Огни съедаемого темнотой города сначала чуть расплылись в стёклах балкона, затем приглушились как свет в затухающей керосинке и наконец приняли невнятные очертания вроде красных и жёлтых ягод. Словно вся улица обратилась в пестрящий огнями лес.
Она повернулась к последнему открытому окну. Снаружи бушевал дождь, разрождавшийся с обеда то мелкой моросью, то ливнем и грозой, с раскачивающим верхушки тополей лихим ветром и грозными раскатами. Дождь залил уже всё вокруг, превратил улицу в реку, но не унимался, и даже в последние часы усилился. Ливневые потоки шли волнами, рассекая светлые подолы фонарей. Под шелест воды под шинами и треск каплей по стёклам, она закрыла последнюю створку и включила проекцию.
Стёкла ещё более помутнели словно от пара внутри помещения, затем по всей высоте и ширине балкона поползли цифры. Шрифты автоматически настроились, поймали чёткость и вывели один за другим индексы, проценты, стрелки. То тут то там разрезали стройную таблицу графики и диаграммы, выплывали блоки с новостными ссылками.
Всё было в красном цвете. Как фары одиноко-припаркованного у ТЦ напротив автомобиля, невесть кем остановленного в такое неуместное время в самом центре лужи. Это было подобно детской игре - упростить содержимое миллионов параметров в понятое даже ребёнку деление: красный, чёрный, зелёный. Красный - значит плохо. Опасность. Беда.
Хотя в окружающей обстановке никакая опасность не ощущалась вовсе. Стоило ей закрыть окно, как балкон охватила домашняя теплота. Замерли без ветра ещё не отцветшие незабудки, с верхней полки скатилась ветвь вьюна. Сзади неё в жёлтом свете лампы тыкал пальцами по планшету сын, рядом драл мячик ручной соболь. Опасность рисовалась лишь тут, на прожекторном окне, беда не жила в доме, но ползла по всему миру волнами сети. Многие уже захлебнулись ею и уснули, кто-то ловил шансы, надеясь найти спасительную зелёную ветку в этом пожаре. Кто-то собирался бороться до конца, чего бы это не стоило.
Она не собиралась.
Краем глаза заметила, как в окне справа погас свет, затем сквозь шум дождя расслышала приближающиеся шаги. Призрачный силуэт её партнёра отразился в стекле. Он подошёл близко-близко, приобнял за талию. Она ответила поцелуем в щёку и молчанием. Какое-то время оба всматривались в ползущих алых червей индексов и графиков перед ними.
"Всё так же печально?", наконец нарушил молчание он.
"Как видишь. Без изменений, уж точно без улучшений. Как твои успехи? Нашёл что-нибудь?"
"Нет. Всё закрыто, отложено или уже расхвачено. Ловить там нечего. База предложений на страницу помещается. А это что?"
"Ерунда", посмотрела она на вырванный из красного пелена зелёный кусочек, на который указывал его палец. "Крупный стартап по ресоциализации, но слишком неуверенный. Вчера откатились до днища, сегодня вот навёрстывают. Забудь".
"Ясно. Ну что же, у меня обострение кризиса в южной Европе, штатах и в Азии, гражданская война по всей Аравии, потоки беженцев из Казахстана, горящие леса Амазонии и мумбайская лихорадка в чумовой скачке по миру. У нас кстати плюс две тысячи. Скоро всех закроют".
Она не разделяла тон оптимизма, с которым он это всё произнёс. Всё такое весёлое что как будто и не напрягает, хотя на самом деле наоборот. И незачем тут притворяться. Нужно быть реалистами.
"Достаточно увидел?", кивнула она в сторону индексов.
Он немного смутился, потуги шутить пропали. "Ты же знаешь, я мало чего в это понимаю".
"Понимаешь достаточно. Да и не про эти циферки речь. Ты сам всё и рассказал. Пора наверное?"
Он поднял взгляд, и она прочитала, что именно с этой мыслью он и пришёл сюда, именно эта мысль скрывалась за шутками.
"Пора".
Они вроде бы приняли решение к действию, но всё так же стояли на балконе, обнявшись, вглядываясь в красных червяков и редкие зелёные выстрелы через них. Никто не хотел продолжать эту мысль - как мысль о сборе вещей к переезду, или к переносу мебели во время ремонта. Как что-то такое уже обозначенное, не прямо ужасное, но достаточно неприятное, чтобы не сразу так вот взять пойти и сделать. Как подъём с утра, когда будильник уже прозвенел, спать не так чтобы и тянет, но и вставать сразу не хочется.
"Дима ничего не помнит с прошлого раза", наконец высказала повисшее она.
Да, в предыдущий кризис такого масштаба сыну было три года, и он совершенно не помнит, что с ним делали. Уснул, проснулся, кнопочки на планшете те же. Ну или почти. Неважно. В этом возрасте каждый день - открытие. Сейчас же ему почти шесть, серьёзный, смышлёный уже мальчуган. Просто так с колыбельной не уложишь.
"Я с ним поговорю".
"Думаешь, поймёт?"
"Думаю, уже понял. Говорит, на учебных сеансах всё меньше его одноклассников подключается. Как будто на каникулы уходят, так и сказал. Грустно сказал, правда".
"Поговори тогда".
Он развернулся чтобы уйти в комнату, но едва сделав шаг, повернулся обратно, взял её за руку. Она оглянулась, лицо её, уже не столь молодое, в этом приглушённом свете изнутри дома казалось куда более юным, осветлённым, чуть ли не девичьим. Русые волосы обхватывали плечи, в серых глазах отражался он - и всё те же красные, ползущие по стеклу, червячки. Ни страха, ни грусти в них не было. Холодный расчёт. За это он её ценил в особенности - за теплоту и мягкость к домашним и холодность, жёсткость там, где начиналась погоня за благополучием.
"Точно уверена?", переспросил на всякий случай он. Хотя знал, что точно. Знал, что пора. Она только кивнула.
И отвернулась к окну, чтобы, когда сын, отвлечённый от игры с планшетом, поднимет глаза, казаться задумчивой, занятой и вообще не от мира сего. Разъяснительную часть всегда доверяла партнёру, с его инженерской обстоятельностью и невозмутимостью общение с ребёнком становилось чем-то похожим на гипноз, с той лишь разницей, что гипнотизируемый был в меру, контролируемо активен, рассудителен, бодр и в конечном итоге - на всё согласен.
Сама же выключила графики и начала по очереди обзванивать всех заинтересованных. К счастью, во второй уже раз из списка выпали родители - пособия на время кризиса ограничили, так что ничего не оставалось как последовать "новомодной вашей привычке прятать голову в песок при первом ударе грома", как описывал это отец. Ворчания и причитания никуда, конечно, не исчезли, да и процедура в их возрасте проходила куда сложнее (сама же в первый раз несколько дней отходила!), но что тут теперь - не тратить же быстро уносящиеся годы на застойные периоды! Так что и её старики и отец партнёра благополучно ушли в гибернацию ещё две недели назад. Не доверяя триггерам, как и всему другому, "новомодному", поручили своё пробуждение ей, как самой ответственной. Очень мило.
Оставались друзья и более-менее важные бизнес-контакты. Вообще система сама, конечно, разошлёт уведомления, но хороший тон никто не отменял. Начала с бизнеса, это проще. Тем более что сеть успела сильно урезаться, остававшиеся бодрствовать сознавались, что тоже подумывают отключиться. Дело двадцати минут в общем, пока партнёр объяснил всё сыну, направил уведомление школе, пристроил соболя в гостиницу для питомцев. С подругами чуть сложнее. Кроме некоторых чересчур обеспокоенных, начинавших перечислять все мыслимые и немыслимые варианты, грядущие беды и опасности, у неё ещё была парочка диссиденток из бывших коллег по финтеху, принципиально отвергающих гибернацию как неестественное человеку состояние. Убеждать всех в своей правоте они уже прекратили, но головой в неодобрении качали исправно. Как те пёсики в старинных частных автомобилях.
Затем уже хозяйственные вопросы. Оповестить личного врача, чтобы приехал на запуск процедуры, договориться о частоте проверок. Врач потребовал надбавку за срочность и выезд в нерабочее время - поток таких заказов был предсказуемо огромен, медики на пределе. Не беда, бюджет пока позволял принять эти издержки неотложности. Оповестить страховую, здесь на удивление без сюрпризов. Заказать криокамеры, тут тоже ждать не пришлось - они заранее забронировали все три для себя и сына, когда на рынке только начали вырисовываться негативные тренды. Предзаказ себя оправдывал. Написать добровольный отказ от пособий и социальных гарантий - в первый раз они благополучно забыли про эту мелочь. Пригодится, после выхода из гибернации, ведь не всегда сразу удаётся найти себе дело, но государство таким отказникам удваивает поддержку в тучные годы. Глядишь, можно и не искать ничего вообще до следующего кризиса. Хотя они, конечно, так не поступали.
Установить триггер. С партнёром уже обсудили, что зарубятся на откате DAX-a к значению двухмесячной давности. Сильно с запасом, да, почти наверняка что-то упустят, будут нагонять, узнавать, разыскивать. Но им обоим претил лишний риск, тем более с ответственностью за сына. Ведь есть простой рубильник. Тепло - встал, холодно - уснул. Зачем просыпаться в мире без возможностей?
Последний штрих - агент по недвижимости. Они снимали в многоэтажке двушку, которая стоит недёшево, а в период гибернации напрямую вообще не понадобится. К счастью, в прошлый кризис разработали предложение для таких случаев. В малую комнату установят три криокамеры и диагностическое оборудование, ценные и памятные вещи снесут туда же, от остального придётся избавиться. Их запрут внутри, квартиру по сильно заниженной, "антикризисной", как гласила реклама, цене сдадут в аренду кому-то ещё. С условием допуска медиков по оговоренному графику и согласием освободить жилплощадь в двухнедельный срок после срабатывания триггера. Так они сэкономят на переездах, оставят за собой насиженное место, ускорят процесс, а кому-то и помогут. Всё для клиента! Всё для нового старта, в новом, радостно-бегущем вперёд мире!
И с этим - всё. Осталось дождаться саркофагов и врача. Она пальцем в воздухе поставила подпись на договоре с агентом, опустила руку, и в неё тут же вцепились пальчики сына.
"Привет", сказала она.
"Мама, мы точно потом проснёмся?"
"Да, солнце, мы все проснёмся".
"А если я не хочу засыпать?"
"Тебе не нужно хотеть. Камера всё сделает сама, тебе поможет", она провела ладонью по чересчур растрёпанным волосам аж до самых лопаток - так и не успели зайти к парикмахеру пока кто-то ещё был открыт. "Мы тебя уложим, а потом система сама сработает и нас разбудит. А мы - тебя. Нужно просто лечь и потом проснуться. Когда всё будет хорошо". "Когда всё станет лучше".
"А зачем нам нужно засыпать? Мам, мам, а если он не кончится? Мы всегда-всегда спать будем, пока не постареем? А... А вот если все сразу уснут... А почему закончится кризис?"