1199 года, стало делом законным, а потому добиться оправдания было крайне трудно. Также, со времён папы Люция III, доказывать свою невиновность должен был каждый "отмеченный одним только подозрением". Инквизиция приняла этот принцип римского имперского закона, но там где речь шла о делах веры, доказать чью-либо невиновность было практически невозможно. Сплетни или оговор считались достаточным основанием для обвинения. Против еретиков допускались показания малолетних детей. Ни одному свидетелю не разрешалось давать показания в пользу обвиняемого. Также не принималось во внимание ни одно свидетельство, характеризовавшее его как порядочного гражданина или христианина. Вплоть до XVII века обвиняемому запрещался защитник, поскольку адвокат мог оказаться виновным в защите ереси.
Судьи, бывшие инквизиторами, должны были вынуждать обвиняемых к признанию. Как средство обнаружения ереси, пытки были санкционированы папой Иннокентием IV в 1257 году, и лишь в 1816 году окончательно запрещены.
Нетрудно представить, какой урожай неблаговерных удалось собрать на этой благодатной почве, после отплытия Блюма из гавани. Всем им было предъявлено обвинение в дьяволопоклонстве, колдовстве, и прочих ересях.
Чтобы не оставлять голословными такие сведения, будет к месту привести несколько документов, касающихся капитана Блюма, которые до сих пор хранятся в архивах города, где стояла у причала его "Эсмеральда".
СУДЕБНЫЙ ОТЧЁТ ПО ДЕЛУ МАРГАРЕТ ХАНЗЕН
Вопрос судьи: Как давно ты вступила в сообщество с капитаном Блюмом?
Ответ: Я его знала как женщина совсем недолго.
Вопрос: Теперь вы общаетесь на расстоянии?
Ответ: Мы вообще не общаемся.
Вопрос: Твой хозяин Блюм отдаёт тебе приказы через других?
Ответ: Я не понимаю, о чём вы говорите.
Вопрос: Почему ты стала ведьмой?
Ответ: Я не ведьма.
Применена пытка растягиванием. После помещения на дыбу говорит: "Да, может быть, я ведьма". Когда верёвку ослабили, она заявила, что не является ведьмой. Поэтому её снова поместили на дыбу и повернули, один, два и три раза. Освободили после того, как она призналась что она - ведьма. Но она тут же начала запираться и отрицать сказанное. Поэтому пришлось её растянуть снова, сильнее. Призналась, что действительно, четырнадцать лет назад, когда не была замужем, она стала ведьмой.
Вопрос: Как ты влияла на погоду?
Ответ: О, Матерь Божья, защити меня!
Применена пытка "испанским сапогом". Призналась, что закопала порошок, полученный от Блюма, чтоб вызвать плохую погоду и помешать преследователям поймать его.
Вопрос: Сколько тебе известно сообщников?
Отвечать не хочет. Заявила что дьявол приказал ей больше ничего не говорить. Не обращая внимание на то, о чём её спрашивали, она громко читает символ веры. После многократных просьб признаться, она получили три удара кнутом. Применили строппадо. Назвала имена пятнадцати сообщников (отдельный список прилагается).
СОЖЖЕНА НА КОСТРЕ 15 ФЕВРАЛЯ
Следующий документ является смертным приговором Барку-Ключнику, который был упомянут коком в разговоре с Чарли.
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР ПОДПИСАН 13 ФЕВРАЛЯ ДЬЯВОЛОПОКЛОННИКУ,
СОЖЖЁНОМ НА КОСТРЕ 15 ФЕВРАЛЯ
Нижеподписавшийся судья, присутствующий при проведении допроса и пытки Барка Стендофа, содержащегося в качестве заключённого по обвинению в поклонении дьяволу (о чём был поставлен в известность), чтобы получить сведения о фактах, слухах и т.п., а также при заявлениях, чтении признаний (протокола), очных ставок и стенографического отчёта о пытке, которой он был подвергнут, подтверждает, что этот человек был должным образом обвинён и осуждён в связи с вышеназванными обвинениями в колдовстве, и для воздаяния, положенного за эти преступления, присуждён к сожжению заживо у столба, специально приподнятого над местом подобных казней, чтобы он сильнее почувствовал пламя перед тем как задохнётся. Принадлежащее ему имущество, перечисленное ниже, является конфискованным после взыскания положенных судебных издержек.
Далее следует стенографический отчёт о пытке, который мы приводить не станем, ибо он уже при одном только чтении способен вызвать немалую боль, и подробная опись имущества.
Конечно, в этих документах имеет место и название города, где всё это происходило, но мы об этом, также, упоминать не станем, чтобы не смущать живущих в нём.
По делу капитана Блюма, были преданны сожжению девятнадцать человек. Сколько людей понесли менее тяжелое наказание нам точно не известно, но можно с уверенностью сказать, что их было значительно больше первых. Сам Блюм был заочно приговорён к медленному сожжению на костре с предварительным проведением самых изощрённых пыток.
Вот такими последствиями, о которых капитан Блюм даже не подозревал, ознаменовалось начало его экспедиции.
![инквизиция [неизв.]](/img/k/kulik_w_w/glawa92/inkwizicija.jpg)