|
|
||
Если вы считаете, что события, имена, названия совпадают с вашими, то это чистая случайность. Здесь совсем не про вас, а про других.
Когда
LEX etioler(
примечание: LEX - лат. закон, etioler - фр. делать блеклым, хилым; выросшие в темноте при недостатке света)Вступление.
Начальник уголовного розыска майор милиции Коршунов Анатолий Николаевич, расслабленно смотрел по телевизору за похождением "Ментов". Смотрел он вполглаза. Кино про своих он смотреть не любил, но ничего интересного в это время не показывали, поэтому лучше смотреть их, чем вопли и кривлянья очередной попсуньи или попсинчика.
Эти веселые девчушки и нежные ребятишки, не стесняющиеся своего возраста мужики, и молодящиеся матроны забили собою все каналы России.
И спустить их было некуда. Они на пару с рекламными прокладками, пивом и всевозможными пилюлями поделили все эфирное пространство страны. Разница между ними была в одном: ими еще не прерывали другие, неопопсенные ими, передачи.
Жена Людмила громыхала на кухне посудой. День выдался тяжелый, послепраздничный, а послепраздничными днями в России считаются все дни с начала и до конца января. Особенно это послепраздничье ощущают на себе медики и милиция.
Народ начинал выходить из празничного угара и с удивлением обнаруживал себя кто где. Кто на больничной койке, кто в
изоляторе временного содержания, а кто на похоронах лучшего друга, которого в невменяемом состоянии нести было тяжело и его, для лучшего сохранения закопали в сугробе. Кто-то требовал продолжения банкета и для этого прибегал к весьма незаконным мерам, кто-то наоборот начинал приборку и вытаскивал трупы убиенных собутыльников на помойку. Милиции и медикам приходилось вертеться.Россия, как известно, делится на Москву и провинцию, а Подмосковье это просто ближняя к столице провинция. Поэтому и проблемы те же: промышленность на боку, сельское хозяйство в разрухе и даже торговля - гордость мэра, официально считается убыточной. Спасала Москва, но не всех.
Коршунов приоткрыл глаза когда Дукалис собрался заехать очередному преступнику в ухо, но в дверь позвонили.
Анатолий удивился, обычно если кто и приходит, то только после телефонного предупредительного звонка, поэтому, позевывая, он отправился открывать дверь. Это мог оказаться кто-то из сыновей-близнецов или забежавшими погреться или стрельнуть двадцатку тридцатку на не вполне конкретные цели. Или сосед сверху на вполне конкретные - на бутылку. При этом Денис Александрович, почти что пенсионер, как он сам о себе выражался, просил не заем, а вступить в долю, зная, что Коршунов, обязательно откажется, но и может подбросить червонец-другой. И такой удачей сосед не злоупотреблял, пользовался умеренно. Халява вещь нежная и требовала умеренности и заботы.
Анатолий открыл дверь это оказался ни первые, не второй, а сам начальник УВД подполковник Шевкунов Валентин Иванович. Увидев округленные глаза своего подчиненного, он усмехнулся и жестом показал вниз. Коршунов в тапочках на босу ногу и майке спустился, вышел из подъезда и сел в шефскую "Ниву". Рядом уселся начальник и сразу включил печку.
Мазейцев год назад был прежним начальником уголовного розыска. Парашутист, как называли его в районе. Он неизвестно откуда выпрыгнул, но все знали что подталкиваемый мохнатой лапой, наломал немало дров, и та же лапа двинула его дальше - на новое повышение в соседнюю область.
Немало он кровушки испил у Коршунова, который был тогда его заместителем и не успевал вычищать все ляпы допущенные Мазейцевым. Теперь он возвращался. Коршунов было подумал, что каким -либо заместителем Шевкунова, или скорее опять на его место, но начальник после длительной паузы сказал сам:
Часть первая.
Vita brevis - vulnus longa.(жизнь коротка - рана вечна)Глава первая.
Россияне, как обычно, встретили наступление Нового года. С водкой, селедкой и мордобитием. В отличие от всех остальных жителей Земли они не особенно задумывались, провожают или встречают новый век и тысячелетие. Был бы повод, а что наступает или отступает не столь важно. То, что это провожание и встреча затянулись на целый месяц никого не волновало. Хуже жизнь была только у бездомных собак, в контейнеры с мусором им было не забраться, да и там уже похозяйничали кошки и бомжи.
Большинство из них подсознательно понимало что будущего нет ни у них самих, ни у их детей, ни у их внуков. Даже уехать некуда: мало того, что никому не нужны, так и еще встречают враждебно. Поэтому одни жили как могли, другие как получалось, но никто, именно никто, ни бедный, ни богатый, крутой или замороженный, высший или низший не жили так, как хотели бы
.Одним не платили зарплату и они на работу все равно ходили, делать-то все равно было нечего, кроме как заливать горькую и люди перестали даже жаловаться на отсутствие зарплаты. Это было не новостью и так было у многих.
Другие, которые эту зарплату прокручивали, жаловались друг другу, что и этих, совсем не их денег, все равно ни на что не хватает, хотя базарили деньги словно это был мусор: строили и сносили дворцы, если они им не нравились, покупали сначала любовницам, а потом женам шубы за двенадцать тысяч долларов. Летали на уикенд в Париж всем семейством: детям - Диснейленд, жене - ресторан, в общем, все как у Пушкина:
...Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбурским живым
И ананасом золотым.
Притом искренне не понимали зачем ананас заедать сыром или наоборот, но ели.
Милиции тоже не платили, но и они сами не могли понять куда же их-то зарплата все-таки куда-то девается, поэтому крутились как могли. Одни охраняли магазины и лавки, другие одежду и другое имущество богачей, носимых на теле, поскольку собственно эти тела охранять не разрешалось. Третьи пользовались служебным преимуществом, но это преимущество зависело от личной наглости и от близости высокопоставленной жопы, которую необходимо было вовремя лизнуть. Увы, но ни жоп, ни времени на их вылизывание всем не хватало.
Эта зима была достаточно теплая, но время от времени случались заморозки за двадцать пять. Как раз сегодня и был такой. Из-за не успевшей вымерзнуть влаги казалось, что еще холоднее.
Мерзлявость пробиралась даже в валенки, в которых находились старший наряда капитан Ивакин и младший лейтенант Иван Дорский. Третьего - сержанта Дубинина отправили за бульоном, без горячего всю ночь простоять было бы сложно.
Мало того, что будка была из железа со стеклом, так она еще и не отапливалась, раньше хоть можно было калорифер включить, температуру он не слишком повышал, но руки при составлении всяких записей не так мерзли, а теперь и того не стало. Теперь приходилось делать записи на коленях в машине, ну и не давать
двигателю остынуть, а это дополнительный расход бензина, который тыловики не хотели учитывать.Осенью какой-то умелец снял провода подходящие к будке, потом кто-то хозяйственный унес ставшим бесполезным и не нужный никому калорифер и зампотыл не придумал ничего интереснее, как выдать керосиновую лампу, рассудив, что горючее для нее на дороге раздобыть проще, а может он просто не знал, в чем разница между керосином и бензином.
Молодой Дорский пересказывал, много повидавшему Ивакину, статью из газеты о том как отсидевшие бандиты убили вышедшего на пенсию следователя и вырезали всю его семью.
Ночной жигуленок медленно, но уже радостно пропыхтел мимо поста.
"Не остановили, не остановили" - Торжественно подмигивали его задние фонари.
- Этими словами о дружбе, о чести начальство свою задницу нами прикрывает, что бы мы старались им служить и желательно за так. Не закону, как обязаны, не присяге, как клялись, не народу, не Родине, как положено, а им или тем, кому они служат. Остановишь кого-то не того, тебе сразу звоночек, что, мол, позволяешь себе, Ивакин? Это раньше нас неприкасаемые номера наизусть заставляли учить, а теперь разберись кто есть кто? Сейчас мы еще что-то значим, пока мундир на нас, а как снял и не жди радости от старых товарищей при нужде... - Ивакин посмотрел на шоссе, где вдалеке проблескивали фары другой ночной машины.
Ивакин достал из запазухи флягу, из кармана полушубка деревянную стопочку, неспеша налил и с удовольствием тяпнул.
Приближающаяся машина и не думала сбавлять скорость перед постом. Дорский посмотрел на Ивакина, тот продолжал удовольствие занюхивая водочку рукавом. Младший лейтенант положил незаметно руку на кобуру.
Дубинин резво раскрутил термос и разлил еще дымящийся бульон в армейские эмалированные кружки, на командирском сиденье развернул пакет из газеты. Из- под ломтей черного хлеба торчали розовые хвостики горячих сосисок.
Ивакин достал фляжку, но Дубинин, отхватив от ломтя и сосиски ровно половину, замычал, отрицательно покачивая головой. Все это он продублировал жестом, означавшим, что он уже квакнул, но по жесту невозможно было понять количество квакнутого.
Видя, что Ивакин прожевал, Иван его спросил.
Вместо него ответил Дубинин.
- Элементарно, Ватсон! Ты же знаешь, там ямы, все скорость снижают, а Дубинин подвеску не жалеет, она и так вся раздолбана, да и свет в кучу смотрит! Если я медленно буду ехать - жратва остынет, а на хрена нам холодное чавкать? - Дубинин весело хмыкнул, а Ивакин утвердительно кивнул.
Через час все начальство скопилось, Егорычу руку жмут. Генерал один дырки колет. Оказывается этот генерал приехал на Бачуринский пост и дал вводную и оказалось, что никакой джип никого не давил, а это совсем не тот, а совершенно левый джип, но все равно совпадение удачно получилось.
Начальство сразу пьянствовать уехало, а еще через час выяснилось, что этот пацан, сын бывшего хрен знает какого высокопоставленного деятеля. И что эти ксивы настоящие, а пистолет папа забыл, когда полчаса назад его сынок привез на дачу. Правда папа оказался в Красноярске, а дача с другой стороны Москвы, но эти детали только потом выяснили, да это бы и ничего не дало, денег надо думать у папы не меряно, поскольку этот джип круче чем у охраны Ельцина. Папа хоть и бывший, да связи у него настоящие.
Теперь Ивакин оказался виноват. Теперь считалось, что это он сам инициативу проявил, никаких вводных не было, ему спьяну показалось и он чуть мальчика не застрелил. Мальчик был трезв правил не нарушал, генерал ничего никому не приказывал. Ивакину все спьяну почудилось. Все же на словах. Никто письменных вводных не давал. Но мальчик с папой люди хорошие, Ивакина только уволят и ремонт джипа за ним. Ни суда, ни следствия, все замнут. Как тогда Егорыч сказал, что если все продать и квартиру и нижнее белье, все равно не хватит!
Наташа Дорская - студентка четвертого курса Социально-культурного института всегда возвращалась домой на одной и той же электричке. Если Иван был свободен, он всегда встречал ее, а если не встречал, то всегда было много знакомых, которые возвращались на этой электричке домой.
Сегодня группа сдала самый страшный зачет, все боялись собственно не самого предмета, а преподавателя и он навел шороху, обсуждая подолгу и досконально с каждым студентом каждый вопрос. При этом он не стеснялся задавать дополнительные вопросы, причем и не по данному курса предмета.
Сдача зачета затянулась до самого вечера, но к удивлению всех сдали все, поэтому и пошли отмечать такую удачу, на которую, никто, даже знающая Наталья, не рассчитывал. Препод так подавлял, что все учили предмет, не зная, что когда-нибудь сдадут его. Поэтому Наталья ехала на более поздней электричке. Выпила она совсем чуть-чуть, чисто символически, чтобы ребят не обижать. Сейчас она просматривала конспект уже сданного предмета и удивлялась, как можно было трястись перед такими простыми вещами, все было просто и понятно.
Она всегда так делала, поскольку знала студенческую поговорку: сдал - забыл. Поэтому, чтобы и не забыть Наташа всегда после зачетов или экзаменов просматривала пройденный материал, и это ей очень помогало в будущем, да и память развивало.
Она увлеклась, что не заметила как вагон опустел, сидевший через проход от нее мужчина, тоже встал и уходя что-то произнес, но углубленная в свои мысли Наташа не разобрала смысла и только понимающе улыбнулась. Мужчина удивленно хмыкнул и перешел в соседний вагон.
Наталья вздрогнула от неожиданности, когда крупная мужская рука с толстыми пальцами и крупными неопрятными ногтями легла на конспект.
- Неужели это интересно? - Прохрипели ей водочным перегаром прямо в ухо. - Мы гораздо интереснее!
Она инстинктивно хотела повернуть голову, но ее сзади ухватили за шею и две руки стали подниматься вверх по голове задирая ее к потолку.
Она все еще ничего не понимала, это казалось какой-то идиотской игрой, неприятным сном, мексиканским сериалом только в роли героини она сама. Ей казалось, что она видит себя со стороны и ей даже захотелось поудобнее устроиться в кресле, но всполошенное сердце громким стуком предупреждало, что ничего хорошего не предвидится и нужно именно сейчас что-то предпринимать иначе потом будет поздно и бесполезно.
Пальто было расстегнуто, а корюзлые пальцы, не найдя в шерсти кофточки маленькие пуговицы, начали разрывать кофточку. И тогда она закричала. Это был вопль брошенности, отчаянья и страха, она даже сама не понимала тех звуков, что вопила. Слова она выговорить не смогла, забыла
как они выглядят.Что-то липкое коснулось сначала щеки, потом губ, потом другой щеки, что-то блеснуло перед глазами и лицо сильно стянуло. Потом ей замотали руки, ноги, взвалили на плечо, предварительно натянув ее собственную вязаную шапку на глаза.
Двери со скрипучей натугой и шипением раскрылись и ее вынесли на морозный воздух. Шли долго и молча, только усердное сопение показывало, что похитителям тоже приходится нелегко. Звук открываемой калитки сообщил что пришли к месту назначения, скрип досок крыльца
и топанье ботинок, сбивавших снег с них.Наталью бросили на провисшую койку и чтобы не тратить время на раздевание, просто разрезали на ней остатки одежды, ноги тоже освободили, но перевязали к краям койки... Все только начиналось.
Она медленно возвращалась из темноты и чем сильнее светлела темнота в сознании, тем все более Наталья осознавала себя, тем сильнее разливался жар боли по телу. Рук и ног она не чувствовала, они онемели.
Наталья открыла не желавшие открываться глаза, но ничего кроме темноты не увидела. Сначала она испугалась, а потом поняла, что темно, оттого что ночь, поскольку среди этой темноты она начала угадывать более плотные сгущения еще большей черноты.
Ни паники, ни страха уже не было, а тренированный студенческий ум заработал с аналитической четкостью как на лабораторной работе.
Первым делом освободить конечности. Наталья так и подумала: не руки-ноги, а конечности. Скотч, которым были примотаны руки к спинке и ноги к каркасу сетки, растянулся, но рваться не желал, еще больнее впиваясь в тело, боль означала одно: кровообращение можно восстановить. Каждая такая деталь четко фиксировалась и откладывалась в последовательном порядке в ячейки памяти.
Наталья подтянулась на руках и смогла сесть. Пружины при этом тревожно скрипнули. Она замерла и скорее не со страхом, а с любопытсвом оглянулась. Кроме нее никто не пошевельнулся. Наталья решила, что больше подобных скрипов она не допустит.
Руки в плечах перестало ломить и они провисли в плечах. Когда она ощутила пульсацию и в кистях рук, подтянулась еще выше и теперь уже без всяких скрипов, каждая клеточка ее тела уже учитывала возможности нагрузки на пружины. Она принялась жевать скотч, которым руки были припутаны к спинке металлической койки. Жевать пересохшим ртом было неприятно. Пленка прилипала к небу, зубам щекам, языку. Она как живая сопротивлялась и отчаянно старалась выполнить возложенную на нее функцию. Сколько это жевание у нее заняло времени, она не знала, во рту стало не только сухо и липко, а казалось что это резина которую ни проглотить, ни выплюнуть уже нельзя. Она забывалась, но инстинктивно продолжала жевать. Во рту так зажгло, словно она как неопытный факир вдохнула пламя и попыталась проглотить огонь не затушив.
Она дернула руками раз, другой и ... о счастье! Руки освободились. Правда они были прикручены друг к другу, но зато их можно было опустить из-за головы вниз. Наталья хотела повторить успех зубами и здесь, но как только поднесла руки ко рту поняла, это займет уйму времени, а судя по тому, что кто-то, где-то рядом храпел, этой уймы у нее не было.
У нее вообще времени не было, любое неосторожное движение, громкий звук, неожиданный скрип и насильники не дадут ей воспользоваться даже этим ничтожным шансом.
Она в уме перебрала все, что хоть как-то могло бы освободить ей руки, но ничего режущего, кроме зубов у нее не оставалось. Попытаться размотать она побоялась. Вспомнила как скрипит скотч при разматывании, а с учетом того, перекручен, растянут, пережат и конец неизвестно где, раскрутить его было невозможно, только резать. Она было запаниковала, и все прошедшие сутки показались как наяву.
Как она ехала и просматривала давно изученные конспекты, но страх провала заставлял ее снова и снова прочитывать давно известные и заученные сведения. Как занимала очередь на зачет, как с нетерпением ожидала первого вышедшего чтобы спросить, ну как там? Как осторожно входила, и судорожно хватала первый попавшийся билет и еще не прочитав полностью вопроса уже инстинктивно догадывалась, что она знает и сможет, но все равно...
Стоп. Наталья вспомнила, как в баре, где они отмечали сданный зачет, заметила заусенец на ногте и быстро ликвидировала его, но тут ее подняли и повели танцевать и она машинально засунула маникюрные ножницы в карман кофточки, чтобы после танца переложить их в сумочку. И конечно забыла это сделать.
А остались ли они в кармане? Она подтянула остаток кофты и удача!
Она зажала ножницы пальцами и помогая им носом, подбородком, даже лбом разрезала пленку на руках. Когда руки оказались свободными, Наталья освободила и ноги и принялась их массировать. В местах прижима остались глубокие синие канавы.
К тому времени зрение полностью адаптировалось к темноте и она различила обстановку комнаты. На разложенном диване валялись двое, причем один как-то голо пробеливался телом снизу до пояса. Третий сопел где-то наверху. Наталья посмотрела туда и увидела антресоль, сквозь перила которой, белели простыня и пододеяльник между которыми торчала голая мужская ступня.
Наталья закутала себя в обрывки растерзанной одежды, застегнула пальто, и крепко зажав маникюрные ножницы как единственное оружие, каждый шаг делая с остановкой и оглядываясь, вышла из комнаты. Она останавливалась не столько из осторожности, сколько от того, что ноги ее держали еще плохо, а внутри все горело-зудело и раздирало. От этого
передвигаться было еще более неудобно.Когда Наталья вышла на крыльцо, рассвет только начинался. На улице потеплело и мягкий неторопливый снежок покрывал корку льда. Свежий воздух радовал, звал к жизни. Было просто приятно подышать им. В доме было не только сильно натоплено, но оттого, что помещения никогда не проветривали, там было не только душно, но и воняло какой-то кислятиной. А это был действительно воздух свободы, она поняла, что если бы он даже был спертым, как в общественном туалете, он все равно
казался бы ей свежим и прекрасным.Иван, как сдал дежурство, бросился бежать домой, намереваясь рухнуть в прогретую постель и прижаться к горячему телу жены. Натальи дома не оказалось и Иван, машинально, даже заглянул на кухню и в туалет. Потом удивленно посмотрел на часы. Если бы она уехала в институт, то оставила бы записку.
На обычном месте, на холодильнике он записки не увидел, тогда прошел в прихожую к зеркалу, намереваясь записку отыскать и там, но тупо уставился в зеркало, пытаясь в своем изображении увидеть жену. Но там он даже себя не видел, очень хотелось спать. Подумаешь записку не оставила, но все равно ему было как-то не по себе. В дверь кто-то агрессивно позвонил, а потом начал истерично стучать.
Дорский открыл дверь и оттуда ввалилась Наталья. Выражение лица никак не сочеталось с внешним видом. Растрепанные и перепутанные волосы, осунувшееся бледное лицо, царапины на руках, под пальто оказались лохмотья одежды.
Наталья наткнувшись на жесткий взгляд Ивана, истерику прекратила. Она внезапно поняла, что он эту трагедию возможно переживает сильнее ее, а поскольку изменить произошедшее он уже не в силах, то Иван хочет изменить хотя бы будущее.
Это будущее ее страшило, страшило именно своей непредсказуемостью, которое могло привести как к хорошему, так и плохому, и она его не хотела, никакого, ни хорошего, ни плохого, но Наталья прекрасно понимала, что Иван решения не переменит. Он будет сражаться за нее чего бы это ему не стоило, иначе он будет просто презирать себя. Презирать именно за то, что не сделал хотя бы того, что мог бы сделать. Презирать себя за то, что другие будут думать о том, что он мог сделать, а не сделал!
Дорский сам сдал заявление жены о похищении и изнасиловании, отвез ее одежду на экспертизу. Потом направился в УГРО.
В их коридоре было пусто и стояла непонятная настороженная тишина, но Иван, занятый своими мыслями, этого не заметил. Иван хотел найти своего знакомого - лейтенанта Максима Семенова.
Семенов был толковый малый и быстро учился розыску у своего начальника Коршунова. Его-то и хотел попросить Иван провести розыск того дома где держали Наталью. Семенова в комнате не оказалось и это было понятно - время горячее. Тогда Дорский отважился пройти к самому начальнику. Он постучался и после паузы зашел. Коршунов, подперев голову рукой, смотрел на карту района.
Иван вошел и доложил по полной форме.
Иван оглянулся и увидел маленького худосочного подполковника, остатки шевелюры показывали, что когда-то он был возможно блондином. За подполковником, смущенно переминались с ноги на ногу два здоровенных майора по комплекции схожие с Коршуновым. Их словно вытащили из одной майорской шеренги.
Иван никого не узнал и понял, что они не из местных и что здесь что-то произойдет. Дорский, стараясь не задеть подполковника, бочком протиснулся в коридор. Но не ушел. Троица прошла в кабинет и даже не закрыла за собой дверь, а подполковник со злорадной улыбкой произнес.
На такой поворот событий Коршунов не рассчитывал. Мазейцев круто взял, решив не церемониться с ним. Сразу расставил все точки над "и". Это была не просто демонстрация силы, это было не просто ее ощущение, это была сама сила. Он был настолько уверен в ней, что не церемонился с выполнениями обязательных формальностей.
Мазейцев, проламываясь на пост начальника УВД, не захотел иметь под собой Коршунова, который в данной ситуации не смог бы ему ничем помешать. Это была не просто месть за предыдущий позор, когда Мазейцев сам командовал этим отделом, а Коршунов как заместитель исправлял все его ляпы, это убирался свидетель предыдущего неумелого руководства и безграмотности Мазейцева. Эта акция была предупреждением всем остальным, чтобы не смели даже подумать, а не то, что- либо предпринимать против него, Мазейцева и его действий, правильных или неправильных.
Воловой грустно посмотрел из-за своих густых бровей.
Воловой не стал скрывать своего положения не из-за собственной честности, хотя он был достаточно прямолинейным человеком, а из-за того чтобы все, зная его временный статус, меньше лезли со своими проблемами.
На двери кабинета начальника УВД меняли табличку. Иван доложил Марине, секретарю, свою просьбу. Она немедленно зашла в кабинет к начальнику. Через минуту вышла и жестом предложила войти. Дорский вошел.
Новым начальником оказался тот самый подполковник, что лично арестовал Коршунова. Он разглядывал бумаги, стопкой возвышавшиеся перед ним на столе.
Иван застыл сразу за порогом, ожидая, когда начальник обратит на него внимание. Марина доложила же ему, поэтому Иван не знал, что предпринять, даже с таким начальством он редко встречался. Поэтому он стоял и недоуменно переминался с ноги на ногу, стараясь при этом издавать как можно меньше шума.
Наконец подполковник начертал своей начальственной рукой резолюцию и только тогда заметил Ивана.
Иван машинально про себя отметил, что эти бумаги подполковник уже просматривал, тогда, когда он, Дорский, стоял в кабинете, смущенно перетаптываясь с ноги на ногу. Он даже заметил что и резолюция начертана та же самая, которую при нем наложил Мазейцев. Иван повернулся и вышел.
А может Мазейцев действительно прав и Наталья все придумала? Тень сомнения начала наползать на него, ядом отравляя сознание и Иван заспешил в больницу.
Неужели все так и было, как сказал подполковник? Он пытался отогнать сомнения, внушенные Мазейцевым, но они безжалостно вгрызлись в его мозги и с радостным урчанием поглощали их все больше и больше.
Травматолог успокоил Ивана, если можно так выразится. Все травмы совместимы именно с насилием, это подтверждают и гематомы на руках и ногах, а также заключения гинеколога и психиатра.
Так Мазейцев все знал? - Иван шел домой не разбирая дороги. - Знал. И отговаривал. Зачем? Не хочет скандала в первый день своего назначения на главную милицейскую должность района?
В стране, что произошел бандитский переворот? Начальника можно было понять, если бы это был висяк, но тут! Сразу хватай! А он стал сомневаться в Наталье! Скорее всего Мазейцев не поверил и решил что это висяк, бандюки смылись с этого места, а поскольку Иван как бы свой, не хотят этим портить показатели. Вот в чем дело, в показателях! Значит и заявление не зарегистрировали!
Вот это фокус! Жертвы со своими заявлениями ломают им показатели, а то, что этими показателями они жизнь людей ломают, создают почву для последующих преступлений, это их не волнует!
Наталья оказалась права, что не хотела заявлять! Ну заявил, а толку что? Теперь все знают, а результата нет, да и не будет потому что нет заинтересованности в результате! Что я ей скажу? Она мне поверила, а в итоге я ее и подставил! Зло должно быть наказанным! Медлить больше нельзя! - Иван даже не заметил, как дошел до дома.
Дорский достал черновик с показаниями Натальи. Местонахождение дома Наташа описала достаточно подробно, а вот насильников? Одни только предположения. Она даже не знает сколько их было!
Запомнила пьяные голоса, попробуй, узнай! Еще примета, лохматая шапка с зелеными завязками. Судя по цвету и лохматости шапка собачья, сейчас практически таких не носят. И еще примета, мясистая рука, с неровными грязными ногтями и третьи фаланги пальцев густо покрыты волосами.
Конечно они смылись, но в доме побывать надо, тем более сам начальник УВД приказал самостоятельно проверить это дело. Но проверять надо не с беседы со студентами группы на которое уйдет много времени, а с осмотра места преступления!Глава вторая.
Ехать оказалось не далеко, на машине заняло всего двадцать минут, это Наталья три часа топала. Довоенный дачный поселок, теперь превращенный в жилой. Улицы расчищены, но на них никого. Спросить некого.
Иван побрел по маршруту, отмеченному Натальей. Идти оказалось не слишком далеко. Дорский остановился на перекрестке.
Судя по приметам это тот самый дом. Хотя может и тот, через дорогу наискосок, а может и тот, что был на предыдущей улице. То, что довольно четко и понятно выглядело на бумаге, на месте как-то неясно расползалось по различным узнаваемым на многих домах приметам. Наталья сразу бы опознала дом, у ней в памяти образ, а здесь только деревянные заборы, скрипучие крылечки, волнистые гребни снега отваленные в сторону трактором и так застывшие в ледяном недоумении, что же они такого сделали?
Войти в дом и спросить: это, вы те самые? А они ответят, да, это мы! Добровольно предаемся в руки российского правосудия! Да здравствует наш суд: самый лучший и гуманный в мире! А я идиот в форме и без оружия.
Дорский не стал подходить к дому, а свернул в переулок. На соседней улице, из трубы неказистого по нынешним временам, домика, тонкой струйкой выплывал дымок. Хотя по довоенным временам, временам постройки, этот дом считался очень хорошей и просторной дачей.
Теперь же и многолетняя краска облезла. Доски, покрытые ей, скрывавшие за собой сруб, потемнели, крашеное суриком кровельное железо, казалось ржавым, кирпичная труба из-за непрямых ныне линий крыши, казалась Пизанской башней, да и целиком дом выглядел кривовато, как седой ветеран вышедший на прогулку без костыля и из-за этого припавший на одну ногу, или, если говорить про дом, на один угол - года взяли свое.
Собачья будка просто выглядела сугробом, если бы не отверстие, выходившее прямо на расчищенную дорожку. Иван поднялся на крыльцо и постучал в обитую черным дерматином дверь.
Дверь никто не открыл, Иван повернулся, чтобы уйти, и сразу увидел старика с густыми бровями и в каракулевой никитке, лихо заломленной на лысом черепе.
Старик был высоким и худым, поэтому, опираясь на лопату с длинным и толстым черенком, все равно слегка согнулся.
"Участковый, так участковый" решил про себя Иван и ответил.
Для старика эти приемы, по видимому, были обычными, поскольку он говорил, не прекращая упражнений.
Из будки, которая до этого казалась необитаемой, спокойно вылез серо-пегий огромный комок шерсти и уселся на дорожке, выжидательно глядя на хозяина, при этом совершенно как бы не замечая Дорского.
Домой Иван вернулся на электричке так ничего особенно и не выведав. Единственным его достижением было то, что он нашел нужный дом с нужными людьми, но были ли они там он сомневался.
Наталья все еще всхлипывала, но уже гораздо спокойнее.
Мазейцев принял его без проволочек, что обрадовало Дорского, но Иван нагло обманул начальника. Обманул в том, что переговорил с согруппниками жены и выяснил, что она вечером уехала домой на электричке. Он даже и не пытался предпринять эту попытку, понимая, что происшествие станет неминуемо известно всему институту. И как после этого учиться? Но он правдиво доложил все то, что узнал от старика и предложил послать в опознанный им дом оперативную группу.
Иван пришел домой, поел и завалился спать. Проснулся вечером и позвонил Максиму Семенову - оперу из УГРО. Максим сказал что не слышал, чтобы высылали группу в дачный поселок "Наука", но обрадовал новостью, что Коршунова выпустили, и новый начальник рвет и мечет.
Иван начал подозревать, что новый начальник ничего и не собирался предпринимать, высылать группу, если даже адрес не уточнил, поскольку в показаниях Натальи даже сам Иван поначалу запутался.
Иван понял, что Мазейцев решал свою проблему связанную с Коршуновым, а дело его - Дорского, новому начальнику было по барабану. Он неизвестно за что мстил Коршунову, а Коршунов это знал, и что интересно, ничего не предпринимал.
Эта месть рикошетом ударила и в Дорского. Больно ударила, он даже растерялся, так как не знал, что бы еще такого ему надо предпринять. В Москву поехать пожаловаться на нового начальника? Так Москва его и назначила! Кто будет слушать свежеиспеченного младшего лейтенанта? Его даже на порог приемной не пустят! Да еще надо эту приемную найти и доказать помощнику или секретарю важность своей проблемы.
Иван по молодости не понимал, что с беспредельщиками надо бороться их оружием, но чем он больше размышлял, то все ближе подходил к той мысли, что законным способом ничего добиться нельзя.
Он открыл какой-то научно-публицистический журнал, который жена приволокла из института и надо же, попал на статью о том, как мистер Кольт заложил основы законности в Америке.
Свободное владение оружием в Соединенных Штатах, делало в прериях равными всех, главное выстрелить первым и точно попасть. Поскольку оружие было у всех, это вносило определенный паритет, то есть имело такое же значение, как в наши времена обладание ядерным оружием.
Меткость противника можно было оценить только после выстрела, все остальное считалось пустой похвальбой недостойной покорителя прерий. Если же где-то в окрестностях поселения появлялись нехорошие люди с неопределенными целями, а может и с вполне определенными, то сход жителей постановлял и это решение было законом для всех, после чего банду истребляли. То есть сами жители и были и судьями и прокурорами и следователями и защитниками и милицией.
Часто бывало, что осужденные и не знали о решении, вынесенном таким способом. Лишь бы духу хватило это решение претворить в жизнь. А поскольку тогдашнюю Америку наполняли отчаянные люди, которым на просторах Европы было не только тесно, но и по некоторым мотивам неудобно, то духу, чтобы вынести приговор им всегда
хватало. Тем более облава, погоня, задержание и повешение на единственной площади их обустроенных на скорую руку местечек было чуть ли не единственным развлечением. Они даже шерифа выбирали из собственных рядов и никакие указания сверху на них не действовали.Поэтому в разных штатах и было разное законодательство и до сих пор сохранились законы принятые чуть ли не двести лет назад. Они были не отменены, но действовали и если бы шериф вздумал кого-нибудь наказать, то ни один адвокат не смог бы возразить по существу вопроса.
Иван уже было подумал обратиться к бандитам, но у него не нашлось нужных материальных ценностей, да и стремно было как-то милиционеру обращаться за помощью и защитой к криминальным элементам.
Дорский провел в размышлениях всю ночь. Склонить голову перед обстоятельствами и оставить все как есть? Показать всем, а в первую очередь себе и Наташе какое он ничтожество? Жить с этим позором? Даже если все про это забудут, то он-то нет! Он будет вынужден каждый день ходить и каждую ночь спать с этим невидимым, но очень ощутимым на собственной шее, ярмом.
Иван снова поехал в дачный поселок, но еще по темноте. Рассвет еще не наступал, но приближался. На востоке только начинало сереть пробуждающимся днем.
Он обошел вокруг искомый дом, подсвечивая себе фонариком-карандашом. Никаких следов обитания, а, судя по холодному стеклу и дом был остывшим. Поэтому он тоже старался ходить так, чтобы не оставлять собственных следов.
Через крыльцо Иван входить не отважился, и, выдавив стекло в форточке, открыл окно и оказался на кухне. Потом прошел в комнату.
Обстановка примерно соответствовала описанию Наташи. Железная койка посреди комнаты, разобранный диван в углу, антресоль с тахтой. Около койки Иван нашел обрывки скотча, пуговицы и шерсть от кофточки.
"Молодец Наталья, - похвалил ее он про себя, - как это все умудрилась запомнить!"
И уже вслух произнес: Эх упустили, гадов!
Он решил все оставить на месте и пошел к входной двери. Иван собирался открыть замок и выйти, как услышал наглое копошение за дверью и шумное засовывание ключа. Мысли хаотично забегали с пугливой быстротой. "Попался и под рукой ничего".
Иван метнулся на кухню, намереваясь выскочить через окно, но дверь предупреждающе стукнулась о перила крыльца при распахивании, и громкие шаги затопали на кухню.
Дорский не придумал ничего лучше, как задернуть на окне штору и присесть за ней. На кухне зажегся свет и гнусавый голос забормотал.
Дорский ничего не понимал, но просек, что пришелец к изнасилованию никакого отношения не имеет. Он отогнул занавеску. Заросли на лице пришельца, потрепанная в разводах куртка, свалявшийся шарф, выдавали в пришельце бомжа.
"Так они его специально послали проверить, нет ли засады. Он возвращается, а с определенного места они за ним следят, нет ли хвоста. Значит, они намерены вернутся. Скорее всего, они находятся на одной из соседних станций. У меня есть полчаса." - Рассудил про себя Иван и еще сильнее затаился, не желая выдавать себя даже дыханием.
Бомж закончил выгребать съестное, заодно кинул в сумку ложки, вилки и пару алюминиевых кастрюль, чайник, миски и радостно крякнув, закинул за спину мешок из под сахара, так и не выключив свет, вышел.
Дорский подобрал разбитое стекло, а дырку заткнул скомканными тряпками и сам вышел через дверь. Цепочка следов вела к крыльцу и от крыльца. Иван прошел, ступая след в след. Он проследил за незнакомцем до самой станции, после чего вернулся в поселок.
Он хотел позвонить в УВД, но не знал кому. Самому Мазейцеву? Нет, лучше их задержать самому. Пришлет ли группу Мазейцев или не пришлет, а если пришлет, то когда? Когда они все улики уничтожат? По-видимому они так перепугались исчезновению Натальи, что моментально смылись, поскольку не знали когда, куда и к кому она отправилась.
Иван решил что необходимо сделать и то и другое и отправился к старику с собакой с географическим названием Мальта. Лопата торчала в сугробе, но ни старика, ни Мальты во дворе не было. Пробежка. Дверь оказалась не запертой.
Внутри домик казался не столько старым, сколько старомодным. Чистым и опрятным с мебелью конца пятидесятых годов. Судя по проводу на стене, телефон был где-то в спальне, поскольку через полуоткрытую дверь была видна строго заправленная кровать. Иван прошел туда.
В изголовье кровати к стене был пристроен железный ящик с висячим замком. Замочек так себе, даже Иван бы его открыл. Он даже удивился, что старик бросил жилище открытым. Дорский поднял трубку телефона, но телефон грустно молчал. Скорее всего, хозяин тоже это обнаружил
и решил найти место обрыва. Дверь не запер из-за того, что подумал, что обрыв провода рядом.Дорский машинально выглянул в окно, словно желая самому удостовериться в обрыве и увидеть старика с собакой, но заметил за забором рыжую собачью шапку, человек в ней кому-то махал и показывал на дом. Иван прошел в сени и запер дверь на засов. Потом вернулся к окну.
К забору приближались еще двое. Один был не столько здоровым, сколько крупным, его темное лицо сильно контрастировало с зимним временем. Как будто человек с юга вернулся. За ним семенил какой-то недомерок.
Вместе они напоминали пару из Маугли: Шерхан и Табаки, тигра и шакала, они даже своей походкой очень походили на этих сказочных героев Киплинга. Иван решил, что они специально выманили старика, чтобы попасть в его дом. А самым ценным у деда, как подумал Иван, было ружье.
Дорский нашел у печки топор и с одного удара сбил замок с оружейного ящика. Ружье оказалось помповым и незаряженным и он потерял еще немного драгоценного времени, чтобы определить, как его зарядить, а потом и зарядить.
Налетчики особо не стеснялись и крушили дверь своим топором. Дверь распахнулась, но поскольку входивший с улицы был на свету, да еще щурился после яркого снега, то Иван попросту засветил ему в лоб прикладом и ударом ноги сбросил с крыльца.
Тот, раскинув руки, как сбитая птица крылья, безмолвно рухнул под ноги к "Шерхану". Тот не растерялся и с силой выкинул из-за своей спины "шакала" и с криком "засада!" бросился бежать прочь.
Иван так и не понял, кому он кричал. Наверное, тому, в рыжей шапке! А может все-таки испугался. Но не испугался Табаки, нож в его руке появился молниеносно и неизвестно откуда, в одно мгновение.
Он криво усмехнулся, обнажив кривые зубы с темным налетом, наверное он не знал, что такое чистить зубы, а может вспоминал о зубах только тогда, когда они болели. Если болели!
- Что, ментяра! Стрельнуть закон запрещает? Давай пали, враз на зону загремишь! - Кружил он вокруг крыльца, отвлекая, от начинавшего приходить в себя напарника. - Ружьишко дедово, что пистолетиков на всех не хватает?
Иван молча пальнул ему между ног.
Иван опустил ствол и шагнул с крыльца. Он хотел, искренне хотел их задержать, но какой-то первобытный инстинкт отодвинул в сторону разум и захватил в теле власть.
Он не мог, не хотел и сопротивлялся своему решению, которое соответствовало закону. Какой к черту закон? Таких огнеметом палить и то противно. Отвращение, мерзость, которые вызывали они поднимали волну гнева. Эти твари трогали, насиловали его Наташу! Дышали на нее своим гнойным запахом!
- Я муж той самой девчонки, что вы схватили в электричке и насиловали вон в том доме! - Иван показал глазами на улицу, но противник только этого и ждал, он сделал выпад. Иван тоже этого ждал и нажал курок. Тот выронил нож и схватился за промежность.
Цена прозвучала выстрелом в тоже самое место.
Потом пошел на станцию, его мутило и мутило не столько от того, что он сделал, а от того, что все это выглядело довольно мерзко и в первую очередь он сам. Зло вроде и наказано, но об этом Наталье говорить не хотелось.
В прошлое не вернешься, его не изменишь, а часы жизни отщелкивают секунды настоящего, которое сразу превращается в прошлое, а будущее...
Будущее так и остается неведомым, как ни планируешь, какие расчеты не строишь, какие усилия не прикладываешь.
Дома принял душ, пытаясь отскоблиться от налипшей на него мерзости, но отоспался, просто провалился в какую-то бездну и его оттуда вернул лишь звонок будильника. Он умылся, оделся и пошел на развод. Его была очередь заступать с вечера.
В этот раз пришлось заступить вдвоем с Ивакиным, поскольку в районе произошло двойное убийство и объявили усиление, поэтому Дубинина куда-то забрали.
Глава третья.
Старика допрашивал ВРИО начальника отдела уголовного розыска капитан Воловой. Старик показал, что на выходе из поселка, там находится разводной телефонный щит, кто-то оборвал его провод. Именно его и ничей другой. Поэтому старик посчитал, что это было сделано специально.
Пока он, старик, провод скручивал, то увидел, что в его сторону бежит с пистолетом крупный мужик и стреляет в него. Он не то, что подумать не успел, или понять, но даже и ощутить.
Мальта, то есть собака, все поняла, схватила стрелявшего за руку, но тот перехватил пистолет другой рукой и выпустил оставшиеся пули в нее, но она его успела еще и за ногу цапнуть, тот, по предположению старика, добежал до шоссе и скорее всего скрылся на машине, но сам старик этого не видел, поскольку шоссе отделяет полоса леса и хотя она зимой голая, но из-за кустов почти что непрозрачная.
Когда он Мальту донес до дома, то обнаружил двор, залитый кровью и еще двоих убитых. Ранее эти граждане были замечены проживающими в другом доме, то ли охраняли, то ли строили. Эксперты отработали и этот, другой дом. Все эти сведения Воловой подшил в папку и теперь докладывал Мазейцеву.
Воловой, уходя, несколько раз оглянулся, вдруг начальник передумает, все это ему не нравилось, но возражать не стал, раз Мазейцев - начальник, значит он Воловой -... всего лишь простой исполнитель. Мазейцев не передумал, а не спускал с него глаз, пока Воловой не закрыл за собой дверь.
Ивакина начальство не любило из-за того, что он заквакивал за смену бутылку водки, а сослуживцы уважали. Егорыч знал, кого останавливать, а кого нет, кого штрафовать, а с кого так. Тем более он все время молчал, с разговорами не приставал, а это сейчас Ивану только и надо было. Он не только разговаривать, даже
видеть никого не хотел. Поэтому проезжающие машины он провожал невидящим взглядом.Дорский так и не понял, почему он так поступил. Любое расследование признало бы правильным применение оружие, он защищался, преступников только ранил. Даже если телефон работал, никакая Скорая помощь не успела бы. Зачем тогда ушел? Свои же искать будут и быстро найдут. Ступор какой-то напал. Иван решил после смены придти и все рассказать руководству. Понравится начальству или нет Ивана уже мало волновало, что оно будет с ним
делать - тоже.Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, будоражащих его, Дорский решил нарушить запретную тему и спросил Ивакина:
Егорыч пережил несправедливость по отношению к себе, он прошел и через запойное пьянство и через ненависть к равнодушию окружающих и пришел к понятию того, что только сам сможет справиться со своими проблемами, поэтому Ивакин понимал, каково сейчас приходится Дорскому, совсем молодому и мало что видевшему парню, беда которого была гораздо хуже его собственной.
Егорыч ощущал какие эмоции, даже не мысли, а эмоции бередили Ивана, раздирали Дорского изнутри и чтобы они не выплеснулись наружу, решил отвлечь его разговором, тем более тот сам напросился.
Приближавшуюся "шестерку" Ивакин заметил издали и, держа жезл в левой руке, стал выходить на полосу движения. Дорский так ничего и не понял, машина, сбавив перед постом ход до неприлично медленного, резко прибавила в скорости, пытаясь протаранить Ивакина, но тот отпрыгнул, перекатился через капот милицейского
"Жигуля",. жезл, остался на капоте, и со стуком медленно катился по нему, пока не упал вниз.В правой руке Ивакина оказался пистолет и он начал стрелять в след уходящей машине, одновременно с автоматными очередями из окна этой машины.
Из машины стреляли именно по Ивану и у него было время, чтобы как-то среагировать, но он стоял как соляной столб. Ступор какой-то напал. А потому и напал, что, как сказал сержант Дубинин зеленый еще был он, жизни не видел. Дубинин побывал в Чечне. А еще особое состояние Ивана сделали его совсем ничего не соображающим и не понимающим, на происходящее он смотрел глазами зрителя, так и не узнав, что он главное действующее, а вернее бездействующее лицо.
Маленькие острые жала попали в шею, грудь, живот, но одежда, и особенно шерсть полушубка впитывали фонтанирующую кровь, доказывая преданность своему хозяину, тем, что вещи сохранили его кровь и при случае вернут ее обратно, когда бы он не попросил. Он не попросил.
Ивакин тоже в кого-то попал, поскольку автомобиль вильнул, и автомат из окна выпал. Ему показалось, что Дорский упал до выстрелов. Он лежал, как и положено при обстреле - распластавшись.
Тогда Ивакин за руку перевернул молчавшего и не шевелящегося Дорского. Тот смотрел задумчиво, но строго. Ивакин даже осмотрел снег под ним - ни капли. Тогда Ивакин схватил его за воротник и потряс.
Воловой лично провел опрос деда и тот под протокол подтвердил, что он принял за участкового именно Дорского. Опознал его по фото из личного дела. Начальник УГРО доложил Мазейцеву и тот приказал арестовать Дорского. Пост, где находился Иван, был заранее известен, но на посту Воловой застал совсем другой наряд.
"Значит Дорского особенно не расспрашивали, а послали за женой, чтобы в морге провести опознание убитых им насильников!" - Размышлял Воловой. - "Тогда я успею его арестовать и в морге прямо под носом у прокуратуры!"
Воловой энергично подошел к судмедэксперту.
Все посмотрели на него, как на идиота, но патологоанатом, показал рукой на дверь и вежливо произнес:
Он в прозекторской! Вас проводить?
После этих слов все отвернулись от Волового, а у тех, кто не отвернулся, появилось подобие улыбки, но он не понял этого и вообще он старался, как можно меньше понимать. Есть приказ - надо исполнить, а дальше не его дело, а того, кто приказал.
Когда Воловой вошел к Мазейцеву, тот уже как бы успокоился, то есть взрывы ярости были все короче.
Мазейцев пытался втереться в доверие к Наталье Дорской, поэтому заявил, что он лично ведет расследование, даже на похоронах он оградил ее от общения со всеми, он уговаривал, он обещал, но Дорская была непреклонна. Она уже знала и требовала расследования и по ее делу и по убийству мужа, поскольку считала, что эти два дела взаимосвязаны. Она даже начала угрожать жалобами. Конечно, все ее жалобы оказывались в его руках, но что делать сними он не знал.
Неожиданно для Мазейцева, Наталья в жалобах проявила знание уголовно-процессуального кодекса. Такое противостояние продолжалось бы долго, если бы наружное наблюдение на следующий день не донесло, что она встречалась совершенно открыто с отставленным от дел Шевкуновым и никак не отставленным Коршуновым.
Мазейцев понял, что если он что-то срочно не предпримет, то сам станет отставным, и никакая сильная и лохматая рука на этом месте его не удержит. Его личная ненависть к Коршунову взяла верх над разумом и осторожностью.
Он посчитал, что здесь он - все, и в этом была его главная ошибка. Он брал пример с других, но совершенно не учитывал, что те сидят долго на своих местах и если не породнились со всеми ветвями местной власти, то, по крайней мере, спаяны общими интересами.
Также в отличие от его покровителей, с которых он взял пример в отношении Коршунова и решил действовать тем же образом, как те вокруг своих врагов, сам он, по сравнению с ними, был все еще мелкой сошкой и в своей мести должен был сохранять хотя бы видимость законности.
Мазейцев ни разу не задумался о причинах своей мести, хотя Коршунов ничем ему особенно и не навредил, просто старался добросовестно выполнять свои обязанности заместителя начальника отдела уголовного розыска, когда Мазейцев неожиданно спарашутировал на это место.
Коршунов был свидетелем его беспомощности и вместо того, чтобы его передвинуть куда-то в сторону, Мазейцев очень резко рубанул по нему и промахнулся, теперь пришлось выкручиваться.
Он поднял старые дела, расследованные Коршуновым, и просидел над ними всю ночь. Он выбрал дело Малинова, который в одиночку расправился с бандой наркодельцов и протянул параллель к делу Дорского.
Сын Малинова был наркоманом. Когда отец узнал об этом, он сделал все, чтобы сын вернулся к прежней жизни, но приятелей-наркоманов это не устроило и они постарались снова посадить его на иглу. Он умер от передозировки.
Малинов, видя неповоротливость милиции, решил отомстить за гибель сына наркодельцам, но поскольку это дело в одиночку не провернуть, то, по-видимому, пользовался услугами кого-то из работников милиции. Банда была уничтожена, причем Коршунов на последнем этапе принимал самое непосредственное участие, освобождая взятого в плен наркодельцами Малинова, но Малинов все равно погиб.
С Дорским тоже самое: он убивает насильников и сразу убивают его. Концы обрубают. А теперь Коршунов гласно контактирует с женой Дорского и та мешает проведению расследования.
В конце Мазейцев приписал вывод, что Коршунов не стоит на страже закона, а подменяет закон, решая, кого казнить, а кого миловать, этим дискредитируя всю положительную работу МВД и ее сотрудников на всех уровнях. Этакий шериф полей и лесов Подмосковья!
Мазейцев, проведя бессонную ночь, вздремнул в машине, лично доставляя депешу кому надо в верхах. Ей дали немедленный ход, не особенно стараясь разобраться в ее сути, поскольку приказ сверху был прямой - фас!
Через час после доклада Мазейцева, подполковника Шевкунова, бывшего начальника районного УВД вызвали в Москву в высокий кабинет к высокому начальству на высокий пушистый ковер.
Там ему предложили звание полковника, тихое место в структурах МВД, если он подпишется под заявлением Мазейцева, а если не подпишется, то будет укрывателем преступлений Коршунова. Шевкунов отказался, но предупредить Коршунова не успел.
Коршунова вызвали в дежурную часть, где свои же ребята с сожалением предъявили ордер на арест и препроводили в отдельную камеру, где Анатолий Николаевич просидел до вечера, ожидая, когда Мазейцев выспится, а потом потребует арестованного к себе. Коршунова привели и он сел напротив Мазейцева.
Слюна по вискам и лбу стекала на щеки, нос, глаза Мазейцева, а Коршунов при полной тишине уже шел к двери, сопровождаемый ухмыляющимися спинами конвоиров. По дороге они запихнули в карманы куртки Коршунова, все сигареты и спички, что были у них.
Автозак уже ждал во дворе, но Коршунов знал, что и на этом, пусть не самом сложном этапе он победил, и эта победа укрепляла его, поскольку ягодки должны были начаться в СИЗО, чем и пугал Мазейцев в своем кабинете.
Мазейцев знал что делать, он отправлял Коршунова не просто во враждебный мир, он подготовил этот мир к приему Коршунова и наслаждаясь минутой торжества объявил, Анатолию об этом, правда слюна испортила этот миг и триумф был смазан, но это единственное, чем смог ответить Коршунов, но изменить свое будущее он был не в силах.
Сила была на стороне Мазейцева, эта сила была не Мазейцева, а государства, но он, как и другие миллионы российских чиновников которые приватизировали государство, тоже решил присвоить это себе.
Теперь Анатолию придется видеть мир с другой - зарешеченной стороны. А сколько уйдет на это времени, это даже сам бог не знает. В тюрьме и день, и час и минута - целая жизнь! Жизнь в духоте, тесноте и вони спрессованных в одном месте тел. В мире где зарождается ненависть и жажда желания того, что осталось на воле. Против кого или за кого все эти сконцентрированные чувства взорвутся?
Глава четвертая.
В СИЗО Коршунова доставили во время ужина, но пока он проходил обязательные процедуры, ужин закончился. Он знал, как это бывает, но теперь ощутил на себе, он с трудом подавлял в себе позывы тела на бунт и сопротивление в ответ на такое унижение.
Анатолий завтракал только дома, а в райотделе его было запрещено кормить. Его ввели в камеру и тяжелая дверь за ним со стуком закрылась, скрежетнул ключ в замке. Он даже не успел оглядеться, как с нижних нар сказали:
На самом деле Анатолий сразу понял, что попал в обыкновенную камеру к обычным уголовникам, то ли указания не было сразу в пресс хату помещать, то ли еще чего.
Анатолий прошел и расположился рядом с худым и жилистым брюнетом. В цепких, карих глазах того еще бегали хитринки.
Утром Анатолия перевели в другую камеру, выводной успел шепнуть, что это и есть пресс-хата
.Коршунов прижался к двери. Его уже ждали, двое на нижних нарах, двое сверху, и трое в проходе. Причем первый, раздетый по пояс, с крутыми плечами, с кулаками, как гири, загораживал почти весь проход. А двое за ним стояли с уже готовыми намоченными полотенцами.
Их тактика была уже многократно отработана, если кто и хотел сопротивляться, то первым бросался на здоровяка, как на главную цель, а все остальные с разных сторон бросались на него и вязали. Анатолий сразу понял это.
Здоровяк выдержит первый удар, а второй нанести не дадут. Он и сам, если не с первого удара, то со второго, в отключку точно отправит. Остальные и не нужны, так, свита! Руки подержать, ноги увязать. Поэтому надо с нее и начинать. Удобнее всего с подручных, которые наверху.
На амбала нападать значит действовать по их плану, они этого и ждут. При неравности сил и позиций действовать надо неожиданно и непредсказуемо.
Анатолий шагнул вперед, здоровяк демонстративно замахнулся правой, на нарах напряглись и подались вперед. Коршунов махнул рукой, но махнул не вперед, а вверх, да еще подпрыгнул, опершись на верхние нары левой рукой и схватил за волосы верхнего бойца. С силой подтянул его голову к его же собственным коленям, а тот, от неожиданности, позволил это сделать, после чего Коршунов подхватил, опускаясь с прыжка, его левой рукой под пятую точку, скинул того вниз, прямо под удар здоровяка.
Удар был выверен и настолько силен, что падавшего с нар, отбросило к двери. Анатолий, этого не видел, он, повиснув руками на краю правых нар, нанес разгибающимися ногами удар по человеку на нижних нарах, того отбросило к противоположной стене и он ударился головой о стену. Коршунов, как на турнике, не отпуская края нар, качнулся назад, поскольку здоровяк попытался захватить ноги Анатолия.
Амбал прыгнул на нижние нары, но ног Коршунова там не оказалось, на него, вперед бросились двое с полотенцами, но майор уже оказался на верхних нарах, лицом к лицу с испуганным человеком.
Тот не знал что делать, указаний не было, все происходило, как всегда молча и он, защищаясь, вытянул руки вперед. Коршунов сымитировал короткий удар рукой ему в голову и тот машинально прикрыл лицо руками, понимая, что ему сейчас крепко достанется.
Анатолий уперся спиной в стену и ногами скинул его на двоих с полотенцами и спрыгнул сам, побросал всю троицу на здоровяка, который, не разобрав, кто это, нанес им несколько ударов, правда, замах был не тот и серьезного ущерба они не понесли.
Коршунова схватили сзади за шею и попытались нащупать сонную артерию, при этом из-за спины вопили, призывая на помощь. Коршунов согнулся, в результате чего человек повис на его спине, а, резко разогнувшись, ударил напавшего о железный угол края нар. Руки на шее разжались, майор подхватил падающего и зашвырнул в общую кучу.
Куча шевелилась, в ней, в полумраке, пытались разобраться кто есть кто и чья это нога заехала в кому-то в ухо. Им было тесно. Коршунов не стал ждать, когда они разберутся, а, увидев прямо перед собой ногу здоровяка, схватил ее и несколько раз нажал двумя большими пальцами на подколенную впадину, здоровяк сначала замычал, заорал, а потом стих и тело его провисло.
Болевой шок, этого и добивался Коршунов. Победить основную силу не вступая в прямое столкновение. Коршунов подобрал мокрые полотенца с пола и мастерски увязал всех соперников. После этого присел.
Сердце колошматилось, мышцы налились тяжестью, при всей кажущейся легкости победы, она ему далась нелегко. Нетренированный, не размятый и голодный организм мог и подвести. Анатолий не рассчитывал на такую победу, он вообще не рассчитывал на нее. Он даже на собственную удачу ломаного гроша не поставил. Он хотел только одного: подороже продать свою жизнь.
Противник сделал ошибку. Они посадили и на нижние нары по человеку, чтобы не давать Анатолию провести свои коронные подсечки. Об этой, его особенности их предупредили. Они опасались именно этого и рассредоточили силы. В любом другом случае Коршунов и минуты против такой кучи не выстоял, если бы они все прыгнули на него с верхних нар.
Ни Джеки Чан, ни Чак Норрис, ни Стивен Сигал и многие другие голливудские герои и даже настоящие бойцы против семерых, в этом тесном помещении не выстояли бы. Но он выстоял. Выстоял не силой, не храбростью, а тонким расчетом. Ни здесь, ни где либо такого не случалось.
Это знали все, а тем более и эти семеро. Те, кто сюда попадал, в большинстве своем, приходили надломленными и если и были способны, то лишь на вялое сопротивление. Сразу в пресс-хату никого не доставляли, сначала мариновали в общих камерах, смотрели, как идет дело, кто адвокаты, кто за этим человеком стоит, есть ли деньги, кто друзья и только после всего этого решали, достоин ли подследственный пресс-хаты.
Поэтому Коршунова и поместили сначала в общую камеру, где он должен был истратить все силы, получить повреждения и только после этого должен оказаться в специальной камере. Все было сделано, как и требовали сверху, но заведенный порядок разок дал осечку и в этом была счастливая случайность и удача Коршунова.
Он ополоснул себя водой, вытерся наиболее чистой наволочкой и только после этого проверил трофейное имущество.
Трофеев оказалось немного, но они были к месту. Нашелся холодный чай, хлеб с порезанной копченой колбасой, сыр, шоколад.
Анатолий подкрепился и рассовал побежденных под нары, строго предупредив, что ему терять нечего и любая возня будет считаться как побег. После чего лег сам и заснул.
Много спать не пришлось. Сон был сумбурный и тревожный: Мазейцев вытирая слюну с головы превращался в вампира, с клыков которого капала кровь. Он закатывал вверх глаза и радостно скрежетал.
Коршунов открыл глаза. Это скрежетала открываемая дверь. Он растерянно огляделся, поскольку все еще не мог привыкнуть к новому обиталищу и встал.
В автозаке он был один, и его повезли в следственное управление. Такое внимание к его персоне Анатолия не радовало - это означало одно: каждый день ему будут устраивать каверзу за каверзой и даже спокойно, как и всем остальным, в СИЗО сидеть не дадут.
Его привели в кабинет начальника управления майора Колобовского. Колобовский хоть и предоставил свой кабинет, но предусмотрительно взял бюллетень.
В этом грязном деле он не хотел даже рядом стоять, прекрасно понимая, что чуть, что и он окажется крайним и самое главное, при любом исходе в ту или иную сторону.
Расследованием дела Коршунова должны были совместно заниматься прокуратура и служба собственной безопасности. Но сегодня их не было. Была бы воля Колобовского он и кабинет не дал, поскольку следственное управление достаточно автономно, но Мазейцев настаивал именно на его кабинете.
В кабинет вошел опять Мазейцев и расположился на месте Колобовского. Хоть Колобовский и был меньше даже низкорослого Мазейцева, но кресло по высоте оказалось впору, а большой и широкий совершенно голый и гладкий стол придавал значимость всему мероприятию.
Анатолий даже удивился такому развороту событий. Допрашивать должен был бы следователь прокуратуры, а тут Мазейцев без очереди влез, да еще до предъявления обвинения. "Настроение хочет проверить до допроса и опять попугать." - Решил Коршунов.
Он уже должен был знать, кто, кого запрессовал и настроение от этого у него не улучшалось. Вроде он все делал как надо, по годами выверенной схеме, никогда не дававшей сбоев, а тут?
Предупредили блатных, засунули как положено в пресс-хату... Никаких проблем не должно быть и вот они проблемы - налицо!
Коршунов значит не зря слюной оросил его чело? Теперь сидит и издевается, хотя все должно быть наоборот! Никакого испуга, забитости. Не боится, а не боятся, Мазейцев точно знал, можно только в одном случае - ощущают свою силу, ну или совсем на голову больные, но это уже клиника!
Мазейцев уже с тревогой посмотрел на Коршунова, может, если не первое, так другое? Коршунов себя вел так, словно не он подследственный, а сам Мазейцев.
Он понял, что такое препирательство может продлиться долго и Коршунов, оскорбляя его, будет набирать в своем самомнении очки.
- Я тебе предлагаю сделку. Вот твои показания уже отпечатаны, ты их подписываешь и идешь на свободу. - Мазейцев внимательно следил за реакцией Коршунова.
Мазейцев с удивлением обнаружил себя лежащим на столе. Коршунова в кабинете не оказалось. Мазейцев судорожно сглотнул и еще раз огляделся. Потом выглянул в коридор. Конвойные, сидя на банкетке у соседнего кабинета, терпеливо ждали и выжидательно уставились на него.
Городской прокурор Забелин выходя из старого здания суда на Советской, неожиданно натолкнулся на чью-то широкую спину, мешавшую пройти к его служебной "Волге". Спина обернулась и Забелин с удивлением узнал вчера арестованного Коршунова.
Глава пятая.
Коршунов не успел дойти до дома, как около него остановилась машина ДПС.
Его доставили прямо в кабинет Мазейцева. Там уже находились полковник и майор.
Полковник сурово посмотрел на Мазейцева, но разговор продолжил.
- Вы же все равно виноваты! Даже если правы, надо бороться по правилам, а вы как экстремист! Так нельзя! Устроить погром в СИЗО! Весь преступный мир смеется над нами!
Полковник молчал, он приехал сюда после накачки с целью укорить, заставить изменить решение и покаяться. Внутренне он ощущал, что майор прав, но он уже отвыкли от этого. Прав, не прав, законно не законно. Есть указание, надо выполнить.
Прав тот, у кого больше прав. Проплатили или нет, вот как привыкли решать многие в их среде. И теперь рот майору не заткнешь и даже побег не припишешь, по закону и по поступкам майор юридически прав. Или надо доказывать его эфемерную вину или спускать дело на тормозах, поскольку майор ни на какое соглашение не пойдет. Искать что-то другое? Тогда это куда девать и как объяснить?
Майор понимал, что бороться с преступниками во власти бесполезно и если кто и выступал, так им приходилось идти ва-банк, просто деваться было некуда
.Честных полковников и генералов, да и просто офицеров в навоз превращают, все говорят, пишут, по телику показывают, а как сидели по облыжному обвинению, так и сидят. И Коршунов один из них, который просто хотел работать. Работать на страну, народ, даже закон, а не на преступников, возомнивших себя феодалами.
К работе Коршунова не допустили и он периодически редко ходил на вялые допросы, с которыми и в прокуратуре было ясно, что они не имеют никакой перспективы и высосаны из пальца. Дело не закрывали лишь потому, что отмашки не было.
Анатолий в открытую встречался с Натальей Дорской, пытаясь выудить хоть какие-нибудь ускользнувшие подробности. Встречался с Ивакиным, который принял бой и видел гибель Дорского.
Больше всего Анатолий потратил времени на беседы с дедом из дачного кооператива "Наука". Он хоть и был не особенно многословным, но поскольку прожил на даче полжизни мог знать многое, надо было только нужные вопросы задавать.
Коршунов практически поселился в поселке, все свое свободное время проводил там. Он помогал деду по хозяйству и расспрашивал, расспрашивал, расспрашивал не только его, но и всех, кто только сталкивался с убитыми насильниками.
В конце концов, кропотливая работа дала себя знать: из мельчайших деталей сложилась небольшая, но достаточно четкая картинка. Их было четверо: двое убитых, владелец рыжей собачьей шапки и здоровяк "Шерхан" - как окрестил его дед. Человека в собачьей шапке он называл просто -"урод".
Прежде чем расстаться, Коршунов подарил ему щенка взятого из Наро-Фоминского питомника. В своих расследованиях Коршунов так их и называл: Урод и Шерхан.
Выяснилось также, что Урода иногда видели на разных машинах, но чаще на золотистой десятке. Значит, остальные машины или были угнаны или предоставлены во временное пользование. Информаторы тоже ничего конкретного не выяснили. В отсутствие информации от агентов тоже была польза -это означало, что разыскиваемые не местные.
Коршунов вспомнил, что Ивакин сообщил, что когда он стрелял, машина дернулась и автомат выпал. Значит, Ивакин попал в кого-то? То, что это были не местные, было ясно с самого начала, но откуда-то они взялись, с кем-то общались? Перед тем как уехать Коршунов осмотрел хату и дворец за ним.
Дворец! Его строили, подвозили стройматериалы, архитектор планировал, землемер разбивал участок, а согласований потребовалось сколько?
Анатолий припомнил первые листы проектов все синие от печатей и подписей согласований. И Коршунов пошел по этому кругу.
Архитектор напрасно, землемер напрасно, строителей не найдешь, сплошь не местные, а вот газовщики? Здание недостроено, а газ подведен. Это же прямое нарушение, газ подключают только тогда, когда здание принято в эксплуатацию.
Анатолий отправился в службу газового хозяйства. Сети к дворцу проложили, но ждали, когда здание сдадут полностью, хозяев это не устраивало, они хотели вести отделку хоть части здания зимой и добивались подключения газа для отопления.
И добились. Хотя это было и не по правилам, но неожиданно сверху приказали. Пришлось согласовать подвод к деревянному домишке на участке, хотя газ подвели к дворцу.
От хозяев дворца приходил неприятный тип в лохматой рыжей шапке, наглый до безобразия, пугал, но его заставили принести доверенность от хозяина. Он принес. Адрес его Коршунов переписал.
Майор отправился в Москву, по месту прописки. Обыкновенная панельная пятиэтажка в старом спальном районе, недалеко от нескольких крупных предприятий. Звонка у квартиры не было, дверь многое пережила, но еще старалась выполнять свои функции.
Коршунов постучал. Сначала как обычно, потом нетерпеливо и громко. После этого раздался какой-то шорох, и дверь открыл неопрятный всклокоченный высохший мужик в давно не стиранной байковой рубашке.
Взгляд его был настолько мутным, что можно было заблудиться, при этом он, не мигая, смотрел только вперед, то есть в шею Анатолию.
Запах, распространяемый им, сообщал, что хозяин довольно долго продолжает непримиримую борьбу с зеленым змием, но змий не только никак не укрощается, но и переходит в атаку.
Внутри у него булькнуло, что это означало Коршунов не знал, поэтому на всякий случай показал четвертинку. В хозяине квартиры опять что-то булькнуло, он повернул и, не закрывая двери, зашаркал по обшарпанному коридору.
Майор решил, что это приглашение и вошел, нормальное жилье среднестатического российского алкаша: обои еще не висят лохмотьями, но на уровне человеческого роста настолько вытерты, что нельзя определить ни цвет, ни их фактуру.
Полы подметались явно в прошлом веке, то есть до начала битвы с огнедышащим ящером. Когда Анатолий вошел вслед за хозяином на кухню, тот уже стоял с протянутым грязным стаканом.
При этом он смотрел не на Анатолия и его бутылочку, а на край стакана, словно ожидая фокуса и, считая про себя, что на три в стакане появится живительная влага.
Коршунов ухмыльнулся, свернул пробку и налил ровно пятьдесят грамм, только после этого хозяин помещения посмотрел ему в глаза. Взгляд его был по-собачьи жалок и вопрошающий: добавишь или нет?
Коршунов завинтил пробку и убрал бутылку в карман.
Хозяин вздохнул и выпил, что дали. Только после этого у него прорезался голос.
- Зачем? - Спросил он и посмотрел на карман где хранилась четвертинка.
Комната была абсолютно пустая, если не считать кривого шкафа и дивана без ножек, их роль выполняли пары кирпичей под углами. Этот диван, когда-то в его молодости пытались разложить, но то ли хозяин передумал, то ли сам диван заартачился, но так и застыл в полураскоряченном состоянии, на поверхности его валялась груда тряпья.
Хозяин попинал ее. - Семерин, где мой паспорт?
Из груды тряпья, неожиданно для Коршунова, вывалилась голая рука, она казалась безжизненной, а поскольку не было видно, к чему она присоединена, то и отчлененной. Потом оттуда вынырнула голова. Глаза пытались открыться, но у них плохо получалось, поэтому они казались узкими щелочками, причем уже, чем у китайцев.
Хозяин протянул Коршунову стакан, и кивком головы указал на Семерина. Коршунов плеснул еще пятьдесят. Хозяин дал отпить голове ровно половину, а вторую употребил сам. После этого он приступил к допросу.
Тот наконец пошире открыл один глаз и, не найдя ничего интересного, снова закрыл. Это движение напоминало ракушечное, не хватало только воды.
Семерин выглядел небритым только последнюю пару-тройку дней. Глаза его приобрели нормальное округлое выражение, осторожно ступая по полу, он сходил на кухню, умылся, попил воды, только после этого он подошел к шкафу, достал носки, рубашку, обувь, пиджак, верхнюю одежду и не торопясь оделся
.Около павильона копошился низкорослый кавказец. Картонные коробки он складывал и заносил в павильон, а ящики укладывал за задней стеной своей лавки.
Он, как трудовой человек был занят делом, а они его отвлекали. Они поняли его, зато он сам ничего понять не успел, как оказался упертым лбом в стенку собственного павильона, а ударом ноги его ноги так широко развели, что он чуть не упал. Тогда он крикнул что-то по своему.
Из-за соседнего киоска выскочили двое более высоких и крепких его земляков. Один из них без разговоров сразу заехал в ухо Семерину, так, что тот упал и бросились на Коршунова.
Он бросил на них Махмуда и когда они все потеряли равновесие, одним ударом подсек. Они все рухнули. Семерин уже стоял, держась за ухо.
- Ну, ты прямо Крутой Вокер! - Обрадовано заключил он.
Коршунов отвел его в сторону.
Следующим вечером к лавке Махмуда подошел неопрятный бомж и сказал что с Махмуда два паспорта, две бутылки водки и закуска. Махмуд протянул сверток. Бомж заковылял в сторону Рязанского проспекта.
Он остановился около золотистой десятки и стал из свертка доставать бутылку, но проходивший мимо здоровый мужик, остановился и повернулся так неудачно, что сверток выпал и разбился. Они заругались друг на друга и оба обратились к водителю десятки, как к главному свидетелю.
Он вылез из машины, надел лохматую рыжую шапку и гневно посмотрев на бомжа, хотел поднять сверток.
Бомж в этот момент поднял сверток и, заглянув в него, покачал головой, оттуда понесло спиртом. Водитель развернулся и хотел сесть в машину, но мужик вцепился в него и тащил на себя.
Бомж ничего не знал, его подхватил мужик на этой самой золотистой машине у станции Чухлинка и привез сюда, сказав, что надо забрать сверток, выпивка и закуска из свертка - плата за работу. Его отпустили.
Выяснилось, что машина куплена на имя некоего подмосковного жителя Мишанова, который понятия об этом не имел. Паспорт у него не пропадал, в залог он его не сдавал. Единственно он отдавал его, когда подрабатывал в дачном поселке "Наука" и ездил за трубами. Тогда действительно, он получил на руки крупную сумму денег, оставив паспорт, но как только он привез трубы, паспорт отдали.
Коршунов узнал по номеру телефона московский адрес и приехал. Дверь открыла злющая бабуля. Сказала что снимали у нее такие квартиру, оставили паспорт в залог, сообщили что через пару дней перевезут вещички и сразу расплатятся, но не расплатились.
Паспорт бабуля держала при себе, Коршунов конфисковал его с очень хорошенькой фотографией "Урода". Вот он, паспорт Матеева Валерия Андреевича! Осталось узнать, кто там под его личиной скрывается. Фото очень аккуратно вклеено. Коршунов инстинктивно понимал, что данный гражданин в милицейской картотеке не значится. Но все равно это был уже кончик, за который, если как следует уцепиться, можно потянуть всю нить.
Анатолий заодно попросил номера междугородних телефонов по которым за эти два дня названивали. Он рассчитывал, что они звонили в его район. Бабуля принесла квитанции. Так и вышло: два номера. Коршунов поехал домой.
Один телефонный номер оказался в "Науке", а другой в самом городе, в старой части на Комсомольской улице со старой, местами еще дореволюционной, частной застройкой, большими огородами и садами.
Наблюдение установили на Пионерской улице, которая задами смыкалась с Комсомольской. Коршунов один и наблюдал, поскольку вся милиция была брошена на поиски убийц директора и основного акционера местного пищекомбината Курицына.
Курицын на Пролетарской улице купил себе целый этаж. Выходил он ровно в семь утра. Машина с водителем всегда ждала у подъезда.
В этот день, как всегда, было обычно. Еще было по зимнему темно, железная, с кодовым замком, дверь открылась, вышел Курицын и привычно подошел к машине.
Он даже не успел открыть дверь, как из-за угла вывернулись двое в черном, от шапки до ботинок. В руках у них уже были пистолеты. Они, не останавливаясь, на ходу открыли ураганный огонь по Курицыну.
Убийцы быстрым шагом прошли мимо и скрылись за углом соседнего дома. Они были настолько уверены в качестве своей работы, что не сделали даже контрольного выстрела. Это говорило либо о профессионализме, либо, наоборот, о любительстве, но, тем не менее, задачу свою они выполнили.
Курицын так и остался лежать у двери водителя, придавив ее и тому, чтобы выйти из машины, пришлось вылезать через соседнюю дверь.
В Курицына попали всего четыре раза, но было бы достаточно и одного. Потом нашли в соседнем дворе пару пистолетов ТТ китайского производства.
Таких наглых и откровенных демонстративных убийств в нашем городке никогда не было.
Кто-то кому-то показывал свои возможности и предупреждал, что шутить не будет. По видимому и для самого убитого это было новостью, поскольку он был без охраны и ни к кому, до самой своей смерти, ни с чем по поводу своей безопасности не обращался, а после нее было уже поздно.
Глава шестая.
Пищекомбинат все время работал прибыльно и был одним из немногих предприятий в районе, на которых район и держался. Работники получали высокую зарплату и устроится туда можно было только по блату, причем окончательное решение по каждому работнику принимал только сам Курицын.
Кому он дорогу перешел - непонятно. Ни в районе, ни в области у него конкурентов, как таковых, не было, с местной властью тоже особого напряжения не было, хотя у той возникали периодические позывы посильнее раздоить пищекомбинат.
Вся милиция, руководимая лично Мазейцевым, гонялась за неизвестно кем, даже губернатор взял дело под личный контроль, оказывается у Курицына были неплохие связи даже федерального уровня, не говоря об областном, а Коршунов с тоской наблюдал через зады огородов за домом на соседней улице.
Через два дня объявилась и золотистая десятка из которой вылезли "Шерхан" и "Урод". Они загнали десятку в гараж, демонстративно расчистили снег перед домом. Также они расчислили и проходы во дворе.
Работали они споро и через полчаса стало видно, что в доме живут, именно живут, а не обитают люди. Это обязанность домовладельцев чистить снег перед домом. И они резво выполнили эту святую обязанность. Вечером уехали на электричке в Москву.
Анатолий продумал, как попасть в дом. Он видел, как приехавшие незаметно осматривают метки на дверях и окнах, делая вид, что расчищают снег. Поэтому решил идти через крышу.
Коршунов заметил, что лист железа вокруг дымовой трубы гораздо больше, чем обычно делают. Вероятно бывший хозяин дома, чтобы не мучиться с отпиливанием куска шифера шириной в тридцать-сорок сантиметров, причем поперек волн, взял и уложил кусок железа прямо под конек.
Анатолий дождался, когда полная луна выглянет из-за туч и через пристроенный сарай забрался на крышу. Фонариком пользоваться было нельзя, освещения на улице не было со времен Перестройки и его могли сразу обнаружить и принять если и не за НЛО, то за ворюгу точно.
Районные бонзы и богатые новые москвичи, здесь не селились, хотя до центра города было рукой подать. Все дело было в Рыковской промзоне, которая была отделена от этой части города узкой полоской леса.
Там находились все строительные, транспортные предприятия, асфальтовый завод, поэтому там все время что-то грохотало, ветер доносил промышленную вонь, там прорывало трубы, земля была пропитана бензином и маслами, а дороги этой части города, в основном Комсомольская и Еловая, были разбиты тяжелыми грузовиками, которые сначала завозили груз в Рыково, а потом увозили.
Местные жители требовали построить объездную автодорогу в одну сторону на четыреста метров, а в другую на два километра, но понимания у властей их требования не находили, то надо было ремонтировать школы, то повышать зарплату медикам, то раздать подарки пенсионерам. В общем, всегда находился благоприятный повод, а иногда обходились и без повода, лишь бы не надоедали.
Власти жили в экологически чистых и не шумных местах, поэтому они относились к подобным выступлениям как к блажи. Поэтому ночью в этом районе даже бродячие собаки не бродили. Поэтому под светом полной луны, Коршунов сидел на крыше и гвоздодером поднимал коньковую доску. Гвозди настолько проржавели в брус
, что завываниями ведьм скрипели на всю округу.Наконец доска приподнялась настолько, что можно было просунуть ножницы по металлу и прорезать щели к гвоздям, после этого Анатолий выдернул лист и согнув, прислонил его к трубе., а потом и сам прислонился перевести дух и тут только заметил группу людей, которая шла посредине улицы и вглядывалась в крыши.
Напротив, дома, на котором находился Коршунов, они остановились и принялись что-то тихо обсуждать, при этом показывая руками в разные стороны.
Анатолий вжался в трубу, но при полной луне не заметить его было нельзя, при этом он неосторожно провел гвоздодером по листу железа и оно потусторонне скрипнуло.
Люди, а их было четверо, как по команде повернули головы на звук. Ему показалось, что они запоминают каждую его черточку.
Все решали секунды. Коршунов вспомнил, как пугали друг друга в детстве: быстро достал свой фонарик и, приставив его к подбородку включил. При этом издал вой. Люди на дороге замерли, а потом бросились в рассыпную.
Анатолий вспомнил слова из мультфильма и не удержался, чтобы их сказать, но поскольку в горле у него пересохло, то звуки получились низкими и шипящими: "Я ужас, летящий на крыльях ночи"... После этого посветил вниз и пролез на чердак.
Люк на чердак оказался без замка. В шкафу, вместо белья, оказались различные папки с бумагами, которые Анатолий торопливо перелистал.
И "Шерхан" и "Урод" были вполне добропорядочными гражданами, имели постоянную работу экспедиторов и возили товар в окружающие Москву области.
Фамилии на документах скорее были подлинные Крунтов и Ложин. Работали они на одной московской фирме -" Транспост ЛТД". Коршунов захватил несколько бумажек с реквизитами фирмы и паспортными данными Крунтова и Ложина.
Анатолий снова вылез на крышу, заложил железо, но гвозди забивать не стал, а просто опустил доску на железо, а гвозди так и остались торчать приподнятыми.
Утром, Коршунов отдал документы, зашедшему к нему, старшему лейтенанту Виктору Улихину, а сам проспал до полудня. Он решил не завтракать, а пообедать с женой - Людмилой, которая уже как неделю работала на швейной фабрике. Мазейцев все-таки додавил ее и она ушла из милиции.
От хлеба остались только сухие корки и Коршунов решил купить хлеб, а заодно проведать тестя и тещу Василия Матвеевича и Валентину Михайловну, на дочери, которых Юлии, был первый раз женат Коршунов. Там же и жили сыновья.
Шурка и Ромка, в этом году они заканчивали школу, но так и не решили куда поступать. Они учились на курсах при МИИТе, но учились своеобразно, они разбили предметы на две группы и каждый посещал только свои. Ребята подсчитали, что лучше выучить и сдать два раза один предмет, чем каждый из них - все. При этом они сэкономили половину денег, выданных отцом, но ему ее не вернули.
- Это наш бизнес! - Пояснили они. Ребята были близнецами и всегда старались пользоваться этим преимуществом.
Возвращаясь, Коршунов заметил на углу собственного дома "копейку" которая стояла очень неудобно. Она как бы стеснялась показаться, но и одновременно хотела обозревать весь двор.
Коршунов мимолетом отметил это про себя, но пересек двор и шел по околодомовому тротуару к собственному подъезду. "Копейка" медленно поехала ему навстречу, чтобы встретиться как раз около его подъезда. Анатолия это насторожило, он оглянулся, сзади никого.
Он зашел в подъезд, но не в ближайший, а в следующий. За двадцать с лишним лет службы в милиции все эти подъезды он досконально изучил. Поэтому и рискнул пройдя в более близкий подъезд к приближающейся машине.
В советское время, какая-то предприимчивая уборщица установила в том подъезде пустой электрошкаф для хранения собственного инвентаря. Уборщицы здесь давно другие, а шкаф так и стоит, правда им никто не пользуется. Запирался он просто: с помощью болта на боковой стенке. В шкаф Анатолий и спрятался.
В щель между створками, майор заметил, как в подъезд осторожно вошли двое, огляделись и прислушались.
Достали: один - пистолет ТТ, другой - нож. Один сел в лифт, другой стал медленно и почти неслышно подниматься по лестнице.
Коршунов выждал еще немного, вылез и сам подошел к лифту. Убедился, что лифт высадил своего опасного пассажира на последнем этаже, сам вызвал лифт. Кабина долго скрипела, нигде не останавливаясь. Наконец дверцы раскрылись. Коршунов поехал на девятый этаж. А потом начал осторожно спускаться вниз за преступником.
Куртку он снял, вывернул на изнанку и завернул в нее сумку с хлебом. Все сначала реагируют на знакомые крупные детали, поэтому он снял куртку и спрятал сумку, вязаную шапку сдвинул на затылок.
Вражеская облава встретилась на четвертом. Разговаривали они негромко, оружие убрали и стали спускаться вниз. Тогда Коршунов и вызвал лифт на пятый и стал осторожно спускаться.
Бандиты перехватывали лифт на третьем. Который с пистолетом, стоял рядом с лестницей и контролировал движение по ней, поэтому Анатолий видел его спину. Он положил куртку на пол и тоже замер на пролет выше. Лифт стукнулся и остановился. Зашипели, открываясь двери. В этом звуке Коршунов и прыгнул на пролет вниз.
Он приземлился на обе ноги и выпрямляясь толкнул руками ближайшего к себе в спину. Тот только начал поворачиваться на стук за спиной, но от толчка влетел в пустую кабину.
Второй, который с ножом, ударил Коршунова ножом снизу, Анатолий левым предплечьем отбил в сторону правую руку противника, схватил ее двумя руками и сделал излом кисти наружу. Нож со стуком ударился о плитку пола. Коршунов протянул, разворачивая спиной противника на себя и ударил пыром носка ботинка его под колено, тот стал оседать и Анатолий пнул его в кабину прямо под выстрелы его напарника.
В лифте выстрелы звучали особенно гулко. Как будто огромным молотом кололи кокосовые орехи. Двери стали закрываться, но нога второго не дала им сомкнуться. Первый, из-под расстрелянного товарища начал вытаскивать руку с пистолетом. Коршунов поднял за лезвие нож и метнул. Он хотел попасть в плечо, но попал в шею, мышцы после схватки не были эластичными и прицел оказался сбит.
Коршунов сбегал наверх на один пролет, взял куртку с сумкой и быстро сбежал вниз. "Жигуль" все также стоял перед подъездом, а из его, Коршуновского подъезда вывалился какой-то незнакомый парень, что-то торопливо запихнувший себе в карман.
Анатолий не торопясь пошел ему навстречу и чем ближе он подходил, тем изумленнее делалось выражение лица у его визави. Тот узнал Анатолия и не смог сдержать эмоций, не отводя взгляда от Коршунова, принялся судорожно засовывать руку в карман, пытаясь достать то, что только что убрал.
Анатолий кинул в него куртку и начал проводить боковой удар кулаком, но перед самой шеей кулак разомкнулся, и удар ребром ладони получился закручивающимся. Противник мешком рухнул на дорогу. Коршунов развернулся, чтобы атаковать и водителя в машине, как "копейка" резко газанула с места. Будь она конем, то непременно встала бы на дыбы. Коршунов спеленал пленного и потащил в свой подъезд на допрос.
Допросить Коршунову пленного не дали. Появилась дежурная машина.
"Когда милиция нужна, так не дождешься, а когда не надо, так тут как тут." - Неприязненно подумал о коллегах Анатолий.
Он еще не знал, что жильцы соседнего подъезда отважились выглянуть после стихшего грохота выстрелов и обнаружили двоих убитых. Ребята узнали Коршунова.
Людмила была дома. Они разогрели суп, сели обедать, но пришел сержант с дежурки. Пообедать он отказался, но сообщил, что у задержанного нашли острый, узкий длинный нож, сделанный из напильника, и корейскую радиостанцию.
Задержанный показал, что нож носит для самообороны, радиостанция взялась неизвестно откуда, наверное, Коршунов подбросил. Тот сам на него набросился, а до этого никогда не видел. Тех, двоих, он тоже не знает.
Коршунов позвонил прямо Мазейцеву в кабинет, тот оказался на месте. Анатолий прямо обвинил его в организации покушения на себя, при этом киллеры спутали и убили другого. В отношении последнего майор откровенно врал, Мазейцеву приходилось тяжело, а протежирующие ему верхи, негласно заняли выжидающую позицию. Мазейцев ничего не понимал, кто взялся ему так помогать, что только вредил?
Мазейцев не знал, за что хвататься, подчиненные не особенно жаждали помогать выкручиваться. Многие из них впервые точно осознали, что работать и жить по закону легче, чем, игнорируя это и ориентируясь на мнения верхов.
Сегодня одно мнение, завтра другое, а отвечать приходится не тем, кто это мнение выражает, а тем, кто это мнение выполняет! Попробуй-ка сегодня делать одно, а завтра совсем наоборот! Cегодня тебя за это милуют, а завтра за это же и наказывают! При этом стараются не давать прямых приказов, а высказывают пожелания, а ты думай сам: получится: ласково потреплют по щеке, даже косточку кинут, нет - пеняй на себя и отвечай! Тебя это делать никто не заставлял
, мало ли что сказали и мало ли что подумал! Конечно, думать не возбраняется, но и не поощряется!Жизнь по закону не приносит дивидендов, но дает спокойней жить. А тут еще это неудавшееся покушение!
Мазейцев сделал все, чтобы доказать что убили того, кого надо. Поэтому третьего выпустили, за недосказанностью. Тот даже написал под диктовку Мазейцева, заявление на то, что Коршунов необоснованно напал на него на улице, но как только вышел за порог - сбежал, даже не оставив этого заявления.
Мазейцев, чтобы Коршунов не кивал на него, попросил задержанного отнести заявление самому потерпевшему. Вроде человек с улицы пришел и требует справедливости.
Коршунов смог рассмотреть водителя "копейки". Он не был ни Крунтовым, ни Ложиным. Все ясно, Мазейцев пошел ва-банк. Или Коршунов мертвец, или Мазейцев в отставке. Неравноценно конечно, но такова жизнь.
Анатолий отправился посоветоваться к приятелю Петру Ехно, бывшему своему заместителю. Ехно потерял ногу, на первой чеченской войне и сейчас работал следователем. В следователи Коршунов его еле запихнул, поскольку Ехно стеснялся своей инвалидности и отказывался от любой работы, связанной общением с людьми.
От сидячей работы Петр слегка располнел и поэтому его огромные кулаки казались не такими арбузами, а смахивали на более изящные дыньки.
Ехно, как обычно, уперев локоть в стол, положил голову на кулак, все выслушал не перебивая. Помолчал, глядя на притихшего Коршунова и вынес вердикт: простой но не ясный. Он сказал: "не знаю"!
Это все прописные истины, а ты не в начальной школе. Березовский до того обнаглел, ладно бы воровал, так еще стал эти правила и устанавливать, за это и пострадал. Так вот Мазейцев это Березовский нашего районного масштаба. Плевал он на всех. Таких называют отморозки. Есть правило, если сцепились, то детей и родственников не трогать, а он жену твою - Людмилу дожал, вынудил уйти, а ей несколько лет до выслуги осталось! Что он еще предпримет? Этого никто не знает. Я тут с одним авторитетом пообщался, он сказал - беспредел! В наших рядах! По отношению даже к своим сотрудникам! Не говорю о простых смертных! Не у них! Бандит мне заявляет, что в милиции беспредел, ни законов, ни понятий не выполняют! А уж он столько зон прошел! Да ты его знаешь! Корчма зовут!
На выходе Коршунов столкнулся с Пашей Кошкиным, начальником вневедомственной охраны. Тоже майор, но всегда обращался к Коршунову только по имени-отчеству.
Это началось тогда, когда Коршунов был зеленым лейтенантом, а Кошкин не менее зеленым рядовым вневедомственной охраны и ходил заниматься в секцию к Анатолию на самбо.
Так молча они проехали до самого кладбища. Кошкин остановился и стал делать маневры для парковки, правда, он вставал так, чтобы нос машины смотрел на дорогу.
"Трешка", которая преследовала их от самого здания УВД, припарковалась за автобусной остановкой. Ребята явно не хотели светится.
Из-за первых посетителей места последнего успокоения, преследователи поздно заметили этот маневр и поэтому отрыв составил метров триста.
Они на совершенно неприличной скорости выскочили на Пролетарскую улицу, которая наряду с Советской считались центральными улицами города, а не Центральная, как кто-то мог бы подумать.
Центральных было две. Центральная вторая проходила сквозь достаточно новые кварталы и микрорайоны, но ее считали главной центральной, поскольку о ней знало больше народу.
Еще одна Центральная, которая считалась первой, как по времени рождения, так и по многолетнему оправданию своего названия, была в старой части города, среди частной застройки, но про нее кроме местных жителей мало кто знал.
Пролетарская закончилась быстро, по мосту перемахнули речку Пустышку и направились в сторону деревни Вельяминово. Замелькали заснеженные ели. "Трешка" осталась где-то позади.
После этого приятель Кошкина, Петр Ильин совершенно откровенно начинает заявлять, что ремонт Кошкинской машины лежит на совести Коршунова.
Коршунов и Ильин взаимно недолюбливали друг друга, но за что конкретно, никто бы из них и не объяснил.
Судя по слухам, ходивших в милиции, Кошкин перепробовал почти всех женщин в городе и теперь вышел на просторы села.
Кошкин резко остановился перед воротами фермы. Коршунов вылез и зашел в густой навозный воздух коровника. Где тут спрячешься, когда все видно от стены до стены.
Чернобелые холмогорки равнодушно посмотрели большими грустными глазами на незнакомого человека. Анатолий заметил в проходе у стены кучу какой-то травы. "Силос" решил обозвать эту траву он. В траве торчали вилы. Он взял их и спрятался за ближайшей колонной. Среди рогатых животин прятаться не рискнул, как городской житель он считал всех коров потенциальными быками для корриды.
Снаружи раздался визг тормозов и хлопанье дверец. Коршунов напрягся, обжимая угол колонны. Створка ворот с легким скрипом нелегко приоткрылась и вначале показался пистолет с головой в черной вязаной шапке, а после того, как голова обозрела все вокруг проявилось и все тело...
Около Кошкинской "девятки" оставили одного человека, а "трешка" поехала в объезд фермы, чтобы перекрыть другие выходы.
Оставшийся закурил и стал нервно оглядывать местность, внимательно прислушиваясь к происходящему на ферме. Руку с пистолетом он держал за спиной, ласково прикрывая другой сталь оружия. Ничего не заметив подозрительного он повернулся к машине спиной и выглянул за угол фермы, в след уехавшей "трешке".
Машина, практически сев на пузо, медленно пробиралась по тракторной колее вдоль стены коровника с полиэтиленом вместо стекол окон...
За спиной что-то щелкнуло и он почувствовал что произошло какое-то движение. Он резко повернулся, направляя пистолет на ворота и только после этого обнаружил, что задняя, грузовая дверь "девятки" приподнята, а на него смотрит ствол пистолета. Этот пистолет показался ему хоть и массивным, но игрушечным, скорее несерьезным, но из багажника ему совершенно серьезно заявили:
Разве можно объяснить придурку разницу между пневматиком и настоящим ПМ. Вздумать грозить детской пукалкой. Он просто изрешетит его в этом багажнике.
Боевик только в мыслях обозначил свои будущие движения, еле шевельнулся, как ощутил в правом глазу жгучую боль и что-то горячее потекло по щеке. Он выронил пистолет и схватился за глаз. Дверь багажника поднялась полностью и оттуда выкарабкался скрюченный Кошкин.
Он спокойно захлопнул багажную дверь и, подойдя к раненому, поднял его пистолет.
Его шатало от обочине к обочине, он никак не мог приспособиться к ощущению мира через один глаз. Паша выстрелил в воздух и тот побежал, поскальзывая и спотыкаясь и только на бегу он начал потихоньку понимать, что ценой глаза откупился об более худшего - его могли с легкостью и пристрелить
!.Коршунов перестал дышать, он прошедший множество перестрелок, прекрасно понимал, что против пистолета никакие вилы не помогут. Один шанс - противник рядом и внезапное нападение на него, тогда только шансы могут как-то выровняться, да и то если хорошенько повезет.
Противник подходить не желал он присел и рассматривал перспективу коровьих хвостов и ног, но все эти конечности сливались в одну большую медленно шевелящуюся стену.
Коршунов уже научился различать, дыхание, жевание и переступание коров. На улице громыхнуло, противник со стуком дернулся, развернулся и побежал к выходу.
Коршунов выглянул. Враг не дошел до него буквально пары шагов. Тот подбежал к воротам, Коршунов метнул вилы. Скорее вилы окарябали только бок убегавшего, поскольку пригвоздили его к воротам, а он не издал ни звука.
Коршунов подбежал, забрал оружие и связал его руки куском проволоки, которым была привязана поилка к кормушке. После этого он вывел пленного наружу. Кошкин стоял, широко расставив ноги нацелив на них пистолет.
Машину сразу занесло и она въехала в снежную стену, хотя намеревалась расплющить их обоих о кошкинскую "девятку".
Кошкин подбежал к машине и выкинул из-за руля водителя на снег. Такого озверелого Кошкина Коршунов видел впервые. Он подумал, что Кошкин так расстроился из-за того, что чуть было не остался без собственной машины или, что, вернее, машина без собственного хозяина, но Кошкин, перевернув водителя, с живота на спину, удовлетворенно хмыкнул.
Кошкин кинул ключи. Коршунов поймал их и отъехал.
Кошкин повез их к городу, но не в город. Снова через Вельяминово, потом по другому мосту через заснеженную речку Пустышку, деревню Лужки и остановились у развалин бывшей городской лодочной станции на берегу озера.
Несколько лет назад мэр посчитал, что слишком жирно платить за охрану зимой пустых лодок. Вневедомственная охрана пост сняла, через месяц все сгорело. Кошкин вытащил пленного и посадил на сугроб, или на то, что он скрывал и распутал проволоку.
- Первая группа поумней была! - Прервал молчание Коршунов. - Хотели под бытовуху, - в подъезде зарезать!
но Коршунов перебил его, - всего никто не знает, но тебе я расскажу!
Часть вторая. Romani (римляне)
Глава первая.
Деревушка Ворково была недалеко от города - поле перейти. Но ее давно все уже называли Вороньей слободкой. Там жили одни цыгане. Конечно, раньше знали о них только то, что кочуют, играют на гитарах и поют песни. Их свободолюбивые натуры не могли позволить себе долго пребывать в одном месте, поэтому от продолжительного застоя томились и мучались. Неожиданно сначала они купили один пустующий дом, потом другой. Когда пустующие дома закончились, жители с радостью начали продавать свои и переезжать в город.
Деревня хоть и была рядом с городом, но к ней не было нормальной дороги, а была наезженная колея по полю. Не было там и водопровода. Электричества тоже часто не было. Провода обрывались. Поэтому любой местный старался любым способом слинять из деревушки, а цыгане старались, чтобы рядом осели одноплеменники.
О Ворково забыли все, даже участковый появлялся редко - ну раз в год. Ворковские жители в округе своей деятельностью не занимались, да и в городке показывались редко. За счет чего жили, никто не знал, да и не интересовался.
На заре новой России вдруг заметили, что деревню активно посещают люди самых разных социальных слоев.
Некоторых отловили и оказалось, что они наркоманы и ездят отовариваться в Ворково. Первый же налет милиции дал богатый улов, мешками маковая соломка, килограммами анаша, эфедрин, опиум, немного героина и даже экзотичный кокаин. Это был первый и последний крупный успех милиции.
Цыгане обленились, зачем бегать искать клиентов, если они к тебе сами идут? Да и риска меньше у себя дома, чем на просторах городов и весей, где чуть ли не каждый, если и не стремится тебя обчистить, то плюется и шарахается в сторону.
Расслабились тем, что их никогда не трогали и попались. Правда, никого не посадили: матери-героини взяли все на себя, сославшись на то, что их многочисленных чад надо кормить. Притом, что других детей не столь плодовитых матерей они через наркотики уничтожают, их нисколько не волновало - гои!
Так самый свободный народ, которому принадлежал весь мир, сам стал рабом - денег.
Цыгане приняли меры и теперь любой незнакомый человек без пароля ничего не получал, а любые подозрительные передвижения в округе сразу становились известными в деревушке. В нее потянулся и местный народ одни с деньгами и вещами за дурью, другие за работой и за дешевыми вещами.
Местные мужики строили им аляповатые кирпичные хибары, женщины убирались в них, а бывшие попрошайки покрикивали на них.
Отцы и матери зарабатывали, а сыновья и дочери крали и отнимали заработанное и несли обратно в деревушку. Только теперь ее называли Вороньей слободкой. Если денег не было, то цыгане брали все, что имело цену. Как вороны что сносили в свои гнезда все блестящее в округе.
Начальник отдела по незаконному обороту наркотиков Володька Бахметьев рвал на себе волосы - это была черная дыра всего района и если кто хотел попенять ОНОН, то припоминал Воронью слободку. Но с другой стороны если требовалось нарубить палок, то есть выполнить план по задержанию, достаточно было посидеть в кустах рядом со слободкой и поймать сколько нужно как гонцов, так и уже прямо на месте наширявшихся наркоманов.
Так они и сосуществовали перманентно воюя друг с другом и еще неизвестно было, кто кому больше приносил пользы.
Жаркий конец апреля показал, что и лето будет жаркое, но никто не ожидал насколько жаркое оно будет. Жаркий сахарский антициклон завис не только над европейской Россией, но и над Сибирью. Даже в столице холода - Оймяконе температура зашкаливала за тридцатник. И хотя все с зимы ждали
тепла, но такая жара через неделю стала утомлять, а потом и раздражать.Только наркоманам было хорошо: их ни холод ни жара не раздражали, а лишь отсутствие дури. Зато от жары дурели все. Вот в такой дурноте и застал Бахметьев начальника УГРО майора Коршунова. Окно его кабинета было нараспашку, но это только прибавляло жары, хотя и глядело на север.
- Анатолий Николаевич! - Присел на стул напротив Коршунова Бахметьев. - Хотел с тобой посоветоваться!
Коршунов кивнул, словно он за этим и ждал Бахметьева, хотя по застывшей физиономии было видно что он мучается своей собственной дилеммой и ему не хватает только чужых проблем. Володька так был озабочен своей, что не заметил выражения лица Коршунова, а может не захотел замечать. До майора наконец дошел весь смысл сказанного капитаном, и он вернулся на поверхность из глубины своих раздумий.
- Володь, потерпи, у меня сейчас людей нет! - Бахметьев постоянно прибегал к помощи сыщиков для слежки или задержания, поскольку личный состав его отдела составляли три человека включая его, и, всех их, местные, да уже и не местные наркоманы знали в лицо.
- Да я не о том! - Постарался его успокоить Бахметьев и при этом помахал на Коршунова сложенной газеткой. Это дало благоприятный эффект, Коршунов расслабился и уже более доброжелательно посмотрел на Бахметьева.
- Понимаешь, наркоманы жалуются! - Бахметьев выдержал мхатовскую паузу и, видя, что Коршунов после этих слов еще сильнее заинтересовался разговором, продолжил.
- Житья им милиция не дает! - Бахметьев опять замолчал.
-
Тебе жаловались? - С интересом спросил Коршунов.- Мне! - Ответил Бахметьев и опять замолчал. Он увидел что его слова произвели, наконец, должный эффект и он постарался потянуть его подольше.
- Ты у них в авторитете? - Хитро блеснул глазами Коршунов, вытирая мокрым носовым платком, пот со лба. Он догадался, что Бахметьев не столько морочит голову, сколько красиво подает проблему ему на рассмотрение. - Вроде смочишь и не так жарко! - Пояснил он, кивая на платок.
- Они ко мне делегацию прислали, хочешь послушать? Я, например не знаю что делать! - Бахметьев ладонью смахнул испарину со лба. Ладонь была такая же мокрая, как и лоб.
- Не тяни, а то я растаю! - Пожаловался Коршунов. - Не хватает мне еще кассеты с их признаниями выслушивать!
- Кто-то из наших отбирает у гонцов дозы, те идут вновь за деньгами и опять покупают! И притом тоже самое! Получается, что наркоту наши сдают цыганским барыгам и заодно их и прикрывают! Ну что, направить в службу собственной безопасности?
- Если ты этого не сделаешь, они пойдут к кому-нибудь другому и тебя заложат! - Коршунов взял газету у Бахметьева, и сам стал обмахиваться.
- Слушай, Володь относи их заявление Шевкунову, пусть он по инстанциям отправляет, а мы... мы сегодня сможем? - Бахметьев кивнул.
-
Тогда начирикай, что, кто, где и как! - Коршунов проводил Бахметьева до дверей. - А ты тут не при чем! Я же не знал, что ты рапорт подал! У нас как раз палок по задержанию и раскрываемости в этом месяце недобор, так что мы там и попасемся! Только никому ни слова, даже своим!Жизнь теперь начиналась с заходом солнца, народ выползал на улицы, и нельзя сказать, чтобы прохлаждался, поскольку температура ночью была такая же, как таким же летним днем год назад, но отсутствие слепящего ока на небе и легкий ветерок разгоняющий жар от раскаленных камней и асфальта, создавали иллюзию прохлады.
Наркоманы особенно не таились, курсировали и днем и ночью. Как только возникала потребность. Они приезжали на своих машинах, такси, те, кто располагался рядом, ходили пешком.
Днем сидеть в засаде было убийственно, поэтому засели с заходом солнца. Засели не около деревни, а у края поля на выходе колеи на дорогу. Пришли пешком, машину укрыть не где! Кругом поля да низкорослые кустики в которых не то, что УАЗик, но и любая легковушка заметны.
Днем Коршунов уже проводил рекогносцировку, наркоманы сновали не часто, по одному-вдвоем, но регулярно, иногда даже подскакивали машины, но милиции пасущей их, замечено не было. Значит все правильно, ребята выходят ночью, чтобы их и машину особо не запомнили. Хотя весь отбор наркоты строился на испуге, что посадят и на благодарности, что отпустили и не посадили. Кому жаловаться на милицию, что она отсрочила ширялку?
Дорога выходила из леска, и там замелькали фары приближающегося автомобиля. Около колеи он сбросил скорость, свернул на нее и медленно затрусил по полю. В леске снова замелькали фары, но на выезде они погасли.
- Это они! - Махнул рукой в сторону погасших фар лейтенант Максим Семенов.
- Тогда идем к Вороньей слободке! - Распорядился Коршунов. - Будем брать около домов.
Они пересекли поле и залегли у кустов, возле которых колея превращалась в улочку. Всего-то дюжина домов, а в районе они были что-то вроде золотого треугольника, дурь в районе начала победное и массовое шествие именно отсюда.
Затоваривавшиеся наркоманы поехали обратно. Девятка уже довольно вальяжно, а не напористо, покачивалась на ухабах. Засада осталась на месте.
Прошло еще минут двадцать. Теперь свет фар прыгал по полю разгневанно. Водитель "девятки" не жалел подвески. Машина подъехала к третьему дому с крепким высоким забором. Послышалось настойчивое бибиканье, удары по деревянным воротам, а потом и громкий разговор на повышенных тонах, временами переходивший на визг. Постепенно все успокоилось, и машина стала разворачиваться.
- Давай! - Приказал Коршунов. Щуплый Семенов вылез из кустов и встал посреди дороги. Сзади на него наезжала девятка.
Она пару раз тревожно вякнула клаксоном, но Семенов не обратил на это внимания. Он медленно перемещался по оси дороги, а кусты с двух сторон не давали его объехать. Руки его на уровне груди были слегка раздвинуты в стороны. Со стороны казалось, что Семенов бредет по грудь в воде. Сидельцы в машине не обладали особым терпением, машина остановилась, хлопнули дверцы.
- Ну ты торчок! - Крикнули от машины. - Совсем наширялся, что ничего не слышишь?
Семенов оглянулся и пошел чуть быстрее к тому месту, где кусты заканчивались.
- Ну, то-то! - Удовлетворенно хмыкнули у машины, но Семенов остановился.
- Сами гавнюки! - Громко и отчетливо произнес он. Его собеседники не выдержали такого оскорбления и бросились на него.
Их тотчас сбили с ног и спеленали. Под видеосъемку провели обыск, нашли полграмма героина и оформили протоколом. Задержанные молчали, только один буркнул что-то вроде того, что на милицию им сегодня везет. Оперативники переглянулись и ничего не сказали. Задержанных сковали и уложив на заднее сиденье девятки повезли в дежурную часть. Эту миссию доверили Семенову.
Тот доложил, что на выезде с поля на дорогу заметил у поворота машину с потушенными огнями. Контроль. Коршунов встал и стал смотреть через поле. Фары зажглись и машина медленно сползла с дороги на колею. Те ждали, когда машина с наркоманами уедет, чтобы сдать отнятое обратно барыгам.
Единственным местом около дома, где останавливалась девятка, оказалась скамейка, где с трудом и уместился Коршунов. Все остальные остались около кустов.
"Жигуль" ПМГ пропыхтел около кустов и остановился рядом с Коршуновым. Пассажир вылез из салона, поправил за спиной автомат и позвонил в звонок условным сигналом. Потянулось мучительное ожидание. Хотя Коршунов лежал под скамьей и недолго, но в скрюченном состоянии от неудобного положения, ноги затекли. А плечо, на котором он лежал, даже онемело.
По дорожке от дома послышалось легкое шарканье домашних шлепанцев. Дверь около ворот открылась и оттуда вышла низенькая худая женщина, больше похожая на подростка.
- Ты Кармен долго ходишь! - Вместо приветствия обратился вылезший из патрульной машины.
- Я не Кармен! - Ответила цыганка.
- Да какая, хер, разница! - Грубо ответил он цыганке. - Давай две тысячи, получай свой героин!
Цыганка протянула деньги, он их взял, но товар отдать не успел, из-за машины выскочило два человека и повалили его наземь. Цыганка хотела юркнуть к себе в дом, но путь ей преградил Коршунов.
- Я многодетная мать, мне ничего не будет! - Брызнула она слюной в Коршунова.
- Посмотрим! - Невозмутимо ответил он и нацепил ей наручники, пока она не вздумала царапаться. Потом вынул из кармана грязный женский платок и завязал ей рот. Цыганка была настолько растеряна, что не закричала, чтобы поднять тревогу. Только после этого он вытерся от брызг ее слюны.
Водитель милицейских "Жигулей" так и не понял, что за возня проходила буквально в метре от него. Все было сделано тихо. Он понял что, произошло, что-то не то, когда двери в машине раскрылись и на заднем сиденье оказались его товарищ, цыганка и два оперативника. Рядом с ним бухнулся здоровенный майор, который коротко приказал.
Обыск задержанного и допрос проводили в кабинете Коршунова. У него достали комочек бумаги, в котором оказался белый порошок.
Тот писал примерно две минуты. Коршунов прочитал и сделал замечание.
Будут больные дети наркоманов или рабы, которые будут гнуть спину на новых хозяев. Ты будешь! Я к тому времени буду старый! Они же в героин подмешивают заразу от умерших от СПИДа, гепатита, холеры! С ними нельзя договориться! Для вида они подпишут все, что нужно, но будут гнуть свою линию! И запад им будет в этом помогать, как помогал в Косово, как помогает в Македонии! И не делай вид, что ты этого не знаешь, не надо говорить, что ты хотел просто заработать, ты просто не хотел это знать, но знал!
Глава вторая.
Летом количество населения в районе из-за дачников возрастало в пять-шесть раз и милиции приходилось вертеться, поскольку штат им не увеличивали. Помогало только то, что присылали курсантов милицейских учебных заведений на стажировку и всю мелочевку связанную с затратами времени можно было спихнуть на них. К ним в район прислали восьмерых, Коршунов отобрал троих для себя, но один уперся и хотел пойти только в участковые. Кто только его не уговаривал и сам начальник отдела участковых инспекторов подполковник Прохоренко и замначальника по криминалке, но Андрей Антолов стоял на своем - только в участковые.
В конце концов все устали убеждать, можно было и приказать, но у стажеров было формально принято спрашивать пожелания, а потом предлагать. Все обычно соглашались с предложениями, а Антолов уперся. У этого маленького тонкокостного невзрачного мальчика оказался железный характер. Чтобы ему служба медом не казалась его, и засунули на участок, включавший Воронью слободку. Участковый быстро ввел его в курс дела, и сам поспешил смыться в отпуск, обрадовавшись неожиданно свалившемуся счастью.
Своего транспорта на участке не было, поэтому участковые перемещались с оказией: пользовались дежурными машинами или использовали друзей и знакомых. Антолов не мог воспользоваться ни тем, ни другим - новичок.
Этот белобрысый паренек все равно перемещался по своему участку. Побывал во всех населенных пунктах, познакомился с особым контингентом, руководителями, и, наконец, добрался до Вороньей слободки. Он делал так, как было положено по инструкции и из-за этого добавлял себе кучу разных дел.
Он по хозяйски обошел деревушку побывал в каждой хибаре, обошел все дворы. В последнем дворе на него бросился огромный лохматый кавказец.
Хозяева не успели убрать с подсушивания маковую соломку, а заодно решили проверить на слабо молоденького милиционера. Пока собака будет его гонять, они хотели убрать всю траву с просушки из холла.
Андрей подставил планшет под пасть злобного кавказца и стукнул кулаком сверху по голове пса, его кулак утонул в шерсти между отрезанных ушей.
Удар, конечно, даже не оглушил пса, но слегка сбил с толку, поэтому он крепче сжал своими акульими клыками новенькую планшетку. Андрей хотел схватить его за ошейник, но на нем по всей окружности торчали острые металлические шипы. Тогда он схватил за шерсть на затылке и приподнял тяжелого пса, при этом одновременно разворачиваясь и нанося удар пяткой в грудину.
Пес недоуменно екнул, словно подавился и выронил планшетку. Цыганка, спустившая его с цепи, что-то гневно крикнула по цыгански на пса.
Он снова недоуменно посмотрел на нее, словно спрашивая разрешения закончить дело миром, он не понимал, что встретился с представителем власти, но понимал что это равный, а возможно, и превосходящий его противник. Она снова крикнула на него и он прыгнул, пытаясь положить свои лапы на плечи противника и сбить своей массой его на землю. Ни рвать, ни кусать приказания не было. Он понял то, что не мог понять Антолов. Цыганка приказала ему приветствовать Андрея. Приветствие заключалось в возложении лап на плечи. На этом все и должно было закончится. Андрея бы подняли очистили, сунули бы денег за причиненное беспокойство и этим невзначай как бы продемонстрировали кто в слободке хозяин. Во всем этом хорошем плане был один минус - Антолов этого не знал, поскольку не знал цыганского языка и посчитал, что собаку на него натравили.
Собаке удалось сбить на землю Андрея, учитывая то, что он не намного был тяжелее пса. Тот упал на спину, но перед этим участковый сделал полукруг левой рукой. Его руки разошлись в стороны, а ногами он уперся в грудь пса, кавказец заскулил, а потом и завизжал от острой боли, впившейся в его шею, напряжение его мышц ослабело, Андрей скинул его с себя, перепрыгнул ему за спину и резко рванул руки в сторону, пес взвизгнул и умер. Цыганка, собиравшаяся дать собаке отбой, стояла замерев, прикрыв от удивления рот рукой. События развивались не по их сценарию.
Антолов вытер тонкую проволоку от крови об шерсть и сложил ее в карман, цыганка так ничего и не поняла в его манипуляциях. Когда Андрей поднял планшет, она бросилась бежать к крыльцу, но полевой планшет ударил ее в голову и она упала на крыльцо. Тогда на крыльцо вышел сам хозяин.
Андрей подошел и двинул ему локтем под дых, хозяин согнулся, Антолов подвинул его и прошел в хибаристый дворец.
Цыган выскочил вслед за ним с ножом в левой руке, но за счет разгиба ног получил удар в грудь и влетел обратно в холл. Он удержался на ногах и обороняюще махнул ножом пару раз вокруг себя.
Андрей не спешил нападать на него - он нес десятилитровую канистру с керосином, которую нашел в сенях. Из-за частого пропадания электричества в слободке часто пользовались керосиновыми лампами и пищу готовили на керосинках.
Антолов откупорил горло канистры и кинул ее в цыгана, тот увернулся и упавшая на пол канистра стала выливаться на соломку.
Хозяин вскочил и хотел затоптать его, но, получив ногой в грудь, оказался на канистре. Огонь все разрастался, потрескивал и пожирал все новые и новые стебли соломки и стал таким, что его затоптать стало невозможно. Между противниками стала стенка огня все больше и больше превращавшаяся в стену пламени. Загорелся паркет. Он с готовностью предоставил огню свою лакированную поверхность и радостно потрескивал, превращаясь в дощечки угля.
Антолов усмехнулся и вышел во двор, стоявшую бочку с дождевой водой он опрокинул, вода зажурчала, а иссохшаяся земля с радостью восприняла неожиданную влагу. Андрей схватил пса и перенес его на крыльцо, бросив его у закрытой двери. Он вышел со двора и оглянулся. Кирпичная хибара хоть и была окружена большим, крепким забором, так еще и на окнах имела решетки. Андрей усмехнулся и пошел через поле к городу.
С утра он мотался по участку и в отдел попал только к обеду, где его встретили новостью, что на его участке, в Вороньей слободке сгорел дом с хозяином и его женой. Оказалось, что тот выронил трубку на пролитый его женой керосин, дом запылал. Они пытались вылезти через крышу, но дом был построен на совесть, они сначала задохнулись, а потом обгорели, сгорела также и собака, привязанная к крыльцу.
Начальство использовало его на полную катушку, тот отслужил положенный срок и хотел уволиться, но ему пообещали полковника и он решил годик еще потерпеть. Терпел уже два.
В коридоре Антолов встретился с начальником УГРО Коршуновым.
До садоводов Антолов добрался к вечеру. Ему показали побитых мальчиков. Рядом с этими мальчиками Андрей выглядел пацаном.
Андрей пошел в деревню. Деревня была обычной подмосковной, которую с одной стороны коснулся тлен и разорение, а с другой величие и богатство. Причем эти касания распределились традиционно: разорение - местным, величие - пришельцам
.При этом величественные дворцы и ухоженные территории вокруг них, затмевали то, что основная масса столичных жителей жила несколько лучше подмосковных, но роскошь, которая била всем по глазам, могли себе позволить немногие.
Особенностью деревни было то, что ферму смогли сохранить и пятьдесят оставшихся коров еще давали какое-то молоко, но коровы были бельмом у владельцев особняков, окружавших ферму.
Коров приходилось гонять на поле, находившееся за особняками и гонять по дороге. В результате чего колеса благородных машин имели возможность вляпываться в лепешки оставленные животными и привозить деревенский запах за крепкие ворота в новорусскую жизнь. А с учетом розы ветров, ранней дойки и пастьбы, мычанья коров, криков пастухов, жизнь богатых превращалась в обычную деревенскую жизнь, которая не требовала строительства таких замков. Такая пейзанская пастораль им активно не нравилась.
Конечно они пытались закрыть ферму, но обломали на этом зубы, поскольку выяснилось, что этой фермой руководство бывшего колхоза прикрывает свою отнюдь не сельскохозяйственную деятельность, и что две доярки, пастух и механизатор занятые на обслуге коров не просто единственные работяги на одиннадцать человек руководящего состава, но и попросту бесправные рабы председателя, который как бы из милости, позволял им жить и питаться рядом с коровами. Они были не местными. Все были русскими и председатель и рабы и коровы.
Руководство района тоже не пошло на закрытие сельхозпредприятия, поскольку взятка, предлагаемая за это, была одноразовой и меньше, чем регулярно оказываемая помощь несчастному сельскому хозяйству бюджетами всех уровней.
Местные, если могли, то работали в райцентре или даже в Москве. Если не могли, то ковырялись на своих огородах и жили за счет них или пьянствовали. Молодежи, так вообще нечем было заняться.
Непрестанное ковыряние в земле предков, в сравнении с шикарными бездельничающими соседями за крутыми заборами, явно проигрывало, поэтому дети не желали идти по пути родителей, а по пути богатых не было возможности и все выливалось в банальное времяпрепровождение с пьянкой.
Антолов дошел до торгового центра и, хотя уже были сумерки, но на автобусной остановке никого еще не было. Тогда он зашел в ближайший дом. Там проживала пенсионерка-москвичка давно купившая себе этот домик, оказывается она была в курсе всех вещей, проходящих на остановке. Павильон находился в пяти метрах от ограды и в десяти от домика. Антолов представился и попросил рассказать, Алевтина Васильевна рассказала.
Оказывается молодежь начинает собираться после одиннадцати, а с учетом того, что водкой и пивом в центре торгуют круглосуточно все торчат на остановке. Если дождь - есть крыша, лавочки, мусор удобно к забору бросать, там же и естественные надобности справлять. Музыка на полную катушку, рев мотоциклов, шум, крики и все почти до утра.
Она ходила жаловалась в администрацию района, чтобы для детей клуб открыли, пусть там собираются, чтобы хоть какие-то мероприятия проводили, чтобы ребят занять, но ей сказали что пусть сама этим и занимается, а их такое положение устраивает. Клуб не для того закрывали, чтобы по требованию какой-то москвички открыть, для двух десятков местных и трех приезжих.
Он сам все каникулы проводил на даче, да и сейчас, проходя стажировку, жил там же. Его дача находилась недалеко от Вороньей слободки. Васю с Петей заботливые родители пораньше уложили спать, но Андрей поднял их и, не стесняясь родителей, рассказал, все, что их ожидает, если они сами не помирятся, потом повернулся к родителям.
Глава третья.
Утром, в Вороньей слободке взорвался дом. Он был соседним, рядом со сгоревшим. Взорвались газовые баллоны. Никто не пострадал, поскольку из-за жары все спали на улице под деревьями. Пожарные приехали слишком поздно, когда тушить было нечего!
Вечером Мирча возвращался домой чрезвычайно довольный, он не только повидался с родственниками, но они помогли ему приобрести у знакомых таджиков дешевого героину. Мирча все заранее подсчитал, если разбавить и продавать по дозам, хватит не только на новую партию товара, и на новую машину и еще останется. В этот кулек он вложил все деньги, что у него были. И теперь это грозило грандиозной прибылью. Все от зависти сопли пустят, особенно те, кто тихо презирал его за то, что он начал позже всех, и поэтому не был так богат.
Его "трешке" уже было двенадцать лет она вся скрипела, ржавела и сыпалась. Совсем новую он брать не хотел, не к чему внимание привлекать. "Девяточку" двух-трехлетку.
У Мирчи были золотые руки. Любой мертвый механизм в его руках оживал и при этом его никто ничему не учил. По старой цыганской привычке они угоняли коней, но только железных. Одних они разбирали, других они переделывали. Им везло и они ни разу не попались. При этом Мирча незаметно от своих еще и подрабатывал ремонтом в автосервисе в Москве, а заработанные деньги объяснял удачными самостоятельными кражами. Он пользовался и в автосервисе и у клиентов огромным уважением. Особенно ему удавались жестяные работы.
Мирча с удивлением обнаружил что никто не обращает внимания на то, что он цыган и к нему относятся как к своему. Но тут поперли наркотики, прибыль от которых затмевала все!
Соседи строили огромные дома, покупали машины, обзаводились слугами. Он не мог остаться в стороне, чтобы не вызвать презрения соседей. У него тоже появилась громадная хибара, но вот новую машину он мог позволить себе только сейчас. Точнее через две недели, когда товар принесет первую прибыль, достаточную и для покупки машины.
Он знал, что некоторых соседей милиция принудила принимать наркоту, отобранную ими у наркоманов. В результате прибыль получали все. Мирче тоже такое предлагали, но он отказывался, поскольку понимал, что такая дружба рано или поздно приведет к плохому результату.
Он повернул на дорогу, ведущую к полю, проскочил лесок, а вот и знакомый пустырь, по которому шла родная колея. Неожиданно раздались какие-то хлопки, и машина резко осела на правую сторону. Он остановился и вышел из машины, но наклониться к колесу не успел, в лоб ему уперся холодный ствол пистолета. Только теперь Мирча понял, почему он не смог сразу увидеть стоявшего перед ним человека, он был весь в черном
и даже кожа лица в прорезях вокруг глаз тоже была закрашена. Его маскировка соответствовала времени суток.Мирча достал пакет и кинул его, хотел сесть в машину.
"Наркоман" - Подумал Мирча, садясь за руль. Таких неудержимых, ради дозы, он перевидал достаточно. Лиц он не запоминал, они мелькали как в калейдоскопе. Да и смысла не было, во первых, все наркоманы становились своим выражением лица как бы похожи друг на друга. Во вторых смысла не было запоминать: их либо ловили и сажали за решетку, либо они умирали в дурном угаре. Появлялись новые, все они были постоянными клиентами, но недолго, год, два максимум, а в большинстве случаев гораздо меньше.
Только после этого он вспомнил, что ехать-то он не может. Он чертыхнулся и вылез из машины. Налетчик уже растворился в темноте. Он поставил запаску, но оказалось что и второе колесо проколото.
"Кто-то из своих навел! - Размышлял Мирча. - Даже знали, когда я возвращаюсь! Своих грабить! Наняли наркомана, он половину им - половину себе!" - Мирча шел по дороге широко и зло размахивая руками.
Все, до последней копейки он вложил в этот кулек. Родственницы даже подвезли пакет до станции, где он его и получил. Мирча не рискнул везти такое сокровище на машине - могли остановить и отнять.
И вот теперь, когда до богатства остались считанные метры или минуты он лишился этого. Он подходил к слободке, когда в ней громыхнуло и потом загорелось. Это оказался соседний дом, рядом с Мирчевым.
Все считали, что следующим должен быть его дом, поскольку он был третьим в ряду, но его дом обошли и взорвали следующий. Цыгане понимали, что дома горят у них не спроста, но найти от чего не могли. После второго случая на ночь в домах никто не оставался.
Стали сильнее разбавлять наркотик, одни чтобы компенсировать ущерб, другие - страх, а третьи - готовиться и к первому и второму. Выставляли на ночь дежурных - не помогло, сегодня - пример. Мирча с тревогой глядел на разгорающееся пламя, как бы из-за ветра не перекинулось на его дом!
А может действительно терпение высших сил лопнуло, глядя на то, чем они занимаются и наступил час кары? Мирча суеверно перекрестился. Взрыв был такой силы, что у всех стекла повылетали, а у Мирчинового дома взрывной волной выломало рамы. Все вопили и суетливо бегали. Сосед же сидел на скамейке у разрушенного забора. Забор - разнесло, а скамейка осталась. Он сидел на ней, обхватив голову руками, глядя в ночную пустоту и что-то мычал на нанайский мотив.
Сосед горевал не о семье, стонавшей под развалинами, это добро он приобретет и нарожает, а о новом, черном джипе "Мерседесе" G -500, ставшим завистью для ближних соседей и дальних родственников. Сосед пристроил к дому гараж, где и хранил своего ненаглядного красавца.
Мирча посмотрел на развалины: взрыв произошел именно в гараже. От "Мерса" остались лишь горящие чадящим дымом колеса. Тут даже и пожарным быть не надо, чтобы понять, что взорвался бензин. Горел даже кирпич. Все в слободке знали, что наркоманы за три дозы привезли ему бочку девятносто пятого бензина. Сосед им даже попользоваться не успел, на джипе он ездил только по деревне и полю, распугивая пробирающихся в слободку наркоманов. Мирча сразу догадался, что это был паленый, то есть угнанный и с перебитыми номерами.
Утром Андрея направили в угрозыск для проведения совместного мероприятия.
Андрей с Максимом обошли оставшиеся девять домов и переговорили с каждым из хозяев, из тех, у кого были еще дома, и с теми, у кого их уже не было. Версий было несколько, от шайтана, до мести наркоманов или друзей недавно пойманных милиционеров. Они также пожаловались, что обратились во вневедомственную охрану, с просьбой установить у них в деревне ночью, оплачиваемый пост, но какой-то Кошкин их послал за тридевять земель. Цыгане начали уже друг друга подозревать.
Антолов с Семеновым стояли около машины и совещались: разъехать на обед по домам или купить жратвы и завернуть на берег Пустышки, где хоть слегка охладиться в ее ледяных водах.
Несмотря на жару, вода в речке оставалась холодной, подводные ключи и быстрое течение не давали воде нагреваться. Те, кто хотел плавать и купаться торчали, около озера. Сами решили у озера не появляться, дабы на своих не налететь, да и доброжелатели могли сообщить, что милиция загорает.
Не успел Максим повернуть ключ зажигания, как с другого края так рвануло, как бомба в дом попала. Пыль осела, одной стены не было вообще, на жалких останках другой, висели стропила и жуткие останки крыши.
Антолову даже не пришлось объяснять, где рвануло, дежурный с ходу догадался.
Взрывотехники приехали через час и сразу определили, что рванул гаубичный снаряд времен Отечественной войны. Что привело его в действие предстояло определить. С тем милицию и отпустили.
Решили ехать на дачу к Андрею и как следует вмазать в связи с благополучным спасением. Дача оказалась недалеко и ребята хорошо отметили свое спасение.
Утро началось с разноса. Досталось в основном Семенову. Коршунов говорил тихо, но едко.
Андрей отправился в Воронью слободку, где объявил, что в ближайшее время приедут с собаками, натасканными на взрывчатку и наркотики и обыщут все оставшиеся дома. С тем и ушел, но недалеко, до ближайшей рощицы, где залез на дерево с биноклем и схемой поля. Через полчаса на поле потянулись первые ходоки с лопатами, свертками и мешками. Только Мирча ничего не закапывал, у него ничего не было. Андрей отметил все схоронки. Впрочем, ничего сложного в этом не было, около каждой стояло или сидело по одному-два отпрыска многочисленных семейств. Андрей усмехнулся и позвонил по своему мобильному.
Бахметьеву доложили, что позвонил какой-то наркоман и сообщил, что из Вороньей слободки вынесли тонны наркоты и закопали на ближайшем поле. Наркоши со всего города собирались и толпой пошли на поле чудес.
"
Действительно, поле чудес!" - Подумал начальник отдела по незаконному обороту наркотиков. Насчет всего этого он не поверил, но проверить решил. Две минуты езды на машине.Бахметьев приехал в тот момент, когда на поле с разных сторон вошло несколько групп молодежи, которые направились прямо к застывшим и ничего не понимающим цыганятам. Наконец до самых сообразительных дошло, что все это неспроста и они бросились бежать к деревеньке, а за ними и все остальные.
Добежать смог только один, наркоманы бегали, если и медленней, но их было больше, с пленными не церемонились, бросали на землю и долбили детей ногами. Один склад был обнаружен. Радостный вопль разнесся по полю. Пленные были приведены, но уколы героина им сделали последними, при этом дозы не выбирали и что занесли в кровь вместе с героином никто не знал - шприцы пускали по кругу. От деревни послышались выстрелы.
Бахметьев заметил в руках у нескольких ружья, а у одного и автомат. Цыгане стреляли хорошо, несколько человек упало. Свое добро за так они отдавать не желали. Тогда с одной стороны обрадованные халявной добычей и раздасованные обстрелом наркоманы, прикрылись цыганятами и принялись отступать в сторону Бахметьева. Цыгане его тоже заметили и над ним взвизгнула крупная дробь. Автоматные пули превратили правые колесо и крыло в сито.
Володька прыгнул в противоположный кювет и принялся ползти в сторону леска. Он почти дополз до леска, но его взгляд уперся, в грязные истоптанные ботинки. Над ними покачивался ствол помпового ружья. Бахметьев посмотрел еще выше. Они узнали друг друга. Это оказался Мирча.
Мирча взвел курок. Бахметьев закрыл глаза. Наблюдать, как его самого убивают, он был не в силах. Гулко жахнул выстрел. Огромная тяжесть навалилась на Бахметьева.
"Вот, оно оказывается, как умирают!" - Подумал Володя. - "Тяжело!"
Боли не было, сознание тоже шевелилось в извилинах, даже конечности ощущались, в смысле сгибались - разгибались. Бахметьев открыл глаза. Мирча лежал на нем, уткнув свой курчавый затылок в его подбородок. Из его спины торчал длинный кусок толстой арматуры. Какой-то пробегавший мимо наркоман успел засадить заточку в спину Мирче, при этом прихватив его ружье.
Щека болела и на ней оставляла горячий след жгучая струйка. Щека оказалась, то ли выстрелом, то ли еще чем разорвана. Зубы болели еще сильнее. Только тут появились опергруппы, прокурор, Коршунов, начальник УВД Шевкунов. Это было ЧП областного масштаба. На поле оказались только раненые и убитые.
Андрей Антолов появился только через час. Цыгане обвинили его в организации побоища, но оказалось, что ФСБ действительно планировало прислать специалистов по поиску взрывчатых веществ. Кто, в кого стрелял установить не смогли, найти оружие тоже.
Бахметьев рассказал, все, что знал и видел. Андрей предложил вызвать собаку по поиску наркотиков и до темноты найти остальные схоронки, иначе или цыгане их ночью перепрячут или наркоманы их разроют. Так и сделали. Нашли в общей сложности два мешка маковой соломки, и сто грамм героина.
В слободке никого кроме женщин и детей не было, мужчины как бы уже, как два дня, были на никому не ведомых промыслах. Им не поверили, но и найти не смогли, хотя обшарили все: от крыши до подвала. Знали, что цыгане где-то прячутся и ночью женщины пойдут или к ним или они вернутся домой, чтобы захватить нужные вещи и раствориться на просторах необъятной и, как оказалось, почти никому ненужной Родины.
Поэтому оставили засаду. Анатолий Николаевич сам разместился в развалинах взорванного снарядом дома. Из соседнего дома Мирчи доносились вопли, там оплакивали заколотого хозяина.
Нарождающийся месяц лучше всякого фонаря освещал местность. Тень от заборов, развалин и домов была настолько густой, что в ее тени ничего не было видно. Место для засады у Коршунова было самое удобное, рядом был дом Мирчи, куда соплеменники должны были придти выразить свое сожаление семье. Да и к остальным домам подходы были видны.
В засохшей траве шуршали мелкие ночные животные, трелями заливался радостный сверчок, еле слышно потрескивали развалины. В тени заборов все равно произошли изменения, казалось, что тень колеблется. Коршунов понял, что мужики возвращаются, он поднес рацию ко рту, чтобы отдать приказ, но что-то мягкое и тяжелое рухнуло на затылок.
Очнулся оттого, что кто-то жестко бил его по щекам. Коршунов открыл глаза. Перед ним стояло несколько человек, но в тусклом свете керосиновой лампы за их спинами, их лица было невозможно различить, да этого и не требовалось, было и так ясно, что его захватили в плен хозяева Вороньей слободки.
Цыгане выбрались наверх, забрав лампу. Темнота снова окутала его. Анатолий, опираясь спиной на стену поднялся и пошел к лазу. Он поднял связанные руки над головой, но все равно немного не смог дотянутся до крышки лаза.
Ночную тишину разорвал неожиданный грохот взрыва и сверху сразу началась пальба. Крышка люка открылась и если бы Коршунов машинально не прижался к стене, человек рухнул бы ему на голову. В руке у него было ружье.
Человек выронил ружье и вцепился обеими руками в пальцы Коршунова, пытаясь развести их в стороны. Возможно, он сам связывал руки майору. И сделал это на совесть. С каждой секундой усилия его слабели, пока он не перестал дышать и тяжелым мешком не потянул вниз Анатолия.
Коршунов прислонил его к стене, встал ему на плечи, высунул руки наружу и уперевшись локтями в пол подтянулся и навалился уже грудью на него. После этого, извиваясь как змея вытащил остальное тело и уселся на обломках стены. Он оказался в тех самых развалинах, из которых и вел наблюдение. Его просто-напросто скинули в подвал разрушенного дома. Возможно, они тут и сидели, поскольку развалины никто серьезно и не обыскивал.
Коршунов выполз наружу. Зарево от трех развалин пылающих домов напоминало съемки голливудского фильма. Он даже привстал, чтобы получше рассмотреть. Какая-то фигура, пробегая мимо него, навела ружье и пальнула. Майор упал и пополз по битому кирпичу наружу. Кто за кем бегал и охотился, было непонятно.
Анатолий прислонился спиной к скамейке и принялся зубами развязывать веревку. Неожиданно из зарева перед ним возник человек с ножом. Коршунов отпрянул в сторону.
В слободке осталось всего четыре дома, но было ясно, что и им недолго осталось стоять, окна и двери выбиты, кровля местами разрушена, заборы повалены. Все прекрасно понимали, что если не неизвестный мститель, то кто-то другой добьет слободку. Пример оказался заразительным и вдохновляющим. С учетом отсутствующих мужчин, наркоманы были просто обязаны добить обитателей. Они барыг ненавидели сильнее милиции.
Глава четвертая.
Весь следующий день Коршунов потратил на бюрократию. Составление и рассылка запросов, составление различных, актов, рапортов. Даже пообедать некогда было сходить. В конце дня к нему заглянул Бахметьев.
Коршунов отрицательно покачал головой.
Несмотря на рабочее время, двор был плотно заставлен машинами. Около боковой двери магазина стоял фургон "Газель", он то ли разгрузился, то ли собирался разгружаться, но около него никого не было. У ржавого "Москвича" который вместо колес, стоял на столбиках из кирпичей, трое ребят что-то делали с подвеской. Колеса лежали рядом.
К подъезду подъехало желтое такси. Брызги цивилизации добрались и до Подмосковья и такси стали желтеть, а не обозначать свои услуги оранжевым в шашечках фонариком на крыше.
Оттуда вылез высокий таджик в тюбетейке и сапогах, костюм его был засален, было понятно, что он в нем, несколько суток спал в вагоне. Он расплатился с водителем и такси уехало. Таджик достал бумажку и, шевеля губами, что-то прочитал. Потом осмотрел дом и не торопясь вошел в подъезд. Ребята, чинившие металлолом побросали инструмент и вошли вслед за ним.
Таджик стоял, прижавшись к почтовому ящику, висевшему на двери квартиры первого этажа. Троица окружила его: у одного в руках был нож, у другого пистолет, третий протягивал руки и ласково уговаривал отдать товар, при этом он говорил на ломаном русском языке, на котором сейчас даже гости из дальнего зарубежья не говорят.
Таджик достал из кармана пиджака пакет из газеты и передал. Ребята стали разворачивать его, двери крайних квартир открылись, оттуда выскочили оперативники и ребятам осталось только считать плитку на полу.
Как только на их запястьях захлопнулись наручники, их подняли и завели в одну из квартир. Коршунов снял парик, одежду, сапоги ему пришлось надеть, потому, что брюки оказались короткими, а других, подобного вида не нашлось. Он позвонил Бахметьеву.
То, что ничего не произошло, снимало подозрения с прибарахлившегося Кареткина, но тогда вина Маркина с каждой минутой становилась все ощутимей. Они втроем заняли свою позицию недалеко от нужного подъезда. Вся фишка была в том, что информация пошла только о доме и подъезде, а не о квартире. Ждать пришлось долго. На излете второго часа из-за угла дома вывернул маленький невзрачный белобрысый паренек и, пройдя быстрым шагом, скрылся в подъезде.
Маркин раздосадовано выбросил незажженную сигарету в окно. Она по полукругу долетела аж до песочницы. Парень вышел из подъезда, прошел вдоль дома и свернул за угол.
К машине подошел Коршунов, а за ним и остальные оперативники. Они окружили машину и вытащили из нее ничего не понимающего Кареткина и все понявшего Маркина. Коршунов сел рядом с Бахметьевым.
Засада, находившаяся в "Газели", думала, что решит, все просто и быстро. Антолов зашел за дом и сел на мотоцикл, завел его и поехал вдоль дома. Фургон остановился, даже двери открыл, но потом спешно был вынужден ретироваться на дорогу и ехать в обход.
Мотоциклист вывернул на улицу Ленина и, врубив форсаж, помчался по ней. "Газель" еле поспевала за ним. Мотоцикл пересек Советскую, едва не устроив аварию. Из-за этого фургон отстал. Андрей быстро удалялся.
Наконец преследователи поняли, что их заметили и перестали скромничать. Фургон прибавил ходу и перестал церемониться на дороге. Около гаражей, перед дачками, он догнал мотоцикл.
Андрей принялся вилять, от обочины к обочине, чтобы его не прижали к стенам гаражей. Место было безлюдное и преследователи решили его сбить.
Они проскочили садовые участки и выскочили на Зюзинскую дорогу. Здесь мотоцикл показал свою прыть и фургон снова отстал, но не слишком далеко, метров на тридцать. Снялся с заднего колеса, то есть не имел уже возможности сбить его. Они выскочили к озеру и на глазах разомлевших купальщиков устроили гонку со стрельбой.
Преследователи поняли, что как только Андрей по мосту пересечет речку, то, повернув на лесную тропу, скроется в лесу, где его не достанешь. Автоматчик стрелял короткими очередями стараясь не столько подбить мотоцикл, сколько убить седока.
Андрей выписывал кренделя на дороге, но пули ложились все ближе и ближе. Андрей свернул на бывшее поле, которое стало заросшим пустырем, ему пришлось снизить скорость, но и преследователям тоже.
Фургон стало подбрасывать на кочках и прицел совсем сбился. Мотоцикл стал удаляться. Фургон остановился. Автоматчик начал стрелять. Пули разнесли и мотоцикл и седока.
Они оба завалились на бок. Седок еще шевелился, пытаясь выбраться из под мотоцикла. Фургон, не спеша, продираясь сквозь высокую траву, приближался.
Вся рубашка на спине Андрея из голубой превращалась сначала в алую, а потом высыхая, бурела на жарком воздухе и под пылающим солнцем. Он нашел в себе силы и перевернулся на спину, придавив свою правую руку. Фургон остановился в метрах пяти от него. Из боковой двери вышли двое, один с автоматом. Другой с пистолетом.
Андрей часто дышал, пули пробили легкие и изо рта появилась кровавая пена. Из под ремня брюк у него торчал газетный сверток. Водитель вытащил его и развернул. В полиэтиленовом пакете забелел порошок. Все удовлетворенно хмыкнули и победно посмотрели на умирающего Антолова.
Выражение на их лицах сменилось недоумением. Раздалось три выстрела. Андрей не промахнулся, да и с такого расстояния, даже раненому было сложно промахнутся. Антолов специально откинулся на спину, чтобы закрыть пистолет в руке. Только через пять минут подъехали Коршунов с Бахметьевым, которые находились в засаде у моста через реку.
Казалось, что Кошкин заснул под рассказ Коршунова. Анатолий даже хотел его спросить его об этом, но тот, заметив мелькание фар, моментально выкатился из машины. Это оказалась "восьмерка" и с запаской. Поехали вместе. Кошкин договорился с водителем, что доедут до кошкинского гаража, где он вернет колесо хозяину. Поэтому ехали не торопясь.
- Ну, румыны себе от великих римлян, так хоть язык оставили, а цыгане только название! - Ответил Кошкин. - В начале четвертого века нашей эры в Индии образовалось очередное централизованное царство, и непокорные племена вынуждены были бежать на север. А там сами знаете, горы и пустыни, враждебные местные племена. Кто смог завоевал лучшие места, а остальные двинулись дальше. Так они достигли уральских степей, где была и вода и корм. Себя они называли гуны - в ихней философии это
составная часть силы. С них и началось великое переселение народов. Они объединили вокруг себя другие племена и разгромили Великую Римскую Империю. Их вождем звался Аттила. Одно из индийских племен, осевших в Риме, присвоило их себе имя, а поскольку на одном месте они находится не могли, земледельческие навыки за столь длинные путешествия, а они длились десятилетиями, исчезли. Поэтому они и перемещаются и всякими неприличными делами занимаются.
Часть третья. Audentes fortuna iuvat. (cмелым судьба помогает)
Глава первая.
Шурка и Роман топали через пристанционный лесок на станцию, кидая снежки в стволы деревьев. Они ехали на подготовительные курсы при МИИТе. Они обычно ездили по одному, не хотели светится преподавателям, да и предметы часто не совпадали, а тут совпали.
Они только вышли на пристанционную площадь, как к ним подъехал темнозеленый фургон "Газель".
Боковая дверь сдвинулась и оттуда вылез здоровенный мужик в свитере, схватил Ромку за воротник и брюки и закинул в кузов, но Шурка оказался более шустрым, он засветил снежком прямо в глаз мужику, в кузове послышалась возня, громкий вскрик и из машины выкатился Ромка. Глаз его все больше и больше заплывал.
Шурка прыгал вокруг здоровяка, показывая Ромке, чтобы побыстрее отбегал. Реакция у гиганта была отменная, но не хватало скорости, поэтому он никак не мог догнать Шурку.
Из машины показалась голова, лицо хоть и было закрыто ладонями, но те тоже были окрашены в алый цвет, на подбородке кровь густела, становилась такой кровяной колбаской -бородкой и уже просто капала. Здоровяк закинул раненного коллегу обратно в кузов и машина газанула за
убегающими ребятами.Расстояние быстро сокращалось. Ромке тяжело было бежать, не столько из-за того, что он плохо видел, а из-за того, что в голове до сих пор гудело от удара.
Шурка бежал сзади, подталкивая его в спину и ежесекундно оглядываясь. Машина настигала их.
Ребята поняли, что сделали ошибку побежав через площадь к станции, а не в лес, сработал инстинкт - к людям, который их чуть и не погубил.
Шурка первым признал этот путь гибельным, развернул своего брата, под девяносто градусов и они побежали к невысокой насыпи железной дороги. Это их и спасло, машина не смогла вовремя затормозить и промчалась мимо, когда она вернулась задним ходом на их директорию, ребята были у рельсов и Шурка обрушил на нападавших град камней. Ромка их выковыривал и подавал
.Стекло дверцы разлетелось со второго попадания. Третий камень влетел в кабину и, по-видимому, попал в водителя, поэтому тот развернул машину к ребятам задом, боковая дверь фургона сдвинулась, здоровяк высунул для разведки свою большую голову, но это место было пристреляно, когда на нем находилась дверца кабины.
Град камней обрушился на большую круглую и крепкую голову. После этого машина постаралась по быстрому уехать.
Данная баталия привлекла внимание людей, стоявших на платформе и они с интересом стали рассматривать происходящее, никак не выражая своего отношения к нему, то ли не понимали, что происходило, то ли по своему обыкновенному российскому равнодушию.
Конечно, ребята никуда не поехали, а Коршунов в очередной раз призадумался. Сражаться на два фронта становилось невозможно, одновременно защищаться от Мазейцева и раскручивать дело Крунтова и Ложина. А их дело становилось все интереснее и интереснее.
"Транспост ЛТД" занималось поставками продукции и с местного пищекомбината тоже. Это объясняло присутствие в городе Крунтова и Ложина, но не объясняло того, что они ни разу не появились на пищекомбинате.
Что же это за экспедиторы, которые не возили тот груз, ради которого они и были наняты на работу? Коршунов, занятый своей борьбой с Мазейцевым, совсем упустил момент, когда они вообще исчезли из города!
Коршунов слазил в их дом, московские товарищи под видом проверки слегка проверили фирму, никак не показывая свой интерес к Крунтову и Ложину и они вдруг исчезли!
Ребята под видом проверки паспортного режима, заходили в дом на Комсомольской, но там прибирались хозяева, которые сообщили, что жильцы внезапно съехали ничего не заплатив. Не платить это уже привычка Крунтова и Ложина.
Коршунов был уверен, что все сработали хорошо, но, тем не менее, преступники смылись! На "Транспост ЛТД" работало около сорока экспедиторов. Это означало одно: руководство фирмы и "Шерхан" с "Уродом" очень крепко друг с другом связаны и эту, даже не выявленную связь, постарались оборвать!
И этим ее проявили! Значит, на фирме были в курсе занятий искомых лиц! Собака была зарыта где-то глубоко, но не слишком далеко.
Пришли данные на них, Крунтов оказался подлинным и абсолютно чист, а Ложин, опять чужой паспорт! Кто же ты человек в собачьей шапке? То, что он не сидел было ясно, но никаких улик Лже-Ложин не оставил. Для чего привлек его к себе Крунтов? А кто стоит за Крунтовым?
Коршунов с сожалением отодвинул материалы по ним, есть перспектива и невозможно ими заниматься. Мазейцев пытался похитить сыновей! И заявление приказал не брать, подумаешь, пацаны друг с другом подрались!
Людмила задерживалась с приходом на обед, и Анатолий хотел поставить разогреваться суп, как зазвонил телефон.
"Люда обедать не придет"! - Решил Анатолий и снял трубку.
Неудобно было просить Кошкина, но все остальные коллеги с автомобилями старались обходить опального майора. Мазейцев их не трогал, они и не возникали.
Кошкин хотел только одного - женщин, поэтому карьера, материальное благополучие, ревность его жены Милки волновали мало.
Кошкин попросил свою патрульную группу, не снимая собственных обязанностей, побыть в распоряжении Коршунова.
Дом стоял пустой. Воспоминания нахлынули с последовательной точностью: вот по этой лестнице он крался как кошка, вон там стоял Махмуд, здесь, под лестницей он лежал весь избитый, оттуда стрелял Новиков. А вот и подвальная решетка, возможно проволока прикрученная в петлях та же самая.
Анатолий раскрутил проволоку и вошел в подвал. Там сидела Людмила, там Егор с автоматом, а здесь Димон выбивает его в прыжке ногой на лестницу.
До этого Анатолий считал, что так прыгать и наносить удар можно только в кино. Н-да! Теперь все как в кино, но что хотела сказать Людмила?
Коршунов вернулся обратно в город и снова зашел к Ехно поделиться своей проблемой.
Тот вел допрос, нудный бесконечный и бессмысленный. Факты, улики, на задержанного не действовали.
Увидев Анатолия, Петр даже обрадовался, что есть предлог, чтобы прекратить это самоистязательство. Конвоир вывел подследственного. Ехно не торопясь, убрал дело в сейф, закрыл на ключ и только тогда уселся слушать.
Коршунов все рассказал и задал вопрос, который мучил его последние несколько часов.
Анатолий обратился в местный РУБОП, сказал, что у него есть сведения где хранят заложника, но его должны в течение часа перепрятать, поэтому надо спешить.
К тому времени уже стемнело. Ехно остался на месте, поскольку рубоповцев было четверо плюс Коршунов.
Анатолий убедил их не обращаться в милицию, поскольку там могут быть информаторы похитителей, а поскольку все были в курсе противостояния Коршунова и Мазейцева, то решили не уточнять, кто может быть информатором.
Рубоповцы окружили деревянный дом. На его двери так и висела заклейка с печатями. Анатолий отошел подальше в сторону недостроенного дворца. Из-за его неясного
официального статуса он в проведении операции участия не принимал.
Рубоповцы выбивалками выбили рамы и стекла и позапрыгивали в окна. В ночной, мерзлой тишине, весь штурм создал много шума.
Внутри дома было что-то не то и Анатолий почувствовал это. Тишина, а потом ярко вспыхнул свет. Сквозь разбитые окна отчетливо виднелись лампочки. К окну подошел рубоповец и позвал Коршунова.
Анатолий понял, что в доме никого и предстоял нелегкий разговор. Он двинулся по направлению к дому, как со стороны дворца, заливистой трелью, затренькал автомат.
Коршунов инстинктивно рухнул в снег. Пули с хрустом семечек вгрызались в старые бревна. В доме свет выключили и стали робко отстреливаться, поскольку сначала не смогли разобраться, откуда их обстреливают.
Анатолий пополз к дворцу. В свете убывающей луны, он заметил тени, переползающие от громадного здания.
Теней было четверо, но вторую тень все время подталкивали. Коршунов пополз им на перерез. Выстрелы рубоповцев смолкли, но тогда заговорил опять автомат.
Тени приподнялись и побежали в сторону Коршунова, к забору. Рабица была снята и свернулась на половине рамки, первый выскочил и побежал в сторону от Анатолия. Людмиле приказали:
Людмила остановилась. Анатолий махнул ей рукой и позвал. Они побежали навстречу друг другу. Сзади стрельнули. Коршунов обхватил ее, и они рухнули в придорожную канаву. За их спиной началась пальба. Кто и в кого палил, было непонятно.
Раздался натруженный рев двигателей, с разных сторон показались ПАЗики. Из них посыпались люди в бронежилетах, касках. Они положили всех носом в снег и принялись обыскивать.
Все поехали разбираться в УВД. Разобрались. Мазейцев оказался опять в очень неприятном положении, поскольку казалось, что он как бы специально срывал своими действиями акцию РУБОПа. Задержанных оставили в камерах, остальные разошлись по домам.
Дома они приняли душ и уже лежа в постели Людмила сказала:
Утром Коршунов зашел в РУБОП.
Приходилось начинать все сначала. Не зря вместе с СОБРом оказался и Мазейцев. Коршунов отправился в дежурную часть. Там все знали, что произошло и это угнетало сильнее, чем маленькие, да и к тому же невыплаченные зарплаты.
Мазейцева он не боялся, до пенсии Терехин дослужил, в Москву, как ему обещали ранее, не забрали, а соответственно и подполковника не присвоили. Коршунов зашел.
Терехин сунул синенький блокнот Коршунову и уселся за стол дежурного.
Коршунов зашел в родной отдел. Улихин сидел и одним пальцем набивал на пишущей машинке какой-то отчет.
Было и так ясно, что Коршунов не знает, иначе Улихин и не спрашивал бы. Поэтому ответил сам.
Коршунов отправился на Последнюю улицу. Правда она уже давно не была последней, после нее несколько десятков лет назад построили улицу Свердлова и этим соединили городскую часть с частной застройкой. Произвели так сказать, хотя бы формально, смычку города и деревни.
Ходить без оружия он не собирался, поэтому достал из тайника трофейный ПМ. С Пушкина он пересек Красногвардейскую, прошел дворами и вышел на Свердлова.
Искомый дом оказался обыкновенной панельной пятиэтажкой. Анатолий посмотрел на третий этаж, окна грязные, без занавесей.
Он заметил внимательный взгляд из кухни первого этажа. Бабуля тоже заинтересовалась интересующимся ее домом человеком. Летом она обычно торчала на лавочке, а зимой на лавочке не посидишь, поэтому она наблюдала в окно и выуживала информацию из движений людей, а где и сама дофантазировала. Коршунов зашел и пораспрашивал ее о соседях с третьего этажа.
Бабуля рассказала, что квартиру снимают несколько мужчин, у них есть машина, но на ней они никогда к дому не подъезжают, либо все в гараж ходят, либо садятся в соседнем дворе, там же, кстати, и вылезают. Боевая бабуля случайно, а может и не случайно отследила подозрительных ей людей.
Знала она достаточно много. Гараж у них в районе очистных, за Рыково, перед дачами. Как только въехали в квартиру, она слышала, как они про это место у таксиста выясняли и как туда от этого дома пройти коротким путем.
"Оказывается форточка существует, не только для проветривания, но и для прослушивания" - Подумал Коршунов.
Есть дома кто-то или нет, бабуля не знала, но видела, что только один из них потопал в направлении гаражей двадцать минут назад.
"Пока мотор прогреет, пока туда-сюда, я успею его перехватить"! - Решил Анатолий и побежал к гаражам.
Протоптанная автовладельцами тропа была узкая и петляла между деревьями, но все равно Коршунов успевал, он пробежал Рыковскую промзону и выбежал к гаражам.
Первая линейка, вторая, на третьей он увидел золотистую десятку. Тогда он пошел шагом, подойдя ближе, он заметил знакомый номер и лохматую собачью шапку за стеклом.
"Пошел за зайцем, а поймал лису"! - Обрадовался он. Рано обрадовался.
Водитель не стал, дожидаться, когда Коршунов очухается, а резко газанул в его сторону. Тоже узнал.
Анатолий растерялся и на секунду замер. Огляделся. Бежать не было смысла, гладкие железные ворота и голые стены. Далеко не убежишь и не укроешься.
Машина была уже в паре метров, когда он подпрыгнул и повис, высоко задирая ноги, на распаечной коробке, от которой в осталных трубах расходились провода. Машина все равно зацепила кирпичную кладку. Послышался скрежет, посыпалось стекло фар.
Анатолий рухнул на крышу автомобиля. Машина дала задний ход, резко врезавшись задним бампером в противоположный гараж. Водитель намеревался сбросить Коршунова или вперед или назад, под колеса машины.
Анатолий спрыгнул в бок. Водитель резко открыл дверь, пытаясь сбить его с ног, но тот отпрыгнул, но только сейчас заметил еще одного противника, который набегал сзади. Тот что-то доставал из-за пазухи. Из машины вылезал водитель, тот тоже шарил в кармане.
Коршунов опередил их обоих. Он прыгнул на водителя, стесненного кузовом машины и открытой дверью, поэтому не смогшему увернуться.
Анатолий ударил водителя ботинком в голень, а уже вытащенным пистолетом рукояткой в лоб. Лохматая шапка смягчила удар, но удар заставил водилу вытащить пустую руку из кармана, тогда Коршунов ударил его коленом между ногами, тот согнулся, и Анатолий прямой левой в челюсть отправил его в салон его золотистой десятки.
Гулкнуло, раздался грохот железа ворот и цвиркнула отскочившая от металла пуля. Коршунов тоже выстрелил в ответ, не метясь, просто в том направлении и запрыгнул за машину, и вовремя, пуля разбила стекло дверцы, у которой он находился ранее. Но теперь противник оказался близко и совершенно открытый, он пальнул еще раз и побежал обратно. Таким образом, Ложин со своей лохматой шапкой оставался в руках Коршунова. Его это не устроило и он резко стартанул, "десятка", обдирая покраску, резво догнала и чуть не сбила своего, который бежал, повернув голову назад, хотел уловить момент, когда ему будут стрелять в спину.
Коршунов выстрелил три раза по заднему колесу и попал, машину занесло и развернуло, теперь противники оказались за укрытием, Коршунов понял это первым и побежал назад, тем более до конца линейки оставалась какая-то пара гаражей.
Противник начал стрелять, но поскольку не восстановил дыхание, пули свистели где-то в стороне, но все-равно было неприятно. Анатолий забежал за угол и отдышался. Противник стрелял из такого же Макарова как и у него.
"Полобоймы он уже истратил". - Машинально отметил про себя Анатолий. - "Я тоже! Но у того может быть запасная обойма, а у меня точно нет!"
Вторая линейка, первая. Забор очистных. Оглянулся назад, а погони-то нет!
Коршунов пошел медленно, стараясь отдышаться. Бегать в зимней одежде не особенно приятно. Мало того, что задыхаешься, мало того, что одежда сковывает движение, так еще испарина по всему телу выступает.
Остановился, чтобы оттереть вязаной шапкой пот с лица и увидел, как со стороны гаражей вывернула золотистая десятка. Ложин сообразил, что лучше время потратить на замену колеса, и догонять на машине измученного противника, чем мочалится ногами по мягкому снегу, и надрывать свои прокуренные легкие.
И здесь не где укрыться, сплошь гладкие бетонные заборы. С тех пор, как Коршунов увидел преследователей, он не раз обругал себя, о том, что свернул на дорогу, а не побежал по тропинке.
В лесу они как бы оказались в равных условиях, хотя преследователи сначала поехали именно к тропе, сразу не поняв, что это именно он идет по дороге.
Коршунов опять побежал. Впереди он увидал гору фундаментных блоков, возвышавшихся над бетонным забором, когда он добежал до них, оказалось, что одна панель забора отсутствует и все это пространство занимают блоки.
И он полез по ним, хотя их и старались уложить впритык, но, по-видимому, разгрузка проходила в конце рабочего дня, в результате чего были щели, куда можно было даже поставить ногу. Коршунов был уже на самом верху, когда снова заметил золотистую "десятку, " которая вывернула на дорогу, по которой только что он бежал.
Они тоже увидели его, не заметить было нельзя, он был похож на маленького Ленина на огромном постаменте. Поэтому они разделились, Ложин высадил у блоков своего напарника, а сам поехал перекрывать единственный выход - центральные ворота. Они это сделали потому, что увидели, как Коршунов спрыгнул с вершины постамента.
Напарник Ложина пыхтел, карабкаясь по блокам, но когда он взобрался наверх, то увидел сидящего Коршунова с нацеленным на него пистолетом.
Коршунов не прыгнул в хаос строительного мусора, который сгребли бульдозером, расчищая площадку под фундаментные блоки. Ни одной плоской поверхности. Куски торчащей арматуры, разбитые рамы, плиты, доски. Весь этот хаос напоминал эпицентр ядерного взрыва.
Если случится чудо и приземлишься без травм, то придется потратить много времени чтобы пробраться в этих завалах на нормальную дорогу.
Спустился вниз и побежал к заветной тропе из леса. Прежде, чем подойти к дому, Коршунов удостоверился, что бабуля с первого этажа не блюдет улицу, только после этого вошел в подъезд.
Он отпер дверь, убрал ключи и после этого выставив вперед оба пистолета, вошел в квартиру. Из комнаты слышалось ритмичное поскрипывание и пыхтение. Он заглянул. Молоденькая проститутка, прыгала на лежащем Крунтове. Тот услышал осторожные шаги и, не поворачивая головы сказал.
Крунтов молчал он не знал, что в таком случае говорить, врать или правду, всю ее или только выгодную ему часть.
Крунтов не знал, куда убрать руки и сложил их несколько ниже живота, прикрыв причинное место и начал рассказ.
- Я работаю на "Транспост ЛТД", мне дали водителем Ложина и предложили подзаработать. Потом я был связан только с Ложиным, хотя у него паспорта были на разные фамилии. Ложин всем руководит. Сначала он меня направил на строительство особняка Дадашкина...
"Из автомата стрелял сам Ложин, хотя ходит только с ножом, и стрелял очень хорошо, значит если сейчас не имеет возможность тренироваться, то ранее уже набил и руку и глаз!" - Сделал вывод Анатолий из информации Крунтова.
Коршунов не знал, что Ложин сделал ошибку, слишком долго разыскивая его на Комбинате стройматериалов, поэтому Коршунов пришел в его жилище раньше, чем явился сам хозяин.
Его встретила железная дверь с сейфовым замком. Коршунов оглядел ее и заметил маячки, которые портятся даже при засовывании в замок ключа. Анатолий вышел на улицу и посмотрел на окна. Сегодня ему слишком часто пришлось смотреть на окна. Сверху тоже не проникнешь, у его балкона козырек.
"Да туда служба спасения войдет, да и то не сразу." - Подумал Коршунов и грустный затопал по улице.
На Советской улице заменяли сгоревшие лампы уличного освещения. Коршунов машинально отметил, что высоты подъемника хватит не только до четвертого этажа, но и до шестого.
Не рассчитывая на удачу, Анатолий все-таки подошел к ремонтникам и с легкостью договорился о подъеме как бы к своему балкону. При этом он привел веский аргумент, что ему дешевле дать ребятам на литр и закуску, чем платить за срезку замка и за сам замок. Пришлось с двумя сотнями рублей расстаться.
На балкон с начала зимы нога человека не ступала. Пришлось выбить стекло на балконной двери.
Уютная однокомнатная квартирка. Очень приличная одежда в шкафу: два костюма несколько рубашек, десяток галстуков. Пять пар ботинок. Хорошая парфюмерия. Что-то не то. Что? Коршунов задумался.
Ложин подбирает себе людей несудимых, а сам рядится под блатного. Хорошо продумано: раз блатной сразу авторитет у несудимых, а их подбор означает, что те не сдадут ни милиции ни своим, то есть группа может работать достаточно автономно и раскопать ее гораздо труднее. Рыжую шапку использует для отвода глаз, все обращают внимание на шапку и не обращают на него самого. В обычной жизни он обычный человек, правильно сказал Крунтов, хотя Анатолий и не поверил ему - организатор! Не Крунтов, как ошибочно думал Коршунов, а Ложин всем руководит и является связником с заказчиками или хозяевами банды.
Золотая десятка, то же самое, что лохматая рыжая шапка. Поэтому чужие паспорта, поэтому он без сожаления расстается с подельниками. Никакой информации о нем, Ложине, поэтому и Крунтов рано или поздно был обречен и тот сам понимал это, хотя и числился как бы заместителем Ложина. А они в городе торчат только с одной целью - дело не закончено. И закончится в ближайшие дни. Ложин отлично стреляет. Cледовательно всем его подельникам жить недолго осталось и хотя Крунтов подстраховался это не означало, что эта страховка спасла бы его. Дело закончилось, участников его не осталось и Ложин становится обычным законопослушным гражданином.
В одном из костюмов Анатолий обнаружил и паспорт и удостоверение сотрудника Агкембанка - Колюсова Геннадия Ивановича.
"Спасибо Крунтов, ты не совсем дурак, подстраховался!" - Вспомнил о Крунтове Коршунов.
Анатолий собрался уходить, вышел на балкон и увидел, как у подъезда остановилась знакомая золотистая "десятка". Он бросился к двери, но замок отпирался только ключом. Коршунов выбежал на балкон. Высоко.
Засаду делать бессмысленно. Если Колюсов так мастерски установил маяки, если он так умело не высвечивается и отлично стреляет, все пули из автомата попали в Дорского, то это бывший работник спецслужб, а значит, как только он откроет дверь, сквозняк ему все расскажет и еще неизвестно, кто в этой дуэли победит.
В таком противостоянии Анатолий себя сильным не ощущал, даже в равенстве сомневался, хотя схватку у гаражей выиграл.
Анатолий осмотрел двор, в стороне от балкона, дворник, расчищая дорогу и проход в подъезд навалил огромную кучу снега. Обычно в этом месте сажают кусты, но их могло и не быть, а если там все обледенело, это значит, все равно, что прыгать на бетонную плиту.
Не хотел Коршунов сегодня прыгать, но пришлось. Удар был такой, что ему показалось, что через пятки его пронзила молния.
Снег оказался не слежавшимся из-за кустов, но все равно удар был очень сильным. Он даже потерял сознание на некоторое время, когда очнулся, то увидел, что с балкона на него глядит Колюсов. Анатолий попытался вставь но не смог.
И он пополз к углу дома. Дополз, снял с себя шапку, засунул свои и Колюсовские документы, один пистолет, запасные обоймы в нее, так что она стала похожа на женский ридикюль. В другом пистолете оставил только один патрон, а еще один патрон положил в рот. Шапку с вещами засунул в раструб сливной трубы и пополз дальше.
Ему казалось, что он быстро ползет, но брюки все промокли и он начал сдирать в кровь колени.
Что-то ударило в голову, в глазах потемнело. Очнулся он, оттого что его потряхивало. Открывать глаза он не стал, а осмотрелся сквозь прищур. Руки в наручниках, а он в салоне десятки.
В доме уже находился Крунтов, увидев Коршунова он страшно обрадовался. Обращался при этом к Колюсову. Доверие оправдывал.
Коршунов скованными руками перехватил его правую кисть, вернее сделал так, чтобы Крунтов попал между рук и провел болевой прием на излом указательного пальца. Палец он не сломал, но вывихнул, о чем и подтвердил Крунтов громким криком.
Расчет Анатолия сработал. Стрелять из пистолета тоже нужна привычка, а чтобы левой стрелять еще и хорошая практика. При стрельбе из любого оружия, чтобы добиться плавного выстрела, курок сначала идет мягко, а потом как бы натыкается на препятствие, которое преодолевается несколько большим усилием.
Крунтов этого не знал, хотя и ходил с пистолетом, хотя и стрелял в деда, но смог только убить его собаку, повисшей у него на руке, поэтому сразу надавил своим толстым пальцем изо всех сил.
Коршунов рухнул в противоположную от отдачи сторону. Он мог бы стоять, пуля ушла далеко в сторону. Коршунов приложил руки к груди и театрально подергивался.
Коршунов перекатился на пистолет, выщелкнул обойму, выплюнул в руки патрон изо рта, зарядил его в обойму, обойму в пистолет, взвел его и стал ждать.
Доске надоело сражаться с крепкими руками Крунтова, и она сломалась. Крунтов вошел с ней как с винтовкой наперевес.
Раздался такой звук, что Анатолию показалось, что пуля отскочила от крепкого лба Крунтова. Тот стоял, замерев с доской. Глаза его так и не приобрели осмысленного выражения, и он рухнул на пол. Только тогда его темное лицо стало еще темнее, от залитой крови.
"А я так и не успел у него узнать, где он так загорел"! - Почему-то подумал Коршунов. Обтер пистолет и бросил рядом с Крунтовым.
Домой он вернулся на электричке, старательно пряча скованные руки.
Сразу вызвал Виктора Улихина, тот приехал и отпер наручники.
Коршунов позвонил, представился и спросил, ведет ли она переговоры с представителем Агкембанка.
Вдова удивленно подтвердила это, тогда Коршунов сказал, что, возможно, она договаривается с убийцами мужа и та сумма, которую ей предлагают многократно занижена.
Глава вторая.
На Мазейцева сваливались все новые неприятности, с тех пор, как он стал ВРИО начальника УВД, в районе стали регулярно находить убитых. Как будто все для этого делали специально.
Вот и в дачном поселке "Наука" обнаружили застреленного. Дорская по пальцам опознала в нем насильника. Ее дело Мазейцев все же вынужден был открыть, хотя им особенно никто не занимался.
В милиции грустно шутили: Мазейцев сам всех убивает, чтобы потом с блеском эти убийства не раскрыть.
В районе очистных сооружений нашли обгорелую "десятку" с трупом внутри. По обрывкам документов обнаружили, что это лже-Ложин.
"Колюсов следы заметает и действует стандартно!" - Понял Анатолий и решил стать осторожнее, жену и детей на время вывез в Москву к приятелю.
Мазейцев даже не попытался повесить и это на Коршунова, тоже чему-то научился или посоветовали, но он стал осторожен, поэтому решился прощупать Дорскую и возможно как-то через месть притянуть ее и только тогда уцепиться за Коршунова.
Пошли слухи, что Мазейцев доживает последние дни, то ли его на повышение забирают, то ли еще куда, а Шевкунова и Коршунова опять должны восстановить. Анатолию пришлось вести холостую жизнь. Ходить в магазины, убираться.
Стоя в бакалейной лавке за гречкой, он почувствовал чей-то сверлящий взгляд на затылке. Через мгновение, делая вид что, просмотрел товар, который был на витрине позади, Анатолий повернулся.
Позади, у соседнего прилавка, высокий худощавый парень делал вид, именно делал вид, что разглядывает ценники, внимательный взгляд заметил бы, что этот человек даже не видит, что на них написано. Парню было неудобно стоять в полусогнутом состоянии, но он даже руки из карманов не вынул.
Среди обычного контингента магазина этот парень смотрелся белой вороной. Коршунов купил гречку и вернулся домой. Обед готовить не стал, а задумался.
Зачем за ним ходят? Узнать с кем он связан? Нет! Помешать вдове Курицына продать пищекомбинат за бесценок? Он уже помешал и она наняла специалистов. Хваткая баба, понимает, что теперь ее точно не убьют. Боятся, что Коршунов добудет еще сведения? Так он и так добыл максимум возможного! А толку от этого? Остается месть. Месть Колюсова. Только его.
Мазейцев затаился. Колюсов пошел в разнос. Дело сорвалось все - отвали и прячься. Нет улик против тебя - радуйся, а тут очередной, к тому же не слишком опытный. Можно подумать, что у Колюсова и деньги и люди заканчиваются. Колюсов сам все это понимал, но хотел доказать и не столько Коршунову, сколько себе, что зло в Коршунове, а зло надо уничтожить. Опасно, но стереотипно.
Колюсов злился и злился на себя, что из-за пустяка, сущей мелочи в виде Наташи Дорской многомиллионное дело рухнуло. В банке из-за чего не знали, но его сразу сделали его персоной нон-грата, потребовали вернуть оставшиеся деньги и исчезнуть самому, а если замешкается, то помогут.
Этот парень не зря ходил за Коршуновым - искал момента. Заточкой в почку или печень. Парень для этого подходящий. Ткнул на переходе и человек упал под машину. Никто особо и разбираться не будет.
Тогда Анатолий нашил на жилетку дюралевых пластинок, которые налезали друг на друга, как рыбья чешуя.. Жилетку стал поддевать под куртку, а если уходил куда либо надолго и далеко стал брать и пистолет, оставляя на входной двери только ему понятные маячки.
Он возвращался из прокуратуры с последнего допроса, дело закрыли, и следователь этому был даже больше рад, чем Коршунов.
Он свернул с Первомайской улицы на Ленина, чтобы пройти на Советскую и опять почувствовал сверлящий взгляд в затылке. Навещать тестя с тещей, Анатолий передумал. Поэтому он пересек Советскую улицу и шел дальше по Ленина, которая заканчивалась на садовых участках.
Шел он, не спеша, но когда справа закончился пятый микрорайон, он посмотрел на часы, покачал головой и заторопился, резко прибавив ходу. Руки его ритмично размахивались, помогая передвижению.
Под хруст снежка Анатолий уловил частое дыхание за спиной, преследователь явно был не готов к такому походу и из-за того, что резко пришлось прибавить в скорости начал слегка задыхаться. Поэтому и засопел как паровоз, обозначая свою скорость все возрастающим парком изо рта.
Удар в нижнюю часть спины, чуть не сбил Анатолия с ног. Как ни старался Анатолий, но момент удара, как ни старался поймать его, он пропустил. Профессиональный удар. Надо пользоваться только этой микропаузой, пока нападавший не понял, что его удар цели не достиг: второго шанса убийца не представит!
Коршунов вертанулся, ухватившись за руку напавшего, правой рукой схватил заточку, левой предплечье и, не прекращая кругового движения по часовой стрелке, ударил коленом в локтевой сгиб, заточка оказалась у него в руках.
Он провел переднюю подсечку, противник упал. Коршунов за волосы сильно оттянул голову назад и приставил трофейное оружие к его шее.
В таком положении врагу говорить было неудобно, поэтому он прохрипел только два слова: не знаю!
Трофейными наручниками он сковал ему руки и попросил приехавшего Семенова проверить по всем подобным убийствам на территории России, особенно в Сочи.
Когда Коршунов подошел к своей двери, то обнаружил, что маячки сорваны. Поэтому он ушел к соседу и, взяв у него театральный бинокль, пристроился в подъезде напротив, пытаясь разглядеть, кто у него дома. И на самом деле по квартире кто-то свободно перемещался.
Анатолий уже хотел, было вызвать Семенова с группой, когда по силуэту определил что это Людмила. Просто смеркалось, и она включила свет. Коршунов пошел через двор, но потом решил, что такую встречу необходимо отметить и подошел к ближайшей лавке. Денег у него с собой было немного, поэтому ограничился парой пива и воблой.
Он уже входил в подъезд, когда увидел, что вдоль дома проезжает фургон "Газель". Что, что, а "Газелей" он здесь никогда не видел. Это заинтересовало его, в каждом непонятном явлении Коршунов ждал подвоха.
Он поднялся на свой, второй этаж и посмотрел, где остановился фургон. Остановился у его подъезда. Оттуда выпрыгнули двое. Войти домой он не успевал. ПМ остался дома. Коршунов спрятался за мусоропроводом, туго перекрутив пакет с бутылками.
Ребята ничуть не скрываясь, позвонили в его дверь. Людмила доверчиво открыла. Ребята на первое время растерялись, увидев ее, потом один спросил ее: А хозяин дома?
Коршунов ударил бутылками так, как бьют молотом по наковальне - по кругу. Что раскололось голова или бутылки он не фиксировал, а бросился вниз по лестнице.
Второй стоял на улице, придерживая дверь, чтобы она не хлопнула и не привлекла этим внимание жильцов. Коршунов разогнался и всей массой ударил в дверь, второй от этого удара упал. Но быстро перекатился на спину и сунул руку в карман. Анатолий ударил его пяткой в лоб, но на спину ему прыгнули, пытаясь заломить голову назад.
Коршунов крутанулся и стукнул нависшего на нем о газовую трубу, выходившую из земли около подъезда. Отклонился и снова ударил.
Напавший просел вниз и Коршунов ударил его снизу пяткой. Его отпустили, Анатолий развернулся и нанес два прямых удара в ухо. Его подсекли и он, обхватив третьего, упал на второго. Из подъезда вывалился первый и упал на кучу-малу.
Эти ребята еще плохо соображали, после ударов нанесенных Коршуновым, поэтому он вывернулся из кучи и перескакивая через несколько ступенек заскочил домой, оттолкнув Людмилу. Достал пистолет, выключил свет и только после этого выглянул в окно. Фургон показал желтые огоньки.
Людмила, обидевшись, уехала.
"Колюсов от меня не отвяжется" - Размышлял Коршунов. - А я, с трудом отбиваюсь. Долго везти мне не сможет, где-нибудь проколюсь! Надо переходить в атаку! Вопрос простой, где переходить?
Они знают, где он может находится, а он не знает, он привязан к определенным местам, а они могут перемещаться. Сражаться с ними, это продлять собственную агонию! Только государственная машина в лице ее органов сможет своими возможностями остановить такое преследование, да и то, не пряча и защищая, а вычислив и вычистив!
Номер фургона он запомнил, сыновья, рассказывая о нападении, тоже упоминали о подобном, значит Колюсов имеет возможность им пользоваться, а фургон где-то хранят!
Коршунов отправился в здание УВД, Мазейцев уже должен был быть дома, в Москве, а остальные делают вид, что ничего не произошло, тем более все уже знают, что дни Мазейцева сочтены, а Шевкунов и Коршунов опять выходят на работу.
Оперативная группа сидела у сыщиков в кабинете и резалась в карты. Эти карты с голыми женщинами когда-то отобрали у глухонемых, которые занимались этим видом бизнеса, тогда это слово не знали и называли нетрудовыми доходами. Хотя в них играли редко, но от женщин замусоленных и вытертых мужскими пальцами остались одни фрагменты, поэтому сыщики назвали игру в эти карты - расчлененка. Когда Коршунов увидел это, то сразу предупредил.
Небо было затянуто тучами и поэтому было темнее, чем обычно. Фонари перед зданием УВД, как обычно, не горели. Коршунов даже не мог припомнить за все время службы, когда они светились вообще.
Милиция находилась на улице Пушкина. Почему именно эту улицу назвали именем великого поэта, никто не знал, это было тогда, когда никто никого не спрашивал.
На ней, кроме милиции, находился суд, хотя часть суда была и на Советской, ФСБ, а прокуратура была на Первомайской, но в двух шагах, а может в трех от Пушкина. Причем не только от улицы, но и от бюста поэта. Первомайская перпендикулярно врезалась в Пушкина как раз недалеко от здания милиции.
Бюст, на двухсотлетие поэта, специально поставили, в прошлом 1999 году, под охрану милиции, так что он всегда находился среди милиционеров, толпившихся или заходивших или выходивших из здания УВД. Это вряд ли бы понравилось самому поэту, неприязненно относившемуся к правоохранительным органам, но его мнения никто не спрашивал. Это сделали специально, поскольку бюст Чехова, находившийся в одноименном переулке, неоднократно сбрасывала подвыпившая молодежь, шедшая с дискотеки из ДК.
Коршунов, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух, не спеша отправился домой. Он прошел по Первомайской и свернул на Ленина, обдумывая свои срочные действия. При этом он не заметил за собой слежки, поэтому на секунду и растерялся, когда рядом с ним резко затормозили, боковая дверь фургона была открыта, его схватили за руки и затащили в нутро фургона.
Ребята быстро учились, а может их точнее проинструктировали, но они не допустили предыдущих ошибок. Они навалились коленями на руки Коршунова, всей массой крепко прижав их к дну фургона, правыми руками держали его кисти, а левыми, тот, который сидел за головой, схватил за волосы, а тот который напротив него - за шею.
Коршунов в ярости, напрягая мышцы до одеревенения, попытался скинуть их, дергая головой в разные стороны, сорвать их руки, но те придавили своей массой, вцепились железной хваткой. Анатолий понял, что сила на стороне Колюсова и просто так ее не сломишь.
Глава третья.
Людмила пришла на станцию, подождала одну электричку, вторую, но не села нив одну из них. Она вспомнила, что Штирлиц говорил о том, что-то два надо пропускать и садится в третьего. Но что конкретно пропускать рекомендовал легендарный разведчик, она не помнила.
Третью электричку оказалось, надо долго ждать, поэтому она решила тайком вернуться домой, хотя и знала, что Коршунов опять рассердится, но в Москву, к чужим людям, которые хоть к ней очень хорошо относились, она ехать не хотела.
Ей хотелось успокоить Толю, приголубить и пока она шла к дому, искала убедительные слова. Дома его не оказалось.
Теперь, наученная горьким опытом, она не зажигала свет, все делала в темноте и к окнам не подходила. Для убедительности она еще подставила швабру под дверную ручку, уселась в кресло перед телевизором, конечно не включая его, и стала дожидаться возвращения Анатолия.
Коршунов понял бессмысленность своих никчемных дерганий и вспомнил поговорку: не можешь сопротивляться - расслабься и получи удовольствие. В чем удовольствие он должен получить, Коршунов так и не нашел, но расслабился и резко.
Хватка напавших потеряла опору, а Коршунов понял, что скоро потеряет сознание, враги нащупали артерию, и это его единственный шанс, он, оттолкнувшись ногами от задних дверей, сделал полупереворот вперед, заезав каблуками одному в затылок, а другому в лоб.
"Газель" неслась по улицам не сбавляя скорость, между прочим, боковая дверь так и не была закрыта и мокрая грязная снежная каша забрызгивалась в кузов.
Враги покачнулись на его руках, ослабили хватку еще сильнее, в результате чего Коршунов смог вывернуть руки из под их колен и довершить кувырок через голову.
Теперь он сидел между своими противниками, которые еще не поняли, что произошло, как Анатолий стукнул их головами, после чего, используя ноги как рычаги, вытолкнул крайнего в открытую дверь, второй опомнился и бросился на него. Но пропустил удар лбом в нос.
Просто в этой тесной железной коробке у Анатолия ничего не оказалось под рукой, кроме собственной головы. Противник опрокинулся навзничь, широко раскинув ноги и получил от вставшего Коршунова удар в промежность, тот взвыл. Коршунов стукнул в стенку водителю и крикнул: "Помедленней"!
Проехали МРЭО, до переезда осталось совсем немного. Попадать в руки Колюсову не хотелось, хотя хотелось с ним повстречаться, но не в таком беспомощном состоянии и без оружия. Фургон затормозил перед переездом и Анатолий просто вышагнул на дорогу.
Через пять минут его догнала оперативная машина, возвращавшаяся из Румянцево. Они и подбросили его почти до дома. На двери квартиры маяки снова были сломаны.
Из подпорченных молью валенок извлек пистолет. Валенки нарочно стояли в прихожей и специально служили хранилищем для оружия. Еще шаг, он на что-то наступил и получил удар дубинкой прямо под дых.
Коршунов в темноте начал обыскивать убитого. И сразу понял, что это женщина. И кто она, но он боялся в нее поверить.
-Дура несчастная! Зачем ты вернулась, ну кто тебя просил? - Беззвучно укорял Анатолий лежавшую перед ним Людмилу, хотя губы его шевелились, а слезы горячими дорожками обжигали поверхность щек. Уже не таясь, Коршунов включил свет и подошел к телефону, взял трубку, но продолжал смотреть на жену.
"Как живая! Ни кровиночки!" - По-сыщецски отметил детали Коршунов. Он так долго смотрел на нее, что ему показалось, что под ее веками глаза слегка пошевелились.
"Предсмертные судороги? А вдруг? А я тут! Она может быть только ранена"! - Анатолий опустился на колени рядом с ней и принялся развязывать халат, но его схватили за ноздри одной рукой, а второй чуть не выдрали глаза, хорошо он среагировал и успел отбить руку, но на запястье появились кровавые полосы. Сам научил таким приемам.
Людмила оттолкнула его и с криком "Пожар" - выбежала из комнаты. Послышался глухой стук и она, вскочив обратно в комнату, пробежала мимо Коршунова к балкону. Только тут он обнаружил в спинке кресла дырку и по траектории попытался найти пулю. Людмила с остервенением дергала защелку балконной двери.
Бойня продолжалась всю ночь и утро, они заснули тогда, когда все стали просыпаться на работу.
Поспать Коршунову не дала противная трель телефона. Спросонья он даже не узнал голос, но он его бы не узнал и не спросонья.
Коршунов уселся в простреленное кресло и задумался. Из этого состояния его вывел новый звонок.
Это звонили из кадров. Они почти что слово в слово повторили слова Колюсова. Какой-то лохматый йети стоял за спинами и Мазейцева и Колюсова, и координировал их действия, и те, да и многие другие не догадывались о его существовании, они считали что действуют сами по себе, а если и сомневались, то подозрения к делу не пришьешь.
"На слабо ловят, может никакого снайпера и не будет. Колюсов, кстати, об этом и не упоминал, он сказал по дороге шлепнут и для Колюсова неважно каким образом это будет исполнено. Если будет исполнено." - Анатолий начал одеваться.
"Они хотят меня заставить боятся, боятся всех: людей, машин, окон, ворон, громких звуков и наоборот еле слышных." - Размышлял Коршунов. - Они хотят, чтобы я оглядывался ежесекундно и в каждом человеке видел убийцу. Колюсов хочет посеять во мне страх. Поэтому и говорит что завтра, чтобы я уже набоялся. Завтра, значит завтра. Значит, есть еще время. Надо посоветоваться с ребятами. - Коршунов захватил найденный бумажник, пистолет и пришел к Ехно.
Петр тоже посчитал, что это простое запугивание. Пришел Виктор Улихин и сказал, что Семенов на выезде, а он только сменился. Коршунов передал ему оброненный бумажник.
Кошкин принял горячее участие в обсуждении, но этого оказалось мало. Никто ничего стоящего не придумал. В конце концов, Кошкину все это словоблудие надоело, и он стал смотреть в окно. Все устало замолчали, стараясь не глядеть на Коршунова. Кошкин отвернулся от окна и, подняв руки, как бы сразу защищаясь от нападок, сказал.
Решили, что вневедомственная охрана на машинах будет патрулировать улицу Пушкина и прилегающие улицы, а сыщики осмотрят подвалы, где есть окна и чердаки. Надо осмотреть всего несколько домов, из которых можно увидеть крыльцо здания УВД.
Осмотрели и на чердачных и подвальных дверях установили незаметные метки, чтобы каждый раз не проверять помещения, сделали так, чтобы снайперу было только одно место и прихода и отхода.
Наступило утро. Анатолий специально отправился на работу когда рассветлелось. Он опаздывал и опаздывал специально. Раз Мазейцев курсе, то пусть неведомым свои надежды мучает. Да и противника по светлому отследить легче, у них любые спецсредства могут быть, в отличие от милиции.
Решение было принято правильное, ребята прямо из подъезда засекли наблюдателя, который гулял с собакой во дворе. Во первых местные с собаками во дворе не гуляют, ходят в лес. Во вторых он собаку с поводка не спускал и она вела себя как в незнакомой местности. А не спускал с поводка этого несчастного коккера из-за того, что это была не его собака и могла элементарно смыться.
Как Коршунов вышел из подъезда, так любитель собак зашел в соседний, когда Коршунов свернул за угол, тогда любитель братьев меньших вышел, но уже без собаки и пошел в другую сторону. Улихин пошел за ним, а Семенов проверил подъезд. Так и есть, несчастный коккер был привязан к перилам лестницы.ЍНаблюдатель вышел на Советскую, где и сел в припаркованный автомобиль. Но у улицы Коминтерна его задержал экипаж вневедомственной охраны. Они передали его подошедшему Улихину.
Коршунов с Ленина свернул на Пролетарскую, он шел медленно и не спеша, уверенно и не оглядываясь.
С Пролетарской прошел дворами в тупик Коммунизма мимо гаражей и ракушек, у которых ребята толкали автомобиль, и зашел в щель между двумя гаражами, где обычно все местные проходили к автобусной остановке на Юбилейной улице.
Шедший за Коршуновым парень, прошел мимо и пробурчал что-то в воротник куртки, но его схватили за руку, попросив помочь подтолкнуть машину. Руку он вырвал, но его лицо оказалось на капоте, а руки за спиной, в наручниках.
Коршунов спокойно дождался автобуса. Он перешел на противоположную сторону и сел последним. Маршрут автобуса проходил по Ленина, по Центральной в сторону от здания УВД. Он заметил, как "Москвич" 2141, вынужден был развернутся поперек дороги и отправиться вслед за автобусом.
Этот маршрут был кольцевой и теоретически Коршунов мог на нем кататься целый день, но он вылез у улицы Пушкина. Москвич поехал дальше, но был остановлен патрулем ДПС и препровожден в помещение вневедомственной охраны, которая находилась на углу Свердлова и Советской.
Анатолий пошел по Пушкина пешком, но на переулке Чехова свернул к городскому парку и пошел по аллее. На аллее выбрал скамейку недалеко от двух дворников, расчищавших аллею, сам счистил со скамейки снег и сел.
Неопрятный бомж с авоськой, пройдя дворников, увидя это, формально заглянул в забитую снегом урну, но был скручен дворниками. Это все были те же ребята, недавно толкавшие автомобиль.
Тем временем все подвалы и чердаки на подступах к УВД были осмотрены, метки были на местах. Коршунов уже опаздывал на полтора часа, но Ехно, руководивший всей операцией, приказа к проведению окончательной фазы команды не подавал. Поэтому Коршунов оставался в парке. Задержанные молчали или шарили под дураков, никто ни в чем не хотел признаваться и все вместе они надеялись на чью-то помощь.
Кошкин сидел в машине, припаркованный у входа в дежурную часть. Он еще раз просмотрел все директории. Ребята все прочесали, никого нет. Тогда зачем такая слежка? Значит не нашли снайпера! Пашка уже был точно уверен, что будет снайпер, но вот где? Если поиски затянуть, то снайпер сделает дело и уйдет.
Кошкин еще рассмотрел крыльцо, козырек над крыльцом, широкий квадрат окна на лестничной клетке над козырьком.
"
Дураки мы!" - Решил Пашка. - "Сейчас вокруг полно машин полно народу толпится, одни входят, другие выходят, большая вероятность ошибки."Он вылез из машины и перешел на другую сторону улицы и опять все осмотрел.
Один из задержанных признался, что им заплатили, для того, чтобы попугать одного мужика, показать, что за ним следят и загнать его в милицию, чтобы он там признался, когда вернет долг. Потом это сделал второй, третий. Прошло два с половиной часа. Ехно дал добро на приход Коршунова.
Тот встал со скамейки и вышел на Юбилейную, а позже свернул на Пушкина. Ехно не мог только найти Кошкина, который куда-то незадолго перед этим вылез ни слова не говоря напарнику и как сквозь землю провалился.
Снайпер находился на крыше высотки при пересечении Ленина и Первомайской. До здания УВД было примерно около километра. Он находился там всего пять минут. Снаряженная винтовка уже хранилась в помещении подъемного колеса и электродвигателя лифта.
Винтовка оказалась В-94, которой нет даже у наших спецподразделений в Чечне. Ее длина оказалась даже больше роста самого снайпера. Шестидесятикратный прицел дополнял ее.
Снайпер расставил сошки на кирпичном ограждении крыши и заглянул в прицел. Без оптики ружье напоминало противотанковое времен Отечественной войны. Сквозь недавно промытые окна здания УВД, лестничная площадка была видна как на ладони.
Коршунов не знал, что Мазейцев организовал учебную тренировку всего руководящего состава, поэтому все руководители сидели в тире и слушали нудную лекцию о вооружении и поэтому он был единственным в форме майором, который поднимался по служебной лестнице на второй этаж.
Для снайпера все проходило поэтапно: сначала шапка, спокойные глаза, нос, рот и волевой подбородок, снайпер узнал лицо и перевел взгляд на погоны куртки. Майор. Грудь. Снайпер затаил дыхание.
С каждой ступенькой Коршунов вырастал на очередные пятнадцать сантиметров. Коршунов сам подходил под выстрел. Осталось только спустить курок. 12, 7 мм пуля ждала свою жертву, уютно устроившись в гильзе.
Выстрел. Пуля начала свой смертельный разбег, Коршунов все видел как при замедленной съемке, звук брызнувшего стекла и медленное падение больших кусков.
Пуля не смогла разорвать мышцы, сломать кости и попасть в сердце, и путь ей не преградил бесполезный от нее бронежилет. Она попала в деревянную планку перил, разломав ее пополам, пробила железную полосу, к которой эта планка была прикреплена и успокоилась только в ступеньке, выбив из нее изрядный кусок. Этот кусок и отскочил к ногам Коршунова. Коршунов решил, что этим куском и было разбито стекло, он спокойно перешагнул камень
и пошел в кабинет Мазейцева.Снайпер тоже не понял причины такого промаха и только позднее ощутил боль в правом плече, как будто ему заколотили толстый гвоздь, причем шляпкой вперед. Он выпустил ружье и оно, упершись прикладом в заледенелый битум крыши, стало похоже на зенитку. Его спину орошала какая-то горячая жидкость, она протекла в брюки и спустилась в ботинки и стала капать с нижнего края брюк выкрашивая лед и снег в алый цвет.
Ниже, щуплее с менее крупными чертами лица, которые складывались в хищное и циничное выражение. Ноги киллера подкосились и он сначала опустился на колени.
Мазейцев явно не ждал Коршунова, он, наверное, с минуту смотрел на него, потом пододвинул приказ и попросил расписаться.
Работа заключалась в том, что все заперлись в кабинете и достали с утра охлаждавшуюся между стеклами окна водку. Все пришли к выводу, что это была провокация, запугивание.
Ехно остался опять на штабе складывать водку в сейф, а все поехали на пищекомбинат.
"Лексус" стоял на стоянке, но со стоянки стремительно выруливала "Дэу-Нексия".
Нексия как бы никуда не спешила, поэтому и Кошкин старался не приближаться. Она с Советской повернула к старой части города проехала всю ее и въехала в Рыковскую промзону.
В Рыково практически никто не жил, а два десятка частных домов местные жители использовали как дачи. Хотя все, что там выращивалось, разбирающиеся в экологии люди, есть бы не стали. Кошкин проехал мимо обрывка улицы, куда завернула Нексия и остановился за бетонным забором ПМК.
Все началось раньше, до подъезда подкреплений. Нексия задом вырулила из-за покосившегося плетня, но повернуть на себя Кошкин ей не дал, ясное дело, она пойдет на прорыв и или размажет его меж бетонных заборов или просто собьет и переедет.
Кошкин вышел из-за забора и начал прицельно стрелять по салону. Машина нырнула обратно во двор. Кошкин перебежал к ней и вовремя, из дома по нему начали стрелять. Он почувствовал запах бензина и выглянул: из окна летела палка с горящей на ней тряпкой. Он успел нырнуть под передний бампер как сдетонировал бензин и раздался взрыв, снег вокруг него загорелся, и он успел перебежать под крыльцо. В проулок заскочила патрульная машина, оттуда повыпрыгивали бойцы и перебежками бросились к дому.
Оттуда по ним раздались редкие выстрелы. Кошкин ополз дом сзади. Окно было распахнуто а по грядкам проходила свежая лыжня. Он заглянул в окно. Выстрелы раздавались из передней части. К ним присоединились автоматные очереди. Бойцы заняли позиции и начали обстрел.
Кошкин забрался в окно и стал осторожно пробираться вдоль стены к соседней комнате. Дверь раскрылась и оттуда на высоте груди стали пролетать автоматные пули с глухим стуком врезаясь в старые потресканные бревна. Тогда он высунул пистолет в проем двери и выстрелил.
Теперь окруженным пришлось занять круговую оборону. И они начали тоже стрелять в ответ.
В комнату вкатилась лимонка. Убежать - некуда, до окна не допрыгнешь, спрятаться, разве только за лопату. Кошкин схватил ее и как клюшкой ударил по гранате, как только она взлетела и скрылась в соседней комнате - взорвалась. Выстрелы сразу прекратились.
Кошкин заглянул туда. Двое все в крови лежали у окон, один еще дышал. Кошкин крикнул своим бойцам, чтобы заходили.
Глава четвертая.
Коршунов еле успел добежать до леса, который вплотную подступал к задам огородов. Снег сразу набился в полуботинки и ему казалось что он идет босиком. Ноги провалились в снег до колен и он забился под брюки. Пришлось остановиться и засунуть брюки за резинку носков. После этого передвигаться не стало легче, но быстрее, но он все равно не успел.
Коршунов видел как окно, выходившее на огород распахнулось, оттуда выкинули лыжи с палками, потом вылез сам человек. Коршунов закричал, размахивая пневматическим пистолетом, но тот его не слышал.
Человек, надевая лыжи, все время оглядывался на окно, из которого вылез и прислушивался к пальбе. Наконец он закрепил лыжи и затопал в лес. Коршунов бросился наперерез. Передвигался он скачками и опередил на несколько метров беглеца. Тот особо и не спешил, он стоял, спрятавшись за деревьями и некоторое время наблюдал за перестрелкой и только когда раздался взрыв Нексии и все запылало перед домом, он повернулся и пошел в сторону города.
Колюсов понимал, что задержка не в его интересах и начал стрелять, с каждым выстрелом приближаясь к Коршунову. Анатолий мысленно обругал Кошкина, что мол "не сунутся в лес" и выглянул из-за дерева.
Они столкнулись лицом к лицу. Колюсов был без лыж. Опасаясь нападения с любой стороны, пистолет он держал отстранено. Не мог определить за каким деревом прятался Коршунов. Он надеялся на свое оружие, а Коршунов - нет.
Он ударил своей головой Колюсова в лицо, одновременно перехватив, обеими руками, руку с пистолетом взяв на излом кисть. Левой рукой Колюсов воспользоваться не мог - мешало дерево.
Коршунов медленно поворачивался спиной к противнику, чтобы за руку совершить бросок через себя, поэтому Колюсов вцепился левой рукой в дерево. Коршунов не стал кидать. Теперь он ударил затылком. Конечно, вязаная шапка смягчила удар, но второй раз получить в нос!
Колюсов несколько растерялся, а Коршунов, передвинул правую руку под локоть, левой сработал как рычагом. Пистолет выстрелил и выпал. Тогда Коршунов прыгнул вокруг дерева, дернув противника за руку.
Третий раз нос Колюсова приложился к заледенелой коре ясеня. При этом Коршунов сам потерял равновесие и упал.
Зрение у Колюсова разбегалось в разные стороны, но он воспользовался подарком, быстро укрылся за деревом. Коршунов достал свой пистолет.
Коршунов наклонился вперед, чтобы не опираться руками о снег и попытался встать с колен. Колюсов ухватившись за дерево, подпрыгнул и ударил по руке с пистолетом свободной ногой. Коршунов пистолет не выронил, но упал и чтобы Колюсов не прыгнул на него пару раз нажал на курок. Перекатился к кустам и, опираясь на них встал.
Когда Колюсов оборачивался Анатолий стрелял, но в этом не преуспел, тогда он выкинул не нужный пистолет, попытался догнать противника и почти догнал, но чуть не напоролся на лыжную палку, внезапно направленную на него.
Он отбил ее, но получил удар ребром лыжи поперек шеи, хорошо как-то воротник спас, но все равно в глазах потемнело, он увидел только спину Колюсова и схватился за его куртку. Где-то в лесу раздались выстрелы и крики.
Коршунов получил еще два удара кулаком в лоб и нос, но куртки не выпустил. Очнулся от того, что его трясли, он увидел перед собой лицо Пашки Кошкина.
Колюсова в городе перехватить не успели, где он спрятался никто не знал, Коршунов получил сотрясение мозга и ему прописали лежачий режим, но через два дня он подскочил осененный мыслью.
Коршунов поехал в дачный поселок "Наука". Деревянный дом так и стоял с выбитыми окнами и уже со снятыми дверьми, кто-то домик начал разбирать. Коршунов внимательно обошел вокруг него, но ничего существенного не обнаружил. Тогда он подошел к дворцу. Входная дверь в обжитое крыло была заварена, но от времянки - провисшего электрического провода, тянулся еще один, который привел к маленькому закутку без окон.
"Туалет" - Решил Коршунов, вход туда и перегораживали пропавшие двери. Коршунов отошел на метр и принялся сгибать и разгибать провод, пока его не сломал и стал стоять у входа.
Через некоторое время в закутке зашевелились, стук отодвигаемой двери, потом еще одной. Коршунов даже видел руки в перчатках.
Образовалась щель, оттуда высунулась рука и, опираясь на стену, вытянула все тело.
Коршунов захватил ее заломил за спину, потом вторую и защелкнул наручники. Рывком поднял Колюсова.
Тот зарос щетиной, кожа потемнела, наверное, покрылась грязью, свитер свалялся. В общем Колюсов был похож на образцового бомжа. Судя по остаткам еды, Колюсов не бедствовал, а, судя по внешнему виду, собирался залезть на дно.