Аннотация: Есть вещи, которые в жизни досадуют, а расставаться даже с ними, оказывается, очень тяжело.
Тараканьи бега
Я называю это "тараканьими бегами".
Да и как назвать наблюдаемую картину еще, когда всю громадную платформу кольцевой "Комсомольской" заполняет вырывающаяся из подошедшего состава тысячная толпа, люди в которой наперегонки спешат к выходу. Если посмотреть, как резво они обгоняют друг друга на лестнице в конце платформы, то в голову почему-то приходит мысль, что видишь не людей, а тараканов.
Вот и я, собственно, такой же таракан. Утром дерусь за право попасть в метро, вечером спешу на последние стоячие места в электричке. Если замешкаюсь сейчас, промедлю - придется ждать полчаса следующего рейса.
Нехорошо пошутил тот человек, который объявил Зеленоград частью Москвы. У меня к нему нашлось бы несколько вопросов.
Например, если Зеленоград - район Москвы, то почему попасть в него из, скажем, центра столицы, не так просто, как в любой другой? Далековато вы закинули нашу Москву. По пути к нам даже встречаются вовсе немосковские деревни!
Непонятно также, почему по московскому единому билету я не могу доехать до Зеленограда.
Впрочем, что проку в моих размышлениях! Вливаюсь в толпу, миную ступеньки, поднимаясь по которым, я, должно быть, тоже похож на таракана, и попадаю в тоннель, ведущий к эскалаторам. Что там? О, повезло! Сегодня перед чудо-лесенкой только двадцатиметровая очередь,- бывает, что она растягивается чуть не на всю длину стометрового тоннеля.
Один эскалатор работает на спуск, два других - на подъём; полная женщина в своей стеклянной будке резво отдает приказания занимать обе стороны движущегося полотна,- да и сами люди стараются быть как можно проворнее,- все делается правильно и хорошо для того, чтобы народ не опоздал на свои электрички, однако мы все же скорее ползем, нежели идем к своей цели.
Минуты через три, как следует вспотевший и тем самым невольно внесший свой вклад в стоящий в тоннеле тяжкий человеческий смрад, я оказался наконец на эскалаторе.
Бог мой! Неужели техника такое вынесет: люди занимали собою чуть ли не всю площадь ступенек! Я слышал, лет тридцать назад на Семеновской, вроде, эскалатор не выдержал нагрузки. Были жертвы. Вряд ли он мог быть загружен, как наш сейчас, ведь тогда в столице было меньше людей, да и Семеновская - не настолько же востребованная станция! Зачем эта женщина внизу нас подбадривает, чтобы мы не сомневались и занимали каждую ступеньку?!
Я знаю, что мысли вполне материальны, но ведь я не хотел этого, а только испугался!
В тот же миг откуда-то сверху послышался металлический лязг и вместе с ним ужасные человеческие крики. Мне не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что если хочу жить, то следует хвататься за поручень. Через несколько секунд железное полотно скатывалось мимо того места, где я только что стоял; некоторые из тех, кто стоял выше, тоже повисли на поручнях, многие падали в шахту. Шум поднялся невыносимый.
Не знаю, как только не потерял голову от страха и удержался на поручне. Однако надо было что-то придумывать для своего спасения.
О, если бы мне повезло как тем счастливчикам, что были близки к началу или концу эскалатора! Но я застрял примерно посредине пути. Сколько можно провисеть на поручне, который, к тому же, может вскоре лопнуть? Остается подтянуться на балюстраду и уцепиться за фонарь. Или сесть на него, если повезет. Но здесь таких умников, наверное, найдется немало. Надо торопиться.
Я подтянулся на руках, задрал ногу (благо, сразу за мною никто не висел на поручне, и было немного пространства для маневра), и оказался на балюстраде. Нижний фонарь уже оседлал какой-то молодчик. Впрочем, на том, что был надо мной, тоже сидели, но я смог, по крайней мере, обхватить его руками снизу.
Что еще мог я предпринять для своего спасения? Ровным счетом больше ничего. Хорошо бы прыгнуть на соседний эскалатор, но его остановили, и там образовалась такая сумасшедшая давка, что глупо было надеяться, что меня кто-то на него пустит. Я слышал перебранку между такими как я, и ними. Они, мол, не собираются ставить эксперимент, лопнет и их полотно или нет. Ну ничего, скоро они поднимутся (или спустятся - кому куда ближе), и мы будем спасены.
Только бы они побыстрее шевелились, - надолго ли хватит моих сил, чтобы так висеть? Тем более что вскоре пришлось держать не только свой вес - снизу в ноги вцепилась какая-то девушка. Стыдно теперь признаваться, но тогда я мысленно молил Бога, чтобы она как можно скорее ослабела и отпустила меня - так было тяжело.
Возможно, в этом есть и моя вина- ведь я желал того, но вскоре она отцепилась. Случилось вот что. Мне вдруг стало еще тяжелее - я оглянулся, и увидел, что с поручня за девушку хватается немолодой мужчина (возможно, это был ее отец - она отчаянно ему помогала). Мужчине повезло оказаться на балюстраде, обхвативши девушку. Но фанера не смогла выдержать такого веса, и проломилась под ними. Со страшными криками мои отягатители рухнули в шахту.
От того места, где только что была это парочка, и теперь зияла дыра, в мою сторону поползла большая трещина. С течением времени она все больше приближалась. Теперь мне стало по-настоящему страшно за свою жизнь.
Неужели я погибну? Вот так бездарно, по пути из своего дурацкого КБ домой? От знакомых я много слышал историй о бездарных смертях, - кто тонул, будучи пьяным, другие гибли от случайной пули,- и лишь усмехался, полагая, что со мною-то точно ничего такого не случится,- ведь я всегда трезв и не посещаю подозрительных мест. Видать, пути господни действительно неисповедимы... Напрасно я был столь горд и самоуверен.
Трещина уже под моей коленкой. Если так и дальше пойдет- конец близок!
Почему люди на соседнем эскалаторе так нерасторопны?! Разве непонятно им, что сию минуту решается вопрос моей жизни?!
А умирать, оказывается, страшно. Я не хотел, не мог верить в то, что еще чуть-чуть, и не будет больше ничего - ни жены, с которой мы часто ругаемся, но до сих пор живем вместе, ни моей маленькой, но столь любимой дочурки, ни осточертевшей работы, ни холодных грохочущих электричек, так же, впрочем, надоевших, как и работа, однако обожаемых, потому что половина из них все же возвращает меня домой; ни сладкого воздуха весны, который в этом году я чуял почему-то уже в январе. Ни, в конце концов, ругани сварливой тещи.
Есть вещи, которые в жизни досадуют, а расставаться даже с ними, оказывается, очень тяжело. Мы многое начинаем любить в силу только того, что это является приметой нашей жизни. Но не отдаем себе отчета. Теперь я это хорошо понимал.
Неужели еще чуть-чуть - и я не смогу больше никогда поужинать, лечь спать, посмотреть телевизор, сходить в туалет, наконец?!
Треск фанеры под грудью дал понять, что либо я что-то сейчас придумываю, либо падаю в шахту вместе с фонарем и тем кавказцем, что на нем сидит. Абрек, правда, верил, что если получится избавиться от меня, то он наверняка спасется, и, грязно ругаясь, пытался разомкнуть мои сцепленные пальцы.
Все что мне оставалось- вернуться на поручень. Держаться на нем было очень непросто, и было понятно: долго мне так не провисеть. Шахта подо мною была не очень глубока- около трех метров. К счастью, пространство под лентой эскалатора не столь же глубоко, сколь высоко мы находились относительно самой нижней точки его; под нами были площадки, образующие друг с дружкой гигантские ступени вдоль всей длины механизма.
Но беда в том, что весь пол шахты был устлан ранее упавшими в нее людьми. Страшное зрелище: словно черви в банке рыболова, люди, измазанные своей и чужой кровью, ползали друг по другу; многие из них стонали от боли.
Дежурная по эскалатору призывала нас сохранять спокойствие и обещала скорую подмогу, однако я больше ей не верил. Оставалось только выбрать, куда упасть. Прямо подо мною девушка- видимо, та, что держалась за мои ноги. Очевидно, она что-то сломала, и если это не позвоночник, то ей еще жить и жить. Мне право, непросто решиться на то, чтобы с такой высоты грохнуться на нее.
Рядом с ней- тот самый мужчина, который цеплялся за девушку. Что, если это действительно ее отец? Не могу же я на глазах девушки убить родного человека! Как они только здесь оказались, они же падали с балюстрады и должны быть левее. Переползли, наверное...
Или вот еще- лежит спиной кверху- похоже, парень лет семнадцати. Да что он в жизни видел! Я не могу!
"Ну хоть расползлись бы по сторонам - на пол упал бы. Надо крикнуть им!"- подумал я, но тут же отказался от этой идеи. Я правда хочу жить - разве мое желание преступно? И не хочу ломать позвоночник о кафель.
Я слышал, что кавказец вместе с фонарем уже упал, но не мог его рассмотреть внизу, а жаль - к трусливому абреку чувствовалось меньше всего сожаления.
Пришлось упасть на старого дедушку с тростью, которая была привязана веревочкой к его руке. Он издал последний вздох, а я только сломал ногу о его палку.
В знак памяти о дедушке я купил себе такую же трость.
А весной и осенью, когда нога ноет, я не гневлю Создателя своим ворчанием как некоторые; напротив - вспоминаю обо всем том, за что благодарен жизни. О жене, с которой мы часто ругаемся, но до сих пор живем вместе, о моей любимой дочурке, об осточертевшей работе, о холодных грохочущих электричках - ведь половина из них по-прежнему возвращает меня домой; о сладком воздухе весны, который я все чаще стал слышать в любое время года. В конце концов, о теще, которая была не таким уж плохим человеком...