Аннотация: Осенняя сказка под вечерний стук дождя в окно и тихую виолончель Eleanor Rigby незабвенных The Beatles.
Георг всмотрелся в свое отражение, близко склонившись к зеркалу. Еще один миллиметр, и он бы прикоснулся к гладкой серебряной поверхности кончиком носа.
Поверхность бы заколыхалась, и причудливые разводы начали бы разбегаться к краям рамы. Юноша провел рукой по щеке и сдвинул брови. Недавно Георгу исполнилось двадцать лет. Казалось, что это целая вечность. Он отступил от зеркала на шаг и зябко потер руками бока. Зеленый свитер в тусклом свете лампы мерцал, напоминая последнее дерево августа в осеннем лесу, уже потерявшем свои листья. Георг сунул руки в карманы штанов, бросил последний взгляд на проем зеркала в стене и направился к двери. По пути к выходу он сдернул с вешалки свое малиновое пальто, звякнул ключами и нащупал в кармане плеер.
Тишину, наполнявшую его голову, прорвала виолончель. Она заполнила юношу полностью, приподняла над скрипучим деревянным полом лестничной площадки и бросила на улицу, в проливной дождь.
Посмотреть в окно, какая погода на улице, Георг почему- то не догадался. От темной замши испуганно отскакивали капли дождя. Георг шел по разлившейся воде, низко опустив голову, пытаясь разглядеть, что за скрытая жизнь кипит там, в лужах, по которым он шагает. Жухлая трава газона опустила стебли еще вчера- сегодня же она, словно пытаясь вырваться за бордюр, используя силу текущей воды, протягивала свои увядшие руки к молодому человеку. В лужах плавали опавшие листья, светлые, темные, цветные клочки ушедшего лета. Штаны Георга забрызгались грязью, но он бесстрашно вступил на траву, и под ногами сразу же захлюпала размокшая земля. Юноша присел на корточки и раздвинул прибитые дождем растения. Там, под ними, лежал цветок. Георг внимательно рассмотрел его, а потом, после минуты сомнений, взял в руки.
Цветок горел красным пламенем, а листья его были почти такими же зелеными, как свитер Георга.
Там, где только что лежал цветок, взгляд карих глаз обнаружил простую белую карточку. Повертев свою находку в руках, юноша сунул ее в карман штанов, встал, ловко спрыгнул на тротуар, вспугнув стаю брызг, и зашагал дальше.
Хлопнула дверь, звякнул колокольчик, Георг вошел в магазин. Он неуверенно потоптался на пороге, потряс мокрой головой, ероша волосы, снял пальто и повесил его на тощую строгую вешалку. В магазине было тихо и просторно, слышался только шум дождя, стучащегося в витрину.
Книги смотрели с полок с таким же напряженным выражением, с каким и всегда, когда он врывался в их мир, заставляя замолчать, прерывая беседы и распугивая героев, вылезших немного прогуляться по соседним стеллажам. Георг виновато пожал худыми плечами и пробормотал какое- то неубедительное извинение. Книги старательно делали вид, что все еще сердятся, когда Георг, сняв ботинки и оставшись в одних носках, прошел за прилавок. Вряд ли сегодня будет много посетителей. Георг не любил называть покупателей покупателями. Почему- то слово "посетитель" звучало для него более элегантно.
Когда носки слегка подсохли и перестали оставлять на полу мокрые следы, молодой человек уже закончил стирать пыль с антикварных ваз, с довольным видом постоял с минуту напротив этих фарфоровых королев и отправился в глубину магазина, в служебное помещение. Там стоял чайник, который при виде Георга засопел, пуская клубы пара и напоминая дедушку, который часто сидел у камина с трубкой, так же пускал колечки дыма и заставлял внука кашлять от этой сизой дымки.
Георг выключил чайник, который сразу же бросил свое занятие, взял в руки кружку и залил горячий чай.
Вернувшись в магазин, юноша задумчиво всматривался в потемневшее стекло витрины.
Дождь все еще шел. Где же сейчас Тит Лукреций? Сидит, наверное, где-нибудь под навесом, рядом с фонарем и смотрит на падающие капли и потоки воды. Тит это любит, он же мудрец. Влажная серая шерсть поблескивает в отсветах фонарного света. Георг живо представил своего кота.
У Тита Лукреция были очень красивые глаза. Они напоминали любимую брошку бабушки Георга. Сквозь голубую эмаль мерцал серебряный металл.
У Тита Лукреция были собственные представления о природе вещей. Все, даже ветер, состояло для него из мельчайших мышей, которых, при желании, если очень проголодаешься, даже можно съесть. Утром Тит уходил на работу. В чем она состояла, Георг так никогда не смог понять, но, очевидно, это было что- то очень важное для кота. Ночью же Тит Лукреций ходил охотиться- он бесшумно выскальзывал в отворенное окно, которое Георг никогда не закрывал (может быть потому, что думал, что Титу так удобнее, а может быть потому, что слишком часто перечитывал Питера Пэна).
Как бы то ни было, каждое утро он находил Тита спящим рядом с собой, на подушке.
До самого вечера в магазин почти никто не заходил; был только почтенный джентльмен, который без всякий раздумий ухватил массивную трость красного дерева, быстро расплатился с молодым человеком, и, не говоря ни слова, покинул магазин. Георг проводил его взглядом, прошел до двери и вдруг вспомнил о цветке, который так и лежал в кармане пальто. Он допил уже остывший чай и налил в освободившуюся кружку воды. По привычке сунув руки в карманы, юноша сделал несколько шагов к прилавку, и внезапно вскрикнул: что- то острое укололо руку. Георг извлек из кармана ту самую карточку, что нашел днем- он совсем про нее забыл. В тусклом свете лампы золотые чернила сверкнули солнечной пылью. Узким острым почерком на карточке было написано:
"Георг М. Эйвери,
Мокрая улица в сером Лондоне,
Полночь,
Бал в зеркале напротив старого комода."
Пора была закрывать магазин. Георг чувствовал себя очень странно. Ему казалось, что карточка,лажавшая в кармане,- чья- то не очень удачная шутка. Он остановился на пороге и еще раз оглядел лавочку, которая без света виделась ему каким- то сказочным миром, сумеречной зоной снов. Георг взял из кружки свой цветок и закрыл дверь. Дождь уже не лил так сильно, и юноша только поднял ворот пальто, прежде чем вступить в серую пелену.
Дома Тита Лукреция еще не было, он должен был вернуться около десяти вечера. Георг на всякий случай отключил телефон, хотя никто кроме Дэна, владельца магазина, ему все равно позвонить не мог. Он отправился на кухню, поставил чайник, сунул в духовку кусок яблочного пирога, который остался после недавнего приезда бабушки, разогрел ужин и накрыл на стол- для себя и для Тита. Тит не заставил себя долго ждать. Каким- то волшебным образом он всегда знал, когда Георг уже накрыл на стол и ждал его к ужину.
Кот ласково и снисходительно мурлыкнул, потерся мордочкой о руку молодого человека и спрыгнул с подоконника: ему еще надо было умыться и привести себя в порядок.
Георг не стал его дожидаться, а сел за стол и принялся меланхолично ковырять вилкой бифштекс.
-Посмотри на это, Тит,- Георг подвинул к коту приглашение,- что скажешь? Несмешная шутка, правда?
Тит не стал спорить, а только сосредоточенно продолжил жевать свой кусочек мяса. Разумеется, доел он раньше, чем хозяин. Кот спрыгнул со стола и исчез в сумерках коридора, чтобы спустя пять минут вернуться с любимым темно- синим галстуком Георга. Он сел, взмахнул хвостом и положил галстук на пол.
Георг улыбнулся впервые за день:
- Что ты имеешь в виду? О, нет, Тит Лукреций. Хоть ты и мудрец- философ, но, по-моему, на сей раз не прав. Как ты предполагаешь пойти на "бал в зеркале"? Это же полная ерунда.
Дымчатый кот только грустно на него посмотрел и мяукнул с укором. Казалось, что он говорил:
-Разве я когда-нибудь тебя подводил, дурачок? Послушай мудрого Лукреция.
По коридору скользили смутные тени и отблески, заполняя узкий проход между комодом и зеркалом;
они кружились, вихрями взмывали вверх, а затем, словно опомнившись, возвращались на место. Георг застыл в недоумении- он просто не знал, что делать. Сердце колотилось в его груди, разум недоумевал, и, тем не менее, юношу неотвратимо тянуло вперед. В легком сиянии мелькнула тень. Тит Лукреций взмахнул хвостом. Георг посмотрел на него- и видение развеялось. Надо было сделать шаг, сжимая в руке цветок, и провалиться в новое, необъяснимое, даже пугающее приключение.
Очертя голову, Георг вступил в колышущийся омут зеркала. Дыхание сперло, в глаза ударил нестерпимо яркий свет, юноша барахтался в воздухе, пытаясь обрести равновесие. Каким-то образом Георг умудрился приземлиться на ноги. Ему пришлось неуклюже взмахнуть руками в воздухе, чтобы снова приобрети вертикальное положение.
После яркого света темнота, в которой юноша очутился, показалась ему не менее ослепительной. Пораженный Георг, покачиваясь, стоял, вертел головой и пытался понять, что к чему. Откуда- то доносились тихие звуки музыки- это, насколько можно было различить, пели скрипки и свирели. Где- то рядом раздался легкий шелест- похоже было на звук пышного платья бабушки Георга, которое она одевала по особо торжественным случаям. Видимо, кто- то проходил мимо. Невдалеке зажегся огонек- он мигал, исчезал и появлялся, подпрыгивал- по холодному полу шлепали ноги. Или нога.
Георг зажмурился, а когда открыл глаза, то вокруг него было уже почти светло. На уровне колен, рядом с Георгом стоял Фонарь. Он был очень похож на те, что Георг видел из своего окна по вечерам- за исключением того, что столб заканчивался ступней. Фонарь поднял свою "голову" и, очевидно, "посмотрел" на гостя. Потом интенсивно закивал и стал подпрыгивать на месте. Георг, недолго думая, достал свое приглашение и показал его привратнику.
Огонек утвердительно кивнул головой и, повернувшись, последовал по уходящему вглубь коридора темному мрамору на музыку.
Все это казалось юноше сном- впрочем, он был не из тех людей, что легко пугаются. Скорее, он просто с интересом созерцал происходящее. Похоже, что прошло уже как минимум десять минут, когда они наконец приблизились к толстой стене, сложенной из грубого неотесанного камня. На ней висело огромное зеркало в тяжелой позолоченной раме, покрытое темными пятнами от времени. Такое зеркало Дэн счел бы за честь заполучить в свой магазин. Фонарик подпрыгнул и исчез за переливчатым, как стенка мыльного пузыря, стеклом. Георг, которому все же стало слегка не по себе перед этим огромным порталом, поспешил за ним.
Чтобы удержаться в исходном положении, юноше пришлось взмахнуться руками- пол оказался весьма скользким. Белый с серебристыми прожилками мрамор был похож на нетающий лед. Белые колонны уходили куда- то ввысь- в проемах между ними были сотни зеркал, таких разных, маленьких, больших, порой просто огромных, беспрестанно вспыхивающих и гаснущих, нарушающих строгую холодную грацию зала. Сверкающие ослепительным сиянием, серебряно- голубые латы хранили эти врата в зазеркальный мир. Под потолком, где клубились, проплывали облака, парили свечи, освещая зал золотистым теплым светом, отражающимся от зеркал и напоминающим солнечные лучи. Георг стоял с открытым ртом, полный изумления и восторга. Как же он был похож на того мальчишку, который с горящими глазами впивался в одну книгу за другой, на одном дыхании читая причудливые истории своего деда!
Гости заполняли зал, а музыканты, еще только собиравшиеся, заставили его улыбнуться: каждый был во фраке, с белым накрахмаленным воротничком, в петлице- чертополох; все они были одеты в килты, а музыкальные инструменты держали с такой нежностью, будто это была рука возлюбленной. Спустя минуту к Георгу подошла женщина, высокая, стройная, словно ледяная Королева. На ней, разумеется, не было короны, ни каких- либо других признаков власти, но Георг молча признал ее своей повелительницей и склонился в низком поклоне. Но подошла ли? Она словно скользила над полом, почти не касаясь его кожей мягких туфель. Взгляд ее холодных серых глаз пронизал Георга, заглянул в самые потаенные закоулки его мыслей и, наконец, остановился на цветке, который застывший молодой человек держал в руках.
-Признаться, я представляла тебя немного другим,- она вскинула брови,- Лоркан описывал тебя совсем малышом.
Георг вздрогнул. Имя его отца, казалось, обдало сердце горячим ветром. Лоркан, отец Георга, пропал без вести много лет назад, когда тот еще был совсем маленьким. Георг хорошо помнил, как отец в последний раз махнул ему рукой, широко улыбнулся, закинул за спину рюкзак и зашагал в золоте колосьев поля. Бабушка положила Георгу руки на плечи и что- то сказала, что- он не смог разобрать- потом она опустилась перед ним на колени, утерла мальчику слезы и растрепала волосы.
С тех пор Лоркан исчез.
Женщина протянула юноше свою бледную руку, но тот слегка помедлил, прежде чем понял, что рука протянута для поцелуя. Георг снова поклонился и легко коснулся губами полупрозрачной серебристой кожи. Леди заскользила дальше по залу, приветствуя гостей, благо музыканты уже начали играть.
До полуночи оставалось три минуты.
В этом огромном зале, полном гостей, шелеста платьев, тяжелого бархата и прекрасной музыки, Георг чувствовал себя чужим. Изысканные костюмы, полумаски и колышущиеся перья мелькали вкруг него. При первых ударах часов гости замерли, а на седьмом закружились в вальсе.
Юноша стоял на месте, не зная что делать, а его глаза блестели от возбуждения. Он надеялся, что когда он юркнет в тень колонн, сердце перестанет так стучать, а холод который, словно ледяная морская вода во время прилива, затопил его, отхлынет от рук. Георг отступил за колонну, укрывшись там от кружащегося потока гостей. Спустя четверть часа он немного освоился и стал более внимательно разглядывать присутствующих. Все как один, стройные, высокие, изящные фигуры парили в танце, не позволяя оторвать от себя глаз.
Но что- то все же привлекло его внимание- Георг остановил взгляд на противоположной стороне зала. Там, в нише между двумя колоннами, стояла девушка.
Музыка стихла, пары смешались, а Георг, никем не замеченный, направился к незнакомке. Тут- в толпе, он мог отлично рассмотреть ее, при этом не обратив на себя никакого внимания.
Впрочем, девушка все равно вряд ли заметила бы его, так как она выглядела испуганной и
смущенной, вжимаясь в спасительную тень. Георг улыбнулся, внезапно почувствовав в ней что- то родное.
Незнакомка была в простом, по сравнению с костюмами остальных гостий, платье. Цвета июльского чертополоха, который придает застывшему пламени меда терпкий горьковатый привкус, платье выделялось среди светлых тонов зазеркального мира. Среди всех этих гордых роз она сама казалась чертополохом- цветком красивым и, по- своему, благородным, но диким и колким, куда более острым, чем шипы роз. Георг проскользнул между двумя мужчинами во фраках и оказался совсем рядом с девушкой. Он тихонько рассмеялся, вспомнив, как разглядывал когда- то картинки в книжке Зальтена- гостья была так похожа на этого олененка! Нескладные движения, распахнутые глаза, вечно удивленный взгляд- скоро забавный олененок станет царственным и гордым Властителем Леса. Почувствовав на себе холод взгляда Хозяйки, Георг, сам того не осознавая, решительно шагнул к юной леди и кашлянул, привлекая ее внимание.
-Могу ли я пригласить Вас на танец, если только я достоин этой чести?
Девушка вздрогнула и покраснела. Последовала неловкая пауза, Георг ощущал смущение девушки. Он улыбнулся, склонился к ее уху и шепнул:
- Не бойся, я сам очень плохо танцую.
От запаха ее волос у Георга закружилась голова; он поймал благодарный взгляд девушки и почувствовал прикосновение ее руки.
Тем временем музыка становилась все тише- приближался главный вальс бала. Георг сжал руку девушки и повлек ее за собой в центр зала. Девушка замерла остановила взгляд на лице своего спутника. Окруженный облаком ее растерянности, Георг почувствовал себя уверенным. Он встретил ее взгляд и легонько кивнул. Спустя несколько секунд, юноша пересилил себя, сделал глубокий вдох полной грудью, обнял ее за талию и повлек в пространство музыки, льющейся по залу.
Несмотря на то, что это был его первый танец, Георг не ощущал этой привычной неуклюжести в движениях. Непослушные золотистые вьющиеся волосы девушки развевались, флейта звала взлететь вверх, а сердце бешено колотилось. Гости расступились к стенам зала, оставив пару кружиться в самом центре. Дыхание снова перехватило - Георг смотрел в зеленые глаза девушки, видел ее слегка нерешительную, счастливую улыбку и продолжал парить в вихре зеркальных брызг.
Внезапная тишина поглотила зал. Георг остановился, оглушенный, окинул невидящим взглядом все вокруг, наклонился к девушке, вставил ей в волосы цветок, который так и не выпускал из рук, и... украл ее поцелуй.
Невидимый колокол ударил три раза. В глазах потемнело, зал стал уходить куда-то в ночной мир тонкой дымки сновидений. Окутанный серым туманом, юноша растворился в темноте.
Георг громко втянул ртом воздух, открыл глаза и резко сел на кровати. В окно светило бледное осеннее солнце, у ног полулежал Тит Лукреций, глядя на хозяина своими проницательными глазами. По подоконнику чинно прогуливался голубь. Прохладный ветер, наполненный остатками утреннего тумана, заглянул в окно и обдал юношу своим освежающим дуновением. Георг повел плечами, тряхнул головой и огляделся. Около окна, в кресле, дремал Дэниэл.
Его рыжие волосы были всклокоченными, свитер выглядел очень мятым, а под глазами были темные круги. Он мерно дышал во сне. На тумбочке рядом с кроватью стояло блюдо с яблочным пирогом, - похоже, бабушка снова отправила его экспресс-почтой. В кружке, очевидно, был холодный чай, а рядом лежала раскрытая книга. Георг попытался припомнить, как тут оказался. Тем более он не мог понять, что тут делает владелец антикварного магазина.
Дэн закашлялся, встрепенулся и проснулся. Ирландец тепло улыбнулся все еще сидящему на кровати Георгу и потянулся:
-Наконец- то ты пришел в себя. А я уж было начал беспокоиться. Ты уже три дня, как лежишь тут.- заметив, что Георг ошарашено трясет головой, он пояснил - Я нашел тебя в магазине. Ты лежал на полу рядом с нашим большим зеркалом. Да, моим любимым, викторианским. По - моему, тебе бы стоило побольше есть, твоя бабушка делает отменные пироги и чизкейки, в чем я успел уже убедиться за время твоей болезни,- ирландец кивнул в сторону блюда,- так ведь и голодом себя заморить можно!- он с удовольствием похлопал себя по животу.- Когда я еще жил в Ирландии, а не в этой Богом забытой стране, бывало, моя матушка пекла отменные плюшки...
Георг не слушал Дэна. Он даже не слышал его. В голове всплывали чудные образы, память медленно восстанавливала события трехдневной давности. Юноша вдруг сбросил одеяло, вскочил, напугав при этом бедного Тита, и побежал в прихожую. Там на вешалке висел его костюм. Судорожно вывернув карманы, молодой человек уронил что-то на пол.
В бумаге, с нежностью завернутый, лежал его цветок. Немного детским, неровным и взволнованным почерком на оборотной стороне бумаги было написано:
