Это было странное место. Здесь вроде бы все время день. Но когда он пришел в себя, была вроде бы ночь. А утро настало, так как будто мешок стянули с головы. Резко засияло солнце, где-то за облаками.
Деревья.
Они были вокруг. Стояли далеко друг от друга. Были с листьями.
Здесь не пели птицы. Их не было. И это напрягло бы его, если он помнил что это такое.
Пение птиц в лесу.
Что-то мелькнуло в сознании. Но не закрепилось и улетело. Мысли потекли дальше.
Трава. Зеленая. Как будто пластмассовая. А что такое пластмасса? Память услужливо подкидывала варианты, забывая напомнить, кто он сам такой.
Вдруг появилась фигура.
В балахоне. Или мешковине. Длинный плащ до пят.
То, что это была женщина, он понял, когда услышал голос. И длинные каштановые волосы, выбившиеся из-под капюшона.
- Долго сидеть собираешься?
Он даже испугался, когда появился звук.
И стал думать, что ответить.
Ничего не придумал и встал на ноги. Порядком затекшие. Женщина прошла десяток метров, обернулась и спросила снова.
- А теперь долго стоять намереваешься?
Она стала его раздражать. И тут он подумал, что наверно можно ей ответить.
- А что делать-то?
- Пройтись, посмотреть, что тут и как?
И они пошли. Вокруг была та же самая картинка - деревья и травяной палас.
До его слуха доносилось звяканье монеток в штанах. Проверив карманы, и убедившись в их пустоте, он стал размышлять о смысле именно этой жизни.
- Скоро будет ночь, - резко бросила его спутница через два часа ходьбы.
- И?
- Надо привязать себя к стволу дерева.
- Зачем?
- Надо.
- Много буду знать, скоро состарюсь?
- Ты - не скоро.
Его удивила такая уверенность, но через секунду он об этом забыл. Именно так, ластик стирал все, что было полчаса назад, вероятно освобождая место для новых записей.
Женщина помогла ему привязаться к дереву веревкой, умело привязалась сама.
Ночь настала быстро, как будто щелкнули выключателем. Сумрак позволял видеть почти все.
Ничего не происходило. А он не мог уснуть сидя. И попытался разговорить спутницу:
- А где мы?
Женщина вскинула голову, нахмурилась и недовольно ответила:
- Здесь.
- Где здесь?
- Погляди вокруг - это и будет здесь.
- А как тебя зовут?
- Ты таких слов не знаешь. И вообще меня не зовут, я сама прихожу.
И она захохотала. Переливисто, то громко, то, пытаясь отдышаться, хрюкала с открытым ртом. Через некоторое время она затихла и, казалось, уснула.
Он, удивленный реакцией и поведением своей провожатой, закрыл глаза, прижался к дереву, а там пел Сплин:
"Мое сердце остановилось, мое сердце замерло, отдышалось немного ... и дальше пошло!"
Кто такой сплин и почему ему стало хорошо?
Вдруг появились люди. Много и сразу. Они шли потоком, женщины и мужчины, старики и дети. Шли, не разбирая дороги, наталкиваясь на стволы и друг друга, поводя вокруг белесыми глазами.
Он вскрикнул от испуга. И тут же на него накинулись люди:
- КТО ЗДЕСЬ?
- ГДЕ ТЫ?
- ОТЗОВИСЬ ЕЩЕ РАЗ!
Теперь он сидел тихо, не шевелился и не подавал ни одного звука. Так и не заснул. А утром, полностью опустошенный, брел за своей спутницей по этому брошенному райскому саду дальше, уже не оглядываясь вокруг. Что она имела в виду? Пройтись, посмотреть, что тут и как? Он был уверен там точно так же как и здесь. Можно было опуститься на пластмассовую траву, привязаться к поющему дереву и так сидеть.
2.
Утром они прошли совсем немного.
Неожиданно из-за пригорка появилась избушка. На пороге их ждал (да, да - ждал) старичок. Благообразный, с бородой, лысый, лет восьмидесяти, старец.
- Здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие!
Женщина, хмыкнув, прошла сразу в избушку.
Дед проводил ее сияющим взглядом. И посмотрел на него:
- Хорошо переночевали?
- Да так ... повторять не хочется.
- Да куда ж от этого денешься? Тут каждый день так, я другого и не помню. Ты, сынок, в дом проходи, а потом посмотрим.
В избе была одна комната, посередине разделенная большой печью.
Женская половина домика сразу определилась - там закипела жизнь его проводницы, и соваться туда было опасно, судя по ее взгляду.
Он уселся на лавку в доставшейся ему части дома, протянул ноги и задремал.
Днем они поели окрошку.
После, смешно причмокивая и похлопывая по пузу, дед подошел к нему, плюхнулся радом на скамью в мужской половине и спросил:
- Ну вот, значит, я тебя накормил, напоил, теперь спрашивать могу, да?
Он повернулся, посмотрел и о чем-то задумался.
Старик вздохнул и сказал:
- Тогда, может, ты задашь вопросы?
- Могу. А почему здесь так ... мёртво или ... бездушно, что ли ...
- Бездушно ... А что такое душа, ты знаешь?
- Ну ... внутри каждого из нас, мы ею чувствуем, а почему Вы спрашиваете, Вы думаете, что я не знаю?
- Давай на ты, сынок, мне важно знать, что ты думаешь, как ты понимаешь. Так вот душа, конечно, есть у каждого предмета, даже у камня, только чувствует он не как мы, а очень медленно. И, как ты верно заметил, тебе кажется, что все вокруг для тебя сейчас бездушное. То есть, ты не чувствуешь окружающее тебя. Я не могу тебе рассказать все, почувствовать за тебя, но если ты уже так хорошо мыслишь, тебе надо подумать самому. Можешь поговорить со спутницей своей. Она совершенно точно доктор душевных наук, я ее даже называю так - Душка.
Старик улыбнулся, показывая беззубые десны.
- Ну не знаю, общий язык мы пока не нашли, не чувствую контакта.
- Не чувствуешь? Ну, вот мы и вернулись к тому же. Думай, думай, а завтра вам снова в путь.
Вечером дед шептался на крылечке с женщиной. А он сидел в доме и пытался понять свои ощущения. Дом, тепло, мебель. Где-то очень близко. Родное. И за миг куда-то все уходит и как будто опять все чужое.
Ночь выдалась спокойная. Никто не ходил вокруг, не пытался потрогать. Только старик беспокойно ворочался, но в его возрасте это было обычно.
3.
Утром они вышли, когда туманы стали оседать на траве.
Они шли долго и деревья по мере их продвижения начали мельчать, рассеиваться, а вскоре и вовсе уступили место степи. Вокруг была огромная трава - по грудь. А женщине доходило до шеи. Больше всего это было похоже на заливные луга, пойменные. Такие бывают по берегам рек. Но они шли полдня. Жарких полдня. А реки не встречались.
- Послушай, мы тут вчера с дедулей поговорили ...
- Дедулей?
- Ну, мужичок такой, преклонных лет, да мы только что от него вышли.
Его спутница оглянулась на него, и, недовольно протягивая гласные, сказала:
- Дедууууля ... Мне всегда казалось, что это мужчина, у которого есть внуки, а ты видел там детей, или вообще кого-нибудь?
- Я имел в виду возраст.
- Скажи старик.
- Старик - это как-то ... про совсем постороннего, а я имел в виду ... слушай, мы можем просто поговорить без этих твоих умственных вывертов?
И тут из-за высокой травы появилась река. Шириной шагов двадцать (хотя кто по реке пешком ходит?), глубиной по пояс. Темные, почти стоячие воды скрывали, конечно, и омуты.
Женщина скинула с себя балахон, под которым ничего не оказалось, скатала его, и подняв на руках вверх, перешла реку.
Он очумело следил за ее фигуркой до того берега, потом очнувшись сбросил с себя все (это оказалось легко), неловко скомкал одежду и побежал за ней.
Поднимая фонтаны брызг, спотыкаясь об донные коряги, он перебежал через теплую воду.
Весь мокрый (и его одежда тоже) он остановился перед ней, уже одетой, сидящей на бережке, следящей за ним.
Взглянув ему в глаза, она вдруг прыснула и долго хохотала.
А он, смутившись, ушел за дерево.
Подождав, когда он и его одежда обсохнет, они двинулись вперед.
Вечером женщина (после утреннего случая на реке он даже переместил ее в девушки) остановилась и, глядя на закат, предложила:
- Здесь переночуем.
Она легла на спину и уставилась в небо.
Он устроился на боку. А потом все равно перевернулся на спину. Потому что увидел чудесное ночное небо. Черное-черное. И звезды. Огромные, яркие. Которые глядели ему в глаза, а, казалось, что прямо в душу.
Рядом раздались всхлипывания. Он посмотрел на спутницу. Та глядела вверх и плакала.
Сверкали слезы, горели звезды.
Было так красиво, что он закрыл глаза.
4.
Ночью никого не было. Может трава скрывала этих бредущих. Вместе с их звуками. А может действительно никто не ходил.
Двинулись с рассветом.
Зевая и поеживаясь, с трудом разлепив глаза, он плелся, отставая от спутницы.
Впереди показался лесок. А на опушке ... был тот же самый домик.
Не веря своим глазам, он остановился и огляделся.
Да нет. В прошлый раз перед домиком был овраг. И стоял он в березовой роще, а не в соснах.
Девушка уже забежала вовнутрь.
Дошел до него и он. Остановился, осмотрелся и услышал голоса внутри. Прошел в дом.
За столом сидел старик.
Это был тот же самый дед.
- Кажется, я Вас уже видел?
- Да! Мы с тобой уже на ты!
- Мы что, заблудились и вернулись?
- Можно и так сказать ...
- Понятно ... хороший у меня провожатый.
- А ты не жалуйся, дождись конца пути, а уж потом ...
Старик схватился за край стола, задышал как-то неровно, съежился.
- Что такое?
- Да ничего, сынок, ты ложись, отдыхай ...
- Вам же наверно плохо?
- Главное вы здесь, а значит мне уже лучше.
К вечеру дед действительно расходился. Весело рассказывая о какой-то приблудной козе, он, покряхтывая, шаркал вокруг стола с нехитрой снедью. Его единственный слушатель (а девушка куда-то пропала после полудня), улыбался, привалившись к стене.
Хотя вот эта нехитрая снедь и вызывала у него больше всего ассоциаций. Что-то типа ... рекламной картинки: тяжелый деревянный деревенский стол, миски с помытыми овощами, вареные яйца, кажется холодец, и кульминация - старик, режущий круглый хлеб.
Непонятное чувство, вернее желание, остановить мгновение, подретушировать серые углы, а в звуковой фон вплести балалайки или что-то такое.
Хлопнула дверь.
Хмурая проводница мелькнула в женскую половину.
- Позвать? - кивнул в ее сторону он.
Дед покачал головой.
Они сытно поели и вышли на свежий воздух.
На завалинке было тепло и солнечно.
Ему не хотелось разговаривать. Все беседы "здесь" либо заканчивались безответными вопросами, либо скандалом. А вокруг разливалась тишина и безмятежность.
5.
Так же утром они направились от избушки прочь. Как казалось ему в ту же сторону, откуда пришли. Он уже понял, вожатым здесь был не он. А спорить по поводу направления с настоящим проводником он не мог - не было аргументов.
Постепенно луга начали блестеть проплешинами каменных и песчаных пустырей.
А скоро перед ними раскинулась пустыня.
- Мы что в пустыню пойдем?
- А что есть варианты? - недовольно поинтересовалась она, повышая голос.
- А вода, еда? Как можно без них? А пекло? А ты не заблудишься в пустыне?
- А слабо проверить все это там и на себе?
Ему не нравилось так разговаривать, не разбирая смысл и переходя на крики.
Он замолчал.
А девушка пошла в пустыню.
Пойти за ней? Действительно - а что есть варианты?
Кое-как передвигая ноги, он думал, что вариант все-таки был. Но путь с девушкой был какой-то определенный, это понимание сидело глубоко внутри. А путь в одиночку ... Или оставаться одному где-то?
Вот и вечером он понял важность путешествия со знатоком.
- Ночью будут ... видения, ты их не бойся. Ничего не бойся со мной. Надо сесть друг напротив друга, колени к коленям.
Они приняли эту странную позу.
- Почему ты такая?
- Давно ждала этого вопроса. Если честно, это не я такая, а ты такой. Ты видишь меня такой. Ты хочешь, чтобы я была такая. А я все это чувствую.
Он задумался. А что он чувствовал?
Громогласный рык.
Огромный огнегривый лев замер перед прыжком.
Слюна капала из пасти, сверкающие клыки, хвост, бьющий о бока.
В ужасе он не мог пошевелиться, только повернул голову к ней.
Спокойные немигающие зрачки.
Она улыбалась.
- Ты видишь? - дыханием спросил он.
- Да, - громко ответила она.
Песок рядом с ними взметнулся метра на три. Огромная змеиная голова на толстом (как дерево) туловище, покачиваясь, вперила в них свой взгляд.
Они сидели, смотря друг на друга, не обращая внимания на миражи.
В полночь при полной луне явилась обнаженная женщина.
Огромные груди, длинные ноги, роскошные распущенные волосы. Ее полные губы страстно молили об одном поцелуе. Большие глаза с черными, как смоль, ресницами.
Исполняя медленный танец, она гладила себя, призывно глядя на него. Стон низкий, грудной, залез прямо ему в живот.
Скрепив зубы, он зажмурился.
Медовый голос зашептал ему в ухо. Самые тайные желания, самые увлекательные исполнения их. Мягкие волосы задевали его кожу. Каждое прикосновение толкало к прелестнице. Мелко задрожав, он заполз в объятия к проводнице. Завыл, затряс головой и ...
Проснулся.
6.
Утро позолотило все вокруг.
Он замотал головой, отгоняя морок предыдущей ночи.
Они встали и пошли дальше.
Воспаленные глаза выхватили неровности в пейзаже.
Горы на горизонте, хотя не горы, а так, большие каменистые холмы.
Разнообразие в окружающем пространстве.
Подойдя к скалам, они нашли ущелье - тропинку.
Гулкие шаги разносились вокруг.
А за одним из кривых поворотов раскинулся пустырь. В центре его (хотя нет, все ближе к краю) стоял все тот же домик.
Их уже никто не встречал.
Теперь он раньше девушки вбежал в дверь.
Старик лежал на кровати.
Изможденное морщинистое лицо было обращено к окну.
Дед улыбнулся ему глазами.
- Что, совсем плохо?
Дед только улыбался.
Спутница зашла, принесла кружку с водой, помогла попить, села и стала гладить руку, тихонько что-то напевая.
Ночью дыхание деда было тихое.
Стараясь не шевелиться, прислушиваясь ко всему, он лежал свернувшись.
Ему было страшно. А вдруг дед умрет? Здесь и сейчас. При нем. А он ничего не сделал. Просто лежал.
Утром девушка вышла с женской половины и громко объявила:
- Мы выходим.
Старик еле слышно попрощался.
Он хотел остаться, но его спутница сказала:
- Именно сегодня ты все узнаешь, пошли быстрее.
В голосе слышались нормальные человеческие нотки участия, сожаление.
- Давай останемся! Ведь ему плохо!
- Нет, нельзя, уходим.
Он просто сел рядом с кроватью. А она начала кричать:
- Что самый умный?!! Потому, что ты мужик?!! Здесь нет мужиков!!! Здесь я все знаю!!! Пошли быстрее, идиот!!! Или все случится здесь!!!
Она выбежала на улицу.
Старик очнулся.
- Иди, сынок, со мной все будет хорошо...
Нехотя он вышел из дома.
- О чем ты сейчас говорила? Что должно произойти?
- Я сама не знаю, но вот в этот момент ..., я чувствую ..., не могу передать ..., - она шла и говорила растеряно и очень быстро, теряя нить объяснений. - Мне кажется, ты сам все поймешь, когда это наступит.
- Я ничего не понял ... и куда мы бежим?
- Ничего не понял, потому, что я ничего не сказала, - раздражаясь, огрызнулась она. - Знала бы - сказала бы!
Бег ускорился.
- А почему нас избушка не устраивает?
- Ты уйдешь отсюда, а это бывает по-разному. Иногда опасно.
- А почему я не могу остаться здесь?
- Да можешь, только там, куда ты уйдешь, тебя ждет любовь. Любовь вернет тебя отсюда. Сильная любовь ...
Что-то обожгло внутри. Любовь. Да, это он вспомнил.
Он почувствовал бьющий внутри ток крови, легкость в руках и ногах. Пение птиц.
Вдруг у него перехватило дыхание, закружилась голова.
Он упал, задыхаясь.
- Что? - только и смогла спросить она.
- Не знаю ... горы ... нехватка кислорода, - просипел он.
И тут все кончилось.
7.
Он очнулся в разбитой машине. Своей разбитой машине. Лобового стекла не было. Как и капота тоже. "Хорошо, что пристегнулся ..." промелькнуло в голове. Болевшей неимоверно.
Впереди были такие же разбитые машины и вздымался дымный столб. Визжали сирены. Вокруг бегали спасатели, врачи, какие-то люди.
Он повернул голову налево. Дверца была смята. Скорее всего, придется помучиться открывая. Повернул голову на право. И наткнулся на взгляд. Женщина. Его женщина. Рыжие волосы, лицо со струйкой крови. Оцарапанные руки.
- А что со мной было?
- Ничего, стукнулся, вырубился, мы тут уже минут десять сидим, хорошо еще не загорелись.
- А что произошло?
- Всю память отшибло?
- Да, ничего не помню.
- Мы ехали домой, впереди случилась авария, прости, ты меня помнишь?
- А ... зрительно ...
- То есть, даже не подозреваешь, как меня зовут?
- Ты мне как-то говорила, что оно греческое, переводится как ... светлое ...