Уголок старого Петербургского кладбища. Высокие деревья. Лабиринт заброшенных могил. Тишина.
Посреди тишины - Татьяна. Лет сорок-сорок пять. Одета в длинную хламиду с огромным количеством карманов. На ногах - туфли на высоченных каблуках. Через плечо - сумка-сума из самой лучшей кожи. На голове - разноцветные патлы во все стороны. Модный кутюрье Татьяна ВЕРЕСАЕВА в дикой для себя ситуации. Момент Истины.
Татьяна. Припёрлась. Черт меня понес. Нет, если ты решила ехать на кладбище, надо было хотя бы одеться как-то... Ну, не каблуках же! Ах, ты решила заехать сюда по дороге. По дороге куда, спрашивается? Ты куда ехала-то? Ах, на работу!.. Что ты сегодня на работе забыла? Нечего тебе на работе делать, это было вчера понятно. И вчера было понятно, что надо искать бабушкину могилу. А ты соображаешь, как здесь можно найти бабушкину могилу? Ты думала это так просто: пришла, вспомнила и нашла. Нет, давай завязывай со своими поисками. Час уже ходишь, ничего не выходила.
А страх-то какой, матерь божья! Вот до чего не люблю я кладбища!.. Спрашивается, чего бояться? Средь бела дня... Вон там какой-то старичок, там двое... Не-ее, вполне людное место, если приглядеться. Чего ты боишься-то, Танька?.. Не знаешь... А ты вербализируй, вербализируй!
Вот сейчас заскрипят доски, откроются гробы... Из черного-черного шкафа появляется черная-черная рука... (То ли порыв ветра закачал ветку, то ли за кустом взметнулась птица - произошел шум, возник резкий звук непонятного происхождения, сместился свет, сместилась тьма.) Ой, мамочка! (Татьяна присела, закрыв голову руками. Пытается как-то устроиться на корточках, шепчет.) Ой, не ходите, дети, в Африку гулять... Припёрлась... На свою голову... И ведь уйти нельзя... Не, не могу... Что ж это такое было?... Или есть? (Она пытается взглянуть на окружающий мир сквозь сжатые пальцы рук.) Тьма сошла на город, ненавидимый Прокуратором... Да нет, никакой тьмы, померещилось... Может, тень от облака, может... Ах, черт! (Поднимается, кряхтя.) Так, надо передохнуть. (Садится на ближайшую могилу.) Это дело надо сбрызнуть. На сухую разве такие вещи делаются? (Из обширных карманов достает плоскую бутылку коньяка, серебряную стопочку, связку бананов, банку сока, коробку-бутербродницу с бутербродами, плитку шоколада, пластиковую салфетку, бумажные салфетки, устраивает походную скатерть-самобранку.) Я все свое ношу с собой. И у нас с собой - было! Запасливая ты моя, Танечка... Ну, что ж, натюрморт в духе Сальвадора Дали. Полный пердомонокль! Вот за это и выпьем! Ребята, чокаться нельзя! За помин души Вересаевой Ангелины Петровны... Мамочка... Да! (Хлюпает носом, промокает глаза бумажной салфеткой.) Еще стопарик. Есть! Наклюкаемся щас... А выбираться как будем? А, Ваську свисну, приедет, потом машину отгонит в гараж, потом... А чего ты вообще-то одна поехала? Как тебя угораздило охрану оставить? А что охрана, что Васька тут будет делать? Смотреть, как я между могил шарюсь, как за помин маминой души клюкаю? Нечего ему на это смотреть! Вообще, лучше б никому меня сегодня не видеть... И мне бы тоже - никого... Так что все в полном ажуре. Только страшно очень.
Откуда-то раздается трель мобильного телефона. Татьяна прислушивается с удивлением, начинает шарить сначала по карманам, потом в обширной сумке, с трудом отыскивает разрывающийся телефон, нажимает кнопку.
Татьяна. Слушаю!
Голос(девичий, почти детский). Татьяна Георгиевна, миленькая! Прага на проводе. Что прикажете ответить?
Татьяна. Ах ты, бестолочь моя, ненаглядная! Ты что, не знаешь, что меня сегодня нет? Ну, нет меня, испарилась, кончилась. Вы что там, один день без начальницы прожить не способны? Или ты не знаешь, почему меня сегодня нет?
Голос. (Чуть не плачет.) Знаю, знаю, конечно, только, ой... (Трубку перехватывают, возникает другой голос, более уверенный.) Вересаева, не лезь в бутылку. Ты сама сказала, что если позвонит Прага, тебя соединить в любое время.
Татьяна. А не пошла бы ты, подруга, куда подальше! Зараза! Завтра уволю, к чертовой матери! И Прагу туда же. А ну, разобраться! Самостоятельно! И оставьте меня!
Голос. Вербализируешь?
Татьяна. Вербализирую.
Голос. И это правильно. Только имей в виду: я защиту поставила. Так что Прага?
Татьяна. Вот дрянь! (Отключает телефон, бросает его в один из карманов.) Всех уволю... Присосались, пиявки, житья от них нет. Дофиле у них в Праге... Это у меня дофиле, у Тани Вересаевой! И не у Парфеновой, заметьте, а у Вересаевой! Да черт с ним, с дофиле этим, проклятущим... А вот мама... Маму бы в Прагу свозить... Там, говорят, курорты замечательные, в Чехии... Так она у меня за границей и не была... И про дофиле ничего не знает. А ведь...
Да сколько ж можно тут рассиживаться! Ну-ка быстро, Таня: все собрала (собрала), убрала (убрала) и принимайся за дело. Встали! (Встала.)
Значит так. Дорожка Главная. Правильно? Правильно. Третьи мусорные баки. Правильно? Правильно. А дальше - вот этот участок. Если стоять на Главной, то рядом с бабушкиной могилой должен быть покосившийся склеп, его видно, а совсем рядом - большой куст сирени и старый железный крест, вбитый прямо в землю... Ну, и где склеп? Где куст? Где крест? (Подробно и внимательно оглядывает окрестности, изучая каждый сектор открывающейся панорамы.) Эти три березы... Так, берем чуть влево... Так? Вроде, похоже. (Решительно продирается сквозь кусты еще к одной могиле.) Матвеев... Константин Лаврентьевич... 1896 - 1931... Не густо... Всего тридцать пять лет... С другой стороны - ни тебе лагерей, ни тебе войны... А могилка-то аккуратная, ходит кто-то к господину Матвееву, цветочки сажает... Господи, а у меня-то там что? Ни цветочка, ни веночка... Цел ли крест-то? Мама ведь лет пять уже не была, наверное. Так. (Соображает, что-то подсчитывает в уме.) Первый инсульт - четыре года назад... Потом... Потом она, наверное, еще ездила... Но последние полтора года она здесь точно не была! Санаторий, больница, опять больница и снова больница... А я не была... Когда мы ограду-то меняли?.. Году, наверное, в восемьдесят втором... Это ж больше двадцати лет!
Нет! Никакого Матвеева рядом с нами не было. Там были три могилы каких-то людей на букву "Ц"... Смешная какая-то фамилия... Рядом... не помню! А впереди - Константиновы. Вот это я помню!
Так. Таня. Давай подойдем к делу рационально. Есть два пути. Первое. Пойти в контору, определить границы захоронений 59-го года... 59-го, точно? Ой, не точно... Все равно: вместе с ними, голубчиками, все тут прочесать. А еще лучше - пусть эти голубчики сами прочешут, а мне потом доложат. Рационально? О, да! Второй вариант. Поручить это сделать Василию. Через час ты все будешь знать. Все найдут, все вспомнят, подготовят могилу... Или сфальсифицируют... Машке Артамоновой в прошлом году за тысячу баксов нашли могилу дедушки, вообще на другом кладбище. Она сама в Парижиках пребывала, попросила своего благоверного соорудить памятник дедушке... история рода теперь - незаменимый аксессуар любого бомонда... а муженек поручил своим орлам выяснить, сделать и доложить. Они доложили: штука. Серафимовское кладбище. А когда Машка вернулась, выяснилось, что ее дед похоронен на Волковском. Ну, не отрабатывать же назад. Памятник стоит - деду, а чья могила - неизвестно. Так и замяли эту историю. (Мрачно.) Смешно было... В общем, никому ничего поручить нельзя. Деньги снимут, а потом ищи-свищи, кто где похоронен...
На дальней могиле появляется птица. Долго обхаживает холмик, устраивается, потом внимательно, наклонив голову, наблюдает за Татьяной. Татьяна ничего не замечает. Она бродит между могилами, читает надписи на надгробиях.
Татьяна. Алсуфьев... Подкопаева... Снятков... И прочие Снятковы... Воропаевы... отец и сын... Мондрагоров... Перфильев... Каблуков... Семипалатинская... Герцогов... Аслаханов... Вемишев... Фамилии какие-то... Теперь таких и нет, кажется... Людей нет, и фамилий нет... Купцы, почетные граждане... Тоже, небось, важно было, добивались, жаждали своего почетного гражданства, радовались, заказывали новые фраки... Табель о рангах. У нас теперь своя "табель", свои ранги... Рейтинг компании. Индексы популярности... Интересно, их тоже выбивают на надгробиях?
Тихо как. Все... тихо... больше спешить некуда. И ни одной здравой мысли, какая-то банальные кладбищенские сентенции лезут в голову: все суета сует и всяческая суета... Не тщитесь, людишки, все окажетесь в могиле. (Напевает.) "Мы успели, в гости к Богу не бывает опозданий, так что ж так ангелы поют такими злыми голосами...." А ведь никто не поет, все молчат, и ангелы в том числе. Это Владимир Семенович ошибся. Ангелы не поют, ни добрыми, ни тем более злыми голосами, им все равно. Всем - все равно. Как там? "И равнодушная природа..."
Бессмысленные блуждания, бессмысленные размышления. Надо, пожалуй, еще выпить. (Начинает шарить по карманам.)
Раздается голос, словно тихий вздох: "Пришла, девочка моя, пришла, как долго я тебя ждала, Танечка..."
Татьяна(вздрагивает). Еще не выпила, а уже глюки.
Голос повторятся: "Танечка, как хорошо, что ты пришла..." Татьяна озирается по сторонам, видит птицу, ошарашено смотрит на нее. Два существа смотрят друг на друга, не умея вступить в контакт.
Татьяна. Ну, это пора прекращать. Только мистики мне не хватает.
Татьяна по-деловому достает из обширных карманов несколько толстых церковных свечей, бутылку святой воды, оберег, серебряное блюдце для сжигания ладана и нечистой силы, портативный иконостас, мешочек с рунами. Начинается ритуал очищения. Варварская смесь культовых обрядов всех на свете религий: зажигаются свечи, все окружающие предметы осеняются крестным знаменем, ставится иконостас, зажигается ладан и одновременно ароматические свечи, из бутылки плещется святая вода, выбрасываются руны и выкладывается рунический расклад. Затем Татьяна поднимает оберег и наставляет его на ворона.
Татьяна. Изыди, Сатана! Как там дальше? Когда я открываю руны, я отдаю себя тебе... тебя - себе... нет!.. себе - себя... Тьфу, черт! Забыла. Ладно. Не в этом же дело. Кто ты тут есть? Чистый, Нечистый? Сатана? Бог? Да помоги ты мне, ради всего святого, найти бабушкину могилу. Сколько мне еще здесь ходить? Она ведь где-то, рядом, то самое место. Да, грешна, не была у бабушки двадцать лет, дура стоеросовая, но теперь-то выхода нет. Не могу я отсюда уйти, если не найду могилу. Понимаешь? Ну, помоги, Господи, ну что тебе стоит? В жизни тебя ни о чем не просила, помоги... Зря, наверно, не просила... Не умею я ничего просить, вот что. Брать - умею. А просить - нет. У кого просить? Кто чего даст? За сто рублей задушат. Мама вот только давала... давала, давала и давала. Что я такое, Татьяна Вересаева? Без мамы я просто ноль, пустое место. Я ее даже похоронить по-человечески не могу. Господи, помоги, помоги, Господи! (Падает на колени, закрывает глаза.)
Снова звучит тихий голос: "Танечка, как хорошо, что ты пришла... Я так долго тебя ждала..."
Татьяна(поднимается). Это ты мне? То есть это - ты? Говорящая птица? Бабушкина душа? Ну, отвечай, что ты таращишься? Мне теперь не страшно. Здесь я ничего не боюсь. Я поняла, чего я боялась. Сначала я боялась, что меня уличат и будут надо мной смеяться. Но потом я поняла, что страшнее всего отдать свое дело в чужие руки. Свое дело в чужие руки. Понимаешь? Есть вещи, которые человек должен делать сам. Нет, на самом деле, все - сам. Вот моя Вика... Это домработница, если ты не знаешь. Клининг - ее профессия, она - ас. Техника, технология, скорость. Ну, чисто компьютер. После нее жить уже нельзя, только на экскурсию ходить. Изредка. Но дом-то мой! И я хочу в нем жить, а не только смотреть телевизор в кресле, пахнущем дезодорантом. А потому. Берем ведро, тряпку - и никаких перчаток. Ручками, ручками. Особенно унитазик, последний штрих - обязательно ручками, чтобы сиял, сверкал и благоухал. Он же свой, родной, ручной, лапочка моя... Как мама учила мыть полы? Отжимаешь тряпку на пол - и этой водой смываешь грязь, собираешь - и в ведро ее, в ведро. А пол - белый, влажный, дымится от пара, хоть языком его лижи... "Тот запах вымытых волос, благоуханье свежей кожи..." (Пританцовывает под напев песни.) Как я люблю запах свежевымытых полов! И запах свежевымытых волос! И запах свежего белья!.. "Тот запах вымытых волос, благоуханье свежей кожи, и поцелуй в глаза, от слез соленые, и в губы тоже... Повремени, певец разлук, мы скоро разойдемся сами..." (Останавливается.)
Смотри, не улетает.... Ты, правда, меня слушаешь? Господи, когда это меня слушали? На работе? Там слушают в основном мой ор. А как быть, если они без пинка ничего делать не будут? Вешалку им надо поставить, чтобы было "удобно". Они не понимают, почему платья должны висеть под потолком. Не понимают! (Передразнивает.) "Татьяна Георгиевна, ведь клиентам так неудобно. Посмотрите в бутиках, там плечики на уровни груди стоящего человека - это удобно, а у нас?.." Ну как тут не наорать? Их вот не спросила, что мне делать в собственной Мастерской! Дурищи! Было бы место, я бы подиум поставила - для моделей, чтобы на них смотреть снизу вверх. Как в музее смотрят на картину? Снизу вверх! И не иначе! Каждое мое платье - произведение искусства. И, будьте любезны, смотреть на них снизу вверх. Это так элементарно: тянуться, стать выше, вырасти над собой. Вот что такое имидж: стать выше, дотянуться до самого себя. Человек всегда выше, если у него есть стремление. Нет стремления - иди в бутик!
Я не могу им это объяснить... Может быть, я плохо объясняю? Но ведь я дошла до этого - сама. Ночью дошла, вскочила, бросилась к компьютеру, стала крутить модель этого пространства. В Мастерской чуть ли не все было готово, еще два дня - они бы начали ставить примерочные, тогда кранты. Кто меня понял? Ангелина Петровна, без звука. Посмотрела эскизы, улыбнулась, головой кивнула. Говорить уже не могла, а все поняла! А эти... В модельном бизнесе работают, а ни черта не понимают! Да им один хрен - в модельном или в игорном.
Ты, там... Птица-говорун... Слушаешь? Ты слушай, ладно? Не улетай, пожалуйста...
Знаешь, с чего все началось? Была у меня бабушка, Елена Спиридоновна, по фамилии Казанкина. Я ее практически не помню, потому что она умерла, когда мне было то ли полтора года, то ли два. Она умерла в саом конце пятидесятых... или в самом начале шестидесятых... Вот и иди после этого в контору: ни документов нет, ни точной даты. Они такие деньги за это стребуют... Без штанов останешься... Выпьем, да? (Вынимает из кармана флягу с коньяком, прикладывается к ней, с удовольствием занюхивает рукавом, прячет флягу в карман.) Мама, конечно, знала. У нее, наверняка, и свидетельство о смерти бабушки где-то лежит. Но где? С моей клинической страстью все терять и ничего не находить... Вчера я перерыла все ящики, все бумажки перетрясла... И ничего! Думала: на кладбище приеду - и сердце-вещун само подскажет, где могилка... Одну бумажку в трех ящиках не нашла, а могилу решила, что найду. Все! Никуда не пойду! Сяду тут и буду сидеть. (Садится на могилу.) Ну что ты молчишь, птица-говорун? Хотя бы ты дорогу показал что ли... А, я сама тебе обещала историю рассказать. Так вот.
Моя бабушка, Елена Спиридоновна, была замечательной портнихой. То есть не портнихой, костюмером. И работала она в мастерских Кировского театра. Смекаешь? Кировского театра! Костюмы художников были на бумаге, они их только рисовали, а бабушка - шила. Она брала в руки эскиз - и сразу все понимала: какую взять ткань, как выкроить детали, как положить кружева на отделке... Бальные платья, парадные одежды... Дездемона... Одилия... Она шила костюмы Золушке, Пиковой даме, принцам и принцессам, королям и преступникам... Я никогда не была в мастерских Кировского театра. Но я там провела все свое детство! Мысленно. Под стрекот маминой швейной машинки, под ее рассказы о всяких театральных чудесах... Она смотрела все спектакли, тысячи раз! Она мне рассказывала, как поднимался занавес, как начинала звучать музыка, как выплывала в атласе и бархате бабушкиной работы главная героиня, как шел напролом кордебалет, тоже одетый бабушкой... И весь балет, и вся опера для меня были бабушкины, то есть мои!
Когда я родилась, бабушка сшила мне три платья: белое, красное и голубое. Примерно на возраст пяти лет. Но мама мне их потом удлиняла, перешивала, и я на каждом школьном балу была лучше всех! Первый приз за новогодний маскарадный костюм - всегда мой! Однажды я была Турандот, потом Кармен, а в десятом классе я была... Таня. Я всем кивала и говорила: "Татьяна..." И никто не ошибся! "Первый приз - Татьяна Ларина!.." Здорово!
Вот. А ты говоришь "Мастерская Татьяны Вересаевой". Вообще, надо было ее назвать "Мастерская бабушки Елены", или просто - "Елена"... А еще лучше - честнее! - "Ангелина". На самом деле, это мамина мастерская. Никто не знает, чшшш, никому ни звука... Портнихой, модельером от Бога была моя мама, а я так - соглядатай. Она вчера умерла, мама моя, портниха первоклассная, Ангелина Петровна моя... И все, конец теперь Мастерской, всяким дофиле и весенним коллекциям. Без мамы мне ни одной идеи не родить. Не умею я идеи рожать. Шить, конечно, мама меня научила. Но чего-то эдакого, главного, я так и не ухватила. Пресеклась династия, на мне пресеклась...
А было-то как? Это просто. Мама шила, а я деньги с заказчиц выколачивала. Это я как раз умею. Где подольстить, где пригрозить: мол, платье ваше будет переделано для жены Иван Иваныча... Как для жены Иван Иваныча? А так, у них деньги есть, они с руками оторвут... И платили, еще как платили - всякие жены райкомовских работников, советский еще бомонд. Они и стали первыми моими клиентами, когда я кооператив сварганила. С моими-то связями это было проще простого: все документы за один день собрала, аренду на пятьдесят лет оформила. Теперь уж выкупила все площади, Мастерскую отстроила... А модели-то мама сочиняла. Девки мои строчили, я им машины из Англии привезла, а мама поставляла идеи. Причем была уверена, что это я все сама, что дочка у нее... В бабушку! А Ангелина Петровна так, участие принимает...
Да что ж мы такими сволочами-то выросли?! Я ведь ей даже "спасибо" никогда не говорила. Она даже не знала, чем была для меня. А сама-то я понимала?..
Огромная стая ворон срывается с деревьев и с громким карканьем проносится где-то в вышине. Птица, сидящая на могиле, провожает их взглядом и несколько раз пронзительно и сипло кричит "Карр! Карр! Карр! Карр!"
Татьяна. Осуждаешь? А мы еще стопочку. (На божий свет снова появляется фляга коньяка и стопка. Татьяна наливает коньяк, а флягу убирает в карман. В это время звонит мобильник. Татьяна снова судорожно ищет телефон в недрах своей хламиды.) Да! (Опрокидывает стопку. Сгруппировалась в позу боевой атаки.) Как это ты меня потерял? С этого места поподробнее, пожалуйста. Какая тебе разница, где я нахожусь? Ах, у тебя горе. Извини, пожалуйста. Примите, дорогой Игорь Валентинович, мои искренние соболезнование в связи с безвременной кончиной вашей обожаемой тещи. Тебе именно так и соболезнуют? Поздравляю! Ты из всего можешь построить себе имидж! Профессионал, снимаю шляпу. А что ты должен говорить? Не знаешь? Я тебе нарисую: "На данный момент информацией не располагаю". Красивая фраза, вызывает мгновенное и бесспорное уважение.
Голос мужа(внезапно прорывается). Я даже не представляю, где ты можешь быть... Потому что... Ну, просто я не знаю...
Татьяна. На кладбище.
Голос мужа. На каком кладбище?
Татьяна. На Богословском. Даже не знаешь такого? Ну, здесь Витя Цой похоронен. При чем здесь Витя? Ни при чем. Здесь еще и моя бабушка похоронена. Значит, тебе было не надо было этого знать. Подумаешь, какие сложности... Я тоже много не понимаю... Да не в этом дело. Почему одна? Я не одна. Нет, охрану я не взяла. У меня тут птица-говорун. Отличается умом и сообразительностью. Когда мне надо будет ехать... Если я решу куда-то ехать, я вызову Василия... А почему с тобой? Ты же ездил на похороны отца без меня. Впрочем, на похороны ты не ездил, ты ездил тогда в Испанию. При чем тут Испания? Ни при чем. Как и Витя Цой. Никто не при чем. Я не собираюсь с тобой разводиться, если тебя это интересует. А зачем? Какой в этом прок?.. Мама умерла - у меня. Ты ничего не перепутал?
Голос мужа. Кстати, звонил Женя.
Татьяна. Почему он вдруг звонил тебе?
Голос мужа. А почему он не может позвонить родному отцу?
Татьяна. Ты ему сказал?
Голос мужа. Он откуда-то знал. Вылетает. Завтра будет здесь.
Татьяна. Боже, как трогательно: родной сын прилетает на похороны родной бабушки. Что вдруг случилось? Медведь в лесу сдох? Нева в другую сторону потекла, сбегать посмотреть? Я всегда не права, я к этому привыкла. И я не слышу, что ты говоришь. Мы давно друг друга не слушаем. Зачем? Мы так заняты бизнесом, мы делаем деньги, делаем успешно, даже иногда ведем себя, как люди. Зачем такие сложности, как будто трудно жить, не слыша друг друга. Как будто зачем-то нужно говорить правду. Как будто нас тоже ожидает смерть. Да нет же, Дмитрий Валентинович, как раз мы с тобой - бессмертны! Это у меня мама умерла, ты что-то перепутал...
Голос мужа. Я заезжал к тебе на работу, в Мастерской какая-то паника, ты грозишь всех уволить. Я тут подтянул невропатолога из Академии, а тебя нет... Хочешь, я приеду? Я думаю, тебе не стоит быть сегодня одной. Я уверен, что все документы давно оформлены. Одно твое слово: где? Хочешь на Богословском - пожалуйста, нет проблем. Я отменил свою завтрашнюю презентацию, все отнеслись с пониманием, вечером нас ждут у Строгановых. Узкий круг, все понимают, что тебе надо прийти в себя. Я думаю...
Татьяна. Карр! (Отключает мобильник.) А ты что молчишь? Каркать разучился?
Все правильно: я предала мать, а сын предал меня. И теперь проживает в городе Сан-Франциско, штат Флорида... Надо же: прилетает. Может, я его тоже не понимаю? Женя стал такой чужой... За исключением маленького пустячка. Он родился модельером. На мне природа отдыхала, на нем - взяла реванш.
Птица: Карр! Карр! Наговорр! Наговорр!
Татьяна. Да? Ты думаешь... Наговариваю на себя... Все не так плохо, просто крыша съехала от горя... Бывает. Но вина-то, вина какая, непомерная, не по силам мне... (Кричит.) Бабушка! Да где же ты? Слышишь меня, бабушка? (Нет ответа.)
Что я могу без мамы, что? "Брызги шампанского"? Ну, разве что "Брызги"... Ты знаешь, мне тогда было лет тринадцать. Мама шила одной заказчице платье с блестками. Это она так говорила: с блесками. Откуда-то взялся какой-то легчайший бархат с переливами, как в сказке. И мама заткала его серебряным бисером. Адская работа! Невыполнимая! А мама ткала - и пела! Так ей нравился этот волшебный бархат, эти бисерные дорожки... Узкий лиф, узкая юбка - и шлейф! А за стеной у соседей... мы тогда жили в коммуналке... все время играли "Брызги шампанского". Меня это безумно раздражало! Я балдела от "Битлов", от Поля Мориа... Танго было поперек меня, поперек времени, поперек всего. И платье было поперек всего! Когда клиентка его надела, она прямо воспарила. На ее лице был написан восторг, изумление, даже благоговение какое-то. И я тогда поняла... не словами, конечно... что человек должен быть - поперек. Поперек всего! Моды. Времени. Общественного мнения. Традиций. И мои "Брызги"... Подиум охраняют десантники. Причем все решили, что это всерьез, поскольку где-то рядом только что случился очередной терракт. Десантники действительно настоящие, но - от меня. Амбалы. С автоматами. С кинжалами. В масках. А на их фоне - струящиеся шелка, пьяная вишня, червленое серебро...
Несколько тактов танго "Брызги шампанского".
Татьяна. Та-та-та, тара-та-та-та... (Выхватила из кармана длинный шарф, навернула на шею, бросила через плечо - и пошла приставным шагом.) Та-та-та, тара-та-та-та... Да, я гораздо хуже модельер, чем ты или мама, но бабушка, как я люблю этот змеящийся ветер праздника и красоты! Я обожаю свою работу! Нет, это не бизнес. Бизнес у моего Игоря, который одевает богатых джентльменов. Он возит им костюмы и аксессуары из Штатов, из Дании, из Кореи. Все добротное, дорогое... тошнотворное. А мои тетки... У меня и клиентов-то немного. И знаешь, кто это? Золушки! Любовницы денежных тузов. Они мечтали! Они стремились! Они и сейчас стремятся, потому что понимают: фарт - недолговечен. Они хотят все и сию минуту! Есть круглые дуры, которые горят на этом. А есть... Ты знаешь, она раскрывается... как бутон - в одну минуту. И помочь этому бутону выстоять, зацвести в полную силу... Ах, как это здорово, бабуля! Твой мир был чудесный, я им восхищаюсь. Так, издалека. Мамин мир был ровный и спокойный, домашний. Мама не думала, зачем шьет - просто из-за денег. Ее взлет - это мой взлет. Если бы я никуда не стремилась, не было бы и ее "Ветра". Она меня подняла на крыло! И я - лечу. И я - счастлива от этого.
Танец заканчивается. Снова тишина. Птица смотрит на женщину. Женщина смотрит на птицу.
Татьяна. Да, я получила в Лондоне звание "Лучший кутюрье сезона". Меня знает каждая собака: еще бы, Татьяна Вересаева, сама, собственной персоной... А что эта персона смогла бы без тебя, без мамы?
Ты знаешь, мне ведь даже в голову не пришло, что можно маму взять в дело. Когда я стартовала, ей было пятьдесят семь лет. Всего-то! Самое время иметь свою Мастерскую, свой подиум, славу, в конце концов! А я ей отстегивала деньги... Нет, мне не было жалко, но я всегда думала: "А зачем ей деньги?" Наряды ей не нужны, телевизор у нее есть... Ей вообще было ничего не нужно, кроме моих показов. А я ее даже в Лондон с собой не взяла. Привезла только кассету с фильмом обо себе, любимой... Да, да, да, дурацкую видеокассету. И она была так счастлива... Единственное, что я у нее вчера нашла - архив Тани Вересаевой. По полной программе! А еще - мои вонючие доллары. Три штуки! Она их копила. На эти деньги ее можно похоронить пять раз. Или она думала... Она могла в Париже представлять свою коллекцию "Ветер". Это она должна была в Лондоне стать лучшим кутюрье сезона... Она могла разговаривать с Анни Жирардо. Ведь это ее любимая актриса, а не моя. Так почему же ты молчала, мама? Почему ты никогда не дала мне по морде? Почему ты была уверена, что твоя дочь добилась успеха потому, что наступило другое время? А тебе успех разве был не нужен? Почему для тебя важнее мой успех, чем свой? Так не бывает! Я правильно понимаю?
Неправильно. Все я понимаю неправильно. Слава, деньги, подиум - глупости все это. В моем доме не было и нет комнаты для мамы. В моей жизни не было для нее места... Места - не было. Даже в проекте не было. А ведь она это поняла. Что, что она тогда сказала?.. Что-то важное, меня как ударило... Что? А! "Нет, доченька, я бы к таким хоромам не смогла привыкнуть, мне бы что-нибудь попроще...." То есть она заранее меня как бы простила. Даже не так: она сделала вид, что я ей предложила к нам переехать, а она это предложение не смогла принять.
Да будь он проклят, этот западный стандарт! Дети отдельно! Старики отдельно! Больные отдельно! Никто никому не мешает! Никто никому не нужен! Как вы только хороните друг друга?..
Вот что мне теперь делать? Мне у кого теперь прощения просить? Ведь вся моя жизни - это мама. Я черпала и черпала - из нее, из нее, пригоршнями, ведрами, даже не думая, что не имею на это право. Имею - ведь я же ее дочка... И что теперь можно исправить, если мамы-то уж нет? И прощения не вымолить, да и черт с ним! Но ее-то ни единого денечка иначе не проживешь... И за руку ее не взять, и просто рядом не посидеть... Да что ж это такое, Господи?.. (Плачет, сначала тихо, а потом навзрыд, безутешно.)
Татьяна. (Бормочет машинально, в полузабытьи.) Отче наш, иже еси на небесах, да светится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя на земле, как и на небесах. Хлеб наш насущный, даждь нам днесь. И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от Лукавого. Ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
Птица глухо, но отчетливо произносит "Наконец-то" - и исчезает. Татьяна нехотя поднимает голову, оглядывается.
Татьяна. Что наконец-то? А, ты наконец улетел... Наконец. Действительно, это конец... Может быть, Женька подрастет, ему бы еще лет пять, талант есть, все схватывает мгновенно, видит по-своему, а в голове - пусто, ни одной своей мысли. Мал еще паренек. Всего девятнадцать. Да и меня он слушать не будет. Так что все, конец. И могилу ты не нашла, дура старая. (Оглядывается.) Устроила здесь... Что же делать-то? Искать свидетельство. Это раз. Идти в контору. Это два. И раз, и два, и три и все остальное - без меня. Что смогла, я сделала. Пить... (Достает коробку сока, пьет.) Надо позвонить Игорю, пусть приезжает, идет в контору... Нет, потом. Сначала - убрать это безобразие.
Решительно поднимается. Начинает убирать последствия своего "ритуального действа". Предметы быстро исчезают в карманах обширной хламиды.
Татьяна. Так. Ну, а еще одна руна где? Если они падали так, так... где-то там... (Делает шаг, другой) ...ага, вот ты где! (Поднимает руну, кладет в мешочек, запихивает мешочек в карман.) Хоть что-то ты нашла сегодня, Таня Вересаева. Господи, а на эту могилу, похоже, вообще никто не ходит. (Сметает с раковины сухие листья, сор, обрывает траву.) Ну, и кто здесь-то у нас лежит? Елена... Спиридоновна... Казанкина... (Рыдает.)