Аркадий Семенович Мальков медленно шел с автобусной остановки в больницу. Быстро идти нельзя -- могут возникнуть проблемы с сердцем. Эту истину он твердо знал и почитал. Он никогда не прибегал к физическим упражнениям, по лестнице поднимался медленно, делая передышки почти на каждой площадке, -- одним словом берег своё здоровье.
Визиты к врачам давались ему с трудом. Аркадия Семеновича раздражали все эти, якобы умные, советы врачей. Попробовали бы они сами пожить с таким сердцем! Вот и в этот раз Мальков шел в больницу с большой, если не сказать с огромной, неохотой.
Вчера он делал кардиограмму и еще тогда, по выражению лица медсестры, он понял, что опять предстоит выслушать много гадостей о своем бесценном сердце. Сегодняшний день выдался пасмурным и, по сравнению со вчерашним, выглядел как перепад настроения Аркадия Семеновича. Он шел по улице, все так же медленно и был все таким же хмурым. Он пытался приказать себе не нервничать -- ведь это могло плохо сказаться на его сердце, но от таких приказов начинал нервничать еще больше.
Где-то слева громыхнул гром, и Аркадия Семеновича передернуло -- ему показалось, что это разрывается его сердце. Остановившись, прислушавшись к сердцебиению, он перекрестился и двинулся дальше, благо больница была уже рядом, а свалиться на землю от инфаркта Аркадий Семенович предпочел бы поближе к ней, где были нелюбимые, но все-таки врачи.
Гром, раскатившийся по небу совсем недавно, дал начало мелкому дождю, а пелена туч стала еще более плотной. Мальков поморщился: он не любил такую погоду. Еще он не любил безответственных людей. Например тех, которые чинили крыльцо больницы, но с первыми каплями дождя куда-то исчезли, оставив за собой, прикрытую куском целлофана, табличку "Вход со двора". Ему даже не столько обидно было за одежду, медленно намокающую под все крепчающим дождем, а за своё драгоценное сердце, для которого путешествие в обход выливалось в дополнительную работу.
Что за больница?!.. Сплошные унижения, причем начинаются они уже от входа, затем издевательства врачей, объяснения, что у него какое-то "неправильное" сердце... Жуть...
Мальков поморщился и представил себя, умирающего в луже от инфаркта... И ведь никто не увидит! Никто не поможет! Был раб божий, да сплыл...
От неприятных мыслей стало по-настоящему покалывать в сердце. Аркадий Семенович, уловив первые порывы боли, замедлил шаг. Вот уже и калитка, через которую можно попасть в двор больницы, но бежать нельзя, никак нельзя напрягать своё родное сердце.
Приходилось смотреть под ноги, что бы не наступить в одну из новоявленных луж, приходилось прислушиваться к стуку сердца и обращать внимание на все покалывания в груди. Темнота, принесенная тучами, мешала Малькову аккуратно лавировать между лужами, и пару раз он все-таки искупал свои ботинки. Почти перед самым носом Аркадия Семеновича скрипнула калитка и медленно распахнулась. Мальков в свою очередь обошел очередную лужу и только тогда поднял глаза.
***
Все, как и должно быть. Все на месте. Сердце стало покалывать чаще. Все как написано в книгах и как показано в фильмах. Сердце стучит громче. Ошибки быть не может. Жуткая картина...
Этот балахон невозможно не узнать, эти костлявые руки так и хотят прикоснуться к тебе, это лицо, затененное капюшоном, так и буравит тебя невидимым взглядом. И... И самый главный... Самый главный атрибут...
Аркадий Семенович боялся произнести это слово даже про себя, в своих мыслях. Сердце неестественно стукнуло и Малькову показалось, что говорит оно, а не его мысли: "Коса... Костлявые руки держат косу..."
***
-- Чего под ливнем стоишь, болезный? Так и заболеть не долго, а затем и до земельки сырой рукой подать. Думаешь кто станет спасать умирающего из лужи? -- голос был мужской и немного усмехающийся.
Аркадий Семенович не нашелся что ответить, да и если бы нашелся, то все равно не ответил, слишком уж сильно были сжаты его дрожащие челюсти. А страшный собеседник, выждав секундную паузу, продолжил:
-- Пошли со мной! -- тут Аркадий Семенович закашлялся и, собрав свои немногочисленные силы, немного разжал челюсти и выдавил из себя:
-- Куда?
-- Ко мне... Коморка у меня тут совсем рядом, при больнице. По двору все равно не пройдешь, слякоть там стоит беспролазная. Пошли! О жизни потолкуем...
Аркадий Семенович чувствовал, как ему в ботинки начинает затекать дождь, но уходить совершенно не хотелось. Человек с косой, в свою очередь, продолжил настаивать:
-- Да тебе верно уже худо, так что не стой. Пойдем, чаю выпьем. Жизнь она, конечно, короткая штука, но смерть от простуды это не слишком красиво -- Жнец улыбнулся и показал жестом в сторону своей коморки.
Мальков почему-то не смог устоять чарам говорившего и поплёлся, уже не обращая внимания на лужи, прямо к маленькому домику, куда и было указано.
***
-- Заходи, болезный. Садись на стульчик сюда. Он жестковат чуток, да не серчай, тебе ж все равно тут недолго сидеть осталось, -- коса была отставлена в угол, а человек (хотя все-таки и не человек) выглянул на улицу в микроскопическое окошко.
В коморке было темно, свисающее с потолка подобие светильника было лишено лампочки, и Мальков, даже если бы на улице посветлело, все равно не смог бы разглядел лица под капюшоном. Обладатель косы опустился на второй стул, и Аркадию Семеновичу показалось, что тот вот-вот снимет капюшон. Мальков даже приготовился зажмурить глаза на этот случай, но Жнец только потряс головой, смахивая капли дождя.
-- Сейчас чаёк согрею, -- медленное движение спички, и горелка под ржавым чайником заполыхала -- А ведь и люди так как эта спичка... Кто знает сколько гореть и догорит ли до конца? -- при этих словах спичка аккуратно догорела до пальцев держащего и тот бросил её на пол.
-- Как к Вам обращаться? -- Аркадий Семенович неожиданно даже для самого себя проявил интерес в такой страшно-странной ситуации.
Жнец выждал какое-то время, наверное, обдумывая ответ, и сказал:
-- Обращаться... На "ты" обращайся. Не такая я уж и персона что б мне выкали. Про себя лучше расскажи? Чего в больницу то пожаловал? Хотя... Поди угадаю... Нешто сердечко пошаливает?
Мальков в свете последних событий совсем забыл про своё сердце, и оно его совсем не тревожило, однако, при этих словах, что-то опять проснулось в груди и начало ныть.
-- Да можешь и не отвечать, я и так вижу. Знаешь на скольких тут в больнице насмотришься? Кто приходит, кто уходит, а кто и насовсем уходит... У меня глаз на это дело наметан.
Аркадий Семенович вдруг захотел спросить, сколько ему еще господь отвел на этом свете, но боль, исходящая из левой половины груди, опять сводила судорогой все мышцы на лице. По рукам и ногам повеяло холодом.
-- Чайком угощайся, -- гостеприимный хозяин разливал кипяток в старые жестяные кружки -- Вот дождик здесь в теплоте переждем и снова за работу... Моё начальство хоть и журит меня, что всякие погодные отговорки в ход пускаю, но все же не люблю работать в плохую погоду. Грязно все получается, неопрятно. Да и остальным людям неприятно, которые ходят и смотрят.
-- И много? Много у вас... Тебя работы? -- Аркадий Семенович говорил сквозь почти закрытый рот.
-- Работы? Небогато сегодня. Вот потому и затянул тебя в камору свою, что б не скучать. А бывает же как? Вот понедельник, например. Как неделя начнется, так люди-то и прут, и прут толпами. Вот тогда то и приятно работать! Не для себя же стараюсь! Работа у меня вроде и мерзкая... А я все одно говорю: будешь к работе с совестью и любовью подходить, так и работа будет как песня. Ты ж на косу не смотри мою! Вижу ведь, что все пялишься. Я ж не только косой работаю, где надо и инструментом всяким, а где вообще деликатность требуется, то и руками могу. Руки у меня, дай бог, крепкие.
Аркадию Семеновичу казалось, что сидит он в какой-то бездонной бочке, а голос Жнеца прилетает, несомый ветром, откуда-то сверху. Голова кружилась, руки и ноги покалывало, в глазах поселилась странная резь. А сердце, основа всего, казалось, рушилось на части.
-- Ладно, вижу надоел я тебе своими разговорчиками, да и погодка наладилась. Говорят, мол, грешно косить после дождя, все ведь только расти начинает, а мне все одно... Раз начальство план поставило, выполняй, не ропщи! Пойду-ка косу заточу, а то притупилась малость с утреца... А ты что ж чай не пьешь? Посиди тут, пока я косу заточу, а потом и пойдем вместе...
Жнец вышел на улицу и прикрыл за собой дверь. В глазах Малькова двоилось, сердце будто бы скрипело.
На улице Жнец достал из кармана брусок и принялся затачивать лезвие косы. Через какое-то время, положив брусок обратно, сделал пару взмахов косой -- подкошенная трава плавно упала на мокрую землю. Мальков сполз со стула на пол и еле слышно захрипел.
-- Так... Сейчас тут траву покосим, потом подметем на дорожках и можно идти помогать ремонтировать крыльцо -- сам себе сказал человек в балахоне. Балахон при свете дня оказался старенькой армейской плащ-палаткой. Мальков перестал дышать, так и не узнав этого.