Тёмно-синий "Икарус" в слабом искусственном освещении вокзала казался глубоко чёрным. Его крышу бомбардировали редкие, но тяжёлые капли дождя, намеревающегося вот-вот удесятерить свою мощь и перейти в не признающий ничего сухого безжалостный ливень. Горстка пассажиров, которых было гораздо меньше, чем мог вместить автобус, толпилась у дверей в предвкушении мягких кресел и тёплого салона. Боясь насквозь промокнуть, отъезжающие беспокойно топтались на месте и думали лишь о том, как бы поскорее сбежать от водного обстрела и подремать в своей временной обители на колёсах.
Горев давно так не изматывался. Ни разу не присев за целый день, он чувствовал себя разбитым и уставшим. Мысли прочь неслись от действительности и сплетались в клубок случайных образов; тело ныло, глаза слипались сами по себе. Ему не терпелось ввалиться в кресло, расслабиться и поспать хотя бы пару часов, однако водитель, которому не было никакого дела до чужих проблем, совсем не торопился радовать пассажиров своим появлением.
Несмотря на угнетённое физическое состояние, Горев был доволен. Он всё успел сделать за сутки, а не за двое, как планировал, и теперь вернётся в Святск не завтра вечером, а сегодня после полуночи. Будущая супруга наверняка обрадуется его преждевременному возвращению, а он-то уж найдёт подходящие слова, чтобы привести её в изумление и даже обескуражить. Алика ждёт его с нетерпением - он знает это, ведь с ней он рядом уже два года, союз их вот-вот скрепится официальной печатью, а свадьба несомненно будет пышной и многолюдной...
Впервые Горев познакомился с Аликой на скромном конкурсе красоты "мисс Святск-99", где она стала бесспорной победительницей. Выражаясь точнее, не познакомился, а отхватил: именно на этом определении его поступка настаивали друзья Горева, так как считали, что с такой обаятельной девушкой нельзя просто так завести знакомство, её можно только отхватить. Они не без зависти приветствовали его выбор и настоятельно подталкивали влюблённых к скорейшему объединению двух душ с соблюдением всех формальностей. У них это получилось. Скоро - почти через два года - Горев устроил большую вечеринку, где и объявил о предстоящей женитьбе. До той поры он весьма долго не желал обременять себя узами Гименея - искал, разочаровывался, перебирал, ждал, раздумывал. И вот, как выяснилось, ожидания не оказались напрасными. Попав на конкурс в состав комиссии, он увидел в красоте девушки свою собственную судьбу, а увидев, без промедления принялся крутить колесо фортуны в сторону семейного благополучия. Без стеснения он ставил своей избраннице самые высокие оценки и, невзирая на более чем пятнадцатилетнюю разницу в возрасте, был уверен в успехе и в дальнейшем практически без особого труда завладел её сердцем. Сейчас, в свои тридцать восемь, Горев любил и был любим, тем самым был счастлив и верил, что может осчастливить свою вторую половину, а посему жизнь представлялась ему в этот период несказанно любопытной и захватывающей штуковиной.
Сам же Горев являлся человеком неопределённой профессии, что с некоторых пор считалось как бы модным, и эта туманная и таинственная неопределённость внушала его окружению особый пиетет и придавала Гореву ореол фигуры с чуть ли не универсальным потенциалом возможностей. Он сменил за свою жизнь с десяток работ и специальностей и в настоящий момент пребывал в должности директора фирмы "Самсон", распространяющей спортивный инвентарь и белковые добавки для атлетов. Привыкнув к перемене мест, но не получая нигде должного довольства, он собирался бросить и последнее место работы, не в последнюю очередь из-за того, что дела у "Самсона" шли в лучшем случае удовлетворительно. Помимо этого, Горев был членом ещё ряда организаций и обществ, так что наличие целого ассорти интересов, а также умение быстро перестраиваться, позволяли ему вести активную и многогранную жизнь. Но это было в прошлом, теперь же, в преддверии свадьбы, он подумывал приступить к совершенно иной жизни, к жизни без лишней суетности и беготни, ведь в обозримом будущем дни и ночи придётся делить не с кем-нибудь, а с его несравненной красавицей Аликой...
Горев уже смежил глаза и засыпал стоя, как слон, когда кто-то сильно задел его локтем и отбросил метра на полтора. Возмущение быстро погасло, потому что обидчиком оказался толстомордый водитель автобуса, бегущий напролом со своей путёвкой, словно со срочным и важным донесением. Горев простил бы ему всё, лишь бы тот поскорее убаюкал его жужжанием мотора и лёгкой мерной тряской. Когда процессия пассажиров потянулась в салон, небо разрыдалось ливнем, и Горев успел хорошенько намокнуть, так как имел привычку всегда заходить последним.
Он устроился на сидение возле окна и заснул ещё до того, как "Икарус" тронулся с места.
2
Святский вокзал встретил Горева недружелюбно. Где-то что-то как-то не так, почувствовал он и, едва появившись в вестибюле, попал в окружение четверых парней, которые настоятельно и хамовато потребовали мелочи. Будучи человеком не мелочным, он молча игнорировал неприятную компанию - прошёл сквозь них и сделал вид, будто не замечает, что вызвало лишь поток скабрёзности и отборные ругательства, достойные новейшего словаря неологизмов. Горев умело поборол в себе приступ острой антипатии, грозящий вылиться в неизбежное выяснение отношений. Он находился намного выше манер и повадок этой шатии и понимал, что их оскорбления - всего лишь комарики, снующие в поисках маленькой капли крови.
Дойдя до середины зала, он неожиданно развернулся и направился к таксофонам. Алика ложилась поздно, и Горев почему-то счёл важным предупредить её о своём приезде. Набранный номер поначалу был занят, затем - долгие длинные гудки. Вариант, что Алики нет дома, Горев отбросил сразу и, обвинив во всём телефонный автомат, переместился в соседний. Он продолжал звонить упорно и настойчиво, пока трубку наконец не соизволили поднять. После небольшой паузы, в которой угадывалась борьба с зевотой, в голову Горева вместо бархатного мягкого голоса Алики внедрился голос незнакомый и неприятный, но - самое разительное - мужской.
- Я весь внимание, - продребезжал голос.
Часть Горева была повержена в шок, другая же часть ничуть не сомневалась, что номер набран неправильно.
- Извините, видимо, я ошибся, - сказала часть вторая, но первая тут же добавила: - Мне нужна Алика.
По ту сторону снова протяжно зевнули.
- Ты на часы смотрел? Какого лешего так поздно звонишь? Мы уже отдыхаем.
- Да кто ты... кто ты...
- Кто ты такой? - грубо опередил голос.
Неучтивость субъекта на другом конце провода становилась очевидной, но Горев силился быть сдержанным и сквозь зубы вполне доходчиво объяснил:
- Если я ошибся номером, то тебе незачем это знать, а если это квартира Алики Сомовой, то такой же вопрос я могу задать тебе.
Последнее слово Горев акцентировал особенно сильно, а в ответ получил:
- Думай что хочешь, только больше не звони.
Он вышел, хлопнув дверью. Вокзал был пуст: лишь какой-то старец сочувственно улыбнулся издали, словно ему была доступна и ясна суть телефонной перебранки. Взволнованный Горев пустился выписывать по вокзалу круги и бессмысленные зигзаги. "Кто ты такой?", "мы уже отдыхаем", - стучало в голове. "Что значит мы? Он там не один? А с кем? С Аликой? Невероятно!". Зубастая ревность, мгновенно выросшая до размеров безумия, охватила всё существо Горева. Он не мог ей сопротивляться. Она распоряжалась рассудком, владела чувствами. Под её твёрдым каблуком униженная и беспомощная любовь тщетно пыталась сказать, что ничего не случилось - неверно сработал аппарат, только и всего, - курьёз, над которым стоило лишь посмеяться. Но Горев не хотел её слушать.
Циничный взгляд бравых парней, стоявших у входа, заставил его снова подойти к таксофону.
На этот раз трубку сняли почти мгновенно и, словно разряжая обойму, всё тот же голос выпалил:
- Послушай, Горев, будь мужчиной, ведь ты должен приехать только завтра. Где твоя пунктуальность? Зачем тебе лишние неприятности?
Каждое слово тяжёлым камнем проходило по всему телу, опускалось где-то в ступнях и лишало возможности двигаться. Сражённый и оцепенелый Горев с трудом сдерживал могучие потоки гнева и ярости. Не желая больше слышать противный металлический голос неизвестной личности, бесцеремонно вползающей в его жизнь, он потребовал твёрдо и напористо:
- Немедленно позови к телефону Алику! Где Алика, сволочь?! Что ты с ней сделал?
- Не нервничай так. Алика не подойдёт - она сильно устала. А сделал я с ней то, о чём женщина может только мечтать. Ты не смог ей этого предоставить, а я смог. Сейчас Алике очень хорошо, даже слишком хорошо, и ты, Горев, ей больше не нужен... - Голос явно подначивал, подначивал нагло, с каждым словом усиливая натиск, - его обладатель понимал, что находится вне пределов досягаемости, и оттого чувствовал полную вседозволенность.
Ущемлённый невиданной дерзостью, Горев резко нажал свободной рукой рычаг и уткнулся лбом в автомат. Вести разговор дальше - всё равно, что пинать ногами призрак. Немедленно добраться до Восточной 60, дома, где жила Алика - только так можно было выяснить детали сложившейся ситуации, хотя сторонний наблюдатель, имейся он в наличии, всё бы уже понял без лишних комментариев.
Первые два шага Горев ступил осторожно и неуверенно. Мир разорвался перед ним. В образовавшейся трещине исчезло будущее: лопнуло, словно шарик, накачанный ложью и лицемерием; в пустоту провалилось прошлое - показало свою засаленную изнанку и, превратившись в бездомную дворняжку, ушло, горделиво виляя купированным хвостом. А настоящее... Настоящего Горев не ощущал. Не замечал его, как не замечают в бою затоптанный цветок, как в порыве страсти или самозабвении не придают значения предметам и ни в чём не ищут смысла. Здание вокзала стало игрушечным, словно карточный домик, пол шатался и уходил из под ног; сиденья, стены, кассы, лампы, люди - всё кругом сделалось мягким, липким, меняющимся, химерным. Что же было реальным? Горев понимал - реальна только Алика; не этот рот, зевающий в её квартире, не голос, вещающий металлические слова, - только Алика! Но и эта реальность исчезала с каждой секундой, её нельзя было видеть, нельзя тронуть, взять в руки, нельзя вернуть.
Горев вдруг разыскал мысль, которая делала виноватым не кого-нибудь, а его самого, и крепко-накрепко ухватился за неё. Разве можно так раскисать? Это не в его правилах. Пора овладеть собой и, выявив причины, как хотелось думать, недоразумения, расставить всё по местам без излишней горячки. Если нужно - всё разбить, зачеркнуть и написать заново, по своему усмотрению. Только бы не наделать глупостей на пустяках и путаницах... В груди взревела надежда и, ринувшись к выходу, он с силой открыл двери...
Когда за окнами собственной квартиры внезапно наблюдаешь незнакомый пейзаж, первое, что должно прийти в голову - ты ещё спишь; иначе окажется, что ты сошёл с ума. Гореву же пришлось лишь, содрогнувшись, изумиться: за дверями оказался не ночной город, а вокзальный ресторан. Его-то он совсем не ожидал здесь обнаружить. Он редко ездил автобусами, но несколько раз хватило, чтобы уяснить - ресторана на Святском вокзале никогда не было! Мало того, двери, которые он открыл, всегда служили выходом из вокзала, а не входом в увеселительное заведение. Этот факт не подлежал сомнению. Однако ж теперь приходилось удостовериться в обратном. Горев не без колебаний постарался объяснить себе возникновение нового помещения стремительной реконструкцией здания и огляделся.
Ресторан был оборудован по высокому классу: обитый деревом, широкий просторный зал, красивая мебель, громадная люстра, причудливые канделябры за каждым столиком. Но поражало не это. Ни одно место не пустовало. Здесь, на вокзале - в полночь, далеко от города - нашли себе приют с полсотни завсегдатаев! Всё это выглядело, по крайней мере, подозрительным. На эстраде играл оркестр. Как только Горев показался в дверях, музыка смолкла, и музыканты, опустив смычки и скрипки, бесхитростно уставились на гостя вместе с жующими, пьющими и танцующими посетителями, словно все они ждали его не один день и не одну ночь безвылазно проводили здесь время.
Некий усач не донёс пельмень до рта, да так и замер в нелепой позе; другой же, с вытянутым худым лицом, застыл с протянутым бокалом в руке; взгляд третьего, полнотелого и похотливого здоровяка, окаменел в тот момент, когда он пытался добраться через декольте к прелестям подвыпившей соседки. И все, все без исключения глазели на появившегося Горева. А он никак не мог понять, чем же он заслужил такое внимание? Кто им нужен? Кого они ждут? Почему остолбенели все скопом? В какой-то момент ему показалось, что они глядят на него, как на героя, и вот-вот грянет туш, брызнет шампанское, зазвенят бокалы и разнесутся восторженные возгласы. Ещё миг - и он представил себя судьёй, который пригрозит, покарает, перед которым все они падут на колени. А может, они ждут такого же, как они сами, чтобы вместе плясать до седьмого пота, есть и пить до одурения, зацеловывать до умопомрачения и смеяться по любому поводу?
"Я без толку ломаю голову" - опамятовался Горев и встряхнулся. "Зачем они мне все сдались? У меня есть дела поважнее".
Виновато разведя руками, Горев захлопнул дверь. Размышлять над увиденным было недосуг. Посчитав, что ошибся, он устремился в другую часть вестибюля и толкнул ещё одну дверь. Она поддалась с трудом; в последнюю секунду он заметил на ней полустёртую надпись - "Парикмахерская".
Здесь тоже было чему дивиться. Брадобрей с кривым горбатым носом и волосами, закрученными, точно парик времён царицы Екатерины, стриг абсолютно лысого клиента. Вернее, уже не стриг, а просто гладил по голове. Оба смотрелись в зеркало, не замечая Горева. На коленях у клиента, кверху брюхом, лежал белый кот неизвестной породы. Лысый щекотал его, пробегая пальцами по пушистой шерсти. Вся троица, без сомнения, блаженствовала. На лицах - умиление, вокруг - лад и гармония. Одна аура на троих, огромные дыры которой залатаны привязанностью и нежностью. Казалось, рухни всё вокруг, перевернись или исчезни - это миниатюрное трио непрестанно катилось бы по просторам вселенной, ни в чём не нуждаясь и никому не мешая.
Гореву, с его напастями, стало муторно. Чтобы не спугнуть этих порхающих друг около друга бабочек, он прикрыл дверь тихо и бережно. Он не понимал, что происходит. Заблудился среди трёх стволов, как ребёнок, а скорее - как полоумный. Или в нём самом, или в мире что-то сломалось, разладился механизм привычного видения вещей, и мир, кривляясь и гримасничая, предстал перед Горевым в одном исподнем, бесстыдно выставляя напоказ своё естество.
Он сжал виски пальцами, пытаясь сохранить самообладание, и внимательно посмотрел по сторонам. Телефонная кабинка, как острое напоминание об Алике, стояла на своём обычном месте. Рядом - чуть приоткрытая дверь с матовыми стёклами, через которую он проник в этот богом забытый вестибюль. Повертевшись вокруг своей оси, он уверенно направился ко входной двери, решив выйти тем же путём, которым вошёл.
Ещё не успев заглянуть внутрь, Горев почувствовал, что снова промахнулся. В полупустой комнате с тухлым застоявшимся запахом тихо играла музыка. Изработавшийся граммофон воспроизводил давно забытую мелодию итальянского классика. Он стоял прямо на полу, у стены с наполовину отвалившимися обоями, напротив потёртой тафты, изрезанной вдоль и поперёк рукой какого-то свихнувшегося варвара. В комнате не было окон. Её освещала тусклая лампочка, висевшая на длинном проводе. Она периодически угасала и слегка покачивалась. В такт с ней перекатывалась с места на место пустая бутылка, словно это была не обычная вокзальная комната, а купе скоростного поезда самого низшего класса.
В углу, рядом со старым рукомойником, что-то зашевелилось. Горев разглядел человека, укрывшегося дырявым пледом. Музыка внезапно оборвалась, и из воронки граммофона начали вылетать нечленораздельные слова; чей-то скрипучий голос зачитывал текст, похожий на приговор - какие-то рекомендации по спасению утопающих для тех, кто сам не умеет плавать. Горев не стал вникать в смысл - хорошие новости вряд ли сегодня услышишь, - он стукнул кулаком по стене и помчался по вокзалу, дёргая все двери подряд. Половина из них была заперта, за остальными самодовольно проводили время общества неизлечимых клаустрофилов, чью гомеостатическую среду мог разрушить разве что новый взрыв мироздания.
От безуспешных попыток выбраться Горев впал в отчаянье и остановился у очередной двери с многообещающей надписью "Милиция". Держась за ручку и глядя на пол, он почувствовал, как кто-то сжал его руку.
- До рассвета тебе не выйти. Я покажу место, где ты сможешь переждать.
Он повернул голову. Его взгляд - взгляд загнанного пса - упал на седого до белизны старца, который уже ранее встречался ему в вестибюле вокзала. Старец излучал добро и желание помочь. Он был сейчас для Горева единственной нитью, способной вывести из этого лабиринта, и Горев, подобно слепцу, схватился за рукав и безропотно последовал за ним след в след, не задавая лишних вопросов.
- А что я должен переждать? - только всего спросил он, когда старик тащил его вниз по винтовой лестнице в скрытый от света угол.
Кивком головы старик указал на тёмную нишу в стене и почти шёпотом произнёс:
- Жди здесь. Здесь ты будешь в безопасности.
- Ждать чего? - повторил вопрос Горев, вглядываясь в предложенную стариком темноту. Когда же, не получив ответа, он обернулся, рядом уже никого не было. Старик исчез, испарился, сгинул, словно его и не существовало, будто он имел способность мгновенно рассыпаться на атомы.
Горев потряс головой, стараясь таким образом сохранить рассудок. Затем, кое-как уловив слабый лучик света, взглянул на часы: стрелки на циферблате приклеились к цифре двенадцать. Он рухнул на бетонный выступ, торчавший из стены, и на миг забылся.
В голове плыло и бурлило. Мысли съёживались до ничтожных и взрывались, не выдерживая напора мистического и иррационального. Что за клоака поглотила его? Можно ли всему этому верить? "Конечно же нет, - сосредотачивался Горев, - любая странность, любое малопонятное явление имеет надлежащее толкование, нужно только сконцентрироваться, упорядочить события и спокойно во всём разобраться".
"...А что, собственно, случилось особенного? Я думал, это выход в город, а попал в ресторан. Ну и что? Был не в себе, ошибся, принял одно за другое. Я бываю здесь не так часто, мог и перепутать. А любителей выпить и поплясать по ночам везде в достатке. Почему бы и не погулять, если ресторан работает круглосуточно?.. А парикмахерская? В такое время? И эти умилённые физиономии?.. Мало ли, собственно, на свете извращенцев... Ну, а дверь, через которую я вошёл? Я ведь точно помню, что вошёл в здание вокзала через неё! Неужели от волнения снова дал маху?!.. Всякое бывает. Бывают состояния, когда и столбы принимают за любимых, и с крыш многоэтажек прыгают, считая, что имеют крылья... Теперь эта комната без окон и странная пластинка на граммофоне... Возможно, приют для бездомных, а скорее всего, заброшенная кладовка, где повадились ночевать бомжи... Всё ничего, вот только старик... Что за бредни он нёс? Зачем меня сюда затащил и исчез? У него было не более десяти секунд, пока я осматривал нишу...".
Горев приподнялся и обнаружил справа от себя проход, который начинался узким коридором с закрытыми на ремонт туалетами.
"Сюда он, вероятно, и сбежал. Ладно, будь он неладен, этот старик - верно, тоже помешанный... Остаются часы. Почему они застряли на двенадцати? Да что я, в самом деле, - просто сломались!".
Горев остался доволен ходом своих нехитрых рассуждений и слегка приободрился. Когда же цепь его мыслей замкнулась на телефонном разговоре, он снова раскис... "Могла ли она так поступить? Могла ли изменить ему, когда до свадьбы оставались считанные дни? Нет, нет, безусловно, нет - я в этом уверен! Но этот тип, как он оказался в её квартире? Да он просто маньяк! Зачем я вообще с ним разговаривал? Ведь я не слышал голоса Алики! Она-то мне ничего не сказала... Он её истязает, шантажирует! Она нуждается в помощи, а я сижу здесь под лестницей и прячусь от каких-то выживших из ума идиотов!".
Эскизное оправдание ситуации, в которой он очутился, в некоторой степени удовлетворило его, дав понять, что пора прекращать самобичевание и приступать к решительным действиям. Одним рывком он вспорхнул на ступеньки и устремился наверх. Мгновение - и Горев был уже в середине помещения, где чуть не сбил одного из нескольких солдат, беседующих между собой.
- Ребята, ради бога, подскажите, где выход! - взмолился он, надеясь найти в лице защитников отечества опору и поддержку.
Но защитники родины уделили ему внимания не больше, чем уделяют пролетающей мимо мухе, и только один, тот, которого Горев случайно зацепил, проявил участие к взъерошенному типу, вылетевшему невесть откуда.
- Выход в космос? - шутя, переспросил он.
Гореву было не до шуток. Его чувство юмора было прочно придавлено тяжёлым сапогом безысходности.
- Мне нужно выйти в город, - жалко и безнадёжно вылезло у него из гортани. Он опустил глаза, стесняясь своего несуразного вопроса.
- Вон там, - свысока указал солдат, поняв, что имеет дело со слабоумным. - Иди туда.
Не став заниматься проверкой своих подлестничных версий, Горев стрелой вылетел наружу...
Он не помнил, сколько просидел в темноте подвала. Стрелки по-прежнему продолжали липнуть к двенадцати и упрямо возвещать о полуночи, хотя уже рассвело и солнце неохотно выстреливало единичными лучами, спрятавшись в засаде где-то за облаками. Рассвет немного снял напряжение. Горев наполнил лёгкие утренним воздухом и немедля ринулся к автостоянке, расположенной недалеко от автовокзала. Квартал Восточный находился на другом конце города, и такси в данном случае было лучшим способом достижения цели. Но ему опять не повезло - машина, тихо ожидавшая пассажиров, снялась с места и, мигнув зелёным огоньком, промчалась мимо. Вслед за ней порожняком проехало еще две. Автостоянка опустела. Гореву ничего не оставалось кроме как выйти на дорогу и самому бежать в нужном направлении.
Улицу, по которой он нёсся сломя голову, нельзя было назвать оживлённой. Справа топорщились ряды частных домиков, слева - длинный и унылый привокзальный парк, длинный настолько, что обежать его без передышки, могли, вероятно, лишь неутомимые спортсмены-стайеры. В парке - ни души; он выглядел серым и неухоженным, само его назначение было маловразумительным, разве что как можно надёжнее отъединить город от автовокзала.
Пробежав с четверть часа, Горев перешёл на быстрый шаг. За это время он не заметил ни одной машины, людей - и тех нигде не было. Первым живым существом, с которым ему посчастливилось встретиться, стал вислоухий дворовый пёс, вышедший повилять хвостом на пустую трассу. В его заплывших глазах не чувствовалось неприязни, сопливый нос энергично двигался, улавливая тончайшие запахи. Горев присел рядом и, поглаживая, поинтересовался у собаки, всё ли в порядке в городе, не сошли ли все с ума и как обстоят дела у него самого: хватает ли пищи, не кусают ли блохи. В ответ добрый с виду пёс неожиданно зарычал и остервенело вцепился в штанину. Горев не без труда отделался от дворняги куском выдранной материи и, спасаясь бегством, понёсся дальше по дороге.
Наконец сзади заурчал мотор. Горев остановился и поднял обе руки вверх. Оливковый "Фольксваген" притормозил. До ручки дотянуться не удалось - "Фольксваген" вдруг дёрнулся и стал прибавлять ход. Горев успел врезать ногой по бамперу и помчался вдогонку, выкрикивая в адрес водителя обещания расплаты. Автомобиль издевательски набрал такую же скорость, как и его преследователь, и затем увеличил её после того, как Горев стал бежать ещё быстрее.
Погоня продолжалась недолго. Горев понял, что попросту тратит энергию и на прощание что есть силы запустил в обидчика попавшийся под ноги камень. Снова неудача - камень перелетел машину и упал перед ней, не причинив никакого вреда, а Горев только потянул руку.
Этот холостой забег преподнёс очередной урок: прошедшая ночь и наступившее утро учат никому и ничему сегодня не верить, столкновения с обыкновенными вещами оканчиваются разного рода подвохами, а всё окружающее прибегает к всевозможным ухищрениям и становится лукавым и опасным.
Он стоял, подбоченясь, и провожал "Фольксваген" долгим пренебрежительным взглядом, когда увидел, как навстречу приближается тощая фигура велосипедиста. Раскинув руки, Горев загородил дорогу и метнулся к нему, словно тот был виновником всех бед и неприятностей. Велосипедист вовремя почуял недоброе, развернулся и пустился наутёк, испуганно оглядываясь на бешеного прохожего и бормоча под нос непристойные словечки.
Отдышавшись, Горев присел на обочину, чтобы ещё раз сопоставить детали сложившихся обстоятельств. Он долго успокаивал не в меру стучавшее сердце и чистил сознание от влезшей в него бессмыслицы и несообразности. А когда из калитки напротив вылезла сгорбленная старуха с клюкой и, опёршись на свою палку, застыла в наблюдательной позе, он тихо и язвительно произнёс: "Чего уставилась? Ты такая же ненормальная, как и все, только выжила из ума, в отличие от других, по причине старости, и это тебе простительно". Он отвернулся. Он чувствовал себя отщепенцем. Сегодня кошмарный день, сегодня всё не так, как всегда, так не должно быть, так не может быть, чьи-то глупые шутки преследуют его и не видно этому конца; сегодня день, вырвавшийся на свободу из запретных уголков бытия, день, в котором он чувствует себя лишним, вырванным из времени и пространства, выдернутым прочь из действительности и ввергнутым в какую-то распоясавшуюся от осознания своей убогости реальность. Он сидел на перепутье и припоминал свои жизненные огрехи, из-за которых, как ему думалось, к нему снизошло такое наказание, как вдруг услышал:
- Эй, друг, тебя подвезти? - Возле Горева остановился помятый и поцарапанный "Москвич", из которого, приоткрыв дверцу, выглядывал темнокожий парень и любезно предлагал свои услуги.
- Квартал Восточный, возле кафе "Пилигрим", - встрепенулся Горев и влетел на переднее сидение автомобиля.
Водитель не спешил нажимать на педаль газа и на секунду задумался.
- Тебе по пути? - спросил Горев.
- Далековато будет...
- Я хорошо заплачу.
- Не сомневаюсь... Ладно, подвезу, раз сам пригласил.
Заработал двигатель, и у Горева затеплилась мысль, что жизнь налаживается, что на свете сохранились ещё вещи и люди, не заслуживающие порицания. Этот парень подоспел вовремя. Теперь скоро всё прояснится, теперь его уже ничего не остановит. Вот и город потихоньку оживает: зашелестели дворники, выбежали спортсмены, высунулись из окон сонные физиономии. Со временем и сам он войдёт в привычный ритм...
Горев искоса стал разглядывать водителя, который ехал слишком быстро и насвистывал какую-то негритянскую мелодию. Тот заметил это и без особого любопытства поинтересовался:
- Что ты меня рассматриваешь? Что-то не так?
- Всё вроде так, только...
- Только что? Договаривай.
Негр выглядел благодушно, и Горев решил открыть ему причину своего беспокойства.
- Только я не встречал в нашем городе людей твоего цвета кожи. Тем более за рулём побитого "Москвича".
- Ты так удивляешься, будто увидел за рулём обезьяну. Я что, по-твоему, не имею права водить машину?
- Ты меня не понял. Я просто никогда не встречал в Святске негров. Ты здесь учишься?
- Я здесь живу.
- Понятно. Извини, вовсе не хотел тебя обидеть.
Шофёр резко свернул с основной трассы влево, и Горев, у которого и без того каждый нерв выл от перенапряжения, вцепился ему в плечо и закричал:
- Куда ты свернул?! Нам прямо, понимаешь? Пря-мо!
Автомобиль начал выписывать зигзаги, и негр, с трудом освободившись от Горева, еле совладал с управлением.
- Ты какой-то ненормальный, приятель. Я это заметил, когда ты ещё у дороги сидел. Хорошо, что машин встречных мало, сейчас бы точно врезались.
- Мне не нужны твои увёртливые ответы. Отвечай ясно: почему ты свернул? - менее яро, почти угрюмо повторил Горев. - Тебе нужно было ехать прямо.
- Я прекрасно знаю, где Восточный, - сдержанно произнёс водитель. - Но мы поедем в объезд. Ещё вчера перекрыли первую линию, прямо на переезде сошёл с рельсов железнодорожный состав. Несколько человек погибло... Я думал, ты знаешь.
- Так бы сразу и сказал. Теперь понятно. Извини ещё раз. Сегодня с самой полуночи всё идёт кувырком, словно кто-то намеренно решил поизмываться надо мной.
- Бывает, - протянул негр и обогнал стопорящую движение раздолбанную колымагу.
Горев, хмурясь, стал рассматривать смешного чёртика на резиночке, прыгающего при каждой встряске перед ветровым стеклом, и в какой-то момент обвинил его во всех злоключениях и кознях. Печально выдохнув на него струю неприязни, он отвернулся к окну.
Святск он знал хорошо; здесь он прожил почти двадцать лет, однако таких мест, которые сейчас проносились мимо, ему видеть не доводилось. Архитектура малоэтажных домиков напоминала больше о средневековых оборонительных сооружениях. Сами домики казались безлюдными, а над ними могильными плитами вздымались узкие высотные дома, без лоджий, с едва заметными окнами, похожие на тюрьмы. В этом районе он бывал нечасто, и всё же - перемены налицо. И совсем уже поразили Горева две буреющих на горизонте горы.
Он скривился и застонал.
- Тебе плохо?
- Хуже не бывает.
- Выйдешь? Два пальца в рот и станет легче.
Горев промолчал.
- Смотри, не испачкай мне салон, - тихонько, словно ребёнку, пригрозил негр. - А то недавно на твоём месте сидел один... Молчал, молчал, а потом как выдаст...
- Откуда в нашем городе взялись эти горы? - еле вытолкнул из себя Горев. - И вообще, я не узнаю ничего, что напоминало бы мне Святск.
- Ты давно здесь был?
- Только позавчера.
- Это бог знает когда, - сказал негр, видимо, принимая его ответ за шутку. - Всё меняется, приятель, всё меняется за короткие сроки. А это, кстати, не горы, а терриконы, слыхал о таких? Залежи угля у нас оказались.
- Врёшь ты всё, - обиделся Горев. - Нет у нас никакого угля. Все вы сегодня врёте.
- Ну-у, тут ты точно не прав. Все врать не могут. Если бы все врали, то мир был бы смешной до коликов, и менялся бы, как пластилиновая фигурка, стоило бы только кому-нибудь воткнуть в него свой грязный палец.
- Что ты несёшь? - покосился Горев. - Какой палец? Какие колики?
Автомобиль со скрипом затормозил у высотного здания, надпись на котором ни о чём не говорила - это были китайские иероглифы.
- Почему ты остановился? - взволнованно спросил Горев, пытаясь ухватить за штанину ускользающего из машины водителя.
- Колесо спустило, - ответил тот и направился к шикарному парадному входу. - Посиди немного, мне надо позвонить.
- Так-так-так. Представление продолжается, - сказал себе Горев и с опаской кинул взгляд на циферблат: стрелки не желали покидать цифру двенадцать. Окончательно убедившись, что часы сломались, он вышел из машины и швырнул их в далеко стоящую урну. Бросок оказался на редкость точным, и это был единственный успех за сегодняшний день.
Между колоннами здания показались две молодые парочки. Весело что-то обсуждая, они вприпрыжку спустились по лестнице и поравнялись с Горевым. Озабоченный Горев, не стесняясь, рассмотрел их снизу доверху, а когда те показали свои спины, недоверчиво поинтересовался у них о времени, нервно стуча себя по запястью.
- Не скажем! - громко ответил огненно-рыжий юноша в такого же цвета курточке. Его продублировала прижимавшаяся к нему девушка, затем она подмигнула и помахала ручкой. Все четверо, хохоча, сели в подъехавший "Ситроен" и оставили после себя лишь пыльную завесу.
Вновь оказавшись не у дел, Горев вернулся к автомобилю и проверил колёса - все целёхоньки, никаких тебе утечек воздуха. Негр явно его надул. Но зачем?.. Наконец терпение иссякло и дало волю агрессии. Горев решил взять быка за рога.
Роль "Быка" досталась подвернувшемуся под руку подростку лет пятнадцати, невинно прогуливавшемуся возле шоссейной дороги. Разъярённый Горев налетел на него, схватил одной рукой за воротник, другой за пояс и повелительно заявил:
- Если не хочешь, чтобы я тебе кости переломал, отвечай на все мои вопросы.
Мальчик испуганно кивнул, часто моргая круглыми глазами.
- Для начала скажи мне, который час на твоём циферблате? - спросил Горев, приметив, что на руке у подростка болтаются часы той же марки, от которых он совсем недавно избавился.
- Двенадцать часов, дядя.
- Как двенадцать? Всё ещё полночь?!
- Двенадцать дня - полдень, дядя.
Горев вытащил из кармана несколько купюр и сунул в ладонь мальчишке. Затем снял с него часы и, убедившись, что они в порядке, с видом, не терпящим возражений, надел себе на руку.
- Теперь они мои. Я достаточно дал тебе за них?
- Даже очень, дядя. Я их всё равно хотел продать своему другу, но тот столько бы не заплатил.
- Это меня не интересует. Ответь мне лучше на такой вопрос: что это за город?
- Это Святск. Я тут вырос.
- Очень хорошо. Но в Святске никогда не было ни терриконов, ни таких вот высотных домов с непонятными надписями. Что это за здание, кстати говоря, возле которого ты крутишься?
- Это Китайский дом, дядя.
- Какой к чёрту Китайский дом?! Его никогда не было в нашем городе! В начале года я проезжал пару раз по этой дороге, здесь и намёка не было на это огромное здание. Здесь... Здесь раньше, если мне не изменяет память, находилась бакалея - невзрачное одноэтажное строение барачного типа.
- А теперь здесь Китайский дом. Я в нём не был, но говорят, там здорово! - восхищённо заявил подросток.
- Кто говорит?
- Мой брат. Он рассказывал, что там выполняют почти любую просьбу. Жаль, что мне ходить туда рано.
- Так и не ходи. - Горев вдруг поник, сознавая, что ему сегодня ни от кого ничего не добиться, и отпустил мальчишку. Тот не стал убегать, лишь немного отступил, не отводя глаз от странного типа, задающего вопросы, достойные больного на голову.
- Сегодня один из тех дней, когда ты сидишь в паутине, вытканной какими-то мистическими пауками, а вокруг пляшут и смеются полчища нечистых. Тебе непонятно, чего они хотят, ты даже их не замечаешь - вокруг только созданные ими фантомы. Они так ловко всё подстраивают, что кажется, будто ничего необычного не происходит, лишь множество небольших, при желании вполне объяснимых отклонений, но на самом деле... Уж лучше бы сам дьявол вылез из преисподней и увлёк меня за собой. Тогда, по крайней мере, не было бы никаких загадок, а так... так я продолжаю балансировать на грани смысла и безумия и кто знает, что мне будет уготовано ещё ... Что ж, придётся играть в эти игры дальше, пока мозги совсем набекрень не съедут... - Горев снова поймал в поле зрения подростка. - Хорошо, дружок, предположим, что твой Китайский дом построили здесь в течение последних трёх месяцев, трудились, так сказать, не покладая рук, и я ничего об этом не знал, как и о многом другом. Предположим, на вокзале у меня просто помутилось сознание, а водилы были так непомерно заняты, что ни одна машина не остановилась...
- Но это же вы приехали на этой машине? - перебил мальчик рассуждения вслух. - Я видел, как вы из неё выходили.
- Верно, - согласился Горев. - Верно, я приехал на ней, только вот шофёр её куда-то сбежал. А шофёр этой развалины весь чёрный - ты видел когда-нибудь таких за рулём в нашем городе? Ты вообще видел их когда-нибудь в Святске? Может, он шахтёр из внезапно образовавшейся шахты? Добытчик угля, которого у нас сроду не было! Уж поверь, я-то знаю.
- Вы негра, что ли, никогда не видели? - удивлённо глазел мальчик.
- Я-то видел, видел. Ты из меня полоумного не лепи... - Горев вдруг весьма болезненно вспомнил об Алике и переменился в лице. Он понял, что попросту прожигает время, разговаривая с сопливым юнцом. Плавным движением руки он отодвинул его с дороги в сторону и решительно зашагал к могучим дверям Китайского дома.
Пройдя через турникет, Горев оказался в огромном холле. Здесь его уже поджидал услужливый узкоглазый швейцар: он сложил обе руки перед маленькой бородкой и отвесил небольшой поклон. Горев, не мудрствуя, тут же поинтересовался у него, куда подевался недавно зашедший сюда негр, а про себя подумал: "Китайцы, негры... и это в исконно русском городе в глубинке России. Бог знает что!".
Швейцар, одетый в шикарный атласный халат, указал на дверь, обитую красным бархатом и едва заметную в громадном мраморном вестибюле. Уверенным шагом, цокая каблуками о вылощенную поверхность плит, Горев подался вперёд, несмотря на то, что его сегодня уже порядком мутило от обилия входных и выходных дверей. На этот раз он решил действовать напролом и не останавливаться ни перед какими сюрпризами и фокусами насмехающихся над ним незримых иллюзионистов.
В кабинете за дубовым столом поджидал, деловито заполняя какой-то бланк, ещё один чудаковатый китаец, ничем не отличавшийся от предыдущего, разве что одет он был по-другому - в глаза бросался ярко-красный галстук на фоне строгого чёрного костюма.
Горев не стал уделять внимание и разглядывать своеобразную меблировку кабинета, а сразу же задал конкретный вопрос в сопровождении весьма выразительной жестикуляции, посредством которой ясно обрисовывалась внешность разыскиваемого человека. Это было лишнее; китаец понял всё со слов и протянул большую и красивую красную книгу - красный цвет явно доминировал в Китайском доме. Под недоверчивым взглядом клиента книга надолго зависла в воздухе в протянутых руках китайца. С оттенком пренебрежения, но Горев всё-таки заставил себя прочитать название - "Тысяча услуг Китайского дома", на русском и китайском языках. После этого книга всё-таки перекочевала в руки посетителю, и Горев даже соизволил полистать её. Китаец всё это время не спускал с него глаз и подобострастно улыбался. Презрение Горева быстро переросло в лёгкое смешливое удивление, когда он наугад прочитал несколько строк. Брови приподнялись, губы зашевелились и вытянулись в трубочку... Помимо услуг сексуальных, услуг по восстановлению здоровья, всяческих вариаций массажа, на страницах книги под разными пунктами можно было найти и такие, как введение человека в состояние ясновидения, предсказание будущего, восприятие мира органами чувств различных животных, погружение в приятные сны, выявление скрытых талантов, астральные путешествия и многое, многое другое.
Удивление было кратковременным, скоро брови сошлись на переносице, взгляд Горева снова стал хмурым. Он с силой захлопнул книгу китайских предложений и бросил её на стол. "Узкоглазый мистификатор" - подумал Горев, а вслух произнёс:
- Это всё довольно интересно, хоть и выглядит большей частью неправдоподобно. Однако меня интересует человек, зашедший сюда несколько минут назад. У него тёмный цвет кожи. Я хотел бы видеть его.
- У нас конфиденциальное обслуживание, - с трудом выговорил китаец. - Клиента до конца сеанса беспокоить запрещается.
- Я настаиваю.
- Это невозможно. Если вы у нас ни разу не были, позвольте я вам порекомендую один из пунктов. Не желаете ли...
- Не желаю, - отрезал Горев и вышел из кабинета, оставив распорядителя Китайского дома в раболепной позе - с оторванным от стула задом и лучезарной улыбкой.
Выходя на свежий воздух, Горев думал о том, что снова напрасно тратит минуты, разыскивая водителя. Он ведь совершенно ему не нужен, разве что высказать "пару ласковых". Сейчас машин полным-полно на дороге, кто-нибудь да подвез бы.
Перед тем как спуститься по ступенькам, Горев остановился и постучал кулаком о каменную колонну, будто хотел проверить её на прочность и убедиться в её материальности. Всё вдруг показалось странным до нелепости и искажённым до абсурда. Он присел на верхнюю ступеньку широкой лестницы и в очередной раз задумался. На крыши домов спустился туман, весь город окутала какая-то плотная дымка, словно огромное облако решило отдохнуть, прислонившись к земле, и, зацепившись за острые края зданий, никак не могло подняться. Так и лежало, кривясь и сгущаясь, в плену несложных архитектурных композиций. Над ним же бесконечно расстилалось ясно-синее небо, которое буквально проглатывало своей бездной всё видимое снизу. Разыгравшееся майское солнце вовсю искрило весёлыми лучами; они долетали до земли, касались облака и, рассыпаясь на мельчайшие частицы, превращались в многочисленные блёстки. Крапинки света блуждали в тумане, то радостно вспыхивая, то печально угасая, и пропадали где-то в неизвестности. Двойственность была явной, граница была настолько резкая и чёткая, что казалось, два совершенно разных и чуждых друг другу мира сосуществуют рядом.
Контрастирующий пейзаж, как и всё, что происходило с Горевым, отливал некоей феерией, не присущей настоящему миру. "Как в сказке. Как во сне", - с грустью сказал себе он. "Как во сне", - снова повторил Горев и встрепенулся.
- А что, если это правда, - проговорил он вслух, - что, если это действительно сон?!
Он встал на ноги и глубоко вздохнул. Маловероятное предположение породило в нём зародыши надежды и уверенность в перемене к лучшему.
- Конечно же! Как я сразу не догадался! Это сон, самый натуральный сон, и, значит, Алика мне вовсе не изменяла. Я ещё сплю. Я помню, как мне хотелось спать перед отъездом. Нужно просто постараться проснуться!
Несколько прохожих, приметив, что некто ораторствует перед самим собой, приостановились с целью полюбопытствовать, что за этим последует.
А последовало следующее: Горев стал судорожно трясти головой и даже биться ею о колонну - не помогло. Тогда он стал щипать себя за разные участки тела, но всё равно не добился, чего хотел. Однако вера в то, что он спит, не угасала.
- О, какие разные бывают сны! - экспансивно продолжал Горев. - Ужасные и приятные, долгие и мгновенные, слишком явные и невероятные. И всё это сны. Понимаете? Сны. Я сплю! - кричал он собравшимся вокруг ротозеям. - Ну что вы, никогда не спали, что ли? Вы, бодрствующие, ха-ха! Скоро вас не будет. Я проснусь, и все вы исчезнете! Разве вы не понимаете, что вас и сейчас нет? Вы все в моём утомлённом воображении, в моём отдыхающем от суеты мозге. Я вас сочинил, не сильно задумываясь над вашим значением... А впрочем, мне жаль вас. Жаль, что вы существуете не для самих себя, а для кого-то, то бишь - для меня. Я играю вами, как куклами. Стоит мне открыть глаза и вы растворитесь, исчезнете в своих невидимых сундуках. Что ж, прощайте, выдуманные враги и друзья, мне пора!
Горев прекратил смелую лекцию о снах и под общий хохот снова стал демонстрировать способы пробуждения: танцевать вприсядку, отпускать себе пощёчины, улюлюкать. Он, то неожиданно замирал - "уходил в себя", то просто тёр глаза, приказывая себе при этом немедленно проснуться. Однако Морфей был на редкость упрям и уступать не собирался.
Распинаться перед публикой далее Гореву было как-то неудобно. Он притих, решив, что и во сне следует вести себя прилично, принял вид обывателя реального мира, отряхнулся и торжественно произнёс:
- Всё равно это сон! А вы все ду-ра-ки, раз не понимаете этого.
Собравшиеся покатывались со смеху, а детвора и некоторые беззаботные личности - так те вообще смеялись до слёз.
- Неплохой арлекин! - крикнули из толпы.
- Продолжай в том же духе! - потребовал кто-то.
Горев понял, что выставил себя на посмешище. Дабы выйти из неловкого положения, он приосанился, принял вид, полный достоинства, и немедля ретировался в Китайский дом.
Будучи уверенным, что спит, он снова зашёл к китайцу-распорядителю и прямо с порога по-дружески преподнёс ему радостную, как казалось, весть:
- Мне тут до пробуждения заняться нечем, так я... В общем, подавай сюда свою книгу, мне необходимо скоротать время. - Без разрешения схватив со стола ценное издание, Горев начал быстро перелистывать страницы. Китаец не возражал.
- Вот здесь, - не долго думая, решил он. - Номер 913, восстановление полной памяти и переживание ощущений прошлого на любом временном отрезке жизни.
- Хорошо, хорошо, - закивал китаец, - как вам будет угодно.
- У вас, наверное, баснословные цены. Сколько это будет стоить?
- У нас бесплатное обслуживание.
- ???
- Вам необходимо только подписаться. Вот здесь. - Китаец полез в ящик стола и протянул давно заготовленный бланк.
- Что это?
- Так, пустяки... Обыкновенная формальность.
- Да тут ни одного русского слова! Одни иероглифы! Где перевод?
- Перевод здесь не нужен. Это нам для отчёта. Вас это ни к чему не обязывает.
- Такие сомнительные бумажки я не подписываю ни наяву, ни во сне, - наотрез отказался Горев.
- Таким образом мы лишь подсчитываем количество посетителей и ведём счёт наиболее предпочитаемых услуг, - объяснял китаец. - Китайский дом в вашем городе начал функционировать недавно, и в качестве эксперимента мы в течение нескольких месяцев разрешили бесплатное посещение; с одной стороны, в рекламных целях, ну, а с другой - чтобы более объективно оценить, в чём же ваш народ нуждается более всего.
- И как же обстоят дела на сегодняшний день?
- На сегодняшний день, к сожалению, люди больше отдают предпочтение услугам сексуального характера, что несколько обидно - у нас ведь не публичный дом, - а также часто обращаются с жалобами на здоровье. В общем, большинство тяготеет к тем развлечениям, которые удовлетворяют все имеющиеся органы чувств человека, никак не желая повышать самосознание.
- Чего же ты хотел? Человек натура чувствительная...
- А мы, - продолжал китаец, - пытаемся предложить нечто грандиозное, совершенно новое, которое в корне может изменить отношение к жизни. Откройте в книге последние пятьдесят пунктов. Я уверен, вы их не просматривали. Вы настолько будете удивлены - даже не поверите, что всего за один час можно очистить свои мысли от...
- Хватит, - перебил Горев, - хватит меня убеждать. Сегодня-то я уж точно ничему и никому не поверю, а тебе и подавно. Сейчас ты у меня исчезнешь.
Китаец начал раздражать Горева, и, чтобы не залепить ему между глаз, он снова принялся искать способы пробудиться. Ничего путного из этого не вышло, и раздосадованный Горев, вздохнув, развернулся и направился к выходу. Его стали одолевать сомнения в том, что он спит.
- Вот так вот, - сказал китаец ему в спину. - Никто у вас ничему не верит. Мы предлагаем вам подняться на ступеньку выше, стать мудрее и благороднее, взглянуть на мир под иным углом зрения, но вы предпочитаете топтаться на месте и даже катиться вниз. Вы боитесь знать, боитесь верить, боитесь проститься с привычным образом жизни, изменить облик, склонности, характер, вы ни в какую не хотите отказаться от образа мыслей, который вы когда-то заполучили.
Горев остановился на пороге и слушал, не поворачиваясь.
- Попробуйте хотя бы пункт 990, никто ещё не бывал в этой комнате, - предложил китаец, видя, что клиент застыл на месте и есть возможность его вернуть.
- Что значится под этим номером? - спросил Горев, стоя спиной.
- Вы станете равнодушны ко всем жизненным пустякам и начнёте вести такой образ жизни, которого требуют от нас вселенские законы.
- А кто устанавливает эти законы? Не вы ли, китайцы?
- Эти законы заложены в каждом из нас, только никто не хочет их в себе открывать и, стало быть, соблюдать. А мы лишь помогаем вытащить их наружу и предлагаем следовать им без особых усилий воли.
Горев молчал. Необычные обстоятельства, в которые он попал, осточертели ему до невозможности.
- А ты можешь сделать так, чтобы я проснулся? - спросил Горев, развернувшись. - Я хорошо заплачу.
- Я вас не понимаю.
- Но вы же, китайцы, всё умеете. Тысячу услуг сотворили. Вот я и прошу, сделай так, чтобы я проснулся, и всё это исчезло.
- А, теперь понял. Вы так поражены, что думаете, будто это вам снится?
- Да, я так думаю! - грозно и убедительно произнёс Горев.
Китаец пропустил замечание клиента мимо ушей как несущественное отклонение от основной темы разговора, а может быть - из-за скромного нежелания реагировать на настойчивый комплимент.
- Не хотите 990-тый - могу предложить 995-тый. Вы будете испытывать любовь к каждому человеку, к каждой твари, ни капли ненависти. Разве это плохо? Ведь этому учат все религии мира, а вы достигнете этого за несколько часов. Ну как? Согласны?
- Ладно, уговорил, шарлатан желтолицый, - сдался Горев. - Всё равно это наваждение должно когда-нибудь кончиться. А пока я от него не освободился - попробую отдаться в ваши руки. Где нужно подписать?
- Прекрасно! - воскликнул китаец. - Вы не пожалеете! Какой изволите пункт? 990-й? Или желаете всех полюбить?
- Ни в коем случае! Давайте тот, который я выбрал вначале, 913-тый, если не ошибаюсь.
- Всё-таки 913-тый, - не без сожаления произнёс китаец. - Что ж, воля клиента.
Через несколько минут Горев уже сидел в большом мягком кресле, а вокруг него суетилась молодая китаянка с полным, как луна, лицом. Она натыкала ему в уши, шею и запястья иголок, надела на голову прозрачный колпак с датчиками и вежливо спросила:
- Какое время желаете вспомнить?
- Год назад, конкурс красоты "мисс Святск-99", - с горечью произнёс Горев.
- Меня интересует только точная дата события и час, с которого вы начнёте вспоминать всё в мельчайших подробностях.
- Дата - третье мая. А вот время... Давайте где-то с трёх часов дня.
Китаянка вывела на дисплее миниатюрного прибора надлежащие цифры и снова повернулась к Гореву.
- Какой по продолжительности временной отрезок вы хотите вспомнить? Имейте в виду, на каждый час нашего времени приходится около пяти часов ваших воспоминаний.
- Ах, вот как! - воскликнул Горев, больше играя, чем удивляясь на самом деле. - Тогда заряжайте где-то на полтора часа нашего времени.
- Желаю приятных ощущений.
Горева внезапно вновь атаковали мысли об измене Алики и грязью всплыли на поверхность туманные события сегодняшнего утра.
- Извините, я ещё могу поменять дату и час? - спохватился он, понимая, что подробности дня, который он заказал, вызовут излишние расстройства и без того воспалённой психики.
- Вы передумали?
- Да, передумал. Хочу попасть в 1992 год, день, когда мы с друзьями ездили с ночёвкой на рыбалку. Мне кажется, там будет много чего вспомнить.
- Дату и час отсчёта, пожалуйста.
- Дату я помню очень хорошо, это было 20 августа, в день рождения моего приятеля. Начнём с десяти утра, и, если можно, пусть сеанс продлится около трёх часов нашего времени.
- Всё будет так, как вы сказали, - любезно кивнула китаянка и начала погружать Горева в виртуально-гипнотический сон.
3
Он стоял на платформе автовокзала и вдыхал свежий весенний воздух. Но этого казалось мало. Он стрельнул сигарету у проходящего мимо юнца и глубоко затянулся. Горев давно бросил курить и делал исключение лишь в те минуты, когда организм не справлялся с нахлынувшими неприятностями самостоятельно. Необыкновенный сон чудился обычным прожитым днём, настолько остры были впечатления от него. Безусловно, вчерашний день часто вспоминается столь туманно, словно ничем не примечательное сновидение, но здесь - всё наоборот. Миражи превратились в нечто материальное, осознанное, явственно пережитое. Гореву пришлось добыть и выкурить до основания ещё одну сигарету, прежде чем он пришёл в себя и понял, что мир и его содержимое работают в привычном режиме и все трагикомические сцены, случившиеся якобы вчера, суть плоды загулявших в сонном царстве мыслей. Ну, бог с ними, со снами, вздохнул он, они на то и есть, чтобы удивлять, развлекать и предостерегать, и скоро пришёл к выводу, что вот это последнее и надо бы принять к сведению, а остальное - забыть.
Намерение позвонить ночью Алике вспыхнуло и тут же погасло, как перегоревшая лампа. Некоторое время он стоял у входа в автовокзал и исступлённо сверлил глазами двери. В какой-то миг ему захотелось ворваться внутрь и перепроверить все вокзальные комнаты, чтобы окончательно убедиться в том, что всё осталось на своих местах, и навсегда прогнать дурной сон из памяти. Он не решился. От греха подальше Горев обошёл вокзал стороной и вышел к стоянке автомобилей. Здесь его окликнул анемичный молодой паренёк, рыжий, словно сама осень.
- Который час? - слегка развязно спросил он, встав у Горева на пути.
До сих пор Горев не решался взглянуть на циферблат, но на этот раз часы не подвели: стрелки показывали уже далеко за полночь. Парень поблагодарил и скрылся. Его лицо на мгновенье кого-то напомнило. Посмотрев вслед, Горев сел в такси, развалился на заднем сидении и назвал адрес. Водитель кивнул, тронул машину с места и включил радио. Из колонок полилась медленная приятная мелодия, Гореву стало легко и спокойно, и он на некоторое время задремал.
Проехав поворот, навевающий неприятные воспоминания, водитель остановился у переезда, чтобы пропустить проходящий экспресс.
- На днях тут, случаем, не было никакой аварии? - сквозь дремоту растянул Горев. - А-то мне давеча приснился жуткий сон про это место.
- Не накаркай, - недовольно пробурчал водитель.
Его ответ удовлетворил Горева. Он пару раз сладко причмокнул, в очередной раз убедившись, что всё идёт хорошо. Вместе с тем, голос водителя показался каким-то дряхлым и вымученным, и Горев решил перебраться к противоположному окну, чтобы оттуда получше разглядеть личность, которой он доверил транспортировку своего тела. "Лучше бы я этого не делал" - сказал он себе, когда разглядел длинноволосую, сплошь покрытую морщинами и высохшую, как вяленая рыба, старуху. Вцепившись костлявой пятернёй в руль, она крутила баранку довольно лихо - виртуозно поворачивала, где нужно, притормаживала, когда следует, и обгоняла впереди идущие тихоходы. Её профессиональные навыки были на высшем уровне, в этом плане все сомнения отпадали - но всё-таки как-то не по себе, когда несёшься по трассе с ветерком, а твой рулевой имеет возраст вымершего ископаемого и внешность египетской мумии.
Он отнюдь не горел желанием заводить разговор, но на один вопрос всё же решился.
- Уважаемая, вы не подскажете, имеется ли в нашем городе так называемый Китайский дом?
Горев спросил, и сам же испугался своего вопроса. Старуха перестала следить за дорогой, повернула безжизненное лицо и пронзила содрогнувшегося от внезапного страха и отвращения пассажира холодным взглядом.
Больше вопросов он не задавал.
Тревога вновь нарастала. Горев вдруг уразумел, что его неприятные предчувствия вызывает не столько сама старуха, а нечто другое; он видел сегодня что-то ещё, о чём не мог вспомнить, за что никак не могла зацепиться скользкая, как жаба, и ядовитая, как змея, не дающая покоя мысль.
Ещё раз взглянув на часы, он застонал и попросил остановить машину за квартал до назначенного места. Он уже понял, что случилось. Перед тем как выйти, он протянул старухе две купюры.
- Не скряжничай, - прохрипела она. - Такой молодой, а уже прижимистый.
- Но тут и так больше, чем положено, - пытался робко возразить Горев, но, встретив укоризненный взгляд, добавил мелких денег и выскочил из автомобиля. Такси со свистом развернулось и умчалось по ночной трассе.
Он вышел раньше, боясь, что старуха вот-вот выкинет какой-нибудь новый фортель, и мир со своими странностями снова рухнет ему на голову. Он даже не боялся, он просто ничего не понимал, а это могло оказаться куда страшнее.
Здесь, недалеко от дома Алики, жил его старый друг и бывший коллега по одной из давних работ Борис Туникин. Горев понятия не имел, в какой сфере вращается сейчас его товарищ, но этот факт совершенно не имел значения. Туникин был одним из тех самодостаточных эрудитов, которые знают о жизни всё, свободно извлекают из неё материальные выгоды и благодаря этому мнят себя зачастую великими советниками и наставниками. Несмотря на то, что подобных мастеров беззаботного существования рядовые неудачники привыкли считать натурами вёрткими, хваткими и действующими на нервы, Туникин не соответствовал общему описанию этого типа людей и ни у кого не вызывал неприязни. Он был ленив и тучен, но самое интересное - его всегда можно было застать дома, где он напоминал уютного домашнего котика. Он знал всё и вся, его широкий кругозор, созданный, казалось, некими тайными силами, охватывал собой самые разные области. Никому не отказывая, он при этом никогда не давил своими советами, а тот, кто в них нуждался, должен был ещё постараться выудить у домоседа Туникина нужную информацию. Он договаривался, подсказывал, протежировал, устраивал и направлял в нужное русло. Откуда-то сверху Туникин напоминал маленького толстого паучка, связанного бесконечной сетью знакомств с другими такими же паучками. Стоило этим паучкам подёргать за какую-нибудь ниточку, как кто-то мающийся или блуждающий тут же прилипал к ней всеми частями тела и спустя время прочно становился на ноги, стоило подёргать за другую - и он мог сорваться и кануть в пропасть. Туникин был доброжелательным и надёжным, он всегда дёргал только за первую ниточку, а для старого друга он тем более не пожалел бы сил, чтобы высвободить его из цепи неприятностей.
Горев, однако, не очень надеялся на то, что Туникин сможет помочь. Воротила объективной реальности бессилен, если дело касается метафизических явлений. А Горев уже почти не сомневался, что влип в какое-то паранормальное дерьмо. Но ему жутко хотелось в этом разувериться, а переубедить его мог лишь тот самый Туникин, который смотрел на вещи просто и ясно, который верил только в людей и во всемогущество социума.
Дверь открыла неизменно жизнерадостная, маленькая, худенькая и до жалости страшненькая супруга Туникина. "Моя крысуля" - именно так называл её муж в минуты особенно яркой любви.
Щурясь ото сна, Мария долго не могла разглядеть, кто перед ней стоит. Наконец, легко зевая, она протянула: