Иногда я просыпаюсь в полпятого утра и понимаю, что стены моей квартиры давят на меня, создавая впечатление тюрьмы, но хотя бы без замков и решёток. Я понимаю, что мне срочно надо отдохнуть от помещения, в котором я провёл свои лучшие годы. Я собираюсь на прогулку.
Смотрю в календарь. Сейчас на дворе весна, но я не знаю, какое время года будет, когда я в следующий раз вырвусь из безудержного селевого потока жизни, поэтому одеваюсь и думаю: только бы не засосало снова!..
А через минуту я понимаю, что спасён: я стою на улице, в десяти шагах от двери подъезда; небо над моей головой ещё не думало светлеть; кое-где горят фонари; никого не видно и не слышно, ни одного человека, ни одной машины. Я вдыхаю полной грудью свежий весенний воздух и иду туда, куда несут меня ноги...
Я прохожу метров сто по прямой и заворачиваю в парк. Он открывается только в пять, но меня это не останавливает. Я пролезаю под воротами и, прячась во мраке, продолжаю путь.
Я иду среди теней, они обнимают меня, обволакивают всё моё тело, набиваются в нос, залепляют уши, залетают в глаза, виснут на мне, я сгибаюсь под их тяжестью, но не останавливаюсь.
Фонари светят жёлтым, и я не знаю, что это значит: то ли они просто представляют собой светофоры на нерегулируемых перекрёстках жизни, то ли эти перекрёстки на самом деле регулируемые, и мне надо угадать, какой сигнал загорится следующим - зелёный или красный? И если выпадет зелёный, то меня ждёт удача? А если красный, значит, я буду в пролёте? Неясно. Но цвет фонарей не меняется, и ничего плохого не происходит, из чего я делаю вывод, что перекрёстков на самом деле не существует, по крайней мере, в таком жизненном вопросе, как удача.
Я прохожу мимо "рампы" - площадки для всяких роллеров, скейтеров и им подобных личностей. Под моими ботинками мягко шуршит красный песок, но я не замечаю этого. Я забираюсь на горку, куда заехать на роликах когда-то было моей заветной мечтой, и смотрю по сторонам.
Парк занимает площадь в несколько гектаров и имеет пять ворот, но выйти сразу через все не представляется возможным. Поэтому я тихо вздыхаю и иду к тем, что расположены дальше всего от меня. Они тоже закрыты, но и под ними я спокойно пролезаю.
В парке меня никто не увидел. Я молча радуюсь этому факту.
2
Иногда я просыпаюсь летом в полчетвёртого утра и сразу хватаюсь за будильник, чтобы отключить его. Потом сажусь на кровати и чувствую, как будто что-то тянет меня на улицу за мой хвост, которого на самом деле нет, но за который меня всё-таки тянут. И я не сопротивляюсь этому, наоборот, поддерживаю; в чём был, вываливаюсь в открытое окно первого этажа и иду вперёд, подгоняемый каким-то странным ощущением: я как будто пребываю в радостном нетерпении и короткими перебежками движусь туда, не знаю - куда, стараясь скрыться от того, что есть, но чего я не вижу...
Я иду по дороге, мимо магазинчиков и жилых домов. Ни одной машины, ни одного человека. Только маячит вдалеке фигура полицейского, но я обойду его за тридевять шагов, и он меня не увидит.
Я замечаю стоящий через дорогу фонтан, подхожу к нему, останавливаюсь. Смотрю на неподвижную воду в многоугольном бассейне, сравниваю себя с ней. Без внешнего воздействия вода (равно как и я) не будет делать ничего - только колыхаться рябью и смачивать стенки сосуда, в который её налили. Зато, если приложить некоторые усилия, они будет лететь ввысь в несколько струй, кружиться в водовороте, кипеть при температуре сто градусов; и я тоже на что-то буду способен. Но, так как я не люблю внешних воздействий, я приучился делать это с собой самостоятельно и, как следствие, выдавать изредка нечто великое. В этом основное отличие меня от воды, которую я вижу беспомощно бултыхающейся в неработающем фонтане.
3
Иногда я просыпаюсь осенью в четыре сорок утра и лежу несколько минут без движения, но с проясняющимся сознанием. Потом вскакиваю и вихрем несусь по квартире, добавляя к естественному творческому беспорядку искусственный, сотворённый моей волной движения...
Через некоторое время я обнаруживаю себя полностью одетым и стоящим около подъезда на асфальтовой дорожке. Ветер бросает мне в лицо горсть сухих листьев, и я невольно отшатываюсь. Потом смеюсь: это ж надо додуматься - плюнуть в меня листьями!..
И, продолжая хихикать, я начинаю свой новый маршрут...
Я перехожу широченную дорогу, посреди которой уместились трамвайные пути. Останавливаюсь возле двух пар рельсов, смотрю на них, провожу по ним взглядом - от левой бесконечности до правой.
Рельсы напоминают мне числовую прямую, о которой в школе мне все уши прожужжали. Они не имеет конца и края, она длится бесконечно долго в две стороны: налево и направо, - а с остальных: спереди, сзади, сверху и снизу - она сжата до предела, обладает бесконечно малой, но всё же реальной толщиной или шириной, - это как посмотреть.
Толщина моей прямой равна расстоянию между крайними рельсами. А я кажусь себе нулём, который делит всю эту бесконечную линию на два равных, но таких же бесконечных луча. Но, может, я не нуль, а что-то более значительное?..
Я перестаю думать о математике и дохожу до места, где обычно останавливаются трамваи. Может, стоит прокатиться? Я становлюсь в паре метров от путей и смотрю вдаль, ожидая транспорт и в то же время понимая, что это бесполезно: до первого трамвая ещё как минимум пара часов...
Я улыбаюсь и продолжаю ждать.
4
Иногда я просыпаюсь зимой в полшестого утра и осознаю, что в квартире слишком жарко и душно, невыносимо душно!.. Пытаясь это исправить, я открываю все форточки. Не помогает.
Тогда я смотрю на градусник, висящий за окном. Минус двадцать четыре. Именно то, что мне нужно. Я выскакиваю в прихожую, накидываю куртку, запрыгиваю в свои зимние брюки, надеваю шапку и перчатки. Выхожу из квартиры, оставляя свет в прихожей невыключенным: мне будет ради чего вернуться. Как раз квартира проветрится...
Я направляюсь к вокзалу, чтобы перейти пути и следующую за ними автодорогу по надземному мосту. Когда у меня появилась эта идея, я всё-таки вернулся и выключил свет, чтобы не увеличивать счёт за электричество. Деньги лишними не бывают.
Снег летит мне прямо в лицо, прилипает, тает, моя кожа становится мокрой, холодный ветер сушит её, а мороз растирает мою физиономию своим колючим полотенцем. Мне это нравится: надо же отдыхать от тёплого и влажного домашнего воздуха, в котором кислорода в разы меньше, чем на улице...
Я иду вперёд, а снег скрипит под моими ногами - тихо так, печально: себе я объясняю это тем, что у снежинок, на которые я наступаю, под моей тяжестью ломаются позвоночники. И мне их безмерно жалко.
Я выхожу на мост, заваленный триллионами уже убитых снежинок, подхожу к ограждению и смотрю вниз и вперёд, на рельсы. Теперь я понимаю всё величие и вместе с тем хрупкость этой системы: кажется, что путей много, но стоит сломаться рельсам или чему-то случиться с проводами, как всем поездам приходится перестраиваться на другую линию, а повреждённый путь уже не будет связывать пункты, расположенные по разные стороны от места поломки. Теперь я всё понимаю.
В моих глазах всё белым-бело, и на ум приходит дерзкая мысль: что, если наш мир - это один большой туалет для Великого Зимнего Дракона, для которого наш год - не больше, чем сутки? Если так, говорю я себе, то свет и тьма, называемые нами соответственно "днём" и "ночью", чередуются из-за того, что кончик хвоста этого дракона постоянно дрожит и то открывает, что заслоняет солнечные лучи. Если так, то всё очень просто.
Я прихожу домой. В мыслях моих царит полный порядок; ни пылинки лишней в голове. Я включаю свет, вдыхаю воздух в квартире: теперь он напоён морозной свежестью. Долго же придётся ждать, пока он прогреется и станет непригоден для дыхания. Долго мне придётся ждать повода для следующей утренней прогулки.