За шиворот кожаного плаща то и дело капал дождь. Я брел вниз по Победной, в зубах сырела сигарета, время от времени клубки дыма кололи глаза. Вновь на Город опустился переходящий в снег дождь.
То тут, то там на крышах и в переулках появлялись знакомые силуэты. На губах одних играли лучезарные улыбки, другие приветливо махали руками. Лица некоторых я узнавал моментально, вот свесив с крыши ноги сидела на черепице девочка Катя, с которой мы играли казалось тогда бесконечным летом... Забавно что я вспомнил ее имя...
Вот машет рукой в переулке сбежавшая с нашей Машей в Англию после развода Лена. Даже сейчас мне показался в воздухе знакомый аромат мерзких французских духов. Интересно, как они в Британии? В последний раз когда мы с Леной виделись, она кричала, называла меня "книжным выродком" и уверяла в беззаботной жизни для Маши в Солсбери. Надеюсь она не пыталась как обычно убеждать меня ложью. Есть такая порода людей, постоянно пытаются уверить окружающих в чем-то надежном и выигрышном лишь для того чтоб уверить себя и окружающих в "счастливом конце". Лена умела это делать, на удивление она также умела и "не терять лицо". Впрочем. За семь лет шаткого брака это поведение просто превратило все аспекты нашей жизни в банальное болото.
Рядом с ней трепетно сжимает листы с рукописями некогда раздавленный моей рецензией поэт-неудачник Александр. Как сейчас вспоминается метель за окном, наглая ухмылка самонадеянного почти не подростка. Принесенная как назвал ее Александр "нео-поэма" оказалась тогда чем-то абсолютно не рифмованным и вульгарным. Мне даже стало приятно когда наглая улыбка сползла с небритого лица и сменилась ненавистно сомкнутыми губами. После этого он издался в "Первом Республиканском", чем серьезно подпортил репутацию некогда неплохого журнала.
За Леной и Александром возвышались некогда знакомые но обезличенные персоны. У одних топорщились пышные усы или свисали бороды, у других забавно отблескивали под фонарным светом архаичные бинокли и монокли вперемешку с новейшими смартфонами. Но даже безликие силуэты казалось улыбались и радовались... Впервые возникло чувство искренности в улыбках.
Среди незнакомцев в переулке возник высокий мужчина в белом офицерском пиджаке. Щелкнув зажигалкой, он дружелюбно глянул на меня и коротко кивнул. Не с первого раза я смог вспомнить его имя, но он как мне показалось не обиделся. Его звали Александр Щерб... Разорван снарядом во время одного из бесконечных артиллеристских обстрелов на Северо-Западной дуге. Помню, тем вечером думал что сейчас откроется входная дверь офицерского кабака в переделанном под военный городок поселке. Но нет. Через пару дней узнал от сослуживцев что умер такой-то такой-то, Александр Щерб, майор Объединенных сил, ветеран первой Восточно-Европейской... Отец трех дочерей и одного сына, примерный семьянин и не испорченный сын нации. Удивительно, но он был единственным представителем такого клише, который не вызывал отторжения а наоборот.
Оторвав глаза от толпы в переулке я поднял голову и увидел как из воздуха вдали возникли выструганные из красного дерева башни со сложными механизмами на пиках. Механизмы напоминали постоянно двигающуюся груду шестеренок, внутри которой постоянно вращались на строго отмеренных орбитах солнце и луна.
Сами механизмы состояли из множества громоздких колец, вращающихся на постоянно сменяющихся орбитах. Каждая смена оси сопровождалась громким уханьем. Солнце и луна в каждой сфере казалось будто вращались в ритмичном и странном танце.
Поравнявшись с потрепанным зданием художественного музея я выбрался к ведущей на мост дороге. Знакомые силуэты то и дело появлялись в окнах покосившихся домов. Вот в одном из них зажег настольную лампу забытый всеми, в том числе и мной, мастер-прозаик Федор Константинович... Я остановился под его окном и хотел крикнуть, попросить войти, но Федор Константинович заранее отрицательно мотнул головой и указал рукой в сторону моста. В его бесцветных глазах даже при тусклом освещении читалась смешанная с горечью гордость.
Я не стал ослушиваться учителя и продолжил путь. На котором то и дело возникали приятные и не очень персоны. Творческие импотенты, мечтавшие о моих хвалебных отзывах, ни за что раздавленные авторы "проходных" бульварных рассказиков. Среди них также встречались миловидные девушки, на которых я тратил все не занятое работой время... В их улыбках можно было рассмотреть неясное желание, у кого разочарование, а у кого радость. Аккуратный, остренький носик первой повторялся у третей, у второй и четвертой были идентичные глаза, а пятая и шестая попросту казались близняшками.
Я хотел подойти к каждой и сказать хоть пару незначительных слов, но они попросту отстранялись и улыбки сменялись всепонимающими но отвергающими гримасами. Каждая поднимала руку и указывала тонким пальчиком на спрятавшийся за холмом дом у реки.
Так в сопровождении сотен лиц я вышел на мостовую. Дом гротескным силуэтом вырос среди холмов. В его окнах я узнал родственные фигуры. Вот оставшийся где-то на перекопанных снарядами полях отец... Забавно, когда называешь близкого родственника будто читая военное досье. Рядом с ним отчетливо выступает силуэт сгинувшей во время эпидемии 17-го мамы.
Смешно когда начинаешь вспоминать далекое детство. Почему-то такие мелочи как статьи в газетах и брошенные другими детьми игрушки запоминаются куда лучше произнесенных твоим единственным близким человеком слов. Я забыл за годы и ее лицо, все семейные фотографии выцвели и погнили. Не осталось ничего напоминающего о том существовании моего прошлого.
Интересно. Подумал пытаясь закурить вторую сигарету я. Если исчезли воспоминания, сами факты их существования, могу ли я утверждать что они вообще когда-либо были? Судя по лозунгу "Истинный гражданин обязан подвергать сомнению любую информацию, во избежание введения себя в обман и неведение" я попросту обманываю себя прошлым. Родителей у меня никогда не было, ведь ни осталось ни одного упоминания о них, даже братья и сестры почти ничего о них не знают, вот кстати и они в соседних окнах. Мать и отец - это просто созданный в горе одиночества образ. Человеческий мозг - сложная система, которая пытается найти любую причину чтоб оправдать свое существование. Признание что я всего лишь воссозданная по аналогам биосистема - звучит дико и даже наклевывается в мыслях конспирологическая теория, но вдруг так оно и есть?
Пыхнув сигаретой я улыбнулся забавному ходу мыслей. Утверждение "Основателя" уместно в разумных пределах, к которым я, естественно, отношение имею крайне посредственное. Конечно, смешно человеку в здравом уме обсмеивать мысли о не подлинности воспоминаний.
Поднявшись по холму вверх, я извлек из внутреннего кармана плаща ключи и недолго перебирая связку воткнул нужный в замочную скважину и повернул на полтора оборота. Дверной замок поддавался туго, пришлось налечь всем телом. Спустя два десятка секунд отчаянной борьбы, входная со скрипом отворилась. Внутри я спрятался от лиц. Они так и продолжили стоять там, не приглашенные, свободные всю ночь.
Минуя некогда жилые комнаты я открыл входную дверь в рабочий кабинет. К моему большому удивлению, кабинет был пуст. На письменном столе одиноко лежал полупустой листок бумаги. Подойдя ближе я глянул на строки - "Утром вновь начало накалять солнце. В огненном светиле казалось таяли черепичные крыши. Возникало чувство, будто вот-вот и все испариться, превратиться в марево. Но шли секунды, за ними минуты. Дома лишь вздрагивали в призме раскаленного воздуха..." дальше читать я не стал. Где-то глубоко внутри все сильнее жгло желание изорвать лист на кусочки.
- Зачем ты думаешь об этом? - Положив мне на плечо руку, сказал бархатным баритоном отец.
- Меня просто раздражает эта бессмысленная и бесталанная претенциозность. - Ответил я.
- Не нужно, сын. Все имеет право на жизнь, притом, ты сам прекрасно знаешь, потом ты продолжишь этот листок.
- Наверно ты прав... - В детстве. Пока отец был жив, он раз в неделю водил нас с мамой в театр или музей. Иногда в кино. В последнее реже всего, не любил папа "попкорновые картинки" как называл он их, хотя каждый вечер смотрел их по телевизору. Когда я у него спрашивал "почему?" он отвечал "Я могу говорит многое, но это не значит что оно есть так на самом деле. Все имеет право на жизнь и завершенность. Даже такое ничто как это".
- Здравствуй. - Голос мамы вырвал меня из раздумий. Она стала рядом с отцом. Как и всегда... - Я ждала когда наступит этот день.
- Мы дождались. - Отец нарочито подчеркнул "мы".
- Да... - После минутного замешательства сказала мать.
- Чего вы дождались? - На удивление спокойно спросил я.
- Пройдись по дому, ты поймешь. - Мягко проговорил отец и я почувствовал что они исчезают. Какое-то эфемерное чувство отяжелило грудь, я резко обернулся. Лица мамы и папы исчезали в стене. За мгновение до растворения в бежевых, порванных обоях я успел разглядеть кровавые потеки на маминых щеках и вокруг носа, следах эпидемии. Успел увидеть торчащие из тела раздробленные кости и разорванное напополам лицо.
Я прислушался к словам отца и встав из-за стола подошел к выходящей в коридор двери. Потянувшись к дверной ручке я случайно задел бензиновую лампу. Поймав чуть не разлетевшееся на осколки светило я недолго пораскинув мозгами, несколько раз провернул вентиль чуть ниже ручки. Тусклый свет озарил кабинет. Как по заказу тут же ударила молния. Вскоре грянул гром.
Выйдя из кабинета меня встретили полотна некогда именитых мастеров различных времен и течений радостно переливающимися под светом лампы красками. Вот вспыхнули золотистыми тонами купленные на рынке несколько сотен лет назад гобелены.
Где-то за стенами, кто-то то и дело переругивался, веселился и возбужденно вздыхал. Время от времени звучала брань на архаичном русском или не менее архаичном английском. Странное чувство... Впервые за десятки лет в доме звучат чужие голоса.
Последняя по коридору дверь со скрипом распахнулась. Из дверного проема полил мягкий свет растопленного камина. Вскоре в коридоре показалась сжимающая книгу в потрепанном коричневом переплете костлявая рука. Вскоре за ней показалось изнуренное лихорадкой лицо. Это была крестная, ее имя давно покинуло память. Теперь это было очередное лицо, погибшего во время эпидемии человека.
В мазнувших по мне полуслепых глазах я узнал только горестное отчаяние и растворяющиеся остатки надежды. Смешно. Крестная в детстве казалась самым лучезарным человеком... Последний раз я ее видел в девятом пансионате. Тогда она уже знала о конце. Но даже тогда она старалась улыбаться, сказала несколько теплых слов Лене. Мы только начали встречаться. Крестная поздравила меня с успехами и первым, хоть и мизерным тиражом. После этого недолго поговорив о чем-то отстраненном мы попрощались так как будто встретимся завтра, но оба прекрасно понимали что встреча эта была последней.
Миновав крестную я завернул за поворотом и чуть не врезался в бесформенную фигуру. Она гибко извивалась и казалось старалась делать это в такт моему дыханию. Одного взгляда на нее было достаточно чтобы вызвать искреннее омерзение. То тут то там выступали какие-то конечности, местами выделались размытые слепки лиц то и дело сливающиеся друг с другом.
Обогнув фигуру я пошел дальше. Толкнув большие двери я оказался в обеденном зале. Тогда я увидел Музу. Она стояла напротив окна и нервно курила. Ее нервозность выдавал слишком сосредоточенный взгляд. Обычно ее карие глаза быстро бегают по всему вокруг а потто фокусируются на чем-то особо интересном. Но когда она задумывается о чем-то серьезном и не очень приятном, она начинает напоминать статую какой-то древней и крайне не доброжелательной богини с дальнего Востока.
Вот и сейчас она безутешными глазами вглядывалась в окно. Мне всегда было интересным - что у нее в голове. Иногда мне казалось что вот-вот и она перережет мне горло. Почему-то в эти моменты я вспоминаю наше первое свидание, тогда мы с Леной в очередной раз поссорились и она сбежала с каким-то панком. Тогда мы с Музой пошли в художественный музей, где она отчаянно старалась привить мне любовь к произведениям эпохи импрессионизма и русских мастеров 19-го века. В то время я был еще многословен и немного наивен. Принялся рассуждать об особенностях того что не очень-то и понимал, в один момент мне показалось что я потерял свою единственную слушательницу, недолго осмотревшись я развернулся и встретился с крайне угрюмым и каким-то раздраженным лицом. Редко что после этого умудрялось меня удивить или даже напугать.
- Мама! - Раздался детский крик со стороны хода в библиотеку. Маленькая девочка с кучерявыми волосами и смешным, остреньким носиком пробежала сквозь закрытую дверь. - Я дорисовала! Скажи, похоже на папу? - Девочка кружилась вокруг Музы с влажным полотнищем в перепачканных краской ручках.
- Ух ты! - Резко переменилась в лице Муза. - Как настоящий. Скажи, когда ты его так увидела?
- Когда он стоял у реки! Он постоянно там стоит... И меня прогоняет! - Жалобно скривила губки девочка.
- Он тебя прогоняет?! - Разгневанно выдохнула Муза.
- Не совсем чтоб прогоняет... - Прикрываясь полотном ответила девочка. - Просто он не обращает на меня внимания.
- Какой он... Не хороший. - Покачала вороненой головкой Муза.
- Ты тоже так думаешь? - Радостно подпрыгнула девочка.
- Конечно. Иначе он не был бы твоим папой.
Девочка не ответила и лишь удивленно посмотрела на Музу. Та в свою очередь улыбнулась и взяла полотно. Ее лицо как-то странно искривилось и я понял. Она сейчас заплачет. Ее губы презрительно дрогнули и я еле услышал "Почему ты не здесь?".
- Действительно. - Донесся сзади холодный мужской баритон. - Почему?
Муза с девочкой не обратили на него внимания, а я развернулся. Сзади стояла лишь бесформенная масса из лиц.
- Ты понимаешь к чему теперешний путь может привести? - Переливаясь в лицах спросила она.
- К тупику?
- Да. - На мгновение среди лиц я узнал отца. - Но ты еще можешь все остановить. Ты ведь знаешь, все просто.
- Все просто? - Рефлекторно, словно в бреду отвечал я. - У меня уже была дочь, ты наверняка знаешь как все закончилось.
- Почему ты думаешь что все всегда идет по кругу? Мир слишком разнообразен, даже наш... Несмотря на его скуку и безысходность.
Ты ведь ее любишь. - Масса кивнула одной из конечностей в сторону сюсюкающейся с девочкой Музы. - А она любит тебя... Любит нас. - Неожиданно масса начала принимать формы.
- Думаешь она сможет выдержать? - Спросил я.
- Я бы больше волновался за тебя... нас. Ведь это наши любимые развлечения - исчезать а потом возвращаться. Но она не Лена. Она не ревнива и верна... Удивительное совмещение в наше время. Когда вокруг одни фашисты и безвольные медузы. У нее есть все что нужно нам. А ей от нас нужны только мы... ты.
- Наверно ты прав.
- Не наверно... Впрочем, лучше показать. - Масса окончательно перестала быть массой и приняла вид хмурого мужчины в потрепанном, мокром плаще и пустыми глазами.
Мужчина протянул руку в жесте рукопожатия, я не мог не ответить. Как только я пожал ему руку мне в глаза ударил яркий свет. Во вспышке исчезли стены обеденного зала, испарилась девочка, превратилось в растворяющееся марево окно. Одна Муза выделялась на пустом, белом фоне.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, она наконец-то увидела меня. Я видел как она с трудом подавляет всхлипы и старается вытереть начинающие выступать слезы. Вскоре в белизне начали образовываться различные цветные фигуры. Лишь когда появился насыщенный цвет я смог опознать деревья. Все это время Муза не отводила от меня глаз.
Мы оказались в лесу, вокруг стоял погожий день. Муза окончательно справилась с эмоциями и опять начал походить на героиню классических нуарных детективов середины 20-го века.
- Наконец-то ты тут. - Улыбнулась она краями губ. - Я соскучилась.
- Мы виделись несколько часов назад. - Неожиданно спокойно ответил я.
- Разве? Я не видела тебя уже больше года...
- В смысле?
- В прямом. - Муза замолчала и не обращая на меня внимания зашагала куда-то вверх по холму. Недолго подумав я пошел за ней. С каждым шагом скрывающееся за кронами деревьев солнце подымалось все выше по небосводу. Когда я поднялся на холм, уже сгустились сумерки. Муза уже была внизу и чем-то настойчиво шелестела и хрустела, приглядевшись я понял - она собирается развести костер.
Спустившись я принялся искать хворост, мы не разговаривали, все это время Муза отводила от меня взгляд. В сумерках она как обычно начала напоминать помесь героини мифических эпопей и чего-то незнакомого и даже хищного. Почему всегда когда я ее вижу, во мне просыпаются пафосные и слишком вычурные сравнения?
Собрав достаточно топлив, Муза щелкнула крышкой зажигалки и спустя несколько секунд тлеющие ветки начали облизываться лиловыми язычками. Только сейчас я заметил наполовину прикопанный в холме скелет. Он странно сгорбился на выступающих корнях. Спустя несколько секунд разглядываний несчастного мне на глаза попалось удивительно белоснежное перо зажатое между указательным и средним пальцем правой руки. Странности скелету также придавало задумчиво обращенное к небу лицо, точнее череп.
- О чем думаешь? - Вырвала меня из раздумий Муза.
- О нем. - Кивнул я на скелета.
- Что-то надумал?
- Удивишься но нет. Он просто какой-то странный. Но с другой стороны в нем есть что-то особенное.
- А мне он напоминает тебя. - Не отводя от меня горящих глаз проговорила она. - Посмотри на позу, выражение лица... - Я прыснул со смеху на что глаза Музы полыхнули опасным огоньком. - А перо то! - Вскрикнула она. - Как у тебя в столике!
- Ты чего раскричалась?
- Да потому что ты постоянно где-то! Ты живешь со мной в одном доме, но мы видимся несколько раз в неделю! Мы так и спать раздельно начнем! Чем тебе не идеальная монархическая семья?
- Ты ведь знаешь. Я всегда рядо...
- Ты всегда где-то вдалеке! У реки, на холме, где-то в кабаке, но никогда не со мной! Ты знаешь как тяжело видеть единственного дорогого тебе человека в апатии? Я знаю! Я месяцами смотрела на тебя такого. Когда ты забивался в угол и сворачивался в комочек как забитый котенок. Это невыносимо... - Она не смогла держать слезы. Вскоре она вспомнила тот день когда меня избили местные радикалы-оппозиционеры. Тогда я приполз домой с перебитыми ногами и переломанными ребрами. Впервые я увидел как она плачет. Муза думала что это навсегда... Но даже тогда она не думала меня бросать... Была готова возить меня в инвалидной коляске по всему Городу... А я... Потом она вспомнила как Лена забрала Машу. Каким я вернулся домой. Она неделю боялась подходить ко мне... Также она вспомнила как я ударил ее... Это был финал. Я думал что после этого она точно уйдет. Соберет вещи и уедет. У таких как она всегда открыты дороги. Ни одна таможня не придерется. Но Муза только заплакала и мы не виделись несколько дней, она спала в другом крыле дома и постоянно убегала от меня. Через неделю она вошла ко мне в спальню и стало ясно, она меня простила. Ни сказала ни слова об этом, просто дала понять... Никогда до и после я не чувствовал себя так паршиво.
- А ты... - Всхлипывала Муза. - Ты постоянно исчезаешь. Ты постоянно где-то в облаках. Ты! Ты! Ты! - Она резко встала, вытянула из корней скелет и швырнула его в костер. Густой сноп искр разлетелся по лесу. В миг белоснежные когти покрылись коричневатым налетом.
Муза замолчала. Солнце окончательно спряталось за горизонтом. Мы молча смотрели на потрескивающие в пламени останки.
- Знаешь... - Начала она. - Я не думала что это так приятно.
- Что?
- Говорить... Я забыла какого-это, кричать, ссориться... - Муза съежилась и подсела к костру. Ей стало холодно. Этот холод я видел только раз, тогда мы и стали любовниками.
Не говоря ни слова я встал и присел рядом с ней. Она не отводила глаз от огня. Я ее приобнял. Она не сопротивлялась, наоборот, стоило мне к ней прикоснуться как вмиг Муза прижалась и вскоре начала повторно всхлипывать. - Почему? Почему ты ушел? - Я погладил ее по голове и сказал "Я не уходил, я всегда здесь". - Я не верю тебе... - Муза продолжала всхлипывать и повторять одно и тоже, я также одинаково отвечал.
Вскоре Муза замолчала, я почувствовал как вытянулась ее спина, как полыхнуло жаром тело.
- Это твой ребенок. - Неожиданно сказала она. - Хочешь ты этого или нет, я от нее не откажусь! Можешь не признавать ее, можешь даже уйти, выкинуть нас на улицу без копейки, это твоя дочь, и ты ничего не поделаешь.
- Я...
- Мне все равно что ты скажешь, мне все равно на твои ультиматумы, ты и она единственное что держит меня в этом мире, но я не позволю тебе уничтожать созданное нами. Как не позволяла сжигать рукописи, так не позволю и избавляться. - Я...
- Молчи! Молчи! Молчи!
- Она и моя дочь! - Вскрикнул я. - Я не собираюсь ее бросать! Почему ты подумала что я поставлю какие-то условия?! - Стоило мне проговорить как я увидел в глуби леса мужчину в кожаном плаще и холодными глазами. Он доброжелательно улыбался, недолго посмотрев на нас он кивнул и растворился во тьме. Тогда я понял, глухой лес превратился в небольшую полянку.
- Правда? - Спросила Муза.
- Ты могла подумать иначе?
Муза засмеялась и поцеловала меня. Спустя несколько секунд она оказалась снизу а я сверху. Все казалось было как обычно но похоже по настоящему впервые за многие годы.
Муза уснула, вскоре в пустоту провалился и я.
Свет утренних лучей вырвал меня из сна. Знакомые стены и гобелены встретили меня тусклыми тонами. Вокруг царила тишина, не было ругани за стеной, не было родителей в стенах. Я на всякий случай выглянул в окно. Как я и ожидал, сотен силуэтов нигде не было.
Взглянув на часы я чертыхнулся, оделся и заперев тяжелую входную дверь на один поворот, выбежал на улицу. Дорога к роддому лежала через мост и Победную. На улице выпал первый снег.