Левой рукой он держал руль, а правую положил на ее руку, нежно сжимая и поглаживая ее пальцы. Он проделывал это в течение десяти или двадцати секунд, отчего от самых кончиков ее пальцев и дальше вверх по руке побежали мурашки, быстро распространяясь по всему телу и скапливаясь в особенно большом количестве в некоторых его частях...
Сердце ее сжалось в недобром предчувствии: опять! Ну, для чего он смотрит на нее ТАК? Она не верит в этот взгляд. Не верит в эту улыбку. Не верит в эту радостную тахикардию, возвещающую зарождение новых чувств.... Нет, все это бред и галлюцинация. В ее жизни нет, и не может быть.... Она не хотела даже про себя произносить это слово, многократно изнасилованное людьми, которые когда-то казались ей близкими. Пусть это миф, но это ЕЕ миф, и она не намерена разрушать его только потому, что ему никогда не суждено сбыться. В такие моменты она всегда отговаривалась словами Омара Хайяма: "ты лучше голодай, чем, что попало, ешь, ты лучше будь один, чем вместе с кем попало". Она пыталась нарушать эту заповедь не раз, и из этого не выходило ничего хорошего.... Одна только горечь и отвращение к себе и окружающим мужчинам. Ах, он - не "кто попало"? Тем хуже. Значит, она ему не нужна. Она никому не нужна. И не собирается больше попадать в эту ловушку. Человек привыкает ко всему, даже к разочарованиям. И все же, лучше их избегать.
А он все так же смотрел на нее, нисколько не внимая ее беззвучным мольбам. Он вообще, кажется, больше смотрел на нее, чем на дорогу....
Какая подлость!
Поддаваясь гипнозу его глаз, его губ, его случайных прикосновений, она против воли придвигалась все ближе, отчаянно борясь с желанием дотронуться до него и, не в силах сдержаться, периодически все-таки его касаясь....
Они остановились: приехали - и ситуация приняла угрожающий характер. На несколько мгновений они застыли, глядя друг другу в глаза, и она поняла: еще секунда промедления, и безумное желание ощутить вкус его губ возьмет верх над здравым смыслом....
- Уже шесть, тебе пора, - внезапно сказал он, и она одновременно благодарила и проклинала его про себя.
Еще какая-то секунда, и она взяла себя в руки. Чмокнула его в щеку, одарив самой лучезарной улыбкой, бросила: "Пока!", и, хлопнув дверцей машины, засеменила в сторону института.
Это было уже второе ее высшее образование: первое она получила в прошлом году. Выбор профессии тогда, шесть лет назад, нельзя было назвать сознательным: скорее, она выбирала меньшее из зол. Специальность была ей не очень-то интересна, не смотря на то, что она в ней неплохо разбиралась. Мысль о том, чтобы до конца дней своих именоваться экономистом-менеджером, не вызывала энтузиазма. И вот, спустя год после получения диплома, она снова пошла учиться. На этот раз, она решила получить образование "для души": что-нибудь, что было бы ей интересно. Кроме того, учеба отвлекала от постоянных размышлений о собственной никомуненужности и подпитывала фантазии о лучшем будущем.
Но сегодня ей никак не удавалось сосредоточиться на лекции, и она писала стихи вместо конспекта, иллюстрируя ими свои невеселые мысли....
Одиночества капкан -
Хлоп! - защелкнут:
Он на сердце на века
Крепко сомкнут.
Капли крови в пустоту -
Кап! - стекают.
Если жить невмоготу -
Умирают.
За собою громко дверь -
Стук! - закроют.
За спиною лютый зверь
Дико воет.
Он почуял кровь твою -
Клац! - зубами.
Умираешь не в бою -
На диване.
Оставшееся после написания стихотворения время она убивала, разрисовывая тетрадный лист какими-то таинственными знаками, причудливыми растительными узорами и сердечками. Потом она вдруг нарисовала паука. Она ужасно не любила пауков, а вернее сказать, панически боялась. Приближение к ней этих созданий на "небезопасное" расстояние вызывало совершенно неадекватную реакцию, выражающуюся в судорожном дрыгании конечностями, сопровождаемом возгласами, вроде: "Ма-а-а-амочка!". И, тем не менее, паук по ее воле появился в тетради: сначала она нарисовала тельце, потом головку, затем лапки, тщательно прорисовывая каждую деталь. Последней появилась паутина, на которой зловеще восседал, по соседству с цветочками и сердечками, грозный символ ее страха перед любовью.
Выйдя из института в девять часов вечера, она ощутила острое нежелание ехать домой: и действительно, что ей там делать? Она побрела в привычном направлении - к метро - с твердым намерением свернуть в первый же бар, если там будет не слишком многолюдно. Таким образом, не успев уйти далеко от института, она остановила свой выбор на кафе "Хамелеон". Ее привлекал свободный столик в углу, кроме того, через час должна была начаться "живая музыка". Она подозревала, правда, что это определение подразумевает пение популярных у подвыпивших людей песен под аккомпанемент синтезатора каким-нибудь музыкантом-неудачником, зарабатывающим таким образом себе на жизнь. Но это ее не слишком заботило. В конце концов, она пришла сюда просто выпить и подумать о своем. Усевшись за столик, она вдруг поняла, что безумно хочет Мартини Бьянко со льдом, и немедленно заказала сто грамм этого напитка. С первым же глотком, она утратила ощущение реальности и переместилась в мир своих фантазий. Вернее сказать, это был даже не мир, а уютный кокон, вроде теплой постельки, в которую так приятно залезть в ненастный день, укрывшись с головой одеялом. В последнее время она все чаще оказывалась под этим одеялом, под защитой которого внешний мир доносился до ее сознания лишь в виде слабого эха.... Вот и сейчас, она не смогла бы даже ответить, какую песню в данный момент исполняет музыкант-неудачник, если кто-то вдруг вздумал бы задать ей такой вопрос. Впрочем, к ее столику за этот вечер не раз приближались мужчины, привлеченные декольте, выгодно подчеркивающим четвертый размер груди. Они шли в ее сторону вразвалочку, нацепив наглые ухмылочки, и, уверенные в успехе своего предприятия, пытались завязать знакомство с ней, посредством омерзительно банальных фраз. Но уже спустя минут пять, а то и меньше, они отходили от нее не солоно хлебавши, пораженные ее молчанием и остекленелым взглядом устремленных сквозь них глаз.
Она возвращалась к реальности только для того, чтобы повторить заказ. То есть, раз пять за вечер. А может быть, шесть.
Похоже, стояла глубокая ночь. Ей пришлось покинуть кафе, так как оно уже закрывалось: заведение не было круглосуточным. А может быть, у нее просто заканчивались деньги. Или она поняла, что на сегодня ей достаточно. Так или иначе, она вышла на улицу и остановилась в нерешительности, обдуваемая влажным Петербургским ветерком, пытаясь понять, что же ей делать дальше.
- Девушка! Идите скорее сюда, садитесь: замерзнете!
- А? - ее вырвал из размышлений голос из-за опущенного стекла остановившейся рядом с ней машины.
Вернее сказать, не до конца вырвал, потому что она как-то машинально подошла, открыла дверцу и села рядом с водителем - это было на нее совершенно не похоже.
- Вы всегда так вот запросто садитесь в машину к незнакомым мужчинам? - расплылся в улыбке симпатичный парень за рулем.
Тогда она, наконец, взглянула на него, и ей вдруг показалось, что он безумно похож на того, который подвозил ее сегодня до института; на того, с которым они так мило болтали целых два часа, пока ехали с противоположного конца города, где она жила; того, который так на нее смотрел, и чье имя она так почему-то и не узнала....
- Ян, - протянул руку симпатичный парень за рулем, - А Ваше имя можно узнать?
- Можешь называть меня, как хочешь, - ответила она, зевнув и уютно растекаясь по сиденью.
- Оригинально, - он все так же смотрел на нее и улыбался, а она уже закрыла глаза и начала проваливаться в сон.
- Эй! Подожди, не засыпай! Скажи сначала, куда тебя везти!