на основе личных воспоминаний моего старшего брата
Кушмухаметова Фаткрахмана Файзрахмановича
и содержит абсолютно достоверную информацию
о наиболее важных событиях его жизни
и посвящается его детям и внукам.
I. Вступление
Отгремели на Урале самые жестокие по своей сути, бессмысленные и беспощадные по содержанию, бои и сражения гражданской войны. В ходе которой, народы населяющие великую Российскую империю, в смертельной схватке брат против брата, сын против отца, обильно поливая свинцом, потом и кровью свою священную и многострадальную землю с каким-то неистовым упорством искали свою правду.
Навеянные революцией короткие, как выстрел лозунги большевиков "Мир народам", "Земля крестьянам", "Власть советам", как горное эхо, усиливаясь, прокатились по России, находя поддержку и горячий отклик в сердцах и душах миллионов обездоленных и томящихся в безысходной нищете рабочих и крестьян. А идея свободы, заквашенная на хмелевых дрожжах извечного желания простых людей вырваться из-под гнета эксплуататоров, дала мощный резонансный импульс, который в итоге вылился в хорошо управляемый большевиками бунт, огненная стихия, которой поглотила и монарха с его помпезным и пышным двором, и капитализм, как систему угнетения народа. Полные драматизма и кипящих страстей события, полыхающая по всей огромной России братоубийственная война навсегда развела по разные стороны склонов водораздела непримиримые классы: с одной стороны, побежденные деклассированные элементы, многие из которых, спешно покинув Родину, с трудом находили приют и обустраивались на чужбине; с другой стороны, триумфальное шествие рабочих и крестьян на победных щитах пролетарской власти у стен древнего Кремля.
Каждый в это смутное время искал свою судьбу, свою нишу и ради этого готов был до последней капли бурлящей крови в натянутых как струна кровеносных сосудах, защищать и отстаивать свое право на жизнь, на свой кусок земли и хлеба, на лоскуток синего неба и глоток студеной родниковой воды. Вот и среди моих земляков в составе казачьих войск, спаянных общей идеей защиты привилегий казаков и накрепко повязанных клятвой на верность царю и Отечеству, появились разногласия в понимании зигзагов быстро меняющейся исторической обстановки. И они, раздираемые внутренними противоречиями, метались в сложной паутине пыльных степных дорог, иногда, вырываясь на большак, пересекались с интересами безземельной мужичьей Руси и фабрично-заводских рабочих после которых некоторые колеблющиеся казаки уходили в революцию, а офицеры и зажиточные казаки при активной поддержке кулацких элементов, продолжали отчаянное сопротивление, делая стремительные и дерзкие налеты на арьергарды Красной армии, а затем ретируясь, оврагами и буераками вновь уходили в глубь степи, где как духи, растворялись за гребнем большого сырта. И это зло долго еще гоняло их, неприкаянных, по выжженной засухой степи, бросая в ожесточенные схватки с организованной силой новой власти и превращая их в заурядную шайку бандитов, которая как стая загнанных волков с поджатыми хвостами и с перекошенным оскалом ( последний символ волчьей сути) зализывали свои раны в ямах и схоронах прибрежной Уремы.
А Россия тем временем, устав воевать, медленно ставила свой локомотив на рельсы созидания и мирной жизни, одновременно проводя глубинные социально-экономические реформы в стране. В деревни и села Приуралья начали возвращаться нещадно покалеченные войной мужики, а безвозвратные потери, как закономерная статистика жестоких сражений, похоронками катились по России и, как правило, посещали в основном покосившиеся избы глубинки, наполняя их безутешным горем и страданиями на многие годы, ведь утрата для вдов и сирот была безмерной и невосполнимой.
В этот период села, оплакивая своих героических сыновей, находились в каком-то страшном оцепенении. Улицы были безлюдны и пустынны, лишь иногда южный ветер своим горячим дыханием ерошил рыхлую пыльную подушку дорог, да как огромных испуганных ежей, катил вдоль улиц непонятно откуда появившиеся перекати-поле (и, если в этой связи провести простую аналогию, то становится очевидным, что и жизнь заурядного человека, его судьбинушка, гонимая ветром перемен, вполне сравнима с перекати-поле, вспыхивающим как факел и сгорающим дотла в полосе степных пожаров, а его душа, как высшая субстанция материального мира от рождения не свободна и вечно томится в плену то внешних обстоятельств, то собственных физических потребностей). Революция фактически освободила простолюдин от рабства и сделала их гегемоном и политически надежным творцом новой истории России, закаленным и идейно выдержанным защитником завоеваний социализма. И вот такие, как губка впитавшие, основные идеи пролетарской революции и готовые на практике проводить социалистические преобразования на местах, возвращались в родные деревни и села казаки.
Ждала с войны своего любимого мужа Зангир бабакая и старшего сына казачьего офицера Габдрахим абзыя наша Макфия абкай. Много лиха хватила она за годы войны, ведь на руках у маленькой, но довольно расторопной женщины, оставалось четверо детей, старшей из которых Марзие апай было всего девять лет, кроме того, на ее хрупких плечах лежали все заботы по ведению довольно большого казачьего хозяйства. И эти непосильные физические нагрузки в подворье, заботы о детях и многолетние душевные терзания и беспокойство за жизнь и здоровье дорогих и близких ее сердцу людей в буквальном смысле высушили ее, оставив неизменной только стремительную походку, да блеск черных как маслины глаз. Макфия абкай твердо зная, что слезами горю не поможешь, почти не плакала, усердно трудилась и очень много молилась, прося у Всевышнего укрепить дух воинов и сохранить жизнь мужу и сыну в боях с супостатами. По вечерам, иногда прихватывая и ночи, она подолгу, не гася лампы, засиживалась у окна, штопая детскую одежонку и ожидая знакомый торопливый стук мужа в окно.
Шел 1919 год. Наш дом, оторвавшись от села и испуганно прижавшись к красному яру, как бы парил над прудом. Макфия абкай, целый день, пребывая в больших трудах и заботах о семье, иногда, устало облокотившись на отполированный дубовый столик восточной калитки, подолгу, теребя от волнения в руках передник, смотрела на другой конец села, куда как кровеносные сосуды к сердцу, устремлялись накатанные и слабо расчерченные в густой траве дороги и козьи тропы, ведущие от полевых станов, кошар, соседних сел и Переволоцкой железки. Но, к сожалению, никто из близких не выходил на неухоженную заросшую травой и татарником тропу, ведущую к ее калитке, и она с горечью, глубоко вздохнув и разгладив передничек, неторопливо спускалась к роднику у подножия крутояра. По утрам абийка вставала очень рано и на фоне алеющего горизонта за вершинкой ишлы Тау, подоив коров, с двумя ведрами на коромысле, шла к усадьбе Камали бая, чтобы одной из первых пропустить молоко через сепаратор и успеть вернуться домой к утреннему чаю.
И вот однажды абийка не спеша, как бы отдыхая от утреннего марафона, с обратом и душистыми сливками возвращалась от Камали бая. Огромный красный диск солнца, как бы покоясь на острие ишлы Тау, заливал своими благодатными лучами землю и слизывал с травы последние сверкающие капельки утренней росы. Воздух, напоенный свежим ароматом степных трав и цветов пробуждающегося дня, бодрил грудь. Абийка подходя к своей парадной калитке как-то встревожилась, начала озираться и, с еле управляемым беспокойством и тревогой вошла во двор, держа в одной руке небольшую кастрюльку со свежими сливками и быстро, на ходу проверяя порядок, направилась к отдельно стоявшей кухоньке. И вдруг она, случайно увидев на крыльце дома бледного мужа, правая рука которого вместе с нагайкой от плеча нервно подскакивала, как вкопанная встала посреди двора. Муж стоял молча как тень, с затянутыми слезной пленкой глазами. Сердце Макфия абкай захолонуло от предчувствия большой беды, голова закружилась, почва из-под ног куда-то уходила, тело после приступа легкой дрожи обмякло, и она рухнула без чувств, разбросав ведра с обратом и кастрюльку со сливками посреди двора. Вот так материнское сердце без речевой информации своеобразно отреагировало на телепатический сигнал о гибели в бою своего первенца.
Через некоторое время Зангир бабакай привел абийку в чувство, и они вдвоем, придавленные страшным горем, поддерживая друг друга, пошли в избу, оставив на земле следы: от двух бледных молочных ручейков, пробивающих дорогу к оврагу, как знак продолжения жизни дряхлеющих родителей, да небольшого развода от разлитых сливок, как знак противоестественной смерти их молодого, полного сил и жизненной энергии сына Габдрахима. И с этого момента скорбь прочно поселилась в избе четы Кушмухаметовых, а необъявленный траур по погибшему сыну продолжался в душе Зангир бабакая и Макфии абкай до самой их смерти.
На следующий день Зангир бабакай, продев через голову и левую руку поясной ремень, засучив по локоть рукава казачьей гимнастерки, вместе с десятилетним сыном Файзрахманом, уже приводил в порядок двор, ремонтировал ворота, латал обветшалую кровлю. Зангир бабакай, стосковавшись по работе и земле, трудился напряженно, сноровисто и ловко, увлекая своим азартом и подросшего сына, который, уже имея некоторый опыт самостоятельного ведения хозяйства, надувал щеки от важности и по взрослому, подражая отцу, усердно строгал, пилил и забивал гвозди. Немного укрепив подворье, отец и сын начали готовиться к сельскохозяйственным работам: ремонтировали инвентарь, плуги, бороны, повозки и т.д. За годы войны пахотные земли Зангир бабакая в рост человека заросли бурьяном, лебедой и чертополохом и автоматически перешли в категорию залежных земель. Нужна была срочная рекультивация, то есть необходимо было очистить поля от травы, вспахать и выровнять зябь. И этой трудоемкой работой до седьмого пота занимались Зангир бабакай, сын Файзрахман, Макфия абкай и дочь Марзия апай. Высокий, с мощным стеблевым развитием травостой не поддавался ни косе, ни конной косилке, и его приходилось приминать тяжелыми волокушами, которые с трудом тащила пара сильных черных быков бабакая. Примятая трава под палящим июльским солнцем быстро подсыхала, а затем бабакай, предварительно опахав поле по периметру, поджигал траву, которая сгорала дотла, покрывая надел черными головешками и пеплом. На время полевых работ, вся семья бабакая, включая и маленьких детей, перекочевывала в поле, где заблаговременно готовился стан: строились шалаши и другие важные объекты жизнеобеспечения.
Полевой стан Зангир бабакая всегда разворачивался на живописной полянке, колки "Зиновьева", возле облагороженного белым камнем журчащего родника, за состоянием которого абийка тщательно следила, запрещая даже детям играть возле воды. Бабакай с каким-то скрытым волнением, обстоятельно готовился к пахоте; сын Файзрахман пас две пары черных быков вдоль лощин, берегов небольшой родниковой речки и бака-куля, где трава была еще зеленой и сочной, а кормилица земля, спрятав свой плодородный гумус под пушистым слоем пепла от сгоревшего бурьяна и чертополоха, ждала пахарей. Бабакай очень гордился своими черными рабочими быками и каждого из них он ласково называл по именам: Зубр, Черный, Лев, Васька, гладил их по лоснящимся черным бокам и похлопывал по играющим от любого движения развитым мускулам. Еще большей гордостью бабакая был бадаутский плуг, пожалуй, самое удачное творение инженерной мысли в разработке и конструировании легких конных плугов того времени. Плуг был великолепен, он как паук устойчиво вгрызал свои плоскорезы в землю и почти сливался с нею, а пахарь, удобно разместившись на сиденье, легко управлял режимами пахоты. Вот такое чудо находилось в собственности у наших предков, тяговую силу которого составляли четыре упитанных черных быка, которые в тандемном расположении по два впрягались в оглобли ярмом и фиксировались в них занозами. Вспашка земли, как священнодействие, возбуждало и пьянило пахаря, погонщика и даже быков. Земля податливо выворачивалась из-под плуга и плодородным слоем, с каким-то облегченным вздохом, ложилась на стерню, готовая принять янтарное семя и взрастить его. Быки с каким-то фырканьем, вдыхая через расширенные ноздри хмельной дух свежевспаханной земли, крепко держали борозду и как заговоренные тащили за собой плуг, как железного паука мертвой хваткой закогтившего землю. Погонщик быков, юный Файзрахман, как правило, шел по краю борозды, на прямых участках поля почти не подгоняя быков, а в конце загона двумя коротенькими командами "Цоб", "Цобе" управлял хорошо обученными головными быками. Вот такая слаженная работа отца и сына позволяла им за световой день пахать до 1,2-1,3 гектара.
Несмотря на напряженность полевых работ, "светская" жизнь в степи кипела. Взаимоотношения между родственниками и приятелями активно поддерживались. Люди ходили пешком, ездили на лошадях верхом и на повозках друг к другу в гости. В этот период с наступлением короткой летней ночи, вся степь ярко расцвечивалась гостеприимными кострами полевых станов, и почти до утра по степи разносились веселые голоса и разудалые песни только молодежи. Потому что в традиции Чесноковцев было принято, что казаки и мужики, достигшие сорокалетнего возраста, уже переходили в разряд "Ак сакалов", отпускали бороду, жили в селе и на поля выезжали только для контроля хода работ. И вот такой полупраздный образ жизни, в общем-то, еще полных сил и мужского здоровья казачьих ветеранов, сладким дурманом кружили им голову и наполняли все их существо какой-то неодолимой дикой страстью к ядреным и стосковавшимся по мужской ласке вдовам и молодкам села. Любовные треугольники росли, как грибы после дождя, сплетаясь в трапеции, многогранники и образуя сложный хаос геометрических фигур, накрывали любовной вакханалией практически все село. Желания многими овладевали внезапно и порой единственными свидетелями их неконтролируемой безумной страсти, сладких охов и грудных вздохов становилась ночь да арена развернувшихся действий: шалаши, повозки, колки, прибрежная Урема, остывающий песок и холодные воды Урала, тучные нивы и свежевыкошенный душистый луг. Иногда такая случайно охватившая страсть перерастала в глубокое чувство и в полную драматизма любовную историю, где как в остросюжетном романе влюбленные таяли в объятиях друг друга, горели в огне страсти и теряли головы, погружаясь в виртуальный мир придуманного счастья. Но жизнь есть жизнь, она течет и развивается по своим законам и простому, смертному человеку трудно что либо изменить в ней, потому что он активно реагирует в первую очередь на зов плоти, желания и инстинкты, а уж только во вторую очередь опирается на сигналы сердца и здравый смысл. И мы, как результат вспышки чувств, итог спонтанной любви, констатируем появление на улицах нашего села физически крепких, шустрых и задиристых байстрюков (безотцовщины), возможно даже и наших кровных братьев и сестер. Наш Зангир бабакай, естественно, был достойным представителем своего поколения, и ничто человеческое ему тоже не было чуждо. Он также как и все влюблялся и был любим двумя очаровательными и достойнейшими женщинами нашего села, но делал это весьма деликатно, оставаясь хорошим семьянином, любящим мужем для жены и заботливым отцом для детей. Наш бабакай и после сорока лет трудился на поле больше всех, так как его старший сын Габдрахим сложил свою буйную головушку на полях гражданской войны.
Зангир бабакай в пестрой социальной структуре жителей села Чесноковка входил в состав казачества, которое занимало особое положение. Родившись в эпоху феодализма, Оренбургское казачество прошло сложный исторический путь - от "вольных людей", бежавших от произвола помещиков на окраины страны и объединенных в военно-земледельческие общины, несущих военную службу в общей системе защитников царского трона, щедро наделенных особыми привилегиями и значительными земельными наделами. И в силу именно этих, на мой взгляд, определяющих причин, да еще сложившихся в казачьей среде традиций, предрассудков, консерватизма, они не могли в короткий промежуток времени принять на веру идеи свершившийся революции и полностью стать на советскую платформу даже при том, что главный декрет о земле сохранил за казаками право на земляные наделы. Такой курс наиболее полно учитывал в то время сложившийся уровень социального и политического размежевания населения и предполагал постепенную ликвидацию земельных привилегий казаков и крестьян середняков.
Летом и осенью 1920 года, наша семья проделала огромную работу по подготовке земли к весенне-полевым работам, но к великому сожалению в апреле месяце установилась настоящая летняя жара, а к середине июня стало ясно, что огромные территории поражены неурожаем: Поволжье (включая Прикамье), бассейн реки Урал, среднее течение Дона, часть Казахстана и Западной Сибири. Тяжелая засуха, неблагоприятные агроклиматические условия поразили в основном места разоренные войной, интервенцией. В этой связи ЦК РКП(б) отмечал, что бедствие было подготовлено и обусловлено всей прошлой историей, неорганизованностью и отсталостью нашего сельского хозяйства. Низким уровнем сельскохозяйственных знаний, слабой технической оснащенностью и отсталыми формами севооборота.
Страдания, выпавшие на долю населения голодающих губерний, в том числе и на жителей нашего села были неимоверны. Во многих районах и селах Оренбуржья голодало подавляющее большинство крестьян, которые, доходя до полного истощения, падали и замерзали прямо на улицах. Хоронить в лютые морозы сил у родственников не было, и поэтому окоченелые трупы организованно собирали по улицам, дворам и подводами свозили на кладбище, где их просто укладывали штабелями до весны. В селе имелись случаи каннибализма и, по словам старожилов, эти семьи впоследствии вымирали до последнего человека. Вот так Аллах по-своему наказал их за совершение тяжкого греха.
К маю 1922 года от голода и болезней погибло около миллиона крестьян, почти два миллиона детей осиротели. Организованная энергичная борьба с голодом и его последствиями, проводимая руководством страны, приняла широкие масштабы, и имела огромное значение для спасения миллионов людей от голодной смерти.
Наш Зангир бабакай на селе был видным и уважаемым человеком. И не случайно, когда село накрыла черной тенью беда, люди на сходе, полагаясь на честность и твердость характера, выбрали его руководить центром американской помощи "АРА", где он, проявляя недюжинную предприимчивость и мужество, работал во имя селян, обеспечивая каждого из них горячей едой. В связи с исполнением этих обязанностей, он ежедневно лицом к лицу сталкивался с человеческим горем, с отрешенными взглядами оголодавших людей, которые с какой-то скрытой надеждой на чудо протягивали свои миски за спасительной порцией похлебки. Это были самые тяжелые дни Зангир бабакая. Он глубоко страдал от своей беспомощности и искренне переживал то, что не может досыта накормить всех односельчан.
Такой уровень систематических психологических и физических перегрузок, серьезно подорвали здоровье бабакая. Но он со своей семьей и односельчанами, хоть и с серьезными потерями в весе, все-таки пережил эту страшную и голодную зиму. Наступила весна, и с первыми благодатными лучами солнца, проталинами на холмах и курганах, медленно оживающая степь, сама каким-то образом разрешила почти безнадежную для государства продовольственную и фуражную проблему голодных людей и домашних животных. Весна открывала неограниченный доступ к щедрым дарам степи, лесов и водоемов. Люди, вдыхая целительный воздух степи, без ограничений потребляя лук, чеснок, различные коренья, сусликов, грачей, рыбу и т.д., быстро восстанавливали силы и здоровье.
Государство, под усиленной охраной, начало поставлять в села семенной материал для посева яровой пшеницы, частично компенсируя потери от недорода. Земля прогревалась и ждала семя. Крестьяне усиленно готовились к полевым работам, чинили инвентарь, сеялки, а, также выскребая последнее по сусекам, пытались откормить истощенный рабочий скот. Агроклиматические условия складывались благоприятные, виды на будущий урожай были хорошие. Зангир бабакай и сын Файзрахман на этом фоне обнадеживающих агропрогнозов, в сжатые сроки, проведя весь комплекс полевых работ, завершили посев яровой и начали чернить зазеленевший клин под озимую пшеницу и одновременно готовиться к сенокосу, потому что ранняя и дружная весна, майские теплые грибные дожди, оросили колки и Урему, обильно напоили потрескавшуюся от летней засухи и зимних трескучих морозов землю, и она, как бы утолив жажду, благодарно и спешно покрывала плотным зеленым ковром степного разнотравья сначала лощины, овраги, а затем и обширные степные сенокосы и пастбища. Природа на глазах оживала, наряжалась, веселила душу крестьянам и вселяла надежду на хороший урожай, а значит и на благополучную и сытую жизнь.
Лето у Зангир бабакая, как, впрочем, и у всех крестьян, был самым горячим периодом, где в жесткой логической последовательности одна за другой цепью втягивались сезонные сельхозработы, конечным результатом и венцом которых явились золотом сотканные хлебные нивы, тяжестью налитые спелые колоски, спрятавшие в своих обоймах полновесное зерно урожая 1922 года. Да, урожай уродился на славу, Аллах заслуженно вознаградил нашу семью за проявленное терпение в период тяжких испытаний, за самоотверженный труд во имя жизни.
Зангир бабакай встал на колени перед небольшой кучей только что подработанного Макфией абкай зерна и, протянув свои мускулистые натруженные руки, зачерпнул пшеницу и поднял над головой. Добротное зерно тонкой струйкой, сверкая своими округлыми янтарными боками на солнце, лилось с заскорузлых мозолистых ладоней бабакая. Он заворожено смотрел на этот рукотворный хлебный дождь, как на самую глубинную суть функционирования живой плоти на земле. С этого урожайного года, жизнь в нашей семье начала входить в обычную колею и уж более никогда не сходила с уровня самодостаточности. Многому научился у своего отца тринадцатилетний Файзрахман за эти годы. Природный ум, смекалка и внутренняя организованность позволили ему не только хорошо вести дела в хозяйстве, но и успешно обучаться одновременно в медресе и русской школе. После уборочной страды Зангир бабакай приболел, самолечение на травах и настойках абийки результатов почти не давали, и он как-то резко начал сдавать. Под глазами образовался подсиненный омут, который притопил все еще сверкающие глаза. Скулы бабакая заострились, а побледневшие с легким желтым налетом щеки, иногда вспыхивали и горели каким-то нездоровым румянцем. Бабакай старался не сдаваться и вел активный образ жизни, регулярно посещал мечеть, много молился; часто принимал гостей дома. Но болезнь его не отпускала, и он на глазах догорал как свеча, огонь в его жизнелюбивой душе угасал. Дома он почти все время отлеживался, а скоро и вовсе болезнь приковала его к постели. Рядом с ним, как утешение, неотлучно находилась семилетняя дочь Галямнур. Он ее никуда от себя не отпускал и просил, чтобы она ложила свои холодненькие ладошки ему на горячий лоб, это его немного успокаивало, и он погружался в глубокий сон. Весной 1923 года Зангир бабакая не стало. Макфия абкай овдовела, а дом и дети осиротели: сыну Файзрахману шел четырнадцатый год, дочери Марзие исполнилось шестнадцать лет, дочери Галямнур шел седьмой год, сыну Месахеттину исполнилось четыре года.
Похоронив отца, сын Файзрахман вполне осознанно взвалил на свои, в общем-то еще хрупкие детские плечи, сложные и весьма ответственные функции главы семьи. И здесь надо признать, что ему в этой тяжелой жизненной ситуации была оказана бескорыстная и неоценимая помощь со стороны двоюродного, как по линии матери, так и по линии отца, брата Гариф Зарифовича. Они вместе перевезли дом бабакая с околицы села и поставили его в родовом дворе Кушмухаметовых, рядом с домом Гариф абзыя. Они вместе пахали, сеяли и убирали урожай. Вместе делили краюху хлеба, соль, тяготы жизни. Они жили как одна дружная семья, являясь живым примером образцовых родственных отношений. И я полагаю, что именно вследствие практически оказанной в нужный момент поддержки близких родственников, наша семья выстояла и смогла выжить после потери кормильца.
В селе в это время шли довольно непростые процессы перехода к НЭПу, как к единственной и эффективной форме стимулирования крестьянства в период восстановления сельскохозяйственного производства в мелких единоличных хозяйствах. Широкие массы российского крестьянства, расширившие свое землепользование в ходе аграрной революции, стремились освоить землю, быстро восстановить посевные площади, поднять свое хозяйство и найти путь к лучшей жизни.
Такая положительная динамика быстрого восстановления и развития мелких хозяйств, вскоре сделала центральной фигурой советской доколхозной деревни среднее крестьянство, которое к концу восстановительного периода составляло уже 66,1%, в то время как ослабленное в ходе аграрной революции и деятельности комитетов деревенской бедноты, кулачество значительно сократилось и составляло всего 3,3%.
Одновременно, со стимулированием мелкого индивидуального хозяйства, которое максимально обеспечивало известный элемент его хозяйственной автономии, более прочные и широкие связи с рынком, также проводились решительные попытки создания в деревне нового общинного уклада, коммуна, артель, товарищество по общественной обработке земли, которые представляли собою простейшую форму коллективного землевладения и хозяйственной взаимопомощи. Многие коммуны и артели жили бедно и делили с крестьянами все беды, обрушившиеся на деревню, а с началом восстановительного периода многие просто развалились. Иную линию развития демонстрировали товарищества, которые, как простейшая форма, приживались и имели устойчивую тенденцию к количественному и качественному росту. Финансовая помощь в размере одного миллиарда рублей, а также созданная в 1924 году система государственно-кооперативного сельскохозяйственного кредита, стала эффективным орудием хозяйственного развития и социальных отношений в деревне.
Индустриализация страны способствовала быстрому техническому оснащению производственных процессов в аграрном секторе. Распределение машинной техники осуществлялось под жестким контролем государства, и было направленно на первоочередное развитие социалистических форм хозяйствования. Увеличение поставок на село сложной техники, ставило вопрос и об эффективном ее использовании. И в этой связи наиболее рациональным оказалось создание разветвленной сети прокатных пунктов, которые, концентрируя в себе организаторские, производственные, снабженческие и просветительские функции, выступали активными проводниками технического прогресса. С каждым годом число прокатных пунктов и их хозяйственные возможности возрастали, совершенствовались и становились более разнообразными экономические отношения с обслуживаемыми хозяйствами. В среднем на такой пункт приходилось около 25 различных орудий: плуги - 12 шт., орудия по рыхлению почвы - 4 шт., жнеек - 3 шт., сеялок, молотилок и веялок - по 2 шт. Аренда техники в системе машинного проката крестьянам обходилась в 2-3 раза дешевле, чем у кулаков, т.е. 9-10% валового сбора урожая.
Пример: за наем техники, плуга, сеялки, жнейки и молотилки крестьяне отдавали кулакам пятую часть валового сбора урожая, т.е. 20%.
Стремление крестьян к более совершенной и производительной технике создавало почву для перевода сельского хозяйства на основу крупного механизированного высокопродуктивного производства. Резюмируя вышеизложенное, можно прийти к выводу, что развитие советской доколхозной деревни представляло собой первый в истории успешный опыт сознательного и целенаправленного преобразования многомиллионных крестьянских хозяйств в коллективные, которые первоначально возникали непосредственно путем прямой коллективизации той или иной группы крестьянских хозяйств, затем получая опору в разного рода простейших кооперативах, перерастали в колхозы.
Таким образом, создавалась широкая социально-экономическая база для нового подъема колхозного движения и превращения его в массовое. В этот же период значительно укрепились сельские партийные организации, повысилась их дееспособность, расширились связи с беспартийными массами крестьянства, оживилась работа советов коопераций и т.п.
В деревне шла нешуточная и бескомпромиссная борьба за влияние на середняка, чтобы на основе его прочного союза с беднейшими слоями крестьянства, нарушить сложившийся баланс сил в пользу социалистического обустройства села. Размеренного уклада, который веками хранил тишину российской глубинки, не стало. Крестьяне, окунувшись в пучину социальных преобразований, шли в новый мир, все еще сохраняя в уголках своей души ностальгию по прошлому, по давно отжившим традициям почивших поколений. Поэтому, для проведения в деревне социалистических преобразований нужны были люди новой формации, свободные от предрассудков и кошмаров прошлого, воспитанные на фоне реальных событий и первых опытов преобразований условий жизни крестьян, люди, впервые почувствовавшие интерес к активизации общественной жизни, закаленные в горниле первых пионерских дружин, комсомольских ячеек и признавшие преимущества коллективного высокопроизводительного труда. И в этой связи Россия, особенно будущее ее аграрного сектора, по сути, оказалась в руках мальчишек и девчонок, которым в революцию было 8-9 лет, а к концу восстановительного периода стало 18-19 лет.
Наш отец Файзрахман, сын Зангир бабакая, рос и мужал вместе с проводимыми реформами в селе и к концу 1927 года был уже самостоятельным и успешным середняком. Оставшись после смерти отца единственным кормильцем в большой семье, он не растерялся, а стиснув покрепче зубы работал, пахал землю, растил хлеб и кормил семью. Он был не по годам рассудительным, в работе основательным, к семье ответственным. Он рано вступил в комсомол, активно работал в кружке "Безбожник", участвовал в художественной самодеятельности. Создав с братом Гариф Зарифовичем первое товарищество по общественной обработке земли, они вместе постигали особенности формирования взаимоотношений в артели и тонкости технологии управления простейшей формой коллективного хозяйства.
Шли годы, разбуженное в пору раннего детства трепетное, как неуверенная искорка, чувство к светлой ликом и душой голубоглазой соседской девочке Мавтухе, росло и крепло вместе с моим отцом Файзрахманом. Это чувство, как обжигающий весенний лучик солнца, однажды пронизавшее сердце еще маленького Файзрахмана, светлячком навсегда поселилось в его душе, наполнило светом и теплом все его существо. Встречи влюбленных были редки, так как после смерти отца Сунгата, Мавтуха жила у родного дяди Бакирова Ахматжана, а его дом стоял на другом конце села и их пути теперь случайно не пересекались. А встречи на вечеринках молодежи не всегда удавались, т.к. то она их не посещала, то ему было некогда. Но, тем не менее, мы знаем, что судьба всегда и неотвратимо устраивает свои варианты. И вот однажды в студеную зимнюю пору, когда буранная ночь поглотила деревню, а разноголосица завывания печных труб над крышами домов слились в звуки единого мощного оркестра, умело управляемого дирижером ветром, не спеша вышел из калитки своего дома красивый юноша и пока без каких-либо намерений, спокойно направился на вечеринку. В жарко натопленной крестьянской избе, куда прибыл он позднее, веселилась молодежь на обыкновенной сельской вечеринке. Файзрахман, войдя с раскрасневшимся от мороза лицом, как бы стесняясь своего вида, ушел от яркого света лампы в темный угол и, выбрав удобный ракурс для наблюдения, начал изучать присутствующих. Саратовская гармонь с колокольчиками на отсвечивающих перламутром и серебром верхних планках с какой-то лихостью заиграла татарскую плясовую. В круг вышел один из самых привлекательных и авторитетных парней села Салихов Риза Нафикович. Он легко приплясывал в такт музыке, и, сделав круг, начал умело пристукивать каблуками дробь перед золотоглавой и очаровательной Мавтухой и вытянутыми руками приглашал ее на танец. Она, приняв приглашение, стремительно вышла в круг, и, гордо вскинув головку с золотыми локонами на лбу, закружилась в танце с Риза. Никто из девчат села не умел танцевать как она, ее маленькая стройная фигурка бесшумно скользила по полу, ведомая ритмами веселых звуков, и даже через многие годы, на своем 80-летнем юбилее, наша мама Мавтуха Сунгатовна, в окружении десятерых повзрослевших детей, также легко, как и в свои 17 лет последний раз отпляшет свой любимый танец. А между тем, события на вечеринке начинали принимать драматический оттенок. В круге была любимая Файзрахмана и его давний соперник, воздыхатель. От увиденного у Файзрахмана закружилась голова, кровь в жилах закипела и густо покрасила и без того красные щеки. Его душила какая-то безудержная ревность и он, слабо контролируя себя, твердой походкой вышел в центр круга и, небрежно отстранив от своей возлюбленной Мавтухи соперника, сам, глаза в глаза отплясал танец, а затем, громко хлопнув дверью, ушел в кромешную тьму ночи, в ад пурги. Не помнит Файзрахман куда он шел, колючие снежинки били прямо в глаза, высекая слезы, и только вьюга, как единственный свидетель его отчаяния, торопливо заметала его следы на рыхлом снегу. И вот он среди ночи с непокрытой головой и расстегнутой фуфайкой, как снеговик, вместе с клубами холодного воздуха ворвался в дом к брату Гариф Зарифовичу и сказал: "Абзый, я хочу жениться, иди завтра сватать Мавтуху" и после этих, произнесенных в глубоком волнении слов, развернулся и ушел домой. На следующий день Гариф абзый с утра, нарядившись в свой самый лучший костюм, пошел сватать невесту, а жених от сильного волнения не находил себе места и ходил по двору, ожидая своего посла. Вскоре Гариф абзый вернулся, держа над головой ярко расшитое искусными руками невесты льняное полотенце - верный знак положительного ответа. Вскоре, сыграв скромную свадьбу, Файзрахман ввел в дом полноправной хозяйкой 17-летнюю Мавтуху Сунгатовну, которая с первого дня жизни в новом доме была душевно принята всеми членами большой семьи и многие годы прожила в счастливом браке с нашим отцом.
Обстановка в селе менялась как на войне быстро, события торопили время. Крестьяне, кто постарше, не привычные к таким быстрым и кардинальным переменам, покачивали головами. А молодежь, наоборот, стремилась к более совершенным земельным отношениям, землеустройству и высоко производительной технике. Предпосылки для этого, если не в полной, то в значительной степени, были созданы государством. И крестьяне нашего села через накопленный положительный опыт общинного землепользования в небольших коммунах, артелях и товариществах, были уже готовы к переходу на уровень массовой коллективизации и объединялись в более крупные кооперации сельскохозяйственного производства "Ышкын", "Интернационал" и т.д. А состоятельная прослойка села, так называемые баи, лишенные главных источников жизненных сил в восстановительный период села, тихо и без отчаянного сопротивления реформам, остались на обочине истории как призраки некогда процветающего и могущественного сословия села. Вот неполный список баев, проживавших в селе Чесноковка в доколхозный период:
1. Габайдуллин Харис бай - скотоводство, растениеводство
2. Кушмухаметов Бакы бай - купец 2-ой гильдии
3. Бакиров Ниби бай - скотоводство, растениеводство
4. Габайдуллин Хамажан бай - скотоводство, растениеводство
5. Габайдуллин Харрас бай - скотоводство, растениеводство
6. Бакеев Садык бай - казачий атаман села
7. Тамердар бай - содержал магазин
8. Козлов бай - растениеводство
9. Блинов бай - растениеводство
10. Биткулов Наби бай - управляющий государственными зернохранилищами.
Старожилы вспоминают, что многие потомки этих баев и при советской власти жили, старились и умирали в родной Чесноковке и никто по отношению к ним никогда не проявлял антагонизма. Так, например, Кушмухаметов Бакы бай и его супруга умерли и похоронены в селе Чесноковка. А их дети Меким бай и Фатых бай перед коллективизацией со своим скрабом и семьями среди белого дня выезжали на пароконных тарантасах из села, и, когда на паромной переправе активист Булаев Емельян хотел воспрепятствовать их отъезду, Фатых бай вытащил из кармана револьвер системы "Наган" и требовательно произнес: "Уходи с дороги, не доводи, Емельян, до греха". После этих слов Емельян Булаев отпустил паром, и сыновья Бакы бая без приключений покинули родные места. Вот это, пожалуй, самая яркая и единственная сцена боевого столкновения прошлого и будущего нашего села, а также свидетельство того, что исполнители воли РКП(б) в наших краях в своей работе руководствовались здравым смыслом и не доводя тему переустройства деревни до абсурда, добивались положительных результатов в коллективизации.
Это были насыщенные годы созидания и ломки устоявшихся стереотипов крестьянства на вековые традиции частного землепользования, хозяина надела, где он однажды, войдя в жесткую схему: работа - достаток - жизнь, становился вечным рабом своих физиологических потребностей и как проклятый трудился без права на остановку и отдых, опираясь только на собственные силы.
В коллективных хозяйствах мотивация труда и его суть существенно изменилась. Человек труда стал уважаемым и значимым. А сам труд крестьянина с применением более совершенного сельскохозяйственного инвентаря и различных технических устройств, стал более привлекательным. И селяне, глубоко понимая бесперспективность мелких единоличных хозяйств, потянулись в уже организованные на селе колхозы. Наш отец Файзрахман, имея некоторый опыт работы и управления в товариществе, одним из первых вступил в колхоз "Интернационал" со своим солидным имущественным паем. Позднее руководителем колхоза был назначен Кушмухаметов Гариф Зарифович, который уже сумел проявить себя как хороший организатор и умелый управленец на посту председателя Чесноковского сельпо.
В начальный период становления колхоза "интернационал" испытывал определенные трудности и в технологии возделывания крупных земельных массивов, и в рациональном использовании имеющейся техники и инвентаря, и особенно в компетентном управленческом персонале среднего звена. Колхоз жил бедно, и Гариф Зарифович, как руководитель, вынужден был солидарно делить с колхозниками все беды, обрушившиеся на хозяйство. Днем работали, а вечерами, и даже ночами напролет, учились новым, прогрессивным приемам земледелия, приемам эффективного управления производственными структурами колхоза. Вскоре экономика хозяйства начала стабилизироваться, появилась положительная динамика и в росте доходов колхозников. Наш отец Файзрахман вскоре был назначен бригадиром полеводческой бригады. Жизнь в селе налаживалась и наполнялась каким-то новым содержанием, обретая черты прогрессивного социалистического общества.
В ритме напряженного крестьянского труда незаметно пролетела благодать бабьего лета 1928 года. Все чаще на западном секторе неба появлялись и черными барашками пробегали налитые свинцовой тяжестью облака, предвестники бесконечных и злых осенних дождей. По ночам промозглый воздух отдавал какой-то сыростью, а земля все еще продолжала цепко держать и хранить в своем теле тепло знойного лета. Заканчивалась вторая декада октября, основные работы на полях были завершены, а подработанные на токах хлеба засыпаны в надежные хранилища.
Молочный скот, за лето нагуляв вес на расстилающихся зеленым ковром выпасах пойменных лугов, лощинах и склонах степных увалов, красовались своими блестящими упитанными боками и в любой момент готовы были брызнуть тугой звенящей струей жирного молока о сухое дно подойника. В добротных сараях, щедро откармливаемые хозяевами годовалые бычки, лениво перетирали челюстями душистое сено.
Это было, пожалуй, самое лучшее время в деревнях и селах Российской глубинки, когда все тревоги о судьбе будущего урожая позади и жизнь потихоньку переходила в русло спокойного течения.
II. Детство
Наш отец Файзрахман, подсчитав итоги своей хозяйственной деятельности, вместе с другими селянами выезжал на крестьянские ярмарки, которые ежегодно проводились в с. Краснохолм и в с. Покровка, где реализовывал излишки продуктов, а на вырученные деньги покупал одежду и обувь для всей семьи. На этой же ярмарке, которая, как правило, организовывалась с особой русской статью и удалью, наша Макфия абкай суетилась с особым поручением, и с присущей ей расторопностью бегала по рядам, приценивалась и покупала все необходимое для будущего малыша, которого со дня на день ожидали молодые супруги Мавтуха Сунгатовна и Файзрахман Зангирович. Да, действительно, осень для крестьянина - это время какого-то умиротворения и счастливого достатка, время заключения брачных союзов для влюбленных и пора веселых свадеб, время рождения здоровых детей для будущих подвигов и новых свершений.
И вот 18 октября 1928 года в маленькой крестьянской избе Кушмухаметовых тишину пробуждающего нового дня нарушил отчаянный крик рожденного Мавтухой Сунгатовной младенца, краснощекого мальчика-первенца ветки Кушмухаметова Файзрахмана. Он был бойким, красивым и голосистым. И все в семье крепко полюбили его, особенно Макфия абкай. На третий день от рождения мулла дал ему имя Фаткрахман, и он стал полноправным членом семьи. Проведя обязательные по процедуре "Баби чай", наша мама пошла работать, и все заботы по малышу легли на плечи счастливой по этому поводу Макфие абкай. Уж она в нем души не чаяла, пылинки с него сдувала и по-своему основательно воспитывала, оберегая его от сглаза и порчи, от дождя, холода и колючих ветров. Родители тоже очень любили малыша, баловали его и ни в чем ему не отказывали. Фаткрахман рос в полном достатке, сытым, обутым, одетым, и для различных игр имел самые необходимые и даже дорогие диковинные игрушки. Макфия абкай, без памяти влюбленная в своего первого внука, ни на шаг не отпускала его от себя, и он, став абсолютно домашним, даже без контактов с улицей и уличными ребятами, рос физически крепким, любознательным и очень уж бойким мальчиком. Так продолжалось до шести лет, и за этот период наша маленькая Макфия абкай, чисто по моим субъективным выводам, сотворила с Фаткрахман абыя стопроцентную свою копию, потому что никто из последующих 9 детей нашей семьи не унаследовал в такой же степени, как Фаткрахман абый, многие, весьма ценные черты характера нашей драгоценной абийки.
Когда абыю исполнилось шесть лет, абийка осторожно, под своим строгим контролем, начала выпускать его на улицу. Но коварная улица, с ее неограниченными возможностями по перевоплощению даже пай-мальчиков, просто поглотила нашего абыя. Он как-то быстро нашел друзей-сверстников: Рысаева Зайнуллу, Даминева Зайнуллу, Даутова Габдуллу, Бакирова Габдуллу. Они вместе целыми днями играли в различные уличные игры, благо их было в то время очень много, ходили пешком на Актау, Ышлы Тау, собирали различные целебные травы, коренья и дикий чеснок. Делали совместные лихие налеты на колхозные сады и огороды. Купались и ловили рыбу в пруду и на Урале. Этот новый мир, впервые открытый абыем с выходом на улицу, просто потрясли его неискушенное детское воображение абыя, и он, подхваченный обрушавшейся свободой и уличной стихией, пропадал из дома на целый день, пока наша взволнованная абийка с маленьким прутиком лозы для устрашения не загоняла его домой. Ей казалось, что ее шестилетняя история кропотливой индивидуальной воспитательной работы затаптывалась маленькими босыми ножками ее любимого внука в толстый слой уличной пыли села. Придя домой, абийка еще долго выговаривала ему свои претензии. Отец и мама, никогда не вмешиваясь в воспитательный процесс абийки, стояли в сторонке и всем своим видом, как бы поддерживали своего незадачливого первенца. А сам главный виновник в эти минуты стоял на половичке из льняного мешка перед строгой абийкой, потупив свои зеленые с бирюзовыми бисерными крапинками невинными глазами и, по всей видимости, не до конца понимая суть своей вины, внимательно слушал незатейливую, но довольно трогательную речь своей уважаемой абийки. Выговорившись, абийка почти всегда, как бы извиняясь перед внуком за свою несдержанность, подходила к нему, целовала колючую макушку его стриженной голову и, прижимая к себе, похлопывала по спине. После этого прилива нежности, очередной инцидент считался исчерпанным. Родители забирали сына, купали, кормили и укладывали спать. Во время игр на улице, в карты на кухне у Рысаева Зайнуллы, часто возникали детские потасовки, где нередко участником был и наш герой. У абыя не всегда складывались доверительные отношения с Рысаевым Зайнуллой, соседским мальчиком, старше его по возрасту и по натуре очень решительного и властолюбивого. Любой, даже незначительный, конфликт между ними перерастал в драку, потому что наш абый никогда ему не потакал и не уступал. Но в драке Зайнулла абый был жестче, искуснее и часто нашему абыю приходилось ретироваться с разбитым носом к Макфие абкай. И тут начинали происходить любопытные события: наша абкай вводилась в бой, как тяжелая артиллерия, она, взяв за руку своего окровавленного внука, шла бомбить Савган бабая, своего племянника, отца Зайнуллы абыя. Савган бабай крутой по натуре человек, в свою очередь, хватался за самый длинный свой кнут и наносил точечные щелчки концом кнута по голым пяткам своего сына Зайнуллы, и тот от нестерпимой и резкой боли в пятках вставал на цыпочки и как умелый танцор выписывал немыслимые кренделя под собственные завывания, ругань савган бабая и причитания Макфии абкай. Добившись примерного наказания обидчика дорогого внука, Макфия абкай довольная шла домой. Но жизнь есть жизнь, физическая боль скоро проходила, ранки заживали, и дети вновь дрались, а взрослые снова разбирались. Но, несмотря на эти временные размолвки между ребятами, их детская привязанность друг к другу была нерушимой, и они всегда были готовы к совершению новых совместных подвигов.
Однажды, играя на территории пятой бригады, абый с Зайнуллой заметили хорошие длинные удилища возле бригадного домика, в котором проживал мордвин Иван Лебедев, самый знатный и удачливый рыбак села. Три дня эти удилища не давали им покоя, и они ночами, каждый в своей постели, разрабатывали план похищения удилищ. Соблазн был велик, выгоды ожидались немалые и они, не устояв, решились на отчаянный шаг и похитили три заветных удилища. Но похитителей заметил Иван и, узнав их, пожаловался родителям. Наш абый, не ожидавший такого поворота событий, сильно испугавшись наказания, спрятал понадежнее удилища и убежал из села. Бежал почти не останавливаясь до белых меловых гор, где сильно уставший и подавленный от пережитого, упав на траву, мгновенно заснул и сладко проспал до следующего дня. Утром абый, как побитый щенок, голодный и холодный, с опущенной головой и готовый принять любое наказание, вернулся домой. Посреди двора его встретил расстроенный отец, который, увидев, что с его сыном все в порядке, немного успокоился и заставил абыя сначала вернуть хозяину удилища, а потом очень серьезно и основательно поговорил с сыном по факту совершенного проступка. Но наступал новый день, и детская память абыя обнулялась, сбрасывая с себя путы обременительных обязательств, выданных накануне абийке и родителям, и все повторялось сначала.
Если посмотреть на наше село с высоты птичьего полета, то третья часть села, отсеченная небольшой речушкой от основного жилого массива, и другая - большая часть - со школами, магазинами, мечетью и другими объектами общественной и социальной инфроструктры, жили как бы автономно. Каждая часть сама по себе. И даже построенные людьми мосты и мостики не сумели соединить души и сердца людей, оставив их на разных берегах реки. И вследствие этих причин, с незапамятных времен и вплоть до самой Великой Отечественной войны, мир не ложился на водную гладь маленькой речушки, которая не раз становилась ареной ожесточенных схваток враждующих берегов. Наш абый, находясь в прибрежной ватаге Рысаева Зайнуллы, с началом любых действий одним из первых с камнями выходил на боевую позицию и занимал оборону с задачей не пропускать противника через водный рубеж на свою территорию. Для целей успешного ведения боя, на берегу разворачивался штаб, медпункт для оказания первой медицинской помощи и пункты боепитания (каменки близлежащих бань). В боестолкновении с обоих сторон участвовали мальчики и девочки в возрасте от 4 до 17 лет и даже взрослые. Численное превосходство всегда было на стороне правобережцев, потому что их ряды пополнялись русскими ребятами. Левобережные ребята иногда брали верх не числом, а умением, потому что они обладали хорошими бойцовскими качествами, были точны и отчаянно смелы. На передовой ими неизменно руководил Халирахман абзый, его зажигательный боевой клич и отборный мат слышался по всей линии фронта. Он бесстрашно метал свои камни, сопровождая каждый свой бросок смачной бранью и тарабарщиной, угнетая психику противника. В течении 30-40 минут на обе стороны в буквальном смысле сыпался каменный дождь, от напряжения боя вода как бы закипала и превращалась в бурлящий поток. Гуси и утки, с шумом хлопая крыльями, разлетались в разные стороны. Бой затихал, как и начинался, внезапно, без победителей и побежденных. Затем, по обоим берегам на примятой сочной траве перевязывали раненных, кровь и ссадины которых были настоящими. И сегодня многие ветераны, участники тех событий, рядом с боевыми шрамами войны, гордо носят отметины далеко не детских боев на реке Чесноковка.
На зиму, по заказу отца, абыю сделали хорошие дубовые лыжи, санки и на колхозной кузне мастера склепали коньки. Это было целое состояние для абыя. За зиму он лихо научился кататься на коньках, бесстрашно спускаться с гор на лыжах и санках. Иногда Рысаев Зайнулла брал санки абыя и запрягал в них своего мощного кабеля Джульбарса, который без труда тащил громыхающие дубовыми полозьями санки, катая неразлучных друзей по всему селу.
Вот так беззаботно, в водовороте детских, а порой и не совсем детских игр, формировалось первое поколение детей, родившихся на заре советской власти, детей, которые практически росли и крепли вместе со страной. Деревенский уклад жизни преображался на глазах. Навсегда исчезли с горизонта и канули в историю первые артели, коммуны, товарищества, где крестьяне путем проб и ошибок, с трудом постигали азбуку функционирования малых коллективных хозяйств. Теперь вместо них в с. Чесноковка появились новые, наиболее совершенные организованные формы колхоз им. Буденного, где наш отец начал работать завхозом, а мама бригадиром в колхозе "Путь Сталина". Кроме того, на северо-западной окраине села в соответствии с директивными указаниями наркомзема Оренбургского окрисполкома летом 1933 года начали строительство производственно-технической базы для организации Чесноковской МТС. Вот так научно-технический прогресс решительно наступал и кардинально изменял облик села и отношения между сельчанами.
Уже в сентябре месяце Чесноковская МТС начинает работать, приняв первые пять колесных тракторов Харьковского тракторного завода, которые рокотом своих мощных моторов просто взорвали утреннюю тишину села и, эхом прокатившись по увалам среднего сырта и прибрежной Уреты, глухими стонами затухали в целомудренном теле матушки земли, навсегда лишив ее покоя.
Наш абый, с первого дня влюбившись в самоходную железную арбу, целый день с ватагой ребят бегал за трактором и как завороженный смотрел на тракториста, который сумел приручить это железное огнедышащее чудище. И, пожалуй, с этого исторического момента наша МТС, удобно расположившись в северо-западной части села, на многие годы становится центром просветительской работы и наступления новой машинной технологии на поля колхозов Уральской зоны. И, на мой взгляд, созданная целая сеть МТС в стране была беспрецедентным и самым удачным опытом государственной политики в истории развития аграрного сектора России, его быстрого технического перевооружения и активного вовлечения огромного слоя российского крестьянства в научно-технический прогресс. И судьба многих подрастающих детей, в т.ч. и моего абыя, была уже предопределена всем ходом исторического развития села и колхозного строя в Оренбуржье.
Январь 1936 года был для нашей семьи удачным, потому что нашего отца Файзрахман Зангировича колхозники на своем общем собрании единогласно избрали председателем колхоза им. Буденного.
Февраль 1936 года оказался скорбным и печальным, потому что наша семья похоронила родного братишку нашего отца, младшего сына Макфии абкай и нашего абзыя Месбахеттина.
Сентябрь 1936 года стал счастливым и радостным, потому что любимый внук абкая и первенец Файзрахман Зангировича, Фаткрахман абый вырос и восьми лет от роду пошел в первый класс татарской школы. К школе абыя подготовили основательно, он имел хорошую одежду, все учебники и школьные принадлежности, за исключением тетрадей в клетку, вместо которых мама сброшюровала ему тетради из старых газет, и абый учился в них писать, складывать, вычитать, умножать, делить цифры и решать задачи. Татарская школа размещалась в добротном здании, учителя имели хорошую подготовку и были очень внимательны к ученикам. В школе был хороший пионерский горн, два новых барабана и красный флаг пионерской организации. И вот эта вся доброжелательная обстановка и яркая пионерская символика школы, как бы сразу отрывали детей от улицы и помещали их в бесконечный мир знаний и поднимали на новый уровень миропонимания. Наш абый для своего поколения был очень продвинутым, школьную программу осваивал легко, учился на хорошо и отлично, а если иногда в тетрадку случайно залетали тройки, то дома отец выражал большое неудовольствие и сильно ругал абыя за тройки. После такой воспитательной работы, тройки с тетрадей абыя надолго исчезали. После уроков, наспех приготовив домашнее задание, абый срывался к друзьям на улицу, которые, уже беспокойно насвистывая, стояли у ворот Зайнулла абыя. Играли, как правило, на нашей улице или на пустыре за нашим двором, где стоял одинокий шалаш, построенный руками детей для хранения боевых реквизитов многочисленных детских игр. Иногда ребята, сразу после уроков уходили в прибрежную Урету, где любовались красотой осеннего леса, наслаждались вкусом слегка подмороженных ягод терна и шиповника. Во время прогулок по лесу, они с какой-то детской непосредственностью, но глубокой верой в светлое будущее, говорили о жизни, строили наивные планы на будущее. Но при всей открытости и доверительном тоне диалогов, никто из ребят не озвучивал своей сокровенной, жившей только в его душе мечте, потому что это было что-то интимное и они как могли, берегли ее. В довоенные годы колхозы редко использовали детский труд и дети, находясь в мире счастливого детства, беззаботно играли, учились, мечтали.
Во втором классе нашего абыя на торжественной линейке школы под звуки горна и бой барабанов приняли в пионеры. Кумачовый галстук, купленный отцом в городе, украсил его грудь. Будучи пионером, абый свято соблюдал клятву, дорожил галстуком, активно участвовал в общественной работе пионерской организации и искренне верил в идею всеобщего равенства, братства и свободы. А школа терпеливо помогала абыю познавать суть этих простых сокроментальных слов, выстраданных Россией в интересах собственного народа.
Шли годы, абый, успешно обучаясь в школе, переходил из класса в класс с хорошими и отличными отметками и похвальными листами. Отца и маму радовали успехи первенца в школе, и они делали все, чтобы он и впредь ни в чем не нуждаясь обучался в школе и рос физически крепким и нравственно здоровым мальчиком. Все так и происходило, как планировали родители. Время летело быстро, наш абый незаметно подрастал: зимой, катаясь на самодельных коньках на застывшем как зеркало льду пруда, участвуя на лыжных гонках и походах, лихо спускаясь с крутых и опасных гор на санках или лыжах; весной, играя на первых проталинах в лапту и другие игры, отлавливая большое количество сусликов для заготовки шкур и мяса; летом, купаясь в пруду и на Урале, гуляя в Уреме и собирая различные ягоды, полезные степные травы, коренья в лощинах "шатра" и "Актау".
Однажды зимой, когда абый учился в третьем классе, они с Даминевым Зайнуллой сразу после уроков поехали кататься на лыжах в лощину "Аптри-Шикыра", которая являлась самым привлекательным и любимым местом катания на лыжах для ребят нашего села. Накатавшись до того момента, когда мокрые от пота нательные рубашки, промораживаясь от проникающего вечернего морозца, начинали холодить и ознобом пробегать по разгоряченным телам, ребята, поеживаясь, нехотя направились в сторону села. По пути они сначала зашли к Даминеву, который сняв лыжи, поднялся на сарай с вилами и дав пучок соломы корове, как копье сбросил вилы вниз. И вилы, запущенные умелой рукой сверху, точно и насквозь пронзили новые валенки и ступню нашего абыя. Абый взвыл от внезапной нестерпимой и пронзительной боли в ступне. Даминев Зайнулла, сильно испугавшись, быстро спустился с сарая, бегом из дома принес солидол и, забинтовав окровавленную ногу, со слезами на глазах, попросил абыя никому ничего не говорить о случившемся, пообещав ему за молчание 20 тетрадей в клетку, которые, кстати, сразу вынес и отдал абыю. Абый довольный этой первой и, как он считал, весьма выгодной сделкой, уже больше не ощущая боли в ступне, побежал домой. Мама, не заметив полученную сыном колотую рану, незлобно поругав его за то, что он без обеда и не приготовив уроков целый день, как беспризорник, болтался на улице, снова принялась за свои дела по хозяйству. А абый, отделавшись легким испугом, морща лоб от большого усердия, начинал делать уроки.
После окончания третьего класса, когда абый в очередной раз принес домой табель успеваемости ученика с хорошими и отличными отметками, а также похвальный лист за примерное поведение, растроганный до слез отец купил абыю сверкающую планками и колокольчиками саратовскую гармонь, на которой он, проявив недюжинные способности, быстро научился играть, став настоящим гармонистом. Его, как взрослого, стали приглашать на вечеринки, свадьбы, гулянки. Его авторитет рос и среди сверстников. В него начали влюбляться девчата. И он, на глазах, из неуклюжего подростка становился темноволосым кучерявым красавцем.
III. Война, трудовая деятельность, служба в Армии
Начался 1941 год. В селе жизнь уже вошла в нормальное русло. Люди, объединенные одной общей идеей, на практике почувствовали преимущества коллективного производства, обрели душевный покой. С каждым годом ощутимо увеличивая свой достаток, крестьяне в селах стали жить лучше, и на этом фоне, устойчивого роста благосостояния общества, укрепления веры народа и ее подрастающего поколения в справедливость власти, мудрость руководителей страны и партии, люди крепко полюбили свою Родину и готовы были защищать ее интересы, не жалея живота своего. А благодарная партия большевиков, закрепляя свои самые блестящие победы за умы и сердца простых граждан страны, продолжала дальше развивать и идеологически поддерживать любые патриотические инициативы низов, так как интересы партии и народа совпадали и вели к единой цели. Кроме того, молодая республика советов должна была постоянно думать и заботиться о своей безопасности, так как, не смотря на неустанно проводимую миролюбивую внешнюю политику, ее мир в злобном окружении капиталистических стран оставался довольно хрупким. Победа нацизма в Германии и утверждение его власти над одним из самых могущественных государств в центре Европы, выдвинула на высший пост государства самую зловещую фигуру "Коричневой империи" Адольфа Гитлера, который, создав гигантскую военную машину, направленную на достижение мирового господства в соответствии с конкретной схемой агрессии и очередности ударов, внезапными и молниеносными действиями подавил Данию, Норвегию, Францию, расправился с Польшей и, оккупировав Австрию и Чехословакию, в строжайшей тайне начал готовить поход на Восток. Тень коричневой чумы зловеще нависла над Советским союзом. И 22 июня 1941 года в 3 часа 30 минут гитлеровские полчища, нарушив священные и нерушимые границы, вторглись на землю Советского союза. Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. И наши доблестные воины с первых минут необъявленной войны вступили в смертельную схватку с агрессорами, двинувшими против нас чудовищную силу для достижения беспрецедентных политических и военно-стратегических целей войны: полное истребление советского народа, уничтожение советских вооруженных сил. Наше руководство, понимая всю полноту ответственности перед своим народом за ведение и исход войны, спешно проводило мобилизацию людских и материальных ресурсов. С программной речью к народу обратился И.В. Сталин. Слово "война", в первую очередь, разрушив мечты, надежды и созидательные планы граждан Великой страны, вошло и надолго поселилось в каждом доме: скупыми сводками информационного бюро, тяготами и лишениями войны, невосполнимыми утратами и безутешным горем. Война круто изменила не только судьбу нашего народа, но под сомнение поставила их право на жизнь, поэтому они, как один встав на защиту Отечества, на фронте и в тылу, яростно ковали победу.
С началом войны нашему отцу, как председателю колхоза, выдали бронь до окончания сельхозработ, и все предпринятые им попытка уйти на фронт оказались тщетными. Отец и, под его умелым руководством, колхоз напряженно трудились под лозунгом "Все для фронта, все для победы". И каждый, от мала до велика, свято верили в то, что "Враг будет разбит, победа будет за нами". Когда рано наступившие холода уже в ноябре месяце 1941 года намертво сковали льдом Урал, а притомившаяся степь и оголенные деревья колок, Уремы, лесополос уже беззаботно покоились под толстым слоем пушистого снега, вспыхивающего последними холодными искорками на декабрьском солнце, отец отчитался перед колхозниками по итогам года и вечером, собрав дома родственников, объявил, что уходит на фронт. Проводы были не долгими, гости разошлись быстро, а наша мама, уголком платка вытирая слезы, еще долго укладывала отцу необходимые по списку комплектования дорожного мешка вещи и продукты питания на трое суток. Провожать отца разбудили всех детей. Отец первым подошел к Файзрахман абыю и, потрепав его кудри, сказал ему: "Сынок, ты остаешся в семье старшим, и ты у меня отвечаешь за всех, помогай маме, абкаю растить своих братьев и сестер, не подводи меня, я на тебя надеюсь". Затем он как-то по-особенному тепло и трогательно попрощался со своей мамой, нашей Макфия абкай. Крепко обняв и поцеловав дочь Гильминур апай 1932 года рождения, сына Гибодрахмана 1939 года рождения и дочь Рафика апай 1937 года рождения, отец решительно подошел к колыбели, взял на руки девятимесячного сына Дамир абыя 1941 года рождения и пощекотав кончиком носа ему животик, улыбнувшись, сказал: "Пока, сынок, слушайся маму, я скоро вернусь". Мимоходом попрощавшись со своими сестренками Марзия апай и Галямнур апай, отец, мама и Фаткрахман абый, поудобнее усевшись на драпированные председательские выездные сани, поехали в райцентр, расположенный в с. Краснохолм.
Сани легко скользили по накатанной снежной дороге. Лошадь, иногда круто и благородно выгибая шею, фыркала, пытаясь освободиться от пут сбруи. Но мертвая хватка петли хомута продолжала жестко держать ее в створе оглоблей, и она снова обреченно бежала вперед. Узкая лента санной дороги то петляла среди деревьев уреты, то вырывалась к обрывистому берегу Урала и бежала копируя ее изгибы, то втягивалась на широкие заснеженные просторы пойменных лугов. Утренний воздух был чист, прозрачен, румянил щеки и бодрил душу.
Фаткрахман абый управлял лошадью, сидя на облучке. Отец и мама, укутав ноги большим тулупом, сидели на сиденье саней, погруженные каждый в свои невеселые думы и почти не разговаривали до самого Краснохолма. При этом, наша мама всю дорогу делала неумелые попытки скрыть свое душевное состояние, прятала грустные глаза, которые могли выдать ее сердечную боль и тревогу за жизнь любимого человека и судьбу детей. В краснохолмской районной больнице отец прошел военно-врачебную медицинскую комиссию, где его признали годным к военной службе. В военкомате быстро оформили документы по мобилизации на фронт, и он уже через три часа отправлялся в г. Оренбург. Вот эти последние три часа гражданской вольницы оставались в распоряжении нашего отца. И он решил максимально использовать это время для общения с сыном и любимой женой. Они на санях подъехали к столовой и устроили настоящий прощальный обед. Отец расщедрился и купил Фаткрахман абыю много диковинных сладостей, от которых абый с серьезным видом, пробурчав себе под нос "Я уже большой", отказался. В эти последние часы расставания, отец показался абыю каким-то уж очень доступным, близким и домашним. У него появился мягкий, добрый, отеческий голос, на нем не стало строгой и вечно озабоченной маски председателя колхоза. Мама жадно смотрела на него и не скрывая своих горьких слез, с надрывом плакала, понимая, что мрак войны может навсегда поглотить светлый образ ее дорогого мужа и единственного кормильца большой семьи. Во дворе военкомата уже раздавались четкие военные команды "К машине". Отец и мама, впервые за все время прощания обнялись, тяжелые и скорбные были эти последние минуты проводов на войну. Мама торопилась, ей хотелось успеть сказать отцу что-то важное, им обоим хотелось сфотографировать и запомнить на всю оставшуюся жизнь глаза, черты лица, губы и ласковые руки друг друга. Ноги маму почти не держали. Душа стремилась оторваться от тела и летать ангелом-хранителем, вслед за любимым на войну. Но вот наш отец скрылся под выцветшим и видавшим виды тентом старой полуторки. Наш абый с полными слез глазами, осторожно, взяв застывшую, как статуя печали маму за руки, усадил ее в сани, а сам уже на ходу запрыгивая на облучок, громко скомандовал: "Ну, пошел". Мама почти всю дорогу проплакала, глаза у нее сильно покраснели, абый даже не пытался успокаивать маму, потому что знал, что источником слез являются ее тяжкие думы о предстоящей жизни без кормильца. Действительно, с уходом отца на фронт, жизнь в нашей семье круто изменилась, особенно плохо стало с питанием, очевидно магическое слово для приведения в действие сказочно богатой различными продуктами скатерти самобранки знал только отец. И наш Фаткрахман абый, понимая весь драматизм сложившейся ситуации, принял единственное и правильное решение: он объявил маме, что в школу больше ходить не будет, а пойдет работать в колхоз. И, пожалуй, именно с этого момента он понял, что детство для него в 13 лет закончилось. Война просто украла у него мечты, лишила его детства и возможности обучаться в школе. И наш абый по-взрослому начинает работать погонщиком быков в пятой бригаде за кусок хлеба и затируху в супе для всей семьи. Зима 1942 года выдалась суровой, стояли крепкие крещенские морозы, по ночам столбик термометра опускался до 42о-44оС. Воздух звенел и потрескивал от жуткого мороза. На темном куполе небосвода, расцвеченного мерцающими звездами, как сказочная декорация, висела полная луна, заливая таинственным серебряным светом плотный слой пушистого снега, надежно укутавшего землю от зимних холодов. И вот, как правило, на исходе таких ночей в четыре часа утра, бригадир лично обходил и будил малолетних погонщиков быков, зазывая их ехать за соломой на дальние поля Волостновки и Кащканки. И наш Фаткрахман абый, с трудом прерывая свой сладкий утренний сон, поднимался и, сунув за пазуху краюху, завернутую в чистую тряпку, хлеба, шел в бригаду запрягать быков. Мороз моментально проникал и сковывал любую открытую живую ткань, и поэтому абый уже на ходу поправлял шарф, рукавицы и потуже затягивал кушак телогрейки, чтобы исключить обморожения. К пяти часам санный поезд быковозов вытягивался и брал направление на Волостновку. Вымороженный снег похрустывал под ногами волов и весело посвистывал под дубовыми полозьями саней. Светлоликая луна находилась на западе и как бы проецировала огромные черные тени повозок и быков на сверкающий серебром снег степи. Дальше дорога узкой лентой велась по заснеженным увалам сырта и терялась за горизонтом. Покрытые инеем мохнатые быки упрямо шли в белое холодное безмолвие, надеясь, хотя бы в конце пути, получить в качестве вознаграждения пучок свежей душистой соломы. Погонщики быков, чтобы окончательно не закоченеть, как по команде временами десантировались с повозок и шли пешком, похлопывая себя по бокам. Доехав до отдельно стоящего стога на краю заснеженной пашни, колонна останавливалась и для погонщиков начиналась тяжелая работа. Сначала они откапывали стог из-под снега и готовили площадку под погрузку, а затем, последовательно повозку за повозкой, загружали солому. Подпорченную солому с шапки стога использовали для разведения костра, около которого грелась отдыхающая смена. При погрузке ребята сильно уставали, так как солому чуть ли не по соломинке приходилось выдергивать со слежавшегося под проливными осенними дождями омета. Но никто из ребят и девчат, участвующих в этом походе за кормами, не терял самообладания, не плакал и не жаловался на невыносимые тяготы и лишения, выпавшие на их долю. Закончив погрузку, погонщики собирались около догорающего костра и не спеша, как бы наслаждаясь вкусом мерзлого куска хлеба, обедали, затем вытягивали груженую колонну и ложились на обратный путь. В село въезжали уже ночью. Выстроив в ряд повозки в бригадном дворе, быков распрягали и загоняли в карды. Повозки разгружали только на следующий день. Домой Фаткрахман абый возвращался около полуночи голодный и промерзший до последней косточки. Мама приветливо встречала его, заботливо ставила сушить на печку задубевшие на морозе валенки, рукавицы и шарф абыя. Виновато ставила на стол запоздалый ужин сына: горячий суп без заправки и немного хлеба, потому что дома не было ни картошки, ни масла, ни других приправ. Фаткрахман абый, чтобы разрядить ситуацию, благодарно улыбнувшись маме, садился за стол и молча ел пустую похлебку. А мама с какой-то горькой безысходностью смотрела на сына и беззвучно плакала, неумело вытирая слезы уголком длинного сатинового платка, и пыталась поведать ему, что муки в доме осталось не более 10 килограмм, как и чем дальше кормить детей, она не знает. Ходила в колхоз, но там тоже ничего нет. Абый внимательно слушал мамины слова отчаянья и тревоги за судьбу своих детей и глубоко страдал от того, что ничего не может изменить, потому что за работу ему ничего не платили, за трудовой день ставили так называемые палки, которые, к сожалению, отоваривались только по результатам года. А семья из семи человек каждый божий день настойчиво просила кушать. И наш Фаткрахман абый в свои 13 лет думал уже не о своем пустом желудке, а глубоко погружался в проблемы организации питания целой семьи и на мой взгляд, эти думы о хлебе насущном не покидали его детскую головку круглые сутки. Как-то, проходя мимо мечети, которая до войны использовалась как зернохранилище, абыя осенила мысль о том, что на полу мечети могли быть щели, в которые при хранении протекало зерно. В течении дня эта идея не давала абыю покоя, а к вечеру у него созрел конкретный план действий, в соответствии с которым абый, дождавшись темноты, через заколоченную горбылем фрамугу, проник внутрь мечети. В мечети было пусто, темно и до жути тихо, лишь иногда где-то по углам мечети слышалась писклявая возня еще не пуганых мышей и крыс да шаги абыя со снежным хрустом гулко вибрировали между стен большого молельного зала. Фаткрахман абый, немного адаптировавшись в темноте, с фомкой в руке начал на ощупь изучать стыки плотно подогнанных досок. Вскоре он, обнаружив сломанную доску вдоль стены, осторожно отжал ее фомкой и убрал в сторону. Сердце неистово колотилось то ли от страха, то ли от ожидания удачи. Подполье было довольно глубокое. Абый, добросовестно прощупывая каждый сантиметр подполья, медленно продвигался вдоль щели, пока его растопыренные пальцы вдруг не завязли в довольно приличной массе чистого зерна под полом. Абый достал алюминевую кружку и боясь спугнуть удачу, осторожно начал выгребать зерно и ссыпать его в приготовленный мешок. Ночь была буранная, ветер завывал и гнал плотную поземку, заметая следы абыя и образуя низовую пургу. Абый в эту ночь под прикрытием снежной стихии трижды посетил мечеть и принес домой около двух мешков доброго янтарного зерна. В следующую ночь абый, вычистив все подполье мечети, принес домой еще полтора мешка пшеницы. Таким образом, в семье образовался небольшой запас, напряжение спало, мама стала увереннее и немного повеселела. А Фаткрахман абый через день, в любой мороз, верховую пургу и низовые бураны продолжал выезжать на дальние завьюженные поля за соломой. Иногда санный путь абыя наряжался в Филипповку за сеном. Путь пролегал через Урал, хутор Белужье, с.Кардаилово, с.Филипповка. Колонна выезжала из села вечером, шли всю ночь без привалов. В колонне всегда был один взрослый, который хорошо ориентировался на местности и умел оказать помощь подросткам при наступлении непредвиденных обстоятельств. Ночью старший делал перекличку, смотрел, чтобы у подростков не было обморожений. На поля Филипповки подъезжали утром, грузили повозки и выезжали в Чесноковку. Домой возвращались глубокой ночью.
Война для государства вскоре стала привычным делом. И.В.Сталин в интересах достижения победы над коварным врагом сумел наладить эффективное жесткое управление экономикой государства и воюющей армией. Планы фашистской Германии на молниеносное завершение войны рухнули и сгорели в огне ожесточенных схваток и первых ярких побед нашей армии. Страна достойно вышла из хаоса и неразберихи первых дней войны, консолидировав все народы великой державы на священную войну. А в тылу, государство пыталось настроить систему поддержки и обучения молодежи через фабрично-заводские учреждения, а также адресной помощи семьям фронтовиков через местные сельские советы.
И я полагаю, что именно в свете этих решений, как-то рано утром, когда наша мама отпаивала свою большую семью душистым чаем, заваренным на молодых засушенных листьях черной смородины, к нам в дом заглянул председатель сельского совета Салихов Риза Нафикович, недавно вернувшийся с фронта по тяжелому ранению. Он подробно расспросил маму про отца, где воюет, что пишет, прислал ли денежный аттестат, какие проблемы в семье. Мама, вся в слезах, рассказала ему, что детей кормить нечем, схема питания: пустой чай, пустой суп, пустой желудок уже привел детей к истощению. И сказав, "что их ждет завтра, даже страшно подумать", разрыдалась. Риза Нафикович не перебивая, внимательно выслушал маму и уходя сказал: "Завтра приходи в сельсовет, что- нибудь придумаем". На следующий день рано утром мама с Фаткрахман абыем побежали в сельсовет, где их встретили очень приветливо, вежливо усадили на полумягкие стулья, выписали распоряжение на получение в магазине двух пудов (32 кг) муки. Это был хоть и незначительный, но все-таки акт доброй воли власти, который практически спас целую семью от реального голода. И мы, уже послевоенные дети мамы, выражаем этому достойному человеку слова благодарности, и пусть земля ему будет пухом, а Аллах позаботится о его щедрой душе.
Вот так, не имея гарантированного и полновесного питания, стараниями Фаткрахман абыя и господина Случая, дожила наша семья до долгожданной весны, с наступлением которой, теплые лучи ласкового солнца быстро прогрели промерзшую атмосферу земли и, вызвав повсеместно бурное таянье снегов, вскоре освободили степь от снежного плена. Вместе с пробуждением степного ландшафта оживала и жизнь людей в степных поселках. За зиму наш Фаткрахман абый заметно вытянулся и возмужал. По вечерам он до поздна засиживался на кухне, делал лук, железные наконечники для стрел, чистил и смазывал гусиным жиром капканы, готовил нехитрые рыболовные снасти, чтобы во всеоружии с приличным набором средств охоты и рыбалки, встретить сезон. Не смотря на большую занятость по подготовке к весеннее-полевым работам наш абый все-таки умудрялся с утра пораньше принести пару сазанчиков с Урала, в течение дня наловить до двадцати сусликов и подстрелить из лука пару грачей. Дома появилось какое-никакое мясо, рыба и дичь. Дети стали до сыта наедаться и повеселели. Макфия абкай, несмотря на свой возраст, тоже старалась помочь семье выживать и с наступлением весны и до самой глубокой осени почти не бывала дома, ходила к белым горам собирать дикий чеснок, коренья. В левобережной урете собирала дикий лук, щавель, молодую крапиву, всевозможные ягоды, которые в обилии произрастали в лесу. Все, что абийка собирала, потреблялось семьей в свежем виде и впрок заготавливалось на зиму.
А наша мама с большим удовольствием жарила и парила рыбу, которую абый приносил каждый день, варила на мясном бульоне экзотических животных и дичи витаминизированные супы и зеленые борщи. Варила компоты с лесных и степных ягод. Как говорит наш Фаткрахман абый, дела пошли на лад. Вскоре, когда летние пастбища покрылись зеленым ковром молодой сочной травы, нашего Гибадулла абзыя, маминого старшего брата, назначили пастухом смешанного колхозно-частного мясного гурта, который в связи с этим событием, пришел к маме и, посоветовавшись с ней, взял Фаткрахман абыя первым подпаском, а вторым подпаском был ровесник абыя Шарафутдинов Лыкман. Летнее стойбище для гурта состояло из кухни - столовой под навесом, утепленной будки - спальни с печкой буржуйкой и карды для скота, и располагалось на пологом склоне холма, почти вплотную примыкая к небольшой дубовой роще. Фаткрахман и Лыкман абый быстро освоились в новой обстановке и обязанностям. С большим интересом пасли скот, сидя верхом на лошади. Стадо было большое, более 200 голов КРС и успешно управляться таким поголовьем помогали две обученные собаки: Шарик и Тузик. Гибадулла абзый часто выезжал в село по организационным вопросам и иногда привозил кое-какие продукты с кладовой колхоза. Этот день у ребят был как бы праздничным, так как они на костре выпекали свежие лепешки и варили суп с затирухой. Как-то абый с напарником пасли стадо на границе с полями совхоза "Переволоцкий", седел у них не было и они чтобы было помягче вместо седла клали старые телогрейки. Был хороший солнечный день, бычки спокойно разбрелись по увалу и щипали траву, а абый с Лыкманом, спешившись, лежали на мягкой траве и потихоньку дремали. По косогору медленно перебирая копытами и помахивая хвостом шла лошадь с маленьким всадником. Вскоре лошадь остановилась около наших ребят. Фаткрахман абый, разбуженный фырканьем чужой лошади, приоткрыл глаза и увидел, как маленький конопатый мальчик, гордо восседает на новеньком казачьем седле и что-то спрашивает. Детское воображение нашего абыя потрясло не появление привидения мальчика, а новое седло с хрустящей новой кожей, мягкой как пух, подушкой и сверкающими на солнце никелированными пряжками, стременами и душками седельного ложа. Все это просто ослепило его сознание, и он как на пружине подскочив, закружил вокруг лошади мальчика. Что только не предлагал наш абый, какие только невероятные комбинации бартерных сделок не сулил мальчику в обмен на понравившееся седло, но все было тщетно, мальчик ни за какие пироги не хотел уступать инвентарное имущество совхоза. И тогда в голове абыя созрел коварный план завладеть седлом силой. Сказано - сделано. Многозначительно переглянувшись с Лыкманом, наш абый подошел к мальчику и за какие-то считанные секунды содрал с лошади седло с маленьким собственником. Для пущего устрашения испуганного мальчика Лыкман, дав ему еще на прощанье подзатыльник и пинка под зад, со словами: "Никому не говори, а то хуже будет", отпустил его вместе с лошадью. После, оседлав своего коня, абый с Лыкманом с удалью и свистом еще долго гарцевали по увалам и холмам обширного пастбища, по достоинству оценивая очевидные преимущества казачьего седла перед рваной телогрейкой. Вскоре ощущение радости и ликования у ребят прошло, седло больше не вызывало у них прежнего восторга, и они, спрятав, седло в роще подальше от глаз Гибадулла абзыя, замкнулись в ожидании справедливого возмездия. Накануне Гибадулла абзый привез погостить на свежем воздухе Гильминур апая, которая зимой тяжело переболела тифом и поэтому была без волос и очень худая. Абый всячески старался поддержать свою десятилетнюю сестренку, заботился о ней, собирал и угощал ее степными ягодами и сладкими кореньями, кормил наваристыми супами из жирных сусликов и дичи. Верхом ездил на летний лагерь дойных коров за молоком и отпаивал ее парным молоком. Апаю это нравилось, и она иногда жила целыми неделями в степном лагере у абыя.
Как-то раним утром, Гибадулла абзый по делам выехал в село, абый с Лыкманом хлопотали около карды, выпуская скот на пастбище, а Гильминур апай пыталась под навесом разжечь печь сложенную из камня, чтобы вскипятить чай для рабочих. Утро было тихое, на востоке разгорался алый восход, который как бы вытягивал из пылающего огнем камина небольшой сегмент багрового солнца. И вот на этом тревожном фоне горизонта высветились три всадника, которые решительно направлялись в сторону наших ребят. Подъехав, с очевидными враждебными намерениями, всадники окружили их и сурово спросили: "Щенки, куда дели седло?", - и не дождавшись ответа, методично начали обхаживать абыя и Лыкмана длинными кнутами, кончики которых со свистом ложились на спины незадачливых ребят, обжигая огнем и оставляя кровавые рубцы на их телах. Гильминур апай, интуитивно почувствовав что-то недоброе, подняла голову и ахнула, увидев как абый и Лыкман на четвереньках пытаются увернуться от хлестких с протяжкой ударов кнута возбужденных всадников. До сегодняшнего дня Гильминур апай не помнит, какая сила подхватила и понесла ее в этот кишащий змейками двухметровых кнутов котел. Ее худенькая, со стриженой головкой фигурка стремительно ворвалась в круг и с криками и воплями носилась от одного всадника к другому, пытаясь вырвать из их цепких рук жалящие ее любимого абыя кнуты. А когда это не получилось, она своим истощенным от длительной болезни телом закрыла абыя, крикнув разъяренным всадникам: "Убивайте меня, абыя не трогайте". Пораженные отчаянным сопротивлением маленькой девочки, всадники в недоумении остановились и начали сворачивать кнуты. Старший из них скомандовал ребятам: " Несите седло!" Абый с Лыкманом кинулись бегом в рощу, принесли спрятанное седло и отдали пастухам из совхоза. На этом тема разбойного похищения седла была закрыта, и удовлетворенные всадники уехали восвояси. Это был для нашего абыя болезненный, но весьма поучительный урок жизни. Все лето работая пастухом, абый ни на секунду не забывал о семье и как мог разрешал возникающие проблемы. Договорившись с лесником, абый за ведро муки на всю зиму заготовил в роще сухие дубовые дрова и вывез их домой на тарантасе Гибадулла абзыя. Впрок накосил, высушил и вывез сено.
Во время уборки урожая рядом с пастбищем располагался полевой ток, где колхоз складировал и подрабатывал зерно нового урожая, и наш абый почти каждую ночь, рискуя быть пойманным и побитым, под носом у охраны вытаскивал и прятал под кучу свежей соломы ведро, а то и два душистой пшеницы. Недели две шла интенсивная заготовка зерна после которой, абый попросил у Габидулла абзыя лошадь с тарантасом, чтобы съездить домой помыться в бане и поменять белье. Получив разрешение, абый на лошади подъехал к своей заветной куче соломы и, неспешно загрузив в матрассовку пятнадцать ведер отборной пшеницы, тщательно замаскировал его свежескошенным сеном. Затем, внимательно осмотрев подводу со всех сторон, с песнями выехал домой. Мама, увидев в окно подъезжающую груженую сеном подводу, выбежала на улицу и, весело поздоровавшись с сыном, открыла ворота. Въехав во двор, абый сбросил с тарантаса сено, а мама быстро раскинула его по земле для просушки. Абый подозвал маму к подводе, и показав на мешок, попросил ее помочь разгрузить зерно. Мама обмерла, когда увидела матрассовку полную зерна, страх сковал ее, и она потеряла дар речи, потому что время было военное, строгое, и она очень испугалась за сына. Наконец, мама, пересилив себя, взялась за мешок, но, услышав на улице какие-то мужские голоса, повернула голову и, увидев человека в форме, направляющегося в сторону нашего дома, упала в обморок.
Абый, растеренно озираясь, пытался привести маму в чувство, но у него ничего не получалось. Мама продолжала с закрытыми глазами лежать на земле, а военный тем временем, свернув в соседнюю калитку, зашел в дом к Гизинур апай. Формально опасность вроде бы миновала и абый, немного успокоившись, принес из дома воды и, сбрызнул ею лицо мамы. Через некоторое время мама очнулась и еще до конца не понимая, что с ней произошло, в первую очередь спросила: "Где милиционер?" Абый объяснил маме, что это был не милиционер, а военный, который пришел к соседям. После этого, мама с абыем разгрузили зерно в пустой лар на кухне и успокоились. Позднее мама узнала, что военный был родственник Гизинур апай, Черай абзый из села Н.Озерное, вернувшийся с фронта по тяжелому ранению. Вот так без страха и упрека наш абый битый перебитый с завидным упорством и сообразительностью добывал для нашей семьи хлеб, а мама как всегда тревожилась и боялась, что когда-нибудь ее мальчика могут поймать и посадить в тюрьму. Но жизнь на селе продолжалась на уровне здравого смысла и понимания друг друга. Так, на мой взгляд, многие руководители хозяйств наверняка знали, что дети подворовывали пшеничку не для жиру, а для спасения голодных братьев, сестренок, матерей и вследствие этого великодушно закрывали на это глаза, как на ничтожные потери хозяйства.
В начале сентября месяца в Оренбуржье начались бесконечные нудные моросящие дожди. В ямах и низинах, образовавшиеся лужи от хлестких и косых капель дождя, ходили пузырями. Старые дырявые накидки почти не держали воды. Одежда абыя промокала насквозь и за ночь не успевала просохнуть. В кирзовых, искусно пошитых обувщиком села Зидбаевым Гайфулла абзыем, сандалиях чавкала вода. Романтика и красота степи наглухо задернулась мрачными тучами и прохладной пеленой дождя. На душе у абыя наступила настоящая глухая осень. В кардах скот весь грунт размесил копытами и превратил в грязевой бассейн, в котором сами же и плавали, рассекая животом и грудью черное и тягучее тесто грязи. Гибадулла абзый и Лыкман были в селе по делам. Абый, угнетенный мокрой непогодой, в основном отсиживался в будке и на улицу выбегал по нужде и редко для проверки состояния скота в кардах. В один из таких выходов абый обнаружил, что стадо затоптало в карде одного частного бычка. Дождь продолжал лить как из ведра. Абый, испугавшись ответственности, молниеносно принял решение и, привязав хвост мертвого бычка к лошади, начал вытаскивать его из грязевой каши карды. Он нещадно хлестал кнутом лошадь, та изо всех сил напрягалась, натягивала веревку до хруста в позвонках хвоста, пытаясь вырвать тело бычка из грязи. Фаткрахман абый, пробуя разные варианты буксировки, весь с ног до головы вывозился в липкой грязи и, прикусив от отчаянья детские губы, иногда сам впрягался в буксировочный канат, помогая лошади. Наконец, с каким-то резким вакуумным хлопком, грязь отпустила своего пленника, и абыю удалось вытащить тело бычка на пригорок, где он его отмыл водой из полноводного дождевого ручейка, а затем кухонным ножом перерезал горло, откуда на мокрую траву стекли несколько горошин алой крови. Вскоре подъехали Гибадулла абзый и Лыкман, абый рассказал им, что произвел вынужденный забой, сильно заболевшего частного бычка. Гибадулла абзый, осмотрев тушку, похвалил абыя за решительность и своевременно принятые меры, так как абый оказывается все-таки успел зарезать еще живого бычка. Затем Гибадулла абзый снял шкуру с бычка, а мясо абый отвез в село Калининой Насиха апай, которая очень обрадовалась неожиданному подарку для голодающей семьи.
Вот так прошло полное драматических событий, приключений и случайных удач, лето подпаска Фаткрахман абыя. С наступлением холодов, летний лагерь законсервировали, а скот перегнали в зимние сараи. Частный скот раздали хозяевам, которые рассчитались с пастухами кто маслом, кто картошкой, зерном, мукой и т.д. И сегодня цепкая память благодарного абыя с какой-то душевной теплотой продолжает хранить пережитое в то лето 1942 года с добрыми и достойными людьми Гибадуллой абзыем, Лыкманом, которых, к сожалению, уже нет в живых.
Всю зиму в крещенские морозы, февральские бураны и заметеленный март 1943 года, наш Фаткрахман абый в составе хлебного обоза из двадцати подвод, возил на двух парах быков пшеницу на Переволоцкий элеватор и церковь села Краснохолм. Стояли жуткие трескучие морозы и в связи с этим нашего абыя ни на минутку не покидали в холодные зимы военного лихолетья три так и не исполненных заветных его желания: отогреться около горячей печки, досыта наестся самому и накормить семью, безмятежно, как в пору раннего детства, отоспаться возле теплой печи. Но подростки в обозах, в том числе и наш абый, стиснув зубы стойко переносили холод зимы, промозглость осени, голод и тяготы недетского труда, выпавшие на их долю в тылу, потому что понимали, что их отцам и старшим братьям в промерзших окопах страшной войны, еще хуже. Хлеб на подводы для транспортировки в Переволоцк начинали грузить с утра, и где-то перед обедом обоз уже вытягивался в сторону Переволоцкого элеватора. В обозе всегда одна подвода была фуражная, груженая хорошим сеном. По дороге обоз делал небольшие технические остановки для осмотра быков, состояния подвод и упряжи. Если что-то ломалось, то помогали друг другу. Старшими в обозе абыя были две женщины Ракия апай и Вазифа апай. К вечеру колонна втягивалась в Асекеевку и подъезжала к постоялому двору колхоза, дому Гришки бабая. Быков распрягали, загоняли во двор и на ночь поили водой и давали впрок сена. У Гришки бабая покупали за два ведра пшеницы два ведра картошки и, сварив, ужинали. Женщины по очереди ночью обоз сторожили. Под утро играли подъем, запрягали быков и шли на элеватор. До восхода солнца, как правило, были уже на элеваторе и начинали разгружаться. К обеду возвращались к Гришке бабаю, кормили, поили быков, сами обедали и к вечеру возвращались в Чесноковку. Через несколько рейсов абый заметил, что во всех подводах, кроме подвод старших обоза, всегда не хватает зерна. Общий недовес составлял от 1,5-2 центнеров зерна за рейс. Абый понял, что старшие хлеб продают ночью в Асекеевке. В очередном рейсе, когда погонщики, поев картошки у Гришки бабая, начали укладываться спать, Фаткрахман абый заявил старшим, что будет охранять обоз сам. Женщины переглянулись и без комментариев, приняв его предложение, согласились. Абый потуже затянув кушак, вышел на свой первый пост. Ночь была темная, абый, бодро подпрыгивая, ходил вокруг груженых подвод обоза. Вдруг со стороны кустов он услышал тихий женский голос: "Сынок, пшеницу не продаешь?" В ответ абый еще тише произнес: "Продаю, иди сюда, мать" Первая сделка успешно состоялась. За ведро пшеницы с подвод старших обоза, абый получил 1000 рублей. В итоге этой бойкой торговли абый за ночь выручил 3000 рублей деньгами, фуфайку, стеганые штаны и 1,5 килограмма сливочного масла. На следующий день, во время сдачи хлеба на элеваторе недовесов на подводах подростков не было, а у старших обоза выявилась недостача зерна в 70 килограмм. Так дипломатично наш абый дал понять Ракия апаюи Вазифа апаю, кто ворует зерно с обоза. Это был первый случай у абыя и последний у старших. Больше никто зерном с обоза не торговал и, как следствие, недостачи в подводах обоза больше не выявлялось. Но с каждого рейса, тщательно выметая свои подводы, подростки продолжали приносить домой по 3-4 килограмма пшеницы. Абый вспоминает, что пшеницу, кроме Переволоцкого элеватора, возили еще и в переоборудованную под зернохранилище церковь в селе Краснохолм. С Чесноковки до церкви было всего 7 километров, то есть час пути на быках. И в хорошую погоду ребята всю дорогу шутили, смеялись и заигрывали с девчатами. У каждого погонщика за пазухой был припасен маленький мешочек на 2-3 килограмма и как только обоз переезжал мост через реку Черную, ребята наполняли свои мешочки и прятали под мост, а на обратном пути забирали мешочки и несли домой. Ни у кого такая технология беспокойства не вызывала, а небольшую недостачу колхоз списывал на ошибки при взвешивании. Все так и продолжалось бы, если бы однажды не нагрянула милиция и не проверила пустые подводы, которые ребята умышленно не выметали. Таким образом, милиция на подводах нескольких ребят, в том числе и нашего абыя, наскребли по сусекам до 8-9 килограммов зерна и усмотрев в этом признаки преступления, абыя и еще нескольких ребят арестовали и под конвоем отвели и закрыли в тюрьму райотдела милиции. Когда ребят вели, они сообразив в чем дело и чем это может кончиться, договорились всем говорить одинаково, что злого умысла в их действиях не было, а это просто результат ленивой небрежности при уборке подводы. И на этом придуманном нехитром алиби, ребята все как один, каждый день на ломанном русском языке давали одни и те же показания. А милиционеры с серьезными лицами допрашивали, иногда с пристрастием требовали признания в похищении больших объемов зерна через эту хитрую, как показалось милиционерам, схему. На второй день после заключения ребят под стражу, наша Макфия абкай во главе делегации матерей других мальчишек крепко блокировала подступы к милиции. Ее звонкий голос и искренние возмущения с надрывом слышались то во дворе, то в кабинетах райотдела милиции. Свиданий с родителями ребятам не разрешали, продуктовые передачи не принимали, хотя сами кормили ребят отвратительно: утром кусок сухой каши, в обед борщ из прокисшей капуты без хлеба. Через несколько дней, когда упорство ребят, жесткое противостояние родителей и милиции всем изрядно надоело, ребят отпустили домой, и они на радостях бежали бегом до самого дома. Жизнь продолжалась, подростки и женщины всю войну пахали землю, растили хлеб и кормили солдат на фронтах Великой Отечественной войны, а также проявляя изобретательность и выдумывая новые схемы, добывали хлеб и кормили семьи фронтовиков. Так наши исхудавшие мальчики войны во имя достижения высоких и благородных нравственных целей, иногда презрев страх и по-взрослому рискуя, вполне осознанно шли на мелкие нарушения закона во имя жизни своих близких и родных. А сегодня, я полагаю, наш абый и ребята его поколения заслуживают слова искренней благодарности семей, которые с их помощью пережили чудовищную войну, и Родины, которая выстояла и победила коричневую чуму, опираясь на тыл, построенный на хрупких плечах женщин и подростков Российской глубинки.
Весной 1943 года в отпуск после тяжелого ранения приехал наш отец, которого райком сразу же мобилизовал на сельхозработы, назначив председателем колхоза в с. Н.Озерное, где он успешно провел посевную кампанию, уборочную страду и осеннюю вспашку. С приездом отца жизнь в нашей семье наладилась и потихоньку пошла как до войны. Гильминур апай в нарядном новом платье снова стала посещать школу. А Фаткрахман абый, отказавшись от продолжения обучения, по-прежнему работал в колхозе, с ранней весны и до глубокой осени пропадал на полевых работах. Абый в совершенстве освоив все виды сельхозработ, напряженно трудился на бороновании, на посевной, на заготовке сена и уборке урожая. Особенно его талант и тяга к различным механизмам раскрылся при работе на сложной технике: лобогрейке и молотилке, а нежная любовь к родной земле родилась и укрепилась на пашне, когда он еще подростком, пластаясь, ходил за конным плугом, запахивая упрямую стерню свежевыкошенного поля. В октябре месяце, после окончания отпуска, отца проводили на фронт, и уже через несколько дней семья вновь остро ощутила его отсутствие. Зерна пшеницы уже не было, а мука заканчивалась, и, в дополнении ко всему, наша мама после отпуска отца осталась беременной. В связи с этим, перспективы нашей семьи еще более осложнялись. Абый каждый день до глубокой ночи на току молотил пшеницу и, возвращаясь домой, в карманах приносил немного зерна. Мама его тут же прожаривала и кормила детей. Но эта пища создавала у детей только иллюзию сытости. Нужно было что-то более существенное, детям нужен был хлеб. И именно в поисках хлеба наша мама, тяжело беременная, отправилась за 16 километр в с.Н.Озерное к председателю колхоза, бывшему заместителю нашего отца с просьбой в счет заработанных отцом трудодней выдать немного продуктов. Но, к сожалению, этот человек оказался гниловатым и мелким и в категоричной форме отказал беременной женщине, у которой за спиной семь едоков. Мама, еле передвигая ватные ноги, вышла из Н.Озерного и, горько рыдая, пешком отправилась в сторону Чесноковки. Через некоторое время, обогнав маму, остановилась большая военная машина, из кабины вышел молоденький с рыжими усиками лейтенант и, сказав: "Мать садись в машину, подвезем", помог ей взгромоздиться в кузов. Машина оказалась доверху груженая зерном. Мама, потихоньку продырявив карманы длинного демисезонного пальто, торопясь, горстями засыпала зерно в бездонные карманы. Около кузницы мама постучала по кабинке, и машина остановилась. Лейтенант вышел из машины, бережно помог еще больше округлившейся маме спуститься с кузова и сказав на прощание: "Будь здорова, мать", уехал, оставив растерянную и переволновавшуюся нашу маму одну на дороге. Вот такого замечательного человека Аллах послал маме в минуту горького отчаянья. 23 февраля 1944 года в день рождения Советской Армии и Военно-Морского Флота, наша мама родила двух замечательных мальчиков, которых назвали Хасан и Хусаин. В нашей семье стало девять человек, а до окончания войны оставалось еще чуть более года. А мама теперь сама, как бы запелененная двойняшками, нуждалась в уходе и усиленном питании, потому что малыши все время от нее требовали материнского молока, а не получив желаемого в достаточном количестве, в разноголосицу плакали. Сердце у Фаткрахман абыя буквально разрывалось от их голодного рева и в связи с этим он много работал, предпринимал разные меры, чтобы хоть как-то поддержать маму и накормить своих маленьких братишек: ходил на водяные мельницы, где подметал и собирал помольные сметки, ловил на свежую шулпу голубей в чердаках мечети и крытого тока, охотился силками на зайцев. Это все, разумеется, как-то помогало семье держаться на плову, но для малышей и мамы этого было мало. Вскоре маму с грудными детьми на целых два месяца забрала к себе родная мамина сестренка Камиля апай, в самое трудное время сумела поддержать нашу маму, щедро поделившись с ней своими скромными запасами.
Война вступила в свою решающую фазу, наша армия победоносно наступала. С фронта селяне получали полные солдатского оптимизма письма. С души людей спала гнетущая тревога за судьбу Родины, и они немного повеселели. Подростки и женщины на быках продолжали возить из Чесноковки хлеб на элеватор, а также тщательно готовить технику и инвентарь к проведению весеннее-полевых работ 1945 года. Вот за этими ежедневными крестьянскими заботами чесноковцы со слезами на глазах встретили долгожданную выстраданную всеми народами великой страны Победу.
Вскоре в армии началась массовая демобилизация воинов. В деревни и села начали возвращаться бывалые солдаты, многие из которых трудными и опасными дорогами войны прошли от начала и до победных салютов на Красной площади, продемонстрировав всему миру высочайшее благородство и нравственную силу советского солдата, воина - освободителя. В конце мая в щеголеватой офицерской форме и с яркими орденами на груди вернулся домой наш отец, который, бегло ознакомившись с домашней обстановкой, сразу же поспешил в колхоз принимать председательские дела. Через день - два, уже новые заботы колхозного производства полностью захлестнули отца, и он, пытаясь нагнать упущенное время, то рысью, то галопом носился верхом на гнедом Ахилле по бескрайним полям и фермам родного колхоза. После того, как отец вернулся с войны, дом как-то по-особому засиял, стал более надежным и уютным. Взгляд мамы стал увереннее и с ее лица, наконец-то, сошла маска печали, тревоги и безысходности. К детям вернулись мечты, надежды и детство. Лишь у Фаткрахман абыя затоптанное коваными сапогами вермахта детство навсегда ушло в прошлое, потеряв всякое очарование и привлекательность в ежедневных заботах абыя о семье и хлебе насущном для всех ее членов. За годы войны абый вырос и стал настоящим мужчиной. В колхозе ему уже доверяли работу для взрослых, и он успешно справлялся с этими объемами. Абый довольно прилично научился играть на гармошке и стал объектом для тайных воздыханий девчат и открытых посягательств на его честь со стороны молодок села. Но несмотря на наличие этих довольно активных внешних раздражителей, наш абый крепко удерживал нити судьбы в створе довоенной мечты - стать трактористом. Идти в школу абый категорически отказался, так как пять лет вынужденного перерыва в учебе значительно омолодили классы, и наш абый больше подходил на роль молодого учителя, чем на ученика. И в связи с этим обстоятельством, абый, поговорив с отцом, остался дорабатывать в колхозе до начала занятий на трехмесячных курсах трактористов при МТС. Чесноковская МТС к окончанию войны уже организованно сформировалась, функционально определилась и состоялась как предприятие нового формата. МТС имела на достаточно высоком уровне государственное материально - техническое обеспечение, а для успешной эксплуатации парка тракторов, комбайнов, молотилок и сельхозинвентаря, хорошо оснащенные инструментом и оборудованием современные подвижные и стационарные ремонтные мастерские. Жесткое управление на принципах единоначалия, высокий уровень планирования и организации диспетчерского контроля исполнения позволяли МТС с высоким качеством выполнять производственные планы и договорные обязательства с колхозами. А созданная умелыми руками преподавателей и мастеров производственного обучения учебно-лабораторная база позволили МТС самостоятельно планировать и решать сложные вопросы подготовки и переподготовки механизаторов и руководителей обслуживаемых хозяйств. Таким образом, с. Чесноковка как бы стала центром прогресса и просветительской работы не только рабочих и служащих МТС, но также работников колхозов и жителей сел и хуторов Уральской зоны.
В любом деле кадры решают все, и, поэтому, кадровая политика советской власти и ее уникальная технология подбора, подготовки и карьерного роста управленческого персонала всех уровней, почти не давала сбоев. И, как правило, всегда в нужное время на ответственных участках новых проектов оказывались ответственные волевые лидеры с хорошими организаторскими способностями. И как яркий пример продуманной кадровой работы партии является плеяда замечательных директоров Чесноковской машинно-тракторной станции, чей организаторский талант, воля и самоотверженный труд позволили на чистом поле в установленные сроки развернуть МТС, создать необходимую инфраструктуру и превратить предприятие в хорошо управляемую производственную структуру государства. И мне хотелось бы назвать каждого из этих достойнейших людей, которые, последовательно сменяя друг друга, успешно провели индустриализацию аграрного сектора нашего Приуралья. Первый директор МТС Старцев Геннадий Васильевич с 1933 по 1939 г.г. и второй директор МТС Ковалев Трофим Петрович с 1939 по 1945 г.г. были из золотой когорты 25-тысячников первопроходцев, которые с первого колышка строили МТС, закладывали основы новых производственных отношений, постепенно вытесняя из аграрного сектора малопроизводительный мускульный труд крестьянина высокотехнологичным машинным производством. Третий директор МТС с 1945 по 1952 г.г. - Щеглов Михаил Егорович (1907 г.р.) - волевой, решительный, хороший организатор. Требовательный к себе и к подчиненным. В коллективе укреплял дисциплину, а на производстве - порядок. Делу партии и трудового народа предан. Умерв 1971 г. Четвертый директор МТС с 1952 по 1956 г.г. - Шмелев Василий Григорьевич - волевой, решительный и ответственный руководитель, беспощадно боролся с расхлябанностью и разгильдяйством на производстве. Говорил мало, только по делу. При нем сильно укрепилась дисциплина. Умер. Пятый директор МТС с 1956 по 1958 г.г. - Кушмухаметов Гариф Зарифович - герой социалистического труда. Честный, порядочный и талантливый организатор крупного механизированного производства. Чуткий и отзывчивый товарищ. Отличный семьянин. Всегда добивался отличных производственных показателей. Делу партии и советского народа предан. Умер в 1958 году. Особое место в памяти первых и последующих поколений механизаторов Чесноковской МТС занимают также первые и бессменные преподаватели краткосрочных курсов: Сундуков Фарих Газизович, Габайдуллин Гиният Валиахматович, Абсолямова Зинан Шайхетиновна (агрономия), Петров Дмитрий Васильевич (зав. МТС), которые раскрыв перед сельскими ребятами и девчатами секреты великих таинств, происходящих в чугунном чреве железной арбы, терпеливо учили их виртуозно управляться ею.
Вот такие заманчивые перспективы впервые не декламировались, а реально открылись перед молодежью нашего и других сел в учебных аудиториях и полигонах Чесноковской МТС. В январе 1946 года наш Фаткрахман абый начинает обучение на трехмесячных курсах трактористов при МТС. Перед ним в течение трех месяцев ежедневно открывались знания из другого неизвестного мира четырех двигателей, кривошипношатунных механизмов, трансмиссий и коробок передач. Абый понимал, что полученные теоретические знания и практические навыки на курсах - это его первые шаги в освоении будущей профессии и, поэтому, проявлял завидное усердие в учебе. С Фаткрахман абыем успешно обучались и с отличием закончили курсы многие его сверстники и друзья: Хамбиков Рахматулла Хайруллеевич, Муканаев Гафуржан Салимзанович, Сундуков Габдрауф Абдулхамитович, Мадьяров Галиулла Газизович, Мансуров Ахмет Мугимович, Мансуров Набиулла Латиевич и т.д.
После окончания выпускники курсов гарантированно устроились на работу в МТС, где получив новенькие трактора, впервые выехали на весеннее-полевые работы в составе тракторных бригад. Штатная численность МТС была 430 человек. Ниже я приведу примерное штатно-должностное расписание Чесноковской МТС:
1. Административно-управленческий персонал.
• Директор МТС-1 чел.
• Заместитель директора МТС по политической части-1 чел.
• Главный инженер-1 чел.
• Главный агроном-1 чел.
• Заведующий МТМ-1 чел.
2. Бухгалтерия - 4 чел.
При МТС было 22 тракторных бригады в каждой бригаде по 4 трактора. Всего тракторов 88 штук марки ХТЗ, СТЗ, "Универсал", НАТИ.
3. Тракторная бригада
• Бригадир - 1 чел.
• Помощник бригадира - 1 чел.
• Учетчик - 1 чел.
• Трактористов - 6 чел.
Обслуживали технику штатные участковые механики, поля обслуживали штатные участковые агрономы. При МТС было 48 комбайнов, по 4 комбайна на колхоз, а обслуживаемых колхозов было 12. Вся уборочная техника обслуживалась специалистом МТС, то есть 48 комбайнерами и 48 штурвальными. На время полевых работ выделялся сезонный заправщик. Управление бригадами осуществлялось по рации РАФ-КВ.
Вот так руководство страны незаметно для селян вовлекало их в сектор высокоорганизованного механизированного труда. Вживляло их в обстановку культуры производства, дисциплины труда и славных традиций рабочего класса. Села преображались, на глазах менялся вековой уклад жизни крестьян. Возросший авторитет и значимость человека труда, единство интересов рабочих и директората предприятий стали мощной мотивацией высокопроизводительного труда. Вот на таком фоне всеобщего трудового энтузиазма, наступления техники и совершенствования форм хозяйствования в аграрном секторе, формировалась честь и рабочая совесть Фаткрахман абыя.
Светлое это было время. В душах людей, одухотворенных победой и великой созидательной силой социализма, жила уверенность в завтрашнем дне и перспективах на будущее. И во всех новых державных начинаниях, молодежь была застрельщиком и, занимая активную жизненную позицию, через свои первичные комсомольские организации увлеченно занималась общественно-политической работой. В с. Чесноковка на постоянной основе работали: кружок художественной самодеятельности, драматический кружок, стрелковый кружок, различные спортивные секции и общественно-политические кружки, школы рабочей молодежи и т.д. Наш Фаткрахман абый, имея многие способности и талант гармониста всегда был в центре этих и многих других молодежных тусовок. Однажды абыя пригласили в качестве гармониста на одну неформальную молодежную вечеринку в дом самого знаменитого садовода и огородника в нашей округе Габайдуллина Идрис абыя. Дом его как нарисованный стоял на живописном язычке берега пруда рядом с не менее красивым деревянным мостом через речку Чесноковка. Это был самый признанный и любимый молодежью дом для вечеринок, потому что душная летняя ночь остужалась вечерней прохладой пруда, а зимой игры, шутки и смех иногда из дома выливались на таинственно отсвечивающий лунным светом зеркало замерзшего пруда. Вечеринка только разгоралась. Абый, в начищенных до блеска хромовых сапогах, в отцовском галифе и гимнастерке из дорогого английского сукна и в лихо заломленной фуражке, из-под которой выглядывал непокорный чуб, сидел на табуретке и играл на саратовской гармони самые популярные в селе деревенские мотивы. Девушки и юноши группами по 3-4 человека о чем-то оживленно разговаривали. Молодежь потихоньку прибывала. В зал вошла Рафикова Мадина с модно одетой красивой смуглой девушкой, которая, проходя мимо гармониста так сверкнула на него своими черными, как маслины глазами, что абый пораженный в самое сердце стрелами Амура, сразу оказался в плену внезапно вспыхнувших чувств к очаровательной незнакомке. И надо признаться, что реакция со стороны смуглянки была одекватной, так как она, отойдя с подругой в сторону, спросила: "Кто этот гармонист?" Почувствовав что-то недоброе, Мадина, потупив глаза, сказала: "Это Кушмухаметов Фаткрахман, и я с ним дружу". Тогда незнакомка сначала посмотрела на Мадину взглядом, не терпящим возражений, а затем решительно и без предисловий заявила: " Этот парень будет мой, а ты, Мадина, отступись и найди себе другого". Вот так начался этот любовный роман без предисловий. Как только у абыя выдавалась свободная минута на вечеринке он, неизвестно где заимствованной походкой "жигана", подходил к Мадине с незнакомкой и мастерски рассказывал им анекдоты и разные небылицы, от которых девчата весело смеялись. Вскоре Мадина незаметно исчезла, и незнакомка осталась одна. И наш абый, довольный таким развитием событий, пошел ее провожать до съемной квартиры.
Была тихая летняя ночь, абый со своей очаровательной спутницей шли рядом, а их горячие нежно сплетенные Аллахом ладони, уже крепко держали друг друга. Казалось, что наконец-то их беспокойные души после долгих скитаний и поисков нашли свои вторые половинки и, соединившись, зажгли вечный огонь любви. И, пожалуй, с этого момента в сердце каждого из них наступило состояние какого-то умиротворенного покоя и душевного равновесия. А загадочная жгучая брюнетка, которая так лихо вскружила голову нашему абыю, оказалась молодой учительницей татарской школы Мустаева Марьям из хутора "Красный родник". Наш абый был достаточно галантным кавалером и своей возлюбленной учительнице оказывал различные знаки внимания, красиво, на уровне ее просвещенного ума, тактично ухаживал, преподносил полевые цветы, дарил небольшие подарки и до беспамятства любил, а она, счастливая от сладкого дурмана впервые вспыхнувших в ее душе чувств, просто таяла от его горячего дыхания и растворялась в его нежных объятьях. Интересной и захватывающей была это любовная история, а развитие ее содержательной части - это целая тема для отдельного романа и в связи с этим я позволю себе ограничиться описанием знаковых событий в судьбе наших героев.
Незаметно для всех по земле пробежало жаркое лето, которое потом, как бы уткнувшись в прохладную сень бабьего лета, немного отдыхало до наступления бесконечных косых дождей поздней осени. Колючие ветра срывали с деревьев последнюю желтую листву, а первый морозец - предвестник наступающей зимы - старательно сковывал ледяным панцирем лужи и землю, образовывая гололед. И вот в такое ненастье переходного периода осень - зима, село разбудил веселый перезвон колокольчиков на нарядных дугах свадебных экипажей, которых было по словам жениха шестнадцать. Это был день, когда две судьбы, как два чистых ручейка с серебряной родниковой водой, слились в один для продолжения старинного рода Кушмухаметовых. День свадьбы был естественным итогом страстной любви Фаткрахман абыя и очаровательной Марьям, которая позднее стала для нас признанной старшей женги. Свадебный кортеж из 16 экипажей под мелодичный звон колокольчиков, душевные звуки тальянки и саратовской гармони, соединили музыкальным коридором не только любящие сердца, но также соединили нитями родственных связей два села Чесноковку и Н.Озерное. Свадьбу по договоренности гуляли в с. Н.Озерное на малой родине не только Марьям женги, но и нашей всеми уважаемой Макфия абкай, которая была весьма довольно выбором своего любимого внука. После свадьбы отец купил Фаткрахман абыю хороший дом в центре села. Дом по размерам не большой, но сделан добротно, с боковой мансардой и парадным под жестью крыльцом, выходящим на главную улицу села. Марьям женги и после замужества много работала: днем в школе, а по вечерам бежала в клуб и вела драматический кружок, т.е. сама была и режиссер, и художник - модельер, и мастер по декорациям, и специалист по свету и теням. Совместно с талантливыми ребятами села, она создавала довольно сложные сценические образы и искренне, вместе со зрителями сопереживая происходящее, жила в этом придуманном ею театральном мире, тем самым, оказывая существенное влияние на уровень культурного и духовного обогащения селян. И не случайно чесноковцы старшего поколения с особой теплотой и нежностью хранят память о пьесах, поставленных Марьям женги, и таких же просвещенных девочек как она, которые не прятали свои головки в каменные улитки, а шли, как светлячки, освещая темные закоулки сознания простых людей и увлекая их за собой, осторожно вводили в мир искусства и вечных ценностей.
Женги и абый жили дружно, в семье был достаток, в доме царило благополучие. Шел 1948 год, женги заметно округлилась, и вся наша большая и дружная семья готовилась к неординарному событию - рождению нового родного человечка: для абыя и женги первого сына, для нашей мамы и отца первого внука, для Макфия абкай первого правнука, для всех нас, многочисленных родных братьев и сестер абыя, первого племянника. Авторитет и значимость еще не родившегося ребенка уже был предопределен, потому что в своем родовом гнезде он был первым и желанным. В декабре 1948 года женги, как и планировала, родила мальчика, которого назвали Рафаэлем. Он был светлый и тихий, как Мавтуха абкай. Не беспокоя своих родителей, Рафаэль мог часами спокойно лежать в своей колыбели, подвешенной к потолку крюком с четырьмя желтыми ремнями из сыромятины и, хлопая большими голубыми глазами, созерцать деревянную китайскую погремушку, висящую над его головой. При появлении матери он начинал сладко причмокивать своими пухлыми губами, напоминая, что не плохо было бы его покормить. Когда родители приносили его к Мавтуха абкай, то Рафаэль с большим интересом кочевал из рук в руки бабушки, прабабушки и многочисленных дядьев и теток. Не мог тогда еще крохотный Рафаэль понять, что совсем скоро его отца призовут в армию и отправят во тьму тараканьи места служить Отечеству.
Шла вторая декада декабря месяца 1948 года, Фаткрахман абыю уже исполнилось 20 лет, у него была красавица жена и сын, за его плечами были голодные и холодные зимы войны и три года напряженной работы трактористом в МТС. Он возмужал, окреп и превратился в настоящего мужчину. И в этот в общем-то не совсем подходящий момент пришла маленькая повестка с военкомата, приглашающая абыя со сменным бельем и трехдневным запасом продовольствия на призывной пункт в с. Краснохолм. Сборы абыя в дорогу были недолгими, а прощание затяжным, печальным и очень трогательным. И вот уже резвая савраска, высекая подковами снежную пыль, тащила широкие розвальни по накатанной дороге левобережной Уремы и заснеженного Тугая, увозя нашего дорогого абыя и Маканаева Гафуржан Салимзяновича в далекие края выполнять свой священный долг перед Родиной. Фаткрахман абыя и Гафуржан абыя судьба крепко связала еще с детства и не разлучала их до седой старости. Они вместе мерзли в хлебных обозах, осваивали трактор и до призыва в армию работали в одной тракторной бригаде на полях колхоза им. Буденного. В один день сдали трактора и ушли в армию. Несмотря на начало зимы, морозы в Оренбуржье стояли сильные, столбик термометра по ночам опускался до 30о-35оС. И в такой холод с Краснохолма до Оренбурга наших новобранцев повезли на открытой полуторке. Вот с этого непродуманного похода для кое-как одетых новобранцев началось настоящее истязание призывников холодом. В Оренбурге новобранцев сначала разместили в холодных без отопительных контуров бараках областного призывного пункта на деревянных нарах, сделанных по типу складских стеллажей. Затем, ввиду невозможности проживания всех перевезли в какой-то детский дом, где условия оказались еще хуже. И только потом разместили в жилой казарме какой-то воинской части, где наши будущие защитники сняли свои просаленные фуфайки и обогрелись. Через несколько дней, ночью, новобранцев построили на плацу в линию взводных колонн и после зажигательной напутственной речи военкома в пешем порядке отправили на железнодорожный вокзал, где их под парами ожидал воинский эшелон с протопленными телячьими вагонами, маршрут следования которого хранили в строжайшей тайне ото всех. Эшелон шел по ночам почти без остановок, а днем отстаивался в пустых тупиках, где командование эшелона организовало трехразовое питание и пополняло запас воды и дров в теплушках. Наш абый, как человек неприхотливый и коммуникабельный, быстро адаптировавшись в ограниченном пространстве теплушки, перезнакомился со всеми ребятами в вагоне. Его неунывающий голос слышался то в одном конце вагона, то в другом. Он весело балагурил, рассказывал смешные анекдоты и заразительно смеялся. А Гафуржан абый, наоборот, проявляя сдержанность, сидел тихо в углу вагона. От нечего делать, некоторые ребята начали играть в подкидного дурака и по мелочи в очко. Вскоре в вагоне сформировалась наиболее азартная группа игроков в карты, в которую вошел и наш абый, который не имея системного опыта, опираясь на навыки игры, полученные в раннем детстве, проигрывал игру за игрой. Но азарт абыя все больше разгорался, и он вынужден был потихоньку менять свои, в общем-то, еще добротные предметы одежды на старье. Это был еще один поучительный урок жизни нашего абыя, после которого он никогда больше не играл на интерес в карты.
На десятый день паровоз, устало выдохнув последний Российский пар в желтое небо Туркмении, остановился. Вагоны открыли. Послышались команды: "К вагонам!" Новобранцы по этой команде выпрыгивали из ставших уже родными теплушек и строились перед своими вагонами. И наш абый встал в строй, как символ дружбы народов СССР: на голове одноухий казахский малахай, на ногах российские стоптанные ботинки, на плечах драный узбекский халат. На улице было довольно холодно, и офицеры быстро проверив новобранцев по списку, распорядились плохо одетых, в том числе абыя, отправить на студобекерах, а остальным совершить 20 километровый марш в пешем порядке до погранотряда. Когда новобранцы в походной колонне, натерев ноги до кровавых мозолей, прибыли в отряд, наш абый уже красовался в великолепной с иголочки форме пограничника. Форма по тем временам была действительно потрясающей, из хорошего материала и качественного пошива. Например, повседневная форма: брюки галифе диагоналевые (шерстяные), гимнастерка диагоналевая, сапоги со шпорами яловые, шинель кавалерийская, шапка - ушанка; парадная форма: мундир шерстяной диагоналевый двубортный, брюки галифе диагоналевые, фуражка зеленая шерстяная; инвентарное имущество: накидки, белые полушубки, валенки, меховые рукавицы, постовые тулупы и т.д. Котловое довольствие пограничников было колорийным, вкусным и разнообразным на протяжении всех трех лет службы абыя на границе. Абый с любопытством осматривал новые места, людей в диковинных пестрых халатах, низенькие глинобитные дома с плоскими крышами, которые как бы холмились среди бесконечных песков, почти не живой скудной на краски природы. Вдалеке синели скалистые горы, каких абый раньше никогда не видел. Это была Туркмения. На второй день после приезда молодых бойцов собрали в ленинской комнате, где замполит учебного пункта, затянутый в кавалерийские ремни, казалось, насквозь просушенный ветрами и солнцем пустыни, посвятил новичков в героическую историю отряда. Потом он указал на портреты героев пограничников, участвовавших в боях против банд басмачей. Волнующие чувства охватили нашего абыя и он был по-настоящему горд и счастлив, что попал именно в этот прославленный орденоносный отряд. Трудно давались уральскому пареньку напряженные учебные будни в погранотряде. Ведь и задача учебного пункта была не простая: из обыкновенных крестьян за три коротких месяца отковать государственных бойцов пограничной службы.
И в интересах достижения этих целей день и ночь трудились офицеры - сверхсрочники и сержанты учебного центра пограничного отряда, готовя молодых бойцов к сложной работе на границе и одновременно формируя у них зоркие глаза и по-особому чуткие уши. В напряженной боевой учебе росло и крепло мастерство нашего абыя, закалялась его воля, и мужал характер. Свободного времени у молодых пограничников почти не было. Распорядок дня и расписание занятий боевой подготовки в учебном центре были жестко увязаны и включали в себя изучение: боевого устава пограничных войск; специальной тактики подразделений пограничных войск; технических средств охраны государственной границы; осветительных средств; средств связи и сигнальных средств вероятного противника; практику верховой езды (шагом, рысью, галопом), джигитовки и спешивания на полном скаку лошади, фехтования и рубки лозы, выполнения уставных кавалерийских команд одиночной лошадью и в строю; огневую подготовку - материальная часть автомата ППШ, крупнокалиберного пулемета ДШК, ручных гранат РГД-5, Ф-, выполнение практических стрельб из автомата ППШ, пулемета ДШК, метание учебных ручных осколочных гранат; физическая подготовка - легкая атлетика, горная подготовка, рукопашный бой. Вот далеко не полный перечень дисциплин, которые изучил наш абый при трехмесячной подготовке к службе на пограничной заставе. Больше всего в памяти абыя сохранился инструктор по верховой езде и его любимая команда при беге лошади рысью "сбросить стремена", после которой всадник на седле превращался в мешок с потрохами, который тщательно утрамбовывался в такт бега лошади.
После того как абый отучился в центре подготовки три месяца и успешно выдержал все экзамены, его вызвали в штаб отряда и сказали, что он направляется с годовалой собакой Днепр в центр подготовки служебных пограничных собак на трехмесячные курсы в г. Кирки. Через несколько дней наш абый, приручив немного к себе собаку вместе с несколькими ребятами и старшим офицером выехали в г. Кирки. За весь период обучения в центре Днепр и абый почти не разлучались. Абый полюбил свою собаку, а Днепр за любовь платил крепкой и вечной привязанностью, и готов был пожертвовать собой за абыя. Днепр легко усваивал программу обучения, он все понимал и чувствовал как человек, у него были добрые и говорящие глаза, взгляд которых до сих пор абый хранит в своей душе. В конце мая абый, пройдя два уровня подготовки, попадает на седьмую заставу в 10 километрах от с. Кушки. Как говорят военные, у них три дыры: Анадырь, Кушка и Мары. И вот наш замечательный абый грудью встал на оборону и защиту центральной военной "дыры" - с. Кушка.
Седьмая застава была небольшая, два офицера и двадцать солдат, так что каждый пограничник был на вес золота. В связи с прибытием молодого пополнения на заставе было необычное оживление, настроение у всех бойцов приподнятое. Командиры и бывалые пограничники знакомили абыя и других ребят с заставой и участками границы, водили их дозорными тропами по каменистым ущельям и камышовым зарослям пограничной реки, рассказывали о жизни и службе на южной границе. Абый с живым интересом приглядывался ко всему, обо всем расспрашивал, и в его глазах вспыхивало то удивление, то восхищение. Нашему абыю, выросшему среди степей, на берегах тихого живописного Урала, все здесь казалось необычным: и серые громады гор, закрывающие почти пол неба, и буйный грохочущий в половодье Мургаб и выжженные солнцем долины. После отбоя к абыю сон не шел: впечатления от знакомства с заставой, с новыми людьми и границей не выходили из головы. Он поправил шуршавшую под головой соломенную подушку и невольно вспомнил дом, мягкую постель, пуховые подушки, приданное Марьям женги, которая стояла перед глазами абыя с грустной улыбкой и чуть припухшими от слез глазами, как в тот последний вечер.
Провожали абыя и Гафуржана Муканаева всем селом шумно и весело. Вечером, в канун их отъезда, дом нашего отца почти до утра гремел от лихой пляски, песен и задорного смеха. Гармошка, захлебываясь, рассыпала татарскую плясовую. Темные кудри абыя кольцами спадали на высокий взмокший лоб, застилали глаза. Резким движением он откидывал их назад и, широко раскинув руки, шел по кругу в присядку. Отец Файзрахман Зангирович с гордостью поглядывал на своего сына, шептал на ухо матери: "Смотри, какой орел!" Абый прошелся по кругу, остановился перед женой, взял ее за руки и потянул в круг. Она, грустная, вырвалась и ушла в другую комнату к колыбели сына. Абый подошел, обнял ее: "Ну, что, Марьям? Не на войну же провожаешь. Отслужу свое и вернусь". Вот на этом абый прервал свои воспоминания и, сладко зевнув, заснул крепким сном.
Из нескончаемых пограничных суток, из повседневного ратного труда и постоянных пограничных будней слагаются большие дела маленькой заставы. И каждый день пограничники прямо с боевого расчета, выпив на дорогу стакан крепкого чая, уходили в наряды, становились к прожекторным установкам, поднимались на наблюдательные вышки и слушали тишину, которую лишь где-то вдали иногда нарушал вой шакала. Они внимательно просматривали местность: знакомые тропинки, кустарник, контрольно-следовую полосу. Оттаявшая земля радовалась, как и все живое, светлому майскому дню. Абый по сигналу "подъем" быстро вскочил, привел себя в порядок и готовился как в учебке к занятиям, но боевая застава жила по своим законам границы и у нее распорядок был совершенно другой. И абыю пришлось срочно перестраиваться. Начальник заставы был добродушный светловолосый сибиряк с кривыми как у кавалериста ногами, которого солдаты в своем кругу называли "Боцман". Он был настоящим олицетворением советского офицера-пограничника бесстрашным, решительным, беспощадным к нарушителям границы, мудрым наставником и терпеливым учителем своих подчиненных, внимательным, заботливым и требовательным отцом солдат своей заставы.
На утреннее построение заставы форма одежды была объявлена парадная для строя. На заставе с утра было какое-то оживление, Боцман умел для своих питомцев устраивать небольшие, но значимые для укрепления духа пограничников праздники. Вот и в это утро застава застыла в парадном строю. Перед строем стоял начальник заставы, который торжественно и важно скомандовал: "Ефрейтор Кушмухаметов, выйти из строя!" Абый, по команде сделав два шага вперед, повернулся кругом, приняв строевую стойку, встал лицом к строю. Боцман, довольный строевой выправкой ефрейтора, с каким-то пафосом произнес следующие незабываемые для нашего абыя слова: " Товарищи пограничники! Наряды уходят на границу, уходят днем и ночью, в жару, в холод и проливные дожди. Уходят, чтобы не допустить нарушения священных рубежей нашей любимой Родины. Это главное, ради чего вы, ребята, надели форму. Граница не терпит суеты, разгильдяйства, она любит неторопливую и основательную каждодневную работу своих защитников. Сегодня мы в торжественной обстановке вручаем боевое оружие и ключи от государственной границы на самых южных рубежах нашего Отечества ефрейтору Кушмухаметову Фаткрахман Файзрахмановичу и надеемся, что он будет достойным уважения пограничником". После этих произнесенных слов, начальник заставы вручил абыю автомат ППШ, шашку, коня по кличке Орлик, драгунское седло и удостоверение старшего наряда, лично поздравил его с этим важным событием. А затем поздравили абыя боевые друзья, с кем он потом делил хлеб, соль и тяготы пограничной службы в течение долгих трех лет. Трудно человеку, не посвященному в механизм функционирования боевой пограничной заставы, понять, как горстка обыкновенных парней умудряется выдерживать такую огромную физическую нагрузку ратного труда пограничников, где традиционно отсутствовало солдафонство, где все строилось на взаимном уважении и доверии друг к другу и регулировалось строгими законами границы. Для понимания довольно не простой сути службы на границе, я хочу привести как пример далеко не полный перечень ежедневных обязанностей простого солдата заставы:
1. Во время отдыха: купание и чистка лошади с мылом и скребком до блеска (в бассейне, заслуженной гордости начальника заставы); чистка и смазка оружия, шашки; чистка конюшни и вольеров для собак; кормление лошади и собаки три раза в день; сушка войлока, кожи, чистка до солнечных зайчиков металлических частей седла; плановые занятия со служебной собакой, стрельбы; вспашка, боронование и рыхление тридцати километров контрольно-следовой полосы; плановый и непредвиденный ремонт зданий, сооружений, а также оборудования границы; уборка помещений и внутренние наряды и т.д.
2. На границе: наряды, дозоры, заслоны, секреты, тревожные группы, осмотры пограничного столба и т.д.
Протяженность участка ответственности заставы составляла тридцать километров. Граница пролегала по реке Мургаб, прибрежной низменности реки и плоскогорью, растительность полупустынная, произрастало много фисташковых орехов и колючих кустарников, климат континентальный, сухой, летом температура повышается до +40о+42оС, и сопровождается так называемым афганским суховеем. Вот в таких сложных климатических условиях, в окружении непривычной и агрессивной природы, предстояло нашему абыю нести нелегкую пограничную службу. Буквально два стажировочных наряда понадобилось абыю, чтобы освоить сложные и тревожные маршруты своего участка государственной границы. На третий раз он со своим экипажем Орликом и Днепром заступил на охрану границы уже старшим наряда. Доверие командиров, уважение товарищей окрыляли абыя, а хорошие вести из дома вливали дополнительную бодрость и энергию. Жена Марьям писала нежные и полные любви письма и сообщала, что сын Рафаэль растет, уже ходит и говорит папа, мама, эти строки абый перечитывал несколько раз, пытаясь хоть на минуту представить подросшего сына. Но тревожная обстановка на границе ни на минуту не давала расслабиться. Наряды сменялись коротким сном в казарме и напряженной подготовкой к следующему выходу на границу в дозоры, секреты и опять в наряды. Неизменный четвероногий друг абыя Днепр, натягивая длинный поводок, рвался вперед, за ним, еле удерживая поводок, ехал верхом на Орлике абый, а следом ехали подчиненные пограничники. Они тревожными тропами вышли к реке. За рекой чужой берег, чужие заросли, кустарники, камыши, чужая, обнесенная трехметровыми глинобитными стенами застава, на которой стояли афганские пограничные наблюдатели. Чуть левее виднелась контрольно-следовая полоса. Ни единой вмятины на целомудренном мелко разрыхленном сыроватом грунте, значит, ни одна чужая нога не ступала здесь. Был ветреный ясный полдень, желтое палящее солнце обреченно зависло прямо над головой. Жара и ветер изматывали пограничников. Взмыленные уставшие кони с трудом передвигались по склону, ведущему к пограничной реке Мургаб. Только к ночи, когда угасло солнце, и меж холмов начинала струиться легкая прохлада, веселее становились люди, отдыхали лошади.
Государство заботилось о незыблемости своих границ и повышении боеготовности пограничных войск. С каждым годом ощутимо улучшались условия охраны границ, вводились новые оптические и радиолокационные средства наблюдения и целеуказания. Однако же при всех этих новшествах, пограничник по-прежнему был незаменим и продолжал, вслушиваясь в тишину границы, коваными сапогами утаптывать ее тропы. Как и любое биологическое существо, пограничники от ежедневной напряженной службы накапливали усталость, теряли бдительность и поэтому ежегодно отправлялись в пансионат отдыха на реабилитацию, где усиленное питание, неограниченный отдых и свободный выход в город, быстро восстанавливали утраченные силы. Нашему абыю удалось дважды побывать в этой здравнице, и он остался весьма доволен результатами хорошо организованного отдыха.
Всякое случалось и происходило в период службы с нашим абыем и курьезные эпизоды, и досадные ошибки, но бесспорным было одно, он за два года стал отличным и бесстрашным пограничником, умелым следопытом, надежным боевым товарищем и грозой вражеских лазутчиков. После отдыха в пансионате на душе абыя всегда становилось веселее, служилось легче, шагалось бодрее, думалось быстрее. Как-то абый был в очередном наряде, в пять часов утра начальник заставы проверил наряд и нашему абыю отдал персональный приказ: в качестве дозорного двигаться вдоль границы от 124 пограничного столба до 121 и обратно. Он не должен был маскироваться, а идти в открытую, демонстрируя спокойствие советской границы. А для нарушителей начальник заставы приготовил достаточно сюрпризов в глубине границы.
Абый спешился, оставил Орлика наряду и вместе с Днепром начал обход от реки. Наступал рассвет. Ночная мгла постепенно редела. На черной глади Мургаба таяли и исчезали зыбкие отражения звезд, вспыхивали робкие блики утренней зари. Это было самое трудное время у пограничников. Усталость наваливается на плечи, дремота смежает веки. Абый тряхнул головой и расправил плечи, отгоняя назойливую дремоту. Посмотрел на Днепра и спросил: "Как, друг, не замерз?" Днепр, обласканный вниманием хозяина, завилял хвостом и, натягивая поводок, рвался вперед по знакомой дозорной тропе. Абый шагал за ним, не сводя глаз с той стороны.
Инеем была подернута земля. Утренняя свежесть холодила щеки, и слабый ветер гулял по колючим массивам кустарников, чуть колебля ветки. Медленно расцветало. День устанавливался сухой. Ничего подозрительного абый не увидел и не услышал. Вскоре тропа вывела его из кустарников, впереди было открытое пространство, через которое пролегала накатанная дорога к покосам в пойме реки Мургаб. Вдруг Днепр как-то забеспокоился и рванул поводок в направлении дороги, которая лежала левее дозорной тропы. Абый приспустил поводок и побежал за Днепром. Собака бежала по дороге, где через некоторое время Фаткрахман абый отчетливо увидел фигуру отдыхающего на обочине афганца в чалме и стеганом халате. Абый дал команду "Фас", собака, взрывая утреннюю тишину, раскатисто залаяла и пошла на захват нарушителя. А со щелчка досланного абыем патрона в патронник ППШ, панорама его жизненного пространства вдруг сузилась до клочка родной земли, на которой стоял вражеский лазутчик. А военная судьба абыя в такт работы сердца начала отстукивать роковые секунды исхода поединка с нарушителем государственной границы СССР. Абый уже весь был во власти предстоящего боя и, подойдя поближе, скомандывал: "Стоять, руки за голову, стреляю без предупреждения!" Афганец, безоговорочно выполнив все команды, встал как вкопанный, внимательно рассматривая голубыми глазами абыя. Фаткрахман абыя немного смутил европейский внешний вид нарушителя, но он строго в соответствии с уставом, показав рукой заданное направление для движения, лично отконвоировал задержанного нарушителя на заставу. По дороге абый жестко пресек попытку задерженного спеть на чистом русском языке песню "А дорога фронтовая, не страшна нам бомбежка любая"
Через несколько дней начальник заставы перед строем зачитал приказ по отряду "О умелых и решительных действиях старшего наряда седьмой пограничной заставы ефрейтора Кушмухамметова Фаткрахман Файзрахмановича при задержании и сопровождении нарушителя государственной границы и поощрении его краткосрочным отпуском с выездом на Родину". Это было довольно высокое признание солдатского подвига на границе и, пожалуй, самая желанная награда для нашего абыя.
Седьмая застава, нависая над границей, как бы бережно накрывала ее своей тенью от знойного палящего солнца, злых дождей и колючих ветров Туркмении и жила по традициям большой и дружной семьи, где солдаты без зависти и злости, искренне радовались удачам боевых друзей, сопереживали промахам и поровну делили небольшие солдатские радости и тяготы пограничной службы. Вот и весть о поощрении нашего абыя краткосрочным отпуском внесла какое-то оживление в размеренную жизнь маленького гарнизона. Ребята, зная, что абыя дома ждут жена, сын и многочисленные братья и сестры, начали всей заставой тщательно готовить его в отпуск. Ему несли самое дорогие и ценное, что было у солдат заставы: старинные серебряные шпоры, кавалерийскую шинель из офицерского сукна, на заказ сшитую зеленую фуражку и т.д. Но самое главное, с молчаливого согласия Боцмана ребята в запретной зоне собирали фисташковые орехи, мыли, чистили, сушили и, продавая туркменам по 18 рублей за килограмм, собирали нашему абыю деньги на подарки родственникам и проезд домой.
Заканчивался очередной учебный год боевой и политической подготовки. На седьмую заставу с инспекторской проверкой прибыла группа офицеров из вышестоящего штаба. Над отпуском абыя нависла серьезная угроза. В течении целой недели суровые и беспристрастные офицеры пытались объективно оценить одиночную подготовку каждого солдата и боевой готовности заставы. Венцом, т.е. завершающим итоговую проверку звеном, были боевые стрельбы, к которым усиленно готовились личный состав и офицеры заставы. Начальник заставы, случайно встретив абыя на тропинке, ведущей к вольерам собак, строго предупредил его: "Если плохо отстреляешь, домой не поедешь". Эти по-доброму и даже с какой-то отеческой заботой сказанные слова бати заставы повергли нашего абыя в психологический шок, что было совершенно некстати перед ответственными стрельбами. Но стрельбы в соответствии с военными планами неотвратимо наступали. И наш абый, без привычной улыбки на лице, по команде начальника заставы "К бою!", четко вышел на огневой рубеж и принял изготовку для стрельбы с колена. Со стороны было видно, что абый волнуется и не может сосредоточиться на задачах учебного боя с боевой стрельбой. Абый закрыл глаза. Секунды казались вечностью, и он до хруста в пальцах сжав холодный ствол автомата, сам себе скомандовал:" Собери нервы в кулак, казак!", а беспорядочная стрельба на линии огня, вернули абыя из виртуального мира на грешную землю. И он, привычным движением руки, дослав патрон в патронник, вонзил свой острый взгляд через прицельную линию в центр и нижний срез грудной мишени, одновременно плавно нажимая указательным пальцем на спусковой крючок. Автомат дернуло и уверенные разящие бумажного врага выстрелы абыя прозвучали один за другим. А дальше все было как в сказке. Отличный результат 28 очков из 30 возможных, искренние поздравления друзей, сдержанное рукопожатие Боцмана и включенный зеленый светофор для паровоза, который должен увезти нашего абыя в родные края. Итоговая проверка подтвердила высокий уровень подготовки нашего абыя, и на собрании личного состава замполит вручил ему сверкающий знак отличного пограничника. Препятствий больше никаких не было, и наш абый, наконец-то, сел на поезд, идущий в Россию.
Поезд стоял на станции и как застоявшийся конь беспокойно пыхтел, гудел и как змей Горыныч накрывал платформу густым паром, а затем как бы оттолкнувшись от пограничного столба границы, дал протяжный прощальный гудок и медленно отошел от глинобитной платформы маленькой станции. Абый, удобно расположившись в комфортабельном купе трофейного вагона, углубился в собственные думы и сделал попытку смоделировать будущую долгожданную встречу с семьей, но, к сожалению, ясной картины не получилось, так как два года было прожито в разлуке, много воды за это время утекло из Туркмении в Афганистан по быстрой пограничной реке Мургаб, многое пришлось пережить абыю на тревожных тропах границы и, поэтому,тепло уютного купе быстро обволакивало абыя и он впервые за годы перетянутые солдатским ремнем, не чувствую груза постоянной тревоги и ответственности, просто погрузился в глубокий сон. А поезд тем временем, мерно постукивая колесами на стыках дороги, змейкой тянулся сначала по небольшой холмистой местности, покрытой редкими зарослями саксаула и гребенчука, а затем, втянувшись в полупустынный ландшафт, двигался на северо-запад к г. Мары, то набирая скорость, то притормаживая на Аллахом забытых среди бесконечных песков полустанках Средней Азии. В г. Мары поезд прибыл рано утром и осторожно, боясь ошибиться, скользил к перрону вокзала по сложной паутине стальных нитей узловой станции. Через несколько дней поезд благополучно доставил абыя в г. Оренбург, который встретил его, как и проводил, крепкими декабрьскими морозами. Абый как только вышел из теплого купе на мороз, сразу смог по достоинству оценить преимущество русской шапки-ушанки над лихой пограничной зеленой фуражкой.
От деревянного грузового моста через р. Урал абыя подобрала до Краснохолма видавшая виды старенькая полуторка с веселым неунывающим водителем, который до самого Краснохолма не умолкая рассказывал абыю свои бесконечные дорожные приключения. Центром села Краснохолм и его главным ориентиром для жителей близлежащих сел была столовая. Там людей встречали после долгих путешествий, оттуда провожали на автобусах в город. И, наконец, запоздалые попутчики у буфетчицы столовой всегда могли получить достоверную информацию о наличии подвод. И поэтому наш абый, поблагодарив водителя полуторки, заспешил к столовой. Короткий зимний день заканчивался, и подводы, приехавшие в район по делам в это время, специально подъезжали к столовой, чтобы забрать в село случайных попутчиков. Абыю повезло, на площадке столовой стояла подвода работника сельсовета Бекитеевой Зайтуна. На розвольнях лежал огромный постовой тулуп. Так что абый, надежно защищенный от мороза овчинным тулупом, ничего не подморозив, сначала прибыл в отцовский дом, где его встретили счастливые мама и Макфия абкай, куда позднее из правления колхоза прибежал отец, а из школы Марьям женги.
Все искренне радовались прибытию на заслуженный отдых героя пограничника, а Марьям женги, как мне показалось, наконец-то обрела душевный покой. По желанию абыя на вечере встречи в родовом доме отца были только близкие родственники. Абый в великолепной военной форме выглядел молодцевато, а его серебряные цокающие старинные шпоры просто потрясли детвору и как целительный бальзам легли на сердце самого знатного кавалериста села нашего мудрого отца Файзрахман Зангировича. Вечер проходил спокойно, в духе теплого семейного ужина. Тема для разговоров были разнообразными и бесконечно тянулись в приятной для всех повествовательной форме. Маленький Рафаэль гордо восседал на коленях абыя и внимательно изучал начищенные до блеска медные пуговицы на двубортном кителе отца, а женги без отрыва смотрела на своего красавца, боясь, что это прекрасное явление ее любимого мужа может исчезнуть, растворившись как утренний туман. Считанные дни краткосрочного отпуска абыя проходили в суете татарского гостеприимства и утомительных застолий то в Чесноковке, то в Н. Озерном, и к сожалению, пролетели быстро, незаметно для всех. А для двух стосковавшихся и любящих сердец это был как короткий утренний сон, как перистое облако, через которое они вместе прошли, слегка освежившись и не сумев до конца утолить жажды от пылающей в их душах страсти.
Всем известно, что "время" категория философская, и оно неумолимо бежит, летит, изменяет окружающий мир, расширяет или ограничивает параметры судьбы человека. Время - это деньги. Человек с рождения живет во времени и управляется временем. Вот и наш абый, находясь во власти времени после окончания отпуска вновь уехал охранять самые южные рубежи Отечества. Приехав на, ставшую уже родной заставу, абый доложил начальнику заставы о своем прибытии из краткосрочного отпуска и заспешил к своей собаке и лошади. Днепр, увидев хозяина, виляя хвостом, забегал по вольеру, таким образом, показывая свою любовь и преданность абыю. В народе говорят, что собака - лучший друг человека, и это абсолютная правда, потому что никто лучше, чем собака не умеет хранить память о своем друге. Яркое подтверждение тому было поведение Днепра после отъезда абыя в отпуск. Днепр проявлял большое беспокойство, глаза были печальные и все время что-то искали, он стал агрессивным и к своему вольеру никого не подпускал. Кормили его не заходя, по специально придуманной дистанционной технологии. Абый привычным движением пальцев сбросил крючок и зашел к Днепру, который с радостным лаем кинувшись на абыя, как только не проявлял свои искренние собачьи чувства: подпрыгивал на четырех лапах, обнимал, лизал лицо, а то опять с веселым лаем принимался бегать вокруг абыя. Вот такая это была удивительная встреча человека и собаки после даже не долгой разлуки. Не менее трогательной была встреча абыя с Орликом. Тепло и сердечно встретили абыя и боевые товарищи, которым он привез много сладких подарков: чакчак, лаваш, паштет, изготовленные искусными руками Макфия абкай. Вечером, когда на военных линиях связи нагрузка немного спала, абый позвонил Муканаеву Гафуржан абыю, который служил на соседней заставе и подробно рассказал ему новости родного села и передал приветы от родственников и друзей. На следующий день абый в полном боевом снаряжении: автомат, бинокль, шашка, оседлав своего боевого коня Орлика и держа на поводке счастливого Днепра, уже стоял на священном ритуале заступления пограничного наряда на охрану и оборону государственной границы СССР. И вновь Фаткрахман абый, оказавшись в круговороте пограничных забот, потерял счет времени, покой и полноценный сон.
В мае 1951 года на седьмую заставу прибыло молодое пополнение. И наш абый, став наставником молодых пограничников, щедро передавал им свой богатый опыт службы на границе, навыки талантливого следопыта и терпеливого инструктора собаковода. К осени передав все, что сами знали, умели и имели старослужащие солдаты и абый в том числе, были отправлены в Тахта-базар для последующего увольнения в запас и организованной отправки к местам призыва в военном эшелоне. В Тахта-базаре абый наконец-то встретился с другом Муканаевым Гафуржан абыем, с которым они просидели почти до утра в ленинской комнате за воспоминаниями о прошлых ратных делах на границе. Ведь прожито друзьями вдали от родных и близких три самых лучших года из периода их цветущей юности и им было о чем поговорить и что вспомнить.
Через несколько дней эшелон уже катил ребят, отслуживших на границе, в родное Оренбуржье. Дома абый и Гафуржан абый денек-другой отдохнули и вернулись в родную МТС, в свои тракторные бригады. Абыю достался старенький трактор "Универсал". Если приглядеться к этой машине со стороны, она небольшая, опирается на металлические колеса, задние - ведущие - больше диаметром, чем передние в рост трактора со стальными шпорами, двигатель пятнадцатисильный, прост по конструкции и неприхотлив в эксплуатации. Кабины нет. Жесткое металлическое сиденье находится между колесами. Ехать тряско, работать жестковато. Но именно с этим и тысячами других тракторов в село пришла новая жизнь, новые отношения, новая высокая культура земледелия. Эти маленькие трактора навсегда оторвали крестьян от вековой сохи, приобщив их детей к сложной технике и новой технологии работы с землей. Более трех лет отработал наш Фаткрахман абый за штурвалом этого верткого маленького трактора, и за этот период он в совершенстве сумел овладеть довольно сложной профессией тракториста. Его опыт складывался по крупинке от столкновения с каждым бугорком и впадиной на поверхности поля, с дождем и засухой, золотыми нивами и налитыми колосками, с каждым нездоровым чихом трактора и его остановкой в борозде. И всегда наш абый к своей работе относился добросовестно и с большим творческим интересом осваивал новые знания из области аграрных машин, эксплуатации агрегатов, технологии и организации работ тракторных агрегатов, а также почвоведения, агротехники и растениеводства. Но, к сожалению, все течет, все меняется. И за время службы абыя в армии произошли просто поразительные изменения в техническом оснащении сельскохозяйственного производства. В МТС начали поступать новые, более совершенные гусеничные трактора ДТ-54, С-80, сельхозинвентарь, машины и оборудование. Абый понимал, чтобы управлять новой техникой и агрегатами нужны новые знания, новый уровень подготовки, и это обстоятельство вынуждало абыя всерьез задуматься о пополнении знаний и переучивании на новые трактора. После нового года, директор МТС Шмелев Василий Григорьевич вызвал к себе абыя и Гафуржан абыя в кабинет. Настроение у директора было хорошее, шутил, смеялся, поинтересовался о жизни в краях, где они служили, а затем объявил им, что в МТС в марте поступают два новых трактора ДТ-54, и есть мнение руководства послать в Покровку на переучивание их двоих. И это был тот редкий случай, когда мечты молодых механизаторов и мнение начальства, наложившись, вызвали настоящее ликование в душах и сердцах видавших виды пограничников. В Покровке учебный процесс был организован на очень высоком уровне. Для переучивания была создана учебно-лабораторная и полигонная база. Квалифицированные преподаватели и мастера умело обучали курсантов тонкостям и нюансам ремонта и эксплуатации гусеничных тракторов. Социальные и бытовые условия были хорошие: трехразовое питание, обмундирование, оплата квартиры и стипендия 450 рублей. Всего было достаточно, только учись! И наши чесноковцы учились, поражая всех своими глубокими знаниями. Через три месяца, закончив с отличием переподготовку, вернулись в родную МТС и получили новенький сверкающий свежей заводской краской ДТ-54, который по дизайну, эксплуатационной надежности техническим характеристикам до сих пор среди тракторов своего класса остался непревзойденным. Абый, приняв и обслужив трактор со сцепкой из трех сеялок вместе со сменщиком Мунаневым Зайнулла Гайфулеевичем выехал на весеннее-полевые работы.
Нелегок и необычен труд земледельца, интересна и своеобразна его жизнь. Работу крестьянскую не разложишь поровну на каждый день. Наступает момент и ее требуется столько, сколько нужно земле. И тогда ее не измеришь на светом дня, ни усталостью.Но как прекрасна земля, похорошевшая от праведных трудов хлебороба во имя земли-кормилицы.
Ночь. Странное причудливых очертаний чудище, послушное умелым рукам нашего абыя, ползет по степи, разрезая ночь на темно-синие куски прожекторами своих фар. Кажется, что во всем мире остались только крупные далекие звезды в небе и два сердца, что стучат на земле - абыя и трактора. Этот первый ночной сев абыя - настоящее священнодействие, когда круг за кругом, опустошая бункера тракторных сеялок, ровными рядками ложится подготовленное отборное семя на благодатное вспушенное ложе пашни, чтобы дать дружные всходы, налиться янтарным зерном в золотых колосках и накормить всех людей душистым караваем нового урожая.
Четыре долгих года абый водил свой ДТ по полям колхоза им. Буденного и, преодолевая непогоду, неподатливость земли и упрямство своего трактора, пахал землю, бороновал, сеял, убирал хлеб и был счастливым человеком от ощущения своей причастности к великому братству трудящихся во имя родной земли. Все четыре года абый усердно постигал секреты своей непростой профессии, осваивая ее в комплексе: трактор, агрономия, агрегаты, орудия и машины всей сложной технологической цепочки сельскохозяйственного производства, Фаткрахман абый постепенно стал признанным и уважаемым трактористом, передовиком производства.
В начале 1955 года директор МТС вновь приглашает абыя в свой кабинет и объявляет ему, что руководство МТС решило послать его в Покровку на годичные курсы бригадиров тракторной бригады. Это было очень высокое доверие, и абый, не задумываясь, согласился, хотя точно знал, что учиться будет не легко, так как требование к общеобразовательной подготовке курсантов было не менее семи классов. Время было строгое, послаблений в период учебы курсантам никто не давал. Требования к знаниям курсантов преподаватели предъявляли высокие. Так что абый такие науки как алгебра, геометрия, черчение и физику постигал бессонными ночами, параллельно с искусством управления тракторными бригадами и производственными процессами в первичном звене управления. А наша терпеливая Марьям женги, опять оставаясь одна, ждала своего любимого мужа и воспитывала уже двух своих сыновей Рафаэля и маленького Алика.
После успешного окончания курсов, абый получил диплом бригадира тракторной полеводческой бригады и был назначен приказом директора МТС участковым механиком обслуживать колхоз "Борьба за мир". В распоряжении абыя круглосуточно находилась походная ремонтная мастерская на базе ГАЗ-51 и водитель-слесарь. И носилась эта походная техническая помощь по пыльным степным дорогам от одного больного трактора к другому, не зная ни дня, ни ночи. Как механик, абый должен был знать все марки тракторов, определять их неисправности и чинить прямо на борозде. Однажды, катаясь с абыем на его походной машине, я видел, как в борозде стоял одинокий заглохший трактор, а под трактором в тени лежал тракторист. "Что случилось?". Он ответил: "Застучал двигатель". Дав необходимые распоряжения водителю по подготовке инструментов и запасных частей, абый вместе с трактористом, засучив рукава, полностью разобрали двигатель и ночью под светом фар машины вручную шлифовали коленчатый вал, притирали клапана и меняли вкладыши. И уже утром, когда красной краской выкрасило восток, трактор сначала крепко чихнул, выплюнув из выхлопной трубы сноп огня, а затем ровно зарокотал. Абый внимательно прислушался к работе двигателя и, довольный результатом, скомандовал: "Вперед!" Трактор загудел и пошел вдоль борозды, закрашивая желтый фон стерни черной полосой вывернутой плугом земли. А абый стоял и смотрел, как с его помощью победивший недуг трактор снова резко бежал по земле, помогая людям. Перехлестнувшие эмоции - минутная слабость абыя; и опять дорога, короткий сон во время переезда и снова работа до седьмого пота и кровавых мозолей на руках за душевное спасибо тракториста. Вот характерный срез небольшого отрезка насыщенного событиями рабочего дня нашего абыя - интеллектуального труженика полей, мастера - золотые руки, который легко на слух определял болезни любых марок тракторов и всегда своевременно и успешно лечил их.
В 1956 году на историческую родину директором Чесноковской МТС с. Акбулака вернулся Герой Социалистического труда Кушмухаметов Гариф Зарифович, очень уважаемый нашим отцом и всеми нами близкий родственник - Гариф абзый. Человек он был незаурядный, строгий и взыскательный начальник, талантливый организатор, душевный и заботливый руководитель предприятия. У него был дар предвидения и потому он всегда работал на опережение предстоящих событий или надвигающихся политических абсурдов, спасая производство и людей от беды.
Как-то абый утром в конторе получал наряд - заявку на ремонт тракторов, Гариф Зарифович, увидев его, сказал: "Зайди ко мне". Абый, волнуясь, зашел в кабинет директора, где его сердечно встретил Гариф абзый и в теплой беседе раскрыл ему, что МТС скоро не будет, а будет только отделение и в связи с этим, я тебя направляю в колхоз им. Буденного бригадиром тракторной полеводческой бригады вместо Абсолямова Гайнеттина Идрисовича.
Сложное и непредсказуемое было время в период управления страной Н.С. Хрущевым. Как инновационная государственная политика реформ проталкивались в реальный сектор экономики сельского хозяйства сомнительные, лишенные всякого здравого смысла идеи. Занесен был меч безумия и над МТС, потом имевший точно спрогнозированные и ожидаемые авторами проекта печальные последствия для крестьян: разорение и ликвидация родных колхозов, безнаказанное разворовывание оставшегося имущества кучкой местных негодяев. Вот эта простая схема отторжения государства от аграрного сектора через уничтожение МТС и родила всепожирающего хищного монстра, любовно названного прорабами перестройки "диспоритет цен", которая быстро разорила и кинула некогда сильные с устойчивой экономикой колхозы в бездну долговых ям.
Это было потом, а сегодня Фаткрахман абый, оказавшись в эпицентре этих преобразований, круто изменивших его судьбу, увел из ликвидированной МТС трактора и механизаторов в колхоз, где председателем был наш отец Файзрахман Зангирович. Эйфория от приобретенных в собственность тракторов и технологических агрегатов к ним у колхозов прошла быстро, потому что квалифицированный ремонт, грамотная эксплуатация и содержание этого богатства требовало создание в колхозах дополнительных специфических структур с незнакомыми для колхозов функциями: органы материально-технического снабжения, ремонтно-технические мастерские, машинные дворы, склады запасных частей и горючесмазочных материалов, походные эксплуатационные и ремонтные службы и т.д. Разумеется, все это тяжелым бременем легло на экономику колхозов и роковой удавкой сдавило шею раскрепощенного крестьянства. Четыре года абый возглавлял тракторную бригаду. В тяжелейших условиях дефицита запасных частей, инструмента и ремонтных материалов, он умудрялся держать все трактора бригады в борозде, добиваясь отличных производственных показателей при вспашке зяби, бороновании, севе. Не одну грамоту получил достойный сын из рук благодарного отца - председателя колхоза. Десятки тысяч гектаров зачерненной, вспаханной и выровненной зяби, вспушенной подготовленной к севу и засеянной пашни осталось за плечами молодого бригадира - коммуниста.
Вскоре на базе бывшей МТС для оказания платных услуг колхозам по ремонту сложных агрегатов трактора и проведения квалифицированного технического обслуживания техники в колхозах было создано Чесноковское отделение сельхозтехники, которую возглавил Мазитов Нугман Хасанович - грамотный инженер и хороший руководитель. Как говорится, было время разбрасывать камни, наступило время их собирать. Нугман Хасанович, глубоко понимая, что кадры решают все, начал приглашать на работу ведущих специалистов МТС, в том числе и абыя, на должность участкового механика. Два дня заседало правление колхоза "Пугачев", обсуждая просьбу директора СХТ Мазитова и заявление ведущего бригадира колхоза с просьбой о переводе абыя для работы в сельхозтехнику. В конце концов, просьбы были удовлетворены, и наш абый вновь возвращается на свою прежнюю работу участковым механиком теперь уже СХТ. На радостях Мазитов Нугман Хасанович вручил Фаткрахман абыю новенькую походную мастерскую на базе ГАЗ-63, а коммунисты отделения единогласно избрали его секретарем первичной партийной организации, которую он бессменно возглавлял до ухода на пенсию. Водителем на новую походную машину был назначен Даминев Асват Мирсаитович, который при личной беседе очень тепло отозвался о годах совместной работы с нашим абыем, дав очень высокую оценку его душевным качествам и уровню профессиональной подготовки, назвав его мастером своего дела. Несмотря на большую нагрузку на работе, абый, как главный коммунист, вел огромную общественно-политическую и воспитательную работу среди коммунистов и молодежи отделения сельхозтехники. Кроме того, абый был преподавателем и мастером в Чесноковском филиале Кардаиловского училища механизации, где он щедро передавал весь свой богатый опыт курсантам училища, многие из которых позже стали знатными механизаторами и до сих пор добрым словом вспоминают своего первого наставника и учителя, открывшего им путь в мир рокочущих моторов.
Абый до восхода солнца уходил из дома и в сумерках возвращался домой. Дома его, как всегда, у порога встречала заботливая и любящая жена - мать уже четверых его детей: Рафаэля, Алика, Рустама и единственной и, пожалуй, самой любимой дочки Гульшатки. Абый по-особому трепетно и нежно любил своих детей и старался, чтобы у них было все: приличная одежда, обувь, школьные принадлежности для учеников и необходимые игрушки для маленьких. Особенно абый, переживший полуголодное детство, заботился об обеспечении своей семьи качественными продуктами для организации полноценного питания семьи. Когда у абыя было свободное время, он сам увлеченно готовил на кухне потрясающе вкусный борщ и это правда, потому что я сам неоднократно ел и восхищался этим необыкновенно вкусно приготовленным эксклюзивным блюдом абыя. Позже, уже повзрослевший, старший сын Рафаэль скажет отцу: "Может, отец, иногда что-то у нас из одежды было не по моде или не по росту, это можно понять, потому что мода менялась, а мы росли не по дням, а по часам, но никогда и никто из твоих детей не испытал чувство голода, спасибо тебе за это". Много душевной теплоты и ласки и ничем не измеренного материнского труда вложила в своих детей и наша любимая Марьям женги, чье неизменное гостеприимство, открытая улыбка и щедрое сердце привлекали меня и моего младшего братишку Равиля, и мы иногда целые дни проводили в доме абыя, играя с нашим племянником Рафаэлем.
Каждого человека жизнь беспристрастно испытывает на прочность, на что он годится, а, испытав, по-своему метит людей своим клеймом. Люди также могут распознаваться, когда вместе с ними съедаешь пуд соли, но этот путь долгий и может быть даже опасный. И вот я, проводя небольшие исследования прозвищ, пришел к удивительному выводу, что у нас в селе по жизни, приобретенные людьми "клички" представляют собой ни что иное, как дешифрованную внутреннюю суть человека, его духовную и нравственную содержательную часть. И на основании знания прозвищ людей можно почти безошибочно определить с кем имеешь дело и как лучше с ним говорить. Нашего абыя в народе кличут "Петр I", где и когда она к нему пристала даже сам абый не помнит. Но она крепко за ним закрепилась и на мой взгляд не случайно. Поразительное внешнее сходство, особенно когда абый на коне; стремительная походка, резкие движения, развитая мимика лица, заразительный смех; властный и проницательный взгляд; повелительный и безапеляционный тон в разговоре; беззлобность и душевная щедрость; надежность, личное мужество и отсутствие страха и т.д. Исходя из этого, можно предположить, что совокупная оценка черт характера нашего абыя когда-то совпала с образом великого Петра, увиденного селянами в кино и с тех пор мужики в своей среде любовно называют его Петром. С надежностью и мужеством абыя я лично сталкивался не раз, но один эпизод из совместно пережитого с абыем события хочу привести как яркий пример его отважного характера.
В Оренбуржье наступала бурная весна. Ручейки, степные и горные речки устремили свои вешние воды в седой Урал, который, охмелев от половодья, заревел, застонал и помчал свою мутную вспененную воду к морю. По всей своей длине недружелюбная и злобная река, выйдя из берегов, неистово буйствовала. Опасное это было время. Я, ничего этого не зная, спокойно ехал в очередной отпуск и, попивая ароматный чай из стакана с серебряным подстаканником, телеграфировал маме, чтобы меня встречали с лодкой на берегу Урала. Как говорят, если есть место подвигу, то герой обязательно найдется. И этим героем в очередной раз оказался Фаткрахман абый. Только он мог решиться на это безумие ради своего братишки. Мама сказала: "Надо!", абый сказал: "Есть!" и, не думая о возможных трагических последствиях, как и много лет назад на границе, решительно шагнул в бушующий водоворотами, льдинками, бревнами водную стихию. А я в это время шел через подтопленные луга, иногда пересекая водные язычки по колено или по пояс в ледяной паводковой воде. Особо опасным оказалось устье реки Черная, запелененное в холодные ледяные нагромождения, на которую два современных бомбардировщика с кабрирования сбрасывали огромные черные фугасные бомбы, пытаясь бедную, крохотную речушку освободить от ледяного плена. Наконец я, прорвав, умело созданной природой стойкий оборонительный рубеж, вышел на крутояр Урала, где на зеленеющей лужайке закрыв глаза кепкой, отдыхал Фаткрахман абый. Радость встречи двух братьев была сдержанной, но искренней. Солнце, алой краской выкрасив запад, пыталось закатиться за сырт и надежно спрятаться за маячной горой. После короткого рукопожатия, мы с абыем заспешили к лодке. Живой мир большой воды бушевал на реке. Абый, как-то спокойно отвязав лодку от прибитой к берегу большой коряги, оттолкнулся веслом от нее и сел за весла, а я, впервые оказавшись во власти страшной водной стихии, чувствовал себя не совсем уютно. Долго скреблись мы на веслах вдоль левого берега, линия которого была прочерчена вершинками сплошного берегового лозняка, пока не поднялись выше устья реки Чесноковки. За бортом ворчала недовольная нашим упорством река. Абый поставил нос лодки под острым углом к течению и, удерживая ее в таком положении, повел лодку на другой берег. От перекатов, как бы вырвавшись на простор, шла сильная вода, которая вмиг развернула и поволокла нашу ветхую лодчонку вниз по течению. Полная вода с остервенением била по крутояру горбом выгнувшейся реки. С подмытых яров осыпалась и гулко шлепалась в мутную воду реки огненно-красная каменистая глина. Лицо абыя стало сосредоточенным, он постоянно крутил головой и, корректируя положение лодки, с каким-то отчаянием и упорством бил веслом по взволнованной воде. Но лодка шла как норовистая лошадь, и слушаться его вовсе не хотела. Я посмотрел на другую сторону реки. В деревне уже начали зажигаться редкие огни, а по гребню крутого берегового склона на фоне остывающего заката бегала, кричала и размахивала руками Марьям женги, пытаясь хоть как-то поддержать и помочь нам в неравной схватке с водной стихией. Абый, как опытный боец, ни на секунду не расслаблялся и яростно продолжал бить веслами по мутной воде. Лицо его заливало потом, утереться и немного отдохнуть было некогда, одышкой раздирало грудь. И вот казалось бы, уже на пределе человеческих возможностей, невероятными усилиями воли абыю все-таки удалось вырвать лодку из стрежня волны и направить ее в затишье на месте старой паромной переправы. Лодка тихо причалила к берегу, сумерки зачернили спокойную гладь воды в затоне. Абый как-то обмяк и несколько секунд сидел молча, погрузившись в свои думы. Мы были как после боя в состоянии крайнего возбуждения. Адреналин еще продолжал гулять по закоулкам нашей души и периферии нашего измученного тела, пока мы с абыем за шикарным столом Марьям женги, не сняли стресс, выпив по граненой рюмке настоящей белоголовой московской водки. Вот так благополучно закончился еще один опасный эпизод в жизни Фаткрахман абыя.
Шесть лет проработал участковым механиком в отделении сельхозтехники наш абый, обслуживая три крупных колхоза Приуралья: "Борьба за мир" с. Н. Озерное, "им. Пугачева" с.Чесноковка, и "им. Ленина" с. Зубочистка I. Этот период жизни и работы абыя был весьма насыщенным и интересным по содержанию, но, к сожалению, мы в дальнейшем ограничимся кратким описанием наиболее важных и знаковых событий в судьбе нашего абыя.
В 1975 году абыя повысили в должности, назначив инженером по снабжению Чесноковского отделения сельхозтехники. Должность снабженца была ответственная и предполагала постоянные краткие суточные разъезды на грузовой машине по району и области, а также длительные служебные командировки на базовые заводы-изготовители тракторных запасных частей в г. Харьков, г.Волгоград, г.Владимир, г.Павлоград и др. Абый был талантливым и очень предприимчивым снабженцем. Удача ему сопутствовала во всех его командировках, и он, удовлетворив все свои заявки до последнего болтика, привозил домой все, что было необходимо производству. Кроме того, зная деловитость, большие связи и возможности абыя в сфере снабжения, к нему поступало много неформальных заявок от жителей села на поставки населению разной сантехнической арматуры, труб для газификации, водопровода, отопительных контуров и т.д. И абый, делая людям добро без всякой корысти, за огромное человеческое спасибо, привозил им все, что они заказывали. И в этом плане абый не был исключением, потому что так раньше жили на селе все, бережно храня сложившиеся добрые традиции, сердечные и бескорыстные отношения между людьми.
Вскоре абыю самому пришлось испытать отзывчивость и чувство глубокого сострадания односельчан к чужой беде. Когда, однажды приехав из очередной командировки, он на месте своего дома обнаружил пепелище, в центре которого в безутешном и тяжком горе застыла Марьям женги с дочкой Гульшаткой. Пожар ничего не пощадил, уничтожив все, что абый с женги накапливали годами, где каждая вещь и даже ложка имели собственную историю, потому что добывались они в трудах праведных, за рубли, крепко политые крестьянским потом. И потянулись к погорельцу люди со всего села, кто с подушкой и одеялом, кто с деньгами, кто с кастрюлями и посудой. Серьезную базовую помощь оказали сельхозтехника и колхоз "им. Пугачева". До наступления холодов дом был построен, краше прежнего и на первое время в доме было все для нормальной жизни. И в этой связи хочется сказать душевное спасибо всем односельчанам, чья поддержка и своевременная материальная помощь помогли семье абыя пережить эту страшную беду.
В 1988 году рабочие Чесноковского отделения сельхозтехники в торжественной обстановке проводили абыя на заслуженный отдых. Тринадцатилетним мальчиком начал свою трудовую деятельность наш абый. Сорок семь лет он добросовестно трудился на колхозном производстве, в МТС и сельхозтехнике. До войны закончив всего три класса татарской школы, абый все эти годы учился у жизни, повышал знания на курсах и грыз гранит науки самостоятельно, только чтобы не остаться на обочине научно-технического прогресса. И вы, прочитав эту книгу, стали свидетелями его поразительного карьерного роста от погонщика быков до ведущего инженера по снабжению крупного современного предприятия. Это, на мой взгляд, был закономерный результат его самоотверженного труда, непрерывной и успешной многоступенчатой учебы на протяжении всего периода его трудовой деятельности. И сегодня, находясь на пенсии, наш абый никогда не ограничивал себя двором, домом. Он с ранней весны и до глубокой осени рыбачит на одну удочку в пруду или на Урале. Только за период отдыха на пенсии абый сменил три мотоцикла. И даже в свои 78 лет позволяет себе с ветерком прокатиться по селу на быстроходном и мощном мотоцикле "Урал", разрешая хозяйственные проблемы семьи. Почти до 70 лет абый выезжал на покосы в редут, где жил в шалаше на берегу реки Урал и всегда впрок заготавливал сена для скота своего подворья. Зимой он был самый активный член клуба ветеранов труда с. Чесноковка.
В 1996 году после непродолжительной, но тяжелой болезни безвременно ушла из жизни надежная и верная спутница, настоящая боевая подруга абыя Марьям женги. Ушла, оставив самые добрые и нежные воспоминания у мужа, детей, близких родственников и светлую память у многочисленных учеников, коллег по работе и благодарных читателей школьной библиотеки. До последней минуты своей жизни Марьям женги продолжала заботиться о дорогих ее сердцу людях, и даже когда она поняла свою обреченность, она думала и печалилась не о себе, а проявляла беспокойство за нашего абыя, как он будет жить без нее, без ее постоянного внимания и ухода. И искренне подолгу молилась за него и просила Аллаха, чтобы он не оставил его без своего внимания. С тех пор прошло много времени, у абыя все сложилось так, как она желала и просила всевышнего. Спи спокойно, женги, ты в нашей памяти живее всех живых.
IV. Заключение
Сегодня абыю семьдесят девятый год, но он еще бодр, полон оптимизма и не теряет интереса к жизни. Дети все выросли, у каждого свой дом, своя жизнь, свои проблемы, но они находят возможность приехать к отцу в родительский дом, посидеть, поговорить с ним и посетить могилу матери. Ежегодно на день пограничника в гости к абыю приходит его друг Муканаев Гафуржан с супругой Марьям Ахатовной. В этот традиционный день встреч и воспоминаний бывшие сослуживцы-пограничники целый день проводят вместе в разговорах о годах службы на южных рубежах страны.
Много непонятного произошло за последние годы реформ в России и в жизни наших ветеранов, чьими руками и талантом было создано экономическое и социальное могущество СССР. И они, убеленные сединами и наделенные мудростью прожитых лет, никак не могут взять в толк кому мешал Советский союз, почему созданное руками советских людей несметные богатства в одночасье перешли в руки кучки олигархов, куда делись народные ваучеры, почему крестьян оторвали от земли и, разорив колхозы, лишили их имущественных паев, зачем им дали книжки ветеранов отечественной войны, если эта книжка никакого материального веса не имеет, почему нашему абыю, начавшему работать еще ребенком в годы страшной войны и проработавшего 47 лет на производстве, начислена базовая пенсия всего 1200 рублей.
Как говорят ученые, жизнь развивается по спирали. Вот и сегодня, очевидно, этот порочный философский круг завершился, и простые труженики России вновь заняли свое почетное место в строю мирового пролетариата, став изгоями на собственной земле. И сидят на склоне лет ветераны за чашкой круто заваренного чая и пытаются разобраться в хитросплетениях большой политики, где вопросов больше, чем ответов на них. Но они, рожденные в самые тяжелые годы восстановительного периода, вместе с материнским молоком впитавшие идеи нового социалистического строя, самоотверженно строили это новое общество и отчаянно защищали ее от внешних посягательств. И поэтому их позиция при оценках политиками электората предсказуема, они неизменно в душе симпатизируют, а на выборах единодушно поддерживают блок коммунистов.
Абый, живи и здравствуй до ста лет, радуй детей и нас!