Иногда он начинал мечтать о другой женщине. Не то чтобы жена доставляла ему проблемы, — пилила по пустякам, неумело хранила домашний очаг или была безынициативной в сексе, — просто его все чаще тянуло воспарить над землей, ни о чем не думая, как в далекой юности, когда роскошь полета казалась чем-то естественным и принималась как должное. В мечтах не было ни грамма похоти — скорее, ему просто хотелось стать первопроходцем непрожитого прошлого, чтобы, ринувшись в дебри альтернативной истории, познать ее на пару с таинственной незнакомкой. «Никаких угрызений совести быть не должно: ведь той, которую я себе порой представляю, не существует, — оправдывался он перед самим собой, — да я и не знаю даже толком, какая она из себя». От мыслей слегка веяло дискомфортом, однако именно в этом и заключалась их прелесть: безопаснее всего дразнить тигра через экран телевизора, ничем не рискуя. Вопрос о том, кто в данном случае являлся тигром, жена или совесть, оставался открытым.
Примерно в это же время он увлекся симуляторами отношений, совсем как мальчишка. Мегабайты текста давали некоторую пищу для размышлений, но совершенно не помогали ему разобраться в собственной жизни, хотя с ролью суррогата вредных привычек справлялись на ура. Он уже подумывал прекратить это баловство, но однажды, возвращаясь с работы неизбитым маршрутом, заметил над входом в подвал панельного дома вывеску: «Клуб анонимных романтиков «Асфодель». Любопытство пересилило робость, и он дернул дверную ручку.
Это была странная компания: мужчины за тридцать, сидящие кружком и в отвлеченных выражениях философствующие о жизни, Вселенной и всем таком. «Бред какой-то», — скептически подумал он в первый визит, однако атмосфера клуба на удивление быстро затянула его, и он регулярно забредал сюда. Появилось даже некоторое подобие друзей, которые, впрочем, больше любили болтать сами, чем слушать других, поэтому он, как правило, играл роль благодарной аудитории. Пресловутые мегабайты текста выливались теперь на него в устной форме, но, по крайней мере, оставалась хотя бы теоретическая возможность дискуссии.
— Визуальные романы — это квинтэссенция нашего существования, — вещал его собеседник, рассекая носками туфель шуршащую желтизну парка. — Подумай сам: день первый, день двадцатый, день энный, а между ними — рутина, скупо разбавленная развилками решений, о правильности которых ты сможешь судить лишь много позже, оглядываясь назад. Мелькают спрайты знакомых лиц, тянется вереница одних и тех же интерьеров и пейзажей, и все это щедро сдобрено рефлексией и самокопанием — если, конечно, у тебя остается время на такие мелочи. И разве ты не идешь по жизни точно так же, перепрыгивая через текст и пропуская сюжет мимо сознания, лишь бы поскорее добраться до цели, коей всегда оказывается постель?
— Ну, не знаю, как ты, но я, например, в голову не только ем, — упрямо возразил он. — И вообще, я, если что, умею перекачивать мозги из нижней головы обратно в верхнюю. Да и возможных вариантов действий в реале не в пример больше, и влиять на ход событий тут намного легче, чем в какой-то там игрушке, ограниченной фантазией сценариста, верно?
— Старик, так большинству же это влияние на фиг не нужно! — воскликнул собеседник. — Задумайся на момент, каков идеальный сюжет бытия для среднестатистического человека: сделав минимум телодвижений, пройти с наименьшими потерями от колыбели через секс и богатство к смерти. Приравниваем абсолютный достаток к полному безделью и получаем, что все ключевые моменты существования связаны с ложем. Точнее — с лежачим положением. Прелесть этой аксиомы в том, что даже безвольно плывущий по течению делает это вперед ногами. Вода несет лежачий камень… В визуальных романах для таких, кстати, обычно предусмотрен отдельный сюжетный тупик.
— Опять ты эроге притянул, — устало вздохнул он, разглядывая зажатый в пальцах каштан. — По-моему, ты не учел самого главного: в игре всегда можно перезагрузиться и изменить решение, а в жизни, выбрав единственную, ты неизбежно подруливаешь к концовке. И это действительно конец, если только ты не рискнешь начать все с чистого листа. Разумеется, если ты недоволен своим положением. А я вот никак не могу понять, доволен я или нет.
— "Доволен"… Ты в детстве по деревьям лазил?
— Ну, лазил, только при чем здесь это? — удивился он.
— Да при том, что иногда заберешься окольными путями на самый верх и думаешь, что вот эта-то ветка хрен с два тебя выдержит, но она все-таки не ломается, и ты строишь на ней штаб из досок, а потом вырастаешь, спускаешь штаб на землю, превращаешь его в сарай для грабель и больше на деревья ни ногой… К чему это я? К тому, что у каждого есть ветка основная, где он в итоге вьет себе гнездо, и масса побочных, которым суждено обломиться или закончиться тупиком. Ты просто разберись, главная ли твоя ветка, и только тогда решай, стоит ли прыгать на соседние. Все-таки ты уже взрослый дядя, можешь и дубу больно сделать, и дубу дать… Вся штука в том, старик, чтобы на секунду перестать быть протагонистом в собственной истории, отступить на шаг, посмотреть на ваши деревья и понять, сидите ли вы оба на главных сучьях или нет.
Аллея спустилась к пруду, который в этот момент пересекали две утки. Самка обогнала селезня, и тот теперь плыл у нее в кильватере. Волны от них расходились аккуратной «елочкой».
— А сам-то ты как на рут своей жены вышел? — спросил он чуть погодя. Жаргон клуба прочно засел у него в голове.
— Путь был долог и тернист, — с неуместным пафосом ответил его спутник. Смотри: девяносто седьмой, четыре года первой любви, в результате — пшик. Внезапный побег с Олькой после выпускного, два дня счастья, слез и скандалов — проехали. Троюродная сестра — стыдно даже вспоминать. Едем дальше: две тысячи второй, политех, Таня-светленькая, мой дурацкий поход к ней с гитарой… все, отмерла ветка, туда ей и дорога. Девчонки с химического… А вот две тысячи пятый — великое распутье. Первая настоящая работа, сайт знакомств, натренированный взгляд, способный по тремстам квадратным пикселям безошибочно отфильтровать шелуху, нелепые встречи и неизбежное возвращение к родимому разрешению в восемьсот на шестьсот. Повторять до отупения, распараллеливать как душе угодно. Потом вдруг — невзрачное сообщение во «Входящих», четырнадцать строчек ответа, — белый сонет, — а затем полугодовое молчание с еще одной побочной авантюрой. В октябре — визит в ее догорающий город, глаза в глаза, год поездок друг к другу, свадьба и — вместе навсегда. Достижение разблокировано. Такое вот либретто, старик, и чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что не произойти этого не могло. Я ведь в ее город той осенью в любом случае бы поехал, на могилу отца, и билеты лежали у меня в кармане еще задолго до первого письма.
— А как же сайт знакомств? — вопросительно усмехнулся он. — Без твоей регистрации ничего бы и не было.
— Да мы просто ломали его всей группой ради прикола, и один аккаунт достался мне. Пропустить такой кипеш было невозможно, но сам я выставлять там анкету не собирался, поэтому, считай, все произошло помимо моей воли. В итоге Вика до конца думала, что я лысый и ушастый, — весело подмигнул собеседник.
Они распрощались у дальнего выхода из парка.
— И знаешь, что еще любопытно? — донеслось ему вслед, заставив, мысленно чертыхнувшись, сбавить ход и обернуться. — Люди с обломившихся веток исчезают для тебя навсегда. Судьба разводит вас по разным эшелонам, как диспетчер — самолеты, и хоть ты тресни, но больше вы не пересечетесь — даже через десять лет, даже живя на соседних улицах. Потому что отыграл человек свою партию, а оставлять его ради мебели жизни не с руки — она старается оптимизировать использование ресурсов, причем, заметь, с точки зрения обоих участников. Лишние связи только затрудняют навигацию по графу. Ну, все, давай, до вторника!
Вечером жена застала его увлеченно чертящим какую-то схему.
— Что это у тебя? — вскинула она брови. — Новая модель взаимодействий?
— Дерево нашего знакомства, Ань, — с азартом ответил он. — Смотри, как интересно выходит: вот тут я пошел в школу, тут пытался с девочками замутить, а вот эти ветки никуда не ведут, хотя одна видишь, какая длинная! А по любой из оставшихся трех выходим на тебя. Получается, что мы встретились бы в любом случае, при любом раскладе!
— Эх, Витька! — она понарошку надула губы. — А в универ кто поступал — святой дух? Ты же сам рассказывал, что метался между техническим и авиационным, и в итоге выбрал мехмат. А танцевать на День города кто меня пригласил, задолго до второго знакомства? А кто первым предложение сделал? Вот тебе и «в любом»! Это твой выбор, только твой.
— Не только мой, — он с улыбкой протянул ей карандаш. — Теперь ты нарисуй свое дерево.