Спуск в центральную долину -- с тыла Пелены -- был гораздо проще, и Фарисса позволила себе немного отвлечься. Активированная "маска" раскрасила скучный реальный мир в завораживающие цвета магии, явив взору огромный многоцветный поток, с величавой медлительностью истекающий из центра небольшого плато, плавно поднимающийся к гребням Хвоста и Головы Дракона, выцветая и расходясь на едва видимые отдельные нити-ленты, формируя уже знакомое полотнище Пелены.
-- Красиво-то как! -- Фарисса замерла на полушаге, любуясь поразительным зрелищем. -- Это же какая прорва маны на эту Пелену нужна!
Коля, дёрнувшийся было от её внезапных слов, внимательно выслушал объяснения, перемежаемые описаниями, коротко кивнул, коротко посетовал, что сам с такого расстояния ничего заметить не может, и опять размеренно двинулся вперёд... какая-нибудь равнинная вертихвостка добавила бы "чурбан бесчувственный", но Фарисса, воспитанная в строгих традициях (пусть и избалованная пра-прадедом), не позволяла себе такого даже в мыслях. Впрочем, воспитание тут играло вовсе не главную роль. Во-первых, каким-каким, а уж бесчувственным Коля точно не был... по крайней мере, не всегда. Во-вторых, хоть и чурбан, причём временами редкостный -- зато её собственный чурбан, совершенно безраздельно... по крайней мере, пока. А в-третьих, оно же в-главных, "малышка Фи" с детства была умненькой девочкой, внимательно слушающей, что и как говорят старшие, и когда после смерти дедушки Вано сидела с его вдовой -- тоже не пропускала мимо ушей слова мудрой старой женщины, которая вспоминала свою долгую жизнь с мужем, рассказывала о трудностях и радостях, о романтических переживаниях и скучной рутине... снова и снова подтверждая совершенно очевидную мысль: мужчины и женщины -- очень-очень разные, куда там пресловутым кошкам с собаками, но различия эти счастливой жизни ни разу не помеха. Надо не пытаться друг друга переделывать -- ведь полюбили же как раз "непеределанных" -- а строить мосты взаимопонимания через пропасти всех различий... и просто помогать друг другу, день за днём, что бы ни происходило.
В последний раз полюбовавшись феерическим зрелищем, Фарисса отпустила "маску", чтобы вернуть привычную остроту зрения, и в очередной раз обвела плато взглядом.
За годы в мире ритуала они научились понимать друг друга и доверять друг другу, вот и сейчас Коля, не сбившись с шага, выхватил недавно затрофеенный монструозный арбалет и плавно опустился на одно колено за ближайшим валуном, внимательно выцеливая неизвестного врага. Снова призвав и отпустив "маску", она убедилась, что ей не померещилось.
-- Смотри, в самом центре, большой чёрный камень... развалины, наверное... в магическом зрении там пусто!
-- Иллюзия? Хотя стоп, иллюзия как раз наоборот должна магией светиться! Какая-то антииллюзия? Впрочем, неважно! Надо внимательнее... -- и вдруг, без перехода, резко скомандовал, прямо-таки рявкнул: -- Вверх! Это ловушка!
С высоты в пару десятков метров, куда её закинул рефлекторный рывок, Фарисса отчётливо увидела, что, во-первых, никакая это не ловушка, а во-вторых -- она едва успела: невероятно огромный золотой червь, толщиной, наверное, в полтора человеческих роста, вынырнул из монолитного гранита, лишь самую малость не дотянувшись до неё. Николай же, всеми четырьмя руками ухватив бердыш, с богатырского замаха рубанул по сверкающей туше -- без малейшего, впрочем, результата. Фарисса же возблагодарила покровителя рода и всех богов, что у неё лук, а не более мощный, но и очень медленный в перезарядке арбалет. Выдернув его из колчана она одну за одной, словно на тренировке, всаживала стрелы в огромную раззявленную пасть, чередуя бронебойные и обычные. Впрочем, уже пятую стрелу червь, явно недовольный "угощением", просто перекусил, захлопнув пасть, и следующая стрела -- очень кстати бронебойная -- вошла в один из его крохотных глазков.
Червь был недоволен стрелами в глотке? Просто показалось! Он их практически не заметил! В отличие от стрелы в глаз...
Вообще считается, что золотой червь звуки издавать не может, какие-то побочные эффекты их способности плавать в камне, но данный экземпляр об этом, похоже, не знал. От раздавшегося омерзительного скрипа двоилось в глазах и, казалось, крошатся зубы! Впрочем, это ничуть не помешало Фариссе рвануть ещё выше, благо, воздух здесь был уже достаточно плотным.
Видимо, червь решил сосредоточиться на более доступной цели, отложив обидчицу на попозже, и резко развернулся и всем телом рухнул в сторону Николая... с совершенно предсказуемым результатом: тот подставил копьё, покрепче уперев его в землю, и в лишь в самый последний момент, когда то мало не на метр вошло в громадную тушу, кувыркнулся вбок, уходя от страшного удара, заставившего подпрыгнуть чуть ли не всё плато. Новая порция зубодробительного скрипа -- Фарисса лишь чудом не упала, на томительно долгое мгновение спазматически замерев от мерзкого, до костей пробирающего звука.
По Николаю звук ударил как бы не сильнее, но набранная инерция унесла его достаточно далеко, а нанесённая рана -- похоже, задевшая что-то важное -- заставила червя замешкаться. Очень, очень большая ошибка, когда в воздухе есть она, с луком и стрелами!
Теперь Фарисса принципиально стреляла только бронебойными, хоть и оставалось их до обидного мало, старательно выцеливая уязвимые глазки или особенно крупные щели в яростно встопорщенной чешуе.
Червь, однако, стрельбу с воздуха стойко игнорировал, сосредоточившись на куда более близкой наземной цели... Отчасти его даже можно было понять, и даже посочувствовать: оглушённый или нет, но Николай по-прежнему с лёгкостью уворачивался от всех атак и бил в ответ, ещё больше раззадоривая противника. Новый жуткий скрип раздался совершенно неожиданно, прямо посреди очередного броска, и оказался гораздо громче -- и, что хуже -- действеннее всех предыдущих. Полуоглушённая, Фарисса провалилась чуть не на десяток метров, прежде чем успела вновь подхватиться и набрать безопасную высоту. Николаю явно пришлось хуже: практически сдутый премерзейшим звуком, он болезненно скривился, прижав уши к голове и дополнительно прикрыв их руками...
Впрочем, испугалась -- не за себя, за мужа -- Фарисса напрасно, как напрасно и обрадовалось видимой слабости "жертвы" чудовище. Широко раскрытая пасть насадилась на подставленное нижней парой рук в последний момент выхваченное из пространственного кармана длинное копьё, на всю его немалую длину, а Коля ещё и перехватил его за пятку, дополнительно вбивая глубже и, вроде бы, ещё и проворачивая.
Скрип немедленно сменил тональность. Если в предыдущий раз это была явно какая-то атакующая магия, то теперь он вновь, как и в самом начале схватки, стал всего лишь воплем боли. Очень громким, очень неприятным, даже опасным -- но всё равно лишь криком неотвратимо побеждаемого существа.
По-прежнему удерживая копьё одной рукой, чтобы не дать ему вернуться в карман, Николай призвал бердыш -- прямо в створе захлопывающейся огромной пасти, и червь сам сделал то, чего ранее столь безуспешно ранее пытался добиться колдун: практически напополам развалил собственную челюсть, закусив толстое и прочное лезвие.
Судорожно дёрнувшись назад (и, видимо, ещё больше повредив что-то внутри выдираемым копьём), червь ещё раз проскрипел что-то обиженно-возмущённое и с явным "ну на фиг" нырнул обратно в гранит. Копьё и бердыш лишь звякнули о камень, бесследно пройдя сквозь вновь ставшее полуматериальным тело.
-- Ушёл, зараза, -- с явным огорчением резюмировал Николай, усевшись на тот самый валун, за которым вот только пару минут назад пристраивался с арбалетом. -- Тварь бесстыжая!
-- Охотничек... -- Фарисса и сама бы с трудом опознала весь тот коктейль эмоций, который испытывала, приземлившись... Преобладало, пожалуй, всё же облегчение, что отбились и все целы, но хватало и других, ой, как хватало!
-- Иди сюда! -- замахал рукой Николай, едва она коснулась земли, немедленно крепко обнял, стоило ей только подойти, и неожиданно флегматично пожал плечами: -- Ушёл -- и фиг с ним!