Ласкина Марина Валерьевна : другие произведения.

Там, где вольный ветер

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда вольный ветер свободы воет в снастях или с безумной силой бесчинствует в ущельях, люди вспоминают легенду о Вольном Ветре и о тех людях, которые всегда были там, где слышались стоны угнетённых народов.

   Гл.1.
  
  
   ...Чёрный плащ и треуголка такого же цвета полностью скрывали его внешность и сильно выделяли незнакомца в толпе разряженных венецианских гуляк. Этот человек был им чужаком, он не разделял охватившего всех праздничного восторга, и потому он был им странен. Чужак быстрым шагом перешёл мост и направился к гондоле, которая уже ожидала его. В полном молчании тёмная длинная ладья отчалила от мостовой.
   Незнакомец угрюмо взирал на карнавальный город. Густая своей темнотой южная ночь, опустившаяся на древний город, в этот раз сверкала и светилась огнями фейерверков.
   Венеция праздновала.
   В Венеции был карнавал...
  
  
   ...- Джулио! Умоляю тебя! Клянусь святым Павлом, всё было не так! - задыхающийся женский крик прервал шум мирного прибоя.
   Прехорошенькая девушка, схватив молодого кабальеро за рукав куртки, пыталась удержать его. Но юноша жаждал действия:
   - Да! Я к вам обращаюсь, синьор, к вам! Извольте выйти из гондолы и, клянусь, вы в неё больше не войдёте!
   Незнакомец в чёрном сделал знак гондольеру, и узкая длинная ладья уткнулась в небольшую песчаную косу.
   - Мне показалось, вы меня звали, - голос незнакомца был спокоен и, какой-то уставший. - У меня нет времени, меня ждёт корабль. Я не имею чести вас знать, сударь. Вы уверенны, что не ошиблись?
   - Тысяча дьяволов! Но вы должны знать мою невесту!
   - Прошу прощения, я не задавался целью запомнить всех светских красавиц Венеции.
   Юноша явно выходил из себя:
   - Вот этой шпагой я проткну вам череп! Это вы целовали мою невесту! Я убью вас!
   - Возможно. Но я не считаю, что это повод задерживаться здесь на пять минут. Галицио, поторопись!
   Незнакомец как тень исчез в белёсом морском тумане.
   - Трус! - волнение молодого претендента на руку красавицы переросло все возможные пределы.
   Под отчаянные крики девушки, её жених с обнажённой шпагой бросился за обидчиком вплавь, выкрикивая брань местного колорита.
  
  
   ...,,Мой Бог! Как пыжится! Да ты потонешь со своей железкой скорее, чем меня достигнешь. Упорный. Глупое упорство. Мальчишка, да она у тебя за спиной целовалась с десятками. Идеалист влюблённый. Представляю, какое разочарование тебя постигнет, когда ты её узнаешь получше. Что, застрелишься? А может, к тому времени, поумнеешь? Щенок неучёный... нет, пожалуй, уже утопленник.,,
   - Галицио, стоп! Довольно, - чёрный незнакомец прервал свои размышления, и, через минуту почти бездыханный влюблённый лежал на дне гондолы.
   Невозмутимый Галицио продолжал грести к военному фрегату, мачты которого уже вырисовывались в тумане, а незнакомец, ни чуть не суше, чем тот, которого он спас, пытался вернуть юного мстителя в чувство. Наконец, Джулио закашлялся, со свистом задышал.
   - Я...убью вас...
   - Непременно, - чёрный незнакомец перекинул его через колено. Джулио сильно корчился, его выворачивало.
   Наконец, гондола мягко стукнулась о борт корабля. После обмена паролём, вниз скинули верёвочную лестницу. Похоже, незнакомца ждали.
   - Динней, вы не один?
   - Со мною соратник, полковник.
   - Но у меня приказ взять вас одного. Я не смею ослушаться...
   - А я приказываю отвести этого юношу в мою каюту, пока я договариваюсь с капитаном относительно нашего маршрута. Я не знаю, когда вы поплатитесь за неисполнение приказа свыше, но за неисполнение моего приказа вы поплатитесь немедленно.
  
  
   ***
  
   - Сеньор, кто вы? - ошарашенный юноша не мог прийти в себя. - Вы наделены большой властью, но ведёте себя как циник. Я не намериваюсь плыть вместе с вами.
   - Ну да, вас же ждёт прелестная невеста.
   - Сеньор! - Джулио вскочил, лицо его пылало, рукой он машинально искал шпагу.
   - Ваша ржавая железяка висит на стене, - напомнил незнакомец. - Послушайте, мой мальчик, если вас ещё не покинула мысль о смерти, то я вам помогу отправиться в лучший мир на рассвете, когда фрегат остановится у одного небольшого острова. А сейчас - спать! Вам понадобятся силы, чтобы ваша шпага не выпала из рук.
   Незнакомец (впрочем, командир корабля называл его Динней) повернулся к стене и, натянув одеяло до ушей, через минуту уже спал.
  
  
  
   ...Джулио! Взгляните на небо! Боже мой, мой мальчик, и охота вам умирать в такое чудесное утро! Нет, вы взгляните на эти облака!
   - Если вы ждёте моих извинений, то вы их не дождётесь!
   В ответ Динней расхохотался от души. В этом человеке уже было не узнать того угрюмого незнакомца, что был ещё совсем недавно. Глаза его светились, движения были быстры и точны. Он ловко взбирался по скальным выступам наверх, на площадку, где видимо, должна состояться дуэль... или убийство. Джулио мало надеялся, что сможет одолеть этого сильного ловкого леопарда. Во влюблённом сердце уже давно остыл пыл мести, и только чувство чести вело его на явную погибель.
   ,,...С моей стороны это, конечно, издевательство. Но иногда так приятно издеваться над глупцами. Ах, маменька! Как побледнело личико! Какое отчаяние в глазах! Неплохой выпад, мой мальчик, но к чему так много ненужных движений? Волнуешься... понимаю. Ну что ты руками размахался? Выдохнешься, и я не успею тебя от души помучить. Щенок! Сопляк! Чувствует себя жертвой любви или, в худшем случае, рыцарем, с которым поступили грубо и несправедливо. В его глазах я просто чудовище. Впрочем, так оно и есть. В моих глазах тоже...,,
   - Мой мальчик, не забывай, рядом обрыв, а внизу - прекрасное лазурное море. Не прыгай так сильно, можешь оступиться.... Да, кстати, вы очень любите свою прелестную невесту? А она вас? А я, право, так не думал. Хотя, возможно, я целовал вовсе и не вашу невесту. Но на мой взгляд, уста всех дам прекрасны.
   Поединок затянулся. Полковник Картер, командир корабля "Лючия", стоя рядом с капитаном на палубе, раскуривал трубку и не сводил глаз с дерущихся на берегу.
   - Сказал, что потренируется с напарником. Но не целых же два часа махать шпагами! Парень сейчас рухнет.
   - Динней, видимо, хочет натаскать мальчишку. Наверное, вскоре идут на какое-нибудь отчаянное ,,дело,,.
   - Что вы, кэп! Ещё пять минут натаски в таком темпе, и парень уже ни на какое дело будет не годен!
   - Странный он.
   - Странный. Мы же о нём ничего не знаем! - полковник сердито запыхтел трубкой.
   - Говорят, он был пиратом, - задумчиво проговорил капитан.
   - Сплетни. О нём чего только не говорят. Я слыхал, что Динней был королём Филиппинских островов, индийским раджой, английским аристократом с миллиардным наследством. Чушь какая! Ну, то, что его считают отчаянным бретёром, не пропускавшим ни одну дуэль, членом какого-то тайного духовного общества, а также просто нищим, бродящим по всему свету и впитавшим в себя культуру тех стран, где он побывал... это, может быть, ближе к правде. Вам не кажется, кэп, всего этого хватило бы и на несколько жизней. Я не верю в сказки, поэтому считаю Диннея просто авантюристом.
   - Добавьте: политическим авантюристом, полковник. Это всё не так просто, тысяча чертей! Не зря же за ним гоняются шпионы всех европейских государств и он гоняется всё за кем-то. И всё это, как всегда покрыто тайной. А я, капитан военного корабля, приставлен в услужение этому сумасброду! Приказ свыше! Как же меня бесит Динней со всеми своими тайнами!
   - Всё, парня он доконал. Жестокий он человек, кем бы он ни был, вот что я скажу вам, кэп. Да, болтают, что некоторые короли без него и шага ступить не могут. Возможно, он влиятельный человек,... но жестокий. Не советую вам с ним пререкаться. Ну да ладно, встретимся на обеде, кэп.
  
   ***
  
  
   - Почему вы меня не убьёте? Вы это могли сделать уже много раз. Вам нравится видеть меня обессиленного у ваших ног? - Джулио уже действительно не мог встать, пот и грязь заливали его глаза, руки и ноги дрожали от перенапряжения.
   Невозмутимый и ничуть не уставший Динней присел рядом с ним на камень.
   - Теперь поговорим, Джулио. Вы меня справедливо ненавидите, - Динней вдруг стал опять серьёзным, - Действительно, мне доставляло удовольствие вас унижать. Но, честно говоря, я жаждал унизить и осмеять в вашем лице человеческую глупость. Мне вы были противны, когда распускали слюни из-за чёрных глаз прекрасной дурочки. Она же пустышка, Джулио! Кокетничать с каждым мужчиной, если только он не урод и не старик, для женщин также необходимо, как дышать. Как вы этого не видите?
   - Вы правы, я ненавижу вас, Динней.
   - Но к вам лично, Джулио, я теперь не испытываю никаких чувств, кроме дружественных и хочу попросить об одной услуге...
   - К чёрту вашу дружбу, мне она не нужна!
   - Выслушайте, сеньор! - Динней повысил голос и говорил медленно, глядя в глаза юноше. - Вы останетесь на этом острове. Через две-три недели за вами придёт корабль и по пути зайдёт в Венецию. Обстоятельства сложились так, что я не могу сейчас отправить вас в объятия вашей невесты и не имею права взять с собой. Будете жить в гроте, я покажу вам. Продовольствия хватит на месяц. Только не сваляйте дурака - не заблудитесь в пещерах, что сделать легко...
   - А если я не желаю здесь оставаться? - Джулио из-под лобья мрачно глядел на Диннея.
   - А у вас нет выбора, мой мальчик. В конце концов, вы сами бросились за моей гондолой в море, я вас не звал.
   - Как я узнаю ваш корабль? Это будет другой или этот же?
   - Возможно, другой. Завидя корабль, спрячьтесь в гроте. Запомните: не показывайтесь на глаза людям с проходящих кораблей. Этот остров считается необитаемым, вы можете вызвать ненужное любопытство. И ещё: не вздумайте бежать на другом корабле. В целях вашей же безопасности. Вы вовлекли себя в прехорошую историю, Джулио, - Динней усмехнулся. - Мой человек или я сам отыщет вас в гроте. Чтобы убедить вас, что это тот самый человек, которого вы ждёте, он вам покажет вот это.
   Динней снял с шеи чёрный брелок с какой-то белой монограммой, изображавшую птицу, и вновь повесил его себе на шею.
   ...Солнце уже сияло в небе, когда Динней покидал остров. Он быстрыми шагами шёл к лодке.
   - Динней!
   Таинственный повелитель острова резко обернулся на зов Джулио.
   - Динней! А всё-таки вы просто несчастный человек, Динней. Вы никогда не любили по-настоящему и никогда не испытывали настоящей любви женщины к себе. Мне вас просто жаль, Динней.
   Динней плотней завернулся в свой плащ и медленно пошёл к лодке.
   ...Джулио ещё целый час смотрел на удаляющуюся "Лючию", потом нехотя стал спускаться вниз, к гроту.
   ,,Матросы таскали от туда какие-то ящики и тюки. Что бы это могло быть?,, - размышлял он, прыгая по камням.
   Волны прибоя захлёстывали вход в грот, и Джулио весь вымок, пока попал во внутрь. Понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте. В самом дальнем углублении пещеры была устроена неплохая комната для новоявленного её обитателя. Исследовать пещеры и пещерки стало проще с самодельным факелом. Наконец, в большом ответвлении от главного грота, Джулио нашёл то, что искал: на деревянном настиле лежали в несколько слоёв чёрные длинные ящики. Рукояткой шпаги он открыл один из ящиков: в нём лежали новые ружья последнего образца.
  
  
   Гл. 2.
  
  
   В темноте Кэрин сметала всё на своём пути. Она никак не могла найти шляпку. С досады швырнув вновь попавшую под руку ненужную вещь, девушка достала из-под подушки верёвочную лестницу и, укрепив её за специальный крюк у подоконника, стала торопливо спускаться.
  
   - Бога ради осторожнее, мадмуазель! - старый конюх открывал ворота юной всаднице, лицо его было тревожно. - У меня будут неприятности, если вы не вернётесь к завтраку.
   - Хорошо, Фреч. Только смотри не выдай меня.
   Старый Фредрик, главный конюх Дю Маров, слушая, как вдали затихает топот копыт, сокрушённо покачал головой:
   - Бес, а не девчонка. Не спится ей...
   За ним со скрипом закрылись массивные ворота замка Дю Маров.
  
   Кэрин чувствовала себя счастливой. Наверное потому, что она была свободная, как птица. А может быть потому, что наступающее утро обещало быть расчудесным. Только бы успеть до восхода солнца на гору великанов! Конь с галопа перешёл на рысь - начались извилистые лесные тропинки. Прохлада обнимала Кэрин, будоража её. Кэрин чувствовала себя героиней приключенческого романа, и вот сейчас с ней произойдёт что-то совсем необыкновенное...
   Лесная тропинка поднималась всё выше и выше. Наконец, всадница выехала на безлесную вершину большого холма. Трепет восторга охватил девушку. Внизу, у реки плыл туман. Он именно плыл, он был живой. На дальних холмах туман, как гигантский студень, переваливался через низины на другие поляны и всё поднимался, поднимался вверх. Кэрин казалось: ещё немного, и это гигантское скопление водяных испарений окажется у её ног, потом окутает её саму и...но нет, величавый Великан высоко вознёс свою седую голову.
   Горизонт светлел, редкие цепочки облаков окрашивались всё ярче в розовый цвет. Солнце ещё не появилось, а его лучи уже пробуждали природу. Подул ветерок, птицы заливались в чащах, светлели холмы. И вот яркой звёздочкой раскалённого диска показалось солнце. И тут же этот огонёк стал увеличиваться, расползаться в полудиск. Солнце быстро всходило. Кэрин даже удивилась, как быстро менялись краски: как будто бы все холмы залились искринками огня. Каждая росинка на траве и листьях сверкала разноцветными переливами. Кэрин засмеялась. Это был умиротворённый счастливый смех, когда жизнь ощущается каждой клеточкой тела. А ещё...что-то большое и хорошее поднимает человека над суетой мира, и открывается дивная тайна. И одновременно каждое мгновение жизни материализуется, чувственно осязается. Кэрин задохнулась от нахлынувших чувств. Это была её тайна. Здесь она открыла в себе это новое, неповторимое ощущение счастья. И почему-то это чувство никогда не посещало Кэрин в других местах, при других обстоятельствах.
   Час спустя девушка была уже у реки. Туман почти рассеялся. Кэрин с удовольствием ступила в чуть прохладную воду. Она любила купаться на рассвете: вода в реке была тёплая и ласковая, как будто ещё не проснувшаяся. Лошадь Кэрин недовольно фыркнула, когда брызги окатили её с ног до головы. Кэрин резвилась. Вдруг её лошадь потянула воздух, заржала, переступая ногами. Кэрин, как птичка, выпорхнула из воды. С её волос ещё стекали струйки воды, когда она уже мчалась бешенным галопом по дороге к замку.
   Сильно отстав от неё, ехал не торопясь по той же дороге странник. Его лошадь была измученна и еле передвигалась рысью. Так или иначе, старый Фредрик впустил в это утро двух всадников в замок Дю Маров.
  
   ***
  
   - Алан! Наконец-то! - старый граф обнимал только что прибывшего путника, всего забрызганного грязью.
   Кэрин украдкой увидела это, и остановилась, удивлённая. Заметив её, Дю Маар протянул в её сторону руку:
   - Моя дочь Кэрин. Кэрин, это мой друг Алан Динней Гэрвард.
   Кэрин из учтивости поклонилась, получив в ответ поклон, ещё более холодный.
   - А сейчас, дитя моё, оставь нас, у меня будет важная беседа с господином Гэрвардом.
   - С превеликим удовольствием, папенька, - и через минуту звук лёгких её шагов утонул в безбрежных замковых коридорах.
   Граф с любопытством оглядел Диннея:
   - Вы уверенны, что английские ищейки не знают, что вы здесь?
   - Не беспокойтесь, граф. Двоих я заколол ещё на берегу. Пока остальные придут в себя, я успею уехать из замка. Мне нужна лишь свежая лошадь.
   - Моя конюшня в вашем распоряжении. Но послушайте...- старый граф в нерешительности задумался, - наше святое братство поручает вам весьма щекотливое... нет, опасное дело. Алан, каковы ваши планы?
   - Вы хотите сказать, что они изменятся?
   - Это необходимо для нашего дела.
   - Я собирался, Эмилио, плыть к берегам Индии. Пока я жив, я буду драться с ненасытной английской нацией. Я давно не был в Индийском океане, и английские корабли, похоже, слишком осмелели, грабя Индию одну провинцию за другой.
   - Да, английская Ост-Индская компания - самая могущественная в мире.
   - Вы хотите сказать, Эмилио, что вам досадно за французов, которых англичане, всё-таки, прогнали с Индийского полуострова?
   - Нет, Алан, нет. Насилие - оно везде есть насилие, и в каждой стране есть люди, которые рады обогатиться на крови и слёзах порабощённых народов. Поэтому меня всегда очень удивляло, почему вы так ненавидите именно англичан, ведь вы сами принадлежите этой нации?
   - Нет! - Динней вскочил и, как раненный леопард, заметался по кабинету.
   Наконец он остановился у карты мира, что висела на стене.
   - Вот моя родина, граф, - Динней показал рукой на Шотландию. - Я возненавидел англичан ещё будучи мальчишкой. Моё детство прошло под скрип раскачивающихся повешенных на ветру. Вдоль дорог - виселицы, по дорогам - военные английские отряды. Шотландию поработили, но её народ не поставили на колени! К несчастью для англичан, я, чтобы не подохнуть с голоду, нанялся юнгой на корабль, который перевозил негров в Америку. Эмилио, вряд ли кто в свои десять лет от роду видел столько человеческих страданий, как я! - Сумрачные глаза Диннея светились дьявольским огнём и ненавистью. - С тех пор, граф, я поклялся никогда не служить английскому флагу.
   - Алан, простите, - Дю Мар был смущён. - Я заставил вернуться вас в прошлое. Я, оказывается, совсем не знаю вас.
   - Меня и не надо знать, тем более членам нашего братства это не обязательно. Мы объединились вместе, чтобы восстановить справедливость на земле и наказать деспотию, - голос Диннея звучал вновь спокойно и торжественно. - Граф, кажется, вы говорили о каком-то деле, порученному мне?
  
   ***
  
   Молодой человек явно кого-то ждал. По тому, как он украдкой поглядывал в маленькое зеркальце и подкручивал усы, а в руке торчал растрёпанный букет диких гвоздик, юноша, видимо, ожидал даму.
   - Филипп!
   Юноша быстрым движением убрал зеркальце и поправил букет.
   - Филипп! Ты здесь! Какая неосторожность! Не передавай больше записок через горничную, она не надёжна, - говоря всё это, юное прелестное создание (впрочем, в создании легко можно узнать Кэрин) прижимало к груди подаренные гвоздики и с восторгом смотрела на юношу, как смотрят дети на необыкновенную дорогую игрушку. Филипп же, чувствуя, что он нравится, с видом серьёзным и слегка снисходительным обратился к Кэрин:
   - Сударыня, ваш отец сегодня вызвал меня к себе. Я надеюсь, на этот раз он отправит меня в Париж поступать на военную службу. Я пришёл с вами проститься, Кэрин. Хоть мы с вами и дальние родственники, и я ещё завишу от решения вашего отца...
   - Филипп! - девушка вся в слезах бросилась ему на шею, - Филипп, ты не уедешь. Ведь правда не уедешь? Я люблю тебя, Филипп! Не оставляй меня одну.
   - Я тебя тоже люблю, Кэрин, ты это знаешь. Я всю жизнь мечтаю посвятить тебе, тебе одной. Но долг каждого француза сейчас...
   - Не говори мне о политике! Филипп, мне кажется, ты специально хочешь уехать от меня.
   - О, сколько несправедливых упреков можно выслушать за час свидания! Кэрин, если меня убьют, ты горько пожалеешь, что произносила эти слова!
   - Филипп, я не хочу, что бы ты уезжал, слышишь?! Ты нужен здесь!
   - А твой отец так не считает. С тех пор, как он меня взял под свою опеку, он только и говорит, что только военная служба сделает меня человеком, - в голосе Филиппа появились жалобные нотки.
   - Филипп! - глаза Кэрин снова заполнились слезами.
   -...говорит, что бы я был готов, что, мол, недолго мне осталось бездельничать. Ну что ж, моя отчизна пусть примет мою кровь, если так надо. И я умру во цвете молодости...
   - Филипп! Я поговорю с отцом. Он мне не посмеет отказать. Мы будем вместе. Пойдем, - Кэрин отбросила в сторону гвоздики и взяла юношу за руку. - Пойдем к отцу. Немедленно!
  
   ***
  
   - Эмилио, вы уверенны, что это он?
   - В конце письма стоят три буквы: L. P. D. Он всегда так подписывался.
   - Да, граф, эта игра по мне, и она стоит свеч. Когда назначен суд?
   - Алан, вы же знаете священную инквизицию, она говорит одно, делает другое. Официально суд назначен через пятнадцать дней, но, я думаю, за него взялись сразу, как он попал в Рим. Дорог каждый час.
   - Я сделаю всё возможное, Эмилио. Да, думаю, я ещё воспользуюсь кораблём флота Его Величества Людовика XVI. В последней драке мой корабль еле остался на плаву. Мои ребята возродят его не раньше, чем через месяц.
   - Конечно, Алан. Вы многое сделали для Франции, и если бы вы потребовали весь флот, король, не колеблясь, предоставил бы его под ваше командование.
   - Покорнейше благодарю, граф. А теперь разрешите откланяться, у меня мало времени.
   Динней был уже у дверей, когда они вдруг с шумом распахнулись, и он поневоле стал свидетелем семейной сцены.
   - Отец! Я знаю, вы любите свою дочь всей душой, не губите моё сердце! Пусть Филипп останется в замке! Не отсылайте его в Париж!
   Глаза молодой девушки метали молнии, она была прекрасна, как разъярённая пантера. Лицо графа, наоборот, потемнело.
   - Мистер Гэрвард! Подождите немного! Окажите любезность, не откажите в просьбе старого друга! - Дю Мар прошёлся по кабинету, закрыл двери и мрачно осмотрел Кэрин и смиренно стоявшего с ней рядом Филиппа.
   - Ты зря так беспокоишься, Кэрин. Филипп Ди Кастр не едет в Париж, он отправляется в морское путешествие.
  
  
   Старый граф обернулся к Диннею.
   - Алан, я вам буду очень признателен, если вы возьмёте с собой на корабль этого молодого человека для прохождения морской военной службы.
   Динней очень нехотя поклонился, и по выражению его лица можно было догадаться, что он был сильно раздосадован.
   - Филипп, вы отправляетесь немедленно! Письменный приказ о принятии вас на службу я сейчас дам.
   - Но, сударь! Я даже не умею плавать! - лицо Филиппа побледнело, глаза бегали.
   - Это моя воля, так и будет.
   Филипп понял, что спорить с Дю Маром было бесполезно. Через минуту Динней, в сопровождении новоиспеченного младшего лейтенанта флота, вышли из кабинета. Кэрин осталась с отцом. Между отцом и дочерью возникло тягостное молчание. Девушка, видимо исчерпала все возможные доводы, но сломить волю графа было не просто.
   - Отец! Что вы наделали, отец! - Кэрин смотрела на Дю Мара глазами, полными отчаянья.
   - Керин... ты еще очень молода и неопытна...
   - Отец!
   - Дочь моя! Я желаю тебе только счастья. Филипп вернется совсем другим человеком...
   - А мне не надо другого, и мне не надо такого вашего счастья! - Кэрин резко развернулась и бросилась вон из кабинета.
  
  
   Море покрывалось дивной сетью солнечных лучей. Это тихое утро наверняка пробудило бы в поэтической натуре восторг творчества. Фрегат "Лючия" под полными парусами шёл в открытое море. Прошло немного времени и белые паруса на горизонте, словно чайки над морем, такие же далёкие и стремительные, последний раз взмахнули крыльями и скрылись с глаз.
  
  
   Гл.3.
  
  
   На Диннея было страшно смотреть. Этот человек мог хладнокровно смотреть в глаза смертельной опасности, но сейчас он так откровенно был взбешён, что Кэрин испугалась. Она испугалась, что Алан Динней вышвырнет её за борт. Девушка в отчаянии бросилась перед ним на колени:
   - Вы видите, сударь, что не думаю я сейчас о своей гордости. Я умоляю вас, сжальтесь надо мной! Пожалуйста...
   Динней опешил, он смотрел на Кэрин какими-то странными глазами. Динней сделал движение, чтобы поднять девушку, но Кэрин поняла это иначе. Она судорожно вцепилась обеими руками в ванты и закричала.
   - Да перестаньте же вы, наконец! - Динней никак не мог оттащить Кэрин прочь с палубы.
   - Моя смерть будет на вашей совести! - Кэрин не унималась.
   Динней вдруг переменился в лице. Он смеялся искренне и выразительно:
   - Ну и везёт же мне в последнее время на влюблённых идиотов! О Боже, за что ты испытываешь моё терпение? Сударыня, - обратился Динней к ещё дрожащей от испуга Кэрин, - не угодно ли вашей милости спуститься вниз, в каюту, иначе от вашего визга вахтённый собьётся с курса. И потом, - Динней издевательски ухмыльнулся, - бочка - не совсем приличное место для наследницы несчастного Дю Мара.
   Динней привёл трясущуюся от волнения и страха девушку в свою каюту. Кэрин беспомощно оглядывалась по сторонам. Теперь Динней говорил с ней как строгий родитель с нашалившим ребёнком:
   - Из-за вашей прихоти, сударыня, я не могу менять курс судна, чтобы высадить вас на берег. Поэтому вы последуете вместе с нами до Италии, а там вы со своим возлюбленным отправитесь к вашему отцу. Каким образом? Пусть об этом позаботится ваш Филипп.
   Динней задумался:
   - Вы хоть представляете, что сейчас должен чувствовать ваш отец?!
   Кэрин вспыхнула, в ней заговорила кровь Дю Маров, вечных бунтовщиков и заговорщиков. Она резким движением откинула с лица пряди спутанных волос и зло посмотрела на Диннея:
   - Да, я поступила скверно и опрометчиво. Но, клянусь честью, сударь, не вам меня учить манерам и обсуждать мои поступки!
   Девушка бросилась вон из каюты, и Динней поймал её за рукав уже в дверях.
   - Дьявол меня раздери! - Динней со злостью вновь закрыл дверь. - Вы что, сударыня, не понимаете, где находитесь? Это не апартаменты вашего отца, это военный корабль. Здесь уже никто не поручится за вашу честь, если вы попадёте к матросам. Так что вы будете жить в моей каюте, а я уйду в общую каюту для офицеров. Вам всё ясно, сударыня? Впрочем, вы вправе выбирать.
   Динней с минуту разглядывал девушку. Кэрин была побеждена доводами Диннея.
   - Да, - обернулся Динней при выходе, - любовные записочки я вашему возлюбленному передавать тоже не буду. Спокойной ночи, сударыня.
   Резко захлопнулась дверь, и Кэрин с ужасом услыхала, как поворачивается ключ в замке.
   "Ну, теперь я пленница", - подумала девушка и устало опустилась на кровать. Мрак и укачивание волн вскоре погрузили её в сон.
  
   ***
  
   - Как я не люблю это море! Это - настоящая западня! Дьявол вам в печёнку, сударь! Из-за вас и ваших странных дел мы должны подвергать корабль опасности! - капитан негодовал.
   Динней молча, с горящими от волнения и внутренней борьбы глазами, стоял рядом. Вдруг он решительно взял подзорную трубу у капитана и стал рассматривать горизонт.
   - Вы правы, - ответил он капитану, - Средиземное море - это большая крысоловка, а этот фрегат - английская кошка.
   - Что?! - капитан взял обратно свою трубу. - Но на нём нет флага! Мы ещё можем проскочить.
   - Этот корабль - английский фрегат. Посмотрите, капитан, на его оснастку, его манеру крениться на бок. Это хорошо вооружённое судно. Я думаю, у него пушек тридцать с лишним, а то и сорок по обе стороны борта.
   - Чёрт! Он хорошо приближается к нам. Поттерс! Прибавить парусов! Кливера! В такую непогоду мы сейчас взлетим, как "Летучий Голландец".
   - Я думаю, сударь, - Динней как-то странно напрягся, - драки нам не избежать. И ещё... им нужен только я. Если вы дадите мне шлюпку, то избежите возможной гибели.
   - Ха! Это на таком-то расстоянии от берега? В такую волну? Да вы...
   - Сударь, я знаю, что говорю!
   - Уж не считаете ли вы меня трусом, Динней?! - капитан впервые обратился к своему тайному пассажиру по имени, - а мой фрегат - прогулочной яхтой?
   У Диннея просветлело лицо:
   - Тогда за дело, брат! Готовь команду.
   Всё и все пришли в движение. Бегали матросы, раздавались свистки боцманской дудки. Капитан сам раздавал кортики, "кошки" и пистолеты. Вскоре суета улеглась и все застыли на своих местах. Кто курил, кто творил молитву, кто проверял оружие. Английский фрегат был уже на расстоянии пушечного выстрела. Тут, в чёрном грозовом небе, показался английский флаг. На французском фрегате, в ответ, вывесили свой. Раскланивание перед боем было сделано: французские лилии и английские кресты полыхали на ветру.
  
   ...Кэрин проснулась от страшного грохота и не сразу поняла, где она находится. Шум ветра и бившихся о борт волн вернул её к действительности. Грохот разрывавшихся снарядов не прекращался. Весь корпус корабля дрожал и вибрировал. Не прошло много времени, как ядро неприятеля попало в "Лючию". Кэрин упала на пол каюты и уже не вставала. Временами она вставала на колени и, заткнув уши, чтобы не слышать всего этого ужаса так громко, молилась. Это не была проникновенная просьба к Богу, это был отчаянный крик призыва о помощи. Кэрин не ощущала времени, ей казалось, что это её последние минуты, и корабль уже идёт на дно.
   Тут дверь по чьей-то воле распахнулась, точнее, её выбили ногой, и Кэрин представилось ужасное зрелище: в каюту ввалился человек, весь перепачканный порохом и кровью, весь мокрый, он плакал. На четвереньках он дополз до сундука, стянул какое-то покрывало и судорожно накрыл им голову. Это был Филипп. В обезумевших глазах его не было ничего человеческого. Он даже не заметил Кэрин. Девушка пятилась к двери и, наконец, не понимая, что делает, лишь бы поскорее убраться из этого места, где корчился на полу Филипп, она выбежала из каюты и сразу оказалась на палубе.
   ...Раздались крики "на абордаж!" Причём, сразу на двух языках. Корабли стояли так близко, что снасти их переплетались. Треск дерева по бортам дал знать, "кошки" брошены, и они достигли цели. Команды обоих кораблей бросились друг к другу с обнажёнными саблями.
   Впереди, разъяренный как бог морей, со шпагой в руке и в забрызганной кровью белой рубашке, дрался Динней. Он один из первых попал на неприятельский корабль. Шпага его, как молния, косила людей направо и налево. Изящно одетый английский джентльмен, видя такие опустошения, бросился с проклятиями к Диннею. Их шпаги скрестились.
   - Поль Джонс! Это же Поль Джонс! - джентльмен бросил шпагу на палубу и отскочил от Диннея, - Я не буду драться с вами, капитан. Я знаю, что вы всегда одерживаете победу.
   Невозможно описать, что тут началось! Казалось, братались две враждующие стороны. Одно имя загадочного человека дало победу одним и поражение другим. Каждый хотел пожать руку знаменитому корсару. Лилось рекой вино, за борт стекала ручейками кровь, смываемая матросами с палуб. Французы угощали англичан, англичане угощали французов. И те и другие поднимали кружки с элем и вином за Поля Джонса.
   ...Серое пасмурное утро подняло завесу тумана. На ещё не спокойном море два корабля, казалось, спали, тихо дрейфуя с убранными парусами. В трюмах, в каютах и на палубе досматривали свои сны в усмерть пьяные матросы.
  
   ***
  
   До Кэрин донёсся голос, ей показалось, что это был доброжелательный и даже сочувствующий голос. Голос звал её по имени. Девушка с большим трудом выбралась из грузового трюма. Она шла шатаясь, постоянно задевая то за какие-то ящики, то за бухты верёвки, то за сложенные на палубе запасные реи. После того, как Динней вывел Кэрин на дневной свет, ему представилось жалкое зрелище. Девушка дрожала от холода, её платье превратилось во что-то бесцветное и бесформенное.
   - Сударыня, я уже всё утро вас ищу. Зачем вы покинули каюту?
   - Там... - запинаясь начала Кэрин. - О, Динней! Вы видели? Там умирает Филипп! А я не могу себя заставить идти к нему. Я не хочу его видеть, и я презираю себя за это. Оставьте меня! - Кэрин попыталась выдернуть свою руку из руки Диннея.
   - Кэрин, - уже мягче обратился к девушке Динней, - По-моему, вы давно не смотрелись в зеркало. Вам надо умыться, Кэрин. Идёмте!
   И таинственный распорядитель многих судеб, не обращая внимания на хныканье Кэрин, решительно повёл её к себе в каюту. Впрочем, Кэрин и не сопротивлялась.
   Вся дрожа от страха, Кэрин перешагнула порог каюты. Филипп неподвижно лежал на полу лицом вниз. Кэрин не могла даже плакать. Она чувствовала, что ещё немного, и она сойдёт с ума от близости этого, когда-то дорогого ей, а теперь уже мёртвого тела. К её изумлению, Динней бесцеремонно одним рывком поднял Филиппа за шиворот и стал бить его по щекам. Филипп выпучил глаза и что-то промычал в ответ.
   - Так говорите, сударыня, ваш возлюбленный умирает? - Диннею явно было весело, глаза его просто искрились смехом. - Ваш возлюбленный вначале умирал от страха, когда сюда притащился. Такое случается с новичками в первом бою. Но я думаю, он теперь умирает от выпитого виски, что у меня было в сундуке. Нет, вы посмотрите, какой красавчик, а? Вы ведь так хотели быть с ним вместе, или я ошибаюсь?
   - Уберите его отсюда...пожалуйста. - ледяным тоном медленно попросила Кэрин.
   Динней пропадал, как ей казалось, слишком долго. Кэрин обвела взглядом каюту. Она совсем не была похожа на ту изысканную комнату, в которую она попала только вчера. Вспомнив замечание Диннея, Кэрин подошла к зеркалу. По полу катались пустые и недопитые бутылки. В зеркало же на неё глядело очень неопрятное существо. Кэрин начала расчёсываться и так увлеклась, что не заметила, как вошёл Динней. Он стоял у дверей, скрестив руки, у ног его стояли два ведра с водой. В зеркале Кэрин увидела его насмешливые глаза, она резко обернулась.
   - Одно ведро предназначено для вас, сударыня, другое - для моей каюты. Да, - прибавил уходя Динней, - я вовсе не имел в виду, что каюту должны мыть вы сами, для этого есть юнга.
   Динней почти скрылся за дверью.
   - Мистер Гэрвард!
   Динней остановился.
   - Алан Динней Гэрвард, я вас очень прошу, помогите мне добраться до Франции!
   Динней захлопнул полуоткрытую дверь, вновь стал серьёзным.
   - Вы не хотите вернуться на родину с Филиппом?
   - Нет!
   - Но...
   - Я ненавижу Филиппа!
   - Короток же путь от любви к ненависти. Неужели столь пламенная любовь уже исчезла?
   Кэрин вспыхнула:
   - А вас, Динней, я ненавижу ещё больше!
   - Не вы первая мне это говорите, сударыня. Я могу вам сказать лишь одно: или вы возвращаетесь со своим возлюбленным под крылышко к своему папеньке на перекладных, или остаётесь либо на корабле, либо в Италии. Поймите, я сам не намерен везти вас к Дю Мару. Лично я советую остаться на судне. Возможно, в скором времени оно возвратится во Францию.
   - Когда это будет?
   - Думаю, не позднее трёх недель. До этого времени фрегат мне нужен. Прощайте, сударыня.
   За Диннеем закрылась дверь. Кэрин погрузилась в глубокую задумчивость.
  
   ***
  
   - Мы поблизости Чивитавеккья, капитан?
   - Два десятка миль, сэр Джонс.
   - Отлично. Бросишь якорь не доходя посёлка, чтобы с берега фрегат был не виден. Капитан, - Динней опустил подзорную трубу и посмотрел капитану в глаза, - если через пять дней, я повторяю: через пять дней вы не получите с берега мой условный сигнал, то ровно в полночь снимайтесь с якоря и плывите во Францию. Вот этот пакет передадите владельцу замка Дю Мар.
   - А вы, Джонс?
   - Если это случится, значит задание, которое мне поручили, я не выполнил. Значит меня или убили, или изменились мои планы. В любом случае, капитан, вам опасно оставаться у берегов Италии после пяти дней ожидания. Уверен, через неделю, полиция будет арестовывать все иностранные суда.
   - Дело столь опасно? Черти вам в печёнку, Поль! Неужели мы не можем вам ничем помочь?
   Динней от души пожал руку капитану:
   - Спасибо, вы храбрый человек, капитан. Но то, что я намерен сделать, должен сделать я сам, никто мне помочь не сможет. Да, у меня к вам просьба. Не совсем обычная. Я не думаю, что тот сопляк, что прикомандирован к вам недавно, очень вам нужен. За ним на фрегат пробралась его возлюбленная. Так как она дочь моего друга, графа Дю Мара, я несу за неё ответственность. Капитан, отправьте Филиппа Ди Кастро вместе с его птичкой в их уютное гнёздышко.
   - Да как вам угодно, Поль! Пускай проваливают хоть сию минуту!
   - Они покинут фрегат вместе со мною у итальянского берега.
  
  
   Гл. 4.
  
  
  
   "...Я думал, что Ватикан охраняется лучше, во всяком случае, дворец инквизиции. Если я не ошибаюсь, подземелья должны быть здесь. Ха, а вот и самая ранняя пташка! Интересно, что не спится этому святоше? "
   Динней как кошка прошмыгнул за священником в узкий арочный проход. Вскоре оттуда донеслись сдавленные хрипы и злой язвительный голос Диннея:
   - Ну ты ещё скажи, что английского не понимаешь!
   "Мирные" переговоры долго не затянулись. Вскоре из-под арки двинулся быстрым шагом хорошо сложенный служитель церкви, правда в руке он держал пистолет и шпагу. Они вскоре пригодились Диннею. Двоих стражников он серьёзно ранил, прежде чем они выдали ему ключи от подвалов.
   - Эти итальянцы ужасно упрямый народ. Святой отец утверждал, что первая дверь налево - его. О, Боже, дело обстоит серьёзнее, чем я думал.
   Первая дверь налево была открыта настежь. Динней не успел ещё ничего предпринять, как услышал шаги в коридоре. Темнота спасла его, он успел юркнуть в открытую дверь камеры. Через минуту туда же бросили тело человека, и Динней услыхал скрип ключей в замке.
   Динней не без труда взвалил брошенного инквизиторами человека себе на спину и перенёс его на тюфяк в углу. Наконец, глаза несчастного открылись, и он застонал. Динней нагнулся над ним:
   - Калиостро, это вы?
   - Там, - узник указал на противоположный угол, - должна быть вода в кувшине...
   - Кувшин пуст.
   - Эти инквизиторские крысы забывают приносить мне даже воду. Ну, а что забыли у меня вы?
   - Я ищу графа Калиостро, и если вы и есть он, то...
   - То лично вы подвергаетесь здесь смертельной опасности. Я есть тот человек, которого вы ищите.
   - Я пришёл вас спасти.
   - Что? Я не уверен, что спасётесь вы сами.
   - Вы правы, у меня мало времени. Вот ключи от вашей темницы. Бежим! И клянусь потрохами дьявола, я спасу вас! Не далеко отсюда нас ждут лошади. В любом случае, пока я жив, я попытаюсь сделать это.
   Угрюмость узника сменилась злорадством:
   - Клянитесь лучше потрохами святейшего папы, они подходят для этой цели лучше. А теперь послушайте, - в сумраке глаза Калиостро впечатляли избытком жизненной энергии, - вы немедленно уходите. Вам, с вашим запасом наглости, дерзости и бесшабашности, удастся выбраться от сюда живым. Не такой конец у вас на роду. Хоть и не долго... хотя для иных год идёт за все десять. Смотрите! Смотрите сюда внимательнее! - Калиостро смотрел на Диннея своими сверкающими безумными глазами, - Вас ждёт удача. Вашей судьбе позавидовали бы многие! Да, многие. Скоро, скоро судьба ваша изменится. Разве не видите вы этого синего неба у себя над головой?!
   Сила слов Калиостро была столь убедительна, что Динней невольно поднял глаза к сумрачному потолку. Калиостро захохотал таким диким загробным хохотом, что Динней в ужасе отшатнулся.
   - Скоро, сэр, скоро! - продолжал неистовствовать узник.
   Вдруг смех его прервался:
   - Если вы сейчас же не уйдёте - вы погибли.
   - Я пришёл за вами.
   - Меня ждёт иная судьба. Хороший артист под занавес делает поклон, и каждому жизненному спектаклю должен прийти конец.
   - Как! Вы отказываетесь идти со мной?
   - Я отказываюсь.
   - Но я могу спасти вашу жизнь!
   - Моя жизнь в моих руках и мне лучше знать, что с ней делать...
   - Но вы переслали послание графу Дю Мару...
   - В котором ни словом не просил меня спасать. Старик, как всегда, меня не правильно понял. Я лишь хотел сообщить французским масонам где я. Поверьте, - продолжал Калиостро, - если бы я захотел, то с моими способностями, я давно был на свободе. А чтобы не попасться в зубы священной инквизиции, то и совсем не надо никаких способностей, достаточно было не приезжать в Рим.
   - Вы по своей воле отдались в их руки?
   - Время! - закричал великий магистр и резко выпрямился. - Иначе вас уже ничто и никто не спасёт!
   Несколько секунд понадобилось Диннею, чтобы открыть дверь и выскочить в коридор. Вдруг, в последний момент, Калиостро вложил в его руку небольшую книгу:
   - Помните обо мне.
   Это были последние слова, которые слышал от него Динней. Они были удивительно спокойные и добрые.
   Перед глазами мелькали двери, лестницы и коридоры, удивлённые лица людей. Динней шпагой и пистолетом прочищал себе дорогу к свободе и жизни. А в голове у него стоял навязчивым ужасом сумасшедший смех Калиостро.
   Взмыленная лошадь вынесла Диннея на берег реки. Только здесь он, наконец, стал слышать звуки того переполоха, который сотворил и стал ощущать себя в опасности - в нормальном состоянии, в котором он привык себя чувствовать.
   Ещё два часа немысленного галопа и, даже лошадь, что была без седока, лошадь, предназначенная узнику, покрылась ошмётками пены.
   У ног Диннея колыхались волны моря, он с радостью вдыхал солёный воздух. И как он не торопился доехать до назначенного места, Динней не удержался, достал из-за пазухи книгу, подаренную Калиостро. Это был том сочинений Вольтера. Ветер перебирал его страницы. Вдруг оттуда вылетела небольшая записка и мягко приземлилась на прибрежные камни. Динней, перегнувшись с седла, достал записку и с трепетом развернул её. Содержание её было столь же таинственным, как и сама личность Калиостро:
   "Свет идёт с Востока, звенят мечи,
   Мясо сошло с костей, двери открыты
   настежь, и полная луна освещает
   дорогу надежды."
  
   ***
  
   - Сеньор, так вы покупаете моих лошадей, чёрт возьми?!
   - Но они совсем загнанны...
   - Твоё дело, хозяин, я ни лиры больше не уступлю. Придётся ехать в соседнюю деревню, может статься, там посговорчивей найду покупателей.
   Динней уже вскочил в седло, как хозяин таверны завопил:
   - Ладно! Святая Мария! Да это грабёж среди бела дня! Давайте ваших кляч, сеньор, хоть они и были несколько часов тому назад очень породистыми. Вот ваши деньги.
   У Диннея было ещё время, и он решил закусить холодной говядиной с вином, тем более, что довольный сделкой хозяин таверны был гостеприимен. Динней торопливо взбежал на крыльцо и небрежно толкнул дверь.
   - Да у тебя здесь весело. Уж не именины ли у твоей жены, хозяин?
   - Это мои работники обедают. Что правда, то правда, они ни в чём не лучше преступников, и по их шеям давно плачет верёвка... Вот и опять они какую-то сеньориту обхаживают. Но они прилично работают, синьор. Но куда же вы?
   Динней был уже среди дюжины мужланов самого грубого пошиба. Они развлекались тем, что пытались силой напоить зашедшую в таверну девушку. Они швыряли её из рук в руки, отборная брань сопровождалась пьяным хохотом. В ту же минуту пол таверны обагрился кровью. Динней молча, даже с каким-то наслаждением чинил расправу. Человек шесть уже не могли встать на ноги. Схватив девушку за руку, он потащил её к выходу. В таверне, придя в себя, бравые вояки быстро вооружались ножами, дубинками, кочергами, табуретками.
   Во дворе стояли рассёдланные, но ещё не уведённые бывшие кони Диннея.
   - Мы спасены, - Динней рывком оттолкнул двоих слуг, что держали лошадей под уздцы и закинул девушку на лошадь. Бросив ей повод и хлестнув лошадь по крупу, он только успел крикнуть, чтобы она ждала его у моря. В тот же миг, человек пять накинулись на Диннея сзади и столько же бросились к стоящей в нескольких шагах лошади. Динней понял, что должен добежать первым до лошади во что бы то ни стало. Бедному хозяину постоялого двора, выскочившему из таверны, предстало прелюбопытнейшее зрелище.
   Динней дрался ожесточённо. Боясь, что сломается шпага, он ловко увёртывался от дубинок. И хотя ему не удалось избежать их ударов в полной мере, до лошади Динней добежать успел, проткнув напоследок ещё одного с ломом наперевес. Всё произошло за считанные минуты. Динней, уже скрывшись за поворотом, услыхал отчаянный вопль трактирщика:
   - Сеньор! Сеньор! Я ведь этих лошадей у вас купил! Синьор, куда же вы? Люди, спасите! Вор! На помощь!
   Однако, ни один из наблюдавших эту сцену, не поспешил в погоню.
  
   ***
  
   - Сударыня, вам не кажется, что у вас есть глупая привычка появляться там, где вы не должны быть?
   То, что произошло дальше, Динней не ожидал: Кэрин бросилась к нему на грудь с рыданиями. Они оба упали с лошадей.
   - Кэрин, да вы пьяны!
   Девушка не могла остановиться, рыдания душили её. Она вцепилась в грязную окровавленную рубашку Диннея и плакала как смертельно перепуганный ребёнок. Динней гладил дрожащей рукой её голову, шепча какие-то слова утешения. Вдруг он улыбнулся:
   - Увидел бы меня кто-нибудь с "Кентавра", умер бы со смеху на месте. Это мой корабль, сударыня, я вам как-нибудь его покажу. Он стоит пятерых "Лючий", честное слово. Да перестаньте же плакать!
   Но Кэрин только сильнее вцепилась в Диннея. Динней невольно вскрикнул.
   - Вы ранены? - Кэрин отодвинулась от своего спасителя.
   - Вот так-то оно лучше. У вас коготки как у дикой кошки.
   - Вы ранены, да? - всхлипнула Кэрин.
   - Да мне чуть не переломили позвоночник из-за вас, сударыня. Какого дьявола вас занесло одну в этот вертеп?
   - Но я была с Филиппом!
   - Да? Я что-то не заметил.
   - Он... Динней, он - трус! Он покинул меня, как только его отшвырнули в сторону.
   - А! Не мудрено, что его не было видно, Наверное, он сидел под столом. - Динней усмехнулся, - Какая, однако, удивительная штука - любовь!
   - Динней! - лицо Кэрин исказилось, но у неё не было сил злиться и она вновь залилась слезами, - Динней, не насмехайтесь надо мной, я уже сполна наказана. Возьмите меня с собой на корабль.
   - Пожалуйста. Вот только за вашим бывшим возлюбленным возвращаться я не собираюсь.
   - Я тоже.
   Тут взгляд Кэрин упал на обнажённую шпагу Диннея, которая вся, с рукоятью вместе, была в крови.
   - Вы убивали людей, - прошептала девушка.
   - Неужели? - невозмутимо удивился Динней.
   Кэрин руками закрыла глаза:
   - Как это ужасно.
   Это Диннея возмутило:
   - Простите, сударыня, я не успел попросить их по-хорошему. А сейчас немедленно садитесь на лошадь, мы должны успеть в Чевитавеккью.
  
   ***
  
   - Динней, нельзя ли потише?
   - Нельзя.
   - Динней, я больше не могу ехать без седла, я потом не смогу сидеть на чём-либо.
   - Ба! Вы хотите сказать, что натёрли себе зад лошадиным хребтом? Хорошо, поехали галопом, но, учтите, лошади устали.
   - Динней!!
   Кэрин оставалось только успевать за бешено мчавшимся Диннеем. Вдруг он резко повернул в сторону, Кэрин послушно повернула за ним. Влетев галопом в небольшой запущенный сад, Динней остановил лошадь и спрыгнул с неё. Взяв под уздцы коня Кэрин, Динней ещё некоторое время ходил меж деревьев, выбирая самое заросшее кустарниками место.
   - Слазьте. Вы будите здесь меня ждать. И не смейте отсюда уходить.
   - Что случилось, Динней?
   - Отряды конной полиции.
   Динней вскочил на коня и осторожно поехал в сторону моря.
   Прошло больше часа, когда подъехал Динней. Он был необыкновенно сосредоточен, и Кэрин долго не решалась обратиться к нему с расспросами. Но любопытство победило и, присев рядом с Диннеем, Кэрин, как можно ласковей вкрадчиво спросила:
   - Динней, почему вы боитесь полиции? Думаете, трактирщик решил вам отомстить?
   Динней молчал и не смотрел на Кэрин. Он что-то обдумывал. Когда он заговорил с ней, девушка вновь почувствовала решительность его намерений. Динней взял Кэрин за руку:
   - Послушайте, Кэрин, получилось так, что я вас впутал в опасное приключение. Оставить вас одну в этой стране я не могу. На "Лючию" мы не попадём: все дороги и весь берег оцеплен полицией и регулярными войсками. Они ловят преступника. Они ловят меня. Нет, выслушайте, Кэрин! Если вы хоть немного верите мне, то я клянусь честью: всё что я делаю - это во имя свободы человечества! Если я убиваю, то злодеев и тиранов, людей без чести и совести, тех, на чьих руках кровь безвинных жертв. Возможно, мои слова покажутся вам напыщенной бравадой, возможно лет через сто, меня обвинят в жестокости потомки. Что ж, им судить! Но слова мои - искренние. И поступаю я так, как поступаю. По другому я не могу. А не делать ничего - тем более.
   Кэрин невольно залюбовалась Диннеем: его глаза горели мрачным огнём, его откровенность подкупала.
   - Итак, в полночь корабль уходит, - продолжал Динней, - А нам предстоит путешествие. Солдаты расположились лагерем недалеко отсюда. Как только стемнеет, мы тихонько выберемся , но лошадей не возьмём.
  
   ***
  
   Уже несколько часов беглецы продирались через лес, густо заросший кустарником. Всё выше и выше. Подъём временами был настолько крут, что приходилось ползти по камням, цепляться за узкие расщелины, каждую минуту рискуя сорваться. Кэрин изо всех сил старалась не подвести Диннея, совершенно уже не ориентируясь, слепо шла за ним, мечтая лишь об отдыхе.
   Под утро стало светлее. Выпала обильная роса на траву. Деревья здесь уже не росли, вокруг были огромные камни, россыпи этих камней. Кэрин отчётливо помнила, что Динней взял её за руку и всё тащил и тащил её по этим нескончаемым камням. Девушка изнемогала, ноги её не слушались, но Динней был неумолим. Наконец свершилось чудо - Динней решил сделать привал. Кэрин рухнула на нагретую приветливым солнцем землю. Трава одуряюще пахла, какая-то истома разлилась по всему её телу. Кэрин показалось, что прошли мгновения, когда её разбудил Динней, тряся её за плечо.
   - Просыпайтесь, сударыня, а то весь обед достанется нам.
   У костра сидело двое молодых мужчин, и очень игриво улыбались Кэрин.
   - Эти сеньоры просят разделить их обед. Ваша миска, сударыня.
   Динней подал деревянную миску с похлёбкой Кэрин и с удовольствием наблюдал, как она набросилась на простую крестьянскую еду.
   - Кэрин, а у вас в родовом поместье небось даже слуги едят на серебре?
   - О, Динней! Вам не удастся сегодня меня разозлить. У меня прекрасное настроение.
   - Вы правы. Вы как будто даже не испытываете неудобств сидя? - Динней особо выделил последнее слово.
   Кэрин посмотрела ему в глаза. Там бегали такие весёлые дьяволята-искорки, что она невольно улыбнулась.
   Приятели Диннея собирались уходить. Динней о чём-то с ними договаривался, что-то расспрашивал. Он изъяснялся на такой смеси языков и разнообразных жестов, что Кэрин совершенно ничего не поняла. Немного погодя, Кэрин и Динней двинулись в путь. Динней казался только что сошедшим с фрегата. Походка его была лёгкой и небрежной. Кэрин с ужасом думала, какое она из себя представляет жалкое зрелище. Нет слов, ей хотелось околдовать этого чёрта Диннея своими чарами, как она делала с каждым, кого выбирала жертвой своего очарования. Динней же, казалось, умел только посмеиваться над ней. Впрочем, скоро начались подъёмы, и в голове у Кэрин больше не оставалось места романтическим мечтаниям.
   Незаметно для Кэрин начало темнеть. Куча сухого валежника была ей постелью. Динней лёг рядом, растянувшись на своём плаще. Ветки и прутики больно кололи бока Кэрин, она пыталась улечься поудобнее, наконец, не выдержала:
   - Динней, я не уверена, что смогу здесь уснуть.
   Кэрин не сомневалась, что её спутник, как всегда, скажет какую-нибудь колкость, но, к её удивлению, Динней знаком велел ей встать, постелил на ветки свой плащ, а сам, как ни в чём не бывало, лёг на землю. Этот поступок настолько тронул Кэрин, что ей стало стыдно.
   Качались причудливые тени от веток деревьев. Через листву смотрела на Кэрин бесстрастная луна. Какое-то волшебство было в этих блуждающих тенях, в призрачном свете луны... Какая-то нереальность восприятия всего... Она, Кэрин... здесь, в лесу... таком таинственном... с... пиратом, пусть даже благородным... И так обманчива тишина, только цикады наполняли воздух равномерным своим пением и причитаниями.
  
   ***
  
   Проснулась Кэрин от сырости и холода. Уже было светло. Диннея не было видно. Сквозь гомон птиц был слышен торопливый говор горной речки. Кэрин поспешила к ней, решив умыться. В реке плескался Динней. Наверное, он был уверен, что за ним никто не наблюдает, и резвился как мальчишка. Кэрин тихонько вернулась назад. Динней пришёл мокрый, весёлый и ... голодный.
   В этот день они спускались в долину, что виднелась внизу, где горная бурная река разливалась и питала своими водами зелёные поля и виноградники. Путешественники почти спустились, когда Динней, схватив девушку за руку, отпрыгнул в кусты. Внизу, по дороге, не спеша, ехала крытая повозка, и двое всадников сопровождали её. "Очень кстати," - прошептал Динней: "Лошади нам не помешают". "Сиди тут!" - бросил Динней спутнице и стремглав бросился наперерез повозке. Когда у дороги раздались пистолетные выстрелы и звон шпаг, Кэрин не выдержала и бросилась вниз, сквозь колючий кустарник и редкие деревья.
   Динней со своей шпагой был почти неуязвим, но вдруг Кэрин увидела наведенное дуло пистолета из окна экипажа. Она хотела крикнуть Диннею, но чья-то ладонь крепко закрыла ей рот, и секунду спустя девушка оказалась в окружении человек десяти. Впрочем, все они не обращали на неё особого внимания. С пистолетами в руках они хмуро глядели на дорогу. Раздался пронзительный свист, и таинственные лесные люди бросились к повозке, молча, словно тени. Молодой черноволосый мужчина, державший Кэрин, улыбнулся ей белозубой улыбкой и, озорно подмигнув, бросился к товарищам. На то, что творилось на дороге, Кэрин старалась не смотреть. Она искала глазами Диннея. У повозки лежало несколько убитых человек, ещё несколько стояли перед разбойниками, а те грабили, громко ругаясь и гогоча.
   Диннея нигде не было. Кэрин осторожно попятилась в кустарник. Ей стало жутко. Она вдруг почувствовала себя такой же беззащитной как тогда, в таверне. Кэрин вспомнила отчаянно-испуганные глаза Филиппа и масленые наглые глаза её обидчиков. "Только бы меня не хватились", - думала Кэрин. Она тихо, крадучись отходила в лес, и, когда деревья полностью скрыли её от разбойников, Кэрин, не чуя под собой ног, побежала. Ветки хлестали её в лицо, лес становился всё гуще. С ужасом Кэрин услыхала за собой чьи-то быстрые шаги преследования. Она бежала, спотыкаясь о старые коренья, в кровь царапая руки. Вдруг кто-то схватил её за руку, Кэрин упала и страшно закричала.
   - Кэрин, я не мальчишка, чтобы гоняться за вами, - Динней был озадачен.
   Девушка вскочила на ноги:
   - Динней, вы бросили меня!
   - Вы бежали как заяц. Ещё немного, и я бы не стал вас искать по всем Аппенинам.
   - А зачем вы вообще меня нашли? Идите к своим дружкам! Они, наверное, сейчас весело празднуют свою победу! Оставьте меня!
   Динней побледнел:
   - Вы считаете, что я был с ними в сговоре?
   - Я ничего не считаю! Мне надоело видеть убийства!
   - Кэрин, успокойтесь и послушайте меня...
   - Мне противен ваш голос! Убийца!
  
   Динней выпустил руку Кэрин. На её запястье остались красные следы его пальцев. Не говоря больше ни слова, Динней, отвернувшись от девушки, сел на камни и, казалось, задумался. Кэрин тяжело дышала, негодование переполняло её. Но Динней молчал и Кэрин нечего было больше ему сказать. Остыв немного, Кэрин подошла к Диннею, надеясь увидеть в его глазах отчаянье и раскаянье. Но глаза у него были закрыты. Лицо было всё в кровоподтёках. Но не столько это удивило её, как мертвенная бледность его лица. Самые противоречивые чувства шевельнулись в ней.
   - Динней, что с вами? - вырвалось у Кэрин.
   - Ничего особенного, - Динней открыл глаза и улыбнулся, - Просто один из "моих дружков", кажется, не посчитал меня своим другом.
   Кэрин никак не ожидала, что это когда-нибудь случится с Диннеем. Видимо он потерял много крови. Прислонившись к дереву, Динней потерял сознание. Динней, сильный и бесстрашный, лежал у её ног совсем беспомощный. Кэрин разорвала мокрую от крови рубашку Диннея. Девушка была в отчаянье. Она ничего не знала о том, как обрабатываются раны. Одна ножевая рана около сердца и пистолетная - в ногу. "Промыть и перевязать!" - решила девушка. Кэрин, положив голову Диннея на его свёрнутый плащ, побежала искать хоть какой-нибудь ручей, чтобы набрать воды. Как назло, ничего похожего она поблизости не нашла. Не меньше часа Кэрин искала воду, наконец, с большой флягой воды она бежала к тому месту, где оставила раненого Диннея. И тут она испугалась: Диннея не было. Точнее, не было того места, где он был. Кэрин заблудилась. Нещадно себя ругая, Кэрин продиралась через заросли можжевельника, судорожно прижимая к себе флягу. Мысль о том, что она не могла далеко уйти от Диннея, придавало ей сил. Но шло время, а Кэрин всё ходила и ходила по ложбинам холмов, одинаковым, как близнецы. У неё против её воли стали появляться мысли о том, что Динней каждую минуту может умереть, а она так и не найдёт его, и дикие звери сбегутся к его телу, приводила её в ужас. Одна кошмарная картина в её воображении сменялась другой, ещё более ужасной. Кэрин, запыхавшись, выбежала, наконец, к вязу, под которым лежал её друг. Девушка наклонилась над ним, взяла в ладони его голову. Динней весь пылал. Кэрин убрала с его лба спутанные пряди тёмных волос, прижалась губами к его лбу. Так всегда делала её няня, когда болела Кэрин. Не удержавшись, злясь на свою бесполезность, Кэрин заплакала. Ей не давала покоя мысль, что она напрасно обидела Диннея. Кэрин, как могла, перевязала раны. Через некоторое время, Динней начал метаться и бредить. Он что-то кричал, приказывал, говорил об оружии, о море, о Греции.
   К вечеру солнце уже палило не так безжалостно, густая тень упала на Диннея. Он открыл глаза, и его взгляд остановился на девушке. Кэрин смутилась, это был какой-то необыкновенный взгляд.
   - Динней, вам нужен доктор, - прошептала Кэрин.
   - Что вы, - голос Диннея был тих, но твёрд. - Селения далеко, да и нельзя мне в селения. Что-то не хочется попадать в руки священной инквизиции.
   - Но надо же что-то делать! Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
   - Вы правы, сударыня, умирать я ещё не собираюсь. И вы мне можете помочь, если не испугаетесь. Впрочем, можете и не помогать.
   - Динней! Умоляю, не сердитесь на меня! Я многое сейчас бы отдала, чтобы вернуть мои слова обратно. Будьте снисходительны и простите меня!
   - Вот, - Динней протянул Кэрин брелок на шелковой верёвочке. На плоском чёрном сапфире была изображена летящая птица. - Его вы должны показать человеку, по имени Стар Угочи. Он грек, скрывающийся со своими людьми в местных лесах от преследования турок. Внизу, по правому берегу реки стоит небольшая деревенька. Но не та, что видна с дороги, а следующая. Это далеко, Кэрин, и войти в дом, о котором я вам расскажу надо ночью. Там живёт человек, который помогает Угочи с продовольствием. Через него можно выйти и на самого Угочи. Кэрин, если вы не чувствуете в себе силы дойти туда, то лучше не ходите. Пожалуйста, не торопитесь, подумайте.
   Кэрин решительно встала.
   - Кэрин, - Динней протянул ей пистолет, - осторожно, он заряжен.
  
   ***
  
   ... Охваченные пламенем реи с пылающими парусами падали на палубу. Крики, проклятья и душераздирающие стоны резали слух. Это всегда опьяняло его без всякого рома. Опасность делала его безумным. Его храбрость была фантастична. Он знал, что если умрёт в схватке, то умрёт счастливым. Поль дал волю этому своему одуряющему чувству. Его шпага не знала покоя. Он не смотрел в глаза умирающим, он смотрел вперёд. Да, он первым доберётся до грот-мачты и поднимет звёздчатый флаг - флаг свободной Америки. На него смотрят сотни восхищённых глаз и сотни удивлённых и испуганных. Нет, последних осталось гораздо меньше. Искрящиеся фейерверки ослепляют его - это американский народ чествует своего бесстрашного командора. И рукопожатие Вашингтона, честно говоря, намного приятнее заискивающих глаз Людовика XVI. Поль ничего не хотел взамен, он только страстно желал свободы для свободных штатов Америки. Он всю жизнь посвятил этому. Свободе и справедливости. Но, видимо, он чего-то не понял, он и сейчас мучался одной своею мукою: почему так получилось? Сколько героев отдали свои жизни за укрепление независимости американских колоний, сколько положили сил за искоренение рабства в Америке! И вновь оно вернулось ещё более страшное тем, что было узаконено. Джордж Вашингтон избегал создателя своего флота. Мелкие конгрессмены плели интриги, крупные дельцы ставили условия. Нет, Джон Поль Джонс никому не продаётся! Да, он порвал с Америкой навсегда, а как болит сердце за судьбу народа, которому отдал лучшие годы жизни! Свою молодость, свою любовь, свою отвагу! Слава Богу, ему всегда будет дело на земле, потому что всегда будут люди, ждущие своего предводителя, люди угнетаемые, но не угнетённые. И всегда, пока существует тирания одних над другими, люди будут драться за свою свободу, за своё будущее. А значит, и Поль Джонс будет с ними. Какой шторм на океане! Все силы ада радуются и смеются, рыдают и негодуют, как и его душа, требующая битвы...
  
  
  
   - Его состояние намного серьёзнее, чем я думал, - молодой доктор встал с колен. Он только что вновь осматривал Диннея. - Я восхищаюсь его живучести, он просто железный.
   Хмурый пожилой человек с длинными усами подошёл к доктору:
   - Он будет жить?
   Доктор поправил очки:
   - Это зависит от его организма. Я думаю, он будет бороться.
   - О! Он будет бороться, будьте уверены. Он ещё как будет бороться! Вэртен ещё никому не сдавался! - глаза предводителя разбойников заблестели молодым огнём. - Доктор, сделайте всё возможное, и полсвета, не меньше, будет восхвалять ваше умение вместе с именем этого человека!
   - Это великая знаменитость? - лицо доктора вытянулось от удивления.
   - Это великий человек, - ответил Стар Угочи, задёргивая за собой вход в палатку.
   Оставшись один, доктор ещё раз подошёл к раненому. Лёжа на постели из можжевельника, Динней, раскинув руки, бредил. Этот темнокожий незнакомец был какой-то удивительной породы, хотя и говорил по-английски. Доктор, пощупав пульс, отошёл.
   - Двое суток не приходит в сознание... Не знаю, не знаю...
   Доктор обернулся на звук быстрых шагов. Лицо его просияло, ему было приятно видеть милое лицо девушки среди грубых бородатых лиц разбойников.
   - Как он, доктор? - Кэрин прошла мимо доктора к постели Диннея.
   - Я думаю, он выкарабкается и без моей помощи. Тем более, что за ним ухаживает такое прелестное создание, как вы, сеньорита. С его стороны было бы неприлично не выжить.
   - Он обязательно выживет, доктор, обязательно, - глаза Кэрин засияли.
   - Вы так его любите?
   - Я? - Кэрин смутилась.
   - Извините мою нескромность. В этой дикой стране я скоро совсем одичаю. А кто он такой? - доктор кивнул в сторону Диннея.
   - Вам достаточно того, что это замечательный человек...
   - Только это и слышу. Замечательный разбойник, - поправил её доктор.
   - Он не разбойник! - У Кэрин загорелись от возмущения щёки. - А если и разбойник, то это самый благородный разбойник из всех живущих в этом мире!
   - Ну да. Понятно, вы сами не знаете, кто он такой. Очень неосторожно с вашей стороны... - Послушайте, - Кэрин за шейный платок притянула к себе разговорившегося доктора, - вас ничего больше не должно касаться.
   У Кэрин были настолько холодные и неумолимые глаза, что незадачливый доктор почёл нужным переменить тему:
   - Сеньорита, - пробормотал он, высвобождаясь из её рук, - как вы думаете, когда меня отвезут домой? Согласитесь, меня очень бесцеремонно похитили среди ночи, я даже побриться не успел.
   - Как же, отвезут! Ждите! Они подождут, когда вы совсем обрастёте волосами, встанете на четвереньки и начнёте охотиться за мышами. И уже после этого эти головорезы с чистой совестью зажарят вас.
   Кэрин про себя заметила, что иронизация, так свойственная Диннею, не такая уж плохая вещь.
   - Сеньорита, вы ещё совсем ребёнок... - тихим голосом пролепетал доктор.
   Кэрин от души рассмеялась. " Динней был бы мною доволен ", - подумала она.
  
   ***
  
   - Дитя моё, ты совсем устала, - полная красивая женщина, жена Стара Угочи, склонилась над Кэрин. - Поспи. Моя Кассия посидит с ним.
   Рядом с женщиной стояла её дочь, молоденькая гречанка с чудесной косой и чёрными шустрыми глазами. Кэрин не спала две ночи. Как только её голова коснулась лежанки, она тут же провалилась в какое-то тягучее небытиё. В её сознании расплывались образы и звуки, на душе была какая-то тревога.... И множество голосов. Добрые и злые, знакомые и незнакомые, они наполняли её, и не было сил от них избавиться....
  
   В палатке тихо разговаривали. Кэрин сразу проснулась: это был голос Диннея. И тут же вся та же тоска сжала сердце, перехватила дыхание: Динней разговаривал с Кассией. Он улыбнулся ей, юная красавица расплылась в улыбке. Говорили на незнакомом Кэрин языке, видимо на греческом. "Боже милостивый! Неужели это ревность?" - с испугом подумала Кэрин. Боль и отчаянье не отпускали её сердца. "Что эта девчонка растрещалась как сорока?" - в смятении думала Кэрин. - "Да Динней с неё глаз не сводит! Он держит её за руку! Как он ей улыбается ... так можно улыбаться только самому родному человеку. Но что это я? Мне какое дело до этого? Да мне всё равно, пусть он с ней хоть целуется! Динней ... я так волновалась за него, а он, чуть придя в себя, ухаживает за Кассией! Святая Мадонна! Что это?!" - Кэрин от удивления чуть не вскочила на ноги. Кассия склонилась к Диннею, и он нежно поцеловал её в волосы. Юная гречанка ещё что-то сказала и выпорхнула из палатки. Динней заметил реакцию Кэрин на его обращение с Кассией. Как ни слаб он был, в глазах его зажглись лукавые огоньки.
   Кэрин медленно подошла к Диннею и опустилась на колени у его изголовья. Динней смотрел на Кэрин. Она, казалось, сошла с полотна Рафаэля. Какая грусть и отрешённость была в её серых усталых глазах! Динней поборол в себе вздох восхищения и нежности. А Кэрин сидела возле него так рядом, ей было жизненно необходимо видеть эти смуглые оливковые глаза, то дерзкие, то томные. Ведь надо было так случиться, что она, Кэрин, так жаждала смотреть в эти глаза, а первый взгляд Диннея был подарен Кассии.
   Кэрин не смогла ничего сказать Диннею, она лишь молча на него смотрела. Многое, очень многое она хотела бы ему рассказать, о многом расспросить, но невиданная доселе грусть не давала ей воли. Слова нежности застыли на устах девушки, рыдания сдавили горло, и Кэрин выбежала из палатки.
   С того дня Кэрин замкнулась. Она нехотя разговаривала с Угочи, старалась избегать Кассию, но её неумолимо влекло в палатку Диннея. За ним старались ухаживать все, кто мог хоть что-то сделать ему полезное. Кэрин и Кассия заменили ему доктора, которого люди Угочи вернули домой. Немудрено, что Динней стал быстро поправляться, и, уже через несколько дней выходил из палатки. И совсем скоро, к сожалению Кэрин, Динней не нуждался в докторской опёке.
   Но однажды, разбойник, пришедший с разведки, принёс тревожные новости. Видимо, римская инквизиция напала на след Диннея. Полиция и войска стягивались у подножия Аппенин. Ходили слухи, что будут прочёсывать горы, так как были сведения, что у горных разбойников прячется политический преступник.
   - Стар, мне надо срочно уходить, - Динней был встревожен, - я не хочу, чтобы вы попали в беду.
   - Мы сможем укрыться в горах. Ближе к морю тебя легче схватить. Подумай хорошенько, Вэртен.
   - Стар, мы уходим сегодня ночью.
   Двое мужчин обнялись, они прекрасно понимали друг друга.
  
   ***
  
   Кэрин даже была рада продолжению их скитальческой жизни. Провожать Диннея собрались все люди Стара Угочи. Кассия повесила Динею на шею принадлежавший ему амулет - брелок с летящей птицей. Динней нежно поцеловал Кассию и её мать, пожал руку Угочи и, что-то крикнув остальным, отправился в путь. Динней шёл быстро, не оборачиваясь назад и, казалось, не замечая Кэрин.
   Рассвет застал их на небольшой возвышенности. Солнце ещё не показалось из-за горизонта, белёсый туман, как прибой, только намного медленнее и совершенно бесшумно, дышал у ног путников. Их взору открылась холмистая местность. Куда ни брось взгляд - цепи холмов, разрезанные небольшими долинами горных ручьёв.
  
   ***
  
   Кэрин была молчалива, она почти ничего не ела, рассеяно глядела вокруг и старалась не встречаться с глазами Диннея. Он же был к ней внимателен и даже, казалось, всегдашняя ирония оставила его на время.
   - Что с тобой? - однажды не выдержал Динней.
   Кэрин грустно покачала головой и отвела взгляд. Она даже не заметила, как Динней к ней обратился. Просто. На "ты".
   Да, конечно, Динней понимал, что с Кэрин. Но это настолько льстило его самолюбию, что он не хотел верить в то, что Кэрин могла в него влюбиться. " Ну конечно, это просто романтические бредни избалованной вниманием леди. Она потеряла своего воздыхателя и теперь торопиться поставить другого на вакантное место. Тысяча дьяволов! А как приятно думать, что хоть чья-то душа к тебе относиться с нежностью. Как легко поверить в это, и как ужасно вдруг очнуться от сладостного сна", - так успокаивал себя Динней, но настроение Кэрин ему внушало тревогу.
   В горах путешественники повстречались с людьми только один раз. Это был какой-то учёный-богослов и молодой светский щёголь, может быть его ученик или воспитанник. Динней обошёлся с молодым человеком весьма не учтиво. Наставив пистолет на богослова и, сделав зверское лицо юноше, Динней, как всегда, использовал жесты и итальянские выражения, чтобы его правильно поняли. Видимо, выражался он очень искусно и доходчиво, во всяком случае, его поняли правильно. Юноша стал поспешно снимать с себя одежду, вопросительно поглядывая на грозного незнакомца. Динней одобрительно кивал. Оставшись в одном нижнем белье, молодой человек покраснел, мельком взглянув на Кэрин. Девушке стало не по себе. Ей стало жаль юношу, он был почти ребёнок. Но Динней был неумолим. Молодой воспитанник священника расстался также с обувью и шляпой.
   Наконец Динней снисходительно похлопал юнца по плечу, заткнул пистолет за пояс, и, сказав несколько слов на прощание, очень довольный своей выходкой, двинулся дальше, прихватив весь ворох одежды. Кэрин еле успевала за Диннеем.
   - Зачем вы обобрали юношу, Динней?
   - Сейчас узнаете, Кэрин.
   - Но это - мерзкий поступок! - Кэрин не унималась.
   Ну вот, давайте опять скрестим шпаги, отстаивая каждый свои идеалы нравственности. Ха! Слышите, Кэрин? Вы думаете, этот святоша даёт нам Божье благословенье на прощанье?
   Из-за деревьев доносилась злая брань священника. Не надо знать итальянского языка, чтобы не ошибиться в этом. Динней рассмеялся:
   - Кэрин, мне пришла в голову очень счастливая мысль. Кэрин, вы будете довольны. Только, ради Бога, доверьтесь мне. Садитесь. Распустите волосы. Так.
   - Что вы собираетесь делать, сударь?!
   - Вам опасно путешествовать в прекрасном женском обличье, поверьте мне. Вы должны отныне стать юношей.
   Кэрин вскочила:
   - Нет, Динней, я не согласна!
   - Зато я ничего не имею против. Послушайте, Кэрин, - Динней силой усадил девушку на прежнее место и сел с ней рядом, - Кэрин, впереди у нас опасная дорога. В любом случае, я должен быть уверен, что с вами ничего не случится. - Динней говорил совершенно серьёзно, оставив свой шутливый тон, - Кэрин, пожалуйста, я так буду спокойнее.
   Динней первый раз попросил Кэрин, он никогда раньше не обращался с ней так. Кэрин не могла не сдаться. Она закрыла лицо руками, в одно мгновение Динней шпагой отрезал её курчавые волосы и потом долго возился ещё с причёской.
   - Конечно, вы мало походите на юношу. Советую вам не расчёсывать волосы некоторое время. Лучше, если они в беспорядке будут торчать во все стороны. А теперь - переодевайтесь. Смелее! Ах, да! Я вас буду ждать вон на той поляне.
   Динней ушёл. На поляне он разжёг костёр. В огне весело трещали сухие сосновые ветки, почти не оставляя дыма. Через некоторое время к нему подошла смущённая Кэрин. Динней, самым придирчивым взором, оглядел её со всех сторон. Кэрин покраснела:
   - Динней! Прекратите! Я и так чувствую себя неудобно в этой одежде.
   Динней вздохнул и сел обратно к костру:
   - Ладно, это всё-таки хоть немного, да лучше. Ваше платье придётся сжечь.
   Ночь наступила быстро. Здесь же, у костра, Динней положил Кэрин спать. Сам же он углубился в чтение Вольтера. Кэрин наблюдала за Диннеем. Красноватое пламя костра делало ещё более медным цвет его лица. Чёрные, до плеч, волосы, были стянуты сзади шнурком. От всего облика Диннея веяло какой-то необыкновенной загадочностью.
   - Динней, - вдруг спросила его Кэрин, - у меня впечатление, что вы родились в стране фараонов.
   Динней с удивлением посмотрел на девушку:
   - К сожалению, Кэрин, я даже никогда не был в Египте.
   - Динней, почему Стар Угочи называл вас Вэртеном?
   - Меня так называют греческие клефты.
   - Простите меня, Динней, я раньше никогда вас не расспрашивала, но не могли бы вы рассказать о том, что вы делали в Греции, от кого прячетесь в Италии, что общего у вас с моим отцом, в конце концов?! Простите меня, ради Бога, Динней. Простите, если я навязываю вам разговор, не приятный для вас. Вы, конечно, не обязаны мне всего этого рассказывать.
   Динней убрал книгу. То, с какой заботой он её положил, Кэрин поняла, что книга ему очень дорога.
   - Вы имеете право этого от меня требовать, Кэрин. Вы вместе со мной разделяете все опасности, предназначенные мне одному. Но рассказать я вам могу лишь то немногое, что не является чужой тайной. Меня связывает клятва рассказать вам большее. Поэтому не обессудьте, если я не отвечу на все ваши вопросы.
   Кэрин всегда поражалась способности Диннея становиться очень серьёзным тогда, когда ситуация требовала быть откровенным и собранным, говорить правду. Динней смотрел на огонь костра, голос его был взволнован:
   - Я считаю, на свете много несправедливости оттого, что люди стремятся получить для себя больше, чем того требует природа. Жажда обладания богатствами, славой, властью над другими приводит к обогащению одних и обнищанию других. Нет, не так страшна бедность, как страшно осознание своей зависимости от капризов недалёких правителей и политиков, страшно потерять достоинство своей нации, достоинство человеческое. Страшно привыкнуть к насилию и цепям, какими бы цепи эти не были: моральные законы или политическое бесправие. Кэрин, - Динней резко повернулся к заворожено слушавшей его девушке, - человек будет счастлив только тогда, когда будет свободен, когда научится уважать самого себя, когда научится сострадать ближним. А разве можно уважать себя, чувствуя себя бессильным восстановить справедливость? Что должен чувствовать человек, видя страдания женщин и слёзы детей? В той же Греции, Кэрин, уже много лет коренное население борется за свою независимость, за право жить на своей земле, растить детей и радоваться жизни. Но у Турции сильные многочисленные войска, железная дисциплина и фанатичная вера. Под саблями турецких янычар гибнут мирные жители и партизаны-клефты, старики и дети. Самых красивых женщин увозят в гаремы. Кровь и слёзы - обычная дань султану. Есть ещё одна страшная дань - мальчиками. Янычары силой отнимают маленьких детей и, увезя в Турцию, воспитывают из них отчаянных головорезов, способных убить собственную мать. Меня восхищает упорство греков в стремлении сбросить иго турецкого владычества. Сейчас там замечательные народные полководцы. Не равнодушные люди многих национальностей помогают им чем только могут: оружием, продовольствием, своим участием в их борьбе. Надо сказать, греческие партизанские отряды, намного боеспособней итальянских разбойничьих шаек, хотя с греческого "клефт" переводится как разбойник. Пока на свете существуют горы, там всегда будут воры и разбойники, а также, герои, сражающиеся за свободу своего народа. О, Кэрин, я могу долго говорить об этих людях. О людях, которые первые поднимают свою голову и берут оружие в руки. Они есть в каждой стране. И каждая страна когда-нибудь пройдёт через это, ведь терпение народа не бесконечно.
   - Так вы собираетесь в Грецию?
   - Да. Клефты терпят одно поражение за другим. Правда, есть надежда, что им поможет Россия, вступив в войну с Турцией. А потом... сейчас очень не спокойно в Индии. Англичане - самый жадный народ в мире, им мало колоний у себя под носом, они убивают национальную гордость индийцев.
   - Простите, Динней, мне казалось, вы прекрасно изъясняетесь на английском языке...
   - Нет, Кэрин, я не англичанин. Мой народ, как и сотни других, терпят гнёт английской короны. Я - человек без нации, у меня много имён и мой дом - это весь мир.
   - Но какое же имя вы получили при крещении?
   - Меня звали Поль Джонс.
   - Что?! - Кэрин ожидала какого угодно имени, хоть имени индийского раджи, но мысль о том, что она путешествует со знаменитым корсаром всех морей и океанов, ей просто не приходила в голову. Девушка сидела, уставившись на Диннея изумлёнными до невозможности глазами. Кэрин не была свидетельницей битвы "Лючии" с английским кораблём, она впервые узнала, что Алан Динней и есть Поль Джонс.
   Динней не ожидал, что произведёт на Кэрин такое впечатление. Он горько расхохотался:
   - Теперь вы только и будете мечтать избавиться от такого опасного соседства.
   Кэрин пришла в себя:
   - Как вы можете так быть ко мне несправедливым? И потом, - Кэрин, покраснев, состряпала лукавую мордашку, - мне необыкновенно нравятся наши приключения...
   - Кэрин, - остановил девушку Динней, - Я не сказал вам самого главного. Вы подвергаетесь из-за меня большой опасности, за мной охотится сам римский папа со сворой священной инквизиции.
   Динней даже при неярком свете потухающего костра заметил, как побледнела Кэрин.
   - Я даже думал, - продолжал он, что вам лучше остаться с Угочи, но... возможно, я зря этого не сделал. Я слишком иной раз самоуверен, а ведь никто из нас не застрахован от случайной пули или кинжала. Кэрин, я решился взять вас с собой. Мне спокойнее, когда я рядом с вами. Я уверен, что смогу защитить вас... хотя это выглядит действительно большой самонадеянностью...
   Динней надолго замолчал, потом обратился к всё ещё сидящей Кэрин:
   - Вы устали. Ложитесь спать, Кэрин.
   Некоторое время Кэрин ещё смотрела на читающего Диннея, потом веки её против воли смежились.
   Кэрин проснулась, когда Динней прилёг с ней рядом. Костёр потух, и было уже совсем темно. Кэрин уже вновь погрузилась в сновидения, как вдруг почувствовала, что Динней поправляет на ней одеяло, и рука его так и осталась на плече у Кэрин. Кэрин то бросало в жар, то обдавало холодом. Сердце бешено билось. Возможно, это была лишь отеческая забота со стороны Диннея, но как было приятно его внимание! Святые небеса! Динней её обнял! Кэрин боялась шелохнуться, боялась дышать. Она замерла, утонув в потоке нахлынувших на неё чувств. И так, почти до самого рассвета, пока Динней во сне не повернулся и не убрал свою руку, Кэрин купалась в водовороте самых безумных фантазий.
  
   ***
  
   Динней, видимо, очень торопился попасть на побережье. Видя, как покрывается испариной его лоб, и как от непомерной нагрузки снова начинает болеть его простреленная нога, Кэрин не выдержала:
   - Стоит ли так торопиться, Динней?
   - Мы должны быть уже на побережье. Мы слишком долго тащимся. Как я жалею, что мне помешали отбить лошадей там, в долине. Кто мог знать, что в карете под конвоем везли казённые деньги, и разбойники целые сутки следили за ней. Кэрин, нам надо, во что бы то ни стало, утром быть у моря. Будем идти всю ночь.
   Всю ночь Динней упрямо вел Кэрин вперед. Горы стали холмистыми, с частыми поселениями в долинах. Динней сильно хромал. Вдруг, прямо перед беглецами, в тумане раскинулся цыганский табор: кибитки, пасущиеся лошади. Динней задумался.
   - Пошли, Кэрин! - наконец промолвил он и шагнул на освещенную луной поляну.
   Рано утром табор уже был в пути. Дороги в этой местности были хорошие. Повозки быстро катились за всадниками. Цыгане, казалось, говорили на всех европейских языках понемногу, одинаково плохо на каждом из них. Кэрин, как и полагалось всем мужчинам, ехала верхом впереди табора, рядом с Диннеем. Но потому, как откровенно бросали на нее взгляды молодые цыганы, девушка не была уверена, что хорошо играет свою роль. Ей придавало уверенности бесстрастность Диннея. Он, как будто бы, после долгих скитаний вернулся в родной табор. Лихо заломив цыганскую шляпу, Динней бешено скакал на вороном коне. Глаза его блестели, ноздри хищно раздувались. Чем ближе ощущалось присутствие моря, тем радостнее и безумнее становились черные глаза Диннея.
   Путешественники простились с цыганами у небольшой рыбачьей деревушки. Рыбаки выходили на свой ежедневный промысел. Большой солнечный шар всходил над просыпавшейся землёй, освещая ярким светом остроги горных вершин на западе.
  
  
   Гл. V.
  
  
   События происходили с такой быстротой, что Кэрин не успевала понимать их логичные причины.
   Динней все же схватился со священной инквизицией. Пока шпионы его святейшества папы римского прятались по кустам, боясь высунуть головы, Динней дрался с наемным отрядом итальянского войска. Для Кэрин это был страшный день. Динней, еще не оправившийся после ранения, дрался как помешанный от ярости бык. Итальянцы переглядывались, и только приказ взять Диннея живым, спас корсару жизнь. Вдруг на прекрасном коне, в мундире офицера английского флота, подскакал молодой красивый человек и что-то крикнул солдатам голосом, не подчиниться которому не возможно. Кэрин показалась, что Динней как-то странно посмотрел на этого офицера, и лицо его озарилось радостью.
   Английский офицер, сойдя с лошади, отдал честь Диннею и зачитал приказ об его аресте и передаче английскому военному суду. Динней, минуту назад дравшийся с целым отрядом солдат, не сопротивляясь, отдал свою шпагу офицеру. Подбежавшие люди надели на Диннея кандалы, не забыли прихватить с собой и Кэрин.
   Девушка уже совсем ничего не понимала, когда на корабле, куда доставили пленников, все люди, находившиеся там, бросились к Диннею. Кэрин думала, они его растерзают. И они едва не растерзали Диннея от радости. Матросы самого различного цвета кожи жали Диннею руки, обнимали и хлопали по плечу. Диннея буквально на руках пронесли на середину бака.
   - Поль, тысяча чертей в задницу папы! Мы надеялись, что нам не придется тебя хоронить!
   - Ха! А говорили, что тебя инквизиторы уже вторую неделю жарят на решетке! Ха! Как грешника в аду!
   - Роберто, не думаешь ли ты, что наш капитан попадет в рай?
   - Поль, да ты обносился как старый акулий плавник!
   - Какого дьявола ты дрейфуешь по этой ужасной стране, Джонс?
   - Уж, не за прекрасной ли сеньоритой ты сюда забрался, Поль?
   - Капитан, да ты слишком надолго нас оставил без дела!
   - Ха! Что верно, то верно. У нас просто руки чешутся взяться за абордажные сабли!
   Гам, ругательства и смех несколько минут не умолкали на палубе. Когда Кэрин протиснулась к Диннею, матросы уже утихомирились.
   - Через четверть склянки я всех, свободных от вахты, жду в большой кают-компании. Я вам все расскажу.
   Одобрительный рокот раздался ему в ответ, и толпа изрядно поредела. Тут к Диннею подошел уже знакомый Кэрин английский офицер. Динней широко улыбнулся и обнял его.
   - Ты спас мне больше, чем жизнь, мой мальчик.
   Офицер счастливо улыбался, не стыдясь своих чувств.
   - Как когда-то ты меня, Поль. Пошли в каюту, Дэвид тебе снимет кандалы.
   Динней, взяв Кэрин за руку, как ребенка, пошел за офицером.
   - Как ты нашел меня, Александр? - Динней с удивлением смотрел на молодого человека, подставив руки старому матросу, который специальными инструментами снимал с него кандалы.
   - У западного берега Франции, где мы договаривались с тобой встретиться, мы случайно встретили "Лючию". От капитана нам стало известно, что ты попал в беду в Италии. Пришлось срочно до неузнаваемости менять облик "Кентавра". Английские корабли его уже знают в "лицо". Если бы ты видел, как блестяще мы прошли Гибралтар под самым носом у англичан! Мы даже ни разу не ввязались в драку. Правда, пришлось поискать тебя у итальянских берегов. Тут нам удаётся выдать себя за военный английский корабль. Я узнал, что Ватикан ищет преступника, уж больно по приметам схожего с тобой. Я, в мундире военно-морского офицера Англии, несусь в Рим, добиваюсь аудиенции у короля, и требую выдать мне преступника Поля Джонса, скрывающегося в Италии. Король был великодушен, он не замедлил дать мне нужные бумаги. Ну, а шпионы инквизиции изредка делились со мной сведениями о том, где тебя можно искать. Надо сказать, в горах шпионы сбились со следа... Поль, как я рад, что ты жив! Надо отсюда быстро уходить. Наверняка, завтра Климент XII предъявит свой протест английскому послу в Риме. Представляю, какие круглые глаза будут у посла!..
   - Александр, наверное, эти железки снимаются намного проще, как ты думаешь?
   - Ты прав, Поль. Мы так поспешно в последний раз грабили англичан, что второпях не захватили отмычки от кандалов.... Зато мундир мне пришёлся в пору.
   - Тебе придётся его пока не снимать.
   - Мы не возвращаемся в океанские воды?
   - Мы идём в Грецию через остров недалеко от Венеции. Ну, наконец-то! - Динней встряхнул руки, освобождённые от оков. - Спасибо, Дэвид. Кэрин, вы останетесь пока здесь. Штурман Александр Кэроль, прошу в кают-компанию! Дэвид, дружище, распорядись, чтобы леди был подан обед.
   Старый моряк удивлённо взглянул на Кэрин:
   - Значит, правду наши говорят, что это не парень.
   За ним закрылась дверь. Кэрин осталась одна.
  
   ***
  
   Плавание под чужим флагом становилось даже приятным для Кэрин. "Кентавр" был вне всяких подозрений, У Кэроля имелись необходимые охранные грамоты. Корабль шёл максимально быстрым ходом, на четырёх мачтах "Кентавра" красовались ослепительно белые паруса. Капитан, которого на корабле звали не иначе, как Поль Джонс, иногда приходил к Кэрин в такой же ослепительно белой рубашке, как паруса его "Кентавра", весь безупречный, с обыкновенным злодейским огоньком в глазах, готовым в любую секунду перерасти в пожар язвительной иронии. Кэрин была раздосадована. Она так хотела больше времени проводить с Диннеем, говорить с ним как в былые времена, но капитан, казалось, даже избегал ее общества. Зато у Кэрин появилась несколько галантных кавалеров, да и просто знакомых. Александр Кэроль часто заходил к ней со своим другом, доктором Жаном Ле Вадьером. И так, как у штурмана было много дел, он оставлял своего друга в обществе девушки, и тот развлекал ее всевозможными разговорами о событиях пиратской жизни, которым он был свидетель. Доктор был натура увлекающаяся, его рассказы были живы и ярки, и Кэрин временами даже забывала свою мучительную грусть. Тем более, Ле Вадьер был такой странный, такой смешной, такой интересный. Они с Кэрин быстро стали друзьями.
   Тем временем, "Кентавр" бросил якорь у одинокого острова в Адриатическом море. Кэрин видела, как пираты всю ночь на шлюпках перевозили какие-то длинные ящики. Казалось, им не будет конца. Кэрин стояла до самого утра на палубе, надеясь, если не поговорить с Диннеем, то хоть встретиться с ним глазами. Сотни томительных мыслей мучили Кэрин, сотни нехороших предчувствий отравляли её жизнь. Вся душа её замерла в ожидании. Вся она была там, с Диннеем, на острове. Наконец, с первыми лучами солнца, последняя шлюпка отчалила от скалистого острова. Кэрин была уверена, что Динней был там. Чем ближе приближалась лодка к кораблю, тем сильнее билось сердце бедной девушки. Сильные руки ухватились за канат и, через минуту, Динней, ловкий, как дикая кошка, был уже на палубе. Но был он не один, вслед за ним влез молодой человек. Динней подал ему руку, и привёл его под корабельный фонарь. Динней весело осмотрел своего молодого товарища и рассмеялся:
   - Ты не плохо выглядишь, Джулио. Однако, решение твоё слишком серьёзное для того, чтобы обсуждать его на ходу. Пошли в каюту, мой юный друг. У нас есть о чём с тобой поговорить.
   И, даже не взглянув на Кэрин, Динней с Джулио скрылся в темноте. У Кэрин от отчаяния перехватило дыхание. Она, не в силах более терпеть, побежала в свою каюту и, бросившись на кровать, дала волю своим чувствам. Она плакала долго и, устав, погружалась уже в дремоту, как вдруг услышала осторожные шаги. В каюте кто-то был. Кэрин, с какой-то немыслимой надеждой, соскочила с постели. Перед ней, с туфлями в руках, стоял сконфуженный доктор.
   - Простите меня ради Бога, Кэрин, Я невольно стал свидетелем вашего горя. Умоляю вас, простите. Я зашёл к вам утром, чтобы... ну, а потом вбежали вы... вот теперь мне не удалось незаметно уйти. Такой уж я неуклюжий... Кэрин, рыдания утомили вас, вам надо поспать. Я ухожу, Кэрин... Загляну к вам вечером...
   - Постойте, Жан, не уходите, - Кэрин вдруг покраснела. - Посидите со мной, пожалуйста. Мне так нужно сейчас хоть чьё-нибудь внимание и ... сочувствие.
   Жан остановился у дверей. Предложение девушки ему понравилось, он надел туфли и сел в кресло напротив Кэрин.
   - Я с удовольствием останусь с вами, Кэрин, хотя, конечно же, вы предпочли бы другого утешителя. Кэрин снова покраснела, и глаза её наполнились слезами. Но вдруг она решительно отбросила со лба короткие курчавые волосы и посмотрела доктору в глаза. Глаза Ле Вадьера были такие добрые и спокойные, что не могли не внушить доверия Кэрин.
   - Он ведёт себя так, как будто меня совсем не существует, - девушка опустила глаза. - Я не могу жить в такой неопределённости. Да, я люблю его, Жан. Будь он пират, будь он самый великий преступник, я знаю, у него благородное сердце.
   Жан запустил обе руки в свою шевелюру и потряс головой:
   - Вы слишком упрощаете, Кэрин. Поль Джонс - натура очень сложная и противоречивая. И, поверьте, чувства его находятся очень глубоко. И если он вас любит... если только этому дьяволу Бог ниспослал такие божественные чувства, то... то он никогда не выдаст их, пока не будет уверен в ответном чувстве. Поль Джонс боится оказаться непонятым и осмеянным человеком, к которому он привязался. Мой совет, Кэрин: откройтесь ему и..., во всяком случае, вы узнаете правду. Вы качаете головой? А, вы не уверены в его чувствах, боитесь, что капитан ответит в ответ на вашу откровенность снисходительной улыбкой? Кэрин, это не такой человек! Разве бы вы сами так поступили на его месте? Кэрин, милая, отбросьте гордость! Ведь вы сами можете сгубить своё же счастье. И счастье Джонса.
   Молодой врач в нервном возбуждении шагал по каюте, то и дело натыкаясь на углы и на стулья.
   - Гордость, - продолжал он, - это великое исчадие ада, самый большой грех человечества. О, сколько судеб, сколько жизней не удалось из-за ложного возвышения своего "я".
   - Да вы философ, Жан!
   - Каждый, кто хоть немного задумывается над жизнью, строит её сам, борется за счастье, а не течёт по течению, смерившись с неудачами, я повторяю, каждый мыслящий человек обращается разумом к этой мудрости, чтобы осмыслить своё бытиё, своё место и значение в нескончаемой череде жизней.
   - О, Жан! Да вы просто заворожили меня!
   - Кэрин, - Ле Вадьер сел у ног девушки, - Я вам расскажу одну историю. Историю о том, как гордость одной девушки и самонадеянность одного юноши погубила прекрасную любовь, успевшую только набрать бутон и готовую уже распуститься прелестным цветком счастья.
   Глаза Жана заблестели, и он увлёкся своим рассказом, эмоционально переживая историю прошедших лет.
   - Представьте себе, - продолжал доктор, - Представьте юношу, совсем ещё юного и красивого, как древнегреческий бог. Я не скажу, что добродетели были присущи ему. Он - сомнительный отпрыск дворянского рода, этому факту он не придавал совершенно никакого значения, а светскую знать просто презирал, как презирал свой громкий титул. Зато он был сказочно удачлив. Ещё в детском возрасте, выброшенный из родового гнезда путём интриг родственников, жаждущих наследства, Александр оказался в самом водовороте нищенской жизни...
   - Так это был Кэроль? - Кэрин была заинтригована.
   - А я вам не сказал этого раньше? Ну, Кэроль или ещё кто, это не важно. Слушайте: мальчишка несколько лет был признанным вожаком воровской шайки. А потом вдруг судьба привела его на море, и подростки продолжали грабить и убивать, уже став пиратами. Удача сопутствовала ему, его дерзость не знала границ.... Да, скромный ваш слуга тоже находился на корабле, на который напал Александр. Нас, несколько человек с корабля, бросили в трюм, объявив заложниками, где мы жили два дня вместе с крысами. Случайно, от пирата, что приносил нам воду, я узнал, что их капитан умирает от ран. Я признался в том, что я врач, и меня немедленно вытащили из тухлого крысятника. Оказывается, у Александра был приступ малярии и умирал он вовсе не от ран, которые были пустяковые. Мне достаточно было дать несколько раз лекарство, чтобы оживить главаря этих головорезов. Я только год плавал врачом на военном французском корабле, но многое, как я думал, успел повидать. То, что я увидел на бриге у Александра, помутило мой разум. Это был очень жестокий, не знающий жалости, человек. Ему ничего не стоило убить на месте матроса, не исполнившего его приказ немедленно. Пираты боялись своего капитана, но они были все под стать ему. Честно говоря, я думал, что все эти парни - конченные люди. Когда Александр рассчитался с заложниками: кого на берег (за деньги), кого - в пучину моря, я ждал своей участи. На берегу у меня не было никого, кто бы позаботился обо мне. Но Александр даровал мне жизнь за ту услугу, которую я ему оказал. Правда, с одним условием: чтобы я был их корабельным врачом. Надо сказать, у меня выбор был небольшой. Наверное, Александр не раз пожалел, что оставил меня на корабле, потому что я постоянно мешал ему творить злодейства. Не сомневаюсь, другого он пристрелил не задумываясь. Но, слава Богу, он помнил, что мне обязан своей жизнью.
   Однажды... Представляете, Кэрин, океан совсем сорвался с цепи, невозможно было поставить ни один парус, люди не выходили на палубу, не обвязавшись веревкой. И вот, в такую погоду, дьяволу было угодно, что бы Александр разглядел в этих черных бушующих волнах торговый корвет. И, конечно, он дает приказ атаковать его. Пираты, как сонные мухи, вылазили из кубриков. И, представьте себе, они атаковали корвет! А куда денешься? Ослушаться капитана было равноценно подписанию собственного приговора к смерти. Правда, качка была такая, что наш бриг со всей скоростью врезался носом в корму корвета, так что треск ломаемых досок был слышен даже сквозь бешеные раскаты грома и вой ветра. Я не любитель смотреть, как льется человеческая кровь, и слышать крики, смываемых за борт несчастных. Я сидел в каюте с ящиком хирургических инструментов в обнимку (иначе бы они разлетелись по разным углам), сидел и ждал своих первых пациентов. После подобных встреч мне всегда хватало работы.
   Вдруг вваливается в каюту Александр, весь промокший, держа на руках, безжизненно свисающую девушку. Да, девушку. Еще почти ребенка, ей от силы было лет шестнадцать, ну, может быть, семнадцать. Я никогда не видел таких испуганных глаз у нашего капитана. Он положил девушку передо мной и спросил задыхающимся голосом:
   - Она уже мертва, да?
   Девчушка еще дышала. Я действовал быстро. Приказав Александру быстро вымыть руки, я взял его в ассистенты.
   - Раздевай ее, живо! - командовал я, и капитан, как послушный ученик, трясущимися руками исполнял мои приказания.
   Все хрупкое тело девушки было в синяках и царапинах, но несколько рваных ран были серьезными. Хорошо, что она лежала бесчувственная, ей было бы тяжело переносить боль. Вы не представляете, Кэрин, как мало удовольствия зашивать такие страшные раны, когда тебя то и дело валит с ног эта проклятая качка. Я помню, был очень зол, мне было очень жаль это юное создание, и я не пропустил ни одного ругательства, которые только знал, в адрес Александра. Тот молчал, как нашкодивший кот, не пытаясь даже оправдаться. Только тогда, когда я все сделал и мыл руки от чужой по локоть крови, я проорал, чтобы он убирался из каюты к чертовой матери за ненадобностью, он, бледный, как смерть, подошел ко мне:
   - Жан, это не я. Видимо, когда наш бриг врезался в корвет, ее каюта была под ударом...
   Я не вытерпел, обрушил на капитана еще поток ругательств, добавив:
   - Ну, конечно, вы просто ангел, Александр, а наш бриг врезался в их корвет, не иначе, как по милости божьей. Пошел отсюда вон!
   ...И представляете, Кэрин, он пошел. Он казался мне со стороны стариком, сгорбленным под тяжестью лет и страданий. Он, двадцатилетний юнец, с этого дня как-то преобразился. Что-то в нем дрогнуло, наконец. Во всяком случае, он часами, дни и ночи сидел около больной девушки, не сводя с нее глаз, и что-то бормоча. Я уж думал, не двинулся ли умом наш капитан. А однажды, он очень осторожно взял холодную руку девушки и прижал ее к своим глазам. Честно говоря, Кэрин, я начал тогда проникаться к Александру дружественными чувствами. Мне он был симпатичен. Да, это был неотесанный, неукротимый характер, но душа у него была. Да, я чувствовал, что душа его еще не погибла.
   Прошло много дней, пока Лаура (так звали мною спасенную девушку) не поправилась. Она, конечно, ничего не подозревала плохого относительно профессии капитана и его команды и была бесконечно благодарна Александру. Мне, конечно, тоже, но не надо быть провидцем, чтобы не заметить тех пламенных взглядов, что бросала Лаура на нашего красавчика. Пока ремонтировали бриг, мы дрейфовали у берегов Бразилии. Поручив ремонтные работы своему помощнику, Александр все свое время проводил с Лаурой. Я их видел вместе то катающимися в шлюпке, то гуляющими в прибрежных лесах. Они постоянно о чем-то оживленно беседовали. К чести Александра, надо сказать, что он был весьма галантен и предупредителен, и с нескрываемой нежностью смотрел на Лауру. Они были счастливы как дети в этом тропическом раю! Но Лаура просилась домой, бриг выглядел вполне как новенький, и мы отправились к берегам Франции. Я умилялся, наблюдая за капитаном. Это же надо подумать: ни одного нападения, ни одного грабежа и ни одной попойки за время пребывания девушки на борту! Это было уму не постижимо. Воистину, любовь творит чудеса. Матросы ходили как вышколенные солдаты, набрав воды в рот. Они не привыкли обсуждать приказы капитана. Наши голубки тем временем становились все грустнее: приближалось время расставания. И мрачнее был, конечно же, Александр. Уж он то понимал, что они с Лаурой не смогут больше встретиться, как она того мечтала. А признаться в том, что он не французский офицер, а пират, Александр был не в силах. И он прекрасно понимал, что как только Лаура ступит на берег, ее он, объявленный вне закона, больше не увидит.
   Мучения и сомнения измучили его в конец и, у самых берегов Франции, он напился с горя. До полуночи он бушевал вместе со своими соратниками, а потом он пошел к Лауре. И даже я не смог его остановить. Я, со свернутой челюстью, валялся под трапом. Это был первый случай, когда Александр мне откровенно врезал. Я не могу точно сказать, что там у них было, когда я подошел к двери, я (простите, Кэрин, за мою откровенность) решил подслушать прежде, чем вмешиваться.
   Александр приставал к Лауре, та удивлялась и уговаривала его отоспаться. В дверную щель я увидел, что озверевший неуступчивостью девушки, капитан силой подхватил ее на руки и страстно поцеловал ее. О, это был великолепный поцелуй! Но еще великолепней повела себя Лаура: звонкая пощёчина была ответом Александру. Ледяным, нетерпящим возражения голосом, юная особа потребовала поставить себя на пол, а потом неподражаемо красиво и властно показала ему на дверь. В ней чувствовалась аристократка. Я невольно залюбовался ею: серые глаза смотрели из-под золотистой челки повелительно и неумолимо. Юная Афродита была в гневе неприступной. Какая-то решимость и величие были в ее облике. Капитан стоял перед ней не шевелясь, только глаза его были как у безумного.
   - Знайте, Александр, - говорила она тихо, но очень властно, - я не ожидала от вас подобной грубости, я не желаю вас видеть.
   Девушка стояла и смотрела на капитана, гордо подняв голову.
   Александр, пошатываясь, вышел. Я еле успел отскочить от двери. Вид был у капитана очень несчастный. Он был уверен, что никто его не видит. Капитан сел на палубу, и его руки, вцепившиеся в волосы, выдрали целый клок из них. С этого дня он начал просто беситься. К Лауре он больше не приходил, но и не торопился доставить ее на берег. Девушка жила пленницей у себя в каюте. Александра можно было понять. До того, как он встретился с этим чистым созданием, он имел дело с девушками, совсем не похожими на Лауру. Безусловно, Александр невыразимо мучался из-за своего глупого поступка. И наверняка понимал, что прежнее расположение девушки потерял навсегда. Я знал - Александр искал смерти. Он бросался в самые немыслимые заварухи. И только его невероятная удача выручала от гибели всех нас. Разбой был за разбоем. Топились корабли, грабились морские порта, но далеко от европейских морей наш бриг не уходил. Я устал штопать раны раненым пиратам, отрезать ноги и пускать кровь. Голова шла кругом. А ведь еще нужно было уделять время бедной пленнице. Я был единственный, кого она пускала к себе в каюту. А однажды позвал меня к себе Александр. Я удивился, в последнее время он не желал меня даже видеть. Любопытство меня раздирало, и я пришел к нему. Он был дружелюбно настроен.
   - Жан, я всегда считал тебя своим другом, - сказал мне капитан, - и я прошу тебя как друга, помоги мне. Не ухмыляйся, Жан, только ты можешь мне помочь. Послушай...
   Я думал, что он предлагает мне ввязаться в какую-нибудь гнусную интригу, но ошибся. Та самая живая душа решилась принять участие в его судьбе.
   - Я знаю, ты на меня зол из-за Лауры, ты презираешь меня, - Александр закусил губу, - я сам себя презираю, Жан! Я не достоин ее, и это я понимаю. Я решился ее отправить домой,... но я не могу расстаться с Лаурой врагами. Пойми меня, Жан, это выше моих сил! Я долго думал, как с ней примириться, как выпросить ее прощение, и одна мысль пришла мне в голову...
   И честно говоря, Кэрин, я поддался его уговорам. Мне хотелось помочь ему, да и Лауре тоже. "Кто знает", - думал я, - "может быть они еще будут счастливой парой".
   И вот после очередного сражения с небольшой шхуной, когда пираты поспешно переносили награбленной добро на бриг, я постучался условленным стуком к Лауре. Видимо, я очень волновался.
   - Что случилось Жан? - воскликнула она.
   - Александр умирает, Лаура. Я, как врач, вам могу сказать только одно: до утра он не доживет. Он вас зовет, Лаура.
   Девушка, не раздумывая, поспешила в лазарет. Я бежал за ней, сгорая от стыда.
   - Вы уверены, что Александр не выживет? - спросила Лаура.
   - Его спасет только чудо. В моей практике такие пациенты еще не выживали, - продолжал я нести чушь.
   Капитан очень артистично изображал умирающего. Бледный, весь в крови, он слабым голосом попросил меня оставить его наедине с Лаурой. Я, как всегда, остановился за дверью, благо, что она, как многие на бриге зияла приличными щелями.
   Лаура, подойдя к Александру, встала на колени, русые ее локоны упали ему на лицо.
   - Лаура, сможете ли вы когда-нибудь простить меня? - прошептал капитан.
   - Александр... - девушка плакала. Она взяла его руку и смотрела на него, ничего не говоря.
   - Ради всего святого, простите меня. Лаура. Я не смогу жить на свете без вашего прощения. Я поступил низко и грубо, я был пьян. Я смертью готов искупить свою вину перед вами... Лаура... Лаура, простите того, кто впервые в жизни полюбил. Вы спасли мою душу, Лаура.
   Я уверен, Кэрин, он говорил от чистого сердца. Девушка гладила его лицо и осыпала его поцелуями.
   - Я так люблю тебя, Александр, не умирай!
   Умирающий приподнялся на локтях:
   - Скажи мне правду, Лаура! Ты мне это говоришь, потому что я скоро умру?
   - Нет, клянусь тебе! Я люблю тебя всем сердцем и всегда буду любить тебя одного!
   Александр упал на своё ложе и отвернулся от Лауры. Мне же было видно, как по его щекам из закрытых глаз текли слезы. О, в те минуты я простил себе всю ложь, необходимую для этого признания. Я покинул свой пост, уверенный, что теперь у влюбленных все будет хорошо. И действительно, капитан прожил и до утра, и жил дальше. Чудо, на которое я намекнул Лауре, свершилось, и девушка была счастлива, уверенная, что это ее любовь заставляет Александра так упрямо бороться за жизнь. Лаура не отходила от капитана. Мне приходилось её вежливо выпроваживать, чтобы, якобы сделать раненому перевязку. Правда, она вначале предлагала свою помощь, но я её убедил, что Александру будет не совсем удобно перед ней, и она уступила.
   Капитан нашими общими усилиями, наконец, выздоровел настолько, что предложил доставить Лауру домой. Этот день наступил. Он, не слушая меня, отправился один сопровождать девушку в замок. На берегу я только помог ему одеться не хуже аристократа-щеголя и достал им лошадей. Александр и Лаура бок о бок поехали по приморской долине вглубь графства. Я так за последнее время радовался за Александра, видя как вновь все хорошее, и благородное просыпается в нем, я так боялся чего-то непредсказуемого, что решился последовать за влюбленными. Мои предчувствия не обманули меня. Это был, наверное, самый черный день в жизни моего друга.
   Когда я подскакал к замку графа Д'Эпирне (эту фамилию носит очаровательная Лаура), я там никого не нашел. Но излазив весь графский запущенный сад, я нашел Александра у небольшой беседки, на берегу ручья.
   То, что было между ними, я узнал уже потом, когда Александр мог говорить и думать. А тогда он сидел, уставясь пустыми глазами куда-то вперед и не замечал никого на свете. Я испугался за него не на шутку, поняв, что влюбленные вновь поссорились. Если у другого человека этот факт мог вызвать только досаду, то... я, повторяю - испугался. Я знаю, что за человек Александр и поблагодарил Всевышнего, что нашел капитана не с прострелянной башкой.
   А случилось то, что Александр, прощаясь с Лаурой, решил до конца остаться честным, признавшись в том, какая у него черная профессия и в том, что он прибег к обману, чтобы открыться ей в своих чувствах. Последнее, по моему мнению, было совершенно излишнем. Но Александр не мог быть благородным в одних случаях и забывать благородство в других. Я не знаю, как бы вы повели себя в подобной ситуации, Кэрин, я вообще не понимаю непредсказуемости женской натуры, но Лаура, вырвавшись из объятий недавно еще так любимого ею человека, сочла себя оскорбленной до глубины души. В какой-то степени она, конечно, была права, но, я считаю жестокостью не простить человека, молившего на коленях об этой милости.
   - Так значит вы специально притворились умирающим, чтобы вырвать у меня моё признание?! Ну что ж, расчет ваш оказался верным. Радуйтесь, вы добились моего признания в любви! Но тогда, я еще не знала, какой вы негодяй и лицемер. Знайте, вы противны мне, я ненавижу вас! - в гневе Лаура не давала ни слова оправдания сказать Александру.
   Когда же она застыла перед ним с холодными глазами, полными призрения, Александр опустился перед ней на колени:
   - Вот перед вами оружие, Лаура. Вам стоит только нажать курок, чтобы лишить меня жизни. Сделайте это! Мне незачем жить, ненавистным вами. Я как на духу открылся вам, делайте со мной теперь что хотите.
   - Не ломайте комедию, сударь! - в голосе Лауры не было и намека на помилование, - роли уже все сыграны. Поздравляю вас, вы талантливый актёр! Довольно! Ступайте к своим пиратам, убивать людей вам больше к лицу, чем стоять на коленях!
   Она развернулась и ушла. Александр звал её, кричал, что любит ее, но Лаура была оскорблена...
  
   ...- Чего тебе от меня надо? - наконец посмотрел на меня Александр, после того, как поток моего красноречия, способного привести в себя и покойника, уже кончился.
   - Александр! - я повернул его к себе и посмотрел ему в глаза. Это был взгляд безразличия. У меня опустились руки, я не был уверен, что ему помогу.
   - Ты когда-нибудь прислушивался к говору ручья? - обратился вдруг он ко мне.
   У капитана была привычка иногда говорить загадками. В такие минуты я опасался за его рассудок.
   - Ты только посмотри, - продолжал он, - ты так размахался своими длинными руками, что все стрекозы разлетелись в стороны.
   Вдруг Александр зло посмотрел мне в глаза, - она меня не любит, Жан! Она меня больше не любит!
   От его взгляда пробирало насквозь, но я ровным спокойным голосом, не отводя глаз, вступил с ним в последнюю схватку.
   - Такие девушки, как Лаура, любят один раз и на всю жизнь. Ты забыл её клятву в лазарете?
   Ресницы Александра дрогнули, он молча, жадно меня слушал. Я подбодренный, продолжал:
   - Она высокородная аристократка, таким ведь уже с колыбели внушают стереотипы поведения. Уязвлённая гордость заставила её защищаться.
   Александр, глядя в упор, молчал.
   - Она тебя любит, дурака такого, - сказал я ему уже мягче, - и если ты хоть немного мужчина, ты добьешься ее расположения, ты вывернешься наизнанку, но вернёшь ее любовь, иначе грош тебе цена. Если она тебе смогла простить твой мерзкий поступок однажды, то она простит тебя и теперь. Я уверен, она полюбит тебя вновь, но уже таким, какой ты есть. Ты теперь чист перед нею, она всё про тебя знает. И для этого вовсе не надо снова быть при смерти... Ну не понимаю, почему я должен учить как поступать влюбленного балбеса, неужели моя благородная профессия врача обязывает меня из-за этого повесы терпеть всякие неудобства, - я уже был уверен, что сражение выиграл.
   Александр откинулся назад, из-за высокой травы я не мог видеть его лица. Вдруг этот сумасшедший соскакивает и бросается на меня. Я, думал, он меня задушит, с его силой это было сделать нетрудно. Мои волосы почти купались в ручье, Александр упершись в мою грудь коленом, схватил меня за воротник и приподнял от земли. Глаза у него были как у бешеного вепря.
   - Жан, ты меня еще раз спасаешь. Спасибо тебе, дружище! Ты слышишь меня, ты возвратил мне желание жить!
   - Пока слышу, но если ты не отпустишь мою шею, я уже ничего слышать не буду.
   Александр со смехом оттолкнул меня.
   - Ничего себе, хорошая благодарность за дружбу, - я не мог примириться с мыслью, что был похож на деревенского поросёнка, принявшего грязевую ванну.
   - Прости, Жан. Будь ты женщиной, я бы расцеловал тебя.
   - Мужчины обычно жмут друг другу руки.
   Капитан улыбнулся, и мы скрепили наш дружеский союз крепким рукопожатием.
  
   ***
  
   - Так что ты собираешься предпринять? - спросил я Александра, когда мы не торопясь выезжали верхом из графского парка.
   - Не знаю еще, - Александр был задумчив.
   - Вот что, не ломай пока себе голову. Сейчас самое главное - поселиться где-то рядом от замка.
   И, представляете, Кэрин, только мы выехали на ровную местность, нашим взорам представилась чудная картина: в сторону скалистых хребтов скакал во весь опор великолепный всадник. В лучах солнца он казался в серебряных доспехах. Под ним был конь очень редкой масти: игреневый красного оттенка с очень светлой гривой и хвостом. Всадник без труда бы ускакал от своих преследователей, если бы люди, пытающиеся его догнать не открыли огонь.
   - Александр, тебе не кажется, что некоторым приходится в жизни ни чуть не лучше, чем тебе?
   Мой друг, нахмурившись, судорожно вцепился в рукоятку пистолета.
   - Это судьба, Жан! - и пришпорив своего коня, бросился наперерез всадникам.
   Александр - замечательный стрелок, а храбрость он ни у кого не занимает. В общем, серебряному всаднику очень повезло, что мы его увидели вовремя.
   Бешеным галопом все трое по каким-то извилистым тропам мы неслись меж скалистых выступов, временами - по очень опасным местам. Когда серебряный всадник остановился и соскочил с коня, мы с удивлением заметили, что на нем была еще серебряная маска.
   - Я благодарю вас, мсье, за спасенную жизнь. Богу угодно было, чтобы я еще ходил по нашей грешной земле.
   Незнакомец снял маску. Под ней было лицо добродушного пожилого человека.
   - Отец Симон, - представился он нам.
   - Как?! Так вы еще и священник? - я чувствовал, что события походят на какую-то сказочную историю.
  
   Отец Симон широко улыбнулся. Вскоре мы сидели у рукотворного небольшого очага, в котором наш новый знакомый разжигал огонь.
   - Эта каменная келья - неплохое укрытие для меня, - рассказывал преподобный отец, - хотя все в селениях знают это место и часто приходят ко мне, никто даже и не догадывается, что я и есть Серебряный Плащ, или Вольный Ветер, как меня еще называют, или, просто Мститель.
   - А к чему такой маскарад, падре? - у Александра загорелись глаза, он тоже был не чужд романтики приключений. Священник очень по-доброму рассмеялся.
   - Я просто, сын мой, пошел на поводу у моды. Да, да! Наш народ любит красивые эффекты, а потом - верит в легенды. Вы не слыхали? Эти небольшие горы называются горами Вольного Ветра. По преданию молодой красивый рыцарь, которого убили по несправедливому обвинению, превратился в привидение. Этот призрак в лунную ночь серебряным облаком носится по скалам и, конечно, жутко воет. А иногда, когда какого-нибудь несчастного приговаривают к незаслуженной смерти, призрак из воющего ветра обретает форму всадника и непременно приходит на помощь несчастным жертвам несправедливости. Неправда ли, красивая легенда?
   - Вы играете в благородные, но опасные игры, отец Симон. Вы тоже спасаете невинноосужденных?
   - Кого вы спасли на этот раз?
   - Вы прячете лицо под маской, боясь, что вас разоблачат или это тоже - дань моде?
   - Как вам удается до сих пор оставаться не пойманным?
   Мы с Александром засыпали падре вопросами. Тот, угощая нас скромным обедом, не спеша, рассказывал:
   - Я верю, что вы честные люди. В любом случае, моя жизнь - в ваших руках. Бедный люд, народ темный, верит, что я умею общаться с призраком рыцаря, таким образом, я являюсь посредником между народом и единственной их надеждой на справедливость в этом мире - Мстителем, призраком Вольного Ветра. Ко мне часто приходят с жалобами на бесчинства и злодеяния, с обидами и мольбами. Я же обещаю этим людям, что Вольный Ветер узнает об их горе. Вот и все, что я обещаю. Тем, кому получается - помогаю, тот, кто обречен - за того, молюсь. Я добровольно решился быть Мстителем, я не смогу иссушить слезы нашего многострадального народа, но я делаю то, что мне посильно. Сегодня, господа, я попал в ловушку. Капитан местного гарнизона Солрайдж давно за мной охотится. О, не смотрите на меня так восхищенно, доктор. Моя доля в восстановлении человеческой справедливости неимоверно мала, она просто тонет в море невинно пролитой крови.
   - Отец Симон, возьмите меня к себе в помощники. Вместе мы можем сделать больше.
   Я с удивлением посмотрел на Александра. Он выглядел как человек, принявший решение. Преподобный отец хитро прищурился:
   - Вы горяч, молодой человек. Уверены ли вы, что хотите пожертвовать жизнью за жизнь какого-нибудь неизвестного вам крестьянина или каторжника? Лично я - не уверен в этом. А потом, я же вижу, вы будете крушить все вокруг, убивая вам неугодных направо и налево. А я ненавижу убийства. Я действую только хитростью и проворством. И это, согласитесь, более подходит призраку.
   - Ну тогда вы совсем не походите на Мстителя. Отомстить за людские страдания вы не в состоянии.
   - Да, в этом вы правы, Александр. Но я не могу лишить жизни человека, даже если он отпетый негодяй. Такой уж я, не знаю хорошо это, или плохо. Да, кстати, - отец Симон вдруг оживился, - мне кажется, вы тоже изменили бы свои взгляды, углубившись в чтения великих древних мыслителей и мыслителей современных. Пройдемте, я покажу вам свою библиотеку!
   Александр поморщился, он никогда не уделял большого упорства в чтении книг, но послушно последовал за священником.
   Так и остались мы жить в пещере отца Симона, иногда прячась в ее ответвлениях на время посещения падре страждущими мщения. Отец Симон все пытался приобщить Александра к чтению, но тот оказался учеником нерадивым и предпочитал книгам разговоры и споры с Симоном ночами напролет.
   На побережье мы были лишь однажды, когда Александр отпустил свой бриг к чертям подальше, отказавшись от награбленной доли.
   Лауру он выслеживал долго и, думаю, не раз ее видел в графском парке, не решаясь показаться ей. Как-то раз, видимо, это случилось. По настроению Александра можно было понять, что Лаура его не простила. Но на этот раз влюбленный так просто не сдался. Прошел год, которого я, лично даже не заметил. Столько событий: неудачи Александра на любовном поприще, его отчаяние и упорство, новые подвиги Вольного Ветра. Надо сказать, Александр никогда не принимал в них участия, а лишь обсуждал с отцом Симоном их результаты. И непременно сердился, он считал, что надо действовать решительнее.
   Один несчастный случай перевернул всю нашу жизнь. Отца Симона опять подстерег Солрайдж, и его солдаты изрешетили бедного священника пулями. Видимо Симон не хотел выдавать себя до последнего, во всяком случае, он дотащился до пещеры, не узнанный никем. Александра не было, он в очередной раз безрезультатно выискивал милости у прелестной гордячки. Отец Симон тихо умирал у меня на руках. Он бредил и хотел видеть Александра. Я про себя, на чем свет стоит, кастерил этого непоседливого повесу. Наконец, когда уже ночь упала на горы, вошел удрученный своими невеселыми мыслями Александр. Ох, Кэрин, мне тяжело это рассказывать. Помню, капитан и бровью не вел, когда рядом с ним погибали десятки его матросов, невыразимо мучаясь в агонии. Но с тем, что его друг Симон оставляет его, он не хотел мириться.
   - Держись, Симон, держись, - все повторял Александр, вытирая испарину со лба отца Симона, - Жан тебя вылечит, он замечательный врач, он обязательно тебя вылечит.
   К сожалению, все оказалось не так. Перед смертью священник завещал Александру свою библиотеку и умолял прочитать его книги. Недалеко от пещеры, на скальном выступе, мы его похоронили. Александр очень тяжело пережил эту утрату. Он часто приходил к могиле, и я слышал, Александр разговаривал с Симоном, точнее, что-то долго говорил.
   Сначала Александр рвался отомстить за своего друга и наставника, но потом... он взялся за книги. Казалось, он больше не вспоминал Лауру. Уединившись от мира, Александр читал. Несколько любимых отцом Симоном книг он взял с собой. Да, он решил уйти из тех мест. Я его плохо понимал, но готов был следовать за ним хоть на край света. Насколько я понимаю, семена идей Симона проросли, и Александр решил попробовать себя на поприще народного освободителя.
   Америка давно кипела освободительными страстями. То освобождалась она от английского ига, то от ига собственных угнетателей, но именно в Америке и скрестились пути Александра и Поля Джонса. Я не утомил вас, Кэрин?
   - О, что вы, Жан! Бога ради, говорите! Вы не найдете слушательницы более внимательной, чем я.
   Ле Вадьер продолжал:
   - Александр сумел разыскать своих давних друзей-пиратов и пытался набрать себе команду из старых знакомых и новых наемников. Я не знаю, что между ними произошло. То ли Александр со своей пропагандой справедливости им не подошел, то ли пиратов устраивал их новый вожак и они не хотели попасть под тиранию прежнего капитана. Я не знаю. Я лишь вдруг увидел, что все, кто был в кабаке, соскочили и в руках у каждого засверкали ножи. Эти дьяволы могли выпустить кишки из Александра в первую же минуту, их было человек двадцать пять-тридцать. Но, видимо, они решили для начала позабавиться, избив моего друга. Кэрин! Боже мой, да не бледнейте так! Наш Кэроль не расхаживал бы сейчас по палубе, если бы американским головорезам удалось сделать то, что они задумали. Александра спас Поль Джонс. Я тогда лишь слыхал о нем, увидеть его пришлось только в тот злополучный день. Я и не знал, что человек, внезапно вошедший в кабак, был командором американского флота. По одежде он ничем не отличался от других офицеров, кроме разве привычки всегда носить белую рубашку. Меня отбросили в угол, к сожалению, я плохой партнер в драке. Александру уже порядочно досталось от матросов. Когда Поль Джонс своей шпагой раскидал пиратов по сторонам, Александр один лежал среди поломанной мебели и разбитой посуды. У меня подкосились ноги: мой друг просто купался в луже крови. Пока я осматривал Александра, Поль совершенно спокойно обратился к собравшимся:
   - Ну, а теперь может у кого есть желание помериться силой со мной?
   В ответ была тишина. Видимо здешние пираты хорошо знали командира. Потом стали раздаваться редкие заискивающие голоса:
   - Мы только расправимся с Александром. Поль, отдай нам его!
   - Мы лишь отдавали ему должное.
   - Мы с ним еще встретимся!
   - Так это и есть пропавший Александр с брига "Сальвега"? - удивился Поль Джонс и подошел к тому, кого спас.
   - Он самый. Изверг! - донеслось из толпы.
   Александр, надо сказать, легко отделался. Хотя на нем и не было живого места, тяжелых ран и увечий не было.
   Мы с ним сидели среди всякого хлама на полу, испачканные и жалкие, сверху нас издевательски разглядывал Поль.
   - У этого молодого человека глаза как у дикой кошки, - заметил вслух он.
   В толпе раздавались смешки.
   - Вы мне нравитесь, Александр, - продолжал Поль Джонс, потом резко повернулся пиратам:
   - Этот человек с этой минуты офицер моего "Кентавра". Кто будет иметь с ним дело - будет иметь дело со мной. А вы, - обратился он к нам, - через час должны быть на моем корабле.
   Поль Джонс вышел. За ним не спеша повылазили из тесного кабака пираты. Мы с Александром остались одни.
   - А он даже не спросил моего согласия, - заметил Александр.
   Мне тоже, поначалу, Поль не понравился. Уж очень самоуверенный, считающий себя вправе вершить исторические события и распоряжаться человеческими судьбами. Я тогда не знал, что кто-кто, а создатель американского флота Поль Джонс имел на это право.
   Так или иначе, Александр и я через час были у него на "Кентавре". Наверное, моего друга заинтриговала личность Джонса, но вот примириться с тем, что кто-то смеет им командовать, смеет подчинить себе, Александр не мог. Не такой он человек. Так и носилась грозовая туча между ними, пока Александр и Поль не сделались друзьями. Это очень занимательная история, Кэрин. А сделались они друзьями, когда туча разразилась грозой. Согласитесь, такие люди, как Поль и Александр, могут быть рядом или друзьями, или врагами, третьего не дано. А заметили вы, Керин, у Поля есть замечательный дар: своих врагов, если он симпатизирует им, превращать в друзей. Уж я не знаю, специально ли он это делает, или это получается само собой. Я думаю, что трудно не поддаться обаянию Джонса. Так вот, ссора была на лицо. Поль и Александр сходят на берег. Заметьте, Кэрин, на глаза у команды. Я боялся за Александра, ведь победу Джонс одерживает всегда, тоже уж не знаю как. Я говорю: это дьявол, а не человек. Он имеет какое-то странное влияние на людей, с которыми сводит его судьба. Меня они с собой не взяли. Я, конечно, весь извёлся, заранее строя страшные картины последствий их поединка. То, что командор и Кэроль будут драться, ни у кого не вызывало сомнений. Да, кстати, эту кличку Александру дал Поль. У него тоже есть свои странности. Теперь она приросла к Александру и стала неотъемлемой частью его имени. - Жан, а какое настоящее имя у Александра? Вы говорили, что он знатного рода? - перебила доктора Кэрин.
   - О, я никогда не интересовался этим у Александра.
   - Что же случилось между ними на берегу?
   - Со слов Кэроля, я узнал, что Поль довел его до последней степени бешенства своими язвительными нападками. Язык Джонс позаимствовал, видимо, у змеи. Обратите внимание, Кэрин, Александр и Поль очень похожи друг на друга. Я бы даже сказал, что будь у Кэроля столько хладнокровия и опыта, он был бы вылитый Поль. Хотя кто знает, может лет через пятнадцать-двадцать, Александр ничем не будет отличаться от командора. Только вот способность иронизировать, я думаю, он никогда не приобретёт. Да, именно хладнокровия и опыта не хватило моему другу, чтобы одолеть Джонса. А еще Александр владел шпагой так, что Поль даже драться с ним не стал.
   - Что я вижу, Кэроль! - удивлялся он, - столько лет слыть скандальным малым и не знать, как должен джентльмен держать шпагу! Уж не предлагаете ли вы драться с вами на кулаках? Впрочем, я не против.
   И вот, после того, как оба противника попробовали свои силы во французской борьбе, стрельбе из пистолетов... по мишени, они взялись за шпаги. Джонс весь день обучал Александра этой премудрости. Кэроль утверждал, что Поль его даже похвалил как способного ученика. Дуэль была отложена на неопределенное время. Ночью бывшие враги возвратились на корабль, мирно беседуя о Сократе и Руссо. Все последующие дни, пока корабль шел к английским берегам, Поль продолжал давать Кэролю уроки фехтования. Это занятие их обоих очень увлекало. Да и остальных тоже. Это было такое красивое зрелище, что зрители приходили в восторг. Поль, ловкий и сильный, непредсказуемый как пантера, он, казалось, обучал премудростям кошачьего выживания еще совсем юного неопытного пантерёнка... или как его... пантерца... ну, не смейтесь, Кэрин, я заговорился. Потом "Кентавр" отправился в Индию, уроки фехтования продолжались. А вечерами они беседовали. В основном, обсуждали книги. Да, книги очень сблизили их. Знаете, Кэрин, если кто и повлиял на Александра, так это отец Симон и Поль Джонс. И главным результатом, мне кажется, было то, что теперь мой друг если и отдаст с легкостью свою жизнь, то за большое дело, или, как они говорят, за великую идею. Симон со своими книгами научил Александра думать, а Поль Джонс - применять свои знания в действии. За то время я стал так редко видеть Александра, что один раз зашел в библиотеку, чтобы расспросить его обо всём. Я видел, что между ним и Полем возникает настоящая дружба. И, конечно, радовался этому, но червяк недовольства и ревности все же глодал меня. Ведь раньше я один имел влияние на сумасбродного Александра. Зайдя в библиотеку, я сразу понял, что стал свидетелем важного разговора между Джонсом и моим другом.
   - Я никогда не смогу с тобой драться, Поль, - говорил Кэроль, - и не только потому, что мне никогда не достичь твоего искусства фехтования. Я не смогу поднять на тебя оружие, Поль! Мне легче самого себя пронзить шпагой. Ты не считаешь меня трусом?
   Поль Джонс подошел вплотную к Александру:
   - Я считаю тебя своим другом, Кэроль. У меня очень редко появляются друзья, но я умею дорожить их дружбой, - Поль Джонс вдруг как-то нежно улыбнулся, - Кэроль, - у него дрогнул голос, - а еще я считаю тебя своим сыном. Если бы у меня был сын, я не любил бы его сильнее, чем люблю тебя!
   Друзья обнялись, Кэроль был растроган:
   - Я бы очень гордился таким отцом, как ты, Поль!
   Честно говоря, Кэрин, я поспешил спрятаться в такое место, где меня бы не было видно. Узкий пустой шкаф стал мне прибежищем. Согласитесь, я не мог быть таким невоспитанным, чтобы помешать этому откровенному разговору. Только подумать! Поль Джонс, гроза океанов, этот человек - исчадие ада, способен на обыкновенные человеческие чувства! Я был потрясён, и почти до самого утра проторчал в своей темнице. Я был уже бы и рад убраться восвояси, Поль с Александром опять ударились в свободолюбивые разговоры, но было уже поздно: они были совсем рядом от меня. Да, такова цена любопытству.
   - Жан, а Поль Джонс знает любовную историю Александра?
   - Лично я ему не рассказывал, а Кэроль... Кэроль, я думаю, никому ее не расскажет, даже Полю.
   Тут Ле Вадьер внимательно посмотрел на Кэрин: девушка сидела, опустив голову, в глубокой задумчивости. Видимо, рассказ доктора произвел на нее огромное впечатление.
   - Знаешь, Кэрин, я вас сейчас, пожалуй, оставлю, вы хотите побыть одна. Но я как-нибудь зайду к вам, хорошо? Я вам еще не рассказал о наших подвигах в Индии и о приключениях на африканском материке, - Ле Вадьер вздохнул. - До встречи, Керин.
   Девушка поднялась и с чувством благодарности пожала руки доктору:
   - Спасибо, Жан. Я тебе так благодарна!
   Умилённая физиономия доктора расплылась в улыбке.
  
  
   * * *
   В следующий раз, когда Александр Кэроль со своим неразлучным другом доктором зашли к Кэрин, она решила не отпускать Александра так быстро. Впервые она разглядывала штурмана. Увлекая его разговорами, Кэрин с интересом обнаружила, что действительно, Александр удивительно похож на Диннея. Динней...она уже отвыкала от этого имени. А Кэроль... Стройная фигура, уверенные, не лишенные изящества движения, только вот цвет кожи намного светлее. У Поля Джонса, как у жителя Аравии или индейского вождя, был странный медный цвет кожи. Он как будто бы был прожжён солнцем... Глаза чуть больше, пожалуй, но такие же темные. А волосы совершенно прямые и черные, в отличие от Поля. А все-таки, видимо, Кэроль перенимает многое у своего друга: его волосы, как у Джонса, были перетянуты сзади шнурком. Никого больше на корабле не видно было с длинными волосами. Как это все-таки приятно...
   Кэрин почувствовала гордость за Диннея, ей нравилось, что его так любят матросы, ей нравилось, что ему подражает этот заносчивый когда-то Кэроль. Девушка поневоле залюбовалась Александром. Заметив его пристальный взгляд, она опомнилась:
   - Вы так похожи на Поля Джонса, Кэроль.
   - Поверьте, сударыня, мне лестно ваше сравнение. - штурман улыбнулся. Улыбка у него была неподражаемая.
   Кэрин и Кэроль разговорились. Кэрин спрашивала о командоре, штурман с удовольствием отвечал. Вдруг после короткого стука, вошел в каюту Динней. Поль Джонс. Кэрин так долго ждала его прихода, так разволновалась при его появлении, что вся раскраснелась от избытка эмоций. Кэроль и доктор, понимая деликатность ситуации, откланялись и ушли. Поль Джонс и Кэрин остались одни. Девушка как заворожённая смотрела на него и... молчала. Глаза у командора были, как всегда, убийственно-невозмутимые.
   - Завтра мы высаживаемся на греческий берег, - начал он. - "Кентавр" будет участвовать в опасных сражениях. Я обязан, сударыня, вас высадить в безопасное место.
   Джонс посмотрел на Кэрин. Девушка вся дрожала. "Ну почему он такой?" - думала она, - "Неужели он так и будет со мной официально разговаривать? Господи, открой ему глаза, дай почувствовать мою душу!"
   "...Я не хотел, видит Бог, её смутить. Но откуда я мог знать, что здесь Кэроль? Он часто бывает у неё.... Она не могла его не полюбить, это просто невозможно.... Почему мне так тяжело? Ну, признайся же, признайся, что тебе дорога эта девушка, что ты весь себя измучил, любя её и постоянно заставляя замолкать это чувство. Это борьба, увы, не по тебе, ты любишь её. А она... она вот любит твоего лучшего друга. И нет в этом её вины... и его тоже. Кэроль... пусть хоть он будет счастлив.... И всё же... всё же я не знал, как это тяжело. Обнять бы сейчас эти хрупкие плечи, осыпать поцелуями её потешные мальчишеские кудряшки. Её глаза... нет, лучше не смотреть в них! Скорее прочь отсюда, пока... пока не наделать глупостей!.."
   - Кэрин, - голос Поля Джонса дрогнул, - я пришел проститься с вами. И ради Бога... простите меня за всё. Я благодарен судьбе, что вы и Кэроль занимаете такое важное место у меня в сердце. Я хочу, слышите, Кэрин, я хочу, чтобы вы были с ним счастливы. Прощайте!
   Капитан нежно наклонил головку Кэрин и поцеловал ее в лоб. Девушка опомниться не успела, как дверь за Джонсом захлопнулась, за ней раздались его торопливые шаги. До Кэрин стало доходить сказанное Диннеем. Она вся затрепетала от душившего ее счастья. Кэрин всей своей женской сущностью поняла: Динней приходил к ней, чтобы сделать признание. Динней... нет, это непостижимо!
   Динней... Поль...
   Девушка бросилась из каюты, ее переполняла отчаянная решимость.
   - Поль! - закричала она выбегая на палубу. - Поль!
   Кэрин впервые назвала Диннея его настоящим именем.
   - Поль! - что было сил, кричала Кэрин. Она боялась не успеть сказать ему главное. Уже на носу корабля, у капитанского мостика, Динней услыхал свое имя и обернулся.
   По палубе бежала Кэрин. Сердце у Диннея вдруг с болью сжалось.
   - Поль! - девушка была совсем близко. - Поль... я люблю тебя! Тебя одного. Пусть все теперь это знают! Я люблю тебя, Поль! А теперь можешь рассмеяться мне в лицо!
   Кэрин сама была удивлена произведённым её словами впечатлением: смуглое лицо Диннея побледнело, сумрачные глаза пылали... да, они пылали радостью. Поль Джонс, еще боясь поверить этому, встретил бежавшую к нему Кэрин, заключив ее в объятия.
  
  
   "...Господи... ты несомненно есть на свете. Спасибо тебе, я не заслуживал такого счастья. Кэрин... маленький мой кудрявый ангел..."
  
   Матросы, обступив влюбленных, улыбались и хитро подмигивали друг другу. Но, казалось, больше всех торжествовал Джулио, уверовав вновь в непобедимость вечной любви. Матросы дружно расступились, когда Поль, подняв Кэрин на руки, молча унёс её в свою каюту.
  
  
   * * *
  
  
   "Время как будто идет мимо нас, обтекая. Всё вокруг меняется, лишь мы остаёмся неизменными. Мы не такие как все, мы рискнули идти против течения времени."
  
   ...Поль и Кэрин смотрели в глаза друг другу, взявшись за руки. Они могли и вовсе не говорить, они прекрасно понимали друг друга. Кэрин и Поль... они, наконец-то, были вместе.
  
   Солнца уже не было видно, а облака все пылали отблесками его лучей. Тихая ночь опустилась на море.
  
  
   VI. Заключение и начало начала.
  
  
   Чёрное море уже четвёртый день с яростью обрушивало водяные валы на прибрежные укрепления небольшого приморского городка. Русская эскадра, пережидавшая шторм в днепровском лимане, готовилась к скорому выходу в море. С кораблей слышалась потешная хохлятская брань матросов.
   Четвёртый день солёная вода моря в бесчинстве своем и ярости перемешивалась с пресной водою небес.
  
   * * *
  
   Весь промокнув до нитки, зябко кутаясь в плащ, офицер вновь постучал в дверь небольшого особняка. Эти удары заглушались раскатами грома. Наконец, его услышали. Запоры заскрипели, в дверном проеме показалась белобрысая сонная физиономия слуги.
   - Ну какого лешего в такую погоду среди ночи... - бедняга не успел договорить, как офицер отшвырнул его в сторону, протиснувшись в дверь.
   - Это дом контр-адмирала черноморского флота Павла Жонеса?
   - Ну-у...
   - Срочное донесение. Да скажи, еще секретное послание из Франции. Да шевели вёслами, шельма!
  
   В просторный кабинет, стены которого были увешаны шпагами, а полки уставлены книгами, офицера провел сам адмирал. При отблеске свеч и вспышках молний, посланец, наконец, смог разглядеть прославленного адмирала.
   Он был великолепен и таинственен. В белоснежной рубашке, без никаких регалий, Жонес совсем не походил на адмиралтейское начальство. Без заносчивости и высокомерия, он, приветливо кивнув офицеру, показал на кресло у окна. Посланец, боясь шевельнуться, наблюдал за странным адмиралом.
   Жонес стоял у свечей, читал донесение своих лазутчиков. Непослушная прядь волос упала на его бронзовый лоб. Через минуту глаза их встретились.
   - Лейтенант, Джулио ничего больше вам не передавал на словах?
   - Только то, что турецкая эскадра в шторм ушла за острова.
   - Замечательно! - глаза у адмирала загорелись бесовским огнем. - Лейтенант, ступайте на "Владимир", передайте мой приказ быть готовыми к утру всей эскадре сняться с якоря. На рассвете я буду там. Выполняйте!
   Вытянувшись в струнку и отдав честь, офицер выскочил из кабинета.
   Жонес торопливо вскрыл второй пакет, принесенный лейтенантом.
  
   ...Минут через пятнадцать, в кабинет вошла восхитительная женщина. Адмирал был так погружен в свои мысли, что не заметил ее присутствия, пока она не коснулась ладонями его волос.
   - Что-то случилось, Поль?
   - В мире всегда что-то случается, Кэрин. И плохого всегда больше, чем хорошего.
   Адмирал дал письмо супруге и вопросительно смотрел на нее.
   - Это писал Кэроль! - Кэрин обрадовалась, - ну наконец-то! Как давно от него не было вестей.
   Глаза молодой женщины делались все тревожнее по мере того, как она читала письмо Александра.
   " ...войска уже не решаются открыто подавлять восстания отдельных областей. Франция бурлит. Ты понимаешь, Поль, я не мог остаться в стороне от этих событий. Я француз, и сейчас решается судьба моей родины. Но Поль! Уже несколько месяцев я - в водовороте политических событий и я тебе скажу откровенно - я боюсь разочароваться. Буржуазия умело использует негодование народа и управляет событиями в свою пользу. Безусловно, политический переворот стране необходим, но те, кто встанут у власти, я уверен, утопят французов в море крови. Я не могу предвидеть результаты последующих событий, но я пришел к выводу, что народу, провозгласившим лозунг "Свобода. Равенство. Братство ", нужен честный предводитель. И поэтому мы с матросами "Кентавра" на море, и с народными повстанцами на суше, творим великие дела. Возможно, я опьянен победами, но по-другому я поступать не умею..."
   Кэрин улыбнулась. Александр - предводитель революционно-настроенных повстанцев! Боже, как они все-таки похожи с Полем! Потом, чело ее вновь нахмурилось.
   " ... известия от Угочи не утешительны: Калиостро все же убили. Они до последнего боялись его убивать, святая инквизиция, видимо, страшится иметь дело с дьяволами, но еще сильнее она боится выпустить дьяволов на свободу. Французские ополченцы и итальянские отряды прибыли в Рим. Папа испугался. Калиостро, еле живой, все же внушал ему такой ужас, что его Святейшество поспешило уничтожить народного любимца. Вот и все, Поль. Я знаю, ты в России сделаешь все возможное, чтобы Греция обрела свободу, ведь ты так любишь эту страну! Ведь столько крови твоих друзей осталось на турецких ятаганах.
   Да, Поль, святая инквизиция вырвала в огненных пытках тайну трех букв Калиостро. L.P.D. - "Lilium pedibus destrue" - "Попирай лилии ногами". Правда, не знаю, что это им дало. Калиостро никогда не скрывал своего отношения к престолам, особенно к французскому. Я знаю, тебе будет тяжело узнать те известия, что я сообщаю. Но знай, Поль, у тебя есть друзья, почти на каждом материке есть люди, готовые отдать за тебя жизнь и отдать жизнь за наши идеи. Присоединяюсь к ним.
   Александр Кэроль."
  
   - Не грусти, Поль. Я горжусь тобой и Александром.
   Поль Джонс улыбнулся и посадил Кэрин себе на колени.
   - Знаешь, - в его глазах искрились шальные огоньки, - если бы я не был моряком, я был бы философом.
   - Ты опять полночи читал Руссо?
   - Нет, я не нашел у него ответов на мои вопросы, я обратился к древним. Но ни Сенека, ни Эпикур мне тоже ничего нового не сообщили. Я прихожу к мысли о создании собственной философской системы, где главной линией проходила бы проблема добра и зла, и дальнейшая судьба человечества... Я уже был близок к завершению своего учения, но...одно небольшое обстоятельство мешает этому...
   - Тебе помешал офицер?
   - О нет! Мне мешаю я сам. Тот сумасшедший дух, что сидит во мне, гонит меня в самое пекло опасностей. Увы, Кэрин, без этого я не могу жить. На рассвете моя эскадра уходит. Кэрин! У меня сердце начинает бешено колотиться от одного удовольствия битвы. Какую замечательную трёпку я задам туркам! Они надолго запомнят Поля Джонса!
   Кэрин нежно обвила руками его шею:
   - Да сбережет тебя наша любовь.
   Джонс вдруг вздрогнул:
   - Малыш Жако плачет. Кэрин, ради всего святого! Не оставляй его на попечение няни. Иди. Смелее, Кэрин! Ты же знаешь, со мной ничего не случится...
  
   ...Море стонало и ревело. Грозное, оно покорялось только очень храбрым счастливцам, безумно храбрым и отчаянным.
  
  
   VII.
  
  
   Полуденное солнце стояло в зените. Под ним, изнемогая от зноя, по пыльной дороге шли двое путников. Виноградники и небольшие рощи кончились, впереди открывалась гористая безжизненная равнина и уже ни одно дерево не даст свою живительную тень двум оборванцам.
   - Проклятое место, еще немного и от меня останется высушенная оболочка, покрытая жалким слоем эпидермиса.
   - Это тебе оттого так плохо, Жан, что ты объелся винограда. Заметь, чужого винограда, да ещё не дозрелого. Жан, Жан! В тебе должна страдать совесть, а не твоё бренное тело!
   - Но ты тоже не отказывался уплетать чужие фрукты, но что-то не похож на кающегося грешника.
   Александр расхохотался:
   - В тебе нет чувства середины, из тебя бы получился паршивый буддист, Жан!
   - Я не понимаю, как тебе может быть весело, когда твоему другу так плохо? Надвинь лучше шляпу на уши, навстречу нам кто-то плетётся. За ту сумму, что назначена за твою голову, здесь любой бедняк тебя продаст с потрохами.
   - Плохого ты мнения о местных жителях.
   - Нет, ты скажи, Александр, ты ради Лауры тащишься в эти богом проклятые места?
   У Кэроля потемнело лицо:
   - Жан, я тебе скажу раз и навсегда, чтобы ты никогда больше меня об этом не спрашивал: я хочу увидеть Лауру. Да, мне это просто необходимо, но знай - никто и ничто не сможет уже повлиять на меня в моей борьбе за счастье народа. Лаура вечной мечтой живет в моем сердце, но иногда мне кажется, оно у меня зачерствело для любви. Да и помнит ли меня Лаура? У неё другая жизнь, другие заботы, другие стремления. Быть может, её уже и нет в родовом замке. Я не хочу сейчас об этом думать, Жан, я спешу в пещеру отца Симона. А ты тащишься, как дохлая курица, и нет надежды, что мы попадем туда к ночи. Ба! Жан, что с тобою? Жан!
   Кэроль еле успел подхватить своего друга, который, очень бледный, казалось, потерял сознание.
   Через час в сырой крестьянской конюшне несчастный Ле Вадьер пришел в себя. Он открыл глаза и улыбнулся своему другу:
   - Это просто обморок, Кэроль. Ничего страшного, это от жары.
   - Я бы еще добавил: от обжорства.
   - Ты несносный.
   - Не сердись, Жан. Я тебя очень ценю как друга и как врача. Поэтому я решил до вечера не продолжать наш путь. Отдыхай.
   - Отдыхай! Тебе опасно здесь быть. Пошли!
   Ле Вадьер попытался приподняться, наконец, сесть ему удалось. Доктор сидел, обхватив голову руками, и постанывал. Александр вздохнул:
   - Не сходи с ума, Жан. Лежи уж. Сейчас принесу тебе еще воды.
   Выбежав из конюшни, Кэроль резко остановился и спрятался за повозку с сеном. В Доме происходило что-то явно неладное. Слышались крики, женский плач, грохот ломаемой мебели. Обойдя дом, Александр увидел у входа во двор небольшой отряд драгун. В ту же минуту дверь распахнулась, и из дома вышел раскрасневшийся молодой офицер, тщетно пытающийся отодрать от своей одежды вцепившеюся в него женщину. Несчастная причитала и плакала. Её муж стоял рядом, мрачно глядя из подлобья. Оторвавшись от женщины, офицер вскочил в седло и, уже отъехав от хижины, прокричал:
   - Если через три дня его не будет, я сожгу ваш дом, а вас сгною в крепости!
   В след офицеру раздались проклятия хозяев. Мужчина пытался поднять свою жену, но, обессилев, сел рядом с ней на пыльную обочину. К нему, бледный и дрожащий подошел Александр.
   - У вас горе, простите меня... Но...вы упоминали в своих проклятиях имя Д'Эпирне?
   - Странник, я посчитал тебя честным человеком, я надеюсь, что ты не лазутчик...
   - В моей честности вы можете не сомневаться! - Кэроль сверкнул глазами. - Что это за человек Д'Эпирне? Я не сомневаюсь, что это отпетый негодяй, раз вы его проклинали, но прошу... я не местный... расскажите мне о нём.
   Женщина вновь разрыдалась. Её муж тяжко вздохнул:
   - Граф Д'Эпирне - хозяин местных земель, очень богат. И на его совести - сотни погубленных жизней. Вот и все, что я вам скажу, странник.
   Женщина вдруг всхлипнула и вцепилась в рукав Александра:
   - Они убьют нашего сына! Они его убьют! Господи, если ты есть, - она подняла в отчаянии взор к небу, - не допусти этого!
   Александр взял её за руку. Это был снова уверенный в себе человек, его голос звучал доброжелательно:
   - Что же натворил ваш сын, что за ним охотятся солдаты?
   - О, сударь! Он всего лишь не захотел зачисляться в отряд карателей Огейна Д'Эпирне. Это сын старого графа.
   - Тот, что сейчас уехал?
   - Да.
   - Что это за отряд?
   - Этот сумасбродный отпрыск старого графа при помощи своих карателей наводит "порядок" в округе. Вы же знаете, какое сейчас время! О Боже! За неосторожно сказанное слово можно попасть на гильотину или на виселицу. Кругом доносчики! А Огейн Д'Эпирне, да будет проклято его имя, со своими молодчиками занимается казнями. Вы представляете - казнями! Неужели вы думаете, что наш сын на это способен?!
   Несчастная мать была в таком гневе, что даже перестала плакать.
   Кэроль молча сидел, уставившись в землю.
   - После того, - продолжала женщина, - как отец Симон умер, дух Вольного Ветра покинул наши горы и у бедняков не осталось никого, кто мог бы их защитить.
   Александр удивленно посмотрел на женщину:
   - Вы действительно верите, что Вольный Ветер жил в горах?
   - Как бы то ни было, будь он сейчас там, у нас была бы надежда. Вы ещё молоды, вам не понять, что ребенок для матери... это для нее всё. Незачем жить далее, если гибнут дети. Да, я поверю в любое приведение, я даже отдам дьяволу свою душу не задумываясь, если он поможет спасти моего сына!
   Женщина уронила голову на колени и затряслась в беззвучных рыданиях. Александр приподнял её голову и посмотрел в глаза несчастной матери:
   - То, что я скажу сейчас, вам, может быть, покажется нелепостью. Но я клянусь, все так и было. Мы приближались к французскому берегу на корабле. Была буря. Мой взгляд случайно упал на цепи гор, что тянутся вдоль берега, уходя на север. Вы можете мне не поверить, но я видел: среди черных скал носился серебряный смерч. Он то останавливался, то исчезал, то появлялся вновь. А один раз это серебряное облако все заискрилось множеством искр, так что глазам было больно. Мой друг тоже его видел, с того дня и заболел, прийти в себя не может, бедняга.
   Женщина смотрела на Александра расширенными от ужаса глазами. Даже её молчаливый муж придвинулся ближе и ловил каждое слово этого необыкновенного странника, что по воле судьбы забрёл в его дом.
   Кэроль продолжал:
   - Я скажу это только вам: мы с другом идем к нему, к Вольному Ветру. Нам рассказал про него капитан. Он сказал: "Мститель вернулся". Я иду его просить... у меня к нему дело. Только пусть все это останется в тайне.
   - Милый человек, - женщина вцепилась Александру в руку и заискивающе смотрела ему в глаза, - тебя тоже родила мать, ради нее, попроси у Вольного Ветра помощи для моего сына. Я прошу тебя! - несчастная встала на колени.
   - О, конечно, я ему все расскажу, - Александр поднял женщину и повел ее в дом.
   За ними шел, крестясь, хозяин.
  
  
   * * *
  
   - Жан, еще немного, давай, дружище!
   - Несколько лет тому назад эти скалы были не такие крутые, - Ле Вадьер еле успевал за Александром, - ну как горный козёл скачет! Чего ты видишь в такой темноте?
   - Мне светит луна, Жан.
   - А мне она или не светит, или твоя тень мне её загораживает свет. Если я сорвусь и переломаю шею, ты, Кэроль, останешься без друга и... подумай сам: кто будет штопать тогда твои раны? С твоей дурацкой жизнью их не избежать.
   - Не ворчи, дружище, мы уже почти у пещеры.
   Вход в пещеру зарос полевым вьюнком, луна таинственно освещала каменные утесы, длинные тени которых зубчатой стеной высились совсем рядом. У входа Кэроль остановился:
   - Жан, ты постой здесь, я схожу к Симону, попрошу у него разрешения...
   Фигура Александра исчезла в тени. Доктор поежился. "Совсем спятил", - подумал он недовольно.
   Через некоторое время вернулся Кэроль и, схватив Ле Вадьера за руку, потащил его на самый высокий выступ каменных гигантов.
   - Это еще что такое? Я надеюсь, ты не хочешь меня принести в жертву какому-нибудь Вольному Ветру?
   Друзья стояли на скальном выступе, ветер трепал их волосы, они молчали. Вдруг Александр закричал. Горное эхо откликнулось ему чередой голосов.
   - Жан, посмотри! - Кэроль простер вперед руку - теперь это мои владения.
   - Все равно ничего не видно. Что? По какому праву ты присваиваешь себе эти горы? Уж не хочешь ли ты сказать...
   - Я хочу сказать, что Мститель вернулся на родную землю! Вольный Ветер - теперь я. "Он" мне разрешил и благословил меня.
   Жан покосился на Александра:
   - Я так и знал. Я предчувствовал, что так и будет. Ну разве ты мог удержаться от такого соблазна? Теперь, пока "Кентавра" штопают и собирают по щепкам, его капитан будет пугать соотечественников привидением. Этому кораблю всегда не везло: его хозяева, отправляя судно на ремонт, на суше творят чёрте какие вещи, после чего еле живые возвращаются на море.
   - Это ему везет, Жан. Какой же ты пессимист.
  
   Час спустя в пещере уже потрескивал веселый огонь в очаге.
   - Скоро утро, Жан. Как рассветёт, отправишься в город за продовольствием, одним огнём сыт не будешь. Об оружии, одежде и лошади я позабочусь сам.
   - Так значит ты, Кэроль, теперь тоже будешь скакать в серебряном плаще и отбивать у солдат невинные жертвы?
   - Нет, Жан, - Кэроль вскочил, в его глазах, обращённых на Ле Вадьера, отражались красные отблески костра, - я не герой-одиночка. У меня будет отличный боеспособный отряд. Вольный Ветер будет символом освобождения от тирании этих деспотов... Да... знаешь Жан, вчера в хижине я узнал одну любопытную новость... Жан, представляешь, один из местных феодалов носит фамилию Д'Эпирне.
   - Вот новость! Удивил, тоже мне. Ты не знал, что прелестная Лаура тоже Д'Эпирне? Кэроль, с тобой все нормально?
   Ле Вадьер подошел к ошарашенному этой новостью другу.
   - Нет, Жан, это невозможно. Здесь какая-то ошибка, Жан.
   - На тебя страшно смотреть. Александр, что с тобой?
   - Жан, моя фамилия тоже Д'Эпирне, - еле слышно прошептал Кэроль.
   Ле Вадьер от удивления присвистнул.
   - Вот это история. Как в приключенческом романе. Возвращение блудного сына. Ты уверен, что носишь именно эту фамилию?
   - Носил. Это точно. У меня совсем недавно сгорели на бриге документы, подтверждающие это. Я не знаю, как они оказались у меня. Сколько себя помню, они всегда были со мной. Мальчишкой меня приятно будоражило то обстоятельство, что я знатного рода. Но, нахлебавшись мерзости жизни, я призрел весь дворянский род и плевать хотел на эти бумажки с гербами. И уж, конечно, не бросился за ними в пламя. Но что я знаю точно - родителей у меня нет в живых.
   - Престранная история.
   - Жан, меня ужасает мысль о том, что Лаура может быть моей сестрой. Я надеюсь, что что-то здесь не так, я бы почувствовал родство.
   - Ну да, конечно. Так прямо и почувствовал бы. Провидец.
   - Как бы там не было, я это сегодня же выясню.
   - Пойдешь к графу и спросишь, не теряли ли они родственника?
   - Я не знаю, как, но я всё выясню.
   - Тем более такой случай встретиться с Лаурой...
   Кэроль посмотрел на лукавую физиономию Ле Вадьера и улыбнулся своей ослепительной улыбкой:
   - Ты, как всегда, прав. Но не кажется ли тебе, друг мой, что солнце вот-вот взойдет, а путь до города не близкий?
   Ле Вадьер с душераздирающим вздохом поднялся. Давая ему деньги, Кэроль напутствовал друга:
   - Убедительно советую остерегаться заходить в чужие виноградники.
  
   ...Некоторое время Александр сидел у тлеющего костра, погрузившись в свои думы, потом встал и прошёл в дальние ответвления пещеры. В неясном свете серого утра Кэроль со щемящей сердце радостью отыскал никем не тронутую библиотеку отца Симона. В углу, в обитом железом сундуке, Кэроль нашёл драгоценные доспехи: серебряный плащ, маску и прекрасное седло восточной работы.
  
  
   * * *
  
  
   Воет, обнимая скалы ураганный ветер. Как неприкаянная душа носится с воплями он по равнине. Обрываясь, падает со скал в море, вздымая могучие волны, вновь поднимается неукротимым вихрем ввысь и там, свысока, протяжно стеная, взывает он к людям, чья совесть неспокойна. Пусть мучаются они в эту ночь, когда само провидение вершит человеческие судьбы!
  
   ...Тихо потрескивают дрова в камине древней кладки. Улыбаются со стен беззаботные амурчики. И только дикий ветер завывает в трубах и стучится в окна. И только старый граф опять не спит в эту тревожную ночь. Черная печаль набежала на его чело. Сидя у камина, единственного источника света в его кабинете, граф Д'Эпирне в тяжком полузабытьи устремил взор свой на постоянно меняющиеся живые языки пламени.
   Дверь кабинета отворилась и в неё шумно вошел молодой человек, совсем юный, но с какими-то заостренными чертами лица. Он, вероятно, попал под дождь, струйки воды стекали на шикарный ковёр.
   Граф медленно поднялся навстречу сыну. Взгляд его был тяжёл, что, впрочем, не произвело на юношу особого впечатления.
   - Огейн, вы, конечно, уже человек самостоятельный, но как могли вы нарушить мой запрет?
   - Отец! - в голосе Огейна слышалось раздражение, - неужели мне теперь всю жизнь подчиняться тяготеющим над нашим родом роком? Не кажется ли вам, отец, что все ваши страхи - лишь повод для других посмеяться над нами.
   В кабинете нависла туча, юноша понял, что переборщил. На него шёл граф Д'Эпирне, глаза его горели безумным огнём, вся его грузная фигура внушала суеверный страх.
   - Как вы смеете, сударь! - граф подошел к Огейну вплотную, - вы - мой сын и не посмеете нарушить волю отца своего. Я заклинаю вас ещё и ещё: после полуночи в ураганную непогоду не покидайте своего родового замка и, тем более, не приведи вас Бог быть поблизости от гор Вольного Ветра. На нашем роду лежит проклятие, остерегайся нарушить мой запрет, иначе не избежать тебе несчастья. Клянись!
   - ...Хорошо отец... Клянусь. Если вам так это надо, - после некоторого молчания выдавил из себя Огейн.
   - Хорошо, - прошептал граф и, более смягчённо добавил, положив свою руку на плечо сыну, - я за тебя волновался.
   Вдруг Огейн вздрогнул: рука графа, что есть силы, впилась ему в плечо. Это окно, не выдержав напора ветра, распахнулось со стуком. В ту же секунду огонь в камине всколыхнулся и чуть не погас. Над крышами выл, бесясь, ветер. Огейн кинулся закрывать окно. Когда он обернулся, его отец уже пришел в себя.
   - Иди к себе, сын мой. Да хранит тебя Господь.
   В застывших глазах графа блестели отблески огня. Огейн, попятившись, поскорей постарался убраться вон. Уже за дверями, он вытер пот со лба шляпой, прошептав: "Совсем с ума сошел старик".
   А старый граф опять сидел у камина, закрыв лицо руками, глаза его были страшными. Вдруг кто-то подошел к камину, граф почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. В начищенных медных частях камина отразилась мужская фигура, закутанная в плащ. Граф глухо застонал.
   - Это опять ты, Франсуа? Покинь меня! Не являйся более ко мне! Я столько лет молил тебя о прощении! Бог прощает даже самым последним грешникам. Сгинь с глаз долой!
   Д'Эпирне закрыл рукой глаза, но когда вновь их открыл, с ужасом заметил, что призрак не исчез. Более того, он подошел ближе. Граф резко обернулся и уставился на пришельца. Человек снял шляпу. Д'Эпирне вдруг дико закричал, вращая глазами, намериваясь убежать. Но силы оставили его и граф тяжко рухнул на каменный пол. Александр, еще ничего не поняв, еле успел спрятаться за камин. В комнату ворвалась прислуга, подняв необычайный гам. Через некоторое время раздались легкие шаги, и сердце у Александра бешено забилось от волнения: в комнату вошла Лаура. Распущенные волосы ее сияющим ореолом обрамляли прелестное, с мягкими чертами, лицо. Воздушный пеньюар волнами спадал с плеч до самого пола. Удалив жестом прислугу, девушка села у изголовья своего отца. Граф, лёжа на диване, глухо постанывал, приходя в себя от потрясения. Лаура молча сидела. Александру не видно было её лица. Через некоторое время Д'Эпирне открыл глаза:
   - Лаура, ты здесь? Благодарю тебя, дитя мое. Ты всегда являешься мне утешением... Как мне худо, Лаура... "Он" опять являлся мне. Может быть - за мной.
   - Вас опять мучает этот призрак, отец?
   - Это мое проклятие за грехи мои, Лаура, - граф вдруг взял дочь свою за руку, не проси вновь, чтобы я рассказал тебе эту историю, прошу. Но знай одно, Лаура: если я когда-нибудь умру, то я получу сполна. На моей совести большой грех, дочь моя. Но знай: чтобы я не сделал плохого в жизни моей, я сделал это для тебя и Огейна. Чтобы вы были богаты и счастливы. Да простит меня за это Бог.
   Лаура еле слышно вздохнула:
   - Не хотела бы я, чтобы мое счастье строилось на несчастии других. Что вы скрываете от меня, отец? Я ваша дочь, доверьтесь мне, и вам будет легче.
   Граф сокрушенно покачал головой:
   - Ты этого никогда не узнаешь, Лаура. А теперь иди... - Д'Эпирне заволновался, - иди, не тревожь меня своими расспросами. Уже поздно. Я переночую здесь.
   Девушка поднялась. Посмотрев на графа, она грустно сказала:
   - Если бы вы, отец, знали, что счастье куда сложнее заслужить... - и быстро вышла из комнаты.
  
   "Она права", - подумал Александр. Наверное, он подумал это вслух, углубившись в свои мысли и переживания. Как бы то ни было, старый граф поднял голову:
   - Кто здесь? - в голосе его слышался ужас.
   Кэроль не спеша, вышел из-за камина.
   - Я не призрак, граф. Я человек из плоти и крови, - Алескандр подошёл к дивану, - и я носил ту же фамилию, что носите сейчас вы. Я пришел вас спросить...
   В ту же секунду Кэроль бросился к графу и выбил из рук его пистолет. - А вы шустрый не по годам, - Александр усмехнулся, - так вот, я пришел вас спросить, граф: как это могло случиться? Уж не тот ли страшный грех, который вы упоминали, заставил скитаться меня по дальним странам и вести долгие годы беспутную жизнь отщепенца? Так, может быть, вы скажете, кто я?
   Лицо графа покрылось испариной, он, не отрываясь, смотрел на Александра и шептал не останавливаясь: "Не может быть... не может быть..."
   Кэроль наклонился над графом, глаза корсара гневно заблестели:
   - Вот что, старая ты черепаха! Я не за наследством сюда пришёл, подавись ты своим богатством. И не в родственники я пришёл набиваться. Я давно отрёкся от фамилии Д'Эпирне и презираю кичливость состоятельных людей. Я благодарен небесам, которые открыли мне жизнь, полную опасных приключений и свели меня с настоящими людьми! Так что не трясись ты так, а то кишки из брюха повываливаются. Слушай меня внимательно, комок слизи! Мне нужна лишь моя тайна! Я должен знать, что стало с моими родителями... Ну!
   Кэроль выхватил шпагу и приставил её остриё к горлу Д'Эпирне:
   - Ты у меня сейчас быстро придешь в себя!
   Действительно, граф шумно задышал, захлопал глазами и замотал головой.
   - Меньше крутись, - невозмутимо продолжал Кэроль, - а то моя шпага покарябает тебе горлышко. Ну же! - он сделал зверское лицо, прядь его волос упала на лоб. Он изящным движением откинул волосы, прибавив:
   - Даю минуту на воспоминания. Поверьте, сударь, у меня нет оснований вас жалеть, если вы не разговоритесь!
   - Боже милостивый! Как он похож... - забормотал, наконец, Д'Эпирне.
   - На кого?
   - На вашего отца, сударь!
   Кэроль убрал остриё шпаги с горла графа:
   - Отлично, я гляжу, память возвращается к вам. Так вы знали моего отца?
   - Да... И он тоже так откидывал свои волосы... Боже мой... Молодой человек, заключим сделку: я вам раскрываю тайну вашего рождения, а вы за это даруете мне жизнь! У меня двое детей, сударь!
   - Я согласен - глухо проговорил Александр.
   - Несомненно, вы - сын моего старшего брата Франсуа. Мои родители, дворяне очень знатного рода, тщетно прося у Господа детей и так и не дождавшись от него этой милости, усыновили Франсуа - беспризорного мальчишку. Отец мой и мать возвращались из церкви, когда их кучер чуть не сбил лошадьми вашего отца, копающегося в помоях, что выплеснули на улицу. Мальчишка был очень напуган и голоден. У четы Д'Эпирне сжалось сердце от сострадания. С тех пор Франсуа стал жить в замке. Моя мать так привязалась к нему, что отец не мог устоять её мольбам и усыновил беднягу. Но так случилось, что через несколько лет у них родился я. Мы с Франсуа воспитывались как кровные братья. Умирая, отец завещал всё богатство рода Д'Эпирне нам обоим поровну. Мы осиротели, но продолжали жить дружно. Наша вражда началась после того, как Франсуа женился и у них родился сын. Это были вы, сударь. Тут в моего брата как бес вселился. Он стал очень злобным, раздражительным и жадным. Он, почему-то считал, что я, как настоящий сын моих родителей, обделю Франсуа его долей наследства. Он помешался на деньгах. Я терпел, сколько мог. Но... Бог свидетель: между нами возникла ссора, а я... я убил Франсуа в честном поединке. Слово Д'Эпирне. Вам придется, сударь, верить мне на слово, секундантов у нас не было. Мы считали, что не стоит вмешивать в семейные дела посторонних. Я убил его... это и есть мой страшный грех, проклятие, нависшее над моей семьей. Старая ведьма напророчила мне, что меня ждёт ужасная смерть от призрака убитого мной брата. Вот, я рассказал вам все.
   Граф впервые внимательно посмотрел на Александра. Тот стоял мрачный и отрешённый, красивое лицо его не выражало ничего. Казалось, человек этот умел в совершенстве скрывать свои чувства. Через некоторое время Кэроль обратился к Д'Эпирне:
   - Что стало с моей матерью?
   - Она, с младенцем и со старой нянькой, в ту же ночь исчезла из замка. Прислуга рассказывала, что мать ваша бежала как безумная. Что с ними было потом - я никогда не слышал.
   Александр спрятал шпагу в ножны.
   - Что ж, я узнал всё. Прощайте.
   В ту же минуту темная тень скользнула через окно по стене замка, где лианами свисал плющ, и уже ничего не напоминало старому графу его ночного посетителя.
  
   Ветер утихал. Тяжелые тучи неслись в сторону моря. Лишь непрекращающийся дождь всё стучал по окнам, занудный, но успокаивающий. Замок Д'Эпирне был погружён во мрак, лишь старый граф до утра не сомкнул своих глаз. Его размеренные шаги слышались всю ночь напролет.
  
  
   VIII.
  
  
   ...В тиши коридора раздались тяжёлые неуверенные шаги. Дверь кабинета отворилась, и на пороге явился человек средних лет, с тяжёлым подбородком и колючим взглядом из-под нависших бровей. На нем была форма полковника полиции.
   - А, это вы, Солрайдж? Ну наконец-то! - обернулся на шум его шагов граф Д'Эпирне, - проходите, полковник, у нас есть о чём с вами поговорить.
   Солрайдж, грузно опустился в предложенное графом кресло. Д'Эпирне позвонил в колокольчик.
   - Позовите Огейна Д'Эпирне, - приказал он появившемуся на зов слуге.
   - Итак, - голос графа не предвещал ничего хорошего начальнику полиции, - по вашему выражению лица вижу, что профессиональные дела ваши плохи.
   - Я его не нашел, граф. Это дьявол, а не человек, - глаза Солрайджа налились кровью.
   - Так значит, и вы признаете за Мстителем нечеловеческую сущность?
   Солрайдж пожал плечами. Граф нервно заходил по кабинету, наконец, он грозной громадой остановился перед полковником.
   - А я говорю вам, - заявил Д'Эпирне, что этот дьявол - самый обыкновенный человек! Очень коварный, сильный и ловкий. Храбрый до безумства, но, тем не менее, самый обыкновенный человек. И я догадываюсь, кто это!
   Граф вдруг задумался. Солрайдж, тяжко вздохнув, встал, и, вытянувшись перед графом, отчеканил ему по-военному:
   - Отделение полиции под моим началом сделает все возможное, чтобы обезвредить этого опасного преступника!
   Старый граф презрительно посмотрел на полковника:
   - Да бросьте, Солрайдж! Вы уже целый месяц делаете все возможное. Что изменится в дальнейшем? Я не верю в вас, поэтому я предпринял собственные меры. Вы знаете, что мой сын - начальник специального военного гарнизона... Так вот, у него из-за этого Мстителя крупные неприятности. Вербуемые молодые люди многие дезертируют и, есть предположения, что они уходят в шайку Мстителя. Остальные же терпят позорящие честь моего сына поражения. Честно говоря, отряд Огейна - совершенно недееспособен. Ваша полиция - посмешище для всей округи. И скорее для того, чтобы спасти репутацию сына, чем вообще для наведения порядка и прекращения разбоев, я нашёл человека, который справится с Вольным Ветром. Один. Он это может сделать. Я его вызвал из Парижа. Да вы садитесь, Солрайдж. Я вас скоро с ним познакомлю. Курите. Огейн должен его привести. Лично я им доволен. Загадочная личность. Первая шпага Франции. Профессиональный убийца. Ни перед чем не остановится.
   Собеседники потонули в клубах дыма. Не прошло много времени, как дверь кабинета распахнулась. Быстрым шагом вошел Огейн, за ним кошачьей мягкой походкой следовал таинственный убийца.
   - Вот, полковник, - лицо графа просветлело, - это Трифни. Под этим именем скрывается, возможно, имя более громкое и известное. Но для нас он - только Трифни. Теперь, Солрайдж, запоминайте! Вы и вся ваша полицейская часть будете оказывать этому человеку всевозможную помощь, какую он только пожелает. Кроме этого, я наделяю Трифни привилегией отдавать приказы всем подвластным вам людям. Вы понимаете, полковник, это - необходимость. Известите об этом ваших людей.
   Солрайдж с нескрываемым раздражением окинул Трифни с головы до ног. Это был невзрачный невысокий мужчина. Но его твердый взгляд, невозмутимость и умение держать себя с достоинством бросалась в глаза и вызывало уважение.
   Солрайдж подошел к Трифни и сдержанно поклонился. Тот ответил ему тем же.
   - Теперь разрешите мне удалиться, - обратился полковник к графу.
   - Да, Солрайдж, вы свободны, мои инструкции на этом исчерпаны.
   За полковником полиции захлопнулась дверь.
   - Прошу садиться, господа, - Д'Эпирне пригласил Огейна и Трифни к своему рабочему столу, - обсудим условия.
   - Какую цену вы хотите за убийство Мстителя? - граф сразу перешел к главному.
   Трифни снял плащ и, элегантно развалившись в кресле, с интересом рассматривал настенные убранства кабинета. На персидских коврах висели пистолеты, алебарды, шпаги, пики, сабли.
   - У меня свой метод, граф. Я сначала должен увидеть вашего Мстителя и только потом мы с вами обговорим сделку. ...А у вас неплохая коллекция оружия, граф.
   - Это усложняет дело, сударь. Вольный Ветер - неуловим.
   - Но только не для меня, граф.
   Трифни поднялся:
   - Разрешите откланяться, господа. Мы с вами встретимся ровно через два дня.
   Удивлённые, отец и сын, проводили взглядом Трифни, который тот час вышел из кабинета, даже не оглянувшись.
  
  
   * * *
  
  
   Для графа Д'Эпирне покой был потерян давно. Как жестоко обходится с ним время! Силы уже не те, да и постоянная тревога и волнения подтачивают его здоровье. Сплошные загадки: появившийся неизвестно откуда сын Франсуа, разбои Мстителя, что наводит ужас на всю округу. Мститель... Какой ореол таинственности окружает его! Вершащий долг справедливости призрак Вольного Ветра... А какие безумные были глаза у той старухи! Сколько ненависти было в них! Пламя пожирало её, а она кричала в его сторону проклятия... Ведьма! Он, граф Д'Эпирне всё равно возьмёт своё! В его подчинении сейчас все. И он могущественен. И с Мстителем справится. Еще полчаса до прихода Трифни. Как долго тянется время...А за мстителем весь этот грязный сброд пойдет не раздумывая. Страна как на готовом взорваться вулкане. O tempora! O more! Ну и досталось же время на наш век! И так сейчас везде. Войска еле успевают подавлять восстания недовольных. Буржуа подняли свои вшивые головы. Но нас так просто не возьмёшь! Страха не знают... мало вешают их, собак...
   - А, это ты, Огейн? - Д'Эпирне прервал свои размышления.
   - Трифни ещё нет? - Огейн, запыхавшись, плюхнулся в кресло.
   - Ещё три минуты в его распоряжении.
   Ровно в назначенное время двери кабинета отворились, и своей неспешной походкой вошел Трифни. Огейн привстал от нетерпения:
   - Ну?
   Трифни, казалось, был чем-то озадачен, но внешне совершенно спокоен.
   - Я убью его, - ответил он, - мне он понравился.
   Огейн хмыкнул. Граф Д'Эпирне довольно потёр ладони:
   - Но теперь обсудим детали. Да, Трифни, а как вам удалось увидеть Мстителя, если это не тайна?
   - Не тайна, граф. Я с ним беседовал в костюме бедняка и просил его помощи.
   - Он с ним беседовал! - граф гневно развел руками, - вы были от него так близко и не всадили ему в спину нож?!
   Трифни вскочил. Положив руки на стол, он всем корпусом наклонился к графу. Его глухой голос зловеще отозвался во всех углах кабинета:
   - Если я убиваю людей за деньги, граф, то это вовсе не значит, что я не честный человек. Я, возможно, честней многих лицемеров, что заказывают убийства. Если я убью Мстителя, то убью его в честном поединке. Я не вор, чтобы нападать ночью со спины. Мое искусство - фехтование!
   Д'Эпирне поспешил перевести разговор на конкретную тему обсуждения сделки. Через минуту все три головы, как ни в чём не бывало, склонились друг к другу над рабочим столом графа.
  
  
   * * *
  
  
   " ...Мягкий ковыль стелился под лёгким дуновением ветерка. Камни и скалы кругом... а внизу, лаская слух, был слышен ласковый говор прибоя. Море... зеленоватое на солнце и серо-бежевое в тени от облаков. Сколько различных оттенков и бликов, сколько спокойствия в его величии! Безбрежно море, безбрежен небесный простор. И легкие свободные чайки парят в этом безбрежном величии. И нет им дела до людских забот. А люди... люди, словно кишащие в муравейнике муравьи - в суете и обыденных хлопотах проводят дни своей жизни, изредка развлекаясь войнами, разлагаясь от своих внутренних противоречивых желаний, от страха и зависти, от стремления к недостижимому. Для чего? Зачем им это надо? И эту суету они называют жизнью? Им часто нет дела до этого высокого ослепительно-белого облака, что застыло в своей неподражаемости на секунду. Прошла секунда - и оно уже другое и по форме, и по содержанию, и по цвету. Человек рождается. Что суждено ему судьбою? Страдания и унижения - одним; беспутство, жестокость и жадность - другим. Ах, если бы всё это было так просто. В человеческой природе то и другое в разной степени распределились, не взирая на принадлежность к классу. Как жалки бывают одни и как прекрасны своим достоинством - другие. Опять разделение. Нет, всё не то. И самый ничтожный человек в глубине своей души (кто знает?!) быть может сохранил и бережёт что-то очень доброе и дорогое для него. Образ любимой, или грустные глаза матери, или детские ощущения счастья. И закинет голову какой-нибудь бродяга и посмотрит вверх и увидит это безбрежное небо... Нет, всё равно жестокий убийца ничего там не увидит. И не тронет его за душу эта божественная тишина. Или я что-то не понимаю..."
  
   - Кэроль! Вот ты где? Грустишь по "Кентавру"? - Ле Вадьер не мог отдышаться, - что занесло тебя в такую даль? Я тебя еле нашёл!
   - Что-нибудь случилось?
   - Да у нас дня не было, чтобы что-нибудь не случалось!.. Как, однако, хорошо здесь!
   - Знаешь, Жан, я действительно скучаю по морю и по "Кентавру".
   - Ничего... скоро явится. Не зря же ты чуть ли не каждое утро пропадаешь здесь.
   - Да, я его жду. Думаю, для него будет здесь неплохая работа.
   - Александр! Ты удручаешь меня! Ты не собираешься покинуть здешние благодатные места?
   - А как ты думаешь, Жан, - Кэроль посмотрел на доктора, прищурившись от восходящего солнца, - могу ли я сейчас бросить то дело, за которое взялся?..
   - ...и просто так отсюда уехать, даже не встретившись с Лаурой Д'Эпирне? - продолжил Ле Вадьер упавшим голосом.
   - Да, ... с Лаурой Д'Эпирне.
   - Но что ты еще можешь сделать большего, Кэроль! Честно говоря, ты являешься правителем этой провинции. Каждый второй за тебя в петлю полезет, а тебе еще мало!
   - Ты забываешь, Жан, я не расправился еще с главными палачами - отцом и сыном Д'Эпирне.
   - Тебя сдерживает Лаура?
   - Да, Жан, я в растерянности. Ведь он - её отец! Я часто думаю, чтобы сделал в данной ситуации Поль Джонс...
   - И что бы сделал Поль?
   - Я, думаю, он объяснился бы с Лаурой.
   - Разумное решение. И если она тебя с презрением выставит вон...
   - Жан, я боюсь этой встречи. Я безумно люблю Лауру, я так не хочу терять последнюю свою надежду.
   - Так... и что же теперь?
   - А теперь я еду в Скалистую долину, меня ждёт там вчерашний бедняга. Ты помнишь?
   - Ха, бедняга! Да у него рожа пирата!
   - Он многое пережил...
   - Ну да...
   - Жан! - Кэроль толкнул друга так, что тот сполз с камня, на котором сидел.
   - Александр! Ты ведёшь себя, как не подобает вести себя бестелесным призракам!
   - Я тебе сейчас покажу, как должен вести себя призрак!
   - Александр! Вот бешеный. Да ты просто мальчишка... Вот изверг!
   Чайки с криком поднялись со скал, где устроили потасовку друзья. Крича и негодуя, они носились над ними, пока Ле Вадьер не взмолился о пощаде:
   - Пощади! Я лишь - скромный служитель Гиппократа, не по мне бороться с нечистой силой.
   - Так-то перечить духу, приятель. Пошли, солнце уже почти поднялось. А всё-таки мне очень не хватает Поля. Уже полтора года, как призвала его русская императрица к себе на службу. Ох, и не завидую я теперь турецкому султану и всему его флоту! - потом, глянув на Жана, рассмеялся, - пошли, слуга Гиппократа! А Лауру, Жан, я увижу завтра!
  
   Через час прекрасный вороной конь вынес Серебряного Всадника из ущелья в долину. Его широкий блестящий плащ развивался на ветру, маска скрывала лицо.
   Ровно в назначенное время из-за черных камней вышла темная фигура и направилась к Александру.
   Кэроль соскочил с лошади.
   - А вы пунктуальны, дружище, - Мститель улыбнулся своей неподражаемой улыбкой.
   Трифни с досадой посмотрел на Александра:
   - Я сейчас вам объясню, почему просил вас прибыть одному. Сударь, так получилось, что судьбе угодно было, чтобы мы встретились. Я - наёмный убийца и пришел сюда вас убить. Со своей стороны гарантирую, что наш поединок будет честным, я пришёл один и у меня из оружия лишь шпага и кинжал.
   Кэроль с удивлением рассматривал незнакомца, наконец, он, встряхнув головой, произнес совершенно спокойно:
   - Я понимаю вас, сударь и благодарю за откровенность. Позвольте лишь узнать, кто заказывал убийство?
   - Так как в скором времени вы будете мертвы, то я не считаю нужным скрывать это. Граф Д'Эпирне.
   - Это на него похоже, - Александр улыбнулся и вытащил шпагу, - я к вашим услугам.
   Плащи обоих соперников были отброшены в сторону. Бой начался. С первых же секунд Кэроль понял, что имеет дело с сильным противником, и решил не торопиться. Прикинувшись технически слабее, чем есть на самом деле, можно на износ вымотать соперника. А уж чего-чего, выносливости Мстителю хватит.
   Трифни дрался тоже весьма осторожно, на ощупь оценивая Александра. Мрачный и невозмутимый, Трифни казался исчадием ада, сошедшим на землю, или, вернее, вышедшим из нее. Кэроль, наоборот, дрался очень легко, играючи. Его улыбка не сходила с лица, глаза из-под маски горели молодым задором. Но школа фехтования Джонса не прошла даром: удары шпагой были точны и уверены. Быстрота движений была удивительной. Вместе с тем, Кэроль в пылу боя не терял голову - такой осторожности и хладнокровия Трифни не встречал ни у кого.
   - Мне доставляет удовольствие с вами драться, сударь! - сказал он.
   Звон шпаг не стихал до сумерек.
   "Да он двужильный, - с восхищением думал Трифни, - столько часов напряжения, и ни один мускул не дрогнет у него на лице от усталости".
   А Александр заставил себя перенестись мысленно на борт "Кентавра", где он дни и ночи напролет тренировался с Полем. Командор не давал ни секунды на размышления. "Шпага - это те же шахматы, - говорил Джонс, - но думать надо головой намного быстрее, а цена победы - жизнь". Александр всегда удивлялся, как Поль сохраняет силы в поединке. "У меня богатое воображение, друг мой, - признавался Поль, - в драке я теряю собственную сущность и перевоплощаюсь в какого-нибудь мне угодного героя". Александр, скрежеща зубами, как раненный тигр бросался из последних сил на Джонса, уже почти на грани потери сознания, а Поль, со своими издёвками, обыкновенно был непобедим.
   Кэроль усилием воли заставил себя ощутить Полем Джонсом, смотреть на противника его глазами, про себя от души издеваться над Трифни.
   Кэроль с удивлением заметил, что ему стало даже весело от этой забавы и он так увлёкся этой игрой, что почувствовал даже жалость к этому бедняге-убийце.
   Александр невозмутимо улыбался (если бы Трифни слышал, как Кэроль его раздраконил своими мысленными нападками!), движения его были по-прежнему уверенны и легки.
   Это была завораживающая драка. Сколько ненависти и презрения, сколько великодушия и благородства!
   Наконец, Трифни начал очень активно атаковать. Александр ждал этого. Усиля свои мысленные издевательства, он отражал нападения короля шпаги так искусно и блестяще, его атаки были изящными и непредсказуемыми, что Трифни не выдержал. Он вдруг отбросил свою шпагу в сторону и, впервые улыбнувшись обескураженному Александру, вцепился ему в плечо своей жилистой рукой.
   - Сударь! Я восхищён вами и не скрываю этого, - глаза Трифни влажно блестели над орлиным носом, голос его был проникновенным и искренне доброжелательным.
   - Вы можете меня заколоть, умереть от вашей руки я не почту позором, - продолжал Трифни, - но я отказываюсь убивать вас. Я слишком ценю ваше искусство. Быть может, вы - последний мужчина, так красиво владеющий шпагой.
   Александр в знак благодарности пожал бывшему противнику руку.
   - А я ценю ваше благородство, сударь, - ответил он и подал Трифни его шпагу.
   Трифни её принял:
   - Где вы так мастерски научились владеть оружием?
   Александр рассмеялся:
   - О, я всего лишь недостойный ученик своего учителя!
   У Трифни загорелись глаза:
   - Кто же этот дьявол, что владеет таким искусством?
   - Поль Джонс, сударь. И мне далеко до него.
   Удивление крайне изменило черты лица Трифни. Они даже стали не такими хищными.
   - Кто бы мог подумать, - прошептал он, - что этот пират доведёт драку до такого совершенства. Ну что ж, - обратился Трифни к Александру, - я счастлив, что узнал вас сегодня и не убил вас. Прощайте!
   Но тут над ущельем вдруг раздался дикий смех:
   - Я знал, что ему нельзя доверять, мошеннику! Окружай их! Мстителя притащить мне живого!
   Трифни резко обернулся к Александру:
   - Клянусь честью, я не знал, что за нами следят. Уходите, я задержу их!
   Кэроль не мог бросить своего недавнего врага. Они вместе, плечо к плечу, отражали нападение десятка солдат. Александр, изможденный, продолжал улыбаться, он знал, он чувствовал, что этот удивительный человек Трифни был доволен его поступком. Оба бывших соперника, оба недавних друга, они знали, что это их последний бой.
   Трифни молча упал, не выпуская шпаги, в его груди зияли несколько сквозных ран. Теряя контроль над собой, бешенный от ярости и безнадёжности, Кэроль вдруг осознал себя не вправе делать какие-либо умозаключения относительно человеческой личности. Неразрешимая проблема добра и зла из неразрешимой стала еще более недоступной. Вот, у ног Александра лежит убитый Трифни, человек, каким-то образом сочетавший в себе бессердечность, жестокость и великодушие души, благородство. Он, Трифни, в порыве одного чувства хладнокровно убивал Александра, в порыве другого - погиб, защищая его. У Александра путались мысли, но он до последнего осознавал, что послушная ему рука отражает удары шпаг. Он стоял в крови, вокруг него было что-то бесформенное, обагренное кровью, руки его были все в крови. Кругом кровь! Это становилось невыносимо...
   Алая, как кровь, пелена застлала глаза Мстителя и последнее, что он осознал, был торжествующий голос Д'Эпирне, срывающий с него маску...
  
  
   * * *
  
  
   - Ну что, голубчик, ты больше не улыбаешься? - голос старого графа неприятно резал слух.
   Первое, что увидел Кэроль, открыв глаза, были каменные стены какого-то мрачного помещения. Было не понятно, день был или ночь. Один факел освещал тёмное подземелье. Александр, как пойманный в ловушку дикий зверь, сразу инстинктивно стал искать способы спасения. Глухие стены окружали его, веревки сильно стянули руки и ноги. Мозг лихорадочно работал. Такая жизнелюбивая натура, как Кэроль, вновь ощутив себя живым, не мог так просто сдаться, не использовав возможные варианты выжить. Но вместе с тем, грозная громада графа Д'Эпирне неотразимо возвышалась над ним, как сама обреченность жизни.
   В руке у графа была плеть с железными наконечниками. Он рукояткой плети приподнял подбородок своего пленника, глаза их встретились. Злые, наполненные ненавистью глаза Д'Эпирне, и злые, но издевательски нахальные глаза Александра. С минуту длился этот пронизывающий друг друга взгляд. Минуту вечности. Многое, очень многое, порой может изменить минута в человеческой судьбе. Но граф Д'Эпирне вдруг в каком-то отчаянии вскрикнул, и голова Александра откинулась назад от сильного удара. Кэроль из последних сил приподнял голову. Из-под непослушных спутанных прядей волос на графа смотрели такие же нахальные глаза.
   - Мразь ты... - только и услышал Д'Эпирне из разбитых в кровь уст своего пленника.
   Граф, схватив за ворот Александра вновь приподнял его от каменного пола.
   - Слушай меня, - голос графа хрипел от волнения и ярости, - я убью тебя с удовольствием... Как и твоего отца. Я ненавижу всех вас. Сколько я мучился из-за твоего отца; и вот он явился в образе своего сына. Я уничтожу весь ваш род! Я уничтожу память о тебе! Я ненавижу твое смазливое лицо! Эти глаза, этот голос! Прежде, чем ты умрешь, я собственными руками сдеру с тебя шкуру!
   Граф будто сбесился. Он в бешеном безумстве бил плетью Александра по лицу. Бил неистово, бил жестоко, стараясь попасть именно в лицо. И только тогда, когда в дверь ввалились Огейн с двумя слугами, граф в изнеможении опустился рядом со своей жертвой. Д'Эпирне всего трясло. Он сидел, закрыв лицо руками, и раскачивался из стороны в сторону, как безумный.
   Кэроль, корчась рядом с ним, задыхался от собственной крови.
   - Отец, - обратился Огейн к графу, - мы притащили порох. Куда ставить?
   Д'Эпирне поднял на него страшное лицо. Огейн испугался. Такие противоречивые побуждения переплелись в жестоких чертах лица старого графа. Через несколько минут всё было готово: бочки расставлены около пленника, запальники уже горели.
   Уходя, граф остановился у выхода:
   - Прощай, последний Д'Эпирне.
   Через пять минут от тебя не останется ни кусочка. За графом хлопнула дверь.
   Кэроль лежал, судорожно глотая воздух, который пах дымом, тщетно пытаясь что-то увидеть. Глаза словно не открывались. Под шипение запальников отсчитывались секунды человеческой жизни. Александр с рычанием сделал попытку подняться.... И упал. Еще и еще.... Вот он встал на колени, в голове у него помутилось.
   Вдруг Кэроль почувствовал прикосновение чьих-то рук. Скрипучий старческий голос что-то ему кричал. Руки тянули Александра. Почувствовав, что ноги его освобождены от верёвки, он машинально пошёл за тем, кто его вёл.
   Это была старая женщина. Она чуть ли не на себе тащила Александра. Выйдя из подземелья, старуха быстро упала лицом вниз вместе с Александром.
   ...Взрыв был страшной силы. На беглецов посыпались камни и песок с древних перекрытий низкого потолка коридора.
   - Ничего, ничего, - прошептала старуха, - нужно было, чтобы эти безбожники услыхали взрыв, иначе бы они вернулись. Сударь! Вы еще живы? Осталось совсем немного до выхода. Давай, мой мальчик, ты справишься.
  
   ...Высокая трава графского парка успела покрыться вечерней росой. Александр, лёжа в ней, бредил в полузабытьи. Его голова покоилась на коленях старой женщины.
   - Кто ты? - первым делом спросил Кэроль, когда почувствовал, что может соображать.
   - Я - твоя бывшая няня, Александр.
   Кэроль улыбнулся измученной улыбкой:
   - Как жаль, что я тебя не могу увидеть. Расскажи мне про мою мать.
   - Она не вынесла страданий, скитаясь из селения в селение. Доверила тебя мне, а я, как видишь, не смогла тебя сберечь. Ты был бесовский мальчишка. Я тебя потеряла. И думала - навсегда. Но Господь милостив, он дал возможность мне искупить свой грех перед Каталиной. Так звали твою мать. Я, когда тебя увидела, глазам не поверила - ты так похож на отца!
   - Теперь я уже не на кого не похож. Спасибо тебе, добрая женщина, ты дала мне возможность рассчитаться с графом Д'Эпирне и я назло ему выживу...
   Хриплый смех раздался в ответ. Старуха в негодовании громко, отрывисто заговорила:
   - Граф Д'Эпирне! Да он не граф Д'Эпирне! Граф Д'Эпирне - это ты!
   Ее хохот был похож на карканье вороны.
   - Это становится забавным, - прошептал Кэроль, - а кто же тот, кто так себя называет?
   - Самозванец, убивший твоего отца из-за богатства, в котором теперь купается! Подло убивший! Недаром старая ведьма Мартиника предсказала ему мучительную смерть! Ха-ха! Граф Д'Эпирне! Как бы не так!
   - Послушай, - Александр попытался приподняться, - что ты знаешь о моем отце?
   - Я всю жизнь проработала в замке Д'Эпирне. Твой отец, как и ты, появился на свет с Божьей помощью и моими заботами.
   - Что! Вы знали моего отца еще младенцем?
   - Знала, знала, мой милый.
   - Так значит он не приёмный сын Д'Эпирне?
   - Он родной сын Д'Эпирне. А Жан-Батист, что из тебя сегодня чуть дух не выколотил - приёмный. И на шесть лет младше Франсуа. И потому жадность к богатству и погубила в нём весь человеческий разум. Я лишь тёмная старуха, Александр. Не мне судить господ, но наши люди говорили, что Жан-Батист убил Франсуа, чтобы ему одному перешло всё наследство.
   - Как он его убил?
   - Ну не знаю, он или не он, а только нашли Франсуа в своем кабинете с перерезанным горлом. Твоя мать испугалась, схватила тебя, и мы пустились в бега. Она никак не могла найти покоя. Ей всюду мерещились преследователи, в каждом мужчине она видела убийцу.
   - Это он убил моего отца, это он убил! - Кэроль глухо застонал.
   - Так думают, но никто этого не видел.
   - Он мне сам сказал это. Няня! Ты не зря спасла мне жизнь, я отомщу за отца!
   Старая женщина глубоко вздохнула:
   - Дай Господи, когда-нибудь мира и спокойствия этому проклятому тобой роду. Да будет милосердие твоё щедрое, о Господи!
  
  
   * * *
  
  
   На землю пала тьма. Когда совсем она поглотила всё живое на земле, робко поднялась над вершинами скал желтая полная луна.
   По узкой тропинке медленно шествовали два поздних путника: старая женщина вела спотыкающегося и еле передвигающегося юношу. Как горькие нищие или прокажённые, шли они от людей - в горы, туда, где всегда было пристанище гонимым, туда, где витал неукротимый дух Вольного Ветра.
  
  
   * * *
  
  
   Тускло горел факел, свет от костра тоже не устраивал Ле Вадьера.
   - Потерпи ещё немного, Александр, - доктор сосредоточенно рассматривал лицо друга, склонившись над ним у костра.
   - Проклятие! Подожди, я принесу еще воды.
   Ле Вадьер колдовал над Александром почти до рассвета, наконец, он наложил повязку на всю его голову и облегчённо вздохнул.
   - Что у меня с лицом, Жан?
   - Кровавое месиво вместо лица. Но что меня обрадовало, так это то, что видеть ты всё-таки будешь. Должен видеть. Днём я ещё раз посмотрю. Вовремя я за тебя взялся, Кэроль. Протяни мы ночь, могло быть поздно.
   - Поздно что?
   - Поздно приводить твоё лицо в человеческий вид.
   - А ты надеешься, Жан, что моё лицо когда-нибудь будет похоже на человеческое? Брось, дружище, ты ведь сам знаешь, что это невозможно, - голос Александра был удивительно спокоен.
   Кэроль забылся тяжёлым сном, а Ле Вадьер всё никак не мог прийти в себя. Он так и просидел около Александра до утра, подбрасывая в костёр ветки. А потом целый день, до самого заката, Ле Вадьер ухаживал за раненым. Он совсем сбился с ног. Кэроль бредил, у него началась сильная горячка. Только, когда ночная прохлада укутала горы, Александр перестал буйствовать. Переменив сбившуюся повязку, Ле Вадьер прилёг у костра. И сразу же уснул как убитый.
   ...От страшного крика доктор подскочил и, продирая глаза, бросился к раненому. Разметавшись, Кэроль кричал:
   - Шпагу мне, сударь! Отойдите! Вы же убьёте его! Трифни, держись ради Бога! Пустите же меня! Я помогу, Трифни! Я помогу!
   Ле Вадьер удрученно вздохнул, щупая пульс больного:
   - Опять бредит.
  
  
  
   * * *
  
  
   - К чёрту твои рассуждения, Жан! - Кэроль носился по пещере как помешанный. Ле Вадьер еле увернулся, мимо него пролетело небольшое зеркало и звонко разбилось о стену. Кэроль бросился на лежанку и, успокоившись через некоторое время, заговорил:
   - Прости меня, Жан, и пойми правильно. Я примирюсь со своим обликом, каким бы он ни был. Я примирюсь с тем, что люди будут отшатываться от меня, как от чумного. Я урод, и... и Лаура для меня навсегда потеряна. Это самая большая потеря в моей жизни, Жан. Я не могу с этим примириться.
   - И не примиряйся, Александр! Ты последний дурак, если думаешь, что Лаура тебя полюбила за красивую внешность. Поверь, в тебе есть гораздо более красивое, чем лицо - у тебя прекрасная душа.
   - Жан, как Лаура посмотрит на меня? Она же не сможет на меня смотреть! И никакая душа не поможет.
   - Она любит тебя, бестолкового.
   - Жан, я в это не верю. Мне очень хочется поверить, но я не верю. И, согласись, для этого у меня есть основания.
   - Александр, - Ле Вадьер присел к нему, - немного затянутся твои раны и ты попытайся с ней увидеться и объясниться. Неужели у тебя, храбрейшего человека Франции, человека-легенды, не хватит мужества увидеться с девушкой? И ты, так и не поговорив с ней, уйдешь своей дорогой жизни?
   Кэроль молчал.
   - Ну ладно, я скоро вернусь, - продолжал доктор, - за перевязочным материалом в город. А ты, Кэроль, не глупи. Поль Джонс бы этого не одобрил.
   Шаги Ле Вадьера потухли под сводами пещеры. Доктор ушёл.
   "Это он специально, чтобы оставить меня наедине со своими мыслями", - рассуждал Александр. - "А я не буду ни о чём думать. Ни о чём."
   Кэроль поднялся, решив отправиться на скалистый берег, где он любил бывать. Там, с высоты птичьего полёта простирается необъятное беспокойное море. И в этом беспокойстве можно найти покой. И где-то там, быть может, скоро появится "Кентавр". Уже должен появится. Что-то подозрительно долго его нет.
   Кэроль надел маску, пристегнул шпагу и направился к выходу. Вдруг он почувствовал, что кто-то есть там, за выходом из пещеры. Бесшумно он крался вдоль стены. Что-то очень поразило его. Это не было чувство опасности. Кэроль прислушался: сквозь шелест листвы редкого кустарника доносился... слабый писк. Как будто бы плачет котенок.
   Одним прыжком Александр очутился у большого раскидистого куста. Девочка лет семи-восьми, уткнувшись в покрытые мхом камни, плакала. Она была так слаба, так истощена, что всхлипывания её еле-еле были слышны среди пения цикад.
   Кэроль осторожно приподнял её за плечики. Девочка, увидев человека в маске, не испугалась.
   - Наконец-то я нашла тебя, Мститель, - прошептала она.
   Александр, взяв девочку на руки, вернулся в пещеру. Разведя костёр, он посадил малышку рядом, укутав её одеялами. Девочку всю трясло.
   - Может ты хочешь есть? - Кэроль заботливо хлопотал возле маленькой гостьи.
   - Их было много, очень много. Мне отец крикнул: "Беги в горы, позови Мстителя, иначе они нас всех убьют!" - девочка рассказывала с расширенными от ужаса глазами, - но я не успела. Они подожгли все дома нашего селения, мамка так страшно кричала. А меня отшвырнули к дому. Когда дом начал гореть, я уползла от туда, а их всех повесили.
   Александр чувствовал, что становится трудно дышать и слёзы наворачиваются у него на глазах. Ненависть и жажда отомстить переполняли его.
   - Это были солдаты? - спросил он девочку.
   - Да.
   - Они сегодня были у вас в деревне?
   - Да.
   - Сиди тут. Тебя никто не тронет. Я должен туда поехать. Где ваша деревня?
   - Там... - девочка неопределённо махнула рукой.
   - Ты не знаешь, как она называется?
   Девочка молчала.
   - Ну ладно, малышка, жди меня.
   Александр не успел выйти, как его догнала девчушка:
   - Мститель, не оставляй меня! Возьми меня с собой! Я хочу к маме!
   Кэроль мгновение колебался. Потом, подхватив её на руки, стал быстро спускаться по каменистому склону.
  
   ... - Как звать тебя, моя прелесть? - Кэроль усаживал девочку в седло впереди себя.
   - Меня мама называла Лу.
   - Держись крепче, Лу!
   Чудесный конь как ветер понёс всадников по тропинке, которую хорошо знал.
  
   ***
  
   В деревню они прискакали уже вечером. На её месте было сплошное пожарище. Дома уже догорали. Алые закатные облака были продолжением огня земного. Александру стало жутко. Никогда еще отряд Огейна не позволял себе убийства и опустошения в таких масштабах. "Решили, что теперь смогут убивать безнаказанно," - у Александра всё внутри кипело, - "Нет, подождите, Мститель еще жив! Еще, господа, вам рано радоваться!"
   Вдруг девочка, как птичка, выпорхнула из-под рук Александра. Он догнал её возле большого вяза, что стоял один среди обгорелых построек.
   - Мама! - кричала девочка, - мама!
   Кэроль силой оттащил её от трупа матери, поднял и поспешил посадить на коня. Лу вырывалась, кричала и колотила Александра кулачками. Наконец, она устала и сникла. Кэроль, мрачный, тихо ехал вдоль клубящихся от дыма построек, выискивая хоть одно живое существо. Вся деревня была сожжена, ни одного человека не оставили в живых солдаты Огейна. Лишь местами собаки подавали свой голос, протяжно воя. Чёрный дым стелился по дороге, трупы повешенных чернели на каждом дереве. За огородами дымилось сгоревшее пшеничное поле. До самой речушки земля была серой от пепла и, только около спасительной воды, зеленели заросли ивы. Кэроль заехал в реку. Конь, фыркнув, стал пить. Тут Александр, поражённый, увидел детей. Девочка лет двух, крепко прижав к себе куклу, стояла у самой воды. Рядом с ней была большая корзина.
   - Посмотри, Лу! - Кэроль снял её и отнёс на берег.
   - Не плачь, Каталина, мы тебя не обидим, - успокаивала Лу маленькую девочку, которая, увидев людей, испугалась.
   Кэроль присел рядом. В корзине кто-то зашевелился. Откинув кучу тряпок, он увидел там голенького мальчика, совсем младенца. Он дрыгал ножонками и пытался ручкой достать до маски Александра.
   - Это дети Луиса Каратажио, его дом был крайним в деревне, - вздохнула Лу.
   Кэроль посмотрел на неё: она была совсем как большая, скорбная чёрточка пролегла у неё над бровями.
   - Побудь с ними, Лу. Я ещё раз проверю все улицы и заросли, быть может ещё кто спасся.
  
   ***
  
   Уже в полной темноте вернулся Александр в горы.
   - Возьми, - подал он доктору спящую Каталину, - Осторожнее, не разбуди. Она всю дорогу плакала.
   Ле Вадьер, держа девочку на руках, уже стал думать, куда её лучше положить, как из-за спины Александра вышла ещё одна несчастная сирота, в руках она бережно держала корзину.
  
   ...- Теперь тебе придётся попробовать себя в роли няньки. Дети остаются на твоём попечении, - Кэроль, разложив всех детей спать, сидел со своим другом у костра.
   - Боже мой, что мы с ними будем делать?
   - Там будет видно, Жан. Я договорюсь с няней, пусть носит им молоко с фермы. А сейчас, - Кэроль пристально посмотрел на Ле Вадьера, - я уезжаю, Жан. Я не смогу ни есть, ни спать, ни дышать этим воздухом, пока не расправлюсь с отрядом карателей. Мне сейчас так стыдно, Жан, что я переживал из-за своего уродства, когда вокруг меня так много горя, столько несчастных судеб! Прощай, Жан. И береги детей.
   - Но... - Ле Вадьер схватил Александра за плащ, - ты же собираешься мстить вместе со своими отрядами, не так ли?
   - Да, конечно, Жан, не волнуйся. Я все силы брошу на эту облаву.
   Кэроль ушёл, А Ле Вадьер стал шарить в своих запасах, ломая голову над тем, чем накормить утром голодных детей.
   - Не знаю, каково будет ему там, ворчал доктор, - а мне тут будет очень весело.
  
  
   Гл. IX.
  
  
   Холодный ветер с ужасающей силой обрушивался на землю. Обнимал её, истерзанную, бил нещадно и вновь уносился ввысь. Никем не укротимый. С моря шёл ураган. Тяжёлая мгла нависла над землёй. Тучи, сливаясь, готовили грозу. Ожидание неизвестного нависло над горами и долинами. И каждый листик дерева знал о приближении непогоды.
   Ураган приближался.
  
   ***
  
   - Луи, не смей стрелять! Он - мой! - Мститель на скаку выхватил шпагу.
   Огейну больше некуда было скакать. Он оглянулся. Вокруг стояли люди, мрачные лица которых ясно говорили о том, что пощады начальнику карательного отряда не будет. Огейн спрыгнул с лошади, обнажил шпагу и повернулся к Мстителю. Мгновение спустя Кэроль был около него.
   - Сударь, вы - последняя скотина! Дьявол вас разрази! Убивать детей и вешать мирных жителей - вот ваша забава! А сейчас, когда остатки вашего отряда гибли от рук моих людей, вы бежали как последний трус! Кровь убитых вами требует мщения. Так умрите, исчадие ада!
   С этими словами, Александр без труда, одним сильным ударом, вышиб шпагу из рук Огейна, а удар в челюсть отбросил Огейна на землю. Кэроль поднял его в бешеной злобе и снова ударил. Огейн, не поднимаясь, ползал у Александра в ногах. Кэролю было тошно смотреть на него, его мутило. Александр не мог заставить себя убивать этого червяка. Он резким движением поставил Огейна на ноги.
   - Послушай! - прохрипел Кэроль в лицо Огейну. - Ты отправишься сейчас к своему отцу и скажешь графу, что сегодня ночью я приду к нему. В полночь. Пусть ждёт. У меня с ним свои счёты. Не советую бежать - из-под земли достану. Ступай, ты побеждён! Скажи всем, что Вольный Ветер жив!
   Огейн не сразу смог влезть на коня. Трясущийся и жалкий, он вызывал омерзение.
   Когда улеглась пыль из-под копыт его лошади, Мститель обратился к своим соратникам:
   - Мстители! Мы освободили наш край от тирании! Ваши матери, сёстры и жёны снова будут улыбаться. Они ждут вас с победой!
   Гул одобрения был ему ответом.
   Кэроль продолжал:
   - Дело надо довести до конца. Сию минуту отряд "болотников" со мною во главе идёт обезвредить полицию Солрайджа, лесной отряд во главе с тобою, Пьер, уничтожает гарнизоны регулярных войск. Старайтесь захватить больше ружей. Удачи вам! Встретимся на рассвете в горах Вольного Ветра.
   Пришпорив коня, Мститель, с небольшим отрядом отделился от основной группы народных мстителей.
   Всё ещё испуганные жители деревни с опаской выглядывали из приоткрытых окон и крестились. Вскоре весь отряд Мстителя покинул поле боя, оставив местным хоронить карателей.
  
  
   ***
  
  
   - Отец! - Огейн ворвался в кабинет графа Д' Эпирне, - Отец! Вольный Ветер жив! Это не призрак, хотя очень живучий. Отец! Надо срочно связаться с армией и сообщить, что у нас восстание.
   Старый граф стоял у закрытого окна, скрестив руки, и смотрел в ночную мглу.
   - Опять надвигается гроза, - произнёс он глухо.
   - Отец! На вас не вовремя находит страх о всяких пророчествах. Надо срочно действовать!
   - Он неумолим, как судьба. Неужели ты не чувствуешь, сын мой, что сама смерть хватает нас за горло?
   - У вас каждый раз мутится рассудок, граф, как только вы слышите раскаты грома и свист ветра. Подумайте, что жизнь наша и наше состояние сейчас зависит от решительных действий. Нельзя медлить ни минуты!
   - Последний луч солнца погас на небосводе. Наша Лаура покинула нас. И я отрёкся от неё, Огейн, как и она от меня. А душа болит...
   - Отец, вы меня слышите?!
   Д'Эпирне медленно повернулся к сыну. Вид у него был ужасен. Огейн привык к причудам своего отца, но даже он сейчас испугался не на шутку.
   - Я слышу тебя, сын мой! Что случилось?
   Глаза графа были навыкате, сверкали мрачным огнём, подбородок трясся, и тем ужаснее был его тихий скрипучий голос, не соответствующий его возбуждённому состоянию.
   - Мой отряд разбит, отец. Надо бежать за помощью. Мститель к тебе явится... в полночь сегодня... Он так просил тебе передать...
   Огейн вздрогнул от страшного хохота.
   - Наконец-то! Вольный Ветер хочет видеть графа Д'Эпирне! Он не уймётся, я знаю! Он не успокоится, пока не возьмёт мою душу! - граф бегал по кабинету не замечая смертельно бледного Огейна.
   - Проклятая ведьма! - кричал Д'Эпирне. - Слышишь, старуха, как воет душа Франсуа? Ха! Ха! А это воет душа его сына! Зовут меня, проклятые. Я ненавижу вас! - старый граф поднял руки к потолку и потряс ими.
   Как бы ответом ему прозвучали раскаты грома. Д'Эпирне стоял, вращая глазами и не отпуская рук. Вдруг он заметил Огейна. Юноша попятился, отстраняясь от графа. Д'Эпирне уже вслед ему стал кричать:
   - Коня мне! Я сам поеду к нему!
  
  
   Хлестал холодный ливень, только бешено скачущий всадник не замечал ни холода, ни дождя. Он гнал коня, не разбирая дороги. К морю, где высятся на берегу горы Вольного Ветра.
   Быстрее, всё быстрее скачет конь графа. Но всё неумолимей торопит время. Скоро. Скоро полночь. И нет сил больше лезть по этим скользким камням! Всё выше и выше. Вон туда, где летает Вольный Ветер! О, как неистово хохочет старая ведьма! Замолчи, наконец, проклятая! Ветер толкает в грудь, заставляет пригибаться к земле. Не пускает. Нет, Вольный Ветер ждёт графа Д'Эпирне! Вот он, сизым облаком летает между скал. Ну, наконец-то!
   Старый граф поднялся с земли. Порыв ветра снова уронил его на камни. Д'Эпирне ползком забрался на уединённую скалу, отвесно обрывающуюся над бушующим внизу морем.
   Обхватив одной рукой скальный выступ, другую руку граф простёр над пропастью. Крик его не заглушил даже неистово ревущий внизу прибой:
   - Франсуа! Франсуа, я здесь! Это я, Жан-Батист! Я пришёл к тебе!
   Граф поднялся во весь рост и, словно раскрыв объятия кому-то, ринулся вперёд, где выл, хохотал и плакал на все голоса ураганный ветер.
  
  
   ***
  
   ...Часы в кабинете графа Д'Эпирне пробили полночь. Окно распахнулось, и в комнату с подоконника спрыгнул Мститель. Маска закрывала его лицо, с волос и одежды струйками сбегала вода. За окном был дождь.
   Кэроль осмотрелся. Еле тлеющий огонь в камине освещал древние стены. Графа в кабинете не было. Кэроль обошёл кабинет и остановился возле полок с книгами. Видимо, к ним не прикасались уже давно, слой пыли покрыл старые фолианты. Кэроль сам не заметил, как за просмотром книг прошло полчаса. От удара часов он вздрогнул. Открыв дверь кабинета, Александр вышел в коридор с твёрдым намерением найти старого графа или Огейна. Или Лауру. От мысли, что он увидит Лауру, чем бы эта встреча не закончилась, у Александра перехватило дыхание.
   Уже целый час носился Кэроль по коридорам своего родового замка. Люди как вымерли. Он не нашёл ни одного человека. Больше всего Александра волновало исчезновение Лауры. " Они бежали", - рассуждал он - " они бежали и забрали с собой Лауру. Трусы, я их все равно найду!" Кэроль, уже у стен замка, в саду увидел своего лазутчика.
   - Как справился наш Пьер? - Кэроль был уверен, что его небольшое восстание завершилось успешно.
   - Всё в порядке, Мститель.
   Кэроль вскочил на коня:
   - Передай Пьеру, пусть удерживает в своих руках занятые гарнизоны. Нам предстоит еще выдержать не одну атаку. Заваруха только начинается. Я постараюсь собрать больше народа. Ваша задача - максимально вооружиться. И чтобы ни капли вина в рот! Ты понял?
   - Да, Мститель!
   - Удачи вам! Скоро встретимся! - крикнул, уезжая Кэроль.
   Он направлялся в горы Вольного Ветра, в свое гнездо, в свой маленький дом. Невеселые думы тяготили Александра. Вся область гудит как пчелиный рой. Здесь власть пока удерживают повстанцы. Ах, если бы к нам присоединились соседние области! Но готов ли народ там поддержать Мстителя? "Это твоя большая ошибка, - говорил себе Александр, - ты не заручился поддержкой других областей и не знаешь истинное распределение сил между повстанцами и регулярными войсками. Надо немедленно этим заняться".
   Закат был чудесен. Облачное небо горело всевозможными оттенками закатного солнца. Волей-неволей мысли Александра приняли другое направление. Он думал о Лауре. Как приятно думать о Лауре! И мечтать, уносясь к ней. Видеть ее в своем воображении, говорить с ней, дотронуться до ее длинных золотистых волос... Поцеловать ее.
   "Я увижу тебя, Лаура. Я все равно найду тебя", - думал Кэроль, остановив коня у входа в пещеру.
   Отбросив маску и плащ в угол, Кэроль быстрыми шагами вошел в пещеру. Ярко горел огонь, дети кучкой сидели у костра.
   - Жан, где ты? Дьявол тебя раздери с потрохами! Мне надо срочно уехать! Я должен...
   Вдруг.... Нет, Кэроль никак не ожидал этого. Он встретился глазами с лучистыми глазами Лауры. Что-то похожее на сдавленный крик вырвалось из его горла. Кэроль в ту же секунду закрыл лицо руками и стоял, пошатываясь, как пьяный. Лаура бросилась к нему и остановилась в двух шагах, не решаясь больше подойти. Она лишь в немой мольбе протянула к Александру руки:
   - Александр, - тихо позвала девушка, - Александр, это я, Лаура.
   Кэроль отвернулся от нее и, прислонившись лицом к каменной стене, со стоном выдавил из себя:
   - Не смотри на меня, Лаура! Ты испугаешься, я обезображен.
   Лаура подбежала к Александру, ее руки легли ему на плечи. Кэроль вздрогнул.
   - Александр, - шептала Лаура, - я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь? Ты можешь меня возненавидеть, я так много причинила тебе горя. Ты можешь меня возненавидеть за низкую подлость моего отца и брата!.. Когда я узнала, что они... Александр, если я тебе ненавистна, то прежде, чем я исчезну из твоей жизни, я должна сказать тебе: я люблю тебя и готова всё отдать, лишь бы ты меня простил!
   Александра, казалось, не держали ноги. Он медленно опустился на одно колено, всё так же не отпуская от лица рук. Лаура, встав на колени рядом, стала покрывать поцелуями его руки. Эти сильные, но изящные руки, со всей силы вцепившиеся в лицо. Лаура увидела, как сквозь сомкнутые пальцы Александра текли слезы. Мститель плакал. Его сердце разрывалось, Кэроль сам не мог понять почему. Мститель плакал. А Лаура, нежно и страстно, уже не боясь, что делает что-то не то, обняла его голову руками и прижала к своей груди. Потом, убрав руки Александра, она стала целовать обезображенное шрамами, мокрое от слез лицо Александра. А он всё не мог заставить себя открыть глаза. Когда он это сделал, увидел перед собой на коленях самое прекрасное творение Господа - прекрасную Лауру. Сколько божественной красоты! Сколько любви в ее глазах! Какой нежностью дышит весь ее облик! Кэроль не выдержал. Не отводя своего взгляда от серых глаз Лауры, он осторожно поднял её, его губы нашли её губы. Александр так долго мечтал об этом поцелуе! После первого поцелуя на бриге, когда он получил пощечину, прошло столько времени! Как бы отозвавшись на его мысли, Лаура прошептала:
   - Я пять лет ждала тебя, Александр! Пять таких долгих лет! И каждый день был заполнен мыслями о тебе. Если бы я знала, где ты, я, не колеблясь, отправилась тебя искать! Как мне было без тебя плохо! Мы ведь теперь больше не расстанемся, правда? Не прячь от меня свое лицо. Я к нему привыкла и люблю его. Я видела тебя спящим...
   Кэроль с удивлением посмотрел на Лауру.
   - Да, - продолжала девушка, - ты спал, а я стояла рядом и долго смотрела на тебя. Всю ночь. Это было несколько дней тому назад. О, Александр! Как мне хотелось погладить твои волосы, обнять тебя. Но я лишь смотрела на тебя, замерев, при свете потухшего костра. Я боялась, ты оттолкнешь меня, не простишь... - голос Лауры прервался.
   Кэроль ласково обнял Лауру, его лицо погрузилось в ее воздушные волосы. Александр замер от счастья. За это сердечко, что так часто билось рядом с его сердцем, он готов совершить невозможное. Его жизнь принадлежит этому божественному созданию. Как опьяняюще пахнут ее волосы! Боже Милостивый! Лаура! Неужели это не сон?
   - Я так люблю тебя... - прошептал Александр.
   Вдруг насмешливый взгляд двух счастливых глаз смутил его мысли. Глаза, несомненно, принадлежали Жану. Доктор стоял, подпирая стену в тени и, скрестив на груди руки, наблюдал за влюблёнными.
   - А я, кажется, не пропустил самого интересного! - голос Ле Вадьера был торжествующим. - Пока я здесь выполняю обязанности гувернантки, повара и няни.... Нет, ну почему всегда вся тяжёлая и неблагодарная работа достаётся мне, а всё самое прекрасное - этому наглецу?
   Кэроль рассмеялся:
   - Идём к нам, ученик Гиппократа!
   - Да уж не надейтесь, что я буду торчать здесь всю ночь!
   Угловатая фигура Ле Вадьера отделилась от стены и, мгновение спустя, он уже командовал у костра:
   - Александр, там, у входа, вёдра с водой, что я принёс - занеси. Я хоть пока в твое отсутствие налюбуюсь Лаурой. На меня, спящего, она, наверное, даже не обратила внимание! Лу, крошка, мешаешь ли ты кашу? Умница! Не наделал ли наш обжорик опять лужу?.. И на этом ему спасибо.
  
   Ужин, как полагается, прошёл дружно.
   - А наша семья пополняется, Кэроль, - Ле Вадьер еле успевал накладывать в миски. - Как у тебя успехи на ратном поприще, мой неистовый призрак?
   Кэроль вмиг стал серьёзным:
   - Я должен вас оставить. То, что мы начали, необходимо закончить, иначе весь успех восстания пропадёт даром. Я думаю, надо приготовиться к встрече войска его императорского величества. Мне надо одновременно побывать в куче разных мест. Меня ждут. Я нужен там. Поэтому... на рассвете мы с вами встретимся.... Если бы вы знали, как я хочу остаться здесь! Но мне, видимо, не суждено насладиться покоем.
   - Покоем ему насладиться! - Ле Вадьер негодовал. - Да ты на следующий же день сбежишь от такого покоя. Хотя тебе, привидению, всё равно, наверное. Но ты все-таки побереги себя. У тебя теперь такая семейная ответственность... Ты помни об этом, когда сломя башку полезешь драться.
   Глаза Лауры стали тревожными.
   - Александр... только вернись обязательно, - девушка взяла руку Александра в свои и крепко сжала.
   - Не бойся за меня, - черные глаза его светились теплотой, - с Вольным Ветром ничего не может случиться плохого. Он заговорён.
   И такая убеждённость была в словах Александра, что Лаура облегчённо вздохнула.
   - Жан, укладывай детей спать, мы с Лаурой предадимся мечтаниям под звездами.
   Лаура, улыбнувшись, протянула руку Александру и они, счастливые как все влюблённые, убежали из пещеры.
   - Ну да. Жан, конечно, уложит. И посуду даже вымоет, - ворчал Ле Вадьер, - и почистит коня легендарного призрака.... И все же.... И все же мне чертовски радостно, что они вместе!
  
   * * *
  
  
   Несколько дней весь Прованс бурлил от народных выступлений. Мститель добился своего: провинция Рона поддержала его повстанцев. Но силы были неравными. Расплата была ужасной. Отряды Мстителя стояли насмерть. Пока бьется сердце и рука держит оружие... И о них осталась бы только память, ни один бы не ушёл живым, если бы не их предводитель... Легендарный Мститель сдался в плен в обмен на жизнь и свободу его товарищей. Этим закончилось восстание повстанцев в Провансе - предвестник великих событий 1789 года.
  
  
   * * *
  
   - Я очень благодарен вам, сударь, за предоставление информации о восстании. День промедления - и всё могло быть иначе. Вы предупредили нас вовремя. Но... - пожилой человек в военной форме полковника медленно шагал по узкой комнате, почёсывая подбородок от досады, - но... я не имею права, господин Д'Эпирне, содействовать вашей просьбе.
   - Но я прошу лишь, сударь, самолично расправиться с Мстителем! Я клянусь предать его смерти! - Огейн с ненавистью сжал кулаки.
   - Вы человек военный, Д'Эпирне, и, я уверен, поймёте меня, - полковник остановился перед Огейном и твёрдым, не допускающим возражения, голосом продолжал, - этот предводитель повстанцев - политический преступник, и я обязан доставить его в Париж! Прошу не сомневаться, в живых его не оставят!
   Полковник развернулся, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
   - Ну разрешите мне, хотя бы еще раз, увидеть его! - воскликнул Огейн.
   Полковник с изумлением воззрился на Д'Эпирне:
   - Позвольте, сударь, с чего такой наплыв чувств! Уж не собираетесь ли вы ему помочь бежать?
   - Я?! - у Огейна от возмущения выпучились глаза, - так знайте, полковник, этот разбойник убил моего отца, говорят, что он похитил мою сестру! Мне необходимо узнать про неё, пока он жив!
   Полковник внимательно посмотрел на Огейна, прищурив глаза.
   - А по-моему, - проговорил он, - вам просто не терпится покуражиться над пленным. Я знаю, вы были трусливы в бою, так вам охота хоть над беззащитным взять вверх. Не спорьте, в вас говорит самолюбие.
   - Это вы, а не я защищаете Мстителя!
   - Я - боевой офицер, и научился воздавать должное храбрости и мужеству себе подобным, кем бы они не были!
   Полковник возмущенно указал Огейну на дверь. Д'Эпирне, как побитая собака, поплелся к выходу.
   - Подождите! - вдруг окликнул его полковник, - я понимаю ваше состояние господин Д'Эпирне, и я... разрешаю вашу встречу с узником.
   Лицо Огейна просияло.
  
  
   * * *
  
  
   - А! Уж не грезится ли мне? - кузен явился проведать своего поверженного родственника! Присаживайтесь, господин Д'Эпирне, будьте как дома!
   Кэроль совсем не походил на побеждённого, тем более на пленника. Он был весел и бодр, его нахальные глаза сверкали недобрым огнем на изуродованном лице.
   - Как! Тебя даже не связали? - продолжал изумляться Огейн.
   - Надо сказать вам, кузен, полковник - человек чести и у него иные, чем у вас с отцом, методы.
   - Не смей вспоминать моего отца! Это ты повинен в его смерти! - лицо Огейна покрылось пятнами.
   - Сударь! Что вы говорите! Да, я очень сожалею, что не своей рукой отправил графа туда, куда отправился он по своей воле. Да будет дно морское ему пухом! Аминь!
   - Да как ты смеешь, богохульник! - Огейн трясся от ярости.
   - Не надо так волноваться, кузен, - Кэроль силой усадил Огейна на единственный стул, сам стал прохаживаться перед ним с видом профессора за кафедрой.
   - Ну что вы так изводитесь, право? К вашей радости мне грозит, по меньшей мере, казнь. Сбежать отсюда нельзя, сами видели, меня охраняют 16 драгун у входа и целый полк на улице...
   - Ну как же! Шестнадцать драгун! Да полковник разорится на вас, жлоб эдакий! - пробормотал с досадой Огейн, - каких-то пять солдат за дверью и четверо на карауле. Я бы на месте полковника утроил их количество...
   - Да, да, знаю, а меня бы велели связать и обсыпать порохом для надёжности, - голос Александра вдруг изменился.
   Он, поставив ногу на стул, на котором сидел Огейн, тихо проговорил зловещим шепотом:
   - Не советую впредь встречаться со мною. И попробуй только организовывать погоню. И без шума!
   С этими словами Кэроль отпихнул ногой стул, одновременно выхватив шпагу из ножен Огейна. Юный Д'Эпирне отлетел в угол, стукнувшись головой, а Кэроль уже раскидывал в коридоре стражу. Всё произошло очень быстро. Со шпагой Мститель чувствовал себя так уверенно, что рискнул бы сбежать и с эшафота. Вскочив на коня и продолжая отбиваться, Кэроль увидел начальника стражи, выскочившего из соседнего дома.
   - Стреляйте! Чего вы рты поразевали! Стреляйте, чёрт вас подери! - истошно кричал он.
   Медлить больше было нельзя. Расчищая шпагой дорогу, Кэроль поднял коня в галоп. Через минуту он уже был по другую сторону каменной ограды.
   Несясь по дороге, Александр слышал позади себя топот погони.
  
  
   К вечеру этого дня измученный начальник охраны пришел на доклад к полковнику.
   - Садитесь, сударь, - придвинул ему стул полковник и, наклоняясь, иронично спросил, - ну что?
   - Я на своем веку таких бешеных еще не охранял, - усталым голосом признался офицер.
   - Так вы его не нашли?
   - Он как сквозь землю провалился. Но господин Д'Эпирне утверждает, что ему известно логово Мстителя где-то в горах Вольного Ветра.
   - Он там был?
   - Нет, но знает наверняка, что это в горах, в Скалистых отрогах. Разрешите сегодня же выступить в горы для поимки преступника?
   Полковник повернулся к окну, задумавшись. Потом, не поворачиваясь к начальнику охраны, бросил:
   - Разрешаю.
   За офицером захлопнулась дверь.
   - Он достойный противник, этот Мститель, - уже самому себе сказал полковник, - и если ему не изменит удача, он еще уйдёт от этого гнусного Д'Эпирне, - полковник усмехнулся, - не даром же говорят, что он сын самого Поля Джонса! Хотя, скорее всего, это басни.
  
   * * *
  
  
   - Мститель, он найдёт её, обязательно найдёт. Не переживай, - Лу, заглядывая в глаза Александру, чуть не плакала.
   Пропала малышка Каталина, и Ле Вадьер, с самого утра, ушёл в горы её искать. Кэроль, запыхавшийся, стоял посреди пещеры и лихорадочно соображал, что предпринять. Дорога была каждая секунда. Преследователи были уже в горах. Лаура взяла Александра за руку:
   - Быть может, это преднамеренное похищение, как ты думаешь?
   Александра разрывало отчаяние.
   - Только бы они не попали в лапы Огейну! - а потом очень тихо добавил, - мою несчастную мать тоже звали Каталиной.
   Погода была ненастной, дул резкий ветер, Кэроль с детьми и с Лаурой карабкались по скользким скалам. Уже была ночь, когда они добрались до любимого места Александра - высокому обрыву над морем. Вокруг возвышались остроконечные скальные выступы.
   - Здесь они вас не сразу найдут. Только бы малыш не плакал. Лаура, милая моя, ради всего святого! Вы должны выжить!
   Злой ветер трепал золотистые волосы девушки.
   - Ты только вернись живым! Александр! Я жду тебя! - Лаура рыдала, уткнувшись в плечо Лу. Она была не в силах что-то ещё сказать.
   - Береги детей! - твердым и спокойным голосом сказал ей Кэроль и его фигура скрылась среди скал.
   Лаура, встав на колени, молилась.
  
   * * *
  
  
   Ловкий и бесшумный, как кошка, Кэроль подобрался вплотную к самому лагерю своих преследователей. Его опасения оправдались. Среди нескольких палаток он увидел своего друга с Каталиной на руках. Девочка не спала и хныкала.
   Солдаты, из опасения рассекретить место своего ночлега, не разжигали костры. Кэроль искал глазами Огейна Д'Эпирне.
   Как ящерица, никем не замеченный, сливаясь с темнотой, Мститель шнырял меж палаток. Наконец, в одной из них он услыхал шепот спорящих:
   - Идти надо утром, ночью Мстителя не поймать, он прекрасно знает все трещины в этих скалах, он уйдёт от нас, как вода сквозь песок, - надрывался голос Огейна.
   - Он успеет уйти от нас, если мы будем медлить! - утверждал другой голос.
   - Лейтенант прав, - кто-то поддержал второго спорящего. Мы окружили его полностью. Через наши кордоны легко проскочить в ночной темноте.
   - Да как вы не понимаете, Мститель не уйдет, оставив своего друга у нас в плену, да в придачу с ребёнком! Вот увидите, он сам сюда прибежит и сдастся, лишь бы освободить этих двоих, - Огейн терял терпение.
   - Сколько сил у Мстителя?
   - Да он один! Один остался!
   Проспорив еще с пол часа, Д'Эпирне выскочил из палатки освежиться и привести мысли в порядок. Ночная свежесть действовала на него успокаивающе. Углубившись в кустарник, Огейн вдруг резко упал.
   - Спокойно, кузен, спокойно, - шептал Кэроль, закрывая что было силы ему рот, - так, сюда, подальше. Отлично. Ты, я вижу, не внял советам старшего брата? Только пикни, проткну как куропатку! Слушай меня внимательно! Приведёшь мне сейчас сюда Жана с девочкой под любым предлогом. Видишь пистолет? Я с тебя глаз не сведу. Одно лишь неверное движение, один лишь намёк сделать не так, как я велю - и у тебя дырка в черепе. Уж я тебя тогда не пожалею. Давай!
   Огейн, весь взъерошенный, выполз из кустов. Оглядываясь, побрёл к пленникам. Подойдя к Ле Вадьеру, Д'Эпирне кивком пригласил его следовать за собой, буркнув страже: "На допрос! Сам отведу!"
  
   ...Ле Вадьер был безумно рад, даже маленькая Каталина перестала плакать.
   - Мне сказали, что ты уже на пути в Париж! Знаешь, Александр, я так счастлив, что ты жив! А я только возвращался с малышкой домой, как эти мерзавцы схватили меня... - доктор не мог остановиться.
   - Жан, мы - в логове врагов, у нас мало времени. Пошли.
   - А этот? - Ле Вадьер кивнул на связанного Огейна. С кляпом во рту, тот таращил глаза, как рыба, выброшенная на берег.
   - Пусть полежит здесь, не тащить же этого слизняка с собой. Хотя нет, - Кэроль вернулся к Огейну, - немного отнести его в сторону стоит. Вон там - замечательные заросли крапивы. Самое подходящее место для такой гнили.
   Ле Вадьер, укутав ребенка в плащ Александра и крепко прижав к себе, еле успевал за ним.
  
   * * *
  
   - Ещё немного, Жан! - Александр, поддерживая друга, продирался сквозь заросли, - мы почти пришли.
   - Может не стоит идти в наше убежище? Тогда всем конец.
   - Нет, нет, я не позволю им... в конце концов, им нужна моя жизнь, а точнее смерть. Жан, обещай, что позаботишься о Лауре и детях, если... всякое может быть. Обещай же! У меня не будет другого времени с тобой откровенничать.
   - Обещаю. Но без тебя, Александр, мы всё равно пропадём.
   - А я и не собираюсь предстать перед Всевышним. Мне ещё неохота.
   Давай, Жан, давай дружище!
   Несмотря на все усилия Александра, Жан с каждым шагом терял силы. Его простреленное бедро не давало ему идти. Каталина, обхватив ручонками шею Мстителя, хлопала слипающимися глазками. Стеною шли за ними солдаты, обстреливая каждый куст, каждую тень, заглядывая за каждый выступ.
   Собрав все свои силы, Кэроль взвалил друга себе на спину и, пошатываясь, продолжал лезть наверх. Там, за россыпью чёрных валунов, уже совсем близко, вырисовывались чётким силуэтом на предрассветном небе отроги скалистых выступов.
   Выстрелы и крики солдат раздавались совсем рядом. Кэроль осторожно прислонил Ле Вадьера к большому камню, девочку же, вцепившуюся в волосы Александра, снять ему не удалось. Так, с ребёнком в одной руке и со шпагой в другой, ожидал Кэроль появления солдат.
   - Бери Каталину и беги, дурень! - пытался уговорить его Ле Вадьер.
   В стороне слышался шум ломаемых веток. Солдаты медленно, но неумолимо приближались.
   Кэроль стоял молча. Он казался спокойным. Сквозь пряди черных волос горели его глаза, полные решимости. Александр всем своим существом чувствовал, что что-то сейчас произойдёт. Столько раз он оказывался на рубеже между жизнью и смертью, и никогда он не терял последней надежды. Может быть именно эта надежда и давала ему последний шанс на спасение... Шаги приближались со всех сторон. Кэроль поднял шпагу...
   Чьи-то руки выхватили у Александра сонного ребенка. Кэроль оглянулся. Это была его няня. Прижав девочку к своим жалким отрепьям, старуха проскрипела:
   - Это всё, что я могу сделать для тебя, Александр! Ха-ха! Остальное должен сделать ты сам. А за неё, - старая женщина поцеловала малышку в лоб, - не волнуйся.
   Кэроль ей благодарно улыбнулся. И через минуту он хладнокровно бился с десятком солдат. Александр находился в том приподнятом состоянии духа, когда осознаешь и совершенно по-особенному ценишь каждое мгновение своей жизни. Когда теряешь так много, как жизнь, а вместе с ней любовь и счастье, то смерть сама по себе не страшна. Есть нечто горше, чем небытие. Видя вытянутое и позеленевшее лицо Огейна, что изредка показывалось из-за деревьев, Кэроль все свои издевательства направил на него:
   - Господин Д'Эпирне! - кричал Александр. - Я не вижу у вас в руке шпаги! Боже мой, да вы так бледны! Да вам, наверное, невыносимо видеть, как меня пытаются убить? О, не волнуйтесь, кузен, я всё равно останусь жив. Разве вы не знаете, что я бессмертный?
   Излюбленный прием иронизирования над врагом дал свои результаты. Кэроль, не чувствуя усталости, быстрый, как молния, и ловкий, как змея, так непринуждённо расправлялся с превосходящим количеством противников, что лейтенант, стоящий подле Д'Эпирне с ужасом шептал:
   - Да у него глаза на затылке! Это не человек, это сам сатана!
   Огейн кусал себе от ярости губы.
   - Может быть, господин Д'Эпирне, - обратился к нему лейтенант, - лучше застрелить Мстителя? Вы же видите - он непобедим!
   Огейн взбесился:
   - А я приказываю, чтобы Мститель лежал у меня в ногах. Связанный и беспомощный! Что, все ваши солдаты не справятся с одним преступником? Да я вас передам военному суду!
   Лейтенант побледнел и обнажил свою шпагу:
   - Я не трус, сударь! - воскликнул он.
   Кэроль, выбив его шпагу из рук, схватил одной рукой лейтенанта поперек шеи.
   - Уймитесь! - обратился к остановившимся солдатам Кэроль. - Иначе вы, целясь в меня, проткнёте живот этому юноше.
   - Скажите же чего-нибудь им, лейтенант! - встряхнул свою жертву Александр.
   - Я приказываю вам остановиться! - крикнул тот.
   Вдруг из-за солдатских спин вышел Огейн:
   - Здесь приказываю я! - произнес он. - И я приказываю захватить Мстителя даже ценой жизни вашего командира! Ну! Исполняйте! И помните, что бывает за неповиновение офицеру!
   Среди солдат пронёсся ропот.
   - Я буду стрелять в каждого, кто ослушается меня, - продолжал Огейн.
   Солдаты нерешительно двинулись на Александра.
   - Это на него похоже, - прошептал Кэроль, - да он вас первым пристрелит, лейтенант, лишь бы освободить дорогу к моей шкуре.
   Александр с силой оттолкнул от себя несчастного юношу, и в тот же миг его шпага вновь скрестилась с дюжиной других.
   Прыгая с камня на камень, Кэроль оставлял возле себя раненых и убитых, сам даже не поцарапавшись. Крича издёвки в адрес Огейна и отражая град ударов, Кэроль успел заметить, что к месту драки стягиваются все силы отряда преследования.
   Вдруг раздался выстрел. И голос лейтенанта произнёс:
   - Шпаги в ножны!
   Солдаты отступили.
   - Я только что убил господина Д'Эпирне, - сообщил лейтенант, подойдя к Александру, - он целился в вас из пистолета. Я спас вам жизнь, как пять минут назад вы оказали такую же услугу мне. Теперь солдаты в моем подчинении. Вам же, сударь, я предлагаю честно сдаться.
   Кэроль усмехнулся:
   - Я благодарю вас, лейтенант, вы поступили благородно. Но вам придётся заменить Д'Эпирне. Я не намерен сдаваться!
   Лейтенант растерялся.
   - Ну же, смелее! - подбадривал его Кэроль, - Или вам охота быть арестованным за невыполнение своего долга?
   Александр переложил шпагу в левую руку.
   - Солдаты! Вперед! - скомандовал он, избавляя молодого лейтенанта от неприятной ему обязанности.
   И драка возобновилась. Кэроль вошел во вкус. Его шпага не знала устали, а между тем тесным кольцом стягивались свежие силы.
   Лейтенант стоял в стороне и пытался придумать способ, чтобы остановить бойню. Кэроль видел, что если ему не поможет само провидение, придётся предпринимать что-нибудь из ряда вон выходящее. Его окружил весь отряд. Сумрачные лица смотрели на то, как Мститель в последний раз пытается обрести свободу. Солдаты смотрели и даже не вступали в драку. Их было очень много. И все понимали, что Мститель обречён.
   Вдруг раскаты страшной силы потрясли воздух. Солдаты с недоумением переглянулись. Раскаты следовали один за другим. То совсем рядом, то в отдалении.
   - Что это? - вскричал лейтенант.
   Кэроль улыбнулся ему своей белозубой улыбкой:
   - Это выстрелы моего 42-ух пушечного фрегата "Кентавр". Я узнаю его "голос".
   - Отступить! - с рвением закричал лейтенант.
   Солдаты были под впечатлением. Около них рвались взрывы.
   - Как вы смеете? - подбежал к нему офицер только что подошедшего отряда. - У вас приказ доставить преступника.
   Кэроль не слушал, что будет дальше, подхватив Ле Вадьера, воспользовался этой передышкой. Уже на вершинах скал, Александр оглянулся вниз. Солдаты медленно ползли в горы.
   - Теперь успеем. Держись, Жан! Спасибо тебе, Господи, ты всегда вовремя обо мне вспоминаешь.
   Кэроль последними усилиями продрался с доктором на спине через каменные чертоги. Перед ним, наконец-то, раскинулось море во всей своей красоте.
   - Боже милосердный! Дьявол меня разрази! Но это действительно "Кентавр"! Жан, смотри, это - "Кентавр"!
   В лучах восходящего солнца величественно шёл к берегу под полными парусами красавец "Кентавр". У его правого борта то и дело виднелись облачка белого дыма.
   "Я надеюсь, они стреляют холостыми," - тревожно думал Александр, пробираясь вместе с Жаном на небольшую площадку между скал - туда, где ждала его Лаура.
  
   ...Лаура заворожено смотрела на корабль, который большой белой птицей скользил по воде, входя в бухту. Александр, обняв девушку, загадочно улыбался. Он испытывал нечто похожее на гордость за свою корабельную команду и за себя. Его друзья всегда придут на помощь. Так было всегда. И так будет всегда, пока существует на свете дружба. Матросы дружно садились в шлюпки и махали своему капитану руками. Кэроль в ответ тоже стал махать рукой.
   На мху, уютно устроившись, полулежал Жан Ле Вадьер. Он был похож на человека, которого только что вытащили из чистилища. Доктор наслаждался жизнью. Неизвестно, что будет через минуту, но цветы и травы источают чудесный аромат, а солнце так ласково светит.... Ле Вадьер жмурился на солнце, как большой тощий кот. Еще немного, казалось, и он замурлычет. Лу, восхищённая, стояла рядом с отдыхающим Ле Вадьером. Девочка была в восторге от красоты моря и неба, от счастья, что Мститель вернулся живой и защитит их всех, от детского интуитивного убеждения, что всё будет хорошо. Рядом с ней стояла неизменная корзина с мирно посапывающим в ней младенцем. Тут же, сидя на мху, старая няня Александра, покачиваясь в такт нехитрой своей песенке, качала на руках уснувшую Каталину.
   Так стояли они среди утесов, смело глядя вперед своей судьбе. А внизу лизало крутые каменные стены на удивление кроткое море. Солдаты, измождённые и издёрганные, продолжали упорно карабкаться на скалы, осыпая вниз груды мелких камней. Александр улыбался. Такое спокойствие наполняло его всего! Лёгкие, цвета солнца, волосы Лауры нежно и бесцеремонно щекотали его лицо.
   - Ты похож своей улыбкой на Будду, - проговорил Ле Вадьер, - только оттянутых ушей не хватает.
   Кэроль молчал и улыбался. Ему так долго мечталось ощутить это состояние счастья!
   "Кентавр" уткнулся в небо своими стройными мачтами. А с него отплывали шлюпки, полные вооружённых матросов. "И все-таки Жан не прав - у нашего корабля счастливая судьба", - подумал Кэроль.
   Над мачтами, погруженные в свои, птичьи заботы, носились чайки, такие ослепительно белые на фоне иссиня-голубого неба.
   Поднявшееся солнце осветило живительным светом всю землю. И даже чёрные, внушающие суеверный ужас, скалы, стали выглядеть по-иному. Они, как древние молчаливые стражники и по сей день хранят легенду о бесстрашном непобедимом Мстителе, о призраке Вольного Ветра, что носится по скалам в непогоду, завывая в ущельях. И тогда горе тому, чьи руки испачканы человеческой кровью, что вопиет о мщении. Правосудие свершится. И какой-нибудь бедный страдалец, осуждённый на расправу, вновь гордо поднимет голову, спасённый. Потому что есть возмездие за причинённое горе, потому что есть у человека последняя ниточка, цепляющаяся за жизнь - надежда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"