Панкомат.

 

 

 

Глава 1.

 

 Мы познакомились классически. Я бесцельно бродил по городу, и, так как думать в моей ситуации вообще было вредно, я не думал, а лишь заглядывался на пивные палатки. Безмыслие - это очень даже хорошо. Для пустоты, и от пустоты. Для ума и глупости. Просто таращишься, понимая, что  ты не один таков. Множество хвостато-мохнатых... Множество бесхвостых, в пальто, куртках....  Да, все спешат куда-то. Или кажется мне.

   Сколько у людей денег?

   Если я выпью бокал, то выпью потом еще... Я - потенциальный вообще-то торч. Мне просто не удалось прийти к серьезным жидкостям, и теперь ничего, кроме пива, до меня не доходит.

  Если поиграть на бирже.... Вычислят ли? Нет, это мания. Сама жизнь - мания. Бокал пива... Засушенные пацаны моря в пакетике. То есть, далеко уже не пацаны, а так, салат из пацанов, как сказал один поэт...

   Местное пиво отдает ржавчиной цистерн. Завод основан в .... веке. В позапрошлом веке...

Выпускается с ... Может быть, год начала выпуска, что значится на этикетке, гораздо старше города. Так должно быть.

  Я бы выиграл у города. Но зачем? Нет здесь ничего серьезного, а даже мусора здесь слабоваты. Монотонные андроиды.

  "Молодой человек..."

  "Да".

  "Сержант такой-то, отдел такой-то, разрешите документы..."

  "Пожалуйста".

  "Пили?"

  "Конечно".

  "Что?"

  "Пиво".

  "До свиданья".

   У мусоров есть нюх, несомненно. Меня в этом городе никогда не обыскивали. Меня только спрашивали, и то, в те моменты, когда взгляд мой был рассеян. Ибо нельзя расслабляться. Сразу же спросят: кто ты?

  Пью  еще пиво. Спускаюсь в подвал. Пробую играть. Нет, мысли так и лезут, перевязавшись с дурным настроением. Если я сейчас попрусь подергать за единственную руку однорукого бандита, то всю оставшуюся мелочь оставлю там.

  Шарюсь в Интернете. То есть, это только для кого-то еще такой вот процесс может показаться маневрами. Я ли не бес сетей? Мне нужна скорость и волны, и уж не сорок килобит в час.

   Так я оказался снова наверху, где народ бездумно шатался по единственной центральной улице, пиво пил, шумел, шарики надувал. Художники рисовали шаржи, и я вспомнил мастерскую Андрея Иванцова в Детройте, откуда мне удалось сбежать, не смотря на то, что все сети уже расставлены были, и охотники спокойно курили. Так ожидают свою добычу пауки, которые вообще никогда никуда не спешат. Так ушел и я. Хотя что я сделал? Детские игры, взрослые игры. Пауки и мухи. Я даже не хотел разобраться, кто сильнее пауков. Мне все равно было.

  - О, бля-я! - услышал я.

  Из толпы появился белобрысый шпендик лет 28-ми отроду, в каких-то чересчур широких штанах, футболке "Mexico 86", пляжных тапочках. Если не учитывать того, что он всегда и везде так ходил, можно было подумать, что его только что отпустили из каталажки. Лицо выражало некий героизм, абстрагированный, личный. Тут бы вряд ли кто-то с ним посоревновался.

   - Ебать ту Люсю! - сказал Сергей.- И ч-чо ты тут один сидишь?

  - А и не знаю, - ответил я.

  - Ды ладно.

  - Да честно.

  - А?

  Он наклонил голову, точно член политбюро в годы угасания своего.

  - Чо а?

   -.......

  -А... И ч-чо?

   Он встал в позу приблатненного ожидания.

   -Откуда я знаю, чо, - ответил я, - делать нечего. Пиво пью.

 - Ебать колотить,- голос его заколебался, кося под актеров тридцатых годов,- Пиво я тоже может, пью. И что с того?

  - И ничего.

  Сергей Демьян, босяк по понятиям, в тапочках мог ходить и зимой и летом. На все сезоны у него существовала одна куртка, в одной из карманов которой где-нибудь обязательно был приныкан косяк.

  - Ну и хуля, ты смотришь? - не выдержал он,- Пойдем, вместе попьем.

  - А бабки есть?

 - А у тебя что, нету?

 -Сто рублей.

- О, нихуя себе. Сказанул. Хо. Да на сто рублей мы можем в дюпль напиться. В усрачь! Ко мне вчера Футбол приходил. Ну, чо? Ну,... Я чисто сидел, понял. Кино там, порево разное. А он еще с улицы понял, маяковал мне, я не видел... Кароче, заходит...Ебать кораллы, говорит. Чо ты тут дома сидишь? Ты, да слышишь, я ему отвечаю, Футбол, притормози. Присядь, Кароче. Побазарим. Ну, выпили мы, и он забыл, зачем он ко мне пришел. А теперь чисто колбасит, ха-ха, с утра. А я тебя видел. Ты пиво пил.

  -Пил.

  -О, еб ты. Пил. А меня увидеть ты забыл?

  -Ну.

  - Да хуля ну. Баранки гну. Поехали. Там пацаны на хате сидят, ебаный в рот! Водки у них - море, блядь. Ламборджини...

  - В смысле.

  - В смысле.

  - Бабушку зовут Ламборджини. Мужа убила. Дети  ее лежат, закопаны в саду. Еб ты. Да там такое дело, Валерик, такая хрень, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А пацаны. Ну, чисто ништяк... Чисто пацаны. Она приходит. Старая. В гроб пора. А не берут ее в гроб, блядь. Рассказывает. Ваня, блядь.... Убила она своего Ваню.

  -Да ладно.

  - А ты как думал. Это тебе не пыль с печенья сдувать. Хуля там..

  Так мы туда и приехали. В ужасном дыму блатхата напоминала явочную квартиру ранних революционеров года так 1880-го. Нет, не, чтобы распиздяйства не было. Просто глаз у меня наметан. Там, где люди просто торчат - и лица другие, и детали все иную форму имеют. Унылая энергетика. Все как-то сверхбезвкусно, сверх без юмора, и человека нет. В такой толпе находись бы Диоген, он бы никогда б с факелом в поисках человека не выскочил. Что думать? На Луне тоже ведь людей нет. Хочется выйти, вынуть собственные мозги и под краном помыть. А тут - нет. Стиля хватало. Лица не воняли, излучая глупость. Висела на стене всякая всячина типа от Че Гевары до плаката "Берегите детей", водка - стояла водка. Дым стоял нешуточный. Топора бы два-три он выдержал. Имелась ширма, и там слышались пыхтенье и скрип - кто-то кого-то имел.

  -Ну, ебать! - поздоровался со всеми Демьян.- Мы тут с Валериком по городу катаемся, пиво не на хуй попить, а тут водки - море. Как оно, пацаны? 

  Пацанов было трое. Еще один старался за занавеской. Первого звали Зе. Вернее, звать его так не могли, но никак по-другому его мне не представили. Было Зе лет двадцать. Круглое его лицо улыбалось степенно, словно он знал что-то особенное, и этим можно было гордиться. Уж точно в белобрысой своей голове он носил какие-то идеи.

  Второй курил много. Пока я входил в обстановку, пил штрафную, потом -еще одну штрафную, он сигареты три точно выкурил. Наверное, если б  я дунул косяка - а я это не делаю, потому  что психика слабая - я б третьим глазом распознал в нем что-нибудь античеловеческое и сверхлукавое. То есть, не злое, нет. Скорее, наоборот. Звали этого курягу Юрием, и было ему лет где-то 27.

  Третий же то рассказывал, то вдруг заглядывал в экран компьютеру, который в углу стоял, точно в глаз некому демону (так это все выглядело), то вдруг менял тему разговора и какую-то полную хрень чесал, показывая всем видом, что он здесь основной. Мысли из глаз так и струились. Мысли-паразиты. Я сразу тогда ощущал, что не я один опасен тем, что с виду могу казаться обычным, добрым и концептуальным в меру.

  - Валера,- сказал я.

  - Петр.

  - Черный Петр,- добавил Юрий.

   За ширмой завопила девочка.

  -Больно? - спросил ее сахарный голос.

  -Нет, - ответила она.

 - А чо орешь?

 - Сороконожка ползет!

 -Не черный,- сказал Петр,- Петр вообще разный бывает. То есть я - это одно. А есть еще Петры иного рода.

  -Х-ха! - рассмеялся Демьян.

  Видно, для него это делом знакомым было.

  - Да ебать, - сказал из-за ширмы сахарный голос.- Сейчас сделаем Петра. Лена, где телефон? Да хуля, ты молчишь? Лена, ну дай телефон.

  - А,- вздохнула Лена глубоко и проникновенно.

  Послышались гудки.

 -Алло. А Вову можно. Позовите, пожалуйста. Что? Кто это? А что? Да, это я. Это Петр. Да, вы правы. Вам пиздец.

  Послышался вздох всеобщего одобрения. Будто ритуал какой-то совершился.

 - Ну, давайте, - заключил Зе тоном Булдакова из к/ф "Особенности национальной охоты". - За Петра.

  Мы выпили. Потом все закурили, и скоро впору было четвертый  топор вешать. Кулисы раздвинулись. Оттуда вышел крайне волосатый молодой человек, обладатель сахарного голоса. Улыбка его выражала победоносную скромность.

  - Бля-я, - заключил он многозначительно.

 - Да, - согласился Петр, - но ебаться все мастера. Если и не хуем, то чем угодно. Я, например, умею ебать русский язык особенно культурным хуем. И это не смотря на то, что у меня всего восемь классов образования. Филологи так не смогут. Главное - огонь. Человек - существо примитивное. Самое хуевое это то, что, понимая это, ты не становишься умней. Вот думаешь - гложат тебя умняки. И так, и эдак, будто волны по океану бродят. Ты вроде бы пытаешься, что-то осознать, и вроде мир за окном меняется. А потом бац - надумал. Истина. А нихрена ничего не изменилось. Просто это был мозговой онанизм. Произошло семяизвержение. Я за последний год очень много книг прочитал. Я не говорю, что это не помогло мне. Язык как бы развивается. Типа и на людей по-другому смотришь. Но вот еще такой вопрос - ведь столько их, писателей. Пишут, пишут. Нахрена? Вот ты. Вот рождение. Вот смерть.

  - Выпьем за смерть! - подал голос Зе.

  - О, смерть. Ништяк,- согласился Юрий.

  - Я, вот, всего Достоевского перечитал,- продолжал Петр.- Я подумал. Я и сейчас думаю. Вот есть люди. Как бы масса. И всяких героев полно. А если внимательно посмотреть...

  - Мудачье,- сказал Юрий.

  Волосатый засмеялся.

  - Я думаю, что настоящих людей учить ничему не надо. Они сами всему научатся. Это как саморазвивающийся организм. А все эти наросты - они ведь все равно только пищу перерабатывают да борются за источники пищи.

 - Все зависит от того, как много тебя в жизни кусали, - заметил Юрий, собираясь за кулисы.

 - Не только.

  - Тебя много кусали?

  -Да так себе.

  - Да ладно. Больней всего, когда это делают твои близкие.

- Ну да, - согласился Петр и закурил, - это правда. В этом плане нужно, конечно, быть духом святым, чтобы ничего не замечать. Сначала ты - губка, а пот Ом ты уже помойка. И попробуй все это вычистить. Родители ведь думают, что это они тебя создали. А они ведь просто совали. И все. Ведь не надо никакого ума друг в друга совать. Какое тут созидание?

  - Гондоны надо носить,- сказал волосатый.

  - Да, - согласился Демьян, - по жизни.

  - А ты по жизни в гондоне? - спросил Зе.

  - Я - босяк по жизни, - гордо ответил Демьян.

  Петр же продолжал умничать, и я слушал, не понимая, плохо это или хорошо. Мне уже казалось, что никакого бегства не было, и не ловил меня Интерпол, а все, что происходит - это "до". Время решило кинуть меня в точку "before", и здесь всему суждено начаться, и я имею право все переделать. Но синий глаз компа - он уже здесь. Сейчас. Осталось запустить оболочку и накатать чертовски простого и чертовски злого вируса.

  Зачем?

  Потому что они и похожи на меня, и нет. Они просто выебываются. Да нет, это ведь еще хуже. Я сумел заработать червонец, может, двадцать тысяч. Спалили меня потом. А они - они просто ядро какого-то нового рака.

  - Хочешь Наташку трахнуть? - спросил меня волосатый.

  - Нет,- отозвался я.

 - Я пойду, - вызвался Демьян.

-Ты, да ты чо, - пытался остановить его Зе, - она же мокрая.

  - А я - за щеку, - не смутился Демьян,- ловись рыбка большая и малая.

  - Жизнь вообще не имеет смысла, - продолжал Петр, - единственный лозунг, который был бы честным, это - жрать и срать. Я понимаю еще, если бы человек мог помн6ить свою прошлую жизнь. У него имелось бы множество смыслов, множество направлений для дальнейшего развития. Возможно, помимо потребления и самокайфования всякими там подобиями умных вещей, человек действительно чего-то достигал бы. Но он ничего не помнит. Он вообще ничего не помнит. В мире вообще никогда не было революций. Почему говорят, что мол, были они? Чтобы поделить жратву. Почему бы нам не потреблять в меру? Хрен там. Все, что есть на свете - наука, общество, творчество - это все для того, чтобы одни жрали чрезмерно, а другие на них работали. Все, что было типа революций, типа намеков на них, сделано руками толстых. И такая хуйня ждет каждого, если он станет толстым. Я имею ввиду глобальные непонятки. Ты вроде не дурак. Это я вообще, о человеке. Ты вроде пытаешься думать, и мозг твой способен работать не только в сторону того, чтобы, получив бабки, покайфовать тем, что ты купил, и что у тебя может быть. Но душит ведь, блядь!- он ударил кулаком по столу.- Жаба! А посмотрите на кошку, когда она чует мясо! Хозяин, блядь, котлеток захотел. Жена, эй, ты где? Идет она на кухню, жена. Достает из холодильника ебаный фарш! Добавляет туда лучок. Чесночок. Перец, еб твою мать! Черный, красный! Душистый. Муку. Кубик нахер бульонный, чтоб вкус был подешевше. И жарит. Жарит, нахуй. Кошка ж чует. Начинает терять разум. И орет. Вау! Мао! И даже если ей мало в жизни пизды давали, она все равно орет, потому что совладать с этой хуйней невозможно. Так и человек. Где тут разум? А хрен. Нет разума у человека. Только отдельные экземпляры способны что-то создать. Пусть даже и неосознанно. Их просто направляет некая сила, и оказывается. Что это не бог, это их личное свойство - суметь что-то создать. А все остальные потом этим пользуются и кайфуют. Создали когда-то автомобиль. Кто-нибудь из толстых морд телеэкрана может создать автомобиль. Нет, толстая морда только пиздеть умеет, потому что знает - чтоб от запаха мяса не дурнеть, надо заранее это мясо завоевывать. Бабки - то же мясо. Как ни крути, это инстинкты!

  - Ты хочешь с этим бороться? - спросил я.

  - Как?- спросил я.

  - Ебемся,- сказал из-за перегородки Демьян.

  Мы выпили. Юрий открыл окно, чтобы выгнать дым в прохладный воздух раннего сентября.

  - Может быть, нужна партия? - спросил я?

  - Партий полно, - возразил Петр.

  - Хорошо живут только евреи, - заметил Зе, - потому что у них в крови заложено понимание жизни, еб. Друг друга евреи так не трахают, как русские. Мне это не раз говорили. Я знаю, что русские - лохи. Почти все. Нет, в отдельности - все нормально. А в-общем... Я ж сам русский. Я так говорю, потому что не хочу, чтобы мы были лохами.

  Пьяный бред продолжался. Напившись, я уже не помнил, о чем шла речь. Пьянка, она хороша тем, что если наутро тебе стыдно, значит она удалась.

  Водка стояла поодаль. В ящике. Когда пузырь кончался, новый брался оттуда, раскупоривался уверенной рукой. Бух. На стол. Покачнулась белая жидкость. Все засуетились, стаканы свои задвигали. Я ж внутренне от каждой такой раскупорки только содрогался, потому что желудок уже давно зажег красный свет. А потом наступает момент, когда поздно думать, поздно слушать его, мешка кожаного с кислотой. Если не позовет он на двор, чтоб очиститься,  то  это уже до утра.

  - Надо идти в террористы,- сказал Юрий.

  - Террористов просто так не бывает,- возразил Петр.

  - Это почему?

  - Всех террористов создали спецслужбы. Не, раньше были. Раньше людей на земле меньше было, и люди не такими штампованными  жили.

  - А мы будем сами по себе,- сказал Юрий.- Нахер нам спецслужбы. Нахер нам кто-то. Никто нам не нужен. Разработаем программу. На двухстах листах. Клятву произнесем.

  - Ну, нихуя себе, - сказал Демьян, обнимающий пьяную Наташку.- Чисто 11-е  Сентября.

  - Чисто да, - сказал Юрий, - где, правда, об 11-м сентября. Включишь телек - все в печальном пафосе. Мы скорбим. Никто не скорбит по Саддаму? Почему? Потому что самим слабо что-то сделать, проще получить бабло от дяди. А правда в том, что когда было 11-е сентября, я, например, был на работе. Варил арматуру. Тут ребята приходят, говорят - офигеть, смотри, что в мире происходит. Мы вошли в дом. Работали тогда у хозяина. Смотрим эту всю фигню. Ну и чо? Все ведь были рады. Вся Россия радовалась. Я знаю. Встречаю пацанов во дворе. Будешь, говорят, водку? Буду. Пьем. Ништяк, говорят, штатов долбанули. Чисто неплохо. И до сих пор все вспоминают и радуются. Жалко, что мало, да? Мало всыпали. А по телеку - одна еврейская скорбь. Будто кому-то плохо.

  - А в Ираке типа всем хорошо, - сказала Наташа.

  - А ты чо, знаешь? - спросил Демьян, - да я манал, Натаха, давай выпьем.

  - Не могу.

  - Ды.... Пили, пила, не можешь.

  - Долой капиталистов! - воскликнул Юрий.

  - Революция, - сказал я сонно, чувствуя, что голова моя начинает опадать на стол.

  Пьянство еще продолжалось, а я уже спал. Иногда меня спрашивали:

 - Валера, ты чо, спишь?

  - Не, - отвечал я, приподнимая голову.

  - Валерик, не спи.

  - Да не сплю я, не сплю.

  - Не спи, Валерик, замерзнешь.

  -Слушайте, давайте пацана уложим, чо он мучается...

 

 

Глава 2.

 

  Первого вируса я написал лет десять назад для MS-DOS. Был он неказист и скромен, однако для тогдашнего понимания мира этого хватало. Я чувствовал себя гением, способным перепрыгивать через самые невероятные препятствия. Будущее ждало меня. Я знал, что там, недалеко где-то, есть вокзал, и поезда все шипят, пар от них идет. Потому что именно такая  временная статика подчеркивает молодость и перспективы. Хорошо, когда все впереди, и ты, чувствуя это, готов идти куда угодно и радоваться. Позже, отправляясь в Америку, я быстро осознал жизненные истины. Набор их невелик, зато однозначен. Хочешь пользоваться другим набором, учись. Только лучшим доступно ходить на голове по-настоящему. Но мне-то что - главное - не быть абсолютной улиткой и никогда не выходить за грань. В конце концов, не быть эстетом. Обезьяна стала человеком, когда начала обмениваться вещами. Весь человеческий космос - это торговля. Нечто возвышенное - это товар с надписью "возвышенное". Всему место свое.

  Самое страшное, что Петр казался мне правым. Вот только практической выгоды из этого никакой не было. А без этого никуда не уйти было. Кто пойдет за людьми, вооруженными одними словами. Можно ведь вообще быть немым, зато, уверенно шелестя баблом, нанимать себе таких вот умников. Получается тогда, что хватательный рефлекс, который повсюду выдается за ум, и вправду сильнее настоящего ума.

  Вариант одной из древних редакций Трояна выглядел так:

 

 

 

Здесь идет фрагмент текстового файла программы

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  Очень хорошо, пока вы балуетесь, и ничего серьезного не взломано. Душа просто подпрыгивает. Ожидание - мать процесса. Все остальное потом, включая возвращение блудного сына.

  По окончанию денег я начал было маяться, но выручил Демьян. Я вообще мало с ним контачил. Но тут как-то подвезло. Мы сели в кофеюшнике, попили пива. Демьян рассказал мне, как возил в Ростов целый мешок травы на днях, и как он на этом заработал. В конце концов, всю следующую неделю я не имел карманных денег, ожидая очередных биржевых Интернет-торгов, и общаться мне было не с кем. Пару раз я пытался с кем-нибудь познакомиться, и всякий раз мне давали от ворот поворот из-за отсутствия денег. Дожидаясь выходных, я начертал несколько вариантов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Еще один фрагмент

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  Выходило, что при определенных вариантах можно было потерять всю информацию с HDD начисто.

  Зачем?

  В пятницу, заняв 200 рублей у своего ближайшего в этом городе родственника, я купил 2 по 1.5 пива и поехал на блатхату, где обнаружил толпу человек в десять, не меньше. Помимо уже знакомых мне лиц имели место три красивые студентки, худой и высокий парень, достававший головой лампочку, и два здоровяка года по 22. Играла гитара. Петр рассказывал:

  - Александр Хуев родился в 1950-м году. Почему он не известен на юге, я не знаю. Когда я приезжаю на север, нет, когда я только заезжаю на север, я могу спросить любого. Сашу помнят все. Жизнь человека вообще подчеркивается лишь тогда, когда по прошествии короткого срока вы остаетесь у кого-то в памяти не просто пятном. Например, родственники. Год-два вас помнят. Потом повседневные заботы поглощают все. Что такое десять лет? Срок, правда. Я, например. Вообще не вспоминаю своего деда, со дня смерти которого еще не прошло десяти лет. Трава уже выросла высоко. Хотя все говорили, что, мол, достойно прожил человек, не зря. Так почти все не зря проживают. Плодят потомство. А Саша, вот, потомство не оставил. Зато он сделал много другого, отчего его всегда будут помнить и концептуалисты, и панки, и просто прикольные люди. Вот одна из его песен:

 

 

Хребты Саянские.

В августе много грибов.

 Слышится стук топоров.

 Слышится - ерш твою медь,

Скоро ведь снегу лететь.

Дети, дети, школьные годы трудны

Дети, дети, солнце родимой страны.

Припев:

Огромное солнце - тарелка.

Мои хребты - хребты Саянские.

Скоро, скоро будет божий снег,

И завянут травы, но на чердаке

В конопляном тюке - золотая жизнь,

Пору бородатую в травах проведу.

Дети, дети Севера, жизнь так коротка,

Дети, дети севера, снежные цветы.

Припев:

  - А, правда, что Хуев стал первым возить на Чукотку наркоту? - спросил Юрий.

 - Не знаю, первым или нет. Может быть, кто-то был до него, - рассказывал Петр, - но он был один из тех, кого никогда не могли повязать. В том-то и дело, что Александр - настоящий герой. Без дешевой славы, без дешевых поступков. В перерывах между рейсами он выступал с концертами. Один из таких концертов происходил в 1985-м году в Воркуте. В лютую стужу. Представляете - все живое замерзает. Птицы летят. Хреново им на морозе. Замерзают прямо в полете. -50 по Цельсию. Мороз пробирается до сердца. Там он щупает клапана и спрашивает - живешь?

Живу.

 Хочешь жить дальше?

 Хочу.

 А под землей скрипит от тоски черный, как жопа у негра, уголь. И его шкребут машинами.

 Так вот, Воркута - она еще в те года была крута. Люди в Воркуте гораздо концептуальнее, чем в Краснодаре. Возможно, это потому, что там нет семечек. Когда живешь один на один с морозом, с этим не самым безопасным кентом, когда уголь разговаривает с твоими мозгами через биополя - еб твою мать - как от этого познание развивается. Горизонт есть. Не то, что у нас. Одна центральная улица.  И это знаете, почему одна центральная улица. Так у казаков было заведено. Они, придя сюда, сразу думали о том, чтобы съебаться. Потому и улица такая. От начала до конца города. Это раньше она не от начала до конца. Застроили. А раньше сразу же в конце улицы были болота. Если что - по коням, по улице, и - прямиком в поля, в болота. Потому во всех станицах - до сих пора одна улица, которая идет через весь населенный пункт. Так вот, собралась толпа в ДК. Александр тогда вез наркоту в Якутск. Ну, вы же понимаете, это не то, что сейчас. Сейчас - это барыжничество, серьезные люди не пойдут на это. Раньше наркота была уделом элиты, и как бы это было не так страшно. Простые люди не курили, не ширялись. Творческим же людям наркотики не так страшны, для некоторых они вообще необходимы.  Александр всегда по зиме ездил. По-простому. Ни как фраер, ни как гастролер. Шапка - ушанка у него была фронтовая, и он ей гордился. А ножа у него с собой не было. Часто он одевался в Чукотскую национальную одежду. Но он русский был, если кто не знает.

  Короче, в ДК было минус двадцать. Усилки разогревали "козлами". От того кругом пар стоял - вся сцена была уставлена самодельными нагревательными элементами. Александр, он редко в залах выступал, хотя вместе со своим другом Витей Спицем каждый год записывал новую программу. Витя и сейчас в Москве живет. Его E-mail spitz@mail.ru. Я ему писал. Один раз он ответил, на этом и все. В-общем, на басе играл Антон Козлов, за микшерным пультом сидел Леша Лешев, которого, блядь, в Крыму все знают, потому что он умеет и забухать, и со всеми известными артистами знаком. С Боярским он бухал. С Караченцовым. С Зыкиной. С Валентиной Толкуновой, с Людмилой Сенчиной, с ансамблем "Smoky".

  - А что, Сенчина бухает? - спросил Зе.

  - О, еще как. Короче, кто сидел за барабанами, никто не знает. Только концерт начался, в зал внесли водку. Каждому - по пузырю. Александр решил все свои грязные деньги потратить. Он ведь не ради богатства их зарабатывал. Он мечтал, чтобы люди жили хорошо. Он хотел, чтобы жизни русского человека концентрировалась не только в Москве. Поэтому он так и не уехал, хотя это было легко для него. Чукотка - это навсегда. А тогда все напились. Хуля - мороз был, люди могли околеть. А так - по пузырю. И можно слушать. И так все и поняли, что Саша - он из народа человек, не придуманный. Реальный. Александр пел много. В сопровождении баса все было очень круто. Драйва, конечно, не было у них тогда. Да и нахер он нужен. Народ разгорячился. Мороз спал. Стали скидывать шубы, танцевать. Несколько человек на том концерте умерло от разрыва голосовых связок, когда они выкрикивали в морозный воздух ДК:

  - Пиздец!

  - Пиздец!

  - Пиздец!

  Зе взял гитару и заиграл. Студенты заулыбались, видно, родные духи в воздухе закружились. Юрий принялся стучать по столу, изображая барабан. Петр едва рот открыл, чтобы петь, и все ему стали подпевать. И даже я стал подпевать, хотя слышал все это в первый раз.

 

Хай Гитлер.

Он многих убил, затравил.

Он рисовальщик несостоявшийся.

Его бог наградил

Медалью уставшею.

Припев:

Гитару давай.

Гитлер хай!

Длительность вдаль.

Бустер - хуярь

Люди боятся огня.

Люди боятся себя,

Потому что Гитлер - враг,

Или может быть он  - правдивый человек.

Припев:

Он многих убил, затравил.

Он рисовальщик несостоявшийся.

Его бог наградил

Медалью уставшею.

Припев:

 Мне нравилось, что никто в этом городе у меня ничего не выяснял. Я не люблю врать. Взламывая переписку Джона Вулфа в Интернете, я пытался выяснить, ищут ли меня здесь, или же всем по-барабану. Все зависело от степени ущерба, мною нанесенного, а я этого никак знать не мог. Еще, будучи под подозрением, я разрабатывал план побега. Когда взяли A.S. Antysoft, альтернативная среда впала в отчаяние.
  О, A.S. Antysoft! Ты - Нео мира нашего. Кто тебя избрал? Матрица ли сама тебя нашла, чтобы не скучно было ей от своего могущества. Ведь Пифия - она сама почти что матрица. Она почти что так и сказала Нео. Я поражался тому, как, будучи богом, A.S. Antysoft сохранил свою простоту в людях.
   Но ему дали 15 лет.
   Это испытание?
   Мне, может, стоило пойти за ним, чтобы понять, что свет истины где-то далеко, что нужно пройти....

  И что я здесь делаю?
  У меня есть фальшивые документы. Но теперь я так обнаглел, что положил их всех в долгий ящик. Даже брат мой, у которого я сейчас живу, нихрена не спрашивает. По/х. Он - сварщик. Моя область кажется ему сферой богов.
  Почему я вернулся из Штатов? А х.е. знает. Надоело. Янки. Пуританство. Для этого и существует Шварценеггер, чтоб от скуки у людей говно в жопе в камень не превращалось.
  - Вот еще одна песня, - сказал Петр.
  - А давайте вмажем! - предложил здоровяк-студент Саша Сэй.
  - Да, да, - отозвался Саша худой, - надо въебать.
  Петр влез в стол, и две бутылки достал. В воздухе ощутился эфир. Я имею ввиду ощущение, которое прозрачно, когда всем хорошо.
  Водка полилась. Девочки оторвались от хитроумного своего курения, смазанного помадой, протянули ручки к бокалам. Зе влез в холодильник, вынул капусту на тарелке, два соленых огурца, помидорчики и шмат сала. Сало порезали на досточке. В ней завиднелась прослойка мясца.
  ...Фаст-фуд. Огромная страна пищевой резины. Еще немного, и мы обгоним ее в деле опластмассивания продуктов, и кто из нас будет круче, уже никто теперь не знает.
  A.S. Antysoft никогда не спал, потому что известно, что 60% мозга ночью не спит - какая-та гадость промывает реестр, и мы видим сны. Он их видел прямо в машинном коде. От этого он не заботился о безопасности. Создатели assembler могли отдыхать - их создала матрица. A Antysoft был ярлыком бога на рабочем столе всей этой мировой каши. Он, бог, матрицу-то и создал. Только наплевать ему на судьбы. Не мы ведь его дети, а она.
  - Хуевая водка, - сказал Юрий, запивая водой.
  - Нормальная.- сказал я
  Зе, заиграв, решил спеть. Говорили, что он то ли учится, то ли уже отучился по классу вокала в Самаре. Может, бокала, а не вокала?
  Вокала, конечно же, у Зе никакого не было. А, впрочем, зачем он. Я, например, используя "My real excitement" могу засунуть в жопу целое поколение наших певцов, ибо как их и не засунуть? У них у многих - и классы вокала, и классы бокала. Еще у них там беспрецедентный траходром. Видя все это, любой воспоет гимн революции.
  A.S. Antysoft...
  Хватит о нем. 15 лет. А я - здесь. Я даже не могу продать ряд своих наработок. Некуда продавать. В Москве ее не поймут, да если и поймут, то не заплатят, как надо. Они там все воры, и весь бизнес - это не бизнес, а русская медвежья торговля. Кто кого сделает.
  В романе "Мир на Земле" революцию произвели военные роботы. Они просто инфицировали сеть. Хочется напрячься, выродить из себя нечто сверхчеловеческое. Оно поползет.... Потечет силикон из скриптов порнушных сайтов. Пентагон согнется от вселенского геморроя.
  Мир на земле.
  Зе запел своим бокальным голосом:

           Серый день.

В серый день

Никто не умрет.

Потому что сирень

Никого не зовет.

А в кустах - ебатория,

Аж шелестит туман,

Это - хуя акватория,

Злой океан.

Припев:

Зачем это, я не знаю.

Но о космосе далеком я мечтаю.

В жизни есть тунец.

Плавает, он, плавает.

Короток его конец,

Вот пришли менты с облавою.

                                      Припев:

Кровать.

Поутру живет кровать,

Кто хочет в ней чесать.

Сон гуляет по стеклу,

Кто он, кто он, я ебу.

Есть зверки на свете.

Скучно, плохо им от нихуя.

Опасайтесь, дети.

Они скажут вам - хуя!

 

 

      Потом все аплодировали. Потом выпили.
      - Александр Хуев умер в 1994-м году, - произнес Петр.
      Я представил, как закончилась целая эпоха Севера русского. Как героин перестали возить в чемодане, или в гитаре Бобровского завода музыкальных инструментов. Венечка писал свою водка-кибер-поэму в строительном вагончике, так как чувствовал, что вся его жизнь - строительный вагончик. И побег - это прыжок в медленнососущее болото. Александр Хуев возил наркоту и пел для друзей. И я тоже куда-то шагнул. Только я - не они, я среди лучших - не лучший.
  - Короче водка водкой, но он, видно, понял, что жизнь скучна. С такой фамилией на эстраду не пустят, и будут там править Пугачева и Киркоров, Кобзон и Ко. Присел Александр на кокаин. Оттого и помер.
  В 1994-м году он выпустил альбом "Тимур и его член", который вообще был неплохо записан, и даже Сергей Чикаго и Сергей Го принимали участие в записи.
  - А Че Ган? - спросил Зе.
  - Да. Но - мало. Он же из наркотического плавания почти не вылазил, Че Ган. Я слушал этот диск еще тогда. То есть, диска никакого не было. Просто кассета была. Записывалась в Нарьян-Маре.
  - По ходу зимой, - заметил Саша Сэй.
  - Не, летом. Но последний альбом - он не самый лучший. Перед этим в 93-м году Александр записал кассету "Зачем я, бля, родился?".
  - Нихуя себе,- с восторгом сказал Саша 2.
  - Я что-то слышал об этом,- произнес Зе.
  - Я слышал этот альбом,- сказал Юрий, - охуительный.
  - А он сам записывал? - спросила девочка по имени Юлия.
  - Нет. В 93-м ему Сергей Чикаго тоже помогал.
  - Сергей Чикаго - вокалист группы "Камаз", - обратился ко мне Юрий для пояснения,- армавирские пацаны. Панк-рок.
  - Никогда не слышал, - ответил я.
  - Они не очень раскручены, - пояснил Зе,- я как-то пел у них. Вернее как...- он затянулся, выпустил дым, укусил соленый огурец и продолжил, жуя, - я собирался петь. Выучил все песни. Тогда целая PR-кампания шла. Публикации были. По телевидению о  "Камазе" рассказывали. Обо мне знали, но я как-то не спел.
  - Камаз и сейчас существует,- сказал Петр,- просто они не выступают.
  - А давайте споем "Бабочку-Хуйню",- предложил Саша Сэй.
  Гитара заиграла, и тут все не то, что запели. Мир ожил. Видно, все знали песню эту наизусть, и пели ее не раз, потому как хор получился не хуже "Кубанского казачьего".
  So they were.

Бабочка Хуйня.

В чудеса не верят люди,

Под ноги глядя.

На Кавказе обитает

Бабочка-Хуйня.

Размах крыльев - 25

Метров в ширину.

Трахала она хребты

И горы в старину.

В 22-м году имела

Красноармейцев взвод.

Покорен ей также был

Закавказский весь народ.

В старину японский бог

Спустился посмотреть.

Но хуйня его настигла,

Не смог он улететь.

Потому на небе часто

Грозы и дожди.

Если хочешь ее увидеть-

Пойди и посмотри.

Прячется она в ущельях,

Скалолазов ждет.

Нефть из скважин попивает,

Минералы жрет.

Чудесами славится

Русская земля

На Кавказе обитает

Бабочка-Хуйня.

  По окончанию пения все выпили, а потом я понял, что все теряется. Я не силен в водке. Тем более, что водка без пива - деньги на ветер, и пиво здесь было. Я просто забыл о том, что оно было. Мешаясь с какой-то совершенно катанной-перекатанной водкой, она ломала меня, вроде как Александр Карелин ломал на Олимпиаде своего соперника.
  Русский дух - это дух перегара. Никак не иначе. Я так понимаю, Кощей Бессмертный таким вот макаром Иванушку чуял. Слышит - бухал кто-то. Все ясно. Ваня пришел.
  В Америке пиво - беспонт. У нас тоже пьют его производные, и в качестве антирекламы я их наименования не скажу. Кто в пиве толк знает, тот никогда это г. не купит, пусть даже и большие это понты - покупать пиво 0.5 рублей за 25-35, а то и больше.
  Революция - это, в идеале, конец света.
  Я там ночевать и остался. Русский дух витал, вызывая жуткий храп. Его, наверное, было на улице слышно.
  

 

Глава 3.

 

  Я теперь расскажу о том, что такое Гуй.

  Нет, я сперва задену словами то утро.

  Глаза открываются. Машинный код, проползая по стене, стекает going down to nothing.

  Fucking morning.

  Потом возвращается русский язык. Я сажусь за компьютер. Там есть GTA 3, но там есть и Cyrix 550 МГц Ezra Via, и потому наличие GTA 3 мне непонятно. При чем - Slot 1, 128 Мб разделить на два, итого - 64 памяти.

  Riva, блядь, TNT, 16Mб.

  Для чего им этот мастодонт? А все просто - они революционные памфлеты и стихи на нем сочиняют. Вот только кого они хотят свергнуть? Путина? Так он сойдет, Путин. Единственный правитель постцарского времени, который выглядит нормально, и которого по пьяни мужики не матерят всякими словами, и еще говорят:

  - А, Путин. Он чисто пацан.

  Но я знаю. Сейчас уже нет президентов. Жадные кланы выставляют своих людей. Мало им того, что у них есть. Мало. Нужно еще, еще, еще, еще.... До бесконечности. Они собираются жить вечно, эти ребята. Все захватят с собою в... Мне все равно, и я никогда не думал об этом, так как компьютерщики - народ особенный, им не до общественных манипуляций. А они вот думают, и причиной этому то, что у них ничего нет. Ни денег, нихрена. Один "Цирикс" только торчит на точке. Ну и блатхата. Это да. Это серьезно.

  "Rock&Roll is dead".

  Everything is dead.

   Matrix!

  Система - это все люди в единой сети. Их мозги.

  Я нашел на компе виртуальные шахматы, проиграл три партии, при чем в последней заход эта гнида поставила мне детский мат.

  Голова - футбольный мяч после финала Лиги Чемпионов. Я поискал таблетки, не нашел, выпил пива.

  Вся толпа спала навалом. Все храпели. Девочки  - особенно. Саша Сэй проснулся, закурил.

  - Ух, черт, - сказал он тяжко, - сколько ж мы вчера выпили? А сколько время?

  - Два, - ответил я.

  - О, бля. Пары все проспали нахрен.

  - А что будет? - спросил я.

  - А ничего не будет.

  Он встал и уселся рядом со мной на стуле.

  -Шахматы. Он сильный, пидарас. Замучаешься у него выигрывать.

  - Ты выигрывал?

  -Нет.

  В течении получаса все поднимаются и скрипят, будто пыль в архивах. Вот где русская выносливость! Если б собрать вот этот воздух, то можно в качестве концентрата для газовой камеры использовать. Это бы понравилось полиции штата.

  -Будем жрать? - спрашивает Петр.

  -Водку? - осведомляется Зе.

  - Не, просто жрать.

  - А нехуй жрать, - отвечает Юрий, проверив холодильник, -все, блядь, сожрали.

  - Пиво есть. - говорю я.

  --Ништяк, - отвечает кто-то.

  Тут же это пиво расходится по грязным измятым пластиковым стаканам, и все - вмиг нету его. Всех распирает дурка. Неимоверная просто дурка. Словами не описать. Все одеваются, выходят к трамваю, и мы едем.

  Тогда-то и обнаруживает себя Гуй. При этом непонятно - это антиглобализм или идиотизм вечной молодости? Или точно так некий создатель языка новые слова сочинял?

  Зе достает табличку, где черным по белому написано:

 

                                                

 

  Он закрывает ею номер трамвая. Я замечаю, что все ухмыляются. Смех скачет по спинам, точно бес, и все его скрывают, как могут.

                                               Гуй.

  Что это? Смешно или как? В Древнем Китае Гуй - демон, полученный из тени человека, которого убили насильственной смертью. Но в русском языке это ассоциируется с ..., то есть со словом из трех букв, и мне как бы и понятно, что китайский гуй тут не при чем.

   Мне передают пиво.

   - Гуй, - говорит Зе многозначительно.

   - Гуй, - вторит ему Саша Сэй.

   Девочкам, похоже, пофиг. Хотя нет, знают они, что там Гуй висит, и что это не просто так, это - и знак, и показатель всеобщего символизма, и прочее, и два прочих. Просто женский пол - это другой existence, они рожают, а мы созидаем.

  Остановки через две Гуй уже замечен. Люди, которые едут следом, тычат пальцами. Мужик на ржавой "Audi 100" просто охуевает. Если бы  было написано "Хуй", это было бы слишком грубо, и вообще, это б почти что хулиганство тогда было. Если бы написали "Суй", кто-то бы ощутил китайский дух, а оно нам надо? Лучше бы тогда вообще ничего не вешать.

  День выходной, вроде. Народ катит по рынкам за мясом, за луком, за картошкой чисто. Бегут старушки. Не успеют. Вперед. Вперед. В трамваи! Навстречу весне жизни! Подкатывает "сарай", а там вместо номера - Гуй!

  - Какой номер-то?

  Молчание.

  В этом городе вообще любят молчать в ответ. Хотя программисты по жизни еще хуже - они вообще не разговаривают.

  - Нумер-то какой, сынок?

  - Да я не местный, - отвечает Саша Сэй.

  - Мы пскопские, - хохоча в руку, говорит Петр.

  - Гуй его знает, - громко отвечает Зе.

  Народ озирается, но неизвестно, кто это сказал.

  Гуй так и едет до самого рынка, где мы выходим, чтобы пошариться, пива попить и посмеяться вследствие постоянной дурки. Мне так весело, что я понимаю, что народ - это стадо, а я - против всех, и в таком состоянии я круче, чем 11-е сентября и сильнее всего вместе взятого идиотизма всех ток-шоу мира.

  I fucked it all!

  Мы берем пиво и чебуреки, и круто, что в этой провинции фаст-фуд живой, реальный, не то, что где-нибудь еще. Тут же и по 50 грамм наливают. Страх, который как игла, постоянно меня колол, рассеивается.

  Саша Сэй вынимает из кармана своего целую пачку Гуев.

  - Я их приклею в институте, - смеется он.

  Народ отоваривается. Появляются реликтовые лохотронщики, Юрий идет ебать им мозги, и они сразу как-то сникают, потому что они вроде как бы типа круты, а Юрий слишком борзо подкатил, типа он кого-то знает, типа хуля, вы здесь стоите, идите отсюда. Лохотронщики понимают, вот та вот ржущая толпа, пьющая пиво - это из той же оперы, и что все явно чего-то хотят. В конце концов, пацаны из команды лохотронщиков культурно пугаются. Девки собирают свои манатки и перемещаются в другой угол рынка.

  Там они ждут колхозников.

  - Надо по 50 взять, - говорит Зе.

  - А у меня тоже есть Гуи, - просвещает всех Оля, девочка лет 22-23, роста 110-115 см, или что-то около того. Она показывает всем ламинированных гуев, на которых указаны какие-то реквизиты.

  Выпив по 50, берем по пиву. Идиотизм так и бегает по черепу, по внутренней его окраине, вызывая смешные сумерки.

  Хо - хо-хо-хо-хо.

  Если человек смеется, значит, он живет. Иначе в нем нет дурака, а умна только смерть. Умно смеются лишь черти в аду.

  Глядя на это все, я понимаю, что мне нужен компьютер с выходом в сеть, чтобы чего-нибудь наломать, не задумываясь о последствиях.

  Евгений Дубов досиживает последний год в американской тюрьме. В Microsoft лезут все, верно? Во всяком случае, этот спорт был относительно спокоен до последнего времени. Но Женя, он даже не пошумел. Он просто оступился...

  Алекс Ричардс был повязан в деревне своего отца, где он концептуально  не смотрел  в экран, а ездил на тракторе. Я понимаю, что это невозможно. Если ты подсел, то машина тебя не отпустит ни за что, и во сне рука правая будет тянуться к.... Нет, не к хрену. К мыши. Мозги - туда, в интерфейс. Мы не играем  в клубные контрастрайки. Нафиг. Для нас существует серфинг на волнах сети. Алекс, возможно, что-то не допонимал, или химия его тела выделяла уникальный антибелок, и потому его то и дело на природу тянуло. Возможно, и в тюрьме он не пропадет.

  - Гуй, - это государственное управление йодом, - говорит Зе.

  - Йод - это молекула, которая была до ДНК, - поясняет Саша Сэй.

  - Йод добывают в станице Троицкой.

  - Но Гуй двояк.

  - Существует десять заповедей Гуя.

  - Еще пиво будем пить?

  -Может, еще по 50?

  - Не выходи на улицу без гуя.

  - Гуй неотрицаем.

  - Командует Гуем - Куй.

  - Сожги врага Гуя по весне.

  - Гуй старше, чем земля.

  - Гуй - враг телевизора.

  - Есть свет, есть тьма. Есть Гуй, есть и Куй.

  - Сначала было слово. И слово было у Гуя. И слово было Гуй.

  -Сначала был Гуй, потом было слово.

  - Все - в руках Гуя.

  Наблюдая в рыночном гаме курсанта в форме, толпа обзывает его солдатом Райаном. Курсант озирается, видит нас, хохочущих, тычущих пальцами и скрывается в торговых рядах.

   Неделей позже я спросил у Демьяна:

  - Серый, а ты знаешь, что такое Гуй?

  - Гуй?

  Лицо его переменилось. Он вдруг как-то весь пошатнулся, включая процессор в мозгах. Видно было, что он даже не знал, за что тут ухватиться. Морщины на лбу, параллельные линии глаз, то вздувались, то исчезали, то пробегали волнами шторма, напоминая хохолок попугая.

  Тут он додумался и выпалил обрадовано:

  -Хуй!

  Видно было, что ему от этого открытия полегчало.

 

  Октябрь уже двигался, перематывая сам себя, а тепло все не уходило. Лишь по ночам осень напоминала о себе прохладной сыростью. По утрам же зажигался наглый глаз южного солнца, и я так говорю, потому что вообще не люблю просыпаться рано. Сидение за компом до глубокой ночи - тяжкий крест, и утром вскакивать и видеть на часах - часов 6,7,8 - противопоказано. В мозгах еще не закончились какие-то адаптационные процессы, где подсознание от пересидки за экраном, расколбасенное подсознание перетекает в сознание, да и оказывается при этом, что есть третье, четвертое....Ну, и конечно, автопилот. Кнопка АТХ-овского БП. Рабочий стол. Окно редактора. Ожидание компиляции.

   Знакомые  предложили мне работу - грузить стиральные порошки на складе. При чем, работая вчетвером, мы могли справиться за пол дня, а потом идти пить пиво на ближайший оптовый рынок.

   В моем кармане что-то зашелестело. Конечно, деньгами это назвать было нельзя, но без этих жалких грошей существование казалось вообще невыносимым. Приходя, домой, я безрадостно переодевался, жена братова Таня кормила меня кубанским борщом, и мы перекидывались общими фразами, все время как бы подчеркивая, что ничего общего у нас нет, мы так же далеки, как Антарктида и Африка. Я прекрасно понимаю, что люди хоть и одинаково двуноги, но так же и одинаково различны. Все дело в уровнях. И  чтоб ты не думал о себе, всегда найдутся люди, относительно которых ты будешь, скучен и невнятен.

Говорить нам было как раз не о чем, и я описывал Тане прелести жизни в Таиланде. Я знал все ее выражения, реакции то бишь, наизусть.

   -Ну и чо, ехать теперь в Таиланд?

  - Нас и здесь неплохо кормят.

  -Так у нас г-город, как село.

  -Ой, да нафиг мне ваши все Америки, чи как они, мы в станицу поедем, как сала наберем, и денег не надо.

  - А чо ты из Америки уехал?

  - А что ты вообще в Таиланде делал?

  Она всегда путала Таиланд с Сингапуром и Тайванем, говоря "чи шо, одна хрен разница".

  Я - не лягушка-путешественница. Просто не сидеть на одном месте - это обычная черта западного человека, а у нас народ мобильностью не отличается. Зателевизоренная Москва думает, что так, как они, и вся Россия живет. А фиг там - не живет она так вовсе. Страна Москва - это вам не Америка, где ты, где хочешь, там и живешь. Тебе нравится юг - бери себе и едь. Нравится север - руки в ноги, и давай. А у нас вся страна прописана, и почему-то этот вопрос никто нигде не поднимает.

  Я - гражданин РФ. А, хуля, вы делаете в нашем городе, гражданин РФ? Где вы прописаны? Нет, без прописки мы вас на работу не возьмем, вы будете воровать.

  На гражданина РФ везде смотрят как на вора. Иной раз кажется, что крепостное право в 1861-м году никто не отменял, только держит теперь человека не помещик, а паспортный стол.

  Я хочу жить в Москве? А хрен мне на воротник! В 21-м веке такая вещь, как прописка, существует и смело шагает навстречу веку 22-му.

  Полдень. 22-й век. Планета Х. Сойдя с трапа звездолета, я попадаю под облаву местной милиции. Молодые ребята хватают всех лиц мужского пола, хоть чем-то кажущимися подозрительными, выворачивают карманы, нюхают на предмет алкоголя, водят антеннами наркотических индикаторов. Тащат в отделение и меня. Приставляют сканер к голове, считывая данные паспорта.

  - Ну-к ну-к, - говорит мне сержант, - откуда?

  - Из Мухосерска.

  - Чо?

  - Из Мухосерска.

  - Пил?

  - Бутылку пива. В баре звездолете.

  - С кем?

  -Сам.

  - Колющие-режущие предметы есть?

  - Нет.

  - Лазерные ружья?

  - Где ж мне их прятать?

  - А что ты тут делаешь.

  - Это планета - территория Российской Федерации.

  -А то нет. Прописка.

  - Прописан где?

  - Деревня Двойное членство, Хуепетровской области.

  - Регистрация.

  - Не успел.

  - Где билет?

  - А меня без билета взяли. Я водителю звездолета заплатил.

  - Та-а-ак. Не местный. Регистрации нет.

  - Как нет. Вот. Я - гражданин РФ. У меня есть право на свободу передвижения по территории Российской Федерации.

  - Да на хуй права! Регистрация где, я спрашиваю?

  - Нету.

  - Та-а - так. И что нам делать?

  - А сколько надо?

  -Ну, это мы еще посмотрим...

  Пиво мы пили почти каждый день. Как-то толпа наша попала на съезд местных антиглобалистов, и там выяснилось, что она приехала. Боясь, что ли, встретиться, она подкатила к Петру, и так они вместе и пришли. Я - с пивом, она - с Петром, делая вид, что меня вообще не знает.

  Играл "Rage against the machine". Стол был накрыт зеленым сукном, поверх которого пепельница стояла такая полная, упитанная, что с обратной стороны проступала капля никотина. Там-то ее можно было собрать и убить лошадь.

  Антиглобалисты все были бородатыми, а некоторые - христоватыми. Женщины подчеркивали свою русскость в деталях туалета. Нам же нужно было позажигать, да и себя показать.

  Командира ихнего звали Костей, и лет ему было 40. Он, наверное, художником был, срисовывал, как и все его кубанские соратники, фотографии гор, фруктов (арбузов, например) и продавал.

  -Мужики, чо, водку пьем? - спросил Петр.

  Он бы не стал с Викой зажигать. Я Петра знаю. Он не злодей, хотя с легкостью таковым может показаться в силу его полной альтернативности. Что для него смешно, для других - аморально, и о том даже не говорят.

  Вика, я знал, никогда не сделала бы первый шаг навстречу. Но ведь давно уже было понятно, что никакого будущего у нас нет и быть не может, и это, не смотря на то, что Америка is off. Да и вообще неизвестно, что там впереди. Я могу сдаться. Просто так, чтобы знать, что завтра будет хоть кто-то рядом. Мы уедем...

  Но у Вики все равно не в се дома, не все шарики в свои пазы вставлены. Мне уже давно говорили это. Посмотри, мол, она же крокодил. Но она всеми своими конечностями упиралась, защищаясь от влияния общества. Она не была крокодилом напрямую, да и вообще, такие расклады - это тема для двадцатилетних. Но что-то в ее взгляде отталкивало. Некий заглавный грех. Когда я был глуп, я нашел ее. Когда поумнел, то потерял. Нельзя же было вот теперь просто так упасть только из-за того, что у тебя нехилые проблемы. Хорошо еще, что никто об этом не знал. Обязательно нашлась бы особенная гнида. Уж Вика-то....  Нет, на шантаж она не пошла бы, я ее знаю, и она знала, что если что, я б ее убил. И труп бы нашел куда выкинуть. Но обязательно, она бы обязательно попыталась подкопаться. Это Вика. Эта тварь хорошо знала запах крови. Если б запахло моей...

  Появился Демьян. Уж он-то к антиглобализму особенно близок был, так как для босяка многие официальные штучки  являются злом лютым. Работа - не понятие, не контачит, ясное дело. Глобализация - говно, потому что ее проводит разная хуята, толстая и богатая, а они обязаны быть разведенными. В лексическом смысле "развести" здесь значит "получить от них что-то". Чем бесплатнее, тем лучше.

  - Да хуля говорить, пацаны! - стал заливать Демьян. - Когда мы с Лютым ездили в Сибирь геологоразведкой заниматься, то встречали разные зоны. Целые поля, которые....  Ну, как сказать, - он приблатненным жестом почесал затылок,- по-русски сказать, пиздец там уже. И это произошло недавно. Захотела, какая-та фирма.... Ну, как....Ну, чисто никто ж не знает.... Слышь пацаны, поехали Север чисто бурить. Ну, толпа приехала. Никому ничего.... Работают. Ломают все подряд. Слышь, пацаны, ну я говорю, так и было. По ящику ведь ничего не говорят. Процента два, так, чисто чтоб деньги срубить за работу. Короче, много разного говна привозят в Сибирь и сбрасывают, и на эти бабки, которые чисто западные фирмы платят, растут юные кровопийцы! Вот!

  Было видно, что он сам понял, что последняя фраза ему удалась.

  - Давайте выпьем, мужики, - заключил он и потянулся за бутылкой, - Мы ведь не должны ориентироваться на СМИ, да? СМИ давно куплены. Они и некупленными никогда не были.

  - А Интернет? - спросил кто-то.

  - Ну.... Это другого рода херня...

  Я знал, что в Интернете он никогда не был, потому что это иная для него вселенная. Это так же, как A. S. Antysoft никогда бы не сидел на кофеюшнике, пафосно сдувая пену с дешевого пива и требуя у барменши кончалыжный нож, чтоб тарань порезать.

  Демьян умеет врать так, что зашатаешься. Если он говорит, что возил в Ростов план, это значит, что никуда он ничего не возил, а сидел дома и смотрел по черно-белому телеку "Сапфир 307" какую-то фигню. Ругался он с матерью по поводу пропитой вещи. Разговаривал с пришедшим в гости Футболом. Могло быть все, что угодно, только не пересказанное приключение.

  - Проблемняков сейчас много, - говорил Демьян, - но вместе мы - сила.

  - Какие? - спросил Костик.

  Было видно, что он устал слушать это моросенье.

  - А.... Ну... - Демьян показательно замялся, показывая тем самым, что проблемняков так много, что и затрагивать их страшно. Он выглядел словно на допросе.- Ну, этих ебнули. Ну, как их... Хусей, и как его... Удей. Короче. Что они сделали, да? Нахуя убивать Хусея?

  - Сергей хотел сказать о негативности США, - вставила Вика.

  Я видел, как в ней сидел ее идиотский смех. Он был выгравирован на ее душе, на веки вечные, и от этого шел запах. Сама суть ее состояла из какой-то неправильной материи, дурной ваты. Ты ее обнимаешь, и вата уже пропитана и воняет дальше, и втравляется тебе в мозги. Она-то думает, что это - хороший дух..

  - Тебе что, слово давали? - спросил я.

   - Да чо ты, все нормально, - возразил Демьян, - у всех баб снаряды в голове торчат.

  Речь зашла об Интернете. Антиглобалисты - не экстремисты, но пообломать что-нибудь не против. Я сказал, что кое-что знаю, кое-что умею, и в моем лице можно видеть определенную поддержку. Определенные вещи я согласен был сделать бесплатно, но мне нужна была машина и выход откуда-нибудь слева. Например, из клуба. И правда, кто хочет палиться?

  - Вскрыв брюхо крупных компаний, мы много что узнаем, - сказала Алла, женщина 30 где-то лет, раздутая в ширину. Я бы сказал, камбала мира человеческого.

  - И не надо тогда манифестаций, - вторил ей борода в углу.

  - А их и не было, манифестаций, - ответил Костя, - Здесь, в Краснодаре, не было. И не будет.

  -Конечно, не будет, - согласился Петр, - потому что у русского человека принципы несколько иные, чем у западного. Если западного человека начать ебать, то он поднимется на борьбу, западный человек. Если нашего человека начать ебать, то он начнет ебать другого нашего человека в порядке очереди. Я знаю - здесь только жрут. Это же хорошо, когда ты хорошо жрешь! Всем миром правит колбаса. Звезда такая. Висит в небе, мигает светом, где мяса нет, а лишь крахмал да бумага. Русский человек ни на какие акции нем пойдет. Я имею ввиду максы. Главная акция русского человека - это понт элементарными вещами. Я вот ем такую колбасу, а они, вот, вообще не едят. Офигеть, каковы мы! Что там говорить. Нас приучили быть рабами и ничего не получать. Но мы-то пойдем на акции, верно? В конце концов, мы увидим результаты и скорректируем дальнейшие действия. Нужно проводить агитацию среди студентов.

  - Большинство студентов приехало из колхозов, - сказал я, - и никуда они не пойдут. Для них главное - сотовые телефоны.

  - В натуре, - согласился Демьян, - если сотового нет, то ты уже как лох. А у меня по понятиям нет трубы.

  - Телефон - удобно, - заметила антиглобалистка Вера.

  - Да на хую я его вертел, этот телефон! Ты пойми. Я - бос-сяк!

  Тут принесли еще водки, батоны, кетчуп, минералку и колбасу. Персонально для меня было куплено пиво.

  Стакана расставили. Выпили.

  - Давайте для начала что-нибудь взломаем, - предложил я, - зачем рисоваться перед западными фирмами? Мы их видим здесь? У нас - свои глобалисты. Почему постоянно дорожает коммуналка?

- - Потому что аппетиты у свиней непомерны! - воскликнул Саша Сэй.

  - Ну вот. Влезем в коммуналку. Ну, поубавляем нулей в счетах. Для начала мне нужно скачать дистрибутивы их программы и посмотреть, что там вообще можно сделать наиболее корректно. Если вешать им сеть, то ничего хорошего не будет. Они пересчитают все, и еще хуже потом станет. И это вообще тогда будет хороший шанс для них содрать с нас лишнее. Каждому добававят по нулю. И что вы потом докажете? Расплатившись, скрипя зубами, люди продолжат жить, сравнивая себя с другими. Если коммуналка станет роскошью, то что ж  - никто и не возмутиться. Те, у кого будут деньги на коммуналку, станут понты колотить перед теми, у кого нет денег, чтобы за коммунальные услуги заплатить. И все такое прочее.

  - Это возможно? - спросил Костя.

  - Я уже сказал, что мне нужен выход без палева.

  - Семен Семеныч дежурит на узле связи, - сказала Алла.

  - Там опытный программист, - вставил Петр.

  - Это ерунда, - заметил я, - никто ничего не будет знать. Главное, чтобы нас просто не видели.

  - Я поговорю, - сказала Алла,- а что нужно?

  - Ну, трояна я скачаю где-угодно. В конце концов, я придумаю что-нибудь сам.

  - Ты - программист? - спросил Костя

  - Да. В каком-то смысле.

  - Справишься?

  - Справлюсь. И не такие вершины брал.

  - Классно, - обрадовался Юрий, - они, небось, в коммунальном хозяйстве своем уверены в своей неприкосновенности.

  В какой-то момент ощущается возрождение. Я - жив. Никто меня не ловит. Я взламываю Интерпол. И - к черту, нет меня больше. Я - не хакер. Я - пустое место. Спецслужбы мерят свой пот, строча досье. Кстати, я раньше сомневался, что у них есть досье на всех и вся. Есть. А что им еще делать, как не за поголовьем следить?

  Жизнь как будто хороша. Можно зыбить на занозу, которая колет внутри. А тут - еще одна. Почему просто нельзя выключить какой-нибудь отдел головного мозга, чтобы это не чувствовать? На кой черт она приехала? Я хочу ее ненавидеть - нет ненависти. Я бы убил ее, но у меня руки не из того места растут, чтобы убивать.

  Вика - пиявка. В ней вообще ничего хорошего нет. Весь внешний шарм она взяла у меня, я раньше сажал ее перед собой как ученицу и говорил:

  - Вика, это белое.

  - Вика, это черное.

  Это - стиль. Это - не стиль. Так надо делать. Так - не надо.... Говорить словами модного журнала лучше, чем озвучивать фрикативное "г", хотя разницы, в-принципе, нет. Была бы начинка. Чтобы быть кем-то, нужно себя сочинить. Также нужно работать, чтобы, в конце концов, не встать на путь возвращения к обезьяне, который потом озвучится по атрафированию мозгов в старости.

  Но мы давно не вместе, и она вернулась в свое логово, в свое перманентное эго и там самоутверждается. Не зря мне раньше говорили, указывая - посмотри, она же крокодил.

  Внешне можно крокодилом не быть. Но глаза выдают. Там, в этих кусках желатина, блистал порок, и я волновался.

  Потом, после антиглобалистического вечера, мы шли допивать к Демьяну. Я, Петр и Юрий. Демьян двигался в обнимку с Викой. Это было понятно, что она делала все мне назло, но почему-то молчал я. Я знаю, что в этом молчании немало опасного, но кто это понимает? Тем более, что я умею сдерживаться.

   По дороге остановились у  телефона. Юрий набрал номер и позвонил. Я стоял рядом и слушал:

  _ Алло, алло, - плаксиво ответила женщина.

  -Алла,- еще раз, -алло.

  Еще более плаксиво.

  - Алло же.

  - Я вас слушаю.

 - И я вас слушаю, - сказал Юрий.

 - Не поняла.

 - А мне Володю.

  - Володю? Ах да, сейчас.

  Она пошла звать Володю.

 - Да, -сказал Володя.

 -Х-ха! - провозгласил Юрий громко и хрипло.- Ты меня узнал.

 - ......

 - Это я! Я слежу за тобой. Каждый твой шаг контролируется. Трепещи! Не слышу, как ты трепещешь.

 - Что ты хочешь? - спросил Володя с запинкой.

 - Я - Петр! Я хочу только тебя. Сейчас я еще не приду, но скоро ты меня увидишь. Я выну твое сердце.

  - Пошел ты, слышишь! - Володя посылает, но голос еще более теряется.

   - Тебе пиздец, - говорит Юрий, наконец, тоном учителя жизни, - помни это.

   ... У Демьяна все садятся на ковер, пиво льется, водка льется, Вика мозолит мне глаза. Она приехала сюда, чтобы мирится, так она сказала. Однако, если нормальный человек хочет мира, он сам об этом говорит. Вика же на нормальное не способен, и ничего хорошего от нее ждать нельзя. В моей новой толпе тема женщины часто обсуждается, и все у них стройно и аналитически, со стрелочками блок-схемы, с причинами и следствиями.

  Бог был мужик.

  Сидел он  курил (непременно курил). Ибо без курения жизни быть не может. Курение - составляющее креатива.

  Бог + сигарета = вселенная.

  Тоскуя и куря, бог мог сделать с собой, что хотел. Создал бактерии. Да хрена толку от бактерии. Создал жучье. Ползет жучье, гадит, растит слои перегноя. Наконец, создан перегной. Только для кого перегной? Для самого себя, что ли. Понятное дело, что для прочих тварей. Очевидно, что время от времени бог сам становился кем-то из тварей, чтобы шкурой экзистенс поощущать. Видно, сразу понял, что это тупо относительно низшего уровня. Про промежуточные модели человека ничего не известно.

Сведения: гекатонхейры. Было много рук, но мало ума. От тупости ломали горы.

 Проточеловек: говорят, непошедший в серию Мэн на конвейер все же попал. Отличается скрытностью, наивностью, внутри - неподдельной жестокостью. Внешне привлекателен. То есть, он очень часто пытается привлечь детей, и все такое. Думают, что это - тип маньяка. Но нет - это тоже сбой в матрице, типа выпуска до 1995 года таких машин, как "ЗАЗ-968" "сороковка" и "Иж Москвич 412". Впрочем, и нынешний выпуск "Ваз 07, 08, и т.д.  не особо разнится с идеей протосущества.

  Моночеловек. Одна из базовых моделей.

  Стереочеловек. Идет партиями поменьше, так как бизнес-класс, что не очень понятно в контексте культуры потребления.

 Квадро же - дело избирательное.

 Ну вот, дошли и до женщины.

  Идея была представлена мне Зе:

 - Был человек один, и не скучал он, потому что много чего хорошего вокруг него имелось. Только вот не было у него объекта, так сказать, сексуальных домогательств. А бог все видел, и тогда подумал, да? А кого он будет иметь, человек, да? Не себя же самого, да? И создал бог...

  Идея эта хороша тем, что никого не оскорбляет, но я бы оскорбил, хотя глупое сердце колышется. Мне понятно, чего она хочет: завладеть мной и посмеяться. Но зачем же тогда жить.? Что этой матрице от меня нужно? Я ведь и не знаю, что оно, как оно, для чего оно? Для чего я? Почему этот автомат во мне требует чужого сердца.? Мне  стоит лишь протянуть руку - она сдастся, я знаю. Даже если и десять лет пройдет. И все изменится. Ее нелепость останется той же, за исключением слоя жира, который растечется, словно сыр поверх спагетти. Наверное, и тогда мне не понадобится много ума и сил, чтобы получить ее. Но что такое Вика через десять лет, и что такое Вика вообще?

  Многие ломаются, и мне тогда показалось, что и у меня может так получится. Плотина не выдержит...

  - Относительно того, как залошить Володю, идей очень много, - говорит Юрий.

  - Человека можно залошить до смерти, - соглашается Петр.

  - Послать письмо в газету бесплатных объявлений, в раздел, где публикуются голубые.

  - Написать его адрес.

  - И телефон.

  -Взять там адрес какого-нибудь пидара и написать ему от его имени.

  -Точно.

  - Газету в городе читают многие. Обязательно Володю опознают.

  -А зачем вам это? - спрашиваю.

  - Какая разница? - отвечает Петр. - нет дистанции между двумя "я", одно из которых живет как все и пьет телеотсос, и другое "Я", которое немного иное.

  - Давай .

  Мы выпили по пятьдесят. Я запил пивом. Где-то со спины открылась дверь, и я отступил. Стало видно, что мир не один. Во всяком случае, 1,5 можно было насчитать влегкую.

  - Человек имеет мозг, виртуальную машину. Душу, подобную вселенной. Зачем жить понятиями ржавой помойки мира?

  - Надо зреть в корень, - говорит Демьян босяцким тоном, зажимая Вику.

  - А это чо?

  -Где? - подсмеивается она.

  -Здесь.

  - Где?

  -Вон там.

  - А, трусы.

  -Не трусы, а трусики.

  - Хочешь сказать, что я их тебе не сниму.

  -Это еще как посмотреть.

  - И чо? Только избранные их снять могут?

  - Ты чо-то не очень молод.

  - А чо, если был бы молод, то снял бы? Посмотри на меня, слышь! Да мне пятнадцать!

  - Если б тебе было пятнадцать, то не было бы проблем.

  - Ха, слыхали, пацаны!

  - Люди очень неоднозначны, - продолжает Петр, - религия - это какой-то программный продукт системы. И вот они говорят, что все люди рождаются равными.

  - В смысле! - кричит Демьян.- Один миллионер, другой - босяк? Да ты чо?

  - Вот, - говорит Петр, - поэтому ни один сверхгений никогда не был богат от рождения. Потому что гений может питаться своим миром, а не ржавым. Поэтом деньги для него - все ржавчина. Это опасно для системы. Система никогда не создаст условий для развития настоящей сверхличности. А личность звериная - это просто маневры. А Володя - это сверх моно. Он - песня мира!

  - Потому-то итог настоящей революции - конец света, - заключает Юрий.

  Общажная хата у Демьяна ничего - просторная. Мать его живет в соседнем крыле. Когда-то у них была отдельная квартира, но ее пропил отец.

  Бутылка идет к концу. Демьян кладет Вику на спину, ложится сверху, но до дела не доходит - не хватает смелости. Вика томно смеется, будто вокруг никого нет.

   - Можно и посчитать, что наши действия не имеют смысла..- Пожалуйста. Я же знаю за себя. Что моя цель, это пока только сошкребание ракушек с души. Что будет потом, я не знаю.

  - Жизнь говно, а потом... а потом- смерть, -говорит Демьян короткую босяцкую фразу.

 

  Глава 4.

 

  В сети по большому счету нет ничего особенного. Какой к черту адреналин, когда ты видишь только квадратные интерфейсы. Помочь возбудиться может только воображение. Мой  крекер полон эпатажа. Я частенько помышлял послать одной из жертв панель управления моей взломочной машины. Но до дела не доходило. Теперь же все переделано, и всем, кто смотрит за процессом, очень хочется порулить. Мы сидим на узле связи поселка N., водка на столе, у меня  - джин-тоник. На экране наблюдается руль, правый поворот. Который Enter, а левый - браузер. Здесь же - спидометр, аккумулятор, масло.

  - Много масла-то? Говорит Петр.

  - Дохуя, - подтверждаю я.

  - А что такое тахометр?

  - Трафик.

  Лучшие кнопки: Петр, сделать Петра, Черный Петр, Адски злой Петр. Это чтоб не мучится вручную. По дороге к цели, то есть заодно, я заглядываю к одному кубанскому писателю и меняю ему index.html.

Лох-сайт мастера правой руки  Ртова.

Заходите на мой лоходром.

Ешьте мое говно.

 Я - член союза писателей.

Вход здесь.

  Рядом с входом- кнопка с совершенно розовой свиной прямо-таки задницей. Идем дальше. Нужные файлы качаются "флэшгетом", я их подправлю - и назад. А пока- Черный Петр рэп-группе "Анна Австрийская". Вместо "Мир вам" - "Хуй вам". Что же еще? Трафик слабый. Костя особенно волнуется - он ведь не просто непонятно зачем пишущийся хулиган, на нем зиждется весь местный антиглобализм. Антистроительство всяких проводов, заводов. Да и зеленые, кажется, прицепной вагон к нему.

  - Президента всемирной еды в наше время еще не существует. Жаль. Так. Будем портить сайт города?

  - Слишком  крупно и заметно, - возражает Петр.

  - Согласен.

  Прописываюсь в реестр виндов колбасного завода.

  - Хорошая колбаса, пацаны?

  - В смысле?

  - В смысле, есть ли там мясо?

  - Местами.

   Черный Петр.

  Я понимаю, что это - меньше, чем укусы комара. Для меня это вообще ничего не значит, потому что я покорял если и не Эвересты. То уж Эльбрусы - это точно. Троянские кони общедоступны. Избранные кони ездят по избранному, но и они не везде пролазят. Но все же главное - это воображение. Почему бы не повесить Rambler? Банки - это всегда. Не всем удается благополучно смотаться.

  -Масло-то убавляется, - говорить Петр.

  - Надо долить.

 -Надо выпить, - говорит Костя.

  - Боишься? - спрашиваю.

  - Да так.

  - Да ладно, я тоже боюсь.

  - Ты это, ты не сильно старайся. Не пойдет, и хуй с ним.

  - А я так и думаю. Просто я делаю обновление для их версии 1С.

  - Глюков не избежать?

  - Еще каких.

  Я представляю себе мучения муниципальных бухгалтеров, и пот последующих работ системотехников. Исправят? Конечно. Этим все и заканчивается. И никто никому ничего не доказал. Мы просто повеселились, покрутив интерактивный руль. Никто даже искать не станет, откуда все это делалось. Я сделаю все как следует.

  Местное пиво отдает ржавчиной цистерны. Завод основан в 19 веке. А может, в 18-м. Или раньше, чем город. Почему его все любят, этот город? За колбасу, в которой полно крахмала.

A.   S. Antysoft, возможно, здесь бы не понравилось. Хотя нет, 35 килобит в секунду, на такой скорости "Grand Turismo" не ездят. В остальном - неплохо. Полный культ того, что в остальном мире стоит копейки. Культ жратвы - это да. Потому что жратва не зарабатывается, сделав одно движение рукой. Культ сотового - это еще лучше. Впрочем, в 80-е культовым был магнитофон "Весна-302".

  - Я мечтаю о своем космосе, - говорил Antysoft.- мне просто нужен свой сервер.

  - Поломаем "B F C", - сказал я.

  - Поломаем.

  Я втихаря воровал особенный "B F C" свежий софт, которые сами программисты и писали. Я был в курсе их стиля. Во время работы Диккенсона я просачивался в сеть, это потому что Диккенсон лоховал. Не то, что лоховал, ему просто на все наплевать было. В России мы бы купили теперь свой сервер за нефиг делать. A. S. Antysoft выучил бы русские интерфейсные слова, и медленно привыкал бы к местному пиву и девушкам, к которым код доступа - наличие дорогого сотового телефона. Нет, мы бы по тачке купили.

  Петр, наверное, когда-нибудь забросит свою революцию и купит тачку, как и я в мечтах (пока что). Будет растить детей и концептуализировать полуслучайно. Тогда-то и поймется вся крутизна нынешних движений.

  Володя знал всех лично. Догадывался ли? Может, тупость егоная не позволяла ему догадаться. Был он черен, Володя. Кожей, я имею ввиду. То есть не негр, а так. Полурус. Родитель его был родом из Еревана. Но на рынке не торговал, и вообще родного языка не знал, но одевал под трико туфли, что и требовалось доказать. Родительница командовала детским садом. Сестры тридцатилетней была кличка Брежнев, и вот что об этом говорит Демьян:

 - ну вот, зашли мы с Вовой чисто в кофеюшник пива попить. А он, короче, и говорит. А давай я тебя со своей сестрой познакомлю. О, ништяк, говорю, поебемся. Ну вот, назначаем стрелку. Идем к кинотеатру. Тут смотрю - Брежнева ведут.

   ...Говорят, они всей семьей смотрят порнуху.

  Познакомился я с черным человеком в трико и туфлях в момент, когда Юрий выдавал ему пачку гуев для распространения.

  - Кидай по одному гую в каждый почтовый ящик, - наставлял он.

  -Та, - отмахивался Володя, - гуев много, хватит на несколько кварталов.

  - Обойди улицы Верхнюю, Нижнюю и Среднюю. Если дом очень большой, бросай в ящик ламинированный гуй. Гуй-открытка - для предприятий. Но предприятий тут нету поблизости. Только школа. Если б у нас был самолет, мы бы осыпали город гуями. Но что поделать?

  - Да, - он закурил мечтательно, - приходится обходиться тем, что есть.

  Знакомы они потому, что Вова работает на приемке посуды в том же дворе, где расположена блат-хата. И вообще - он старший приемки, и о пустой таре знает много.

  Есть бутылка евро.

  Есть легкий винт.

  Есть тяжелый винт.

   Коньячная.

  Пепси.

  Винная.

  Фигурная.

  Он умеет брать двумя руками сразу шесть бутылок и вынимать их из ящика. Работает он лучше всех. Среди прочих он чуть ли не генерал. Потому что все прочие - полубомжи. Они - лишь бы день отработать, а он - король стеклотары.

  Командует приемкой Шеф. Или Хшеф, как его старая Ламборджини называет. Крик Хшефа далеко слышен, но Вова у него - на особенном счету. Он и сам об этом знает.

  Выпив по пиву, мы расходимся. Вова - с гуями, мы - ни с чем.

  - Пойдем на точку пиво пить, - говорит Зе.

  - Пойдемте на студию группы "Камаз", - предлагает Саша Сэй.

   И так мы движемся вдоль трамвайных путей, занятый nothing.

 "Бабочка-Хуйня"

(муз. и сл. Сергея Го)

  Она - тоже продукт эксперимента. Бог почему-то ее на запасной путь не захотел ставить, решив развлечь панков и неопанков.

  Студия полна дыма. В стене, правда, есть вытяжка, но до настоящей вентиляции ей далеко. Делать некому. Да и не надо. Но для стиля - как бы самое то. Концептуальная щель. Пропеллер хорош. Он подразумевает свое движение вдоль панк-рок-группы, сквозь ее стиль, по дороге с травой. Идешь, а поля зеленеют, и горизонта нет. Одна трава. И так эта картина в вечность уходит. Если б пропеллер не крутился, его б стоило рукой закрутить.

  Что я могу сказать о "Камазе"? Я - не мастер факовых слов, но бывают лица. Точно с киноленты сошедшие. Сидишь, смотришь. Понимаешь, что так нельзя - это нежизненно. Жизнь законна для штампов и правил, а тут все наоборот.

  На стене висит портрет Че Гана.  Икона с ликом "Cannabis sativa" - с другой стороны. Усилитель - какой-то полураздетый железный ящик, лампы там светятся точно в космическом крейсере у "Звездных королей". Я представляю, как там звук по сеткам плещется. Жарко ему там биться.

  Колонки сделаны из "ДСП". Но мощны. Пульт - "Электроника". Черные шнуры тянутся к красным гитарам.

  - Надо водки выпить, - говорит Зе.

  - А ты спой, Зе, - предлагает ему Hunter812, гитара.- У тебя ведь голос есть.

  - Откуда?

  - Как откуда?

  - А...

  "Камаз" - это не очень корпоративно и очень не по-местному, где все альтернативщики как-то черезчур христоваты и гребенщековаты, и в порыве душевных разливов поют не свои песни, а, например, "Не стреляй!". Мне, как умелому уничтожителю своей судьбы, тут все понятно. Не умеешь делать свой собственный мир - ищи кумира, пляши перед ним.

  Зазвенели тарелочки. Клокотнул бас. Гитара завертелась. Зе взял микрофон и стал произносить отчетливо, словно Моисеев в песне "Голубая луна".

   

                Когда-то я мечтал о фестивалях.

                И мне приснился сон.

Что я лежу в медалях.

И я в тебя влюблен.

 

И я поверил в жизнь в дерьме,

И в реинкарнацию,

Лишь потому, что мне во сне

Явилась эакуляция.

 

Я Гагарин, я лечу.

Я Гагарин, я курю.

Никто не летит в полет без пузыря,

Тра ля ля, тра ля ля.

 

   Потом все закурили. Пришел  Сергей Чикаго, сверххриплый вокалист "Камаза". Я поставил на столик свою бутылку водки. Она до этого в пакете лежала.

  Нарезались соленые огурчики. Задымился косячок, от которого я отказаться хотел, но понял, что не прокатит. Дернул пару раз. Придавил пивом. Оно когда пивом сверху придавишь, вроде и не так альтернативно, но в случае чего и не депрессивно.

  - Надо снять клип, - сказал Зе.

  - А ты умеешь снимать клипы? - спросили у меня.

  - Ну, я умею только включать камеру.

  - Это уже хорошо.

  - А что, будем снимать?

  - Да.

  - Согласен.

  - Давайте снимем клип на песню "Трамваи заклинило стоя", - предложил Саша Сэй.

  И это понятно. "Трамваи" - его любимая вещь.

  - А давайте "Сосны, сосны, край, блядь, родной".

  - А давайте "Ебаные фигуристы".

  - "Нахуя нам война?"

  - "Армавира нет".

  - "Сожги деревню".

  - "На утином дворе".

  - Женщина с отпечатком кровати.

  - "На утином дворе".

  - "Герцог Кент и его родич".

  Дискуссия бесконечна, и главное в ней - сам процесс. Результаты? А кому они нужны. Хотя "камазы" умеют работать на результат. В победоносном конце всем и вся будет доказано, что нет ничего лучше, чем смех. Если умеете смеяться - вам пропуск дальше. Куда-то за жизнь. Как Че Гану, которого уже нет. Если нет - то это другая форма вечности.

  Камеры нет. И не будет. Бабок нет. На какие деньги снимать клип? Денег нет - это один из столпов революции. И дальше - ни шагу.

  - Бабки можно скачать? - сказал я.

  - В смысле?

  - А так. Взять и скачать.

  Меня долго расспрашивали, подливали водки. Я вмиг стал объектом всеобщего внимания. Все знают, как сильны пьяные базары. Мир становится маленьким, и тебе кажется, что  в любой угол его можно заглянуть и там рукой пошарить. Вот край А. Вот - край В. За дверью - параллельный мир. Мы все туда стремимся, как истинные неопанки. Для неопанков нет истины, кроме свободы, водки и травы. Даже и смерти нет. Я смотрю на Че Гана. Жив Че Ган. Жив Сид Вишез. И все такое. Я бы продолжил, но больше никого не знаю.

  - Самая крутая вещь на свете, - заявил Сергей Чикаго, - это полететь на луну.

  - О, - повторили многие.

  - Что делать на земле? Слишком банально жить на земле. Люди -  часть товарной схемы. Сегодня жизнь, завтра - смерть. А в середине - торговля. И - менты кругом. Что ни шаг, то мент на тебя смотрит. А на луне - свежо. Прохладно. Когда куришь, дым, не задерживаясь, уходит в космос и, достигая звезд, о чем-то им говорит, звездам. Потому-то они и светятся. То есть, они курят, да. Если бы никто не жил на луне, то звезды бы не знали, что такое курить и не светились. Все благодаря панковским душам.

  Меня уже колбасило, и мне все равно было, какого сорта душа во мне сидела. Никто не знает, почему он живет. С банальной точки зрения - это родительский половой акт. С обратной  стороны - это уже другое дело.

  Пошел еще один косяк. Я вызвался петь. Не зная ни текста, ни музыки, я взял микрофон, Сергей Чикаго взял другой микрофон и начал мне помогать.

  Гитара бряцнула, разогналась вместе с барабаном, и тут же их бас поддержал.

 

В Аду

( муз. и сл. В. Нерусского).

 

  Это хорошо, что в торчащем настроении они не брались за помидорные песнопения, полные всяких дедетешных выкриков и псевдопророчеств, и от этого на душе было как-то первозданно.

  Гараж? Гараж. Панк? Конечно. Мне ведь было известно, что половине подобных компаний по этому делу пелась " Он был старше ее, она была хороша", и т. д. Хорошо, когда люди умеют быть ни на кого не похожими.

  Я люблю чужой опыт и наработанные методы, потому что без них никуда в жизни не уйдешь, но импровизация всегда превыше всего. Человек, умеющий чувствовать свое нутро - это очень опасно. Это просто оружие, способное прожигать стены и переворачивать корабли. Им только нужно суметь воспользоваться.

  - Кто-нибудь знает "Fucking Moods?" - спросил я.

  - Не, - ответил Сергей Чикаго.

  - А что это? - сказал Зе.

  - А "About cockroach?"

  - Не а.

  - Ну и правильно.

  - А что?

  - Это типа песни. Типа студенческие. В штатах нет народных песен. Рынок чисто.

  - А.

  - Вот так.

   - Ну... Мы. Вот, никому ничего не навязываем, - сказал Сергей Чикаго, - можно петь что-угодно. Личное дело любой группы.

  Косяк привел меня к пограничному состоянию. Хотелось заглянуть дальше. Я не уверен, и никто не уверен, что дверей нет. Очень хочется выпрыгнуть вон и быть птицей.

A.   S. Antysoft сейчас парится  на нарах. Но это не наши нары. Там, возможно, у него есть комп, и  он продолжает структурно мыслить. В противном случае ему придется OS мозга поддерживать каким-нибудь алгоритмами, начерченными на бумаге.

Я  выпил за него молча.

      Бог взаперти. Звезды вращаются в запаянном сосуде. Воет межзвездный газ. Это очень популярно для нашей жизни - заключать кого-нибудь большого и умного. И нет ничего, кроме вселенской жадности и депрессняков.  Вертится вокруг разный мусор,  открыв рот в ожидании, словно птенцы,

Которым надо в клюв что-то положить.

  - Надо спеть "Трамваи заклинило стоя", - сказал Саша Сэй.

  Гитара раздрайвовалась, бас заухал, будто филин, через раз. Сергей Чикаго откашлялся и начал петь.

 

  У нас очень много альбомов, - сказал он затем, - конечно, не столько, сколько у "Гражданской обороны", но они на то и уникумы.

  Взяв по бокалу, все как по команде начинают перечислять:

 - "Сообразительные зайцы".

- "капитан-Ереван".

- "Фарфоровая неделя".

- "Сборник песен Волейбол".

- "Зе Ворст. Худшие песни".

- "Оргтехника на Луне".

- "Оргтехника-на-Луне -микс".

- "Концерт в клубе "Ленин".

- "Капитан-Ереван-2".

- "Халва-7".

 

A.   S. Antysoft никогда не слышал группу 2камаз". И не услышит. Во-первых, кому нужен неопанк в штатах, во-вторых - 15 лет - это вечность. Хотя нет, и там живут. А зачем, собственно, жить?

В тумане рассудка я почувствал, что ко мне пристает Наташа Шелест, соседка блат-хаты.

  - Ты не спишь? - спросил я.

  - Мы вчера ходили в кино.

  - С кем?

  - С Виталиком.

  - Что за Виталик?

  - Пацан один.

  - Я как у кого из девушек не спрошу, все встречаются с Виталиками.

  - Наверное, распространенное имя.

  - А может, все, кроме нас, Виталики?

  - Все на свете?

  - Ну да.

  - Может быть. Я уж точно не Виталик.

    Я ей налил, а сам пропустил - не лезло. В глазах уже наблюдались две Наташи, а то и три. Разум еще пытался работать, на одном, наверное, цилиндре.

  Она что-то рассказывала, и я ничего не понимал. Рука же лезла ей под юбку. И - честное слово - чисто автоматически. Я почти что не понимал, что делал.

  - Ты чо.

  - Ни чо.

  - Куда лезешь?

  - Туда.

  - Куда туда?

  - Туда.

  - Куда, куда?

  - Хочу посмотреть, что там у тебя есть.

  - А что у меня есть?

  - Да я так, Натах. Руки погреть.

  - Люди смотрят.

  - Не смотрят.

  - Да ты чо.

  - Давай выйдем.

  - Куда?

  Если б ей не хотелось, она бы не вышла. Воздух пах последним теплом средней осени. Лаяли собаки частных кварталов. Кошка где-то неподалеку мяукала. И вообще, звуки сходились во что-то одно, у которого по центру, как по позвоночнику, пробегал трамвай. На улице звучали шаги, и я не обращал на них никакого внимания.

  - Нагнись, Натах. Нет, не так. Во, немного нагнись. Не, ты руки на стенку поставь, и ноги врозь, как будто тебя обыскивают.

 

  Глава 5.

 

   Ночью мне как-то приснился Пантагрюэль, торгующий мясом. Мясо - всегда не к добру. Однако, в этот раз все исходило от меня, и скоро смысл сна этого стал мне ясен, хотя в чем тут суть - я не знаю до сих пор.

  Зайдя в клуб "Искра", на сленге местных именующийся "сперматозоидом", я посидел минуты две за компом, и тот потух. Админ пробовал завести его - ничего не вышло. Я сел за другой. У них там "Дюроны" 950-е стояли. Поработал часок, и тот поник. Интереснее всего то, что перейдя из "Сперматозоида" в клуб "Агент Смит", я сделал то же самое из 1300-м "Селероном". Совпадения? Спустя неделю я заглядывал в те же клубы - машины, которые отказались работать со мной, продолжали молчать.

  Подобное явление что происходило с Новицким из Лос-Анджелеса. Он одно время даже работу бросал - техника ломалась, и ничего он сделать не мог. Едва он ее касался. Едва первые токи по железу шли, что-то там происходило. Как выяснялось позже, сбои были самые разные, от полной потери информации на жестком диске до перегорания блока питания. Живи он в России, он непременно бы к бабушкам-снимательницам-порчи обратился, и те бы ему многое чего нарассказывали. Вот, де, порча на смерть у тебя, сынулся, лечить надо, водой выливать, воском, еще чем-нибудь.

  Я также встречал в свое время электрического  человека, и был этот индивид туп, IQ зашкаливало в обратную сторону; думал о себе много. То есть, мы все о себе много думаем, но он - как-то особенно извращенно. Бандитствовал в Москве. То сумки срывал, то барсетки забирал, то ожидал кого-то в лифте. Одно время действовал сообща с такими же как он молодцами. Жив ли был теперь, я не знал.

Так вот: плюс прибора, поставленного сна шкалу вольтметра можно было дать ему в правую руку, минус - в левую. Переключатель диапазона - вольт на сто. И  - электрический человек уверенно показывал 11,7 v. Почти на заказ. Я понимаю, что ампеража у него никакого не было. Но факт есть факт.

  Прибор был у брата. Самый простой. 380-й. Я проверил на себе - стандартный ноль. Проверил на себе - то же самое.

  - Мы привезли из станицы молока, - сказала Таня, братова жена.

  - Угу, - ответил я.

  -  Хорошее. Жирное.

  - Коровой пахнет?

  - И так что?

  - А так.

  - Небось, в Америке отвык от нормальной пищи. Молока там домашнего нет. Только порошковое. Девка одна в Америку ездила. Подруга подруги. Валюши. Полгода, чи год там работала. Не понравилось. Говорит - в России - лучше. Еда вся синтетическая, они не готовят, как мы здесь. Идут всей семьей ужинать в ресторан.

  - Хочешь сказать, это плохо?

  - А что хорошего? Я вот наготовлю, все едят, радуются. Пальчики оближешь. А где в штатах...

  - Зато у нас проблематично пойти в ресторан.

  - Ну да. Так молоко будешь?

  - Не знаю. Надо попробовать.

  - Жирное.

  - Нафига?

  - Как нафига. Не то. Что в магазине.

  Она поставила передо мной тарелку борща, густого, красного, словно кровь царя овощей. Я поставил ложку. Ложка стояла. Это на Кубани так принято - и я ничего не имею против. Борщ хорош, когда в нем ложка стоит.

  - Сегодня не работаешь?

  - Не.

  - А что так?

  - В падлу. На улице похолодало. Половина пацанов на разгрузку на пошла. Дома сидят. Телек смотрят.

  - А ты на постоянную работу не хочешь устроиться?

  - Нет.

  - В Интернет-клуб куда-нибудь, например.

  - Не люблю клубы. Дети туда ходят- все придурки. Все как один. Нормальные если в игры играют, то дома. Спокойно, где им никто не мешает. А в клубах орут, будто черти в аду. Я иногда заходу, чтоб в Интернет выйти. Ты что. Там невозможно находиться. Хоть бери ремень. Я не видел еще ни одного клуба, где бы дети не орали.

  - Пойди куда-нибудь системотехником. Вот у нас на работе Вовчик. Системотехником работает. Неплохо получает. Тысяч пять, наверное. Так  у него никакого специального образования нет. Самоучка. А шарит - не дай бог.

  - Да. Надо подумать.

  Страх велик. Я не знаю, есть ли в мире более могущественный король. Я до сих пор не мог и шага ступить, чтобы не подумать о самом худшем. Тени воображаемых преследователей чудились то здесь,

 То там, и в этом смысле я был ничуть не лучше Володи Автояна, который будучи специалистом мира амеб, иных уровней боялся. Непонимание тоже рождает страх. Напряженное ожидание может зарешечивать разум не хуже тюрьмы какой-нибудь. Страх - начальник человека. Никак не иначе.

  - У меня мама так борщ варит, - рассказывала Таня, - Она капусту кладет сразу с картошкой. А надо ведь как. Надо чтобы картошка уварилась, а только потом класть капусту, иначе она разварится, да? Еще ведь от сорта капусты зависит. Если ранняя, то ее вообще почти  варить нельзя. Она сразу же разваривается. Если соленая, то тут еще так себе. Она вроде уже и засолена, а варится все равно не так. Но мама просто крупно порэжэт. Аш шмотки всякие видны. Будто в как раньше в овощном магазине рэзали. И она не успевает развариться. И петрушки у нее больше. Мы как привыкли - зелени пучок купил на рынке, веточку-две порэзал, и все. А у нее на огороде там всего полно.

  Я представил эту съедобную идиллию, полную бегающих кур, кукарекающего петушья, розовой свиньи в саже и прочих хозяйственных штучек. Да, там хорошо. Там и сети никогда не будет никакой. Зачем им сеть, когда у них так много еда.

  - Я тоже умею борщ варить, - признался я.

  - Да? - она спросила с иронией.

  - Да.

  - И как же?

  - В старину, когда не было картошки, картошку не клали.

  - Хочешь сказать, варить можно без картошки?

  - Люди же ели. Не, я не ратую за ее отсутствие.  Но факт есть факт.

  -Да ты шо.

  - Ну да. Обжаривалась свекла вместе с морковкой. Потом в зажарку клали лучок.

  - А лучок был?

  - Был.

  - Это когда?

  - До Петра.

  - А...

  - Ну вот. Добавляли в бульон яблочный уксус.

  - В смысле, уксус.

  - Да.

  - Да брось, Валер.

  - Честно, Тань. Варили капусту. Потом туда зажарку кидали.

  - Да брехня это.

  - Как брехня. Я в книге читал.

  - Что ж за борщ без картошки?

  - Да ты чо, нерусская? Не было тогда картошки.

  - Как это не было?

  - Ее до Петра Первого не было. Он ее и завез.

  Я знаю, что она - typical woman. Ей было когда-то хорошо в деревне. Теперь неплохо она и здесь живет. Но туда она ездит поклониться земле родной. Она ревнует меня к кровати, на которой я сплю. То есть, кровать - ко мне. Это же ее кровать. Она ревнует ко мне свой унитаз. Это очень типично. 88% женщин таковы.

  - Ладно, бог с тобой. - сказал я.- Хочешь - пусть она была, картошка, при Петре. Только борщ варить правда можно еще и не так.

  - Да ты шо, Валер?

  - Бывает борщ женский, бывает - мужской. Это разные концепции.

  Мне тогда совершенно ясно стало, почему Петр так живет, и зачем он вообще живет. Есть тип людей, которые и есть люди. Они что-то двигают, а остальные только мимикрируют под то, что должно быть человеком. Возможно, какое-то время назад земля была захвачена самопередвигающимися грибами. Но в силу неуниверсальности своей, грибы собственной формы не имели. Приняв обличие человеческое, они  тут же и забыли, что они - полипы. А оставшиеся, у которых был иммунитет, ничего понять не могут.

  И вот они воюют за жратву, за много жратвы, за сверхмного жратвы, за регионы жратвы, за ощущение того, что ты - президент всемирной еды. И по этому поводу надвигаются выборы.

 

 

 

 Глава 6.

 

 

Когда ударили морозы, мы все вдруг стали собираться на "точке" пиво пить, и происходило это ежедневно. Но это - не правило для всех. Морозов сильных на Кубани не бывает. Студенты, тем вообще все равно. Они могут пить пиво при любой температуре. Даже когда -20 стукнет, что для этих мест вообще стихийное бедствие, раз лет в пять бывает. Это особенно характерно для Стьюдентов сельхоза. Пофигистическая их часть сосет пивко из бутылок, куря и плюясь так, что все пространство вокруг заполнено плевками. Кажется, что они тут всегда были, плевки. Сами выросли. Даже когда нет студентов, по плевкам можно сказать, что были.

  Их так же ни с кем не спутаешь, когда они сидят в кабаке.

  Во-первых, кожаные куртки. Как же без них. Лохи, что ли, без курток ходить?

  Во-вторых, очень и очень короткие прически. А-ля крутые, а-ля "бригада".

  В-третьих, пачка "Парламента", которую нельзя не держать на видном месте.

  В-четвертых, сотовый. Или во-первых. Или, в- нулевых. Или - в минус-первых.

  Никогда эта великая вещь не находиться где-нибудь в кармане, ибо не видно ее там. Без сотового приезжий студент из деревни чувствует свою ущербность. И вот - летает труба. У нее - траектория круговая. Из левого кармана - в руку. Это важно. Потом - щелканье клавишами. Ту-ту-ту. Потом- на стол. Со стола - в левую руку. Из левой - в левый карман. Из левого кармана - в левую руку. Потом- на стол. Потом- снова ту-ту-ту. Потом вопрос типа "а тебе нравится С45?". Потом - посыл SMS. И - так он вертится, этот микробог, главный понт сельхоз-студенчества. Цикл кручения трубы вокруг тела бесконечен.

  Зайдя в рядомсельхозовское кафе, можно видеть немало ерзающих студентов, и сотовые их, у каждого со своей скоростью перемещающиеся. Уж и не знают они, куда ж его сунуть. Впрочем, времена, когда телефоны вообще носились в вытянутой руке, уже позади. Мартышка уже сорвала свой первый кайф в игре с очками.

  Мы собрались, чтобы выпить водки. Вову Автояна пригласили, и он проставился не на шутку.

  - Много гуев разнес? - спросил я.

  - Да так, - ответил он.

  Вова был продуктом серьезного родительского лошения. В свои 25 он не имел права сменить работу, самостоятельно тратить деньги, дружить с девушками, носить не черное. Он всегда был в черном.

  - Гуй неотрицаем, - сказал я.

  - Я знаю.

  Он выпил пива.

  Он всегда пил только местное пиво. Он относился к сорту людей, которые пили только его.

  - Я вчера в такую игру играл на компьютере, - сообщил он.

  - Что за игра?

  - Та. Название не помню. А прикинь - как полетят со всех сторон.

  - Кто полетит?

  - Да, там разные. То роботы, то еще летает там херня.

  - Мочат?

  - Мочат.

  - А сколько уровней?

  - Дофига.- ответил он зайчиковым тоном.- Лариска вчера компьютер у меня забрала, говорит - иди спать. А  сама села играть в "сапера". Играл?

  - Не а.

  - Ну кА же? Ну, еще заходишь в "игры"...

  - Не, не знаю.

  - Да ладно.

  - Да честно.

  - Ну вот, прикинь. Я сплю, а она играет. Так я проснусь, а она играет. До четырех часов утра играла. Я уже проснулся, покурил, а она- прикинь, сволочь, говорит - ты мол, чо куришь? Я говорю - да утро уже. А она мне - тем более. Я говорю - Лариска, ложись спать. Короче, я ее уложил еле еле. Компьютер ведь в моей комнате стоит.

  - А что за компьютер?

  - Ну этот. Как его. "Пентиум".

  - Что за "пентиум?"

  - 133-й.

  - А.

  - Чо, классный?

  - Да, пойдет.

  - Говорят, что старый. Сосед у меня его брал на ремонт. У меня тогда жесткий диск посыпался. Ну, он вообще, соображает.

  - Специалист, что ли?

  -Да. Но он вообще на железной дороге работает.

  - Предохранители меняет?

  - Не знаю. У него тоже есть компьютер. Ну, он посмотрел, сказал, что жесткий диск посыпался, и что единственный вариант - это обрезать его.

  - Как обрезать?

  - Ну, ножницами обыкновенными.

  - Ножницами?

  - Ну да. Он взял, обрезал. Осталось 600.

  - Чего 600?

  - Ну. Этих. Как его...Килобит.

  - А...

  - Ну да.

 - А сколько было?

  - Не помню. Кажется, четыре и три.

  - А. А что за Windows стоял.

  - 95-й.

  - А 98-й не пробовал ставить?

  - Зачем? Он же жь говно.

  -  Почему говно?

  - А многие говорили. У Лариски человек на работе работает, он говорит, что 95-й лучше всего.

  - А.

  По-честному, над Вовой мало прикалывались в открытую. Жалко, видно, было. Принесли гитару. Зе заиграл. Пел он какую-то песню из институтского репертуара, гэкал не на шутку. Тем не менее, теорию о его самарской музыкальной карьере не отрицалась. Тем более, при Автояне.

  - Это он голос разогревает, - рассказывал Володе почти что на ухо Саша Сэй, - профессионалам надо много времени, чтобы серьезно голос разогреть.

  - Ну да, слышал, - согласился Автоян.

  Пошли тосты.

  За Гуй.

  За Куй.

 За часы ( у кого-то были одинаковые с кем-то часы).

  За мир во всем мире.

  За университет.

 За то, чтоб в следующий раз разъебать гитару.

  За водку.

 Пили много. Хорошо еще, никто по пьяни не вспомнил сделать Петра. А ведь могли же вспомнить.

  Концептуальность вечера была подчеркнута рассказом об американской группе "Нооу". Ни у кого не было ни одной записи. (В-отличие от кассет Александра Хуева, которых тут было видимо-невидимо). Ибо и альбомов самих было дофига. Зато о "Нооу" знали все, время от времени друг другу напоминая:

  - Слышал, скоро выйдет новый альбом группы "Нооу".

  - Слышал, вышел новый альбом группы "Нооу"?

  О группе "Нооу" упоминал в своем стихотворении "Толик Натаров" Сергей Го.

 (см. www.s-go.narod.ru/poems/action.html или акция "ОБ Кунсткамера " "Два вагона лета-3" см. "библиотека Машкова. самиздат").

  Сайта у группы "Нооу" тоже нет. Наверное, и быть не должно. Мне неизвестно, знают ли о русско-американском коллективе зам пределами этой толпы. Да и какая, по-правде, разница?

 

 

 

 

Перед этим идет рассказ о группе "Нооу"

 

 

 

 

 

  Я знаю, что помидорным псевдопанкам эта идея чужда. Потому что они и есть - псевдопанки. Это так же, как Лжехристос. Настоящий Иисус всеми частями своего упорства пытался сделать все тихо и незаметно. Он хотел быть со всеми наравне, и в этом его величие. Но люди его не поняли, и теперь не понимают. Сам факт существования библии во многом опровергает слова Христа.

  А что говорят о Христе Лжехристы?

  Что он не пил?

  Пил.

  С девочками не зажигал?

  Зажигал.

  Как бы он тогда понял силу греха? Ну ладно, речь не о нем. Речь о том, что грех - это отсутствие воображения. Грех - это быть пиявкой. Не пить. Не курить. Не зажигать. Нет, дело не во вредных привычках.  Они - вещь совершенно разная для людей разного уровня.

  Скоро мы упились и говорили по парам.

  - А у нас  на деревне был пидарас, - рассказывал Саша Сэй.

  - А, - икнул я в ответ, - нифига себе.

  - Да, блин.

  - И чо, все об этом знали?

  - Да. Пацан один хотел купить машину. Блядь, Жигули. "Ноль первую". Чисто молодежный вариант. У нас как - "шестерка" - это после тридцати. "Десятка" - не машина. Чисто мыльница. "Четверка" - все равно не то. "Двойка" лучше. "Девятка" - это бандитская машина. "Восьмерка" - спортивная. "А девяностодевятая" - армянская. Русские у нас на них не ездят.  Ну, лучше всех, конечно, "шоха". И двигатель хороший, и салон классный. "Семерка" - русский "Мерседес". Охуительная тачка. Жалко, что "тройку" перестали выпускать. Лучше б ее, чем "десятку" выпускали. По натуре, машина как машина. Не то, что мыльница эта. Ну вот, он "ноль первую" купил, у пацана покрасили, блядь. У него гараж есть. Там чисто красят там, все дела. У него там гараж паяльной лампой подогревается. Ништяк. Мавиль принесли. Помавилили. Охуеть. Поставили диски. Если диски не поставить литые, то это не то. Не, все равно машина оххуительная. Но с дисками - это чисто так, до армии, после армии.... Ну так, до двадцати пяти где-то, блядь. Короче, на ферму пацан поехал, а там сторож того трахает. Пиздец. Все узнали. Теперь ему там не жить.

  - А ты в свое село хочешь вернуться?

  - Не знаю.

  - Ты подумай. Что там делать?

   - По натуре. Но с другой стороны, в городе тоже....Ну как.... Своих заморочек хватает. В селе жить проще. Всех знаешь. Все тебя знают. Нормально. Если денег мало платят, всегда можно что-то спиздить. У меня вот сосед на зерне три дома построил и дочке в городе квартиру купил. Чисто молодежный вариант. Однокомнатную. А чо. Работал на "Зиле", зерно возил, понемногу продавал. И никаких забот и хлопот.

 

Глава 7.

 

  У самого порога зимы зима вдруг сникла - вновь упало на землю тепло, и все вокруг ожило, вновь напоминая муравейник. Люди приразделись. Уличные кафе вновь выставили на улицу столики, которые еще недавно были в спешке убраны. Вышла на вылет поздняя преддекабрьская муха.

  Я продолжал скромно подрабатывать, выгружая порошки.

  Успех был однажды. Мне позвонил Петр и сказал, что акция с локальной сетью коммунального хозяйства удалась, и, так как не сразу это дело обнаружилось, ущерб оказался приличным. Впрочем, ущерба-то на самом деле и не было. Только программисты получили втык. E-mail сообщения о том, что де бойтесь нас, мы, мол, за революцию, было случайно стерто. Прочитал  его кто-то или нет - было неизвестно. Никто на него даже внимания не обратил.

  Вот где тупость-то. Даже никого и не выгнали. Да и попробуй оттуда выгнать - там ведь все дележом народного добра повязаны.

  - Надо было всю информацию стереть, - сказал Петр с сожалением, когда мы сидели с пивом на центральной улице.

 - Думаешь, было бы лучше?

 - А хрен его знает.

  - Вот то ж. Это же страна чудес.

  -Надо  было сделать что-нибудь похуже.

  - Например...

  - Остановить АЭС какую-нибудь.

  - Н-да. Ты думаешь, по нашей сети можно остановить АЭС?

  - А что, нельзя?

  - Американскую, наверное, можно. Немецкую можно. Японскую - вряд ли, они умнее всех нас на полголовы, японцы. А у нас - нет. Там реле да лампы. Какая там сеть.

  - Это круто.

  - Конечно. Ты думаешь, революция возможна? Мне кажется. Возможен лишь мировой хаос. Революция - это вера. Всеобщая вера. А из этой толпы.... Вот взять нашу толпу. Ты в них уверен?

  - Но другого варианта нет.

  - Ты просто пытаешься доказать, что тебе насрать на государство.

  - Я думаю, что в идеале каждый человек - государство.

  - Интересно, если бы существовала страна, где бы жили одни Петры...

  - И что?

  - Как бы вы жили?

  - Хочешь сказать, мы бы передрались?

  - Не обязательно. Если вы уровнем выше этой толпы, если вы - люди, а не потребители, то, возможно, друг с другом вы бы драться не стали. Это было бы слишком низко, да? Но в-остальном. Кто-то захочет быть первым. И все покатит пропорционально, только на более культурном уровне. Например, вы будете градироваться по степени чувства юмора.

  - Интересный вопрос, - согласился Петр, - но довольно общий и абстрактный. Такого быть не может, - он закурил, - никогда. Слушай, а у тебя есть враги?

  - Конечно.

  - Серьезные.

  - Это не связано с этим городом.

  - А так, по-мелочи?

  - Так. Просто неприятные люди.

  Покончив с пивом, мы отыскали общественный сортир.

  - Говори телефон человека, который тебе не нравится, - сказал Петр.

  Я назвал.

  Тогда он вынул из кармана синий перманентный маркер и написал на стене:

 

Сосу:

Тел:

 

  После этого мы пошли к Лене Club которую заочно знала вся наша пьяная команда. Видели же ее вживую только Петр, Юрий и Зе. Остальным ее представляли в виде уникального цветка человеческих полей.

Все, например, знали, что  Club половину дней проводит в раздумьях над судьбами никому не понятных вещей, а другую  половину изготавливает бумажных зверей, которым дает самые странные имена. Иногда она работает. Но долго нигде не задерживается, так как ее отовсюду выгоняют в силу нестандартности. Все знали, что кота клабова зовут Александр Пшеничный. Глаза у него - фары желтых полей. Голова кошачья не лишена концепций, и это якобы возможно доказать. Друг Пшеничного - кот Калинин.

  Во время какой-нибудь пьянки то и дело кто-нибудь осведомляется:

  - А как там Пшеничный?

  - А как там Калинин?

  Взяв вино, мы позвонили в двери Лены Club. Залаяла собака. Дверь открылась. Club была полна бигудей, на которые, вообще-то, для прочей убедительности, следовало бы нацепить мигалки.

  Бигуди - это нормально.

  Club можно встречать гостей в бигудях.

  На то есть много причин. Первая - жизнь - говно. В целом. Составные ее части, то есть то же самое,  лишь фрагменты... К чему же тогда условности.

  Второе - революция не терпит формы. Все побеждает спонтанность. Остальная часть человечества, те, кто не понимают - рабы.

  В-третьих, лень - двигатель прогресса. Чик ключом - не заводится машина. Зачем ей заводиться? Хоть ты стой, хоть ты едь - все равно завтра смерть.

  - Это Валера, - сказал Петр.

  - Да, - сказал я.

  - Он - D.J.

  - Да, - ответил я, -D.J. Ultra Ferro 90.

  - Круто,- заключила Club.

  После этого мы сели за стол, откупорили бутылку и стали говорить ни о чем.

  Club, похоже, снимать бигуди и не собиралась. На ее длинном узком лице отражался свет какой-то нездоровости, связанной то ли с идеей, то ли с каким-то физическим третьим. На меня это действовало - я не люблю дефекты. Пусть даже они и не видимы и распространяются на уровне биоволн. Это многим свойственно - считать коренную непохожесть уродством. Так человек устроен.

  - Я много стилей люблю, - сказал я.

  -D.J. music,- подтвердил Петр.

  - Ambient. Drum&bass. Хаус  на самом деле однолик. Особенно, если им серьезно не увлекаться.

  - По мне - все одно, - заметила Club.- главное, чтобы в музыке душа была.

  - Бывает и так, что в музыке есть водка, - заметил Петр.

  - Бывает, - согласилась Club.

  Подошла большая черная собака. Понюхала стол. Фыркнула. Ушла.

  - Существует музыка, которая хочет людей потрогать. Тянется длинная когтистая рука - хвать за сердце!

  - За желудок, - продолжил Петр.

  - За кишки.

  - Музыка-пурген.

  - Есть такой исполнитель.

  - Фуфло это. Зачем он вообще исполняет? И какой хуй заставляет людей лезть на эстраду?

  - Думают, что умнее других.

  - Все думают. Не все об этом говорят.

  - А ты думаешь?

  - Я?

  -Ну да.

  - Конечно. Я так устроен.

  - Интересно.

  - Что здесь интересного? Все так устроены.

 - Я так не считаю,- сказала Club,- я - не умнее всех. То есть - никто никого не умнее. Но я и в душе так не думаю. Просто мне не хочется быть как все.

  - Это проявление той же самой личностной природы, - сказал Петр.

  - Личность? Разве это плохо?

  - Нет. Это хорошо. Но личность не должна опираться на мнение толпы.

  - Ха. Это я-то опираюсь? Я никогда и не опиралась. Можно подумать, кругом все люди - чисто стадо, и ничего больше.

  - Ты всегда не любила стадо,- сказал Петр.

  - А за что его любить?

  - Если ты его не любишь - значит боишься. Если боишься - то ты ставишь себя на какой-то из полюсов этого стада. Если ты ничего не думаешь, то это понятно, что. Не то, чтоб диагноз, но ничего хорошего. Лучше всего относится к этому, как ученый - к объектам. К микробам там.

  - Хороши микробы, - сказала Club.

  - Давайте выпьем, - предложил я.

  - Главное - пить вино,- сказал Петр, наливая, - я имею в виду - в жизни. Ведь в чем смысл жизни? Ни в чем. Сегодня жизнь есть, завтра ее нет. Так говорит Демьян. Кто-нибудь может предложить альтернативу? Некоторые говорят, что счастье - в деньгах.

  - Фи, - сморщилась Club.

  - Вот. Деньги - бумага.

  - Деньги - это ощущение, - сказал я.

  -Что?

  - Просто ощущение. Для жизни человеку нужно не много. Пожрать. Сортир. Туалетная бумага. Ванна. Мыло. Одежда.

  - Кассетный магнитофон, - вставила Лена Club.

  - Ладно. CD-плеер. Телек.

  - Телек - это телеотсос, - сказал Петр принципиально.

  - Хорошо. Телек вреден. Минус телек. Сигареты. Хотя они не обязательны.

  - Вот, вот, - сказала Club.

  - Курить - значит  жить, - не согласился Петр.

  - Ну, сигаретам - плюс.  Все остальное... В-принципе, можно жить и без машины. Я живу. Я работаю черт-те где, и мне этого хватает. Нет, при желании аппетит можно развить до бескрайности. Я, например, не завидую нимфоманкам. Сколько проблем-то.

  -Надо ехать на природу, - сказал Петр.

  - Зачем?

  - Чтобы, во-первых, доказать, что лучше гор могут быть только горы, во-вторых, там можно жить в чистоте и медитации.

  - А водка?

  - А что плохого в водке?

  - А что хорошего?

  - Куда без нее, родимой,- сказала Club.

  - Не водка губит. Тупость губит. А тупость - это нежелание развиваться. Обезьяной же быть интереснее. Для многих прогресс - это вообще заподло. Типа что я, ученый, что ли? Я ж не дурак. Нельзя быть умным от рождения. То есть, с нуля. Вообще, это очень и очень армянская идея. Орлам вообще свойственно из себя что-то строить. Знаешь ты что-нибудь - не знаешь  - какая разница? Мана - мана, и все. Просто более примитивные народы ничего не интересует, кроме физиологии.

  - Нифига, - не согласился я, -все зависит от того, в каком городе армяне живут.

  - А что насчет природы?- спросила Club.

  - В горах есть поселок "Гранат". Почему он так называется, я не знаю. Там живут разные там медитаторы, неопанки, художники. Бороды и их жены. Любители русскости. Им совершенно поебать, что до ближайшего населенного пункта - километров 15 через горы, и то - до деревни. Они не смотрят телек. Нафиг он им нужен? И представьте себе, нормально  живут. Отлично. Не ругаются. Ничего не делят. Наверное, даже лучше, чем мы живут. Пищу добывают сами. Там у них хозяйство есть. В-общем, не знаю, что у них там с единением с природой, но это совсем не то, что наши городские псевдоконцептуалисты, которые тасуются с длинными волосами, в разных там хоббитских шапочках. Это прикольно, но с другой стороны, если капнуть - нет ничего.  Чисто понт. А потом, когда возьмут гитары..

  - Фи, - сказала Club.

  - Я бы попробовал, - продолжил Петр, - Это была бы проверка.

  - А как же борьба?- спросила Club.

  - Борьба? А что борьба? Борьба хороша, если связано напрямую с политикой. Это очень вкусно - чувствовать себя Зорро. Но политика - это битва сильных за колбасу. Сознавай это, не сознавай, она опять тебя затянет, колбаса.

  - Значит, мы идем в лес? - спросил я. - Давайте выпьем за лес.

   Вино закончилось. Я вышел в магазин. Вернулся. Кухня была полна сигаретного дыма. Петр курил в открытое окно. Лена Club тянула сверхтонкие сигареты.

  - Пьем, - сказал я.

  Большая собака пришла понюхать дым, послушать голоса и интонацию их. Улегшись в углу, она шмыгала носом, открывая поочередно то левый, то правый глаз.

  - Все люди хотят денег, - сказал я, - Отсюда все и проистекает. Идеи - это какое-то отдаленно прилагательное. Борьба вся должна на этом и строиться. Я имею ввиду, на деньгах. Деньги надо либо давать, либо отбирать. Я знаю ряд способов. Если мы не будем ставить своей целью отобранные деньги присваивать себе, то это будет неплохо. Если человек больше интерисуется созиданием, чем сверхколбасами, то это вооб9ще сила. Ну, вы знаете. Но так мало кто может. Мы вроде можем. Но у нас и денег нет, чтобы проверить. Верно? Когда они будут, все  станет по-другому. Если их не будем, мы будем оставаться альитернативистами до конца дней.

  - В смысле.

  - Если взломаны два счета... С одного бабки качаются на другой. Оба счета нам не принадлежат. Первый, например, это счет какого-то злодея, у которого от кайфов и шелеста бабла кишки в жопе уже почти полностью жиром заплыли, а второй, к примеру, фээсбэшный. Каков компромат! Этого никто никогда не сделает, потому что это сверхиррациональьно. Но такие вот дела если делать грамотно, их почти невозможно раскрыть. Если нет следов, то в простую логику это не ложиться. Я не имею ввиду данный пример. Не обязательно поступать именно так. Варианты есть. Ведь как получается - ты, например, хакер высокого разряда. Ты не просто скачиваешь какого-либо коня, а программируешь их сам. Тебе известно содержимое виндов наизусть, линуксы, юниксы, сетевые протоколы - стихи, от которых сладко, и хочется их нараспев повторять. При такой жизни... Ты либо где-нибудь в серьезной фирме, либо... в тюрьме, к примеру. Я о том, что это реально даже теперь.

  - Это идея, - согласился Петр.

  Глаза Club загорелись. Она любила необычные явления. И хоть моя область казалась непонятной даже самым отъявленным умникам, было понятно, что после моего ухода она будет еще долго размышлять. Вспоминать меня перед сном. Придумывать какие-нибудь ситуации. Представлять себе мои мозги, к которым подключили монитор, чтобы видеть, что я там, кто я там.

  - Мальчики, вас посадят нафиг, - заключила она тут.

  - А мы еще ничего и не сделали, - сказал Петр, - рано еще нас сажать.

  - Н-да, - сказал я, - совсем ничего. Ни одной слабой попытки. Я представляю себе, когда вы все завяжете по уши, и бояться чего-либо уже поздно будет. Когда надо будет бежать.... Это тогда совсем другой разговор будет.

  - Думаешь, я испугаюсь? - спросил Петр.

  - Я ничего не говорю и не думаю. Че Гевара тоже был окружен толпой, пока был успешен. А конец его был более, чем печален. Если человек хочет революции, он должен быть к этому готов. Хотя бы не так круто. Но кинуть его могут легко - как правило, всем окружающим нафиг ничего не надо. Они просто ослеплены.

  - А я и не буду бороться, - сказала Club.

  - Конечно, -согласился я, - но главное ведь не победить, а бороться. Разве не с чем бороться? В нашей стране всегда было место идиотизму. То ли предки русских позже других из обезьян ушли, то ли еще в чем-то дело.  Я как-то несколько лет в России не жил. Там тоже всякое есть. Но я был по уши увлечен своим делом - и мне было все равно, кто как живет. Сотовый никогда не был предметом понта. Сигареты "Parliament" не были также предметом понта. Когда смотришь на то, как у человека трещит лицо от сложноты, так как у него   "099-я" или "десятка", сотовый и работа, то становится не по себе. Вы видите это повседневно, да? Я ведь видел обратное. Люди живут. Им не нужно бороться. Им не нужно понтоваться. Когда привыкаешь... Нормально ведь, когда тебя на улице не трясут мусора лишь потому, что у них у многих восемь классов образования. Нормально, когда ты чувствуешь себя гражданином своей страны, а не скотом, который обслуживает непонятно кого. Нормально, когда ты хочешь поехать в другой регион своей родной страны и там работать, и это тебе по силам, потому что тебя будут оценивать по умению, а не по штампу о прописке. Например, я хочу в... В Москву, например. Это про приезду мне нужно мутить с пропиской, верно? Страна вроде моя, столица моей страны. У меня много ума, например. Я хочу быть востребованным. Больше ничего. А если какой-нибудь решит поднять цены на проезд в два раза лишь потому, что у него индюшата подросли.... В другой стране его сразу на индюшиную пенсию отправят. А у нас - в два раза - мало. В три раза - мало. И того, кто под индюком, у петуха, например, цыплятки подоперились. В четыре раза. В пять раз. А доллар все стоит на месте, заметьте. Дорожать нечему. Просто наш народ можно трахать до бесконечности. Когда цены на проезд поднимут в сто раз, те, кто будут ездить в трамвае, будут понтоваться перед теми, кто не сможет ездить на трамвае. Все началось с октябрьского переворота, когда власть захватили зеки и босяки. Потому наш народ можно так уверенно загибать. Его же резали как овец. Потом оставшиеся чокнулись и стали друг друга резать. И мы - потомки тех, кто выжил. Мы ведь и не знаем, что в 21-м веке у человека, вообще-то, могут быть и права. В город приезжал президент? ФСБ ходило по квартирам, предупреждая, что если кто высунется в окно в месте следования народного избранника, то по нему снайперы откроют огонь на поражение. Я уважаю презика, базара нет. Но где-нибудь в Германии за такую херню я лично у него бы кучу бабок отсудил. Потому что у нас- одинаковые права. Он - не царь меня и тебя. Он просто на должности. Я, вот, грузчик, а он - президент. Это его работа.

  - Однако, - сказал Петр, - избранностью здесь не пахнет. Я ничего не имею против сегодняшнего президента, он хотя бы образован и интеллигентен. Но в-общем. Но вообще... Кланы воюют за то, кто будет нас ебать. И больше ничего.

Это вся суть нашей цивилизации. Они весь остальной народ считают скотом.

  - Может быть, - ответил я, -откуда мы знаем. Но за границей человека так просто не отъебешь. Я, например. Хочу тачку с зарплаты. Пожалуйста. Мой начальник хочет большего - придется ему потерпеть. Спиздить не так-то уж просто. Такова система. А здесь если кто-то чуть чуть поднимается, он тут же себе во все дыры начинает бабло рассовывать. Нет бы поделиться. А потом - во власть. Вот и вся схема. И дело вовсе не в бедности страны. Дело в самих людях. Доллар не растет - цены растут. Работают ведь только дураки. Умные мутят. Наш народ потомок тех, кто друг друга убивали. Что можно вообще хотеть? Над нами весь мир смеется.

  - Значит, выпьем за революцию. - сказал Петр.

  - За революцию! - поддержала Лена Club.

 

Глава 8.

 

  Несколько дней спустя мы сидели на блатхаты. Я поставил на компьютер "тысячный" "селерон", который .правда, тысячу не потянул, дойдя до 900. Добавил памяти. Мои друзья гоняли теперь GTA.

Также - двумерную "Gooy searhings", которую я накатал в "TGF". Попадая в виртуальный город, нужно было не на шутку сосредоточиться, чтобы сыграть роль Вовы Автояна - разносчика гуев. Особой динамики в игре не было, зато всех веселили высыпающиеся тут и там маты и лозунги.

Они словно мухи из вонючего окна вылетали и цеплялись.

  - Продай игру, - предложил Петр.

  - Тебе, что ли?

  - Дурак. Вообще. Ты бабки заработаешь. Что тебе мешает?

  - Теперь - ничего.

  - А раньше?

  - И раньше ничего. Только страх.

  - Почему?

  - Почему почему. Да, я мог и раньше на "Cyrix" что-нибудь сделать. Хотя игра - это не так уж просто. И для нормального программиста. Я имею ввиду время.

  Блатхата вновь наполнялась. Пришли Юрий, Саша Сэй, Зе, Шелест, девочка Оля "Рабочая". Понятное дело, что водка намечалась. Я тут же представил себе это выражение на английском.

 

V.               Vodka. 1. напиток алкогольный, творческий.

2. образ жизни.

To vodka - 1. пить водку, бухать.

2. Пить по жизни.

Vodka off - упиться.

Vodka out - бухать где-нибудь на природе.

Бухать на капоте.

Vodka up - вмазать (в данный момент).

Vodka away -ебашить ее родную гранеными стаканами.

Vodka down - ползти до дому на автопилоте.

Vodka upside down - валяться, не вставая.

To vodka one`s heart - базарить по пьяне по душам.

Vodking, participle I - причастие. II -Литробол.

We are going to vodka.

I have been vadkaed

   Нормальный язык для этого дела нам не подошел бы. В этом мы так сильны, что остальному миру нужно немедленно упасть и отжаться.

  Наташа Шелест смотрела на меня с непонятками. Так бывает, когда человек не раскрывает свою душу подобно улитке, которая ползет, спеша миновать проезжую часть. А я и сам не знал, как к ней теперь относиться. Мне хотелось кем-нибудь увлечься. Это было как бы реальным окончанием компьютерных ломок.

  Тут поясню:

  Computers are drugs.

  И хуже.

  Дурка сочится в чистом виде. Конечно, разные любители  поиграть нередко попадают в полную зависимость от железяки. Но фанаты, слуги, такие, как я - это дело другое. Если внутренняя вселенная однажды попала в поле биений генератора, выход назад совсем не прост. Ломки. Страшные сны. Сухость во рту. Отсутствие аппетита. Отсутствие моральной потенции. О физической потенции уже и речи быть не может.

  Но - нет ее, дряни этой, склеенной узкоглазыми рабочими Малайзии, и ничего не остается, как жить нормальной жизнью.

  Пить пиво.

  Пить водку.

  Девок трахать.

  Мне казалось, что я уже не заражусь. Размышления о деструктивности бытия, о ненужности человека на земле, все больше проникали в мое сознание. Я представлял себе стадо людское со стороны - масса, жрущая флору и фауну, гадящая, суетящаяся. Смерть планеты.  Но Наташа - это хорошо. Ее можно поиметь еще. Это не то, что сидеть в среде какой-нибудь разработки, медленно плывя в сторону результатов.

  В момент, когда водка лилась в последний стакан, пришла Ламборджини. Это была красно-синяя полная старушенция лет за семьдесят. Типично красные выкрашенные волосы говорили о мерзком характере и липкой душе.

  - Ох-х-х-х-х, - сказала Ламборджини.

  -Здрасти, баб Галь, - сказал ей на то Саша Сэй.

  - О, выпейте с нами , - предложил Зе.

  Поохав, Ламборджини согласилась. И тогда мы услышали ее рассказ о жизни.

  - Ух-х-х-х, -начала она, причмокнув пухлыми наеденными губами, - ето щас по тиливизиру кажут, как город то обороняли. Оно-то, дитятки, по-другому было. А мы тогда  у станице жили. Говорят, голод был. Ну, это кто как смог. У нас семья была, я да Хсохфа. Отец пахал. А нимиц как пришел, так ничего и не зменилось. Как он пахал, так и дальше пахал. У вот. Трактора уже были. У колхоза, я не помню, штуки гди-то четыре было, чи шо. А мы дивками-то были. Не, я-то уже замуж вышла. Но все равно интерисно было вить. Ваня-то на фронте, чи как оно называется. А меня, да и спрашивают, каже где твой мужик? Я говорю - немая. Незамужняя я. Мужики, кто кривой, косой, кто ни на фронти, пашуть, значит. А мы выйдем. Пыль летит. А нимца как будто и нит. Колхоз наш как был, так и остался. Так же трудодни начисляли, палочки ставылы.

  А... Ну... Спрашиваеть отець у предцедатиля - Петя, ну как жиж, ты же ть коммунист. А он ему - тише ты, дурак, каже узнают, убьють. Ну, а они и не узналы. Придут, бабы выйдут, каже спрашивают. Приедут, а бабы вы        йдут и глядять. А те - а мололые есть у вас? А немец смеится. Смеится гад. То жить молодыи. То же ж люди. Воевать -то кому охота было? И на фронт не охота. А на деривни и накормют, и напоют. К нам нам.. А, мама-то моя выглядывает, стоят два нимца. Молодые. Оба высокие таки. Чернобровые. Белокурые. А наши-то мужики все остались калики, да и те после полей все черные. Як чирты. Но ужо тогда да, все на фронти были, только старые оставались, да калики. Ну, спрашивают, хозяичка, а водка е? Ну что, скажешь что ли, что нет. Конечно е. Ну, была у всех вотка. Чо ж. Жалко, что ли? Оно так же ж и было. А водки взялы, смотрют. Каже дивок видели, то же жь не все дома сидять.

  Мы налили водки. Все выпили. Тогда рассказ Ламборджини продолжился:

  Нимцы-то парни молоды, охота тожить на дивок посмотреть, повстричаться. Я... На поле я пошла, у кукурузу, а он - слидом. Он тот был. Один из тех, кто приходил. А по рузки не говорил, но несколько словей знал. Кажу как тибэ звати?

  Ганс, говорит.

  Гансом-то его и звали. А второго - Фридрихом, чи как там по ихниму.

  А потом я пришла, а мамка - то смотрит, но молчит. А то, если кто прознаить, что Ваня на фронте, мало ли чего будеть. В Краснодаре коммунистов вышали.

  Я поихала... Говорю - подвезешь? А Ганс по своему - цмык, цмык. Но понял. Поихали, значить. Смотрю - в полях бабы одни пашуть, немая мужиков. Тики придседатель ходить, палочки все ставит. Потом идет нимцам докладывать - а те чи зарплату хотели начислить, а потом смотрют, что за таак работают, чи шо. У Краснодаре нимцив полно было. А он едыт, миня обнимает, все смотрют, ничо не говорят. На рынок приихалы - ну, работаить, глажу, рынок. Бабы  ходют, ну, и мужики исть. А есть шо в полицыю записалысь. Ходют. З повязками. Бабам чо-то кричат. Те тики водку достают. Тот раз, чтоб никто не видал, выпиль, и усэ. Дальше ходить. Як гузь. Пузо-то впиред выпятил. Ходит. Наглый. Кормют жежь хорошо. Все можно. Нимцы-то своими делами занимаются. Им до наших дила нет. Коммунистов нашли, повесилы. И дило с концом. А простые люди как жилы у колхозе, так и живэ. Хлеб растят. Тики дивкам ни с ким гуляти, они с нимцем гуляют.

  А потома наши шли. Ну, думаю, Ваня если узнаит, убье. А Ганс по своему цмыкает - цмык, цмык. Я думала, он хочить минэ в Гирманию-то забрать. А усе усэ. Уезжают нимцы. Засуетились. А Фридрих, видать, Ганса нет, то же жь ко мне, мол, поихалы со мною. Он ужо в миня влюбился, даже добрый быв. Он же жь видел, какие деньги в деревне. Нимцы-то хотели нам марками получку дать, а потом чо то пердумалы. Видют, что мы палочками получку-то получаем, и ничо, никто не возмущается. Кажут, и хер с вами, хай палочки свои и едять. А я говорю Фридриху - чай мамка меня с тобой не отпустит. Молодая я. А он - цмык, цмык, по-своему хотит сказать, что мол, чиво тебе здесь дилать. Ваши мол придут. Еще больше работать будете. А в Германии, мол, диньги получать будешь. А я хоть б и молода была, поняла... Куды он мине с собой возьмет? Там мужики одни, и он со мной попрется. Да они тики гульки со мной справят, чи шо. А потома Ганс пришел, мол, идэ. Ну, идэм. Он тики бледный. Видно, всэ. Уходють. Они эще думали, что придуть. Ну, на сеновал мене зовет. А я говорю - ну сэ, сэ, ганс, довольно. Идэ, говорю, прощай. Ну, он минэ обнял, как родную и пошел. А потома наши пришли, я уже всэ - стала Ваньку-то ждать... А щас-то чо, по тилику чо тики не говорят. Как глянишь...

  Мы выпили. Пьяная эта речь воспринималась нами как само собой разумеещееся, да и пацаны и привыкли -  Ламборджини в их дела не особо лезла, позволяя делать на блатхате все, что в голову влезет. Также она, старая, была любимой фигурой в жизни Вовы Автояна. Он частенько к ней заходил, пиво брал и жизнью делился. Может, у них общая душа была?

  - А что, баб Галь, хреново наши были вооружены? - спросил басом Саша Сэй.

  - Да хрен его знаить.

  -Говорят, в первое время вообще оружия не было.

  - Ох, - Ламборджини всплеснула руками, - кажу так и было. Ваня так и  не рассказывал ничего. Тики говорит - вам такого не видывать. Не зря ведь говорят, бог, мол, сказал, сейчас век зла, и все плохое делать можно, и ничего за это не будет. Сейчас, дескать, Сатана правит, и бога вообще нет.

  - А хороши нимцы были, баб Галь? - спросила Шелест.

  - Ох, хороши сорванцы.

  Девки наши захихикали в руку.

  - Давайте выпьем! - заключил я. - За нимцев.

  - Круто! - воскликнул Зе.

  Юрий потянулся к бутылке. Стал разливать - не хватило. Открыл новую и долил.

  - За нимцев! - воскликнул Петр.

  - Ух-х-х, х-х-х-х, - сказал Ламборджини.

  Выпили за нимцев. Закусили. Юрий запил водой. Он всегда запивал.

  - А что, баб Галь, хорошо бы было, если б Гитлер победил? - спросил Зе.

  - Да черт его знает. Може и лучше. При Сталине кто жить не умел, и ворон или, и либиду. Корешки копали.

  - А вы еле немецкую тушенку? - спросил Петр.

  - Да приносилы...

  - Хорошая?

  -Хорошая. У нас, я тебе Петя скажу, и сейчас такой не дилают. При Брежневе може где и дилали. На Сивир везли. Ваня по-блату по большому со складу доставал. Так и нильзя было бачить, чтоб кто-то брал. Партия была!

  - А вы были в партии? - спросил Саша Сэй.

  - Ух-х-х х-х-х. Упаси боже. Да на кой чорт мне это нужно? Да и сейчас партий много. Правды же, мальчики, немая. Чо в них делать? Исть, что ли, больше будем?

  - Вот то ж, - произнесла одна из девочек, - как пили, так и будем пить.

  Забыв про разговор, я стал представлять, как сев за комп, сделаю что-нибудь настоящее, могучее.

  Nirvana.

  Ocasama Star.

  Конечно, нужна большая толпа, чтобы совершить большую работу. Один? И один в поле воин. Александр Македонский... Я - не Александр Македонский? Почему я не Александр Македонский?

    Я питаюсь собственным страхом. Я его ем на завтрак, обед и ужин, и вот теперь лишь водка его перебивает. Когда ее много, страха вообще не бывает.

  Пил ли Македонский?

  -Слышали, скоро выйдет новый альбом группы "Нооу"? - спросил Юрий.

  -Слышал, - ответил Саша Сэй посмеивающимся голосом, - а вы, баб Галь, слышали группу "Нооу"?

  -Ух-х-х, х-х-х, чо только не понапридумывали. Сейчас, говорят, все можно, и никому ничего за это не будет.

  Вот так. Это она себя оправдывала. Я сразу понял. Любая злая человек-обезьяна всегда винит кого-то еще. А себя - может только перед смертью.

 

 

 

 Глава 9.

 

 

 

 

  Разговоры о создании партии уже давно ходили в нашем кругу. Было очевидно, что ничего трудного в этом нет . Партия - это люди и их желания. Еще вернее - это люди и желания отдельных. В остальном - идешь и регистрируешься. Избираешь командира. А дальше - и флаг тебе в руки. И - хрен на воротник.

  Я тогда уже примерно знал, где взять деньги. Техническое воплощение, впрочем, висело не только на мне, ибо я - человек не самый смелый, хоть и с воображением.

  Надвигались выборы. Никто из нас не был готов морально. Но с другого края, к чему готовы алчущие псы богатых организаций? Трудно ли, одев лисью шкуру, хохотать шакалом перед камерой?

  Милые рабики! Теперь все будет иначе! Мы, и только мы, не говорим вслух, что вы должны нас кормить, мы увеличим вам пенсию. (Цены?) Мы добавим вам зарплату в два раза.( Но! Зажрались вы, работяги! Неплохо питаетесь! Одеваться стали лучше! Не жирно ли вам столько за свет платить? Свет должен стать роскошью! Отопление должно стать роскошью! Вы мало работаете! Кто не работает, тот не ест! Кто работает, тот тоже не ест! Не ест... Не ест...Не ест... На пять тысяч в месяц можно офигительно жить! Сейчас много дешевых продуктов!

  ...Собираемся добавить зарплату учителям. Образование народа - основа стабильности.

   Мы как-то три дня не пили, и под конец ломало не на шутку. И так штормило разум в это предгрозовое время, что мысли бегали как не знаю кто. Гнуло, как столбы в ветер, как корабли Норд-Ост в Новороссийске. В итоге мы зарегистрировались как "Партия корпоративной мысли".

  Дешево и сердито. Очень сложно для возможных соперников, так как по названию сразу понятно, что мы якобы аутсайдеры.

  Другое дело:

  "Восстановление СССР!"

  "Россия - вперед!"

  "Сверхрусская Русь!"

  "Народный свет!"

  "Святой источник".

  "Мужики и земля".

  Но некуда деваться от давящего разум эстетизма. Во всяком случае, по названию нашему было видно, что народу мы ничего обещать не собираемся. Давать - тем более. Да и зачем врать народу, если и так все знают. Чем патриотичнее название, тем волосатее руки у пацанов, которые там мутят чего-то. А мы, мы готовы мутить в открытую. Только денег нам дайте.

  - Кто будет в президенты балатироваться? -спросил я.

  - Ты, - ответил Петр.

  - Я - в розыске.

  - Что?

  - А ты этого не знал?

  - Откуда?

  - Меня ищет Интерпол. Я, правда, в этом на сто процентов не уверен. Дело было вчера. Когда я сматывался, меня, вообще-то, хотели задержать. Я не знаю, как далеко это теперь зашло. Менты, во всяком случае, меня не ищут, это я точно знаю. Насчет ФСБ - беспонятие. Но в  случае чего могут ведь и найти и посадить. Поэтому я не могу открыто выступать. Так что ни председателем, ни претендентом, ни президентом РФ я не буду. Я даже в депутаты местные выдвигаться не буду. Хотя дело хорошее. Я по бабкам посчитал. В случае успеха нам это по зубам.

  - Н-да.

   Но прежде, чем мы приступили к реальной борьбе, наступил "Месяц славного похихикивания".

  Как выяснилось, этот обряд происходил каждый год. На 20 дней толпа сходила с ума и начинала всячески дурковать. В похихикивание входило:

  - Приколи товарища.

  - Соревнование по скоростному коллекционированию девушек.

  - Удиви народ.

  На стене блатхаты был вывешен трах-лист, колонки которого были еще пусты.

Человек	Взял ТФ (телефон)	Встретился Еще раз.	Поцеловал.	Трахнул.	Заставил стоять На коленях.	Штрафные очки	Общий счет
Петр
Юрий
Валера
Зе
Саша Сэй
Саша 2

 

 

  За невыполнение минимального условия в течении 1,5 суток налагался штраф в размере бутылки водки. Далее пеня росла, достигая в определенной точке угрожающей величины.

  Начал я с того, что составил бизнес-план и разослал всем друзьям, чтоб видели мою реальную корпоративность. Подписано было "Обещаю выполнить в ближайшие 99 лет".

  Погода стояла теплая. Термометр показывал ниже нуля лишь ранним утром. Днем улицы нагревались. Легкие облака проскакивали по небу, напоминая пар или чье-то дыхание. Например, великана.

  Я порылся в карманах, нащупал рублей 150 и отправился в банк. В последние дни мне удалось выиграть на бирже двести долларов - не деньги, конечно, но все же лучше, чем ничего. Тем более, что надвигались приключения. Получив деньги, я решил посетить книжный магазин и там встретил Club, задумчиво поедающую глазами полку.

  - Ха! - сказал я, подобравшись со спины.

  Club от удивления чуть на стеклянный стол витрины не запрыгнула.

  - Нетрадиционный привет, - пояснил я.

  - Ничего себе! - воскликнула она, моргая и вздыхая.

  - Круто, правда?

  - Еще как.

  - Ты слышала о "Месяце славного похихикивания?"

  - Что?

  - Пацаны не рассказывали тебе?

  - Нет.

  -Так вот...

  - Какое похихикивание?

  - Славное.

  - О-па. Ну, чего еще от них ожидать. У них праздники - все самостоятельные, у людей таких не бывают. Сами себе придумают. Вот, например, 3 сентября группа "Камаз" встречается с приведением Че Гана. Это не просто так. По легенде, в этот день приведение выходит из могилы, это происходит на армавирском кладбище. Стоит оно там с бас - гитарой, подключенной к комбику. Раскачивается. Все утверждают, что это правда. Наслушаешься - так и поверишь. Так что меня трудно чем-нибудь удивить. У них это бывает. А тебя что, тоже к этому подключили?

  - Куда ж деваться. В плане похихикивания я должен очень стараться. Уж и не знаю, что делать. Надо как бы делать это для себя. А остальным просто предоставлять отчет. Если сам в это не веришь, а делаешь только на спор, то это все равно не то. Я думаю, что приколы могут быть самыми разнообразными. Вот. Идем.

  Я взял ее за руку, и она последовала за мной в отдел детской литературы. Там я купил несколько одинаковых книжек про Буратино. Одну из них подписал:

 

    Уважаемая Club.

D.J. Ultra Ferro 90

В день спуска разума с небес

Дарит тебе это бесценное сокровище.

Я долго искал родственную душу.

Я обшарил целый мир.

И вот я ее нашел.

 

  - Это тебе, - я протянул ей "Буратино!".

  - То есть...

  - На память. В честь "похихикивания". Теперь ты должна позвонить на блатхату и поделиться своими впечатлениями. Это - плюс в мою пользу. Таковы условия акции. У нас теперь все на спор. Тебе разве Петр не рассказывал?

  - Нет.

  - А...Это у них..

  - А ты что, как бы не с ними?

  - С ними? Нет, я недавно  с ними знаком. Слушай, давай вино пить.

  - Вино? - она остановилась в раздумье, соизмеряя что-то, - ну...

   Понятное дело - она видела меня раз, мало ли что у меня на уме. Хотя Club не из робкого десятка.

  - Что за вино?

  Было видно, что это если и не наводящий вопрос, то что-то вроде попытки поколебаться - отказаться или не отказаться?

  -Не знаю, -сказал я, -А, знаю, Лен. Вижу по глазам. Сейчас ты скажешь, что надо домой... Или еще что-то. Но...

  - Ладно, - согласилась она, -куда идем?

  - В кафе.

  - Идет.

  Так мы пришли в кафе, взяли вина, и я стал рассказывать ей сюжет компьютерной игры, которую составил наполовину.

  - Вообще, персонажи обычно немы, как рыбы. Я почти не встречал реально озвученных игр. Хотя, когда привыкаешь, тебя уже не волнует, что там, как сделано. Минимум слов, типичный набор, иногда - частички юмора. А я люблю, чтобы все было с юмором. Не зря я сошелся с ребятами. Видно, это вот нас и объединяет. Возможно, что чувство юмора вообще одно из важнейших качеств в человеке.

  Мы выпили. Я закурил и продолжил:

   - Сюжет достаточно апокалипсический. И связано это с каким-то снами. В жизни не бывает таких чувств, какие посещают тебя ночью. Потом пытаешься это как-то передать. Рассказать кому-нибудь, но не получается. Каждый занят своими делами, своими проблемами, никому нет дела до того, что твое сновидение может передавать не какие-то банальности организма, а, может, это репортаж из других миров. Никто ведь не знает, что это такое.  Поэтому я старался реализовать себя в этом. Конечно, сделать серьезную работу самостоятельно невозможно. Работая группой, нужно принадлежать либо  какой-нибудь фирме, либо, если это альтернативно, быть уверенным, что твои товарищи в один день не скажут, что устали они, что в-падлу им продолжать. Но у меня все недозакончилось по другой причине. Хотя . в-принципе, это банально. Любую работу можно сделать в любых условиях. Ну вот, я предложил пользователю в игре три пути. Ну, можно было и десять, но он бы запутался. Как рыба в сетях. В-общем, определенная схема позволяет программе сваморазвиваться. Ты начинаешь с самого низа. У тебя нет прав, а сложностей хватает. Мы придумали в самом начале конец света. А потом все происходит как-то странно, в зависимости от того, что выдаст генератор случайных чисел. Наподобие "Града обреченного" что-то, ты получаешь наставника, но это на самом деле в интересах пользователя. Иначе ему сложно будет по лабиринтам передвигаться. Вот. Нужно, чтобы обязательно был подключен микрофон. С наставником можно поговорить, для этого существует программа реального звука. На нашем этапе работы "реальный звук" не расшифровывал  до тридцати процентов слов, но это уже была не проблема. Дело в том, что создавалась эта штука три года, на пустом месте, без всяких предварительных наработок. Если твой ангел-хранитель не является человеком, то придется его немного воспитывать. При определенном стиле игры он может достигнуть неплохих результатов.

   - Ничего в этом не понимаю, - сказала Club. - Хотя чувствую, что дело интересное. Игры... Фи. Игры я не люблю. Интереснее играть в живую. Но, без сомнения, разрабатывать игру - это другое.

  - Ты, наверное, раньше тусовалась с толкиенистами?

  - Да. Что, заметно?

  - Не знаю.

  - Значит, заметно. Мне кажется, у тебя свои собственные стереотипы, и они довольно вредные.

  - Да. Наверное. Но я мало об этом думаю. Я привык работать, думая. Соответственно, я не люблю глупый круг общения. В противном случае мне пришлось бы обращать внимание на себя, фильтровать базар, и все такое.

  - Эта игра чем-то напоминает твои мысли?

  - Ну, это игра - не только моя. Одному сделать серьезную работу не легко.

  - Но все же...

  - Смотря как подходить к делу.

  - Ага.

  - Если что-то хочется выразить, то вообще, это не важно, как ты это выражаешь. Главное, чтобы тебя услышали. Тогда, спору нет, меня можно найти и в игре.

  - И в чем там суть?

  -  Да ни в чем. Каждая игра - это просто развлечение. А у нас - это уничтожение. Как бы уничтожение тебя самого. Но я это так рассказываю, для стиля. Сегодня первый день "Месяца славного похихикивания". Я вхожу, так сказать, в стиль. Представляю себе, вот если бы жить постоянно так - весело и без комплексов. Но все равно, идея эта мне нравится. У нас - типа соревнования. Но с тобой это не считается, так как я с тобой уже знаком. Вот.

  - Тебя с кем-нибудь познакомить?

  - А ты можешь?

  - Конечно. Я так думаю, вы там коллекционированием занимаетесь.

  - Ты сама догадалась?

  - А что еще от вас ждать?

  -А.

  - Романтика, - заключила Club.

  - Куда ж без нее.

  - А революция?

  - Не знаю. Это не моя идея. Да и вообще, если революция в деле - то для нее нужны деньги. Я, в отличие от нашей партии, знаю, где их взять. Вот. Давай выпьем.

  На следующий день я так и сделал - взял всем томики "Приключений Буратино" плюс их модификации И, выйдя на центральную улицу, стал останавливать девушек и задавать дурацкие вопросы. Спустя полчаса я уже сидел в баре с двумя студентками-первокурсницами, приехавшими из какого-то села.

  - А что, есть у вас на селе кабаки? - спросил я тоном спокойного командира.

  - А то, - отозвалась короткостриженная пышка по имени Наташа.

  На том ответ ее и был. Видимо, этим лаконизмом она подчеркнула что-то.

  Принесли пиво и сухарики, которые юные студентки именовали орешками.

  - А я работаю промышленным альпинистам, - сказал я гордо.

  Ожидание вопроса.

  Вопроса нет.

   -Натах, к Т. пойдем? - спросила Алла, девочка смазливая, но глупая.

  - Щаз-з-з!- воскликнула Наташа.

  Щаз - это такая штука, которая может расшифровать любую колхозницу. А без щаз - как без руки. Как без половых органов.

  - Вот цепляет мой друг Сукачев веревку, - рассказывал я, - а только потом закуривает. Представляете? А я спускаюсь. Вижу только огонек его сигареты. Выше - небо. Синее. Думаю, сколько еще так смотреть? Много ли? Как долго еще небо над моей головой будет видно?

Случаешься, застрянет за балконом кошка. Казалось бы - и хрен с ней. Но хозяевам-то жаль ее. Прикинь - вот нет у них детей. Кошка - что ребенок. Вызывают нас. Хватаешь кошку... А она - Мао, Мао, кричит, царапается. Поднимаешься весь исцарапанный. Сукачев смеется и курит.

   - Натах, - сказала Алла суетливо.

  - Да щаз-з, з-з, - ответила ей Наташа с показным раздражением, не заботясь о том, слушают меня или нет.

  Скорее - нет. Выпив пива, подруги собираются валить. Ну, что делать? Не держать же их? Взяв телефона, я желаю им удачи.

  Заказав себе еще пива, я курил и думал ни о чем.

  Почему я не сижу? Если б ущерб был велик, меня б из под земли достали. Такие штуки не прощают. Ведь это все очень просто. Узнали бы адрес брата, приехали. Или б слежение установили. Прослушали телефон. Закинули жучок. Я, конечно, не шпион какой-нибудь, чтобы использовать против меня сложные технологии. Но зато сам я - технология.

A.   S. Antysoft сидит, вот. У него, вообще-то, есть друг, и они вообще очень разные - он и Horn. Первый - экс-чемпион, экс-господь, второй - почти что и не компьютерщик. Они друг другу рассказывают о своем, и, видно что-то в друг друге замещают. К сожалению, это уже в прошлом. Horn, у него в душе всегда что-то тревожное. Мир для него сложен. Он читает много книг и даже какие-то грустные стихи сочиняет. Типа, проживу я мало, и все такое. Все вокруг него дышит суицидальным светом. Все такое бренное, что и дышать на него нельзя - сломается. Я знаю, это типичный человек из разряда ощутителей синих вен, толстых и мрачных игл, холодных, как февраль. Если ты - химический человек, никто тебя не спасет. Никто и никогда. Человек - слишком много и слишком мало.

  Я затянулся. Тут рядом кто-то подсел, и я как-то не сразу сообразил, что это человек, и что он чего-то хочет и говорит.

  - Ну и чо, э!

  Я посмотрел. Это был Демьян.

  - Здорово, дружище, - обрадовался я.

  - Здоровей видали, э, - ответил Сергей, - пиво, значит, пьешь?

  - Не. Девки были.

  - Кобылы? - он оживился и повертел головой.- А где они теперь?

  - Кто?

  - Кто кто. Хуй в пиджаке!

  - А... Ушли.

  - Ушли? Упустил, да? А теперь чисто по пивку загуливаешь?

  Волосы у Демьяна двигались, словно хохолок у попугая.

  - И ч-чо? - спросил он.

  - Чо?

  - Да нич-чо! Слышь. План будешь курить?

  - В смысле...

  - Ну ты тупишь, Валерик. Гавна принесла плана. Домой покатила. А я ей маякую - куда катишь, кобыла. А она - слышь, мне надо пылесосить хату. Так она и пылесосит, слышишь.

  Гавна - это его девушка. Такая же плановая, но гораздо менее босая. С виду даже и вообще не босая, а очень даже приличная. Зовут Танюхой. Белая как снег. Иногда даже слишком белая. Выбеленная. Плохие слова слышны из нее только по накурке. Ну, и по пиву/водке. Гавна - это сокращенный вариант Олеговна. Демьян - он всегда Демьян. Следуя своему босяцкому пиздабольсву, он просто обязан был что-то эдакое с Танюхой сотворить.

  - Снаряд, - продолжал он, - вот тут вот. В голове. От т-34. Толь ко зарядить осталось. Г-г-э. Орудие к бою, х-х-ха. Бабы - они все шумоголовые. Нормальных баб я вообще не видал. Я своей сказал. Говорю только одну фразу чисто.

  - Эй, ну у тебя и кардан!" Ну, и пиздец. Я потом смотрю - перед зеркалом стоит раком и между ног смотрит. Правда типа кардан у нее большой, или нет.

  Попив пива, мы вошли в узкий дворик. Демьян вынул косяк и принялся его мять и слюнявить.

  - Поедем потом к Вас-сильевой, - сказал он ученым каким-то тоном, - она неплохо сосет. Не знаешь Вас-сильеву?

  - Не.

  - Да что ты знаешь вообще, Валера? В ящик в свой пялишься. Ты королеву рта когда-нибудь видел? Во. Щас увидишь. Там ваще пиздец! Там если что, и маман возьмет. Они погуляют, а потом дочка маману рассказывает, а маман - дочери. Вот увидишь.

  Мы покурили. Я так как на траву не силен, то сразу же и потерялся. Голова тут же заговорила сама с собой. Если я что-то спрашивал у Демьяна, то Демьяна самого не слышал. Отвечал мне кто-то изнутри. Там какой-то большой свет находился, и пока я его не трогал, все нормально было. Теперь же он ожил и требовал полемики.

  А Демьян о чем-то своем говорил, говорил. Может, с кем-то еще говорил. Может, грубил. Он любит грубить. Босяки вообще очень много о себе думают.

    Поле регистров процессора открылось передо мной. Я закрыл глаза, чтобы избавиться от видения. Протер веки пальцами. Сквозь темноту кристалл вновь высветился бледный, красноватый по углам. Лабиринты чипа, тошнотворные линии, по которым его величество блевотное чувство пробегает. Сверху нависла тень.

  Кулер ставят, подумал я.

  - Есть чо? - спросил у меня незнакомец.

  - Чо? - не понял я.

   Мы мчали в трамвае. Людей было мало, и никто на нас внимания не обращал. Понятное дело - кому до кого теперь есть дело?

   - Мы к Васильевой едем, - сказал я.

  - Есть чо? - повторил незнакомец.

  - Да слышь! - выпалил как из ружья Демьян. - Хуля доебался? На вот. На дне. Пятка. О слышь, братуха, куда пиво понес? Дай пива!

  Это он к кому-то еще обращался. А тот спасовал, и дал пива.

  - Братуха, ништяк, - сказал Демьян громко.

  Тут-то народ ожил. Все на нас смотрели, но как-то искоса, боясь, что мы их взгляд перехватим и что-нибудь скажем. Пиво помогло. Процессор исчез. Близь прояснилась. Подошла кондукторша.

  - Что ты смотришь, красивая, - обратился к ней Сергей, - да, я слишком молод для тебя! Не, я если что, позажигать могу. Сколько? Да слышь, сколько есть - все мои. Сорок. Чего? И ч-чо? Ты, да я бос-сяк! Я по жизни босяк. Тебе это слово знакомо?

  Когда мы выпили, меня уже порядком отпустило. Столбы фонарные выровнялись. Машины движение свое нормализировали. Посередине дороги торчащий постовой исчез, и не было его.

  - Творческий план, - сказал Демьян.

  Васильева, когда дверь открыла, Демьяну вовсе не обрадовалась. И была она камкой-то тройной, Вас-сильева. Закрою один глаз - соединяется она воедино. Сделаю зрение "стерео", вижу, что душа - отдельно, тело - отдельно, и еще нечто паразитическое, с пирожком в руках. Жует, радуется чему-то.

  А Демьян с порога - в атаку:

  - Родная, я к тебе.

  - Ты... Ты что, один?

  - А хуй его знает. А не, не один. Смотри, Вась, это Валера. Он это, политик. Партию "Корпоративной мысли" слышала? Да, такая вот хрень. Валерик - он скоро будет командиром. И вообще, он скоро станет президентом. Веришь?

  - Демьян, успокойся!

  Васильевой было где-то 19-20. Форма ее зада говорила, что голова ее полна жизненных философий. Даже сверхжизненных. Такие зады - античеловеческие. Они кому-то сразу отдаются, а кому-то вообще не отдаются, не смотря на образ жизни. Это как босячество.

  Губы у Васильевой были неприятные, хотя пытались косить под интеллект. Но Демьян ее сразу в угол зажал:

  -Сосать будешь, родная?

  - Ты сейчас вылетишь отсюда, слышишь? Я милицию вызову.

  Началась перепалка. Демьян всегда утверждал, что развести можно любую бабу, и что, мол, именно он это может лучше других, так как босяки - народ особый. Типа не люди, а где-то около бока, только не понятно с какого края.  Босякам типа это и положено - уметь развести кого угодно где угодно.

  Я присел на кухне. Выпил чаю из носика чайника. Посмотрел в окно - восьмой этаж, и вокруг - район многоэтажный, будто и не в Краснодаре мы, где все кругом - одна большая мегастаница, а где-то еще. На секунду я замечтался, потом забыл, о чем мечтал, встал из-за  стола и влез в холодильник.  Нашел там "шаром-покати" и бутылку водки, поставил водку перед собой и стал пить маленькими стопкам, не запивая.

  На полубутылке на кухню вошла Васильева - красная, злая. Юная змея.

  -Извини, - сказал я, - вы там кричите, а я что, виноват. Что мне еще делать? А? Вот ты мне скажи, что мне тут еще делать? А почему, Васильева, у тебя в холодильнике пусто? А? Хочешь, я схожу в магазин. А? Хочешь пива? Или водки? Что хочешь - куплю. Рыба там. Колбаса.

  - Ты не думай, - успокоилась Васильева, понимая, что раз я развожусь на бабки, значит я - не самый для нее потерянный человек, - Демьян - он по жизни Демьян. Я даже на него и не обижаюсь. Накурился как сука. Спит. Как он меня заебал! Ты не представляешь, как он меня заебал"

  - Так что, я схожу за пивом?

  - Да, сходи.                                                                       

  Сила халявы - сила необыкновенная. Сила движущая. То, что большинство людей продается - это почти все знают. Идешь, покупаешь. Кто не покупается. Тот особенно как-то уродлив, так как весь мир - рынок. А если ты не такой...

  Я купил 1,5 пиво, четыре бутылки, чтоб запиться можно было, рыба, хлеба, колбасы и еще чего-то. Думал - приду - не откроет Васильева. Но не в Америке мы. За пиво, за колбасу простая девочка везде тебе откроет. Куда ж ей, Васильевой, было деваться? Халява - матушка, халява - церковь России.

  Мы сидели на кухне, пили пиво. Я рассказывал ей о Joan Nilsen, которая вследствие своей телесной тонкоты боялась ложиться под мужиков, и всегда либо сверху садилась, либо на колени становилась.

  - У меня как-то не так было всегда, - говорил я, - я всегда не мог из головы мысли выгнать. Именно с ней. Особенно, когда она сверху была.

  Вскоре мы откровенничали не на шутку.

  - А ты в жопу никогда не пробовал? - спросила Васильева.

  - Ты чо?

  - Нет, я имею ввиду, девку.

  - Ну..

  -Что ну...

  - Ну, пробовал.

  - Узко, правда?

  - Как бы да.

  - А у меня парень был, то ли косил под армяна. То ли и был армян. Он только в жопу любил. Говорил - как детей надо будет делать, тогда я и сделаю все как надо. Ну вот. Ты себе представляешь, сколько напрягов.

  Мы пили пиво. Демьян спал. Скоро и меня сон стал одолевать. Тогда Васильева, видя это дело, влезла мне на колени и стала ширинку расстегивать.

  - Ты правда сосешь? - спросил я.

  - А ты как думаешь?

 

   Утром следующего дня я обнаружил у себя в почтовом ящике пачку Гуев. Сел за стол. Выпил воды. Зевнул.

  - Гуляли вчера? - спросила Таня.

  - Да,- ответил я помятым голосом, - слушай, а какой сегодня день недели?

  - Четверг.

  - А.

  - Ты сегодня работаешь?

  - Не. Я там больше не работаю.

  - А что делать собираешься?

  - Участвовать в предвыборной кампании.

  - В смысле.

  - В самом прямом, Тань. Чо работать? Зачем? Ну, работаешь ты, чтоб есть, да. А в-остальном, что толку? Потом у тебя становится очень много разных вещей. Ты их себе, бля, наживаешь, Ну и что? Некоторые работают, чтобы быть умными. Я, например. Мне деньги не важны. Просто я хочу иметь нормальные условия. Мне даже тачка не нужна. Бог с ней. Пешком пройду, на трамвае проеду. Ничего. Но вот что я не понимаю - я разбираюсь во многих вещах, а какое-нибудь существо, которое вообще ни в чем не разбирается, оно мной управляет. У него чисто клешня. Чик! Схватил. Чик!  Еще схватил. И он командует. А я, если взять различные области знаний, я ведь даже и соревноваться с ним не смогу. Он же совсем никуда. Просто человек из каменного века. А все знаешь, почему. Вот, подняли маршрутку в два раза. Да? А все взяли и отсосали. А за рубежом никто б на этих маршрутках не ездил. Забастовка бы была. Поэтому, Таня, не буду я больше порошки грузить.

  - Ты что, Валер, - сказала она испуганно.

  - Да ничего. Все нормально.

  - Борщ будешь?

  - Кубанский?

  -  Ну, не американский же.

  - А.. Нет. Не хочу. А вообще - давай.                             

 

 Глава 10.

 

 

  Вскоре  мы сидели на блатхате. Скинувшись, накрыли на стол. Вообще - это московская мода - все дела без стола не решать. Мы как бы не отстаем, но не из корпоративности (не смотря на название), а просто потому, что бухать все любят. Председателя пока нет. Все решает собрание, и я - его секретарь. Здесь же - Петр, Юрий, Зе, Саша Сэй, Саша Худой, Наташа Шелест. Пригласили и Демьяна. Но молчал Демьян.

  - Вопрос прост, - сказал Петр, - как и что будем делать. Заявку мы уже подали. С этим проблем нет. Но только что толку от нашей нищей заявки? О нас даже люди не узнают! Даже стыдно не будеть! Если какая-та партия выглядит нелепо, то над этим можно посмеяться. Если слишком по-коммунистически - то похаять либо похвалить. Эфирное время нам выделят, базара нет. Самый что ни на есть минимум. Поговорим. Скажем пару слов. Удивим народ. Чудеса бывают. Не, я в сказки не верю, но как не поверить в нас, да? Как же тогда бороться? Так что будем исходить из того, что есть и решать все на этой основе.

  - Да я выступлю,  слышь, - подал голос Демьян.

  Все засмеялись.

  Я могу быть председателем. Это спокойно. Структурно мыслить - моя профессия. Почему Петр? Это, вообще-то, и не партия, это - Петр. Он пытается играть, играть в бога, а это и есть настоящее. Единственное настоящее, что только можно придумать. Креатив - слово для объяснения процесса. Я представляю этот процесс  у огромного существа. Когда он еще в кроватке, писается, в мире - вулканизм, ранние дожди и пахнет серой, потому что недра раскрываются, и вечно оттуда что-то вытекает. А с первой мыслью он втыкает по инфузории-туфельке, и появляется она, зеленая королева.

  Любой креативный человек несравненно выше любого большого бизнесмена. Как пить дать. Просто мир не тот. Полигон биологических банальностей.

  - Председатель - Петр, - говорю я, - разве6 что Демьяна избрать. Хотя дело еще в эстетике. Ради стиля нужно, конечно, выбрать Наташу Шелест. Она молода и сексуально. Когда люди увидят ее фото, волнения не избежать.  К сожалению... Как всегда.. Если бы у нас были бабки, мы бы могли позволить себе такие эксперименты. Вот. В нынешнем состоянии это невозможно. Только Петр может мыслить наиболее конструктивно. Нет. Я не говорю, что мы не можем. Мы тоже все весьма и весьма продуманы. Но только Петр лучше всех понимает идею. Ну да.... Еще Демьян. Я бы предложил его на роль PR-директора. Активного, я бы сказал, пиарщика.

   - А чо, - отвечает Демьян, -ч-чо, я могу, еб ты. Надо пойти в институт, дать чувакам по бутылке пива, записать их в партию. Чисто каждому по удостоверению. Устроить митинг чисто. Прикиньте, пацаны, чувачье соберется, пиво... Травы покурят. О корпоративной мысли побазарят. Чисто, мол, надо не орать, а дело свое показывать. Чисто мы против прописки, мы - за умные людей, блядь! Да хуля говорить, пацаны... Надо объяснять молодежи, что все партии - это просто балаганы для барыганов. Чисто кого-то выставили, у кого язык есть, а бывает, что чисто и языка нет, барыган чисто сам себя выставил, и все, бля. Меня вот тоже бы выставили. Хуля... Хуля говорить, пацаны...

  - Да, это тема, - соглашается Аша Сэй, - мы до сих пор только Гуи разносили, и то - посредством Володи. Гуй неотрицаем. Да. Что тут сказать? Но я еще могу сказать, что люди найдутся. Многим студентам вообще делать нечего. Они все свободное время смотрят на табло сотового. Чо-то ищут там. А другие - либо пиво пьют, либо траву курят. А то есть шанс поорать, себя показать. Надо им просто объяснить, что это круто.

  Деньги.

  Деньги, деньги, деньги.

  Я все это понимаю, но молчу, потому что не все энтузиасты смогут с этим мириться. Когда чувства переполняют, кажется, что можно и стены лбом прошибать. Я не говорю, что это невозможно. Нужна безупречная вера, и - несочетаемая с ней ясная голова. Вместе они и дают Александра Македонского. Гитлер, он не тот даже как явление. Скорее он - кукла системы.

  Петр готов делать все без денег. Я знаю таких людей. Многие ломаются и потом становятся жутко алчными. Другие многие ломаются просто так. И то, и другое- банальные смерти личности.

  Где взять деньги?

  Я прикидываю все структурно.

  Визитки.

  Принтер.

  Календари.

 Специальное издание.

  Офис.

 Оргтехника.

  Личный водитель...

   Нет, слишком, слишком много. Можно собрать эту все оргтехнику по комплектующим, но какие мы. Блин. Конкуренты навороченным браткам на мерсах. Они что, полны идей? Просто в наше время битвы за колбасу не всегда сопровождаются стрельбой.

  Что, если самим стать бандитами? Слишком много времени нужно на развитие, с другой стороны - на кой хрен мне все это нужно? Просто на жопу приключения? У меня их было достаточно.

  - Бабки где возьмем? - находится наконец Демьян.

  И тут же сам себе противоречит:

  - Да хуля говорить, мужики. Что мы, мужики, никого не разведем? Да ебать!

  Босяки всегда так говорят, когда нужно кого-либо на бухло развести. Типа - хера ты жопишься, пойдем до пацанов, денег возьмем. Ну, и разводят так до бесконечной бессовестности.

  Может, высшее состояние человека - человек играющий? Во всяком случае это - оправдание многих идей.

  - Давайте сегодня напечатаем... Ну, как ее. Чисто эту... Программу. И корочки. Я завтра пойду в партию принимать! - кричит Демьян.

  Я сразу же представляю, как там будет.

  - Ну, пацаны, наша партия... Ну, как сказать... Она для тех, кто живет мужиком.

  - Ну, девкам ведь тоже можно?

  - Мы будем собираться и пить пиво.

  - Мы - типа антиглобалистов, только круче.

  - Мы - за мир во всем мире.

  - Мы хотим, чтобы студентам вновь разрешили курить в институтах.

  -Вообще, ху... то есть, что тут говорить. Молодежь на выборы не ходит. А мы - за понятия.

  И вот Юрий вставляет бумагу в матричный принтер, и - заскрипело. Демьян завтра  встанет после накурки. Стоп. Надо ведь раньше договориться, чтобы ему выделили аудиторию. А то ведь могут и Ментов вызвать, если он будет буром переть.

  К середине нашего заседания уже выпито четыре бутылки водки, про пиво и говорить нечего. Все запивают. Представляю, как оно наутро будет. Мы. Конечно, не Саша Белый, но тоже бригада ничего. Посмотришь - с первого взгляда башни как - будто совсем нет и не предвидится. Только карманы пустоваты.

  - Надо давить на молодежность, - выступает Юрий, - Была же партия любителей пива.

Голосов, правда , они едва едва на ноль целых две десятых набрали.

  - Но мы же собираемся набирать? - спросила Шелест.

  - Но мы же чисто, бля-ядь, кандидатов в думу кидаем, красивая! - воскликнул Демьян.

  - Собираемся, - продолжил Юрий, - я думаю, нам повезет. Я это чувствую. Но везение везением, нужно много сделать. Серый прав, я знаю. Мы наберем много кандидатов. Можно будет устроить митинг. Пойти на радио. Конечно, так сделают и  многие другие. Зато мы - альтернатива толстым. Люди должны это поддержать.

  - Ха!" - вновь воскликнул Демьян, - Кто? Кто тебя поддержит? Люди - быдло! Вот, блядь, если водку вынести на улицу  Красную и наливать по пятьдесят, то другое дело. Да и то. Найдется какая-нибудь свинья, которая по телеку все это раздолбает в пух и прах. Я, пацаны, знаю. Я - босяк! Жизнь - говно, а потом... А потом - смерть! Мы не выиграем, так как по честному все. Вы же на себя посмотрите. Вы все это делаете из принципа. А никто никогда ничего не делал из принципа. Всегда - только из-за бабок! Я тоже за правду. Надо быть та4кими, как, бля-ядь, декабристы. Пушкин, блядь. То есть нет, как его...А...Пущин... Кюхельбекер. Рылеев, бля-ядь. Она, бля-я-ядь, не за бабло на дело шли. Но зато это же раз, как его, ну в сто, блядь, семьдесят восемь лет бывает! А сейчас вообще быть не может! Тогда Пушкина читали. Ништяк. А кто сейчас его читает? Щас у кого в жопе сверло поизвилистей, тот больше и прыгает. Я думаю, надо рогом упереться и все варианты просчитать. Хуля... Хуля говорить, пацаны. В 41-м Москву же отбили. А вроде и не судьба была.

  Демьян был прав насчет эпизодического героизма. Я жен считаю, что это дело случая - дерзнуть и не пропасть. Вроде как в одиночку подбить танка 3-4, в пьяном виде, с криком "еб твою мать", а потом еще и не стать моральных уродом после этого. На самом деле, я выполнял привычную для себя операцию, и лишь в свете последних движений это могло показаться чем-то особенным. Просто каждый делает свое дело. Кто-то - плохо, кто-то - хорошо. Каждый имеет право на свой звездный час.

  ... Начало зимы. Москва. Парни в пальто. Все курят. Все оживлены, и водкой от них не разит, как обычно, хотя должно. Эх, где ты, A. S. Antysoft? Сообщить ли мне тебе мысленно?

  Я жив. Я вынул из себя червей, которые плавали по крови, и высыпал их в канализацию. Они еще там дергались в унитазе до смытия, а потом - пш-ш-ш. Подземные реки, великие реки, а куда там дальше - это уже не мое дело. Страх победить - не поле перейти. Да и не жизнь прожить. Страх-то жизнь и придумал, иначе бы души в телесной оболочке не рождались. Я вновь в деле, Antysoft, слышишь? И старые фишки, бившие лучших охотников за хакерами, я не использую. Я все придумал заново. И это не только мое. Это я и для тебя сделал. Я просто не знаю, как тебе сказать об этом.

  Выпить ли водки перед делом? Нет. Не хочется водки. Заводятся вентиляторы. Машина поехала. Браузер показывает мне замыслы Web-дизайнеров. Пацаны сидят вокруг, пялятся, ничего не понимают.

   -Что будет, если отследят? - спросил Петр.

  - Бабки получаем сегодня же, - ответил я, - в конце концов, мои документы - поддельные. Думаете, это сложно? Нужно просто успевать оглядываться и не делать по два раза одно и тоже. В данном случае, мы делаем одно и то же несколько раз. Если хоть один банк нас запалит, мы все равно не сможем успеть свалить. Гласное - всем вместе не светится, и просто так не светиться. Во всяком случае, я свою систему отладил. Мне гораздо труднее влететь, чем вам. Машину завтра, возможно, отвезем на рынок. Даже если ничего не выйдет - сдадим - будут бабки на билеты. Но я вам скажу - шансов на положительный результат довольно много.

   Пальто висят на вешалках. Дым сигаретный висит , качается, в нем пририсовываются какие-то фигуры. Сердце волнуется. И это не смотря на то, что я - в своей воде. Несколько машин из клубов, где мы сидели ночью, автоматически делают подобные действия с целью создать отвлекающий маневр. Бабки переводятся на другие взломанные счета . Вот где фишка нестандартной логики! Это может кого угодно в тупик завести.

   Смог бы я раскусить сам себя?

------------  -------------------------

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

-         ------------------------------      

 

 

 

  - Как дела? - спросил Петр.

  - Дела как дела. То есть, я хочу сказать, что дела - у прокурора.

  - Долго еще?

  - Нет.

  - Я уже в окно посматриваю, - сказал Юрий, - вдруг за нами уже приехали.

  - Хорошая мысль, - ответил я, - вы если что, понятия не имеете, что я делаю. Ладно?

  - А что, правда могут приехать? - спросил Петр.

  - Не знаю. Со мной такого не бывало. Только в фильмах видел.

  - В фильмах хуйни разной много, - заметил Юрий.

  - Жаль, Шелест с нами нет, -сказал я.

  - А чо, чо? - не понял Петр.

  Я представил, как дом окружают фсбэшники, ОМОН приезжает. Парни все здоровые. Глупые глаза пялятся на нас из разрезов черных масок. Кричат. Машут за свои несколько тысяч в месяц стволами. Тащат нас в луноход. И все. Боливия, 1967 год. Че Гевара взят в плен. А тупорылые парни, толстолобые рукопашники, вечером они водку пьют, беседуют. Говорят о тех суках, которых они не поймали, которых непременно нужно поймать. А была бы Шелест - мы бы заколотились в спальне и наслаждались бы друг другом, как Бонни и Клайд. Но я ее не люблю - женщины сами не знают, чего они хотят.

  - Давайте пожрем, - сказал я, устало протирая глаза.

  - Чо, как? - спросили у меня.

   - Нормально, - ответил я, закуривая, - нормально, вроде. Давайте похаваем.

  - Ты волнуешься? - спросил Петр.

  - Даю

  - А я как бы нет, - признался Юрий, - я просто ничего не понимаю. Ну, работает комп. Я на компьютере знаю только Office 97. Ну, могу рожу в paint нарисовать. Это потому, что я - поэт. Что мне... Включил комп, сочинил пару строк, выключил. Включил, вновь досочинил.

 

Мы лежим вальтом.

Ты лежишь в пальто.

 

Слышали? Это такой сборник стихов, который есть в Интернете. 40 посещений в месяц. Три отзыва за год. Неплохо, да? Водка ж есть у нас? - он выглянул из-за открытой двери холодильника. - А, пузырь! И пиво. Давайте выпьем перед едой.

  - Давайте, - ответил я нервно, - что-то я никогда так не волновался. Странно. Обычно... Обычно мало кто понимает, что он делает.

  Юрий протянул мне рюмку.

  - Но пасаран!

  - Давай давай, - ответил я, - хуй с ним, со всем. Если что, мотаем в Таиланд.  - я выпил и закусил огурцом.- У меня там есть коны. Если что, работа найдется. Там много всяких левых хуен. Штамповка видеокарт, например. Цех по производству 33-х шлейфов. Мотанем. Никто и не догадается, что мы в Таиланд рванем.

  Я обильно запил пивом. Заглянул на дно, увидел сквозь мелкую пену решетку тюрьмы, и за ней - бога сетей, врага чрезмерных циников - Антисофта. Может , это я там сижу? А по земле лишь тень моя ходит?

  Зазвенел мобильник:

  - Алло.

  - Это я.

  Голос можно изобразить на картине, и подписать - это не образ, это ощущение голоса. Я бы вставил в рамку блудливую собаку, грязную и мокрую, хвост - между задних лап телепается как тряпка. Смотрит собака искоса, ждет оплеухи.

  - Ты ? Откуда ты узнала мой телефон?

  У меня все переворачивается. Кровь приливает к вискам. Интерфейс на экране раздваивается.

  - Я приезжала. Твоя невестка дала твой номер.

  - Как, так и дала?

  - Так и  дала.

  - Сейчас, подожди.

  Я выпил и поджег сигарету. Вот оно. Я доказывал себе.  Я вынимал разум, и, осматривая со стороны, чистил. А грязь так и осталась.

  - Валерик, - Вика едва не плакала, - ты меня простишь? Валерик! Я много думала. Я не могу без тебя, ты слышишь?  Валерик...

  - Что ты хочешь?

  - Я хочу вернуться к тебе, Валер. Ты слышишь? Ты слышишь меня, Валера?

  - Что ты хочешь?

  - Я...

  - И что?

  - Прости меня.- она наконец заплакала - Я много плохого тебе сделала. Я знаю. Я - сволочь. Хочешь, убей меня, Валерик. Мне большие никто не нужен.

   Ну и все, поплыла дурка. Раздавили заразу, и пошла она пьянить кровь. Любовь, конечно, есть существо-вампир, которое должно вовремя схватить жертву свою. Хочешь избавиться - не живи.

  - Что ты хочешь? - спросил я.

  - Валерик. Скажи, ты меня простишь? Валерик... Я хочу быть с тобой. Только с тобой, больше ни с кем. Ты простишь?

  - Да.

  -Да?

  - Да. Все, давай. Перезвони позже.

  Объективность проста и ржава. Узнав, что у меня есть сотовый телефон, она вдруг решила, что у меня в России дела идут неплохо. Она ведь совсем глупа и низка, но так многие живут, судя по людям по одежде. Ей вроде бы моя одежка не нужна. Меня как кожу сверху нацепить и гордиться.

  Но то, что я все-таки ее люблю - печальный факт. Один звонок. Одно слово. И я поплыл, как мороженное. Хил все-таки разум перед дырой природы человеческой. Черная дыра солнце смотрит и сосет. И все сосут. Никто ничего не видит. Я только хотел что-то себе объяснить, да и также туда отправился - сердце свое обсасывать. От баб много серьезных людей погорело.

  - Ну чо, давай допивать? - спросил Юрий. 

  Я выпил. Вошел в банк, открыл свою липовую кредитку. Посмотрел на сумму. 

  Отлично.

  - Победа недалеко, - сказал я, - бабки уже у нас. Давайте.

  - Что, по коням? - спросил Петр.

  - Да. Едем за бабками.

 

  В Москве метет. Муравьи - существа теплолюбивые. Облачились в меха убитых животных и животных пластмассовых. Двигаются по маршрутам, запрограммированным давно и не здесь. Шаг вправо, шаг влево - как попытка к бегству. Система строго следит за аномалиями.

  - Куда? - спрашивает таксист.

  - Измайлово.

  Я смотрю на высветившийся номер. Откуда она звонила? У нее есть труба?

  ОК.

  Идет вызов.

  - Да, слушаю, -говорит Вика.

  - Ты решила надо миной посмеяться? - спрашиваю.

  - Я? Ты что, Валер? Когда я над тобой смеялась? Я правду говорила. Ты правда меня можешь простить?

  - Не знаю.

  - Нет, я понимаю, что тебе не легко так сразу принять решение. Я много в последнее время думала о нас с тобой. Иногда видела тебя в толпе. Но это был не ты. Просто я хотела увидеть знакомые черты, и если прохожий хоть немного напоминал тебя, я вся вздрагивала. Потом я себя останавливала - зачем я тебе? У тебя давно другая жизнь. Другие девочки. У тебя их много. Ты зарабатываешь  деньги.  А кто я для тебя? Тень прошлого?

   -Ладно,- сказал я, - позвонишь потом.

  - Ты где?

  - В Москве.

  - Где?

  - В Москве.

  - А... А что ты там делаешь?

   Ну вот, типично, типично помидорно, и все такое. Что еще от нее ожидать?

  Такси несется через снег, через чьи-то сны, которые в этот момент ощущаются и читаются. И не нужно закрывать глаза - все это рядом с тобой. Водитель слушает три аккорда Глюкоза и курит, Я чувствую, как вертятся кругом миры. Он вечером придет домой, к детям. Купит пивка. Посмотрит ящик. Закурит. Может, обсудит что-нибудь с женой. А я вечером  буду либо шампанское пить, либо в камере дубинкой по почкам получать.

  Звонит Саша Сэй:

  - Летчики - ОК.

  - Понял. Пока.

  Я знаю, что все телефоны пишутся на компьютер ФСБ, а потом по ключевым словам находят опасных для питомника людей. Много разговаривать просто опасно. Мы отыскали опытных пилотов, которые постоянно занимались транспортировкой травы из Краснодара. Подделались под ту же марку. Столько-то за перевозку, столько-то за  транспортировку, столько-то - за мусоров (платят они). Несколько коробок бабок летят на юг. Мы летим тем же самолетом.

  - Приехали, - говорит таксист.

  Мы расплачиваемся.

 Систему, безусловно, обыграть можно. Она - не самый лучший шахматист. Да самое сильное  тут то, что она вовсе не играет, и потому защищаться не может. Но нет шахматистов. Едва появляется власть, едва бабло зашелестит, мутнеют зрачки. Аппетит перебивает все стремления, и системе ничего не остается, как взять нас, собак и взбешенных.

  Думает ли об этом Петр? Он ведь не банальный мечтатель. Он должен суметь. Но никто до Петра не сумел. Человек-концептуалист слабее человекоколбасы.

  Иду в банк. Звонит Петр:

  - Я - у цели.

  - Я - тоже.

  - Как дела?

  - Нормально.

  - Ждут?

  - Нет.

  - Точно?

  - Как будто.

  Занимаю очередь в банк. Ждут меня? Нет, не ждут. Если палево и было, то никто, по ходу, еще не допер. Кто мы, откуда мы, как выглядим?

  Кассирша глядит в компьютер. Потом - в мою книжку.

  Снова такси. Тверская. Банкомат.

  Еще одна касса.

  Еще один банкомат.

  Система запутана. Я хорошо знаю людей, которые,  открывая глаза поутру, видят не блики уходящего сна, и не злой пластмассовый пик из будильника их будит. Парятся они. Я же давно мечтал действовать алогично. Любая спецслужба видит в подобном человеке зверя. Им и в голову не придет, что разыгрывая дурачка, человек отдает себе отчет. Минимум жадности. Максимум веры.

  - Сосны, сосны, край, блядь, родной, - говори по телефону Саша Сэй.

  И я знаю, что все нормально. Бабки на руках. Их остается упаковать и ждать машину, на которой Петр Иванович, штурман ЯК-42, повезет их в аэропорт. По дороге его никто не остановит, так как мусора получат свой куш.

   Если что, я его лично убью.

   Нет, я не согнусь под гнетом облома, если что.

   Снова звонит Вика. Она шепчет. Я ей шепчу. Это напоминает идиотизм, и это и есть идиотизм. Мне с Викой не по пути, я знаю. Но никто не может меня остановить.

  В аэропорту встретил я толпу нашу. Саша Сэй, Петр, Юрий.

  - Надо выпить перед полетом, - сказал  Юрий.

  - Я знаю, - ответил я.

  - Коньяку?

  - Коньяку. Конечно. Берется коньяк за горлышко. Именно так. Вынимается уверенной рукой и просвечивается божьим светом. Подносится к глазам. Глаза смотрят через стекло, коньяк смотрит через глаза в душу. После этого его разливают по бокалам и закусывают лимоном.

  Юрий стал наливать. Мы выпили, стоя рядом с большим табло.

  - Великая французская революция намечалась так же, - сказал Петр, - они тоже пили, мечтая о светлом потом.

  - Результат не имеет значения, - произнес я, - рай земной, что ли, мы ищем? Тогда  надо ехать в Африку, где первобытным племенам многое понятно из того, что нам непонятно.

  - Поехали в Африку, - засмеялся Саша Сэй, - зачем нам мучиться с Россией? Тут люди злые, хитрые. С этими бабками мы купим где-нибудь в республике Чад большое поместье. Заведем себе негритянок. Потом и дети пойдут полунегры - полурусские. Там мы будем вести агитацию. Захватим в республике Чад власть. Назначим кого-нибудь из нас королем. Будет империя. Черный Петр, например. Black Peter Imperio. США пошлют свои войска. Типа им надо ебало свое засунуть в наши дела. Будем воевать. Защищать свою независимость до последней капли крови.

  Объявили посадку.

  - Я надеюсь, пацаны, -сказал я, волнуясь, - что через десять минут я выпью с вами еще по одной рюмке в салоне самолета. Мы проводим Москву, а в следующий раз к ее воротам будет прибит щит.  

      

Глава 11.

 

 ... Сижу в офисе. Открыл окно. Курю. Мыслей нет. Хочется быть автоматом. Почти таким же, как все, кому не приходит в голову, что жизнь - это не только он сам и целый мир в голове с отображением людей. Быть автоматом - здорово. Гораздо труднее делать навигацию вручную. Каждая эмоция - ответ на игру твоих отражений. Страшно подумать - все, кого я вижу, они просто живут во мне, а они настоящие - это совсем другое, и я их никогда не прочувствую. Если я играю, то играю сам с собой. Ничего такого не происходит, чтобы я играл с кем-то. Это все лишь видимость. Революция - это видимо лишь ветер в голове. В реальности ничего хорошего в ней нет. Но думать поздно.

 - Валерий, к вам журналист, - говорит секретарша.

 - Сейчас. Через пять минут.

 -Значит так, молодой человек, - говорю я пятью минутами позже, - мне не важны детали. . Не нужно ничего сверхъестественного. Многие мучают жопу в ожидании чуда. Но нет его, чуда. Как тебя зовут?

 -Иван.

 - Иван. Эта штука баксов - вашему редактору. Он в курсе. То есть, он в курсе, что здесь - штука. Ну, ты меня понял. Вот твоя Пятихатка. Работаем плотно. Если что-то не понятно, звонишь мне. Можешь подъезжать сюда в любое время и консультироваться. Тут почти всегда кто-то есть на месте. Лучше, конечно, разговаривать со мной, но если будет кто-то другой - это ничего. Статьи. Заметки. Рассказы родным и близким. Слушай, давай, может, накатишь?

- Я... Ну...

-Да ладно ломаться, слышишь. Все нормально. Я ж тебе говорю, сильно лезть из кожи вон ни к чему. Я не заставляю тебя делать супер качество. Делай так, как можешь. И все. Не нужно невероятного. Все делается классически. Мы - цивилизованная молодежь. Мы не учим мыслить корпоративно. Мы - не за революцию. Мы просто за здоровое отношение к вещам. Ну, и это самое, подарки там от кандидата... Ты сам подумай, кому и когда кандидат что дарил. Телек там бабушке подарил, ложки детскому саду, шприцы - больнице, ну и все такое. Много не надо. Мало - тоже не надо. Если будет много, люди сразу поймут. Что это все лажа. А то я вот открыл специальную газету "Вперед!" кандидата Сергея Мужикова. Серега, я знаю, он раньше на районе вообще братан был. Рынок весь под ним был. Головы ломали. Хаты отбирали. Он неплохие бабки на бандитизме сшиб, и почти все это знают. Особенно - на районе. А сейчас он - директор крупной фирмы. Я уж не говорю, как он им стал. Видно, старого директора в шею выгнали. Может - прибили, я не знаю. Ну, так в этой газете - столько разной чепухи. Он вроде так много понадарил бабушкам и старушкам, детским садам там, школам, ну, ты понял. Мы хотим в меру дарить. Лучше - наш рок, корпоративные клубы, развитие творческой мысли у молодежи. Это, по крайней мере, так и есть. Некоторые движения подняты нами. Вот. Никакой лажи в этом нет. И мы делали это не ради выборов, а просто потому, что всем это было интересно. Если же качество будет вообще отличным, мы, конечно, доплатим. Я ведь знаю, что молодым специалистам почти ничего в нашей региональной прессе не платят. Тысячи три, правда? Ну вот. Мы ведь это понимаем. Кто выступит за нас, тот не прогадает. В отличие от всех этих Мужиковых, мы не хватать идем. Я даже уверен, что мы - единственная организация, которая не ради хватания лезет во власть. Все остальные - просто жулики. Народ это прекрасно понимает. Нужно, чтобы нам правда поверили. Ну, давай, потяни водочки. Закусывай. Вот, держи. Огурчики. Вот, смотри. Это - наши авторы. Много пишут о коммерческой и некоммерческой корпоративности.

 Александр Сэй: "Учись мыслить".

 Юрий Иванцов: "Для чего рождается человек?"

 Вот сборник стихов Иванцова "Рулетка". Кто-нибудь станет отрицать, что он - один из наиболее серьезнейших авторов наших дней.

 А вот - книга нашей главной фигуры. Петр Марков. "Нечитаемое". Два первых кандидата - это фон. Бэкграунд, так сказать. Но ты и на них упирай. И вот что - используй псевдонимы. Не печатайся все время под одним и тем же именем. Так лучше. Это давно проверенный метод. Материалы, в принципе, можешь привозить к нам, если что-то не понятно. Мы поможем. Обсудим. Давай еще налью...

  Вечером мы сидим нашем офисе. Вика суетится, приготавливая ужин - бутерброды, копченое мясо, корейские салаты, водка. Водка уже так утомила, что хочется ее проклясть. Водка постепенно становится живым существом, у которой появляется свой собственный язык.

 - Есть корпоративная трава, - говорит Сергей Чикаго.

 - Позже, - отзывается Петр.

  Мы закуриваем. Вечер. Корпоративный вечер. Я ощущаю, как высок уровень адреналина в крови. Еще шаг, и я запою. "Вставай, проклятьем заклейменный...." Это, конечно, нервное. Конечно. Зачем же гимны прошлого.

 -Наши за неделю написанные книги мне не очень нравятся, - откровенничает Петр, - старались не стараться и выдать попсу, сделать хотели все как можно проще и глупее, чтобы никого не напрягать, вышло ж слишком мудрено. Нет, прочитают, конечно. Противники прочитают. Может быть, они даже и за соперников нас не сочтут, увидев весь этот эстетизм.

 - Пока что не воспринимают, - говорит Зе.

 - Вот вот. Это для них слишком умно, слишком закрыто. Даже годе-то секту напоминает.

 - Но уже сейчас с нами много студентов, -возражаю я, -Демьян. Один только Демьян привел к нам кучу людей. Я понимаю, что качеством они не блещут. Но все равно - партия существует. Партия функционирует. Когда братва делили СССР, такое тоже было. Мы ничего нового не придумали. Кто только как не изощрялся, чтобы схватить. Нам же что надо? Первый шаг сделать. А потом - потом видно будет. Ладно. Вы как хотите, а я жрать хочу.

 Вика теперь крутится вокруг, как юла. Она словно муха на варенье прилетела. Или на дерьмо. Это потом будет ясно. Было со мной что-нибудь не так, мой бы запах ее не привлек. Это совершенно ясно.

  Все едят, а она - то слева, то справа, не дает руку ко рту поднести. То обниматься лезет, то отойдет к окну, смотрит, то садится на колени и хохочет мне на ухо. Типичная шумоголовая дура.

 - Это уже сейчас нужно ясно понимать, - говорит Петр, - что выборы - выборами, а жизнь - жизнью. Не стоит зацикливаться на одних только выборах. Городская дума - это не самое важное место в нашей жизни. Само участие, сама наша кампания - это просто первые шаги. За что мы боремся? Ведь все мы знаем. Революция! Возможно, мы - единственная пока что ячейка в стране, которая реально мыслит и реально действует. Мы понимаем, что нет смысла ввязываться в интриги большого бизнеса. На данный момент мы должны сохранять альтернативность.

 - А что, если получить бабки на западе? - спрашивает писатель Александр Сэй.

 - О! - радуется Зе.- Валерик! Через Интернет, наверное, можно найти какое-нибудь движение.

 - Интересно - Интернетом, - говорю, - а жизнь - жизнью После выборов нужно тогда засланца на запад отсылать. Вот ты. Ты бы поехал?

 - Я? А я чо?

 - Да я поеду, - смеется Саша Сэй.

 Пьем водку. Шумим. Процесс двигается.

  На следующий день тема толкается в зале ДК. Совершенно очевидно, что корпроративистов довольно много. Все молоды. Все чего-то от нас ждут. Чуда какого-то. Бесплатного пива. Сидя в кресле президиума, я размышляю о том, нет ли среди этой толпы агентов ФСБ. По идее, без них просто нельзя. Отслеживать-то они должны все новые течения.

  - Мы- против попсы! - выступает Саша Сэй.

  И это - в точку. Мы должны выглядеть глуповато. Те, кто кажутся наивными, видятся многим безопасными.

 - Где панк-рок а? Вот в нашем городе! Рок-коллективов полно. Но спросишь кого-нибудь, знаешь ли ты хоть один. Оказывается, знают их только избранные школьники. Почему мы не можем составить конкуренцию Москве? Не можем, потому что нет движения. Каждый по себе может думать, что он - гениален. Так, впрочем, каждый и делает. Из-за этого никто просто не способен объединиться. Но мы можем выступить. Заткнуть рот так называемым творческим союзам, которые продвигают хрен знает что! Кто сказал, что рок-н-ролл мертв? Кто это сказал, тот сам мертв. В субботу мы проводим концерт. Это будет настоящая акция. Пиво будет по госцене. То есть, по 12 рублей. Такого вообще нигде нет. Водку будут наливать. Менты все будут свои. От вас требуется распространить билеты по институтам, набрать толпу и подвигать всех на бурные овации. Девиз фестиваля - "Даешь корпоративный панк-рок!" Я не спорю, что журналисты куплены. Что поделать? У нас ведь такая пресса, что может и вовсе не написать. Напишут, блин, про выступления какого-нибудь рассыпающегося от старости кубанского псеводопоэта, а настоящие движение - это ведь еще понять надо,  о чем речь. Тут хоть Сид Вишез из гроба восстанет - внимания не обратят. Поэтому мы идем на банальнейшие меры. Мы просто платим человеку деньги. Перед концертом вы получите календарики с лозунгами нашей партии. Также маленькие буклетики с историей группы "Камаз". Выступать помимо "Камаза" будут Элтон Иван и панк-трио "Эфиопия".

  Мне все это напоминало сон. Иногда во сне я видел какие-то дурацкие отображения происходящих событий. Мы снимали квартиру. Вика казалось милой и доброй, хотя никому из окружающих она не нравилась. Мне стыдно было показываться с ней перед Демьяном. Да и вообще, словно некое излучение от нее исходило. Мне постоянно хотелось спать. Из меня постоянно улетучивалась энергия. Иной раз я лежал на кровати до обеда, чувствуя, как головокружение гуляет по мне волнами. Чтобы отвязаться от этой невидимой гидры, я пил коньяк, добавлял кофе. Спиртное вообще неплохо помогало. Я продолжал ощущать это невнятное хохочущее нечто, но градус возвращал личность.

    На дворе уже стоял тот день, когда она пыталась  контролировать меня с алкоголем. Я эту штуку знаю. Бабе только дай возможность хобот свой сунуть куда не надо. Сунет.          Высунет. Сунет опять. Обовьет душу. Он невидим, хобот этот. Женщин можно тестировать на длину этого щупальца. Если же у кого-то из них нет его, то эта весьма странное дело.

 -Ты сегодня пил? - спросила она.

 -Нет. Собираюсь.

 -Ты же вчера пил.

 -Вчера я не пил. Вчера я много работал и много курил, много думал. Вот.

 - А я?

-Что ты?

-Ты думал обо мне?

-Когда как.

-Как?

-Не знаю, как.

-Ты что, вообще обо мне не вспоминал?

-Вика, я люблю работать. Своей любовью к работе я обязан всему, что у меня есть и чего нет. Ты тоже должна это понимать. Это ведь и тебя затрагивает.

 -У нас много чего нет.

-Например.

-Машины.

-Нам плохо без машины?

-Мама мне звонит.

-При чем здесь мама?

-Она хочет, чтобы у нас была машина.

-Она много чего хочет, твоя мама. Знаешь, когда кошка чувствует запах мяса, она теряет разум,  и ничто ты ей не сделаешь. А человек - он чувствует запах бабок.

-Как ты говоришь о моей маме?

-Как думаю, так и говорю.

 -У меня хорошая мама!

-Все люди хорошие. Плохих людей нет. Просто есть люди умные, есть люди глупые. Чем глупее человек, тем больше он о себе думает.

 - Ну, ты у нас вообще самый умный.  

-Я раньше думал, что я самый умный. Но это - дело проходящее. Иначе тогда это уже диагноз. Теперь я все переосмыслил и как можно меньше думаю о своей значительности. Есть ли смысл так думать? Далеко на мыслях о себе не уедешь.

-Ой! - она тут чему-то обрадовалась и полезла целоваться.- Какой ты умный!

  Я поцеловал ее, потрогал ее грудь, погладил спину, попытался отодвинуть ее, чтобы к холодильнику за пивом пойти. Но Вика уже потеряла над собой контроль.

 -Я тебя люблю!

 -Да.

-Люблю!

-Ну да, Вик. Я знаю.

- А ты скажи мне, что ты меня любишь!

- Слушай, хватит, Вик. Что за ерунда? Не будь похожей на всех баб. Ну прямо как все.

 -Ты меня тоже бабой считаешь?

-Ну да. Ты же - не мужик.

-а ты что, мужик?

-Слушай, хватит, а? Ты хоть думай. Что ты говоришь.

  Я отстранил ее.

 - Я тебе уже говорил. Есть вещи, которые нормальному человеку говорить нельзя. Я же не должен повторять это по сто раз.

  Я достал пиво и открутил пробку.

 - А, - проговорила она, -вот оно что.

 -Что?

-Пиво тебе дороже, чем я.

-Слушай, ты что, не выспалась сегодня, или что? А? Иди, телек смотри. Что ты липнешь, как пиявка!

- Ты меня не любишь!

 -Вот. Началось. Да, не люблю! Отстань!

  Налил пива в стакан. На душе - скверно. Приютил на сердце змею. Распустилась, как цветок. Ползает. Какого хрена я должен подстраиваться под нее? Я - мужик. Пусть подстраивается под меня.

  Выпил пива. Налил снова. Выпил. Стал чистить рыбу. Вика пробовала заплакать. Всхлипывала. Пошла в ванну. Включила воду. Пошумела. Принялась зубы чистить.

  -Возьми аквафреш! - сказал я громко.

 В ответ - тишина.

 -Аквафреш сохраняет зубы без дырок!

  Шум воды. Она слышит, но хуй забила на мои слова.

  -Мама говорила тебе чистить зубы аквафрешем?

-Да!- закричала она во весь голос. - Да, слышишь? Я его ем!

-Ништяк.

-Да. Это ништяк.

  У нее начался истерический смех. Хохоча, Вика пошла в комнату, включила телевизор. Выключила. Вернулась на кухню. Налила себе пива. Выпила залпом. Дурка правила ей, словно кораблем. Мне можно было не вмешиваться. Он бы сам сел на мель, этот корабль идиотизма.

 - И чо? - спросил я тоном Демьяна.

 - Я ем аквафреш! -заявила она.

-Ну ну. На, ешь рыбу.

-Поцелуй меня.

-Куда.

-Куда хочешь.

  Я ее поцеловал. Ничего не оставалось, как отнести ее на кровать и раздеть.

  Через день после панк-концерта я зашел к Лене Club, мы выпили вина и разговорились. Я стал рассказывать ей о A.S. Antysoft.

- Бог в тюрьме. Представь себе, что тебя арестовали муравьи. Тебе-то дела нет до их понятий, а они скрипят своими тельцами. Им очень не нравится твой цвет. Они ненавидят твой запах. Ты вторгся к ним, когда они ели. Их возмутила твоя форма. Они подняли в негодовании усики. Если подстроиться под муравьев - то ничего, может быть, ты и не пропадешь. Если правильно играть в их игры, то вообще можно недюжинную смекалку проявить. Тут надо въехать в смысл их дел. Понять язык усиков. Знать, как ухаживать за маткой. Как вообще двигаться куда-то. Кругом ведь полный автоматизм. Взад-вперед. Тащат дерево. Тащат пыль. Тащат жуков. Нужно правильно есть. Правильно ползать. Это со стороны кажется,  что в их движении нет смысла. Одна лишь природа. А их глазами все не так. Ты хотя бы посмотри на этот город. Люди живут по принципу - как нас выдрессировали, так мы и делаем. Ни шагу в сторону. Иного просто не замечают. Ну, нужно еще спросить, что вас, мистер бог, вы здесь делаете. Какой ветер вас сюда занес? По-моему, это нужно понять во-первых.

 Тонуть в их ритме? Строить? Но кому нужны антимуравейники? Ломать? Это неплохо. Коль жив останешься, будешь сидеть, и окрест тебя - руины, и все считают тебя порождением зла. Будда учит, что в этом мире вообще делать нечего. Библия указывает на порочность рождения на земле.

 -Что ж, в лес удалиться? - спросила Лена.

 -Он в жизни - обычный парень. Если привести пример... Каспаров, например. Как он живет, мы не знаем, да? Но в шахматы он играет лучше всех. Он один такой.  Так же, как и Антисофт. Те, кто работают над процессорами, они не заботятся о высоких софтах. У них мало связи. А Антисофт едва ли не машинный код читал.

 - Я в этом ничего не понимаю, - сказала Club.

 -Ну да, - согласился я.

 - Как ваша партия?

-Завтра выступает по телеку Петр. Пойдешь на выборы?

 -Ради Петра - конечно. А так я бы ни за каким фигом туда бы не пошла. Мне совершенно безразлична политика.

  Я стал рассказывать ей про Вику. Видно, душа моя жаждала свободы. А разум? Нет, не разум. Тело. Но если тело, то чем хуже Наташа Шелест? Почему я кормлю собой гигантскую пиявку?

  Может, Club?

 - Я не уверен, отделаюсь я от нее или нет, -признался, -во мне какая-та непонятная совесть есть. Раньше я думал, что это связано с неприятностями. Но вроде нет неприятностей. А все равно что-то колет.

 -У меня тоже так бывает, -ответила Club,- хочется порой на стенку лезть от тоски. А почему - я и сама не знаю. Раньше мне все время казалось, что я кому-то должна. Все время мне что-то чудилось. Я боялась открыто выражать свое мнение. Потом оказалось, что я боюсь нечто, чего нет. Я поняла, что это - нервы. Какая-та глупость. Даже не знаю.

 - Люди сами себе что-то сочинят, -сказал я.

 

 

 

 

 

Глава 12.

 

 Все появилось неожиданно. Я имею ввиду офис, партию, толпу. Или наоборот. Едва ощутив себя в новой роли, мы тут же поняли, что можно активно заниматься ничем, разглагольствуя, демагогствуя, мечтая, гордясь собственными слабостями и сильностями. Человек - существо простое и предсказуемое. Успех меняет его моментально, и что бы там не говорили, один, идущий к цели, и другой, какой-то цели уже достигший - это два совершенно разных концепта.

Я, конечно, мог составлять особенное исключение ввиду специфики моих занятий. Однако, на тот момент занятие программированием постепенно сходило на нет. Я развивал другие идеи, мудрствовал, чувствуя свою силу. Перегибать я не собирался, но куда ж деваться без простых понтов? Россия же, не Америка, где карьера и человек - понятие близкие, слившиеся. У нас карьера - это хорошо. Главнее ж ее - понт, который появляется неожиданно, словно какой-нибудь мгновенный рак. Заимев его однажды, уже не остановишься, пока тебе его вдруг чем-нибудь не отобьют.

   День начинался с чашечки кофе, и я пил ее ленивыми глотками, кайфуя от того, что я могу ни чем не грузиться.

В динамике магнитофона играл старый рок, и, чувствуя себя победителем обстоятельств, я играл. Петр силен. Это понятно. Но без меня ничего не было бы. Конечно, я это не подчеркивал. Революция не терпит дешевой эйфории и дележа.

  Однако, куда бы все делись? Сидели бы себе на блатхате. Долго и упорно. А потом бы попросту переженились, и game is over. Однако, гейм не Овер, все нормально. Наш паровоз... Наша машина.. Ветер дует от скорости, и мы круче всех.

  В один момент стало ясно, что блатхата больше не нужна. Не солидно как-то этот - собираться бог знает где. Решили мы с ней проститься. А по случаю тому собрали на ней лучших революционеров и сели пить водку, а за ширму вновь завели девку с улицы соседней, чтоб если кому приспичит, все под рукой было.

  Но девка не одна была. Демьян вообще ратовал за то, чтобы всех их посадить под стол, и там бы они делали, что надо. Демьян - он  и в Африке Демьян. Что еще иного ожидать от него?

  Принесли травы. Несколько человек курнули. Шум стоял. Играла музыка. Светилось лицо компьютера. Так что звуки за ширмой заглушались, и неискушенный посетитель вообще ничего не понял бы.

  Присутствовали Петр, Юрий, Зе, Саша Сэй, Демьян, Саша Худой, представитель университета Андрей Д., друг Демьяна алконавт Лютый и ряд girls, имен которых никто то ли не знал, то ли не хотел знать. И тут и там к ним приставали, лезли под юбки.

  - Хочется сделать макет блат-хаты, - говорил Петр, - запомнить ее, всегда носить с собой.

  - Ее надо сфотографировать, - предложил ему Саша Сэй.

  - Чтобы можно было посмотреть на нее, как на любимую девушку, перед расстрелом, - добавил Юрий.

  - Сфотографируем на цифровой фотоаппарат, - сказал Саша Сэй.

  Непременно - цифровой.

  Щелк. Блат-хата forever. Пройдут годы, она будет жива. Пройдут века, школьники, открывая учебники, будут наблюдать место, где зародились великие дела.

  - Я сделаю 3D-.модель,- сказал я, - это нелегко, зато потренируюсь в графике. Потом запишу на диск и размножу. У каждого будет своя блат-хата.

  Эта идея всем понравилась, и мы за нее выпили. Звон бокалов потряс сердца и стены.

  - Хуля, пацаны, - говорил Демьян, - пиздатая хата. Такой больше не будет никогда. Бабки - это ништяк. Но есть помимо бабок что-то. Ну, как сказать. Ну, блядь... Понятия, нахуй.  Ну, человек же не вечно живет. Хуля - родился, хуяк - и умер. И пиздец. Бабки если б можно было на тот свет забрать, то базара нет. Я б тогда ничего не сказал. Да. Сказал бы, пацаны, на свете главное - бабки. Но ничего ж, бля-ядь, с собой не заберешь. Хуля! Хуля говорить! Вот когда мы вместе, тогда и сила, да? А если какая-нибудь хуйня заведется среди нас, поведет всех, заставит баблом прельститься, то и все. Давайте выпьем... Ну как... - он задумался, почесал яйца, потом затылок и, наконец, произнес, - давайте выпьем за вечность.

  Выпили за вечность. Закурили. Так как курили все, то дым сразу же плотную завесу организовал. Пришлось открыть форточку и двери.

  Тогда пришла идея сделать Петра. И Петров было много.

  - Алло.

  - Алло.

 - Алло.

  - Алло.

  - Алло.

  - Алло же.

  - Я вас слушаю.

  - И я вас слушаю.

  - Кто говорит?

  - Кто?

  - Что?

  - Не что, а кто.

  - Кто вы?

  - Как кто.

  - А, это опять...

  - Да, это я.

  - Петр?

  - Да. Я - Петр. Вам пиздец.

  Звонит из girls:

  - Алло.

  - Да.

  - А я Вову хочу услышать.

  - А кто вы?

  - Да так.

  - Как так?

  - Так вы позовете Володю или нет?

  - Сейчас. Во-ло-дя! Во-ва. Быстрее. Ты почему пешком идешь?

  Слышны шаги. Бежит, точно ягненок от волка. Если он будет пешком на зов матери передвигаться, то втык получит.

  - Алло, - запыхавшись произносит он.

  A back vocal у него спрашивает:

  - Вова, кто это?

  - Не знаю, мамик.

  - Ты слышишь? -вопрошает женский Петр.

  - Слышу. А кто вы?

  - Слушай, гад. Я - Петр. Я тебя скоро найду, и пиздец тебе.

  Пьем за Петра. За простого Петра. Нашего, то есть. Пьем и за того, от которого пиздец потенциальный исходит. Дым расходится.

  - Я тоже хочу Петра сделать, - сказал я.

  Взял мобильник. Набрал номер.

  - Алло.

   Голос дрожит. Еще ведь там мамик с папиком и сестриком стоят над душой, и чуть что не так - своего Петра ему сделают. Он у них - отдушина. Труба, куда канализацию души сливают.

  - Алло, - повторяет.

  Слышно в его голосе понимание того, что ему и впрямь пиздец. Запуган Володя до ужаса, ничто в данный момент его из стопора не выведет. Лошат его как домашнее животное.

  - Чо аллекаешь? - спросил я.- Как ты со мной разговариваешь? А? Ты почему вчера не пришел?

  - Куда не пришел?

  - Куда? Ты чо, не знаешь?

  - Я?

  - Тебе стрелку забивали, слышишь. Ты должен был явиться для контрольной проверки.

  - Чо? Ты - Петр?

  - А ты что, идиот, не догадался?

  - А почему голос другой?

  - Это у тебя от страха слух помрачился. Тебе пиздец, ты понимаешь? Хватит жить! Ты задержался в этом мире!

  Я отключил телефон, и питие продолжилось, и Петра продолжились. Каждому не терпелось поучаствовать в этом нескромном занятии.

  Все хорошо. Но позвонила Вика:

  - Что там у вас такое?

  - Где?

  - А ты где?

  - С этого и начала бы!

  - Да ? А что?

  - Вот именно, что. Ты же знаешь, я работаю. Сейчас такой период, что я не могу не работать. Офис полный. Люди кругом. Как я могу уехать?

  - Вы работает так поздно?

  - Да.

  - А где это все происходит?

  - Как где. Я же сказал. В офисе.

  - А.

  - Слушай, если тебе там плохо одной, приезжай. Честное слово, Викуля, скоро закончим.

  - Куда приезжать?

  - Ну... Знаешь, в-принципе, тут уже скоро все, закроемся...

  - А кто там?

  - В смысле...

  - Ты не один?

  - Ты же слышишь шум?

  - Что за шум?

  - Люди разговаривают. Ты же знаешь, мы только еще делаем первые шаги. Если я буду думать только о том, чтобы приехать домой вовремя, то никакой работы не будет. Партия еще только на стадии формирования. Скоро выборы. Мы не успеваем. Ты бы лучше села за компьютер и набирала тезисы. Через три дня они уже должны быть готовы, а том - сто страниц текста. Сколько ты набрала?

  - Мама звонила.

  - Чья.

  - Моя.

  - Очень хорошо. Лучше б она что-нибудь пожрать привезла.

  - Валерик. Как ты со мной разговариваешь? Я же женщина!

  - Да, милая. Давай. Скоро буду.

  - А что там за девушки?

  - Нет тут никаких девушек. Это телевизор. Пока.

  Я налил себе пива.

  - Так вот, - Петр в то время продолжал концептуализировать, - мы не будем гнаться за сиюминутным успехом, чтобы добиться качества. К чему нам быстрые победы? Любую вещь человек делает для самонаслаждения. Если мы сейчас в чем-нибудь победим, то будем радоваться, как дети, крича, мол, это все! Надо шампанское пить. Так у всех происходит. Где они, эти все. Побеждает тот, кому везет, конечно. Но мы же нем просто так за бабками во власть лезем! Дело революции на том и окончится! Мы в первую очередь должны создать информационное облако. Не кричать о себе! Не обещать народу высокую зарплату! Не прикрываться. Как сейчас это модно, борьбой за чистот3ус окружающей среди , и всем такое. Мы должны сделать так, чтобы наши идеи стали популярны! Чтобы люди сами ими заражались. Революция - это качество. Лучше запустить в систему вирус, чем ломать! Да и что мы поломаем? Для этого нужно продаваться империалистам и преследовать самые что ни на есть банальные цели. В итоге получится смута. И прежде всего - в наших собственных головах. Мы же должны постоянно совершенствоваться, чтобы с нами трудно было конкурировать.

  Тогда Вика позвонила еще раз:

  - Валерик... Ва-ле-рик. Ва-ле-рик.

  - Щас.

  Я выпил пива.

  - Вы там пьете, Валерик. Ва-ле-рик.

  Наконец-то она спросила. А то сразу ведь все поняла, а молчала, чего-то там придумывала. А что тут думать? Я и не собираюсь от нее шифроваться.

  - Вале-рик. Валерочка. Ту где, милый?

  - Я здесь, Викусь. Что хотела?

  - Ты же сказал, что домой едешь.

  - Собираюсь. Сейчас еду. Скоро уже буду.

  - Ты там не один?

  - Конечно, не один. Тут пацаны. Слышишь, Петр выступает.

  - Все выступает? Когда он закончит выступать? Его что, дома никто не ждет? Ну ладно. Вале-рик. Не обижайся. Когда ты приедешь? Я уже и покушать приготовила. Хочешь, я тебе котлеток пожарю, а?

  - Хочу.

  - Вот. Сейчас и пожарю. Только не пей, ладно. Вале-рик. Ты меня слышишь? Вале-рик. Ва-ле-рик. Ты где там? Заснул, что ли?

  -Не. Хорошо. Скоро приеду.

  Через двадцать где-то минуть ее накрыла истерика. Я знаю, что женщины, они почти все такие. Что тут еще говорить? Мужик созидаешь, женщина обвивает, засасывает, заглатывает, закрывает, за... какая тут революция? Котлетки. Кастрюльки. Штанишки. Рубашки. Стиральная машина. Рамс. Бог, я не спорю, ничего не придумал зря. Просто тут надо как-то поуверенней определяться.

  - Я не поняла? Вале-рик. Что происходит? Ты меня больше не любишь?

  - Как это?

  - Что?

  - Не штокай! Никогда не штокай!

  - Вале-ра. Я же тебя люблю. А ты что ж? Валер. Скажи мне, что ты меня любишь.

  Она плакала. Я отключил мобильник и закурил.

  Поддаться? Да зачем? Все так живут - живут и ругаются. Ссорятся и мирятся. Любовь существует без книг? Возможно. До совместного проживания. А здесь уже - дело иное. Тут еще и не такой серфинг придется выделывать.

 Фуфло все это, любовь. Любовь если и бывает, то исключительно безответная и сиюминутная. Это не тот мир. Не тот. Кривое зеркало того, что должно существовать. Чем больше ты от него в кайфе, тем ты уродливей.    

  Хороша в этом мире только природа. Животный мир хорош. Суров, строг, но хорош - продуман до мелочей. Да и человеческий снаружи- так себе. Ни шатко, ни валко. Куда-то бегут муравьи. Возвращаются. Вновь бегут. Один и тот же маршрут. Иногда среди массы проявляется нечто, которое, созидая, перестраивает этот бег. Но почему они не ценят это?

   Я сначала представил, как Вика  там бесится. Может, посуду бьет. Потом забил на мысли эти, стал к girl приставать.

  - Жена звонила? - спросила она иронично.

  - Да так.

  - Строгая она у тебя?

  - Да и хуй с ней. Как тебя зовут?

  - Алина.

  - Красивое имя.

  В это время пригласили Ламборджини, и пришла она, бля старая и ужасная. Пацаны ее поприветствовали. Она поохала, поскрипела, а от присутствия девок ее вообще согнуло. Онам типично ревновала всех этих девочек к нам, пацанам молодым, ей ныне недоступных до конца ее грязных дней. Она хоть и старая, хоть и бля, хоть и в гроб пора - а все  туда же. Мне кажется, она в последнем издыхании будет излучать животнейшие волны, жаждая чего-то.

  Пять минут до смерти. Чего вы хотите?

  Колбасы!

  Четыре минуты до смерти. Чего вы желаете?

  Дом на Канарах, шестисотый "Мерседес", деньги, деньги, много денег.

  Три минуты до смерти.

  Что пожелаете, уважаемая?

  Есть! Пить! Хочу, хочу, молодого и красивого хочу! Хочу быть сама молодою, красивою!

  Две минуты до смерти.

  Что еще пожелаете?

  Ох, и чаго-только не хочу я... А ничо. Только его. Дайте мне...золота.  Много много золота..

   Минута до смерти.

  Хочу... Самолет хочу. Президентом хочу быть, чтоб сверху вниз на людей смотреть. Царицаю хочу быть мировою.

  Ноль минут до смерти.

  Что желаете, ваше величество?

  Хо...Хо....Хо... Ы-к, Ы-к.

  Бум!

  Внимание! Крышка гроба закрыта! Произвести вынос тела.

  - Выпейте с нами, баб Галь, - предложил Саша Сэй.

  - А це за дивки? - поинтересовалась старая.

  - Ебем мы их! - выстрелил Демьян.

  Напрасно было думать, что толстая душа Ламборджини вздрогнет. Лицо же лишь поморщилось. Она было присела , но некая брезгливость в ней задвигалась.

  - Пейте! - сказал Саша Сэй и протянул ей рюмку.

  Она, старая падла, знала, как направление ветра определять. Видит - все с мобилами сидят, все приодетые, приобутые, морды довольные. А иначе бы взрамснула.

  А так - выпила. И - выступила. Рассказы ее касались:

  - Мужа ее покойного;

  - студентов в годы СССР;

  - того, как раньше на колхозах неплохо жилось;

  - и т.д.

    Всем было весело. Когда Ламборджини ушла, поступило предложение блат-хату поджечь и смотаться.

   - Хорошо гореть будет, - радовались girls, - чо вы, пацаны, тормозите? Гулять, так гулять!  

 

  Глава 13.

 

  Наверное, у кого душа настоящая, а не зеркальное отражение чего-то далекого и ныне изогнутого, тот фальшь чувствует всегда. И я чувствовал. Копаясь в каталогах психики, чего только по этому поводу не отыщешь. Будто и виноват ты. Перед чем? Перед кем? Хочется понять, для чего существует хоть что-нибудь, думаешь, думаешь, а потом понимаешь, что  эти мысли - сплошная неуверенность в себе. Тот, кто крепко стоит на ногах, никогда не размышляет о смысле бытия. Весь мир, наверное, рассчитан на иные девиации, и настоящим честолюбцам не удается долго в нем продержаться. Но я - так себе. Кусочек того, кусочек этого. Хороший хакер, может даже отличный, но болото ведь всегда больше человека. Чтобы выдуть крик свой на поверхность, когда ты на дне крабом сидишь, одним только талантом не обойдешься.

  - А-а-а-а-а!

  Не дошли пузыри. Только грязь поколыхалась у кромки.

  Человек - просто губка. Борцам с губкой нужно гореть так, чтобы от температуры и вода испарялась, и поролон плавился.

  Сумеет ли Петр? Че Гевара, ставший ныне поп-символом, не сумел. Французская революция провалилась. Бодлер пропил свое состояние. Зачем же так концептуально? Как могла такая словесная лиса так не понимать жизнь?

  Ответ один - вас выбросили сюда за что-то в наказание, в море ординарностей. Потому все так, как теперь. Если нас разоблачить, светить будет немало. Колбаса посадит нас в клетки, и дети ее тыкат будут.

  - Это они!

  - !!!!!!!

  Но ничего этого не будет.  Если что, я сумею смотаться в Таиланд. Буду штамповать ноунеймовские джифорсы и вспоминать.

  Так жизнь и поделиться. До и после. Большая часть любой жизни - просто цикл перебора памяти. К сожалению.

A.   S. Antysoft. Сидеть тебе и сидеть. Медитировать и пить воображение о космосе. И так хочется, чтобы понятие "супергерой" все же имело смысл.... Но где его взять?

Объявляю:

Var

A: superhero;

Begin

.....

 ....

....

End.

 

  Ну и что? Хоть один человек со мной согласиться?

  Безусловно, у жизни есть свои begin  и  end. Но кто там у компилятора?

  Ясно только, что не я.

  И не ты.

  Сиди, Antysoft. Мне, наверное, пора отделаться от обсессии и повернуть на новый круг.

  И так я поехал в Ростов. Взял ноутбук с собой, чтобы в сеть выйти. Вещи кое-какие. Прыгнул в автобус. Смотрел в окно. Видел, как едут холодные поля. Представлял себе электроны в сети. Нули и единицы бинарной системы. На промежуточной остановке, купив пива, пил его медленно. Позвонила Вика. Слушая ее, я понимал, что вступив в дерьмо один раз, продолжаешь по нему идти, чмокая подошвами туфлей. И. Видимо, еще долго мне так ходить. Чмяк, чмяк, чмяк. Хлюпает под ногами. Мне и с ней плохо, и без нее. Странное такое дело. Видно, природа человека и сам человек - вовсе не родственники.

  - А зачем ты в Ростов едешь?

  - Да так, Викулик. По работе.

  - По делам партии?

  - Ну да.

  - А. А когда приедешь?

  - Постараюсь завтра.

  - Приезжай завтра.

  - Как получится. Если справлюсь до вечера, то завтра и приеду. Если не справлюсь, то задержусь. Ага?

  - Ну...

  Наблюдатели знают женщину наизусть. Профессиональные наблюдатели могут описать этот аспект экзистенса с разных сторон.

  Почему из ребра? Потому что ребро - это единственная кость, в которой нет мозга. Хотя женщину можно было создавать и из какой-нибудь мелкой косточки.

  Природа определила женщине роль хранительницы очага, а мужчине - охотника за мамонтом. Вот и рамсит она, тащит меня в очаг, хочет запихнуть меня себе в лоно, и толкать, толкать, чтоб никакие части тела наружи не торчали.

  Дизель "Икаруса" хохотал, словно какой-нибудь черт, сбежавший из картины Иеронима Босха. Пассажиры мотылялись, нюхая пыль.

  Господа, вышедшие из босот, строили автодвижущиеся загоны для скота, и привык скот. И ныне скот - скот.  Его сверху придавят - мол, ребят, жирно вам в доме иметь свет и пол зарплаты за это не платить. И - м-м-м-м-у-у-у, - мычит скот. Бьют скот кнутом, а он злеет и начинает сотоварища бить. Нет бы развернуться - и в обратную. Но лучше ж найти того, кто послабже. Посмотрит скот - а и не хуже он всех. Сосед, вот, какой-нибудь учитель, у того вообще нет денег на свет, и он его не включает. Старается раньше спать ложиться и делать все с утра. Лох, правда? А у скота в холодильнике есть колбаска. Круто живет.

  Бомжи, те, которые на свалках говно едят, у них тоже полно своих иерархий. Самым крутым можно собирать бутылки. Это вовсе не значит, что "крутые" могут быть хоть где-то наравне с "цивильными". Но  не сравнить их с теми нищенствующими, которые командуют лишь кошками и собаками. У тех же, вшиво-лохматых, свои есть босоцкие взгляды.

   Это бесполезно - ломать. Но ведь были же супервирусы в виде религий, которые проникали до самых глубин подсознания. Послала матрица Иисуса.... Послала матрица Гитлера... Обкатка экспериментальной модели - Чикатило.... Почему бы ей, матрице, нас не послать?  Нет, ерунда. Все закончится, и я куда-нибудь уеду.

  Когда автобус стоял на станции, позвонил Сергей Чикаго:

   - Алло...

   - Это ты?

   - Да.

  - Чо прикалываешься?

  - А... Начал звонить, сигарета прилипла к губам...

  - А...

  - Привет, Валер. Как дела?

  - Нормально.

  - А мы вот с пацанами ходили за планом.

  - Взяли?

  - Ага.

  - Отлично.

  - Да.

  - Крутой план?

  - Не. Фуфлыжный. Щас взяли "Бригаду" на кассетах, смотрим.

  - А.

  - Ты знаешь, у нас тут много размышлений. Мы, конечно, не собираемся именно так поступать. Это чисто проба. Я имею в виду нашу политическую игру. Мы даже подумали ставки сделать. Так, без бабок. На интерес. В-общем, мы тут думаем все, что очень большие шансы у Саши Сэя. Он ведь очень молод и очень популярен. Прикольный. Его показывали по-местному эмтивишнику. В его возрасте ни у кого обычно нет ума. А у него вроде как все наоборот. Он, конечно, распездал, но выступает как-то двояко. Все видят. Что он распездал, который хорошо говорит.  Вообще, это студенческий уникум. Как ты думаешь?

  - Не знаю.

  - Петр себе делает диплом... Он не уверен...

  - В том-то и дело, что он сомневается. А сомневаться нельзя. Иначе за свои поступки ты всегда будешь отвечать.

  - В смысле.

  - Я очень часто слышу, ну, и не только я. И ты, должно быть слышал, люди считает, что, что бы ты ни делал, всегда за что-то приходится расплачиваться. Я вот считаю, что существуют люди, которым вообще все сходит с рук, и им никогда не икается. И как будто и не икнется. Я лично видел такие примеры. А когда ты сомневаешься, то сразу же ставишь впереди себя барьеры. Я бы вообще создал сеть. От каждого пункта сети кто0-то бы балатировался. Так делают некоторые ребята. Саша Сэй стоял бы во главе блока А. Петр - наш бок, к примеру, Б. И так далее. Сеть, если она продумана, обязательно кого-нибудь продвинет.

  - А своя спецслужба?

  - Это еще и дорасти нужно до этого. Я собираюсь, вот, купить Петру в Ростове диплом.

  - У тебя есть с собой лишняя штука.

  - Какие проблемы? Мы - реальные пацаны. Как у реального пацана может не быть в кармане лишней штуки баксов?

  - А... А у нас завтра - концерт в клубе "Звезды"

  - Сами поете?

  - Да. Сольное выступление. Билеты распроданы. Все ништяк.

  - Постараюсь завтра быть.

  - Ага. Мы пригласили Толика Меркьюри две песни исполнить.

  - Круто. А меня возьмете?

  - А ты успеешь приехать?

  -Постараюсь.

  - Тогда - нефиг делать. Слушай, а почему ты в Думу не хочешь?

  - Я - помощник кандидата. То есть, я помощник всех кандидатов сразу. Ну, кандидаты это знают. А вообще, Серега, и тебе надо. Прикинь, какой будет коммунизм. А потом нас всех перестреляют. Или мы их перестреляем. Представь, заставляют вместе работать двух несовместимых существ. К примеру, машина и почему. Почему - вообще не существительное, а машина разделяется по типу. Человек, который умеет только потреблять, никогда ни за что бороться не будет. Только за бабки. У него ведь система понятий иная, чем у нас. Если ему сказать, что мы - за революцию, за идею, он решит, что мы выступаем от какой-нибудь группировки, просто шифруемся под кого-то. Посмотри, как люди смотрят на Лимонова. Дурак, да?

  - А я и не знаю. Петр же говорит, что сейчас - это просто как тренировка. Не надо прыгать на танки с шашкой. Можно влезть в тот же танк и прокатиться. Изнутри ведь проще увидеть, куда целиться надо.

  - Хорошее замечание.

  Приехав в Ростов, я встретил на вокзале дешевую шпану.

  - Мы знаем, ты не местный, - сказали мне двое лысеньких пареньков в коже.

  - Потухни, молекула, - ответил я первое, что пришло в голову.

  Пока побирающе-отбирающие Стьюденты размышляли, что бы это значило, я влился в толпу и спустился в подземный переход.

  Сняв квартиру с телефоном, я сбегал в магазин, купил модем и подключился.

  Вот наш сайт. Corporative.ru. Все нормально. Платный хостинг. Администратор, сидящий в офисе, следит за обновлениями и раскруткой. Отзывов немало. Гостевая книга полна.

  Я добавил еще одну запись:

  В.В. Путин, президент РФ.

  Постоянно слежу за работой партии. Корпоративность мысли - это будущее цивилизации. Горячий привет соратникам. Сергею Чикаго - спасибо за вокал.

  Итак, за дело. Официальный сайт ФБР. Ищем меня? Ищем. Ищем.... Я долго копался, но не находил ничего полезного. Также - ничего опасного. Но сайт - он и в Африке сайт. И тогда я запустил в ход своего коня.

  Вика вновь позвонила мне, и тогда уже вечерело, Ростов за окном покрылся квадратными огнями и искусственными звездами.

  - Как ты думаешь, что я сейчас делаю? - спросила она.

  - Не знаю. Куришь, наверное.

  - Ты что. Ты же знаешь, что я не курю.

  - Откуда я знаю. Я думал, ты куришь.

  Привычку так разговаривать я взял у своего шефа по SBA.

  - Прочему ты куришь? - спрашивал  он все время.- Не кури никогда. Забудь. Устрой похороны сигаретам.

  При чем он мог говорить это и совершенно некурящим людям.

  Хорошо было то, что он не применял санкций. В отличие от многих других. Где теперь мой высотный офис? Там же, видимо, и стоит. А я - здесь. В Ростове бандитском, где вечерами бродят по улицам искатели приключений, трусильщики студентов, старые студенты, ныне омахровелые, залинявшие в пристрастия свои.

  Троян влазит в реестр. Мимо замечательных антивирусов опытнейших программистов. Спят они, словно семеро козлят и не подозревают, что волк уже здесь, ходит про дому. И открылось чрево коня троянского.... И очень важно пудрить мозги той гадости, которая считывает трафик.

  Смотрю на списки.

  Но почему?

  Я запустил откат и вышел из сети.

  В чем дело?  Кто-то прикрыл меня? Antysoft? Но нет, не успел бы Антисофт. Novitsky? Но кто его знает, Новицкого. Способен ли уставший от проблем человек подумать о другом?

  И Вика вновь звонит. Скучно ей. Не может найти себе занятие.

  - Валер.

  - Да.

  - Валер, ты меня любишь?

  - Что? Что там еще у тебя?

  - Валерик, скажи...

  -Что случилось?

    - Любишь ты меня или нет?

  - Не знаю.

  - Ну вот. Опять ты за свое. Не знаю. Не знаю. А кто знает? Значит, ты меня не любишь?

  - А как я с тобой живу?

  - Как ты со мной живешь?

  - Ты разве не знаешь, как я с тобой живу? - я закурил и прилег на диван.- Что ты говоришь, Вик. Конечно, я тебя люблю. Ты же меня знаешь. Я бы не заставил себя через силу с кем-нибудь жить. Все факты налицо. Я приношу домой деньги. Люди живут намного хуже, чем мы. А мы хорошо живем. В мире, согласии, правда?

  Она обрадовалась и распылилась:

  - А скажи еще что-нибудь!

  - Что?

  - Что-нибудь хорошее.

  - А... А что сказать? Видишь, мы можем себе позволить сколько угодно разговаривать по мобильному. Не все так живут.

  - А еще.

  - А еще у тебя хорошая попка.

  - Только попка?

  - Ну.. Пока, это ведь очень важно.

  -Ой.

  Я прямо так и чувствовал, как она там тает, словно мороженое, попавшее в случайные руки.

  - Ладно. Если чо, я перезвоню.

  Ну вот. Что-то странное, нелогичное может происходить в мире людей. Там, где торжествует логика, где все расставлено по полочкам, где ничего кроме нуля и единицы быть не может, третье все же появляется. Конечно, если там порыться, то выясниться, что все просто, и я чего-то не понял. Ответ всегда прост. Сложняки - они для глупых. Чудес на свете не бывает.  Не зная, радоваться мне или не радоваться, я вышел на улицу и без мыслей прогулялся, вдыхая мороз. Машины проносились вникуда, сигналы процессора. Я подумал, что все то, что изнутри так исполнено смысла, снаружи кажется глупым передвижением сигналов, и моя жизнь - какой-то незначительный фрагмент на их фоне. Даже и не вспышка. Уголек зажег, уголек погас, тот, кто снаружи на этот смотрел, видя миллиарды таких миганий, не обратил внимания. А если и обратил, что через несколько минут забыл. Он просто воспринимают эту картину в целом. Функционируя, машина перемещает внутри себя живые клетки, и каждой думается о себе нечто. Так же думается это и мне.

  И что бы Петр ни делал, конец предприятию всегда один.

  Я вошел в бар, заказал себе пятьдесят грамм, бокал пиво, две крабовые палочки. Выпил. Закурил. Минут через десять подсел ко мне мужик, пьяный еще не в доску, но уже в пол - доски - это точно. Хотелось ему поговорить, но видя мою нерасположенность к общению, он то кряхтел, то выплескивая какие-то междометия из себя, чесал голову. Мне ж все равно было.

  - Вот, Андреев раньше был, вот то то. Да, - сказал он.

  - Да, - согласился я.

  - Эти щас, бля, пинают чего-то. Ноги, что ли, растут не оттуда? Негров понабрали.... Не, ничо, да? Максимки тоже нужны. Раньше когда у спартачей три Максимки бегало, они еще даже и играли. Помнишь, "Арсенал"? Ох, бля-я-ять! Как их обили. Четыре один. Да еще ж, бля-я-ять, мороз же жь блядь. Те замерзли. Вышли, жмуться, как курочки. Ветер их обдувает. Мордочки скорчили. А это, блядь, ну как его...

  - Кто? - спросил я.

  - Ну, негр у них, прикольный такой..

  - В смысле...

  - Ну, в "Арсенале"...

  - Тьерри Анри?

  - Во блять!

  Он обрадовался и подал мне руку. Мы поздоровались.

  - Помнишь, какой гол захуярил? Ох, ебуть того за ногу! Я уже думал - ну и все. Порвут сейчас. Я на том матче был, прикинь?

  - Ничего себе, - удивился я для вида, - в Москве?

  - А что тут ехать? Утром сел на поезд. Рано утром - в Москве. Меньше суток. Ну, теперь уже так не наездишься. Дохуя поезд стоит. А тогда - да что ты! Как если матч какой, едем. Водку пьем. Песни поем. А раз как-то едем назад, и "СКА" назад едет, с кубка. Ну, это еще тогда, блять, было, еще при союзе, да?

  Я заказал еще по пятьдесят, чувствуя, что двигаться куда-либо у меня нет никакого желания. Мужик, радуясь моим поддакиваниям, продолжал свои излияния, и много чего нового я узнал. А в середине рассказа я так же выяснил, кто такой этот Андреев.

  Мы выпили еще и расстались. Я вернулся на квартиру, где мне не спалось. Тогда позвонила Club.

  - Я не очень поздно? - спросила она.

  - Нет, я не сплю.

  - Мне кажется, ты куришь сейчас и смотришь на звезды, - предположила она, - там тянется длинной полосой к самым звездам и там за них цепляется.

  - Вместо звезд - потолок,- ответил я.

  - Ну что ж ты так сразу. Мало ли что у тебя над головой. Представь, что потолка нет. Дома нет. Ты лежишь в чистом поле. Ночь такая темная, что звезды видно все до одной. Млечный путь похож на лисий хвост. Огонек твоей сигареты, проецируясь на фоне всего этого, тоже становится звездой.

  - И так я могу попасть на небо, - продолжил я, - с помощью своей сигареты. Одна сигарета, одна спичка, одна мысль, и ты лишаешься всяких привязанностей. Там нет плохих мыслей, Лен?

  - А есть они вообще?

  - Не, нет. Но все равно, если не прилипать к компу, а наблюдать - то все равно большинство людей раздражает. Лишь иногда встречаешь кого-нибудь, и на душе тепло, и не хочется всякие разные мысли в себе носить. Иногда вообще хочется от реальных мыслей навсегда отказаться, и только о звездах и думать. Нет, я - не герой, не подумай. Я задумался вообще вследствие обстоятельств. Иначе я бы продолжал жить в мире констант и  переменных, впитывая их, как наркотик.

  - Любишь поезда? - спросила она.

  - Да.

  - Хотел бы поехать вникуда?

  - Наверное, Лен.

  - Представь, ты едешь и сам не знаешь, куда едешь. Колеса стучат. Это их песня. Хочется думать о чем-то постороннем, что вообще не касается жизни. И есть еще что-то кроме слов.

  - Да, - согласился я, - тебе трудно плюнуть на все и сесть в поезд?

  - Не знаю. Никогда не пробовала.

  - А мне - нет. Я так уже много раз делал. Поезд. Самолет. Это очень просто. Сначала ты хочешь этого, а потом - делаешь. Первый раз = всегда сложно. А потом комплексы отпадают.

  - Значит - едем?

  - Значит - да.

  -Куда?

  - Куда-нибудь.

  А потом я провалился в сон, и Петр мне привиделся, стоящий на трибуне, окруженный сумасшедшими, которые тянулись, чтобы дотронуться. Они хотели слышать его. Они хотели вкусить тела его.

  И было ясно, что многие из них умрут, потому что без этого нельзя. Революция - это окончание всех процессов, адский огонь, после которого не обязательно что-то должно существовать. 

 

 

Глава 14.

Вика набирала тезисы. Медленно стучала клавишами компьютера, то и дело возвращаясь, чтобы исправить ошибки, чтобы выключит Caps Lock, на которую она то и дело попадала. Дело ее шло медленно  и неуверенно.

Я посмотрел на себя в зеркало.

  Я. Это я. В детстве я часто задавал себе вопрос - почему я - это я? Почему я - это не кто-то другой. В детстве все не так. Иногда по сознанию могут проходить весьма интересные штуки, и это ничем не объяснить, потому что к моменту. Когда появляется здравая логика, эти волны пропадают. Сознание деревенеет. Я уж не говорю про то, как после двадцати пяти процесс необратимости начинает ощущаться с каждым днем. Это, конечно, зависит и от жизненного положения, и от множества мелочей. Ребят, которые женятся в двадцать лет, я вообще всерьез не понимаю. Исключения - это всякие разные там восточные, армянские семьи - у них так просто надо, потому что таков их уклад. Никак не иначе. А волны - они еще иногда бегает. Нет нет, да и захочется поверить в то, что ты в чем-то избран судьбой, что тебе дано что-нибудь невозможное, и стоит столько выкинуть из себя страхи и сомнения и поверить. Но поверить - это не просто. Это не один день. Пока ты будешь пытаться встать на этот путь, жизнь будет ставить подножки, и в итоге вместо веры сформируется какой-нибудь житейский комплекс. Я вообще убежден, что судьбу строить нельзя. Ею можно правильно пользоваться. Перекроить же что-то, если весь мир против себя, почти невозможно. В человеке много страхов, большую часть из которых он и сам не знает. Буддисты отмечают, что внутри души, или, может, им не души, а какого-то сегмента человеческого организма, живут идами. Разлагаясь в первые дни после смерти, существо, уже не имея тела, имеет множество путей для их осмотра. Они кажутся ему невероятными монстрами. Бояться их нельзя. Но в обычном положении увидеть их тоже нельзя. Не говоря уже о попытке к познанию. Выходит, что рождаясь, человек уже носит их в себе. Потом их остается лишь кормить собственными поступками.

  Я - Это я.

 Петр - это такое же, сконфигурированное на иное развитие.

Вова Автоян - он такое же я?

Многие люди задумывались над неоднозначностью общества. Раскольников, например, был движим идеей о том, что все люди делятся на две категории. Если не сидеть, морочась день ото дня работой, то стоит лишь оглянуться, и это видно не вооруженным взглядом. Но те, кто вообще ни на что не способен, кроме как потреблять или умело потреблять, наступая на рядом стоящих, они ведь тоже записывают себя в иную категорию. Есть среди них  и короли кривых зеркал, которых с первого взгляда никак не распознаешь.

  Люди- система. Куда бы ты ни бежал.

  А философствовать можно только о мужиках. Женщины проще, хоть и прекрасно вооружены временной внешностью.

  Пункт первый - история идеи. Тезисы потом будут приукрашены графикой и выставлены на всякие просмотры.

Пункт второй - развитие концепции.

Пункт третий - проблема ощущения мира внутри и вне круга корпоративности. Такие вот узкоспециализированные максимы, призванные запутать неискушенного человека. Все главное доводиться до ума слушателя речью агитатора. Это его слово.

  Купили ли они там какое-нибудь "ПБОЮЛ", чтобы  следы заметать? Я бы на месте Петра так и поступил. И вообще, создал бы целую сеть, где проводилось бы куча всякой разной фиктивной благотворительности. Помощь бабе Мане в покупке цветного телевизора. Помощь детскому саду в приобретении носков. Помощь, например, мне, талантливому разработчику, который не может найти себя в этой глухой провинции.

  Открыл газету. "Неопанк в Звездах". Это о панк-музыке, которая так хороша, что всем остальным надо пешком стоять, молчать и в две дырочки сопеть. Открыл другую... "Очистим Кубань от недоносков" и подзаголовок: "Что хочет Сергей Чикаго и К?"

 А что он хочет? Веселиться он хочет. И больше ничего. Тем более, его волнует тот вопрос, что люди вокруг, не умея веселиться, ищут пути другдругаоттрахивания. Он об этом и поет. Просто на матах. Просто плохие слова используются у него по назначению. Все нормально, ребята. 21-й век. Все можно. Все хорошо. Конечно, провинция - это особая категория. Мораль среди аморальности процветает. Рука протянута, разинут карман, зато патриоты пишут о колосках, писатели союза писателей вспоминают о визите Пушкина на Кубань, мусора держат конопляные станции, в деревнях девочки делают тебе минет, если ты им дашь потрогать сотовый телефон, а в глухих хуторах - там народ и вовсе обитает, славя зоновские понятия.

  Мне это, конечно, не надо, потому что я все равно поеду куда-нибудь. Почему бы мне в Китай не поехать? Я не знаю китайского языка, зато я очень хороший специалист в VBX и Delphi, а если учесть, что последний разработан сам из себя, то мне многие , что по полечу. Хотя, если признаться, машина - это слишком синтетически. Еще хуже - это мое согласие с Викой. А что? Нашел бы себе реальную китаянку. Сидел бы, взламывал лицензионные диски...

  Еще одна газета. "Петр Марков дарит компьютер школе Љ 59" (!) Это наша работа. Всякие разные кандидаты, выпуская газеты, посвященные им любимым, сейчас уже научились правильно пиарить. Чего только они не дарят! Прямо таки не люди, а посланцы. Но мы - тоже не отстаем. Писать в собственной газете о том, что ты гуманист, и на обед, завтрак и ужин у тебя концентрированный гуманизм - это одно. Извещать же прочие СМИ - это другое.

  А вот и "Комсомолка". И туда, блин, влезли.

  "Философия общественных антивирусов". Кубанский корпоративист Александр Сэй мечтает покорить Эверест.

  Вот красное издание:

 "Долой философию наркоманов!"

Вот так вот. Звоню Петру:

 - Петь, хочешь посудиться?

 - С кем?

-С Красными.

-Легко.

-Статью видел?

-Нет.

-Посмотри.

-Ладно. А ты просчитывал все плюсы и минусы суда?

- Нет. Тут юрист нужен. Не, я не настаиваю. Я просто так сказал.

-Что ж, это - тоже идея.

 Я представил, как через много лет народ, устав от издевательств, будет рукоплескать ему, жаждая мести.

Это вам за СССР!

Это - за Павловскую реформу.

Это - за пирамиды!

Это - за дефолт!

Это - за Чечню!

Это - за бензин!

  По печени, по почкам, нож в сердце. На! Русская нация.... Старше всех прочих наций. Русская нация - гипербореи! Арии! Крестовый поход.... Долой евреев....

 Фашизм начинался так же. В кружках. В среде культурных пацанов, которые хотели быть кем-то. Они мечтали видеть мир перевернутым. Они, быть может, и не плохими были пацанами в начале своем. Мальчик Адольф, беря в ручки кисточки и краски, делал первый мазок.... Но нам до этого далеко. Я наверняка знаю, что если мы начнем себя спрашивать,  честно это все или нет, то вскоре обнаружим кого-то, сидящим на шее, пляшущим по головам. Тут нельзя ртом щелкать.

  Еще одна газета:

 "Юрий Иванцов: Рифмы природы".

  Отлично. Юрий в гонку не бросается, он просто не дает себе скучать.

 - На работу сегодня пойдешь? - спросила Вика.

 - Да.

-...

  Я пью чай, она что-то тараторит. Почему я живу с ней? Это вопрос, да. Возможно, это тоже вопрос возраста. Раньше у меня бы хватило энергии отвязаться от нее, заклеить душевную дырку какой-нибудь идеи и найти себе новую, еще одну новую. Хоть десять, хоть двадцать, хоть тридцать. Теперь же во мне уже сидят страхи такого порядка, которые просто так не вытравишь, которые, вдобавок, еще и не заметишь просто так. Я чего-то боюсь, но сам не знаю чего. Меня постоянно грузят какие-то волнения, если я нахожусь наедине с собой. Вот мне и нужна Вика. И еще - я боюсь, что если она уйдет. Другая не придет. Сюда же можно добавить, что все мои доводы пусты. Я, видимо, просто ее люблю. Без нее плохо. С ней - тоже плохо. Реальность двузначна.

  Вечером, засыпая, я вдруг начинаю чувствовать невыносимое раздражение. Хочется собраться всей энергией души, растворить дверки и выпорхнуть вон - в вечный эфир. И все это - из-за нее одной. Меня начинает раздражать в ней каждая мелочь, и я знаю, что молчать невозможно.

  - Валерочка, - шепчет она.

  Хочется встать и уйти.

  Она гладит меня. Крутится змеей. Ей постоянно хочется. Это и хорошо и плохо.

  Я далеко не всегда так раздражаюсь. Иногда я полон оптимизма, и на фоне этого подъема весь мир мне кажется братом, и Вика - в том числе. Я могу рассказывать ей свои идеи, я могу поведать ей о том, как работает внешний компилятор (хотя - что там рассказывать). Ей это ничего не надо. Она просто питается моим сердцем, и ей в кайф вот так вот тереться кошкой, высасывая  меня.

 - Вчера видела Гену, - сообщила она.

- Опять? Что-то ты часто его видишь.

-Ой.... Ну что ты. Валерочка.

 - А кто его знает, что ты там задумала.

  Она начинает раздеваться. Телом, конечно, Вика может взять любого. Она не высока, зато нет в ней ни чрезвычайной тонкости, ни лишних складок. Грудь у нее упруга и выпукла. Держаться за нее можно уверенно и долго. Вот только с выражением лица что-то не так. Что бы она не делала, оно ее выдает.

 - У Гены такая машины...

- Что за машина?

-Джип. Типа "Тойтоты", или что-то там еще.

- А. А какого цвета.

-Темно бордового.

- А салон? - задаю я наводящий вопрос.

- Хороший.

-CD проигрыватель есть?

-Да.

-И что ты там делала?

-Где?

-Где где. Сама знаешь где.

- Ну, ты сразу так и думаешь. Мы просто по-соседски пообщались. Он просто интересуется современными движениями. Ему, может. Хочется в партию вступить.

- А он не армян?

-Да нет.

-А то я подумал - армян - и партия. Оно, конечно, хорошо, но жизнь-то  она есть жизнь. И чо. Музыку слушали.

-Где? В машине?

-На хую! Где ж еще!

-Слушай, что ты так со мной разговариваешь. Что я тебе сделала? У меня может быть какая-нибудь личная жизнь или нет? Я целый день дома сижу, тебе обеды готовлю. Я, может, тоже хочу, чтобы у нас была своя машина. Мы же можем купить машину?

 - У меня прав нет.

 - Ну, получи. Слушай, а пойдем вместе на права учиться! - она обрадовалась, думая, что сумела перевести рахз8овор в другое русло,- Пойдем, а? Прикинь, вместе отучимся. Пойдем покупать.

-Давай, - согласился я спокойно.- Какую тачку купим?

- Ну... - она мечтательно подставила палец под подбородок.

-Давай 412-й.

-А что это?

- "Москвич".

-Нет, ну что ты.

-А может "зэпмен"? А? Чисто боливар. Газ до пола - тра-та-та-та-та. Представители крутой партии ударились в суперы. Альтернативность до краев. Слушай, его ж и ударить не жалко. И антифриз не нуже7н.

- А что такое антифриз?

-А ты у Гены спроси.

-Ну что ты.... Ну.... Ну я просто по-соседски общ0алась. А ты - сразу ревновать.

- Ладно. Я подумаю на счет тачки. Вообще, машина - это ведь еще и средство для понтов.

- А что туту такого?

-Значит, надо.... Что-нибудь блестящее, лакированное.  "Тойоту" какую-нибудь, да?

- А что, денег хватит?

Не знаю. На "Ноль первую" точно хватит.

-Какую?

    Следующим днем сыпал мелкий снежок. Слякоть замерзла и приклеилась к земле. Машины тихо урчали и никуда не спешили. Мир, казалось, замер. Бордовый "Pajero" Гены торчал во дворе и прогревал двигатель. Хороший был джипец. Деньги, видать, водились у него или у папы с мамой.

  ... Тезис Љ 10: Лавинообразная популяризация идей среди молодежи.

  В офисе было как обычно многолюдно. Я занял кресло свое, закурил. Впустил к себе молоденькую журналистку.

  - Здравствуйте, - сказал она, волнуясь.

 - Здравствуйте, - ответил я, спокойно осмотрев ее сверху донизу, цинично оценивая.

  Я вообще не ловелас. Нет. Далеко мне до настоящих приключений. Просто, будучи оторванным от компьютера, я автоматически пытался чем-то заполнить образовавшийся вакуум.

  - Я представляю газету "Молодежь края".

  Я представил, как соблазненная, она тяжело дышит и постанывает, наклоняясь к крышке стола. Юбка ее расстегнута, колготки медленно спускаются уверенной рукой...

- .... Недавно губернатор....

Она начинает терять разум и стонать в приближении главного....

 - Вы за революцию? - спросил я наугад.

-Что?

-Значит - нет?

-Почему это?

- Революция - это молодость души, - проговорил я весьма бодро, отчетливо и быстро, - вот, например, вы живете постоянно одним и тем же стилем. Одежда, мысли, одна и та же ручка, одни и те же... ну, косметика, желания, цвет.... Колготок, например, и все вроде хорошо, извиняюсь, если неправильный эпитет где-то употребил, но вот, например, у вас возникает потребность в чем-то. Я имею в виду, все вдруг изменить и начать заново. Как бы коренной слом. Не обязательно ведь формулировать это желание, правда. Но, допустим, оно есть. Что тогда? Я не говорю, что у вас так же. Я вас просто не знаю. Но это - дело типичное для для большинства нормальных людей. Одни люди постоянно стремятся к материальному благополучию. Но так как нормальными средствами богатым не станешь, будешь лишь уверенно поддерживать штаны, приходиться все время что-то мутить. Всячески обманывать государства. Это я не о  себе, извиняюсь. Это я о том, как я вижу общество. Вот. Другая часть людей традиционно способна мыслить абстрактно. И вот - все дело в том, к какой половине людей вы принадлежите. Теоретикам больше свойственно идет на какие-то новые шаги.

 - Не знаю, - она тут застеснялась, почти как школьница, и мне подумалось, что у меня есть кое-какие шансы.

-Это, конечно, и не обязательно выяснять, и не так-то просто выяснить...

  Я выждал паузу.

 - Я - на счет статьи о ваших тезисах, - она наконец-то собралась с духом.

- Да да.

-Я хотела бы выяснить кое-какие моменты.

- Н-да. Оплаты?

-В смысле...

-То есть, не оплаты, нет, - сообразил я, -а, так сказать, денежного поощрения с нашей стороны. Так? Мы иногда это делаем, так как это - просто часть политики. Тут нет ничего зазорного. Мне, например, известно, сколько платят молодым журналистам в наших газетах. Не так-то уж и много, правильно. Я, конечно, 6не говорю, что мы вас озолотим, но - двести долларов за хорошую статью - это легко.

 - Я... Что вы...

 Она то ли стала делать вид, что замялась, то ли правда замялась.  Видно, опыта у нее еще мало было. В конце концов, я просто ее убедил .Двести долларов за статью в нашей провинции - это очень даже нормально. За двести баксов можно уверенно дорогу себе вперед начинать строить. Главное, другие пути не пересекать.   

   - Это нормально, - сказал я, - к тому же, тезисы очень и очень нейтральны. Вам совсем не обязательно мучит себя, пытаясь уяснить ядро идеи. У меня есть краткое описание. Специальный конспект. Специально для вас. Извините, как вас зовут?

-Вера.

-Верочка, я думаю, познакомившись ближе с нашими идеями, вы найдете что-нибудь полезное и для себя. Например, почему человек так сильно зависит от средств массовой информации.

 - Это вопрос?

  Она, видно, только еще начинала осваиваться. Наверное, ей нравились дискуссии. Не зря ведь круглые ученические очки носила.

- Да нет. Хотя, в принципе, мы можем это обсудить.

- Роль СМИ двояка, - сказала она, - телевидение информирует людей так, что даже самый отсталый человек может знать все самые последние новости, представленные в соответствующем виде. Человек легко может узнать, где и что происходит. Развлекательные программы играют двоякую роль. Как положительную - так и отрицательную.

  - Да, - ответил я, - в нашем понимании телевидение - один из самых больших тормозов, какие только можно придумать. Но мы не выступаем против него, так как это глупо. Мы хотим, чтобы люди просто осознавали. Так сказать, фильтровали. Иначе человек едва ли не структуру свою меняет, превращаясь в человека телевизионного. Его ломать начинает, если он что-нибудь по ящику не посмотрит. Человек - это суперкомпьютер. Никто из нас не знает, что в нем есть, потому что культура потребления запрещает это. Познание - это заподло. Учиться хорошо только тем вещам, которые в последствии прорубят дорогу к карьере. То есть, опять же - к потреблению. Не правда ли, это походит на матрицу. Развлечения - та же колбаса. Представьте, что у вас "Пентиум-4", а вы используете его только для просмотра экранной заставки. Смотрите себе и кайфуете. Какие, мол, красивые звездочки летят!

- Но мы же с вам не такие? - спросила она.

- Хочется верить. Наверное, если вы со мной соглашаетесь, значит - так и есть. У нас есть шанс. Правда, Верочка?

- Но мы же с вами не такие?

-Хочется верить. Наверное. Если вы со мной соглашаетесь, то - да, конечно, у нас есть шансы, чтобы в этой колбасе не потонуть. В человеке столько дикости. Вы вот смотрите, для чего происходят выборы. Для того, чтобы те, кому мало воровать просто так, могли воровать во много раз больше. Если бы кто-то о нас думал, мы бы это хоть иногда замечали. В этом-то и задумка наша. В отличие от политических кружков, которые если и выносят какие-то идеи - то чисто внутри своего круга, два и то - чаще всего националистические и экстремистские, мы не хотим ни у кого ничьи деньги отбирать. Мы, конечно, не за такую революцию, которая ломает все вокруг, ничего не оставляя. Мы призываем думать и бороться разумно. К примеру, поднимают раз в пол года цену на свет. Какого черта, спрашивается? А я знаю. У молодых господ подросли дети, которым надо ехать в Англию учиться. Где бабки брать? Ну, и, конечно, привычка. Со времен семнадцатого года, когда большевики научились поднимать цену в сто, в тысячу раз за один присест. Это очень вкусно, трахать простое население.  Все объясняется проблемами в стране. А нет бы - вышли люди на улицу и забастовали - не будем работать, пока цену на свет назад не поставите. Или, например, цены на транспорт. Провинциальному человеку, чтобы съездить в Москву, на одни только билеты уйдет вся зарплата. Круто? Круто. Дети  очень и очень толстых господ опять же поехали пор Лондонам и Парижам, а жены их, видно, давно уж чувствуют себя дамами светскими и избранными. И что? Прочему никто никогда не сказал по телеку, что положение в стране - это просто отсутствие национального самосознания. Одна прослойка населения, трахает другую чисто до смерти. Выживите - молодцы! Не выживите - ваши проблемы. А те, кто неплохо выживают - они в свою очередь свои законы пишут .Цены на рынках ломят в два три раза, организуют шоу-бизнес, в котором музыкантов нет, один только большой колхоз с волосатыми руками. Неужели нельзя быть чуть чуть подобрее и договориться как-нибудь, чтобы не быть по отношению друг к другу не самыми полными врагами. Мы даже и об этом кричать не собираемся, чтобы нам власть рот не закрыла. Мы просто хотим, чтобы люди осознавали, что они - не просто потребители, а разумные существа, в мозгах которых миллионы мегабайт информации.

 - Глобально, - заметила Верочка.- Но, как мне кажется, вы как-то не так все двигаете. Да здравствует наш рок, и все такое. При чем, рок-то весьма специфичен. Некоторым людям может показаться, что вы что-то вроде партии любителей пива, которая решила победить. Никто не против того, чтобы поприкалываться...

- Вы верно заметили.

- Я до разговора с вами не так все себе представляла.

- Идея в том, что мы понимаем, что чистая идея никому не нужна. Ну, и во, вторых, сейчас сильна власть тех, кто наверху. Если нас идентифицируют, то просто подгребут под себя. Мы будем существовать, ну и все на том. Будут у нас деньги. Будут у нас какие-то возможности пролезть в реальные партии. Да и молодежи-то идеи пока что ни к чему. Вот мы и не мучаем и себя, ни других. Лучше меньше, да лучше. Ну что, вступаете к нам.

- Хм... - Верочка усмехнулась, пораженная моей бесцеремонностью. - Так сразу - и в партию?

 - А что? Я же вижу по глазам, что все это вас сильно заинтересовало. Просто если сейчас сразу же вступите, потом начнете все "за" и "против" взвешивать. Так всегда. Но я же не в секту вас приглашаю.

-Ну, я не знаю, - она продолжила свои сомнения.

-Да нет. Я так, - сказал я.- Я просто рассказал вам идею. Конечно, в ней, как и в любой другой, полным полно прорех. Но это только начало. Все еще впереди. Остальное прочтете в ... в реферате... вот ваш гонорар...

  Секунду-другую она колебалась, потом взяла две сотни баксов маленькими худыми руками с просвечивающимися венами, на которых было написано, что денег они еще не познали и что, возможно, еще не скоро познают.

  - Спасибо.... Это все?

  - Да. Хотя... Что вы делаете сегодня вечером?

 - А что вы имеете в виду?

 - Я имею в виду, что мы могли бы встретиться вечерком, поболтать, поужинать вместе где-нибудь. В неофициальной обстановке. Я бы вам побольше рассказал. Ваш материал вышел бы в более полном виде.

- Хорошо, я подумаю.

- Верочка, мне вам позвонить или вы мне позвоните?

-Давайте - вы мне.

- Отлично.

  В обеденный перерыв мы собрались в главном кабинете офиса. Петр, отпустив бородку, облачившись в кожаную куртку, напоминал комиссара. Свитер а-ля Хэменгуэй  подчеркивал креатив.

  - Я подсчитал, - сказал он, - когда у нас кончатся деньги. Я имею  в виду, в каком темпе мы можем их тратить.

  Он затянулся.

 - И что? - спросил Юрий.

 - Да все нормально. Я темп вычислил. Мы сейчас не сильно его опережаем.

 -  Есть оптимальные варианты? - спросил Саша Сэй.

  - Ну да. Но, я думаю, нужно, чтобы какой-то приток все-таки шел. Если установить членские взносы, Ну, рублей по 50, это будет окупать нашу аренду. Вот. Потом я решил сделать кое-какие документы на деньги. Тридцать человек из нашего правого крыла перечислили на наш счет в виде пожертвования деньги. Это наши деньги. Но они как бы пришли от них. В фонд поступило 15 тысяч условных единиц.

  - Я еще пришлю, - сказал Юрий, - еще тысяч пятнадцать.

  - Ты их можешь задекларировать?

  - Я же не квартиру покупаю.

 - Хорошая идея, - заметил я,- а что, жрать будем?

- Это - тоже идея, - обрадовался Александр Сэй.

  По поведению женщин всегда видно, когда что-то не так. Это особенно хорошо выражено, если женщина в чем-то виновата. Я не беру в расчет настоящих мастериц обмана, которых все же много меньше, чем думают. Обычная женщина - это чистый лист для человека наблюдательного. Если кто-то со мной не согласен, спорить не буду. У виноватой особы появляется явления колебания - ее поведение скачет как маятник. Полюс- минус. От полюса - к полюсу. Если она это скрывает, то можно помучить ее какими-нибудь наводящими вопросами, и все встанет на свои места. Те6, кто говорят, что что-то можно вычислить по запаху, сильно ошибаются.

  Я ужинал, а ее кидало то в жар, то в холод. Она то лезла целоваться, мешая ложку в рот засунуть, то вдруг уходила из кухни и становилась в комнате у окна, то зубы в ванной чистила. Наконец, она влезла во внутренний карман моего пальто и вынула пачку сигарет.

  - Ты решила узнать вкус сигарет? - спросил я.

  Она молча подожгла край сигареты спичкой, но прикурить не смогла, только выпустила изо рта бледное облачко.

  -Что-то с тобой не то, - решил я.

  Но выяснить, что же с ней не то, не удалось. Зазвенел ее мобильник. Она рванулась вон из кухни, в комнату, и там поговорила с кем-то.

  Я выпил кофе. Волноваться у меня не было никакого желания. Ни ругаться, ни портить себе нервы.

  Вернувшись с переговоров, она уселась у окна, провела взглядом вдоль трассы, что вокруг микрорайона шла, а потом вдруг бросилась мне на колени, да так, что я чуть остатки кофе на себя не опрокинул.

  - Ну, что случилось? - спросил я ласково.

  - Валер, - прошептала она на ухо, - ты меня любишь?

  Вот оно. Если сейчас сказать "да", то обман порастет мхом, и попробуй, доберись до него.

  - А ты сама как думаешь? - спросил я.

  Она отвернулась и насупилась.

 - Так что случилось? А? Вик, скажи мне, я же вижу, что что-то не так.

- Что случилось? А ты не знаешь?

-Нет.

- Знаешь.

-Не знаю.

- Все вы так говорите.

- Кто еще так говорит?

-Ты меня не любишь!

  Она вскочила и удалилась.

 Я так и остался сидеть на кухне, стараясь ни о чем не думать. Можно было включить комп и погонять в какую-нибудь тупую бродилку или помучить выловленного вируса. Но как я ни старался держать себя в руках, настроение падало.

 Тогда позвонила Вера?

  - Я извиняюсь. Видимо, уж поздно... Просто я подумала...

- Разве поздно? - спросил я, - отличное время. Очень даже и не поздно. Мои любимые без десяти девять.

- Я подумала над вашим предложением..

- И согласились?

 - Да.

-Где встречаемся?

- Кафе N. Знаете?

-Конечною. Я возьму такси и приеду через двадцать минут.

  Когда я стал собираться, Вика появилась в коридоре со слезами на глазах.

- Ты куда?

 Она то вздрагивала, то вновь поворачивалась. Поролон ее души был полон дешевых чувств и глупости.

  - В никуда, - ответил я сердито.

-Как в никуда?

- Ты же сама этого хотела. Тебе плохо со мной? Я не удивлюсь, если ты себе уже кого-то нашла. Это в твоем репертуаре. Тебе просто не сидится на месте, если все нормально. Так и хочется кому-нибудь в душу влезть! Да? Оставляю тебя наедине с собой.

 - Ты что это, А? Валерик! - она заплакала. - Я знала. Ты меня не любишь! Стой. Ты куда?

- К коту под муда!

-На улице холодно!

- Ничего. В подъезду переночую. 

 

 

                      Глава 15.

 

 Погода еще за час была морозная - теперь же резко поменялось. Где-то в углах дороги морщинами лежал снег. Смешавшись с грязью, он таял неохотно, зато луж было полно, и мне постоянно приходилось уворачиваться от машин. Во дворе дома они еще не спешили, а уж в проезде им словно необходимо было давить на газ. Повернув к остановке, я миновал дом, на  ступеньках которого всегда тусовалась молодежь. Играла гитара. Шипело пиво. Хихикали девочки. Я б еще преспокойно мог попивать пивко среди них - там не одни только полные юнцы собирались. Но - Вика. Кто так за меня решил? Какое шестое чувство? Может быть, нужно просто побольше сидеть за компьютером, изобретать что-нибудь, и все мысли вылетят из головы? Но в этом городе - Здесь же нет проектов. Здесь по фирмам сидят умельцы, перетыкающие взад-вперед железо. К ним и не подступишься. Их и на проект не сблатуешь - они еще будут думать, а с какой это стати им нужно соглашаться на чье-то приглашение? Каждый из них   - умнее всех.  Это, конечно, не их одних проблема, так думает большинство. Так  все устроено. То ли для самообороны, то ли для другдругапоедания, но мне то что с того? Мне, собственно, понимание фальши - ни к чему. Я и понимаю, но мне и по барабану. Это вот Петр. Он - герой. Другой бы от отсутствия результатов давно бы скис и водку пил. А он и водку пил, и к результатам пришел, и даже, как ни странно, от этого всего его не заносит. Во всяком случае - внешне.

  Возле остановки было полным полно таксистов. Я приоткрыл дверцу темно-синей "Ауди" и спросил:

 - Едем?

-Поехали, - отозвался парень.

 Это был мой сосед по этажу. Имени его я не знал. Мы иногда здоровались, иногда - нет. Ему, наверное, года двадцать три было. Я его постоянно видел во дворе возле дома - он дружил с беловолосой девочкой, крашеной-перекрашеной.  Иногда он играл футбол с ребятами на площадке, и я даже запомнил его коронную фразу:

 - Да бей, ёб! Ёб те, ноги кривые, что ли.

 -Куда едем? - спросил он.

 - В кафе N.

 - Я там недавно с пацанами сидел, - заметил он.

 - Я тоже там бываю, - ответил я.

 - А мы там постоянно сидим.

 - Ну да.

 - Я тебя чо то там не видел?

 - Я тебя тоже не видел, - ответил я.

  Позвонила  

 

Глава 16.

 

  Иногда у меня бывают порывы совести. Не то, чтоб я себя плохим человеком считал. Все мои  незаконные действия никогда не касались конкретного человека, потому и ненависти какой либо душевной у меня не было. Многие мысли приходят вследствие отрыва от машины. Когда ты весь в массивах и переменных, тебе не до размышлений. Машина сама закачивает тебя в буфер обмена и варит из тебя бинарный бульон. Сколько, интересно, человеко-бит в системной шине?

  А теперь вот было время задуматься и почувствовать внутренности подсознания. Тут ведь дело в том,  что только состояние лени подвигает человека на какие-то думы. В прочем состоянии просто не до этого. Выйдя из простоя, вызванного страхами ха свою судьбу, прошлый мир свой не вернулся и где-то вдоль да около.  Главное в человеческой природе - это наслаждение. Иной мотивации к каким-либо действиям просто не существует. Это - суть человека, его ядро. Не зря ведь говорили, что сама природа человека греховна.

  Он сидел у нас в офисе. Обычный провинциальный чиновник, без всяких признаков опасных связей и опасных действий. Покуривал "Marlboro", поглядывал по сторонам, строил из себя невинного работника системы. На вид ему было лет 50. Спокойный от всезнания, от отсутствия сомнений. Я думаю, Петр перед ним слабовато смотрелся. Зеленовато. Он еще не знал ни ржавчины, ни всяких там разных тараканов, которые всегда скапливаются там, где энергия протекает. Да и где его было взять, опыт этот.

 - Неплохо у вас, господа, - заметил Юрий Александрович.

  Так его звали.

 - Какая профессиональная ныне молодежь. Интересно, как вы это сумели все на своем горбу вытянуть?

Я сразу почувствовал  кожей этот запах - сладковато-гнилой. Защитники идеологии сверхсытых всегда его с собой носят. Это иная сторона, с другой стороны  от человечности и гуманизма. Туда без скафандра лучше не спускаться. Или убьют, или заразишься.

  Это еще и чисто русская сторона, привыкшая к элементарному воровству.

- Мы долго к этому шли, - сказал я, - мы не приверженцы хождения во власть за деньгами. Зачем они нам? Кто нынче сегодня серьезно относится к антиглобализму? Если вы считаете нас  иностранными ставленниками, то напрасно. Мы просто связаны в цепь, и цели у нас едины - быть противовесом.

 - Отлично сказано, - ответил Юрий Александрович, - Я еще закурю, вы не против?

- Курните на здоровье, - ответил Петр.

- Так вот. Про противовес - это хорошо. Грамотно. У молодежи есть шанс не скуриться понапрасну. А то мы все тут голову ломаем, что ж нам делать? Создаем различные программу, тратим уйму денег, налоги приходится регулировать, чтобы выделять средства на различные общественные движения, и все равно результаты не те. Скинхеды всякие есть. Спрашивается - на кого Гитлер шел. На вас же и шел. Многие бы из вас и не родились, если б планы его сбылись. А они прутся под разные знамена. Вспоминают Фюрера добрым словом. И такие есть, - он засмеялся, - а про наркоманию - про то и говорить то нечего. А тут вот как все хорошо. Наш лозунг. Работайте, и все у вас будет. Если у вас чего-то нет, работайте больше. Достигайте. Собирайтесь в корпоративных клубах. Общайтесь. Учитесь новым технологиям. Открывайте фирмы. Создавайте молодые семьи. Это хорошо. Поверьте, я не для красного словца это говорю. Интересно, как это у вас так хорошо сочетаются корпоративность и антиглобализму.

  Тоже мне - вступление к вопросу. Он просто не знает, насколько мы изворотливы. Да ежели выйти на борцовский ковер и языками помериться, то сложно вам будет, господин просто чиновник, и друзьям вашим трудно будет. И хуже того - ведь мы уже за чертой, и  бояться нам уже поздно. Только и остается, что вперед шагать.

  - Антиглобализм - это прежде всего антиамериканизм, Юрий Александрович, - сказал Петр, - если мы сейчас с вами не чувствуем этого здесь, то дайте срок - почувствуем. Дайте срок, и нас заставят отжиматься на раз-два. Как в армии. Наша корпоративность - это наш ответ. Зачем раньше време7ни распродавать ресурсы? Посмотрите, сколько молодых! Если их направить в правильное русло, они не будут курить и материться в неведении. Они будут строить. Почему мы развернули агитацию, вы спросите? А как же еще? Когда в городской думе будет наш человек, мы сумеем поднять многие жизненно важные вопросы. Некоторые смеются над нашим панк-роком. Вот вы наверняка не очень понимаете это.

 - Ну, не в моем возрасте слушать панк-рок.  Хотя выступления музыкальных коллективов в поддержку политиков - это обычно.

 - Это не совсем так, Юрий Александрович. Дело в том, что это еще и от души.

- Ну ладно вам, Петя. Разгорячились, - сказал он наставительно, - я вижу, вы еще романтик. Нет, вы не обижайтесь. Кто в вашем возрасте не был романтиком. Кто не был, то, вот, в бандиты подался. Надо верить в светлое. Мы все через это прошли. Хотя - не знаю. Может быть, вы таким только хотите казаться? Уж поверьте моему опыту. Не над первыми выборами работаю. И, надеюсь, не над последними. Увлечения - это отлично да. Но я за вами наблюдал, и ничего аномального не увидел. Вы, должно быть, уже поняли, что власть - это главное увлечение.

- Это когда как, - сказал я.

 Он тут повернулся ко мне, и мне ясно было видно, что это - реакция зверя на звук.

 - А вы кто будете?

 - Консультант.

-М.м.м...

  Он, видно, хотел на место меня поставить, но постеснялся. И правильно. Это был признак его ориентации в пространстве. Он уже явно не считал нас ни случайными дураками, ни потайным крылом кого-то из центра. Впрочем, за последнее ручаться было нельзя.

   Я самой кожей чувствовал его сущность. Перед нами находился настоящий тараканочеловек. Шевеля усами, он вуалировал простыми словами и свою идеологию.

 Мы - сытые волки. Вы - голодные овцы. Мы вас ели и будем есть. Блейте там себе на здоровье, боритесь там в своем стаде друг с другом, бодайтесь, кусайтесь, возвышайтесь друг над другом, ставьте там препятствия, мешая собрату забраться ступенью выше. А мы - мы себе едим.  Все богатства мира - для нас.

  Если б он знал, каковы мы здесь - он бы так не радовался. Но и мы б не радовались, это уж нету спора. Но поверить, что мы просто так - нет, ни он, ни собраться его, никто не верил. Хотя они там не аналитики. В перерывах между раздиранием овцы они, конечно, поразмышляют, кто мы такие. У них службы есть для осмотра стад. У них там на каждую овцу есть досье. Это очень реально.

 Я, конечно, ошибался. Он не для того сюда пришел, чтобы каким бы то ни было методами нас расколоть. Все гораздо проще было.

 - Ладно, пацаны, - сказал он наконец, - буду откровенен. Вы мне нравитесь. Вы не подумайте, что все дело во мне. Если б вы только одному мне нравились, это бы ничего не решило. Просто вы - на своем месте. Это очень грамотно и очень полезно. Идете за прогресс. Корпоративность - это правильность структур, правильно. Это правильность в деньгах. Люди за вами идут. Это хорошо. Это вы правильно в народ пошли. Декабристы вот не пошли, а на рожон полезли. Но я это так- вы не подумайте. Я просто шутить люблю. А вообще жаль, да, что декабристы тогда не смогли.

 Он прикурил еще одну мальборину.

 - вы уж мне поверьте, я могу с закрытыми глазами, с зажатыми ушами человека распознать. Я просто его чувствую, человека. Успех чувствую. Нам ведь неудачники не нужны. Нам нужны реальная смена, здоровые политики, которые знают толк в деньгах, умеют работать и зарабатывать. Если б не я, ребята.... Ну, ходили бы вы себе на митинги. Собирали бы полные залы. Панк-концерты. Даешь здоровой русский рок без наркотиков и все такое. Движений -то всяких полно, никто не мешает же им существовать. Чего скины эти стоят, а? По нормальному их отлавливать надо, а они, да? У. Вы поймите, мы - мы никогда никого никуда не пропустим, хотят они того или нет. Потому что.... Это структура, мальчики. Это наша жизнь. Она не сегодня строилась. Если кто-то думает, что она ломалась, то он просто, просто он поэт, вот и все.

  - Сколько? - спросил Петр.

 - Ну, чего ж так сразу, Петя, - он улыбнулся, -я, конечно, боюсь вас разочаровать. Но я ведь думаю, вас много, и, ну, эти самые, финансы, так сказать, вы сумеете организовать. В-общем, место в горю думе стоит полтинник. Оно, ребятишки, гораздо гораздо дороже, - он поднял указательный палец, - молодым мы делаем скидку! Вы проходите все стадии выборов. Вот. Торг. Ну, штука, две, ну, вы сами понимаете, если деньги есть, то они есть, если их нет, то никогда и не будет.

 - Какие гарантии? - спросил я.

- Ну... Ты знаешь, товарищ консультант.... Ну ты даешь, вот что. Но поработаешь. Притрешься. Пообобьешься в коридорах, так сказать, коридоров, глядишь - и дальше пойдешь. Верно, Петя? Я ведь думаю, у вас ведь не много шуму из ничего тут? Помните, как у Шекспира было? Народу-то у вас много. Головой пошевелите, партнеров зарубежных потрясете.

 - Нет проблем, - ответил Петр, - значит, полтинник баксов, и мы - в думе!

 - Конечно.

- А назначения?

-А.... Ну, ну так ты за этим и не волнуйся. У нас место всем найдется, правильно? Значит, решено?

- Решено, - ответил Петр.

  В эту секунду взгляды их сошлись, и нечто невидимое проскочило. Молния недоверия и зависти. Уж ему-то не дано было так начинать. У них не было меня, хакера. У них комсомол мемеберз были, дивайсы, слоганы, зажатые в темных углах комсомолки....

 - Надо выпить за сделку, -с казал Саша Сэй.

 - Вот это - по-нашему! - обрадовался Юрий Александрович.

 Я представил, как они потом накинутся на наш полтинник с желанием горло друг другу перегрызть. Тот, кто старший, штук тридцать пять купит да на Кипр выежываться полетит. Будет там пузо греть и разговаривать о роли русских за бугром. Остальным - тем поменьше перепадет. Что уж там говорить. Должно быть, и секретарше на презервативы что-нибудь достанется.

  Саша Сэй тут же коньяк достал, бокалы и конфеты. Мы выпили и поздравили госты нашего с успехом. А он - нас, в свою очередь.

  Уже потом, после ухода его, позвонила Вика, стала бурчать что-то словно кошка избитая. Что-то про вину чью-то, мою, должно быть, что-то про Гену, который джипом своим ее покорил.

  - Я хотел тебе изменить, - ответил я, - но не вышло. Кишка тонка оказалась. Но, видно, зря. Не всех людей можно прощать.

 - Это все из-за тебя, - ответила она.

 - Ну да. Из-за кого же еще?

 Я отключил телефон.

 Больно тебе? - спросил я сам у себя. И кто ж тебе виноват? Конечно, ты строишь из себя героя, хотя, собственно, и не строишь, так только получается, а на деле ты ржавый ржавый гуманист. И едва появилась возможность проявить его, так и сели тебе на шею. Больно? Завтра будет еще больней. Потом что ты ее простишь.  Она ведь не может быть иной. Она прогнозируема, как телевизионный эфир в 21.00. Если хочешь, чтобы она всегда осталась в рамках - держи ее в этих рамках. Не хочешь - ну и получай. Люди нормальные живут, ссорятся, мирятся, и все нормально, и никому не нужна дешевая красота. А ты все наступаешь на одни и те же грабли. Она хорошо выглядит чужими глазами. Мы отлично смотримся в зеркале. Она прекрасна на ощупь. У нее отличный половой инстинкт и чрезвычайная любовь ук первобытным позам. Но посмотри на ее лицо! Кто его придумал? Это же отдельный класс! Это - модуль! Инстинкты есть у всех. Я не спорю, что человек - это обезьяна с языком, да еще и злая  и подлая обезьяна. Но что я ей сделал? Неужели так хочется трахаться? Неужели меня мало?

  Человек - это проекция. Женщина - это свойство проекции. И все это - лишь маленький объект на поле запрограммированного мира. Надо ехать куда-нибудь, или срочно становиться таким, как Юрий Александрович. Юра. Юрка. Юрок. Интересно, он никого в своей жизни не замочил? А может - съел?

  - Поехали в бар, - предложил Петр.

  - Поехали. Водку пить?

  - Водку.

  - Это хорошо.

 - Слушай, а поехали к Club?

 - Ну, поехали.

   ... Мы разговаривали ни о чем и пили вино. Club была не в курсе происходящего. Ей наплевать было на всю эту политику. И правильно. Она умела мечтать, а мы уже давно как не умели. Мы покрывались шерстью.

  - Я раньше любил смотреть на звезды, - сказал я.

  - А сейчас?- спросила Club?

 - Сейчас.... Хочется посмотреть. Все время забываю, что они есть. Про водку, вот, не забываю. Даже если и хотеться не будет, все равно нет нет, да вспомню.

 - А в детстве все не так, - заметил Петр.

 - Ну да. Человек в детстве чище.

 - Ну уж не все, - не согласилась Club, - у меня были одноклассники, и глядя на них, можно было сказать, что им жить нельзя. Как бы вообще нет им места на этот земле, а они живут. Убивали все, что движется. А потом их как-то на ум потянуло, и они в раннем возрасте стали честными семьянинами.

 - Это исключение, - сказал я, - я, вот, год от года становлюсь все хуже. Может, на вид это не так. Но просто опыт накапливается, и я как-то более умело отношусь к людям. Те, кто это ценит, для них это - прогресс. А в душе становится все менее свежее.

 - А те, кто считает весь народ средством?- спросил Петр.

 - Не знаю. Я раньше делал миры.

 - Миры? - удивилась Club?

- 2D, 3D. Самое главное, что я их не продавал.

 - Наверное, заработал бы, если б продал, - предположил Петр.

  - Наверное. Меня это от души волновало тогда. Но они бы сразу мертвыми стали тогда, если б я их продал. Мне кажется. В любом творчестве так.

- Да, - согласилась Club и закурила, - творчество - вообще самая важная вещь, я так думаю. Если предположить, что Бог существует.

 - Или был, - добавил Петр.

 - Ты так думаешь?

 - Почему бы и нет? Люди молятся. Не, я даже не про религию и церковь говорю. Просто.... В плане сотворения мира. Бог умер. Этот мир - его стомиллиардный проект. На старость лет он был подслеповат. Что-то где-то перепутал. Добро и зло, например. А то они явно наоборот что-то расставлены. Приходил он, например, в лабораторию. Там - креативы разные. Греются всякие склянки, реторты, спиртовки там на огне стоят, кипят. Тигли там. Фигли - мигли. Ну, конечно, там полный отпад все - десятимерные всякие миры в склянках рождаются и кипят, пробирки двигать не надо - они летают. Ну, вы понимаете. Но представьте - это ж такой проект. Сверхматематика.

 - Ты считаешь, что бог ошибся?- спросила Club.

 - По-моему, это - очевидно. Любая мировая религия говорит о том, что жизни - это страдание. Кто-то  переделывает это в испытание. Но для чего оно, испытание.

 - А если мы - в аду? - спросил я, - просто мы сами об этом не знаем, а? Давайте выпьем водки.

- За что? - спросила Club.

- За ад.

-Нет. Испытание мне нравится больше. Во всяком случае, всегда есть шанс его пройти.

 - А что потом? - спросил я.

 - Ну... Кто его знает.

 - А потом - рай, - усмехнулся Петр, - все дело - в розовых тонах. Кругом добро- никто не ругается. Никто, блин, не сношается. Отлично все! Есть не надо, потому что не хочется. Идешь ты по красивейшей равнине, наблюдаешь райских зверей, а по центру бога видно.

- ну бог с вами, - сказала Club, - давайте тогда за ад в понимании группы "Камаз" выпьем.

-Хороший ад, - ответил Петр, - панковский, и водки много. Пьешь, пьешь, не перепьешь, и печень разлагается. Только и делаешь, что пьешь. Такая вот ерунда. И все только и разговоры, что о водке, о текиле, о кальвадосе, о спирте, блин.

 - Наверное, это так надоедает, что это - действительно адская штука - продолжать пить.

  Мы выпили. Вино разбежалось и скрылось за изгибами организма. Звонок моего мобильника был выключен. Посматривая на экран, я лишь отмечал, что Вика за это время звонила мне три раза.

 А зачем? Верочка два раза звонила, но я ей тоже не ответил. Просто так не ответил.

  - Я бы выпил еще за последний шаг, - предложил я, - я имею в виду за тот шаг, который остается до какого-то поступка. Ты вроде боишься этого, но еще не сделал, только внутреннем переживаешь и боишься. Я думаю, много дел из-за этого шага не были сделаны. Если так вот разобраться, человек в жизни на очень многое способен. Сам в  себе он может нагородить такие горы, что может показаться, что ему и море по колено. Но когда доходит до дола, остается последний шаг. А сложного-то нет ничего. Хочешь - делай. Не хочешь - не делай. Я уж не говорю о тех людях, которых гонят инстинкты, и которые никогда в жизни ни в чем отчета перед собой не знали. Это - совсем уж полные автоматы. Ну, а последний шаг... Можно встать у черты, вкопаться, и начать врать себе. Я, мол, делом занимаюсь. Кто не знает, о чем речь, может подумать, что человек и впрямь делом занимается. Так вот, я хочу выпить за то, чтобы у нас этого шага не было, чтобы мы барьеры проскакивали, не замечая.

-Хороший тост, - сказала Club, -со мной тоже так было. Да что там было. Это очень часто происходит. Наверное, это вообще - крайне распространенная штука. А потом столько разных страхов и комплексов появляется.

- Давайте по полному бокалу выпьем, - предложил Петр.

  После того, как мы выпили, я спросил я него:

 - Слушай, а когда ты женишься?

 В нашем кругу это был популярный вопрос, так за исключением нескольких студентов из правого крыла партии (там были зафиксированы так называемые (на нашем сленге) детские браки), все кругом были люди холостые. Я свое положение гражданским браком пока не считал, и пока, и уже. У Петра же никто не спрашивал, когда он жениться, все уважали его лидерство, и никто ненужных вопросов не задавал.

 - У меня тоже выработался комплекс, - признался Петр, - что тут делать? Я сам взрослел на ошибках. Я учился сам у себя. Были моменты в жизни, когда я видел вокруг себя такое кривое зеркало, что даже не знал, как обычные люди живут. Меня так воспитывали. Я не хочу вдаваться в подробности. Первые шаги в жизни у меня были слабыми и неумелыми. Я горел, энергии было много, а фокусировки в действиях не было. Меня воспитали не для общества, а для того, чтобы пользоваться мной. Так делают многие люди с врожденными странностями. Возьмите вот Вову Автояна. Это - пример. Вова - совершеннейшая кукла. Хотя сам по себе, от природы, он неплохой пацан, родители сделали из него средство для наслаждений. Это ведь кайф, когда нервную энергию можно безнаказанно разряжать. Они то посылают его работать, то приезжают на работу и забирают, и он сидит дома, готовит обеды, и не дай бог, если когда ключ в дверях заскрипит, он не подбежит и не построиться. Они придумали ему график курения. Тогда-то можно, тогда-то нельзя. Он одет во все черное. Когда-то мы подарили ему на день рождения вещи - ну, мама с сестрой, они давай над ним издеваться - мол, какой ты урод в этой одежде. Ну, запретили ему это носить, накупили шмоток черного цвета с рынка. А уж чтобы девку завести.... Зато они всей семьей смотрят порнуху. Заметьте - всей. И мама работает директором детского сада. Она - на хорошем счету, и - гуманист. Как же не быть гуманистом, работая в детском саду.

  Я все это очень остро замечаю, потому что со мной было что-то подобное, только я не стал Вовой Автояном, а просто доказал свои права, и сейчас мне вообще ничего нельзя предъявить. Но как трудно это было сделать? Знаете, это не то, что первый шаг. Это просто прыжок в огонь. Какая-та лиана твою нервную систему опутала, ты делаешь один шаг в сторону, и она тебя начинает жечь. Впрочем, так у многих людей. Просто есть более худшие или более лучшие примеры.

  И не только в этом деле. Очень хочется выиграть. Просто было время, когда и шага ступить не мог. Система... Я не говорю, что она есть, как отдельный организм. Да, иногда находятся ученые, которые думают, что система - это не только социальный феномен, это еще что-то. Какой-то сверхмонстр. У толтеков он называется Орлом, у нас - матрицей, еще у кого-то гомеостазисом. Я, правда, одно время совсем уж сильно страдал, и мне казалось, что так оно и есть. Сейчас как-то все немного забылось. Может быть, я ошибаюсь, и нет системы, кроме нас. Возможно, препятствия есть только внутри. Я не знаю. Это тогда так казалось. Я их просто на каждом шагу это замечал. Кажется. И светопреставления какие-то были. Но теперь -теперь жизнь идет, и я как-то и не верю в то, что было. То ли мы стали прозрачными для этого монстра, то ли мы просто стали выполнять его волю, то ли вообще ничего нет, и все это домыслы.

  Толтеки считают, что Орел видит тебя насквозь. Ты - и корм его, и как бы и тело его. Он, получается, таким образом функционирует. Ест сам себя, и бьет сам себя, чтоб не скучно было. Может, для адреналина. Чтобы думать своими собственными мыслями, а не его сигналами, мастера создавали в себе иную реальность. Вот.

 - А где же наша иная реальность? - спросила Club.

 - Я, наверное, слишком сложно объясняю, - сказал Петр, - но каждый человек чувствует, я имею в виду, если он умеет чувствовать, что что-то не так, грызет его душу какая-та ерунда. Некоторым приходит на ум, что это - совесть, что надо очиститься, некоторые в монастырь от этого давления сбегают. И, что самое интересно, особенно необычные люди, у них это вообще развито. Мировая боль какая-та. Это всегда как-то со стороны бога объясняли. А я тогда считал, что это - блокировка. Клетка, которая может заразить другие клетки раком, должна покрываться защитной пленкой. Если же она совсем опасна. Вы заметьте, как мало великие люди живут. Апогей разума приходит где-то в ранней старости. А кто до нее дожил? Я не говорю про поэтов. Но представьте, что и стихи - это блокировка. Если бы они свой талант не в поэзию, скажем, направили, а на познание этой системы. Они ведь многие настоящими безбожниками были, и им по плечу было удержать в себе такую концепцию, чтобы потом в конце пути не обломаться и не прийти не покаяться. А? Я бы глупо выглядел.... Но это уже было сказано, и, при чем, очень хорошими авторами. Я ведь до того, как это понял, никаких таких авторов не читал. А когда прочитал, то подумал, что меня обокрали. Я тогда вообще-то рассказы писал. Ну, то, что я их кругом посылал, и их никто не писал, это понятно. Когда я жил в Москве, то издателям просто надоедал. Но в Москве не посылали. Там люди культурные, хоть и дело это не меняет. А здесь - здесь посылали. Тут при одном журнале есть батюшка. Так он открыто против евреев выступает, батюшка. Поп, так сказать, посланник бога. Он тоже литератор. Не, ну дело не в этом. Мне иногда самому евреем хочется быть, чтоб поальтернативничать. Ну да ладно. Мне самому кажется, что я как-то намеренно в систему сейчас не верю. В ее полное величие, в ее торжестве над нами. Просто проходят годы. Романтики становится меньше. Я начинаю понимать, что прежде чем говорить о матрице, нужно в своих собственных страхах разобраться.

  Он закурил.

 - Она есть, - произнес я.

 - Кто?

-Ну, эта... Матрица. Это легко доказать логикой.

- Скверно, -произнесла Club.

- И  цинично, - добавил я.

- Все большие циники на деле оказываются романтиками, - сказала Club.

- Наверное, - согласился Петр,- давайте выпьем за романтику.

  Я выпил. Вино прогулялось по мне волной.

 Я представил себя огромного черного Орла, у которого в желудке вариться земное мироздание. Он отрыгивает, и пар исходит в космос. А Дон Хуан и сотоварищи для чего-то извиваются змеями в попытках что-то против сказать. А потом еще - облом накатывает. Он сам их создал, орел, потому что ему скучно. Напротив сидит другой орел. Он уже всех съел. Он- марсианский орел. Потому на марсе жизни нет, одна лишь холодная эстетика.

  Я понял, что Петр на своем пути всегда будет одинок, и только выстроенная им самим ложь по отношению к рабам этого мира сможет его защитить. Иначе - иначе останется только водку пить, чтоб в голове как можно меньше мыслей оставалось..

 Мне так не дано. Я человек более простой, хоть и хакер, хоть и программист довольно высокого уровня. Если меня не отследят, я заработаю еще много денег в своей жизни и грузиться ничем не буду. Мне в этой системе ни шатко, ни валко. Жить можно. Страдать незачем. Побеждать некого. Я просто плыву по течению.

 

 

 
 Глава 17.

 

...Вова Автоян разносил Гуи. И радостно было, и грустно. Время менялось быстро - только вчера все жило в этом кругу привычным ритмом, и никто не видел никаких признаков перемен - казалось, что вот так вечно будет происходить, все будут на блатхате собираться, водку пить, развратничать, а вот уже и нет этого, и не вспомнить. В будущем же еще что-то маячило. Романтика резко поубавилась. Дело наше было снабжено серьезной динамикой. Мы сами менялись на глазах. Удачи сплотили нас. Петр был на высоте - ему верили. Флаг революции колыхался на ветру, и мы им питались, ветром этим. А Вова Автоян продолжал принимать бутылки и оставаться королем стеклотары. Ничто в его мире не менялось и не могло поменяться. Он собирался принимать бутылки до конца дней своих.

  Теперь же блатхата была пуста, и он заскучал. Не к кому было в гости было зайти. Он, конечно, купив две бутылки пива, заходил к Ламборджини и беседовал о жизни. Рассказывал, как у них в семье принято друг друга кормить, протягивая ложку и говоря "ешь", смеялся, когда Ламборджини смеялась этому, слушал истории про жисть, которые имелись у старой в большом количестве.

  Понимая одиночество его, мы решили его навестить. Со мной были Петр и Юрий. Зашли к нему. Бутылочку водки принесли. Пачку Гуев.

  Эксперимент продолжался.

  Судьба тренировалась на нас. Мы - на Володе.

 - Мамик вчера с работы приходит, - сказал Володя, - ха, - он засмеялся звонким мальчишечьим голосом, - а я сижу, на компьютере играю,  не встречаю. Ух, что было.... Как она мне вставила.... Ух. Я думал, это все. Будет мнем неделю высказывать. Мол, все. За компьютером больше не сидишь. Пароль поставит. Блин. Как она меня отымела! А потом телек включила. А там.... Смотрю - сидит, забыла уже про меня, смотрит. Последний герой. Чи как там его называют. Потом зовет меня на кухню. Ну, думаю, сейчас что-нибудь скажет. А она улыбается. Наверно, по телеку что-то увидела. Ложку протягивает, говорит - ешь! А я беру ложку, лапшу со сковородки набираю и говорю - ешь! А она мне другую ложку берет - суп набирает - ешь! А я ей вторую ложку беру - ешь! Ой, не могу, умора.

  Слово "ешь" Володя произносил отчетливо, так, что и я бы так не сказал.

  А тут Лариска приходит. Слышу, что-то хочет в коридоре там сказать. Мол, я и ее должен встречать. А на кухню тока зашла, а я ей - ешь! Она встала, глазами - блям, блям, тут  берет ложку, зачерпивает, и мне - ешь! И мамик тоже ложку берет, и ей - ешь!

  - А есть, что пожрать? - спросил Петр.

  - Не знаю.

  - Да ладно. Пойдем, в холодильнике посмотрим.

   До выборов оставалось, прочти уже ничего. Команда наша готовилась отмечать победу Петра. Шампанское закупали, водку, петарды. Петр же, устав от постоянных успехов, уже строил планы на дальнейшую жизнь. Борьбы-то никакой еще и не было.

  Вика вернулась. Но все это было условно. Я уже для себя все решил, и никто бы меня не переубедил. Каждой твари - своя среда обитания. Рыбе- вода, червю - земля, птице- полет, пауку - угол с мухами, и так далее. Нельзя заставлять кого-либо жить в противоестественных ему условиях. Я потому с ней не ругался и ничего не предъявлял. Претензии - это разборки из-за собственности. А собственности теперь никакой и не было. А наблюдал ее как фон, делая вид, что этот фон мне не противен. Каким бы глупым не было мое сердце, но и оно имело право на то, чтобы поумнеть.

  Мы лежали в постели. Я курил, складывая бычки в пепельницу, которая стояла рядом на стуле. Было часов десять, и в офис я не собирался. Позвонив Юрию, я спросил его подменить меня на пару дней.

  Может быть, заменить?

  Я еще не был уверен. Но ветер уже слышался. Паруса шумели где-то, трещали канаты, и это было соблазнительнее самой дорогой и глупой игрушки на свете, любых денег, любой женщины.

  - Как ты думаешь, выиграете? - спросила Вика.

 - Не знаю, - я пожал плечами, - наверное. Представь, есть такие жуки. Ты их наверное видела. Их еще солдатиками называют. Красные такие, с плоскими спинами. По весне они толпами выходят, ползают, радуются солнцу.

 - А чем они питаются?

 - Не знаю. Пылью, наверное.

 - Да ладно. Как они могут пылью питаться?

 - Ну как. Просто. Ты что, не знала, что многие животные пылью питаются?

 - Не может быть!

 - Может. Еще как может. Пауки - они, вот, вообще из пыли рождаются. Не зря же раньше говорили, когда паутину веников по углам собирали, мол, надо пауков погонять. А пауков там и не было. Это значило, что раз сейчас нет, то скоро появятся. Из пыли пауки и рождаются. Нет, я не об этом. Жуки эти красные могут сидеть друг на друге очень долго. У них половой акт может протекать несколько дней. Они залазят друг на друга. Могут сутки сидеть. Могут - двое. Могут по трое, по четверо сидеть, образуя пирамидки.

 - Как это?

  - А ты что, не видела?

 - Нет.

 - Хочешь сказать, ты и жуков таких не видела?

 - Видела.

 - Ну вот. Весна настанет - присмотрись.

 - А 5к чему ты это говоришь?

 - Ни к чему.

 - А.

 - Просто мы лежим с тобой уже 24 часа.

 - Это плохо?

 - Почему сразу плохо? Не веришь, не надо. Будешь шампанское?

- А что, есть?

- Есть.

- Почему я не видела?

- А я спрятал.

   С ней так и надо было жить, понимая, что надолго ее не хватит, у нее все равно начнется моральная чесотка, вскочат прыщи на душе, и ей нужно будет где-то их выдавить. Одно ей будет мало, потому что, убегая на сторону, она просто мстит. Мстит передом за то, что ее что-то не устраивает. И раз уж так повелось, раз она не чувствует угрызений совести, это уже правило.

  Женщина - средство, думал я. Женщина слишком глупа, чтобы ломать себе из-за нее нервную систему. Если она не приручается - ищи другую. Законы просты, и проще не бывают. Другое дело, если тебя самого приручают. У кавказских, вот, народов, на этот счет все поставлено правильно. Но, видно, и романтиков там вообще нет.

 - Ты меня любишь? - спросила она, пьянея.

 - Я всех люблю, - ответил я.- Ненависть - это глупо в силу того, что человек очень мало живет. Нервы скрипят от вражды, наверное, какой-то кайф от этого выделяется. Потому что было бы больно - кто б ненавидел? Кажется - энергия от этого у тебя усиливается, а ты только от этого слабеешь. И кому от этого лучше? А потом раз - и закончилась жизнь. Как бы ты мозгами и не скрипел. И нет тебя. Промучился, поборолся, пытался вычислить, что дважды два, это не четыре, и что? Поэтому, я считаю, лучше жить и радоваться каждому дню. Скажи, ты хочешь "Мерседес"?

  - Если я скажу "да", ты мне целую лекцию прочтешь.

 - Не, я не прочту. Я тебя люблю. Просто люблю за то, что ты лежишь здесь, а я - на тебе, и нам все до лампочки. Твое тело хорошо пахнет, а я отражаюсь в твоих глазах. Мои глаза видны в твоих глазах. Мне кажется, что если ты закроешь их, то и я исчезну. Наступит тьма, а потом я проснусь - и ничего не было. Я заснул в виртуальном шлеме. Давай я еще налью.

 - Я уже пьяная.

 - Это хорошо. Зачем быть трезвым?

 Шампанское выстрелило пробкой. Оно проживало свою короткую жизнь в этом рывке ото дна, к горлышку , и - наружу. В этом полете для него длился век.

  Позвонил Демьян. У него тоже был теперь мобильник, хоть это и не соответствовало его босотским понятиям.

 - Хай! - воскликнул он.

 - Ну хай.

 -И ч-чо?

  Потянулась пауза.

 - Чо делаешь? - спросил я.

 - Я? А чо мне делать? Сижу, пиво пью.

- А.

-Ч-чо, а? Я хотел позвонить тебе, сказать, чтобы ты приезжал, пивка бы попили, побазарили. Пацаны тут сидят. Мы чисто на кофеюшнике собрались, сидим. Рыбу взяли. Чисто сом, прикинь. Жир, блядь! Течет! Юля нам поставила "Короля и Шута".... Гэ... Я теперь этот. ... Ну как.... Ну, короче, типа, не люблю я все эти умные слова, но, бля, куда от них деться? Кар-роче, креативный директор. Такая фишка. За это и пьем. Лютый говорит - ты с ума, мол, сошел, а ч-чо? Лютый - он еще тот босяк. А у него - красный диплом! И ч-чо! Ч-чо? А я -  бос-сяк! Босяком родился_ босяком и помру! Не, ну, дириком быть по кайфу. Ничтяк! Я.... Ну как... Я дело знаю. А ты там чо, а? С шумоголовой? Да? Ты, слышь, ну я тебе сочувствую. Вы вообще, пацаны, я с вас фигею! Бабы - они ведь все дуры. С головой у них не все ладно. Этот.... Как его. Юрий Александрович заходил сёдня. Я его развел, прикинь. Га! Гы! Так он чо? Пиво поставил! Говорит, а что вы туту делаете, молодой человек? А я ему кричу - ты, слышь, сам ты молодой. Я уже седой! Ты посмотри на меня! Я такое в жизни видел. Ну, типа, пива давай. Ну, он чисто не обломался. Проставился. Куда ж деваться? Нормальным пацанам надо же пиво ставить.

- Ага.

-Чо ага? Пиво приезжай пить.

 -Не, серый, в следующий раз как-нибудь.

 Я представил, какой там из Демьяна креативный директор. Впрочем, если ему некоторые словечки поотключать, он еще и ничего будет. В телеке, вон, монстров немало. Представить страшно, каковы они в промежутках между телеками.

 - Кто звонил? - спросила Вика.

-А, так.

-Да ладно, говори.

- Демьян.

-А. И что?

-Ничего. Пиво там пьет. Работает творческая личность. Вот.

-А.

  Так мы и лежали, попивая шампанское. Я представлял себе призрачные паруса и запах свободы. Вика, должно быть, видела перед собой картины, где проезжал "Мерседес". Как она смотрит из окна, уверенно поворачивая руль. Все на нее смотрят. Она на них не смотрит. Она вообще только вперед смотрит, потому что у нее теперь другой ранг - омерседесенный. Подъезжает к гаражу. Тонкою рукой открывает тяжелую дверь, морщась от того, что усилия для открытия дверки так тяжелы.... И все ей завидуют. И королева она, потому что омерседесенная.

  Я так. Я не говорю, что это совсем уж ненормально. Просто меня это не устраивает, хотя я в мерчседесовские бабки видел, и они для меня - дело обычное. Вика - просто одна из всех.

  Я думал о Петре. О деле революции, которое собирался бросить. О том, как скоро это дело увянет и перейдет в разряд пустословья. Сам лично Петр, несомненно, теперь далеко пойдет. Дух перемен будет им двигать еще долго, пока он не поймет, что Россия - это большая телега, и заставить ее ехать со скоростью автомобиля невозможно. А пока он будет праздновать успех, и все - вместе с ним, в том числе и я. Конечно, если б не мои маневры.... Но что об этом говорить. Все это знают. Потому я и занимаю в нашем деле свое правильное место. Сидели бы по-прежнему. Водку пили. Играли на гитарах. Говорили о деле революции, кричали, ругали кого-то. Так многие кричат.

 Но потом, потом жизнь все расставит по своим местам. Чудес не бывает.

  Вика стала рассказывать мне о своих подругах, я слушал в пол-уха, видел их образы перед собой, и меня они даже чем- то развлекали. Потом я ей рассказал о программировании. Оно ей, конечно, сто лет было не нужно, однако ж и мне было все равно, слушает она или нет.

 - Ты так и не сказал мне, почему ты уехал из штатов, - сказала она потом.

 - А я и не уехал, - ответил я,- я в душе по-прежнему там.

 - Как это?

- Просто. Я - в одном месте, душа - в другом.

-Тебе там надоело?

- Немного.

- А мы можем туда поехать?

-Конечно. Это легко.

-Правда?

-Правда.

-А как визу открывать?

-Ну, это чепуха.

- И мы вместе поедем?

- Почему бы и нет. Легко. Хоть завтра. Нет, завтра не получится. И послезавтра. И вообще, надо дождаться, когда выборы пройдут.

-А тебе они сильно нужны?

-Ты хочешь сказать, что мне выборы не нужны?

 -Нет, я просто.

- Ну, поедем. В США. Хочешь - здесь останемся. Заведем детей.

-Ага.

-Тебе ж хорошо со мной?

-Да, Валерик.

-Ну вот. Это - самое главное.

  Самое главное, что душа моя стала прохладней, и в ней нет никаких обид. Виновата Вика - ну, что ж с того. Все люди преисполнены грехов. Просто не нужно жить с кем-то через силу, как я это до последнего делал. Разойдемся тихо и спокойно. Без шума. Она до последнего дня не будет знать, что я все решил. А мне - светло. Некого винить, некого ненавидеть.

  Если б я не встретил революционеров этих, то по-прежнему продолжал бы жить и осматриваться по сторонам, ожидая опасность.

  ...Выборы проходили обыкновенно. Да и как еще об этом сказать? Души, конечно, еще не отгорели, все еще виделось впереди, но и позади было немало, и полжизни самые идейные наши бойцы уж  точно потеряли в мечтах. Теперь все происходящее было лишь удачной схемой подтверждения. Петр прекрасно осознавал, какой ценой все это куплено, ну и весь близлежащий компот был ему понятен.

  Я сидел в офисе. Телек работал. Сводки новостей иногда доносили какие-то скудные лоскутки информации. Я вслушивался, потом щелкал пультам и бездумно всматривался в лица фальшивых сериалов. Мне думалось, что мы, получив деньги, могли бы не мучиться и не строить корабль революции, а просто пойти куда-нибудь в звезды. В сериалах бы снимались. Пришли бы к продюсеру.

 - Ара, возьми в кино.

 - ......................

-Сколько.

-Столько.

  Так бы начались великие карьеры, и никто бы не ломал головы. Если бы они предложили мне такой план осуществления экстремистских замыслов, я бы особо не сомневался. Ведь мои предыдущие аферы - в них тоже не было смысла. Я даже не чувствовал особого адреналина, когда попадал в чужую сеть. Это было просто..... Просто, и больше никак.

  Штаб вовсю суетился. Молодые участники движения кружились у дверей, что-то обсуждая. Для них вся эта каша была неимоверно сложна, им необходимо было победить, чтобы иметь шанс на будущее. Телефоны накалялись. Ко мне то и дело кто-то заглядывал и что-то пытался выспросить.

  - Потом, - отвечал я, - я работаю. Где Петр Евгеньевич? Не знаю. Он мне не звонит. А раз не звонит, значит - все нормально. Потому и я ему не звоню. А вы этот сериал смотрите? Да? И про что он? Ладно, потом - так потом.

  Петр зашел вскоре. На нем был хеменгуеевский свитер, в руках - бутылка коньяка.

 - Десять часов до окончания шоу, - сказал он.

 - Да. Думающие люди давно все понимают, для них нет никаких тайн. Вчера вот заходил журналист из "Региональных Новостей". Говорит, у них, мол, всем давно известно, чуть ли не списки есть, кто победит. Ты там есть, понятное дело. Он у меня и спрашивает - типа, а как же голосование. Я говорю - но мы же не руководство. Мы не директора, не богатеи. Не мы выборами командуем. Сам же понимаешь. Он что- то хотел выспросить, да передумал. Вообще, все давно поделено, Петр. То, что нас впускают в эту кухню, это очень и очень странно. Сам подумай. В правящих кругах много стариков, но много и людей более молодых, тех, кому немногим более за сорок. Это они - настоящая молодежь. Нас по идее и в расчет нельзя брать. Полтинник баксов кто угодно может насобирать. У нас куча предпринимателей и бандюков. А у молодых и перспективных - у них все там давно расписано. У свои сыны есть. Они, вот, по Лондонам отучатся, придут нами командовать, кровь нашу пить. Нет, я понимаю, что на самом деле все проще, городская дума - это не государственная, здесь и бабки не такие и возможности не те. Там то на халяву можно жить, здесь, ну так, ни туда, ни сюда.

 - Я до конца не верю, - ответил Петр, - система не пропускает опасные для нее структуры.

 - Значит - мы безопасны.

-Ты считаешь, что мы - безопасны?

- Нет. Мы очень опасны. Хотя бы ты и я. Мы не хотим жить по законам этого мира, а это - очень весомый аргумент. Просто так происходит. Видимо, такой сложился момент, что бороться особо  некому. Все свое имеют, а новые аппетиты чего-то еще не проснулись. Все дети - по Лондонам. Новые не подросли. У всех много тачек, дач, хороших работников, у всех фирмы свои, бандитов нет, менты уравновешены и обучены, в ФСБ - полный штиль, Москва со всем согласна....  Бывает же моменты. Я когда в институт поступал, такой момент был. Конкурсы на наш факультет всегда неплохие были, нужно были что-то знать, а если этого чего-то не доставало, то и заплатить. А у меня денег не было. И у родителей денег не было. Да я еще и не готовился перед этим, а по девочкам шлялся, водку пить учился. И вообще, я о компьютерах вообще ничего не знал, и по математике у меня три было. Я просто пришел, посмотрел на список факультетов и выбрал свой. Если честно, шансов никаких не было. А тут вдруг в тот год сложилась какая-та беда, что и недобор был, и вместо экзаменов - тестирование. Да еще и пацанов маловато пошло. Ну, я и поступил. Это уж потом меня по этому делу пробило, и я стал настоящие проекты делать. Так что чудес не бывает. В регионе, конечно, недобора быть не может. Жуки-то ползут на запах дерьма отовсюду, всем откушать хочется. Хотя. Может, и система нас пропускает. Ты думаешь, я не поверил? Я и сейчас верю. Мне кажется, подсознательно я постоянно только об этом думаю. Системе нужна разрядка. Ей иногда нужно пустить у себя самой кровь, чтобы сбить напряжение. Нельзя, конечно, говорить заранее. Но и не верить нельзя. Чем меньше веришь, тем больше ты свинья.

  Петр налил коньяку. Мы выпили.  

- Ты во всем уверен? - спросил он.

 - Да. Это же не рядовые сявки. Тем более, за такие бабки, сам понимаешь, можно и пристрелить.

 - Даже нужно.

-Даже нужно, я с тобой согласен. Мы, мы хоть и честные деньги представляем...

 - Ты так думаешь?

 - Пока еще это так.

- Пока еще Зорро не поймали.

- И он сам себя еще не поймал.

  Мы выпили еще. В окне просматривалась улица. Шел мелкий снежок. Народ двигался как будто бесцельно. Семечки щелкали, студенты попивали примерзшее пиво, кто-то собак выгуливал, кто-то - самого себя. Выборы интересовали далеко не всех. Были и такие, кто о них и вовсе не знал.

- У нас- честные деньги, - сказал я.

 Петр кивнул.

 Мне позвонила Верочка, и мы, общаясь, понимали, что отношения у нас есть, хотя с первого дня в них установилась граница, которую теперь уже не легко было перешагнуть. Не было бы ее с самого начала - все по-другому бы было. Была ли туту Вика виновата? Отчасти - да. Я в тот момент был не способен переступить через себя, хоть и понимал, что с Викой у нас не может быть будущего. Над этой дурной честностью можно посмеяться - тем более, на фоне всех моих экспериментов с жизнью и чужыми деньгами. Однако, это так. Я не силен в мелочах. Как сказал один философ, многие мужчины вообще не способны видеть близко. Им всегда открыты большие горизонты, тогда как в мелочах все берет на себя женщина.

 - У вас много кто балатируется, правда? - спросила она.

 -Да. Хотя выиграют не все.

  - Почему?

-Это очевидно.

- Это просто прогноз?

- И прогноз, и реальность. Я уже знаю, кто победит.

- Откуда.

-Все об этом знают. Шучу. Я просто чувствую. У меня очень развитая интуиция. Всем победить нельзя - это не очень справедливо. Корпоративная мысль - она ведь тоже не идеал. Мы ее изначально как идеал не выставляем. Это просто сверхпрактичность. Карьера. Бизнес. Попав в думу, мы будем содействовать различным программах обучения молодых специалистов, бизнесменов, политиков. Если мы все пройдем, то в думе будет скучно, потому  что все будет правильно. Некому будет воровать. Некому будет взятки давать. Глядишь, и взятки признаков дурного тона станут. Шучу, конечно. У нас в думе все люди - очень честные и порядочные.

 - А ты бы победил?

-Конечно.

-Правда?

-На одном классе.

-Ты серьезно?

-Да. Честно.

-Почему же ты решил этого не делать?

- А не хочу. Не люблю я политику. Я раньше увлекался компьютером и многого в этом достиг. Потом так вышло, что я увлекся политикой. Но это так - смена настроения.  Самое главное - это хорошие люди. Тогда и жить хочется. А чем ты занимаешься - это не важно. Ты знаешь Демьяна?

-Сергей Демьян?

-Да.

-Да. Знаю. Он часто выступает, и я его видела на телевидении раз, и еще раз - на радиостанции.

- Как ты думаешь, на что это похоже?

-Ты о чем?

-О Демьяне.

- Как? У него какая-та роль. А вообще, он неплохо ее исполняет. А, я вижу, ты знаешь его с какой-то другой стороны.

-А каким он кажется тебе?

-Очень уверенный и какой-то очень правильный. Иной раз не позволит себе резкого высказывания, а всякие народные эпитеты использует, чтобы не таким уж правильным казаться.

- Я отстал от жизни, - ответил я, - надо будет запись выступления Демьяна просмотреть. На самом деле он не чужую роль играет. Он сам в самого играет. Конечно, ему помогают специалисты. Правильно ставят речь. Составляют тексты. Но идеи - это все его идеи. Он такой и есть. Это очень реально. Это намного реальнее, чем может показаться.

- И ты по-прежнему призываешь меня вступить к нам?

- Ну, мы же просто так треплемся. Просто у нас здесь хорошая компания. Никто никого не заставляет грузиться. Я знаю много организаций, которые являются воплощением идеи какого-нибудь лидера. И вот он там всех давит, потому что и ему иначе нельзя, и другим, да и сам он - вампир какой-нибудь. Таких много. Все чего-то обещают. У нас же все реально, понимаешь. Мы просто работаем, уважаем друг друга и к многому не обязываем.

- Вы тоже хотите город к своим рукам прибрать?

-Нет. Зачем? Кто такое заявляет, тот дурак. Ну, нашел он себе соратников. Ну так и грош им цена, если они на такую дешевую ерунду ведутся. Ну что? Вступай. Отметим. Стол накроем.

-Это так обязательно?

-Это вообще не обязательно.

-Может, это важно лично для тебя?

-Может быть.

-Тогда это - другое дело.

-У меня есть шанс.

-И очень много.

  Петр принес еще коньяку. Я уже чувствовал себя навеселе и был готов на подвиги. Саша Сэй  перебирал на компьютере план развития, составленный две недели назад. Он уже тоже хорошо принял. Взгляд его был рассеян. Наконец, он включил слайд-шоу картинок, где-то ли местный художник, то ли кто-то из нас, представлял свое видение Гуя.

 "Гуй и Куй. Две планеты. Два мира".

 "Вселенские ветры над Гуем".

 "Встреча брюссельских студентов с компанией Гуёв. 1897г."

"Мое видение Гуя 1"

"Мое видение Гуя 2"

.....

"Мое видение Гуя 15"

....

-Вот прикиньте пацаны, да? - сказал он, - завтра это будет уже история. ЫВ данную минуту все еще по-старому. А потом - потому уже все. Этот план опубликуют в газетах. Гуи мы спрячем в долгий ящик.

 -Гуй - неотрицаем, - ответил я.

- Гуй  и Куй - планеты спутники, - добавил Петр.

-Сын мой, - засмеялся Саша Сэй, - не выходи на улицу без Гуя!

-Давайте сделаем Петра!- предложил я.

-О! - обрадовался Петр.

-Он определитель себе поставил, -  сообщил Саша Сэй.- Моя Ленка ему звонила часто и делала женского Петра. А Юлька - та женского утреннего Петра. А Юрец звонил строго  час ночи. Ха, ты еще не спишь? Вот и я. Они уже друзьями были. Прикинь, а потом мы с Юрцом приходим к Вове, а он бледный. Говорит, запарил меня какой-то Вася, все время звонит, говорит - я  Вася. И ночью, и днем. Покоя нет. Я, говорит, сам его найду и не знаю что с ним сделаю.

-Опасно, -заметил я.

-Опасно, - согласился Петр, - Я блокировку номера тогда включу, вот и все.

  Я взял трубку и набрал номер. Пошли длинные гудки....

 

 

  

Глава 18.

 

 Спустя два дня я двигался вечером по улице пешком, пьяный. Снег таял, но местами прогалин совсем не было видно, и можно было подумать, что у неожиданной зимы есть какие-то шансы. На самом деле зимы в этом регионе как таковой нет. Чаще всего зима  местная- это пасмурные дни, мерзкие дождики, иногда - морозы, минус двадцать раз в пять лет, цветение деревьев в чуть ли не в конце февраля, тогда же - посадка картофеля на огородах.

  Толстые облака, едва не касавшиеся крыш домов, сопровождали меня. Антенн-то, они, видно, уж точно касались. То и дело срывался мелкий дождь, пытающийся перейти в крупу. Улицы наполнялись влажным туманом, который бывает всякий раз, когда холода сдались перед уверенностью здешней погоды. Фары машин расплывались. Звуки - приглушались. Подростки, играющие в хоккей на улице, казались призраками. Когда я поравнялся с ними, оказалось, что вместо шайбы у них было яблоко.

  - Бей! - кричал один.

  - Тьфу ты, ебаный мазила! - кричал другой.

  - Гришь, Гришь, покажи Роналдо!

   - Да ты слышь, это ж хоккей!

  - Ты, да пофиг!

  - Ой, не могу....

  - Ты, да ништяк!

  Я миновал поле игры, и тогда позвонила Вика:

  - Ты идешь домой?

 - Да. Сейчас, в офис зайду.

 - Так поздно?

 - Восемь часов только.

 - Там кто-то есть?

 Я хотел ответить, что нет, что я просто зайду, от нефиг делать, но передумал и сказал:

 - Я документы забыл. Заберу и приду.

 - Ты потом - сразу домой?

 - Ну да.

  Сразу после этого звонка я зашел в пивбар и выпил кружечку.

  Погода же по выходу моему из пивбара окончательно расклеилась. Дождь усилился, ветер дул теплый, будто в начале его находился космический тепловентилятор. Это был настоящий декабрьский дождь, который не отличишь ни от  какого другого дождя Кубани. Только в декабре дожди идут зимние, уверенные. В другие месяцы календарной зимы сырая погода больше напоминает осень, ну а ближе к концу зимы, зимы уже нет. Традиционный вылет зеленых мух, например, происходит двадцатого февраля. Тогда ж цветут первые цветы на газонах. Но бывает, что зимний дождь переходит потом в мороз, и все покрывается толстой коркой, мир превращается в один большой парк снежной королевы.

  Вновь запиликал мобильник. Высветился незнакомый номер:

- Здравствуйте, - уверенно и бодро, но - отчасти по слогам, поздоровался со мной мужской голос.

 - Здравствуйте, - ответил я так же бодро.

 - Меня зовут Иван Степанович Приходько.

 - Я очень рад, - ответил я, поднимая воротник.

 - Я работаю в газете "Ветеран Края". Может быть, вы даже меня знаете.

 - Может быть.

 - Не помните?

 - Честно говоря, нет, - ответил без всякого интереса, - мне семьдесят раз на день звонят. Я вообще хочу номер поменять.

 -А-а-а, - он от моего ответа замялся, но тут же пришел в себя, - Валерий Сергеевич.

 - Да, я слушаю.

 - Мы тут продолжили исследование. Устное. Так. Мы ничего не писали. Не вычисляли. На компьютерах. Никак. Просто...

  Он стал мне рассказывать некую предысторию каких-то умозаключений, я слушал, как заколдованный, хотя главным желанием было сказать ему что-нибудь нехорошее и послать куда подальше.

 - И вот, - продолжал он, - все надежды наши рухнули. Я почему вам звоню. Вы же - опытный эксперт. Скажите мне, почему кандидатура Льва Ивановича Терентьева не прошла? Он же - ветеран войны! Вы понимаете, так мало осталось ветеранов! Кто будет говорить о них?

 - Я не знаю, господин Приходько, - ответил я, - ей богу, не знаю. Я не занимался анализом поражения господина... как его... Терентьева, да?

 - Да, совершенно верно. Валерий Сергеевич...

 - Слушайте, Иван Степанович, а чем я могу теперь помочь? Остается только констатировать.  Ну.... Ну, напишите статью, книгу, в конце концов. Какой-то же выход есть?

  - Ну а причины?

  - Платил мало! - воскликнул я.- Извините. До свиданья. У меня - важный визит.

  Я чувствовал, что мне нужно куда-то вырваться, но так как никакого такого места не виделось, куда бы я вырвался, стало быть, мне хотелось выскочить из самого себя. Солнце потушить, может быть. Остановить Землю и сойти.

Проснуться и понять, что ты - липкое тело в матрице. На самом деле я просто устал за последние дни. Мне не хватало сна. Было слишком много кофе, крепкого чая, коньяка, вина, водки и пива. Организм отказывался функционировать, но я упрямо поддерживал его на ходу. Я шел, шел, я сам не знал, куда шел. Казалось, за пеленой дождя прячется светится какое-то окно, куда нужно непременно заглянуть.

  Запиликало. Высветился телефон Верочки. Я знал, что она позвонит. Стал рассказывать ей о каких-то концепциях, слова из меня сыпались наугад, она же ничего не замечала и слушала с воодушевлением. Я говорил ей о борьбе, о победах, об избранных личностях, самого же шатало, и я ни на грамм не думал душой ни а каких революциях.

 - Шампанское за победу можно пить даже сидя в тюрьме, - говорил я.

 - Почему так сразу?

 - Это вообще. Я употребляю художественные методы, понимаешь?

- Мы завтра встретимся?

 -Да, конечно. Пойдем куда-нибудь в ночной клуб.

-Это обязательно?

-Что.

-Ночной клуб.

-Нет. Как хочешь. Мы можем пойти куда угодно. Нас никто не держит. Мы можем делать все, что захотим.

 - Странно ты как-то говоришь.

 - Не странно. Просто дома - ремонт, ко мне поехать не очень удобно.

- Можем поехать ко мне.

 -Отлично. Едем к тебе.

 - У тебя все нормально? - спросила она наконец.

 - Да. Но ты правильно угадала. Понимаешь, я за время выборов слишком много выпил кофе. Я хочу спать, а не могу. Представляешь, какое у меня состояние.

-Выпей валерьянки.

-Выпью. Обязательно выпью.

  Встретив еще один бар, я вошел, взял пива. Закурил. В голове стремительно наступали сумерки. Люди уже начинали понемногу двоиться. Смысл их движения был мне не понятен, и от того они ощущались как некие ожившие абстракции.

A.   S. Antysoft.

Был ли ты мне другом? Нет, у больных машиной не может быть друзей. Только он - ящик, набитый железячками. Не живой, но одушевленный. Оплодотворенный твоей собственной манией.

  Я пью пиво. Пена шелестит, хорошо шелестит. Она словно разговаривает сама с собой. Хорошо мне или плохо - я сам не знаю. Я не пялюсь в комп день и ночь, вот что. Это трудно было предположить раньше, но это - так. А ты - в тюрьме, Antysoft. Гниют твою мозги. Некому тебя оттуда забрать. Некому тебе машину с выходом в сеть привезти, чтобы потом ты снова ожил. Мри, Антисофт. Никто тебе не поможет.

  Повторять пиво я не стал. Вышел. За угол по нужде зашел. Двинулся дальше. Вскоре я оказался у дома Club.

  У каждой женщины - свой запах. Если говорить только о диапазоне чувствительности обоняния, то это будет звучать хоть и правдиво, но весьма ограниченно. Запах, который улавливает подсознание - это что-то другое, которое, однако, выражено не менее ярко, стоит лишь зацепиться за него.

  Я закурил и посмотрел в ее окно. Пахнет ли Club дорогой? И вообще, что она там делает? Одна ли она? Есть ли у нее кто-то? Я ведь даже мало мальских подробностей из ее жизни не знаю. Мне известно лишь о ее собаке, о коте, о том, что с нами она никогда не откажется пить вино.

  Лена встретила меня своими бигудями. Я бездумно смотрел на нее.

 - Привет.

  Казалось, она была мне рада.

 - Я почти что пьян, Лен, - сказал я, - вот что.

  - Вижу.

 Мы прошли на кухню. Я закурил, клубы дыма заполнили все пространство равномерной пеленой. Желтый кот соскочил с дивана и удалился, это походило на жест. Декабрьский дождь за окном усилился, зашумел, заговорил. Я невольно прислушался - может, и понял бы, что это значит - шум, вылитый из миллионов стуков,  но думать не хотелось.

 - Любишь поезда? - спросил я.

 - Конечно.

  Она достала из шкафа вино, поставила на стол. Тихо звякнули бокалы.

Ага, сказал я сам себе. Значит, я не настолько пьян, раз меня не отправляют спать и не предлагают руку помощи. Я еще кажусь ликвидным для дальнейшего пития. Да что там говорить, я отлично держусь. Я крепок. Воля у меня есть. Машины воспитали во мне стойкость, и теперь я могу держаться до тех пор, пока автоматическая защита не сработает, и я не упаду.

  Я втянул в себя воздух.

  Чем все-таки пахнет Club. Наверняка, это - особенный запах. С таким запахом можно ехать вникуда и не бояться, что у тебя сдадут нервы.

 - Ты бы поехала вникуда? - спросил я.

- Конечно. Я и собиралась.

-Неужели.

-Да. Хочу плюнуть на все.

 -Ты знаешь, я прямо сейчас хочу поехать в Таиланд! - заявил я решительно.

 - Да?

 - Конечно. Вот поднимусь сейчас, посмотрю на себя в зеркало. Попрощаюсь с видом себя на фоне эпизода этого города. Скажу - да. Революция - да, да, да! Пусть теперь она назревает без меня. И т.д. Я ей помог. Она помогла мне. Я даже где-то отправной точкой для нее стал, вот что. И - едем дальше. Нельзя задерживаться на одном месте. Без движения все прокисает. Все зависит от того, с какой машиной можно тебя сравнить. Если ты трактор - то ты пашешь, поля, ферма, коровы. Му! Если ты грузовики - то ты упорно возишь грузы. Ноши. Ты - добытчик. Если ты каток- то катай. Если ты автобус - в тебя вмещается много людей. А если ты спортивка - то на маленькой скорости у тебя двигатель перегревается. Дорога нужна. Ритм, понимаешь? Вот выйду сейчас, возьму такси. Да, начну с такси. Такси - это всегда первый шаг к новой жизни. Ты не знала? Приеду на вокзал, лягу в СВ и буду спать до Москвы, иногда открывая глаза, чтобы зимние поля узреть. Привет, поля! Привет, деревни! Все такое, да? Люди. Мол, вы за революцию, да? А они - а они все против. Им она не нужна, их имеют, они кого-то еще имеют, и на этом спасибо, что есть кого иметь. А потом- потом уже другой ветер. Таиланд. Джи форс 4. Деньги закончатся. Я пойду работать.

 - Меня с собой возьмешь? - спросила Club.

- А тебе не слабо?

 -Нет.

-Нет, я знаю. Любое решение - это сложно. К нему нужно готовится. Ждать чего-то. У самого себя спрашивать, дозволено ли мне это или не дозволено. А спрашиваешь ты на самом деле у себя самого. И никто ничего тебе не запрещает. Потом приходят сомнения. Потом ты ими обрастаешь по горло. Так они тебя и заплетут. Потом - родители, да? Куда? В Таиланд? Е мое! Офигеть! Да тебя распнут! Обычно к таким шагам готовятся пол года. С духом собираются. Прыщи на носу три месяца давят. Советуются с родными. Все такое, ты понимаешь. Пойми, Club. Такое делается раз в жизни. Если ты испугаешься один раз, планка поднимается. С каждым разом она все выше, и потом настанет момент, когда ее просто физически нельзя будет перепрыгнуть. Нужно будет садиться на вертолет и подниматься, чтобы над планкой сверху пролететь.

 - А ук тебя деньги есть?

 - Золото партии.

 -Нет, правда.

 - Я же говорю, золото партии. Ну что, спорим на слабо.

-Хочешь сказать, что мне слабо вот сейчас, прямо сейчас одеться и поехать на вокзал?

-Не знаю. Не знаю.

-Хм... Валера, какие проблемы. Ты мало меня знаешь. А я то думала, что ты меня знаешь

-Слабо?

-Мне? Мне не слабо.

-Так что, будем одеваться?

- Да. Вызывай такси.

  Я остался на кухне и налил себе вина. Вернулся желтый кот и уселся мне на колени,  свернулся в клубок.

 Главное - не думать. Выкинуть все из головы. Ни одного сомнения. Документы у меня с собой. Кредитки - с собой. Деньги  на билет - вот они, деньги.

  - Интересно, - сказал я сам себе, закуривая, - чем все это закончится?

  Ехать, конечно, я был не очень-то в состоянии, но кровь кипела и звала в бой.

 

Август 2003.