Когда Бальдр спустился в Нифльхейм, Хель поняла, что она прежде всего женщина.
Когда Бальдр спустился в Нифльхейм, Хель поняла, что она прежде всего женщина.
До этого безразличная к страстям, она гордилась свободой от слабости, поражающей даже богов.
Теперь страсти - вечно голодные, клыкастые псы - раздирали двуцветную плоть, терзали безликими днями, пожирали холодными ночами загробного мира.
Это мука, ужасная своей неизведанностью, незнанием её предела.
Кошмар Хель. Её заветное желание.
Без присмотра бродили в полумраке мёртвые, а Хель всё чаще сидела на огромном костяном троне и в волшебном зеркале наблюдала жизнь прекрасного Бальдра в её дворце, и тоска иссушала сердце.
Сначала Хель смотрела в волшебное зеркало часами, потом днями, неделями. Она представляла себя на месте кроткой Нанны: это её ласкают красивые руки, на неё с любовью смотрят бездонные глаза. Бальдр не боялся Хель, относился к ней по-доброму, как ко всем, только ей этого было мало.
Хель задыхалась. Возбуждение жгло её, распаляло плоть, казалось, не способную его ощущать. Соски стали чувствительными, трение грубой ткани отдавалось щекотными, волнующими ощущениями, а если сосок сжать - становилось приятно до стона.
Впервые Хель жаждала прикасаться к себе, глядя на обладавшего Нанной Бальдра. Трогала груди - гладила, сжимала, удивляясь чудовищно острым ощущениям. Она закрывала глаза и представляла: это руки Бальдра ласкают её. Дальше - больше: в какой-то из дней в порыве сладостного ослепления запустила руку между ног и вскоре поняла, что раньше был только призрак настоящего удовольствия.
Но и этого стало не хватать. Чем больше Хель ласкала себя и смотрела на жизнь Бальдра с Нанной, тем больше хотела его - именно его, прекрасного, солнечного Бальдра. Хель растворялась в нём, в его жизни, отражавшейся в волшебном зеркале.
Напрасно слуги пытались дозваться хозяйку: она больше не принадлежала Нифльхейму. Она повторяла за Нанной нежные слова, отдавалась Бальдру в мыслях, она хотела быть с ним, только с ним...
Неделю, другую, третью Хель не отрывалась от зеркала. Теперь была ночь, и Бальдр спал рядом с Нанной, забиравшей всю его любовь без остатка, а Хель желала его как никогда, кровь шумела в её ушах, прикосновения ткани к соскам - точно удары тока, между ног было влажно и горячо. Ослепляющее желание сводило с ума.
Хель поднялась с костяного трона. Медленно шла по сумрачным коридорам дворца, с каждым шагом чуть уменьшаясь в размере, светлея. Желание мучило, выворачивало наизнанку, пробуждая неведомую магию.
В покои Бальдра Хель явилась в облике Нанны. Чары не дали Бальдру проснуться, когда слуги уносили усыплённую жену, а Хель легла рядом и жадно ощупывала его, обнюхивала: вот он какой, Бальдр во плоти. Надышавшись им, ещё более распалившись, Хель выпустила его разум из силков мёртвого сна.
Бальдр пробудился от ласковых прикосновений Хель и не заметил подмены. Он прочитал в глазах Хель желание, он поцеловал её, языком глубоко скользнув в рот, накрывая так жаждущие прикосновений груди. Хель застонала. От возбуждения она не могла ничего делать, только раздвинула ноги, позволяя Бальдру улечься на себя. Его руки знакомыми движениями стягивали одежды, шарили меж ног. Прикосновения были острыми, как удары мечей, и приятными, как... как... Хель не с чем было это сравнить: все её прошлые ласки показались блеклыми.
Её руку Бальдр опустил на свой член, помогая ласкать шелковистую, горячую плоть.
- Я хочу тебя, - выдохнула Хель.
И он вошёл в неё, заставив выгнуться на холодных простынях. Она выла от дикого желания, от безумной остроты ощущений, умоляла, рыдала: внутри неё разгорался страшный своей приятностью огонь. Ослепительная вспышка удовольствия накрыла, испепеляя...
Мелко вздрагивая, Хель лежала на постели, глядя в тёмный потолок. Хорошо. Слишком хорошо. Удивительно. Медленно возвращалась способность думать. Бальдр тяжело дышал над ухом. Облизнув губы, пробормотал:
- Нанна, ты никогда не была такой.
- Теперь буду, - пообещала Хель, приникая к нему. - Мой любимый Бальдр.
Утерев пот со лба, он обнял её. Хель закрыла глаза. Она собиралась исполнить своё обещание, чего бы это ни стоило.