Аннотация: Тов. Зиновьеву: "Не помните ли фамилию Кобы? Привет,Ульянов ". (3 августа 1915).
СЕКТОР КРУГА I . СНЕГОСРАМ
Что делать бедному студенту, когда недавно, совсем недавно откушал в тэмиитовской столовой, а у тебя бури и газы в животе так и ходят, словно ветры глухой осенью, что делать бедному студенту,когда у всей страны глаза не осушаются, да и у тебя они, если и не на мокром месте, то нет, нет, да и слюной помажешь, поскольку вся страна в трауре, всюду портреты этого человека, а близкие твои друзья запускают глаза в твои очи, желая по несомненной братской любви удостовериться, искренне ли влагой свои глаза орошаешь.
Клим Ефремов был студент спокойный и согласный во всех от-
ношениях с политикой Партии и Правительства и дорогого товарища Сталина, во всяком случает нигде и никогда даже в беседах с
мых кому - либо из студентов их комнаты, как - то требовал твердый завет неписаных законов студенческого общежития, а так же скромными полу азартными играми в очко, когда на кону стояли жалкие рубли от студенческой стипендии, даже тогда, когда по общежитию пронесся слух, что какой - то олух царя небесного из влюбленных студентов повесился (такое тоже бывало в те далёкие времена), а они в силу закона игротеки продолжали играть, даже тогда не было у Клима и в мыслях заниматься обсуждением каких либо политических вопросов, окромя тех, что разбирались на семи-
нарах и лекциях этого почтенного учреждения именуемого Поли-
технический Институт им. Сергея Мироновича Кирова, этого великого борца за дело пролетариата, который ещё совсем юным совместно с булочниками в 1905г устраивал забастовку в цитадели беспокойного Российского студенчества г. Томска..
Клим всегда имел веру спокойного духа дружеских сил челове-
чества в те политические и иные гарантии, о которых говорили как
местные, так и центральные газеты даже и тогда, когда по улицам
г. Томска вели многочисленные толпы арестованных предателей
Родины, которые уже во всём сознались и которым только и пред-
стояло ещё получить какую - то малость - 8 - 9 гр. свинца в заты-
лок, но которых по своей гуманности под конвоем по улицам их
родного города вели к последнему месту упокоения. А родственни-
ки, если им удавалось высмотреть хоть кого - то из своих близких,
не кричали, не умывались проголосно слезами, а сплёвывали белы-
ми, полусухими слюнями в серую придорожную пыль.
Так что глас вопиющих в пустыне был тих и не слышен окру-
жающим. Все гнули спину, гнули в дугу друг друга и что не говори,
всюду слышалось только усталое отречение от живых да тщетное
стремление крошечной жизни найти громадное обещание быть по-
лезным дорогому и любимому товарищу Сталину. И здесь уже го-
лова кругом шла, поскольку пока была ещё на плечах, а потому,
хоть головой о стенку бейся, а предмет "История ВКП (б)" сдай на
отлично. И в этой бесценной звёздописи мирового масштаба про-
летариата, выбивающего дурь из головы, ужимистые преподавате-
ли, спадая с голоса, толмачили о долгах, прокатанной катками
умыслов интеллигенции, о долгах интеллигенции перед простым
народом, у которого всё взято и которому ничего не отдано. Боль-
шие идеи товарища Сталина распространялись уже на одну треть
суши планеты Земля, а всё еще вокруг бушевало пламя искрописи
врагов народа, недовольных гигантской поступью людей труда. А
потому наблюдатели свой зрак вывертывали: куда ветер буржуазии
дует, посылая многих из тех, кого к этой категории относили, куда
ворон костей не заносил, или куда Макар телят не гонял, или куда
хватает глаз, где идеалы охраняет тифозная вошь. И всё это дела-
лось на одном партийном дыхании, на народном волеизъявлении
под тонкий проголосный крик выступающего, а он, словно приста-
вив нож к горлу голосил, голосил, городя околесицу, стирая грани
между городом и деревней, межу колхозником и рабочим, грань,
которая почему - то совсем не стиралась, а только создавала тоску
в черепе всякого, убивая первородную силу ума.
Эта первородная сила ума, еще согревающая тело Клима, по-
скольку молчаливость и самоустранённость от дел текущей агита-
ции в стране у него не была изначально вышиблена в силу его мол-
чаливости, принимаемой окружающими за послушность и исполни-
тельность хотя к такому раскладу его ничего и не подвигало и не
вызывало преднамеренной скрытности, играла ему на руку, - он не
брал греха на душу, не становился комсомольцем - добровольцем,
не забегал вперед начальников, сгибая шапку и славословя им, а
своём поведении и покладистости со сверстниками бы признан да-
же не уклоняющимся от общественной работы, а, просто, малым
пассивным, увлекающимся в свободное время охотой, рыбалкой да
фотографией. Перебивался он с гроша на копейку, поскольку из до-
ма ему присылали мало, да и присылать - то было совсем не из че-
го. А поскольку волю языку он не давал, а голову заполнял чтением
художественной общедоступной литературой и стихами, то местные
начальники от комсомола и профсоюзов факультета его оставили,
давая жить по своему усмотрению.
И было марта самое начало, сугробов просинь и общий траур,
креп лент повсюду в жёлтом пенье птиц. И где - то на собраньях
страсть голого ума величия потери Вождя, потери, подсушенной
утюгом колоссального труда, отделившего его от безвестного Кобы
до дорогого учителя товарища Сталина, генералиссимуса, отца на-
родов.
А в Лагерном Саду на берегу Томи всё было просто, чисто и от-
крыто. Скамейки, занесённые снегом сияющим, свежим, почти теп-
лым и душистым от стоящей уже, где - то по близости Весны, ко-
торая бормотала свои мысли, не умея соображать молча. Казалось,
что ночь текущего времени ушла навсегда, а воздух тихо скрёбся в
ветвях сосен Лагерного сада и на берегу ещё застывшей Томи, да-
вая волю сердцу, давая жар воображению, давая, казалось, сто оч-
ков вперёд тем замыслам студенческой души, которая еще не стала
ликом личности тела, но просыпалась, давая ход мысли о том, что
власть все равно жить задаром не даст
Фотоаппарат "Agfa" не бездействовал, вбирал в себя впечатле-
ния молодого сердца. Ибо фотография это настрой духа, души са-
мой природы и человека, а не пустая бессмыслица текущего време-
ни. Ему даже казалось, что в воздухе этого мартовского утра яви-
лись не только изображения скамеек, теней, чудесной грусти беско-
нечного утра, которое начинается и уже никогда не кончится в этих
золотистых лучах солнца, прозрачной ткани воздуха, в котором со-
сны давали волю языку сердца. Из воздуха возник Человек. Он не
удалялся и не приближался. Он всматривался в Клима, будто у него
была своя тягость на душе. Странная внешность его напоминала
внешность средневекового алхимика.
-Вы, откуда, отец взялись?
- А я никогда и не исчезал, - ответил с несколько исчезаю-
щим акцентом по-русски. - Это ты в безвыходном небе су-
ществуешь, а вот испарится тучная теплота и выяснится, что
о тебе уже люди огромной тьмы захотят позаботиться.
-А я что - то не пойму, что значат ваши слова. И почему вы как
в воздухе, словно висите?
-А мне всяко можно быть. - отвечал старик. Да ты не смотри на
меня, я ведь и тобой могу стать.
И в тоже мгновенье увидел Клим, что вместо старика он как бы
сам с собой разговаривает. И одежда на нём такая же, как и на
нём, Климе. Но, вдруг всё исчезло. Растворилось в облаке мгно-
вения. И перед ним возникли вполне обыкновенные даже как -
то, казалось, пылью дернутые люди. А один из них согнутым
крючковатым пальцем манил его к себе, предлагая пройти в ни
весть, откуда стоявший в стороне автомобиль, даже не автомо-
биль, а просто небезызвестный "чёрный воронок", в котором
перевозят арестованных.. Иди , иди сюда, - говорил один из
них. Давай-ка твой аппарат. А! Иностранной марки. А вот по-
смотрим, какие ты тут фотоснимки делал в день объявленного
траура по Иосифу Виссарионовичу Сталину!
И оказался Клим в одиночной камере, где только лампочка го-
рела. А больше никого не было. Окно было так высоко, что
лампочка освещала за окном только огромную тьму. И там, за
стеной оставался дорогой сердцу каждого иной Мир. Мир Про-
летарской силы, Мир Социализма и Равенства всех трудящихся.
Клим помаялся, помаялся и, надышавшись испарениями плохо
закрытой параши, уснул, терзаясь неизвестностью и глупостью,
в которой он очутился. А на улице день закончился снегосра-