Александр фон дер Бриген. Судьба декабриста

  

  Часть первая. ИСКАНИЯ

  

   Глава вторая. ГВАРДЕЙСКИЙ ОФИЦЕР

  

  "...Каждый раз, когда я ухожу от настоящего и возвращаюсь к прошедшему, я нахожу в нем значительно больше теплоты. Разница в обоих моментах выражается одним словом: любили. Мы были дети 1812 года. Принести в жертву все, даже самую жизнь ради любви к отечеству было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма. Бог свидетель этому...", - писал на склоне лет в своих воспоминаниях декабрист М. И. Муравьев-Апостол [1].

  115 будущих декабристов были участниками войны России с наполеоновской армией. Среди них и А. Ф. фон дер Бриген.

  16-летним юношей он вступил в лейб-гвардии Измайловский полк. С этим полком связана вся его военная служба, которую он начал подпрапорщиком 14 декабря (символическая дата для будущего декабриста!) 1808 года. Тогда там служил поручиком и товарищ Бригена еще с ученических времен в Петришуле М. А. Фонвизин. Позже, уже в 1850 году, в письме князю Е. П. Оболенскому из сибирской ссылки Александр Федорович вспоминал: "Мы с ним служили не только в одном полку, но даже в одной роте, и он не изменил старому товарищу" [2].

  Военная карьера Бригена продвигалась довольно быстро: через год он уже портупей-прапорщик, спустя почти два года - прапорщик, через полгода, в апреле 1812 года, произведен в подпоручики, в этом чине и встретил войну с Францией. 7 декабря 1813 года Александру Федоровичу присвоено звание поручика, спустя почти три года он стал штабс-капитаном, в феврале 1819 года - капитаном, а 3 мая 1820 года произведен в полковники. Тогда ему не было еще и 28 лет. В чине полковника Бриген в 1821 году вышел в отставку. Сведения о его продвижении по военной лестнице содержатся в "Формулярном списке о службе лейб-гвардии Измайловского полка полковника фон дер Бригена" [3].

  Со своим полком Александр Федорович принимал участие в основных сражениях времен войны с наполеоновской Францией в 1812 - 1814 г.г.

  Сохранилось лишь одно письмо Бригена того времени, отправленное как раз в начале войны, 5 июля 1812 года, из Невеля Я. А. Дружинину - тогда директору канцелярии Министерства финансов, переводчику, другу Г. Р. Державина - крестного отца Александра Федоровича. Невель в июле оказался прифронтовым городом, который спешно укрепляли, так как он прикрывал путь наполеоновской армии на Петербург. В Невеле находилась главная императорская контора, а Бриген был послан туда офицером связи от своего полка. В войсках царил патриотический подъем. В письме Дружинину по-юношески решительный 20-летний подпоручик Александр Бриген писал: "... у нас, слава Богу, есть и хлеб, и соль, и храбрые солдаты. Жаль, что не пожаловал к нам на позицию при Дриссе Наполеон со всеми силами своими: не воротиться бы ему назад. Позиция удивительная, но, видно, Мюрат проклятый и не сунулся" [4].

  Речь идет о Дрисском укрепленном лагере, устроенном еще перед началом военных действий между местечком Дрисса (ныне Верхнедвинском) и деревней Шатрово. По замыслу главного военного советника императора Александра I генерала Карла Пфуля, армия Барклая-де-Толли, используя эти укрепления, должна была остановить наступление наполеоновской армии после отхода российских войск от границ империи. Но высказанные в письме надежды Бригена были обманчивы: план Пфуля по многим причинам оказался несостоятельным. Вот что по этому поводу писал тогдашний адъютант Пфуля, выдающийся военный историк и теоретик К. Клаузевиц:

  "Дрисский лагерь с тыла был прикрыт одной лишь рекой, по ту сторону которой не было никаких окопов и даже ни одного населенного пункта, пригодного для обороны; имелся лишь ряд дощатых сараев, в которых были сложены мешки с мукой. Так как переправа через Двину не представляла ни малейшего препятствия, то продовольственные запасы армии, не будучи защищены хотя бы естественными преимуществами местности, все время внушали бы тревогу за их целость.

  Таким образом, укрепленная позиция на Дриссе, в сущности, осталась голой идеей, абстракцией: из всех тех требований, которым она должна была отвечать, она не удовлетворила почти ни одному...

  Если бы русские сами добровольно не покинули этой позиции, то они оказались бы атакованными с тыла, и безразлично, было бы их 90 000 или 120 000 человек, они были бы загнаны в полукруг окопов и принуждены к капитуляции" [5].

  Бриген, вращавшийся в Невеле среди офицеров императорской свиты, понял, что война с Наполеоном будет отнюдь не молниеносной. В том же письме, адресованном Дружинину, несмотря на высказанные надежды на неизбежный разгром французской армии, он вынужден признать: "Я думаю, на следующий год понадобится много денег; вероятно, и Дмитрия Александровича [Д. А. Гурьева - министра финансов] и вас это обстоятельство очень озабочивает; и подлинно, есть о чем подумать: война самая решительная, обстоятельства самые практические" [6].

  После расформирования главной императорской квартиры Бриген, покинув Невель, вынужден был догонять свой полк, отступавший со всей русской армией от Дриссы через Смоленск, Вязьму и Гжатск до Бородина.

  Особо отличились измайловцы в Бородинской битве 26 августа 1812 года. Сначала они были в резерве, но потом их (вместе с Литовским и Финляндским полками) выдвинули на Семеновские высоты. Не успели полки построиться, как их внезапно атаковали французские кирасиры, которых Наполеон называл "железными".

  

  

  

  Лейб-гвардия Измайловского полка в Бородинском сражении. Художник А. Коцебу

  

  Натиск "непобедимой кавалерии" Мюрата удалось отбить, но спустя некоторое время латники, усиленные конными гренадерами, снова пошли в атаку. Русские войска стройными залпами отбросили неприятеля, понесшего огромные потери. Когда кавалерийские атаки наполеоновской армии захлебнулись, французы открыли по русским полкам многочасовой огонь из 400 орудий. Засвистела вражеская картечь, многие гвардейцы были убиты и ранены, контужен в грудь и 20-летний подпоручик Александр фон дер Бриген. После мощного артиллерийского обстрела французы снова атаковали ослабленных защитников Семеновских высот, пытаясь разгромить левый фланг русских войск. Но гвардейцы и на этот раз выдержали атаку. Потерпев третью неудачу, Мюрат не решился вновь отправлять свою кавалерию на верную гибель. Французы ограничились лишь высылкой отдельных стрелков.

  

  

  

  К вечеру на подмогу гвардейцам прибыли русские кавалеристы, вместе с которыми французов обратили в бегство. "Неприятель, с крайним уроном, прогнан огнем и штыком, - писал в донесении М. И. Кутузову генерал Д. С. Дохтуров, командовавший левым крылом русской армии. - Одним словом, полки Измайловский и Литовский покрыли себя, в виду всей армии, неоспоримою славою". 176 измайловцев погибли в Бородинской битве, 73 пропали без вести, 528 гвардейцев получили ранения. Все офицеры полка получили награды, подпоручик фон дер Бриген "за отличную храбрость награжден золотой шпагой с надписью "За храбрость" [7].

  После Бородинской битвы Измайловский полк отступил через Москву к Тарутинскому лагерю, где отдыхал до начала октября. Бриген, несмотря на контузию, остался в строю.

  В октябре вместе с русской армией измайловцы двинулись в контрнаступление. 13 октября Бриген вместе со своим полком участвовал в битве под Малоярославцем, после которой наполеоновская армия вынуждена была отступить по старой Можайской дороге на Смоленск. В формулярном списке Бригена числится и его участие в сражении при Красном в начале ноября 1812 года и в преследовании неприятеля до Вильно. В декабре измайловцы вошли в Вильно, где стали готовиться к заграничному походу. 1 января 1813 года гвардейцы преодолели Неман и вступили на территорию Пруссии. Через три месяца они уже были в Дрездене. Но в апреле-мае антинаполеоновская коалиция потерпела поражение под Люценом и Бауценом. Понес потери и Измайловский полк. После непродолжительного перемирия союзные войска в начале августа снова развернули наступление.

  К середине августа русско-прусско-австрийские войска оказались в опасном положении. Потерпев поражение под Дрезденом, союзная армия вынуждена была отступать. Обстановка, сложившаяся на театре военных действий, грозила антинаполеоновской коалиции окружением и разгромом, а то и полным уничтожением при отступлении. Тогда на военном совете было принято решение прикрыть отход армии союзников силами русских гвардейских полков: "Гвардии не предстоит славнейшего подвига как принести себя в жертву для спасения всей остальной армии". Гвардейцы с честью выполнили эту задачу. Как назло, погода им не благоприятствовала. Накануне, отмечал И. М. Спиридов, "несколько дней продолжался непрерывный холодный дождь, который растворил глинистый грунт до такой степени, что стоящие под сводом неба колонны, так сказать, погрязли в земле. Все были промочены насквозь; ветр препятствовал развести огни: одна нравственная сила укрепляла ослабленных воинов" (с. 145-146).

  Вместе с лейб-егерями измайловцы в кровопролитном сражении взяли Цегист и защищали захваченные позиции в течение 10 часов. Это дало возможность основным силам союзной армии дойти до Кульма (город в Богемии, ныне это территория Чехии).

  В 10 часов утра 17 августа 1813 года началась знаменитая Кульмская битва. Французы атаковали деревни Пристен и Страден. Защищали их гвардейские полки. Несколько часов бой продолжался с переменным успехом, деревни переходили из рук в руки. Русские полки несли огромные потери. Под угрозой оказался прорыв позиций русских войск. А в резерве оставалось лишь несколько гвардейских батальонов. Именно в тот момент генерал Ермолов заявил, что "гвардия уничтожается", а это неизбежно приведет к гибели всей армии. Но, учитывая опасность, в бой все-таки бросили два резервных батальона измайловцев.

  "Все поле сражения покрылось неприятельскими трупами, ближайшие французские колонны обратились в бегство, вся линия русских войск подалась вперед; со всех батарей, стоявших на позиции, была открыта сильная канонада". Французы, не выдержав атаки, бежали в рощу. Гвардейцы преследовали их и добивали штыками. Бой продолжался до 8 часов вечера.

  

  

  

  А. Коцебу. Сражение при Кульме в августе 1813 г.

  

  В Кульмском сражении Бриген в составе 1-го батальона полка особо отличился в боях в деревне Пристен.

  Гвардейцы спасли всю армию. Перелом в той битве стоил измайловцам многих жертв - погибли 53 и ранены около 500 гвардейцев. Командир полка Храповицкий получил несколько штыковых ударов и ранен картечью в ногу. Подпоручик Александр фон дер Бриген был ранен пулей в голову, но поле боя не покинул, лишь после сражения он на короткий срок отлучился из полка на поправку.

  

  

  

  Матвей Евграфович Храповицкий. Портрет рисован с подлинника Дова художником И.А. Клюквиным

  

  18 августа обессиленная гвардия в бою не участвовала, а только преследовала отступавшие наполеоновские войска. Французский корпус был окружен, в плен взяли маршала Вандама, пять генералов, 12 тысяч солдат и офицеров, захватили французские орудия и обоз.

  "Кульмское сражение решительно положило предел успехам Наполеона. С того времени все военные предприятия его были неудачны", - отмечал А. И. Михайловский-Данилевский. Измайловскому полку за проявленное мужество пожалованы две серебряные Георгиевские трубы. Награды получили и все отличившиеся в бою офицеры и солдаты. Александр фон дер Бриген за храбрость отмечен орденом Св. Князя Владимира 4-й степени с бантом и знаком прусского Железного креста (Кульмским крестом) [8].

  

  

  

  Кульмский крест

  

  

  

  Уже позже, в 1817 году, в № 8 "Военного журнала" (с. 55-56) была напечатана заметка А. Ф. Бригена под названием "Анекдот" - об одном из эпизодов Кульмского сражения (в XVIII - XIX в.в. слово "анекдот" имело иное, нежели сейчас, значение; анекдотом называли короткий рассказ о реальном событии, происшедшем с кем-либо и имевшем значение для истории). Сообщение Бригена было помещено под журнальной рубрикой "Известия о военных доблестях россиян". Речь в нем шла о героическом поступке гренадера Черкасова. Когда русский корпус отступал от Пирны к Кульму, из полков посылали стрелков для удержания неприятеля, который, преследуя русское войско, несколько раз пытался перерезать дорогу. Когда очередь дошла до Измайловского полка, то, горя желанием сражаться, пойти в стрелки попросился гренадер Черкасов - "старый воин, украшенный знаком отличия и получавший за примерное поведение и усердную службу двойной оклад жалования". В бою он получил смертельную рану пулею в грудь. "Товарищи, привыкшие уважать его за храбрость и любить за доброту, спешили помочь ему и хотели отнести к своим; но Черкасов, чувствуя приближение своей кончины и видя, что благодетельные солдаты, хотевшие его вынести, будучи отягчены ношею, непременно должны быть настигнуты неприятелем и сделаться жертвою своего человеколюбия, склонил их убедительными просьбами оставить на месте сражения". Прощаясь с ними, вспомнил он, что на нем "священный знак отличия, заслуженный прежними подвигами". Черкасов снял награду и передал ее одному из своих однополчан: "Возьми, отдай сей знак капитану и скажи ему, что я покойно умираю за отечество, будучи уверен, что сей крест не попадется врагам" [9].

  После Кульма Измайловский полк участвовал еще в ряде сражений, продвигаясь "чрез Саксонию, Королевство Вестфальское к нижнему Рейну" [10]. Здесь, в Германии, Бригену довелось побывать на вестфальских землях своих дальних предков. А потом вместе с полком почти на три месяца он остановился во Франкфурте-на-Майне, где в конце ноября 1813 года познакомился с российским комиссаром Центрального административного аппарата союзных правительств Николаем Ивановичем Тургеневым. Вот как об этом в письме В. А. Жуковскому в августе 1846 года вспоминал сам Бриген: "Франкфурт и мне очень знаком. В [1]813-м году провел я в нем приятным образом три месяца, живши в доме виртембергского тайного советника Плита, в Бухгассе, рядом с Бетманом, напротив книгопродавца Варрентрапа, который меня снабжал книгами. Во Франкфурте познакомился и подружился я с Н. И. Тургеневым, который меня искренне любил и который теперь, после смерти добрейшего нашего Алекс[андра] Ив[ановича], остался один от всех братьев. Но, невзирая на многочисленные исторические воспоминания этого города, казался он мне весьма прозаическим, и если бы мне привелось жить в тех местах, то я избрал бы себе такое место, откуда из окон моих мог бы смотреть на величественный Рейн и на ненаглядные его берега" [11].

  

  

  

  Н. И. Тургенев

  

  Познакомил Бригена с Тургеневым соученик Александра Федоровича по Петришуле Александр Иванович Михайловский-Данилевский, который в 1808-1811 годы учился вместе с Тургеневым в Геттингенском университете.

  В 1812 году Михайловский-Данилевский был адъютантом М. И. Кутузова. Поправившись после тяжелого ранения, полученного при Тарутине, в 1813-1814 г.г. он состоял при начальнике главного штаба князе П. М. Волконском, потом был в числе лиц, сопровождавших императора Александра I на Венском конгрессе, а в 1816 году стал флигель-адъютантом императора.

  

  

  

  А. И. Михайловский-Данилевский

  

  Во Франкфурте-на-Майне в конце 1813 года Александру Федоровичу, наряду с другими однополчанами, вручена серебряная медаль "В память отечественной войны 1812 года" на Андреевской голубой ленте [12].

  

  

  

  Серебряная медаль в память отечественной войны 1812 г.

  

  1 января 1814 года гвардейцы перешли границу Франции и двинулись к Парижу. Во время боя 18 марта измайловцы находились в резерве, а на следующий день во главе со своим командиром генералом Храповицким торжественно вошли в Париж [13].

  

  

  

  Русские войска входят в Париж. Въезд императора Александра I с союзниками в Париж. 1814 г. Художник А. Д. Кившенко

  

   В 1814 году праздник Пасхи пришелся на 29 марта (10 апреля) - в том году Светлое Воскресение Христово и православные, и католики, и протестанты отмечали одновременно. На площади Людовика XV, где в январе 1793 года казнили Людовика XVI, русские войска выстроились в каре и склонили головы перед амвоном. Здесь собралось и много парижан. Началось всеобщее молебствие. На нем присутствовали и Бриген, и Михайловский-Данилевский, и Тургенев. В тот день Николай Иванович Тургенев в знак дружбы с Бригеном подарил ему на память гравюру, изображавшую казнь французского короля Людовика XVI [14].

  

  

  

  Молебствие в Париже в день Воскресения Господня 10 апреля 1814 года

  

   Тургенев и Михайловский-Данилевский оставили об этом событии восторженные воспоминания. "Вчера, в Светлый праздник, - записал в дневник 30 марта 1814 г. Н. И. Тургенев, - был я свидетелем славнейшего праздника, кот[орому] когда-либо бывало что подобное: парад Русской гвардии на palace Lois XV или de la Revolution! За 25 лет народ, пренебрегший религию, святость нравов и законов, казнил тут невинного Короля своего. Теперь сильнейший Государь в свете, более всех прочих почитающий Религию, на той же самой площади, окруженный Своим воинством, благодарит Творца вселенной за ниспослание силы и крепости оружию Его; на месте казни курится фимиам благодарности, и дым, возлетающий к небесам, примиряя наконец небо с землею, показует знак совершенного избавления и свободы света. Религия и свобода восторжествовали... Париж, исполненный благодарности, восклицает и с восторгом произносит имя избавителя; воины радуются, видя своего истинного Повелителя..." [15].

  "Незабвенным торжеством, - вспоминал А. И. Михайловский-Данилевский, - было молебствие, совершенное в Светлое Воскресенье, на площади Лудовика XV. Для богослужения соорудили престол на месте мученической смерти последнего Короля Французского. От раннего, прекрасного утра расставлены были Русские войска по улицам и на площади, ограждаемой Тюльерийским садом и Елисейскими полями. Император Александр, сопровождаемый множеством иностранцев, французскими маршалами и генералами, и при стечении несчетного числа зрителей, объехав войска, прибыл на площадь. Он слушал молебен, и со всеми окружавшими Его преклонил колена на месте, где за двадцать лет перед тем пролита была кровь добродетельного Монарха... При возгласе многолетия, гул русских пушек раздался по Парижу. Гром орудий, заступивший место тишины во время служения, потряс глубину сердец наших!" [16; орфография сохранена].

  

  

  

  Расквартированные во французской столице, гвардейцы праздновали победу. В Париже офицерам и солдатам русской армии выдали причитавшееся им за год жалованье в тройном размере. Расслабленные после изнурительных боев, они щедро спускали деньги на кутежи и ухаживания за парижанками, на жриц древнейшей профессии, игорные дома и другие увеселения. Многие из них стали завсегдатаями парижского Пале-Рояля.

  

  

  

  Георг Эмануэль Опиц. Казаки в Пале-Рояле

  

  Место это имело славу злачного, его называли средоточием удовольствий, забав и соблазнов. "Тут можно всё найти и всё потерять... - рассказывал Федор Глинка в "Письмах русского офицера". - В одну минуту можно занять и разбогатеть; в другую проиграть и обеднеть. Но самый верх и самый низ дома сего избрал в обитель себе глубочайший разврат. Там вечно раскрыты бездны, поглощающие честь и здоровье". Сотни прелестных соблазнительниц подстерегали там русских воинов. "Всё, что может представить себе человек, с самым развращенным сердцем, в сладострастных мечтаниях; всё, что только может изобрести скотская чувственность в преступных заблуждениях своих, исполняется тут на деле!.. [На следующий день] заглядывает он в кошелек и содрогается, видя опустошение его" [17]. В кости, рулетку и карты проигрывали огромные деньги. Даже генерал М. А. Милорадович в одну ночь оставил в игорном доме все свое годичное жалованье.

  

  

  

  

  

  Игра в рулетку в игорном доме Парижа

  

  Да ладно пустые кошельки. Немало русских воинов подхватили в Париже 'любовные' недуги, которые потом принесли на родину (один из недугов так и стали называть - "парижский насморк", "французский насморк" или "гусарский насморк", но были заболевания и посерьезнее).

  На балах и вечерах в аристократических салонах, в кофейных домиках, ресторациях, домах терпимости, в городских садах, на улицах и бульварах - везде тогда можно было встретить русских.

  

  

  

  Офицеры союзных армий прогуливаются с парижанками

  

  Многие французы и француженки, напуганные рассказами о "северных варварах", вначале остерегались русских воинов, но вскоре к ним стали относиться радушнее. Свою роль, видимо, сыграло повеление Александра I "обходиться с жителями как можно дружелюбнее и побеждать их более великодушием, нежели мщением, отнюдь не подражая примеру французов в России". Грабежи, изнасилования и жестокость по отношению к французам строго пресекались в русских войсках. Хотя, надо признать, на первых порах подобные беззакония редко, но все же случались. Вот только один факт: "Пруссаки, в грабеже верные последователи учителям своим - французам, успели уже ограбить форштадт, ворваться в погреба, отбить бочки и уже не пить, но по колено ходить в вине. Мы долго держались человеколюбивого правила Александра; но искушение сильнее страха: наши люди пошли за дровами, а притащили бочки. Мне достался в удел короб, конечно, в 1000 бутылок шампанского. Я раздал их в полку и, не без греха, повеселился и сам на канве жизни, считая, что этот узор завтра или послезавтра завянет. Поутру объявлено нам шествие в Париж. Мы были готовы; но солдаты наши были больше нежели полупьяны. Долго хлопотали мы прогнать их чад и устроить", - вспоминал С. И. Маевский [18].

  Однако не все офицеры предавались в Париже питейным и любовным увеселениям. Были и те, кто в свободное от бесконечных парадов время с интересом постигал французскую культуру, посещал музеи и театры, изучал европейский уклад жизни и тамошние законы, знакомился с политическими и экономическими сочинениями, заводил знакомства с просвещенными французскими умами. Они-то позже и составили костяк тайных обществ, в которых мечтали о переустройстве России. Среди них был и Бриген.

  Александр Федорович, как позже сам признавался в одном из писем, "жил в Париже отшельником на Отенской дороге, который с чердака своего сквозь занавеску смотрел на Париж, не будучи сам никем не виден" [19]. К тому времени он был уже поручиком, жалованье ему повысили с 324 до 400 рублей. (С 1802 по 1817 годы годовое жалованье прапорщика Измайловского полка было 205 руб., подпоручика - 324 руб., поручика - 400 руб., штабс-капитана - 507 руб., с 1817 по 1824 годы жалованье капитана составляло 900 руб., полковника - 1200 руб. [20]). Деньги тогда были немалые, на них можно было безбедно жить, хотя и не роскошествовать. Но Бриген тратил их на книги. В Париже он начал собирать библиотеку, которая спустя годы, по отзывам современников, стала одной из самых лучших и богатых частных библиотек.

  Во французской столице Бриген пробыл более двух месяцев, а потом вместе со своим полком отбыл в Нормандию, где из Шербура отплыл в Кронштадт, оттуда в Ораниенбаум, а 10 июля полк вступил в Петербург. 30 июля 1814 года измайловцы вместе с другим полками 1-й гвардейской пехотной дивизии во главе с императором прошли через Триумфальные ворота [21].

  

  

  

  С участием Александра Бригена в войне с наполеоновской Францией связано написание его портрета выдающимся художником миниатюрной портретной живописи, академиком Петром Росси. О творчестве художника в 2005 году в Москве вышла замечательная книга Т. А. Селиновой "Петр Росси. Русский миниатюрист" - с репродукциями и описаниями его работ. "До нашего времени, - отмечает Т. Селинова, - сохранились, видимо, не все портреты участников наполеоновских войн, которые писал Росси. Сегодня известно пятнадцать портретов: И. В. Васильчикова, Д. В. Голицына, А. Ф. Ланжерона, М. А. Милорадовича, М. Ф. Орлова, Я. А. Потемкина. Н. Н. Раевского, Н. М. Сипягина, С. Г. Строганова, А. Ф. фон дер Бриггена и ряд других". И то, что Бриген в ряду таких известных героев войны 1812 года, уже о многом говорит.

  

  

  

  П. Росси. Портрет А. фон дер Бригена

  

  "Миниатюрный портрет декабриста, гвардейского офицера Александра Федоровича фон дер Бриггена... из собрания Исторического музея Росси написал, видимо, в конце 1810-х - начале 1820-х годов, - продолжает Т. Селинова. - В чине подпоручика лейб-гвардии Измайловского полка Бригген участвовал в Отечественной войне 1812 года и за Бородинское сражение был награжден золотой шпагой "За храбрость". Во время заграничных походов 1813-1814 годов он особенно отличился в сражении под Кульмом и был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом и прусским Кульмским крестом...

  На портрете Бригген представлен в мундире офицера лейб-гвардии Измайловского полка с боевыми наградами и серебряной медалью за 1812 год, которой награждали участников войны при победоносном вступлении русских войск в Париж в 1814 году. Художник запечатлел... нежное, почти юношеское лицо, одухотворенное легкой тенью печальной задумчивости. Портрет, написанный с большим мастерством, привлекает тонкостью цветовых сочетаний: приглушенный цвет зеленоватого мундира с красными лацканами, мерцание золотых эполет, пестрые ленточки орденов и нежные розоватые тона лица, на котором выделяется цвет светло-карих глаз, пышные золотистые волосы, создают мягкую цветовую гамму.

  Сохранилось описание внешности Бриггена по протоколам Верховного Следственного Комитета: "лицо белое, чистое, румянец во всю щеку, глаза светло-карие... [нос остр,] волосы на голове и бровях светло-русые, на левой стороне головы небольшой шрам от полученной в сражении при Кульме контузии" - приметы, совпадающие с его обликом на портрете, выполненном Росси... Портрет был воспроизведен в литографии, напечатанной А. Э. Мюнстером без указания имени автора, видимо, уже тогда подпись была плохо различима" [22].

  Вернувшись в Петербург, Бриген продолжил службу в Измайловском полку. О служебных буднях того времени сведений в письмах Александра Федоровича немного. Михайловскому-Данилевскому 27 марта 1815 года он жаловался: "Нужно прозябать еще в Петербурге, проводить лучшее время в казармах, а остальное - в скуке. Если случится какая-либо кампания, то я не премину ею воспользоваться при первом же представившемся случае, чтобы стать адъютантом какого-нибудь генерала. По крайней мере, моя служба не пройдет впустую, и я смогу сделать хорошую карьеру, а здесь приходится влачить абсолютно жалкое существование" [23]. В сентябре следующего года он писал: "Наша служба изо дня в день все тяжелее, и я думаю, что она достигнет своей цели, став невыносимой. Каждый день какое-нибудь новое учение, которое забивает мои бедные мозги. Особенно сейчас, в ожидании вашего прибытия [речь, видимо, об ожидании прибытия в Петербург из Варшавы императора, флигель-адъютантом которого был в то время Михайловский-Данилевский], нас заставляют бегать, доводя до исступления. Вы прекрасно можете себе представить, что эта гимнастика совсем не по моему вкусу. Но что поделаешь, с волками нужно выть, чтобы они тебя не растерзали" [24].

  Кратко он обрисовал и обстановку в Измайловском полку: "видимость согласия и единства, которые якобы царят в полку, равно как и любезность генерала [М. Е. Храповицкого - командира полка во время войны с Наполеоном и позже, по 1818 год]" [25].

  Первое время Бриген жил в офицерской казарме, но при каждом удобном случае наведывался в дом своей матери Марии Алексеевны. В 1816 году командир полка Храповицкий выделил Бригену отдельную квартиру [26]. Тогда же, сообщал Александр Федорович Михайловскому-Данилевскому, "я назначен командовать ротой, которая доставит мне довольно много хлопот" [27].

  Шефом Измайловского полка с 1800 года был великий князь Николай Павлович - будущий император Николай Первый. А в 1818 году он еще и принял непосредственное командование 2-й бригадой 1-й гвардейской пехотной дивизии, куда входил Измайловский полк. Склонный к муштре, Николай создал невыносимую обстановку в бригаде.

  

  

  

  Николай Павлович

  

  Вот как об этом вспоминал декабрист Н. И. Лорер: "Оба великие князя, Николай и Михаил, получили бригады и тут же стали прилагать к делу вошедший в моду педантизм. В городе они ловили офицеров; за малейшее отступление от формы одежды, за надетую не по форме шляпу сажали на гауптвахту; по ночам посещали караульни и если находили офицеров спящими, строго с них взыскивали... Приятности военного звания были отравлены, служба всем нам стала невыносимою! По целым дням по всему Петербургу шагали полки то на ученье, то с ученья, барабанный бой раздавался с раннего утра до поздней ночи... Оба в<еликие> к<нязя> друг перед другом соперничали в ученье и мученье солдат. Великий князь Николай даже по вечерам требовал к себе во дворец команды человек по 40 старых ефрейторов; там зажигались свечи, люстры, лампы, и его высочество изволил заниматься ружейными приемами и маршировкой по гладко натертому паркету. Не раз случалось, что великая княгиня Александра Федоровна, тогда еще в цвете лет, в угоду своему супругу, становилась на правый фланг с боку какого-нибудь 13-вершкового [Примечание 1] усача-гренадера и маршировала, вытягивая носки" [28]. Возможно, Лорер, поддаваясь слухам, что-то и преувеличил, но общий фон тогдашней обстановки в войсках обрисовал точно.

  Многим офицерам, которые участвовали в Бородинском, Кульмском и других сражениях, отличились на поле брани и у которых с их командирами при Храповицком сложились уважительные отношения, скрепленные узами боевого товарищества, дико было смотреть на солдафонские выходки Николая Павловича. Не раз они высказывали ему неповиновение.

  Особенно громкой стала "норовская история", случившаяся в 1822 году, уже после отставки Бригена. "Николай Павлович, - пишет М. В. Нечкина, - остался недоволен разводом двух рот и сделал в оскорбительной форме выговор ротному командиру В. С. Норову... Норова очень уважали в полку. Прославленный еще в Отечественную войну и заграничные походы (ранен под Кульмом), он был глубоко образованным офицером и пользовался большим авторитетом.

  По отъезде великого князя все офицеры собрались к батальонному командиру Толмачеву и заявили требование, как пишет сам Николай Павлович Паскевичу, "чтоб я отдал сатисфакцию Норову". Речь шла, по-видимому, ни больше ни меньше чем о вызове на дуэль оскорбителя. Поскольку Николай сатисфакции не "отдал", офицеры решили уйти в отставку.

  В отставку сговорились уйти около двадцати офицеров. Решили подавать по два прошения об отставке в день через каждые два дня, бросили жребий, кому подавать первому. Шестеро успели привести намерение в исполнение. Подавшие в отставку были арестованы и переведены в армию... дело, грозившее великому князю большими неприятностями, удалось с трудом замять" [29].

  Рассказывают, что, подойдя к В. Норову, Николай Павлович якобы намеревался по своему обыкновению ущипнуть того, однако Норов не позволил ему этого сделать. Д. Завалишин так описал этот инцидент: "Раз великий князь, разгорячившись, забылся до того, что взял Норова за пуговицу. Норов оттолкнул руку, сказав: "Не трогайте, Ваше Высочество. Я очень щекотлив" [30]. Через несколько дней Николай снова придрался к Норову и топнул ногой, забрызгав тому мундир грязью. Оскорбленный Норов подал прошение об отставке и вызвал цесаревича на дуэль.

  Этот инцидент стоил Норову 6 месяцев гауптвахты. Однако скандал дошел до императора Александра I, который пристыдил младшего брата за непорядочный поступок и заставил Николая Павловича уговорить Норова забрать прошение об отставке. Александр I даже произвел Норова в подполковники, хотя тот вынужден был уйти из гвардии.

  С тех пор Николай возненавидел измайловцев. И эту злобу он выплеснул во время следствия и суда над декабристами. Н. И. Лорер удивлялся: "Странно непонятна месть императора Николая всем тем, которых он знал лично и коротко. Не приговором суда, а личным его указанием все лица, ему хорошо известные и, как нарочно, менее других виновные, как-то: Бригген, Норов, Назимов, Нарышкин - были строже наказаны, чем другие" [31]. Но в этом нет ничего удивительного: император не смог забыть унижения перед измайловцами, да и "предательство" офицеров его полка, всех, кому он ранее покровительствовал, вызвало у него неприкрытую ненависть.

  Особенно отыгрался Николай I на В. С. Норове. Д. И. Завалишин в своих воспоминаниях со слов Норова так описал его встречу с новым императором после ареста по делу декабристов: "...когда Норова... привезли во дворец, то Николай Павлович до того разгорячился, что сказал: "Я знал наперед, что ты, разбойник, тут будешь", и начал его осыпать бранью. Норов сложил руки и слушал хладнокровно. Бывший тут свидетелем командир гвардейского корпуса Воинов старался успокоить государя, у которого от сильного раздражения пересекся голос. Воспользовавшись этим, Норов, и сам внутренне взбешенный, перешел, как рассказывал, в наступательное положение и сказал: "Ну-ка еще. Прекрасно. Что же вы стали? Ну-ка еще. Ну-ка". Государь вышел из себя и закричал: "Веревок. Связать его". Воинов, видя, что сцена дошла до неприличия, забылся и сам, вскричав: "Помилуйте, да ведь здесь не съезжая", схватил Норова за руку и утащил из кабинета" [32].

  

   ПРИМЕЧАНИЯ

  

  1. Вершок приблизительно равен 4,45 см. То есть 13 вершков это около 58 см. Неужели такого роста были гренадеры? Да и в "Муму" Тургенева о глухонемом богатыре-дворнике Герасиме говорится, что он был "мужчина двенадцати вершков роста"? Стало быть, рост Герасима едва превышал полметра? Но такая "несуразность" встретилась не только у Тургенева! Вот и в "Идиоте" Достоевского читаем о том, что в компании Рогожина явился "какой-то огромный, вершков двенадцати, господин"... В этом же романе Раскольников насмешливо называет своего приятеля, долговязого Разумихина, влюбленного в Дуню, "Ромео десяти вершков росту". В "Сказке для детей" Лермонтова о величавом старике - хозяине большого дома говорится: "Он ростом был двенадцати вершков". Двенадцати- и пятнадцативершковые гиганты обнаруживаются в русской литературе в изобилии. В "Что делать?" Н.Г. Чернышевского: "Никитушка Ломов, бурлак, был гигант 15 вершков росту, весил 15 пудов". О Головане, герое рассказа Лескова "Несмертельный Голован", узнаем: "В нем было, как в Петре Великом, пятнадцать вершков". "Дело в том, что в старину рост человека часто определялся в вершках свыше обязательных для нормального человека двух аршин (то есть выше 1 м 42 см). Таким образом, рост Герасима в "Муму" достигал 1 метра 95 см, рост Никитушки Ломова почти 2 м 09 см и т. д. Остальные примеры нетрудно перевести в сантиметры с помощью несложных арифметических действий по формуле: вершки в сантиметрах плюс 142 см" [33].

  

   Источники

  

   1. Воспоминания и письма М. И. Муравьева-Апостола // Мемуары декабристов. Южное общество: Собр. текстов и общ. редакция И. В. Пороха и В. А. Федорова / М.: Изд-во Московского университета, 1982. - С. 177-178.

   2. Бриген А. Ф. Письма. Исторические сочинения: Подгот. изд. и вступ. ст. О. С. Тальской / Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1986. - С. 286.

   3. Восстание декабристов: Документы // Т. XIV / М., 1976 - С. 424- 425.

   4. Бриген А. Ф. Указ. соч., с. 70.

   5. Клаузевиц К. 1812 год. Поход в Россию // М.: Захаров, 2004. - С. 21, 25.

   6. Бриген А. Ф. Указ. соч., с. 70.

   7. История лейб-гвардии Измайловского полка: Сост. капитан Н. Зноско-Боровский 1-й / СПб.: Типография П. Е. Лобанова, 1882. - С. 57-64, 295; Краткая история лейб-гвардии Измайловского полка / СПб.: Военная типография Главного Штаба Его Императорского Величества, 1830. - С. 37-43; Висковатов А. В. Историческое обозрение лейб-гвардии Измайловского полка. 1730 - 1850 / СПб.: Типография Главного Управления Путей Сообщения и Публичных Зданий, 1851. - С. 179-180, Приложение IV, с. XI; Елагин Н. Лейб-гвардии Измайловский и Литовский полки в Бородинской битве / Санкт-Петербургские ведомости. - 1845. - № 34; Восстание декабристов: Документы // Т. XIV, с. 425; Павлова Л. Я. Декабристы - участники войн 1805 - 1814 г.г. / М.: Наука. 1979. - С. 37.

   8. История лейб-гвардии Измайловского полка, с. 71-81, 285; Краткая история лейб-гвардии Измайловского полка, с. 45-57; Висковатов А. В. Указ. соч. - Приложение IV, с. XVII; Восстание декабристов: Документы // Т. XIV, с. 425; Павлова Л. Я. Указ. соч., с. 68; Л. Л. Ивченко. К 200-летию битвы при Кульме / Русская история. - 2013. - № 2; Сп-в (Спиридов И). Лейб-Гвардии Измайловский полк в сражениях при Пирне и Кульме, 16 и 17 августа 1813 года // Северный архив. - 1825. - Ч. 17. - № 18. - С. 142-172.

   9. Бриген А. Ф. Указ. соч., с. 409-410.

   10. Восстание декабристов: Документы // Т. XIV, с. 425.

   11. Бриген А. Ф. Указ. соч., с. 217.

   12. Восстание декабристов: Документы // Т. XIV, с. 425; Шкерин В. А. Уральский след декабриста Бригена / Москва; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2016. - С. 21-22; История лейб-гвардии Измайловского полка, с. 83.

   13. История лейб-гвардии Измайловского полка, с. 84.

   14. Дневники Н. И. Тургенева за 1811-1816 г.г. Т. 2 // Архив братьев Тургеневых. Вып. 3: Под ред. и с примеч. Е. И. Тарасова / СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1913. - С. 456.

   15.Там же, с. 251.

   16. Описание похода во Франции в 1814 году, генерал-лейтенанта Михайловского-Данилевского, бывшего флигель-адъютантом Государя Императора Александра Павловича: Изд. 3 / СПб., 1845. - С. 462.

   17. Глинка Ф. Письма русского офицера, в Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1815 год / М., 1870. - С. 394-399.

   18. Маевский С. И. Мой век, или История генерала Маевского. 1779 - 1848 // Русская старина. - 1873. - № 9. - С. 283-284.

   19. Бриген А. Ф. Указ. соч., с. 351.

   20. Краткая история лейб-гвардии Измайловского полка, с. 70.

   21. История лейб-гвардии Измайловского полка, с. 84.

   22. Селинова Т. А. Петр Росси. Русский миниатюрист / М.: Минувшее, 2005. - С. 30-31.

   23. Бриген А. Ф. Указ. соч., с. 71.

   24. Там же, с. 93.

   25. Там же, с. 74.

   26. Там же.

   27. Там же, с. 79.

   28. Лорер Н. И. Записки моего времени. Воспоминание о прошлом // Мемуары декабристов: Сост., вступ. ст. и ком. А. С. Немзера / М.: Правда, 1988. - С. 326-327.

   29. Нечкина М. В. Грибоедов и декабристы / М.: Худож. лит., 1977. - С. 310-311.

   30. Завалишин Д. И. Записки декабриста: 2-е рус. издание / СПб.: Типография Т-ва М. О. Вольф, 1910. - С. 241.

   31. Лорер Н. И. Указ. соч., с. 440.

   32. Завалишин Д. И. Указ. соч., с. 241.

   33. Федосюк Ю.А. Что непонятно у классиков или энциклопедия русского быта XIX века / М.: Флинта, Наука, 2001. - С. 41-43.