Бездомный сидел на ступеньках, у бокового входа торгового центра. Он на мгновение посмотрел на меня глазом, второго не было. Воображение стало рисовать возможные причины такого увечья. Причин было много, жизнь его была явно не из лёгких. Я зашёл в фастфуд, в глубине торгового центра и купил пару бургеров с колой, чтобы как-то приободрить его. Не то, чтобы я делал так всегда, но мановение момента заставило меня стать рыцарем в доспехах для этого человека с большой дороги. Из уважения я даже присел рядом с ним, возможно подсознательно ожидая услышать увлекательную историю про потерю глаза. Услышал я совершенно другое.
Он сказал, что давал мне автограф.
- Когда?
Я даже не подумал опровергать его слова, так они звучали самоуверенно.
- Две недели назад, - ответил он.
Я в свою очередь мгновенно вспомнил, что брал автограф две недели назад, но брал его на авторской встрече одного известного авангардного писателя. И одноглазый бомж явно им не был.
Как будто прочитав мои мысли, он сказал, что был другим человеком в тот день. Надо отдать ему должное, я одновременно не понимал его и одновременно верил.
И он поведал мне свою историю. Каждую ночь он завершает жизнь в теле одного человека и может переселиться в любого другого, про которого он знает или которого видел.
- Помнишь МакГрафена?
Естественно я его помнил.
- Рассказать, что было в тот день? В полночь я проснулся в его теле. Он уже лёг спать. Какой примерный семьянин, - он усмехнулся с издёвкой. - Я, чтобы не терять времени, оприходовал его жену и сказал, что схожу в туалет и вернусь. Но хрена с два я вернулся, - звучно рассмеявшись, сказал он. - Я даже не одевался, напялил трусы, запрыгнул в первый автомобиль на его подземной парковке с ключами в зажигании и поехал в "Копу". Там были американские горки. Я напивался, ехал вниз, я нюхал, ехал вверх. Сумасшедшая ночка.
- Он умер в ту ночь, - сказав это, я практически процитировал газеты трёхмесячной давности.
- Да, я потом несколько дней подряд перемещался в тела кого попало, лишь бы отдохнуть. Он то умер морально. Да, его нет. Но на самом деле, в физическом смысле умирал я. Заблевать весь салон авто, въехать в отбойник моста и захлебнуться. Но уже не рвотой, а водой. Каково это по твоему? Было неприятно. Но газеты опустили эти подробности.
Я оторопело слушал, говорил он не как рядовой пьянчуга. Может он сумасшедший? Они бывают убедительны.
- Знаешь, эти звёзды, бывает, отмачивают номера и сами. Но готов поспорить, большинство из последних лет - это я. Они естественно не помнят этого. Это же были не они. Но кому какое дело, что говорят наркоманы со смертельным содержанием алкоголя в крови? - сказал он, опять рассмеявшись во всё горло.
Хотя, говорил он свои полубезумные речи довольно тихо. Только я мог их слышать. А ведь я мечтал, чтобы какой-то прохожий мельком вняв им, начал бы справедливый и грозный спор с обманщиком. И в этой сумятице я бы улизнул. Потому что, я уже не мог понять, где обман, а где нет. Он заразил меня безумием, через свои речи.
И что мне оставалось? Только задавать вопросы, пытаясь их уподобить вражеским ядрам, летящих в стены его гигантской крепости лжи. Попытаться разрушить его иллюзию.
- И ты всегда это умел?
- Только несколько лет как. В оригинального, так скажем, меня, ударила молния. Я вроде умер, но как бы был во сне. В нём мне привиделось много людей, которых я знал лично или видел по телевизору. И я чересчур сосредоточился на своей младшей дочке. И очнулся. В её теле, как ты уже понял. Мои дети, но для меня в этом теле - братья и сёстры, были подавлены и пытались мне объяснить, что папа погиб. Знаешь, я довольно быстро сложил дважды два. Думал, ну вот, не знаю, где моя дочь, но видимо оставшуюся жизнь я проведу в её теле. Лёг спать, но сон оказался тот же, что и после моей смерти накануне. В этот раз я попытался сконцентрироваться на своей жене и вуаля. Я очнулся своей женой. Младшенькая была такой же, как обычно. Да и жена была обычная, как за день до этого. Подготавливая похороны самому себе, на следующую ночь я уже ожидал этот сон. Выбрал священника нашей церкви. И представь моё удивление, когда это сработало. Я вёл свои похороны, и надо признаться, за неимением опыта, весьма паршиво. Но, что важно было для моей дальнейшей ситуации, я пообщался и с женой усопшего, то есть меня, и с его маленькой дочуркой. И они явно были те же, что и при моей обычной жизни. Я начинал понимать правила происходящей игры. А ведь это была именно игра для меня. Не было никакого прока вселяться в соседей и говорить жене и детям - это же я, ваш кормилец, ваш любимец. Они бы не поверили, и от всей этой ситуации им бы стало лишь сложнее. Морально.
- Но ты мог попытаться. Поговорить от имени соседа. Сказать что-то, что только вы знали в кругу семьи.
- И зачем? Кому было бы от этого легче? Мне появляться раз в два дня одним соседом, другой день другим соседом. Я не сказал? Я понял чуть позже, что не могу быть одним и тем же человеком два дня подряд. Почему не сразу? А ты бы понял сразу? Очевидно, что я не хотел занимать тело дочери навсегда по своей воле. Дочь, жена... Но ты прерываешь меня. Об этом дальше. Так или иначе, красть половину оставшихся жизней от ближайших соседей, мне не очень-то и хотелось. Тем более сеять надежду в сердцах тех, кто уже успел попрощаться. А кто не успел, и я опять возвращаюсь к своей первой, не по своему умыслу, подопытной - в итоге ей всё равно будет легче воспринимать мир без этого переселения душ. Согласен?
- С этим да.
- Ладно. Ты, наверное, хочешь знать, куда я пошёл дальше? Это очевидно. Не имея желания больше терзать свою душу и видеть семью, которая не осознаёт меня, после священника я двинулся дальше. Во сне я попытался сконцентрироваться на своей первой любви, я её не видел лет десять. И знаешь что? Вышло. Я проснулся в теле, более зрелом, чем моя школьная любовь. Но это была она. Неприятный сюрприз был в том, что меня обнимал повзрослевший паренёк из нашей школы. Я его никогда не любил. И нежное поглаживание моего живота не прибавило ему симпатий. Я выпрыгнул из постели и пошёл, для полной картины скажу - пошла, в ванную. Там, в зеркале, я насладился тем, чем не мог насладиться в школьные годы. Дальше кухня. И опять дети. Значит, у них есть дети, подумал я, ладно. Я её правда любил когда-то. Первой, юношеской, незабываемой любовью. И не хотелось портить ей жизнь. Потому что из моих первых путешествий по родственникам, я понял, то, что я делал, оставалось на следующий день. Я не жил, в каком-то безумном дне сурка без последствий.
- МакГрафена ты по твоим словам прикончил без сожалений.
- Это был несчастный случай...
- После того, что нашли в его крови?
- Ты не дослушал, это действительно был несчастный случай. Его смерти я не хотел. Но прошло несколько лет. Ты же не думал, что я буду просыпаться в телах бывших подружек, смотреть на их тела в зеркале и мастурбировать?
- Ну...
- Вот то-то же. На чём я остановился? А. Я не хотел портить ей жизнь. И стал образцовой женой на этот день.
- Ты? С её мужем?
- Нет. Эй. За кого ты меня принимаешь? Не настолько образцовой. Тем не менее на следующий день у неё явно не было проблем, кроме как небольшого провала в памяти. С моими родственниками было то же самое. Дочь и жена не помнили ничего. Дочь из первого дня после моей смерти. Жена из второго. Это списали на стресс. Не считай меня, кстати, законченным засранцем. Время от времени, я проверяю как они. Иногда даже шлю от охреневших кинозвёзд конверты с деньгами. Естественно без имени, чтобы не было вопросов. Они в порядке. А я не виноват, что умер.
- В этом я тебя не обвиняю.
- Ну да. Дальше была череда беспросветного кутежа. Как малолетка, дорвавшийся до бухла. По-другому я себя описать не могу. Пил не в меру. Не чувствуя последствий. Однажды я хотел отрыва и решил месяц с лишним пробыть в предстоящем туре нескольких рок-групп. Перемещался от одного к другому. Уже на второй день я понял, что последствия будут. Тот, в кого я вселялся, по ощущениям похмелья, нажирался накануне не меньше, а то и больше меня, вчерашнего. Я стал разнообразнее. Актёры, рок-звёзды, художники, писатели, да даже политики. Я мог такого шороху навести, если бы хотел. Дальше я начал чередовать ещё сильнее. Концерт, выберу нескольких фанатов, поспрашиваю про жизнь, и чья понравится, в ту и переселюсь на следующие сутки. Кстати, они все преувеличивают. После, актёр, которого знаю, дальше какой-то фанат из толпы. Эта практика продержалась, какое-то время. Так же мечтают жить все. Кто-то выбирает семью, кто-то саморазрушение и славу. У меня было всё.
- Тогда ты убил МакГрафена?
Опять звучный смех. Его, похоже, веселила эта тема.
- Нет. Это было много позже. Знаешь, я немного слукавил, когда говорил о его смерти. Её я действительно не хотел. Но что я почувствовал, когда понял, что это его конец? Ничего. Мне стало плевать на людей. Знаешь ещё что? Я могу вселиться в тебя в полночь и спрыгнуть с крыши поутру. Мне будет всё равно. А ты никак этому не помешаешь. О. Что за яростный взгляд? Хочешь убить меня? Мне будет немного неприятно. А учитывая, что ты сделаешь это не мучительно, а быстро, то да, лишь немного неприятно. И всё. Я всё равно могу вселиться в тебя. И прикончить тебя без всяких последствия для себя.
Я уже забыл, что пытался искать в его истории несоответствия. Я был в его власти. Во власти его правды. Которая стала правдой и для меня. И всё что я мог, это давить на жалость человека, который по его же словам уже не испытывает к людям абсолютно никаких чувств.
- Я же купил тебе еды. Я хороший человек.
- Я не бог, чтобы судить тебя по поступкам.
- Так нельзя.
- Мне можно всё. Или эту часть ты не усвоил из моего рассказа?
Мне нечего было сказать. Нечего противопоставить его уверенности. Которая быстро стала превращаться и в мою убеждённость в его силе. Дальше я стал жалок.
- Ты же не сделаешь так?
- Почему?
- Так нельзя.
- Так нельзя, - передразнил он, - это мы уже проходили.
Незаметно для себя я встал на тропу отрицания.
- У тебя нет таких сил.
- Посмотрим.
- Тогда я поеду к твоей семье и сделаю ужасные вещи с ней до полуночи.
- Во-первых, - говорил он с дьявольской улыбкой, - сможешь ли ты сделать те вещи, о которых обещаешь? Нет. Во-вторых - кто моя семья? Ты их знаешь? Нет!
- Я напишу записку, что это не я покончил с собой.
- И кого обвинишь? Человека убитого молнией много лет назад?
- Так нельзя, - в третий раз, от бессилия, говорю я.
Он уже не отвечает, только смеётся в ответ.
Я понимаю, что уже поздно даже выяснить кто он, кто был убит молнией несколько лет назад. Невозможно для меня, победить обычного бездомного в этой схватке. И с шансом пятьдесят на пятьдесят, завтра я шагну с крыши и даже если оставлю записку, и он её не выкинет - она будет столь безумной, что поверят лишь в моё сумасшествие. В мыслях, я уже в завтрашнем, возможно последнем дне.
Сирены воют.
Забирают мой труп. Долго ехали.
Хотя.
Сирены воют. Но я ещё не труп. Сирены воют во время нашего разговора с бомжом. Целый отряд высаживается из фургона напротив него и сразу захватывает. Если можно так назвать конфронтацию шестерых здоровенных амбалов против одноглазого бездомного.
И пока его оттаскивают, он шипит мне: "Ладно. Сегодня я пойду в другое место".