(Zum Beilis-Prozess; Der Sozialist, Kiew-Sonderheft 1913)
Социализм есть работа над человечеством, которое должно стать реальностью внутри и снаружи, и пока народы, остающиеся собой и всё же образующие человечество, которые должны терпеть другие народы и объединяться с ними в союзы, совершают несправедливости против одного народа или дают им совершаться, путь к человечеству закрыт.
Совершаются исследовательские поездки к центру Азии, Африки, к отдалённейшим островам в Тихом Океане, и добротно и достоверно описываются обряды и обычаи так называемых дикарей и варваров. Однако я не знаю более бессердечного варварства, чем то, которое совершается европейскими учёными и публицистами против живущих среди них евреев. Всего в Польше и России живут шесть или семь миллионов евреев, чьи предки в Средневековье покинули Германию. Наши языковеды описывают всякий германский, баварский, нижнесаксонский диалект, но оставляют без внимания тот язык, который вместе со швейцарским полностью сохранил прелести и богатства старонемецкого. Они поступают так, т.к. общие предрассудки против евреев в их учёных сердцах ещё сильнее, чем тяга к науке, т.к. для них нет ничего более отвратительного, чем жаргон или еврейский акцент. Существуют словари и научные исследования о языке цыган, бродяг и преступников, которые написаны не самими цыганами, бродягами и преступниками, их друзьями или по их поручению, а учёными; и если бы евреи не начали сами изучать их собственный язык и собирать свои народные песни, эта область науки была бы и сегодня ещё неизвестней, чем белые пятна на карте.
Это пример совершенно общего факта: что о настоящей жизни, об обычаях и порядках евреев ничего не знают и знать не хотят.
Слыхано ли это и есть тому ещё пример, что евреи живут среди других народов, что об их жизни, которая проистекает довольно открыто и совершенно не скрывается, существуют только слухи?
Если бы некий миссионер рассказал нам в исследовательских заметках, что в сердце Африки живёт народ в сотню тысяч душ, который терпит под собой маленький угнетённый народец около пяти тысяч душ, но этот маленький народец иногда убивает ребёнка из тех сотни тысяч и пьёт его кровь у алтаря своего божества - поверили бы мы столь чудесной истории просто так?
С религиозной жизнью евреев может познакомиться каждый, кому это интересно, и кто приближается к еврейским общинам с человеческим почтением. Тот заметит за всяческими строго соблюдаемыми внешними обрядами, которые все касаются воздержания и ограничения, и ставят требования только к тому, кто их придерживается, нечто существенное, что в этой религии система представительства священников, которая полностью исчезла в своей античной форме, собственно, больше не могла возникнуть, что просветление человека и связь с неназываемым и небесным действительно охватывает всю общину и отдельного индивида в лоне его семьи. Я не намереваюсь говорить тут о том, что я нахожу в себе самом и подобных мне из неистребимых черт еврейско-национального духа, и что отвязалось от заветов верующих и, следовательно, от обычаев, обрядов и образа жизни в общинах, в которых жива религия Моисея. Если я в маленькой немецкой деревеньке, жители которой проводят свою жизнь с плугом, мотыгой и тележкой удобрений, вижу, как между маленькими домиками, построенными из кирпичей и покрашенными известью, на самой высокой точке деревни поднимается просторная романская церковь из столетнего светящегося красного кирпича, если я нахожу внутри высокий алтарь, колонны, картины и дым ладана, то я думаю не просто о суевериях и заблуждениях, а ощущаю великое, что страсть и конструирование вечного, что сверхъестественное поселилось в этой деревеньке. Затем я слышу пение священников и вижу тупое бездействие старушек и стариков, которые присутствуют при этом без личного подъёма. У евреев, когда речь идёт о настоящих, неиспорченных общинах, нет этого строгого разделения на священников и профанов. Перед началом своих будней и посреди зачастую грязной работы набожный еврей вставляет четверть часа, когда он прерывает всё земное и обращается к своему Богу. В 'школе', как у этих евреев говорят вместо чужого слова 'синагога', община обращается к святому в раскаянии и подъёме, в едином и замкнутом порыве. Нигде больше я не нахожу такой всеохватывающей и связывающей весь народ самостоятельности общности в тоске по очищению. Я говорю о настоящих еврейских общинах, не о тех, которые под влиянием представительства священников и празднования воскресений современного христианства тривиально модернизировались и отвыкли от освящения будней. Я говорю об именно тех еврейских общинах, о которых во всех странах периодически утверждается, что они запекают кровь убитых христианских детей в хлеб и съедают его! Всегда является правилом, сегодня для России, как раньше для западноевропейских стран, что на сегодняшний день в предпоследнем процессе о ритуальных убийствах в Германии в 1892 году в Клеве сказал прокурор перед судом присяжных: 'Не потому, что речь идёт о еврее, дело не расследовано, а потому что дело не расследовано, воспользовались евреем'. Евреем, потому что смесь из суеверия, застенчивости, страха и презрения мешает местным познакомиться с ним. И т.к. эта всё ещё не ослабевшая, живая смесь незнания постоянно поддерживается и используется для отвлечения теми, кто командует парадом.
В какой отвратительной форме царско-бюрократическое коррупционное государство использует эту смесь из ненависти, презрения и страха, это незнание, мы знаем и видим теперь снова. У меня опускается перо, когда я хочу воззвать к немецкому духу, который должен возмутиться против этого зверства. Эти события всё ещё возможны в сегодняшней Германии, т.к. и в Германии среди самых лучших качества евреев не признаются и не принимаются естественными, как прочие духовно-национальные различия.
Еврейство - столь же мало торгашество, сколь и 'немецкость' - пьянство. Еврейство - столь же мало интеллектуальная холодность и хитроумие, как и 'французство' - риторика и фраза. [...] Еврейство - столь же мало трусость, как 'немечество' - драчливость. Еврейская нация так же воинственна, как и другие, только воинственный дух после распыления и растворения среди чужих народов, обратился вовнутрь. 'Я пришёл не затем, чтобы принести мир, но меч' - это не слово Иисуса евреев и Мухаммеда арабов, но прежде всего слово Моисея, стоящего среди еврейского народа как величайший из всех военных героев. Начиная с него, война за покорение Бога, война против греха, война за чистоту и освящение сердца народа, переместилась в общину, в сердце каждого еврея, война, которая не перепоручается представителю, первопроходцу, спасителю или святому, священнику. Эта война ведётся средствами воздержания, отмывания души, углубления в себя, молитвы, единства общины в стенаниях и расплатах. Это - ставший бессмысленным обычай, который когда-то имел смысл, но в нём мало действительного суеверия и фетишизма. Только там, где есть служение фетишам, могут остаться скрытыми пережитки каннибализма, может священная война души вылиться в кровавую войну против иноверцев. То, что евреи ведут войну ради спасения души или наносят людям кроме себя раны, ужа давно не является возможным.
Духовной и национальной особенностью евреев во все времена была идея. Когда отдельные (евреи) шли к человечеству, они старались либо оставить своё еврейство дома, либо спрятать, либо преодолеть его. Движение, которое большей частью известно в иудаизме под именем сионизма, должно было иметь следующий смысл, неважно, что бы ни менялось и ни возникало внешне: чтобы евреи под руководством духовных и сильных натур чисто и творчески развивали ту особенную сущность, которую они создали в течение тысячелетий, чтобы они спасли свободу, самостоятельность и единение своих душ в борьбе за святое с нагромождением непонятого и внешне-механической привычки, и наполнили их струящейся жизнью, и подарили себя и свою сущность начинающемуся человечеству, которому не должно недоставать иудаизма, как и любой другой ступени и оттенка человеческого. Человечество - значит не равенство, человечество означает союз многообразного.
Однако евреи, если они должны прийти к человечеству, сначала должны были бы прийти к себе, то всем другим нациям Земли следует сказать настоятельно и от всего сердца, что они никогда не будут истинно собой и никогда не встанут на путь к человечеству, если они не отыщут евреев у себя внутри и не познакомятся с ними в их реальности, двенадцатью рассыпанными миллионами, но всё же наполовину объединёнными в крупные блоки и живущими среди них. Кто, однако, хотя бы знаком с этой правдой, что евреи не имеют каннибальских обычаев, что Мендель Бейлис, как и многие другие до него и вместе с ним, истязается без вины, тот пусть не молчит, а говорит с того общественного или приватного места, на котором стоит.
С крестовыми походами в странах Западной Европы, в особенности в Испании, Франции, Англии и Германии, внутри страны начинается преследование 'неверных', т.е. евреев. Экономические аспекты остаются тут за рамками; евреи зачастую были ростовщиками, т.к. мирская власть делала для них невозможными все ремёсла, где было бы необходимо взаимодействие с христианами, и полностью запретила земледелие, в то время как церковь в союзе с князьями и прочими господами всячески облегчала взимание процентов, т.е. столь желанный денежный заработок, что запрещалось христианам; так, по окончанию всякого погрома прежде всего списывались еврейские долги. Под 'еврейскими долгами' следует понимать то, что должны были евреям: уже было указано на эту странную особенность немецких выражений, образованных с 'евреями' - 'еврейские долги', 'еврейские преследования', 'еврейские эксцессы' - это никогда не совершается евреями, это - то, что над ними совершается. Так, уже при первом шаге мы догадываемся, что еврейское ритуальное убийство на самом деле является убийством евреев по причинам суеверий.
Христианское суеверие Средних веков обвиняло евреев в трёх вещах: во-первых, что они прокалывают гостии; во-вторых, что они на Пасху убивают христианских детей; в-третьих, что возникло лишь, когда разразилась эпидемия чумы, что они отравляют колодцы. В этом последнем обвинении суеверие, как впрочем и всегда, связано с естественно-научной теорией, которая особенно бросается в глаза; была обнаружена связь между распространением 'чумы' и водой в определённых колодцах; эту воду посчитали отравленной, что не было неверным; и поскольку ещё ни у кого не было представления о микроскопических существах, живущих в воде и оттуда проникающих в человека, предположили грубое, происходящее извне отравление. Оставался лишь маленький шаг до беспричинного обвинения евреев. Ибо кто же ещё мог отравить колодцы, кроме тех, кто ими не пользуется, т.к. живёт в гетто?
Но мне кажется, что между двумя другими обвинениями существует взаимосвязь, и мне не известно, упоминал ли уже кто-либо о ней. Мне кажется довольно вероятным, что обвинения евреев в том, что они убивают на Пасху христианских детей, возникли из навета, согласно которому евреи протыкают гостию, т.е. христианского ребёнка.
Сопоставим элементы легенды о ритуальном убийстве: Пасха - кровь - дитя - пресный хлеб. Это - элементы Господней Вечери. Тело Христово, подаваемое верующим, преподносится им а форме небольших, приготовленных из муки и воды пластинок, зачастую украшенных отпечатком креста или агнца и называемых гостиями или облатками. С девятого века в европейской церкви принято, чтобы эти гостии выпекались из пресного теста: в память о еврейском празднике сладкого хлеба, в который Христос проводил свою Вечерю.
Христианская клевета, именующая себя еврейскими гонениями, утверждает: в маце (сладких хлебцах) содержится кровь христианского младенца. Христианская догма, точно так же существующая с девятого столетия, учит: в гостиях (сладких хлебцах христианства) содержится кровь младенца Христа. То, что, кроме того, избранные, священники, ещё и пьют эту кровь из кубка в образе вина, не меняет ничего в устоявшемся учении, что в 'хлебе' содержится живой Христос вместе с чудодейственным источником жизни и благодати, божественной кровью; именно поэтому кубок является необязательным для непосвящённых, т.к. они уже получили всё - вместе с телом и кровь.
Поскольку среди читателей этой газеты найдётся множество тех, кто настолько далеко отошёл от христианского учения, что эти вещи покажутся им невероятными, то мы кратко представим важнейшие факты.
Еврей Иисус, придерживавшийся обычаев своего народа, вкушал со своими учениками пасхального ягнёнка. 'И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Моё. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов'. (Матф. 26: 26-28) Из этих слов, трактовать которые можно в меланхолично-пафосном или каком угодно ещё ключе, только в первой христианской церкви развилась Вечеря: что-то между поминками, посвящением и чудом. Начиная с четвёртого века, вопреки всем протестам Оригена, Августина, Геласия и других, на первый план начинает выходить представление о чуде: считается, что хлеб и вино, если они преподносятся наместницей Христа на Земле, святой церковью, претерпевают такое же магическое перерождение, какому Иисус-вошебник подверг воду на свадьбе в Кане. Это - учение о превращении. В 832-м году Падхазий Радберт открыто высказал, что тело Христово на алтаре идентично рождённому Марией; тело и кровь Христовы исходят из субстанции хлеба и вина. Он заходит так далеко, что ссылается на опыт, на видимость, что святыня проявлялась в реальности - иногда в форме ягнёнка, а иногда в форме мальчика из плоти и крови. Существует множество свидетельств тому, что на гостии время от времени на гостии проявлялось Божье дитя. Это учение стало церковной догмой. В 1059-м году Беренгар Турский, сопротивлявшийся этой идее, был принуждён Римским синодом к признанию: тело Христово раскусывается зубами верующих. Тут же возникает и наименование этого превращения: пресуществление. Под этом понимается учение, согласно которому всё сущностное, материальное в хлебе и вине превращается в истинное тело Христа, остаётся лишь их внешняя форма. В 1215-м году это учение вместе со своим наименованием получает на Латеранском соборе одобрение папы Иннокентия Третьего. Хотя Иннокентий ещё сопротивляется идее, что мыши могут тоже наслаждаться телом Христовым, но в пятнадцатом столетии, во времена гусситских распрей, учителя церкви отвечают на этот вопрос положительно. В 1217-м году папа Гонорий Третий вводит поклонение, т.е. коленопреклонение перед понятой над головой святыней гостии; а в 1264-м году Урбан Четвёртый обосновывает празднование евхаристии, посвящённой чуду тела Господня: праздник Тела и Крови Христовых. Когда в 1433-м году богемским гусситам было позволено причащаться из кубка, это было сделано с особым примечанием, что священники должны каждый раз, когда они раздают причастие, поучать народ: в каждой из обеих форм, в вине, как и в хлебе, содержится целый Христос. Этого учения церкви придерживался, кстати, и Лютер: тело Христа действительно поглощается ртом во время причастия. Более позднее развитие реформаторов нас тут более не касается, т.к. к этому времени кровавая легенда уже давно была в ходу.
Обращённый против евреев кровавый навет, существовал, т.к. был создан христианской легендой о крови. Христианства нельзя понять, если не помнить постоянно о том, что оно является учением, как при помощи доверенного церкви волшебства людям даётся сила: здоровым - восстановление убывающих сил, болезным - выздоровления, умирающим или уже мёртвым - новая жизнь. Этому волшебству служит исключительно всё, что связано с жизнью и смертью Христа: его одеяние без швов, хранящееся в Трире, и ещё в 19-м веке сотворявшее самые восхитительные чудеса; щепка от креста, священное копьё, которым Христа ударили в бок, сосуд, в который по случаю собирали его кровь. Этот сосуд, Грааль, наверняка получивший своё имя San Greal от sang real, 'истинная кровь', состоит в тесной связи с причастием. Каждую Страстную пятницу с неба в этот кубок спускается облатка и напитывает рыцарей Грааля столь вкусной пищей и сказочной силой, каких более в мире нет. И при этом показывается благородное дитя, которое могут узреть лишь чистые и посвящённые. Но эта сага об ордене посвящённых, вечно остающихся при жизни, счастливыми и полными чудесных сил посредством магической крови, досталась поэтам; церкви она была ни к чему. Церковь единолично, не в укрытии некоего священного места, а повсюду, где есть её священники, располагает магией крови и раздаёт её не только посвящённым, а всему вверенному её попечительству христианскому люду. Посему и нет благодати вне церкви, за тем лишь исключением, когда неверующие, которым Бог не покровительствует, заручаются поддержкой дьявольских сил и посредством адских проступков гнусно присваивают себе дарующее жизнь божественное благословение. Согласно христианским предрассудкам найти его можно лишь двумя путями: нужно либо проткнуть гостию, либо при помощи убийства присвоить себе кровь христианина, в котором живёт Бог, в особенности невинного ребёнка.
Таким образом, это христиане поглощают на Пасху с пресным хлебом плоть и кровь, плоть и кровь ставшего человеком Бога, которого фантазия как народа, так и схоластов время от времени рисовала себе в виде ребёнка, христианского ребёнка. Несомненно, что уже суеверная вражда римских язычников против первых христианских церквей имела отношение к обрядами Вечери и собственными, тогда ещё не совсем устоявшимися представлениями самих христиан. Враждебность же христиан по отношению к евреям в Средние века имеет более сложную историю. Подобно тому, как более позднее обвинение, что евреи отравляют колодцы, имело под собой реальные причины - внезапную массовую смерть в следствие чумы, то и обвинение, что евреи протыкают гостии, как и все предрассудки, должно было соотносится с логикой и наблюдениями за природой. Гостии могли считаться повреждёнными уже потому, что они оказались недейственными, т.к. ожидающие чуда люди не смогли приобщиться к прощению грехов. Вера в протыкание гостий может иметь только тот смысл, что по мнению суеверных из них вытекла кровь. Так, спасителю, которого евреи уже один раз позволили прибить к кресту и проткнуть копьём, когда он ходил по Земле, пришлось истечь кровью ещё раз. Поскольку гостия не совершала чуда, то тело Христово, наверняка, лишилось своей животворящей крови: кто же ещё мог это сделать, как не евреи, евреи, чьи пресные хлебцы отличаются от облаток именно тем, что они - кто знает, из каких кулинарно-технических соображений - проткнуты и украшены множеством маленьких дырочек? Уже тот факт, что фанатичный и суеверный христианин мог однажды видеть такой проткнутый пресный пасхальный хлеб у евреев, мог бы быть достаточным, чтобы выдавить из него гневный крик: 'Что? Вы, евреи, всё ещё стремитесь зарезать нашего младенца Иисуса?' Нужно лишь осознавать душевное состояние и логику суеверия, чтобы по-настоящему понять, что такой христианин, которого собственные грехи колют по всему телу, испытывает, как минимум, ту же боль, когда он видит исколотую плоскую мацу, как если бы он видел перед собой убитого мальчика Ющинского с его сорока ножевыми ранениями. Священная выпечка, тело Христово, со столькими зияющими ранами! Труп Бога, из которого вытекли все кровь и жизнь! А кроме того могла сказаться ещё и та идея, что евреи не только ещё раз убили Христа, но и что они пытались украсть у христиан кровь, котрой с ними не поделилась церковь!
Когда на евреев взвалили это жуткое преступление, то для сказаний было уже не трудно исказить 'факты' таким образом, чтобы те элементы, которые христианство само развило по ассоциации с еврейским праздником Песаха, теперь в видоизменённой форме снова перенеслись на иудаизм. Легенда о ритуальных убийствах - это пародия, которую глупость и отвращение сотворили из святыни Последней вечери в связи с навязчивой идеей о протыкании гостий: вместо младенца Христа, проявляющегося на Пасху в гостии, на Пасху протыкается сам младенец, а кровь запекается в пресном хлебе; христианам, верящим в чудо Вечери, кажется логичным, что для евреев эта кровь Христова магическим образом превращается в некое демоническое волшебство. Они не только верят, что в это верят евреи и посему пьют кровь, они сами верят в это и следует признать, что эта вера в действенность ритуального убийства и запечённой в пресном хлебе крови христианам ближе, чем евреям, которые с тех пор как исчезла жреческая организация и, так, безобидные жертвоприношения животных и фруктов у них, как и у всех цивилизованных народов, давно прекратились, на Пасху довольствуются тем, что едят пресный хлеб и всяческую траву как напоминание, пьют вино, поют песни и развлекаются, не имея при этом ни малейшего представления о кровавой магии и волшебстве превращений.
Наше наследие как обновителей человечества - это наследие христианства, каким его создал Христос: самое благородное соцветие, порождённое еврейским духом. Но то, что отправилось к язычникам и забродило на руинах всех мифов, колеблющаяся между глубокой символикой и суеверной буквальностью церковь, не могущая оторваться от учений о демонах, фетишизма и колдовства - это сосуд, изливающий кровь и гнев на народы.