Hero and/or Martyr The Weekly Standard May, 26, 2014 Vol.19, N 35
Акт отчаяния и его непредумышленные последствия.
Кем был Хершель Гриншпан? 17-летним польским евреем, родившимся и выросшим в Германии. В ноябре 1938 г. он вошел в германское посольство в Париже, (в этом городе он жил два года), и застрелил 29-летнего дипломата Эрнста фон Рата, умершего двумя днями позже. Казнь фон Рата стала непосредственным предлогом к Хрустальной ночи, нацистскому погрому, в котором были убиты около 90 евреев, были сожжены 1,300 синагог, 8 тысяч предприятий уничтожены.
Тот факт, что имя Гриншпана не известно широко, для Джонатана Кирша, автора этого короткого исследования, представляет загадку. Он уверен, что выстрел в фон Рата не был изолированным убийством, но актом еврейского сопротивления перед лицом нацистской тирании, символическим жестом открытого неповиновения в канун Холокоста. "Мы обязаны вспомнить Хершеля Гриншпана," заключает он, "и относиться к нему как к герою, кем он, видимо, и был."
Далеко не мое дело решать, кто должен или не должен быть назван еврейским героем. Но в долгой истории евреев не составляет большой тайны тот факт, что репутация Гриншпана, такая, какая она есть, остается двусмысленной. Не ясно и никогда не будет известно, был ли его бесполезный акт импульсивным жестом, заявленным, чтобы совершиться, или принципиальным самопожертвованием.
Так или иначе, в практическом смысле, поступок принес несчастья. Хрустальная ночь, в той или иной форме, произошла бы со временем в гитлеровской Германии, но прямым последствием случайного акта насилия Гриншпана стало только ухудшение жалкой участи евреев в Третьем Рейхе.
Как некоторые политические убийцы в истории, Хершель Гриншпан был любопытным сочетанием личной драмы и непоследовательности: тщеславный, любящий поспорить и неспособный, он имел причины жалеть себя.
Гриншпаны были бедной семьей, от которой отказалась их польская родина, семьей, нежеланной и в Германии. Отец Гриншпана перебивался кое-как, работая портным и живя с 1911 г. в Ганновере, где таких Ostjuden, как Гриншпаны, презирали даже их соплеменники евреи. В 15 лет Хершель бросил школу и, будучи не в состоянии эмигрировать в Палестину, был послан жить с дядей в Париж, где его ситуация была равным образом маргинальной. Необразованный, необученный, едва понимающий французский, к осени 1938 г. он отдает себе отчет, что находится в полном упадке: нелегальный иностранец, не может работать, боится быть найденным полицией Парижа, лишенный польского паспорта, не в состоянии вернуться в Германию.
В Рейхе, между тем, политика "прямых действий" против евреев вскоре охватила семью Гриншпана в Ганновере: некоторые из 18 тысяч Ostjuden были арестованы и транспортированы на восток, к границе - где Польша вначале отказалась принять их. Сестра Хершеля, высаженная в лагере беженцев и еле спасаемая от голода Красным Крестом, написала брату в Париж печальное письмо, описывающее бедственное положение семьи.
В тот момент, Гриншпан, видимо, уравнял собственные страдания с трагическим положением евреев Европы и после бессонной ночи в парижском отеле - "Снова и снова я спрашивал себя: "Что мы сделали, чтобы заслужить такую судьбу?"" - он, скрывая пистолет в плаще, идет в германское посольство и объявляет, что владеет важными документами, которые ему нужно показать кому-то. Его направляют к дежурному, третьему секретарю фон Рату. После стрельбы полиция нашла в кармане Гриншпана заметку для отца: "Я должен протестовать, чтобы целый мир услышал мой протест, и поэтому я сделаю это."
При некотором уважении, самый удивительный аспект этой истории - ее последствия.
Немцы требовали экстрадиции Гриншпана, в чем французы отказали, надеясь, что время поможет снизить политические осложнения убийства немецкого дипломата в Париже. Дело должно было стать знаменитым (американская журналистка Дороти Томпсон подняла информацию о фондах защиты Гриншпана), но процесс не состоялся вовремя. Когда же немцы вошли в Париж в июне 1940 г., Гриншпан, среди других заключенных, был переведен на юг Франции. И когда гестапо закончило следствие, он был немедленно перевезен в Берлин, где Геббельс планировал показательный суд.
Что дало Гриншпану возможность последнего бесполезного жеста. Явно сознавая, что он, вероятно, умрет, Гриншпан покупает себе дополнительное время, утверждая, что выстрел в фон Рата, далекий от политического акта, был кульминацией ссоры любовников.
Конечно, это расстроило планы Геббельса на открытый трибунал, и государственная машина нацистов боролась с проблемой, что делать с Гриншпаном по крайней мере до декабря 1942 г., когда он, скорее всего, был убит.
Остался один поучительный (иронический) штрих еврейского нарратива. Так как старшие Гриншпаны были высажены в Польше и посланы далее на восток, они попали в руки не вермахта, а Красной армии - и выжили во время войны.
В 1961 г. престарелый отец Гриншпанов, Зиндель, был первым выжившим в Холокосте свидетелем на процессе Адольфа Эйхмана в Иерусалиме.
By Philip Terzian (literary editor of The Weekly Standard)