Первое - белки и стрелки

Как следует подумав и взвесив все "за" и "против", грызь взял да и вспушился, мотнув ушами и хвостом. От всей пушнины отлетели от силы три ворсинки, потому как вспушался грызь просто с завидной регулярностью... и некоторые могли бы цокнуть, что с упорством, достойным лучшего применения. Собаки-волчарки, шедшие рядом, слегка отпрыгнули в сторону, абы чего не вышло - лучше лишний раз отпрыгнуть, чем попасть под песок. С другой стороны от грызя неспеша шлёндал конкретный тёмно-серый волк размером с телёнка, и этот даже ухом не повёл - это надо в воздух пальнуть, чтоб он повёл.

- Сало быть, вспушиться - сделано, - с умным видом цокнул грызь, и захихикал.

А теперь ещё искать, где набрать воды для приготовления корма, добавил он не вслух. Хотя звери не проявляли никаких признаков усталости или голода, он не собирался доводить дело до появления таких признаков. Тут песок такой, что эт-самое, как было написано в учебном пособии по тренировкам зверей.

Грызь назывался не иначе как Кирзыш, и представлял из себя весьма обычного грызя, каких передостаточно в Лесах. Окраской пушной шкуры он походил на сосну, в плане сочетания рыжего разных оттенков и серого на лапах - ну, белка она и есть белка. Даже в компании пяти тетрапедных зверей волкового рода, в камуфлыжной форме и с автоматом на боку, грызь ничуть не переставал быть белкой. "Белка до кисти ушей", как цокали белки, и катились в смех, как пингвины в море. Кисти на ушах у Кирзыша имелись стандартные, пушные и достаточно разлапистые, чтобы ими можно было помотать.

Однако белочность заключалась не только в пушнине и кистях на ушах, но и в том, что грызь постоянно нюхал окружающий лес носом, ушами и глазами - буквально обмусоливал каждую ветку, чо. В данном случае это требовалосиха и по роду занятий, однако на самом деле, он делал бы так и безо всякой надобности. Грызь отмечал как куртины осин, под которыми наверняка могут существовать грибы, так и заросли цок-чая, годные к употреблению в виде заварки. Да собственно, он отмечал ещё пухову тучу всего - сухие стволы деревьев, залежи чернозёма, ягодные и ореховые кусты, песок... ну, в широком смысле слова. У грызя имелось почти столь же чувствительное обоняние, как и у волковых зверей, но голова принимала более широкий спектр всяких вещей, так что и...

Волчарки в очередной раз бросились ловить куропатку, ломясь через малинник, так что Кирзыш покачал ушами и оглушительно гаркнул

- СОБЬ! Стоять!

К счастью, на этот раз подействовало безотказно - из четырёх зверей остановились четыре, что в пух. Причём как исходя из сохранности куропаток, так и вслуху надобности чёткого натаскивания волчарок. Глядючи на то, как они суетятся, возвращаясь на прежний курс через лес, крупный волк только пошлёпал губами, аки конь - почти что ржал, насколько это возможно для волка. Вслуху привычки ржать, а также из-за выражения морды, волк назывался Лыба; этому уже не приходило в голову гоняться за куропатками... по крайней мере он это делал так, чтобы не видел Кирзыш. К тому же сейчас волчара тащил на себе приличных размеров и веса рюкзак, в два раза больший, чем у грызя, и носиться с таким курдюком желания не испытывал.

Когда звери шли рядом, а часто они таки шли, по высоте Лыба доставал грызю чуть не до плеча, всмысле, ушами - животное отличалосиха натурально крупными размерами. С одной стороны, это добавляло сложностей с прокормом и транспортировкой, с другой - такой зверь мог таскать много груза, а при надобности и своего ведущего грызя. Кирзыш никогда не злоупотреблял этим, но зато знал, что серый товарищ вытащит его из любой передряги.

Волчарки же представляли из себя собак примерно в одну треть волка по массе, более корчиневой масти, нежели серой, но столь же люто пушных и с длинными хвостами. Грызи повозились не одну сотню лет с селекцией, чтобы получить именно такой размер животного. Таковой обуславливался задачами, а именно - обнаружением опасности, для чего зверь должен быть достаточно крупным, чтобы иметь проходимость, но не слишком большим, чтобы меньше расходовать корма и занимать места. В местах полной дичи, которых ещё допуха по всему Миру, грызи используют волчарок для защиты от крупных хищников. Само собой, не путём натравливания собаки на пятиметровую горную змею, например - просто когда опасность обнаружена, это практически снимает дальнейшие вопросы. Исходя из задач волчаркам следовало бы быть крайне осторожными и сразу драпать, если что, однако изменить поведенческие инстинкты не так просто, как размер. Тоесть прямо цокая, как детектор опасности собака зачастую была одноразовой.

Это хоть и подгрызало Кирзыша своей противохрурностью, однако грызь соглашался, что пока никуда от этого не деться. Например, технология ещё не позволяла уверенно обнаружить противника, если тот сидит за деревом с волыной - уверенно это делали волчарки, поднимая лай. И чтобы прекратить лай, теоретическому врагу придётся что-то сделать с собакой, полностью выдавая своё присутствие. Вслуху этого собаки и состояли на военной службе в больших количествах, а грызь был одним из тех, кто их натаскивал - сами себя они натаскивать не будут, по крайней мере пока.

Тем более незаменимыми были звери для той тематики, которую разрабатывали в подразделении - защите рельсовых путей от диверсий, ибо это подразумевало надобность постоянного поиска на пересечённой местности. Собаки могли как обнаруживать противника, так и оставленые им подарки в виде растяжек и мин. Кирзыш поёжился всей белкой, глядя на беспечно бегущих впереди волчарок - вот таким же образом они использовались для того, чтобы обезопасить бойцов от растяжек. Радовало то, что в реальных условиях эти наработки применялись в единичных случаях по всему Миру - потому как в Мире был мир. Не в последнюю очередь из-за постоянной работы в этом направлении, потому как хотящие мира грызи постоянно готовились к войне, и пока вполне в этом преуспевали.

Через зелёные кроны берёз, ёлок и осин донёсся характерный шум проходящего поезда, ибо путь пролегал метров за триста в сторону от того курса, которым чапал Кирзыш со своими зверями. Какой другой грызь цокнул бы, что поезд и поезд, и пух с ним тридцать шесть раз - но данный грызь весьма интересовался рельсодорожной тематикой, как по службе, так и вообще. Вслуху этого он мог точно цокнуть, что прошёл наборный состав вагонов в сорок, большей частью порожняком, а тащит его электровоз ТС, скорее всего.

- Он тащит его не скорее всего, а на станцию, - цокнул бы любой грызь, услышавший такое.

Кирзыш же вытащил планшет с картой, и почёсывая уши, уточнил, на какую именно станцию тащится поезд. Ему следовало это знать наизусть, но в данном районе грызь шарил впервые, так что заучивал на ходу.

- Так, это песок, - цокнул он себе под нос, перелистывая когтями листы карты.

- Ву-у, - отозвались волчарки, продолжая петлять между деревьями.

Лыба только рыгнул и лениво мотнул ухом, косясь на грызя. Ясное дело, что ему уже надоело тащить рюкзак, и косился он в плане того, чтобы таки отвалиться на кормовую стоянку.

- Воды надо найти, пух в ушах, - пояснил Кирзыш волку, - Собь! Вода! Искать!

На это правда вряд ли стоило рассчитывать, потому как собь ещё не натаскивали на воду, и кроме того, все четыре животных бегали одной группой, а не в разные стороны, как следовало бы. Так что, грызь находил воду ничуть не позднее их, вынюхивая характерные запахи камышей, осоки и тины. Кроме того, у него был жульнический ход в виде подробной топографической карты, на которой отмечались даже небольшие пруды и ручьи. Как цокалось, топографическая - это та, где видны заросли топа, а топ - это растение размером с подсолнух, с жёлтыми цветами и вкусными клубнями в подземной части.

Помимо постоянной слежки за собаками и окружающим, Кирзыш продолжал прикидывать наиболее вероятный маршрут движения гипотетических диверсантов, абы такие вздумают взорвать эту ветку рельсовой дороги. Для охраны рельсовых путей была разработана детальная методика, и ясен пух, что для противодействия диверсиям следовало подробно изучить то, как делаются сами диверсии. Не то чтобы это было актуально, если не цокнуть, что вообще не актуально - наверное, в Мире вообще ещё ни разу никто не подрывал железку! - однако грызи, как всегда, действовали на опережение. Ибо, как цокали одинадцать белок из десяти, бережёного хвост бережёт. Кирзыш тут был совершенно согласен - как в целом, так и с резонностью существования специальных подразделений рельсодорожных войск, предназначеных для защиты рельсовых путей. Тем более, что песок тут был вполне мягкий - возня с собаками и постоянные шмоны леса - тоесть то, что никак не могло утомить среднего грызя. И не менее важно, что это дело дало Кирзышу возможность трясти службу вместе с Лыбой, потому как это был его ведомый волк с самого начала жЫзни. Оставлять зверя надолго без ведущего было не в пух, да и сам ведущий уже привык, что под лапой есть волк.

- Дядя Лыба, толстый боров, - хихикнул грызь.

Лыба пошлёпал брылями, издавая фыркающие звуки, потому как эту "новость" слышал уже более девяти тысяч раз. Не то чтобы он действительно был толстый боров, однако мощное тушкосложение и чрезвычайно пушная шкура придавали массивный вид. Впрочем, и сам грызь выглядел далеко не белочкой-пушинкой, со своей широкой мордой и нехилыми боками.

На этот раз волчарки первыми заметили текущую жидкость, и с потявкиванием ломанулись через кусты. За плотным ивняком возвышался этакий хвост выпуклой земли, с метр-полтора высотой, и протянувшийся примерно поперёк рельсового пути. Вдоль хвоста неспеша тёк ручеёк в пол-шага широтой, окружённый осокой и камышами, что далеко не аномалия. Со стороны возвышенности при этом имелась возможность достаточно легко подойти к воде, не пролезая через болото. Кирзыш высмотрел невдалеке мостик из обтёсанного бревна - не пришлосиха лезть через заросли, прошли по тропинке. Намяв некоторое место для посадки хвоста, грызь контрольно вспушился, снял рюкзаки с себя и Лыбы, и приступил к оборудованию стоянки.

Это уже накрепко въедалосиха в пух, оборудовать стоянку: прикинуть подходы к позиции и поставить там растяжки, хотя бы сигнальные, намять гнездо для стрельбы. Кирзыш выбрал подходящий куст, залез в него ползком и примял высокую траву - в случае чего отсюда удобно отстреливаться. Опять-таки, не то чтобы грызи часто отсреливались, но тренировка есть тренировка. В данном случае у грызя не было с собой взрывпакетов, но лески в трёх местах он всё равно натянул, и тому был прямой резон.

- Собь! - позвал Кирзыш, и потрепав подошедшую собь по загривку, показал на леску, - Не в тут!

Он повторил это несколько раз, и возможно, волчарки не забудут. Ведь в натуральных условиях, если они забудут, это будет дохлое дело. Собственно, это действительно были волчарки, грызь не знал их названий, потому как это знали только звероводы, а все грызи назвали их просто "собь", чтобы не перепутать. Сделав такой песок, Кирзыш занялся приготовлением корма, для чего требовались костерок и вода. Это уже касалосиха натаскивания его самого, потому как никакой особой нужды в том, чтобы готовить корм из сушёного, не было. Но сушёного с собой можно унести раз в десять больше, поэтому собачники тренировались на эт-самое. По округе разносились плеск от волчарок, влезших прямо в ручей, и тяжёлое "плюх-плюх", когда Лыба лакал воду.

Грызь же вынул ленточную пилу и покромсал на куски корягу, торчавшую из травы. Из поленьев он сложил костерок на относительно чистом месте, и подпалил древсырьё. Затем накрошил в котелок несколько видов сушёной байды, налил воды из ручья, и поставил кипятиться. Волчарки начали нарезать вокруг котелка круги, виляя хвостами, Лыба же, принюхавшись, закатил глаза и снова пошлёпал брылями.

- Это червяки, да, - хмыкнул Кирзыш, убирая бумажный пакет с сушёным кормом.

Поскольку для многих организмов были весьма полезны белки... всмысле, протеины! - животного происхождения, грызи практиковали выращивание огромных дождевых червей в промышленых масштабах. Из них и получалосиха почти всё мясное, что имело хождение в качестве корма. Однако жеж, грызь скармливал собакам не чистую червячину, а сильно разбавляя овсянкой и кукурузой - слопают, никуда не денутся, и даже здоровее будут. Волчарки грызли даже хлебные сухари, единственное, что они совсем не грызли, так это орехи. А грызь орехи грыз регулярно, естественно - вот и сейчас, вытряхнув горсть "тридцать вторых", Кирзыш принялся хрупать их резцами, сыпля вокруг шелухой.

Волчара же улёгся таким образом, что напрочь перекрывал собакам подход к котелку. Глядючи, как они суетятся, Лыба явственно лыбился, полностью оправдывая своё название. Такой песок продолжался до тех пор, пока Кирзыш не разложил порции густой каши на огромные листья лопуха - таскать с собой прорву посуды на всех собей он не собирался. Раздалосиха дружное жевание и похрюкивание.

Грызь же на всякий случай проверил автомат - бывало и такое, что сеяли боевые патроны, а это вообще мимо пуха. Вооружение, выдававшееся сдесь, было весьма тяжёлое - длинная бандура с массивным набалдашником пламягасителя и деревянным прикладом весьма оттягивала вниз своим весом, да и за ветки постоянно цеплялась. Однако все соображали, что именно такая волына наиболее эффективна в условиях леса - ещё не противотанковое ружьё, с магазином на сорок патронов, ка-эм однако пробивал достаточно толстые деревья. Тобишь, спрятаться за ними у врага не получится, а это большое преимущество. Кирзыш не особо любил стрельбу, по обычной для грызей причине - било по чувствительным ушам и нюху. Однако хочешь не хочешь, а выбить на стрельбище средний показатель приходилосиха.

Подумав о песке, грызь ослушал, всё ли в пух у подопечных животных, непосредственно взявшись лапами за каждое. Стоило не только помять пушных зверьков, но и вытащить клещей, абы такие сумеют вцепиться. Чаще всего клещи отдыхали, потому как на каждой собаке висело по ошейнику, пропитаному противоклещёвой настойкой. Кирзыш почёсывал шерсть животных как раз под ошейниками, где они сами не могли почесать; ошейники эти были стандартные, коричневые из очень плотного клоха, с чёткой надписью "Вооружённые до зубов силы. 175-я рельсодорожная армия". Проверив наличие клещей, грызь цокнул "собь, охранять!", и пошёл вдоль ручья к пути, чисто позырить. В нулевых, окрестности ручья отличались исключительным разнообразием цветущих растюх, большую часть из коих Кирзыш знал в морду, а во-первых, стоило ослушивать ушами любые неровности вдоль пути. Раз есть ручей, значит есть как минимум труба под насыпью, чтобы он протекал через оную.

Тут он попал хвостом в небо, в плане угадывания - натурально под насыпью имелась труба, через которую и текла водичка, весело плескаясь на ярком солнце. После трубы образовалось микро-озеро в два шага шириной, на берегу которого различались насиженые места, скорее всего, вход для уток и водопой для неплавающих зверей. Вполне себе уютный закуток между кустами и нависающей сбоку насыпью из крупного серого щебня, так что хоть ушами мотай. По службе же грызь отметил, что если заложить килограмм сто взрывчатки в трубу, можно как следует разворотить насыпь. Вслуху этого он открыл планшет и убедился, что трубы на карте почему-то нет...

- Да потому что вот она! - показал он себе на трубу, и заржал, стараясь делать это не особо громко.

Как бы там ни было, через секунду труба была уже и на карте. Кирзыш уловил характерный гул и дрожь земли, и уже через пять секунд сверху, практически над ушами, загрохотали колёса поезда. Кто из грызей мог бы и удивиться тому, как многотонный состав покрадывается незаметно, но не Кирзыш. В этом состояла опасность, ведь если ему взбрело бы в голову выскочить на насыпь отсюда, он мог бы и не успеть ничего увидеть. Соль в том, что поезд вытянут в нитку, и массивный локомотив полностью закрывает его, так что как раз впереди шум слышен меньше всего. Если стоять прямо на рельсах, то туда попадает конус звука от специальной трещётки, какая есть на многих локомотивах, но чуть в сторону или за укрытием - и получается эт-самое. Прикрыв глаза лапой от солнца, грызь потаращился на проносящиеся вагоны - пассажирские, это вероятно поезд между областными центрами.

От путей исходил стойкий запах креозота, благодаря которому они сразу выделялись в нюхательном эфире. Эта погрызень использовалась для пропитки деревянных шпал, а где шпалы были бетонные - для смазки гаек, которыми рельсы крепились к полотну. Вслуху этого характерный запах преследовал пути на всём их протяжении, от самых северов до экватора и далее до "южных северов", как это называли в северном полушарии планеты. Рельсовые ветки действительно соединялись в сеть, охватывающую ровным счётом весь Мир.

Сзади послышался плеск, потому как Лыба таки решил искупаться и влез в лужу перед трубой. Этому цокать "охраняй" было бесполезно, не захочет - не будет охранять, хоть весь пух из хвоста выдерни. Если уж очень надо, проще сделать так, чтобы сам захотел - оставить жирный шмат мяса там, например. Сейчас никакой надобности в этом не имелосиха, так что грызь спокойно смотрел на перемещения волка. Перекорм оного гарантировал от того, чтобы тот попробовал употреблять в пищу что-либо, чего не стоит, типа других зверей - а перекорм был просто виден невооружённым ухом, по ширине морды. У самого Кирзыша ширина тоже была ничего так... грызь заржал, потому как понял, что и он вряд ли сподобится съесть собаку.

Вернувшись к стоянке, грызь намял боками место в траве, да и завалился туда сурковать. Одежда, как и сам пух, была пропитана полынной настойкой, так что насекомое заползало туда неохотно, и можно относительно спокойно дрыхнуть. Сверху ветер мотылял листвой и хвойными ветками, создавая замечательный шумок, так что лыба появилась и на морде грызя, что впрочем далеко не редкость. Правда, цокнул он себе, сурковать - недолго, потому как надо продвигаться по маршруту. Всё-таки он не просто так мотыляется по лесу со служебными собаками, а выполняет плановый перегон оных с одной точки на другую. Своим ходом, для увеличения общего уровня подготовки - как их, так и себя. Если зимой или в осеннюю распутицу это ещё доставляло хлопот, то посреди лета это просто сущее толстобочие.

Волчарки - довольно подвижные и суетливые собаки, так что угомонить их и заставить отдыхать, когда надо - не проще, чем натаскать на поиск. Кирзыш пытался сделать и так и эдак, но зверьки всё равно шурудили по кустам, наступали на белку лапами, а то и вообще пытались тащить зубами, чтобы заставить двигаться.

- Грызаный песок! - фыркнул грызь, натягивая на морду плащпалатку, - Лыба, уйми животных!

Слегка неправильно, ну да ладно. Кирзыш понятия не имел, что там делает Лыба, но через пять секунд возня, тявканье и прочая активность сошла на нет. Было только слышно, как волк грузно чешет туловище задней лапой, перетряхивая свои бочандры. Наступивший покой дал возможность задремать и пораскидывать мыслями - и то, и другое входило в вещи, весьма уважаемые любым грызем. В нулевую очередь он вспоминал прочих знакомых и родных зверей, с которыми давно не слышался, и все они шуршали где-нибудь возле огорода. У одиннадцати белок из десяти был собственный огород - инженерно оборудованное место, где грызо выращивало Корм, даби набить Закрома. Поскольку огород требовал круглогодичного внимания, он становился центром малой Родины для каждой белки, и мысли мотылялись вокруг него.

Ну допустим, прокопано там норм, припоминал Кирзыш, так что маме будет совсем нетрудно выполоть грядки от сорняков. Не то чтобы он просил её это сделать, но наверняка Нурка сорвётся сама. Всё-таки у белокъ имелась тенденция тщательно следить за хузяйством того грызя, который оттрясает службу - потому как без этого пух кто служить пойдёт, образно цокая. Однако, как и на всяком Огороде, там есть множество таких вещей, о которых знает только сам огородник - например, что под изгородью из крыжовника существует нора енота, и со стороны грядок она закрыта щитом из досок, чтоб тот не жрал морковь. Кирзыш скучал и по матери, и по енотам, и даже по моркови... но, с другой стороны, отлично себя чувствовал на своём месте. Уж чего-чего, а оттрясти следует по многим причинам.

В частности, при оттряске учитывались пожелания трясущего, и получилосиха так, что грызь попал на службу даже вместе со своим волком. Кроме того, сдесь он был близко к рельсовой дороге и постепенно убельчался опытом, как, что и куда. В части регулярно проходили занятия по устройству р\д хозяйства, как подвижного состава, так и путей, по которым тот катался. Само собой, специалисты по контрдиверсионной борьбе должны были глубоко знать предмет, к чему собственно сам грызь и стремился. Хотя в его родном околотке не было близко путей, он с самого детства засматривался на поезда, потирая рыжие пушные лапы. Трудно цокнуть, что именно привлекало грызей в грохочущих самодвижных сараях - то ли длинные составы из одинаковых вагонов, то ли зашкаливающая Жадность такого способа перевозки... скорее, всё вместе. Как бы там ни было, Кирзыш всё больше притирался хвостом к рельсодорожной тематике, и намеревался как следует покататься на "паровозах" - правда, паровозов немного, а желающих допуха, так что, для успешного песка, следует эт-самое.

Белки вообще имеют привычку знать историю, так что Кирзыш прекрасно знал, что раньше, до распространения рельсовых дорог, все промышленные перевозки осуществлялись по ледяной колее зимой. Они и сейчас были сильно в ходу, однако когда цоканье шло о миллионах тонн всякой погрызени типа стройматериалов, сырья, топлива - тут уже не обойтись без круглогодичного гона тяжёлых составов. Рельсы давали много возможностей, перемещая на большие расстояния грызей, защищая бескрайние Леса от пожаров и прочего ущерба, обеспечивая производство. Кирзышу, как и одинадцати белкам из десяти, нравилось производство, ещё больше - Леса, так что он думал о поездах, как о большой полезняшке. Это было больше, чем просто желание покататься на паровозе смеха ради, потому как смеха ради можно и на верёвке над прудом кататься. Тоже смешно и приносит расколбас, но не Жадно, а белке должно быть Жадно. Хрурность - это как бутерброд, где на смех намазана Жадность... или наоборот.

Пока звери отлёживали бока в траве и переваривали корм, поднялся приличной силы ветер, что впрочем, никак не влияло на дальнейшие их действия. Мог повлиять дождь, особенно сильный. На такой случай у военных собачников были плащ-палатки для собак, но это не особенно просто, приучить животное ходить в такой ерунде.

- Собь! - бодренько цокнул Кирзыш, вскаивая, - ПодъёмЪ!

Это натурально была особенность грызей, вскакивать - даже из глубокого сна. Не то чтобы они так делали постоянно, но зачастую именно вскакивали, как ужаленные, моментально просыпаясь. Если так сделать посередь ночи, да после хорошего рабочего дня - можно словить хорошие глюки оттого, что восприятие реальности будет накладываться на продолжающийся сон. Сейчас же грызь растолкал Лыбу, которому команды не писаны - его надо поднимать отдельно, зачастую механическим образом, лапами. Волчара, ворча и мотая мордой, кое-как соскрёбся, потому как прекрасно знал, что белка от него не отстанет.

- Давайте, тут недалеко осталосиха, - цокнул Кирзыш, начиная идти ногами по земле.

Хождение ногами по земле, плюс обдумывание головой при выборе направления - и пожалуйста, не прошло и трёх часов, как Кирзыш вывел собей к заявленой точке. Само собой, тут не было практически ничего от ориентирования на местности, потому как ходили всегда вдоль путей, пух потеряешься. Как бы там ни бывало, звери воспользовались тропинками, какие проложили местные грызи, и вышли к Листовому промдвору, как это отмечалосиха на карте. Сдесь имелась небольшая ветка-отнорок от однопутной дороги, склад металлопроката, на котором собственно и лежали Листы, а также кучка домишек и огородов вокруг. Помимо прочего, часть промдвора занимали ангары, принадлежавшие военной части, и в частности, там содержали собей. Нынче, когда вокруг буянило зеленью лето, тут куда больше занимались собаками, чем металлом - зимой, вероятно, склад перегружал пухову тучу железок с вагонов на автомобили. Пройдясь по весьма нычным дорожкам между изгородями из крыжовника, Кирзыш оказался перед проходной, которая всё-таки перекрывала доступ на территорию базы, и предъявил собак.

- А, ну это... раз, два... тьфу, сбился.. - попытался пересчитать собак грызь из будки, потом заметил Лыбу, - Чу, кто сдесь!?

- Волк, - просветил Кирзыш, - Вода, Озеро, Лиса, Кабан. В-О-Л-К.

- цОК, - подробно ответил постовой, и закрыл бронированое окно.

Как и предполагалосиха, он не поленился осведомиться у соответствующих пушей, прежде чем пускать такое погрызище внутрь - Кирзыш был привычен ко всяким задержкам, связаным с наличием Лыбы. Да и вообще, слегка состроил он хитрую морду, солдат спит, или ждёт у проходной - а служба идёт, чо. По крайней мере, в данном случае. Опосля того, как грызь с проходной всё разузнал, Кирзыш получил возможность ввалить волчарок в просторный вольер, где их и так имелосиха достаточно, хвостов двадцать, наверное. Поднялся лай, на что Лыба пошлёпал брылями, аки конь; собаки уставились на него, и потом продолжили трясти молча, только виляя хвостами.

- Как, в пух? - осведомился грызь, нынче кормивший животных в вольере, - Без косяков?

- В пух, без косяков, - честно подтвердил Кирзыш, - Кормлены недавно, если что.

Зоотехник мотнул ухом, глядючи на широченного волка, но ничего по этому поводу не цокнул, и пошёл осматривать собей. И собям лучше, и грызю спокойнее, ибо соби заприходованы и подотчётны. Лыба же разлёгся просто у стенки ангара, подперев её бочарой, и слегка вывесил язык, вслуху теплоты в воздухе. Грызь вспушился, и на этом его застал Пудыш, ответственные уши по отряду. Этот был ещё более широкомордый, чем сам Кирзыш, и если бы не ушные кисти и огромный пуховой хвост, сошёл бы за бобра. Пуха ли, натуральный откормленый инженер, хотя и по собакам. Всмысле, Пудыш, в отличие от молодых грызей, тряс в Армии на постоянной основе.

- А, это... - цокнул старший грызь, - Шу Мин, Кирзыш? Ну как оно, в пух?

- Гусак и печень! - поднял лапу буквой "га" Кирзыш, - Так точно. Волчарки в количестве четыре соби доставлены, косяки отсутствуют.

- В пух, в пух, - кивнул Пудыш, пырючись на Лыбу, - Точно своим ходом, а не на электричке?... Хотя, тупь цокнул.

- Так точно, - не удержался заржать Кирзыш, - С этим кадром в электричку пух пустят, если бы она тут и ходила. Да и вообще, пройтись одно удовольствие. Вот, обнаружил некартированную трубу по ветке.

Грызь отдал листок из планшета.

- С-собака, опять пропустили, - почесал уши Пудыш, - Хруродарствую.

- Служу Миру! - мотнул хвостом грызь.

- Это в пух, - правдиво ответил старший грызь, потом припомнил что-то, и сделал хитромордие, - Кстати, завтра есть возможность послужить Миру в полный рост, ну и убельчённость опытом повысить тоже. Там возле Сырской на перегоне отнорок будут делать, сейчас вкорячивают стрелку. Просили прислать пух для эт-самого.

- Тык и в пух, - потёр лапы Кирзыш, - Йа ещё не видел, как стрелки песочат. К тому же дичь там, Лыба будет кстати, если что.

- Абсолютно в дупло, - кивнул Пудыш, - Завтра в пять часов на склад привезут вагоны... ну как в пять, плюс-минус пух знает сколько, как всегда... вот с этим маневриком и катись на Сырскую, там дочапаешь. В пух?

- По центру, - вполне правдиво ответил Кирзыш.

Единственное, что ему не особо нравилосиха, так это пять часов - сырость будет, помилуй пух какая, и яблоки не продерёшь в такую рань. Остальное вполне шло по шерсти, потому как натурально полезно услышать своими ушами, как устанавливается стрелка. Поучавствовать в ремонте и строительстве путей он уже успел, а вот стрелки ещё не наблюдал, так что и.

- Пффф, - сказал на это Лыба, но трудно уточнить, что именно он имел вслуху.

Убедившись, что животные расположены как следует, Кирзыш пошёл в столовку, как ни парадоксально - кормиться. Столовка тут находилась за забором, одна на весь промдвор вместе с военными, складскими, и всеми, кому нать. Как оно чаще всего бывает, длинные столы со скамейками находились под навесом, потому как даже зимой трудно пронять пуховых белокъ холодом, а сидеть тут сутками никто не собирается... кроме тех случаев, когда уток приносят с собой, и сидят с ними. Примерно вместе с Кирзышем в столовку притащили хвосты и грызи из отряда, по большей части вываляные в песке и взъерошенные, потому как натаскивали собак, зачастую на себе. Само собой, что собравшись кучей, грызи ржали, как кони, притихая только для того, чтобы отнести стакан компота от раздачи на стол.

- ...и йа ему цокаю - песооок! бугага... а он мне - песооок!...

- ...а ещё, прикиньте, - цокала грызуниха Майра, приняв самый серьёзный вид, - Сначала прогнали собей три круга, а потом сели и выпили чаю!

- Чаю? - изобразил удивление на морде Кирзыш, скатывая всех в дополнительный смех.

- Да, чаю. И от этого на мордах появилась Лыба, бугога...

- Эй распушёнки! - оцокнул сбоку толстый грызь из местных, - Не лопните!

- Ага, а то будут "пятисотые", ахаха...

Это была официальная шутка, когда по документации числилось, что "пятисотые" - потери, понесённые в результате лопания со смеху. Смех смехом, а бывало и так, что грызь ржал невовремя, да и попал под поезд, кпримеру, так и оказался в этой самой категории. Покатавшись по смеху, грызи разом вспушились и принялись усиленно хомячить, потому как тренировки собак отнимали весьма много мышечных сил, и требовались калории для восстановления. Как и большинство грызей, Кирзыш с удовольствием пырился на грызуних, состоявших здесь же, в отряде собачников - Майру и Шуршу. Обе белки облачались только в форменные юбки и зелёные майки, так что обводы пушистых тушек очерчивались вполне отчётливо. Впрочем, тут случай относился только к визуальному жамканью, так сказать, потому как у обеих грызуних намордствовали согрызяи. О чём и сообщали красные "ёлочки" из трёх треугольников, болтавшиеся на шее у зверушек на цепочках. Среди кучи грызей-самцов это было необходимо, чтобы исключать тупак, и действовало это вполне эффективно.

- Кир, а ты что, опять гусей топтал? - осведомился Хлутыш.

- А что, заметно? - резонно ответил тот, - Да был песок, чо. От Леволапской за два дня дошли, и весь сказ.

- Что, с четырьмя собями в один хвост? - мотнула ухом Майра, - Ну ты даёшь песка, Кирзыш-пуш.

- Так у меня Лыба, - сообщил грызь, вызвав ещё рожь, - С ним особо не забалуешь.

- Охотно верю, - поёжилась всей белкой Майра.

Она уже испытывала на себе, пытаясь натаскивать волка также, как собак - но это было отнюдь не тоже самое, и только толщенный защитный костюм спасал от повреждений организма.

- Слыхали, сейчас начали новый комбикорм завозить, - цокнул Хлутыш, - Вроде на вкус ничего так.

- Вообще-то он для собей, а не для тебя, - заржали грызи.

- Но факта это не меняет. Раньше тот солёный был, как пухти что, а этот вполне в пух.

- А пайка какая рассчитана?

- Ровно такая же, пух в ушах.

Грызи обцокали песок по поводу комбикормов, которыми кормили своих собак, ибо это всех касалось, притом каждодневно и неизбежно. Хорь также цокнул о новых цифровых камерах, предназначеных для подвешивания на деревья вдоль путей и наблюдения за обстановкой. Само собой, в обычной ситуации никто не занимался таким наблюдением, но если возникла бы опасность диверсий или ещё каких осложнений - матчасть должна быть готова.

- А напуха на деревья? - не вгрызла Майра, - На столб не проще?

- Проще, да не лучше, - хмыкнул Хорь, - Потому как на столбе её сразу видно. Разбил камеру и дальше делай что хочешь, а так попробуй найди её в листве и хвое.

- А, тогда чисто, - почесала за ухом грызуниха.

- Кир, завтра будешь таскать, - предупредил Хлутыш, - А то мы уже опушнели.

- Пух, - показал кукиш Кирзыш, - Йа завтра за Сырскую, стрелку ставить.

- А, ну это тогда конечно, никаких вопросов, - закивал грызь, - Таскать будешь сейчас, чо.

На самом деле, таскать - тобишь реально таскать на себе собак, тренируя их на служебные действия, его никто заставлять не стал, а кудахтали так, для порядку. Вслуху этого грызь получил возможность вернуться в баррак, предварительно проверив, как лежит Лыба; тот лежал отлично, так что Кирзыш и сам забился в сурковательный ящик, набитый сухим мхом, и расплющил харю. Следовало основательно отсурковаться, чтобы не втыкаться в песок с неполными силами - да и вообще, любой грызь на срочной службе всегда пользовался возможностью закатать время под сурка, потому как возможностей обычно представлялосиха не много. Пропустить положеное время Кирзыш не боялся, потому как в кармане спецовки, повешеной на ящик, лежал радиоцок, в том числе с функцией будильника.

Как и сумел прозреть Кирзыш, вагоны на склад приехали на два часа позже, чем это было записано в путевом листе. Никакой надобности привозить стальные швелера и прочий прокат ровно по часам не имелосиха, и рельсодорожники всегда пускали вперёд те партии груза, которые как раз следует доставлять в срок. Как бы там ни было, сквозь утреннюю сырость, отдающую свежачком, протиснулся свисток маневрового теплика, и дремавший себе грызь понял, что пора вскакивать. Потратив секунд двадцать на приготовления, он подхватил рюкзак и прошуршал вон из баррака, стараясь не шуметь, дабы не будить суркующих... это давалосиха не очень легко, когда он увидел ряд ящиков, и из каждого торчало по рыжему хвосту.

- Дядя Лыба, ать! - толкнул он волка в бочару, - Маршем!

Серый зверь зевнул во всю пасть, покосился на грызя, и без особой спешки соскрёбся с земли, на которой лежал. Шкура там достаточная, чтобы без проблем спать на снегу, не то что на земле. В отличие от грызей, волки не практиковали наминать гнёзда, так что Лыба валился, куда пушеньке угодно.

В кронах деревьев, которые накрывали всю территорию, чирикали птички, за забором урлюлюкал индюк с ближайшего двора, яркий солнечный свет пробивался сквозь листву и хвою, постепенно выгоняя ночной свежак с освещённых мест. Никакой возни не налюдалосиха, потому как грызи только продирали яблоки, а трясти работу начнут позже, как следует откормившись и прокатившись по смехам. Среди относительной тишины слышался только гул двигателя от пути - теплик медленно закатывал пять платформ на ветку к складу. Кирзыш протиснулся между кустами, на ходу обогатившись горстью жирного крыжовника, и вышел прямо к пути, прикидывая, где остановится тепловоз. Он совершенно не опасался за волка, потому как Лыба был полностью привычен к рельсовой дороге и интуитивно знал технику безопасности, образно цокая. Мимо двух зверей, вставших на краю щебёночной насыпи, практически бесшумно проплывали длинные платформы, на которых громоздились штабели металлопроката. Кирзыша в частности всегда восхищал этот момент, когда тяжеленные вагоны плыли без единого звука, потому как на малой скорости колёса не стучали по стыкам.

Когда платформы задвинулись до самого конца пути, раздалосиха шипение воздуха и звяканье муфт, когда колыхались соединительные шланги, висевшие между вагонами - включались тормоза. Затем последовал довольно громкий грохот сцепок, когда они поочерёдно переходили в натяжное положение, потому как более всего тормозил локомотив. Спустя секунд десять вся эта многотонная бадяга установилась в положении покоя, и складским предстоят несколько дней по разгрузке всего этого погрызища.

- Под дожди, - цокнул грызь волку, имея вслуху подождать, и пошёл к тупику пути. Там рядом с отбойником лежали башмаки - и не какие-нибудь для лап, а тормозные башмаки, способные держать на месте составы. Благо, для затормаживания нескольких вагонов применяли небольшие, а не как на станциях, которые только на тележке можно возить, и с натуги вкорячивать на две морды. Чтобы было быстрее, Кирзыш взял одну железяку, в то время как вторую тащил складской грызь, и поставил на рельс под колесо, чтобы оно не могло катиться.

- Колесо, теперь ты не можешь катиться, - цокнул колесу Кирзыш, ничуть не приукрашивая.

- А это, грызо, ты по что? - цокнул грызь с теплика, высовываясь за поручни.

- На Сырскую, с животным, - кивнул на волка Кирзыш, - Подбросите?

- Сто пухов. На Сырскую... тогда отцепляй, чо.

Кивнув, Кирзыш снял с борта тепловозика длинную кочергу, применявшуюся для расцепки вагонов, вставил в нужное место на сцепном устройстве и подождал, пока мышинист даст несколько сантиметров вперёд, чтобы освободить сцепку из-под нагрузки. Теперь осталосиха только повернуть, прилагая некоторое усилие, и сцепка разошлась, так что теплик мог отъехать от состава. Вернув на место кочергу, Кирзыш взял оттуда же лаповицы, чтобы не угваздаться в смазке, зашёл между тепликом и платформой, и открутил соединительную муфту пневматического шланга, не забыв предварительно открыть клапан, стравливавший давление. Вообще давления там не должно быть, но ежели оно вдруг будет - можно очень сильно получить в лоб этим самым шлангом, поэтому сначала нажимали клапан, стравливая остатки. Помимо этого, грызь выдернул разъём электрической цепи, соединявшей локомотив и вагоны.

Локомотив был самым небольшим, какие только бывают - маневровый двухосный дурень с высоко торчащей кабиной и достаточно большими площадками спереди и сзади, ограждёнными поручнями. Такие машинки таскали по несколько вагонов между станциями и тупиками, дабы не гонять более тяжёлые сооружения, и практика показывала правильность подхода. Единственное, с чем пришлосиха повозиться - это с помещением волка в кабину. Лыба не горел желанием влезать туда, потому как гудит двигатель, воняет смазкой и кроме того, помещение не гигантское, мягко цокая. Кирзыш едва не отказался от идеи, ведь добраться можно и другими способами, однако мышинист подвинулся, освободив половину пространства, так что кое-как разместили всех наличных зверей. Лыбе это отнюдь не нравилосиха, но ехать не далеко, а Кирзыш таки с интересом пырился, как трясёт водитель теплика.

Водитель же теплика собирался вспушиться, однако посмотрел на волка у себя в кабине, и передумал. Вместо этого он дал два коротких свистка и повернул "баранку", управлявшую ходом, в некоторое положение "вперёд". Лёгкий теплик без груза резво тронулся и начал набирать скорость, так что мышинист выключил тягу, чтобы не разгоняться зазря.

- Ну как тряска, грызо? - осведомился мышинист, высовываясь в открытое окно для обзору.

- Да ваще в пух, - правдиво ответил Кирзыш, - Вон, даже с волчарой вместе трясём, чо.

- Ну да ну да, - покосился на широченную Лыбу грызь, - А волчаре тоже справку дадут, что тряс, а не гузло?

- Само собой, - пожал ушами Кирзыш, - Тряс ведь, не поспоришь. Нет, ну а что? Удостоверение тряса даёт право голосовать на выборах в советы, например. Есть некоторые сомнения, что этот щенок пойдёт голосовать.

- Пфф, - подтвердил Лыба, пытаясь поудобнее втиснуть бока между стенками кабины.

- Ну, это под логику, - был вынужден согласиться мышинист.

Он повернул красную ручку, раздалосиха шипение сжатого воздуха, и теплик остановился метрах в ста перед стрелкой, где тупиковая ветка к складу отходила от проездного пути. На выезде горел красный светофор, такую же фигню подтверждал бортовой прибор, дублирующий сигнализацию. Сало быть, тащится поезд, либо диспетчер закрыл путь по каким-то соображениям. Через минуту стало слышно, что здесь первый вариант - по пути прокатился сборный грузовой состав, тягаемый "кабачком", как называли тепловоз типа "Ч" за некоторую округлость и зелёный цвет. Когда это погрызище укатилось, красный сигнал погас, а прибор в кабине подтвердил, что есть зелёный. Мышинист щёлкнул тумблерами управления автоматическими стрелками, дабы переключить стрелку в нужное положение; на панели загорелись лампочки, подтверждая сигнал от механизма. Если взять на себя труд посмотреть в окно, то и так видно, что чёрно-белый флажок на стрелке повернулся в другую сторону.

- И, в пух, - цокнул себе под нос грызь, снова вращая "баранку".

Маневровые локомотивы между станциями ездили свободно, лишь бы сигнал показывал, что можно ехать, так что теплик быстро выкатился на путь, разогнавшись до максимальной скорости, и попилил в нужном направлении. Предел скорости при этом всегда относился к пути, а не к теплику - по идеальным рельсам он мог лететь хоть под две сотни, но рельсы имели некоторые искривления от износа полотна, так что и.

До Сырской, небольшой станции, каковая снабжала несколько промдворов, докатились минут за двадцать, и там Кирзыш мордозрел ничто иное, как стоящий на запасном пути бронепоезд! Он аж протёр глазные яблоки, но поезд никуда не делся. Правда, "бронепоездом" военный состав называли по привычке, а на самом деле он тащил не пушки и броню, а комплекс ПВО с радарами и ракетами. В вагоны влезало больше ракет, чем в установки на автомобильном ходу, а локаторы, благодаря плавному ходу, могли работать и во время движения. Таких составов водилосиха далеко не так много, и даже трясущему в рельсодорожных войсках Кирзышу не доводилось видеть их часто.

- Ну и песок, - цокнули разом Кирзыш и мышинист, и заржали.

Лыба не цокнул только исходя из физиологии, а так поддерживал данное мнение, даже не видя бронепоезда. Теплик остановился на одном из путей отстойника, Кирзыш побобродарил за подвоз и вывалил на щебёночную насыпь вместе с волком. Поскольку тут имелась и пассажирская станция, да и вообще толклось много пушей, грызь слегка и ненавязчиво придерживал Лыбу за ошейник, абы не случилосиха какого тупака. За волка он был спокоен, но при виде такового тупак мог произойти у других зверей, так что лишний раз осторожность не помешает.

Пошлёндав вдоль путей в нужном направлении, Кирзыш получил возможность в очередной раз послушать шуршание щебёнки под ногами, слегка нанюхаться запахом деревянных шпал и стальных рельсов, сырых от утреней росы. Вроде и глупость какая, а по всем лесам, хоть в какую сторону на сотни километров, нигде не было щебёнки, кроме как под рельсами. Несколько раз грызю и волку приходилосиха сходить с насыпи в заросли лопухов, пропуская поезд - то "кабачок" всё таскал вагоны, то проходил местный пассажирский, набитый пухом. В остальном шлось вполне легко, потому как оба зверя хорошо привыкли ходить по шпалам, не сбиваясь с нужной ширины шага.

Одноколейный путь, над которым даже не висела контактная сеть с электричеством, плотно обступали заросли кустов и кроны деревьев, как лиственных, так и любезных всем белкам ёлок. Что ещё пёрло Кирзыша в этом деле, так это то, что дорога, по которой можно перевезти миллионы тонн груза, довольно узкая: между рельсами расстояние около полутора шагов, а ширина всей насыпи, по габариту проходящих над ней вагонов, едва превышает три метра. Когда-то в разных частях Мира размер колеи был разный, но сейчас её уже подогнали под единый стандарт. И следовательно, эти самые рельсы соединены с теми, что проложены по другой стороне планеты. Такая же пухня, как с текущей водой, ведь самый маленький ручеёк соединён со всем мировым океаном, а через него - со всеми ручьями в Мире.

Когда Кирзыш добрался до нужного места, там уже возились грызи, правда, всего в количестве две штуки. Обе штуки слегка округлили уши, увидев шлёндающего по насыпи волчару, и даже вспушились.

- Эй грызо, вы тут что задумали?! - крикнул Кирзыш, - Стрелку чтоли??

- Да, стрелку!! - проорал в ответ грызь, сложив лапы рупором.

Грызи потрясли ушами и проржались.

- Ну заваливайся, чо, - цокнул ремонтник, - Корм у тебя есть?

- Неделя, - похлопал по рюкзаку Кирзыш.

- Скупердяй, не деля... - фыркнул другой ремонтник, опять вызвав рассыпание ржи по пушнине.

- Это, грызо, - цокнул скупердяй, оглядываясь, - А что, больше никого не будет? Ну, ковырять?

- Неа, - зевнул грызь, - Как приготовим, железо подвезут, а так пух-с. Ты это, корм наверное сдал бы в колхоз, если в пух. Там вон где ёлки, там Речка костерок устроила, ну и эт-самое. И да, йа Ратыш, а это Разбрыляк.

- А это Кирзыш, - показал на себя Кирзыш, - Эх, сейчас ухнем!

Возле указаных ёлок действительно мелькал рыжий хвост, а более детальный осмотр выявил наличие грызунихи в количестве одна, суетившейся возле костра и складированых на брёвнах припасов. Белка была с тёмной гривкой, собраной в пушной хвост, зеленоглазая и исключительно шелкошкурая, что впрочем не редкость. Определить что-либо ещё не представлялосиха возможным, потому как на грызунихе имелась мешковатая спецовка камуфлыжного цвета. Белка подняла уши на Кирзыша, но очень быстро обнаружила и Лыбу, уставившись уже на него.

- Грызть вдоль, - цокнул Кирзыш, - Бобрового дня, белка-пуш. Йа Кирзыш Шу Мин, из двести шерстьнадцатого... а это дядя Лыба, толстый боров.

- А, - мотнула ухом грызуниха, - Бобродня, Кирзыш-пуш. Йа Речка, если что. Заваливайтесь... с Лыбой.

Грызи скатились в смех, Лыба же пошлёпал брылями, открыл носом чётко нужный карман на рюкзаке грызя, и вынул оттуда пластмассовую миску, недвусмысленно намекая на пожрать.

- Только, это... - слегка опасливо цокнула Речка, глядя на огромное животное, чавкающее комбикормом.

- Всё в пух, - заверил Кирзыш, - Этого щенка будем держать рядом с собой, да и вообще, он мягкий... местами.

Грызуниха снова покатилась по смеху, а грызь прикинул, что белочка весьма симпатичная. Тут сразу складывалось несколько слоёв песка, образно цокая - например то, что она не впала в шок от наличия рядом волка, хотя и не проигнорировала этот факт. Да и потом, раз грызуниха трясёт сдесь - это весьма интересная грызуниха, как ни крути... Кирзыш покрутил глазными яблоками, косясь на неё, и к своему удовольствию, не обнаружил на зверушке "красной ёлочки". Однако, сначала предстояло втыкаться в работу, как вилы в сено, и уж потом развешивать уши.

- Лыба, охранять! - показал широким жестом грызь, - Кло?

- Пффф, - ответил своё обычное Лыба, и неспеша пошёл обнюхивать указанный участок.

Грызи же начали крутить гайки на рельсовом полотне огромными ключами, то и дело скатываясь в рожь. Крутили, само собой, не на основной ветке, по которой катались поезда, а на отнорке, пока ещё не подсоединённому к ней.

- Ну вот это, пух в ушах, это вот оно, - тыкал в железяки Разбрыляк, - Это вот пык, и кло. А там кло, кло, и пык.

- Достаточно чисто цокнуто, - кивнул Кирзыш, который натурально всё понял.

- Почему пык? - почесала за ухом подошедшая Речка, - Почему кло?

- Почему почему, - добавил Ратыш, - Ну, выслушай снова...

Особо долго объяснять не пришлосиха, грызуниха схватывала на лету. А вот лосиха, шарившаяся в кустах возле путей, схватывала поросль и оттого могла и попасть под поезд, зазевавшись за кормом. Лыба восстановил порядок, оглушительно гавкнув над самым ухом, так что огромное животное скачками унеслось в лес, подбрасывая огузок. Как раз вовремя, потому как по рельсам прокатился очередной наборный товарняк, грохоча пустыми цистернами и крытыми вагонами с жестяной обивкой.

- Да, но самое что тут заковыристое, - цокнул Ратыш, оглядывая участок работ, - Вот этот холмик, который они не докопали. Придётся его срыть.

- Лапами?? - икнул Кирзыш.

- Угу, - невозмутимо цокнул ремонтник, - Чем ещё? Машиной быстрее, ясен пух, но ты пойди найди её тут сейчас.

Грызь прикинул, что в промдворе, где нынче базировались собачники, имелись "коровы", к которым в том числе можно прикрутить стрелу экскаватора. Но это не катило никак, потому как колёсная машина не доедет столько километров по рельсам, а дороги сюда нет вообще, даже хоть какой-нибудь.

- Лопату взял он в лапы робко, и цокнул - где же пусковая кнопка? - процитировал фольклор Кирзыш, таки беря лопату.

- А можно мне заступом копать? - скатилась в смех Речка.

- Ни в коем случае, только лопатой!

Грунтовые работы не могли остановить грызей, хотя объём предслышался нехилый - горка, которая закрывала дорогу для прокладки куска полотна, была длиной шагов сорок и шириной до десяти, так что копать там не по пухУ. Вслуху того, что прокопку нельзя взять сразу, распределили смены и участки, и приступили без лишней спешки. Один только котлованчик под механизм перевода стрелки, в который нальют бетона, Кирзыш копал почти целый день, потому как на десять метров лопатой песок не бросишь, приходится грузить в тачку и отвозить. Постепенно грызи уже не ржали, а только хихикали, чтобы не тратить зазря силы. Только основательно посыпавшись песком, и на этот раз в самом прямом смысле слова, Кирзыш получил возможность немного потрепать за ухо белочку, пока они сидели и отдыхали в теньке, попивая чаёк.

- Да мы собачники, как на пуху, - цокал он, - Для сапёрной работы ничего лучше ещё не придумали, кроме как собь. А тебя каким песком сюда занесло, пуша?

- Трясу, - мотнула ухом белка, - Триста второй батальон химзащиты, в Глумлице базируется. У нас тоже специализация по рельсовкам, так что слушаю, как оно. Да и вообще, паровозы это в пух.

- О, тут не имею ничего цокнуть поперёк, - церемонно сообщил грызь.

Следует отметить, что войска химической защиты составляли весьма значительную часть всех грызьих войск. Во многих местах использовались вещества, могущие стать отравляющими, так что ради спокойствия химзащите уделялосиха весьма много внимания. Само собой, разные химикаты в изобилии возили и по рельсовым дорогам, так что существовало немало отрядов, приписаных к этой теме.

- Паровозы, в пух, - повторил Кирзыш, - Уж не собираешься ли ты эт-самое?

- Эт-самое не знаю, - захихикала Речка, - Но влезть на теплик собираюсь, это точно.

- Пух ты, - обрадовался грызь, - Пожимаю лапу!

Он натурально пожал её лапку, когтистую и чрезвычайно пушную с верхней стороны.

- Йа вот тоже всё к поездам хвостом притираюсь, - пояснил он, - Ну, мы с Хлутышем, это корефан мой, тоже сейчас трясёт, сдесь же, в собачнике.

- Пух мой пух, это правда в пух, - цокнула грызуниха, вспушившись, - Может, вместе проще будет куда податься.

- Ну да, - кивнул Кирзыш, - У нас-то в околотке дороги нету, так что там не зацепишься... а у тебя?

- Мимо, - засмеялась она, - Тоже нету. Ветка есть, но ближайшая станция килошагах в двадцати. Вот мы бакланы, а?

- По крайней мере, бакланов не топчут, как гусей, - заметил грызь, - Но вообще, если цокать о белочках, то нам обещали возможность подучиться и сдать эт-самое на мышиниста.

- Известное дело, - кивнула белка, - Но это одно, а найти, куда влезть с этим - другое одно.

- Какой-нибудь песок уж придумаем, - заверил Кирзыш.

- Придумайте песок, как его перекопать, - цокнул Ратыш, отваливаясь на отдых.

Пришло время воткнуться по смене, но Кирзыш и Речка и там не переставали перецокиваться, благо делу это никак не мешало... за исключением случаев, когда от смеха кто-либо валился на землю. Правда, грызуниха присутствовала на площадке стройки меньше времени, чем остальные. Всё-таки грызуниха как самка выдавала меньше механической мощности, каковая тут требовалась, поэтому на неё возлагались хлопоты по лагерю вплане корма, воды и так далее. Кирзыш же лыбился не хуже Лыбы, потому как действительно счёл удачным встречу с Речкой - не так уж много грызей, которые столь упорно лезут на паровоз, а на три пуши веселее, чем на две. По крайней мере, они обменялись номерами радиоцоков, так что могли и потрепать друг друга за уши на расстоянии.

Однако это было в перспективах, а пока что можно было просто хлопнуть по животному хвостом, и цокнуть - благо, цель в радиусе досягаемости хвоста. Грызи без зазрения совести этим пользовались, потому как покататься по смеху ещё раз никакая белка не откажется, даже одновременно с рытьём песка.

- Эй Кир, да брось эту пухню, - фыркала Речка, - Пошли есть еду!

- Сейчас, пять мин, - отвечал тот, ковыряя лопатой грунт.

Даже возможность поцокать с симпатичной во всех отношениях грызунихой не могла заставить его наскоро бросить начатое. Кирзыш уже был твёрдо натаскан на выжимку из любого дела максимального качества - даже при рытье котлована это имело значение. Можно конечно сделать без особой тщательности, ничего страшного, но грызи как раз делали с особой тщательностью, чтобы соответстовать марке. Если уж что делают армейские - оно должно быть нулевого сорта, и никак иначе. При этом Кирзыш, как и большинство грызей, отнюдь не был педантичен и не усердствовал там, где этого не требовалосиха - достаточно посмотреть на его сарай на огороде, кое-как сколоченый из кривых жердей. Соль в том, что от кривого сарая никому не будет никакого урона, а будет только прибыль строителю, который не поратил лиших сил на бессмысленное "вылизывание" утилитарной постройки. Сдесь же цоканье шло о работе на весь Мир, как это ни покажется громким применительно к яме в песке.

Грызи впрочем не копали сосредоточено, как идиоты, а постоянно катались по смеху. Они ещё и взяли привычку удирать от путей в кусты, когда приближался поезд. Только мелькали рыжие хвосты, взлетал песок из-под лап, а потом шур-шур, и только уши торчат. Для белок не очень в пух маячить на открытом месте рядом с дорогой, когда по ней проходит поезд, куда как уютнее скрыться в кустах, убегая туда с криками "пухячим!!". Благо, поезда тут проходили по два-три в час, так что такие развлечения не сильно тормозили процесс. Кирзышу же весьма по шерсти приходилосиха не только бегать, но и поглядывать на пушистую рыженькую Речку, когда она прыгала через насыпь, мотая хвостищем, и каталась по смехам.

- А ещё было дело, - припомнил он, - Когда помельче были, всё подкладывали всякую пухню на дорогу, ну, только на обычную, по песку.

- Это да, - засмеялась грызуниха, - Такая глупость, а как доставляет!

- Ну вот. Так мы бутылки ставили посередь дороги, и пухячили в кусты. И чаще всего бутылки разбивались, когда проезжала "корова", - Кирзыш захихикал, припоминая, - И до сих пор не могу понять, как они бились! У "коровы" до подвески пол-метра, а бутылка от силы двадцать сэмэ, как?!

- Нутк набери бутылок и проверь на досуге, - посоветовал Разбрыляк, скатив белокъ в смех.

Не меньше ржи случилосиха, когда грызь вывел своего волка на земляные работы. Причём это было цокнуто не особо фигурально, а в прямом смысле: Кирзыш тыкал в насыпь и настойчиво просил Лыбу копать, так что сработало как обычно: волк решил, что проще покопать, чтобы от него отстали. Крупное по размерам животное, загребая рыхлый песок передними лапами, фигачило его назад, под собственным пузом, так что сзади вылетал фонтан песка. Смех смехом, а Лыба таким образом выбрасывал на несколько метров очень приличные объёмы грунта, значительно облегчая работу грызям.

- Пух ты, Кирзыш-пушище-ухомоталище! - цокнула Речка, - Никогда такого не видела! Как тебе удалось научить волка копать?

- Волка не надо учить копать, - пояснил Кирзыш, наблюдая за работой волкоройной установки, - Он и так это прекрасно умеет. Просто надо подвести это дело под игру, чтоб его колбасило от процесса... всё как и с любым животным, впрочем.

- Это теоретически, - заметила грызуниха, - А на практике попробуй так сделай, да ещё и с такой огромной собакой.

- Когда йа это делал, собака была совсем маленькая, - показал по колено грызь, - Тут только так, да, в процессе роста.

- Оно и с грызями так, - согласилась Речка.

С грызями или другими овощами, а копаться в песке и тягать массивные железки, составлявшие части стрелочного механизма, на свежем воздухе оказалосиха более чем в пух. Впрочем, для белокъ такое занятие всегда было в пух, так что и удивляться особо не стоит. Периодически прикрываемое белыми облачками, с неба плескало светом солнце, и когда свет попадал на ботву, происходила Прибыль - а ботва тут имелась практически везде, плотно обступая щебёночную насыпь рельсовой дороги. Кирзыш хихикал, представляя себе ведомость по этой Прибыли - так и слышалось, как от листьев и хвойных веток отлетают плюсы, складываясь в общий большой профицит по Лесу. Ветер, мотылявший воздушные массы через зелёный ковёр леса, приносил восхитительные запахи нагретой смолы и земляники, потому как оная ягода краснела боками на любой открытой полянке. Птицы в открытую рыгали, настолько велик был перекорм.

Впрочем, схватить кусок Хрурности от прибочности с Миром можно достаточно часто, если цокать о белкахъ. По правде, настолько часто, что просто чуть чаще чем всегда, вне зависимости от времени года и суток, погоды, и конкретного места на планете. А вот потрепать за шёлковые рыжие ушки симпатичную во всех отношениях грызуниху удаётся отнюдь не так часто, вслуху чего Кирзыш и обратил на эту возможность достаточно внимания. К тому же, белочка явно привспушалась, когда цокала с ним, и сдвигала вверх ушки, что свидетельствовало о годовании. Причём свидетельствовало абсолютно чётко, ибо ещё не было известно, чтобы какое-либо грызо сумело нарочно управлять движениями ушей, так чтобы это не было заметно. "Точно въ пухъ!" - подумал Кирзыш, представил себе эту надпись огромными буквами с завитушками, и захихикал.

- Представляешь, по околотку пришлосиха отстреливать куниц, - цокнула Речка, поёжившись всей белкой, - Иначе они сожрали бы всю белочь, что совсем мимо пуха.

- Представляю, - кивнул Кирзыш, - Такая же пухня с хорьками. Но мы работаем над этим!

- Как мы над этим работаем? - уточнила грызуниха, поглядев на свои лапы.

- Не мы лично, но бельчизация в целом, - пояснил грызь, - Думаю, ты знаешь, что просто тупо кормить хищных зверей комбикормом - это лишь временная мера.

- Ну это свойство всякой жизни, размножаться без предела. Если хорьки не будут жрать мышей, те сожрут всё зерно и передохнут сами.

- Не совсем всякой жизни, - хмыкнул Кирзыш, - В нулевых, это относится только к неавтотрофным организмам. И главное, вообще не относится к разумной жизни.

- Вывод? - мотнула ухом Речка.

- Вывод в том, что для выхода на новый уровень существования Мира, так чтобы ничего не испортить и обеспечить дальнейшее развитие, нужно распространять разумность на все организмы.

- Пух мой пух, как это возможно?

- Сейчас мы толком не представляем, как. Но знаешь, двести лет назад грызи вообще не представляли, как работает генетика, а сейчас мы можем скрещивать гуся с яблоней...

Белки проржались, представив себе результат.

- ...да. Поэтому главное - это поставить задачу, а уж средства рано или поздно приложатся... Пока, правда, придётся иногда и отстреливать разные организмы.

- Ну, выслушит вполне себе в пух, - подумав, цокнула Речка.

- Да тоже выслушишь вполне себе в пух, - не удержался цокнуть Кирзыш, захихикав.

Грызуниха прикрылась пушным хвостом, став похожей на рыжий шарик, что принесло дополнительную рожь. Как цокалосиха, самая урожайная злаковая культура - это белка: тонны ржи с квадратного метра. Как бы там ни было, пришлось ещё не раз браться за заступы... ну, кто брался за заступ, а кто за лопату, как пушеньке угодно! - и рыть дальше грунт, чтобы продолжать установку механизмов. К вечеру грызи просто наминали боками место под ёлками, как они всегда это делали, и сурковали там, подложив хвосты заместо подушек. У Кирзыша вообще был дополнительный мех от Лыбы, на которого можно навалиться для дополнительной мягкости - правда, волк это преимущественно ночная мышь, и когда грызи сурковали, он обычно бродил по округе - волковал, чо.

При этом оказалосиха, что за день грызи так закопались, что прохрючили всю ночь аки январские сурки. Только обнаружив сонную грызуниху, которая возилась с костром, Кирзыш вспомнил о том, что неплохо было бы её потискать, собственно. Однако, теперь это пришлосиха откладывать минимум до вечера, ибо возня. Это подтвердилось, когда вскорости по путям прикатилась дрезина, с которой сгрузили недостающие компоненты и небольшую бетономешалку, чтобы намесить раствору и залить основания механизмов.

- А это что такое? - ткнул в дрезину пальцем Кирзыш, обращаясь к Речке.

- Ха-Гэ, - не мотнув ухом, цокнула она, - Тобишь Хитрый Грибок. На платформе волочит до тридцати тонн, а вагонов на двести пятьдесят, если новой модификации.

- Да ты обшариваешь, белка-пуш! - обрадовался грызь, - Но прикольная паровозина, не?

- Угу, - хмыкнула Речка.

Паровозина, как изволил выцокнуться белкач, представляла из себя малый локомотивчик, он же ремонтная дрезина. Двигун у неё зижделся спереди, в корпусе, похожем на морду грузовика, а за кабиной имелся кран и платформа длиной в восемь шагов, куда грузилосиха Всякое. Кабина при этом расширялась кверху, чтобы в окна было лучше видно, когда они имеют отрицательный угол наклона - за это данный агрегат и прозвали "грибком", а тот который с краном и платформой - "хитрым грибком". Машина покоилась на трёх осях, две из который были в обычной тележке спереди, а одна сзади, под платформой. Впрочем, "сзади" тут мало котировалось, потому как машина ездила в обе стороны с однопухственным успехом, достаточно переключить реверс. Как это всегда и случалось со служебным подвижным составом, его красили в ярко-оранжевое, чтобы издали было видать. Хотя ХГ по размеру был меньше стандартной платформы, всё равно чувствовалось, что машина прочно стоит на рельсах, как корабль в воде, и это внушало.

Внушившись, грызи забегали и сняли с платформы всю оставшуюся мелочь, потому как машине не следовало торчать тут и занимать путь. Сбросив груз, ремонтники с "грибка" пожелали гусиной удачи, транспортное средство зарычало двигателем, выпуская из глушака сизый дым, и бодро набрав скорость, укатилось - на этот раз по рельсам, а не со смеху. Тут уже следовало разуть уши, когда Рызбрыляк и Ратыш показывали, как именно прикручивать...

- Ну, как прикручивать? - с умным видом цокал грызь, - Гайку на болт одевают со стороны, противоположной стороне шляпки. Записали? Дальше... Вращать гайку следует вокруг продольной оси болта, а не как-либо иначе...

Но, помимо смеха, грызи из ремонтников вполне успешно объясняли трясущим, как оно. Практически любому работнику рельсовой дороги следовало знать, как устроена стрелка, потому как собственно, рельсовые пути только и состояли, что из рельсовой колеи и стрелочных переводов. Сам песок несложный, но в нём есть довольно много различных тонкостей и толстостей, какие лучше всего услышать собственными ушами на практике, а не как-либо иначе.

- А вот это что? - цокнула Речка, показав на массивный стальной выступ, прикрученый возле рельса.

- Это массивный стальной выступ, прикрученый возле рельса, - идеально точно ответил Кирзыш, проржался, и уточнил, - Отбойник перед стрелкой. Вообще йа думал, такие ставят только на скоростных участках.

- Сдесь тоже далеко не лишнее, - хмыкнул Разбрыляк, - Ведь эта погрызень зачем?...

На этом грызь замолчал, почесал пузо, и продолжил грузить щебёнку в медленно вращающийся барабан бетономешалки. Кирзыш и Речка снова скатились в смех, потому как это была очень старая шутка. Как известно, повтореная дважды становится в два раза смешнее, а тут умножение шло на миллиарды.

- Эта погрызень затем, чтобы отбить от поезда любое лишнее, абы такое за него зацепится, - пояснил наконец Кирзыш, - Потому как попадание в стрелку даже не очень большого бревна может привести к сходу с рельсов, а вот на ровном участке шансов ноль. Поэтому есть отбойник, который сорвёт любой торчащий за габарит предмет раньше, чем тот попадёт на стрелку.

- А, теперь чисто, - привспушилась грызуниха.

Кирзыш же прихрюкнул, думая о том, что белочка весьма наблюдательная и любопытная, иначе не обратила бы внимание на какой-то там выступ, торчащий на полотне не так уж близко от места работы. Неизвестно, что подумал Лыба, но он тоже прихрюкнул, только куда как громче, так что грызи подпрыгнули от неожиданности. Состроив на морде лыбу, волк сдал хвостом в кусты и пошёл обратно на лёжку под ёлкой. Трясущие же, в очередной раз проржавшись, продолжили месить раствор для бетона - уж что-что, а это умели одинадцать белок из десяти, так что даже вопросов не возникало.

- Так, теперь слушайте ушами, - показывал Ратыш, - Ночью будем делать основной песок, открутим рельсы и поставим новые.

- А что, ночью тут ни-ни? - уточнил Кирзыш.

- По крайней мере, "собак" не будет, а остальные на несколько часов перебьются.

"Собаками" традиционно называли пассажирские поезда местного значения, на которых пушные звери добирались до районных и областных центров. Кирзыш же дополнительно хихикал, представляя себе отсутствие собак на путях. Однако и до того, как воткнуться в работу ночью, предстояло ещё немало нагрузить лапы, так что грызи слегка опушнели таскать щебёнку, песок и цемент в мешках. Откровенно цокнуть, а так и цокали чуть чаще чем всегда, то настолько плотно втыкаться в строительство летом могли только армейские, для которых это служба. Большую часть остальных грызей никак не удалосиха бы заставить так упираться, потому как совершенно незачем это делать летом, когда есть зима. Зимой всё завалено белым пухом, так что и пройти куда-либо сложно, поэтому самое время размять лапы; кроме того, для чрезвычайно пушного зверя, каковым является белка, куда сподлапнее работать на лёгком морозце, дабы быстрее выводить избыток тепла. Вообще-то последние научные изыскания выявили, что белка справляется с нагрузками однопухственно что в зимних, что в летних температурах... но кого это интересует, когда в лесу полно земляники. Летом грызи возились в огородах и окрестных лесах, так что трясти на промышленных предприятиях оставалосиха весьма немного пушей. В частности из-за этого армейские летом куда больше втыкались в хозяйственную возню, нежели зимой.

Как бы там ни бывало, к вечеру пуши весьма и весьма запылились - были по уши в песке, и на это раз далеко не в метафорическом смысле. Вслуху этого Разбрыляк, разбрыльнув мыслями, цокнул о том, что шагах в пятиста через лес имеется пруд, в котором немудрено прополоскать пушнину. На самом деле, на территориях, населённых грызями, пруды имелись повсеместно, как для полоскания пуха, так и в качестве водопоя для остальных зверей, которые не могли вырыть пруд своими силами. Пух-голова, подумал Кирзыш, ведь у меня есть топ-карта, а на ней пруд точно есть. Неслушая на усталость, грызь решил таки сходить на водоём. Тем более, что туда собиралсь Речка, а ремонтники цокнули, что не пойдут. А возможность притереться хвостом к белочке никак не будет лишней, цокнул себе грызь, похихикал, и хотел было последовать за рыжим хвостом, но обнаружил отсутствие Лыбы. Это было мимо пуха, так что Кирзыш обошёл вокруг стоянки несколько расширяющихся кругов, пока наконец не докричался до волчары.

- Грызаный случай, Лыба, грызаный случай! - цокнул Кирзыш волку.

- Пффф, - пошлёпал брылями тот, состроив лыбу.

Ну ладно, песок ещё не ушёл, подумал грызь, да и в любом случае, пух надо промыть в воде, а то в пушнине уже сад высаживать можно. Позвав с собой и животное, Кирзыш пошлёндал через просторный сосновый лес, слегка ускоряя шаг, потому как солнце уже закатывалосиха со смеху за горизонт. Волку тоже не повредит макание, а кроме того, с Лыбой точно не заблудишься, у этого встроеный компас работает ещё более чётко, чем у грызей. В то время как грызь шлёндал, помахивая хвостом, Лыба резко сорвался в бег, издав глухой рык. Кирзыш быстро оценил обстановку и ничего не цокнул, потому как лишний раз цокать - значит проявлять недоверие к зверю, и оказался прав. Лыба просто сиганул верхом над небольшой газелью, в то время как копытное впало в глубоченный ступор от вида огромного волка. Волк же состроил всё ту же лыбу и гавкнул, и только после этого газель начала движение в лес, только светлый огузок подпрыгивал между сосновых стволов.

- Подпрыгивал бы твой огузок сейчас внутри дяди Лыбы, не будь комбикорма, - хихикнул Кирзыш.

- У-у, - подтвердил дядя Лыба.

Наличие газелей не помешало двум животным дойти до искомого пруда, который зижделся на заболоченой опушке леса. Дальше простирались плотные заросли сильно пахнущих болотных трав и кустов, через которые пролезали только мелкие птички да лягушки. Сдесь же, в месте схождения кабаньих троп, находился круглый прудик диаметром метров десять. Окно чистой воды окружал песчаный вал, а вокруг него имелась канава, плотно заросшая осокой, через которую были переброшены мостки. Судя по некоторым всплескам, кто-то туда уже забрался...

- Эй толстобочие! - цявкнула из воды грызуниха, - Ну ты куда там, или что?

- Да дядю Лыбу искал, толстого борова, - цокнул Кирзыш, - Лучше эт-самое, как-грится.

- Это уж поперёк не цокнешь. Залазь, вполне тёплая!

- Вполне тёплая уже залезла, а сейчас и йа залезу, - пообещал грызь, стягивая спецовку.

Спецовка, которая всегда казалась удобной, сейчас превращалась в обузу, так что избавиться от неё пришлосиха вполне в пух. Впрочем, Кирзыш, как и Речка, не оставил одежду на берегу, а влез в воду вместе с оной, чтобы прополоскать и её тоже - высохнет быстро, а эффект значительный. Лыба в пруд не полез, а грузно уселся на мостки и взирал на грызей с довольно скептическим видом.

- Он взирает на нас с довольно скептическим видом, - цокнула Речка, полоща майку.

- Да, этот щенок в воду не особо, - подтвердил Кирзыш, - А вообще пруд в пух... Знаешь, как такие делаются?

- Хм? - удивилась грызуниха, и к огромному удовольствию Кирзыша, оглядела окрестные деревья, - Уж не хочешь ли ты цокнуть, что взрывом?

- Уже цокнул, - кивнул грызь, - Это бетаб-четвертушка, или пятисотая, слушая по тяжести грунта.

- Бетонобойная бомба? - припомнила Речка, - А, ну да. Войдёт в землю, сделает ровную воронку, разрушения вокруг минимальные.

- Нас гоняли в оцепление, когда такие штуки кидали, - пояснил Кирзыш, - Ну, тренировались в основном летуны, чтобы в нас и не загрызячить таким подарком.

- Как не загрызячить, вот так? - плеснулась в него водой грызуниха.

- Нет, вот так! - ответно окатил её грызь.

Усталости от целого дня ковыряний как ни бывало, так что грызи катались по смеху ещё больше, чем без повода, и плескались друг в друга содержимым пруда. Наблюдая такое дело, Лыба пошлёпал брылями и ушёл в ёлки, потому как понимал йумор, но не такой. Пуши же, неслушая на веселуху, уловили, что вода не такая уж и тёплая - прополоскаться хватит, но долго сидеть мимо пуха. Вслуху этого Кирзыш кое-как выбрался из воды, цепляясь за мостки, и отойдя на сухое место, стал выжимать уши и хвост, да и просто трясти шкурой, чтоб быстрее высохла. Грызи умели встряхивать шкуру почти также эффективно, как и волки, так что вокруг летел обильный дождь. Лыбу так вообще можно использовать как поливальный агрегат, враз вытряхнет со шкуры литров десять воды, равномерно разбрыляв по округе.

Однако, разбрыливая воду, грызь не упустил того факта, что из пруда выбралась и грызуниха. Кирзыш совершенно непроизвольно издал курлыкающий присвист, типа "фьюуууу-фью", каковой недвусмысленно означал потеху от созерцания самки. Находясь не внутри мешковатой спецовки, Речка оказалась чрезвычайно в пух выслушащей белочкой, тем более, что мокрая пушнина меньше округляла обводы тушки. Будучи самочкой, белка использовала бело-голубой купальник, слегка прикрывавший положеные части, что на слух грызя выслушило просто весьма завлекательно. Тут уже просто-напросто хотелось схватить лапами и тискать! Речка, наблюдая такое состояние грызя, захихикала и брыльнулась в него водой с мокрого хвоста.

- Йа слышу какие-то курлыканья? - риторически спросила она.

- Уши тебя не подводят, - правдиво как никогда ответил Кирзыш, подходя поближе, - Речушшшшка..

Тут следовало не перепесочить, потому как просто взять и хватать лапами белку можно только в том случае, если ты уже делал это ранее. Поскольку Кирзыш был в твёрдой памяти и знал, что Речку он ещё никогда не хватал лапами, то он подходил к грызунихе постепенно, дабы на сто пухов быть уверенным, что она не против. У грызунихи были светло-зелёные глаза, на слух Кирзыша невозможно красивые, и нынче он немало времени протаращился в них. Лишь немного вынырнув из глубокого апуха, грызь отметил, что это был едва ли не единственный раз в жизни, когда у него в голове в течении столь длительного времени не появилосиха ни одной мысли! Да, двадцать секунд без мыслей для грызя - это весьма долго, и без какого-либо внешнего фактора этого не добиться. Это нельзя не признать правильным, потому как думать надо до или после, а тут нечего думать, одни чувства, в прямом смысле.

Как бы там ни было, грызь таки осторожно сократил расстояние, погладил белочку по рыже-серой лапке, на которой блестел в свете закатного солнца мокрый пух... на этом месте белочка могла и дать дёру. Соль в том, что у белок генетически есть такая предрасположенность, гоняться друг за другом в плане брачных игр - это можно увидеть у белочи, когда она носится по зимнему лесу, тряся хвостами. Однако сыграло роль то, что Речка до этого намесила несколько кубов раствора, и тушка явно сказала ей, что ну напух эти забеги. Вслуху таких обстоятельств Кирзыш таки смог сгрести в объятья всю белку, лизать её в мордочку и чесать когтями, запуская их под пушнину.

- Кирзышшшш, мягкий грызь... - проурчала Речка, прикусывая его за ухо.

- От мягкой слышу, - нашёл время цокнуть Кирзыш.

Лапы подтверждали, что слышит он от мягкой, даже когда пух намочен и не создаёт дополнительной мягкости. А уж шёлковые ушки превосходного светло-рыжего цвета, опушённые кисточками и с белым пухом с внутренней стороны, оставались столь же приятными на ощупь, потому как успели быстро высохнуть. Тобишь, тисканье состоялось в полном объёме, и грызи очухались, только услышав ворчание Лыбы за кустами. С немалым удивлением они обнаружили, что уже почти полностью стемнело, а с болота начал наползать туман.

- Моя грызуниха... - счастливо цокнул Кирзыш, - Речушка...

- Твоя грызуниха, - подтвердила его грызуниха, сладко потягиваясь.

- Насколько в пух... - зажмурился от избытка чувств грызь, гладя пушнину, которая уже успела в основном высохнуть, - Речушка, а давай вместе?

- Вообще вместе? - хихикнула Речка, - Йа - за.

- Йа тоже за, итого сто процентов голосов за, - скатился в смех Кирзыш, - Отличная эффективность среди двух белок, не находишь?

- Эх, сейчас бы ещё тряска закончилась, - мечтательно цокнула белка, - Хотя, так даже более в пух. Ведь ценность чая пропорциональна времени между кружками, как-грится.

- Ну да, - кивнул грызь, - У нас уши. Мне ещё пол-года примерно, а тебе?

- Не знаю, может быть, около того, - цокнула Речка, - Не считала.

То, что она не считала, было неудивительно. В нулевых, даже белочки всегда находили себе интересные дела, и не особо тяготились расставанием с домом, чтобы считать часы до демобилизации. Во-первых же, срочная служба подразумевала не отсиживание некоего срока, а отработку положенного числа трудодней, поэтому по времени служба могла сильно варьироваться. За участие в учениях-ухомотаниях, например, где имелся риск для хвоста и приходилосиха сильно напрягаться, начисляли много трудодней за день, а на какой-нибудь расслабушной работе - наоборот.

- Давай пухнём где-нить огород, и окопаемся, - цокнул Кирзыш.

- Крайне оригинальное предложение для белкача! - засмеялась Речка, - Да нет, понятно, о чём песок... Йа таки не против. А то если всё время в одном месте копаться, так получится избыток белокъ.

- Избыток белокъ? - хитро подвигал ушами грызь.

- Белокъ, - кивнула грызуниха.

- Пффф, - сказал Лыба.

Этим он напомнил, что наступает натуральная ночь, и стоило бы переместиться поближе к запасам еды. Грызям к тому же следовало отсурковаться, потому как предстояла работа. Собравши спецовки, каковые сохли гораздо дольше, чем пушнина, все три зверя отправились обратно через лесок. С неба лила свет почти полностью белая луна, и достаточно его проливалосиха через неплотные сосновые кроны, чтобы не натыкаться на деревья. Под лапами приятно пружинил мох и похрустывали веточки; если прислушаться, становилась слышна возня мышей и других овощей покрупнее. Кирзыш был доволен, как хомяк, набивший мешки - с одного бока шлёндал Лыба, старый товарищ, а с другого Речушка, самая натуральная его грызуниха! Для грызя это было в новинку, потому как ранее он потискивал белочек, но без особых последствий - а тут последствия отрисовывались отличнейшие.

Это тебе не просто потискать самку... это тебе сложно потискать самку, подумал грызь, и захихикал. Всмысле, сгрызться с грызунихой - это более чем в пух, причём отнюдь не только в плане тисканья. Просто у зверей есть генетическая предрасположенность к формированию тесных связей между самкой и самцом, потому и. Кроме того, белка и белкач отлично дополняют друг друга практически в любом деле, а не только при выведении потомства. При мыслях о выведении Кирзыш скосил яблоки на белочку и сильно облизнулся, так что аж Лыба повернул ухо.

Опосля этого показалосиха, что время полетело слишком быстро - только завалились под ёлку сурковать, как уже стало пора заваливаться на пути и перекладывать рельсы. Грызи, у которых всё было готово заранее, шустро открутили рельс, подняли длинными рычагами, положили на чурбаки и откатили в сторону; через пять минут на это место таким же макаром подкатился новый рельс, составлявший часть стрелочного перевода, а через пятнадцать он был прикручен на место. Таким образом, не прошло и получаса, а поезда снова могли двигаться по пути, чем и воспользовались. Ратыш дал отмашку через радиоцок, и со стороны Сырской пошёл "кабачок" с наборным составом, причём пошёл не кроясь, с некоторым превышением скорости, чтобы точно проверить надёжность сделанного. Стоя на возвышении, Кирзыш и Речка с чувством выполненного долга смотрели, как через ихнюю стрелку прогрохотал состав. Мышинист "кабачка" непосредственно отцокался, что всё в пух, после чего бригада пошла ещё раз ослушивать механизм.

К утру уже прикатил хитрый грибок со своим краном, забрать бетономешалку и оставшийся мусорок, так что пришлосиха пока расставаться. Речке нужно было возвращаться в свой отряд химзащиты, а Кирзышу - к собям и охране рельсовых путей. Впрочем, основное было цокнуто, так что пуши не делали из этого проблемы, а только ржали, как кони.

- Ладно, Речунь, - погладил белочку по ушкам Кирзыш, - Пойдём дослужим, а там слышно будет.

- Да, пошли сходим, - засмеялась она, обтираясь об него мордочкой.

Вслуху таких событий обратный путь вдоль путей, который предстояло проделать лапами, грызя не напряг ни на пушинку. Он бы и раньше не напряг, но теперь особенно! Грызь мотал хвостом и ушами, как распоследняя белочь, и орал частушки типа

Семь гусей пошли на пруд!

Это был нелёгкий труд!

Пруд от базы далеко!

Гуси топчут молоко!

ну и катился по смеху, как колёсная пара по рельсам, само собой. Единственное, что ему оставалосиха, так это не попасть под натуральную колёсную пару, потому как поезда продолжали ездить. Один раз зазевавшегося грызя даже столкнул с рельсов Лыба - поддал боком, и Кирзыш улетел далеко в кювет, слушая сквозь грохот колёс проходящего состава хриплый смехолай с другой стороны насыпи. Лыба тот ещё йуморист, и называется так отнюдь не только за выражение морды.

- Таким образом, - цокнул пожилой грызь, ослушивая ушами собравшихся в большой палатке пушей, - Командование ставит перед нами два ящика тыблок и задачу. Тыблоки мы съедим, а задачу выполним... слушайте не перепутайте! Так вот, песок будет проходить на тысяча первой ветке, каковая есть специальная наша ветка для отработки действий.

- Озозо, - тихо буркнул себе под нос Хлутыш, и Кирзыш был склонен согласиться.

Тысяча первая ветка действительно проходила по военному полигону, и если операция проводится там - значит, это будет больно. Отрабатывать перемещение собак вдоль путей и всё такое можно и на любой другой ветке, как это и делали. Сдесь же цоканье шло о...

- ...цоканье идёт о том, что условия будут упорото приближены к боевым, - продолжал белкач, - Группы, которым будет поставлена задача перерезать ветку и пустить под откос поезда, будут взрывать настоящим динамитом. Кто сыграет дурака - жаловаться будете дохлой курице, чисто цокнуто?

На этом месте штабной грызь дождался, пока все пуши прожуют мысль и кивнут ушами. Грызи передёрнулись от формулировки насчёт дохлой курицы, но на то и был рассчёт - лучше сейчас передёрнуться, чем невовремя забыть о серьёзности происходящего.

- Так вот, а ваша задача, как ни странно - прикрывать пути от диверсионных групп, ловить их с помордным, ну и всё такое, чем вы занимаетесь уже пухову тучу времени. Конкретные тактические задания сейчас эт-самое...

Тут уже грызи стали копаться в планшетах, расслушивая карты и записывая то, что им цокали по поводу обстановки. Это была немаловажная часть учений-ухомотаний, солдаты должны были достаточно шарить, чтобы быстро и точно понять задачу, потому как в боевых условиях разжёвывать будет некогда.

- Седьмой групп, - показал коготь на Кирзыша, Хлутыша и Раждака, - От моста сто восемь до Петляющей речки, с южной стороны от путей. Чисто цокнуто?

- Так точно! - громко цокнули все трое, слегка хихикнули, но только слегка.

- Время на операцию трое суток. По ветке от базы А до базы Ё будут ходить два состава, один бронепоезд, второй какбы грузовой. Ваша основная задача, как вы понимаете - это обеспечение их прохождения в течении всего времени. Собь получите на базе Ё, откуда и стартуете на бронепоезде...

- Можно доцок? - поднял лапу Кирзыш, - У меня волчара вместо соби.

- Волчара?

- Да, вон его в окошко видно.

- О мой пух! - изобразил панику грызь, выглянув в прозрачное окно в стене палатки, - Да волчара и ладно, в пух. Всё чисто цокнуто, песок просушен? Тогда впесок!

- Есть впесок!

Немалая толпа грызей, быстро навьючившись рюкзаками и автоматами, побежала к гаражам. Вроде какая пухня, а тут тоже без практики не справишься, потому как белки никогда не бегают толпой без крайней необходимости. Для Кирзыша это усложнялосиха тем, что рядом бежал Лыба, которого надо контролировать, чтобы он не стал шутить невовремя. Не цокая лишнего, Хлутыш подтолкнул товарищей к дальним воротам длинного кирпичного гаража, откуда выкатывались мотоциклеты.

- Политбюро помилуй, - цокнул Раждак, увидев такое дело.

- Да ладно, дождя сейчас нету, - фыркнул Хлутыш, - Вот в дождь это да, пух мой пух.

Дело в том, что обычно тренировкам на боевое положение подвергались заодно все армейские службы, потому как войска требовали единой системы снабжения и обеспечения. В нулевую очередь это относилосиха к транспортникам, потому как если что-то двигается, то чаще всего надо и подвозить грузы. Некоторые же эмоции у Раждака вызвал тот факт, что совершать маршбросок придётся не на БТРах, не на грузовиках, и даже не своими лапами, а на эрзац-транспорте, как это называлосиха.

Таковой представлял из себя мотоциклетъ, тобишь двухколёсную машину, на которой ездок сидел верхом, как на огузке. Само собой, этот мотоциклет был не столь прост, а выезжая из гаража, был навьючен связками стальных труб и тремя дополнительными колёсами. Кирзыш как-то пробовал и знал, что ездить на таком "мопеде" отнюдь не так просто, и это было подтверждено на сто пухов, когда один из водителей грохнул машину на бетонную площадку, едва та остановилась.

- Хватаемся быстро, песочим точно, - цокнул Хлутыш, показывая на конкретный мотоциклет.

Тут все были уже достаточно убельчены опытом, чтобы знать, как хвататься. Белкачи шустро открутили крепления, разобрав связки труб, и из них стали быстро собирать телегу. Вместе с этой быстросборной телегой мотоцикл и составлял эрзац-транспорт. Не столь надёжно, как грузовик, зато его можно выбрасывать с парашютом из самолёта, например. Водителем того аппарата, на котором выпало ехать компании, оказалась вполне симпатичная грызуниха, каковая скатилась в смех при виде волчары, а потом призадумалась, и взвыла.

- Грызи-пуши, а нам что, и это животное с собой брать?

- Сто пухов, - спокойно кивнул Кирзыш, - Считай, дополнительная проверка.

На самом деле, он не был особо спокоен, потому как на автотранспорте Лыба ездил спокойно, но одно дело сидеть в автобусе или кузове "полуторки", и другое - в тонкой сетке между трубами, которая мотыляется над дорогой. А там именно так и предстояло сидеть! Из труб собиралосиха подобие мотоциклетной коляски с колесом, а к ней цеплялась двухколёсная телега, состоявшая в основном из одного каркаса. Пуши усаживались туда на растянутые между трубами сетки, как арбузы в авоську. Кирзыш применил введение волка в наиболее собранное состояние, погладив по ушам, а затем громко выкрикнув кодовые слова "гусей к окну!". Пока Лыба не вышел из этого состояния, грызь похлопал по сетке, цокнув "ать!", и волчара запрыгнул туда. Хлипкая конструкция жалобно заскрипела и явственно покосилась под весом зверя.

- Так, быстренько, пока не очухался! - поторопил грызей Кирзыш, сам влезая бок о бок с Лыбой.

Грызи, которые сами плотно занимались собью и оттого всё понимали, молниеносно оказались в телеге, а белка-водитель неспеша тронула, безо всяких взрыкиваний мотора и тучи выхлопной гари. Кирзыш взял в лапу оконцовку собственного хвоста, и мотал ею перед глазами Лыбы, чтобы отвлечь его от происходящего. Если он сейчас выпрыгнет с телеги, это будет погрызец что такое загнать его обратно, а держать такой организм силой не получится. Кроме того, держа хвост в лапе, грызь был уверен, что тот не попадёт под колесо или ещё куда. Как бы там ни было, многолетние тренировки на "гусей к окну!" сделали эту фразу крайне действенной, так что волк воспринял происходящее постепенно и оттого смог переварить без лишних эмоций.

- Вы если что, кричите, - цокнула через плечо грызуниха с мотоциклета.

- Да мы и так будем кричать! - заржали грызи, - Кхм, да понятно, белка-пуш.

Если уж что, кричать следовало во всё горло, потому как мотоциклет, разгоняясь, неизбежно увеличивал обороты и начинал трещать немилосердно, зачастую обдавая телегу хвостом выхлопа. Вдобавок такие же кареты катились спереди и сзади от него, так что эт-самое. Сидючи в сетке, Кирзыш придерживал волчью тушку, ибо Лыба не мог держаться за трубы лапами. Ощущение было такое, что летишь просто по дороге, всмысле по поверхности, потому как высота от земли дюже небольшая. Тут уж остаётся только надеяться на убельчённость опытом водителя, чтобы не растряс хвосты по кочкам. Такие мероприятия были рискованы, но все соглашались, что лучше потренироваться, а не попасть в такое погрызище внезапно, когда прижмёт. К тому же на учениях-ухомотаниях делали некоторые вещи, каких не будет в реальных условиях - впереди колонны мотоциклетов с телегами ехал бронетранспортёр, чтобы принять на себя любую неожиданность, какая может случиться на дороге.

Хотя тащиться предстояло более сотни километров, на это дело отводили не более трёх часов, причём только вслуху относительно небольшой скорости мотоциклов под нагрузкой. На автомобильных дорогах как правило имелосиха немного транспорта, в основном автобусы, грузовики и тяжёлые промышленные автопоезда, тащившие по десятку вагонов каждый, так что никаких препонов движению не существовало. Правда, маршрут движения пролегал не только по бетонкам и асфальтированным дорогам, но и напрямки по просёлкам, и тут уже начиналась раскачка во все стороны с огромной амплитудой, как на качелях. В иных местах дорога была развожена в грязь, колёса проваливались, и пассажирам приходилосиха вылезать и толкать транспорт - вот тут они были очень рады, что это мотоциклет! Его можно было хоть поднять и вытащить на лапах, с БТРом так не пошутишь. Кирзыш так вообще сидел, как песок, потому как грызи цокнули ему сидеть и держать волчару, чтобы потом не запихивать его обратно.

- Ну дядя Лыба, толстый боров, - фыркнул Хлутыш, толкая телегу сбоку и чавкая по грязи.

- Бу-у, - сделал хитрую морду Лыба, разваливаясь на сетке.

Телега прокатилась мимо пушей, вытаскивавших свою тачку из глубокой канавы, и само собой, ржавших как кони. Попрыгать по кочкам на просеках для грызей было далеко не в тягость, а таки только тешило. Не менее весело становилосиха, когда машинка ехала по едва заметной колее среди плотных кустов, и вокруг стоял сплошной шурш от веток, обтираемых о бока транспортного средства, и частично - о бока пассажиров, вслуху отсутствия стенок. Придерживая Лыбу - как волка, так и лыбу на морде - Кирзыш подумал о том, что грызуниха водитель далеко не сидит на хвосте, а таки сосредоточенно слушает дорогу, иначе давно бы уже эт-самое. Мысли о грызунихе немедленно вернули его память к Речке, и грызь захихикал, вспоминая её мягкие ушки.

Из густого подлеска мотоциклет вырулил на асфальтированную дорогу, кое-как взобравшись на подъём перед нею, и тут же уткнулся в военного грызя, стоявшего перед мостом с винтовкой и хитрой мордой. Грызь недвусмысленно показал, что мост в минусе, тобишь ехать через него нельзя по плану учений-ухомотаний. Это было верно, потому как с мостом много чего может случиться, например на него упадёт бомба - к такому следует готовиться заранее. Услышав сигнал, грызуниха немедленно развернула машину на просеку вдоль речки, потому как самое шишовое - это скопление перед препядствием на дороге. Мотоциклет, тягая за собой телегу с пухом, неспеша скатился на кошеную траву рядом с колеёй, и пока что остановился.

- Грызята, как будем песочить? - осведомилась белкаъ, мотнув хвостом.

- Сейчас послушаем, - цокнул Хлутыш, вылезая на землю.

Тут уже пришлосиха выпускать на землю и Лыбу, и идти слушать. Речка, через которую был мост, имела в ширину шагов восемь, берега конечно поднимались вертикально, но всего на метр-полтора, так что вчетвером пуши могли без проблем забросить туда мотоциклет. Правда, для этого приходилосиха рассупонивать всё хузяйство на отдельные части и переносить их, а потом снова собирать в походное положение. Однако и тут следовало порадоваться, потому как перетащить через такую реку грузовик было бы куда сложнее, даже с лебёдкой - на стенку в полтора метра он не полезет, хоть весь пух из хвоста выдерни, тут копать надо. Мотоциклет же мог демонстировать даже признаки плавучести!

Грызуниха, которую кстати цокнуть звали Фирой, вспушилась, испила чаю из фляжки, и шустро вытащила из сумок всё необходимое. Из необходимого имелись три надувных мешка из прорезиненного материала, цеплявшихся за мотоциклет и придававшие ему плавучесть, и лапный насос для их надувания. Это было совсем нелишнее, потому как посередине речки грызи не смогли бы нести машину на лапах, а катить её по дну не совсем в пух. Правда, там закрывались и воздушный фильтр, и выхлопная труба, но всё равно могло залить. Кирзыш с удовольствием наблюдал, как грызуниха ловко и привычно приводит машинку в положение переправы. В нулевых, для белкача приятно видеть грызуниху, а во первых, приятно видеть, когда кто-то хорошо справляется со своим делом.

- И, пухом! - цокнула Фира, - Вы идите на тот берег, подтягивайте за верёвку, а мы отсюда.

- Чисто цокнуто, - кивнули грызи, влезая в воду.

- Ну, погнал гусак по ямам, - фыркнул Хлутыш, чапая по водорослям.

В камышах недовольно закрякали потревоженые утки, вызывая ржач. Грызи же, неизбежно вымокнув по уши, забрались в самую речку, переплыли шага три глубины и выбрались по пояс на другой стороне. Им бросили верёвку, за которую пуши и вытащили к себе мотоциклет, качавшийся на воде за счёт прицепленых мешков с воздухом. Не прошло и пяти минут, как пуши втащили машину на противоположный берег, откуда она могла уже ехать своим ходом, и полезли за остальным грузом.

- Лыба, плыть! - показал на речку Кирзыш.

Лыба не особо горел желанием плыть, но наблюдая, что все переправились и собираются уезжать, пошлёпал брылями и таки полез в воду. Само собой, мореходные качества у волка передостаточные, чтобы преодолеть такую преграду, и зверь окатил прибрежные кусты и грызей фонтаном воды, когда отряхивал шкуру. Грызи же пользовались хитростью, плотно застёгивая спецовки, перед тем как влезть в реку. Таким образом намокала в основном только спецовка, а пушнина оставалась сухой, потому как в ней очень много воздуха, а выходить ему не даёт плотная ткань поверх. Стало слегка прохладно, но только слегка, так что звери снова ржали, укладывая рюкзаки и хвосты в телегу.

Таким образом, служащие опушнели ещё в дороге, а ведь это было даже не начало! Мотоциклеты доставили их на "базу Ё", как называлась рельсодорожная станция военного полигона, точнее, одна из. Там грызи незамедлительно взяли из вольеров по дополнительному зверю, и именно по собаке - за исключением Кирзыша, само собой. Со всем этим похвостовьем отряд загрузился в товарный вагон "бронепоезда", тобишь военного состава для охраны путей. Собачников с их собями сгружали вдоль всей дороги равномерно, и тут следовало точно работать лапами, потому как спрыгивали на ходу. Не на полном, само собой, однако быстрее шага - весь поезд не мог каждый раз притормаживать и снова разгоняться, чтобы высадить грызя с волчаркой.

- Это тебе повезло, пух-голова, - цокнул местный грызь Кирзышу, кивнув на Лыбу, - Бывает, прыгают и на скорости. Там приходится волчарку на плечи брать и так сигать, чтобы она лапы не поломала. А этого ты на плечи взять ухитришься?

- Косяк, - согласился тот, - Но это тоже решаемо.

- Распушаемо... Сало быть, работаете по обычке, все в курсе, как это?

- Это эт-самое, - точно ответил Хлутыш, - Да в курсе, в курсе, чай не первый раз в песке.

- Ну слушайте, - предупредил грызь, - Чтоб ни одного подрыва рельсов!

- Есть такой песок, - кивнул Кирзыш.

Уже через десять минут неспешной езды он вместе с Лыбой спрыгнул с медлено катящегося вагона, поймал сброшеные следом рюкзак и автомат, и быстро убрался с насыпи, воизбежание. Выгибаясь на повороте пути, казал зелёные бока вагонов состав; там были нацеплены обычные товарные, но имелись также и специальные платформы, с которых техника могла съехать сразу, и два натуральных броневагона, с орудийными башнями и вращающимися решётками локаторов. Такой броневагон представлял смертельную угрозу для пехоты, потому как локатор видел сквозь "зелёнку", и по любому замеченому бойцу немедленно летели снаряды или мины, если он за укрытием. Таскать с собой средства постановки помех диверсионные группы не осиливали, и единственное, на что им следовало рассчитывать, так это никогда не приближаться к бронепоезду. Локаторов и орудийных башен на всю длину дороги не напасёшься, поэтому и требовались подразделения, обеспечивающие эт-самое.

На небо натянуло синих с серым облаков, слегка похолодало, так что воздух приобретал отменную свежесть, и Кирзыш получил уникальную возможность вспушиться. Не, думал он, хихикая - если цокать точно, то вспушиться именно в данный момент времени - это действительно уникальная возможность, так как перемещаться во времени в обратную сторону ещё никто не осилил. Использовав таки эту возможность, грызь вместе с Лыбой сшуршал через кювет, прорытый вдоль насыпи рельсовой дороги, выйдя в молодой березнячок с примесью осины. Собственно, если прикидывать варианты, то для сноса поезда с рельсов можно и не подходить к рельсам, закопать пол-тонны прямо тут, направленным взрывом снесёт песок, не то что поезд... Сало быть, надо приступать. Кирзыш даже проигнорировал отличнейшие подосиновики, торчавшие оранжевыми шляпками из травы, что далось ему далеко не легко!

- Лыба, - цокнул он, погладив волчару по шее, - Охра-что?

- Пффффф... - подзакатил глаза Лыба.

- Правильно, охра-нять! - показал на пустое место Кирзыш, - Ща вернусь.

Одним из базовых средств контроля за местностью являлись магнитные растяжки, и грызь намеревался именно это и сотворить. Для этого в рюкзаке существовал шуршомер, как называли прибор, и катушки с проволокой. Проволока использовалась самая тонкая, какая только может выдерживать обращение с ней, не обрываясь - и дешевле, и найти её труднее. Вслуху этого катушка такой нитки длиной пятьсот метров была размером с катушку обычных швейных ниток. Единственно, разматывать следовало крайне осторожно, чтобы не порвать, потому как скрутки крайне плохо влияют на функциональность провода. Разматывать следовало так, чтобы проволока лежала на земле более-менее ровно, ну и следить за тем, чтобы её было как можно меньше заметно. Тут особо не перетрудишься, потому как тонкую как паутина серую нитку не слышно практически на любой поверхности, а среди травы и листьев её никак не найти. У грызя имелосиха и приспособление для укладки нити под траву, в виде трубки с гладким отверстием на выходе. Укладывать таким образом следовало затем, чтобы нити не порвал первый же заяц или кабан, переходящий их.

Кроме того, в компетенцию Кирзыша входило определить, на каком расстоянии от путей укладывать нити, и тут он варьировал от полусотни до сотни метров, в зависимости от того, как рос лесок. Грызь протянул нитку от того места, где сидел охранял Лыба, до следующего участка, где сидела и охраняла волчарка. Сделав так, чтобы нити перекрывали подход к путям, не пересекаясь, грызь оборвал нитку, зачистил её конец собственными резцами, и закрепил к стальной спице, также загодя уложеной в рюкзак. Спицу втыкали в землю для получения в нитке-проволке замкнутой электрической цепи, и тут стоило слушать, куда втыкаешь, чтобы не ходить потом два раза. Всмысле, помимо того, что и так придётся пройти три раза, чтобы размотать две параллельные нитки. А ведь помимо нетяжёлой катушки приходилосиха таскать на себе ещё как тяжёлый автомат, под Лыбой его не оставишь.

Кирзыш, как и любой белкомыслящий грызь, никогда не думал, что таскать с собой автомат это лишнее, но сейчас просто получил тому подтверждение на сто пухов. Из густого ельника прямо на него вывалила кошка размером с корову! Такую кошатину, одного из самых больших хищных зверей в Мире, называли тигром, или же зудой-зудой-бу-бу-бу... но это в спокойной обстановке, подальше от его пасти. Слегка припадая к земле, тигр шёл прямо на Кирзыша, и имелосиха крайне мало времени на раздумья. Однако Кирзыш не валился с Луны и всю жЫзнь знал, что в Лесу ходят подобные организмы, так что действия отработались до автоматизма. Глазные яблоки сразу подтвердили, что рядом нет дерева, на которое можно было бы стрекануть вверх, и лапы сами привели оружие в боевое положение.

- Стой, стрелять буду! - гаркнул грызь.

Если тигр пропушённый, тобишь имеет общение с местными грызями и натаскан на базовые вещи типа этой, то вне всякого сомнения, он остановится. Если же нет, то натурально придётся стрелять, чтобы не скармливаться. Огромный полосатый зверь от окрика слегка притормозил, но не остановился, а только стал заходить бочком, не сводя с Кирзыша глаз. Ему требовалосиха секунды три, чтобы приблизиться на расстояние прыжка, так что мысль в беличьей голове опять работала с полной отдачей. Грызь опустил набалдашник автомата ниже тигра и нажал спусковой крючок, прижимая уши. В тишине леса грохнули три выстрела, действительно больно ударив по ушам звуком, а пороховая гарь резко бросилась в нос. Само натаскивание не прошло даром, всё правильно сделал - если бы зверюга в это время кинулась на него, она сама попала бы точно под пули, и тут уж в прямом смысле, сам ударился об пулю.

Тигр однако бросился не на, а от грызя, так что через несколько секунд исчез в ельнике. Кирзыш перевёл пух, слегка дрожащими лапами проверяя автомат - всё в пух, что и требовалосиха доказать.

- Не в пух, а в землю пальнул, - поправил себя грызь, и захихикал.

Однако, в нулевую очередь следовало побыстрее вернуться к Лыбе, потому как будет вдвойне спокойнее и ему, и грызю. Кирзыш не особо опасался, что волка съедят - это тот ещё хитрый щенок, под тигра бросаться не будет, а утечёт вдоль рельсовой колеи, как грызть дать. Оказалось, как в песок глядел - когда Кирзыш домотал нитку до конечной точки, Лыба подошёл от насыпи, подозрительно озираясь и принюхиваясь.

- БАВ! - сообщил волчара.

Он именно сообщил, потому как волк просто так не гавкает.

- Да, слыхал, - кивнул Кирзыш, - Зуда-зуда, бубубу, ходит около дубу. Но попуху, вряд ли ещё придёт.

- Бу-у, - мотнул головой Лыба.

Следующим пунктом, перед тем как вспушиться, грызь включил радиоцок на поиск ближайших радиоточек.

- Хлут, слышишь? - цокнул он в прибор.

- Слышу, - ответил через некоторое время Хлутыш, - Почём перья?

- Перья в такую цену, что тут шляется зуда... тоесть, тигр. Услышал?

- Чисто цокнуто, тигр, - перестал ржать грызь, - Ты в него шмалял, чтоли?

- В его сторону, если цокнуть точно. Передай дальше по цепочке, чтобы опасались.

- Кло.

На этом грызь таки вспушился, достал лески и наставил растяжек вокруг своего лагеря, теперь не только из-за фальш-диверсантов, но и вполне натурального тигра. Грызя выуженый из карманов орех, он подумал над тем, как пройдёт по отчётности трата боеприпасов - всё-таки они проходили именно по отчётности, воизбежание. А для отчётности нет никакой разницы, ящик патронов или только один - всё равно будь бобром, предоставь основание.

Однако Кирзыш пока выкинул это из головы, потому как ему следовало заниматься непосредственной задачей. Даже тигр и прочие утки не заслуживал таких выплат внимания, как подходы к путям. Намяв удобное лежбище под кустами, где и предстояло тусоваться, грызь проложил туда нитки-проволки и подключил к шуршомеру, приборчику в ладонь размером, на котором имелись два стрелочных индюкатора. Соль состояла в том, что прибор мог реагировать на крайне незначительные изменения магнитного поля рядом с нитками, а любое достаточно крупное животное создавало таковые, тем более если оно тащило тяжёлый автомат. Но и без автомата любое животное, по большей части, сплошной водный раствор солей, тобишь - электролит, а движение куска электролита в магнитном поле не может остаться безнаказанным. Особо чувствительные стрелки индюкаторов позволяли определить не только примерный размер объекта, пересекающего линию контроля, но и дальность до него.

- Дадим гуся, - цокнул Кирзыш волку, и завалился на бочандру, подложив пуховой хвост в качестве подушки.

В таком положении он мог сурковать, и при этом сразу же увидеть шуршометр, когда тот запищит при срабатывании. Лыба, который был далеко не любитель дразнить своими боками тигров, забрался под тот же куст, так что теперь сопел под ухом и периодически начинал храпеть, как распоследняя свинота. Грызь же старался не хихикать, вспоминая мягкую грызуниху - чтобы точно не, он думал про тигра и тот факт, что вполне можно скормиться. В целом по Миру существовало стремление не допускать, чтобы по местности разгуливали не пропушённые крупные хищники, но ведь на полигоне не было грызьего жилья, так что завелись, судя по всему, даже дикие тигры.

На самом деле, даже пропушённый медведь - далеко не хомячок, и лучше держаться от него подальше. Однако в таком ключе сосуществовать с ним на одной территории вполне возможно, как показала практика. И не просто тупо сосуществовать, а получать взаимную Прибыль. Грызи следили за всей популяцией медведей и каждым отдельным таковым, покрывая им недостаток в корме и предоставляя лечение, когда нужно, что резко повышало выживаемость вида. Грызи же получали научные данные, но главное - медведи и прочие кукушки не давали расслабляться, всмысле чрезмерно. Вполне известно, что белка суть зверёк хузяйственный и растекаться в лужу меха не склонный, однако надобность постоянно иметь вслуху эт-самое заставляла грызей сохранять бодрость, так цокнуть. Такую самую бодрость пуха и тушки, каковая имелась у любого другого зверя и которой могли лишиться разумные звери, избавившись от обычной системы выживания.

Подобные мысли, следует заметить, пришли под уши грызей только опосля, а с самого начала положение вещей установилосиха вслуху того, что иначе пришлось бы перестрелять всех мало-мальски опасных зверей, включая диких быков и козлов. На это белкиъ пойти не могли никак, потому как считали Лес единой семьёй, и всю дорогу жёстко пресекали попытки отдельных "умников" сделать что-либо подобное. В частности, из-за стремления прокормить волков, но не собой, грызи ударились в научный подход к хузяйствованию, а затем и к остальному. Теперь они натурально могли прокормить волков, и более того, достаточно надёжно регулировать их численность...

Однако особо растечься мыслью Кирзыш не сумел, потому как под ухом уже звякнул зуммер шуршомера. Грызь взял на себя труд вспушиться, и ояблочил показания прибора, включая еле заметную подсветку на шкалах, иначе не видно тоненьких стрелок.

- Ну вот, понёс огузок по кочкам, - фыркнул он, соскребаясь.

Грызь уже знал, что проволки будут срабатывать постоянно, потому как в лесу полно мышей и прочих зябликов, и если толстый хомяк усядется прямо на провод, сойдёт за угрозу. Благо, Кирзыш и в мыслях не держал каждый раз бегать вдоль линии проверять, почему она сработала - это самое тупое, что только можно придумать. Вместо этого он перебирался через путь, чтобы скрыться за насыпью с другой стороны, проходил до поворота, незаметно высовывался и применял оптику. С некоторой позиции он неплохо просматривал участок пути, и скорее всего увидел бы, есть ли там кто. Тут следовало не зевать, потому как поезд приближался тихо, когда двигался на малом ходу - рельсы не звенели, шума почти нет. Отодвинувшись на щебёнку, Кирзыш пропустил мимо два состава - бронепоезд и грузовой, снова осмотрел насыпь в бинокуляр, и пока на этом успокоился.

Самый песок начинался в тёмное время суток, когда оптика может оказаться вообще бесполезной, но на этот раз грызю повезло - на небе казала бока почти полная луна, отлично освещая путь и кусты в кювете. В бинокуляр было слыхать не особо хуже, чем днём, так что возиться с закладкой взрывчатки незаметно не выйдет. За время наблюдений Кирзыш обнаружил пять косуль, лосиху с лосятами, кабана и лисицу, каковые перебегали путь, однако ещё не было известно ни одного случая, чтобы указанные животные подрывали бы рельсы. Ну и в пух, подумал грызь, возвращаясь в своё убежище под кустом и волчьим боком. Лыба принял практически стационарное положение, видимо, из-за близости тигра, так что можно было протянуть лапу и помять меха. Эти меха не столь мягкие, как беличьи, однако тоже вполне себе ничего.

До самого утра Кирзышу только и оставалосиха, что периодически проверять подходы к насыпи, вспушаться и грызть орехи. Между этим мероприятиями он дремал, чтобы яблоки оставались в годном состоянии. Среди некотрой сырости и сумерек, залитых лунным светом, грызь чувствовал себя, как рыба в воде, потому как с самого начала жЫзни привык к этим условиям, и не испытывал ни намёка не неудобствия. Он собственно опять испытывал потеху и годование, каковая становилась более чистой оттого, что недавно удалосиха удачно разминуться с кишечником тигра. Как цокнул в своё время один из стародавних беличьих мыслителей, "дайте мне точку опоры - и у меня будет точка опоры!".

В самое сонное время, когда рассвет только задумывался о том, чтобы начать заниматься неизвестно чем, Кирзыш в очередной раз уловил жужжание приобра и открыл глаз. Стрелки явственно показывали далеко за половину шкалы, в то время как обычно давали от силы четверть. Грызь нажал кнопку, сбрасывая показатели - стрелки дёрнулись и медленно сползли к нулю.

- Вот она, мечта моей рыбы, - тихо цокнул Кирзыш, сгребая под лапу автомат, - Лыба, в тишину!

- Пффф, - сказал Лыба не особо тихо, но более не шумел.

Само собой, фальш-диверсанты знали о том, каким образом охраняются пути, и о магнитных нитках тоже. Вслуху этого самым простым способом было просто проскочить линию быстро и затаиться, рассчитывая на то, что патрульные примут это за очередного суслика, которого нет. Кирзыш однако хвостом чуял, что это действительно то самое, поэтому прошуршал на самую дальнюю позицию для осмотра. Именно прошуршал, так чтобы его самого не заметили, прижимаясь к щебёнке всей белкой. Кому непривычному могло встать поперёк пуха ползанье по камням, но грызь уже полностью привык - правда, спецовка сильно пострадает, но на то она и. Не оставили без помощи и местные - невдалеке через путь попёрлось целое небольшое стадо коров, которым вздумалосиха погулять по темноте, и прикрываясь их тушами Кирзыш прошёл уже спокойно.

Устроившись на кустом возле насыпи, грызь выудил с кармана бинокуляр и принялся пристально осматривать доступную полосу. Глазные яблоки грызей, как это известно, позволяли пыриться как в обе стороны сразу, так и бинокулярно вперёд, что способствовало эт-самому. Поначалу ничего не было видно, только зудели комары, особо активные на рассвете, и пытались садиться на беличий нос - но он был намазан полынью и сесть не удавалосиха. Однако Кирзыш не поддавался первому впечатлению и сидел почти пол-часа, пока наконец не обнаружил возню в кювете. Среди чёрно-белых в тусклом освещении веток и листьев мелькнули уши, а потом и лопата собственной персоной, так что тут и цокать нечего. Грызь быстро отполз за насыпь и включил радиоцок.

- Основа, йа песок, у меня уши, - цокнул он не особо громко, чтобы не спугнуть уши.

Это не то чтобы были какие-то кодовые фразы, грызи и так понимали соль.

- Чисто цокнуто, песок... Паровоз в получасе езды, так что отрезайте уши своими силами.

- Есть отрезать! - кивнул грызь.

Он высунулся опять и теперь увидел, что трое грызей выбрались из кювета прямо к насыпи и шустро орудуют лопатами. Закопать целый мешок пластида - дело пары минут, так что даже добежать некогда. Кирзыш припомнил инструкции, переложил автомат на пень перед собой и снял с предохранителя. В обойму загодя были напиханы сигнальные патроны, дававшие яркую вспышку - но, в туловище ими всё равно попадать не стоит. Вслуху этого грызь подвинул прицел метров на сто в сторону от возившихся "диверсантов", и втопил гашетку. Как обычно, он не забывал плотно прижать уши, это весьма помогало. У грызей, как это было цокнуто раз сто, очень пуховые ушные раковины, и они создают достаточный заслон на пути чрезмерного звука, если их прижать. Оружие дёргалось в лапах, посылая в сумерки яркие светящиеся линии, а на насыпи вспыхнули разрывы пуль, освещая окрестности.

Чистое дело, что не услышать такой фейерверк грызи не могли, так что разом попрятались в кусты. По легенде учений-ухомотаний, если группу на путях обстреляли - продолжать она не может, так что этим пропушёнкам предстояло уходить обратно. Да не, подумал Кирзыш, пытаться взорвать рельсы, когда всё вокруг обложено охраной - это довольно-таки невыполнимо. По крайней мере, сам бы он не взялся. Сейчас же он взялся за ремень автомата, взвалил его на плечо, и откочевал обратно к укрытию-боконамятию.

- Бу-у? - спросил Лыба, высунув нос из листвы.

- Да, по работе, - цокнул Кирзыш, и волк успокоился.

Из укрытия-боконамятия было отлично слышно, как по рельсам проходят составы, в очередной раз - бронепоезд и грузовой с песком. Как грызть дать, они не просто так мотыляются туда-сюда, а происходит натаскивание грызей на мышинистов. У Кирзыша были все основания рассчитывать, что на мышиниста он всё-таки натаскается. Это вообще была обычная практика в Армии, и если уж кто изъявлял стремление натаскиваться, так ему шли навстречу. Всё ещё попыриваясь на шуршомер и просто яблоками, грызь подумал и о том, что сидит тут довольно долго только из-за того, чтобы дать холостую очередь. Это в очередной раз подтверждало, что пухня война, главное маневры.

Второе - Бей хомяк во все мешки!

- Лыба, грызаный случай, стой, пух в ушах!! - почти оглушительно цокнул Кирзыш.

Лыба, вполне себе товарного размера серый волк, только состроил лыбу на морде, и махнул тушкой через низкую изгородь из кустов крыжовника. Неслушая на габариты и массу, он прыгал вполне себе ничего - впрочем, грызь тоже часто практиковался в этом, и отставать не собирался. Перемахнув кусты, Кирзыш метнулся было за животным, но животное было тетрапедное, сухо выражаясь, и оттого перемещалосиха куда как быстрее. Только огузок скрылся за поворотом дорожки, и оттуда донёсся хриплый смехолай.

- Пух-голова! - крикнул грызь.

- Вполне пух, - ответила откуда-то из-за кустов соседка, - Почём перья?

- Да этот дядя Лыба, этот толстый боров, опять радиоцок стырил! - фыркнул Кирзыш.

Грызуниха покатилась в смех, представив себе это, да и сам он ржал. Однако, такие шутки волчары были очень длительными по времени, он мог целый день таскать прибор в пасти, если бегать за ним. А если не бегать, может бросить где попало, когда надоест, и это будут минусы. Собственно, Кирзыш мог бы прибегнуть к кодовым словам, на которые годами натаскивал зверя, и на девяносто девять пухов тот подошёл бы сам - но, без крайней необходимости код задействовать нельзя, как знает каждый эт-самый. Вслуху этого грызь предпринял неожиданный маневр, а именно вспушился. От рыже-серой шкуры полетели мелкие клочки пуха, а огромный пуховой хвост мотыльнулся по листьям.

- Так, - цокнул себе под нос Кирзыш, - Сейчас послушаем, как топтать гуся.

Случай был такой, что грызь не собирался гоняться за волком весь день, и на крайняк прибегнул бы и к коду. Тут однако подоспела возможность совершить Хитрость, от которой никакой грызь ещё не отказывался. По колее, что пролегала между изгородями из кустов, неспеша катилась "корова" - не какая-либо с рогами, а универсальный автомобиль "корова". Кирзыш вышел на дорогу и махнул водителю, чтоб притормозил.

- А, Кир-пуш, - цокнул Хорь, открыв дверь, - Как, гусей не топчешь?

- Не, пока не до того, - заржал Кирзыш, - Хорь-пуш, помоги обмануть дядю Лыбу, этот поросёнок у меня радиоцок стырил.

- А, ну это всегда пожалуйста, - скатился в смеха водитель.

Кирзыш запрыгнул в машину, громко хлопнул дверью, и "корова" покатилась дальше. Однако, как только кусты скрыли её от возможных глаз, грызь приоткрыл дверь и выпрыгнул, пользуясь малым ходом. Сныкавшись за густую и высокую траву, он осторожно оглядел диспозицию, и вскоре получил желаемое - Лыба выглянул из-за кустов, вращая ушами. Оставалосиха надеяться, что запах от проехавшей машины отобьёт запах грызя, и волчара ничего не заподозрит. Кирзыш терпеливо дождался, пока Лыба выплюнет из пасти радиоцок и усядется рядом, чесать репу задней лапой. Вот тут грызь выскочил со всей прытью, и едва волчара сграбастал добычу обратно, его самого уже сграбастали за ошейник.

- Ах ты жирная, жирная туша! - натянул Лыбе шкуру на глаза Кирзыш.

После недолгих маневров лапами радиоцок таки был изъят, ворчащий волк отослан в пух, а грызю предстояло как следует протереть прибор от слюней. Благо, такое изделие обычно было слюнеустойчивое, остаётся только обтереть. На самом деле, прочность корпуса из дюралевого сплава там была достаточная, что даже Лыба не смог бы разгрызть его... по крайней мере, сразу. Вычистив средство связи от эт-самого, Кирзыш таки сделал, что и собирался - вызвал Речку. Он немало растянул морду в лыбе, услышав из радио мягкое цоканье грызунихи.

- Кирзышшшш, - многообещающе проурчала Речка, - Кхм! Сало быть, есть какой-то песок, или куда?

- А? Песок, да, - мотнул башкой грызь, - Соль в том, что йа пробивал эт-самое в областном управлении...

- Когда ты успел? - удивилась грызуниха.

- Во время, - резонно ответил Кирзыш, - Ну, потрепал кой-кого за уши, вот и. Короче цокая, мне дали наводку.

- Дали на что?? - скатилась в смех Речка.

- Координаты дали, вот на что, - проржался грызь, - Есть у нас в области такое место, как Дождевой. Не слышала?

- Слышала, - уверенно ответила грызуниха, - Но не про это.

- Ну вот. Это посёлок, он находится на ветке от пшёнки до огузка...

В данном случае он имел вслуху районные центры Пшённый и ГузякинЪ, которые все знали.

- ... но не это нас интересует. Нам главное, что там есть база поездов, работающих по области и далее.

- База? - вскурлыкнула Речка.

- База. Когда йа цокнул, что мы эт-самое, всмысле были бы непрочь потрясти в качестве мышинистов, грызи посоветовали сунуть уши туда. Цокнули, там этим распухяям точно кто-нибудь да потребен.

- Это в пух. Давай тогда всё бросим и ломанёмся туда?

- У меня бросать нечего, - заржал Кирзыш, - Так что... В девять часов на станции в пшёнке, сойдёт?

- В пух, - уверенно цокнула грызуниха, - Кирзышшшшш...

- Речушшшшшшка, - резонно ответил он, жамкая лапами воздух.

Не то чтобы они так долго не слышались, но желание помять лапами присутствовало. Иногда грызи даже долго урчали по радио, что встречается среди грызей только в том случае, если не очень хочется поурчать. Кирзыш просто опушневал оттого, как ему повезло с белочкой. Мало того, что это была великолепная по степени пушистости грызуниха, так она ещё и притиралась хвостом к паровозам, как и он сам, а это чистейшие орехи. Стоило отметить и тот факт, что Кирзышу ничего не стоило достучаться до неё через радио, а это значит, что она таскала радиоцок с собой - а грызи таскают его с собой только в том случае, если не хотят пропускать цоканья. Собственно, большинство грызей попробуй найди - что по радио, что просто так, поэтому факт заслуживает эт-самого. Вот в частности Хлутыш... Кирзыш почесал ухи, думая, как найти товарища. Этот погрызун-распушёнка тоже метил в мышинисты, так что и его следовало брать в поход на Дождевой.

Однако, найти Хлутыша в этот раз не получилосиха. Хотя он обитал сдесь же, в радиусе пары-тройки километров, найти в лесу белку весьма затруднительно даже для другой белки. Кирзыш поорал возле огородов, доцокался до егоновой сестры, но ничего нового от неё не услышал, так и ушёл с нулевым результатом. С другой стороны, собирать товарищей можно было чисто поржать ради, толку от толпы в этом деле никакого. Да и кроме того, так будет больше возможностей потискать грызуниху, захихикал грызь.

Отправляться хвостом по кочкам они доцокались завтра, потому как на поезд девять пятнадцать успеть можно только утром. Вслуху этого Кирзыш посвятил время тому, что обследовал огород, доделывая всякие мелочи...

- БУ! - гавкнул волк прямо над ухом.

...и покормив Лыбу комбикормом, ибо голодный волк - суть мимо пуха. Кирзыш только недавно вернулся с оттряски в Армии, поэтому не столько копал огород, сколько просто любовался на грядки и кусты, которые за время его отсутствия культивировали родичи. Как это и бывало с одинадцатью белками из десяти, огород, фортифицированный колючими кустами крыжовника, обеспечивал грызя кормом выше ушей. На огородах не было разве что зерна и сахарной свеклы, их уже растили на колхозных полях, ибо такие продукты требуют достаточно сложной обработки. Короче цокнуть, оставалосиха только вспушиться, что Кирзыш и сделал.

Из околотка, где обитал Кирзыш, до райцентра Пшённый грызи добирались чаще всего либо своими лапами, либо на автобусе. Поскольку количество перемещающихся хвостов было весьма небольшое, автобус этот не только возил их, но и развозил всякие товары с райцентра, так что погрызище не особо быстрое. К тому же, дорога имелась, но без никакого покрытия, и когда дожди приносили грызь, автобус мог рыться там довольно долго. Нынче однако стояла ранняя осень с сухой погодой, грунтовая колея, выровненная трактором и укатанная, была вполне ничего себе, так что Кирзыш рискнул сунуться к автобусу, когда тот потащится обратно в райцентр. Для этого он вскочил ещё до рассвета, напихал в рюкзак корма на всякий случай, также напихал корма в Лыбу, про запас, и побежал по прохладце к дороге.

Откровенно цокнуть, раннее утро было пожалуй самым глухим временем по количеству бодрствующих грызей, ибо самое сонное, холодное и сырое время. В основном все предпочитали повтыкаться в работу хоть бы и ночью, а утром забиться в сухой мох и сурковать почём зря. Тем не менее, Кирзыш с удовольствием выслушивал сырые от росы ветки и траву, блестящие каплями паутины, развешеные на деревьях, и особо чистый солнечный свет, пробивающийся через густую зелень. К тому же грызь потирал лапы в предвкушении, и сонливости не испытывал.

Возможно и даже наверняка, что сонливость испытывала грызуниха в развозном автобусе, однако это ничуть не помешало ей отвезти всё барахло и теперь катиться обратно. Выйдя на пригорок среди небольшого поля, что втыкалось в лес, Кирзыш подождал, пока транспорт выберется из густого ивняка и залезет на возвышенность. Развозной автобус не особо похож на шоссейные, потому как представляет из себя вездеход на четырёх осях с мощными грунтозацепами на колёсах и лебёдкой спереди для весьма вероятного вытаскивания из лужи. Переваливая бока по кочкам, машина остановилась возле грызя, двери гармошечного типа сказали "пвбпбпб", складываясь, и Кирзыш влез внутрь.

- Почём перья, грызун-пуш? - осведомилась Рилла из-за руля.

Риллу в околотке знали все грызи, а вот ей трудновато было запомнить всех в морду.

- В эт-самый, - показал в сторону райцентра Кирзыш, - Да, и батон.

- Девять бобрят, - цокнула грызуниха.

- Это батон, а проезд?

- Что проезд? Ты тряс? Тряс. Вот сиди и не цокай, - фыркнула Рилла.

- Ну цок, дарю бобра поверх бобрят, - заржал Кирзыш, ссыпая мелочь в банку для мелочи.

За кабиной водителя имелись несколько посадочных мест для хвостов, как в обычном автобусе, а далее стояли шкафы с Разным, причём с самого начала - лотки с хлебом. Грызь взял батон и уселся к окну лопать его. Что совсем неудивительно, помимо него желающих мотыльнуться в такую рань не наблюдалосиха. По пути Рилла сделала ещё пяток остановок, прожадить грызям всякую ерунду, какую они заказывали прошлый раз - мука, гвозди, электрический кабель, картридж для печатной машинки, цветные карандаши. Пух мой пух, подумал Кирзыш, да чтоб такую прорву всяких разных вещей таскать и ничего не перепутать - это об стенку убиться проще! Грызуниха же доставала нужное из шкафов, даже не глядя в записи, которых, вероятно, вообще не существовало. Стоило только зацокнуться, о чём речь, и рыжий хвост шуршал в грузовом отсеке, моментально выдавая требуемое.

Как бы там ни бывало, автобус прокачался по кочкам на грунтовке и вылез на ровную бетонку, по которой уже ездили быстро. Пшённый, следует заметить, отличался от околоточных посёлков только наличием транспортного узла и складов, а так ничего особо крупного там не находилось, и грызонаселение не превышало обычной средней плотности. Над густыми кронами деревьев торчали только антенны да линии электропередач, а крыш, как всегда летом, вообще не слышно. "Это в пух, в пух" - подумал грызь, и захихикал. Ещё больше его веселила перспектива встречи с грызунихой, Речка должна была добраться к рельсодорожной станции с другой стороны, вероятно, на таком же автобусе.

С транспорта он спрыгнул на площадке прямо возле станции, потому как автобус один пух проезжал к складам мимо оной. Вообще в Пшённом особо не заблудишься, если не зарываться в заросли - три дороги проходят буквой жо, а на некотором удалении от точки пересечения они ещё соединены кругом, вот и вся топография. Кирзыш ослушал станцию - грызей нынче было мало, но они потихоньку стягивались к поезду на девять оклочин, чтобы точно не опоздать, хотя оставалось ещё более часа. "Гуся потоптать пока" - подумал грызь. Но гуся не имелосиха в наличии, так что он пошёл в кассу на платформе. Мимо протащился теплик-"кабачок" с небольшим составом грузовых вагонов, обдавая крайне знакомым запахом горячего железа и смазки.

- Сколько мешков? Двадцать? ОЯгрызу! - доносилось цоканье из кирпичной будки кассы, - Ты бы пух-голова ещё весь элеватор сюда притащил!

- Так и знал что спросите, вот он! - цокнул грызь, скатывая всех в смех.

У многих грызей натурально с собой было куда больше груза, чем грыза - ну да это не новость, перекинуть избыток корма к согрызунам, живущим в другом месте - обычное дело. И никого не шокируют двадцать мешков, которые грызь собирается закидать в вагон... вот двадцать один это уже перебор, да.

- Кло! - цокнул Кирзыш в окошко кассы, - А до Дождевого как добраться, белка-пуш?

- Ну, сначала начинай двигаться в нужном направлении, потом продолжай, так и доберёшься, - вполне ожидаемо ответила кассирша, - А вообще это до Уключинской, а там лапами вдоль пути километра три.

- Сколько это?

- Семьдесят бобрят, - цокнула грызуниха, но прислушавшись внимательно, добавила, - Что-то у тебя лыба на морде, грызун-пуш. Предъяви-ка.

- Разрешение на лыбу? - заржал Кирзыш, - Да ладно, вот, чё.

Он предъявил удостоверение тряса, недалече как в этом месяце полученное. Поскольку это был основной документ для отдельного грызя, его впаивали в особо прочную деревянную обложку; на начальной стороне было недвусмысленно написано "тряс", а сзади - "не гузло". Грызуниха быстро глянула и вернула документ вместе с билетом.

- А... - зацокнулся было Кирзыш, но кассирша показала по рту, мол молчи собака, и он счёл за лучшее промолчать.

Таким образом, хотя он и не собирался пользоваться транспортом за счёт бонуса, положенного после демобилизации на месяц, пользоваться всё равно пришлосиха. Кирзыш думал, что бонус учредили для тех, кому пилить пол-планеты с тучей пересадок, когда проезд будет стоить немеряно бобров - а чтобы не разводить волокиту, ввели для всех сразу. Ну и ладно, не прыгать же теперь поперёк песка.

Подумав такие мысли, грызь зевнул во все резцы, ибо сонная сырость ещё не отпускала до конца, и пошёл за кусты, произвести процесс, обратный испитию чая. Из-за этого он вспомнил собственно про чай и завернул в маленькую столовку, имевшуюся на станционной площади, и лупанул там два стакана означенного раствора. Поржал, прочитав официальный ценник на прилавке:

- Чай с сахаром - 1ббрнк

- Чай с заваркой - 1\2 ббрнк

- Чай без сахара и заварки - платим 2 бобра посмотреть на этого жмота!

Правда, от последнего пункта стояла сноска с уточнением, что шутка. Выйдя из столовки, Кирзыш обнаружил просто-напросто лису, которая вилась по площадке. Грызь подозвал зверька и пожамкал мягкую шкуру - всё-таки у Лыбы шерсть жёсткая, как и положено волчаре, так не помнёшь. Благо, у Кирзыша в рюкзаке имелись запасы комбикорма, пригодного для любых зверей, так что он отсыпал горсть в лису.

Однако развешивание ушей на чай и лис не мешало грызю следить за временем и обстановкой вокруг, так что рыжий хвост на платформе он обнаружил незамедлительно после его попадания в радиус досягаемости. Причём это был не какой-то там хвост в отрыве от всего остального, а хвост его грызунихи. Речушка как раз подошла к кассе, помахивая этим самым хвостом, пушным в идеальной степени, а Кирзыш подбирался к ней незаметно, смеха ради. На этот раз грызуниха облачалась в жёлто-зелёную майку и юбочку, хотя по сути, она выглядела очень мило даже в мешковатой армейской спецовке. Кирзыш непроизвольно облизнулся, однако подобраться к грызунихе незаметно можно только ползком, потому как это грызуниха. Речка на всякий случай яблочила вокруг, так что враз обнаружила грызя, и её тёмно-рыжие ушки с кисточками сдвинулись вверх, обозначая потеху. Не прошло и секунды, как грызи схватили друг друга лапами самым плотным образом.

- Грызька... пух мой пух, йа скучала, - шепнула ему на ухо Речка, почёсывая тушку острыми коготками.

- Йа тоже, - захихикал Кирзыш, и неожиданно добавил, - Пойдём, потрёмся ушами?

Тут он в очередной раз замечал, что грызуниха действует на него особым образом. Просто так он никогда бы не цокнул того, что пришло в голову секунду назад, а сейчас пожалуйста.

- Да йа не против, - игриво мотнула хвостом грызуниха, - Но вроде мы хотели эт-самое?

- Так ещё времени пухова туча, - заверил Кирзыш.

Приобняв её за талию, грызь направил грызуниху к тропинке, что шла за столовкой и гаражами автобусов. Сама тропинка уходила дальше к огородам, но вокруг полно прекрасных зарослей, где можно сныкаться. И не только сныкаться, но и основательным образом потискать белку!...

Между районными центрами, как обычно, катались для перевозки хвостов неполные пассажирские поезда, в данном случае мотор-поезд "ужъ" состоял из трёх вагонов, включая головной, он же локомотив. Судя по заполненности пушами, которая не достигала и десятка оных на вагон, поезд рассчитывал наполняться на обратном пути. Ну и в пух, подумали разом Кирзыш и Речка, привалившись к пушным бокам друг друга и обложившись со всех сторон хвостами. За окнами вагона, по большей части открытыми настижь, проносились нескончаемые заросли зелени; неслушая на осень, в этом году листва и трава едва пожелтели к сезону сбора урожая, так что выслушило всё весьма весело, особенно под ярким солнышком. Двоепушие млело как от забортных картин, так и от прибочности, потому как эт-самое.

Состояние положительной опушнелости было настолько сильное, что Кирзыш очнулся только тогда, когда в пуши попали слова из динамиков

- Уключинская! Удод, Кабан, Лиса, Юрта, Черепаха, Иволга, Носорог, Собака, Кабан... ну короче, вы поняли. Следующая - Зазюкинская.

- Речунь? - цокнул грызь, гладя задремавшую зверушку.

- А? Кто сдесь?! - скатилась в смех Речка, - Что, наша?

- Да, каша, - подтвердил Кирзыш, сгребая рюкзак.

Поезд тормозил весьма интенсивно, и грызи буквально по инерции пролетели через вагон и далее в двери, к тому времени открывшиеся на низкую платформу маленькой станции. Место было весьма в пух - с другой стороны от пути простиралосиха большое поле, частично засеяное злаками, а возле платформы торчала только будка, и дальше сплошной лес из превосходных янтарных сосен, опушённый разнообразным подлеском, приятным как на глаз, так и для желудка. Пятеро пушей, сошедших на остановке, моментально сшуршали в зелень, так что Речка и Кирзыш пошли дальше, любуясь прекрасной дичиной, милой сердцу любой белки. Сначала они протопали по дороге, что шла примерно вдоль путей, а когда та повернула в сторону, пересекли лесополосу и двинули вдоль кювета, опять-таки по леску. Расслушать рельсы было трудно - насыпь низкая, кусты вокруг жирные, так что запах смазки оставался главным ориентиром, да прокатывались иногда составы, гудя тяжёлыми движками.

- Как там дядя Лыба? - цокнула Речка, пихнув грызя в бочок.

- Да как, жрёт! - честно ответил Кирзыш, - Как говорят, волк может обходиться без еды месяц. Может, но не хочет. А как твои еноты?

- Да как, жрут! - покатилась по смеху грызуниха, - Про этих даже не говорят, что они могут обходиться. Да не, пушные звери, мягкие, самое в пух... Кстати, вон там рысь.

- Ой кто это там!! - весьма громко цокнул Кирзыш, чтобы отбить у рыси желание пробовать его на вкус.

На случай, если всё-таки у кого-нибудь появится желание попробовать, у обоих пушей имелись ножики, и главное, налапные огнестрелы с перцовой смесью. Достаточно пальнуть этой дрянью примерно в сторону животного, и ближайшие часы ему будет не до кормления. Это однако были меры предосторожности из серии "бережёного хвост бережёт", потому как и рысь, и все остальные звери сдесь наверняка прилапнённые и кидаться не станут.

- Йа бы даже цокнул, особенно - рысь, - уточнил Кирзыш, в то время как пуши шлёндали дальше, раздвигая иногда плотные ветки берёз и осин, - Ибо суть животное нестайное.

- Эмм? - почесала ухи Речка.

- Вслуху того, что если прилапнить рысь, ей не будет особой разницы между грызями, - пояснил грызь, - А волку будет. На "своих" он может и не кидаться, а на "чужих" ещё как.

- А, вон оно как, - хихикнула грызуниха, - Не знала.

- Конечно не знала, грызи думают также... всмысле, более как рысь, а не как волк.

- Чисто цокнуто. И да, спичка! - показала на землю Речка.

Спичками называли молодые грибы подосиновики, когда они натурально похожи на толстые спички своими яркими оранжевыми шляпками, прижатыми к ножке. Пуши окружили гриб, чтоб не убежал, и провели совещание.

- Это если так пойдёт, к месту придём гружёные, как ишаки, - рассудил Кирзыш, - С другой стороны, жаба душит.

- Хоть жаба, хоть лягушка, - цокнула Речка, - Что будем делать с мешками, если притащим их туда? До дому точно не допрём просто так.

- Отдадим местным, в качестве жеста жадной воли, - цокнул Кирзыш с церемонным видом, - Ну или попросим где посушить, если им не надо уже.

- Уговорил, - без особых усилий над собой согласилась грызуниха.

Дальше они двигались с уменьшающейся скоростью и увеличивающимися мешками, в которых лежали первосортные грибы вроде подосиновиков и белых. Не совсем первосортных по дороге встречалосиха вообще хоть ушами жуй. В своём околотке пуши набили бы в мешки и эти, но сдесь всё-таки попридержали Жабу. Вслуху этого количество оказалосиха хоть и немалым - думается, кило по пять каждый набрали - но хотя бы в разумных пределах. Кирзыш в очередной раз любовался зверушкой, насколько она шелкошкурая, пушистая и мягкая! Так и хотелосиха тискать, но грызь подумал, что если постоянно тискать - это мимо пуха, так что сдерживался.

Грызи переждали под ёлкой приличный, но кратковременный дождик, и продолжая движение, вскорости вышли на насыпь рельсового пути. Это был отнорок от основной ветки как раз к Дождевому, так что туда и повернули, мотнув пару раз хвостами и вспушившись, для успокоения совести. Получалосиха, что даже с учётом грибов, дойти от Уключинской - не более двух часов, что в пух. Грызи практиковали проходить лапами куда большие расстояния, так что это сочли за небольшую прогулку. Тем более, погода всецело способствовала - как раз в пух что по температуре, что по влажности.

Цель этой прогулки уже замаячила впереди - рельсовая колея упиралась в массивный ангар, каковой, слышимо, и представлял из себя депо. Вокруг, что совершенно неудивительно, торчали гнездовые сооружения и зеленели кустовые изгороди, отгораживавшие грядки с кормом. В общем, одинадцать белокъ из десяти почувствовали бы себя тут как дома, потому как отличий никаких. Подойдя поближе к забору, каковой огораживал территорию вокруг ангара, пуши повращали ушами, и вполне ожидаемо обнаружили искомое - красный флажок на высоком шесте антенны. Обычно таким образом отмечалосиха основное цокательное место на любом предприятии, в частности, чтобы ходоки быстрее нашли. И следует отметить, что ходоки таки нашли.

Проникнуть предстояло в трёхэтажное строение, частично кирпичное, частично бревенчатое, на антенне которого и болтался флажок. Помимо этого, возле каждого окна на стенах висела пухова туча ящиков с растюхами, что есть верный признак бюрократического места. А густые кусты на подходе к двери - верный признак наличия собак, так что Кирзыш держал наготове вопли, ну и на крайняк, лаповицу из плотного клоха, какую использовал при тренировках Лыбы и которую постоянно таскал с собой в рюкзаке. Прокусить её никак не получится, а вот если сунуть её в пасть животного - это выведет оное из строя. Однако на этот раз всё было в пух, собака вышла весьма лениво, и гавкнув пару раз, только обслюнявила грызей, тыкаясь брылями. Зато, в ответ на гавки из окна второго этажа высунулись уши, а за ними и весь грызь.

- Опа! - цокнул Кирзыш, - Грызун-пуш, это что тут у вас, контора депо?

- Да, но йа не виноват! - цокнул тот, и пуши скатились в смех, - А по что вы?

- Мы по песок, - правдиво цокнула Речка, - У нас уши.

- Да, у нас уши, - подтвердил Кирзыш, - Соль в том, что в областном управлении рельсовых дорог меня мотыльнули сюда, цокнули, что требуются мышинисты и прочие валенки.

- А вы это... мышинисты? - уточнил конторский, мотнув ухом.

- Сто пухов, можем даже предъявить.

- Тогда заходите... хотя нет, сейчас выйду, а то эдак вы до вечера проплутаете.

Насчёт проплутать до вечера это была шутка с долей шутки, потому как внутри небольшого здания набилось фантастическое количество комнаток, корридоров, лестниц и дверей. Впрочем, грызи часто так делали, ибо смешнее и уютнее. Конторского грызя, более серого, чем рыжего, погоняли Свинеем; на выслух это был довольно толстый пожилой грызь со слегка облезлым хвостом, однако ржал не хуже молодого. Он провёл гостей через дюжину поворотов, прежде чем они оказались в кабинете под размер трёх письменых столов - втискиваться пришлосиха с трудом, так что хвосты заняли всё свободное место. Остальное место занимали полки с бюрократическими папками, книгами и инфодисками, набитые по всем стенам и даже на дверь изнутри. Свиней же возился за столом привычно, ухитрившись в этом дупле заварить чай на электроплитке и разлить его по стаканам, а не куда пух на уши положит.

- Сало быть, йа рад видеть, и в частности вас, - сообщил серый, - Это чрезвычайно в пух, что вы собитесь забраться на паровоз, да ещё и попали прямо сюда.

- Эк загибает, - цокнул согрызяйке Кирзыш, и пуши захихикали.

- Да не, натурально, без уток... тоесть, без шуток. Чисто для насыщения бюрократии, что вы там цокнули про предъявить?

- Ну, это удостоверения, что мы прошли натаскивание и практику в качестве мышинистов, - цокнула Речка, выкладывая на стол означеные документы, - В рельсодорожных войсках, собственно. Кирзыш-пуш тряс в контр-диверсионном, работал с собью, а йа в химзащите.

- О мой пух! - распушил хохолок Свиней, - Это попадание точно в пух. Вы ещё цокните, что с аппаратурой химконтроля работали?

- Ну, кое-что бывало, - признался Кирзыш.

Грызуниха так вообще показала по горлу, намекая, что эта самая аппаратура слегка поднадоела за всю тряску.

- А при чём тут эта пухня? - уточнил Кирзыш.

- Хм... да пока нипричём, - захихикал серый, - Кхм. Всмысле, действительно пока - нипричём, а потом будет и. Соль в том, что есть намерение организовать челночный поезд для перевозки жидкой химии. Хоть и небольшой, но один пух, тонн шестьсот там будет, а это дело, как вы понимаете головами, требует чёткого контроля за возможными утечками.

- Какого рода химия? - уточнила Речка.

- "Химия" - она моя, женского рода, - точно ответил Кирзыш.

- Хруродарствую, - проржался Свиней, - Да всё обычное. Синяя жижа, например.

- О мой пух! - фыркнула грызуниха.

- А чем страшна синяя жижа? - поинтересовался Кирзыш.

- Это смесь, в том числе с хлоридами, - пояснила Речка, - Применяется для сжижения газов навроде пропилена. Не мила тем, что у неё температура кипения градусов пятьдесят, и это в лучшем случае. А как закипит, сам понимаешь, разорвёт напух любой резервуар.

- Рельсодорожную цистерну? - удивился Кирзыш.

- Цветочком, - показала лапами грызуниха, как разорвёт, - Плюс это дело ядовитое. В общем, химическая бомба на колёсах получается.

- Да вы окучиваете, - хрюкнул серый грызь, - Там ведь главное что?...

- Проконтролировать, сколько связующего реагента налито в газ, - точно цокнула Речка. - Потому как изменение пропорций на доли процента сильно сдвигает температуру кипения смеси. Также не допускать дефракции смеси в цистерне, что возможно при сильном неравномерном нагреве или охлаждении оной.

- Абсолютно в дупло, - кивнул Свиней, - Слышу, грызуниха-пуш макнулась ушами в тему. Для нас было бы крайне в пух, если бы вы взялись за этот песок. Однако это ещё только в перспективах, потому как у нас ещё нет подвижного состава под этот поезд. Пробиваем в управлении рельсодорожного транспорта, чтобы как-то получить оный, потому как просто деньгами не получится.

- Не получится? - уточнил Кирзыш.

- Не получится. В нулевых, они вообще не продают подвижной состав за деньги. Во-первых, у нас не те тарифы на перевозку, чтобы мы набили бобров на покупку чего-либо.

- И как получается? - почесала ушки Речка.

- Получается так, что препесторат рельсовых дорог передаёт подвижной состав нам на баланс, и весь пух. Всё равно достигается главная задача - перевозить грузы.

- А, тогда в пух, - разом кивнули пуши, и слегка скатились в смех.

- Однако жеж, - добавил Свиней, хлебая чай, - Пока суть да другая суть, можете покататься на хомяке...

Он подождал, пока все проржутся, представив себе катание на хомяке.

- Да. Хомяков у нас пока трое, на каждый надо четыре пуши в вахту, итого получается допуха, так что даже с учётом хруровольцев и всех желающих, не особо хватает.

- А чё за хомяк?

- Да пшли покажу, пух в ушах.

Грызи прошуршали по тесным корридорам конторы, выбравшись на свежий воздух, и метнулись к ангару, в каковой входили рельсы. По дороге они вляпались в целую стаю котов, так что пришлосиха мять толстые бока и слушать урчание, а также потратить ещё комбикорма. Под довольно высоким сводом полукруглого ангара, покрытого листами железа, было прохладно и сумрачно; по середине проходили две рельсовые колеи, уходившие в ворота насквозь, а по бокам возвышались стелажи для инструментов и всякой подсобки, как обычно бывает в ремонтке. На одной колее стоял небольшой теплик жёлтого окраса, на другой - три вагона с "рогами", какие обычно применялись для перевозки брёвен или чего-то похожего по форме.

- О мой пух!! - возопил грызь, ковырявший вагон дрелью, - Свиней, вы по что?

- Да так, ничего, пух в ушах! - отмахнулся тот, - Тряси давай!

Грызь продолжил трясти, отчего под сводами ангара стал гулять гул от дрели по металлу, а остальные пошли ослушивать теплик. Как знал любой грызь, причастный к рельсовым дорогам, это есть "грибок", обозваный так за характерную форму кабины, расширяющейся кверху, как шляпка гриба. Причём это был не просто грибок, а электрический грибок, с токоприёмником, так что эта штука явно могла ездить и на своём моторе, и на электротяге от сети.

- Это - хомяк! - показал на тепловоз Свиней, - Хомяки у нас специализируются на древсырье, в основном. Когда есть возможность, хапают трубы или прочие длинные вещи, какие можно запихать на лесовозную платформу.

- Да, но древсырьё и по обычным каналам норм идёт, - заметил Кирзыш, - Что, много остатков?

- Есть и остатки, но есть и хитрости, - хмыкнул серый грызь, - Соль в том, что мы забираем отнюдь не только там, где есть постоянная отгрузка древсырья, а отовсюду, где поезд встанет.

- Это как именно?

- Услышите ща.

- Ща, ща, огузок от хвоща.

Проржавшись, грызи прошли через ангар, который был далеко не огромный, и попали на пути отстойника, где отстаивались вагоны. Помимо всё тех же лесовозных платформ, там существовали и обычные платформы, а также вагон-бытовка, тобишь малоразмерный пассажирский вагончик, какие использовались для размещения в поезде сменных грызей. Свиней прошлёндал по щебёнке, отодвигая буйно лезущие прутья осины, и показал на платформу:

- Вот это, пух в ушах, платформа. На ей мы возим автокран, а на второй - фермы для съезда оттудова. Улавливаете?

- А, ну да, - кивнул Кирзыш, - Эдак кран сам может поставить себе сходни, съехать с платформы, нагрузить дрова, а потом забраться обратно... хитро.

- Жадно, - поправил Свиней, - Да, вон на ту платформу будем ставить бытовку, потому как вагон понадобится как раз для химического поезда.

- В пух, в пух, - чрезвычайно оригинально выразился грызь.

Кирзыш провёл лапой по блестящему ободу колеса платформы - сразу чувствовалосиха, что на эту железку намотались тысячи километров. Многие автомобили в целом не проходили столько, сколько одна рельсодорожная колёсная пара, не цокая уже о резиновых шинах.

- Вы это, с краном знакомы? - чисто риторически спросил Свиней, - Ну там как понимаете, нипуха сложного, покажут.

- Пух мой пух, - потёрла лапки Речка, когда грызи проходили обратно мимо теплика, - Неужели удастся покататься на этой хомячине?

- Да с пуха ли нет, белка-пуш, - пожал ушами местный, - На этих хомяков считай полсотни грызей нужно, если по вахтам. Поэтому зачастую и по двое катаются... ну как зачастую, скорее цокнуть, чаще всего.

- А как с нормативами, что в кабине должно быть две пуши? - уточнил Кирзыш.

- Просто. Берёшь, одеваешь ещё два уха, получается сколько надо... шутка. На самом деле, это по магистралям такой норматив, где больше сотки скорость. По нашим днём можно в одну пушу, ночью только в две. А по третьей категории хоть когда в одну можно.

- А, ну тогда в пух, - согласился Кирзыш, - Но пуши три, думается, это нормальное число для такого дела.

На выходе из ангара Свинея поймала за уши грызуниха, тащившая мешок картохли.

- Свин, там из конторы уже все уши оттрепали, - цокнула она, - Цокают, вывозить древсырьё некому, а мы всё по песку да по песку.

- Да попуху, - легко цокнул тот, почесав пузо, - Никуда это сырьё не денется, ему ещё на складе лежать месяц, если не больше. А вообще вот слушай, аж хруровольцы нашлись хомяков гонять.

- О, это вообще в пух! - сообщила грызуниха, мотнув ушами на Кирзыша с Речкой.

- Может, пока погоняют, - уточнил Свиней, - А потом йа их на химический бы посадил, ибо грызята натасканые, недавно с дмб, так что негоже упускать случай.

- Эй, да вы просто мягкие и толстые комки пуха и шерсти! - скатилась в смех белкаъ.

- Ну кло, Фира-пуш... - цокнул серый грызь.

- Кстати, пуши, - цокнул Кирзыш, - Грибы кому нужны? А то набрали по дороге к вам, обратно переть не в пух.

- Так давайте их съедим! - внёс свежую мысль Свиней.

- Йа бы с гадостью... тоесть, с радостью, но возня, - хихикнула Фира, и сшуршала по тропинке в кусты.

Грибы были перемещены на кухню бюро-дома, благо там никого пока не было, почищены и порезаны на сковородку с луком. Пока пуши следили за процессом термической обработки и облизывались, Свиней поднялся в свой кабинет, и судя по воплям, его опять трепали за уши через телефонъ. Грызи, сидючи на основательных деревянных лавках, оглядывали маленькое помещение - больших тут не имелось, как цокнуто! - и улавливали, что всё как дома. Кухня находилась в кирпичной части здания, отчего стены её покрывала штукатурка, покрашеная поверх краской того особого цвета, когда вообще не цокнешь, какой это цвет - где-то около зелёного, скорее всего. По крючкам на стенках висели половники и прочие орудия труда для приготовления корма, в ящиках под столом с электроплитой стояли бутылки с маслом, запасы соли, сахара и специй, так что имелосиха вполне благопушное ощущение. Пуха ли, если этот дом был не только бюрократический, но и жЫлой по совместительству. На подоконнике снаружи сидело штук двадцать жирных перепёлок, усиленно клевавших пшено, отчего слышался перестук клювов по жести.

- Хрурненько тут, - вспушилась Речка, поводя ушками.

- А с тобой так вообще в пух, - подмигнул Кирзыш, - Солить сильно, или куда?

- Или куда. А почему ты не цокнул, что сюда ещё Хлутыш намыливался?

- Потому как Хлутыш ещё не знает об этом, ибо зарылся под мох, - хмыкнул грызь, - Зачем делать вбросы раньше времени? А то нам потом уши оторвут, выньте да положьте ещё пушу.

- Ну да ну да, - кивнула Речка, - А интересно, что по поводу огорода? Окопаться тут можно?

- Это можно и зацокнуть на нужные уши, ничего страшного... почти ничего, - подумав, добавил Кирзыш.

- Окопаться? Это в пух, - ответил на зацок Свиней, - Без вопросов. Да что там, даже если вы не паровозники, окапывайтесь, кто вам помешает.

- У меня прилапный волк, - церемонно сообщил Кирзыш.

- Да и что? Это надо будет с пропушиловцами перетереть, если соберётесь окапываться, а так в пух.

- Сколько раз сегодня мы слышали слово "в пух" ? - осведомилась Речка.

- Много раз, - кивнул Кирзыш, - И это в пух. Ну йа так думаю, надо сначала послушать, как оно пойдёт с тряской, а там уж и далее. А кстати, что этот хомяк на ремонтке стоит, может, подключимся к возне?

- Ну если у вас Дури помилуй пух сколько, так и можно, - крякнул Свиней, - Там надо менять пускатели в электрической системе, потому как стоят старые, которые полное гэ.

- Так, - сообразил Кирзыш, - Хоть один откормленый ремонтник будет?

- Завтра точно будет, да если что, так и йа подойду.

- Отлично, а перекантоваться где-нить ночью сумеем? Реч, как ты слушаешь на это ушами?

- Вроде норм, - цокнула грызуниха, подумав, - Заодно ослушаем хомяка подробно, как там что.

- Тогда - впесок! - цокнул Свиней, - Ну тоесть, вон там есть суръящики в комнате, отдохните сколько надо, а там и.

- Это в пух, в пух, - мелко затрясли ушами грызи, и скатились в смех.

Таким образом, Речка и Кирзыш попали в возню спустя несколько часов после прибытия в Дождевой. Кстати цокнуть, название околотка подтвердилосиха моментально, так как первая же пролетающая тучка полила дождём. Было предположение, что точно также поступят все остальные тучки... ну да ладно. Подремав в суръящиках, пуши метнулись в ангар, где всё ещё возился Марамак со своей дрелью. Ну как возился, так, тыкал инструментом в стальные "рога" на лесовозной платформе, просверливая дырки. Ну и ржал, естественно. Ещё больше грызь развеселился, когда у него появилась компания.

- Да вообще ничего сложного! - заверил он, проржавшись, - Но долго и нудно. Слышите ли в чём песок, мы часто возим некондицию, а острые углы вот этих балок её сильно щепят, если много навалить. Раньше там были деревянные вставки, но они размочалились, вот прикручиваю стальные.

- Чисто цокнуто, - вспушилась Речка, - Да уж, возни выше ушей, хоть завязочки пришей.

- А это, Мар-пуш, покажешь, как там что с хомяком? - цокнул Кирзыш.

- Сто пухов, ща только досверлю эту.

Пуши пока походили кругами возле тепловоза, расслушивая его и оборудование, зиждевшееся по стенкам ангара. Ничего из ряда вон они не увидели, однако оснащение ремонтки явно было не на скорую лапу, так как присутствовали и мощные сварочные аппараты, и огромные тиски, и подъёмник, чтобы менять колёсные пары вагонов. Грызи снова скатились в смех, потому как на воротах ангара изнутри висели яркие знаки, изображавшие гуся и ногу над ним, в перечёркнутом красном круге. Теплик же таращил вперёд и назад по ходу движения окна кабины и три фары, потому как по нормам, таки должна была быть и кабина, и три фары. Спереди моторный отсек наваливался на тележку с двумя осями, а сзади имелась только одна ось, потому как там мало нагрузки. Конкретный экземпляр "грибка" был выкрашен в бежево-жёлтое с чёрными полосами и крышей, что натурально придавало ему некоторое сходство с хомяком. На двери кабины красовались две звёздочки, что означало не иначе как две пятилетки эксплуатации тепловоза.

- Этого гуся давно не топтали, - пнул колесо подошедший Марамак, вытирая лапы ветошью, - Года два наверное, йа его в ангаре вообще не видел, а это ведь первый из сдешних.

- Дык а что ему будет, - пожал ушами Кирзыш.

- В данном случае, стали барахлить пускатели, - цокнул грызь, забираясь на теплик сзади, - Там вообще шишовые стоят, ещё повезло, что столько времени отходили. Теперь только в утиль, а туда новые ставить. Сейчас примерно покажу, куда.

- Йа думаю, лучше тебя схватить за уши, - хихикнула Речка, - Всмысле, в балках дырки и мы посверлим, а ты уж тут копайся, как откормленный жажинер.

- Пух-с, жажинер у нас Кудус, только завтра подвалит... если подвалит, конечно.

- Ну и в пух, - цокнул Кирзыш, - Айда!

Вспушившись, грызи приволокли деревянные мостки, сделанные из транспортных поддонов, чтобы было удобнее копаться, сняли крышку с заднего отсека тепловоза, под которой набились электрические приборы и трансформатор; сразу понесло характерной электротехнической смазкой, какую ни с чем не перепутаешь. Как обычно бывает, большая часть работы заключалась вовсе не в замене пускателей, а в том, чтобы выгрести из отсека всё фуфло, которое туда попало за год или более того. Там конечно не было слоя грязи, как на автомобилях, однако сухих листьев и всякого пуха набралось ведра два, без преувеличения.

- Такая штука сильно мимо пуха, - цокнул Кирзыш, - Загорится, и погрызец агрегат.

- Да, что-то они сюда редко заглядывали, распухяи, - фыркнул Марамак, - Ладно, вон эти ребята...

Ребята представляли из себя коробки примерно в локоть размером и были известны любому грызю, который имел дело с промышленным оборудованием. Магнитный пускатель представлял из себя выключатель на силовой линии, управляемый из кабины при помощи малой мощности. Однако, кроме управляющей цепи, его можно было выключить и механически. Чтобы силовые линии не заклинило во включённом положении, через отсек шли тяги из кабины, предназначенные для аварийного отключения.

- Всё понятно, трясём! - цокнула Речка, мотнув хвостом.

- Если что - кричите ещё громче, - захихикал Марамак, откочёвывая к дрели и платформе.

Грызи же схватились за ключи и открутили пускачи. Всё ничего, однако, как и со всякой работой, кто-то должен её сделать, сами пускачи не открутятся. Вертя в лапах прибор, Кирзыш соображал, что от него просто несёт прошлым технологическим уровнем - характерный пористый пластик, какого сейчас уже не делают, был в ходу лет тридцать назад. Ясные уши, что эту ерундовину давно пора списывать, потому как установка новых пускачей, по сути копеечная, повысит эффективность всего тепловоза.

- У меня дружок в утиле копается, - хихикнула Речка, - Фуфлинский околоток, если знаешь. Может, прямо к нему эти ерундовины и попадут.

- Дружок? - хмыкнул Кирзыш.

- Жок, - подтвердила грызуниха, - Но не нестолько, чтобы эт-самое.

- А, тогда в пух, - хихикнул грызь, - Ну-ка, вон те короба.

Из картонных коробов, как их обозвал Кирзыш, были извлечены новые пускатели, резко воняющие свежим пластиком и смазкой. Пуши и не подумали немедленно поставить их на место, а положили на обширный верстак, сняли корпуса, и ослушали самым внимательным образом, всё ли в пух.

- Ну вот, - ткнул когтем Кирзыш, - Там были угольные контакты, а тут серебряные, искрить будет меньше. А движки тут хоть и такой же давности, но там ничего нового не придумано, так что, считай, получается модернизация теплика.

- И главное, вкрутить точно в пух, - заметила Речка. - Сами же на этой кляче поедем, застревать - это мимо пуха.

Пуши также не поленились открыть засаленную книгу "инструкция по эт-самому тепловоза ТГЭМ-Г5" и прочесть, что там есть по поводу замены пускателей. Кроме того, Кирзыш и Речка припомнили, как там вообще что расположено и как работает. На учении-ухомотании в Армии, когда натаскивались на мышинистов, им показывали и этот тепловоз, но не лишнее освежить информацию. "Хомяк", он же "грибок", выпускался в нескольких модификациях; данная сочетала электропривод и двигатель внутреннего горения с гидравлической трансмиссией. Это было довольно важное отличие, потому как тяжёлые тепловозы использовали электромеханическую трансмиссию - тобишь, двигатель крутил генератор, а ток с генератора крутил электромоторы, связанные с колёсами.

Гидравлическая трансмиссия давала некоторую прибыль по кпд и имела меньший вес в деталях, однако у всякого ореха есть обратка. С жижным приводом, как это называли грызи, не получалосиха выдать хороший импульс при трогании поезда с места, отчего стартовая масса состава оказывалась меньше. Кроме того, агрегат этот был более сложен в эксплуатации, чем электрические машины. Соль жижного привода заключалась в том, что в закрытой ёмкости с маслом вращались турбины, одна соединённая с двигателем, другая с колёсами; за счёт потока масла, слетающего с лопаток приводящей турбины, сила передавалась на ведомую, и происходила Прибыль. Эта же ерундовина работала в качестве сцепления, тобишь разъединяла двигатель и колёса, когда это необходимо. У "хомяка" жижный привод крутил передние две оси, куда через муфту сцепления присоединялся электродвигатель. Когда машина ехала на своём моторе, он работал как генератор, а отягощения от него немного, крутится вхолостую, и пух с ним. Ещё один электродвижок стоял на задней оси, тоже крутился вхолостую, и включался вместе с первым, когда тепловоз переключался на электровоз. Собственно, Кирзыш и Речка даже влезли под машину, позырить на такую невидаль - и поржать, само собой.

Хитрость также состояла в том, что двойной привод давал возможность использовать электрическую сеть, где она имелась, и экономить допуха сколько ресурсной стоимости топлива. Мощность электрической тяги на "хомяке" была меньше, чем собственного двигла, но проблем это не доставляло, потому как в основном хватит, а при надобности ничто не мешает включить оба привода сразу. Помимо этого, имелся и отдельный привод, позволявший крутить электродвигатель от мотора и заряжать конденсатор, так чтобы кратковременно увеличить выдываемую мощность; за счёт этого компенсировалось отсутствие хорошего стартового усилия у жижной трансмиссии.

Какая другая грызуниха могла бы и взыть от надобности точно понимать, как действует ГМТ, но Речке это явно было попуху и даже в потеху, иначе бы её тут не было. Правда, грызи вообще, что самцы, что самки, крайне склонны к естественным наукам, как то огород, прилапнение зверей, материальная часть. Мотыльнувшись мыслями по этому весьма любезному им кругу - материальная часть, прилапнение зверей, огород - грызи вспушились и продолжили обследование машины, потому как прикрутить пускачи и закрыть крышку отсека оказалосиха делом не особо долгим.

- Что, уже запилили? Это в пух, - цокнул Марамак, - Заводите!

- Прям взять и завести? - слегка округлила уши Речка.

- А что, проверить-то надо. Правда, тут контактной сети нет... так что, не заводите, - заржал грызь.

- Сало быть, - цокнул Кирзыш, - Когда эту клячу собираемся выгонять на выпас?

- Думаю, послезавтра, если всё будет в пух. Должны ещё вырыться из-под мха Кистыш и Кирис, вот с ними и будете трясти пока что, так думается.

- Да и в пух, - вспушились пуши, - Тогда пожалуй отсуркуемся, и восвояси, уминать песок.

- Это как пушеньке угодно, - правдиво сообщил Марамак.

Речка и Кирзыш слегка пофыркали, когда вспомнили, что им придётся разойтись пока в разные стороны, однако песок действительно требовал уминания. На самом деле, в обоих случаях грызи жЫли прибочно с кучей родичей, так что грядки никогда не окажутся без полива, а Лыба без комбикорма. Однако на это как стоит рассчитывать, так и не использовать без крайней надобности. Свиней цокал, что грызи обычно гоняют "хомяка" около недели, после чего сменяются. Около, потому как поезд постоянно мотыляется по соседним областям и может оказаться на дальнем краю ареала мотыляния, так что проще подождать, пока сам приедет ближе к дому. Вслуху этого Кирзышу, как и Речке, предстояло провести вполне знакомую и обычную для белокъ операцию по заготовке времени впрок, как цокалось. Тобишь сделать так, чтобы подсобное хузяйство работало какое-то время без вмешательства, производя Прибыль.

Как это бывает с одинадцатью белками из десяти, у Кирзыша имелосиха несколько мест, куда он забивался сурковать, как белочь в дупло. На случай самых лютых морозов был закуток в общей избе, где также обитало несколько поколений грызей из семьи Шу Миных. Однако это на случай, а так были ещё землянки верхнего залегания по всему лесному околотку, где можно перекантоваться на время заготовки дров или сбора плодов леса. В таких норах обитали всякие зверьки типа диких котов, так что зачастую приходилосиха сначала растолкать их с лежака. Самое же часто испольуземое гнездо находилось на огороде, и Кирзыш ещё до тряски в Армии сподобился сделать деревянный домик, а не просто шалаш-засыпушку.

Правда, рубить конкретную избу он не осилил вслуху отсутствия навыков, а главное, потому как не очень хотелосиха. Грызь недолго думал и просто набил в песок стенку из брёвен наподобие частокола, забил щели тонной пакли и прижал вторым слоем брёвнышек, уже не таких толстых. Сооружение гнило, однако гнить оно будет минимум лет десять, пока не осядет слишком низко, а строится такая ерунда за неделю в одну морду. Крышу Кирзыш напухячил из жердей, также переложив паклей - благо, паклю делали из растюх, которые произрастали тут же, на поле, так что, пихай не хочу. От дождя гнездо накрывалосиха толью, а чтобы её не трепало ветром - поверх клались ветки и слой земли, так что на крыше весело зеленела травка. Стенки же снаружи полностью покрывала шуба вьющихся растений, с южной стороны винограда, а с северной хмеля. Вслуху этого гнездо выглядело летом как зелёный кубик из листьев, а зимой - как бурый кубик из сухих листьев.

Как и всякий грызь, Кирзыш не жаловал ставить печку прямо в гнездо, потому как недолго или сгореть, или глотнуть лишнего дыма. Раньше печки встраивали в стенку таким образом, что внутри оказывался только глухой кирпичный огузок от печи, а всё остальное оставалосиха снаружи, и дым с огнём никак не попадали в помещение. Но, поскольку имелось вдоволь всякого барахла, сейчас печки делали в основном с теплообменниками. Тобишь, на топке стоял котёл с водой, от которого шли две трубы к радиатору в гнезде. Чтобы обеспечить циркуляцию воды, пользовались клапаном, а также ставили топку в яму, чтобы она была сильно ниже радиатора. Огород Кирзыша занимал площадь метров в сорок на сорок, и в одному углу стояло гнездо, а ровно в другом - топка. Стальные трубы там лежали только с самого начала, где вода горячая, а дальше шли бамбуковые... в общем, то ещё погрызище. Правда, без печки уже с месяца хомячня бывает прохладно даже столь пушному зверю, как белка.

Ослушав ушами хузяйство и подправив мелкие косяки в разных местах, Кирзыш вспушился, влез на подставку из брёвен, на которой стояли бочки с поливной водой, и ояблочил оттуда окрестности на предмет Лыбы. Ясен пух, что закрывать волчару на столь небольшом участке было мимо пуха, тем более что это был его родной околоток, а это совсем другой песок. У волков имелась встроенная предрасположенность кусать зубами пищу только за пределами некоторой зоны вокруг логова. Пока в логове имелся избыток комбикорма, волк просто не доходил до того места, где начинал работать инстинкт - это было настолько же надёжно, как сам волк, поэтому не возникало никаких вопросов, и мамаши выпускали белочь гулять рядом с Лыбой. Правда, волк практически не подходил на роль сторожевой собаки, как ни странно. Он мог охранять какое-либо место, однако рядом с собственным логовом валил в игнор всех и вся, если только не таскать его за уши. Поскольку Кирзышу не требовалось ничего охранять, это было скорее в пух, нежели мимо.

Для того, чтобы дядя Лыба, толстый боров, мог сам зайти на участок, имелась специальная низкая калитка с ручкой, на которую надо надавить для открытия. Проходная была встроена в плотнейшую стенку кустов крыжовника, и иногда требовалосиха срезать ветки, лезущие на проход, потому как это была замечательная замена колючей проволоке. Сам грызь лазил по стремянке через изгородь, только для случая проноса тяжестей открывая калитку - так огород выслушил более уютно. Сейчас же Кирзыш провёл инвентаризацию запасов комбикорма и всыпал ещё в деревянный лоток, закрытый сверху от дождя. Какое-то время назад сюда привадилась лазить лисица, но грызь раза три окатывал её водой из бочки, так и отвадил. По околотку полно куда более пригодных мест для лисы, а сюда непуха.

Само собой, что основной тематикой на огороде были грядки с овощами и плодовые кусты и деревья. Нынче тут сидели и похрюкивали картохли, морковины, капустины, репы, свеколины, бобы... в общем, Нурка похлопотала, пока сын тряс в Армии. Окидывая ушами, сколько тут ещё всего следует сделать для полной мжвячности, Кирзыш приходил в испуг от перспективы переселения в Дождевой, но голова тут же корректировала и сообщала, что белка хоть и овощ, но подвижный. Если никто никогда никуда не будет переселяться, это мимо пуха по всем показателям. А окопаться на новом месте не менее потешно, чем трясти на старом, так что и. По крайней мере, сейчас следовало залить грядки, и возможно, пустить воду по трубкам орошения, откуда она будет неспеша капать всю неделю. Как и всякий огородный грызь, Кирзыш наложил растительных трубок, при помощи которых можно поливать грядки автоматизированно, и сейчас намеревался этим воспользоваться.

Сильный ветер громко шумел листвой, мотыляя туда-сюда кроны берёз и тыблонь, и вместе с довольно жарким солнцем это обещало сильное высушивание почвы, так что, полив лишним не будет. По пути грызь спикировал на ближайший овощ, репа убежать не успела, так что вскорости от неё осталась только ботва. Благо, в наличии имелись бочки, где можно помыть корм от земли. В то время как Кирзыш проводил эти агротехнические мероприятия, сухо цокая, за изгородью из кустов грузно протопал целый кабан. Кабаны постоянно шлялись через огороды, пытаясь добраться до овощей, но крыжовник надёжно держал оборону. Кроме того, хрюшек немного нервировал запах волка, так что репа сохраняла несъедабельный статус, что нельзя не признать попадающим в пух.

Где-то на восьмой грядке, когда грызь регулировал кран на очередной трубке, из-за изгороди высунулись уши.

- О мой пух! - цокнул Хлутыш, - Он опять копает, эта огородная загрызь!

- А, Хлу, - хмыкнул Кирзыш, - Да, он опять копает.

- Было цокнуто, что ты по что-то искал мои уши?

- Искал, - кивнул грызь, - Йа пробивал в управлении рельсовых дорог по области, куда можно толкнуться с намерением покататься на паровозах.

На этом Кирзыш кивнул с чувством выполненного долга, и продолжил возиться с трубкой.

- Ну и, пух в ушах?? - не выдержал Хлутыш, перелезши по стремянке через изгородь.

- Ну и, йа был послан, в том числе - в околоток Дождевой, это между пшёнкой и огузком.

- Да ладно, там у них своё депо, нужны им мышинисты, как гусю валенок, - фыркнул Хлутыш.

- Во, - показал кукиш Кирзыш, - Мы там были вчера с Речкой, и мышинисты им ещё как нужны.

- Клооо? - распушил хохолок грызь, - Это в пух, в пух...

- Да. Завтра с утра валим опять туда, надеемся, что уже пойдёт песок. Вот по это йа и искал твои уши.

- Отлично, Кир, - вполне правдиво цокнул Хлутыш, - Если вы не против, йа с вами, послушаю, почём перья и всё такое.

- Заваливайся.

Хлутыш не зря сотрясал воздух, а взял, и действительно завалился вместе с двоепушием в их поход на Дождевой. У всех троих возникли некоторые подозрения, когда на подъезде к Уключинской на чистом небе образовались облачка, а когда они дошли до поворота пути к депо - опять пролился дождь. Грызи вообще давали названия чаще всего не только поржать, но и точно по фактам, и кажется, это был именно такой случай. В районе ремонтного ангара удалосиха поймать нескольких грызей, в частности, Кистыша и Кирис, каковые приводили "хомяка" в полную готовность, собираясь отправляться незамедлительно.

- Пуши! - цокнул Кистыш, мотнув действительно огромными кистями на ушах, - Мы отправляемся немедленно, потому как топтать гусей и прочие фрукты можно и в пути. Всё в пух?

- Так точно! - чётко цокнул Хлутыш.

- Ты мне это брось, тут тебе не войска, - фыркнула Кирис, грызуниха с тёмно-рыжими ушками, - Тут цокают "абсолютно в дупло", или ещё как.

- Ну а если не войска, так каждый цокает как угодно, не? - состроил хитромордие Хлутыш.

- Так точно, - заржал Кистыш, - Ладно, суть да другая суть, давайте правда, на борт.

- Флотский олух, - показала на согрызяя Кирис, хихикая, - На борт...

- Да, а там хоть кто-нибудь проверял, как мы прикрутили пускатели? - осведомился Кирзыш.

- Напух надо, - зевнул Кистыш, - Если и скосячили что, исправим. Наверное.

Не наверное, а совершенно точно, грызь завёл двигатель, так что остальные поспешили открыть ворота ангара, чтобы не нанюхаться выхлопа, каковой густо валил из-под днища тепловоза, где находился глушитель. Пока двигатель прогревался, он гнал много пара и недожжёного газа, отчего в воздухе становилось не особо свежо. Гул мотора постепенно стал совсем ровным, при этом не бросаясь сильно в уши. Неудивительно, потому как и мощности в таком теплике немного, даже "кабачок" гудит куда как сильнее. Грызи открыли настижь ворота в обе стороны по пути, и "хомяк", увеличив обороты движка, плавно сдвинулся назад, собирать состав. Хлутыш таки взобрался на гузло тепловоза, показывать лапами, как оно, а Кирзыш и Речка пошли рядом, закреплять пневматические шланги и кабели между вагонами.

- Чистейшее топотунство гуся, - сообщил Кирзыш, скручивая штуцеры.

Речка, делавшая тоже самое с другой стороны, скатилась в смех. Чувствовалосиха, что белкаъ находится в приподнятом состоянии пуха, потому как она наконец добралась до настоящих паровозов, не считая практики в Армии. Кирзыш чувствовал себя примерно также, так что тешился и мотал ушами. Теплик же сдал назад, цепанул три лесовозные платформы, затем проехал через ангар дальше стрелки, разделявшей пути отстойника, перешёл на второй путь, опять сдал задом и окучил ещё две лесовозки. Затем поезд сманеврировал обратно на первый путь, чтобы цепануть сзади две платформы и бытовку. На одной из платформ зижделся автокран - самый обычный, какие появляются в месте любой монтажной работы. На другой стояла небольшая цистерна с газом, куда закачивали запас топлива, и лежали стапели из стальных балок, по которым кран съезжал на землю. Как убедился Кирзыш, залезши туда, и машина, и балки надёжно закреплены, так что не слетят. На платформу с краном, каковая шла последней в поезде, повесили красный фонарь, питавшийся от электричества в проводах - чисто для соблюдения песка, никто не будет догонять состав сзади и притормаживать, как на автодороге.

- Пух, по машинам! - махнул лапой Кистыш, - Кири, цокнешь этим пуховикам, почём перья, а то мы все в кабину не влезем.

- Ладно, пух в ушах! - ответила Кирис, мотнув ухом, в котором пух, - Заваливайтесь!

Вагон-бытовка был примерно в треть длины обычного пассажирского вагона, на двух осях вместо четырёх, и кроме того, разделялся на две теплушки-бытовки, между которыми была площадка со ступеньками, позволявшими удобнее слезать на землю, потому как этот вагон чаще всего останавливался не у платформы. В одной бытовке существовало нечто вроде столовой, а в другой - сурковательные ящики, чтобы не мешать друг другу. Столовку при этом, как и обычно, использовали не только для кормления, но и для совещаний, и в данном случае именно так и произошло. Четыре пуши там размещались достаточно свободно, хотя хвосты опять заполнили всё остальное пространство, как монтажная пена! Ну да это не новость, потому как хвосты белокъ чудовищно пушны.

- Сало быть, - цокнула Кирис, вспушившись на всякий случай и оглядев грызей, - Вот журнал смены.

Грызуниха грохнула на стол толстый и весьма потрёпаный манускрипт формата ать-четыре, разлинованый и заполненый карандашами.

- А если взять, и... - предложил Хлутыш.

- Когда начали записи, - показала начало журнала Кирис, - Никаких "и" ещё впомине не было. А сейчас тупо продолжаем традицию, как понимаете. В этот журнал заносим вызовы на пожады и непосредственное перемещение грузов от пункта до пункта.

- Пожад... давно не слышал такого выцокивания, - заржал Кирзыш.

- Получается, мы пожадная команда? - скатилась вслед за ним в смех Речка.

- А что вы ржёте, пожадные? - церемонно цокнула Кирис, но потом, само собой, скатилась туда же.

- Нет, ну натурально, - продолжила грызуниха, когда все проржались, - У нас ведь не совсем плановая работа, если не цокнуть, что совсем не плановая. Если где-то случается внезапная возможность Прибыли, тут нам и надо метаться быстро, а это и есть пожад!

- Чисто цокнуто, готовы вкалывать, - кивнули грызи.

- Ну вот, сейчас поступил вызов с разъезда Тупой, что у них наклёвывается вывоз некоторого значительного количества древсырья, - Кирис ткнула когтем в запись в журнале, - Сами знаете, куда вывозится древсырьё - на угольную фабрику. Тупой это в Фышской области, а ближайшая фабрика - в ста километрах на север, причём не по прямой.

Пуши кивали, слушая, одновременно таращась ушами в открытые окна вагона, потому как поезд начал конкретное движение. Между столовкой и тепловозом существовала проводная связь, и когда мышинист получил подтверждение, что всё в пух, он дал длинный свисток и начал разгонять состав до рассчётной скорости. Если платформы и гремели железными бортами, особенно будучи пустыми, то вагон-бытовка не издавал практически никаких звуков, и катился, как будто плыл. Скорость стала ощущаться только оттого, что зашумел набегающий поток воздуха - гул тепловоза тоже не слышно, потому как он достаточно далеко отсюда. Чтобы грызи всегда были в курсах, прямо над газовой плитой на стене висел циферблат, показывающий реальную скорость, и сейчас стрелка бодро поползла к пятидесяти.

- В пух, в пух, - цокнул Хлутыш, хлебая чай, каковой уже успели заварить, - А что, точного количества дров они не назвали?

- В том и соль, что они не знают, - хмыкнула Кирис, - Начали чистить просеки, ну так примерно прикинули, а там одному гусю известно, сколько получится. Потому и не в пух заказывать вагоны, неизвестно, сколько.

- А этот Тупой, это тупо разъезд? - уточнила Речка.

Сбоку от стола для корма, в углу помещения, зижделся стол с электронно-вычислительной машиной, каковая содержала в том числе базу данных по всем рельсодорожным путям в Мире. Вслуху возможности связи с общей Сетью, база обновлялась и всегда была актуальна... более-менее. Всмысле, за точность расположения стрелок где-нибудь в Зелёной Новии, которая на другой стороне планеты, полапчиться нельзя, но с точностью до двух тысяч километров - можно. Если синхронизация базы данных работает, поезд никак не успеет проехать расстояние быстрее, чем машина получит и применит обновления. Прибор, привинченый к фанерному столику, чтоб не грохнулся при резком торможении, был вероятно, вообще из первых серийных - с громоздким процессорным блоком, в котором угадывались и радиолампы, чёрно-белым монитором и кассетным блоком памяти, писавшим данные на магнитную ленту на катушках. И тем не менее, он исправно работал даже с современной числовой сетью.

Кто-либо мог бы и ляпнуть "зачем", но среди всех присутствовавших белокъ таких не имелосиха. Все знали, что это - индустриальный стандарт ЭВМ, в отличии от бытового стандарта. Основная соль была в способности машины переносить различные воздействия, а также в том, чтобы не учить всех подряд управлять пуском ядерных ракет и других подобных игрушек. Никто из четверых пушей не мог бы работать с машинами, управляющими подобными объектами, потому как это был ещё один стандарт. Непричастные же к теме рельсодрожного транспорта пуши не смогли бы ничегошеньки добиться от сдешнего "ящика", так как тут не имелосиха ни курсера, ни привычного для бытовых эвм интермордия. Следовало знать команды и их работу, чтобы вытрясти информацию из эт-самого.

Кирис сделала хитрую мордочку и показала на прибор. Речка, почесав за ухом, подвинулась туда по лавке, перещёлкнула лапку на мониторе, чтобы тот стал показывать, процокала что-то по клавиатуре, и готово - спустя пять секунд белкаъ уже скатилась в смех. Заржали и остальные, прочитав строчки на экране:

- введите пароль

- пароль

- вы ввели пароль это в пух доступ разрешён

Получив таким изощрённым образом доступ к базе, Речка быстро вышла на информацию о разъездах в Фышской области, а там и на Тупой. Экран вполне отчётливо изобразил чертёж разъезда и данные о длине путей, их состоянии, режиме работы, и так далее.

- Действительно тупой, - показал на угол между путями Хлутыш, - И в тупик.

Разъезд на однопутной дороге действительно строили подешевле, не став срывать холм, а пухнули ответвление в тупик, направив ветку туда, где было для неё готовое место. Когда вдруг случалась такая оказия, что навстречу шли два поезда, один из них заезжал в тупик, пропускал встречный, сдавал задом, и шёл дальше. Поскольку случалосиха там это весьма редко, никто не жаловался. Кроме того, длина тупика была больше, чем требовали тамошние составы, так что туда можно поставить под загрузку десяток вагонов - чем и собирались воспользоваться сейчас грызи на своём "хомяке".

- Сало быть, - с умным видом цокнула Кирис, мотнув своими тёмно-каштановыми ушками, и показала по экрану карандашом, - Ставим состав под загрузку - куда? Правильно, сюда. Должен уместиться?

- Ну, если там не больше двойной тяги таскают, то уместится, - прикинул Кирзыш, - А тройная туда и не влезет, так что в пух.

- Абсолютно в дупло, - кивнула грызуниха, - Получается примерно что? Трата горючки в размере пятьсот сорок литров на все разъезды, при этом перемещение будет как обычно, в районе тысячи кубов.

- Тысячи кубов?? - округлила уши Речка.

- А что такого? Обычный полуприцеп больше сотни, а наша платформа - больше двухсот, и то с учётом неплотного уложения. Пять платформ - вынь да положь тысячу, против математики не попрёшь.

- Получается десять полуприцепов, - кивнул Кирзыш, - А на них таскать вышло бы куда как дороже.

- И чаю там на ходу пух выпьешь, - добавил Хлутыш, выпивая на ходу чай.

Поржав дополнительно и выпив все доступные чаи, закусив их сухарями, грызи вспушились и пришли в совсем годное состояние пуха. Окна вагона даже прикрыли, потому как постоянный сквозняк такой силы не любезен даже белкамъ. Поезд же лопатил по той самой ветке до Пшённого, по которой приехали из своего околотка Кирзыш и Хлутыш. Мимо неслись волны моря зелени, вызывая крайне благопушное ощущение. Хотя среди зелени и начали мелькать жёлтые пятна, говорящие вслух об осени, листва и трава в этом году оставались свежими дольше обычного, что тоже в пух.

- Так, ну жадно... тоесть, ладно, - цокнула Кирис, - Кто в кабину? Этот распухяй конечно и сам справится, но натаскиваться тоже нелишнее.

- Йа! - мотнул ушами Хлутыш, подумал, и добавил, - А как полезем, по платформам?

- Ну хочешь, можно под платформами, - захихикала грызуниха, - Но мы обычно лазаем именно по. Нет, теоретически, конечно, так вообще нельзя делать. Но поскольку ничего сложного, то мы делаем.

- Да, жЫть вредно, - захихикала Речка.

- Давайте пройдёмся, чтоб была привычка, - предложила Кирис, - Единственное, будет ветер, так что застёгивайте всё, что болтается. Думаю, по вагонам все перелезать умеют?

- Сто пухов, - ответили рельсодорожники с некоторым стажем.

В войсках их действительно учили перелезать по вагонам, причём отнюдь не по платформам, а по обычным. Кирзыш внимательно посмотрел на Речку, и понял, что у неё под ушами тоже есть все необходимые данные. Основными данными были те, что главное - не суваться между вагонами. Если поезд войдёт в поворот или затормозит, немал шанс остаться без лапы, или вообще безо всей белки. Перелезали таким образом, что вывешивались с вагона, держась за скобы, хватались за такие же скобы на другом, и так перебирались дальше. Прыгать тоже не особо в пух, потому как при сильном встречном потоке воздуха бывает очень трудно рассчитать прыжок. Кроме того, поезд может входить в незаметный поворот, и прыгая по крышам, не так уж трудно промахнуться и приземлиться не на крышу, а мимо. В данном случае дело сильно облегчалосиха, потому как все пять платформ между бытовкой и тепловозом были сквозные, и ничто не мешало переходить по ним. Грызи вдобавок присобачили туда дополнительные опоры из стальных швеллеров, за которые удобно хвататься при переходе, так что ходили, не побаиваясь. Правда, ходили только тогда, когда вагоны пустые, карабкаться поверх штабеля брёвен высотой около трёх метров не особо в пух, если не цокнуть больше.

- Во двор! - цокнула со смехом Кирис, открывая торцевую дверь вагончика.

По ушам сразу ударил грохот ветра, и он же затрепал пушнину, как вербу в грозу, так что пуши прижали уши и прищурили глаза. Впереди выгибались вслед за рельсами платформы, образуя эдакий туннель между "рогами" для удерживания брёвен, и только в самом конце маячил бежево-жёлтый огузок тепловозика. С непривычки перескакивать зазор между вагонами было слегка стрёмно, но слушая на то, как легко это делает Кирис, грызи не отставали. Пуховые хвосты мотылялись сзади по ветру, тут уже ими не помотаешь, работают как парашюты. Пригибаясь, чтобы не бодать воздух проекцией тушки, пуши шустро перебегали по старым брусьям, которыми уложен пол платформ, и перебирались на следующую. Таким образом весьма быстро они залезли и на огузок локомотивчика, а оттуда, держась за поручни - в узкие дверки по бокам кабины, куда лучше протискиваться бочком.

- Фуф, вспушает! - выдохнула Речка, приглаживая растрёпаный ветром пух.

- Грызята, йа рад видеть, и в частности вас, - цокнул Кистыш, - Однако набиваться так в кабину не в пух, развернуться негде. Давайте один в остатке, а остальные пока в бытовку.

- Да мы и не собирались, - хлопнула его по уху Кирис, - Сейчас отдышимся, и обратно пойдём. Слушайте внимательно, в обратную сторону будет толкать в спину.

- Так это не аномалия, - рассудил Кирзыш, скатив всех в смех.

Однако это вспушало едва ли не больше, чем хождение против ветра, когда поток воздуха весьма значительно толкал в спину, и приходилосиха тормозить лапами. Тут уже хвост мотылялся сбоку, создавая некоторый дисбалланс - но, поезд двигался со скоростью около шестидесяти километров в час, а это кое-как, но терпимо. Вот на восьмидесяти и выше лучше вообще не высовываться, снесёт как песок. Таким образом весь пух, кроме оставшегося в кабине Хлутыша, забился в дверь вагончика, как сурки в нору.

- Пух мой пух, - цокнула Речка, и захихикала.

- Пух твой пух тщательно продут от пыли, - сообщила Кирис, - Давайте послушаем, как работает система сигнализации и проезда по путям. Думаю, вы это знаете, но мало ли какие шутники бывают в войсках.

Грызи нисколько не были против повторения заученого, потому как тут натурально, гораздо лучше перебдеть, чем получить другим паровозом в морду. Как выяснилосиха, шутники из войск не делали глупостей и рассказывали стажёрам всё точно в пух, так что Кирис убедилась, что удостоверения получены пушами не просто так, а сложно так. Убедившись, грызуниха вспушилась и щёлкнула выключателем на телефоне:

- Эй Кис, вы там гусей топчете, или куда?

- Потаптываем помаленьку, - заржал Кис, - А что?

- Да так, вот думаю, когда будем меняться, чтобы притирать пополнение к машине.

- До магистрали доедем, там и песок в лапы, - цокнул Кистыш.

- Чисто цокнуто, - Кирис выключила телефон, контрольно вспушилась, и вынула из шкафа книжку, - А это инструкция к автокрану, если что.

- О, это чрезвычайно в пух, - цокнул Кирзыш, - Можно, позырю пока?

- Ни в коем случае, - цокнула грызуниха, состроив серьёзную морду, - Йа показала тебе книжку, а позырить её никак нельзя!

Пуши прокатились по смеху, как поезд по рельсам, Кирзыш таки сграбастал инструкцию и сел в угол, почитывать её, а грызунихи добивали чаи, грызли орехи и перецокивались, периодически рассыпая рожь. Причём, период равнялся от силы двум минутам, даром что Кирис была в два раза старше Речки. Однако, это относилосиха только к количеству опыта, а в смех она каталась точно также, как и молодая. По мере цоканья и мотания ушами выяснилось, что Кирис и Кистыш чаще ездили на "Кислом", нежели на "хомяке". В данный момент это был самый большой из составов, базировавшихся в Дождевом, и таскал он специальные химические цистерны, предназначенные для кислоты. В этом случае рельсодорожники были более чем рады отдать эту тему, потому как цеплять такие бочки к обычным наборным составам впринципе можно, но если что - ущерба не оберёшься.

- На всякий случай есть скафы на всех пушей в команде, - расцокивала Кирис, - И по большой цистерне с содой в каждом конце поезда. А то знаешь, там в каждой бочке по тридцать тонн этого говна, мало ли что.

- Это в пух, поперёк не цокнешь, - вспушилась Речка, - А нас Свиней хотел запихивать на перевозку синей жижи.

- О мой пух. По-моему, это ещё более взрывоопасно, чем кислятина.

- Да, но на то белке и уши, - цокнула белка с ушами.

За окном всё также переливались зелёными волнами нескончаемые заросли и полянки, мелькали среди кустов ручьи и речки, пересекавшие насыпь рельсовой дороги, и лишь изредка поезд прокатывался через скопления промышленных построек, когда шум вагонов начинал резко отражаться от стен и заборов.

К тому времени, как одна смена успела и нацокаться, и даже слегка придавить сурка, поезд отмахал километров сто, прошёл через большую станцию Логъ, и выкатился со смеху на магистраль. Магистральная рельсовая дорога, соединявшая области и целые большие регионы Мира, отличалась скоростным режимом минимум в сотню километров в час, наличием минимум двух путей и контактной сети, снабжавшей током электровозы. Промотыляв свои лесовозки по стрелкам, "хомяк" вытащил состав на прямую дорогу, и дал полного газу. Пока он ещё не разогнался, пуши из бытовки снова проделали путь до теплика, выгнали оттуда Кистыша с Хлутышем, и теперь трясли за мышинистов.

Кирзыш первым делом ослушал приборы и убедился, что всё в пух. Рычаг хода стоял в положении самый полный, двигатель гудел на больших оборотах, однако разогнаться больше восьмидесяти "хомяк" не мог, если только под горку. Тут уже не имело значения, с грузом или без него, ограничение получалось не от мощности, а от особенностей конструкции - ну да особой разницы нет, столько или минус двадцать от стольких. Когда на магистраль выходил тяжёлый грузовой состав, он разгонялся минут по десять, создавая на пути куда большую задержку, чем "хомяк" со своим небольшим недобором до максимальной скорости.

Навстречу пролетел пассажирский состав, мелькая окнами вагонов и отражая шум поезда. С непривычки заставляло вспушаться, когда огромный тепловоз летит тебе навстречу с суммарной скоростью под две сотни, при том что зазор между поездами чуть более метра. Более того, если грызь имел опыт вождения автомобиля, он просто не мог спокойно на это смотреть! Кирзыш и Речка более-менее привыкли на практических занятиях в войсках, хотя на всякий случай и вспушались, когда приближался встречный поезд.

- Ну, как оно? - осведомилась Кирис, сидючи сбоку и полностью сложив лапки.

- Проезд есть, ещё минимум два участка проходим ходом, - цокнул Кирзыш, окинув ухом приборы, - Переходим на липездричество?

- А, кстати да, - захихикала грызуниха, - Сейчас и проверим, как вы там прикрутили.

Пуши были спокойны за свою работу, так что ничуть не испугались.

- Речуш, послушай за ходом? - цокнул грызь, перебираясь к задней стороне кабины.

- Слушаю, - кивнула грызуниха, - Можно топтать.

Кирзыш и начал топтать, глянув вверх и убедившись, что провода висят. Грызь припомнил, как оно, и повернул рычаг с надписью "не поворачивать!". Раздалосиха щёлканье, и штанга токоприёмника стала подниматься вверх. На "хомяке", как и на других малых машинах, токоприёмники делались в виде складных штанг, как у троллейбуса. Это было удобнее, но с "рогами" нельзя ездить в любую сторону, а только "по шерсти" - если нужно в другую, придётся разворачивать штангу. Через десять секунд провода коснулась направляющая вилка, а потом сел и сам токоприёмник. Грызь убедился, что натурально сел, зафиксировал подъёмник в таком положении, и переместился к приборам.

- Так, в розетку включились, - щёлкнул он когтем по шкале напряжения, - Включаю могучую электро-движущую силу!

- О мой пух, он включает силу! - изобразила испуг Кирис, и захихикала.

Кирзыш действительно включил силу, и сдвинул рычаг хода, управлявший электромоторами, вплотную к тому, который управлял движком. Снизу и сзади усилилосиха гудение, стрелка тока пошла вверх и остановилась в центре шкалы, что близко к центру пуха. Тепловоз явственно начал набирать скорость, потому как теперь его тащила почти двойная тяга. Кирзыш неспеша перевёл "газовый" рычаг в ноль и подождал секунд десять, пока обороты движка не упали до холостых - агрегаты тут работали весьма инертно, а не как на автомобилях. Теперь можно взять обоими лапами за вентиль, который торчит из пола, и открутить сцепление в разъединённое положение.

- Распеределся только в путь! - цокнула Речка, - Уже почти сотня, йа убавлю.

- Нутк, - засмеялась Кирис, впушившись в угол, - Обычно мы просто ездим на электричестве, а тут этот умник включил силу!

- Так, нам по этой магистрали ещё пятьдесят кило, - цокнул Кирзыш, - Глушу.

Он втопил пальцем кнопку "стопъ", раздался щелчок, и в кабине стало куда как тише. Гудение трансформатора глушилосиха корпусом, а моторы вообще работают почти бесшумно, так что и. Постепенно скорость снова стала падать, потому как у электрической тяги тут мощностей ещё меньше, и движение вошло в спокойную фазу, так цокнуть. Конечно, совсем разжижаться нельзя, однако поездка на "хомяке" это совсем не тоже самое, что вождение тяжёлого состава. Не бывает таких уклонов, чтобы этот теплик не смог остановить семь платформ, причём довольно быстро - тормозной путь у состава на такой скорости был чуть более ста метров, что для поезда крайне мало. Вслуху этого следовало ещё более пристально слушать на дорогу, потому как есть все возможности остановиться перед препядствием.

- Ну как, чё, отличный песок! - цокнула Речка, глядючи одним глазом на Кирзыша, а другим вперёд.

- А то, грызуниха-пуш, - пихнул её в бочок грызь, и устроился на сиденьи рядом.

Из кабины движение выслушило не так, как из окна вагона - что далеко не удивительно, впрочем. Ровная лента дороги, плавно виляющая по местности, либо вообще прямая, как стрела, мотылялась среди зелёного моря листвы, травы и хвои, зачастую блестя на солнце отполированными рельсами. Грызи не забывали послухивать иногда и назад, в данном случае не в зеркала, а просто так, повернув голову. На практике в войсках их натаскивали, что привычка смотреть на хвост в данном деле крайне полезная. Особенно если смотреть на хвост поезда, а не на свой.

- Кстати, вот и жаднометр, - захихикала Речка, показав на электросчётчик на приборной панели.

Жаднометр показывал, сколько киловатт-часов слопал локомотив в режиме электровоза. Принцип здесь был тот же самый, что и со счётчиками в домах - по показаниям следовало оплатить потраченую энергию, ибо она получалась хоть иногда и из воздуха, но не без труда. Все знали, что в целом электрическая тяга экономичнее тепловозной в несколько раз, но тем не менее, далеко не все рельсовые дороги имели контактную сеть. Соль состояла в том, что электрифицированная дорога работала как единая система, и для получения Прибыли должна была иметь определённую минимальную загрузку, при этом минимум этот выражался довольно значительными числами. Сеть, а это тысячи километров проводов и куча оборудования, нужно было держать под напряжением постоянно, что само по себе требовало энергии вне зависимости от того, ездит кто или нет. Заглушеный же тепловоз, как понятно, потреблял оптимальное количество энергии, тобишь ноль. Вслуху этого осторожные грызи не электрифицировали всё подряд, а только те направления, где грузо- и грызо-поток был стабилен в обозримой перспективе.

Данная магистраль соединяла несколько областей, в каковых имелось большое грызонаселение и допуха всякой промышленности, так что она никогда не простаивала. Более того, как точно цокнула Кирис, ибо знала на своём опыте, что иногда тут даже не получается проехать из-за плотного графика движения составов. В частности для этого использовали гибридную тягу - не получается по магистрали, так сворачиваешь на местную линию и шуруешь на моторе, вместо того, чтобы ждать у моря песка. Кирзыш также пользовался двумя глазами отдельно - одним оглядывал дорогу и приборы, другим - грызуних. Кирис слегка дремала, сложив пушистые рыжие лапки, а Речка сидела донельзя довольная, потому как она наконец рулила поездом.

- Эй, кто там гусей потаптывает?... - цокнула Речка, прищуриваясь, чтобы лучше разглядеть вдаль.

Кирзыш незамедлительно схватил бинокуляр, лежавший здесь же, и посмотрел вооружённым яблоком.

- Попуху, местные переходить собрались, наверно пропустят, - сообщил он.

- А что там такое здоровое?

- Судя по всему, олень.

- Олень??

- Ну не тюлень же. Свистни им, чтоб пропесочились.

Речка протянула лапку и потянула за тросик свистка, так что "хомяк" издал гул, как пароход. Судя по всему, поезд и так видели, но теперь олень сдал назад, что совершенно не лишнее. Состав пролетел мимо группы грызей с оленем, так что и ухом мотнуть никто не успел. Вообще же грызи старались перебегать рельсы так, чтобы никто не видел, поэтому любой предмет на насыпи вызывал у мышинистов повышенный интерес. Не меньший интерес вызывал чай, и грызи снова глушили его, пересыпая небольшим количеством орехов и очень большим количеством смеха.

Таким образом, на смазке из чая и смеха, шло более чем в пух. Грызи не засиживались в кабине теплика, а регулярно вспушаясь, не забывали о смене, и когда была возможность, сваливали в бытовку, давить на сурка. Давить на него можно было весьма интенсивно, потому как существовали аж четыре сурковательных ящика, набитых сухим мхом. Как давно известно, сухой мох не только мягок, но и проницаем для пыли, которая может упасть с грызя, так что остаётся чистым значительно дольше, чем матрас, например. Если во мху оказывается много линялого пуха, его просто перекапывают лапами, и готово, почти как новый. Само собой, до бесконечности так делать не получится, и когда пуха там становится больше, чем мха, последний выкладывают из ящика на любое пустое место в лесу. Отмочившись, мох продолжает расти и самоочищается - таким образом, суръящики только мотыляют мох, но не потребляют его.

В бытовке, тем более с аммортизатором из мха, почти никак не ощущалосиха движение поезда, только глухо стучали колёса на стыках, да иногда покачивало. Грызи соображали, что смене следует сурковать, а не заниматься гнездовым хузяйством, так что эта часть бытовки была обустроена самым основательным образом. На зиму имелосиха отопление, а сейчас - вентиляция, создававшая свежий воздух. Оставалось только вспушиться, ну да с этим ещё ни у одной белки проблем не возникало. Вдобавок, Кирис не сразу шла сурковать, а включала маленький чёрно-белый телевизор в столовке, выслушивать некоторые передачи, а Кирзышу и Речке это давало немало времени на потискивание. Как было цокнуто, столовка отделялась от сурковательного помещения подъездом, так что, хоть гуся топчи, образно цокая.

К месту пожада состав прибыл ночью, практически в самую глушнину по времени, когда по лесу околачиваются только лисы да волки. Свет фар выхватывал из ночи дорогу, делая щебёночную насыпь крайне яркой и сваливая весь остальной обзор в стопроцентную темноту. "Хоямк", сбросив скорость до двадцати километров в час, прокатился мимо будки стрелочника, едва видной в густых зарослях хмеля, и повернул на тупиковую ветку. Хмель в сочетании с ивой давали сплошную зелёную массу, так что туннель, по которому проходил путь, почти смыкался сверху. Лишь в самом конце ветки плотняк заканчивался и имелась полянка рядом с площадкой для автомобилей. И сейчас, насколько показывали яблоки, всё тут оказалосиха завалено сухими брёвнами, лежавшими высокой кучей. Хлутыш без труда остановил поезд за двадцать сантиметров до отбойника, так чтобы занимать как можно меньше места на ветке, и заглушил движок.

- Пуха се дровишек... - присвистнул Кирзыш, высунув уши в окно.

- Так это в пух, а не мимо, - отозвался из темноты Кистыш, - Вы это, давайте суркуйте до утра, потом эт-самое.

- Постараемся, - кивнул грызь, и забился обратно в мох.

Выполнить такой план было не особо трудно, следует признаться. Возиться ночью не очень в пух для грызей, хотя и не полностью мимо... тобишь, им почти однопухственно. На рассвете, когда солнце освещало только высокие деревья золотистым светом, Кирзыш ласково растолкал свою грызуниху и потащил в столовку наливать в неё чай. Другая грызуниха уже сидела там, хрупая орехи и читая газету.

- Ну как, начинаем трясти? - цокнул Кирзыш.

- Ну да, начинаем трясти, - покатилась в смех Кирис, - Вы не слышали, какое погрызище там устроили эти распухяи?

- Нет, а что? - опасливо поджала лапки Речка.

- Да кран в кювет грохнули, олуши, - фыркнула грызуниха, - Да попуху, никто не пострадал... кроме Жабы.

Завершив с испитием чаёв, грызи высунулись из вагончика и мордозрели, что натурально кран лежал в кювете, едва ли не колёсами вверх. Благо, плотная подушка ивовых зарослей даже не давала ему упасть на дно, в лужу с ряской.

- Ну пухён пухёныч... - цокнул обычную поговорку Кирзыш, - Это кто так сумел, Хлутыш пух-голова?

- У пух-головы опыта нет, он бы так не сумел, - заржал Кистыш, - Это йа.

- О мой пух, - подзакатила глаза Кирис.

- Там яма, не заметил, - показал грызь, - Попал в оную задним колесом, а остальные-то на уровне рельсов, вот и песок.

- Да ладно, мы уже лебёдку поставили, сейчас вытащим, - цокнул Хлутыш, возившийся с тросом.

Лебёдку они прикрутили к рельсу, так что она должна была достаточно легко выдержать. Впрочем, и кран должен был съехать с колеи, а не козлить в кювет, только он взял, и всё что должен, простил. Белкачи принялись вращать вороты лебёдки, и мало-помалу подтаскивать машину из ямы. Судя по всему, прицепили они точно в пух, потому как груз хоть и упирался, но шёл достаточно ровно, и начал вставать обратно на колёса...

- Грызята, что-то мне это не нравится! - громко цокнула Кирис, повернув уши по направлению пути, - Ну-ка ать в ту сторону!

Грызуниха соскочила с платформы и довольно быстро побежала вдоль насыпи, мотая хвостом. Остальные, уловив приближающийся шум поезда, не стали вести диспутов, а также соскочили на тропинку, что шла по краю щебёнки, и побежали. Не то чтобы сломя голову, потому как время явно терпело, а сломать голову никто не хотел - но и без задержек. Кирзыш таки слегка испытал испуг, наблюдая за тем, как из лиственного ивового туннеля накатывается тепловоз, имеющий явно большую скорость, чем ему следовало бы, заезжая в тупик. Все присутствующие грызи были убельчены некоторым опытом и знали, что если грозит столкновение - бежать надо навстречу поезду, а не от него. В нулевых, если просто мышинисты лопухи, то могут увидеть бегущих и остановиться. Во-первых же, вылетевший с рельсов вагон будет пахать ещё очень долго, шиш от него убежишь, так что куда лучше находиться с другой стороны от точки соприкосновения, сухо цокая.

- Да ну впууух... - протянул Хлутыш, махая лапами на тепловоз.

К значительному облегчению грызей, они услышали и скрежет тормозов, включённых явно не на минимум. Тем не менее, мимо них тепловоз прошёл ещё довольно быстро, обдав горячим воздухом и густым запахом смазки. Полностью успокаиваться было рано, потому как неизвестно ещё, остановится это погрызище, или нет.

- Ща слетает, - цокнул Кистыш, когда пуши уже решили, что отбежали достаточно.

- Да ну впух! - возмутилась Кирис.

Грызь имел вслуху, что впереди как раз стоит на рельсах рампа для съезда крана, которая непременно сбросит с колеи любой вагон, который на неё наедет, даже тяжёлый тепловоз. Так себе перспектива, подумал Кирзыш. Однако, отойдя от пути, насколько это позволяли заросли, он уже видел, что расстояние до рампы ещё есть, а поезд почти встал.

- Фуууф, не слетал, - выдохнул Кистыш, когда состав наконец замер на месте, и потрепал по ушкам согрызяйку, - Кири, дарю бобра за бдительность! А то если бы что, могли бы и покрыться этой погрызенью, как гусь тазом.

Кирис только мотнула хвостом, и показала когтём по горлу, после чего двинулась к тепловозу в весьма немягком расположении пуха. Кирзыш даже мог бы поверить, что в таком состоянии она бы просто отпухячила лапами того олуша, что заезжает в тупик с такой скоростью. Впрочем, следовало всё же разобраться сначала, а не пороть пухячку.

- Грызаный грибоцирк! - цокнул грызь с тепловоза, таращась вперёд, - Чуть не потонули!

- Мать ваша белка!! - недипломатично заорал Кистыш, - Потонули... Морячки пуховы, кто вас на этот теплик посадил?!!

- Кто-то лажанулся, - изрекла истину Кирис, - Вопрос только в том, кто.

- Похоже на то, что это был йа, - цокнул мышинист, прижимая уши, - Тут сколько километров тупик?

- Километров, ты сколько жаб лизал сегодня? Тут пятьсот метров, пух в ушах!

- О мой пух.

- О твой пух!

Неслушая на всю серьёзность положения, грызи таки заржали, тем более повод был - им не раздолбили поезд и не отдавили хвосты. Мышинист, которого погоняли Флуц, как быстро выяснилосиха, перепутал разъезды Тупой и Вкоряченый...

- Ну и кто здесь из вас тупой? - задала резонный вопрос Кирис.

- Этот курицын сын не попал в строчку, - пояснила Рилла, его напарница по поезду, - Вкоряченый следующий в таблице, вот он туда и попал. Там тупик три километра. Его предупреждали, что вы будете стоять в конце у самого тупика, так что он и въехал с такой скоростью. Йа тоже хороша, пересчитывала ворон, пока не стало поздно.

Грызуниха вспушилась, представляя себе, какая жесть могла бы тут получиться. На самом деле, Флуц просто из осторожности въехал в тупик на скорости около сорока, а мог бы и на шестидесяти, и тогда уж точно сейчас тепловоз валялся бы в кювете.

- Короче цокнуть, - цокнул короче Кистыш, - Нам ещё кран вытаскивать, ну вас впух с вашими косяками, разбирайтесь сами.

- Рапорт написать будь любезен, - цокнула Флуцу Кирис, - Иначе это сделаю йа.

- Да не, на сто пухов напишу, - цокнул тот, всё ещё поёживаясь всей белкой.

- Напишет, - подтвердил Кирзыш на вопросительный взгляд Речки, - Ну, перепутал строчки, с кем не бывает...

- Ни с кем не бывает, - чисто для констатации факта сообщил Хлутыш.

- Ну, да. Значит, надо проверить грызя на попадаемость в строчки и на память, а там уж эт-самое.

- Эт-самое? - фыркнул Хлутыш, - Отстранить впух, чтоб ничем больше колёсной тачки не управлял. Ничего, не развалится.

- Не выйдет, Хлутыш-пуш, - усмехнулся Кистыш, в то время как грызи возвращались по местам для вытягивания крана.

- Как не выйдет? - пожал ушами тот, - Некоторое неудобство для одного грызя, а на другой стороне вероятность огромного ущерба и жертв, замечу.

- С этой стороны верно. Но такие косяки допускают почти вообще все мышинисты, рано или поздно. По опыту цокаю.

- О мой пух.

- Вот именно. А Флуц этот всё сделал верно, на всякий случай подстраховался, и даже когда перепутал разъезды, ничего не случилосиха. Это и есть методика, которая в ходу, потому как исключить ошибки нельзя вообще. А если всем за такие косяки отстранение давать, получим что?

- Ноль целых ноль десятых мышинистов, - цокнул Хлутыш.

- Абсолютно в дупло. Так, теперь отходим от троса...

Не прошло и десяти минут, как кран перевалился на колёса и был вытащен на ровное место. Ослух машины выявил, что та избежала каких-либо повреждений, тоесть вообще. Навалившись на плотнейший кусок ивовых зарослей, кран даже кабину не поцарапал, да и заросли не пострадали.

- Так, необходимо усилить бдительность в сто раз, - заметила Речка, оглядываясь вокруг.

- Вслуху чего именно? - уточнил Кирзыш.

- Вслуху того, что только что два раза пронесло, а это просто так не бывает.

- Бывает, - зевнул Кистыш, - Ладно, пойдём мы сурканём, а вы потихоньку продолжайте.

Он исполнил эту угрозу, так что начинать погрузку пришлосиха Кирзышу и грызунихам. Ослушавшись вокруг ещё раз, грызь словил отличное ощущение от свежего утреца, когда нос и ухи ощущают подобие морозца, а на траве появляется обильная роса. Солнце уже вовсю светило, но свет лился от горизонта, и поезд, протянувшийся вдоль пути, стоял в тени. Однако даже в тени лесовозные платформы всем своим видом намекали, что готовы к приёму пищи.

- Так, - цокнула Кирис, - Давайте примерно так, что йа буду переносить, Кир цепляет, Реч отцепляет, потом поменяемся.

- В пух, в пух, - заквохтали грызи, похихикали, и пошли трясти.

У крана стрела раздвигалась довольно сильно, так что, стоя на площадке, он доставал и до штабеля брёвен, и до трёх платформ сразу. Бревно поднималосиха при помощи специального приспособления, состоявшего из захватов и длинной балки. Захваты следовало закрепить на торцах бревна, и тогда, когда трос тянул сверху, их стягивало между собой, обеспечивая надёжное удержание полена. Кирзыш впервые занимался такой пухнёй, но тут нет ничего сложного, дело привычки. Грызь вскарабкался на кучу брёвен, поймал лапами опускавшуюся балку, и приладил к бревну. Кирис подняла груз на десять сантиметров и увела в сторону, чтобы не поднимать над ушами грызя. Брёвна же, как он успел заметить, были далеко не строительного качества, а шли все подряд, что старые берёзы, что давно высохшие сосны, что осины и ещё пух знает что. Главное, что это органическое сырьё, из которого фабрика может выгнать полезные вещества. На самом деле номенклатура веществ была огромная, но чаще всего древсырьё превращалосиха в пропан, служивший топливом - "хомяк" ездил именно на таковом.

Погрузка, следует отметить, происходила далеко не реактивными темпами, и чтобы забить доверху хотя бы одну секцию платформы, напихав брёвен между "рогами", требовалось более часа непрерывной работы. Специальные погрузчики сделали бы это быстрее, однако тут экономилось не время, так ресурсы, потому как кран старый и цена ему далеко не огромная. А вот поворачивается он вполне быстро, перенося брёвна из кучи к поезду. Когда Кирзыш в свою очередь сел за рычаги в кабину, у него аж голова закружилась от постоянного вращения следом за стрелой, так что пришлосиха встряхнуть ушами и даже вспушиться. В остальном дело несложное, главное поймать такой режим поворота, при котором груз не раскачивается. Здесь, впрочем, конфигурация груза была такая, что он почти не раскачивался, если только специально не добиваться этого, так что после подцепления захватов проходило секунд двадцать, и полено уже освобождали на платформе.

И это при том, что грызи отнюдь не спешили, потому как ни в какую не хотели отдавить кому-либо хвост. Старожилы Дождевого, Кирис с Кистышем, тоже не часто грузили брёвна, так что не упирались, а возились спокойно и размеряно... Правда, это слегка вводило в зацикливание - бревно в зацеп, поднять, перенести, отпустить, отцеп, поворот, бревно в зацеп... Часам к десяти утра дело слегка ускорилосиха, потому как по дороге подъехали виновники торжества на лесовозе с гидравлической "лапой", возрадовались наличию поезда, и стали выгружать хабар прямо на платформу, потому как без разницы, куда выгружать. Поленья шли совсем старые и отчасти просто гнилые, но поскольку там всё-таки имелось много древесины, сойдут и такие. Пока пуши устроили перегусь, догоняясь чаем и орехами, Кирис слазала в конторский шкаф, что стоял в бытовке возле холодильника, и отсчитала местным лесхозовцам положеное количество бобров за дрова.

В то время как на площадке возились, набивая поленья в поезд, по ветке два раза подкатывались составы - благо, не с таким песком, как первый! Они останавливались на почтительном расстоянии, пропускали встречный поезд по основной ветке, и сдавали гузлом вперёд. День полностью раздухарился, так что солнце даже припекало, и в воздухе висел густой запах нагретой древесины, что неудивительно.

- В пух ли, моя грызуниха? - спросил Кирзыш, сидючи прибочно со своей грызунихой.

- В пух, мой грызь, - хихикнула Речка, - Думаю, если эти грызята будут так приезжать, часа за четыре справимся.

- Послушай ухом, Кирис-пуш, - цокнул грызь в другую сторону, - А напух мы возим такую бочку газу? На любой станции же можно заправиться.

- Неа, - зевнула во все резцы Кирис, - Это газ с нашего околотка, из таких же дров, в основном. В Сычном есть фабричка.

- А почему не заправиться-то? - не вгрызла Речка, - Газ он и есть газ?

- Не совсем. В заправках газ по стандарту, а что там сычинские нахимичили, одному пуху известно. Поэтому жжём его прямым образом, а не через денежный эквивалент. Просто сделать газ, годный для этого движка, куда как проще, чем сделать газ на прожаду.

- А, тогда в пух, - рассудила Речка.

Пушам на этот раз пришлосиха отдуваться на погрузке, пока смена дрыхла, как январские сурки. Зато, когда к обеду лесовоз добил последнюю платформу, напихав туда крайне плотно, и грызи затянули тросы, прижимавшие штабель брёвен к вагону, поезд мог незамедлительно отправляться. Ощущалась некоторая усталость, однако достаточно окинуть ухом площадку, с которой на платформы забралось столько древсырья, и чувство выполненной Жадности всё перевешивает! Благо, возиться с автокраном не пришлосиха, потому как его тупо оставили на площадке - всё равно придётся приезжать ещё пару раз, чтобы сгрести всё.

В нагруженом виде составчик становился похож на поезд - вплане динамики движения. Порожняком он и стартовал весьма бодро, и тормозил быстро, и подъёмы практически не замечал; огроменная куча брёвен, напиханая на платформы, придавала значительной инерции, так что следовало как минимум вспушиться, прежде чем ворочать рычаг контроллера хода. Здесь вылезал другой песок, а именно тот, что за платформами стоило прислухивать - не постоянно, но хотя бы периодически. Брёвна прочно лежали между "рогами" и были ещё закреплены сверху, однако прочность этих брёвен весьма посредственная, и если на какое-то навалится большой груз - оно сломится, и может выйти за габариты вагона. Это, ясное дело, вообще мимо пуха, потому как такая дубина да с хорошего хода может понаделать дел.

Впрочем, как было цокнуто, обычно пуши могли всё равно править тепловозом в одну морду, когда этих морд было всего две. Позырить в зеркала и убедиться, что из платформ ничего не торчит - отнюдь не так сложно, чтобы привлекать к этому отдельную белку. Кистыш и Хлутыш гнали поезд уже в темноте, однако нисколько этим не впечатлились, так что спустя три с пухом часа прибыли на газовую фабрику в околотке Ежевичное, каковая нынче принимала любые количества древсырья. Неслушая на желание сурковать, Кирзыш и Речка всё равно вылезли из ящиков и пошли попыриться, потому как интересно.

Неслушая на ночь, почти всё вокруг прослушивалосиха отчётливо, вслуху того, что территория освещалась с вышки. В наличии существовали несколько параллельных путей, над которыми передвигался мостовой кран, уходящий своей длиной далеко в сторону, за виднеющиеся из-за забора горы брёвен. В любом направлении отсюда на тысячи километров было полно лесов, и эти леса производили невгрызяческое количество древесных отходов. Лишь малая часть этого сырья, попадая на переработку, обеспечивала пухову тучу Прибыли, и в частности, отсюда получалась большая часть топлива - газ и смолин, синтетическая жижица наподобие бензина. Сама фабрика громоздилась дальше несколькими резервуарами и перегонными колоннами, плохо слышимыми отсюдова.

Пырючись с платформы, где ранее стоял кран, Кирзыш и Речка провели лапами по шеям, потому как опять испытали чувство Ж-сти. Прямо на их глазах с фабричной станции укатился целый состав газовых цистерн, и по звуку сразу было ясно, что они набиты, как беличьи закрома осенью. Грызи похихикали по этому поводу, и уселись смотреть на происходящий песок дальше.

Дальше, что совсем не странно, кран оставил в покое уже пустые вагоны и плавно переместился, встав над лесовозкой "хомяка". Местные грызи, неслушая на глухую ночь вполне бодро цокавшие и катавшиеся по смеху, поймали тросы, свисающие с крана, и пропустили под штабелем брёвен, ибо в полу платформы имелись нарочные выемки для этого дела. Эти тросы уже были куда как толще, так что могли сгрести в охапку и удерживать сразу весь штабель, что и было продемонстрировано в натуре. Разгружать таким образом можно было только сырьё для химии, потому как тросы впивались в дерево и крошили оное, на брусья уже не пойдёт. Зато вся пачка поднималась сразу, и за пять минут разгружалась половина платформы, а не как обычно. С изрядным скрежетом и хрустом брёвна вылезли наверх и закачались на подвесе. Когда качание успокоилосиха, каретка поехала по мосту и унесла груз метров за двести, прямо на склад. Оттудова раздался звук падающих поленьев, а затем кран начал следующий цикл, повторяя ту же самую операцию над каждой половиной платформы.

Ещё до того, как разгрузка добралась до половины, вдоль путей прибежала грызуниха, и принесла единицы бобра, причитающиеся за древсырьё. Чтобы не заморачиваться с отчётностью, поленья передавали в обмен на бобров, по принципу бочки, денег и товара. Таким образом, рельсодорожники получили обратно то, что отдали лесхозовцам, плюс некоторую Прибыль сверх этого. В основном, прибыль эта покрывала расходы на содержание подвижного состава и топливо, а также некоторое количество оставалосиха для непосредственного использования грызями. При этом фабрика довольстовалась только подписью Кирис, что мол да, денежные средства получены.

- Ууу и пух в ушах... - зевнул во все резцы Хлутыш, высунувшись в боковое окно теплика, и узрел грызей, - А вы что не суркуете, ночные животные?

- Да вот пошли позырить, - цокнул Кирзыш, - Надо же знать, как оно.

- Да как, в пух, и все дела. Лучше эт-самое, а то сами понимаете.

- Ща пойдём, чо.

- Ща, ща, огузок от леща.

Прокатившись по смеху и ещё раз обойдя поезд, пока кран таскал брёвна, пуши таки завалились в вагончик и закопались в мягкий мох, крайне способствующий эт-самому. Песок сыпался таким образом, что их смене выпало трясти опять к рассвету. Суркование было настолько мягким, что Кирзыш, открыв яблоки, высунулся в окно и с удивлением обнаружил, что поезд уже на подходе к разъезду Тупой, а не где-то ещё. Малинового цвета рассвет горел над тёмными верхушками леса, а на светлеющем небе казали бока несколько особо ярких звёзд. Уловив ухом шуршание, грызь повернул башку и мордозрел Речку, которая высунулась из соседнего ящика и тоже глазела в окно. Само собой, пуши не упустили лишнего случая скатиться в смех, как поезд со спуска.

Третье - Синячок, эт-самое, малыш.

- Таким образом, - цокнула Елька, вспушившись, - В курсе ли вы, что вы - мягкие и толстые комки пуха и шерсти?

- Ну, мы подозревали это, - созналась Речка, - Хотя не были уверены.

- В любом случае, мы не виноваты, - добавил Кирзыш, и все наличные грызи скатились в смех.

Вслуху того, что стояла уверенная осень, и из облачности то и дело проливались дожди, кататься здесь можно было только по смеху, даже тележка завязала в грязи, не то что. Кирзыш вовсю пользовался тем, что у белокъ два глазных яблока - одним обозревал окрестности, а другим пырился на согрызяйку, которая как была пуша, так и осталась. У Речушки пушнина отличалась насыщеным тёмно-рыжим, почти красным цветом, а уж на ощупь пух, да и только. Холодный осенний ветер брылял её чёрными волосами и разлапистыми кисточками на длинных ушках, так что грызь втихорька облизывался, хихикал и потирал лапы. Просто облизываться на грызуниху и то приятно, а уж на собственную согрызяйку - вообще чистейшие орехи, как цокнет любой белкач. Пока же, вслуху обстановки, белкач цокнул

- Сало быть, если вот там, возле овражка?

- Хм? - повела ухом Елька, - Пойдёмте, послушаем.

Пуши перепрыгнули развоженую в грязь тропинку и протиснулись между куртинами высоченной травы, нынче засохшей, но при этом очень мокрой... мокрая сухая трава вызвала очередную порцию ржи. За травой открывалась поляна метров в полсотни на сотню, заросшая более ровным ковром растительности и несколькими кустами, судя по всему, ореховыми. С одной стороны участок подпирала изгородь огорода, состоявшая из крыжовника и колючей проволоки, а с другой он обрывался в овраг глубиной метра три. На другой стороне низины снова начинались огороженые участки и казали шиферные крыши домики и сараи. Из-за большого пучка травы высунул уши заяц, округлил глаза при виде грызей, и создал имитацию бега; даже имитация далась ему с трудом, так что грызун просто рыгнул, как распоследняя свинота, и пешком ушёл в кусты. Ничего-ничего, подумал Кирзыш, вот будет тут дядя Лыба - посмотрим, как ты тут порыгаешь.

- Реч, тебе как это место на слух? - цокнула Елька, помахивая хвостом и бюрократической папкой.

- Да вроде в пух, - осторожно ответила Речка, поводя ушками.

- Кирзыш?

- Сто пухов, сто пухов, - приквохтнул грызь.

- Тогда надо послушать, как сделать так, чтобы не перегораживать проход, - почесала ухи Елька, - Ну, почва тут должна быть не хуже чем везде, к тому же есть доступ к лёгкой воде. Площадность, как йа прикидываю, квадратов сорок.

- Урлюлю, - присвистнула Речка, - У меня огород три квадрата, если что.

- У меня десять, - цокнул Кирзыш, - Вот и получается сорок, всё точно.

- Да не, - продолжила Елька, когда пуши проржались, - Сорок на две пуши это сойдёт, тем более тут делить будет мимо пуха. Минус проезд... Плюс перспектива увеличения поголовья, правильно йа понимаю?

- Сто пухоффф, - потискал речкин хвост Кирзыш, а грызуниха смущённо прижала ушки и захихикала.

- Только если вам будет не лень всё это огораживать, - хмыкнула Елька.

- Будет, - сразу цокнул грызь, потому как не первый раз городил огороды, - Давай так, сейчас впишемся на десяток квадратов, огородим их потихоньку, окопаемся. А если вдруг, то хапнем всю эту поляну.

- Да впух, мне квадратов не жалко, - фыркнула Елька, - Напишу все сорок, а огораживайте пока хоть один. Главное, не забудьте гуся у входа положить.

Пуши опять скатились в смех, особенно вспоминая калитки в заборах других огородов. В Дождевом приняли традицию понимать поговорку про топчу гусей конкретно, и клали на пороге деревянного или вообще бетонного гуся, которого и топтали все кому не лень.

- Это просто запушись, - правдиво цокнула Речка, - Дарим бобров, Елька-пушище-ухомоталище.

- Ну, хрурности ради оно всегда в пух, - мотнула хвостом Елька, - К тому же, вы паровозите, а не куда-то там.

- Да, кстати о песке... - задумался Кирзыш, - Это, получается, приступать к окапыванию будем только после смены, а как там пойдёт - пух знает, гусь-то ещё не топтан... всмысле, процесс не отлажен.

- Процесс... Там ещё вообще песка нет, не то что, - фыркнула Речка, - Ну да ладно, хотя бы сейчас сдвинулосиха.

Сдвинулосиха действительно сильно позднее, чем того ожидали раньше. Про поезд для химической жижи цокали ещё год назад, когда Кирзыш и Речка только сунули уши в Дождевой, но весь этот год им пришлосиха кататься на "хомяке", таская древсырьё. Оборудование, потребное для нового начинания, собирали постепенно - списали на балланс шесть штук больших восьмиосных цистерн, например. Однако не было толку загонять их в отстойник депо, поэтому пока что эти цистерны ездили чуть не по всей планете, обращаясь в круговороте вагонов по рельсодорожной сети. Бюрократы однако обещали, что к положеному сроку вагоны окажутся в нужном месте, и их не придётся собирать по всему Миру.

Нынче же в Дождевой пригнали ничто иное, как тепловоз, старый маневровый ТГМ-5, ибо по тяге он подходил для таскания заявленного состава. Команда технического обслуживания обещала привести его в порядок, и если не вылезет внезапных косяков, так оно и будет сделано. Кроме того, имелся лишний вагончик-бытовка, каковой цепляли к составу для размещения сменных пушей и всякой подсобной пухни. Немаловажной частью подготовки было и оборудование химического контроля, каковое натащили в депо и приводили в годность. Не так давно Речка служила в войсках химзащиты, да и Кирзыш тоже соприкасался с этой темой, так что некоторое убельчение опытом присутствовало. Оставалосиха собрать всё это в кучу и заставить годно работать.

Вслуху таких условий грызи на всякий случай вспушились, Елька записала в бюрократию, что такой-то участок закреплён за соответствующими пушами, а Кирзыш и Речка отправились к депо, выполнять свои угрозы насчёт смены. Перемещаться по тропам и дорожкам между огородами, как уже было цокнуто, в осенние дожди не особо удобно, если не цокнуть больше. В низинах, где грунт сильно раскисал даже летом, устраивали столбовую дорогу - тобишь, врывали куски брёвен вертикально, так чтобы из грязи торчали хотя бы верхушки столбов, по которым можно перепрыгивать. Благо, с равновесием у белокъ всю дорогу проблем не наблюдалосиха, а уж если кто и слетает изредка в лужу, так не сахарный, не растает.

- Фыр-фыр-фыр! - выразила своё отношение к погодке Речка, ловко прыгая по столбушкам и мотая при этом пуховым хвостом, - В такие времена сидеть в машине самое что ни на есть в пух!

- Ну, слегка пройтись можно, а так да, - согласился Кирзыш, прыгая следом, - Лучше сейчас, чем весной или даже зимой. Лыба вон дрыхнет, как сурчина, целыми днями.

- Нутк, волк суть лягушка не прудовая, - захихикала грызуниха, - А сейчас только для прудовых раздолье.

Это она цокнула образно, потому как температуры уже упали почти до заморозков, и лягушки явно отменялись до следующего сезона. В низкой серой облачности, что летела над ушами рваными кусками, то и дело проносились с большой скоростью перелётные утки, выстроившись в клинья, и слышалосиха покрякивание. Снова начал накрапывать мелкий холодный дождик, усиливая желание забиться в сухое дупло... в данном случае, в сухое депо. Пуши своими лапами копали дренажные канавы возле ремонтных ангаров, так что теперь можно было надеяться, что депо таки сухое.

Уже на подходе из-за изгородей было слышно, что на насыпи путей отстойника лежат высокие штабеля рельсовых сборок, а подальше и бетонных блоков большого размера. Грызи затевали расширение хузяйства, чтобы ремонтная база и отстойник могли принимать больше подвижного состава. Вслуху крайне сырой погоды, сейчас возился только гусеничный трактор со скребком, прокладывавший полосу для пути. Одна из самых неприятных работёнок для грызя, следует цокнуть, потому как приходилось корчевать деревья и кусты - чтобы разместить достаточно большой кусок дороги, даже изгибая его, никуда от этого не денешься. Единственное, что могли сделать грызи - это посадить по сотне деревьев взамен каждого спиленого, и собственно, мало что могло помешать им.

А двоепушию предстояла более приятная возня, хотя и куда как более грузная для мозгов. В ангаре, как и предполагалосиха, стоял теплик, крашеный в блекло-синее с жёлтыми полосками. Тектриса, которая часто возилась на ремонтке, копалась в электрощитке машины, однако, судя по всему, процесс шёл к завершению, так как тепловоз не был разобран на части, насколько можно видеть.

- Тектриса-пуш, - цокнул Кирзыш, подняв лапу буквой "га", - Эт-самое.

- Кло, - мотнула хвостом Речка.

- Ищь кло! - подтвердила Текки, оглядев грызей одним глазом, - Готовы?

- Мы да, а оно? - чисто из академического интереса спросила Речка.

- А что ему будет, этому г... этому гусю, - усмехнулась грызуниха, - Вот, слухните сюда.

Она ловко вскочила в кабину, даром что пол её находился выше ушей - только мотыльнулся пуховой хвост, и всё! Мышинисты умели так делать, они не лазали в кабину по ступенькам, пыхтя, а взлетали, хватаясь за поручни и толкаясь лапами от щебёнки. Это сильно напоминало распространённую беличью забаву "еловый старт", когда пуша взлетала по стволу ёлки, толкаясь от веток, и с разгону поднималась на самую верхушку, куда медленно влезть нельзя вообще. Кирзыш и его согрызяйка не особо отставали, так что уставились ушами на то, что им показывала Тектриса.

- Слышите, вот здесь была проведена модификация контрольно-измерительной аппаратуры, - ткнула в шкалу грызуниха, - Нанотехнология, чо. Был использован наношуруп, вот он... Когда стрелка пересекает эту отметку, включается вот этот таймер.

Грызи без труда узнали стандартный будильник в пластиковом корпусе, прикрученый на приборную панель. Впрочем, в него тоже впаяли несколько наногвоздей в качестве контактов, так чтобы стрелки замыкали цепь по прошествии некоторого времени.

- Вам понятно, зачем такое погрызище? - уточнила Тектриса.

- Вполне, - кивнул Кирзыш, - Движок может работать на режиме выше этого только десять минут, таймер для того и стоит, чтобы не перегреть.

- А датчик температуры? - цокнула Речка.

- Там греются подшипники изнутри, - пояснил грызь, - Ну их впух, мерять их температуру, по времени надёжнее.

- Абсолютно в дупло, - подтвердила Тектриса, - Вот этой кнопкой - сброс, и так далее.

- Отлично, Тектриса-пуш, чистейшие орехи!

- Ну раз так, то пойду напишу бюрократию, - цокнула Текки, - А вы можете готовиться к отчаливанию.

- В пух, в пух.

Речка и Кирзыш прошли вокруг тепловоза в разные стороны, чтобы убедиться, что всё на месте, крышки закрыты, и всё такое. Неслушая на то, что тепловозы все как один стояли на стандартных колёсных тележках, объединявших две или три колёсные пары, грызи сразу чувствовали, что этот синячок, хоть и малыш, наваливается на рельсы с куда большей силой, чем их "хомяк". В два с пухом раза больше, если цокнуть точно. Сам же теплик стоял на двух тележках с двумя осями, бОльшую часть его занимал кожух двигательной установки вместе с радиаторами и прочей пухнёй, в одном конце имелась кабина, сильно похожая на ту, что на "хомяке" - с расширением кверху, чтобы стёкла имели отрицательный наклон, ибо так на них хуже всего налипает грязь и вода. В отличие от "хомяка", здесь из кабины был обзор на дорогу, ничем не заслонённый - в одну сторону, и кое-какой, сбоку от мотора, в другую.

Забившись в эту самую кабину и заполнив всё свободное место пуховыми хвостами, грызи приступили к пуску двигателя. Тут это не так просто, как на автомобиле, потому как пускать движок часто не было нужды, и из него, например, в большой степени стекало масло, пока он стоял. Чтобы не давать большой износ на сухие детали, следовало сначала включить насос с электроприводом, чтобы тот накачал масло обратно. Аккуратная работа с движком гарантировала, что теплик проходит сотни тысяч километров без никаких проблем - без проблем с движком, по крайней мере!

- Давлюха? - цокнул Кирзыш, сидючи у одного пульта.

- Полторашка, - ответила Речка, не менее сидючи у другого пульта, - Есть подогрев.

- Подогрев это в пух... Цепь зажигания?

- В пух. Дай прозвонку по второй цепи... в пух.

Когда грызи подтверждали полное попадание всех параметров в пух, следовал непосредственно запуск двигла. Тепловоз сначала начинал чирикать, выбрасывая в трубу водяной конденсат, потом фыркать, а потом уже из стальной туши нарастал низкий гул и рокот, когда газ полыхал в цилиндрах уже в рабочем режиме. Мышинисты ещё некоторое время следили по приборам и по слуху, всё ли в пух - бывает, что и мимо, и тогда вовремя остановленный агрегат спасёт от долгого ремонта. Убедившись в отсутствии косяков, Кирзыш полез наружу.

- Сдавай помаленьку! - цокнул он Речке, спрыгивая с машины.

Грызь пошёл открыть ворота ангара, ведущие в отстойник, а грызуниха пока неспеша начинала двигать тепловоз назад. За воротами уже вовсю лил дождь, хлеща с крыши на бетонные шпалы и щебень, так что пришлосиха одевать на уши непромокайку, дабы не уподобляться мокрой курице... а уподобляться сухой курице, подумал Кирзыш, и захихикал. Кутаясь в дождевик, он прошёл метров сто до вагончика-бытовки, и подождав, пока теплик докатится дотудова, сцепил раъёмы проводки и тормозной линии. Вместе с бытовкой теплик вернулся в ангар, грызь закрыл ворота в одну сторону и открыл в другую. К этому времени Тектриса уже написала бюрократии кусок по поводу техобслуживания и отдала оный в пользование мышинистам.

Речка не сидела на хвосте... грызи вообще чаще всего не сидят на хвостах, потому как это неудобно. Грызуниха же не сидела на хвосте не только в прямом смысле - пока Кирзыш открывал ворота, она использовала радиоцок, чтобы связаться с конторой Дождевого, благо она тут метрах в ста за стенкой. Свиней подтвердил, что цистерны прибыли на станцию Лута-узловая, и можно их забирать.

- Нутк, поедем да и заберём, чо, - церемонно цокнул Кирзыш.

- Чо, нутк поедем и заберём, - не менее церемонно цокнула Речка.

Грызи в очередной раз устроили покатушки по смеху, а тепловоз выкатился из ангара, волоча за собой пока что только бытовку. Ворота опять-таки приходилосиха закрывать за собой, потому как сами себя они не закроют, и Кирзыш немало фыркал, разбрыливая с плаща-непромокайки дождевую воду. Судя по всем показателям, дождь не собирался прекращаться ни разу. Тем не менее, грызь ещё ослушал, как себя чувствует бытовка... не то чтобы он сильно волновался за её настроение, однако под полом вагончика имелись дополнительные ёмкости для сжиженного газа, общая ёмкость коих достигала трёх тонн - такого запаса уже достаточно, чтобы разъезжать на дальние расстояния. Лишь убедившись яблочно, что всё в пух, Кирзыш залез обратно в теплик, избавился от плаща, и плюхнулся на сиденье. За окнами начали с увеличивающейся скоростью плыть мутные заросли зелени, залитые осадками, и в уши попал знакомый перестук колёс.

- Маршрутная, это дэ-семьсот-пять, - цокала в радио Речка, - Мы на Луту-узловую, это как, в пух?... Отлично, дарю бобра.

Кирзыш, впушившись в угол кабины, с удовольствием таращился на белочку, которая неспеша, с толком, возилась на месте мышиниста, поводя ушками, прицокивая и приквохтывая. Снаружи кабины заворочались стеклоочистители, сметая с окон обильные избытки влаги и прилипшие жёлтые листья.

- Так, надо бы взварить чаю, - высказал свежую мысль Кирзыш.

- Да ладно? - скосилась на него Речка, - Как тебе такое могло прийти в голову?

- Ну вот так, попался такой оригинал, - проржался грызь, - Не, натурально. Сейчас уже глушить чаи просто необходимо, иначе мы под сурка провалимся прямо тут, что мимо пуха.

- При такой погодихе... - поглазела в окно грызуниха, - Это да.

- Пухячу с лимоном, или куда? - уточнил Кирзыш, наваливая воды в десятилитровый кипятильник.

Чаи действительно взбадривали, потому как больше ничего особо не взбадривало - движок гудел монотонно, как ему и полагается, а снаружи мотылялась дождевая пелена, вызывая ощущения, что ещё не до конца проснулся. Когда теплик выкатился на ветку за Пшённым, Кирзыш прекратил пить чай литрами, севши на место мышиниста. На этом месте он пил чай стаканами в четверть литра, чтобы не слишком отвлекаться. Грызуниха же, вспушившись, слазала в бытовку - благо, она была доступна - и принесла документацию по измерительной аппаратуре, каковую предстояло установить.

- А напушнину такие извраты из пластмассы вот тут? - показал по схеме грызь, глядя одним глазом.

- Прост, - подробно объяснила Речка, скатилась в смех, и уточнила, - Для контроля, пух в ушах. Газоанализатор мы на каждый сливной вентиль не повесим. Поэтому после вентиля идёт небольшая камера с крышкой, если через вентиль протекает - она заполнится, и сработают датчики.

- И будут вопли, - кивнул Кирзыш, - А анализатор где?

- Затор предполагается поставить на бытовку, на самое гузло, - показала по схеме грызуниха, - Он уже будет нюхать, нет ли утечки откуда-либо. Как понимаешь, след вещества будет за поездом, а не перед ним.

- Достаточно в пух, только вот как его откалибровать? Сама знаешь, эти штуки ловят по три молекулы на кубометр, а такого избежать вряд ли удастся. Всмысле, чтобы не было ложных срабатываний.

- Так в этом и соль, - потёрла когти Речка, - Думаешь, чем ещё кип-овцы у нас в химзащите занимаются? Потому как хлор, например, он мало ли откуда. Бывает, с любой мало-мальски большой лужи натягивает, или на хуторе километра за три грызуниха носки с хлоркой постирала.

- О. Мой. Пух, - точно выразился Кирзыш, впрочем, хихикая и тряся ушами.

По дороге до Луты-узловой, большой грузовой станции возле цокалища Лута, пуши пересмотрели немало документации к оборудованию, и ещё больше ржали. Часть этой документации была нарисована от лапы карандашом, с лулзами и художественными вольностями; на печатных листах грызи расписывали поля. В частности, цистерны не просто заливались жижей, как это делалось со многими веществами, даже с бензином, а сложно заливались. При заполнении цистерны из неё выходило сто двадцать кубов воздуха, и если выброс паров бензина был неприятной штукой, то выброс такого же количества паров хлора - катастрофой. Вслуху этого воздух из цистерн уходил в дожигатель, а не в атмосферу. Кроме того, здесь использовались специальные разъёмы труб, позволявшие не проливать ни капли содержимого. Причём, эти разъёмы накручивались поверх стандартных, чем тешили. Однако же, пуши слегка ёжились, представляя себе, что будут постоянно возить химическую бомбу, когда один косяк легко стоит жЫзни.

В частности, после Пшённого на ветке была Дурная Гарь, которая стала гарью года три назад, однако подлесок до сих пор не поднялся выше метра, а из кустов торчали кое-где обугленные стволы. Рельсодорожники уж точно знали, что в этом месте лопухнулась команда поезда, тащившего цистерны с синтетическим бензином. Соль была в том, что требовалосиха преодолеть самый крутой и затяжной подъём - лаповодящий, как его называли по науке. Для этого локомотив цепляли в центр состава, перед горкой он останавливался, отцеплял заднюю половину, заталкивал переднюю часть на горку, затем возвращался за второй. Всё бы ничего, но мышинисты лопухнулись и плохо застопорили тормоза, в результате чего двадцать цистерн покатились с горки неуправляемым образом. Рельсодорожники знают, что даже небольшой уклон, помноженый на сотни тонн веса, даёт изумительное ускорение, так что полыхнуло как следует.

В Дождевом также расцокивали, что мышинист того поезда на тепловозе пошёл на таран неуправляемого отцепа, чтобы спасти вторую половину состава и избежать ещё большего пожара. Натурально, катасторффа произошла на взгорке возле болотистой низины, в которую в основном и хлынул поток огня - а так сгорело бы куда больше леса. Вот этого Кирзыш уже опасался, потому как были вполне обоснованые сомнения, сможет ли он принять единственно верное решение за считанные секунды? Причём никак не узнаешь, пока не стукнешься гузлом о бочку... ну да и пух с ним, подумал грызь, не первые и не последние, сколько грызей катаются на паровозах - и как-то ничего, а только изредка бывает, что чего.

Дорога возле Луты всё больше шла через посёлки при промдворах и прочих индустриальных объектах, так что по бокам маячили скопления крыш, сделаных пух знает из чего, и часто казали бока кирпичные трубы заводов или высокие башни элеваторов. Собственно, насколько знали Речка с Кирзышем, Лута более всего специализировалась на выпуске продукции оборонного значения, и не всмысле плугов и тракторов. Здесь в частности находился завод, делавший налапные огнестрелы, применяемые по большей части Мира для защиты от агрессивных организмов. Само собой, не только этот, но и куча других, менее разглашавших этот факт и поставлявших различное вооружение для войск. На вид все эти заборы и ангары ничем не отличались от тех, где хранили картофелины, а на самом деле... пуши потирали лапы и хихикали, зная о том, что на самом деле.

Тем более был повод поржать, потому как воевать было ровным счётом не с кем, по всему Миру давно установилась устойчивая хрурократия - а ещё более устойчивой её делали вооружённые до зубов силы. Имея встроенную крысиную осторожность, грызи не думали, что угроза не может появиться внезапно и откуда не ждёшь, так что, порох держали сухим, как пух. Миллиарды тонн пороха!

Однако же, тепловоз прокатился через половину области и дошёл до пункта назначения, попав автоматически на тот путь, который ему определил диспетчер станции. На самом деле, многое в навигации осуществлялосиха именно автоматически, и только диспетчер да мышинисты знали, какой именно поезд куда тащится. Пробивая сырую дымку осеннего вечера лучами фар, "синячок малыш" со своей бытовкой встал как раз рядом с искомыми цистернами. В сумерках восьмиосные туши казались невгрызячески велики - а на самом деле они были ещё больше, чо. Каждая такая бочка равнялась по объёму двум обычным, но за счёт большего объёма сама тара экономила в весе несколько тонн. Кирзыш примерно определил, что бочки покрашены в блёкло-оранжевое с затёртыми предупреждениями "ПЫЩ!" на боках.

- Вот они, лови ихъ! - показала на цистерны Речка.

- Да ладно, далеко не убегут, - зевнул грызь, - Ну как, йа в контору, или ты?

- Данутевпууух... - цокнула грызуниха, высунув ухо в окно, - Мокро там.

- Да как раз цокнуть, - вполне правдиво сообщил Кирзыш, изымая непромокайку.

Пришлосиха идти на штурм бюрократии, чтобы эт-самое. Всмысле, никто не претендовал на то, чтобы похитить бесценные цистерны, однако если не проводить отчётность - получится бардак, а этого грызи не любили. Вслуху этого Кирзыш прочапал по мокрому щебню через несколько путей, пропустил "собаку", весело светившую окнами и набитую пухом, и направился к станционной конторе. Оттуда ещё издали доносилась рожь, звук трясущихся ушей и лай, потому как некоторые пришли вместе с собью. Кирзышу пришлосиха проталкиваться через целое болото мокрых хвостов, огромных сумок и собачьих боков, прежде чем он добрался до бюрократического стола. Стол имел эшелонированную оборону из фикусов и фанерных перегородок, так что тамошний грызь и ухом не вёл, неспеша копаясь в бумагах. Однако, как известно, спешить - это далеко не всегда быстрее, так что пуши больше ржали, чем ждали своей очереди. Кирзыш предъявил накладные, бюрократ считал их, и бахнул по листам круглой печатью с недвусмысленной надписью "в пух", и на этом вся волокита и заканчивалась.

По крайней мере, волокита в конторе, а так Кирзыш ещё подождал минут десять, пока протащится товарняк. В рельсодорожных войсках, кстати цокнуть, тренировали и перелезать через медлено идущий поезд. Кидаться между колёсами не стоило, куда проще запрыгнуть на вагон и перейти на другую сторону - но сейчас, само собой, грызь такие фокусы выкидывать не стал. Он постучал в кабину, чтобы Речка доцокалась с диспетчерской об отправлении обратно, а сам пошёл отцеплять бытовку, потому как её следовало цеплять с хвоста поезда. Это усложняло переход смены в тепловоз, зато так в бытовке вообще не слышно гула двигателя, суркуй сколько влезет.

- Эй Кир, йа поехала! - крикнула из окна грызуниха.

- Давай, только не поперёк гуся! - напутствовал Кирзыш из-под капюшона.

Теплик покатился к стрелке, чтобы там перейти на соседний путь, а грызь вспушился, насколько это возможно под плащом, и пошёл к бочкам. Следовало ослушать их на предмет целостности, и судя по ржавым подтёкам и старой краске на боках, это далеко не лишнее. Грызь достал из кармана фонарик и ослушивал колёса и сцепки, хотя собственно, это наверняка делали станционные обходчики, ибо это их песок. Подумав это, Кирзыш увидел впереди свет фонаря, и подошёл к грызю в непромокайке, который постукивал по колёсам длинной кочергой, слушая звук.

- Боброго вечера, грызь-пуш, - гаркнул над ухом Кирзыш, но тот и не подумал испугаться, - Обходчик?

- Сто пухов, - кивнул тот, брыляя дождём с башки.

- А бочки обходил кто? А то нам их тащить, не хотелосиха бы эт-самое.

- С бочками всё в пух, даю уши на отрыв, - цокнул грызь, и подумав добавил, - Даже свои уши, и то даю.

- Это в пух, хруродарствую, - кивнул ушами Кирзыш.

Пока он шлялся вокруг цистерн, Речка уже подогнала теплик, так что грызь соединил разъёмы между ним и вагонами, дал отмашку, и заскочив на ступеньку, прокатился до стрелки и обратно. Даже пустые, бочки двигались грузно, так что поезд трогался медленно, и также медленно сбрасывал скорость, когда грызуниха включала тормоза. Однако, грызь, пырючись ушами вдоль состава, не выявил никаких косяков, так что со спокойной совестью прицепил сзади бытовку, и вспушился. - Ну как, погнали? - цокнула Речка, высунувшись в окно.

- Сейчас, послушаю ещё кое-что, - ответил Кирзыш, - Пару минут.

Грызь задался вопросом, не осталосиха ли чего в цистернах. По всем идеям они должны быть пустые, но лучше убедиться, чем эт-самое. Кирзыш схватился за скользские от дождя прутья лестницы, что свисала с бока цистерны, и по этой весьма неудобной дороге попал наверх, к заливным горловинам. Наверху бочки имелась сетка, по которой можно ходить, не опасаясь загреметь вниз, и грызь использовал её по назначению. Судя по запаху, в цистерне ранее плескалосиха ничто иное как растительное масло. Кирзыш открутил задвижки, поднял тяжёлый люк, и посветил внутрь цистерны фонариком... "жалко, спичек нету" - подумал он, и заржал. Впрочем, тут хоть факелом подсвечивай, на дне блестела лишь одна лужица масла, судя по всему, настолько ядрёного, что хоть гусей выноси.

- Ну, как оно? - осведомилась Речка, когда он всё же вернулся в кабину теплика.

- Оно неплохо... - хмыкнул Кирзыш, вылезая из плаща, - Но возить жижу быстро мы вряд ли покатимся.

- Вслуху чего?

- Вслуху того, что нам ещё предстоит вымыть эти бочки от масла, - фыркнул грызь.

- Да и впух, - не испугалась грызуниха, - Нам предстоит их ещё и реагентом обработать, для химустойчивости... Только вот как это сделать, не совсем вхаврониваю.

- Думаю, придётся лезть в цистерну и изнутри трясти. Ну, в полной химзащите и с дыхприбором, само собой.

- Ладно, грызо с дыхприбором, - захихикала Речка, - Посиди на хвосте, йа в сортир.

Кирзыш, усевшись перед окном с самым что ни на есть полным обзором на дорогу, применил оба глаза - одним продолжал смотреть, как шпалы ныряют под тепловоз, а другим ояблочил приборы. С характерным щелчком сигнализация переключилась на жёлтый, и грызь сразу же убрал тягу. На ТГМ, в отличие от "хомяка", вообще нет никакого сцепления, гидротрансмиссия включена навсегда, и можно только регулировать обороты. Подумав, Кирзыш на всякий случай прижал и тормозную лапку, совсем немного, но достаточно, чтобы начать сбрасывать ход. В темноте впереди вспыхнул жёлтый сигнал на месте зелёного - сало быть, это точно сейчас закроется. Грызь повернул тормоз дальше до рабочего положения, снизу зашипел воздух и раздался скрип колодок, почувствовалосиха явственное торможение. Таким образом мышинист остановил поезд ещё до того, как включился красный сигнал - лучше пере, чем недо.

Вылезшая из закутка за кабиной грызуниха похихикала, что мол стоило отлучиться на пять секунд, как всё встало; Кирзыш сделал лыбу во все резцы, а затем схватил Речку лапами, навалив на собственный пух и сиденье. Вроде и глупость какая, а как доставляет! Кроме того, ничем особо лучшим, чем лёгкое тисканье согрызяйки, на остановке перед красным сигналом не займёшься. Как-то не было известно ни одного случая, чтобы грызь в это время решил математическую задачу или придумал новое химическое соединение. Напротив, если поднять архивы, то получится, что пухова туча времени слита на ожидание, пока не откроется путь - а так получается, пауза потрачена с максимальным эффектом.

- Эффектом, пухофектом, - хихикала Речка, приглаживая взъерошеный пух, - Сиди и цокай.

- Тык а йа что делаю? - церемонно ответствовал грызь, переводя рычаг контроллера.

Гудя движком, теплик потащил за собой все пять бочек, как хомяк мешки, и скрылся в дождливой мгле. Только яркая зелёная звезда сигнала освещала блестящие нитки рельсов, да слышался негромкий звук трясущихся ушей.

Притащить бочки в Дождевой было только началом возни. Вслуху этого пуши, прибыв на место глубокой ночью, отвалились сурковать в бытовку, не забыв предварительно вспушиться. В такую погоду, да после довольно долгого сидения в кабине, сурок отхватывал куски времени с большой жадностью, и грызи продрали яблоки только к полудню следующего дня. Опосля этого они совершили налёт на столовку в бюро-доме, слегка пополнили желудки кормом, и продолжили растрясать тему. Благо, по случаю затяжных дождей в депо стягивалосиха всё больше грызей, так что не пришлось заниматься этим в две морды. "О мой пух, о мой пух" - поквохтывали грызи, ходя вокруг бочек и разглядывая их.

На самом деле, бочки были хоть и не новые, но вполне годные, и их даже не придётся сразу красить, пока и старая краска сойдёт. Главное, в порядке ходовая часть вагонов и сами резервуары. Это можно увидеть своими ушами, прикинув износ металла, и такое же написано в документах на цистерны, потому как проверяли их на ремонтном заводе с применением более точных методов, чем яблочный вспыр.

- Так, ну если топтать гуся, - цокнул Марамак, - Надо бы проверить уплотнения в заливных горловинах, если что, заменить. Они по идее вообще не герметичные, а нам надо эт-самое.

- Топтать гуся, - фыркнула Тектриса, - Пух в ушах! Сначала надо обработать стенки, иначе нальём на уплотнения и сожжём их.

- Кстати, йа лазил, там на дне есть масло, - цокнул Кирзыш, - Но аж чёрное, не думаю, что пригодно в пищу.

- Тык осадок, самая тяжёлая фракция, - мотнула ухом Речка, - В пищу да, не рекомендую.

- Она не рекомендует, - показал на грызуниху Марамак.

- Да, йа слышала, не рекомендует, - усмехнулась Тектриса.

- А что, можно слопать? - удивилась Речка.

- Сто пухов. Фильтрация, белка-пуш, делает воистину чудесные вещи. Так что не вздумайте выливать, соберём, и будет Прибыль.

- Хотел бы йа это услышать, - облизнулся Кирзыш, сгоняя с шеи Жабу.

- Услышишь, - кивнул Мар, - Так, ладно, йа за дровами, остальным разойтись... Всмысле, йа полез в скаф.

И он натурально полез в скаф, всмысле - в костюм химзащиты, тяжёлый, зато полностью закрывающий белку от вредных воздействий. Некоторый косяк состоял в том, что дыхприбор, обеспечивавший дыхание, находился в ранце за спиной, а с этим ранцем грызь не пролазил в горловину цистерны. Кирзышу пришлосиха цеплять ранец за верёвку и спускать следом за "водолазом"; слезши на дно бочки, Марамак отвязал верёвку и нацепил ранец на плечи. Но не всю было так просто, потому как он немедленно навернулся - стоять на изогнутой поверхности, которая обильно полита маслом, никак не получается. Пришлосиха проделывать всю операцию в обратном порядке...

- Ну пушок в ушках, а?! - фыркнул грызь, стащив шлем, - Как подцепить это месторождение масла?

- Боюсь, придётся промывать, - цокнула Тектриса, - Как ещё?

- Да кукиш с маслом, промывать! - возмутился Марамак, - Ща, дайте десять минут.

- Ща, ща, огузок от леща.

Однако грызь знал, что делает. Быстро выудив из развалов инструментов и деталей искомое, он присобачил на ботинки химкостюма хомуты, державшие куски мощных магнитов.

- Вот что Жаба животворящая делает! - благоговейно цокнула Тектриса, скатив всех в смех.

- Ну, на жабу он не особо похож, - добавила Речка, - Если только на лягушечку.

Марамак даже особо не ржал, потому как ему не терпелосиха поймать масло! Пока Кирзыш помогал ему забираться в бочку, грызунихи нашли большой лапный насос для покрышек, каковым всегда засасывали что-либо жидкое - такой штукой собрать масло с пола цистерны будет куда как проще, чем тряпкой. Помимо этого, в дело пошли ведро с верёвкой и бочка на подставке, благодаря коей бочку можно возить на гидравлической тележке. Не прошло и пары минут, как Кирзыш спустил с цистерны первое ведро, и Речка вылила его в бочку.

- Эхей, десять литров готовы! - взвыла Тектриса, - Кхм. Ладно, пойду пока готовить мойку.

Она ни разу не шутила, а действительно пошла готовить мойку для бочек, что далеко не так просто. Остальные же продолжили усиленную добычу масла... ну как масла, скорее чёрной жижи, которая оставалась на самом дне цистерн, когда в них наливали масло. У Кирзыша возник некий скепсис по поводу применимости этой ерунды внутрь, и глянув на Речку, он понял, что грызуниха думает примерно также. Однако, Жадность не тётка, пришлосиха выкачивать всё до последних капель, получилось пол-бочки. Затем из цистерны вынули Марамака, и он полез в следующую, где, к удаче, остатков оказалось гораздо меньше. В итоге с пяти цистерн нацедили две бочки по двести литров и ведро на двадцать, порадовались хабару, и приступили собственно к мойке.

Здесь уже Кирзыш испытал на себе песок в виде костюма химзащиты, натурально похожего на скафандр. Впринципе, ничего ядовитого в бочках не было, но и дышать там маслом и водой, смешаной с моющим средством, не самое в пух. Вслуху этого грызь упаковался в этот самоходящий танк, венчавшийся шлемом с дыхательной системой и окошками, в которые кое-как можно было видеть. Помимо себя, предстояло втащить в цистерну блок от дыхприбора и компрессор, выдававший струю воды, которой и мыли стенки от остатков масла. Наблюдая нутро цистерны в свете фонаря, висевшего на плече, Кирзыш чувствовал, что натурально попал туда, куда не ступала лапа белки! И, если всё пойдёт по шерсти, не будет ступать ещё многие годы.

Мало того, что огромная длинная бочка изнутри представляла собой странное зрелище, так ещё и акустика там весьма занимательная, и первое время грызь просто одурел от многократного эхо, которое начинало гулять между стенками от любого движения. От сильной струи воды из компрессора стенки начинали гудеть, как колокол, так что, освоившись, Кирзыш попытался сыграть на стенках песенку про семь гусей, но не осилил. В то время как один грызь мутузил бочку изнутри, другие не сидели на хвостах - не теряя времени зря, они вспушились. А также подключили к сливной трубе фильтровальную установку, которая без труда вынет из воды и остатки масла, и стальную окалину, и моющее средство.

Дело пошло достаточно гладко, чтобы на пятой бочке Речка вытряхнула из скафа Кирзыша, и полезла в люк сама, отмахиваясь от всяких возражений. Впрочем, никаких возражений и не имелосиха, тем более, осталась только одна бочка. И, как показала дальнейшая практика, грызуниха очистила её ничуть не хуже, чем остальные.

- Так, - цокнул Кирзыш, - Теперь было бы недурно устроить перегусь и отсурковаться, а потом, думаю, возьмёмся за обработку. В пух?

- Ну, в пух, - зевнула Речка, - А то сурок, конечно, давит слегка.

- Слегка? - церемонно осведомился Марамак, - Он давит не слегка, а очень даже вовсю!

- О мой пух, и ты туда же, - скатилась в смех Тектриса, - А кто будет готовить реагенты для раствора?

- Да впух, вот отсуркуемся, и начнём готовить.

- Это когда, завтра? - фыркнула грызуниха, мотнув хвостом, - Йа тут жЫть не собираюсь, мне ещё белочь кормить.

- Почему завтра? - скривил морду Мар, - Послезавтра, бугога... Кхм! Всмысле, нам часов семь хватит на сурка?

- Думаю что да, - задумчиво цокнул Кирзыш, послухивая на согрызяйку.

- Ну вот. Сейчас только шесть оклочин, если пойдём сурковать - в два часа ночи уже будем готовы к.

- Ночью пухячить? - скривилась Тектриса, но потом поправилась, - Ночью пухячить! А что, это идея. Заодно уберутся эти белки-хлопотуньи со своими хомяками.

- Мы всё слышали! - ответили грызи от "хомяка", которого обслуживали на соседнем пути в этом же ангаре.

- Да йа вам и цокала! - заржала Тектриса, - Надеюсь, вы уберётесь таки.

- Мы тоже на это надеемся.

Таким образом, пуши незамедлительно побежали к столовке, есть еду, а затем забились в сурковательные ящики. Благо, в бюро-доме имелосиха немало таких маленьких комнатушек, где пересиживали разные грызи. Из-за того, что вокруг было много стенок, звук сильно глушился, так что дрыхнуть там куда как сподлапнее, чем в бытовке в ангаре, под звуки дрелей и циркулярок. Не особо удивителен тот факт, что грызи воспользовались возможностью потискаться. Вообще, если цокать о белочках, то они редко бывают против того, чтобы потискать пушного зверя, да ещё и противоположного полу. Было дело, Кирзыш вовсю тискался со своей сестрой Ольшей, пока у той не появился согрызяй. А почему бы и не в пух, хихикали они, забираясь под ёлку, и получалосиха действительно в пух.

Однако же, после работы сон пролетал очень быстро, и будильник вытащил грызей из-под сурка. С натуги так вытащил, как якорная цепь вытаскивает якорь с большой глубины. Впрочем, грызи всегда отличались всепогодностью и не делали особых различий между днём и ночью. Есть Дурь - трясём, нету - не трясём, вот и вся наука. В подтверждение этому Кирзыш и Речка, потащившиеся умыть морды, обнаружили, что бюро-дом далеко не спит. Возились грызи, совершенно также, как и днём, с кухни тянуло запахом еды, слышался звук трясущихся ушей и цоканье когтей по клавиатуре ЭВМ. Из-за окна корридора слышалосиха хоровое урчание, потому как в пристройку забились сразу три рыси, налопались комбикорма, и теперь лежали в сухом сене, в то время как снаружи продолжал фигачить дождь.

- Грызаный грибоцирк, - цокнула грызуниха, уставившись в темноту, перечёркнутую линиями летящих капель.

- Ммм... - почесал ухи Кирзыш, - Довольно грызаный, да. Может быть, это сезон такой, но если будет продолжать так лить...

- Вот именно, - пихнула его в пушнину Речка, - Йа уже сомневаюсь, стоит ли окапываться здесь.

- Вообще Свиней цокал, что осадков тут только на двадцать процентов больше... Интересно, у нас сейчас как?

- Да как, льёт точно также, - без всяких переходов цокнул Хлутыш, подойдя с улицы, - Физику не обманешь. Если бы тут лило постоянно, тут было бы озеро, а раз озера нет, так и.

- Ээ, Хлу, - засмеялась Речка, - Мы конечно рады видеть, в том числе и тебя, но как тебя угораздило, в два часа ночи?

- А что, сейчас два часа?? - квохтнул грызь, скатив всех в смех, - Пуха се йа припозднился... Да ладно, так и было задумано. Не знаю, просто делать нечего было, вот и припёрся.

- Просто, - хмыкнул Кирзыш, - Знаем мы эти просто... Ладно, трясти будешь, или куда?

- Пожру, если можно, а там и, - кивнул Хлутыш, - А что на повестке ночи?

- Обработка бочек реагентом, для устойчивости к эт-самому.

- Омойпух!

- Отвойпух.

Собственно, поскольку трясти предстояло внутри цистерн, подсвечивая себе фонарём, не имелосиха никакой разницы, что снаружи стоит темень. При работе с реагентом, каковой представлял из себя раствор кислот, противогазы нацепили уже все, а костюм химзащиты стал остро необходим. Пришлосиха выгонять бочки за пределы ангара, чтобы не загрязнить атмосферу в нём, а над заливным люком ставить навес от дождя, чтобы внутрь не попало слишком много лишней воды. Здесь же, подтащив на поддонах бочки, грызи разводили концентрат водой, заливали в распылитель, и опускали в цистерну. Возившийся внутри обрабатывал раствором стенки, помогая щёткой равномерно распределить жидкость. Собственно, стенки имели защиту изначально, а обработать следовало затем, чтобы заткнуть мелкие прорехи в слое защиты и тем самым обеспечить бочке долгую жЫзнь. А чтобы обеспечить жЫзнь себе, следовало проверять, годно ли работает дыхприбор, потому как вдыхать эту дребузню, мягко цокая, неполезно.

После того, как все стенки изнутри покрывали реагентом, следовало ещё раз промыть бочки водой, чтобы удалить остатки. В частности, вслуху этого грызи стремились сделать спецсостав для перевозки жижи, потому как мыть каждый раз цистерны - опушнеешь. На больших узловых станциях имелись установки с фильтрацией воды, которые могли промыть цистерну достаточно быстро, но ставить такую к каждому заводу будет накладно, так что и.

Поскольку Речка и Кирзыш собирались трепать возню, как енот вишню, они отвалились сурковать к утру, а к обеду следующего дня опять забегали, как белки в колёсах. Нужно было нацепить пластмассовые нахлобучки на все заливные и сливные отверстия в бочках, установить туда датчики и проложить проводку, соединяющую их с пультом в тепловозе. Благо, дождь более-менее унялся, и хотя всё вокруг по прежнему было идеально мокрое, по крайней мере, не лилосиха сверху на уши. Это дало уникальную возможность вспушиться, чем многие и воспользовались.

- Полипропиленъ? - захихикала Речка, ослушивая крышки, - Сдаётся мне, что в этих бочках будет ездить сжиженый братан его самого!

- Ну да, чтоб не скучали в дороге, - подтвердил Кирзыш, - И не рвались наружу.

- Сало быть, что нужно для? - цокнула грызуниха.

- Огнемёт! - заржал грызь, - Да не, натурально.

Огнемёт был небольшой, из газового баллончика с трубкой, на конце которой имелся пистолет, поджигающий выходящий газ при нажатии на спусковой крюк. Кирзыш тщательно зачистил место на металле, к которому будет прилегать пластик - тупо до блестящего! - и затем просто подпалил огнемётом внутреннюю поверхность пластмассовой детали. Само собой, делал он это в лаповицах и спецовке, чтобы не обжечься и не опалить пух. Убедившись, что поверхность горит, грызь с размаху одел пластиковое кольцо на стальную трубу, так что только раздалосиха шипение и пошёл серый дым. Кирзыш лаповицей быстро сбил остатки огня.

- Вот и вся пухня, - цокнул он слегка припушневшей согрызяйке.

Это была вся пухня. Пластик при поджигании плавился, поэтому если не дать ему сгорать, а быстро прижать к металлу - он приваривается намертво. Таким же образом соединялись детали из самого пластика, что крайне удобно при создании конструкций из оного. В частности трубка, в которой размещался датчик утечки, вплавлялась в пластмассу и оставалась там навсегда, тобишь, устанавливалась за минуту, включая время на разогрев.

- Опушнительно! - радовалась Речка, - Йа не знала, что есть такая погрызень!

- Теперь знаешь, - хлопнул по ней хвостом Кирзыш, - Тут главное не накосячить, потому как переделать очень трудно, после того как приварится.

Большое кольцо на заливные горловины ставили другим образом - само оно имело больший диаметр, чем стальная часть, а поджигали только пластиковый обруч, который затем засовывали в зазор, герметично заплавляя его. Кирзыш, Речка и Хлутыш справлялись с этим довольно быстро, так что вскоре пришлосиха тащить из ангара насос и проверять герметичность, накачивая в бочку воздух. Собственно, им не требовалосиха полной герметичности - она была на старых задвижках; требовалось только, чтобы срабатывали датчики при повышении давления. Хлутыш притащил батарейку и пробник с лампочкой, и таким образом пуши не поленились проверить каждый датчик. На это ушло немало времени, однако если не проверять все и досконально, то нет смысла и начинать.

Пока белкачи, загрузившись чаем, пошли припаивать крышки на остальные бочки, Речка, чаем загрузившись, прокладывала провода, приматывая их проволокой к лестницам и другим выступающим частям. Вся эта возня не требовала каких-то опушнищенских навыков, однако сами провода не проложатся, это уж точно. Когда провода были проложены, а датчики впаяны в крышки, проводку оснащали разъёмами, чтобы можно было соединять её между отдельными вагонами, абы потребуется отцеплять их. Кирзыш в очередной раз порадовался, пырючись на белочку, как она ловко орудует отвёрткой - а уж зачистка провода от изоляции происходила в две секунды, посредством острых беличьих резцов. С таким песком грызи не успели даже как следует одуреть от лазанья по бочкам, как пришло время поставить щиток с сигнализацией, каковой замыкал на себя всю цепь с датчиками, и придавал им смысла.

- А какой именно сработал, мы узнаем? - осведомилась Речка.

- Сто пухов, - цокнул Кирзыш, - Датчик ведь включён между двумя проводами, когда срабатывает - замыкает вторую цепь. По сопротивлению видно, какой по счёту сработал... Ну йа вот тут подпишу, возле шкалы.

- В пух, в пух, - вспушилась грызуниха.

Опосля того, как все имевшиеся белки наелись еды и проспали сон, было принято волевое решение немедленно начинать таскать. Контора однако цокнула, что таскать пока нечего, вслуху того, что пока ещё жижа отгружена по старой схеме, просто в цистерны, которые пойдут в составе наборных поездов. Из упраления рельсовыми дорогами недвусмысленно цокали, что стоит пошевелить хвостами, потому как с этой практикой следует завязывать. За ппрошедшее лето были зафиксированы несколько случаев утечек сжиженых газов из цистерн, которые лишь благодаря удаче не привели к Ущербу. Соль состояла в том, что на дорогах общего назначения не было достаточного контроля за специальной химической тарой, что мимо пуха. По крайней мере, уже давно не возили в наборных составах кислоту - её возил "Кислый", из того же Дождевого.

Таким образом, перед началом непосредственной тряски предстояло подождать, так что Речка и Кирзыш, посовещавшись и приняв во внимание все условия, вспушились. А также взяли из ангара тележку, кой-какие инструменты типа лопаты, пилы и топора, и пошли городить огород, в самом прямом смысле. Они уже достаточно твёрдо решили окапываться в Дождевом, и не только из-за близости к месту тряски. На самом деле, поезда чаще всего вообще не возвращались в депо, а мотылялись по маршрутам без перерыва, только сменные пуши слезали с них на станциях, пересаживались на "собаку" и ехали домой. Главное, что пуши намеревались окопаться прибочно друг с другом, а это годнее всего делать на новом месте. Кроме того, в их родных околотках уже наблюдался некоторый избыток хвостов - по крайней мере, для белокъ, каковые очень не любили скученности. Вслуху таких обстоятельств, окоп на участке в Дождевом казался вполне хорошей идеей - да собственно, не только казался!

Речка с Кирзышем уже походили по ближним окрестностям посёлка, так что знали о расположении основных массивов леса, ручьёв, прудов и оврагов; подальше находилась речка, болото, и минимум три возвышения. Также они знали, что здесь немудрено наткнуться на зуду... тоесть, на тигра, как его погоняли почему-то. Вероятнее всего, потому что "зуда-зуда бу-бу-бу" бормотать можно, а "тигр-тигр бу-бу-бу" не так звучит. Как бы там ни было, огромные полосатые кошки иногда встречались, заставляя вспушаться и проверять средства несъедабельности, как то налапный огнестрел и шипованый ошейник. Если пугачи таскали практически всегда и везде, чисто на всякий случай, то ошейник далеко не такая удобная штука, чтобы не замечать его. Использовать оный крайне рекомендовалосиха в том случае, если предстоял поход куда-нибудь в заросли, где зверь может наброситься внезапно.

На самом деле, на освоеных грызями территориях существовали только пропушённые тигры и волки, которые по умолчанию даже не станут пробовать откусывать часть от белки. Однако тигр - довольно непредсказуемый овощ, поэтому следовало держать пух настороже... в частности, в этом заключалась огромная польза тигра для белокъ, чтобы те не растекались в пуховые плюхи. Помимо указанного, имелись ещё медведи, рыси, огромные барсуки и дикие быки. Последние были хоть и не хищными, но причинить повреждения ещё как могли, особенно при неосторожном обращении. Однако, леса простирались во все стороны, кормушек с комбикормом стояло вдоволь, так что грызи не так уж часто встречали что-либо крупнее зайца или глухаря, особенно если не искать специально.

В данном случае они искали сушняк для распилки на брёвнышки и жерди, и толкнулись за ним в сосновник, где хороший обзор вдаль, так что крупной тушке скрыться негде. Не получилось спрятаться и у брёвен, а уж убежать от белокъ им вообще не светило... да собственно, они даже не пытались. Кирзыш и Речка быстренько расчекрыжили на куски несколько сухих сосен небольшого размера, валявшихся поверх кустов, нагрузили тележку, и покатились по смеху обратно. Неслушая на моросящий дождик и наступающие холода, пуши чувствовали себя лучше, чем когда-либо. Ветер гнал по небу сложно-сочинённую облачность, в разрывы которой иногда даже казало бока солнце, и в воздухе мотылялся ясный запах мокрого сена... тобишь мокрой сухой травы, заржали в очередной раз грызи.

- Послушай ухом, а как там Хлутыш? - цокнула Речка, мотая хвостом туда-сюда, - Он не собирался окапываться?

- Он собирался притереться к одной сдешней грызунихе, - хмыкнул Кирзыш, - Так что, по результатам.

- Притереться... - пихнула его бочком грызуниха, - В пух так в пух.

- Речушка, какая же ты пуша! - ничуть не приукрашивая, сообщил грызь, таращась на неё ушами, - Знаешь, мне вообще нравятся грызунихи, что неудивительно, но ты просто хррр...

- Да ладно, - прикрылась хвостом Речка, хихикая, - Обычная белочь, каких в лесу пруд пруди.

- Это только для статистики - обычная, - цокнул Кирзыш, - А для меня просто хррр...

- Как тебя называет согрызяй? "Просто хррр", - скатилась по смеху грызуниха, - Да йа тоже очень рада трясти с тобой, грызька. Ты такая... пуша.

- От пуши слышуу, - протянул грызь, и рожь посыпалась по новому кругу.

Что касается загородки, то это было довольно долго, но не особо нудно. Белокъ никак не могла утомить возня в Лесу, когда под уши то и дело попадало что-нибудь хрурное, придающее бодрости пуха и всё такое. Речка и Кирзыш натурально валялись со смеху, когда увидели, как синицы пытались надёргать пуха прямо из гузки гуся, каковой медленно набирал высоту! Однако, валяние только помогало процессу, и брёвна занимали свои места в общем замысле. Казалосиха, что идёт медленно, но на самом деле за день можно пройти метров десять изгороди, а где десять, там и двадцать, и сто двадцать. А там уж недалеко до того, чтобы вспушиться и испить чай.

Вспушиться было доступно когда и где угодно, требовалось только намордие белки, а вот испивать чаи пуши ходили в бюрдом - тот самый, что стоял возле ремонтного ангара и был построен по принципу "омойпух". По крайней мере, пищеблок там был достаточно просторный, чтобы там могли посидеть на хвостах отдыхающие грызи с ремонтки, мышинисты, и прочие суслики. Чуть подальше в лес никакому грызю не составило бы труда развести костерок и согреть чай на нём, но когда осенью затяжные дожди превращали всё вокруг в сплошную мокрость, даже грызи предпочитали сидеть в тёплой столовке.

- Как цокает народная мудрость, - с умным видом цокал Марамак, - Сегодня дристанька, завтра мокродрищ.

- Ага. Вечера на хуторе близ Дристаньки, - припомнил Кирзыш, и пуши скатились в смех, но потом грызь продолжил, - Не, что-то натурально льёт и льёт, а?

- Да впух те, страна не обеднеет, - Мар вылил в себя ещё стакан чая, примерно стопицотый по счёту.

- Он про наружу, - цокнула Речка, когда грызи проржались, - Который день уже, третий? Пухячит как в грибоцирке.

- Да впух вам ещё раз, - фыркнул грызь, - Вы не были тут лет десять назад, в семьдесят шестом, например. Вот это было ОЯгрызу и мать-моя-белочка... Только ангар да этот бюрдом стояли в лужах, а всё остальное просто плавало по колено и глубже. Там не цокали про который день, там цокали про который месяц!

- Омойпух, - разом цокнули Речка с Кирзышем, выбив ещё горстку ржи.

- Да, овашпух... К нам в область армейские приезжали, рыть траншеи для осушки и ставить навесы, чтобы живность могла хоть где-то обсохнуть, иначе погрызец. Однако, - мотнул ухом Марамак, - Именно с того года резко пошло в гору депо.

- Размочило? - удивилась Речка.

- Да. Всмысле, грызи испугались катаклизмов и подналегли на промышленность, чтобы иметь возможности срезать негативные последствия. Ну, в общем, как это в основном и бывает, если цокать о белочках.

- Ну, мы-то с Речушкой не от испуга сюда прибежали, - заметил Кирзыш.

- Вы-то не от испуга, - согласился Мар, - Но вас только двое, а чтобы "хомяк" нормально бил в мешки, нужно грызей десять, лучше двенадцать.

- Эй, пропушёнки! - крикнула с кухни Фира, - Цветную капусту будете?

- Сто пухов! - схватились за миски грызи.

Цветная капуста нынче выдалась особенно жирно и ею оказались забиты Закрома, так что даже следовало усиленно хомячить её, чтоб не пропала. О том, чтобы продавать еду в рамках одного посёлка, грызи слыхом не слыхивали, ну а на вывоз кому она нужна, цветнуха, у всех своей навалом. Вслуху этого огромные белые кочаны-соцветия тащили пуши со своих огородов, и на кухне в бюрдоме их поедали все, кому не лень, в неограниченых количествах.

- Вот слушайте например, - цокал далее Марамак, одновременно лопая тушёную капусту деревянной ложкой, - У меня братан Ришт, мягкий и толстый комок шерсти и пуха, но не в этом дело. Дело в том, что этому погрызуну из Леса никуда. Даже на поезд орехами не заманишь! И согрызяйка его такая же белочь. Вот вспушатся, на ёлку залезут, и цокают, как кукушки.

- Ну что-ж теперь? Каждому овощу своя грядка, - пожал ушами Кирзыш, также налегая на овощ.

- Можно расширять подсобку, за счёт невыездного пуха, - цокнула точно Речка, не отставая от грызей в плане поедания продукта.

- Ты цокнула точно, - кивнул Марамак, - У нас в околотке есть бригада с трактором и лесовозом, которая постоянно собирает древсырьё и вывозит в Сычное, за счёт чего мы получаем более трёх четвертей собственного топлива. Также у нас работает ремонтка, которая экономит нам... ну и рельсовым дорогам вообще, нехилые средства. Что нам ещё нужно, как считают пуши, так это развернуть производство всякой мелкой расходчины, типа прокладок, шайб, да и фильтров, кстати. Знаете, сколько стоит масляный фильтр для вашего движка?

- Взбешённых денег? - предположила Речка.

- Не совсем, но четырнадцать бобров - это тоже допуха. И главное, что девяносто процентов стоимости - логистика, потому как реально делать там особо нечего, отрезал кусок материала, сложил, запихал в жестянку.

- Натурально, грызаный стыд! - фыркнул Кирзыш, - Вот это гуано стоит четырнадцать бобров??

- Пока оно продавится через все элементы системы и попадёт к тебе - да, столько и стоит, - кивнул Марамак, - Как вы знаете, на "хомяках" у нас уже свои воздушные фильтры и кой-какие прокладки в движок. А надо, чтобы были все фильтры, прокладки и прочая расходчина своя.

- Да, это было бы в пух, - согласились грызи.

Одинадцать белокъ из десяти придерживались этого принципа деятельности: кооперация, подкреплённая своим собственным хозяйством. Ну или наоборот, как посмотреть. Вслуху этого грызи работали только по шерсти, а не против оной, потому как никого не могло даже слегка напрячь, если бы производство остановилосиха - да и пух с ним, у всех есть огороды для прокорма и печки для отопления. В таких условиях вся полученая на общественных предприятиях прибыль шла в избыток, а даже нулевое значение избытка - это далеко не катастрофа, так что и. Правило распространялосиха как на отдельных белокъ, так и далее по уровням организации; в данном случае цоканье шло об околотке, как субъекте хузяйственной деятельности.

- В пух, но главное не косячить, - добавил Кирзыш.

- Главное не накосячить, но в пух, - цокнула Речка, - Да. Только вот, насколько йа разбираюсь в песке, расходчина там в основном масло, а не что-то ещё.

- Это да, но для масла нужны конкретные специалисты по синтезу, - фыркнул Марамак, - Они пока минусят. Ну и ещё, цокну йа вам, есть предложение усилить агропромышленность. Там у нас один погрызун завёлся, Респрей погоняло, так он всё норовил организовать покосные участки и установку для богаза.

- Да это всё отлично, - хмыкнул Кирзыш, - Но у белки только четыре лапы, на всё не хватает.

- Это понятно. Так вот, насчёт того, чтобы культивировать траву и перерабатывать в топливо - ещё не додумали, будет ли в пух, потому как если не дотянет до хорошей производительности, то и смысла нету затевать весь цирк. А вот с зерном точно надо трясти.

- Омойпух, - мотнула ухом Речка, - В Дождевом нет своего зерна?

- Нет, как на пуху.

- Да, это упущение, - цокнул Кирзыш, - В моём околотке есть, у Речушки тоже, насколько йа знаю, даже с гречкой.

- С отличной гречкой! - уточнила грызуниха, облизываясь при воспоминаниях о гречихе.

Как уже было цокнуто, каждый субъект хузяйствования стремился к наибольшему самообеспечению, и в нулевую очередь, грызи налегали на корма, которые невыгодно выращивать на огороде. К этому относились зерновые злаки, потому как они требовали достаточно громоздкого оборудования для переработки - это не картохля, которую выкопал да слопал. Пшеницу, например, нужно сжать... и не в два-три раза сжать, а всмысле - скосить с поля; если делать это также, как с травой, чуть не половина зерна улетит в никуда, поэтому необходима жатка. После получения непосредственно зерна его ещё требуется высушить до кондиции, а затем перемолоть в муку для дальнейшего хранения и использования в хлебобулочных изделиях. Ясное дело, что каждой белке заниматься всем этим циклом работ слишком долго, поэтому зерно производили специализированные на этом деле предприятия. Однако, в каждом мало-мальски развитом околотке имелось зерновое хузяйство для самообеспечения, потому как нетрудно выделить из множества белокъ нескольких, кто займётся этой погрызенью.

- Грызо, Дождевой основан десять лет назад, - напомнил Марамак, - Раньше тут был пустырь и песчаный карьер, ничего больше. Так что, потихоньку, гусь и топчется.

- Да, но это ведь хвататься надо, - захихикал Кирзыш, - Без зерна не в пух.

- Ну да, - подтвердила Речка, - Йа первый раз увидела продажу хлеба, когда в Армию пошла.

- А вы осознаёте головами, какое это погрызище? - осведомился Мар.

- Да не большее, чем гонять поезда, - резонно ответил Кирзыш, - С пшеницей всё вообще достаточно просто. Цепляешь жатку на "корову", набиваешь зерно в прицеп, отвозишь в хранилище...

- Хранилище-ухомоталище, - уточнила Речка.

- ...да. А по мере надобности возишь из хранилища на мельницу, превращаешь в муку. Ну или свою сделаем, тоже не особая заковыка.

- Ну тогда и песок вам в лапы, - сделал некоторое хитромордие Марамак, - Потому как у меня возни по ремонтке выше ушей, при всём желании взяться не могу.

- Ну а что такого? - пожал ушами Кирзыш, - Вот окопаемся, может, и займёмся, а, Речушка?

- Надо послушать, как пойдёт, - резонно ответила грызуниха.

- Да как пойдёт, чап-чап по лужам, так и пойдёт...

Пока что это было цокнуто совершенно точно, потому как любое хождение превращалосиха именно в чап-чап по лужам. Из толщенной многослойной облачности продолжали сыпаться осадки разной интенсивности, вызывая плохо скрываемое желание забиться поглубже в гнездо. Белочь и прочие совсем дикие зверьки так и делали, а грызи, будучи рационально дикими, забивались в цеха фабрик и кабины различных машин, где столь же сухо и уютно, но вдобавок получается Прибыль для всего Мира.

Через несколько суток после того, как грызи нагородили огород, а в ангаре привели в полный порядок весь поезд, "синячок малыш" таки начал делать Прибыль, выйдя в рейс. Вместе с Кирзышем и Речкой отправились их хвосты, а также Хлутыш и Ратыш, тоже в полном комплекте, по целой белке на каждого. Предполагалосиха, что состав могут обслуживать трое, потому как часть времени может трясти один мышинист, а остальные дрыхнуть. На первый раз брали больше пушей, потому как требовалосиха ознакомить их с особенностями тряски. Ратыш также имел некоторое отношение к химической промышленности, так что знал соль насчёт того, как работает газоанализатор и всё такое. Остальные должны были натаскаться по мере работы, как оно всегда происходило, если цокать о белкахъ.

- Омойпух! - цокнул Хлутыш, сунувшись в кабину теплика, - Всего несколько дней у нас, а вы уже успели уделать кабину, как ёлку шишками!

- Нутк, стараемся, - заржал Кирзыш.

Кабину действительно уделали, чтоб было удобнее в ней сидеть - например, прикрутили откидные столики на стенки, поставили большой электрочайник, место для работы с ЭВМ, полку для бумаг и инструкций. На довольно жёсткие сиденья, имевшиеся тут ранее, взвалили просто-напросто матрасы, набитые сухим мхом. Над приборной панелью вдоль окон присобачили широкую доску, на которой стояло несколько небольших фикусов в горшках - само собой, горшки были закреплены от полётов, а фикусы не закрывали обзор. Сверху передних окон висели целые гирлянды сухих шишек вперемешку с яркими гроздьями рябины. Тепловоз не автомобиль, его на кочках не трясёт, так что можно вешать всякую дребузню, сколько пушеньке угодно. А как показала практика, пушеньке было угодно повесить допуха. Настолько допуха, что позднее на стнеках появились бутылки с водой, в которые втыкались пучки осоки, а в воде плавали улитки.

Впушившись на место мышиниста, Кирзыш чувствовал теперь себя ещё более в пух, потому как мягонько, пахнет хвоей, под лапой чай и орехи, а если повернуть яблоко - можно попыриться на согрызяйку, которая как была пуша, так и осталась. Возникало даже опасение, не приведёт ли это к чрезмерному разжижению, но оно не оправдалосиха. Низкий гул движка, стук колёс по стыкам и явственное ощущение сотен тонн на прицепе не давали забывать о песке.

- Вот, послушай ухом, - показала на шкалу Речка.

На шкале, ею же размеченой, стрелка поднялась на три деления, и зажглась лампочка.

- Хлор в воздухе?

- Абсолютно в дупло. Поэтому и надо слушать по интенсивности сигнала, а не по факту, - пояснила грызуниха.

- Ну, на первый раз ты и будешь слушать по интенсивности, - хихикнул Кирзыш, - Абы не случилосиха чего. А то йа в Армии только пару раз такими пользовался, да и то без источника газа.

- Ну да, это тебе не собь гонять! - скатилась в смех Речка.

Пуши повертели ушами во все окна, но не обнаружили ничего подходящего для объяснения намордия хлора. Такая концентрация натурально могла образоваться из-за выброса из недр, или оттого, что кто-нибудь постирал наволочку с хлоркой, и повесил сушиться на ветер. Рельсовый путь, плавно изгибаясь, шёл всё в той же гуще Леса, какая любезна одинадцати белкам из десяти, и лишь изредка попадались пересечения дорог или крыши, торчащие из веток.

В то время как поезд проходил отметку сто тридцатого километра от Пшённого, случилосиха так, что могли быть и "пятисотые", как грызи называли потери в результате лопания со смеху. Соль была в том, что вваливший в кабину Хлутыш от нечего делать вырезал ложку из дерева и напевал

Собака! С боками! Размера сто три!

Едою! Она! Нажралась изнутри!

Собака! С боками! Размером с зарю!

Размера сто три, лишний раз повторю!

- Хлу, гуся тебе в ухо, - заржал Кирзыш, - Уже битый час одно и тоже. Включи хоть радио, чтоли.

- Как цокнешь, - пожал ушами тот, и включил радио.

- ...а теперь музыкальная пауза, - цокнуло радио, - Ииии... Собака! С боками! Размера сто три!...

Вот от этого пуши чуть не лопнули со смеху, так что пришлосиха долго отпиваться чаем от икоты.

Единственное, что подгрызало грызей, так это отсутствие электрической тяги. Тепловоз ТГМ делался в качестве маневрового для станций, и двойной привод ему явно ни к чему. Вслуху этого приходилосиха жечь сжижгаз, даже когда поезд шёл по электрифицированным путям, и это вызывало некоторое давление на шею со стороны Жабы. Правда, Свиней утверждал, что всё продумано, и теплик выбрали исходя из того, что большую часть маршрутов он будет кататься именно по дорогам без электричества, так что убыток будет минимальный.

Например, "Кислый", хоть и включал три локомотивные секции, имел двойную тягу. Две секции были тепловозные, одна - электровозная, и это обеспечивало в любом случае тягу в три секции. Соль в том, что большие тепловозы оснащены электромеханической трансмиссией, тобишь двигатель вращает генератор и производит ток... "токЪ" - писали в инструкциях, сопровождая шрифт завитушками, ну да не важно. Силовые установки тепловозов способны произвести больше тока, чем потребляют их же электродвигатели - избыток расходовался в двигателях электровоза, когда вся связка шла "под парами". Когда же контактные "уши" хватались за сеть, электровозная секция обеспечивала липездричеством и себя, и тепловозы, для чего на ней громоздились мощные трансформаторы. Это способствовало тому, что весь состав на всём маршруте жрал близкое к оптимальному количество энергии, достигая отличных показателей по экономичности. Однако, это же затрудняло рассчёты с прохождением подъёмов. Связку локомотивов для "Кислого" собирали в том же самом ангаре Дождевого, и грызи не могли даже точно цокнуть, сколько мощности она выдаёт на максимуме. Для того, чтобы замерить это, необходимо слишком точно знать вес груза и скорость, а здесь получалосиха плюс-минус допуха.

Кирзыш и Речка имели возможность прокатиться пару раз и на "Кислом", так что представляли себе масштаб погрызища. Особенно вспушало то, что стандартные грузовые вагоны имели весьма слабенькие тормоза - из-за экономии, вслуху того, что вагонов допуха, и ставить на каждый дисковые с накладками - весьма накладно, что логично. Гружёный вагон, например, держался на тормозах только на уклоне менее двух процентов, дальше просто начинал катиться! Не со всей дури, но один пух катиться, а не стоять. Поскольку грызи из Дождевого в своё время получили задачу обеспечить безопасные перевозки кислоты, а не как хвост на пушу положит, они использовали лично доработанные пожарные цистерны - такие же восьмиосные дурынды, как те, что катились за "малышом синячком". На каждой имелись ёмкости для сжатого воздуха и дополнительные тормоза, обеспечивавшие остановку состава куда как быстрее. Тонкость заключалась в том, что использовать такую систему не разрешали правила рельсовых дорог - однако, никто и не собирался её использовать, пока не возникнет острая необходимость. А при таковой на правила и на попорченый слегка путь уже будет побоку, ибо главное - сохранить в целости полсотни бочек с концентрированной кислотой.

У "синячка малыша" была похожая штука - дополнительные колодки, прижимавшиеся к рельсам, и сильные тормоза на вагоне-бытовке. Управление этим аварийным арсеналом было вынесено на отдельную панель, как раз возле штатного огнетушителя. Рычаг закрывался прозрачной крышкой, как пусковая кнопка в ракетных войсках, а на самой лапке было написано обычное "не трогать!". Такие предупреждения не только вызывали смешки, но и заставляли задуматься, действительно ли надо трогать - ведь если очень надо, никто не будет следовать написаному.

Было бы вообще в пух, если бы бытовка располагалсь сразу за тепликом, однако на самом деле её цепляли в хвосте состава. Там находились газоанализаторы, бытовка выполняла роль тормозной тележки, и кроме того, вообще не была рассчитана на растягивание между локомотивом и вагонами, где приличное усилие. Из-за этого пуши, сидевшие в теплике и в бытовке, могли перецокиваться только по телефону, а переходить приходилосиха на остановках, когда поезд вставал перед стрелкой или на станции, пропускать встречку. Немалая часть рельсовых дорог имела один путь, так что пропускать приходилось регулярно. Тем более, у поезда, который катался безо всякого расписания, был самый низкий приоритет, и пропускали вообще всё остальное, кроме, разве что, таких же бродячих составов. Остановки никого не напрягали - можно спокойно сходить в сортир и принести ещё чаю и орехов, пока путь не освободится.

Главным местом для "синячка" был химический завод имени Двадцати Пяти Толстых Уток - история умалчивала, чем отличились именно эти утки, а грызи просто ржали и не спрашивали. В целом, производимые там вещества все доводились до конечного продукта и не отгружались в цистерны, однако для синей жижи было сделано исключение. Завод мог производить её в огромных объёмах, и, доставленная на другие производства, она приносила горы Прибыли, потому как из этой пухни достаточно легко получалосиха множество видов пластика для самых разных рожнов. Сам химзавод, расположеный на запад от Дождевого, выстраивался двумя аллеями из стальных "кустов" - огромных сооружений, оплетённых коммуникациями, и там имелась довольно большая станция, где постоянно тусовался подвижной состав.

От базы до химзавода поезд докатывался чаще всего часов за десять - поскольку расписания не было, время могло варьироваться. По прибытию на станцию следовало включить радио и сообщить местному диспетчеру, что эт-самое. Поскольку диспетчеры чаще всего были достаточно убельчены опытом, они не спрашивали, что такое "эт-самое", а выглядывали в окно, опознавали поезд, и давали указания о погрузке. Погрузка же происходила на отдельной тупиковой ветке, куда "синячок" сдавал задом бодренько и самостоятельно, в то время как отцепные вагоны приходилосиха затаскивать маневровым тепликом. Пушам ещё успеет поднадоесть это место, потому как мест выгрузки жижи было много, а вот загрузиться можно только здесь, как на пуху. Закачку жижи в цистерны контролировали как заводские грызи, так и мышинисты, причём сразу одевали на морду противогазы, воизбежание. Достаточно одного косяка, чтобы как следует травануться, а этого никто не хотел. Впрочем, если отойти от загрузочных насосов и снять маску, воздух оставался практически чистым, насколько это возможно в такой ситуации.

- Пух ты, - цокнула Речка, принюхиваясь, - Почти не пасёт! Как им это удалосиха?

- Да йа думаю, никак, - хмыкнул Кирзыш, ослушивая лесополосу из огромных листвениц, что разделяла аллеи завода, - Просто повезло, что сейчас нигде не пролили. Тут хоть весь пух с хвоста выдерни, а вонять будет.

- Так себе место для гнезда, - сделала вывод грызуниха.

- Для гнезда - так себе место, - согласился грызь.

Зато это было отличное место для получения Прибыли, что уж там. Как это бывало чаще всего, для облегчения отчётности груз, тобишь жижу, передавали в обмен на единицы добра, тобишь деньги. Это следовало сделать для обеспечения принципа "с глаз долой - из бухгалтерии вон", когда завод получал денежный эквивалент за продукцию немедленно после её отгрузки, а дальше это было дело транспортников, как прожадить товар получателю. Правда, за деятельностью именно этих транспортников следила в том числе милиция, потому как транспортировались опасные грузы, пух в ушах и всё такое, как было написано в инструкциях по этому поводу.

Тепловозу следовало протаскивать состав мимо загрузочной площадки, чтобы налить жижи в каждую из цистерн. На наполнение оной уходило до пятнадцати минут, вслуху чего весь поезд загружался более часа. Впрочем, никак нельзя цокнуть, что это медленно, потому как в пяти бочках содержалосиха шестьсот тонн. Грызи таки потирали лапы и хихикали, представляя себе воочию шестьсот тонн. Собственно, такой объём был стандартный для жижи, в местах получения имелись хранилища, принимающие именно столько, потому и цистерн пятеро, а не сколько-то ещё.

Гружёный "синячок малыш" представлял уже совсем другое кудахтанье - состав медленно трогался и весьма неспеша набирал ход, а тормозил и того дольше. Кирзыш, высунувшись в боковое окно для лучшего обзору, вёл поезд вон со станции, а Речка внимательно следила за показаниями приборов вплане состава воздуха. Тяжёлые бочки стучали по стыкам гораздо тише, так что загруженность определялась на слух очень просто - с вагонами это работает меньше, потому как они гремят не только колёсами. Когда поезд выкатывался по изогнутой дугой ветке, с территории завода до проездной магистрали, Кирзыш узрел прямо на рельсах лося. Вокруг стоял достаточно густой ельник, так что ничего удивительного, что животное оказалось лосём... тоесть, оказалось на рельсах, просто выйдя из-за ёлок.

Грызь потянул за верёвку свистка, дав длинный сигнал, от которого даже в кабине слегка закладывало уши. Как он и опасался, это сработало не так, как следовало - лось впал в ступор, тупо таращась на приближающийся теплик. Кирзыш пару раз щёлкнул выключателем фар и дал короткие свистки, но и это не возымело никакого толку. "Крупный был, кило триста" - припомнил он слова Кистыша, когда тот расцокивал о подобном происшествии.

- Неострое животное, вали с рельсов!! - закричала в окно Речка, махая лапой.

До превращения лося в полуфабрикаты оставалосиха метров сорок, и здесь Кирзыш воочию ощутил замедление времени, когда башка начинает работать форсированно и кажется, что всё вокруг замедляется в несколько раз. Такое с ним бывало крайне редко, например, когда его загнал в угол медведь, и пришлосиха протиснуться между его пастью и стенкой, или когда на маневрах БТР вылетел с дороги и едва не прокатал его. Сейчас грызь получил идеально чистую голову, так что молниеносно схватил сигнальный пистолет, каковой лежал под сидушкой, высунулся в окно, и пальнул. Причём, пальнул не куда пух пошлёт, а прямо в огузок лося! Попал, правда, в окорок, но это тоже сгодилось. Сигнальная ракета, попав в окорок, взорвалась огненной вспышкой. Огонь и болевые ощущения сорвали животное с тормозов, на которые оно непроизвольно встало, и огромное копытное, взбрыкнув этим самым огузком, ломанулосиха в заросли ёлок. Грызи же перевели дух, провожая взглядом колыхающиеся ветки - ясное дело, что едва не произошёл Ущерб.

- Что у вас там, пух в ушах? - цокнул из телефона Хлутыш, который слышал свистки и выстрел даже из бытовки.

- Аээ... Лось, - помотал мордой Кирзыш, держа за окном пистолет, из которого ещё валил пороховой дым.

- Аэлось? Это что за объект такой, аэлось?

- Это был лось, - пояснила Речка, - Встал на путях, как баран. Кир его ракетницей только согнал, а то бы точно раздавили.

- А, тогда в пух, - похихикал грызь, и отключился.

- В пух-то в пух, только вот эт-самое, - цокнул Кирзыш, осторожно убирая огнестрел, - Могло сильно повредить его.

- Если бы не это, его бы повредило на сто процентов! - цокнула грызуниха, и потрепала его по ушам, - Да у тебя реакция как у лонгуста, грызька!

- Да, бывает, - признался грызька, и снова оглянулся назад по путям, - Надо бы как-то дать знать местным, что мы подстрелили лося из соображений его сохранности.

- Это да, - кивнула Речка, - А то обнаружат такое дело, будут долго копать в неверном направлении. Только вот, как это сделать?

- Цокни на завод, - предложил Кирзыш, - Они тут недалеко, должны знать, чей околоток по пропушению.

Грызуниха сделала это немедленно, связавшись со станцией. Тамошние грызи действительно знали, чей околоток, и обещали, что передадут кому надо о происшествии.

- Омойпух, - зажмурилась Речка, выключив радио, - Чтобы мы делали, если бы этот осёл не ушёл?

- Остановились бы и собрали хабар, - хмыкнул Кирзыш, - Негоже продукту пропадать, раз уж он стал продуктом. Но в общем да, приятного весьма мало.

- Дай заряжу ракетницу! - на полном серьёзе цокнула грызуниха, и стала заряжать ракетницу.

Действительно, лоси были самыми частыми поставщиками "паровых котлет", как это называли рельсодорожники - они могли впасть в ступор, увидев приближение поезда, и не реагировать ни на какие сигналы. Но, как показала практика только что, ракету в гузло проигнорировать не получится даже у лося. Помимо этих копытных, под колёса поездов любили попадать курицы и кошки, так как их хлебом не корми, а дай перебежать дорогу перед идущим транспортом. Также случались енотовые собаки, толстые и почти безобидные звери, у которых была привычка притворяться дохлым - они легко могли упасть прямо на рельс и так лежать до момента превращения в котлету. Мышинисты знали эти особенности и старались принимать какие-нибудь меры для снижения вероятности наезда на животное - например, вешали трещётки под передний щиток локомотива, что весьма эффективно. Кирзыш прекрасно помнил, что сам он всегда слышал сначала трещётку, а только потом - звук самого поезда.

При этом даже относительно лёгкий состав, который волок "синячок малыш", бесполезно тормозить перед препядствием, разве что если только это слон на прямой как стрела дороге, которого видно за километры. Собственно, инструкция по вождению составов, а особливо с опасными грузами, гласила, что в случае, если препядствие не представляет угрозы для схода локомотива с рельсов, торможение применять не следует, воизбежание последствий. Идущий на скорости поезд просто снесёт с пути любую преграду меньше танка, а вот если столкновение осложнять торможением - могут быть и другие последствия. Маневровый теплик конечно не самый тяжёлый, но один пух, разрежет даже грузовик, как консервную банку. На курсах повышения квалификации с нуля, где грызь был во время тряски в Армии, стажёрам показывали видео, как локомотивы реагируют на преграды - точнее, как сносят их напух.

- Впух, чё такой расход, а?? - Кирзыш пощёлкал когтем по прибору, но тот показывал тоже, что и раньше.

- Какой такой? - удивилась Речка, посмотрев, - Он всё время такой и был.

- Да йа знаю, - заржал грызь, - Просто надеялся, что он внезапно упадёт.

Само собой, что пуши катались по смеху, как шарики по обойме подшипника, но при этом не забывали о столь необходимой вещи, как вовремя вспушиться. Правда, никто ещё не слышал, чтобы грызь не вспушился, и от этого что-либо потерял, ну да ладно. Кирзыш же зачастую пользовался двумя яблоками раздельно, как это было цокнуто - одним следил за дорогой и приборами, а другим за грызунихой. Как и одинадцать белокъ из десяти, Речка редко пребывала в неподвижности, если только не дрыхла - всё время что-то шебуршила лапами, пофыркивала и водила ушками, производя на согрызяя более чем положительное впечатление. Грызь подумал о том, что был бы дико счастлив, даже если бы она оставалась дома, а сейчас, мотыляясь по дорогам Родины прибочно с ней, он вообще получал постоянную лыбу на морде.

С полными бочками жижи поезд катился на выгрузку, места которой раскидывались на весьма большой территории. На первый раз "синячок малыш" тащил груз в цокалище Склонное, и тащить туда предстояло в течении часов эдак двадцати, вслуху того, что этот пункт находился в другую сторону от Дождевого, на северо-востоке, на Урыльском взгорье. Здесь мышинистам предстояло хлебнуть неровностей рельефа. Если на запад на протяжении пятиста километров лежала и хрюкала почти сплошная равнина с небольшими холмами, то Урыльское взгорье простиралосиха на несколько тысяч километров, а к середине хребет достигал высот в семьсот и более метров. На взгорье перепады высот не столь значительные, но один пух, большие для рельсовой дороги.

По мере того, как состав шуршал через леса, вокруг менялась природа, причём весьма плавным, едва заметным образом. По сути, на взгорье росли всё те же ёлки, берёзы и дубы, что и на равнине, но вслуху климата и почвы они приобретали особенности, слышимые для привычного уха. Любое же ухо могло сразу уловить, что вокруг попадается всё больше россыпей камней, выглядывающих из-под песка, либо просто огромных валунов. Куски скальной породы, торчащие выше уровня грунта, чаще всего покрывались отличной моховой шубой, каковую так и хотелосиха погладить лапами. Но, на ходу лапами особо не разгладишься, а пуши не могли оставить поезд на обочине.

Кирзыш, правда, слегка хулиганил, когда они дежурили напару с Хлутышем. В этой местности имелосиха допуха подъёмов по несколько километров, которые поезд преодолевал со скоростью идущей белки. Точнее, скорость постоянно падала и составляла черепашину только в конце подъёма, а дальше состав переваливался через высшую точку, и катился вниз уже с ускорением. В это время была минута, когда можно соскочить с локомотива, а потом снова запрыгнуть на него, потому как он еле тащится.

- Эй Хлу, раз уж ты здесь, - цокнул Кирзыш товарищу, пихнув его в пушнину.

- Что, раз уж йа здесь, давай пихать меня в пушнину? - фыркнул тот, продирая яблоки от дремоты.

- Нет, последи за поездом, а йа отлучусь на минутку.

- Давай, - не подумавши, цокнул Хлутыш.

Кирзыш же, хихикая, вышел из кабины и спустился на ступеньку, держась за полапчень. Тепловоз натужно гудел, выбрасывая в трубу заметный столб белого выхлопа, но вершина подъёма была близка, и скорость не превышала шаговой. Щебёнка и кусты за насыпью плыли под ногами вполне медленно, так что опасаться нечего. Кирзыш слухнул вперёд, где еле различался белый столбик, обозначавший верхнюю точку, и соскочил с поезда. Не теряя времени, грызь побежал вдоль по насыпи, высматривая что-либо, чтобы схватить это лапами, и быстро обогнал ползущий поезд. В идеале он думал о репейнике, как ни странно - осенью там произрастали огромные пушные цветы фиолетовой окраски. Однако, репейник не казал бока из ивовых зарослей, и грызь резко затормозил возле россыпей брусники - не то чтобы очень жирной, но лучше, чем ничего. Проявив рекордную скорость сбора горсти ягод, Кирзыш бросился дальше - ему вовсе не улыбалосиха отстать от поезда.

- Да не беги как угорелый, пух-голова! - заржал Хлутыш, высунувшись из окна, - Если что, приторможу.

Кирзыш махнул лапой, и скатился по склону, ведшему к ручью, что пересекал рельсовый путь. Здесь грызь округлил уши, прикинул, и отправил горсть брусники под резцы. Лапами же он схватил то, что лежало в мелкой прозрачной воде ручья, а это была громадного размера раковина от улитки! Обычно они не превышали габаритов ореха, а здесь имелась ерундовина с пол-башки, весьма увесистая на ощупь. Кирзыш проявил сноровку, на бегу запихал хабар под спецовку, чтобы иметь возможность хвататься лапами за полапни на тепловозе, и через десять секунд уже вскочил на ступеньку. Как он услышал, до столбика было ещё допуха, так что успел с большим запасом.

- Пуха се! - присвистнул Хлутыш, увидев хабар, - Это как??

- Пух. Его. Знает, - точно ответил Кирзыш, очищая раковину от песка.

Раковина была в отличном состоянии - жёлтая, напоминающая слегка янтарь частичной прозрачностью, гладкая на ощупь и весьма массивная. Грызи припомнили, что из таких делают плафоны для ламп - однако, обычно они не настолько огромные. Вне всякого сомнения, на Кирзыша упал мешок удачи, раз он наткнулся на такую штуку, соскочив с поезда на тридцать секунд. Впоследствии грызь презентовал раковину Речке, потому как это и был изначальный план.

- Ну, у тебя уже есть две превосходные раковины, - погладил он белочку по шёлковым ушкам, - Но на всякий случай, вот ещё одна.

- Омойпух!! - воскликнула грызуниха, - Как, что?!

- Ну, йа хотел найти ягод или орехов, - цокнул Кирзыш, - Но наткнулся на это и подумал, что сойдёт.

- Посиди на хвосте, но ведь мы не останавливались, когда ты успел? - округлила уши Речка.

- А йа так, без остановки, - хмыкнул грызь.

- Омойпух, - вспушилась грызуниха, - Ты что, спрыгивал с поезда на ходу, неместный баклан?

- Так йа действительно неместный... ну и с поезда спрыгивал, да.

- Грызька, - обняла его Речка, - Очень хруродарствую тебе за подарок! Но обещай больше так не делать. Это совершенно тупой и ненужный риск. У нас умного и нужного риска и так выше ушей. Кло?

- Кло, - подумав, согласился Кирзыш, и произвёл пару тисков над белкой, - Но поскольку до этого йа такого не обещал, то не смог удержаться!

- Впух, как так может быть? - уставилась на раковину грызуниха, - Ты всё доцокиваешь мне? Ты просто спрыгнул с поезда, и нашёл такую дребузню?

- Ага, - зевнул грызь, - Даже не искал, попалась под ноги сама. Прикинь, какого размера была улитка!

- Омойпух.

- Омойпух! - цокнул Ратыш, заходя в кабину, ибо поезд стоял на станции перед красным сигналом, - Пуха се улиточка была!

- Да, это Кирзыш, - не без довольства цокнула Речка, вспушившись, - Он может.

- Верю, - цокнул грызь, слушивая раковину, - Но на вашем месте йа бы проверил её дозиметром, мало ли что.

- Тык у нас есть, сейчас принесу, - пожал ушами Кирзыш.

Однако, как оно и мыслилосиха с самого начала, опасения были ложными. Радиация чуть более чем полностью приводит к гибели орагнизмов, а отнюдь не к их увеличению в разы. Кроме того, абсолютно невероятно, чтобы гигантская улитка вылезла из атомной станции и отправилась гулять по лесам.

- Почему из станции? Необязательно, - заметила Речка, - Любая тектоническая деятельность часто сопряжена с выбросами радиоактивных веществ. Чтобы вы знали, внутри планеты радиационный фон в разы больше, чем на поверхности, так что и.

- Угу. Но к нашему случаю это вряд ли имеет отношение, - цокнул Кирзыш, - Это либо зверский перекорм, либо неизвестный нам вид улиток. Всмысле, неизвестный нам четверым, скорее всего.

- Да. Но йа всё-таки пробью потом, что это может быть, - хихикнула Речка, поглаживая огромную раковину.

Пока же грызям предстояло ещё докатиться до места назначения и слить груз. Мышинисты ничуть не забывали следить и за показаниями датчиков утечки, и за обычным градусником, потому как тот показывал уже двадцать семь градусов, почти на десять больше, чем было при выезде с завода. Кирзыш начеркал на планшете уравнение и получил, что давление должно выбить крышки ко всем пухам.

- Реч, это как, годно? - с небольшой опаской показал он свои выкладки грызунихе.

- Да, - ответила она, и снова уставилась на дорогу, плавно петлявшую среди ёлок и пихт; первым заржал Кирзыш, и грызуниха продолжила, - Всмысле, если бы там действительно было двадцать семь, крышки бы уже выбило. Но ты не посчитал, за какой срок прогреются сто двадцать тонн жижи плюс около двадцати пяти тонн самой цистерны.

- Ммм... - глубокомысленно изрёк грызь, кусая карандаш.

- Ленивая тушка! - пихнула его лапой Речка, - Напряги предмозжие, пух-голова. Теплоёмкость ты сам знаешь, вот и посчитай.

- Около ста часов, - озвучил результат Кирзыш, - И это при постоянном нагреве... в общем, понятно.

- В общем понятно, почему грызи считают, что лучше гонять эти бочки отдельно, - хихикнула грызуниха, - А то такая каша получится. Одно нельзя нагревать, другое нельзя охлаждать, и всё в одном составе.

Она ещё повернула голову в сторону, на столик, где возлежала раковина, распушила шёрстку на голове и щёки:

- Омойпух!

Таким образом в комплекте с белками раковина вырабатывала тонны ржи, что было в пух, в не мимо.

К раннему вечеру, когда солнце ещё каталось высоко по небу, поезд добрался до ближних подступов к цокалищу Склонное, а конкретно - свернул с торного пути между райцентрами и пошёл по одноколейке вглубь разветвлённой сети низин, прорезавших взгорье. Склоны становились всё более крутыми, а высота поднимающихся хребтов - больше, намекая на то, что цокалище Склонное назвали не абы как, а точно в пух. Грызям было весьма непривычно наблюдать, когда корни деревьев находились выше их ушей, потому как колея шла внизу, а деревья сидели на склоне. Однако, мышинистам следовало следить за движением, а не только любоваться окрестностями. Кирзыш таки сразу заметил, что колея эта куда более ржавая, чем остальные - тобишь, по ней просто мало ездят. В подтверждение этого впереди из-за ёлок показался столб с сигналами - деревянный, трижды сломаный и скрученый проволокой. На этом же сооружении висел знак с ограничением скорости.

- Двадцать, - цокнула Речка, включая тормоза.

- Сколько?? - фыркнул Кирзыш, - Они там сколько жаб лизали? Дай-ка проверю...

Тепловоз заметно качнуло на ухабах, раздался скрежет колёс по кривым рельсам и загрохотали сцепки.

- Понял, не дурак... - осторожно цокнул грызь, прижав уши, - Дурак бы не понял...

- Ну и срач, - точно подметила Речка.

- Сегодня дристанька, а завтра мокродрищ, - припомнил в очередной раз пословицу Кирзыш.

Ухабов было не так много, но один пух, они никак не позволяли двигаться быстрее, чем двадцать километров в час. В иных местах грызи ставили под сомнение и такое значение - поезд раскачивало, как лесовоз на просеке, и наклоняло так, что все белки наваливались на стенку кабины. Благо, убельчённые опытом мышинисты знали, насколько именно можно наклонять вагон или тепловоз - а наклонять можно достаточно сильно, не то что автомобиль. Хотя у тепловоза довольно высокий центр тяжести, у него очень малый ход подвески, практически никакой. Когда автомобль наклоняется набок, он наваливается весом на одну сторону и подвеска сжимается, резко усугубляя ситуацию. В случае с тепликом работает обычное правило: он заваливается, когда вертикаль, опущенная из центра тяжести, выходит за границы точки опоры, тобишь за рельс. Представить себе это наглядно довольно просто, так что Речка и Кирзыш не пугались наклонов, определяя, что угол далёк от критического.

Угол ладно, но вот общее состояние пути было куда ближе к критическому - ремонта тут явно не проводили последние много лет, и это несколько настораживало. Ясное дело, что ветка испытывала дефицит нагрузки. Медленым ходом, когда можно отлично рассмотреть всё вокруг, "синячок малыш" прокатился уже через две станции с пассажирскими платформами - обе были закрыты наглухо. В стыках между плитами прорастала трава, а часть платформы и вовсе была разобрана. Такое случалосиха - либо просто не рассчитали и накосячили, либо станции работали во время какой-либо большой стройки, а после её завершения пошли под списание. Грызи по такому поводу никогда не унывали, быстро разбирая сооружения на утиль, а если нельзя разобрать - в бывших павильонах станции устраивали кормушки для оленей и прочих крупных зябликов.

- Не, столовку для оленей, йа только за, - цокнул Кирзыш, глядя на столовку для оленей, - Но меня охватывает беспокойство, не разобьём ли мы подвеску на таких кочках?

- Ну, они же не зря повесили двадцать, - цокнула Речка, - Если так, то не должны разбить.

- Придётся проверять досконально, разбивает или нет, - фыркнул грызь, шебурша лапами по ушам, - Потому как если разбивает, так ну его впух это Склонное, пусть по бетонке возят жижу.

- Мар и Текки будут рады, - захихикала Речка, - Ну всмысле, ещё больше, чем обычно.

Солнце спряталосиха за хребты взгорья, и в низинах, по которым пролегал путь, сгустились сумерки. По деревянным шпалам, засыпаным веточками, хвоей и шишками, прыгала белочь - прямо перед тепликом, хотя и чётко соблюдая дистанцию до него. Один раз Кирзыш заметил даже что-то вроде россомахи, ломанувшееся в заросли из конуса света фар. По этому поводу грызь только пожал ушами и вспушился, на всякий случай - по бокам колеи стояли столбики с табличками, предупреждавшие о приближении к станции, и мышинисту нельзя было таращиться на зверей, каковых тут допуха.

- О, тупик, - цокнул сам себе под нос Кирзыш, потому как Речка дремала, впушившись в угол, - Стоп, как напух тупик??

По всем показателям, до Склонного было ещё пятнадцать километров, а до тупика - два. Грызь резонно счёл, что здесь что-то не сходится, и побоялся, что допущен косяк. Они конечно могли и заехать не туда, особенно учитывая то, что сворачивал на эту ветку Хлутыш, а это тот ещё "гений" навигации... В любом случае, дорога пошла сильной дугой, и состав выкатился на станцию, где имелось путей пять или шесть. Кроме него, тут не было ни одного вагона, потому как станция тоже находилась на грани списания. Это подтверждалосиха хотя бы тем, что из диспетчерской выскочили грызь и грызуниха, уставившиеся на поезд с явным удивлением, словно давно не видали такого. Кирзыш не слышал этого из-за гула движка, но наверняка прозвучало "омойпух". Грызь включил тормоз, и поезд, издав разноголосый скрип, остановился. Переведя всё в подобающий режим, Кирзыш сунул в карман удостоверение мышиниста, ибо подозревал, что могут и не поверить, и вылез из тепловоза на щебёнку.

- Грызи-пуш, - цокнул он, подойдя к аборигенам и подняв лапу буквой "га", - Мы в Склонное.

- А, в Склонное, - вспушился белкач, освещая фонарём цистерны, - А что так, вне графика?

- А у нас уши, - подробно объяснил Кирзыш, - Всмысле, мы всегда вне графика. Есть надежда, что будем таскать регулярно... если доедем. Мы доедем?

- Ну, это уж одному пуху известно, - цокнула грызуниха, даже не хихикая, чем насторожила.

- Да ладно, - фыркнул грызь, - Доедете, сто пухов. Вопрос в том, куда... шутка.

Пуши слегка прокатились по смеху.

- Короче, слушай ухом, вот туда проезжаешь, мы переводим стрелку, и катишься до Путной. Там такая же пухня, и далее едете до своего Склонного, - грызь показал лучом фонаря вдоль платформы, заставленой штабелями шлакоблоков.

- Что, хвостом вперёд пухячить? - почесал уши Кирзыш, - А пуха ли туда поворота нету?

- А ты его проложи, - предложил местный, - Метров триста горы сгрызи, и проложи, раз сил девать некуда.

- Вопросов больше не имею... хотя, нет. Думаю, йа цепану бочки с другой стороны, от бытовки, чтобы не толкать их перед собой. Ну впух, йа не знаю, как они поведут себя.

- Это как пушеньке угодно, - мотнула хвостом грызуниха, - Сейчас переключу стрелки.

Кирзышу пришлосиха поманеврировать, а также вылезти из теплика и отцепить цистерну, а потом, объехав состав с другой стороны, прицепить бытовку. Как он рассчитывал, лучше напрячь бытовку, чем рисковать, толкая цистерны - на ухабах они легко могут соскочить с рельсов, а это будет вообще мимо пуха. Проснувшиеся в связи с остановкой пуши обцокали это дело и согласились, что лучше подстраховаться, чем сесть в такую лужу. Здесь сход с рельсов был не в пух более, чем где-либо, потому как в цистернах находился опасный груз, а ремонтники будут добираться сюда пухти сколько. Вслуху таких соображений, между станциями Маршрутная и Путная...

- Омойпух, бонус за оригинальность! - схватился за уши Хлутыш.

... так вот, между этими станциями поезд двигался, таща состав за бытовку. На Путной тепловоз снова перецеплялся с другой стороны, и всё становилосиха на свои места. На второй станции путь также шёл только в одну сторону, причём не в ту, в какую надо - сделать так заставлял рельеф, так что без хитро выгрызанных маневров тут не протолкнёшься. Ветка при этом как была разбитная, так и осталась, так что тащились не более двадцати километров в час, а на практике так и пятнадцать, чтобы не превысить на спуске, какие тут тоже часто случались. Уже полностью стемнело, на небо высыпали жирные осенние звёзды, и мышинисты из кабины видели в основном только то, что попадало в конус света фар - изгибающуюся между стенами из еловых веток колею с мало блестящими рельсами и тёмными старыми шпалами из деревяшки. Иногда неяркий свет мелькал и по бокам - то ли чьё-то гнездо, то ли просто освещение для кабаньей кормушки, что тоже часто делали грызи. Хотя по времени подошла смена Хлутыша и Ратыша, Кирзыш и Речка не спешили завалиться сурковать, а сидели у открытых окон бытовки, ловя довольно холодный уже воздух, полный запахами леса, смешанными с вездесущим на рельсах креозотом. У низкой скорости были и немалые преимущества - когда поезд лопатит семьдесят, у окошка так не посидишь.

- Какие пушные места! - цокнула Речка, - Как-нибудь смотаемся сюда, походить лапами, а? Йа бы не прочь полазить по этим горам. Такие, которые сплошь из камня и километры в высоту, мне как-то не особо, а тут здорово.

- Хм, ну а с пуха ли и нет? - ответил Кирзыш, таращась на звёздное небо, - Надеюсь, не последний раз сюда катимся. Сделаем смену где-нибудь на Маршрутной, да и слиняем в лесок.

- Просто опушнительно, - уркнула грызуниха, - Так радует, что мы действительно можем это сделать! Знаешь, ведь когда не было рельсовых дорог, пух бы мы так мотыльнулись без крайней нужды.

- Ну, таков песок, - философично заметил грызь, и открыл бумажные карты, - Хм, а ведь через эту жепь можно выехать на северный Урыл, причём раза в два быстрее, чем в объезд.

- Мало кому надо туда ездить, вот и не раскачаются сделать норм дорогу, - пожала ушами Речка, - Йа бы тоже не стала делать, если загрузки нет.

- Ну норм не норм, а проехать-то всё равно можно, - цокнул Кирзыш.

- Вот им... омойпух! - Речка в очередной раз посмотрела на раковину, которую они забрали с собой в бытовку, и пуши скатились в смех.

Мышинисты весьма удивились, что станция Путная коптила куда бодрее, чем Маршрутная - они забыли, что ветка идёт не в тупик, а на неё есть заезд с обеих сторон. До Путной дорога находилась в значительно лучшем состоянии, так что можно было давать аж сорок километров в час. Зато, вслуху более интенсивного движения, тут приходилосиха пропускать "собак" и грузовые составы, кочевавшие между станциями, и в итоге средняя скорость не особо отличалась от того двадцатника, что был ранее.

Кирзыш с согрызяйкой вылезли из-под сурка только к тому времени, как состав докатился таки до места назначения, и возле бочек уже начали суетиться заводские, предвкушая разгрузку. Мощные лампы, вздёрнутые на высокие мачты, выхватывали из темноты бока огромных танков-хранилищ, бетонный забор и часть наростов химического оборудования. Впрочем, по краям освещённой зоны всё также зеленели ёлки, да и кустов тут - хоть ушами жуй.

- Ну как, пропесочили? - зевнул во все резцы Кирзыш, дочапав до тепловоза.

- С хвостьей помощью, - цокнул Хлутыш, - Подъёмы лютые, как и спуски. Хорошо хоть в обратку пойдём порожняком, а то это помилуй пух что такое.

- Как они, сами сольют, или куда? - кивнул на цистерны грызь.

- Пока вроде справляются, а там посмотрим.

- Омойпух! - цокнула из темноты Речка, - Да это розы!

Кирзыш взял на себя труд принюхаться, и с удивлением понял, что натурально, пасёт насыщенно розами. Грызуниха показала на плотный ряд кустов, который разделял два рельсовых пути во дворе завода. В ряду имелись проходы, иначе преодолеть полуметровую стенку из крайне колючих веток было бы невозможно. Грызь присел на корточки рядом с Речкой, заглянув слегка снизу, и согласился, что видок отличный. Алые лепестки цветков, покрытые крупными прозрачными каплями росы, словно светились под лучами фонарей, а на каплях, как оно часто бывает, играла натуральная радуга.

- Кусты настоящие, - заверил грызь, пощупав побег, - Значит, загрязнение воды и воздуха в пределах нормы.

- Да, действительно, - хихикнула Речка, - Йа думала, они это просто так. А ведь действительно, розы чувствительны к загрязнению, на всяком говне расти не будут. Ладно, пойду-ка йа бдить.

Грызуниха не бросала цоков на ветер, а вспушилась, взяла газоанализатор, одела противогаз, и пошла бдить. Кирзыш околачивался за компанию, хотя особой надобности в том не имелосиха, и только набросил на морду лёгкую маску - если уж что, до противогаза добежать успеется. Он едва не заржал как конь, приблизившись к работавшим возле насосов грызям, облачённым в костюмы химзащиты.

- Бубубужжжбубужж бубужжбужубубужжж, - донеслось от одной мешковатой фигуры.

- Бубужжжбубубужжж бубубу бубужжж бубужжжбу, - ответила другая.

Примерно так и звучало любое цоканье из-под толстой прорезиненой ткани. Правда, грызи сопровождали это жужжание жестами, а это примерно тоже самое, что сказать "эт-самое, ну ты понял". У белокъ сильно развит интуитивный язык, так что, понимали в точности. Возможно, объяснить теорему таким образом получилосиха бы не с первой попытки, но открывать клапаны и включать насосы работники осиливали. Вообще же, возящиеся под боком цистерн, в освещении фонарей фигуры казались водолазами или космонавтами, создавая весьма специфическое впечатление. Однако, впечатление никому ещё не помешало, а вот химзащита помогла на сто пухов: в то время как грызи снимали один из рукавов для слива жижи с соединения, оттуда вырвался приличный фонтан испарившегося вещества, окативший одного из рабочих по самые уши. Не будь уши защищены по нулевому классу, животное повстречалось бы с серьёзными проблемами после такого душа, а так - как с гуся вода, в прямом смысле. Вентиляторы, работавшие на всасывание, почти моментально затнули тучу ядовитого пара в фильтровальную установку, так что и в окружающий воздух попало несколько шальных молекул. В пух, в пух, подумал Кирзыш, похихикал, и на всякий случай отошёл подальше от цистерн, пока его присутствие не требовалосиха. К отошедшему подальше присоединилась и Речка, также стянувшая противогаз. Вспушившись, грызуниха подтолкнула согрызяя бочком.

- Какое замечательное место! - цокнула она, уставившись ушами на звёздный шатёр, раскинувшийся сверху.

- Да, Вселенная это замечательное место, не поспоришь, - захихикал Кирзыш, обнимая белочку.

- Ну, в данном случае йа имела вслуху конкретное место.

- Опять-таки в пушнину. С другой стороны, ты вообще видала когда-нибудь плохое место?

- Хвост миловал, - отмахнулась Речка, - Но бывает, что получается ещё более точное попадание в пух.

- О да, - более чем искренне согласился Кирзыш, жамкая лапами огромный пуховой хвост согрызяйки.

В кронах сосен, что стояли по склонам и оттого находились сильно в высоте, крякали какие-то местные ночные птицы, каковых пуши не знали в морду. Задувал несильный почти тёплый ветер, относивший в сторону запахи моторного выхлопа и жжёного газа. Поезд стоял на разгрузке, и вся пять огромных бочек развалились на колёсах, как толстые коты, выстроившись в очередь за сметаной... тоесть, за тепловозом. Если смотреть спереди, то "синячок малыш" казался натурально маленьким на фоне цистерньих боков, однако, в рассчётах мышинисты полагались на математику, а не на визуальное впечатление. "Жажко" - подумал Кирзыш, и заржал.

Четвёртое - Дождевой

Кирзыш, загодя вспушившись, высунулся в окно "коровы", окинул ушами десятиметровый мост-ферму, соединявшую его машину с такой же "коровой", стоявшей на соседней меже. Сквозная конструкция моста выгнулась вверх, потому как она прижимала к земле рабочий агрегат, в данном случае - культиватор. Грызь пнул ногой педаль газа, убедившись, что движок реагирует адекватно.

- Ну что, песочим эту, и перегусь? - крикнул он через полосу пашни.

- Давай так, что зазря гуся топтать! - ответила оттуда Речка, и спряталась в кабину.

Поржав, Кирзыш воткнул передачи - первую и ещё раз первую, на второй коробке - и тронул машину с места. "Корова" представляла из себя универсальный автомобиль, или ТСА - транспортно-силовой агрегат, как цокали отдельные умники. Она была похожа на грузовик ЗИФ-031, только без грузового отсека, сразу за кабиной была просто площадка, как на седельных тягачах. Нынче к "коровам" были прикручены навесы для работы с сельхозмостом - ферма, которая в раздвинутом виде имела длину десять метров, опиралась как раз на поворотные устройства сзади кабины. Поскольку при обработке таким способом машины никогда не выезжали на пашню, а ездили по колеям на межах, они обходились обычными спареными грузовыми колёсами, каковые брали на себя основную нагрузку.

Кирзыш прикинул, что отстаёт от Речки, и поддал газку. Держать идеально ровное построение было незачем, однако если сильно отстать от напарника или перегнать его, машину начнёт стаскивать на пашню. Две "коровы", двигаясь по параллельным колеям по обе стороны от полосы пашни, тащили культиватор, прижимаемый к земле мостом и за него же закреплённый - таким образом они обрабатывали полосу шириной два с половиной метра, затем культиватор смещался по мосту, и можно было ехать обратно, рыхлить следующую полосу. Эта возня сильно напоминала то, чем занимались Кирзыш и Речка в свободное от сельскохозяйственных развлечений время, а именно управление поездом. Машина почти сама шла по колее, так что за всю длину грядки, как называли полосы, бывало что водитель и не притрагивался к рулю.

Правда, когда грядка кончалась, наступала расплата за простоту, так как требовалосиха развернуть всё это погрызище. В данном случае пуши поступали очень просто - они и не разворачивали связку вообще! С одной стороны поля, разделённого на грядки, имелась полоса шириной пятнадцать метров, которая позволяла разворачиваться и заезжать на колеи, а с другой стороны поле просто обрывалось на опушке леса, в противопожарную канаву с осокой и лягушками. Доехав до упора, грызи останавливались, включали гидравлику, которая поднимала культиватор над землёй, и она же передвигала его в сторону - на это уходило немного времени, после чего водители втыкали реверс и прокатывали грядку задним ходом, посматривая в зеркала. Нынче, вслуху достаточно засушливой погоды, культиватор поднимал несусветную пыль, да и колёса машин, катясь по размолотому в пыль песку на колеях, не добавляли прозрачности воздуха. Когда ветер нёс пыль на кабину, приходилосиха закрывать окна, неслушая на приличное пекло; кое-как вылапчал вентилятор, обдувавший уши.

Бросив взгляд в зеркало в очередной раз, Кирзыш вздрогнул и вдарил по сигналу, одновременно втопив тормоз. Стадо овец, судорожно блея, буквально переплывало грядку по уши в пыли - только что взрыхлённая почва никак не подходила для прогулок, и глупые животные барахтались там, поднимая ещё большие тучи. Ладно, хоть под колёса не попали, фыркнул грызь. Открыв дверь и высунувшись из кабины, он поржал, глядя на то, как овцы перекатываются по рыхлой земле, как стрелки на полигоне - мастерство и инстинкты не пропьёшь, и даже овцы вспомнили, как преодолевать пашню. Кирзыш хмыкнул, заметив, что Речка тоже смотрит и хохочет впокат, мотая тёмно-рыжим хвостом... Однако, грызь фыркнул, увидев, как из подлеска на краю поля вываливается толстый серый волк с огромной лыбой во всю пасть. Для грызей было очевидно, что он не собирается есть овец, а собирается поржать, загнав их на пашню.

- Грызаный случай, дядя Лыба. Грызаный случай! - крикнул волку Кирзыш.

- Пффф, - прошлёпал брылями в ответ тот, уселся на хвост, подняв тучку пыли, и зачесал лапой за ухом.

Через десять минут, когда грызи закончили с грядкой и она казала миру ровно разрыхлённую площадь, все трое зверей уселись на опушке, есть еду. Поскольку Кирзыш знал, что его ведомый волк шляется где-то неподалёку, мешок с комбикормом лежал под лапой, и теперь волчара сунул туда всю голову, с хрюканьем загружая топливо в организм. Грызи же обходились горстью орехов, сухарями и чаем из фляжек. Солнышко замечательно припекало, выбивая из листьев энергетическую прибыль, а из сосновых стволов - запах хвойной смолы, столь любезный любой белке. Речка, пользуясь случаем, навалилась на волчий бок, как на подушку, благо зверь пока рыгал и вряд ли сподобится перемещаться.

- Что, опять рожь тут будут пухячить? - цокнула грызуниха, глядючи на белые облачка, висевшие в небе.

- А пух их знает, они ещё не докумекали, что лучше, - ковыряясь в зубах, ответил Кирзыш, - У них же уши, сама знаешь.

- Знаю, что белочь любит кукурузины и горох. На лето оно и так вырастет, а вот на зерно кукурузины лучше тут растить, проще выйдет. Как этим олухам цокнуть, чтобы не забыли посеять?

- Думаю, надо приблизиться на расстояние около метра, и цокнуть словами, - сообщил Кирзыш, - А ещё лучше, сами и будем сажать, так что и пухнём, что надо.

- А, точно, - захихикала Речка, - А то у них вечно содят капусту, а оглянешься - огурцы.

- Пффф... БЭП! - высказался Лыба, не до конца уложивший объёмы корма в желудок.

- Ага, - согласился Кирзыш, прикрыл лапой глаза от солнца, и присмотрелся, - Вон опять Рес пухячит, только пыль столбом.

- Грызун-хвост, - зевнула грызуниха, - Цокали ему, чтоб подождал до дождей, сейчас все косилки затупит.

- Как затупит, так и заточит, - сделал хитромордие грызь, и потянулся всей белкой, - Пфф... Кхм! Ну что, ещё грядку?

- Лыба, работать! - захихикала Речка.

Оба грызя скатились глубоко в смех, когда при этих кодовых словах волк резко взбодрился и задал стрекача в подлесок.

Двоепушие в составе Речки и Кирзыша начало окапываться в околотке Дождевой ещё десять лет назад, когда тут был значительно другой песок. На вид и слух песок, конечно, остался в первичном состоянии - всмысле, лес как зеленел последние миллионы лет, так никуда и не делся. Сдвиги относились к хузяйству, которое вели грызи совместно, всем поголовьем околотка. В частности, вначале вообще не имелосиха никаких посевных площадей, а теперь пуши лично обеспечивали себя и прилапнённых зверей вроде Лыбы большим набором продуктов, в первую очередь зерном. Поскольку в околотке не было больших естественных полей, грызи ограничивались малыми объёмами для внутреннего прокорма, как оно и случалосиха в большинстве мест. На вывоз сельхозпродукцию растили в степных районах, где существовало практически неограниченое количество свободной площади под пашню.

За это время Кирзыш и Речка также как следует окопали отданный им участок возле оврага, создав непроходимую изгородь из колючих кустов, связаных стальной сеткой и проволокой. В грызе проснулась Жадность... ну всмысле, она конечно никогда не засыпала, но тут проснулась, скажем так, вторая Жадность! - и Кирзыш потратил немало времени на то, чтобы укрепить стенку оврага обожжёными осиновыми брёвнами. С таким песком можно быть увереным, что стенка не осыпется в ближайшие десятилетия. Не оригинальничая, пуши сколотили и гнездо, постепенно расширяя его, так что в итоге всё это дело выслушило в плане как П-образная постройка. Часть её состояла из гнёзд типа "частокол брёвен", когда брёвна просто врывались в землю, составляя стенку, но позже появилась и тёплушка-сруб, где гораздо более толстые брёвна укладывались стыками друг в друга, для повышения плотности.

Как оно и бывает чаще всего, имелась и котельная для нагрева воды, каковая поступала в радиатор в гнезде, обогревая его в морозное время. Топку грызи закопали на метр ниже грунта и удалили от жЫлых помещений на двадцать метров, чтобы не беспокоиться о пожарной безопасности. Такие топки изредка выгорали, если вспыхивала сажа или случалосиха ещё что, но это не приносило большого Ущерба - выгорела, и пух с ней. Пух с ней, хотя пух при этом оставался цел. В огородном районе, который примыкал к центру околотка - рельсодорожному депо, имелись даже котельные, обогревавшие сразу несколько участков, для облегчения песка, но Кирзыш с Речкой предпочли иметь свои дрова под лапой, ибо уютнее. Имелся и другой способ не замерзнуть зимой, также весьма популярный среди белокъ - когда наступали холода, они сбивались в общежитие при депо, и так перекантовывались до весны. Соль была в том, что белка - чудовищно пуховой зверь, и пробрать её могут только стабильно низкие температуры. А таковые случаются в этой полосе месяца три в году - иногда больше, иногда меньше. Следовательно, прятаться от мороза остаётся не так уж долго.

Однако Речка, как и Кирзыш, предпочитали Гнездо, так что выкапывали и строили его со всем старанием. Куда ни слухни ушами, везде имелись примеры для подражания - и воробьи, которые мелкие щепочки превращали в прочное гнездо, и дикая белочь, вившая в густой хвое круглые гайна, все эти зверьки проявляли изумительное усердие. У грызей же, помимо этого инстинкта, притащенного из глубины тысячелетий, были ещё и стальные инструменты, так что дело никак не могло не продвигаться. Снаружи грызьи постройки полностью заволакивались хмелем, плющом или виноградом, а внутри казали деревянные стенки, с плотно пробитыми паклей зазорами. Точно также выслушили гнёзда и несколько тысяч лет назад, но сейчас к этому плюсовалось электрическое освещение, такой же чайник и плитка, и ЭВМ, монитор от коей зижделся на огромной колоде, отшкуреной до гладкости.

К тому же, двоепушие имело естественную причину как следует окапывать гнездо, потому как зверьки намеревались увеличивать поголовье белокъ путём, вполне подходящим для самца и самки. Причём, они именно намеревались, а не просто так, как дикая белочь. Грызи даже посетили медицинский центр в цокалище Щиплово, чтобы тамошние специалисты подтвердили, что у них нет предрасположенностей к наследственным заболеваниям. Ведь если таковые есть, совершенно негоже увеличивать количество больных зверей. Но к большой радости пушей, мешок невезения пролетел мимо, и сейчас у них уже имелись полновесные грызунята, а даже не белочь. Как оно и случается чаще всего, грызунят было две пуши - Разбрыляк и Ольша, и они вовсю бегали по окрестностям гнезда, как два пуховых шарика с огромными хвостами. Впрочем, пуховыми шариками родители называли их по привычке, а на самом деле, это были обычные молодые грызь и грызуниха, мало стремившиеся к шарообразности.

Грызунята увеличились уже достаточно для того, чтобы Кирзыш и Речка вцокивали им про буквы и числа, и поскольку зверушкам исполнялось примерно по семь лет, где-то в воздухах витал вопрос о том, чтобы пристроить их к школе, каковая в околотке была своя, естественно. Грызи никогда не делали из получения знаний обязаловки, а организовывали школы вслуху того, что это давало хороший результат в воспитании белочи. В частности, ради смеха среди имеющихся белокъ, рельсодорожники устроили школу вовсе не в доме и даже не под открытым небом. Они удлинили один из путей отстойника, и на него загнали несколько списаных пассажирских вагонов вместе со старым паровозом. Ясное дело, что среди грызунят это место пользовалосиха популярностью, ведь тут можно без ограничений полазить по поезду и даже дёргать рычаги в кабине, сколько пуше угодно.

Однако, в околотке вспушалась не только белочь. Дядя Лыба, толстый боров, имея привычку нарезать круги по лесам радиусом во многие километры, как-то зимой вернулся в компании симпатичной пушистой волчихи, которой дали погоняло Смешинка. Как ни странно, полностью прилапнённое животное не было оснащено ошейником, а поскольку волки пока не освоили осмысленную речь словами, Смешинка не могла рассказать, как она тут оказалась. Ну, пух так пух, подумали грызи, и выделили волкам часть гнезда, так что сейчас по участку бегали аж четыре штуки небольших толстолапых волчонка. Выделение части гнезда было отчасти корыстным - когда там возились волки, на участок не лезли другие звери, зайцы не грызли тыблони, а лисы не тырили из погреба. Кроме того, давно известно, что если рядом волчье логово, самое безопасное, если оно будет под боком. У этих зверей имелась не совсем объяснимая кодировка не трогать вообще никого в непосредственной близости от логова - хоть кролика туда пускай! Метров за триста-четыреста Лыба и Смешинка без зазрения совести употребили бы кролика в пищу, а здесь не выплачивали нисколько внимания.

Однако, это была не вся шерсть. Если Кирзыш прилапнял волка, то Речка возилась с целым семейством енотов, и теперь эти довольно толстолапые звери похрюкивали через стенку от волков. И у тех, и у других был свой выход в овраг, а будучи слегка дикими, они предпочитали ныкаться по своим тропам, не мозоля никому глаза. Впоследствии, когда поголовье уверенно увеличится, следует подумать о расселении зверей, чтобы не превращать участок в сплошное болото из толстых боков. Благо, у грызей в любом околотке занимались звероводством, и учитывая намордие средств связи, не составляло проблемы найти место, где есть дефицит животных.

Когда же Кирзыш и Речка, с чувством выполненной жадности возвращались с полей, они обнаружили некоторый профицит животных, а именно грызунят Хлутыша и Майры, которые орали через изгородь.

- По что орёте, грызуны-пуши? - цокнул Кирзыш.

- Ау, дядя Кирзыш, тётя Речка! - подпрыгнула бельчонка, мотнув хвостом, - Можно помять волков? Ну можно-можно-можно помять волков??

- Можно помять волков, - задумчиво цокнул грызь, открывая калитку, - Реч, как ты на это слушаешь?

- Да мните, мните, - всквохтнула Речка на манер старой перечницы, - А наша белочь где?

- Они наверное орехи в овраге собирают, не слышат.

В открытую калитку бросились сразу четыре толстолапых пушных волчонка, но грызи привычно схватили их и отпихнули обратно - мотыляться по внутренним проходам огородов им совершенно незачем. Смешинка тоже подошла, вежливо повиляла хвостом, обнюхивая зверей, и отвалилась обратно под бок Лыбы. Тот, ясное дело, даже не думал обнюхивать всякую белку, зашедшую на участок, и Кирзыш отчасти не зря называл его толстым боровом. Волчиха же гораздо больше походила на собь-волчарку по поведению, и куда меньше овощевала. В отличие от своего самца, она то и дело уходила в дальние поиски по лесам, откуда возвращалась не особо голодная. Грызи же пока придерживались правила, что прокорм волка вне околотка - дело самого волка. Ясное дело, что она там ловит и ест не грызей, потому как иначе по следам уже пришли бы милицейские отряды, ну а парой уток больше или меньше, пока придётся закрыть на это уши.

В то время как грызунята возились с волчками на полянке перед гнездом, рассыпая рожь, Кирзыш и Речка приступили к прокорму, для чего изъяли из погреба картохлю и квашеную капусту; под ножик на доску попала свежая зелень типа петрушки и щавеля, лезшая прямо из-под крыльца. Из угла бубнил телевизионный приёмник, сообщая о песке и всё такое; как обычно, читавшая новости грызуниха каталась по смеху, как луна по небу. В процессе поедания корма из оврага вылезли Разбрыляк и Ольша, притащившие большую корзину орехов-лещины.

- Омойпух! - сделали удивлённый вид Кирзыш с Речкой, - Допуха набрали, чо. Правда, куда вам столько?

- Орехов много не бывает! - цокнул Разбрыляк, хрумая орех резцами.

- Ну-ну, - хмыкнул его отец, - Погрызи ещё лет десять, йа послушаю, как ты будешь это цокать.

- Да, но сейчас орехи в пух, - погладила грызунят по ушам Речка, - Лучше собрать, чтоб не сгнили. А если нам много будет, так белочь накормим, правда?

- Да, белочь! - цокнула Ольша, - Она такая смешная!

- Абсолютно в дупло, - заржали грызи, наблюдая смешную белочь.

Смешная белочь возилась с не менее смешными волчатами до самой темноты, носясь вокруг всего участка, который довольно таки большой; в открытые окна доносилось цоканье, цявканье и тявканье, а иногда и вой, отчего задремавшие грызи начинали хихикать. Собственно, их слегка распирало смехом от созерцания такого перекорма, каковой накладывался на весну, когда вообще всё цвело и благоухало. Пуша радовалась, а мозги думали, как увеличить уровень перекорма и избежать возможных осложнений на этом пути - не то чтобы во всю ширь думали, а так, в фоновом режиме. Над кронами деревьев, опушёнными свежими листиками, и тёмными силуэтами ёлок, вываливала в небо бока полная жёлтая луна. Фонари в околотке этой ночью явно включать не будут, и так всё видно, а лунный свет куда как приятнее на глаз.

Грызи уже просто храпели, привалившись к мягким пушным бокам друг друга, когда пришла Майра, загонять домой свою белочь... правда, она сама застряла на пол-часа, бегая за волчатами и наминая бока Лыбе. Как ни странно, но столь крупные хищные звери, как волки, были гораздо более тискабельны, чем еноты - тех просто вообще не увидишь, а уж погладить енота это вообще никак. Эти полосатые увальни выбирались в овраг по туннелю под кустами, чтоб никто не видел, и молча сидели там, жуя корм. Наконец, отправив детей ближе к гнезду, Майра села на скамейку под окном:

- Кир, Реч? Можно вас за уши?

- Омойпух... Да конечно, Май. В чём песок?

- Вы просто завтра рано можете слинять, - цокнула она , - А Свиней намеревался точно сделать это. Вобщем, там нужны кой-какие замеры с магнитометра.

- С чиво-чиво?? - фыркнула Речка.

- С магнитометра. Вы знаете, что Лайса задалась вопросом, сколько руды просыпается по дороге. Она консультировалась с научниками, и те предложили поставить магнитометр, чтобы он фиксировал магнитные материалы по пути. Если идёт заметное посыпание дороги рудой, показатели будут расти, кло?

- Ладно, это в пух, - не особо охотно согласилась Речка, - Руда эта не настолько полезна, чтобы посыпать ею всю дорогу от Ропы. Этот магнитометр, как йа понимаю, в ангаре?

- Не, у Свинея, - цокнула Майра, - Да там так себе, кило пять всё вместе весит. Он просил, чтобы вы установили эту погрызень на последний вагон, и включили сканирование.

- Омойпух, - захихикал Кирзыш, - Кхм. Да и установим, говна-то. Только рюкзак не забыть, всё это волочь с собой.

- Да. Ну, если что, цокайте, а йа побежала, - цокнула Майра, - Хруродарствую за предоставление волчьих боков!

- Это дяде Лыбе хруродарствия, - правдиво отозвался грызь, зевая во все резцы.

- Иииих... - присвистнула Речка, закапываясь глубже в пушнину.

Где-то на другой стороне оврага начала ухать сова, но глубина пушнины была достаточной, чтобы это ни в коей мере не беспокоило грызей.

Как оно и было цокнуто, рельсодорожники выпрыгнули из-под сурка очень рано, ещё до рассвета, так что провожали их разве что волки, а все остальные плющили морду с полной мощностью. Призрачное сероватое свечение на востоке только намекало на восход солнца, на небе сверкали яркие звёзды, и чувствовался достаточный свежачок, чтобы вспушиться. Впрочем, помимо вспушения, грызям ничего не требовалосиха, они как таскали свои спецовки, так и продолжали, с ранней весны до глубокой осени. Собственно, это были те же самые спецовки, которые им выдал Свиней при первом заходе на "паровоз", вслуху чего они имели цвет, близкий к белому, вслуху воздействия тонн солнечных лучей. Тот же самый Свиней оставил им сейчас оборудование в виде магнитометра, каковое Кирзыш упихал в рюкзак. Пока он упихивал, из пищеблока донеслось хруманье.

- Это Хлу, - втихоря захихикала Речка, - Ушную кисть даю, это он.

- Кисть в сохранности, - сообщил Кирзыш, позырив, - Эй Хлу, может хватит жрать?

- Да впесок! - отмахнулся тот с набитым ртом, - Перед выездом нужно как следует подкрепиться.

- Тогда, догонишь, - хихикнула грызуниха.

Догнал он их только к самой станции, где пуши садились на "собаку", но это было скорее в пух, чем мимо. Кирзыш и Речка, даром что трясли вместе уже весьма долго, нисколько не надоели друг другу, вслуху чего происходило постоянное обоюдопушное обтирание белокъ. В частности, им было очень любезно пройтись по тропинке вдоль подъездного пути депо, каковая шла километра три до станции. Вокруг зеленел листвой и хвоей Лес, самая что ни на есть родная среда для рыжих грызунов и прочих сусликов, и от этого некоторые даже мотали ушами. Ну и, если обстоятельства складывались удачно, так ещё и вспушались.

"Собаки" по местным линиям ходили всё также, как и много лет назад. Собственно, пуши садились на эту самую в тринадцать минут седьмого, всё время, сколько они вообще ездили. Пассажирский поезд отличался тем, что у него локомотив был встроен в первый вагон, так чтобы мышинистам был доступ по всему составу, на всякий случай; в данном месте состав был из четырёх вагонов. "Собака" сильно отличалась от привычных дождевским грузовых поездов, потому как даже "хомяк" в полтора раза тяжелее её. Поезд весьма интенсивно тормозил перед станцией. завывая электромоторами, а затем также шустро трогался, быстро набирая магистральную скорость. Интенсивно набирали скорость и пуши, ожидавшие на платформе, особенно те, у которых с собой имелосиха по несколько мешков какого-нибудь добра - ибо задерживать не в пух.

- Послушайте ушами, а где остальные звери? - задался вопросом Хлутыш, когда трое развалились на скамейках в полупустом вагоне.

- Да вон например, - показал на ближайшего дрыхнущего пассажира Кирзыш.

- Хруродарствую за информацию, - хмыкнул грызь, - Йа имел вслуху, из смены.

В смене поезда было пять пушей, и хотя Кирзыш и Речка отличались особо пуховыми хвостами, на четверых они всё равно не тянули.

- Так они с Суплышем ездят, через райцентр, - зевнул Кирзыш, - Плюхи, что с них взять.

- Можно взять подписку о невыезде, например, - предложил Хлутыш, - А что это ты напихал в рюкзак, уж не корма ли?

- Может и корма, да не по твою пушу, - заржал грызь, - Да ладно, это магнитометр.

- Напушнину? Он же несъедобный...

- Лайса просила нас попробовать измерить, сколько руды падает по пути.

- А другим способом, кроме магнитометра, измерить никак? - фыркнул Хлутыш.

- Ну да, - хмыкнула Речка, не отрывая уши от созерцания леса за окном, - Мы везём три с половиной тысячи тонн на расстояние в те же три с половиной тысячи километров. Сорок вагонов, с каждого нет-нет да и упадёт кусок. Как, посчитаешь эти куски лично, с карандашом?

- Гм, ну, получается, никак, - почесал уши Хлутыш.

Пуши скатились в дремотное состояние, потому как всё же слишком раннее утро не то время, когда белки крутятся, как белки в колёсах. За окнами вагона, слегка запотевшими от влажности, неслись кусты и деревья, изредка перемежаясь заборами и столбами. Кроме того, мышинистов сразу тянуло в сон, когда они в поезде, а управлять им не надо. Речушка, мягкая пушная грызуниха, привалилась бочком к согрызяю, увеличив мягкость и для него, и дремала напару с Кирзышем. Хлутыш устроился не намного хуже, потому как этот белкач-хомяк привалился к полной авоське корма, и периодически продолжал набивать брюхо.

А натурально, раздумывал Кирзыш, сколько может упасть руды? Руда, размельчённая до состояния мелкой щебёнки, засыпалась в вагоны-хопперы, тобишь такие, которые имели сужающийся книзу бункер, предназначеный для самовыгрузки путём высыпания вниз. Соль состояла в том, что ради Жадности груз насыпался не вровень с бортами, а с небольшой горкой - оттуда и могли слетать отдельные куски. Да и вообще, из сорока огромных вагонов-бункеров наверняка что-то да упадёт, а вот сколько именно - пух его знает. Взвесить руду не представлялосиха возможным, тем более с точностью до сотен килограмм, измерить объём - тоже. Оставалосиха извращаться и мерять магнитное поле на пути, как и подсказали научники. Если путь посыпается заметным количеством руды, хотя бы десятком килограмм на километр, чувствительный прибор зафиксирует увеличение магнитных материалов.

Лайса же, которая задалась таким вопросом, повергнув в рожь всех грызей, была нынче ответственна за вывоз руды из посёлка Ропа, каковой находился в полупустыне за несколько тысяч километров на юго-восток, за Урыльскими горами. Собственно, поезд, имевший собственное название "Дождевой", однопухственно с посёлком, в котором он базировался, работал исключительно с этой рудой. В Ропе разрабатывали месторождение жирной полиметаллической руды, каковую принимало много заводов, вытряхивая из неё Прибыль. При этом было известно, что месторождение хоть и жирное, но относительно небольшое, и хватит его при существующих темпах лет на сорок. Вслуху этого в Ропе имелся только маленький вахтовый посёлок, весьма непопулярный у грызей. Что там цокать, если леса не имелось на многие сотни километров, а в каменистой пустыне росли едва ли особые устойчивые деревья, кактусы, да бегали песчанки. Даже мышинисты, тусовавшиеся там только во время погрузки вагонов, цокали, что мол, уже достаточно.

На "собаке" грызи катились достаточно далеко, на большую узловую станцию Серая - там состав делал остановку для приведения в порядок всякой погрызени и дозаправки топливом, одновременно можно было сменить экипаж. Когда на мышинистов падал мешок удачи, поезд мог остановиться прямо в Дождевом, но когда его маршрут пролегал вдалеке, поворачивать тяжеленный состав было бы слишком накладно. Он заглатывал многовато топлива, а главное, каждая минута его эксплуатации много стоила в долгосрочном плане. Впрочем, никто не жаловался - все ржали, как обычно. Просурковав положеное время, Кирзыш, Речка и Хлутыш кое-как соскреблись со скамеек, и вывалили на платформу. Здесь тусовалосиха весьма много пассажиров, так что у грызей начинало мельтешить в глазах от обилия пуха, и они предпочитали быстрее отойти в сторонку.

В то время как пассажиры шли на автобусные остановки, или просто по тропам куда надо, мышинисты выходили на насыпь вдоль станционных путей, и шлёндали в другой конец станции, потому как башка поезда останавливалась там, а платформа была не там. Погодка способствовала тому, чтобы распушиться и мотать ушами... впрочем, особой связи погоды и указанных действий скорее всё-таки нет, чем она есть. По крайней мере, небо было чистое и голубое, солнышко пригревало, а из кустов бросались чириканьем птицы. Проезжавшие же мимо составы бросались запахом смазки и перестуком колёс, отражавшимся от стенок стоящих на запасных путях вагонов. Какой только пухни тут нельзя было увидеть! Собственно, никакой, кроме разных типов вагонов, но о них и цоканье.

Как ни удивительно, мышинисты глазели на разнообразие подвижного составу с неменьшим удивлением, чем все прочие грызи - ведь, сидючи на своих местах в локомотиве, они не любовались гусями и вагонами, а бдили. Например, довольно часто встречались вагоны навроде пассажирских, закрытые стальными сетками - это ЗВ, тобишь Зверовозный Вагон, предназначеный, как нетрудно догадаться, для перевозки зверей. У грызей, которые занимались разнообразными работами по усилению Хрурности в Мире, часто возникала надобность перевозить на дальние дистанции большие массы разных организмов, от кроликов до слонов, для чего вагоны подходили отлично. Также существовали вагоны для перевозки водной живности в цистернах с водой, которые поддерживали её температуру и солёность, если требовалосиха.

Также встречались платформы с очень низким полом, с которых техника могла сразу съезжать на землю - на таких перевозили бульдозеры, комбайны, танки. Но более всего бросались в уши рельсодорожные установки для перевозки негабаритных грузов - эти попадались редко, зато не заметить такое погрызище никак не получится. Речка в своё время просто тёрла глаза, увидев сооружение размером с четыре подъезда пятиэтажного дома, стоящее на пуховой туче соединённых колёсных тележек. На таких невгрызячески огромных штуках перевозили химические реакторы, потому как отлить на месте цельную стальную колбу массой тонн в пятьсот даже сложнее, чем протащить её по дорогам. Нынче на запасниках Серой стояла только пустая установка для негабарита, хотя и пустая она была больше любого вагона.

Грызи из ремонтников, возившиеся на рельсах, слегка приподняли хохолки, увидев шлёндающих по путям, но, расслушав спецовки со значками Дождевого, только подняли лапы буквой "га".

- Гусей не топчете? - осведомился официальным тоном Хлутыш.

- А что, тебе уже надоело, бугага... - покатились по смеху ремонтники.

- Омойпух! - закатила глаза грызуниха, - Да это опять дождевики! Сейчас как протащат свои камни, весь путь уделают по нулевое число!

- Да не тряси, камни нормированые, - заржал в ответ Кирзыш, - А с той стороны мы вообще порожняком ходим.

- Дааа, знаем мы ваш порожняк, пух в ушах...

- Бежим! - выкрикнула Речка, скатив всех ещё глубже в смех.

Однако, ремонтники действительно знали их порожняк, который далеко не всегда был порожний. Вагоны-хопперы плохо подходили для других грузов - например, туда нельзя даже насыпать угля, потому как потом придётся мыть, а это чудовищная возня. Однако, в бункеры для руды вполне можно было набросать чего-либо лёгкого, типа пачек теплоизоляции, или же краном загрузить туда катушки кабеля, а бывало, и целые машины. В общем случае рельсодорожники никогда так не делали и возили в хопперах только щебёнку, поэтому на таких операциях Дождевой выколачивал дополнительную Прибыль. Так что смех смехом, а Кирзыш цокнул

- Так, грызята, надо не забыть проверить кабельный завод. Возможно, будет эт-самое.

- Вот пропушёнка! - хлопнула его хвостом Речка, - Когда-ж ты поглупеешь?

- От пропушёнки слышу, - ответно мотнул по ней хвостом грызь.

- Пропушёнка от пропушёнки слышит, - философично цокнул Хлутыш.

- И идущая рядом пропушёнка философично замечает об этом.

Таким образом грызи катались по смеху ничуть не хуже, чем поезда по рельсам. Едва они успели как следует проржаться... правда, на это ушло около часа! - так вот, едва пуши более-менее успокоились, как на запасной путь уже ввалил свою тушу "Дождевой". Головной тепловоз был окрашен в блекло-красный цвет, каковой при разном освещении сходил за бурый или малиновый; по "морде" и бортам тепловоза шли тёмно-красные полосы, на которых выделялись написаные белым номера и слово "Дождевой". По типу это был 7ТЭИ10, вполне обычный теплик, таскавший составы по рельсовым дорогам в этой части Мира. Опираясь на две трёхосные тележки, машина шла грузно, с низким гулом, явственно нагружая путь своей массой, так что рельсы гудели, а щебёнка слегка щебетала. Со всей высоты тепловоза пырились наклонённые вперёд окна кабины, блестящие под солнечными лучами. В уши бросалась входная дверь, а именно то, что она была весьма маленькой на боку машины - и не потому, что дверь маленькая, а потому, что бок большой.

Следом за головным тепликом шёл не второй теплик, как это бывает в обычных составах - там казал зелёные бока технический вагон, по габаритам похожий на пассажирский, но без окон. Вагон этот почти полностью собрали в депо Дождевого, напихав туда всё, что посчитали нужным - места для смены мышинистов, дополнительный бак топлива на двадцать тонн, противопожарную систему, а также установки очистки воздушных и масляных фильтров. Вместо того, чтобы менять фильтры, их заряжали в эти установки, и через некоторое время можно было переставлять обратно. Фильтр нельзя чистить до бесконечности, но, как показала практика, раз тридцать легко можно, а это уже ощутимая Прибыль. Ещё больше выжимала установка очистки масла, которая постепенно пропускала через себя масло из двигателей тепловозов в связке, и практически полностью восстанавливала его свойства, удаляя продукты подгорания.

В этом самом вагоне светло-зелёного мохового цвета Кирзыш и Речка уже провели допушнины сколько времени, причём, учитывая существование там отдельных кают, провели весьма обоюдопушно. Настолько, что даже через годы они потирали лапы в предвкушении, и хихикали. Возможно, сам вагон тоже имел на этот счёт какое-то мнение, но, как и весь подвижной состав, вагон обычно молчал. Молча прокатившись вслед за головой, вагон открывал вид на следующие секции локомотива - теплик, электровоз, опять теплик. У непривычных диспетчеров уши в узел завязывались, когда они наблюдали такое погрызище, но на самом деле, это была очередная дань Жадности. Второй тепловоз, прицепленый за техническим вагоном, был окрашен нишиша не также, как голова - перекрашивать их только для одномастности никому и в голову не пришло, так что он казал тёмно-зелёные бока с жёлтыми полосами и затёртой надписью "южно-урыльская дорога". Второй теплик был типа "двусторонний огузок", как это называли мышинисты - тобишь, он был прямоугольный с обеих сторон, а уменьшеная кабина имелась только на всякий случай и сбоку; посередине располагался переход в соседние вагоны, благодаря которому грызи могли ходить по всему локомотиву.

Следом шла электровозная секция, в которой существовали трансформаторы, снабжавшие электромоторы током при работе с контактной сетью. Кузов электровоза был сделан также, как и второго теплика, со сквозным проходом, так что оттуда немудрено попасть в последнюю секцию. Последняя представляла из себя такой же 7ТЭИ10, как и головной, только тёмно-зелёный, и прицеплен он был гузлом к электровозу, кабиной к составу, ради возможности двигать локомотив в любую сторону. Вся эта связка, длиной с "собаку" на малозагруженом маршруте, грузно катилась по рельсам, слегка дымя выхлопом из труб на трёх тепловозных секциях; вслуху того, что на запасных путях тут не имелосиха контактной сети, токоприёмник был опущен, а поезд двигался "на газу", как цокали.

Вслед за локомотивом тащились главные виновники торжества, огромные восьмиосные хопперы для руды - они были слегка выше, чем обычные четырёхосные, и действительно, как это цокали ремонтники, давали больше нагрузки на путь. Хопперы отличались бункером с наклонными стенками, тобишь они нависали над колёсными тележками и поддерживались рамами из мощных балок, а сам бункер продолжался вниз, к крышкам для разгрузки. "Дождевой" волочил сорок таких ерундовин, что соответствовало составу максимальной длины, влезающему в стандартные объездные пути - более длинный создавал проблемы для движения. В поезд упихивали три с половиной тысячи тонн руды, и он волочил этот груз не абы как и с натуги, а вполне в штатном режиме и с нужной скоростью.

"Шпабах-шпабах! Шпабах-шпабах! Дыдых!" - отстукивали свою музыку колёса и сцепки, грохоча на стрелках. Грызи же, глядючи на это дело ушами, поняли, что сели ждать не в том месте, и придётся пройти ещё с пол-километра. Вся длина состава была больше полукилометра, но сейчас, скорее всего, он остановится раньше. Поезд замедлял ход, не прилагая к тому слышимых усилий, но на самом деле сейчас пухова туча кинетической энергии превращалась в тепло на тормозных колодках, рассеиваясь в атмосфере. Мышинисты топали вслед за вагонами, катаясь по смеху от надписей на них, типа "допуха оригинальная надпись на вагоне", "вагон имени Сорока Тысяч Кусков", "омойпух", и так далее. Хопперы к тому же были не все одинаковые по окраске, потому как собирали их в разных местах - часть была жёлтая, часть зелёная, а часть серая. Однако все они казали из-под запылённых в долгих дорогах рам блестящие, как лезвия ножей, обода колёс.

Рельсодорожное колесо вообще довольно странная штука, которая всегда вызывает интерес у пырящегося. Такого больше нигде не увидишь, чтобы ерундовина диаметром более метра была практически идеально круглая и ровная, к тому же выглядела так, словно только что сошла со станка - гладкая и блестящая. Само собой, ведь на относительно тонкий обод ложился весь вес вагона, поэтому поверхность и шлифовалась до зеркальности. Однако жеж, убельчённые опытом мышинисты испытали не столь сильный шок при виде колёс, чтобы не дойти до локомотива. Останавливаясь, поезд загрохотал сцепками, которые переходили из натянутого положения в толкающее, причём происходило это волной от хвоста к голове, так что создавалосиха чёткое впечатление, что поезд вспушается. После того, как вся громадина замерла на месте, из-под вагонов с шипением вышел сжатый воздух, ранее давивший на тормоза. На ровном участке мышинисты старались не держать систему под давлением, экономии ради - если уж что, снова включить недолго.

Из высокой двери последней тепловозной секции попрыгали грызи из прошедшей смены, но не для того, чтобы сломя голову бежать домой, а чтобы осмотреть состав перед сдачей. Лучше лишний раз осмотреть, чем потом выяснять, кто наделал косяков и всё такое.

- А, пушнина явилась! - подняла буквой "га" лапу Фира, - Слушайте какие баулы с собой прут, хомячины!

- Омойпух! - изобразил испуг Хлутыш, глянув на баулы.

Само собой, пуши скатились в смех, мотая ушами и хвостами. Ещё больше они заржали, когда услышали, что где-то за вагонами тоже ржут - причём, там хохотали грызи и ржали натуральные лошади, хором.

- Это в пух, в пух, - вспушился Кирзыш, - А вообще как, есть чо? Йа думал проверить кабельный завод, вы не в курсах?

- Не, там другая дребузня, - мотнула ухом Фира, - Ну там в журнале написано, куда.

- Ладно, пойдём потопчем гусей, - принял единственно верное решение Хлутыш.

Грызи влезли в дверь технического вагона, и вшуршали в его жЫлую часть, чтобы оставить барахлишко и намять мох в сурковательных ящиках. В малоразмерных каютах, где большую часть объёма занимал этот самый мох, было весьма уютно, тем более, что пуши сами обустраивали своё передвижное гнездо. На стенах висели ярко-жёлтые коврики, сшитые из осенних листьев, а большая часть лампочек светила из вырезов в корягах, прикрученых на стены и потолок. Кирзыш уложил оборудование магнитометра в мох, потому как думал устанавливать его во время загрузки в Ропе. Речка же пошла на кухню, выложить в шкаф корм, и вскоре оттуда донёсся её смешок.

- Омойпух, Фуфлюня! - смеялась грызуниха, - Какого пуха?

Оказалосиха, что Фуфлюня, жирный бурундук, обитавший под гнезом грызей в Дождевом, забрался в её сумку с кормом, нажрался орехов, и дрых как сурчина всю дорогу. Хорошо ещё, не вывалился где-нибудь в поезде или на рельсы. Поржав, Речка устроила толстое животное в углу суръящика. Кирзыш же, которого обуревала Жадность, не приминул сесть за конторский столик, стоявший на кухне, и позырить, что там с товарооборотом. Пока он листал страницы, сделаные из сто раз переработаной бумаги и оттого зелёные, в вагон залезли и Макузь с Лушкой, каковых не хватало для полного комплекта пушей. "Кло, кло" - раздалось мерное кудахтанье, по мере того, как грызи поднимали лапы буквой "га", приветствуя товарищей.

- Как оно, не минусит? - цокнул Макузь, наваливая заварки в огромный самовар на электрической тяге.

- Ну да, у них поминусишь, - фыркнул Кирзыш, разбираясь в зарослях бюрократии, - Насколько йа разбираюсь в гусях, нам надо в Плоское, хватануть попутку.

- Какую именно? - почесал ухи грызь, ибо не до конца запомнил всю карту от Луты до Ропы.

- Ты не до конца запомнил всю карту от Луты до Ропы, - сообщил ему Кирзыш, - Но это поправимо. Гусь будет растоптан!... Кхм. Всмысле, на станцию Плоская привозят прицепы с завода. Ну, это из того, что может войти в наши коробки.

- Прицепы?...

- Ну не отцепы же. Вот, зацени, - показал список грызь, - Легковых двадцать, грузовых сорок.

- Омойпух. Это получается, в каждый хоппер по такому куску, плюс маленький кусочек?

- С математикой ознакомленЪ, - показал на Макузя Кирзыш.

Грузить прицепы грызи ничуть не боялись, потому как они удачно вставали колёсами в скос бункера, и никуда не сдвигались. Единственное, что загрузка происходила не так реактивно, как хотелосиха бы - пока поднять каждый краном, опустить, отцепить - время и мнётся, как снег под гусеницами. Тем более, когда грызи с какого-либо предприятия договаривались с Дождевым о перевозке, они прекрасно понимали, что нельзя тормозить поезд, иначе их пошлют напух, и придётся возить тележками. Вслуху этого, насколько это помнил на своей практике Кирзыш, прицепы залетали в вагоны, как по маслу - тамошние просто приезжали грузить всем заводом, с несколькими кранами, и справлялись быстро.

- Так, сало быть... - с умным видом цокнул Кирзыш.

- Сало быть, давно пора заканчивать обход, а вы отсиживаете хвост, - хихикнула Лушка из корридора.

- Она не запомнила расписание всех поездов, - показал на неё Кирзыш, - А кто-то запомнил, поэтому знает, что через десять минут тут пойдут экспрессы, один за другим четыре штуки, так что, раньше чем через пол-часа, никак не тронемся.

- Омойпух, - поразилась такой упоротости грызуниха, когда поняла, что никто не шутит.

Кирзыш однако не собирался тянуть пол-часа до последней секунды, а натурально пошёл ослушивать поезд, взявши молоток на длинной лапке. Этим высокотехнологичным инструментом били по колёсам, определяя, нету ли трещин в металле - заметные трещины сразу изменяли звучание, так что не нужно иметь особо чувствительных слух, чтобы понять разницу. Правда, пуши часто начинали выстукивать на колёсах мелодии, скатывались в ржач, потом вспушались, и некоторое время действительно слушали гул. Гул, гул, гул... не гул, с удивлением уставился на молоток Кирзыш. Ослушавшись вокруг и убедившись, что никто не прикалывается, грызь ещё раз простучал раму вагона - шиш, а не гул.

- Кир, что там у тебя? - заорал издали Хлутыш.

- По-моему, песок, - сообщил грызь, - Пройдите до конца и послушайте это.

Не повод для паники, цокнул себе Кирзыш, отнюдь не повод! Куда как больше это был бы повод для паники, если бы рама развалилась на полном ходу, да на мосту, кпримеру - вот это был бы смех так смех. Кроме того, рама ещё далеко не развалилась. Подробное ослушивание, проведённое путём влезания как на вагон, так и под него, выявило трещины в раме одной из тележек. Трещины эти были едва заметны, только под некоторым углом видна светлая внутренность металла, открытая в разрезе, а так попробуй разгляди.

- Ну и впух его, - пнула колесо Речка, вспушившись, - Отцепим сейчас да на запаске бросим. Пущай аварийка потом разбирается да топчет гусей.

- Да, так и следует сделать, - с умным видом цокнул Кирзыш, - Конечно, там только одна рама из четырёх, если не нагружать - ничего с ним не будет, но, бережёного хвост бережёт.

- Погнали, - мотнул ухом Хлутыш.

Погнать было не так просто, как могло показаться. Чтобы вкатить сломаный вагон на запасной путь, состав должен был наполовину высунуться со станции и затем сдать задом, а для этого нужно, чтобы ветка впереди была свободная. Любая белка знает, что прыгать на занятую ветку - мимо пуха, а уж тем более убельчённые опытом мышинисты.

- Ещё сильно повезло, что порожняком идём, - цокнул Кирзыш, усадив хвост перед основным пультом, - С полным и назад-то не особо сдашь, особенно по стрелке.

- Сто пухов, - кивнула Речка, - Так, они прошли, давай помаленьку.

- Гусей в сторону! - захихикал грызь, потянув за верёвку свистка.

Гусей и так особо не толпилось, так что состав без помех стронулся с места и неспеша проехал вперёд, оставив половину вагонов. Рычаги, которыми переключались режимы работы тепловоза, были весьма тугие, так что при маневрах иногда и опушнеешь, ворочать контроллер туда-сюда. Зато уж случайно точно не сдвинешь, что и требовалосиха. На увеличение "газа" тепловоз реагировал повышением оборотов движка, следом подскакивали вверх стрелки, показывающие выход тока с генератора. Вобщем, как цокнет любой мышинист, вспушился, так уже хорошо. Кирзыш подождал, пока поезд доползёт до водонапорной башни - как он прикинул, такого расстояния хватит, и нажал на тормоза. Затем всю эту дребузню пришлосиха повторить ещё два раза, чтобы состав стал целым, а тухлый вагон остался стоять на запаске. Лушка засела за телефон, чтобы пробить дальнейшие действия с этим вагоном - скорее всего, какой-либо из "хомяков" утащит его в депо Дождевого для ремонта. База уже достаточно накопила жирка, чтобы ремонтировать тепловозы, а уж вагоны тем более.

Кирзыш с Речкой плотно усадили хвосты в кабине, запаслись чаями и орехами, и приготовились отсидеть так очередную смену. Остальные звери, недолго думая, отвалились дрыхнуть в жЫлой части техвагона, присоединившись в этом деле к Фуфлюне. Как он это зачастую делал, Кирзыш открывал окно рядом со своим местом, пока поезд не набирал большой скорости - а учитывая его массу, набирал он рассчётную скорость за несколько минут, даже порожняком. Высунув уши под ветер, грызь с удовольствием таращился на прущие из кюветов кусты и Лес за ними, радуясь солнечному деньку... впрочем, ненамного больше, чем дождливому деньку. Ну а уж если придорожных картин становилось недостаточно, стоило только повернуть башку, и готово - в другой стороне кабины сидела мягкая пушная грызуниха, вызывающая своим видом исключительно хрурные ощущения. При этом, собственно, Речка находилась в точно таком же состоянии пуха, что нельзя не признать обоюдопушным во всех смыслах.

- Нно, пропушёнка! - поддавала ногой по полу грызуниха, - Пошла, лошадка!

Ясное дело, что "лошадка" реагировала только на положение контроллера, а не на это цоканье. Не будучи отягощённым грузом, состав всё-таки вышел на маршевую скорость - тобишь, максимальную на данном участке. Практически всегда максимальная скорость определялась состоянием путей, а локомотив мог дать хоть двести, если бы рельсы были идеальными. По большей части проездных дорог скорость была восемьдесят, так что сейчас "Дождевой" разгонялся примерно до этой отметки. Ограничение скорости для поезда было куда как чувствительнее, чем для автомобиля - превышать даже на немного уже чревато, каждый километр в час, помноженый на сотни тонн веса, даёт большую нагрузку на путь. Вслуху этого мышинист выбирал подходящий режим, исходя также из наклона дороги и общей обстановки на маршруте - например, нет смысла разгоняться перед красным сигналом, проще накатываться на него и обойтись вообще без торможения.

В целом, пуши трясли напару - один сидел за основным пультом, второй за техническим, потом менялись. Намордие двух мышинистов позволяло надёжнее избегать дремоты, а также давало возможность отлучаться в сортир, потому как перегоны попадались по много часов без единой остановки. Если поезд попадал в "зелёную волну", он мог пролететь чуть не весь маршрут, ни разу не остановившись. Это было слегка утомительно, зато экономило время и топливо, так что в конечном счёте, только уменьшало нагрузку на трясущих. Что касаемо технического пульта, то Речка не особо считала ворон - она тоже посматривала на дорогу, на всякий случай, и окидывала ушами многочисленные приборы, натыканные на панели. Индюкаторы показывали мощность, вырабатываемую силовыми установками, поступающую из сети через трансформатор, а также потребляемую моторами - всё это следовало контролировать, воизбежание.

Все параметры и каналы управления можно было бы свести на ЭВМ, как это делали на истребителях, например. Однако грызи были весьма консервативны в этом вопросе и больше доверяли стрелочным приборам и лапным выключателям. Отчасти это был вопрос надёжности, чтобы целый поезд не зависел от одного устройства, но более всего - привычка пыриться глазами на приборы, а не на экран. Когда аналоговые системы управления явно не тянули требуемые функции, их дублировали числовыми, но не заменяли. В данном типе тепловозов не было столь больших хитростей, чтобы обязательно вводить числовое управление - однако, в кабине имелось СРУ...

- Да у вас что в кабине, что в избе, одно сплошное сру! - цокали обычно на такие заявления, и катились в смех.

...а на самом деле, это Счётно-Решающее Устройство, или проще цокнуть, механический калькулятор. В отличие от обычного, он считал не что угодно, а только давал значения в зависимости от введённых чисел, например, считал нужную скорость для преодоления подъёма заданой длины и крутизны. Удобство заключалосиха в том, что СРУ висело прямо над столиком - кладёшь карту, вводишь числа, опускаешь рычажок - готово, хватайся за голову. Конечно, на заранее проложеном маршруте все скорости были заранее посчитаны и проверены не один раз, но случалосиха и так, что нужно посчитать немедленно, причём часа в два ночи - вот тут СРУ было как нельзя кстати.

"Дождевой", зацепившись токоприёмником за контактный провод, кормился электричеством, так что движки пока заглушили, и в кабине стояла почти тишина - гудели приборы и вентиляторы, но обычного низкого рокота, который издавал мощный двигатель сзади, не было. Когда эта дребузня заглушена - самое время пройтись по отсекам, чтоб уши не закладывало. В то время как Речка села на место мышиниста, Кирзыш прошуршал в узкую дверь посередь кабины, попав в тамбур между кабиной и моторным отсеком. Здесь хранилось кой-какое барахло типа запасных проводов, инструменты, и также существовала дверь на выход. Как можно более плотно спрятав пушнину под спецовку, грызь взял фонарь и прошёл дальше по тепловозу, как раз туда, где громоздилась силовая установка. Следовало проверить, не течёт ли где масло, и всё такое. Обшарив лучом фонаря стального моллюска, Кирзыш этим остался доволен, и пошёл дальше, следуя светом по проложеным по стене трубкам - эти вообще не заводские, а собственной работы, ведущие в технический вагон. Впрочем, проблем с ними было не больше, чем с остальным.

Между вагонами переходили как в обычной "собаке", через переход, закрытый резиновой гармошкой. Для этого следовало открыть одну дверь, выбраться на подножку, закрыть её за хвостом, перейти через грохочущее зверским образом пространство, где в зазорах внизу мелькают шпалы, и вшуршать в следующую дверь. Кому-нибудь это могло бы показаться сомнительным удовольствием, однако мышинисты знали, что таким образом они получают огромные удобства. Получив удобства, Кирзыш принялся ослушивать масляную очищалку, потом бачки со сжиженым газом, потом - очищалку для воздушных фильтров. Нельзя цокнуть, чтобы там всё сверкало чистотой, однако избыточной грязи не наблюдалосиха, а агрегаты находились полностью в рабочем состоянии. Уже готовые фильтры лежали на полках, радуя Жадность фактом своего существования.

Грызь прошёл по корридору через жЫлую часть вагона - так можно было сделать, чтобы вообще не тревожить суркующих... особенно Фуфлюню, втихоря заржал Кирзыш. Оттуда путь его лежал ещё через три секции, одна из которых, электровозная, привлекала особенное внимание. Там следовало выключить освещение и слушать, нет ли где видимых пробоев электричества. Возиться рядом с высоковольтным оборудованием желания было мало, так что грызи обычно быстро ослушивали отсек, и валили дальше. Таким образом обходчик добирался до хвостовой кабины, откуда открывался вид на вереницу вагонов, изгибающуюся по дороге - хопперы ниже, чем тепловоз, так что из окон мышинист видел вагоны сверху. Здесь на стене висел "склероз-щит", на коем было начертано: "Это задняя кабина. Ты в поезде. Это ты", и шла стрелка к зеркалу, чтобы каждый мог убедиться, что это он. Похихикав, Кирзыш проверил приборы и в этой кабине, убедился, что всё в пух, и отправился в обратное путешествие через секции локомотива.

Могло бы показаться, что пейзажи всей восточно-Кишиммарской равнины одинаковы, однако для знающих грызей это было совсем не так. Собственно, у мышинистов даже было такое развлечение, угадывать место с точностью до перегона между станциями, после того, как пуша продрыхнет часов восемь. Поезд за это время мог отмахать и столько, и полтора раза по столько, как карта ляжет. Само собой, когда дорога выходила на побережье Гусиного моря, тут не спутаешь, но убельчённые опытом пуши могли назвать совсем точное место, едва слухнув в окно. Родные Леса раскидывались во все стороны на тысячи километров, от океана до океана, перемежаемые только горами и водоёмами; на севере Леса переходили в тундру, на юге - в степи и пустыни. Едва поезд забирался на возвышение, и открывался вид на горизонт, ощущение полной необъятности сразу заполняло уши и вызывало восторг.

Само собой, в основном разнилась растительность, слышимая с рельсового пути и примыкающая непосредственно к насыпи. Иногда это были кусты - ивовые или ореховые, а то и ещё какие; одних кустов можно насчитать десятки видов, даже не углубляясь в ботанику. Бывало и так, что сразу начиналась опушка леса и стояли конкретные деревья - сосны, ёлки, берёзы и дубы таращили в небо листья и хвою, зажёвывали солнечный свет, и обильно посыпали вокруг плодами, в том числе, в виде грибов. Зачастую между дорогой и лесом имелись полянки, поросшие мощным ковром многолетних трав. В разное время поля окрашивались в цвет тех растюх, что зацветали, а после середины лета над массой стеблей мотылялись на ветру большущие пушные колосья с семенами. Любой мало-мальский ветер поднимал пух - и даже не от грызей пух, а от многочисленных растюх, чьи семена были опушены ради того, чтобы летать по ветру.

Если цокать о белочках, то иногда обилие пуха было столь высоко, что он мог забивать решётки воздухозаборников! Кирзыш лично не раз слышал такое погрызище, когда большая по площади решётка покрывалась цельной крышкой, наподобие куска плотного белого войлока, и пропускала куда меньше воздуха, чем следует. Казалосиха бы, что тополиный или осиновый пух, пусть и забивший решётку, штука весьма малозначительная - на самом деле, это легко могло привести к катастроффе. Соль в том, что поезд преодолевал немало подъёмов с разгону, пользуясь огромной инерцией, которая помогала перевалить высшую точку. Потеряв скорость, состав не мог двигаться в гору, и более того, не мог даже удержаться на ней, потому как сцепление колёс с рельсами суть весьма ограничено. Например, если тащить автомобиль с зажатыми тормозами, он будет упираться в десятки раз сильнее, чем с отпущенными - с вагоном другой песок. Соответственно, невовремя провалившаяся тяга локомотива неизбежно ведёт к неуправляемому скатыванию состава, а если спуск окажется достаточно длинным и крутым, скорость превысит критическую и всё барахло улетит с рельсов.

Вслуху таких обстоятельств мышинисты следили за тем, сколько пуха в воздухе, и если замечали значительное количество, не ленились слазать на крышу, проверить решётки воздухозаборников, и при надобности очистить их. Кирзыш, как и остальные грызи из экипажа "Дождевого", уже выучил, где именно притаились особо обильные осиновые рощи, полосы тополей и поля, поросшие кипреем или репеем. Их даже обозначали на карте, так что учесть - нет особой науки. Как показывала практика всю дорогу, особой науки нет вообще ни в чём, нужно только собрать воедино пухову тучу разных элементарных действий, чтобы они сложились в нужный песок.

Помимо различной растительности, от огромных дубов до травки, местность отличалась рельефом. Где-то она шла плоскостью, где-то волновалась холмами, через которые рельсодорожный путь прорезался напрямки, путём прорывания ровной траншеи. В этом случае по сторонам от насыпи оставались песчаные или глиняные склоны, поросшие травой или кустарником. В тех склонах, что имели совсем отвесные стенки, часто можно увидеть множество норок... и не тех норок, которые родственники хорька и бегают по лесу, а норок в песке, выкопаных ласточками. Пожалуй, это был единственный случай, когда птицы копали натуральную нору. Причём, копали массово, так что весь склон оказывался истыкан дырками, а во время гнездования там вились целые тучи мелких быстрых птичек с раздвоеными хвостами. В любом случае, это выслушило весьма и весьма в пух - по крайней мере, Кирзыш и Речка не упускали случая поржать, наблюдая такое.

Само собой, на пути попадалосиха и немало водных объектов, начиная от маленьких ручейков, пересекавших насыпь в трубах, до значительных озёр, где едва различался другой берег. Такие места казались особенно здоровскими, потому как пересекались реки водяные и реки стальные - и те и другие соединялись в единую сеть, опутывающую ровным счётом весь Мир. Трудно было представить, однако самый малый ручеёк, петляющий между корнями ёлок в лесу, соединялся со всем мировым океаном и через него - с любым из других ручейков, протекающих в любом месте планеты. Точно также, каждый задрипаный тупик рельсового пути вёл в бесконечную сеть и имел связь со всеми остальными путями. "Это как топтать гуся, - философично пояснял Хлутыш, - Только не топтать, и не гуся."

Таким образом, мышинисты видели на своём пути либо полосатые стальные ограждения, показывающие, что внизу проложена труба, либо ограждения с жёлтой полосой, обозначавшие мост. Мостов по Кишиммарской равнине встречалосиха допуха, примерно по штуке на десяток километров, потому как тут имелась разветвлённая речная сеть. По многим из этих речек, кстати цокнуть, местные грызи плавали на лодках, иногда даже перевозили значительные объёмы груза. По большим же рекам плавали уверенно, таская огромные длинные баржи с щебёнкой и прочими массивными темами. К удаче, "Дождевой" вписывался в обычную нагрузку на путь, неслушая на огромные хопперы, и мог проходить по любым мостам. Мосты при этом, правда, значительно выгибались под его весом - если позырить вдоль состава, вполне заметно. Вслуху этого мышинисты старались подгадать так, чтобы не попадать на мост вместе со встречным поездом - впринципе, это укладывалосиха в рассчёты, но бережёного хвост бережёт.

Для непривычного уха при этом въезд на мост обычно превращался в сплошной шок, потому как визуально габариты проёма между балками были гораздо уже, чем ширина тепловоза - естественно, так только казалосиха. Даже мощные потоки воздуха, возникавшие при прохождении поезда на расстоянии полуметра от опор моста, никак не колебали многотонную тушу - пролетал, как по маслу. Мышинистов всегда заботило, чтобы никакой олуш не оказался на мосту, потому как убежать с середины долго, а сойти в сторону просто некуда, что может обернуться Ущербом. На большинстве больших мостов всё же были дорожки и места для спасения тушки, но на некоторых - не было. Кроме того, если туда забредёт лось или лошадь, трудно рассчитывать на то, что она сообразит уйти с рельс в закуток. Воизбежание забредания принимались некоторые меры, однако они не всегда срабатывали.

Кирзыш, например, отлично помнил, что на длинном мосту через реку Ширая под тепловоз попал лось, так что грызь всегда ёжился всей белкой, когда проезжал этот мост. На корпусе же теплика, рядом с регистрационным номером, нарисованым белым по красному, были запечатлены значки двух коров и одной свиньи - пуши не собирались забывать подобные происшествия, а напротив, напоминали о них сами себе, чтобы не расслабляться. Однако, если мышинисты приняли все меры, а зверь всё-таки попал под поезд, это уже его косяк. Никто не цокал "поезд сбил кого-то", потому как "сбил" это значит догнал и сбил, что для поезда слегка проблематично. Вслуху этого Макузь, например, сохранял полную спокуху по тому поводу, что в его смену несколько лет назад тепловоз переехал грызя, особо засчитавшегося ворон. Мышинисты понимали, что не имеют ни малейшей возможности повлиять на подобные происшествия, раздавил значит раздавил, так уж сложилосиха.

Но, наезды на организмы, к удаче, случались крайне редко - "Дождевой" пёр с мощным гулом и заставлял рельсы на километр вперёд звенеть, как струны, так что не заметить его ещё сложнее, чем какой-либо другой поезд. Ночью к этому добавлялся прожектор невгрызяческой мощности, фигачивший с тепловоза и освещавший путь на несколько километров вперёд, если тот был прямой. "Пухячим!" - обычно кричали грызи, увидев такое, и бросались за кусты, на всякий случай. Не то чтобы кто-то опасался поезда, но лишний повод поржать не лишний, да и бережёного хвост бережёт, как известно с дупельных времён.

Чтоже касаемо навигации по путям от пункта отправления к пункту прибытия, она отличалась немалой фигурностью. Соль в том, что немалая часть магистралей имела высокую загруженость, вслуху чего толкаться туда иногда становилосиха сложно. Не столько из-за количества поездов как таковых, а вслуху того, что большая нагрузка изнашивала путь, и он требовал периодических ремонтов, что затрудняло движение. Мышинисты ничуть этого не боялись, а прокладывали маршрут по другим веткам - благо, сеть имела разветвлённую структуру. Благодаря этому, проехать можно разными путями, что облегчает. Кроме того, нужно учитывать электрификацию дороги, и не просто так, и исходя из того, что электрическая тяга примерно в два раза дешевле газовой. Соответственно, когда была возможность проехать без электричества, но более коротким путём, так и следовало делать.

Самой большой нычкой на маршрутах "Дождевого" был проезд через цокалище Склонное, на Урыльском взгорье. Это место было отлично знакомо мышинистам, потому как они несколько лет возили туда химическую жижу на "синячке малыше". Сейчас жижу возили другие грызи, а Кирзыш, Речка и прочие только хихикали, потирая лапы, когда подъезжали к этому месту. Здесь имелась полузаброшеная за ненадобностью ветка, проходившая по горным низинам, и собиравшая на пути станции с невгрызячески оригинальными названиями Путная и Маршрутная. Состояние ветки всегда было так себе, и тащиться по ней следовало не быстрее тридцати или двадцати километров в час - зато из этого проезда поезд попадал сразу на другую сторону Урыльских гор, экономя почти пятьсот километров расстояния. Соль состояла в том, что никому больше не требовалосиха двигаться именно таким изощрённым маршрутом, потому ветку и не приводили в более годное состояние.

Грызям, правда, приходилосиха отстёгивать некоторое количество денежных средств на поддержание ветки, потому как именно они давали большую часть нагрузки, убивая и без того плохое полотно тяжеленными рудовозными вагонами. Однако, посчитав балланс, все сходились во мнении, что оно того стоит. Шло под Жабу приличное количество топлива и аммортизация подвижного состава, а также время, что немаложадно. Вслуху этого "Дождевой" ездил там постоянно, иногда встречаясь с "синячком малышом", что вызывало буйное колошение ржи среди белокъ.

Однако для начала состав проследовал на станцию Плоская, каковая закопалась среди лесов на дальних подступах к западной границе взгорья. Как и предупреждали грызи, там уже ждали автомобильные прицепы, каковые следовало доставить на узловую товарную станцию, чтобы оттуда их раскидывали по адресатам. Ну, как ждали... прицепы были просто наставлены возле путей, как стадо гусей.

- Омой-что? Правильно, пух! - цокнула Речка, наблюдая такую панораму.

- Отвойпух, - согласился Кирзыш, ворочая тормозной рычаг, - Повезёт, если быстро отделаемся.

- А куда мы денемся? - фыркнула грызуниха, - Или точнее цокнуть, куда они денутся? Пущай грузят, чо.

В свете мощных фонарей, что лупили с вышек, копошившиеся на станции грызи начали грузить чо, а также прицепы в вагоны. Погрузка проходила вполне шустро, потому как отгружали сами заводские, которые были заинтересованы в том, чтобы отгрузить побыстрее да пойти сурковать. Кроме того, у них имелись в готовности два мощных автокрана и отличные толщенные стропы, каковыми подцепляли прицеп под брюхо, и так переносили в вагон, опуская сверху. Телега вставала колёсами в распор на скошеные стенки бункера, так что крепить её дополнительно не требовалосиха. Кирзыш же, неслушая на сильную возню вокруг поезда, пошёл ослушать вагоны ещё раз. Как убельчённый опытом мышинист, он был уверен в своей технике. Уверен, что косяк может вылезти в любой момент, и не хотел пропустить этот момент.

Поздний закат малевал по небу розовые и синие полосы, а уши и нос ощущали некоторый холодок. Чем ближе к взгорью, тем холодок будет более ощутим, ведь кое-где на самой высоте там и ледники лежат, а текущие с гор реки сплошь несут ледяную воду. Ну да ладно, цокнул себе Кирзыш, потирая замёрзший нос, на другой стороне поворот на юг, а там начнётся совсем другое кудахтанье... Кудахтанье слышалось и из вагонов на соседних путях.

- Это кто там кудахчет, как курица?! - строго вопросил Кирзыш.

- Так это и есть курица, - ответил кто-то из грызей.

- А, тогда в пух, - дал резолюцию Кирзыш, и скатился в смех.

Две бригады закидывали в вагоны груз, как картохлю в мешки, так что на весь процесс у них ушло меньше часа. Секрет был в том, что ихние тяжёлые автокраны, вероятно, арендованые на стройке, могли поднимать прицепы, не становясь упорами на землю - а это очень сильно ускоряло дело. Не успели Кирзыш с Речкой как следует потолочься вокруг тепловоза, как пришло время трогаться в дальнейший путь. Собственно, трогаться предстояло другим мышинистам, а двоепушие, похихикав и перекусив на кухне, вшуршало в сурковательные ящики, плющить морды. В каюте, как здесь называли комнаты на флотский манер, стояли приятные сумерки; если убрать с окна занавески, будет светлынь, потому как в окно фигачили светом фонари. А так очень даже в пух, когда свет слегка пробивается и освещает помещение, отражаясь от светлых стенок. Тем более, для грызей этот вагон был совсем родным, потому как они уже много лет отваливались сурковать именно в такой обстановке.

Едва Кирзыш задремал, как в ему в уши попал настойчивый звук того, как кто-то бьёт в мешки. Уж кто-кто, а грызь точно мог определить, когда бьют в мешки - это, судя по всему, был хлеб. Поскольку Речка не имела привычки бить хлеб в мешки, вывод напрашивался сам собой...

- Фуфлюня, животное!! - сгрёб в охапку бурундука Кирзыш, кое-как оторвав его от батона, - Речуш, у нас клетка есть? Иначе мы точно не довезём эту бестолочь обратно!

- Какую бестолочь, батон?? - скатилась в смех грызуниха, - Да есть клетка, там вон, возле сортира висит.

Кирзыш не поленился сходить, принести клетку, и запихнуть туда отчаяно упиравшегося Фуфлюню. Клетку как раз и возили на такой случай - когда попадались птенцы-слётки, когда в вагон забирался какой-нибудь хомяк, или заводился бурундук, который ещё больший хомяк, чем хомяк. В любом случае, животное было помещено в безопасный объём пространства, сухо цокая. Сам бурундук явно так не считал, яростно грызя прутья, однако прутья были прочные, из стальных стержней, и не поддавались даже грызунячьим резцам - а перед резцами пасовала и сталь, если не закалённая. Как показала практика, эта была закалённая, и неслабо. В общем, Фуфлюне повезло.

Ночью поезд успешно преодолел проезд возле Склонного, медленно пробравшись по тамошней ветке. Хотя путь там никто и не думал ремонтировать, он сам по себе лежал на каменистом грунте и оттого мало расползался. Если ехать осторожно, всё в пух - собственно, так и было написано на дорожном знаке на въезде. Правда, проезд этот отличался ещё и необходимостью два раза перецеплять состав, потому как ветка шла не куда надо, а вслед за поворотами горных низин, и поворачивала не в ту сторону. Местные "собаки" просто заезжали в тупик и ехали оттуда хвостом вперёд, потому как имели кабины с обеих сторон, но тяжёлый состав был вынужден перецеплять локомотив, так как толкать перед собой сорок вагонов - чревато их сходом с рельсов из-за складывания состава. Сейчас Кирзыш только слегка слышал сквозь сон, как шипят тормоза и грохочут колёса по стрелкам - отдувалась другая смена.

Другая смена, в основном Макузь с согрызяйкой Лушкой, была лет на десять моложе Кирзыша с Речкой, так что убельчения опытом пока не совсем доставало. Однако в своё время и они начинали гонять поезда, едва вернувшись с оттряски в Армии. Более того, они через год после начала работы в депо попали на "синячка малыша", возившего опасный во всех отношениях химический продукт, и ничего, пух с хвоста не опал. Кирзыш иногда послухивал на Лушку одним ухом, потому как это была исключительно шелкошкурая светло-рыженькая грызуниха... но, только иногда и только одним ухом, потому как Речка что была пушей, так пушей и осталась. На самом деле, по внешнему виду грызунихи было весьма сложно цокнуть о её возрасте, разве что когда шерсть начинала конкретно седеть, это признак старости.

Как и всякая грызуниха, Речушка аккуратно следила за своей шёрсткой - обычно просто брала лапы и быстро перебирала по ушам и щекам, расчёсывая их длинными острыми коготками. Примерно такую же процедуру она проделывала с хвостом и боками, и этого оказывалосиха вполне достаточно для сохранения пуха в отличном виде. Впрочем, Кирзыш не делал и этого, однако до сих пор не облысел и не жаловался на твёрдость шерсти. Пуха ли, если грызи большую часть времени проводили непосредственно в Лесах - хоть и на своём огороде, но тоже в Лесах. Это не только обеспечивало самопрокорм и содержание гнезда, но и убирало множество проблем со здоровьем. Как никак, а Речка и Кирзыш чувствовали полную бодрость пуха, и были готовы хоть завтра ещё раз сходить в Армию. При этом единственное, что они делали специально по медицинским показателям, так это регулярно пили козье молоко. Считалосиха, что оно выводит из белокъ вредные вещества, в частности тот самый креозот, которым обмазаны все рельсовые дороги, и от которого никуда не денешься.

Таким образом, Речка и Кирзыш продрали уши только тогда, когда наступило уже уверенное утро, и были все основания вспушиться. Игнорируя возмущённый писк Фуфлюни, которому показалось мало пол-батона, грызи переместились на кухню, поближе к овсянке с изюмом, орехам и чаю. Собственно, настолько близко, что указанные вещи оказались в итоге внутри белокъ. Это неудивительно, потому как ещё не было ни одного случая, чтобы чай выпил грызя, или его съела овсянка. Телевизионный приёмник с выключеным экраном бубнил новости:

-... в Сусличном районе ночью прошли дожди. Ну как прошли, так, покапало две капли, и всё. Не дай пух никому таких дождей... Сало быть, в Сусличном были дожди, а в Расцокинском - не было. Как так напух, двадцать километров разницы, и такое погрызище? Вы вообще со своими прогнозами сколько жаб лижете?...

За окном раскидывался отличный вид на леса, но уже не кишиммарские, а те, что с юго-восточной стороны Урыльских гор - они кое-чем отличались, и грызи таки сразу могли определить, почём перья. Яркое солнце блестело на свежей листве и поверхности многочисленных речек, и через приоткрытое окно чувствовался великолепный свежачок - не осенний, а наоборот, предвещающий последующее потепление.

- Ну что, погрызушечка моя, - погладил пушнину Кирзыш, - Как сурковалосиха?

- Ну, как... - повела ушками Речка, захихикав, - Коровы снились, вот. Штук сто.

- Омойпух, целый автокомбинат! - заржал грызь.

- Они мне сказали тоже самое, - скатилась следом за ним в смех грызуниха.

- А что это вы ржёте, - цокнул Хлутыш, заходя на кухню, - Как белки, честное слово.

- Угу. Обельчились, - икнула Речка, - Как там молодняк мышинистов, натаскивается?

- Ну, так, - повертел лапой Хлутыш, - Вообще там перед Роканом такие развязки, гусь ногу сломит. Может, подсидите этот молодняк мышинистов, абы не вышло что?

- А впух, - зевнул Кирзыш, - Нипуха там нет сложного, справятся. Если уж так припекает, возьми да сам подсиди.

- Да, но мне лень, - привёл веский аргумент грызь, - А по нулевому каналу сейчас должны показывать эт-самое.

- Что именно эт-самое из всего?

- Зоологию. После долгих лет изысканий наконец удалосиха ответить на давно мучавший всех вопрос...

- Про курицу и яйцо?

- Нет. Про то, как ёжики размножаются, - сообщил Хлутыш.

Представив себе это воочию, грызи скатились глубоко в смех. Смех смехом, а потом сидели и смотрели, потому как действительно, непонятно, как. За это время молодняк мышинистов таки провёл поезд через переплетение стрелок на подъезде к узловой станции Рокан, и "Дождевой" остановился у грузовой платформы, избавляться от прицепов, напиханых в рудовозные бункеры. Если бы не разгрузка, можно проехать по обходной ветке, не влезая во всю эту паутину пересечений, но сейчас пришлосиха влезать. Речка, Кирзыш и Хлутыш, пользуясь остановкой, открыли настижь окно - там по прежнему замечательно несло сырой землёй и свежими листьями, однако уже не столь выражено. Поезд отмахал уже изрядно километров на юг, в ту полосу, где весна наступает раньше, и в воздухе становилосиха всё больше теплоты. Грызи таким образом растеклись на скамейках, заглушили ведро чая на троих, поржали, потом поржали над тем, что цокнул телевизор, потом поржали над Фуфлюней, давая ему куски хлеба - жадный грызун набивал мешки так, что падал на спину. За таким времяпровождением разгрузка прошла незаметно, и не успел никто и ухом мотнуть, как поезд снова тронулся, на этот раз будучи по настоящему порожним.

На небо натянуло синих бесформеных туч, из каковых то и дело начинали проливаться весьма интенсивные дожди. Сразу чувствовался запах дождя и мокрой стали, потому как намокал тепловоз и рельсы под ним. Обильные струи пухячили прямо в стекло кабины, так что очистители работали на полную скорость, едва успевая смахивать воду - и это притом, что стекло наклонено вперёд, тобишь вода и сама с него стекает. Когда поезд попадал в полосу ливня, снаружи творилась сущая холодная мойка - хлестало, как на палубу катера в шторм. Однако в кабине оставалосиха сухо и тепло, насколько это наблюдали грызи. Поначалу, когда тепловозы только пригнали с ремонтного завода, в сильный дождь кабина протекала, но дождевские знали толк в дождях, и потратили несколько вёдер мастики, чтобы залить все щели. Теперь теплик мог хоть нырять, с закрытыми окнами кабине ничего не угрожало.

- Пропушёнки, - церемонно цокнул Кирзыш, заваливаясь в кабину.

- От пропушёнок слышим, - правдиво ответил Макузь, не отрывая одного глаза от дороги.

- Слышимость вообще так себе, - заметила Лушка, потягиваясь всей белкой, и встряхнула ушами.

- Не совсем так, - поправил её согрызяй, - Вообще слышимость это отлично, но сейчас слышимость малая, и это так себе.

- Цокни внутрь, - посоветовала грызуниха.

- Внутрь! - цокнул Макузь.

Короче цокая, этих пушей удалосиха кое-как выковырять с сидений и отправить отдыхать, а Кирзыш и Речка плюхнулись на освободившиеся места. Как и предуцокивали, слышимость оставляла желать лучшего - за пеленой сильного дождя столбы прослушивались метров за триста, не больше. Свет фар и прожектора здесь почти не помогал, растворяясь в висящей воде. Вслуху этого мышинисты растворили в воде ещё чая, чтобы повысить бодрость пуха - предстояло таращиться в такую сумрачность, которая навевает особо много сна. Тем более, дорога на этом участке выходила на побережье Гусиного моря, и шла в одну колею на протяжении около трёхста километров, в основном всё среди зарослей кустов и соснякам, каковые в такую погоду выглядели сплошным болотом. Вдобавок, эта дорога электрифицированная, и в уши не лезет гул движков. Электромоторы, двигавшие локомотив и весь поезд, гудели весьма умеренно, из кабины почти ничего не слыхать.

- Пщу, здесь конечно красиво, - цокнула Речка, - Но впух, это натуральная дорога сна, особенно в такую погоду.

- Если что, поставим клетку с Фуфлюней прямо сюда, - хихикнул Кирзыш, - И шиш заснёшь.

Когда кабина тепловоза поднималась над кустами, открывались действительно отличные виды! Поскольку поезд шёл на юго-восток, слева возвышались горы - сначала зелёными выпуклостями рельефа, а за ними вставали и каменные, серые или белые различных оттенков. Справа раскинулосиха широко море - по сути, Гусиное было скорее озером, так как соединялосиха узким проливом с другим средиземным морем, однако площадь его была очень приличная, вода солёная, а глубины значительными. Светло-бирюзовой вода была только на узкой полоске вдоль берега, а дальше начиналась тёмно-синяя глубина. С какой стороны не посмотри, побережье вызывало сплошь положительные ощущения - а мышинисты имели все возможности посмотреть со всех сторон и неоднократно, потому как здесь их маршрут пролегал только по этой ветке.

- Хорошо, что на электрическом участке ливни, - цокнула Речка, - Когда такая влажность, начинает плохо тянуть.

- Ну да, даст пух, на обратном пути по сухому проехать, - хихикнул Кирзыш, пырючись на потоп снаружи.

Как и на автомобильной дороге, обильное увлажнение снижало сцепление колёс с поверхностью, поэтому ливни были не особо популярны среди мышинистов. Собственно, Кирзыш знал штук пять горок, которые "Дождевой" во время дождя не возьмёт, если с грузом - но, это если не использовать песок. Грызи вообще издревле использовали песок, где только можно, а на рельсовых дорогах его использовали, насыпая под колёса идущего поезда. Это приводило к повышеному износу колёс и рельсов, однако позволяло преодолеть особо скользские участки. В случае с тепловозом песок находился в бункере под его брюхом, сразу за передней тележкой, как оно обычно и бывает. Достаточно дёрнуть рычаг в кабине, и песок посыпется на рельсы - по крайней мере, если есть, чему сыпаться. Помимо песка, мышинисты могли задействовать щётки, закреплённые на отбойнике тепловоза, а скорее использовали и то, и другое. Плотные щётки сметали с рельс воду, но не могли смести наледь зимой, когда таковая образовывалась.

Кирзыш включал щётки и сейчас, когда дорога начинала идти на подъём - рисковать и ждать, пока начнётся пробуксовка, грызю совершенно не улыбалось. И это неудивительно: ещё не было известно ни одного случая, чтобы кому-то улыбалось рисковать пробуксовкой. Из-за щёток спереди тепловоза раздавался характерный шум, а в стороны из-под переднего щитка вылетали фонтаны водяных брызг, обдавая кусты рядом с насыпью. На некоторых участках этой ветки существовали пассажирские станции, посаженые довольно близко друг от друга, и тут Кирзыш предпочитал лишний раз надавить на дуду, просто приближаясь к платформе. Далеко не все грызи держали в голове, что здесь ездят не только "собаки", и могли скучиться у края, что само по себе чревато. Вместо местной электрички на пять вагонов мимо маленьких станций с тяжёлым гулом проходило погрызище массой более пяти тысяч тонн, волоча по пути свою длиннющую тушёнку из хопперов.

Когда горы подходили к самому морю, дорога шла по нарочно выдолбленному уступу шириной в десяток метров. С одной стороны поднималась отвесная скала, с другой опускалась не менее отвесная стена из бетона, укрепляющая береговую линию. Внизу волны синего моря с шумом накатывались на огромные круглые валуны, разбиваясь в белую пену. На самом деле, валуны тут лежали не случайно, грызи специально кололи их в горах и сбрасывали в полосу прибоя, чтобы замедлить размывание берега. Если этого не делать, через пяток лет придётся переносить дорогу и все прибрежные постройки, что гораздо дороже, чем накидать валунов. Нынче, во время дождевой активности, по этой полосе лилась целая река - рядом с рельсовым путём имелся водосток, но куда там! Вода пухячила по всей поверхности, а так, где уклон становился сильнее, плескалась и между рельсов, бурунясь на шпалах.

- Слушайте в оба уха, лоцман! - цокнул Кирзыш с церемонной мордой, - А то сядем на мель.

- Так точно, рулевой! - скатилась в смех Речка, но потом вспушилась, - Не, тут правда в оба слушать надо, как бы чего не вышло. Первый раз такое погрызище тут вижу!

Кирзыш, слушавший именно в оба уха, немедленно уловил сильный щелчок и просто хвостом ощутил, что тяга заминусила. Грызь выдохнул от сознания того, что этот подъём не самый крутой, а поезд не нагружен - иначе это мог быть бы тот самый момент, когда на кого-то падает мешок неудачи. Речке ничего не требовалось цокать, потому как она не спала и всё видела лично - поэтому, пока грызь аккуратно остановил состав, чтобы тот не скатывался назад, она запускала двигатели тепловозных секций. К сожалению, они никак не могли запуститься моментально, а для нормальной работы требовалосиха их прогреть в течении минимум десяти минут. Убедившись, что состав находится в состоянии покоя, Кирзыш включил внутрений телефон:

- Пропушёнки! Внештатная ситуация, отключение электропитания!

- Опять вводные, грызун-хвост? - фыркнул Хлутыш.

- А ты проверь, - предложил Кирзыш, и переключился на внешнюю связь, - Чапская! Что у вас с сетью?

- С сетью хорошо, - отозвался диспетчер, - Без сети - шишово... Ну что, упала подстанция, залило, слышимо. Посидите на хвосте... Там впереди вас "собака" встала, у него движок не работает. Учтите.

- Вот ещё песок... Переключи-ка меня на эту собь, пух ему в уши, - Кирзыш профыркался, - Собь, вы что, встали?

- Сто пухов! - чётко ответила "собь", - Мы - встали. А что?

- Могу подтолкнуть, йа порожняком, вот что, - сообщил Кирзыш.

- Хмм... А это кое-что! - подумав, цокнул мышинист "собаки".

- Где стоите, грызуны-охвостки? - хихикнул Кирзыш, - Чтоб мы вам хвост не придавили.

- Чуть дальше Рачьей. Пока не стоим даже, но через пару минут будем. Там где-то после завода, ну трубы услышишь слева.

- Чисто цокнуто, ждите.

- Кир, а ты уверен, что это в пух? - почесала ухи Речка, - Нет, у меня нет сомнений, йа на всякий случай.

- На всякий случай, в пух, - чётко подумав, ответил грызь, - Тут ничего необычного, да и мы так делали много раз. Главное натурально ему в хвост не влепиться.

- Нутк для этого у тебя есть такая штука, называется тормоз, - сообщила новость грызуниха.

- Да? Вот это новость, грызуниха! - удивился Кирзыш.

Однако, смех смехом, а следующие десять минут поезд всё сбавлял ход, а мышинисты пристально вслушивались в дождливую пелену впереди, чтобы не прозевать красные огни "собаки". Только через некоторое время Кирзыш прикинул, что если у него не работает движок - наверняка не работают и огни, как оно и было в натуре. Тем не более, "Дождевой" снизил скорость достаточно, чтобы вовремя остановиться, когда впереди таки замаячил огузок заднего вагона. Убавив скорость меньше шага, тепловоз докатился до "собаки", пока не защёлкнулась сцепка.

- Вот так вот, каждый раз какую-нибудь пухню с места убирать приходится, - хихикала Речка, и хлопнула по трубке телефона, - Эй пропушёнки! Вы там пырьтесь, куда мы едем.

- Давайте, только не особо давите, - ответили с "собаки".

Таким макаром электричку оттолкали до следующей станции. На подходе к ней "Дождевой" остановился, а "собака" укатилась дальше, по инерции, и встала у платформы. Получилось вполне в пух - пассажиры добрались хотя бы до следующей остановки, где можно подождать следующий поезд, а дождевские получили возможность сразу продолжать путь, а не морщить хвост в ожидании. Вероятно, диспетчеры будут в некотором шоке, когда узнают о произошедшем, однако, как цокнул Кирзыш вполне правдиво, такая практика случалась не в первый раз.

- Такая? Не в первый, - подтвердил Хлутыш, - "Собака" это ладно, она вся весит как один хоппер. А вот если какое погрызище с грузом встанет, это помилуй пух... было дело, на "Кислом" так толкали одного гуся.

- Отсюда вывод, - цокнул Кирзыш, - Уши ушами, а песок песком...

- Омойпух, тебе уши не жмут, такие выводы делать? - скатилась в смех Речка.

- Да. Всмысле, на сеть надейся, а генераторы держи в готовности, - уточнил грызь.

Ну и, ради полного успокоения, вспушился.

Как оказалосиха, ливневые дожди проходили в основном на побережье, а дальше, когда дорога уходила вдаль от моря, осадки быстро сошли на нет. Небо расчистилосиха до ровной голубой полусферы, а затем на него высыпали звёзды и полная луна, делавшая ночь исключительно светлой. При таком освещении конус от фар уже не так сильно выделялся на фоне темноты, и даже пырючись вперёд, мышинист различал местность вполне подробным образом. Местность же начинала всё более переходить в степь - на протяжении пятисот километров встречалосиха всё больше полей вместо лесов, затем больших массивов леса вообще не стало. На самом деле, для белокъ это было весьма непривычно, потому как всю жЫзнь они привыкли, что в поле зрения есть пухова туча деревьев, а здесь не было ни одного до самого горизонта. Это вызывало подсознательную тревогу и ощущение опасности, хотя оно и исчезало довольно быстро.

На границе степной зоны движение поездов не только не уменьшалосиха, но и увеличивалось, причём значительно. Соль состояла в том, что грызи вели масштабные работы по меллиорации полупустынь, чтобы отодвигать границу степей на юг, а вслед за степью продвигать и леса, увеличивая их площадь. Эта возня требовала перевозок миллиардов тонн всяческой пухни типа фосфоритных удобрений и тому подобного, так что составы шли туда постоянно. "Дождевой", пропуская следующие по графику поезда на разъездах, следовал через полосу работы меллиораторов дальше, лопатил двести километров по магистрали, а потом сворачивал на однопутную ветку до Ропы. Этот путь, длиной в восемьдесят километров, проложили специально, чтобы достать до тамошних месторождений - из этого следовало, что дорога отнюдь не нулевого класса.

На самом деле, дорога была примерно того же класса, что и проезд через Склонное, разве что обслуживали её более тщательно. Чрезвычайно твёрдый грунт здешних территорий подходил для того, чтобы укладывать на него полотно пути без подушки из гравия... по крайней мере, на это надеялись строители дороги. Также они понадеялись, что для данных условий сойдут менее прочные шпалы из самого паршивенького бетона. В основном они оказались правы, а там где неправы - местным ремонтникам приходилосиха отдуваться за свершившуюся Жадность, меняя ужаднённое полотно на обычное. В целом условия в полупустыне действительно подходящие - относительно ровная местность с твёрдым грунтом, где ничего не ползёт, не осыпается и не подмывает. Здешние пески окашивались в основном не в обычное бурое или жёлтое, как к этому привыкли грызи, а в красноватое различных оттенков. Раньше Кирзыш думал, что такое бывает только на других планетах, как это рисуют в книгах по астрономии - шиш, вот они, красные пески.

Неслушая на ужаднённость, по ветке в большинстве мест можно было гнать со скоростью до пятидесяти, в основном из-за того, что она шла просто по азимуту, тобишь по прямой линии между точками отправления и прибытия. Картина была слегка фантастическая, когда глядишь в одну сторону и видишь путь до горизонта, прямой как шея гуся в полёте, и в другую сторону тоже самое. Вокруг простирались только красные пески с россыпями камней различной степени пыльности, да встречались, хоть и нередко, островки степной растительности с маленькими, тонкими деревцами, на которых торчали крайне жёсткие жёлтые листья. На самом деле, даже на таком скудном корме паслись некоторые виды мелких копытных, а также огромные сумчатые зайцы, известные обитатели степей и полупустынь. Иногда свет фар поезда попадал на стадо гайсаков, и тогда в ночной темноте вспыхивали десятки красных глаз, отражавших свет, как катафоты.

Ясен пень, что даже ездить здесь лучше ночью, а не днём. Эта местность не зря называлась "ресторской сковородой" - когда над горизонтом поднималосиха солнце, начиналась жарка. Если ночью было холодно, то днём любой зверь подумал бы "верните мне ночь". Крайне сухой воздух над этим районом нисколько не задерживал солнечное тепло, которое обрушивалось на красный песок, нагревая его до бешеных температур. В частности из-за огромного перепада температур рельсы тут имели длину не двадцать метров, а в пять раз меньше, чтобы вкорячить достаточно тепловых зазоров на погонный метр. А из-за этого, в свою очередь, колёса стучали в пять раз чаще, чем на стандартной ветке, так что стук сливался в сплошное щёлканье, как у скворца. Поскольку об электрификации перегона никто даже не заикался, поезда ходили на газовой тяге, и когда термометр показывал плюс сорок пять, тепловозы испытывали серьёзные проблемы с охлаждением двигателей. Речка и Кирзыш провели немало часов здесь, просто ожидая, когда остынут движки - иначе только ждать ночи.

Однако же, все эти ньюансы мало мешали процессу, потому как перегон проходился максимум за два часа, если не спешить. Ветка заканчивалась несколькими запасными путями, поворотом к станции и топливной базе, а вперёд путь упирался непосредственно в отвал руды. Ну, как упирался... руда тут громоздилась вокруг пути со всех сторон, возвышаясь горами по двадцать метров. Тёмно-бурые пористые камни издали напоминали пемзу, но на самом деле, имели плотность больше, чем у железа. Пуха ли, если в них действительно было больше, чем железо, а именно большой набор цветных металлов и даже редкоземельные элементы. Грызи всегда удивлялись, насколько тут всё просто - по сути, руду обогащали только измельчением и вытрясанием пустой породы на "сите", а в остальном - тупо выкапывали и грузили в вагоны. Правда, чтобы потом вытрясти оттуда всю Прибыль, работали десятки заводов, ведь не зря "Дождевой" таскал эту ерунду за тысячи километров. Просто возникало опасение, что где-то подвох, раз можно столь просто получить кучу металлов.

Само собой, такого ощущения ни разу не возникало у шахтёров в посёлке. Даже просто вырыть породу - совсем не так просто, как кажется, а следовало провести ещё первичное обогащение и погрузить сырьё в вагоны. Грызи с "Дождевого" помнили то время, когда руду в хопперы грузили обычные ковшовые погрузчики, такие же, как грузят песок или навоз. Сейчас здесь громоздился огромный погрузчик на рельсовом ходу, который перемещался параллельно пути, между вагонами и отвалом руды. Его роторный ковш быстро захватывал куски и подавал на транспортёр, откуда они валились в вагон - так выходило по пять минут на хоппер, а не по пятьдесят, как раньше. Нетрудно предугадать, что грузивший железные камни агрегат грохотал почём зря, а по ветру от него несло огромную тучу бурой пыли, так что стоило прятаться или одевать на морду маску, воизбежание. Ночью картина дополнялась конусами света с фонарей, каковые прорезали пылевые тучи, создавая совершенно лунный вид.

Мышинистам в это время было чем заняться... само собой, ведь у них были собственные шкуры, так что уже можно вспушиться. К этому плюсовался чай и возможность потискать согрызяйку, забившись в один сурковательный ящик. На самом деле, им следовало не только топтать гуся, ожидая погрузки, но и сделать много чего. Кирзыш в частности вспомнил про магнитометр, и пошёл устанавливать его на задний вагон; там никаких проблем не возникло, прикрутил хомутами, проложил провода к разъёмам, и хвост в воду. Два датчика крепились на раме вагона с обеих сторон, от них шли провода к электронному блоку... ну, судя по весу и габаритам, там использовали отнюдь не микросхемы, а радиолампы. Ну и в пух, подумал грызь, теперь только включить эту дребузню при отправлении, и не забыть списать оттуда на эвм результаты записи.

Существовали и обычные мероприятия, которые следовало сделать на длительной остановке. Грызи проверяли оборудование состава по нескольким пунктам, как то очередной осмотр на предмет протечек, проверка тормозов, и так далее. Кроме того, именно здесь проще всего заменить фильтры, пока двигатели заглушены. Казалосиха бы, пухни-то, какие-то куски бумаги и ткани, фильтрующие масло и воздух - а на самом деле, то них очень сильно зависела работа движков. Загрязнение входящего воздуха неминуемо приводило к многократному увеличению износа, так как любая твёрдая частица попадала в камеру сгорания, где поршень мотылялся с огромной скоростью, как и остальные детали - от этого частица превращалась в абразив, выщербливая металл.

На каждом двигателе в тепловозных секциях стояли фильтры воздуха, масла и сжиженого газа. Каждый раз, как состав проходил очередной маршрут между Ропой и заводом - получателем руды, локомотивная бригада вспушалась и заменяла все эти фильтры; само собой, не на новые, а только переставляла их в установки для очистки, находившиеся в техническом вагоне. Оттуда, соответственно, очищеные фильтры попадали обратно на места. Устройство, которое занималосиха постоянным очищением масла от нагара, имело собственные трубопроводы, так что там ничего переставлять не надо, разве что раз во много сотен часов открыть центробежный очиститель и выгрести оттуда накопившийся шлак. Также мышинисты проверяли уровень масла в агрегатах, и при надобности доливали - запас также хранился в техвагоне, ибо тут действовали по принципу "всё своё вожу с собой".

В депо Дождевого доработали места установки фильтров, так чтобы было удобнее их менять. Для этого на трубе имелись два крана до и после фильтра, и клапан для подсоединения пневмошланга. Как уж там справлялись обычно, Кирзыш не грыз, но предполагал, что просто изваживались в масле, как поросята - фильтр это довольно большая бадяга, с которого натечёт несколько литров, когда его вынешь из гнезда. У дождевских получалосиха по другому: они заправляли переносной баллон сжатым воздухом из пневмосистемы поезда, затем прикручивали его шлангом к клапану возле фильтра, и перекрыв один из кранов, выдавливали воздухом содержимое фильтра дальше в магистраль. Затем закрывался и второй кран, и фильтр можно вынимать, когда в нём только воздух. Особенно это радовало с газовым фильтром, иначе приходилосиха стравливать газ в воздух, отчего зверски воняло. В самом газе, конечно, песка нету, но вот в трубопроводах, по которым он идёт, образуется полно окалины, а её тоже надо отсечь от двигателя.

Пока кто-либо из грызей переставлял фильтры, мотал ушами и вспушался, остальные испивали чай и выходили на уборку рельсов. Не в смысле убрать рельсы куда-либо, а убрать с них куски рудной породы, упавшие сверху при погрузке - когда агрегат заспал сырьё в сорок вагонов, неизбежно что-то да падало. Если не убрать эту дрянь, то и тронуться поезду тяжелее, и колёса можно повредить, потому как куски весьма прочные. Из техвагона брали швабры с очень плотной щетиной, и этим особо прогрессивным инвентарём подметали рельсы - ничего другого, что лезло бы в ворота, здесь придумать не удавалосиха. Да и кроме того, процедура занимала не так много времени, чтобы цокать об этом.

- Омойпух, опять эта канитель! - тянул себя за уши Хлутыш, продирая глаза, - У меня такое чувство, как будто...

- Как будто ты подметаешь рельсы шваброй, - подсказал Кирзыш.

- Как знал, а? - фыркнул грызь, продолжая спихивать куски с рельса.

Пуши, как это бывает с ними чуть чаще чем всегда, катились в смех. Ценность смеха для Кирзыша повышалась на порядок вслуху того, что с другой стороны вагона он слышал смех Речки. Его пушная грызуниха всегда была рядом, на соседней ветке, образно цокая, за шелушением той же шишки. Только мотался пуховой хвост, слышимый под днищем вагона, да раздавался звук трясущихся ушей, как это называли грызи... а грызи называли так всё что угодно, собственно. Когда бригада-пух доходила до самого хвоста состава, можно было уже неспеша пройтись обратно, обозревая заполненные рудой бункеры - точнее, с насыпи можно видеть только стенки, а они как были, так и остались. Для кого-либо вагоны оставались точно такими же, но убельчённые опытом рельсодорожники сразу обращали внимание, что пружины подвески сжаты почти до упора - следовательно, вагон загружен.

Чапая лапами по насыпи, усеяной мелкими кусками руды, грызи ловили ощущение выполненной Жадности, как никогда в жЫзни - вперед на сотни метров протягивался состав, нагруженый тремя с половиной тысячами тонн. "Тремя с половиной тысячами тонн, пух-голова!" - добавляли для тех, кто не осознал всего значения цокнутого. И при этом, пустой щебёнки, которая потом пойдёт только на отсыпку всё тех же путей, в этой массе было не более двадцати процентов - всё остальное разбирали на составляющие части, превращая в пользотворные изделия. Таким образом, тупо лежащую под пустыней руду заставляли работать на Мир, без выходных и с полной самоотдачей! Цокни такое грызю несколько тысяч лет назад, и он вряд ли поверил бы, а сейчас пожалуйста, только успевай трясти ушами.

Опосля погрузки "Дождевой" не сразу стартанул, а отстаивался ещё около часа, пока не пройдёт по однопутной ветке состав, волочивший в Ропу сжиженый газ в качестве топлива. Тут уж сам пух велел усесться на бетонные блоки, каковые валялись рядом с рельсами, попересыпать мысленный песок, потрясти ушами, и попыриться на звёздное небо. Как оно чаще всего и бывало в этих местах, облачность не существовала, а воздух отличался максимальной прозрачностью, так что светящиеся точки на тёмном фоне слышно отлично.

- Оягрызу какая слышимость, - цокнул Кирзыш, - У нас так не попыришься, чаще всего какая-нибудь облачность да есть.

- Это да, - кивнул Мешкобит, грызь из мышинистов погрузчика, которые тоже отдыхали, околачиваясь возле, - Вон там подальше, за карьером, думают сделать обсерваторию.

- Как у нас, - захихикала Речка, - Куда ни сунься, сплошная обсерватория.

Грызи в многотысячный раз скатились в смех. Это неудивительно, потому как наука грызология считала, что главной причиной развития осмысленой речи у белокъ явилось то, что в словесную форму можно уместить значительно больше смеха, чем если показывать лапами.

- Да не, это тоже орехи, пусть делают, - добавила грызуниха, - Наше дело возить, а там пусть крутятся, как могут.

- О, возить! - хлопнул себя по ушам Мешкобит, вскочив, - Ну ладно, грызята, счастливого пути!

- И тебя туда же, - хихикнул Кирзыш.

Таким образом, хвосты разбежались в разные стороны, скрывшись за темнотой, а Кирзыш и Речка смогли ещё посидеть на две пуши, что было им чрезвычайно любезно. Нельзя цокнуть, чтобы это им редко удавалось - дома так они часто ходили по лесу, и если на дальняк, то не брали с собой грызунят. При упоминании грызунят окистёванные уши сразу настораживались, а на мордах появлялась лыба - не настолько широкая, как у Лыбы, но тоже ничего себе.

- Омойпух, Кир, - втихоря захихикала Речка, - Йа как вспомню нашу белочь, просто в смех тянет. Как же йа их обожаю!

Грызуниха пошкрябала когтистыми лапками, царапая бетон.

- Ну да, белочь нулевого сорта, - припомнил Кирзыш, - Что неудивительно, какая грызуниха, такая и белочь.

- Белочь! - чивкнула Речка, подтолкнув согрызяя бочком.

- Это не белочь, это сурок, - заржал тот, показывая в сторону.

Толщенный сурок, переваливая жирную тушку с удивительной скоростью, скатился с отвала руды, и поднимая шлейф пыли, забился между колёсами вагона, а затем, судя по шороху щебёнки, вылетел с другой стороны и укатился дальше. Двоепушие ещё раз скатилось в смех... благо, смех обладал уникальными свойствами, и сколько в него ни скатывайся, износа смеха это не вызовет. Сидючи прибочно и обняв согрызяя лапой, пуши в который раз ловили ощущение точного попадания в пух. Ихняя белочь могла спокойно расти среди Леса, потому как Лес был ничуть не хуже, чем у белочи за всю историю ранее, а в некоторых аспектах и лучше. Ведь если случался какой-то косяк, для его устранения использовались не только собственные лапы, а огромная мощь грызьей организации, сворачивающая горы.

Как и одинадцать белокъ из десяти, Речка и Кирзыш пырились ушами на звёзды, а сами потирали лапы в предвкушении, потому как только вопрос времени, когда грызи доберутся до звёзд, как до очень высоко висящих орехов. Пока шли работы в этой области, автоматические аппараты, запущеные с помощью ракет, обследовали звёздную систему, астероиды и соседние с Миром планеты. Доставали же вовсю до того, что поближе - до просторов океана, приполярных территорий, тех же полупустынь, типа этой. Пуши поворачивали носы на север и прямо ощущали, что оттуда надвигается Лес - не бегом, но он определённо надвигался, каждый год на несколько километров. Меллиораторы не зря грызли свои орехи, куда уж там. Однако продвигать Лес при помощи лопат и лапок не получится, затребованы огромные машины и пухова туча топлива, и "Дождевой" прямо прикладывал сюда кусок Прибыли, учавствуя в производственном процессе.

Над Ропой потихоньку разгорался рассвет, окрашивая розовым восточную часть неба. Когда двоепушие уже слегка примёрзло сидеть и собиралосиха перемещаться в вагон, красный сигнал впереди по ветке, отлично слышный отсюда, сменился на зелёный. Сало быть, топливный состав уже проехал на разгрузку, можно и тронуться... главное, не умом, добавляли всегда мышинисты.

- Пойдём, съездим в Луту? - сделал чрезвычайно оригинальное предложение грызь.

- В Луту, а что мы там не видели? - пожала ушами Речка.

- Заодно отвезём руду, - захихикал Кирзыш.

- А, ну тогда в пух, - рассудила грызуниха, вспушилась, и вскочила на ноги.

Зелёный сигнал впереди сверкал, как звездища, так и намекая своим цветом: жаба! Грызи запрыгнули в кабину, включили пока что отопление, потому как ночной свежачок выбил оттуда всё тепло, и уселись по местам.

- Первая вторая третья товьсь! - цокал сам себе Кирзыш, перещёлкивая рычажки выключателей.

Загорались лампочки рядом с надписью "прогревъ". Следовало подождать, пока там же не сработают все датчики, показывающие "в пух", тобишь достижение нужной температуры.

- Десять, девять, песок, пуск! - бубнил себе под нос грызь, втапливая пусковые кнопки.

Генераторы силовых установок сработали в обратную сторону, захавав энергию с аккууляторов и крутанув двигатели, так чтобы они вышли на минимальные обороты и запустились. За спиной у мышинистов раздалось низкое бухтение, переходящее в гул. Из выхлопных труб на крыше тепловозов вылетели облака белого пара вместе с взрыкиванием, всегда присутствовавшим при запуске.

- Поднять якорь! - цокнула Речка.

Она нахваталсь от согрызяя и цокала сама себе, потому как "якорь" поднимала сама, тобшь отпускала тормоза. По составу прошла волна шипения, в то время как стравливался воздух из тормозной системы. Кирзыш не забыл ткнуть в кнопку звонка, оповещая всех об отбытии - на всякий случай, не развалятся, а вот бежать потом через всю пустыню за поездом - могут и развалиться.

- Все на месте? - осведомился грызь в телефон.

- Все, даже Фуфлюня ваш, курицын сын, ещё тут, - фыркнул Хлутыш, прожёвывая корм.

- Впесок! - мотнула ухом Речка, переводя контроллер вперёд.

Натянув состав, локомотивы принялись тянуть его со всей возможной силой, благодаря чему он сдвигался с места - сначала еле-еле, но всё быстрее и быстрее. Отвалы руды проплывали за окном и оставались позади, а вперёд по курсу раскидывалсь только равнина до самого горизонта.