Мышление послушно служит страсти восполнением. Это давний спор, что важнее -- чувство или мышление, страсть или разум. Что или кто? В человеческой жизни эти категории рано или поздно предстают персонифицированными в конкретных людей.
С утра 7-го ноября позвонила Н.В.Меньшикова.
Милая Н.В.! Без сомнения, она звонила по поручению и даже понятно, чьё это было поручение. Но никакая В.М.Фигуровская не могла внушить ей то сочувствие, какое звучало в её голосе:
-- Олег Борисович, я только хочу сказать вам, что все женщины кафедры с вами. Мы все на вашей стороне.
Вряд ли можно было объяснить, как в 10 утра субботы Н.В. могла уже знать, что все они на моей стороне. Вряд ли, да и незачем. Скорее, это просто были слова поддержки.
-- Извините, я не могу сейчас говорить, -- буркнул я и положил трубку домашнего телефона. А что было делать? Разводить нюни? Плясать на площади Согласия в Париже?
Написал К.И.Алексееву и Ю.Л.Троицкому.
Так же по электронной почте в половине седьмого утра в понедельник, присутственный день в Институте Философии СО РАН, отправил сообщение В.П.Горану:
'Добрый день, Василий Павлович!
К сожалению, моя защита не состоялась.
Отзывы оппонентов и ведущей организации были положительные.
Заключения от двух университетов (НГУ и НГУЭУ), где выполнялась диссертация, тоже положительные. Обсуждение, правда, носило не совсем конструктивный характер. Приводились аргументы в духе: "Я диссертацию не читал, но мнение своё имею" (Г.А.Антипов). В.М.Фигуровская закулисно озвучила, что 'Сталина Сергеевна против'. С.С.Розова действительно не присутствовала и отзыв не писала. Диссертация так и лежала на столе у председателя, и никто даже в руки её не брал.
Против проголосовали В.М.Фигуровская, Н.В.Наливайко, О.В.Зиневич, Т.О.Бажутина, Г.А.Антипов, Парщиков, Вальдман. Итого 9 за, 7 против и я не набрал необходимого количества голосов.
Конечно, с диссоветом В.В.Крюкова я больше дела иметь не буду. Но, как говорится, за одного битого двух небитых дают.
Об одних говорят: во всём существе его видно то высокое, покоряющее благородство, которое даёт человеку талант. О других можно смело утверждать обратное, хотя бывает и чудесное преображение личности.
Ответ, на который я надеялся каким-то чудом, так и не был получен.
Зато 9 ноября пришёл ответ от Юрия Львовича Троицкого:
'Дорогой Олег! С грустью воспринял твои новости. Впрочем, я очень
хорошо знаю, что такое Сталина и что такое Олег Донских... Самое
главное - не сдаваться, работа - замечательная и нужно быстро ее
защитить. Я не в курсе, где ещё есть подобные советы вокруг
Новосибирска (ясно, что защищаться нужно в ином месте). Если ты
решишь, что это лучше сделать в Москве, например, в РГГУ, я приложу
все усилия к этому, но мне нужно точно знать все формальные данные по
защите.
Что касается Юрочки [Ю.В.Шатина.--О.К.], то сказать ему нужно, он всё понимает про интриги и прочее. Жду твоего письма с решением. Ю.'
Да, борьба за докторскую степень разгоралась как за место под солнцем. По старым советским понятиям оно так и было и стоило интриг, губительных для всего живого в душевном и физическом плане. Вспоминалось слышанное ещё в ФМШ: процедура защиты подарила трети кандидатов наук язву желудка, половине же докторов -- инсульт или инфаркт. Не случайно в Сибирском отделении Академии наук было открыто специальное отделение медицинской помощи для академиков, член-корреспондентов, докторов наук и членов их семей. Зато весь больной этот доктор наук мог занять место в учёном совете, и не одном, заведовать кафедрой, лабораторией, сектором или отделом, заседать в ректорате и пробиваться дальше -- в академики, в членкоры, в директора институтов, куда положено по номенклатуре. В целом, феодальная эта градация сохранилась и поныне: люди одной, хотя и синтетической, культуры, попав под её влияние, волшебно преображаются и превращаются в носителей образцов уже не свободного творческого порыва, старателей знания, поборников истины, а карьеристов пошлейшего рода. В социальной жизни есть много мест, предназначенных для карьерного роста, но самое пошлое идти ради карьеры не на производство, в политику или, на худой конец, телевидение, а в науку. Согласно Г.П.Щедровицкому, процентное соотношение среди занятых исследовательской деятельностью примерно такое: 2 % креатива -- тех, кто подаёт новые идеи и умеет их защищать, 18 % -- тех, кто понимает вообще о чём речь и способен содержательно критиковать, 30 % моют склянки и лабораторную посуду, даже если облечены учёной степенью, потому что на другое не способны, а 50 % -- карьеристы и наука для них это всего лишь место под солнцем. Выжить среди такого далеко не вегетарианского окружения двум процентам творческого меньшинства возможно только при условии, как отмечал ещё старик Кант, если они смогли обзавестись солидной упаковкой званий, степеней и наград.
Однако вся эта статистика и номенклатура работала, пока была обеспечена весом диплома кандидата или доктора наук -- реальным знанием, креативом, наукой. Система изжила себя окончательно, когда 50 % карьеристов и 30 % со склянками в руках составили 90 % диссертационных советов. Кого они могут воспроизвести? Только себе подобных. И никакие потуги Высшей аттестационной комиссии не помогут: крутое пике плагиата, отсутствие квалификации у 'людей одной культуры' и, главное, установка не пущать всё новое, отличное от них самих, а с этим новым не пущать ни исследователей, ни учёных, предопределили бесславную кончину российской гуманитарной науки. А была ли она? -- спрашивают представители естественных наук. Была и даже памятна именами А.Ф.Лосева, Ю.М.Лотмана, М.М.Бахтина, С.С.Аверинцева, Р.О.Якобсона, Г.П.Щедровицкого, М.К.Мамардашвили -- это из тех, кто выжил, пережил, дописал, высказался. А сколько было таких, кого, как в песне В.С.Высоцкого, высмотрели как 'плод, что неспел, неспел'?
В конце концов, сколько ни было бы имён, одна рука пишет нами, сколь бы разными мы себе не казались или не рисовались друг перед другом. Н.А.Бердяев полагал, что настаёт эпоха творческого завета -- новая религиозная эпоха Святого Духа. Его ли это рука? Не оттого ли 'мы почитаем всех нулями, а единицами -- себя', что зов один, а остальное не суть важно? Эпоха Духа настаёт. Она настаёт везде, где знание становится действительной производительной силой. Везде, но, увы, не в голубой да весёлой стране негодяев с крайней степенью деградации социальных институтов, включая диссертационные советы и образование. Не было ли ошибкой выносить на суд свою исследовательскую работу и вообще связываться с этими людьми, которые полагают, что олицетворяют гуманитарную науку?
'Ошибок не бывает, -- заключил Ричард Бах в повествовании о трансцендентном. -- События, которые мы притягиваем в нашу жизнь, какими бы неприятными для нас они ни были, необходимы для того, чтобы мы научились тому, чему должны научиться. Каким бы ни был наш следующий шаг, он нужен для того, чтобы достичь того места, куда мы выбрали идти'.
Also bat mud dat mud: чему быть, того не миновать.
К концу ноября позвонил В.Г.Мушич-Громыко.
Это был чиновник то ли мэрии, то ли областной администрации, аспирант В.М.Фигуровской, немного моложе своего научного руководителя. Немало усилий и средств потратил В.Г. на поддержку С.С.Розовой, особенно когда надо было положить её мужа Якова Моисеевича Буждана в платное отделение областной железнодорожной больницы, где ему был поставлен диагноз болезни Альцгеймера, а самочувствие С.С. в отдельной палате гостиничного типа пошло на поправку.
-- Скажите, Олег Борисович, вы будете представлять диссертацию на защиту?
-- Вы опоздали. Защита уже состоялась. Проголосовали девять против семи, хотя могло быть трое против тринадцати, так что я ещё легко отделался.
-- Я имею в виду повторное рассмотрение после доработки.
-- В этот же самый совет?
-- Да.
-- К Крюкову и Б.А.Жутиной?
-- Да.
-- Jamais de la vie! Мне что, не хватает полноты впечатлений?
-- То есть не будете?
-- Само собой, нет. Хватило и одного раза.
Узнав необходимое, В.Г. распрощался.
'Творчество не должно быть понижено в качестве для большей общеобязательности, т.е. большей приспособленности к низшим формам общения, -- полагал русский философ, -- это грех против Духа Святого' ('Смысл творчества'). А уж для диссертационного совета ДМ 212.173.12 я тем более не собирался ничего понижать.
В июне 2010-го В.Г.Мушич-Громыко защитил кандидатскую диссертацию по специальности 09.00.01 в том самом совете, о котором он у меня интересовался. Научным руководителем его была В.М.Фигуровская, оппонентами -- С.С.Розова и В.А.Колеватов, перед которым, надеюсь, они тем самым сумели загладить свою вину.
Однако как же ловко С.С. с В.М. подготавливали мероприятия! Одна -- против, другая -- на доведении информации; одна -- научный руководитель, другая -- оппонент, потом меняются. Так и делается 'наука'. Эту бы энергию да в созидательных целях!
-- Подарили камешек, -- показывает С.С. скоплению гостей на домашнем семинаре, -- а я забыла, как называется. Олег, посмотри.
Беру минерал -- белый, полупрозрачный, с параллельными розовыми прослоями. По цвету, блеску и весу, скорее, кремень, как сказал бы всякий литолог. Но надо назвать минерал; параллельные слои выдают оникс.
-- Это оникс, -- говорю с абсолютной уверенностью: всё-таки ещё что-то помню из минералогии.
-- Да, вот эта слоистость в расцветке характерна для оникса.
-- Оникс! -- восклицает она, будто это россыпь драгоценных камней. -- Не может быть!
И когда всеобщее внимание привлечено, добавляет:
-- А мне помнится, говорили что-то другое.
-- Вот этого точно не может быть, -- заверяю я.
-- Ты не ошибаешься?
-- Всегда можно ошибиться, но в этом случае ошибиться тяжело.
Семинаристы недоверчиво разглядывают минерал.
-- Да, оникс это, оникс, -- вдруг вступается за меня Светлана. -- Именно так его называли.
Непредвиденное вмешательство сиделки Якова Моисеевича ломает планы С.С. между делом удостоверить коллег, что в минералогии, а если взять шире, то и в науках о Земле, своей специальности по диплому, я мало что представляю. Об этом я рассудил позднее, тогда же подумал о какой-то странной забывчивости и мнительности профессора: ну да бывает и не такое, в её-то годы!
На одном из обычных теоретических приёмов на кухне хлопнула пробка из бутылки шампанского. В тот же миг С.С. застонала ужасным, тяжёлым, слышным на весь коридор голосом. От Я.М. прибежала сиделка.
-- Что случилось, Сталина Сергеевна?
-- Олег шампанское открывал, пробка вырвалась, -- прикрывая лицо руками, успокоила сиделку С.С., -- испугалась.
Я простецки раскрыл ладонь с пробкой и приступил к разливу вина по бокалам.
-- Садитесь, душенька, выпейте с нами.
-- Нельзя мне, на работе я, -- отмахнулась сиделка и убежала в покои к Я.М.
-- Зачем так испугались? -- решился я открыть рот.
-- А давай-ка тортик нарежем, -- буднично предложила С.С., озадачиваясь на мгновенье: -- Где тут у нас тарелочки?
Всё получилось до того нелепо, что я даже не понял, для каких далеко идущих целей можно использовать подобный прецедент.
Для друга нет круга.
Вот скажет она с тихим вздохом, сидя здесь же на кухне:
-- Тогда он меня и ударил!
-- Да как он посмел! -- ужаснётся собеседник, а может, и не один.
-- Посмел...
С.С. опустит глаза и покажет щёку:
-- Сюда бил. Я кричала. Прибежала душенька и спасла меня. При ней не смел. Сразу остыл, сидел тихо.
-- А потом?
-- Потом выпил и успокоился. И как быть с моими замечаниями? А я столько времени потратила на работу с его текстом. Каждый раз приходит со спиртным. Злится, если не выпьет.
-- Он алкоголик? Вы смотрите, Сталина Сергеевна, наедине с ним не оставайтесь. Это опасно и... не нормально.
-- Он сумасшедший, -- скажет С.С., что вполне ожидаемо, поскольку при тех же собеседниках по телефону она не однажды, по поводу и без повода 'метафорически' заявляла: 'Ты с ума сошёл!' В конце концов я вовсе не метафорически возразил, что говорить так совершенно глупо, ведь я работаю на двух кафедрах, у меня две сотни студентов на трёх потоках, множество приятелей и знакомых, которые могут засвидетельствовать, что я в своём уме, после чего версия с моим сумасшествием куда-то ушла.
Но хлопок со стоном можно было использовать при любом другом развороте:
-- Он негодяй! -- скажет С.С.
-- Так гоните его взашей!
-- Не могу, -- и вздохнёт снова. -- Мы ответственны за того, кого выучили.
-- Даже если это злокачественный мужчина? Нате вам! Учили, учили и приучили! Выучили себе на голову! -- и начнут уговаривать, сочувствовать, предлагать помощь, а потом при встрече в каком-нибудь университете смотрят на меня изменённым, презрительным взором, помалкивают, но ни при каких обстоятельствах не бросят в лицо то, чем С.С. поделилась с ними якобы по секрету. Поделилась-то она именно с ними как раз потому, что знала, как они так же, 'по секрету', составят 'ученичку' репутацию, в которой С.С. опять предстанет как бесконечно страдающая, великодушная сторона. Вот что значит человек десятки лет отдал методологии. Какому Щедровицкому придут в голову такие игры? Разве только П.Г. -- всё-таки на правительство работает.
Что же, все они такие в своём роде бесчестные, хитрые, от лукавого, один только рассказчик -- образец достоинства и высоты духа? Увы, вряд ли это повествование о безупречном герое. Если в какой-то степени я опередил несчастных коллег, ведь со счастья не будешь прибегать к путанным этим затеям, так это в одном: похоже, что мы учились с ними в одном классе много лет, пока меня не перевели в следующий, а они остались всё там же. И даже если мы теперь с ними, говоря словами Ивонина Ю.П., 'люди разной культуры', и творческие силы принадлежат 'иной стадии откровения, иной космической эпохе' (а это уже Н.А.Бердяев), это вовсе не связано с большей личностной святостью, как можно было бы подумать.
'Святости прежде было больше, чем теперь, -- уверяет старик Н.А.Бердяев. -- Ныне оскудела святость в мире, человечество как бы лишилось дара святости. И, если от личной святости ждать нового откровения, религиозного возрождения, то положение человечества безнадёжно, трагически-безнадёжно. Христианство как новозаветное откровение искупления дряхлеет. Христианская кровь холодеет, и тщетно пытаются её подогреть всякими реставрациями. Нельзя искусственно возродить молодость'.
Так что не со святыми несвятые дело имеют. Им, конечно бы, хотелось закрыть, заточить, сгноить, а если поставить к стенке, чтобы, как В.Мейерхольд, кричали: 'Да здравствует революция!' Не тут-то было. Это -- эпоха другого озорства: гадину никак нельзя разубеждать, что она гадина, но, как только возможно, напоминать ей.
Зимним вечером, таким, что 'выпьем с горя, где же кружка', звоню по старой памяти в электротехнический вуз.
-- Фурманова, -- говорю голосом не совсем трезвым...
-- Что такое? -- вскидываются на том конце.
-- Форма гестап-по, -- заикаюсь, -- подошла бы тебе оч-чень к лицу.
Глупость какая, сущее хулиганство, но смешно до сих пор.
Впрочем, как известно, хорошо смеётся тот, кто смеётся последний.
Фурманова больше не брала трубку, а если брала, то молчала.
Зато начались звонки мне, преимущественно по ночам, звонили и клали трубку или немотствовали. Обижаться не приходилось, ведь это я первым позвонил Фурмановой и разворошил осиное гнездо.
Как-то ехидным девичьим контральто спросили:
-- Это семейство Кукушкиных?
Решили, значит, фамилию обыграть.
-- Нет, -- пробасил. -- Это предприятие социальных эстафет вымогательства и шантажа.
Больше вопросов не задавали.
Ясно было, откуда ноги растут, и дабы прекратить весь этот бег на месте, несколько раз перезвонил по горячему следу -- разбудили, чего уж там, так давайте будем теперь не спать вместе, как говорил мой сосед по лестничной клетке.
Поначалу С.С., будто ждала полуночного ковбоя, хватала трубку и звонко ответствовала: 'Алё! Алё!' А говорить было не о чем. Потом обоим это надоело, и на ночь дозвон был отключен.
Звонки прекратились совсем, когда кончился век проводной телефонии.
На кафедре ценных бумаг, где я числился совместителем, происшедшее стало известно из первых уст: одна из секретарей со своей подругой, обе -- бывшие мои студентки, присутствовали на процедуре от начала и до конца.
-- И как ваши впечатления о философах? -- спросил у них после.
-- Неописуемо!
-- Это просто восторг какой-то! -- подтвердила подруга, закавычив фразу на пальцах.
-- Ну, вот такие они люди, -- опечалился я.
-- А мне всё-таки любопытно было бы видеть эту самую дамочку...
-- Какую?
-- Что не явилась и отзыв зажала.
-- Ну, в этом тоже моя вина есть. С самого начала подразумевалось, что С.С. может так поступить.
-- Вот было бы любопытно на неё посмотреть.
Заведуюший кафедрой А.В.Новиков кое-что разведал о предстоящей защите, ибо с какой-то разнузданной улыбкой обещал держать за меня кулаки. Ну, держал, но, видимо, в другом месте.
-- И что же вы теперь будете делать? -- спрашивала меня доцент Ромашкина, всем видом давая понять, что чихать она хотела на мои сложности, но людям просто интересно, как я выкручусь.
-- Ничего особенного, -- пожимал я плечами, когда пристало бы отвечать светски: -- Не беспокойтесь, Раиса Кузьминична, о том, что я буду делать. Беспокойтесь о том, почему это беспокоит вас.
Кафедральные философские дамы проявляли ко мне неудивительную допустимую жалость: В.М. выбирала лучшие куски пирога, испечённого Н.В., а Л.И.Ядута наливала чаю, чего за ней отродясь не водилось. Даже Т.Ф.Пыхтина на время прекратила рифмовать Соловьёва с коровой и обнаружила интерес к моим переводам.
О.А. продолжал хранить молчание, наблюдая со стороны.
В ту пору нархоз потрясали штатные перемены.
Ректор Ю.В.Гусев, решив кардинально покончить с конкуренцией за своё кресло, сократил кафедру ценных бумаг. То есть вот так взял по окончании учебного года и своим приказом ликвидировал. А.В.Новикову показали, где дверь, студентов-дипломников перевели на кафедру банковского дела, преподавателей, желающих сотрудничать, туда же. Таких было немного. Жена А.В.Новикова -- И.Я.Новикова, подруга её -- Р.К.Ромашкина, вольный брокер и однокашник А.В. по Экономическому факультету НГУ Ю.В.Степаненков и 'без пяти минут доктор наук' О.Б.Соловьёв.
А.В. созвал открытое заседание расформированной кафедры с аспирантами и студентами, на которые были приглашены начальник отдела кадров НГУЭУ Виталий Владимирович Колыхалов и начальник чего-то страшного с аббревиатурой УОПРиК А.В.Симрод. Оба были в явном меньшинстве, но это ничуть их не смущало. Доведя до присутствующих необходимость реорганизации, они заверили, что преподавателей и обучающихся она никоим образом не коснётся: все, как есть, перейдут на кафедру банковского дела к профессору Тарасовой Г.М. А коснётся реорганизация, известно кого. Тут уж был наш черёд вместе со студентами держать кулаки за А.В.
-- Чего хотят студенты?.. -- задавался вопросом доктор в романе А.Я.Бруштейн 'Дорога уходит в даль'. -- Ну, они ведь молодые! Они впервые вступают в ту жизнь, к которой мы, старики, уже привыкли... Что там 'привыкли'! Мы притерпелись к этой жизни, мы принюхались к ней. Мы уже не замечаем, что жизнь у нас затхлая, без притока свежего воздуха, что в ней расплодились клопы и тараканы, что мы живём без радости, без свободы, как рабы! А студенты, молодёжь, чувствуют эту гниль, эту вонь, это бесправие и мерзость! И они рвутся в драку, они хотят добиться лучшей жизни...
Студенты, на активность которых ставил А.В., в драку не рвались: немногие пришедшие сидели тихонько, будто не хотели добиться лучшей жизни от слова 'совсем'.
Выступления аспирантов тоже не произвели должного эффекта.
Всё это происходило в первых числах июля 2010 года.
Уходя, А.В. обернулся к официальным лицам:
-- Нисколько не сомневаюсь, вы сумеете подобрать...
Он едва не чертыхнулся, что для флегматичного А.В. было вряд ли приемлемо, и, кивнув куда-то в мою сторону, ограничился саркастичной оценкой:
-- Никуда не денется, будет и за пять тысяч!..
Пять тысяч рублей составляли половину ставки доцента, которую нархоз мог себе позволить для внутренних совместителей.
Это были последние слова, брошенные заведующим кафедрой. В сентябре 2014-го А.В.Новиков вернулся в НГУЭУ уже в качестве ректора. Ставка доцента с тех пор не претерпела существенных изменений.
Я, однако, не внял заветам Ильича (В.И.Разумова) 'не высовываться' и вылез с новой темой и новой диссертационной работой.
Предметом исследования стал давний спор сторонников естественного и модельно-целевого подхода в геологии. Одни утверждали, что объект дан самой природой, другие показывали целый ряд инструментов и средств, при помощи которых учёный выделяет тот или иной 'естественный объект' и рассматривает его в качестве предмета изучения. Двадцать лет геологи, географы, стратиграфы и палеонтологи, каждый на свой лад, мусолили эту тему, двадцать лет вокруг неё паслось целое сообщество философов от науки и методологов, и никто не сказал и не мог сказать решающего слова. Это был тот самый, столь ненавистный Ю.П.Ивонину случай, когда 'все построения должны отвечать требованиям необходимости и достаточности', но 'там нет классической рациональности', а имеются только эскизность и незавершённые решения. Завершённое решение могли предложить только сами учёные, договорившись между собой, но пока не было согласия, никакое мнение авторитетного эксперта, будь то академик-геолог или гносеолог-марксист, не могло считаться точкой, поставленной в научном споре.
Процесс выработки этого свободного коллективного решения учёных, достижения ими договорённости был проанализирован мной при помощи понятийных средств философии Юргена Хабермаса и Карла-Отто Апеля -- интерсубъективной коммуникации, первичной над индивидуальным сознанием, коммуникативной рациональности и трансцендентальной прагматики. Несомненно, само имя немецкого философа Апеля, в составе вермахта перенесшего тяготы второй мировой, да ещё ассоциированное с интерсубъективностью и трансцендентальностью, да ещё в диссертации О.Б.Соловьёва (!), не могло не рассматриваться, как заноза в научном основании косматой сибирской философии: 'Она не поймёт. Как говорится, не всякому носу рябину клевать. Рябина, -- замечала Александра Яковлевна Бруштейн, -- это ягода нежная'. С рябиной или без, но прав был Ю.Л.: 'ясно, что защищаться нужно в ином месте'.
Несколько своих книжек прислал из Краснодара бывший декан Геолого-геофизического факультета НГУ В.А.Соловьёв. Множество материалов предоставил Э.А.Еганов, за что я им очень благодарен. Тема была мне хорошо знакома ещё по кандидатской работе, всё лето 2010-го я вдохновенно корпел над литературой, и к концу сентября текст нового диссертационного исследования был готов в окончательном виде. Не то, чтобы я пёк диссертации, как пирожки, ведь на предыдущую работу ушло более пяти лет, но само исследование захватило меня настолько, что, пока я не открыл, скажем так, с чем же эту проблему 'едят', я работал утром, вечером и, бывало, что ночью (всё равно звонки бессонных друзей С.С. не дали бы спать). Как всегда, исследование оказалось шире, чем предполагалось, и, собственно, от проблемы объекта я проследил пути к проблеме научной реальности в целом и связанным с её изучением типом рациональности. Язык изложения не утомлял меня самого и позволял надеяться, что читателю тоже будет интересно: чуть позже была подготовлена к изданию монография в Lambert Publishing 'Феноменология естественного объекта: Коммуникативная рациональность в решении проблемы эмпирического базиса наук о Земле', потому как О.А.Донских публиковать новое моё исследование в НГУЭУ не спешил.
-- Ну, пишет и пишет, строчит и строчит, -- и прежде с каким-то титаническим усилием связок выговаривал О.А., а теперь после неопровергнутых тезисов Ю.П. о 'людях разной культуры' труды мои, наверное, вовсе не достойны были 'мейнстрима' и напряжения связок заведующего, и об их судьбе позаботиться мог только я.
Некоторой компенсацией за тяжёлые моральные потери при выпадении из 'мейнстрима' должна была послужить моя командировка на курсы повышения квалификации в РГСУ -- университет на улице Вильгельма Пика, прямо напротив Института кинематографии за Останкинской телебашней. Здание досталось ему после Высшей партийной школы за развалом партийных дел, а моя командировка -- после десятка кругов за подписями начальственных лиц. Среди них значилась графа для подписи Юрия Перфильевича, декана Юрфака, в епархии которого сотрудники кафедры числились по работе. И теперь директору Института международных отношений и права, так гордо именовалась его епархия, следовало решить, одобрять или нет направление 'герменевтика' и 'постмодерниста', -- возможность, которую мне щедро уступила Л.И.Ядута, -- на двухнедельные курсы.
-- Учиться, учиться и ещё раз учиться, -- вполне постмодернистски ссылаясь на классика, чирканул свою подпись Ю.П.Ивонин. Должность обязывала его сорить автографами в таком количестве, что хватило бы для трёхтомного собрания сочинений, отчего Ю.П. обзавёлся увесистым факсимиле, которое не упускала из ящика своего стола держащая бразды правления деканатом незаменимая Галина Дмитриевна. Личную подпись Ю.П. оставлял лишь по тому случаю, когда Г.Д. не решалась употребить доверенное факсимиле. И не мне одному в набегах за неуловимой его рукой приходилось нарезать круги по траверсу деканата дюжину раз.
-- Буду рад научиться чему-то новому, -- присовокупил я, разглядывая стопки свежеотпечатанных экземпляров толстенных трудов. Ю.П. лихо разбрасывал свои посвящения по титульным страницам, и мне глупо так показалось, что одна из книг перепадёт мне, хотя бы в дидактических целях: я же прежде вручил ему обе мои монографии, вышедшие в нархозе. Однако то ли весь тираж строго расходился по адресатам, то ли О.Б. не представлялся Ю.П. достойным изучения его философской науки, подарочным экземпляром меня баловать не собирались.
-- Никогда не поздно научиться чему-нибудь новому, но только добросовестно научиться, а не пройтись по вершкам.
Когда-то мне даже и в голову не могло прийти, чтобы отнести подобную сентенцию на свой счёт, но в нынешних обстоятельствах сказанное на полном серьёзе могло предназначаться именно для меня.
-- Я-то постараюсь, а что толку? Для всякой коммуникации нужны две стороны, если это не разговор с самим собой... или с Богом.
К разговору на душеспасительные темы Ю.П. не был склонен: стопки книг могли стать причиной задержки в деканате, а тогда вдруг пришлось бы решать кучу разных вопросов, заниматься которыми Ю.П. не любил.
-- Согласитесь, что ничего нового в вашей диссертации нет, -- он резко переменил тон. -- Во всяком случае, нам обнаружить не удалось. Понадёргано из разных источников... в разных традициях... разное содержание... всё, как розовое с квадратным, в одну кучу...
-- Да полноте! -- теперь я тоже мог ощутить себя чеховским персонажем. -- Вы разве читали? Может, в руки брали? Разные традиции и разное содержание охвачены одним понятийным языком. Это -- философский синтез.
Ю.П. остро зыркнул из-под очков.
-- Как так ничего нового? -- с горечью продолжал я. -- Удивительно именно от вас это слышать! А как же тезис об интенциональном (что мы понимаем) и аспектуальном (как мы понимаем) содержании понимания? Его демонстрация на примере истории культуры, доказательство методологическими средствами. А как же двойная феноменальность понимания? Понимание объективировано в действии и в то же время это то же самое понимание, существующее в индивидуальном сознании. Исследователи описывают либо то, либо другое, разными средствами, да изнутри науки и не видно, что это суть одно. А философия как раз призвана сказать: вот где ключ к ментальности и социальным процессам, я уверен, в этом совпадении объективного (или интерсубъективного) и субъективного планов.
Ничего не сказала рыбка. И долго не пришлось ждать ответа...
Ну, в общем, в интерсубъективном направлении меня и послали.
За день до отъезда, прочитав с утра лекцию по картезианскому дуализму и присовокупив два семинара по философии к полудню, под вечер я уже разъяснял принципы деятельности финансовых институтов инвестиционного типа магистрантам кафедры банковского дела, после чего не мудрено, что забыл получить в кассе командировочные. Ну, хотя бы командировочное удостоверение было у меня на руках.
Двухнедельный курс на улице Вильгельма Пика в ведущем социологическом учебном заведении страны убедил меня в зачаточном состоянии российской социологической науки, которой не помешал бы свой Питирим Сорокин.
Занятия начинались в 10.00, заканчивались в 16.00, и это позволяло слушателям добираться после утреннего и до вечернего столпотворений. Времени найти научного консультанта для готовой к защите работы, казалось, было достаточно. На флэшке со мной были автореферат и сама диссертация по специальности 09.00.08 -- философия науки и техники.
Главный научный сотрудник ИФ РАН Елена Аркадьевна Мамчур рекомендовала в качестве научных консультантов либо Л.А.Маркову, либо Н.М.Смирнову ('Последняя - наиболее реальна'). Сама Е.А. не находила мою работу в области своей проблематики: 'наш сектор этим не занимается', но готова была дать положительный отзыв: 'Что касается моего личного отзыва, я его дам, хотя вся эта проблематика от меня очень далека. Но отзыв я дам положительный. Работа написана со смыслом'.
Я созвонился с Н.М., назначили встречу в Институте Философии, где она вела семинар со студентами Философского факультета. Н.М. потребовались распечатка автореферата и диссертации, ограничились авторефератом и введением ко диссертационной работе. На семинаре Н.М. производила впечатление переводчика, напавшего на философскую жилу, и я никак не мог отделаться от ощущения, что это младшая сестра В.М., так велико было сходство.
'Начинай сказку сначала. Похоже, с ней повторится та же история', -- подумалось мне, и больше мы с Н.М. не виделись, не слышались и даже не списались.
Некоторое время ещё мне удавалось публиковать работы, необходимые для защиты по научной специальности 09.00.08 -- философия науки и техники, при этом пытаясь уговорить кого-либо из москвичей или новосибирцев определить себя в качестве моего научного консультанта. Но с каждым шагом инициатива моя угасала, а времени и возможностей заниматься этим оставалось всё меньше. Давал ли себя знать вездесущий вопль С.С. или точечные удары О.А. вкупе с шельмующими меня Г.Э., В.М., Ю.П. и всеми, чья 'логика, она абсолютно другая', в любом случае, отверженность моя возрастала. Свидетельством может служить краткая переписка с ведущим научным сотрудником ИФ РАН Л.А.Марковой, автором работ о проблемах познания в контексте постмодернистской и постаналитической философии.
11 января 2011 г.
От О.Б.Соловьёва.
Тема: о возможности научного консультирования.
Добрый день, Людмила Артемьевна!
Поздравляю Вас с наступившим Новым годом и Рождеством!
Здоровья Вам и всех благ!
Замечательно, что Вы выступили в качестве эксперта по моей статье в журнал ЭиФН.
Более того, Ваши размышления по поводу социокультурной природы естественного объекта ценны для меня, особенно в части перехода от методологии науки к логике. Последнее время изучаю Делёза (с Гваттари) - "Капитализм и шизофрения". Думаю, теперь необходимо заняться "Логикой смысла". Прежде я рассматривал связь мыследеятельностной методологии Г.П.Щедровицкого с фундаментальной онтологией М.Хайдеггера и герменевтикой Г.-Г.Гадамера, а также "тексты сознания" М.К.Мамардашвили в контексте деконструкции Ж.Деррида и конфликта интерпретаций П.Рикёра. Это есть в моей монографии "Понимание и мышление" (2007).
Там же проводил параллель между языковым играми Л.Витгенштейна и теорией социальных эстафет М.А.Розова, что, впрочем, последнего, видимо, не совсем входновило. -)
Людмила Артемьевна, я был бы весьма признателен, если бы Вы согласились стать моим научным консультантом по второй диссертационной работе "Феномен естественного объекта и неклассическая рациональность: философско-методологический анализ". А.П.Огурцов дал своё согласие выступить в качестве оппонента. Е.А.Мамчур, хотя, по её словам, и работает в другой научной парадигме, даст положительный отзыв на автореферат. Текст диссертации я представил в учёный совет Института Философии СО РАН А.Л.Симанову. Он пока ещё думает насчёт сроков защиты. И нужно ещё решить, кто выступит в роли ведущей организации. С апробацией, думаю, что проблем не будет - предзащиту проведём в том ВУЗе, где я работаю, в НГУЭУ.
Искренне Ваш,
О.Б.Соловьев.
21 января 2011 г.
От Л.А.Марковой.
Олег Борисович, рада, что подготовка защиты идёт у Вас, как я понимаю,
полным ходом. Желаю Вам успешной зашиты, и не сомневаюсь, что так оно и
будет.
Может быть, Вам будет интересно узнать некоторые подробности обо мне и общих наших с Вами знакомых. Из списка ваших публикаций я поняла, что по своей работе Вы обшались со С. Розовой. Я с ней училась на одном курсе в Ленинградском университете, с ней и с М.А. Розовым. Сейчас я работаю вместе с М.Розовым в одном Институте, он в секторе Лекторского, я - у Касавина.
Перед Новым годом М.А. заболел, всё ещё находится в больнице. Касавин очень активный заведующий сектором и много сил вкладывает в журнал. Редакция журнала находится у нас же в комнате и вся работа ведётся в основном силами членов сектора (я в этой работе почти не участвую). П.Куслий ещё осенью сказал мне, что в журнал пришла статья, связанная с дискуссией по моему докладу и что он даст мне её почитать. Когда я узнала, что автор статьи -
Вы, я напомнила ему о его обещании.
Я думаю, что мы с Вами и без всяких формальностей сможем обсуждать
интересующие нас проблемы. Сейчас Вы, конечно, заняты подготовкой к защите, а когда освободитесь, то и мне будет интересно обменяться с Вами мнениями.
С уважением и наилучшими пожеланиями, Л.А.
23 января 2011 г.
От О.Б.Соловьёва.
Тема: суета сует.
Добрый день, Людмила Артемьевна!
Спасибо за пожелания успешной защиты. Но, похоже, что эта процедура, если и совершится, то очень нескоро, что, впрочем, совсем неудивительно в стране, погрязшей в кумовстве и мздоимстве. С сентября текст работы лежит в ИФ РАН у А.Л.Симанова и ни слуху, ни духу. Что ж, если им это так надо, то в таком же отношении надо и мне. Всё это суета сует и, по большому счёту, меня она не особенно привлекает. Главное, что есть содержательный материал и с ним через публикацию в журнале ознакомятся те, кому это интересно. И, как точно Вы замечаете, чтобы состоялся обмен мнениями между мыслящими оппонентами. А то прочтёшь какого-нибудь проф.Никифорова и ещё долго удивляешься, что же это за профессура у нас такая осталась, неужели это всё, на что ещё способны... Так что, сами понимаете, почему я был так рад, прочитав Вашу работу о научном смысле.
А насчёт публикации в ЭиФН мне П.Куслий так ничего и не сообщил, когда, в каком номере это выйдет и можно ли будет получить экземпляр.
Искренне Ваш,
О.Б.Соловьев.
28 февраля 2011 г.
От О.Б.Соловьёва.
Тема: о монографиях в Lambert Academic Publishing.
Добрый день, Людмила Артемьевна!
У меня вышла пара монографий в международном издательстве Lambert Academic Publishing в Германии.
Обе по моей докторской диссертации, которая почила в учёном совете в НГТУ. С их содержанием Вы в общем-то знакомы - это вторая редакция "Понимания и Культуры" (где вводится понятие интенциональность культуры) и "Понимания и мышления" (где различается гипостазированное и рефлексивное понимание смысла).
На страничке они в самом верху. Если нажмёте Я рекомендую под ценой, то аннотация появится у Вас на странице в фейсбуке.
Искренне Ваш,
Олег Соловьёв.
28 февраля 2011 г.
От Л.А.Марковой.
Здравствуйте, Олег! У меня для Вас неприятное известие. Пару дней назад состоялось заседание редколлегии журнала "Эпистемология и ...". Там было сказано, что большая часть Вашей статьи уже опубликована Вами в Вашей книге, а в журнал принимаются только оригинальные статьи. Это правило действительно очень строго соблюдается, в том числе и для зарубежных авторов. Скорее всего Вы уже получили из редколлегии соответствующее сообщение. Мне очень жаль, что так получилось. Ваши монографии посмотрю, если сумею до них добраться. С первого раза что-то не получилось.
Очень жаль, что с диссертацией у Вас дела продвигаются так медленно. Со временем всё образуется, наберитесь терпения.
Всего Вам самого хорошего, Людмила Артемьевна.
1 марта 2011 г.
От О.Б.Соловьёва.
Добрый день, Людмила Артемьевна!
Спасибо за добрые слова.
Очень жаль, конечно, что эти идеи не особо кому нужны.
Всего Вам самого наилучшего,
Олег Соловьёв.
Увы, ныне не особо кому нужны не только эти идеи, но и сама наука, эпистемологией и философией которой занимаются у нас преимущественно переводчики и комментаторы зарубежных исследователей. Спасибо и на том, а ведь могли бы до сих пор под 'Диалектику природы' плясать.
Первым, кто ожидал меня подле турникетов нархоза по возвращении в заметённый снегом Новосибирск, был завкафедрой философии собственной персоной.
-- Съездили? -- осведомился он с безразличием.
-- Да, прилетел вчера утром, -- несколько ошеломлённый, но польщённый приёмом, подтвердил я.
-- Занятия посещали? -- прозвучало холодно и отстранённо. К чему бы?
-- Почти все. Правда, половину время занял базовый курс по социологии для студентов-социологов второго года обучения. Ну, мне-то, допустим, было интересно, но кандидатам и докторам социологических...
-- Где ещё были? -- перебил О.А. резко и далеко не дружественно. Опять к чему бы? Не о Третьяковке же ему рассказывать или о той весёлой компании, на квартире у кого я останавливался в столице нашей родины городе-герое.
-- В Институте философии был...
-- На Волхонке?
-- Да, -- улыбнулся я. А то где же ещё?
-- И, должно быть, встретились с нужными людьми? -- сурово и горько вырвалось у него.
'Надо же, как быстро распространяются сплетни, -- решил я. -- Третьего дня виделся со Смирновой, а О.А. уже донесли'.
-- Было такое... -- довольно заулыбался я, имея в виду эту встречу.
-- Понятно! -- отрезал О.А. и ушёл, не прощаясь.
Тайные пружины, по причине которых вопросы О.А. выскакивали, как чёртики из табакерки, открылись мне полтора года спустя, когда, резюмируя свои обиды, О.А. горестно сообщит:
-- Столько сил я потратил, чтобы совет начал работать...
![[]](/img/k/kustow_o/scienceinsiberia04/zanauku.04delilsjapolnojmerojpikasso2.jpg)