Грохот в гостиной разбудил Нани. Её звали Стефания, но ей нравилось прозвище данное внуками. Хоть они уже давно уехали и забыли проблемную пару стариков. Она сразу поняла, старый чёрт опять разбушевался. К грохоту прибавились неприличные высказывания в виде криков. Она надела халат и пошаркала в другую комнату. Как и предполагала. В совершенно безумном состоянии, глазами навыкате и тяжёлым дыханием, старик с недопитой бутылкой в руке о чём-то спорил с люстрой.
- Что ты за бог то такой?
- Ах ты чёрт старый, плешивый урод, люстру спутать с богом. Совсем ошалел?
И дала ему увесистый подзатыльник. Она всегда была агрессивной, да и с алкоголем была на короткой ноге. Не так близко, как старый хрыч муж, но своих демонов ей тоже хватало. И из-за этого тоже, целая орава потомков, каким-то образом выросшая в более приличную публику, и забыла дорогу в отчий дом. Немного успокоив старика рукоприкладством и вследствие успокоившись сама, она уже более нежно, если можно так назвать хватку руками - тисками, взяла его под руку и успокаивая повела прочь от, провозглашённой божеством, люстры. Дед, тем временем, шаркая даже громче, чем его подруга жизни, смотрел вперёд затуманенным взглядом и приглаживал всколоченные седые волосы. Которых у него, как это не иронично, осталось больше, чем у жены, ведущей его под руку. Старухе не повезло ещё в одном аспекте внешности. И это бельмо было с ней всю её жизнь, в отличие от седых, реденьких волос - подарка старости. Заячья губа. В детстве она пролила немало слёз, спрашивая великое нечто - почему она? Почему именно она? В более зрелом возрасте, величайшей трагедией своего прошлого она считала не дразнилки в школе и не перешёптывания за спиной. А то, что именно одного человека не смутил этот её изъян. Как будто не она была хозяйкой своей судьбы со свободой выбора, а её выбрал этот сущий дьявол, который с каждым годом становится всё хуже и злее. Тем не менее она вела его за руку. И уложила в постель.
Сон это или видение после нескольких бутылок водки. Фантазия или ответ люстры, которую спутали с создателем Земли. Но дед вообразил себя помещиком. Он забыл свою настоящую жизнь. Её не было. Его звали Вергилий. Он всегда был помещиком в небольшой усадьбе. Настолько небольшой, что с работой справлялась всего одна крепостная. Женщина, ровесница помещика. Из отличительных черт в ней была разве что заячья губа, так некстати расположенная на её лице. Губа, которая была как красный плащ тореадора, для быка - помещика. Как же он издевался над ней, нисколько не стесняясь третьего жильца этой усадьбы. Молодой девушки Изабель, дочери этой самой крепостной с заячьей губой.
Самый обычный день начался, как обычно, с рассветом насилия.
- Да будь ты проклята со своей дочерью выродком.
Последнюю часть он произнёс с каким-то неимоверным придыханием. Даже вдохновением, словно упиваясь этой злой властью над женщинами.
Но власть в тот день, в этом забытом месте, была не только у него. За его спиной возник двухметровый гигант. С такой массивной лысой головой и широкими плечами, что казался вовсе, не менее трёх метров роста. Исполин улыбнулся. И было в той улыбке больше коварства, чем злодейства.
- Да будет так, коль хочешь этого ты столь яростно. Проклятие, так проклятие. Да станет Изабель волком по натуре, но с собачьей привязанностью к тебе. Она никогда тебя не покинет и будешь свидетелем ты вечным, своего проклятия безбожного.
Старушка крепостная, после наблюдения картины превращения её единственной отрады в волка, стала увядать не по дням, а по часам. И вскоре в усадьбе остались два живых существа. Помещик, которому более не над кем было издеваться. И волк. Волчица, которая даже окрасом напоминала собаку. Таковой Вергилий её и считал.
Поместье с годами пришло к запустению, но отношения Вергилия с собакой остались прежними. Он никогда не называл её по прежнему имени, а только по половому признаку бросал сквозь зубы - "сука". И в надежде сбежать от своих демонов помещик переселился в маленькую избу на краю мира. Но собака не покинула его, напоминая о прошлых зверствах. И эта память как снежный ком застлала ему глаза, и ослепнув, перестав видеть ужасы реального мира - он потеплел к девушке, превращённой в собаку.
Но не из-за короткого собачьего века, суждено им было написать последнюю главу совместного сосуществования. На избу, от которой за годы отдалились все немногочисленные соседи, напала стая волков. Небольшая, но так сильно испугавшая рыком старого слепого помещика, что он потерял дар речи. А впрочем, кому в этой ситуации скажешь хоть слово? Окружённый животными, из которых только одно не пыталось перегрызть ему глотку. Нелюдимый помещик не переживёт эту ночь. И явно осознаёт это.
Изабель отбила первую атаку. На этом их перевес в силе закончился. И часа не прошло, как на закате, свора волков заполонила пространство, окружающее избу. Самые смелые волки вбежали в хижину с чёрного хода и в пылу битвы Изабель кубарем выскочила через парадную дверь, сцепившись с черношёрстным волком с разодранным ухом. Парадная дверь отличалась от чёрного хода лишь тем, что слепец чаще выходил именно через неё. Но для отшельника со страшными укусами и разорванным животом это больше не имело значения. Изабель же на улице, тоже получив страшную рану, вырвала кадык из горла испускающего дух волка. Выигрышный фрагмент в симфонии ужаса и очевидного, абсолютного поражения. Беспомощный, раненный и вооружённый только табуретом, помещик не имел ни малейшего шанса, оставшись в избушке в одиночестве.
- Изыдите! - проревел он.
И будто волчий бог почувствовал ярость его слов и согласился оставить умирающих жителей хижины в одиночестве. Волки буквально растворились в воздухе. Пошатываясь, держась одной рукой за бок, другой за ключицу, помещик вышел из избы. Вергилий слышит хрипы собаки. Он знает, что Изабель ранена, и ковыляет к ней. Опускается на колени и обнимает покусанную собаку, пока одинокая слеза течёт из невидящего глаза. И Изабель на излёте жизни превращается обратно в девушку. И непонятно откуда взявшийся поцелуй, стал последним, что они сделали в своей жизни.
Белый свет. Они где-то. Вместо окровавленных тел - белоснежные одежды. Она чуть старше из-за собачьей жизни, а он словно моложе, от посмертного искупления. Но кроме них, в этом загадочном месте, есть ещё одна заблудшая душа. В чистых одеждах, мягких тапочках, но всё с той же заячьей губой. Мать девушки, бывшая крепостная. Но тут уже нет, ни крепостных, не помещиков.
- Что же ты окаянный сделал? Совратил всё-таки мою доченьку ненаглядную.
- Мама! Он не...
- Молчи, потаскуха.
- Да уж, вечность со злющей тёщей...
- Заткнись!
- Жарковато для рая.
Стремительная рука бабы, набравшая силу тяжким трудом в мире смертных, могла бы приземлиться на голову Вергилия со всей сокрушительной мощью. Вероятно такой удар имел шанс и в загробном мире убить помолодевшего, но всё же худенького помещика. Но время замедлилось, позади них появилась исполинская фигура с лысиной на внушительной голове. И по этой лысой голове он провёл такой же, внушающей страх и почтение, своими размерами, ладонью.
- Даа, дела.
Только и сказал он. И этот мир, залитый магическим светом начал распадаться.
- А кто ты такой? Кричит бабка на моргающий пучок света.
Никакой дочки там уже нет, но есть старик. Правда он больше не помещик. И пьяная вдрызг старуха продолжает кричать на люстру, висящую в замызганной гостиной.
- Что ты за бог такой?
- Хватит, Нани. Хватит. Пошли.
- Никуда не пойду!
- Пошли, я уложу тебя спать.
И только когда чудовище, вырывавшееся из старой груди, засопит и захрапит на большой тахте. Только тогда, дед Вергилий пойдёт в другую комнату и будет думать, в чём же собственно смысл его жизни. И когда он свернул не туда.