Аннотация: Первая пробная глава.Жанр - космоопера со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Покидая планету в прошлый раз, Александр Грант дал себе окончательное и решительное слово, что это будет в последний раз. Ему не нравились долгие межгалактические путешествия, связанные с ними лишения и перегрузки, от которых потом долго требовалось лечиться на "твердой почве". От перепадов давления у него развилась излишняя чувствительность к погодным условиям даже в условиях идеального климата средней полосы Масквы, от невесомости - невралгия и нервный паралич среднего пальца правой руки. Из цветущего молодого человека он всего за пару лет превратился в вечно стонущую и ноющую развалину тридцати пяти лет. Зато из подающего надежды ученого, точно Золушка, перекинулся в блестящего признанного специалиста, всегда высоко оплачиваемого. В наибольшей степени его работа теперь была наиболее нужна и востребована именно на Маскве - эта планета всегда отличалась наибольшей жадностью к освоению новых территорий, и не чуралась пользоваться для осуществления своих целей любыми, даже захватническими целями. Опережая возможные трения со своим естественным противником - военным союзом Абамией - Масква стремилась теперь освоить все наиболее пригодные для жизни экзопланеты первой. Это получалось непросто - в распоряжении союза было сосредоточено столько военных сил - ракетных баз, тяжело вооруженных кораблей, отлично натренированных пехотинцев, что "Право Первого" (Кто первый ступил на почву, тот и хозяин территории), было единственным возможным средством для сохранения пропорций могущества в гонке вооружений. За Абамией числилось уже около трехсот с лишним планет, и хорошо подготовленные экспедиции с каждым годом только увеличивали их число. За Масквой, которая никому и ни в чем уступать не хотела - всего только двести две. Сами понимаете, такое соотношение сил не вело ни к увеличению дружественности между народами, ни к равному соотношению сил. Что уж говорить о войне, которая, как всегда, вроде бы и не ожидалась, но, соответственно, могла быть уже "не за горами". Такое положение было не только невыносимо для гордой имперской республики (теперь она называлась именно так; левые были, как обычно, недовольны, но им быстро закрыли рты), но и представляло опасность для населения всего русскоговорящего блока. В конце концов, если Абамия овладеет всей достижимой Вселенной, кто поручится за то, что следующим ее шагом по завоеванию мира не станет сама Имперская Республика?
Такие банальные, в сущности, соображения могли бы поставить в тупик кого угодно, кроме руководства Александра Сергеевича Гранта. Его экипажу (а также аналогичным двадцати пяти командам по пять человек) было поставлено в задачу разыскать и освоить (а точнее - застолбить и замусорить) как можно большее количество пригодных для военных, промышленных или мирных сельскохозяйственных целей экзопланет, которые после этого, опираясь на принятое повсеместно Право Первого, можно будет считать своими форпостами. Исходя из практической необходимости расширяться во все возможные стороны, количество таких вылазок постоянно увеличивалось, и уже первая экспедиция с его участием попала в крайне затруднительное положение. Была найдена очаровательная планетка земного типа - нечто вроде сплошного океана, посреди которого, подобно роскошному цветку распускался небольшой материк с влажным тропическим климатом, песчаными пляжами и бурной дикорастущей флорой и фауной (вторая, как оказалась позднее, кусалась, но выглядела вполне симпатично). Решено было назвать эту малышку "Рязань" и немедленно высадиться, дабы никто уже не мог оспаривать право Республики на сей цветник - но тут их опередили совершенно бессовестным образом. Маленький разведывательный катер противоборствующей стороны резко спикировал вниз, обогнал начинавшую готовиться к неторопливому спуску команду "Буревестника" , нагло сел на чудную лазурную отмель, выбросил пару пустых баночек из-под Кока-Колы и пластиковую расписку нынешнего абамского президента, которая и являлась средством удостоверения принадлежности спорных территорий. Расписка эта - в сущности, не более чем микрочип с маячком - немедленно передавала сигнал на любой ближайший спутник, который и фиксировал данный сигнал как регистрацию права на землю. Одно дело, когда такая регистрация проходила чинно, и найденное сокровище законно присоединялось к списку освоенных территорий. Но когда подобное безобразие происходит при свете дня (все три местных солнца, по идее, в негодовании должны были отвернуть свои лики), сохранять спокойствие совершенно невозможно. Несчастный Александр Сергеевич пытался считать всех свободными соискателями, и пробовал не чувствовать себя обманутым в лучших чувствах, однако обида все равно осталась. Экипаж - люди более вспыльчивые, чем Грант - грозился даже пальнуть разок в незваных чужеземцев, посягнувших на исконно русские земли.
- Не надо, - сказал тогда Александр Сергеевич, - это делу не поможет. Я, конечно, буду рапортовать в центр, но это ничего не изменит. Право Первого - на то и право, что у каждого оно есть. Эти оказались чуть более ловкими, чем мы с вами. На это надо будет обратить особое внимание и не хлопать больше ушами, когда найдем нечто порядочное и подходящее, а спустимся и намусорим сразу.
- Вы приказываете нам в следующий раз рисковать? - холодно спросил его Любимов, капитан "Буревестника". Этот сорокачетырехлетний поджарый сухой человек производил неизменное впечатление на всех молоденьких девушек, служивших в каждом космопорту бортпроводницами крупных туристических перелетов, и в редкий выдающийся ему выходной легко снимал одну, а то и двух сразу. Слава заслуженного "морского" волка придавала ему легкий аромат старинного романтического героя, образ которого он нещадно эксплуатировал последние десять лет. Грант завидовал ему в этом, но сил и возможностей подражать у него просто не было. Не с чего было взяться мощному торсу, загадочно-ироничному взгляду, породистому носу с горбинкой и, главное - роскошным офицерским погонам, которые служили основанием к не менее породистой голове с плавно седеющими висками.
- Каким образом? - вежливо переспросил Александр Сергеевич. Любимова он терпеть не мог. Соперниками они никогда и ни в чем не были, да и не могли, собственно, быть. Какое, к черту, соперничество, если один - красавец и капитан, а другой - гипертоник и штатский? Высшее образование не в счет, когда речь идет о вопросах размножения.
- Если бы мы закончили проверку раньше других, то поступили бы менее осмотрительно, но земля оставалась бы за нами, - еще холоднее отвечал капитан. - Так что если вы обвиняете нас в том, что это мы медлили, то...
- Ни в чем я вас обвинять не собираюсь, - так же холодно ответил Грант, - просто констатирую данность.
Он быстро откланялся и ушел в свою каюту. Ему не хотелось даже разговаривать с этим человеком, сошедшим, как будто, с обложки журнала. Мало того, что ему прилюдно сделали личное замечание, унизили, можно сказать, но еще и указали на место - "не лезь, мол, куда не следует". Такое можно было бы снести от однокурсника или однокашника, но здесь, в условиях постоянного трения между военным персоналом и унижаемыми повсюду штатскими...
Это была не первая обида, которую Александр Сергеевич снес в последнее время. Его задирал не только Любимов, имевший на то хоть какое-то право. Таким же образом развлекались гораздо более низкие чины и не только на "Буревестнике". В последние дни Гранту начинало казаться, что над ним насмехается целый мир. Это могло бы обескуражить и смутить кого угодно, и даже не такого психически неустойчивого индивида, как Александр Грант. У него не было ответа на единственный вопрос - за что ему это наказание, и кто именно виноват в том, что его одного вечно выбирают в качестве козла отпущения. Ничего удивительного в том, что Любимов сразу же невзлюбил его, не было. Так поступил бы любой командующий на его месте. Проявление человеческой слабости не в чести в обществе, но в воинско- уставных отношениях они просто неприемлемы и караются беспощадно. "Мое счастье, что я - из научного состава экспедиции, - подумал Александр Сергеевич, - он бы меня сразу же на гауптвахту посадил. Просто так. За то, что я - такой как есть, и такой я ему не нравлюсь. Счастье, что он не имеет право обращаться со мной самым бесчеловечным образом, иначе...".
Может быть, Александр Сергеевич и преувеличивал, описывая отношение капитана Любимова к нему, но и тот в оценке своего научного консультанта не стеснялся в выражениях. По мнению Николая Ростиславовича, Александр Грант был "не слишком умен, не последователен, скор в суждениях, не обладает врожденной смекалкой, не склонен к компромиссам, слишком много на себя берет и не годится для работы в команде". Это было бы приговором в любом другом случае, если бы речь не шла о крайне опасных, зачастую внеплановых экспедициях, где на счету каждый человек, так что целый штат сотрудников и лаборантов неуместен. Заменять собой целую лабораторию, а заодно, быть готовым к любой неожиданности, и при этом сосуществовать в одном замкнутом помещении с кучей военных - задача не из простых. Александр Сергеевич с ней, без сомнения, справился, и отменно справлялся бы до сих пор, если бы его вдруг в прошлом месяце так неудержимо не потянуло бы на стабильную землю. В его распоряжении было все - и чудный курорт на самой комфортабельной станции "Союз 1", и потрясающие условия номеров люкс в лучших салонах космических макси-экспрессов, но он уперся, и ни в какую. Твердую землю ему подавай!
"Вы понимаете, что высадка ни на одну из обитаемых наших планет сейчас невозможна, - строго выговаривал ему Любимов, - вы понимаете, что срываете миссию, которая на вас возложена? Ни о какой длительной командировке на Маскву речь даже не может идти. О более продолжительном отпуске - тем более. За кого вы себя принимаете? Если у вас нервный срыв, и работать в команде совсем невмоготу, то милости просим, можете подать в отставку, от нас не убудет. Максимум, что я могу предложить вам в ответ на ваше так называемую "невралгию", - тут он не смог сдержать презрительной ухмылки, и это лишь усугубило смущение Александра Сергеевича, - это лишний выходной и прогулки на местном галактическом поезде до кольцевой, туда и обратно. За сутки - двое как раз обернетесь. Насмотритесь звезд, наслушаетесь завораживающей приятной музыки, снимете девку себе и - довольно. Большего я вам предложить никак не могу. Все, что в моих силах по улучшению климата в отношениях между вами и командой я сделаю, но не требуйте от меня невозможного".
- При этом он смотрел на меня, как на мразь, - жаловался Александр Сергеевич так печально, что даже нанятая на галактическом макси-экспрессе проститутка его жалела, и не за деньги, а бесплатно.
- Эти военные, - понимающе сказала она, поглаживая его по плечу мягкой детской ладонью.
- Как тебя зовут? - спросил он, поражаясь сочувствию этой девочки. Конечно, она могла быть вполне определенным образом запрограммирована на выражение любви и сочувствия в дорогих номерах, но какая-то из ее интонаций показалась ему слишком достоверной. "Смертельная нежность", - как он бы сказал, если бы осмелился похвалиться своими приключениями Любимову, как делали прочие отпускники. Солдаты.
- Делия.
- На самом деле, я имею в виду.
- Варенька, - она почему-то смахнула слезу. Такие девочки были не редкостью в дорогих межгалактических экспрессах. Их было много в гостиницах класса люкс и даже на магистральных дорогах, главной из которой считалась "Сибирь" (маршрут, связывающий различные части галактики Млечный Путь. Естественно, в русском картографическом обществе. На западных картах это сообщение традиционно носило название "Пятой авеню", и очень часто в просторечье эти названия смешивали, говоря то Сибирская авеню, то Сибирь номер пять).
Девочки эти были совсем не роботами, но не совсем и людьми. Обычно в такое, добровольно взятое тело (как правило, работорговцы сбывали сюда выкраденных в безопасных районах женщин и девушек, однако с этим промыслом так беспощадно боролись, что сутенерство вымирало как профессия за своей излишней опасностью) вживлялось дополнительное, как бы промежуточное сознание, которое блокировало основное, но ни в коем случае не стирало его. Делалось это из милосердия. Однажды соглашаясь на такую работу, женщина отдавала свое тело на растерзание самым изголодавшимся в длительных путешествиях морякам, и то были не самые лучшие воспоминания, которые каждая из них хотела бы себе оставить. По прошествии некоторого времени эта липовая личность исчезала; при необходимости ее возобновляли опять. Все эти так называемые временные сознания были, как правило, весьма различны, но крайне однобоко настроены. Самым большим успехом пользовалось сознание "Женщины Достоевского". Сонечки, Вареньки, Катеньки, Любочки - обязательно уменьшительное, почти детское имя, всегда запуганный взгляд, хрупкость и беззащитность в движениях. Неважно, какой была эта женщина в обычной жизни - после обработки она делалась покорной, несчастной, покладистой, преданной и простой. Самый устойчивый архетип, который только был изобретен, и который легко принимала любая нервная система. Поэтому-то Грант нисколько не удивился, услыхав это замшелое имя. Сразу же за ним должна была последовать слезливая история о несчастной любви, покинутости, безвыходном положении, брошенном ребенке или больном отце. Такой сладко-муторной каши он накушался уже давно, однако слушать ее каждый раз не надоедало. Уж очень достоверно и искренне рассказывали ее подобные девушки. Одна за другой перед ним выступали самые честные артистки на свете. Честные - потому что, в отличие от прочих актрис, они по-настоящему верят в свою ложь, а еще потому, что стараются вызывать возбуждение не ради собственного тщеславия, а чтобы сразу же удовлетворить его. В этом смысле проститутки куда честнее и праведнее.
Александру пришлось выслушать примерно такую же ложь - хотя она и показалась ему достовернее всех предыдущих версий. Варенька (эта Варенька) была гораздо искреннее и правдивее на первый взгляд. Он с большим удовольствием провел с ней время.
Когда он собирался домой (вернее, на базу "Буревестника"), она спросила:
- Как ты живешь? Там нравится тебе?
- Где там? - недовольно потягиваясь, спросил он.
- Там, где ты служишь.
- Я - штатский.
- Не хочешь говорить со мной об этом? Все настолько плохо?
Это было странное умозаключение для такой девочки, как Варенька, Сонечка или Танюша. Они не проявляли изобретательности нигде и никогда, говорили одинаковыми шаблонными фразами, и при этом вели себя просто и логично, как марионетки. Этого у них не отнимешь - предсказуемость женщины не всегда порок, а когда речь идет о мимолетных внеплановых отношениях, то прямо-таки достоинство.
- Почему? Нет, совсем нет. Я - очень ценный сотрудник, меня все уважают. Я хорошо зарабатываю...
Неожиданно он поймал себя на том, что распинается перед безликим собеседником, почти машиной. С таким же успехом можно было разговаривать со стеной. "Когда знаешь, что собеседник ничего не запомнит, и никогда не ответит искренне - разговаривать бесполезно, - решил он про себя".
- Тебе хватает на жизнь?
Этот вопрос был уже стандартным. Такие нехитрые замечания как: "Ты хорошо выглядишь", "Тебе хватает на жизнь?", "У тебя есть семья, дети?", "Как звали твою первую девушку?", были установлены как основные везде, во всех вариациях, во всех электронных мозгах.
- Хватает, даже остается немного, - неловко пошутил он.
- Поделишься со мной? - игриво усмехнулась она, кутаясь в большое банное полотенце. В галактическом макси-экспрессе были потрясающие ванные комнаты, непохожие на те тесные душевые кабины, которыми был оборудован каждый корабль. За этот максимальный комфорт (кожаная обивка диванов, натуральная еда, приготовленная руками настоящего повара, живая музыка - по таким экспрессам путешествовали даже известные певцы и оркестры) они и получили свое название. Своего рода отель, в котором можно отдохнуть не хуже, чем получив отпуск. Многие проводили все свое свободное время в них, не бывая в крупных портах по нескольку лет. Огромные межпланетные станции, с которых стартовал такой экспресс, провожали в день по нескольку таких "поездов", каждый из которых уносил на своем борту по нескольку сотен пассажиров. Александр Сергеевич давно уже полюбил эти маленькие огоньки цивилизации среди холода и пустоты, эти искорки человеческого тепла, курсирующие по приятному и безопасному маршруту. Этот огромный вагон-ресторан и, одновременно, бордель "на колесах" (вернее, на крыльях, а точнее, на гипердвигателях) стал местом паломничества самых разных людей. Здесь можно было удовлетворить почти все свои потребности - от физических до религиозных. Это был сущий рай в космосе.
Команды на них набирались интернациональные, так что здесь можно было запросто встретить как соотечественника, так и озабоченного ростом космических сверхдержав китайца, а нередко - и прямого противника. Эта опасность оплачивалась отдельно и соответственно статусу передового отряда, почему добровольцы и рвались сюда толпами. Нечеловеческие условия некоторых экспедиций с лихвой искупались комфортом редких, но запоминающихся отпусков, а "макси-экспрессы", попасть на которых каждому служащему удавалось хотя бы раз в год, позволяли себя чувствовать себя человеком едва ли не полнее и отчетливее, чем на Маскве.
Александр Сергеевич не хотел возвращаться на борт "Буревестника". Ему было стыдно сознавать, но никакого героя, никакого "бывалого волка" из не вышло, как был он очкастой библиотечной крысой, так ею и остался. Все то, что в глянцевых голограммах подавалось на Маскве как космический пафос, та самая пресловутая романтизация освоения новых просторов, заржавевший и промасленный патриотизм с космическим душком - не касались его. Он не вписывался в стройную концепцию "наших бравых парней". Впрочем, как давно ему казалось, так было всегда. Не могло быть войн, состоявших из одних полководцев и героев. Всегда были те, на ком держались основные своды войны. Эти скромные, незаметные люди совершали открытия, модернизировали устройства - например, придумывали наконечники к стрелам или химическое оружие. Их не сажают ближе к огню, и они не носят мантию вождя, но без них не было бы победы.
Этим он утешал себя и уже довольно давно.
... Возвращение из отпуска далось ему даже сложнее, чем он ожидал. Нападения "абамцев" никогда не ждал, но встретить в космосе на нейтральной территории боевой крейсер альянса планет "Тянь ань мынь" - это, по меньшей мере, нарушение всех законов и прав. В определенной части пространства полеты тяжеловооруженных кораблей были под строгим запретом, поэтому о его появлении немедленно сигнализировали начальству. Пока Александр Сергеевич тревожно вглядывался в небосвод, понимая, что ничем хорошим это появление никому, в сущности, не грозит, его по вызвали по внутренней связи. В рубке его оставили одного - им интересовался Любимов.
Когда его слегка измученное лицо появилось на экране, Александр Грант испытал новый прилив раздражения, уже, казалось, оставивший его во время отпуска. Такое же чувство он испытывал всегда, когда ему наступали но ногу или проливали горячий кофе в постель.
- Как отдохнули? - хмуро спросил его капитан, и, по-видимому, совершенно не дожидаясь ответа, продолжил, - у меня к вам есть дело. Надеюсь, то, что вы еще не приступили к исполнению своих служебных обязанностей, не мешает вам выслушать мою просьбу?
- Никак нет, - ответил Александр Грант очень сдержанно. Что-то в этой речь показалось ему несколько странным. То ли это было откровенное хамство, замаскированное под просительный тон, то ли, действительно, у капитана и экипажа в его отсутствие возникли проблемы. Против воли Александр Сергеевич ухмыльнулся в ответ.
- Видите китайский катер?
- Вижу, - Александр Сергеевич озабоченно шагнул к иллюминатору. - А что такое? Он собирается напасть на нас?
- Ни в коем случае. Наоборот, думаю, он скоро запросит помощи.
- Он, вообще-то говоря, просто не должен был бы тут быть. Это нейтральные территории.
- Именно поэтому я и обращаюсь лично к вам. Не позволяйте никому войти на борт. И никого не посылайте туда, даже если они будут вопить, умоляя о помощи.
- Я, вообще-то, не решаю тут ничего. Я - пассажир, как и все.
- У них скоро будет сеанс связи с ним. Они запросят врачей. Так как на борту макси -экспресса их практически нет, а его пассажиры - военные (в большинстве случаев), то среди них медики и попадаются, то командование экспресса скоро обратится к вам, к пассажирам. Не отзывайтесь, и другим идти туда не позволяйте.
- Подождите, подождите... неужели там так опасно? Новая болезнь? Инфекция? Карантин?
Усталое лицо Любимова исчезло с экрана. Александр Сергеевич выругался про себя, и только тут сообразил, что по всем параметрам это был совершенно неправильный и даже противоестественный разговор. Не имея обыкновения делиться с подчиненными самым сокровенным, Любимов даже правительственные директивы до общего сведения не всегда доводил. Чтобы так, на людях проявить некоторую лояльность... или им руководит забота об общем деле, или это очередная бессовестная западня.
"Но какая же? - недоумевал Александр Сергеевич, подумывая о том, чтобы передать саму суть разговора в секретном рапорте вышестоящему начальству. Он давно уже подумывал об официальной жалобе, но доносить было настолько не в его характере, что от одной мысли его начинало тошнить. - Если там действительно новый вирус, или это - замаскированная мина, которая взорвется немедленно, как только спасательная миссия ступит на борт корабля?.. Хотя кто в это поверит? Зачем китайцам нападать на мирный экспресс, на котором могут быть, кстати, даже их же сограждане, не гнушающиеся поддаться гнилой западной цивилизации?".
Отчего силы Имперской Республики "Масква" и Абамии называли "западными", а китайскую сторону - "восточными", никто не знал уже давно. Вернее, об этом догадывались историки, но не такие же простофили, как отдыхающие выпускники военных академий на борту пятизвездочного экспресса. Даже сам Александр Сергеевич этого не знал. Он просто догадывался что когда-то давно, на древней территории родины человечества - Бог знает, где она есть, такая - их страны занимали соответственные географические положения. От этого же он отталкивался, когда исследовал этимологическое происхождение названий и имен. Свою родословную Грант давно разобрал по кусочкам. О древнейших Грантах было известно только одно - они первыми (или в числе первых) прибыли на заповедные земли Масквы, тут же окрестили ее так (хотя сами, по совести говоря, неизвестно были ли крещены), установили демократическую центральную власть (это потом уже благословенная Масква стала монархией, в те первые дни, когда жизнь ее только еще начиналась, то был скорее лагерь беженцев, ученых и военнопленных, не пожалевших всей жизни своей, чтобы наладить здесь все, как надо).
Дальнейшие судьбы Грантов для истории терялись, и к верхушке власти уже (по сей день) не притрагивались. Александр Сергеевич готов был продолжить семейную традицию, и кануть в Лету простым служащим космической экспедиции. Амбиций у него не было никаких. Он был ленив, и три высших образования получил скорее по недоразумению. Просто учиться ему нравилось куда больше, чем работать, а родители поняли эту странную особенность его организма намного позже. После получения третьего диплома (на сей раз - астрофизика), ему прозрачно намекнули, что о профессиях генетика и биолога на время стоит забыть, а пора бы использовать уже имеющиеся в наличие специальности химика-технолога и хирурга . Александр Сергеевич был удручен не на шутку. Так как у родителей деньги имелись, а жизненных планов у него никаких не было, то, таким образом, эти величины в противоречие не вступали. Теперь же от него неожиданно стали требовать решительных действий. Это было почти отвратительно, и он расценил их жест, как предательство. А раз его предали - значит, ничем не обязан и он.
Таким образом он и попал на борт "Буревестника". Родители ничего не желали слушать о космосе вообще. Их пугала сама перспектива долгих космических перелетов, опасности, там поджидающие, высокая смертность среди астронавтов и прочее. Больше всего их пугал вселенский холод и царящее там одиночество, на что Александр Сергеевич (типичный маменькин сынок, хороший, воспитанный домашний мальчик) ответил:
- Ерунда. Ничего страшного. Просто представьте себе, что на всей планете выключили обогревание и свет. Вот и все.
Когда он совершал свой первый полет, его стошнило. Традиционно считается, что так происходит со всеми, но Грант давно понял, что это совсем не так. Новобранцы, с которыми он поступил на борт одновременно, отнюдь не жаловались на повышенное давление, подступающие к горлу комки и немеющие ладони.
"Просто они настоящие мужчины, - растерянно думал он, растирая гудящие виски пальцами, - ... или настоящие женщины (в экипаже числились и такие). Не чета мне. Это я - крыса тыловая. Зачем только я сюда пришел? Чтобы досадить родителям? Дурак, проще было жениться на проститутке".
Теперь сожалеть было поздно. Он не отступился бы от своих принципов ни за что, и не признался бы ни в коем случае даже себе самому, что эта жизнь не для него, он ВООБЩЕ не способен проводить большую часть времени на борту, испытывать постоянный перегрузки, терпеть издевательства старших коллег и быть посмешищем всего воинского персонала.
И вот на тебе, этот вот китайский катер. Бог знает, чего от них ждать, от китайцев. Вообще, какое отношение Любимов имеет к китайским военным силам? "Мы даже не соперничаем с ними в борьбе за территории, - размышлял он, - если так, то почему наши с ними повздорили? Или не повздорили? Тогда откуда он знает, что от них следует держаться подальше?".
В этот момент, словно в ответ на его мысли, по интеркому раздался бездушный обезличенный голос (трудно было даже понять, мужской он или женский):
- Господа пассажиры, доводим до вашего сведения, что по соседству с нами терпит бедствие вооруженный мини-катер дружественной державы. Нет сведений о состоянии людей на борту. Есть вероятность того, что им понадобится медицинская помощь. Если среди вас есть медики, то ваша помощь может оказаться неоценимым вкладом в дружбу между народами.
- Ага, сейчас, - недоверчиво усмехнулся стоявший рядом с ним в рубке связник, - такие дураки есть, что полезут в неизвестно какую дыру, лишь бы наладить правительственные отношения. Ищи идиотов.
- Но там же люди... - возроптал было Александр Сергеевич, но вспомнил Любимова и оробел. - Может, все же надо пойти?
Связник передернул плечами, "не мое, мол, это дело".
"И правда, какое дело ему, - подумал Грант. - Его-то это не касается. Не его моральный выбор".
По коридору забегали неизвестные люди. Какие-то смельчаки записывались в добровольцы, служащие экспресса начали собирать снаряжение. Грант некоторое время смотрел на всю эту суету, потом собрался с духом, и обратился с просьбой к стюарду проводить его к начальнику "поезда".
- У меня имеются сведения о том, что эта вылазка может быть небезопасна, - ответил он на вопрос, зачем ему это нужно. - Боюсь, что это может необратимые последствия для всех, ступивших на борт. Может быть, для всех нас.
Стюард побледнел (инстинктивно люди верили Александру Сергеевичу, когда тот начинал пугать их "последствиями", у него отлично получалось), и побежал узнавать, не примет ли его начальник экспресса. Тот оказался занят, как никогда, однако обещал прислушаться у рекомендации Гранта. Сборы спасательной экспедиции, между тем, продолжались.
Александр Любимов крякнул, и попросил связиста снова вызвать Любимова. Тот на удивление быстро ответил, словно ожидал этого.
- Они меня не послушались.
- Вы записались в участники экспедиции? - деловито осведомился он.
- Нет пока еще.
- Нет?
- Нет, конечно.
- Тогда срочно запишитесь.
- Вы же...
- Делайте то, что вам говорят.
Грант начал хватать ртом воздух.
- Вы решили избавиться от меня и подставляете таким образом? Отлично! Я пожалуюсь начальству, я...
Любимов скривил благородное, возвышенное лицо.
- Прикажите перевести нас на закрытый канал и выставите связиста из рубки. Надо поговорить. Это секретные переговоры, касающиеся военно-морского и космического флота, и посторонние тут не допускаются.
Связист щелкнул каблуками и вышел. Александр Сергеевич остался один в светящемся многочисленными огоньками тесном помещении рубки один. С огромного, в полстены, экрана на него смотрело обветренное лицо Любимова с непередаваемо презрительным выражением на лице.
- Вы один? - спросил он, криво улыбаясь.
- Один.
- Нас перевели на секретную частоту?
- Перевели.
- Точно?
- Точно, - устало подтвердил Грант.
- Закройте дверь.
Александр Сергеевич покорно захлопнул дверь в рубку. Щелкнул замок. Некоторое время он прислушивался к происходящему в коридоре, потом подошел к экрану ближе.
- Чего вы хотите от меня?
- Вы должны пройти вместе со всеми на борт китайского катера. Раз уж не довелось отговорить их от посещения, то лучше его возглавить.
- О, Господи, опять вы меня втягиваете, - Грант искренне помрачнел, так что даже Любимов слегка забеспокоился. - Во что на это раз?
- Это не вашего ума дело. Короче, там такое дело... - он почесал в голове. - Строго говоря, никто не должен был бы встречаться с ними, но раз уж... будьте готовы к неожиданностям.
- Каким? - у Александра Сергеевича все похолодело внутри.
- Как вы относитесь к чужим?
- Бросьте, все это глупости и сказки. Тысячелетия мы уже летали повсюду, ради контакта чуть наизнанку не вывернулись, а их все нет и нет. Ученые (и я в том числе) полагают, что и не предвидится. Мы - одни во Вселенной, и это - установленный факт. Мы - единственный разум.
- Боюсь, что - единственный маразм, - усмехнулся Любимов. - Не может быть такого, сами понимаете. Жить в наше время, и быть таким узколобым? Впрочем, неудивительно. От всех все скрывают. И от вас тоже, между прочим.
- Хорошо, допустим. Я-то тут при чем?
- Там будут люди. Китайцы, как вы понимаете. Только они везут одну реликвию... нам она нужна.
- Вы и выслеживали его повсюду? - догадался Александр Сергеевич. - Тайная миссия. Потому так легко и отпустили меня, отпуск дали? Какая ирония...
- Не выпендривайтесь. Короче, вы имеете право взойти на борт вместе со всеми, осмотреть раненых.
- Откуда раненые-то?
- Кто-то обстрелял их корабль. Пробоины в борту настолько велики, что может понадобиться эвакуация на экспресс.
- Кто-то? - на этот раз усмехнулся Александр Сергеевич. - Они просто удрали от вас?
- Вы же умный человек, - сказал Любимов. - Вы хотите получить повышение? Медаль за мужество? Заслужить уважение коллектива, например?
- Хочу, но не такой же ценой.
- О цене вас не спрашивают. Дело государственной важности. Или вы выполняете приказ, или не остаетесь служить под моим командованием на "Буре". Как?
- Я не служу, я работаю, - ворчливо пробормотал Грант. - Как она выглядит-то? Что из себя представляет? Радиоактивная?
- Нет, нисколько. Это совершенно безопасный предмет. Это - книга.
- Книга? - поразился Александр Сергеевич. - Книгами никто уже давно не пользуется. Лет сто, наверно...да нет, тысячу. Точно, тысячу... тысяч пять.
- У вас хорошее чувство времени, - похвалил его Любимов, - а насчет истории вы и просто спец. Не думаю, что это ваша стезя. Короче, принесите нам эту книгу, и будем квиты. Я забуду вам все оскорбления и неуважительное отношение.
- Это мои слова. Вы их украли.
- Хорошо, тогда вы мне простите это и сможете получить повышение. Хотите быть старшим помощником?
Александр Грант облизал пересохшие губы.
- Вы предоставите мне эту должность? За что? За книгу?
- За книгу, принесенную в целости и сохранности, при чем так, чтобы никто не знал. Вы готовы?
- Сделаю все, что смогу.
- Принесите ее, и все будет в порядке.
Александр Сергеевич забеспокоился.
- А вам что с нее? Зачем вам это надо?
- Государственная тайна.
- Вот как? Может, стоит меня посвятить?
- Не по этой связи. Я и так страшно рискую, поручая вам это. Мы надеемся на честность служб безопасности, в то время как никто не даст гарантии, что нам не подслушивают прямо в этот момент.
Грант колебался какое-то время, потом сказал задумчиво:
- Где ее искать?
- На столе у охранника стоит сейф с антигравитацией. В него складывают все мелкие перевозимые пассажирами вещи, которые могут разбиться при столкновении или неудачной посадке. В этот сейф - предположительно - и была спрятана книга.
- Код?
Любимов пожал плечами.
- Кода доступа, разумеется, у меня нет. Или попытайтесь перенести сейф вместе с другими ценностями на борт экспресса, или взламывайте его там. Как вам будет угодно, только не попадитесь.
Александр Сергеевич почесал в голове. Задание ему все больше и больше не нравилось.
- Вы отправляете меня, не военного, на заведомо провальную авантюру. Вы же понимаете, что нельзя быть уверенным в успехе, когда имеете дело...
- Вот именно, однако мы же все-таки взяли вас на работу, - сказал Любимов, слегка улыбаясь. Нельзя сказать, что его лицо подобрело, но Грант почувствовал, что капитан стал относиться к нему чуть-чуть добрее.
- Ничего не обещаю.
- Вам надо будет дырочку на пиджаке сделать, - сказал Любимов. - На медаль.
Грант почувствовал, что у него еще больше пересыхает во рту. Поехать в отпуск - и так попасться.
Он, задыхаясь, выбежал из рубки, столкнулся по дороге со связистом, который возвращался на служебное место и странно поглядел на него. Должно быть, вид у Александра Сергеевича расхристанный и безумный. "Или он что-то слышал и теперь подозревает меня, - подумал Грант, - надо быть осторожнее".
По коридорам уже забегали торопливые стюарды, добровольцы и просто любопытствующие. Ни одной из "девочек" видно не было, так что и Вареньки Грант нигде не нашел. Он поздоровался с штатным врачом-терапевтом, который был командирован на катер, и уже трясся от страха в летном ангаре, где был назначен пункт сбора.
- Восхищаюсь вашим мужеством, - сказал Грант и сердечно пожал ему руку. - Вы делаете благородное дело.
- Как и все мы, - сказал тот безжизненно, и добавил, - это правда, что вы отговаривали начальника поезда от этого?
- Да, я говорил ему, что это очень опасно. И теперь придерживаюсь такой же мысли.
- И что тогда вы делаете здесь?
- Не в моих правилах отступать перед опасностями.
Это прозвучало настолько фальшиво, что оба они рассмеялись. Атмосфера слегка потеплела.
- Может, я помогу вам? Польза прежде всего. Я ведь тоже врач по образованию.
- А я думал, вы - химик.
- Я - вечный студент. Три высших образования, три даром полученных диплома. Нет, конечно, я - специалист в каждой области, но без практики знания, как известно, ржавеют.
- Вы же не хотите сказать, что проситесь в эту вылазку только потому, что решили попрактиковаться в полевых условиях? - врач воззрился на него с удивлением. Ему было лет сорок пять, он был отцом двух детей и работа на экспрессе, где приходилось лечить пассажиров от тошноты и мигрени (как максимум), и рисковать собой на подобных вылазках он был не готов.
- Давайте я вместо вас отправлюсь туда. Мне это полезно, а вам и тут работы невпроворот.
- Так не положено.
- Никто не узнает, а если и узнает, какая разница? Впрочем, как вам будет угодно, я запишусь в добровольцы и все равно туда попаду.
Врач заколебался - предложение было весьма соблазнительно.
- Хорошо, я скажу, что к вам прислушивались и не сомневались в вашей врачебной квалификации.
- Огромное вам спасибо, - Грант сердечно пожал ему руку, - вы не пожалеете.
- Только не нужно напрасно геройствовать, - посоветовал ему врач. - Вы вполне рассудительный молодой человек, так что надеюсь на вас.
В ангаре было уже нечем дышать - на маленькую взлетную палубу набилось более двадцати добровольцев. Здесь были военные всех мастей, один специалист по китайскому языку (которым оказался повар местного ресторана), медсестра (очень симпатичная девочка лет двадцати- двадцати-двух, белокурая, веселая и озорная как козочка, которая подначивала и подзадоривала всех), несколько штатских - специалист по двигателям, механик, рулевой. Грант быстро перезнакомился с ними со всеми, мысленно поразившись такой готовности рисковать собой ради почти враждебной нации. Однако, словно угадав его мысли, медсестричка тихонька прошептала ему на ухо:
- Но они же тоже все-таки люди. Мы же должны им помочь, не так ли?
Александру Сергеевичу стало неудобно. Он почувствовал, что его раскрыли с головой - должно быть, у него на лице было написано, что он не видит необходимости спешить с помощью команде недружественной державы.
- Разве я против? Наоборот, сам, видите ли, добровольцем записываюсь...
Медсестра иронически посмотрела на него.
- В вашей "доброй воле" есть что-то уж очень доброе... подозрительно даже, зачем вы напросились сюда, если вам не хочется идти до такой степени.
- Уж не намекаете ли вы на то, что я...
- Успокойтесь, - она покровительственно положила руку ему на плечо, - я пошутила. Не возмущайтесь так, я несерьезно.
Александру Сергеевичу стало по-настоящему стыдно. Он ощутил себя таким бессердечным мерзавцем, что покраснел до корней волос.
- Я всегда думал, что мое предназначение в том, чтобы помогать людям. Правда, не удавалось особенно до сих пор...
- Начинать никогда не поздно, - она отвернулась, приветствуя других добровольцев.
С сожалением сознавая, что очередная красивая девушка утратила к нему интерес, Грант тяжело вздохнул и задумался. Ему казалось, что все вокруг относятся к нему с пренебрежением и превосходством. "И даже она, знакома со мной полминуты, и вот уже тоже считает меня ничтожеством. Я сам виноват".
Он подумал о том, что, когда ступит на борт катера, нужно будет прежде всего искать книгу, а от него будут ожидать помощи раненым пассажирам и экипажу. В итоге он не справится с миссией, а люди, корабль которых расстреляли его собственные товарищи, пострадают ни за что. "Какая ирония, - подумал он. - Мои коллеги, пользуясь моим отсутствием, занимаются грязной работой для правительства, а в итоге получается, что я должен их прикрывать. Интересно, станут они меня уважать после этого?".
Дождавшись погрузки в разведывательный глайдер, куда поместились не все желающие, он почувствовал привычный приступ тошноты. Пехотинец, сидевший с ним на скамье рядом, дышал ему в ухо чесноком и перегаром, а сосед слева мучился долгой отрыжкой после обильного затяжного обеда. Никто из них не был готов к спасательным операциям.
"Вот эти люди знают, что делают, - подумал он с легкой завистью. - Даже в таком неприглядном состоянии она полезнее меня будут. Хотя, если я справлюсь со своим неожиданным заданием, то, может быть, тоже на что-то сгожусь, и меня за глаза будут звать Мата Хари. Кошмар"
Отделившись от громадного десятипалубного экспресса, сиявшего ослепительным снопом огней, легкий маневренный глайдер скользнул мимо его поверхности и направился в открытый космос. Александр Сергеевич с немым сожалением посмотрел в узкий иллюминатор и мысленно попрощался с сияющим гигантом. Там, за этими мириадами сияющих точек остались бархатные кресла и зеркала, комфорт, уют, шампанское, теплые постели и услужливые официанты. Было в этих макси-экспрессах имперское и величавое, что поневоле хотелось затаить дыхание, чтобы ничто не мешало восхищаться грандиозностью мысли существ, его построивших. В душе Александра Сергеевича бушевали противоречивые чувства. Пылкое восхищение тем, что человеческий разум настолько легко и полно освоился в космическом пространстве, что перелет из одной галактики в другую занимает меньше времени, чем в древности морской переход в из Европы в Америку иногда сменялось даже некоторым недоумением. Александр Сергеевич никогда не предполагал, что всего несколько открытий в состоянии обеспечить человечеству такое благополучие. Особое состояние магнитного поля прочно защищало человеческие суденышки и от космической радиации, и от вакуума, и от низкой температуры. Теперь можно было деревянную лодку под парусом выпустить в открытый космос. Защищенная полем, она спокойно дрейфовала бы по просторам галактики, и ее пассажирам не угрожало бы практически ничего - разве что направленный удар метеорита. Это решило вопрос о постройке сверхпрочных судов - они попросту не понадобились. Опытные астронавты шутили, что могут летать теперь даже в картонной коробке. Их и прозвали так "космические бомжи". В каком-то смысле даже их громкие заявления были правдой.
Теперь небесные просторы рассекали громадные лайнеры, целые эскадрильи которых имелись у каждой стороны; легкие пилотируемые глайдеры, мощные авианосцы и также туристические и прогулочные машины всех мастей, в частности - вышеупомянутые макси-экспрессы. Александр Сергеевич давно же порывался попасть на один из них, посему от предложения Любимова он недолго отказывался.
Иное дело - китайский разведывательный катер. Легкий, непритязательный, без особых удобств, максимальная вместительность - двадцать два человека. Учитывая малые габариты и дружелюбие китайцев, там могло оказаться вплоть до тридцати пяти человек.
Когда они состыковались, и шлюзы с трагическим всхлипом начали снова выпускать кислород, собираясь принять гостей, Александр Сергеевич печально взглянул на своих сотоварищей. Сидевшая напротив него медсестра была удручена никак не меньше его.
- А вдруг мы опоздали? - спросила она. - Когда мы подлетали, я заметила значительные разрушения. Их серьезно обстреливали... вдруг там много убитых и раненых?
Александр Сергеевич покраснел. Ему стало стыдно.
- Надеюсь, что нет, - сдержанно пробормотал он. Ему не хотелось смотреть никому в глаза. Особенно он боялся, что его выдадут побелевшие щеки и крупные капли пота, сочащиеся со лба. "Как потом Любимову в глаза-то смотреть? - думал он горько".
Китайцы встретили их у самого люка. К счастью, встречающий знал русский язык (вкупе с английский, то были единственные языки в мире).
- Как я рада вас видеть, - защебетал он. - Какой горе. Какой кошмар. Убийцы. Нас ожидали убийцы. Какой горе.
- Вы поняли, что это за корабль-то был? - спросил его один из выпускников, только что закончивший академию. Ему не терпелось вступить в бой, однако предполагаемого противника нигде не было видно. Особые предчувствия уже подсказывали ему, что боя здесь не предвидится.
- Откуда мне знать? Никакой корабль. Шустрый такой. Плохой люди. Убийцы.
- И они обстреляли вас безо всякого предупреждения?
- Плохой, плохой люди.
- Прямо так и открыли огонь? - недоверчиво ухмыльнулся выпускник. - Вы и не знаете их даже?
- Не знаю и знать не хочу.
- А что вы тут делаете? - спросил майор в отставке, также вызвавшийся добровольцем в эту вылазку. Ему постоянно здесь что-то не нравилось; он подозрительно оглядывался по сторонам, пока они шли по коридорам. Смятое, местами прожженное взрывом железо причудливо изгибалось; внутренние перегородки выглядели как декорации театрализованной сказки.
- Мы торговать, ничего плохого не делать. Плохой люди.
- Раненые ваши-то где?
Он указал рукой на каюту, призванную стать лазаретом. Там уже лежало на полу более двадцати человек. Майор тихонько присвистнул.
- Сколько же на борту у вас? Сто человек?
Китаец сделал вид, что ничего не расслышал.
- Доктор, принимайтесь за дело, - обратился майор ко мне, - у вас здесь немало работы найдется. Уверен, скучать не будете. Мы пойдем проверим, есть ли серьезные пробоины на корабле, и можно ли будет на нем продолжать путь.
Александр Сергеевич беспомощно посмотрел на медсестру.
- Не волнуйтесь, у вас все получится, - дерзко сказала она. - Если что, я же здесь. Я вам помогу.
- Я и не волнуюсь ... совсем.
Он даже несколько заикался, но все же сумел взять себя в руки. Пока его товарищи осматривали поврежденный корабль и обменивались нелицеприятными замечаниями по поводу его эксплуатации. В основном, они сводились к изысканному и виртуозному мату.
- Как он вообще не развалился на части, имея такое количество человек на борту? Уму непостижимо, - сказал кто-то. За тонкой (казалось, практически картонной) перегородкой громко заржали.
- Скажи лучше, как оно вообще летало, - отозвался другой. - По-моему, это вообще подняться не сможет. Это - пережиток каменного века.
- Заберем-ка мы всех их к себе на борт, - распорядился майор, вернувшись после экскурсии. - Двигатели, вроде, в порядке, да и корпус еще не разваливается, но так рисковать мы не можем. Если эти красавчики снова попадут в их передрягу, китайский счастливый случай их уже не спасет, так что их гибель, в какой-то мере, будет на нашей совести. Лучше заберем их отсюда.
Китаец (старший помощник, по-видимому) залопотал что-то в ответ. Майор пренебрежительно махнул рукой.
- Не пропадет здесь ваша посудина. Никто не посягнет на это ржавеющее корыто. Как только доберетесь до своего порта, сможете взять новый корабль и вернуть его на верфи обратно, только вот мой вам совет - не вздумайте делать этого. Горючее и то дороже будет.
Старший помощник опечаленно повесил голову, и поплелся к оставшейся в салоне команде оглашать приговор. Грант закончил осматривать раненых, и сказал медсестре:
- Вы тут сами справитесь. Я на секундочку отойду, поищу, не осталось ли в брошенных отсеках кого, и не нужна ли там помощь.
Она согласно кивнула, хотя он вовсе не был уверен в том, что это движение не означало "Можете идти, если вас тошнит, я не против".
"Тем лучше, - подумал он, - пусть думает, что мне стало плохо. В конце концов, у восьми человек кишки почти торчали наружу, а девятый вынул из своей руки осколок у меня на глазах. Все это мелочи, конечно, но могут вывести из себя любого, а я очень впечатлительный человек..."
Он долго блуждал по извилистым коридорам, забрел даже в машинное отделение, откуда его выгнали возмущенные китайцы, которые испугались не меньше его самого. От этой стычки у него выступил холодный пот, но он хотя бы убедился в том, что искомого сейфа в этом здесь нет. Требовалось осмотреть еще множество помещений (маленьких и закопченных, но от этого не менее опасных). Грант уже разуверился в том, что сможет их обойти до того, как корабль окончательно развалится, а экипаж околеет и задохнется (и Александр в том числе).
"И что это за важная книга такая, что ее обязательно нужно найти? Какая-такая необходимость могла возникнуть в изящной литературе, чтобы нас стали посылать за ней? Тем более, чтобы обстреливать безобидный крейсер китайцев? Их тут как блох, прости Господи..."
Пока он осматривал коридоры, начальство с макси-эспресса сообщило, что пора уходить. Грант с сожалением осмотрел последние закутки, отгороженные цветастыми одеялами, за которыми прятались люди. Там были чайники и прочие недозволенные электроприборы, однако ничего предосудительного там не было. Перепуганные китайцы, получившие медицинскую помощь, не спешили покидать насиженное место, тем более - расставаться со своим имуществом.
Грант вернулся в контрольное помещение. Там уже были приготовлены носилки - особо тяжелораненых забирали на макси-экспресс, поскольку оказать посильную помощь здесь не представлялось возможности. Их уже уложили на одеяла, которые заменяли носилки, и готовились перетащить через шлюз.
- Я не нашел никого, - печально заявил он майору, - больше на борту раненых вроде бы нет.
- Как скажете, - безразлично ответил он, - они отказываются покидать крейсер. Им, видите ли, страшно бросить... как они это назвали?
- Имущество, - безнадежно подсказал Грант.
- Вот именно, имущество. Раненых мы забираем, но заставить уйти здоровых не можем. Пусть разбираются сами. Тут мы не в силах помочь, - он выразительно постучал себя по лбу.
- Их тоже можно понять, - отозвался Александр Сергеевич, - в этом суденышке вся их жизнь. Все накопления и надежды. Ничего не поделаешь.
Майор пожал плечами. Надежды или накопления полудружественных народов его мало интересовали.
Погрузка уже началась, а Александр Сергеевич, понимая, что позорно провалил миссию, беспомощно оглядывался по сторонам. Оставшиеся на борту китайцы молчали, пока их товарищей тащили через шлюз на носилках. Механики обеих сторон советовались, как поштопать корабль. Потом кто-то вслух громко спросил:
- Кто это вас так отделал? Надо бы заявить... куда следует.
Напряженные взгляды китайцев показали, что никуда заявлять они не собираются.
Майор передернул плечами.
- Нас это мало касается. Их дело - если хотят, пусть заявляют. Хотят, чтобы их расстреливали и дальше средь бела дня - пусть молчат.
Маленькая хрупкая девочка с заплетенной косой и бархатными черными глазами, походившими на два полумесяца, несмело дернула Гранта за рукав и отвела его в сторону. Смущаясь и краснея, она сказала:
- Вы не могли бы взять меня с собой?
- Куда? - не понял Грант. - Вы же не ранены...
- Я хочу улететь вместе с вами, - запинаясь и с трудом подбирая слова, сказала она. - Вы взять меня с собой? Я учить русский язык с удовольствием.
- Но я не знаю... Нет, конечно, на экспресс я вас проведу, вы, разумеется, сможете получить там квалифицированную медицинскую помощь. Вы уже знаете, куда отправитесь, когда доберетесь до центра?
Она поморгала, потом смущенно ответила:
- Нет. Вы помогать мне найти работа? Я все могу.
- Ну конечно, конечно, - он беспокойно стряхнул с себя ее руку. "Интересно, - странная мысль вдруг поразила его, - что сказала бы моя мама, если бы я женился на китаянке? Впрочем, это чудовищно с моей стороны - использовать наивную девочку, чтобы досадить родителям".
- Как вас зовут? - оглядываясь по сторонам, спросил он. Ему показалось вдруг, что все наблюдают за ним, и даже начали что-то подозревать. Хотя что можно поставить ему в вину? Он ведь ничего такого не делает...
- Юи, - торжественно объявила она, вытаскивая неведомо откуда заранее подготовленный рюкзачок - совсем небольшой и поношенный. Одета она также была не лучшим образом - куцая курточка, стираные джинсы, тапочки на босу ногу. Типичная девчушка - одна из тех, что наводнили все крупные портовые города после открытия границ. Одни из них работали продавщицами или официантками, другие пошли по намеченному еще древними пути.
- Небось это означает "Луна"? - спросил он, стараться казаться пренебрежительным.
- Как вы угадать?
- У вас все значит "луна". Мне иногда кажется, что больше китайцев никто никогда не восхищался луной. Интересно знать, какая она была...
Пока не перенесли последнего раненого, Александр Сергеевич еще надеялся раздобыть эту проклятую книгу. Он даже нарочно отпросился еще раз в туалет, чтобы проверить все соседние каюты - но ни в одной из них не было того самого антигравитационного сейфа, о котором втолковывал ему Любимов. От мысли, что он не справился с единственной просьбой капитана, и теперь ему придется вернуться на "Буревестник" ни с чем, бросала его в жар и холод одновременно. "Теперь хоть в петлю, - мрачно думал он, понимая, что ему голову снесут, и это еще мягко сказано. - Придется самому уходить. Невозможно будет оставаться после всего. Самоубийственно".
Под конец возникла небольшая проблема. Юи, видимо, не поставила своих так называемых "родственников" в известность о том, что покидает борт "Баожэй" без их согласия. Это вызвало неожиданно сопротивление со стороны многочисленных доброхотов, подозревавших команду экспресса в нечистоплотности намерений. Скромная девочка, слыша (и без сомнения, понимая) то, о чем спорят ее бывшие друзья с новоприбывшими, то и дело краснела и опускала глаза. Гранту тоже неловко пришлось, хотя подробности его и не касались. Чем занималась Юи здесь до того, как корабль был обстрелян, явно не имело теперь никакого значения.