Арсений Лайм

Приговор академика Неверова

Рассказ

Пётр Пётрович Умнов вздрогнул и проснулся раньше положенного. В полумраке мерцали зеленоватые цифры электронных часов - 06:23. Но сегодня великий день, и режим можно нарушить. Профессор малость понежился в постели, но зуд нетерпения, который он испытывал со студенческих лет, погнал его в душ.

"Ничего, сегодня можно в институт приехать и пораньше", - стоя под ионным душем, решил учёный.

Он никогда не позволял себе опаздывать, но и рассчитывал время так, чтобы не тратить его в бесполезных ожиданиях, приехав раньше положенного. А кому, если не Петру Петровичу знать, как дорога каждая секунда? Семнадцать лет он посвятил изучению времени и привык его ценить.

В расписании профессора не было неопределенности, он мог сравнить свою жизнь с самыми точными ядерными часами центра Хруничева.

Академик старательно растёр тело, прилежно выбрился и вычистил зубы. Он никогда это не доверял роботам, и считал, что так себя дисциплинирует.

На кухне ждали овсяная каша, стакан свежего яблочного сока и крепкий ароматный кофе. Петр Петрович мог не смотреть на часы, чтобы узнать время. Он настолько его чувствовал, что, выходя из дома, без проблем определил - сейчас половина восьмого. Сверился с часами на наручном коммуникаторе - всё верно.

В институте он будет на пятнадцать минут раньше начала рабочего дня. Но сегодня великий день и профессор не видел ничего предосудительного в отступлении от собственных правил. Даже аксиомы и непреложные законы иногда нарушаются. Один из них буквально через четыре с половиной часа Пётр Петрович попытается опровергнуть.

Глайдер парил над зелёным ковром соснового бора вокруг Академгородка. Летнее утро выдалось тихим и прозрачным. Насыщенное голубое небо подёрнулось позолотой отражавшихся от вод Обского моря солнечных лучей.

Движение было слабым - суббота, большинство жителей разлетелись по дачам или просто отсыпались, но Институт изучения времени сегодня работал. В его стенах ожидалось величайшее с момента создания антигравитационного генератора открытие.

"Или мы столкнёмся с тем, что наша теория неверна", - подумал профессор, но сразу отмёл эту малодушную мысль. Всё неоднократно просчитано, несколько десятков академических групп в разных странах провели независимые исследования, которые подтвердили возможность практического пробоя между двумя витками времени, поэтому неожиданностей быть не должно. Но беспокойство всё-таки давало о себе знать, будто появившаяся в погожий день на горизонте туча.

Пётр Петрович вновь вспомнил последний разговор со старым академиком Неверовым.

- Я бы на вашем месте не торопился с опытом, - говорил он, покачивая белой, словно одуванчик, головой. - Вы рискуете не только собой.

- Но теория спирального времени - это ваше детище. Она неоднократно доказана. Осталось её практическое подтверждение.

- Да-да, я понимаю, но всякая теория, какой бы она верной ни была, должна пройти испытание временем. Извините за невольный каламбур. Она, как доброе, вино или превратится в божественный напиток или скиснет.

- Но мы и так уменьшили по вашему настоянию масштабы опыта. Он теперь ограничен по времени. Если не будем экспериментировать, то это направление окончательно заглохнет.

- Я понимаю, вам хочется быстрее получить практические доказательства эффекта пробоя. Но, - академик отхлебнул зелёный чай, - время слишком плохо изученное явление, чтобы пытаться им управлять. Мы его научились обманывать, отодвинув старение, но это всё-таки косвенное воздействие, которое не затрагивает основ мироздания.

- Извините, Иван Ефремович, но перед опытом с антигравитационным генератором многие говорили тоже самое. Мол, это уничтожит и Землю, и нарушит баланс во Вселенной. Но, как видите, всё прошло отлично, и мы сейчас активно пользуемся результатами тех опытов. А сколько бы времени мы потеряли, если бы тогда прислушались к ... - Пётр Петрович осёкся.

- Ретроградам? - закончил Неверов. - Да, в чём-то вы правы. Только здесь понятия несопоставимые. Гравитация - явление в определённой степени конечное. Время же не имеет подобных ограничений. Мы не можем объяснить, что оно есть на самом деле. Назвать его четвёртым измерением проще всего. Или сравнить с рекой, по которой мы плывём, как на корабле. Это слишком грубо и не даёт нам возможности понять, что есть время. Не говоря о начале экспериментов с ним.

- Но вы проверили наши расчёты. Что теперь?

- Вы не могли бы отодвинуть опыт на месяц?

- Как!? - Умнов едва не выронил из руки чашку. - Снова?

- Не беспокойтесь вы так, Пётр. Давайте сойдёмся на том, что это старческие предубеждения или чрезмерная осторожность. Знаете, в моём возрасте многое видится по-другому. Я был столь же горяч в ваши годы. А когда дело касалось науки, то мог наломать таких дров, - Неверов улыбнулся, из-под густых белых бровей хитро сверкнули серые глаза.

- Но у нас утверждён план, - развёл руками Пётр Петрович.

- Не беспокойтесь, этот вопрос я улажу, - сказал академик. - Есть кое-какие соображения по поводу эффекта пробоя, но необходимо время, чтобы разобраться с отдельными нестыковками в полученных результатах.

- Что-то серьёзное?

- Пока не знаю, поэтому и прошу отложить опыт.

Тогда старый учёный не только убедил Умнова перенести эксперимент, но и посеял в его душе сорняк сомнений. Сейчас он давал первые всходы. И это в то время, когда до события, к которому Пётр Петрович шёл всю жизнь, оставалось четыре часа.

Умнов плавно посадил глайдер на крышу Института изучения времени. Спустился на лифте на третий этаж, где располагался кабинет директора, который он занял после неожиданной смерти Ивана Ефремовича. Профессор сопротивлялся назначению - административная работа всегда его раздражала, ведь приходилось жертвовать научными изысканиями. Попав в сети теории спирального времени, Пётр Петрович так и не завёл семью, растерял почти всех друзей, а тут...

До начала эксперимента можно заняться административными делами, которые никоим образом нельзя доверить заместителям. Профессор и так сгрузил на них столько работы, пока готовился к опыту по эффекту пробоя.

"Ничего, удачный эксперимент расставит всё по местам, - успокаивал себя Пётр Петрович, - и я смогу вновь вернуться в свою лабораторию. Надо только подобрать кандидатуру директора института, чтобы им не оказался какой-нибудь остолоп".

Умнов зашёл в кабинет, автоматически включился мягкий голубоватый свет, и учёный вздрогнул - прямо на него смотрел академик Неверов. Седые короткие волосы, глубокая морщина пересекала лоб, умные с хитринкой глаза. Губы тронула лёгкая усмешка.

- Ух, Иван Ефремович, так и к вам можно присоединиться, - проговорил Умнов и отключил голографическую проекцию, перечёркнутую в уголке чёрной ленточкой. Цветы, обработанные специальным составом, выглядели так, будто их сорвали несколько минут назад. Даже капельки росы поблёскивали на трепетных лепестках двух бордовых роз, что лежали на тумбочке у голопроектора.

Через два часа с нудными делами рутинной жизни института было покончено. "Мы столько времени посвящаем всякой ерунде, - думал Пётр Петрович, отхлебывая кофе. - Просто бездумно воруем его у себя. Вычёрпываем часы и сутки, а после удивляемся, почему в ответственный момент нам не хватает минут и секунд".

Их не хватило и Ивана Ефремовичу для завершения последнего труда. Пётр Петрович достал из стола толстую тетрадь с записями своего учителя. "Над чем же вы работали?" - в очередной раз учёный обратился с немым вопросом к академику, перелистывая страницы с графиками, формулами и пометками. Отрывочные сведения, которые никак не удавалось свести воедино, лишь интуиция подсказывала - в этой тетради есть что-то очень важное и адресованное именно ему, Умнову, связанное с экспериментом по эффекту пробоя.

Профессору не хватало времени, дабы вникнуть в записи досконально - административные дела и подготовка к опыту отнимали практически все силы. Особенно Умнова настораживала надпись на последнем листе тетради - "Пр. вырж.", криво изображённая восьмёрка и цифры 87,35. Академик не любил придумывать загадки, считая, что их и так достаточно в мире. Он явно заполнял страницу, когда его настиг сердечный приступ.

Пётр Петрович захлопнул тетрадь и убрал её в стол. Открыл файл с докладом - через неделю предстояло выступать на заседании Высшего учёного совета Академгородка. Многостраничной работе не хватало лишь данных сегодняшнего эксперимента, но профессору вдруг показалось, что надо сгладить ряд пафосных мест. Он, конечно, именитый учёный, но выпячивать себя не хотелось. Да и основные заслуги в разработке теории пространственно-временной спирали всё-таки принадлежали академику Неверову.

Умнов вспомнил, как пятнадцать лет назад попал на доклад Ивана Ефремовича на Высшем учёном совете. Аспирантов обычно не пускали на закрытые встречи, но для подающего огромные надежды физика сделали исключение.

- Мы постоянно говорим: история повторяется, - мягкий баритон Иван Ефремовича околдовывал. - Ещё в древности замечено - время развивается не прямолинейно, а циклично. Оно, подобно виткам сжатой пружины, скручивается с пространством в огромную многомерную спираль. Наиболее грандиозные события в истории человечества сотрясали основы этой конструкции, если хотите, и передавались волнами во все стороны, вызывая резонанс в максимально приближенных витках. Но, - академик поднял указательный палец, - не стоит заблуждаться по поводу одинаковых размеров витков пространственно-временной пружины. Я понимаю, все думают о возможности предсказания будущего, но закономерность величин составных частей спирали, точек её изломав нами не установлена. На них, вероятно, воздействуют процессы не только на Земле, но и более глобальные явления, как в Солнечной системе, так и в галактике в целом. Не исключено, что пространственно-временная спираль нашей планеты жестко встроена в многомерную структуру Вселенной, как и создаваемая отдельным человеком или явлением цепь событий в земную...

Пётр Петрович закрыл файл, встал и подошёл к окну. Заложил руки за спину и начал покачиваться с пяток на носки. Это успокаивало и помогало сосредоточиться.

Дорожки институтского парка, выложенные красноватым термопластиком, под брусчатку, разбегались от фонтана спиралью. Кое-где они пересекались прямыми тротуарами бежевого цвета. Схематичная модель пространственно-временной пружины и эффекта пробоя.

Именно разработки Неверова натолкнули Умнова на другую идею - возможности возврата из конечной в исходную точку витка спирали в области их наибольшего сближения и по кратчайшему пути. Теоретически удалось доказать, что это вероятно в условиях непродолжительного фиксированного явления. Долгосрочные процессы требовали неимоверных затрат энергии. Не было пока и чёткой системы определения пространственно-временных координат.

Ни о каких путешествиях во времени речи не велось. Эффект пробоя - всего лишь теоретически обоснованная вероятность обратимости процесса. Умнов усмехнулся - героем эксперимента предстояло стать колбе с водой. Её стремительно - за десять секунд - нагреют, а в момент закипания с помощью пробой-генератора попытаются вернуть в исходное состояние.

Изначально планировалось проводить эксперимент с минутной пространственно-временной петлёй, но Неверов настоял на его сокращении. Умнов противился, но не долго. Иван Ефремович никогда ничего не делал без веской причины. За годы работы с ним Пётр Петрович научился доверять интуиции академика.

Как же сейчас профессору не хватало старика. Его кивка головы было бы достаточно для успокоения. Нет, Умнов верил в успех эксперимента, но...

Запиликала система внутренней связи. Умнов от неожиданности дёрнулся и дрогнувшим голосом спросил:

- Да?

- Пётр Петрович, до эксперимента осталось полчаса, - сообщила аспирантка Люба Круглова. Она готовилась к защите кандидатской у профессора и активно участвовала в подготовке опыта с пробой-генератором. - Все собрались, ждём вас.

- Скоро буду, - ответил Умнов. Связь отключилась.

Пётр Петрович накинул белый халат и твёрдым шагом вышел из кабинета. Когда он добрался до лифтов подземных лабораторий, все сомнения остались позади. Умнов, принимая окончательное решение, не отступался. И не сожалел. Так было и в школе, и в университете, и в Институте изучения времени. Не все намерения профессора одобрялись окружающими, а то и вовсе вызывали обиды или раздражения, но он шёл только туда, куда считал нужным.

В девятом классе Пётр неожиданно для всех отказался от поездки в Крым, хотя лично предложил провести весенние каникулы в Ялте и настойчиво продвигал идею в школьной администрации. На него обиделись все, но мало, кто знал, что он пожертвовал столь желанной поездкой ради лекции известного академика Эйзеля по квантово-волновой физике. Именно это выступление позволило Петру окончательно определиться с тем, чему он посвятит жизнь. И ни разу не пожалел о принятом решении. А в Крым он всё-таки съездил - через два года и будучи студентом Новосибирского института физики.

Сейчас Умнов знал - каждый человек является творцом личной пространственно-временной спирали. Но только десятки могли потрясти основы планетарного витка. Изменить угол движения, обозначить точку излома. Для этого им следовало синхронизировать свою жизнь с судьбами тысяч других людей - единомышленников и противников, талантов и бездарей. Лишь совместив петли, можно повлиять на историю. Сегодня именно такой день, день глобального резонанса. Пусть вектор развития планеты сместится лишь на микрон - это прогресс.

Двери лаборатории плавно открылись, пропуская Умнова. Он вошёл в центр наблюдения и управления, свободное пространство которого сжалось до минимума количеством втиснутого в комнату оборудования. Четверо экспериментаторов приветствовали его. Люба Круглова улыбкой и восхищённым взглядом, инженер-техник Василий Лопатин - крепким рукопожатием и запахом смазки.

"Наверняка пришёл раньше всех и вновь перепроверил системы, разъёмы и соединения пробой-генератора. Хотя делал это и вчера, и позавчера", - одобрительно подумал Умнов.

Лаборант Артур Извеев церемонно поклонился профессору и отвернулся к монитору. На нём отображалась колба с водой, упрятанная в титановую сферу.

Заместитель заведующего лабораторией Эдгар Вилюис на секунду отвлёкся от компьютера, по обыкновению буркнул и вновь углубился в расчёты. Пётр Петрович работал с ним четыре года и давно свыкся с неприветливостью литовского физика, который нестандартными предложениями и идеями не единожды выводил исследовательскую группу из тупиков.

"Опять небритый, - подумал профессор. - И по-прежнему замкнут, как лента Мёбиуса". Умнова удивило пришедшее на ум странное сравнение, но его отвлёк Артур:

- Все системы в норме.

- Пробой-генератор выведен на расчётную мощность, - добавил Лопатин.

- Разрешите начать? - необычайно строго спросила Люба и тут же смутилась.

- Запись пошла, - откликнулся Извеев.

Пётр Петрович напрягся. "Вот ведь сплёл свой виток с жизнями этих людей. Когда окончательно осознаешь данный факт, появляется чувство ответственности за их судьбы", - подумал он и произнёс:

- Отсчёт.

- Минус десять, минус девять, - включилась запись с голосом Любы.

"Она уже вошла в историю", - подумал Умнов, когда Вилюис отодвинулся, уступая профессору место перед пультом.

На экране моргали синие цифры: -5, -4. Пётр Петрович откинул пластиковую крышку и осторожно прикоснулся указательным пальцем к красной кнопке.

- Ноль, - сообщила механическая Люба.

"0" - высветилось на экране.

- Пошёл нагрев, - проговорил Артур, облизнув пересохшие губы.

- Системы в норме, - отозвался инженер-техник.

- Плюс два, - продолжился отсчёт. Цифры на экране подтвердили это.

- Генератор готов к пробою, - отчеканил Василий.

Вилюис закрыл глаза и сжал кулаки. "А он волнуется", - удивился Умнов, поглаживая слегка шероховатую поверхность кнопки.

- Плюс девять, плюс десять.

- Нагрев - максимум.

Пётр Петрович плавно утопил красную кнопку. Пол под ногами качнулся, гул усилился. Профессор оглянулся, на мониторе вода в колбе продолжала кипеть. Вокруг титановой сферы бушевали молнии - голубые вспышки слепили глаза, несмотря на опущенные светофильтры.

- Пробой, - сообщил инженер-техник. Умнова сильно толкнуло, резко крутануло, он потерял равновесие и стал падать в неожиданно накрывшую лабораторию темноту.

"Академик не любил загадок, - мелькнуло в сознании профессора. - Это приговор: пробой приведёт к вырождению пространственно-временной петли в ленту Мёбиуса с вероятностью в 87,35 процента".

Пётр Пётрович Умнов вздрогнул и проснулся раньше положенного. В полумраке мерцали зеленоватые цифры электронных часов - 06:24. Но сегодня великий день...

Бишкек, 13 октября 2009 года - 17 октября 2010 года.