Это были первые прохладные сумерки за целых две недели. Две недели с тех пор как пришло лето, и начался сезон дождей. Волшебство из ярко-оранжевого заката вперемешку с прохладным ветром.
- ...но самое худшее - это когда льет всю ночь и утро, а после полудня начинает палить солнце... как в паровой сауне... ни кулер, ни пропеллер не спасёт
-Ненавижу сезон дождей...
Мы сидим на боку старой винтовой лестницы между вторым и третьим этажом.
Она курит и аккуратно тушит окурки о ступеньку. Ступеньки ржавыми воспоминаниями бегут к самому небу... на пятый этаж. Я впитываю детали механизма этой простой красоты. Небо ещё голубое, но в нем с каждой минутой всё больше и больше бронзового спокойствия и грусти.
На вышках включились маленькие красные зрачки. Провода тянутся в самый закат далёких холмов.
Долгий вечер в сезон одного бесконечного дождя.
Раз в пол часа по улочке под нашими сандалиями проезжает машина. Шумят цикады.
-Ночью, наверное, опять будет лить.
-Скорее всего...
Мы выходим сюда почти каждый вечер, усаживаемся на лестницу и подолгу говорим. В такой тишине нужно хотя бы о чём-нибудь говорить, не важно о чём именно, нужно просто наполнять вечера звуками, иначе сойдёшь с ума от этой сладковато душной тишины... у каждого из нас своя история, свои причины быть здесь, на краю света, сидеть на это старой лестнице...
Она приехала в Японию несколько месяцев назад и поселилась в комнате прямо надо мной. Она, как и я, учится в университете, кажется, изучает буддизм и ещё что-то в этом духе, а кроме этого работает в ирландском пабе. В любой стране мира, в которую она приезжает она устраивается на работу в ирландский паб. Карма, говорит она...
Воздух пахнет влагой, жарящимися за углом окономи-яки и ещё чем-то сладким, красным и розовым, что зацвело в саду у господина Фудзивары.
Я смотрю на неё, и мне тоже страшно хочется курить. Но я решил, что не буду. Она глубоко затягивается и медленно выпускает дым, задрав подбородок. Я забрасываю за щеку лимонную конфету, от которой передергивает все лицо, и я на секунду превращаюсь в гримасу кабуки. Она уверена, что умрет молодой. А я думаю, что так считают практически все... на определенном уровне искренности перед самим собой... где-то в глубине, каждый доживает свои последние дни глубокой старости, нянча правнуков в каком-нибудь маленьком городке на юге Италии.
У неё в последнее время было не самое лучшее настроение. Она сидела целыми днями дома, читала, курила на балконе, включала Radiohead или Coldplay.
Сезон дождей, каким я его знаю, всегда такой душно депрессивный...
Иногда мне тоже никуда не хотелось идти. Я садился за письменным столом у окна и подолгу смотрел то на промокшую стоянку велосипедов, то на чистый лист бумаги перед собой. Слушал, как дождь барабанит по прохудившемуся навесу над стоянкой, как сосед разгоняет палкой голубей или как она подпевает Тому Йорку.
А по вечерам мы усаживались на эти ржавые ступеньки, и она рассказывала мне о старых добрых временах, когда она работала в пабе "Молли Мэлоун" в Гамбурге.
-Страшно подумать, за всё это время пока я здесь, вот эта вот лестница пока что моё самое любимое место в Японии. Здесь можно сидеть и часами рассматривать жизнь, которая течёт прямо у тебя под ногами. Люди паркуют машины, стригут лужайки, крутят педали своих велосипедов... и никто даже не умудряется чуть-чуть приподнять голову, - она пытается заправить непослушную белую прядь за ухо.
Мы живём в маленьком городке на стыке двух префектур с десятью парикмахерскими на одну улицу, грядками и рисовыми полями прямо возле жилых домов. Посреди всей этой провинциальной идиллии в течение последних пару месяцев вырос сорокаэтажный скайскреппер. Как они его строят, ума не приложу...только какой-то дивный металлический скрежет добавляется в пенье цикад по вечерам.
Наш дом вот уже лет пять подряд собираются сносить, но никак не расселят жильцов. Хотя говорят, что после Нового года всех таки попросят убраться.
- Как думаешь, что сделают на месте этой развалюхи: парикмахерскую или рисовое поле?
-Небоскрёб...
С лестницы, даже с небольшой высоты, действительно видно всю округу.
Прямо напротив - особняки наших соседей. Их имена каллиграфически выведены на табличках над воротами. Дантист Инагаки, у него перед домом стоят серые валуны и смирный ряд бамбука. Раз в неделю к нему приезжает садовник, стрижет и равняет его уют. Сад господина Фудзивары менее ухожен, за то у него есть эта маленькая забавная собачка стоимостью в 120 тысяч иен. Знаете, это такие существа, которых немного сомневаешься называть собаками с глазами на выкате и постоянно трясущимися лапами. Так вот они сидят по вечерам вдвоем и смотрят спортивный канал. Когда Хансинские тигры выигрывают, господин Фудзивара вывешивает их флаг. Иногда даже, когда проигрывают... Сегодня вот снова играют.
Между нашим домом и особняком Фудзивары - парковка, чуть левее - автомат с колой, за ним рисовое поле, дальше - парикмахерская, потом небольшой супермаркет и лавка зеленщика, а еще дальше снова парковка и ещё сотни таких же простых комбинаций, разбавленных то буддийским храмом, то синтоистким алтарём...По левую руку - Осака, по правую - Киото, посредине - закат.
Из-за автомата с колой выглядывают три смешных подсолнуха. Маленькие и неказистые они напоминают мне о доме.
Мы говорим о доме. Каждый о своём.
Она родилась в Мельбурне в ирландской семье. У неё три паспорта и пол мира в коробке с фотографиями и письмами. Там, откуда я, много подсолнухов...очень много... аж глаза болят.
Откуда-то с соседней улицы доносится деревянный перестук гета. Протяжно вплетается в воздух песня продавца печеного батата. Его маленькая тойота ползет где-то совсем недалеко и из печки в кузове вылезает серый уж дымка.
Библиотека. Выключен свет, кроме зеленых аварийных лампочек. Опустевшие книжные ряды ждут своих приведений.
В улицы затекает прохладное золото сумерек, поблёскивая прощальным светом в стеклах верхних этажей.
Здесь все происходит по своему неспешному вечернему сценарию
-Вот попробуй, убери хоть малейшую деталь и рухнет картина этого маленького мира
-Малейшую деталь...- повторила она эхом, смотря куда-то мимо меня, - Бедняга Брэндон из "Молли Мэлоун" всегда говорил... это те маленькие изменения, которые пока ещё заставляют меня жить в этом однообразном мире... Он жил только ради самой мелкой детали, которая не будет напоминать ему о вчерашнем дне,... который был точной копией позавчерашнего... - она подкурила новую сигарету - Беднягу Брэндона сбил поезд...
Я теперь о нем почему-то часто думаю. Все говорили, что он просто покончил с собой.
Но я не знаю... у Брендона были свои приколы. Когда он возвращался по утрам домой, пьяный или под наркотой, он часто спрыгивал с платформы и мочился прямо на рельсы... это его безумно веселило. Вообще-то его редко можно было развеселить
Мы снова надолго замолкаем.
Я поворачиваю голову в сторону рисового поля и вижу, что прямо посредине него стоит белая цапля... в маленьком зрачке отражается последняя капля солнца
Стемнело.
Теперь к вечернему оркестру шумовых эффектов добавляется ещё и кваканье лягушек, спрятавшихся где-то в поле.
-Этот звук со стройки...как будто вдалеке умирает огромная механическая кошка.
-Смотри! - она легонько толкнула меня коленом и показала на вышедшего из дома Фудзивару.
Фудзивара веселой походкой дошёл на середины парковки, сжимая подмышкой свою собачку. Он опустил её на землю, и та мелкими шажками засеменила к ближайшему столбу. Невысокого роста японец, слегка сутулый, с пробивающейся на висках сединой, долго стоял к нам боком, задрав голову вверх, словно подробно изучая все пятна на луне. Потом с серьёзным видом поставил один кулак на другой, крепко сжимая в руках невидимую бейсбольную биту, и ударил по летящему прямо в него круглому сгустку вечернего воздуха. Тот перелетел парковку и плюхнулся в рисовое поле.
Фудзивара постоял ещё немного, поставив руки в бока, и потом вновь принял свою боевую стойку для принятия невидимой подачи.
Не выдержав, она хихикнула. Я толкнул её в бок локтем, чтоб она вела себя тихо, но было уже поздно... Фудзивара, так и не выпуская из рук свою невидимую биту, замер посреди парковки со слегка смущённым и растерянным видом и смотрел на нас, двух иностранцев сидящих прямо у него над головой.
-Добрый вечер, - сказал он после небольшой паузы.
-Добрый вечер, господин Фудзивара, - ответили мы почти синхронно, что сделало ситуацию для нас ещё более комичной и совсем странной для японца, к которому вдруг обратились по имени два незнакомца с лестницы.
Он с трудом проглотил невидимый бейсбольный мяч, который так и не успел отбить, после чего тот застрял у него комом в горле.
-Так вы тут живёте... в этом доме?
Мы кивнули.
-Вот оно как... - задумчиво протянул Фудзивара - Этот дом вроде сносить собирались. Но что-то не сносят пока...
-После Нового года может быть снесут, - сказал я
-Вот оно как... Интересно, что построят вместо него...- совсем тихо произнёс господин Фудзивара, словно обращаясь, сам к себе
-Небоскрёб, наверное, сказал я
Фудзивара кивнул в ответ, изобразив на лице что-то вроде улыбки, сразу же сменив её на задумчиво серьёзную гримасу. Так на всякий случай... кто их гайдзинов разберёт: шутка, не шутка?
Снова повисла неловкая пауза. Она чиркнула зажигалкой. Я обратил внимание, что металлический скрежет окончательно пропал, замолкли и цикады, только эти лягушки с поля всё пытались перекричать друг друга.
-А кто выиграл сегодня? - вдруг спросила она
Густые брови господина Фудзивары на мгновенье вспорхнули вверх от удивления, но, переварив постепенно суть её фразы, он довольно улыбнулся и с лёгким оттенком отеческой гордости произнёс:
-Тигры! Шесть-один! Ха, представляете, два хоум рана целых за игру... два хоум рана!
Он поднял собачку и снова зажал её подмышкой
-Ну, я пойду... Доброй вам ночи!
-Доброй ночи, господин Фудзивара!
Он замер, на какое-то время не решаясь уходить, с мягкой, но всё ещё чуть недоверчивой улыбкой смотря на лестницу, и потом выдал на едва различимом английском:
-Ю ару бери бьютифуру! - нараспев произнёс он, глядя на неё, и весело усмехнулся, после чего помахал нам рукой и зашагал в направление своего дома.
Мы ещё немного посидели на лестнице, не произнося ни слова.
Я с облегчением вздохнул, наслаждаясь вечерней прохладой. Мелькнув на секунду в свете фонаря, пронеслась над парковкой летучая мышь.
Я посмотрел на неё. Она улыбалась. Впервые за долгое время... впервые за весь сезон дождей.
Неизбежно и искренне вращается глобус. Этот вечер, перелетая километры снов и переживаний, вскоре окажется и в разноцветном отражении ваших глаз. А значит, всё это имеет значение. Всё удивительно простое и важное... как эта старая винтовая лестница на краю света.