Да будет мне в самом начале позволено высказать немного критики о порученном мне задании. Я высказываю её не из педантичного желания поспорить, а по причине анархизма. "Партии представляют сами себя" (1) - анархист не особо подходит под эту рубрику. Мы воображаем себе, что мы не партия, а кроме того - может ли партия сама себя представлять? Для этого она должна обладать разумом, а его у неё нет по двум причинам: по логической, ибо "партия" есть всего лишь абстрактное, авторитарное понятие, а не психологическая реальность; и по психологической, т.к. "партия" изначально является ребёнком неразумности, несамостоятельности и негативной физиономии.
Мне ответят, что не стоит воспринимать это так всерьёз: ведь подразумевается портрет отдельных политических течений, выполненный представителями самих этих течений. Но кажется, что мы анархисты парадоксальны во всём, мы против общих мест. У нас нет даже политических тенденций, у нас, напротив, есть тенденции против политики.
Некоторые скажут тогда, что мы, конечно же, не партия, а, скорее всего, секта, а поскольку для этого нам, среди прочего, не хватает равномерности в наших взглядах, то мы, скорее всего - просто кучка пустоголовых. Я не собираюсь в дальнейшем против этого протестовать; традиционно здоровому человеческому рассудку и милому сердцу мещанству мы, и в самом деле, хотим казаться настолько странными и чужими, насколько это возможно; кто хочет нас понять, тому придётся сначала постараться найти тот фундамент, на котором мы стоим. Я придерживаюсь слов замечательного американского эссеиста Ральфа Уолдо Эмерсона - кто в Германии знаком с ним?, - однажды сказавшего: кому хочется быть мужчиной, тот должен стать диссидентом. Ага! - думает благосклонный читатель: один из пунктов программы анархистов - выход из государственной церкви! Конечно, и это среди прочего, но в остальном - и прочее диссидентство: выход из государства, изо всех принудительных объединений; отказ от традиций частной собственности, имущественного брака, семейного авторитета, экспертства, национальной изоляции и высокомерия. И всё это - лишь постольку программа будущего устройства человеческого общества, пока мы ещё чувствуем себя беспомощными, трусливыми и одинокими; в остальном же мы намереваемся размежеваться со всем, что нам отвратительно, хотим бунтовать против всего, что нас угнетает и стесняет, присвоить себе всё, в чём мы нуждаемся и чего требуем.
Читатель теряет терпение; о приступил к чтению этой статьи с сенсационным заголовком с определёнными ожиданиями; он требует от меня, чтобы я наконец-то обмолвился о бомбе, об адской машинке и кинжале. Читателю, как правило, хочется читать то, в чём он, по его мнению, уже разбирается, а о том, что анархисты бросают бомбы и требуют этого от остальных, об этом он уже слышал. Что за последние десятилетия целый ряд террористов вышел из рядов анархистов, это факт, с которым не поспорить, но о котором можно задуматься покрепче. Задуматься, потому что анархизм и насилие, в принципе, не имеют к друг другу никакого отношения. Наш идеал - чрезвычайно миролюбив и не терпит какого-либо агрессивного насилия; это, конечно, не означает овечьего покорства, но сочного, налитого силой самовыражения развитых и зрелых личностей; в анархистах есть что-то от южной напористости, от темпераментной страстности молодых народов; романцы (итальянцы, испанцы, южные французы) и русские, посему, предрасположены к анархизму значительно более, чем немцы, а среди них - южные немцы и рейнландцы более, чем пруссы, за исключением крупных городов, где культура омолодилась и стала более страстной. Как это у людей бывает, эта строгая рациональность и этот темпераментный напор, мирный свет и всепожирающий огонь редко встречаются в одной личности: для первого, для миролюбия разумной жизни примерами могут послужить француз Элизе Реклю, русский Пётр Кропоткин, австриец Владислав Гумплович; как примеры для второго, для бунтарской дикости, мне хотелось бы назвать француженку Луизу Мишель, южного немца Иоганна Моста (часто непонимаемого, т.к. зачастую просто неизвестного; а кроме того литературного стилиста высшего ранга, воскресшего и весьма и весьма оригинального). В одном гиганте объединяются обе тенденции: светлейший интеллект и пламенный темперамент. Можно предположить, что всем и так уже должно быть понятно, о ком я говорю; но кому он известен в Германии кроме нас, анархистов, немногих специалистов и нескольких (ветеранов) 1848-го года? Я говорю о Михаиле Бакунине.
Но вернёмся к террористам. Они мотивируются не анархизмом, и не стремятся к анархистским целям; целенаправленность не имеет этим поступкам никакого отношения. Это - не столько пылкие бунтари, сколько холодные, замкнутые ненавистники. Волны их воли постоянно разбиваются о дамбы низких и несказанно обыденных берегов: о современность. Всё их стремление к счастью и свободе, а зачастую - лишь к удовлетворению элементарных нужд, бесконечно сжимаются. Они направляют свои взгляды на поля блаженства, на анархию, на свободное выражение всей своей сущности; при этом они зачастую не могут утолить голод собственных детей. В конце концов, всё в них отмирает: мысль, осторожность, самосохранение, человеколюбие; их жизнь состоит лишь из жажды мести. Затем приходит момент, когда сокрытое выплёскивается наружу, холодное бурлит и закипает, твёрдое безудержно пузырится, сдавленное взрывается. Тогда мир вскрикивает и принимает чрезвычайные законы против полей блаженства и их тайных обитателей; о каких-то правилах в отношении себя, об угнетении угнетателей он при этом не думает; иначе зачем ему быть миром, tout le monde, не только по понедельникам, но и по выходным? С такими людьми легко перегнуть палку; я стараюсь понять их психологически, и если бы я был адвокатом, я защищал бы их в зале буржуазного суда. Моим заключительным словом в таком случае было бы: откажитесь от авторитарного насилия и защиты привилегий, тогда исчезнет и бунтарское насилие и не будет разбойников. (Кто интересуется психологией анархистских террористов, пусть почитает защитные речи Равашоля, Вайана, Эмиля Анри, Аччарито, Этьевани и многих других; вам станет понятна моя позиция. Напротив, протокол суда над Паулем Кошеманом читать ради этого не обязательно; ибо оный, по моему убеждению, абсолютно невиновен и стал жертвой судебной ошибки).
Из того, что я только что сказал, следует два выводы: во-первых, что анархизм в наше время не может быть массовым движением, а только движением отдельных личностей, провозвестников. Но, тем не менее, угнетаемые массы могут в общем симпатизировать нашим передовым отрядам и высказывать им всяческое уважение; а это действительно уже начинается повсюду, даже в Германии, среди социал-демократических масс значительные части рабочих в Германии начали вслух или про себя радоваться, что у нас тоже есть анархисты; самим сделаться анархистами им отчасти не представляется возможным, отчасти - необходимым. Во-вторых, из моих замечаний следует, что мы, несмотря на весь принципиальный скептицизм, остаёмся неисправимыми оптимистами: т.к. мы - не индивидуалисты старой школы, мы верим в доброту и потенциал человеческого развития и стремимся поэтому к анархистскому обществу; не к отдельным героям и автократам, а к совместной жизни людей на фундаменте свободных договорённостей и разумных компромиссов, говоря экономически: к социализму.
Но я ещё ни единым словом не обмолвился о немецких анархистах. Можно обойтись и без них; в рамках такой краткой статьи много не скажешь, ведь главное - что немецкий анархист высказался об анархизме. Подавляющее большинство немецких анархистов постепенно развились из оппозиционных социал-демократов (из так называемых "молодых" или "независимых") в течение последних семи лет. В отдельных случаях они существовали и до того, как следствие агитации Моста, Даве, Реве, Рейнсдорфа и лондонской газеты "Автономия". Но лишь с основанием "Социалиста", выпускаемого в Берлине еженедельника, который существует уже как семь лет и является, пожалуй, наиболее часто конфискуемой газетой в Германии, анархистское движение начало превращаться из подпольного в открытое. Оно было бы ещё более открытым для общественности, если бы не предрассудки публики и не постановления суда.
___________________________
1) Газета "Welt am Montag" публиковала серию статей, в которых раз в неделю представлялся представитель какой-нибудь партии. Открыл серию представитель национал-социальной партии, второму довелось Ландауэру представлять широкой публике анархистов.