Посвящается моему брату Герману и всем братьям, которых не вернуть...

 

 

Дорогой читатель,  прости мне тот вымысел, который ты без труда обнаружишь.

Марат Лазарев

10 ноября 2004 года

 

 

Пролог

 

 

Послышался звон колокола. Иноки, что корпели над переписью святого писания и летописями, оставили работу и гуськом двинулись в сторону монастырского храма, на службу. Только один молодой послушник не сошел с места и усердно скрипел пером под мрачными сводами кельи. Игумен настоял на том, чтобы он закончил летопись к вечеру - на рассвете за списком должен был прискакать княжеский гонец.

 

"В году 6730 от сотворения мира, от Рождества Христова в году 1222, войско владыки мунгалов[1] и татар Чагониза[2], ведомое полководцами, темником Себядяем[3], прозванным багатур[4], и Джебе, прозванным нойон[5], подступилось к степям половецким. На пути своем мунгалы били рать арменов и обезов[6], а у степей половецких повстречали могучее войско половцев, ясов[7] и касогов[8]. Упорная сеча меж ними случилась, но верха в ней никто не одержал. Тогда коварный Себядяй отправил к половецкому хану Котяну Сутоевичу послов с богатыми дарами и заверил его, что не пойдет в степи половецкие и зла половецкому люду не сотворит. Алчные до наживы половцы вняли словам полководца мунгальского, покинули соратников своих и в степи ушли. Мунгалы же одолели оставшихся ясов да касогов и спешно поскакали за беспечными половцами в погоню. Нагнанные врагом хитрым, жестоко биты были половцы, и остатки их бежали к Славутичу[9]. Котян Сутоевич, половецкий хан, немедля подался к зятю своему, галицкому князю Мстиславу Удатному[10] и, стращая его доселе невиданным врагом, просил помощи, чтоб супротивника  в степях половецких остановить и не допустить его в земли русские.

На совете княжеском, в стольном граде Киеве, Мстислав Удатный убедил других князей врага не дожидаться, а самим на него идти. Стали князья русские в поход собираться. Прознав про то, мунгалы выслали к ним десять послов, устами которых они клялись, что не на Русь идут, причинять ей беду и разорение, а лишь конюхов своих - половцев, наказать хотели. Послы те князьям предложили единой силой против половцев выступить, ибо половцы со времен древних были врагами земель русских. Но Мстислав Удатный не поверил послам мунгальским. Зная, как они половцев провели, князь решил, что послы эти коварны в мыслях своих и велел казнить их.

Супротив врага единая рать трех князей выступила - Мстислава Удатного, Мстислава Старого из Киева, Мстислава Святославовича из Чернигова, и войско половецкого хана Котяна Сутоевича. Повстречало войско русское мунгалов на берегу Славутича, побило передовые полки супротивника и много дней гнало их аж до самой реки Калки[11], что течет в море Сурожское[12]. Легкая победа князей русских обнадежила, и решили они, что воины мунгальские похуже половецких будут.

У реки же Калки, за которой все войско вражье стояло, меж князьями русскими спор возник, что далее делать. Мстислав Старый, князь киевский, не захотел чрез реку переходить, поставил свой стан[13] на берегу и стал повозками его укреплять. А Мстислав Удатный, не желая ратную славу с другими делить, приказал войску своему и половцам реку перейти и в бой вступить. Соратники его, не ведая про то, в станах своих остались. Себядяй и Джебе только сего и дожидались. Мунгалы обратили половцев, идущих впереди войска русского, в бегство, а уж те расстроили ряды воинов русских, следом идущих. Передовой полк войска русского, половцами смятый, не сдержал напора супротивника и побежал.

Враг, бегущих русичей сражая, ворвался в станы князей русских, где воины только к бою готовились. Началась битва кровопролитная. Яростно рубились воины русские, но биты были и за реку бежали. Половцы трусливые, войны сей виновники, убивали русичей, дабы завладеть оружием их и конями, отчего еще больше пролилось крови русской. Мстислав Старый, князь киевский, видя поражение войска русского, остался в стане своем и на выручку соратникам не пошел. Войско же мунгалов разделилось. Часть его за бегущими русичами последовала, а другая осталась у стана Мстислава Старого.

Не сумел спастись бегством князь Мстислав Черниговский, убили его мунгалы вместе с сыном его, а вот князь Мстислав Удатный доскакал с воинами своими до Славутича и, сев в ладьи, повелел другие ладьи пожечь и потопить, опасаясь погони мунгальской, и тем самым лишил других бегущих спасения от врага".

 

Послушник старательно выводил буквы, доверяя желтоватому листу пергамента то, что прознал от дружинников. Он увлекся и не слышал, что происходит вокруг. Ему казалось, что он парит над битвой, парит над станом киевского князя, казалось, что он видит трусость, измену и предательство, видит храбрость, отвагу и преданность, видит смерть.

На лист опустилась холеная рука. Унизанные перстнями пальцы схватили наполовину заполненный пергамент. Послушник обернулся и испуганно втянул голову в плечи.

- Что ж ты написал, негодник! - гнев переполнял дородного игумена, который незаметно подкрался сзади и уже давно наблюдал за написанием летописи, заглядывая через плечо инока.

- Да я, ваше преподобие, - заикаясь, попытался оправдаться послушник, - о том пишу, что мне воевода, да еще ратник, которого Окунем кличут, да отрок Струк, поведали, когда в обитель примчались после битвы. А они ведь все своими глазами видели. Окунь вон, от ран и умер, на погосте[14] положили...

- Да мало ли что там твой Окунь перед смертью наболтал! - игумен насупил брови, скомкал лист пергамента и бросил его на каменный пол. - Не для того иноки летописи пишут, чтоб всяк кто сечи малую толику видел, о себе память увековечивал. Заново пиши, да так, как велено было! Для земли русской да княжьего дела сии списки творятся!

"Вот именно, для княжьего дела! - с тоской подумал послушник после ухода игумена и осторожно притронулся к чуть было не оторванному настоятелем уху. - Не зря князь нашей обители за сей труд сто серебряных гривен пожаловал. Видать, не желает светлейший, чтоб прознали потомки про то, как он сперва послов мунгальских перебил, после дружину в поле бросил, как бегством спасался, а других на смерть обрек..."

Инок поднял пергамент с пола и разгладил мятый лист на столешнице.

"Для князя список позже... сотворю, успеется", - он приложил холодную чернильницу к уху, которое ныло от боли, и принялся записывать новые строки.

 

"Три дня и три ночи шли мунгалы на приступ стана Мстислава Старого. Храбро сражались воины киевские и понес враг потери немалые. Не по силам было мунгалам одолеть русичей, но снова им предательство помогло. Видя изнеможение воинов своих, Мстислав Старый отправил к мунгалам и к бродникам[15], что на верность мунгалам присягнули и в походе с ними шли, послов своих. Головой у бродников тех был воевода Плоскиня, который князю Мстиславу Старому, зятю его - князю Андрею, и князю Александру Дубравскому, кресты целовал, уверяя тем самым, что христианин он, и клялся, что за выкуп отпустят их мунгалы и уйти дадут в земли русские, не причинив зла. Поверил князь Мстислав Старый подлому предателю. С войском своим вышел он из стана, тогда набросились со всех сторон на них мунгалы и перебили русичей, а бродники коварные, в полон взяв Мстислава Старого, зятя его и князя Андрея Дубравского, а также воевод войска киевского, связали их и отдали на суд полководцам мунгальским. Обычаи мунгальские не дозволяли проливать кровь княжескую, ибо священна она. Потому бросили мунгалы трех плененных князей на пол юрты[16], положили поверх них доски, а на досках тех пир устроили, победу свою празднуя. Так, от великой тяжести задохнувшись, умерщвлены были князья русские.

В сей поход свой дошли мунгалы до Чернигова и Новгорода Северского, убивая, грабя и сжигая города и селения русские, причиняя зло большое, наводя на людей русских страх и ужас.

Так познала Русь нового врага своего. Врага злого, жестокого и беспощадного".

"У храбреца десять доблестей: одна - отвага, девять - ловкость"

Азербайджанская пословица

 

 

Дружинник

 

 

Савва долго не мог уснуть ночью. Разные мысли не давали ему покоя. Забылся он только под утро, но страшный сон, который преследовал Савву уже много лет, вновь пробудил его.

"Савва, Ратмира убили!"

В прежние времена эти слова пронзали сознание Саввы и он вскакивал в холодном поту, но ужасное сновидение так часто его посещало, что он к нему привык. Савва встал, натянул рубаху и штаны из грубой ткани, намотал онучи[17], надел лапти, повязал сборы[18] и подошел к столу. На столе лежал круглый ржаной хлеб, накрытый платком, и большой нож. Савва отрезал от хлеба краюху, которая станет его обедом, бережно завернул ее в платок, посмотрел на икону в углу избы, перекрестился и вышел во двор.

Утро выдалось солнечным. На просторном дворе жена Саввы, Василиса, кормила кур, а его маленький сынишка Сашка, шести лет отроду, катался на деревянном коньке белого цвета, которого смастерил для него отец. Мальчонка размахивал прутиком, заливисто смеялся и покрикивал на своего "скакуна". Василиса увидела Савву, высыпала на землю все содержимое лукошка, и куры, яростно кудахча и хлопая крыльями, набросились на зерна. Женщина отряхнула руки, поправила длинную холщовую рубаху и поневу[19], и пошла на встречу мужу. Савва обнял Василису, их головы соприкоснулись. Так они простояли несколько мгновений с закрытыми глазами, пока их не заметил Сашка. Он слез с конька, подбежал к родителям и уцепился за их одежды.

- Папка, папка, - дергая отца за штаны, затараторил мальчик.

Савва и Василиса улыбнулись. Савва выпустил жену из объятий и присел на корточки. Он взъерошил светлые волосы Сашки, погладил его по щеке и, опуская руку, остановил ее у родимого пятнышка на шее мальчика. Савва пристально смотрел на родимое пятно и о чем-то думал.

- Такое же, как и у тебя, только пока маленькое, - сказала Василиса и улыбнулась.

- Да, такое же, - подтвердил Савва.

- А у отца твоего такого родимого пятна нет.

- Матушка сказывала, такое пятно у ее отца было, у деда моего, и мне передалось, - сказал Савва. - А где батя?

- Дедушка Иван за домом сидит и на реку смотрит, - пролепетал Сашка и побежал к белому коньку.

Савва поднялся. Василиса погладила мужа по щеке, которая уже давно заросла темной бородой.

- Ты опять всю ночь не спал, ворочался, - сказала она.

- Все ладно, солнышко мое, - Савва поцеловал жену в уста. - Никак не могу привыкнуть к жизни такой. Раньше спал тогда, когда от усталости падал, а сейчас живу спокойно. Видать, сил я мало трачу, вот и сон не идет.

Савва ласково погладил Василису по щеке обратной стороной ладони и посмотрел в ее ясные, как летнее небо, голубые глаза.

- Пойду, потолкую со стариком и на охоту подамся, - сказал он. - До вечера не ждите, оленя изловить хочу. Если сподоблюсь, мяса хорошего на неделю хватит.

Савва пошел на другую сторону дома. По пути он подхватил копье, которое после заточки воткнул в землю у избы. Савва всегда так делал, чтобы его маленький любопытный сын ненароком не поранился об острый наконечник копья.

Почти десять лет назад Савва покинул княжескую службу, доехал до родного Владимира и стал разыскивать родителей. Благо поиски его завершились удачно. По пришествии татарского воинства под предводительством хана Батыя, мать и отец Саввы вместе с другими людьми бежали из города в леса, где долгое время скрывались от кочевников. Владимир был взят врагом и сожжен. Жители стали возвращаться в него только после ухода степняков. Люди, которые потеряли все нажитое, но сохранили жизнь, принялись восстанавливать город. Отец Саввы, хорошо всем известный во Владимире аргун[20], был востребован на работах по постройке новых домов. Это и позволило родителям Саввы вновь поселиться в городе и не знать ни в чем нужды. Так они и прожили несколько лет, как вдруг из Новгорода приехал их сын.

С первых же дней появления Саввы во Владимире ему не было покоя. Весть о приезде в город славного ратными делами воина, дружинника самого князя Александра Ярославича, быстро разнеслась по всем закоулкам. Кто только Савве не докучал: князь звал в дружину, купцы в наем, простой люд просил судьей в спорах выступить. А ведь Савва из Новгорода уехал, из дружины ушел, потому что не по душе ему была суета эта. До поры до времени Савва всем отказывал, а сам отцу плотничать помогал, но вскорости его терпению пришел конец, и стал Савва упрашивать родителей из Владимира уехать и у Волги поселиться, как давно задумал. И уговорил бы, если бы не повстречал ее - Василису.

Впервые он увидел Василису у торговых рядов. Стал Савва народ расспрашивать о девушке, что ему приглянулась, и узнал, что родителей Василисы при осаде Владимира татары убили, и живет теперь красавица на попечении своего дядьки купца. Женихов вокруг Василисы вилось множество, и знатных людей и простых, но все они не чета Савве оказались. Единственный раз Савва решился воспользоваться своей известностью, уж больно полюбилась ему Василиса, и с первой же встречи только о ней он и думал. Дядька девушки не отказал Савве в сватовстве, разве ж откажешь такому человеку, ведь при надобности за него князь Александр Ярославич слово замолвит, да и самой Василисе Савва люб был. Как уж потом выяснилось со слов Василисы, не Савва ее первой приметил, а она его, посему любым женихам девушка и противилась до тех пор, пока Савва за ней не явился. На том и порешили. Свадьбу сыграли, а там уж и жизнь завертелась и стала городская суета Савве снова докучать.

После долгих уговоров Савва все же убедил родителей переехать поближе к Волге, а Василиса во всех вопросах всегда сторону Саввы держала, так что ее и просить не пришлось. Вместе с отцом Савва поставил большой дом на берегу реки, вдалеке от других селений. Место они выбрали красивое. Река здесь была не широка, неподалеку виднелся темный лес, и множество свободного места у дома позволило Савве засеять два поля: ржаное и пшеничное.

Дед Иван сидел на завалинке у стены и усталыми глазами смотрел на течение реки. Седые волосы, покрывающие его голову, белая борода и морщинистое лицо делали его стариком дремучим, хотя он был еще не так стар по годам. Горе переменило его, когда внезапно захворала и умерла его жена - мать Саввы. Он уже несколько лет переживал эту потерю и словно торопил свою жизнь.

- О чем думы думаешь, батюшка? - Савва присел на завалинку и прислонил копье к стене избы.

Дед Иван ответил не сразу. Еще некоторое время он смотрел на реку, а затем положил руку на колено Саввы и сказал:

- Матушка твоя любила это место. Река здесь идет тихо, чуть журча. Чувствую я, что скоро увижу ее.

- Не говори так, батя! - возразил Савва.

- На охоту собрался? - дед Иван решил сменить тему, дабы не тревожить сына своими старческими мыслями.

- Да, за оленем иду.

- Ну, ступай! - махнул рукой отец Саввы. - На рожон не лезь! Жена и сын у тебя, если что с тобой случится, кто их кормить будет?! Ступай, с Богом!

Савва встал, получил от отца благословление, сжал в одной руке копье, а в другой платок с хлебом, и пошел от реки в сторону леса. Его сынишка слез с конька, немного пробежал и замахал ему вслед маленькой ручонкой. Савва в ответ улыбнулся и потряс в воздухе копьем. Василиса со двора долго смотрела на удаляющегося мужа. Она приложила руку ко лбу, чтобы ей не мешали лучи слепящего солнца. Когда Савва дошел до полей, Василиса снова принялась за работу по хозяйству.

Раздался крик сокола. Савва посмотрел на небо. Ему пришлось сощуриться, чтобы увидеть птицу, парящую у самого солнца. Савва недолго понаблюдал за соколом и продолжил путь, а быстрая птица покружила высоко в небе и устремилась вниз.

 

Сокол расправил крылья, замедлил полет и сел на руку всаднику на гнедом коне. Всадником этим был хан Берке, сын хана Джучи, внук самого Чингисхана. Позади хана темной лавиной двигалось его войско: сотни, тысячи конных воинов, лес копий, блестящие на солнце доспехи. Берке погладил маленькую головку своего пернатого любимца, дал ему кусочек мяса и передал птицу сокольничему, который ехал рядом. Хан уже третью неделю был в пути. Этот поход для него начался с прибытия гонца от великого хана...

 

Всадник скакал по степи, поднимая за собой клубы песка и пыли. Цель его пути была уже близка. У берегов тихой реки раскинулся стан хана Берке. Множество юрт образовали довольно пестрое кочевье, вокруг которого люди хана пасли несметные табуны разномастных коней. Гонец, в малахае[21], запыленной коричневой рубахе, кожаных штанах и таких же сапогах, на полном скаку промчался мимо табуна вороных коней и влетел в стан. Он несся посреди юрт к самой большой, распугивая женщин и детей своей безумной скачкой. Всадник не остановил коня даже у юрты хана и выпрыгнул из седла так, что разгоряченный жеребец продолжил движение. Гонец же показал воинам, которые охраняли вход, пайцзу[22] и вбежал внутрь юрты.

Хан Берке восседал на войлочных подушках, держал в руке аяк[23] и потягивал из него пенящийся кумыс. Синий шелковый халат на хане скрывал под собой доспех, который Берке надевал каждый день, чтобы избежать смерти от рук убийц. В это смутное время на землях монголов нельзя было доверять даже своим людям. Справа от Берке, скрестив ноги, сидел темник[24] хана - Ногай. Он тоже утолял жажду прохладным напитком. Хан услышал топот конских копыт, приподнял бритую голову от чаши и стал поглаживать длинную бородку, растущую от усов. Гонец отодвинул входную завесу, вошел в юрту и припал на колено.

- Говори! - приказал ему Берке.

- Великий хан Мункэ на твои нижайшие просьбы, хан, ответил отказом. Велит он тебе с кочевья не уходить и ждать его приказов. Нынче все народы в покорности живут и дань исправно платят, нет надобности войной идти на чужие земли и разорять их, - сказал гонец, передавая Берке приказ великого хана Мункэ, властителя всех монголов.

- Пошел прочь! - крикнул на гонца Ногай.

Гонец попятился назад и скрылся за завесой. Темник встал, поправил халат, отороченный мехом, и подошел к входу. Затем он вышел из юрты, огляделся по сторонам и снова зашел внутрь.

- Проклятый Мункэ! Что-то он против меня замыслил, наверное, - Берке заподозрил неладное и поделился мыслями с Ногаем. - А ведь в свое время, он не без моей помощи стал великим ханом.

Не прошло и трех лет с того дня, как хан Берке вместе с сыном Батыя, Сартаком, по приказу Батыя привел в Монголию несколько туменов, собрал всех потомков Чингисхана и вынудил их выбрать великим ханом друга Батыя - хана Мункэ. Тогда, после смерти несколькими годами ранее великого хана Гуюка, который то ли умер естественной смертью, то ли был отравлен людьми, подосланными ханом Батыем, в Каракоруме[25] не было правителя и для Батыя было, как нельзя кстати, что этим правителем стал его лучший друг.

- Уже год не водил я своих воинов в походы, - продолжил Берке. - С каждым днем мне все сложнее удержать их у себя. Нет добычи и они уходят к другим ханам, ища легкой наживы. Пусть великий хан провалится сквозь землю вместе со всем своим семейством, а я сидеть на месте не намерен!

После внезапного приступа гнева хан Берке замолчал и задумался, поглаживая редкую бороду.

- Поступим так, как и условились, - сказал он через некоторое время. - Сегодня же ночью уведу с собой половину тумена и двинусь к северным селениям урусутов[26]. Перейду через Идил[27] и вдоль границ их улусов[28] пойду. Там селения незащищенные и городов больших нет. Мне довелось бывать в тех местах, я их хорошо знаю...

"Как давно это было. Как молод был я, - навязчивые мысли снова посетили хана. - Там я встретил ее... Я не могу вспомнить ее лица. Каким оно было? Какими были ее глаза? Как она смотрела на меня?.. Нет, не помню. Она была красива, как белая луна над степью. Этого мне никогда не забыть. Подобно солнцу она освещала мою жизнь. О, как не долго это продлилось! До конца дней своих я обречен быть слепцом в кромешной тьме".

- До Озю[29] дойду, затем в Кырым[30], потом до берегов Ак-Дениз[31] поведу воинов, а уже оттуда поверну назад, - хан спешно заговорил, отгоняя прочь видения прошлого. - Через три месяца возьмешь тысячу воинов и пойдешь к северному берегу Ак-Дениз. Если там мы не повстречаемся, следуй с воинами по западному берегу Ак-Дениз на юг, мне на встречу. Все понял?

- Да, ноён, я все понял, - ответил ему Ногай и присел на свое место подле Берке. - А если великий хан узнает об этом?

- Не узнает. Тех, кого пленить не сможем, и стариков, в живых не оставим, чтобы некому было о нас рассказать, - Берке злобно усмехнулся.

- По улусу своего брата Бату[32] пойдешь. Не понравится ему это, если слух до него дойдет. Сдружился он с коназем[33] Искандером[34], сын его, Сартах[35], побратался с урусутом, - сказал Ногай и покачал головой.

- И Бату ничего не узнает! - Берке отбросил в сторону аяк и крикнул на Ногая, да так, что тот отпрянул. - Он увлекся строительством нового города, своей столицы. Мы дважды пройдем перед мордой его коня, а он ничего и не заподозрит. Но даже если ему станет известно, то мне все равно. Лучше моему брату не вставать у меня на пути!

 

Берке услышал голоса и отвлекся от дум. С десяток воинов проскакали мимо него и отдалились от основной колонны для разведки берега реки.

 

Савва прошел мимо колосящихся полей и зашагал по высокой траве к темной стене леса. С каждым шагом лес становился все ближе, и это радовало Савву. Он уже предвкушал то чувство, которое охватит его во время охоты, то сильное напряжение, которое он теперь так редко испытывал.

Лес встретил Савву умиротворенной тишиной. Утро, лес, солнце, тишина - все это напомнило Савве один день из его прежней жизни. Четырнадцать лет назад Савва вот так же вошел в лесную чащобу, только тогда он был не один...

 

В лесу было тихо. Изредка доносился крик лесной птицы и когда он замолкал, снова воцарялась тишина. Сегодня эта тишина для них была особенной. Каждая мышца их крепких тел была напряжена во имя сохранения этой тишины. С ночи шли они по лесу, чтобы к утру поспеть на место. Ни один звук не должен был возвестить об их приближении. В этот раз не было слышно столь присущего передвижению войска топанья воинов и лязга оружейного металла, не скрипели телеги, и никто не пел песен, изгоняющих остатки страха из храбрых сердец. Воины рассыпались по лесу и шли спокойно. Не слышны были их разговоры и даже коней они вели под узду, чтобы от них было меньше шума.

Среди ратников, одетых в кольчуги поверх простых рубах, выделялся статный воин в красном плаще и в шлеме, венец которого украшали позолоченные образа святых. Он уверенной поступью шел впереди всех. Изредка воин в красном плаще озирался по сторонам и осматривал войско, словно проверял, не отстали ли от него, подгоняемого вперед думами, его воины. Вслед за ним шел юноша, который вел под узды двух коней. Напряженное лицо выдавало в нем человека, пусть и не очень опытного в ратном деле, но сильного духом и прежде уже бывавшего в таких переделках. Темный пушок над верхней губой и темно-каштановые волосы, которые выбивались из-под шлема, выделяли его среди других воинов, имевших куда более светлый волос. Юноша смотрел себе под ноги, чтобы избежать сухих ветвей, которые опали с деревьев, и о чем-то думал. Как и большинство остальных воинов, он был в простой рубахе и в кольчуге с коротким рукавом, которую перетянул кожаным поясом. На левом боку к поясу он пристегнул ножны с мечом, а на правом заткнул за пояс топор. Из сапога юноши торчала резная рукоять большого ножа. Частенько, на ходу, ему приходилось поправлять простой, без всяких украс, шлем с бармицей[36], который был ему великоват и так и норовил съехать то вперед, то набок. Он не хотел брать этот шлем, но разве ж поспоришь с господином, приказавшим его непременно надеть. На конях, которых молодой воин вел за собой, к упряжи, у седла, были приторочены копья и круглые красные щиты со свирепыми золотыми львами.

До кромки леса оставалось совсем немного, и уже отсюда было видно, что деревья впереди скрыты пеленой утреннего тумана. Воин в красном плаще неожиданно остановился, опустился на колено и поднял руку. Все замерли и стали вглядываться в дымку тумана. Между деревьями, вдалеке, замелькали два силуэта. Воин в красном плаще сжал открытую доселе ладонь в кулак. Темноволосый юноша и другие воины зажали коням морды, чтобы внезапное ржание и фырканье их не выдало. Остальные преклонили колени и пригнулись к земле, держась, кто за рукоять меча, кто за топор или копье, чтобы при необходимости ими воспользоваться. Вперед подались несколько человек с луками, к тетивам которых уже были прилажены стрелы. Они поравнялись с воином в красном плаще, и он указал им рукой туда, откуда приближались два человека. Для них это было знаком. Воины натянули тетивы луков и приготовились к стрельбе.

Два человека, что шли навстречу войску, не таились и достаточно приблизились, чтобы их можно было рассмотреть. Воин в красном плаще признал своих людей. Он махнул ребром ладони в сторону, поднялся и пошел к ним. Лучники ослабили натяжение тетив. Затаившиеся воины поднялись с земли, оправились и вновь пошли вперед. Темноволосый юноша погладил шеи обоих коней, на что белый конь ответил недовольным фырканьем. Чтобы нагнать воина в красном плаще и послушать, о чем он говорит с двумя вернувшимися наворопниками[37], юноша ускорил шаг. Он не успел к началу разговора, но расслышал вопрос своего господина:

- Спят?

- Да, княже, спят, - переводя дух, ответил ему один из прибывших. - Видать, не ждут нас. В лесу дозор не выставлен. Сторожевые у костров уснули, а сами костры уж потухли давно. По стану никто не ходит.

- Уже недалече, Александр Ярославич, рукой подать, - сказал второй наворопник. - Из лесу стан свеев[38] хорошо виден.

- Ну что ж, пойдем, поглядим, - сказал князь Александр и зашагал к кромке леса.

Оба наворопника пошли подле него. Юноша, ведущий двух коней, в очередной раз поправил шлем, и поспешил за князем.

Лагерь свейского войска, раскинувшийся у берега Невы, из леса был виден, как на ладони. Князь Александр оперся рукой на ствол могучей ели и рассматривал белые шатры незваных гостей. В середине лагеря, ближе к реке, возвышался большой шатер с золоченым верхом. На столбе этого шатра, подхватывая все новые и новые порывы ветра, развевался стяг со вставшим на дыбы желтым львом на голубом поле. Князь задумчиво потер подбородок, обернулся и подозвал юношу:

- Савва, подь сюды!

Савва, который уже успел привязать коней к поваленному ветром старому дереву, подошел к князю.

- Что, Ярославич? - Савва вновь поправил шлем, который съехал набок.

- Позови-ка Мишу, а конным скажи, чтобы к бою готовились, - приказал Александр и снова устремил взгляд на вражеский лагерь.

- Ярославич, дозволь шишак[39] снять, - попросил Савва. - Сил моих больше нет терпеть его!

- Не дозволяю! - сказал Александр и даже не обернулся.

Савва покорно вздохнул и бросился выполнять княжеский приказ. Воины, мимо которых он пробегал, стали проверять упряжь коней, пристегивать к поясам ножны, отвязывать притороченные щиты и копья. Готовились они спокойно, стараясь не выдавать своего напряжения, но было видно, как многие из них озираются в сторону свейского стана.

Вот уже несколько дней свейское войско, которое прибыло с запада на сотне шнек[40], грабило селения по берегу реки. Свеи и пришедшие вместе с ними мурманы[41], сумь и емь[42], насиловали женщин, убивали мужчин, которые посмели воспротивиться их воле, сжигали дома и уводили на убой скотину. Поход этот имел две цели. Главной из них, во всяком случае, так это преподносилось, когда поход готовился, было насаждение католической веры среди схизматиков[43]. Для этого в войске присутствовало несколько пискупов[44]. Среди них выделялся англичанин Томас, епископ города Або[45]. Он, без ложной скромности, мог считать себя одним из зачинателей похода.

Несколько лет фанатичный епископ призывал шведов отправиться на восток, чтобы наказать еретиков, отказавшихся от предложения Папы вернуться в лоно истинной церкви. Когда же идея этого похода получила благословление из Рима, дело оставалось за малым. Надо было привлечь на свою сторону влиятельных и знатных особ, которые стремились к выгоде и прославлению своего имени. Вслед за ними под знамена  крестового похода встали бы все их сторонники и охотники за легкой наживой. Поиски подобных людей оказались непродолжительными. Причиной столь быстрого появления желающих стала вторая цель похода, а именно, захват устья Невы и города Ладога, который позволил бы шведам завладеть важным участком торгового пути "из варяг[46] в греки". До сего дня эта местность была подвластна Новгороду.

Биргер Фольконунг, честолюбивый зять шведского короля Эрика Эриксона, прозванного Лепсе[47], одним из первых вызвался возглавить поход, но король, поразмыслив, поставил во главе воинства двоюродного брата Биргера - Ульфа Фаси. Ульф Фаси был куда опытнее Биргера и к тому времени уже снискал себе славу умелого полководца. Биргер остался недоволен решением короля. Этим и были вызваны определенные разногласия среди шведских военачальников, и именно поэтому Биргер приказал поставить свой златоверхий шатер посреди лагеря. Тем самым он выказал полное неуважение к двоюродному брату, который, как глава похода, имел больше прав на это место. Более того, Биргер и его приближенные не посоветовались с Ульфом Фаси и написали надменное письмо, которое отправили князю Александру, призывая того сопротивляться их вторжению, если он на это решится.

Вместе со шведами прибыло значительное количество норвежцев. Они должны были отбыть в Святую Землю и принять участие в очередном походе по освобождению Гроба Господня, но верховный конунг[48] Норвегии, Хакон, выпросил у Папы для своих подданных разрешение отправиться с войском своего непримиримого врага, шведского короля, на берега Невы. Помимо того, что Нева была значительно ближе Святой Земли, на взгляд Хакона, этот поход был куда безопаснее, к тому же сулил гораздо больше выгоды. Северяне, которые не ожидали столь скорого прибытия русского воинства, расположились на берегу Невы и, уверенные в легкой победе над молодым русским князем Александром, собирались в ближайшее время начать покорение новгородской земли.

Савва вернулся с воином небольшого роста, но крепко сбитым, с широкой могучей грудью. Князь махнул рукой, подзывая этого воина к себе:

- Миша, возьмешь своих пешцов и обойдешь стан по правую руку. К самой реке спустишься и по берегу пойдешь на свеев. Шнеки видишь?

- Вижу, княже, - ответил Миша.

- Шнеки те пожечь надобно али днища им пробить, чтоб свею некуда бежать было. Справишься?

- Отчего ж не справиться, Ярославич?! Биться будем яростно, а как сложится, одному Богу то ведомо. Не сомневайся, княже, жизнь отдадим не жалеючи!

- Добро! - сказал князь, опустил руку на плечо Миши и сжал его. - Жди, а как рог мой услышишь, так и иди на врага. Ну, ступай! С Богом!

К Савве подошел воин, который вел под узду гнедого коня. Это был Ратмир, княжеский слуга. Он прожил у князя много лет и без устали заботился о благе Александра. Хоть Ратмир и был старше Саввы на добрый десяток лет, их связывала крепкая дружба. Пожалуй, во всей дружине Александра было не сыскать более преданных и верных друзей.

- Савва, слышь? - тихо произнес Ратмир.

Савва обернулся.

- В битве подле Ярославича будь, - продолжил княжеский слуга. - Мне так спокойнее, да и я с него глаз не спущу. Не должно с ним беды приключиться. Уразумел?

- Ладно, Ратмирушка! - ответил Савва. - Если не отобьюсь от него в сече, то жизнь положу, но не дам врагу Ярославичу рану возложить.

Голос князя прервал разговор двух дружинников.

- Коня мне! - потребовал Александр Ярославич.

Савва отвязал белого скакуна и повел его к Александру. Конь фыркал и бил копытом о землю, словно разделял волнение хозяина. Князь вскочил в седло и указал, где должны встать всадники со знаменами. Конные полки спешно строились у кромки леса. Александр посмотрел на красный стяг со Святым Георгием, побеждающим змия. Он долго прислушивался к колыханию знамени, пытаясь угадать движения незримого ветерка, чтобы в битве быть таким же легким и неуловимым. Его раздумья прервал Савва, который поднес щит и копье.

- Ярославич, Миша с новгородцами у реки показался, - тихо сказал Савва, не желая нарушить то состояние, в котором пребывал молодой князь.

Александр посмотрел на новгородских ополченцев, которые уже вышли к реке, еще раз обернулся к стягу и склонил голову. Затем князь глубоко вздохнул и выпрямился.

- Стало быть, время пришло! - сказал он и подозвал своего ловчего: - Яков!

Яков подъехал к Александру. В руке он сжимал большой охотничий рог.

- Труби, Яков! - приказал князь, потрясая кулаком. - Да так, чтобы свей проснулся и душа его в пятки ушла!

Яков поднес рог к губам и над всем лесом и рекой прозвучал протяжный вой, который возвещал о начале битвы.

Пешие воины на берегу, с криками и ором, бросились к стану врага. Первые ряды конников выехали из леса.

- Вдарим по свею, братья! - прорычал князь. - С Богом!

Александр выставил копье вперед, прикрылся щитом и припустил коня в сторону шведского лагеря. Конные полки с криком устремились на врага. Савва и Ратмир скакали подле князя. К лагерю шведского войска неслась целая стена из щитов и острых копий. От топота коней земля тряслась и грохотала, но русские воины этого не слышали. Все их помыслы были об острие копья, которым они нанесут по врагу первый удар. В этой яростной скачке тела их слились с конями и оружием. Они сами стали наконечником копья, копья не знающего пощады, копья карающего.

В лагере шведов началось шевеление. Они проснулись от страшного шума и криков, хватались за оружие и пытались надеть на себя доспехи. Многие из тех, кто оказался у границы стана, погибли, так и не успев понять, кто на них напал. Удар русской конницы был страшен. Первые ряды шатров были сметены вместе со шведскими воинами, которые пытались сдержать нападавших. Началась схватка посреди лагеря, между уцелевших шатров. Конные воины отбросили копья и принялись бить врага мечами, топорами, молотами и булавами. Повсюду слышался звон металла, крики сражающихся, топот и ржание коней, вопли раненных и умирающих.

На берегу реки кипела кровопролитная сеча. Миша и его новгородцы рубились со шведами, которые защищали шнеки. Новгородскому полку не удалось нанести сильный удар, не вышло сразу смять противника. Шведы приходили в себя после неожиданного нападения, и уже отчаянно сопротивлялись. Миша рычал, подобно медведю, и махал огромным топором направо и налево. Шведы гибли от его рук один за другим. Если ополченцам удавалось добраться до кораблей, то они рубили сходни или пробивали борта шнек и отталкивали их подальше в реку, чтобы те потонули.

Тем временем у северян отошел страх от первого натиска. Они стали теснить русичей, так как превосходили числом войско князя Александра. Уже не получался бой верхом на коне, стало тесно, и многие дружинники бились пешими.

Савва почти сразу лишился коня. Пока он рубился с двумя нерадивыми врагами, к нему подкрался третий и со всего маху ударил копьем в бок жеребца. Конь заржал и повалился на бок. Савва успел выпрыгнуть из седла, перекатился по земле и, наконец-таки, лишился шлема, который порядком ему надоел. Однако при падении Савва потерял и меч.

Швед с копьем отправился на тот свет первым. Савва метнул в него нож, который угодил в горло копейщику. Швед захрипел, схватился за окровавленную шею, опустился на колени, а затем упал на бок и притих. Другому северянину, подскочившему к нему, Савва ребром щита сломал челюсть. Третий противник уже занес меч над головой для удара, но Савва опередил и его. Он выхватил из-за пояса топор, резко развернулся и ударил шведа в живот. Конь Саввы громко фыркнул и испустил дух. Савва посмотрел на него, но быстро опомнился и бросил взгляд на то место, где бился князь.

Александр рубил врагов мечом, гарцуя на белом коне, который не отставал от хозяина и лягал окружающих его шведов. Савва разглядел в толпе сражающихся лучника, который целился в князя. Он хотел метнуть в него топор, но Александр, как назло, прикрыл собой шведа. Всего лишь миг ушел у Саввы на размышления. Он сделал два шага для разбега и бросил топор над головой князя. Топор навесом пролетел над Александром и раскроил лучнику череп. Раздался пронзительный вопль умирающего шведа. Князь оглянулся в его сторону, затем так же быстро посмотрел на Савву и резким ударом меча довершил дело, убив последнего врага подле себя. Савва побежал к бесхозному мечу, который лежал на земле, на ходу подкинул его ногой в воздух, поймал за рукоять и устремился между шатрами к середине вражеского лагеря.

На берегу реки шведам удалось оттеснить пеший полк новгородцев от нескольких шнек и на них, под прикрытием рыцарей, стали погружаться бегущие от страшной погибели вельможи.

Савва без жалости убивал всех врагов, которые попадались ему на пути, и пробивался к шатру с золоченым верхом. Последним препятствием у входа в шатер стал молодой воин. Савва увернулся от его меча, рубанул противника по плечу и ворвался внутрь. В шатре никого не оказалось. Главари крестоносного войска покинули его, спасая свои жизни. Савва стоял посреди шатра и тяжело дышал. Никогда прежде он не испытывал подобного отчаяния. Он зарычал от досады и ударил мечом по столбу, который поддерживал шатер. Деревянный столб звонко отозвался на этот удар. Савва вздохнул, выпрямился и утер капли пота со лба:

- Ну, ежели не князя их убью, так хоть ставку его попорчу.

Савва потянулся к правому боку, чтобы взять топор. Топора не было. В пылу битвы он позабыл, что топор тот княжескую жизнь спас. Савва выскочил из шатра. На его счастье поиски другого топора оказались непродолжительными.

- А вот и топор, - прошептал Савва, когда огромный, голый по пояс, мурманин бросился на него, размахивая секирой.

Савва увернулся от первого удара норвежца, затем от второго. Он ловко проскочил под рукой врага и рубанул его по спине, оставив после удара страшную рану на всю спину. Норвежец дико завопил от боли, сделал несколько шагов и упал на колени. Савва решил, что дело сделано и ошибся. Почти сразу норвежец свирепо зарычал, вскочил на ноги и повернулся к нему. Дружинник слегка удивился живучести великана и отступил на один шаг. Северянин бросился на Савву, намереваясь одним ударом разрубить его надвое. Юноша резко отбросил в сторону щит, сделал кувырок вперед, вскочил и встретил набегающего воина ударом меча в сердце. Растерянные глаза норвежца мгновенно потускнели. Мурманин обронил топор за спину и сник. Савва выпустил рукоять меча. Мертвый воин повалился на землю. Савва подобрал секиру норвежца и устремился в шатер. Там он сплюнул на руки и начал рубить столб.

Один из дружинников князя увидел, как уводят знатных особ на шнеку, вскочил на первого попавшегося коня и устремился за ними. Шведы не смогли его сдержать. Он зарубил всех воинов, что обороняли сходню. Русич хотел по сходне пробиться на корабль, но шведские рыцари навалились и скинули его вместе с конем в воду. Дружинник выбрался на берег, снова бросился к сходням, и на этот раз ему повезло. На него напал шведский воевода, который отбился от остальных вельмож. Русич отразил два удара воеводы и мечом рубанул его по шее. Швед, не издав ни звука, упал замертво. Этого разгоряченному дружиннику было мало, он вновь бросился на врага, сразился с епископом и заколол его. Но до шведского полководца Биргера русич так и не добрался. Северяне сбросили сходню и отплыли от берега, оставив на нем тех, кто не успел на шнеку.

Сопротивление врага, который не находил пути для отступления, становилось все ожесточеннее. Шведы уже вытеснили русских воинов к сторожевым кострам лагеря. Русичи выбились из сил и отходили к лесу. Князь Александр, повергая северян, успевал посылать в разные стороны приказы. Уставших воинов сменяли более свежие, покуда те не отдохнут, чтобы снова вступить в бой. Князь видел, что битва переменилась. Шведа не сдержать. И тут радостный клич пошел по русскому воинству. Александр взметнул взгляд поверх шатров и увидел, как падает ставка с золоченым верхом, а вместе с ней и стяг шведского полководца. Воодушевленные дружинники еще сильнее ударили по врагу, а шведы и их союзники, увидев падение шатра своего полководца, предались унынию, не сдержали напора русичей и устремились в бегстве к реке.

Савва выбежал из падающего шатра и бросился в бой, нещадно рубя врагов секирой. Он вспомнил о данном обещании и сквозь схватку шел к тому месту, где должен был биться молодой князь. Бегущие северяне уже не нападали на него, а лишь думали о том, как бы им спасти свои жизни. Довольно быстро (путь к шатру занял у него гораздо больше времени) Савва оказался подле князя, который уже не участвовал в сражении, а сидел на коне и смотрел, как дружинники гонят шведов к реке. Александр увидел Савву с огромной секирой в руках и улыбнулся:

- Биргера шатер?

- Моя работа! - улыбнулся в ответ Савва. - Не застал я его, вот с досады и ... того.... Савва махнул топором и показал, как он срубил шатровый столб.

Князь соскочил с коня, подошел к Савве, расцеловал его и крепко обнял.

- Молодец! - Александр снова улыбнулся.

Затем князь неожиданно помрачнел, горестно усмехнулся и переспросил, не ожидая ответа:

- С досады, стало быть, говоришь?!

Александр смотрел в глаза Саввы и молчал. Савва почувствовал, что произошло что‑то непоправимое.

- Савва..., - тихо сказал князь. - Ратмира убили.

Савва дернул плечами, но князь еще сильнее сжал пальцы и не отпустил его. Савва склонил голову, и никто не увидел, как по его щекам потекли слезы.

- Он храбро сражался, - продолжил Александр, - много свеев поразил, но враг его от нас отбил и скопом напал. Ратмирушка духом не пал, всех уложил рядом. Ран ему много наделали проклятущие, от них он и помер. Вся руда[49] из него вытекла.

Так они простояли некоторое время. Темноволосый дружинник, с поникшей головой, и молодой князь, держащий его за широкие плечи. И не слышны им были крики воинов, лязг мечей и ржание коней. Горе оглушило их.

Чуть погодя князь сказал:

- Иди, Савва, отдохни. Сегодня еще понадобиться можешь.

Савва не поднял головы и обтер лицо рукавом:

- Ярославич, в бой больше не ходи. Обожди, пока передохну я, тогда подле тебя буду.

- Нет в этом надобности более, Савва. Свея побили, бежит он на шнеках своих и через реку переходит, от нас спасаясь, - ответил ему Александр. - Ну, ступай!

Савва пошел к одному из холмов, чтобы с него наблюдать за тем, что происходит у реки.

Внизу, у берега, с русскими воинами сражались те, кто не успел бежать на шнеках и не бросился в реку, чтобы ее переплыть. Бились северяне ожесточенно, не желая сдаваться в плен. Многие из них в этот день окончили путь свой мирской у берегов Невы-реки. Бой, который, казалось, пронесся за считанные мгновения, занял весь день. Стало смеркаться и Александр подозвал к себе ловчего.

- Яков, труби отход! - приказал князь. - Посмотрим, что свей делать будет.

Вновь, как и утром, над рекой зазвучал рог княжеского охотника. Русские воины, заслышав его, стали умело отступать к лесу.

Полки Александра расположились у леса и на холмах рядом с ним. Воины стояли стеной, с оружием наготове, не скидывали тяжелых кольчуг и ждали, что будет дальше. Остатки шведского рыцарства, словно поняв этот безмолвный жест, стали собираться у своего лагеря. Те, кто отплыл на шнеках, снова причалили корабли к берегу. Те, кто ушел за реку, вновь переплыли ее. Молодой русский князь сидел на белом коне и наблюдал за шведским станом. Он уже давно снял шлем и положил его на переднюю луку седла. Ветер трепал его русые волосы. После жаркой схватки эта прохлада была приятной. Перед Александром стояло несколько рядов пеших копейщиков из его дружины. На их алых щитах, по образу византийских[50], красовался золотой лев. Они готовы были дать отпор шведам, если те решат в отместку напасть на русское воинство. Савва стоял недалеко от княжеского коня. Он оперся на огромную секиру, захваченную во вражеском стане, и смотрел на молодого князя. Горящий взор Александра выдавал его радость. Бог сегодня был на его стороне и даровал ему победу.

У реки, в шведском стане, вражеские ратники сносили тела многих павших воинов на шнеки и копали большие могилы. К ночи, когда русичи развели костры, чтобы согреться, шведы уже похоронили простых воинов в больших ямах, а трупы погибших знатных рыцарей погрузили на три шнеки. Затем северяне собрали пожитки и отплыли по реке к заливу, чтобы вернуться в родные края. Они так и не достигли ни одной из целей своего похода. Только после их отплытия Александр позволил себе сойти с коня и присесть к одному из костров, рядом с Саввой. Всю ночь русичи стояли у леса, а на утро князь с воинами спустились к реке, чтобы найти своих павших и предать их тела земле.

Немного полегло в битве русичей, но с каждым найденным все горестнее становилось Александру. Ратмира князь решил хоронить в Новгороде. Павшего героя пешцы на носилках понесли в город. Александр проводил печальным взглядом умершего друга и повернулся к дружине:

- Погибшим почести воздали, пришло время и живых храбрецов наградить! - он огляделся, - Савва, где ты там?

Савва протиснулся сквозь строй дружинников и вышел вперед. Земля, на которой стояли полки, стала смесью грязи и крови, а ведь еще вчера утром ее покрывал зеленый ковер из травы. Савва остановился возле Александра. В грязной рубахе, без шлема, кольчуги и оружия, он не был похож на того свирепого воина, от рук которого полегло так много врагов.

- Знаю, все вы бились яро. Сам видел. Знаю, многие из вас тут побратимов оставили. Каждый из вас похвалу заслужил, но без сего отрока не совладать нам было с врагом, - прокричал князь так, чтобы всего его услышали.

Александр посмотрел на Савву.

- Дарую тебе за то, что храбр и смел был в сече, плащ с княжеского плеча! - сказал он, отстегнул красный плащ вместе с золотой застежкой и накинул его на плечи Саввы. - Не за то, что жизнь мне спас, а за то, что суть в битве узрел и врагу в сердце страх пустил, аки стрелу каленую!

Молодой князь обернулся к воинам и зычно крикнул:

- Слава!

Все войско русское возликовало и, вздымая оружие, прогремело:

- Слава! Слава! Слава!

Кто-то из дружинников выкрикнул вслед:

- Благодетелю и защитнику земель русских, Александру Ярославичу - слава!

И снова над рекой и лесом пронеслось:

- Слава! Слава! Слава!

 

Савва и не заметил, как очутился среди исполинских елей. Ему казалось, что только что отгремели выкрики княжеской дружины. Он осмотрелся, вздохнул и зашагал к ручью, который протекал у кромки леса.

Названия у ручья не было, но Савва про себя называл его черным ручьем, из-за темных глинистых берегов. Савва склонился к воде, сделал несколько глотков, чтобы утолить жажду, и начал скидывать с себя одежду. Он разделся догола, выкопал на берегу ямку и сложил в нее все вещи, кроме штанов. Туда же Савва положил и платок с хлебом. На нем осталась только золотая застежка, висящая на бечевке, и нательный крест. Савва взялся за подаренную князем застежку и потер ее пальцем. Расставание с Александром далось Савве нелегко...

 

- Стало быть, уходишь от меня? - обратился Александр к Савве, который, склонив голову, стоял посреди горницы.

Князь сидел за большим дубовым столом и грозно смотрел на своего дружинника. Это был уже не тот молодой князь, помыслы которого были только о ратной славе. За столом сидел человек, умудренный опытом, заботящийся муж и отец. Редкую светлую щетину на лице сменила красивая борода, которая придавала ему еще большую мужественность. Из-под насупившихся бровей смотрели все те же пронизывающие насквозь глаза, но в них уже не было того игривого огонька, который плясал в глазах князя, когда он был чему-то рад. Долгие тяжелые походы в течение пяти лет со дня битвы на Неве оставили печать усталости на его благородном лице. Александр изменился. Молот судьбы выковал из него другого человека. Князь менялся с каждым прожитым годом и Савва все больше отдалялся от него, зачастую не понимая, каковы истинные цели замыслов и действий Александра.

В год битвы на берегу Невы, вслед за шведами, в новгородские земли вторгся Ливонский Орден[51]. Произошло это в начале осени. Немецкие рыцари заняли Изборск, затем взяли Псков и приближались к Новгороду. Князь Александр в ту пору разругался с новгородцами, уехал из Новгорода и пребывал в землях своего отца, великого князя Ярослава Всеволодовича. Устрашенные врагом, подступающим к стенам Новгорода, новгородцы отправили послов в Переславль-Залесский, к Ярославу Всеволодовичу, с просьбой о назначении князя. Великий князь дал им своего второго сына - князя Андрея Ярославича. Новгородцам не по нраву пришелся выбор великого князя. Они снарядили второе посольство, чтобы просить вернуться в город Александра. Ярославич позабыл былые обиды, собрал дружину и спешно поехал в Новгород. Уже через год после вторжения ливонцев Александр освободил от их присутствия предместья Новгорода, отбил Псков и привел войско во владения ордена. В апреле 1242 года, у Чудского озера, произошло решающее сражение, в котором немецкие рыцари были разбиты. Князь Александр отвел от Новгорода очередную угрозу. Затем было несколько походов в Литву, чтобы раз и навсегда избавиться от набегов литовцев на новгородские земли.

Все это время Савва неотступно следовал за Александром и выполнял просьбу погибшего Ратмира. Он ни на шаг не отходил от Ярославича в битвах, оберегал его жизнь и безжалостно уничтожал врагов на поле боя. Ни одному воину, дерзнувшему бросить ему вызов, не удалось уйти от его карающего меча. Порой Савва впадал в необъяснимое состояние и проявлял столь изощренную жестокость к противнику, что было неясно охраняет ли он жизнь князя или мстит всему свету за Ратмира, изменился ли он так или потерял рассудок. Дружинники стали сторониться его. Злые языки шептали на ухо князю и предостерегали: избавься от Саввы, говорили они, в него бес вселился, опасен он, отошли его в другой город. Но Александру не пришлось изгонять друга, Савва сам решил уйти.

Князь, облаченный в красное платье с золотой обшивкой по подолу и воротнику, с длинными рукавами и золотыми зарукавниками, подвинулся ближе к углу стола. Пояс из золота, стягивающий княжеское платье у талии, на миг блеснул драгоценными камнями. Из-под стола донесся скрип красных остроносых сапог - символа княжеской власти. Князь заметно волновался.

- По что молчишь, Савва? - вздохнул Александр.

Савва поднял голову и посмотрел на князя. Его каштанового цвета волосы спадали до плеч, а щеки и подбородок были покрыты такой же темной щетиной зарождающейся бороды. Прошедшие годы сделали Савву сильнее. Плечи его раздались, грудь стала широка, а руки налились еще большей силой. Лицо молодого дружинника лишилось налета юности, приобрело мужественный и даже несколько суровый вид. Наряд Саввы, который состоял из черного платья по колено, кожаного ремня и таких же черных сапог, смотрелся куда скромнее, чем княжеский, но придавал фигуре дружинника необычайную стройность.

- Тоскливо мне, Ярославич, прощаться с тобою, - сказал Савва.

- Так ты не прощайся, - князь сжал лежащую на столе руку в кулак. - Много лет мы с тобой на врага ходили. Какие только народы не видели, каких только не бивали. Сколько братьев наших потеряли, а мы с тобой все живы да целы и не удалось ни одному врагу нас пересилить. Зачем же уходишь? Оставайся! Будем жить, как жили - землю русскую от супостатов защищать.

- Не держи меня, княже! - замотал головой Савва. - Отец да матушка у меня во Владимире. Заждались уже, видать. Многие лета не знаю, что с ними, как живут. А они не знают, жив ли я или голову свою сложил в походах твоих. Отыщу родичей, если татары, в тех краях рыщущие, жизни их не лишили. Дом у Волги-реки поставлю. Места мне те по душе. Поля сеять буду, в лес за зверем ходить, а зимой у печи греться. Я опора единственная для батюшки и матушки. Старые они уже, не прожить им без меня, если живы еще. Девку красивую присмотрю и на ней женюсь. Сынишку она мне родит, а я из него человека дельного растить буду, по твоему подобию. Не уговаривай, Ярославич!

Александр встал из-за стола, подошел к Савве и положил руку ему на плечо:

- Ну, что ж, дело доброе ты задумал. Неволить тебя не стану. Стало быть, не пойти нам более на врага вместе. Свидимся ли когда?

Князь обнял Савву.

- Даст Бог, свидимся, Ярославич! - ответил дружинник.

Александр выпустил Савву из объятий и крикнул:

- Федор!

В горницу вошел княжеский слуга. Он встал у входа и поклонился.

- Федор, неси-ка то, что вчера мастеровые люди принесли! - приказал князь. - Да побыстрее!

Слуга снова поклонился и помчался исполнять волю хозяина. Вскоре Федор вернулся. На руках он держал тюк из грубой ткани, а за ним, с таким же тюком, в горницу вошел еще один княжеский холоп. Они положили свертки на стол и раскрыли их. В одном тюке была дорогая одежда из красной ткани, такая же, что была на князе, и сапоги, а в другом: круглый щит, с золотым львом на алом поле, большой меч в ножнах, шлем с золоченым венцом, наручи[52] и тяжелая кольчуга.

- Вот, прими от меня, Савва, за добрую службу и дружбу! - сказал князь, указывая на подарки. - Знал, что уходить ты надумал, загодя велел людям за работу приниматься.

- Ни к чему мне теперь такие наряды да оружие, Ярославич, - проговорил Савва, который подивился красоте княжеских подарков. - Землю пахать в них не станешь, зверя лесного не изловишь. И не меч мне нужен, а топор простой, чтобы лес валить для поленьев печных.

- Бери, не смей отказывать! - сердито возразил на его слова Александр. - Лучшие мастера по моему приказу ковали. Сам работу принимал. Ладно сделали умельцы.

Савва понял, что отказаться он не сможет, и вздохнул.

- Ты плащ красный с застежкою золотой, что тебе у Невы-реки подарил, сберег? - прервал молчание князь.

- Да, Ярославич, плащ тот цел, словно вчера шит, а застежку золотую подле креста ношу, - Савва засунул руку за ворот и достал висящую на бечевке круглую золотую застежку.

- Ежели беда какая случится али помощь моя тебе нужна будет, ты мне застежку эту со словами своими пришли, - сказал Александр. - Чем смогу - помогу!

Савва подошел к столу и взял ножны с мечом. Он обнажил клинок меча на половину и стал смотреть на холодный блестящий металл. Александр Ярославич вновь положил руку на плечо дружинника:

- В нонешнее время хороший меч да броня[53] всякому сгодятся. Не пахарь ты, ты воин храбрый. Не усидеть тебе у печи, Савва!

 

"Не прав ты оказался, Ярославич! - Савва вспомнил слова Александра и улыбнулся. - Все же усидел я у печи. Десять лет уж как не вынимал меча из ножен".

Он снял крест и застежку, положил их к остальным вещам и накрыл ямку-тайник большим плоским камнем. У ручья Савва стал покрывать себя речной глиной. Он вымазал ею все: руки, ноги, голову, грудь. Даже повалялся в глине, чтобы и спина стала черной. Это было нужно для того, чтобы лесной зверь не учуял человеческого духа или постороннего для леса запаха. После того, как он весь покрылся глиной, Савва взял штаны и начал валять в глине их. Затем он туго обвязал штаны у поясницы и сделал из них набедренную повязку. Копье Савва тоже основательно обмазал глиной. Покрытый слоем речной глины, с белеющими, на серо-черном лице, глазами и копьем, наконечник которого теперь не отдавал металлическим блеском, он пошел в глубь леса на поиски следов оленей.

Савва довольно быстро напал на след взрослого оленя и теперь высматривал его среди кустов и деревьев. Так он оказался у большой поляны. Крупный олень с ветвистыми рогами мирно пасся на ее дальней стороне. Подобраться к нему по поляне незамеченным было невозможно. Да и метнуть в зверя копье Савва не смог бы, уж слишком далеко стоял олень. Тогда Савва решил, что с другой стороны поляны он сможет подойти достаточно близко для удара, и стал обходить ее по кромке леса. Шел он тихо и осторожно, чтобы ни один звук не вспугнул зверя. Через некоторое время Савва уже сидел за большим кустом, а олень находился всего в нескольких шагах от него. Зверя ничего не тревожило. Он щипал травку и изредка поднимал голову, чтобы осмотреться и понюхать воздух. Олень не чувствовал приближение своей гибели. Савва вышел из-за куста для последнего броска. Он занес копье над головой и наметил место на теле оленя, в которое ударит. Удар должен был быть один, и он должен был стать смертельным. Напряжение Саввы возрастало с каждым мгновением.

Еще миг.

Еще один удар сердца.

И тут Савва бросился мимо оленя и, сломя голову, побежал через поляну. Олень отпрянул от неожиданности и метнулся в кустарник. На другой стороне поляны, над кронами деревьев, клубился черный дым. Там вдалеке, за лесом, был дом Саввы.

Савва бежал, не останавливаясь. Он шумно выдыхал воздух и с легкостью преодолевал препятствия на пути. Его крепкое тело, покрытое черной глиной, мелькало среди стволов лесных деревьев. На бегу он ничего не замечал вокруг. Он устремил взгляд в одну точку перед собой. Савва думал только об отце, жене и сыне, которых оставил дома.

Вот он миновал кромку леса. Вот он бежит по высокой траве. Дым теперь скрывал от него почти все небо. Савва гнал прочь черные мысли, он отказывался в них верить. Остановился он только на холме, с которого были видны его поля и дом. Поля, за которыми он так заботливо ухаживал, горели. Дом полыхал, и горящие просмоленные бревна придавали дыму черный цвет - цвет горя. Савва тяжело дышал и смотрел на огонь. Опомнившись, он побежал к дому.

Жар от горящей избы бил Савве в лицо. Он отбросил копье и стал лихорадочно оглядываться:

- Отец! Сашка! Василиса! Василиса!

Савва попытался войти в дом, но не смог. Из дверного проема его обдало огнем. Савва побежал к окнам. Из них тоже вырвалось пламя.

Кровь на земле.

Савва увидел её. Кровяной след тянулся на другую сторону избы, к реке. Савва бросился туда. У речного берега лежал его отец. Из окровавленной спины деда Ивана торчала черная стрела. Савва подбежал к телу, упал на колени, стал поднимать и переворачивать раненного отца. Из глаз Саввы потекли слезы:

- Отец! Отец! Батя!

Веки старика зашевелились. Он медленно открыл глаза.

- Савва, - прохрипел дед Иван. - Прости, сынок, не уберег я их... не уберег.

- Не трать силы, батюшка, - сказал Савва. - Не трать, силы. Я тебя выхожу. Скажи только, где Василиса да Сашка?

- Не жилец я, Савва! - грудь деда Ивана порывисто вздымалась, вбирая в себя последние глотки воздуха этого мира. - Налетели проклятые. Увели жену и сына твоего. Дом пожгли и поля. Хотел.... Хотел к воде речной перед смертью прикоснуться. Вот ведь как получилось...

Дед Иван собрал последние силы и ухватился за шею Саввы.

- Вот ведь как получилось, - сказал умирающий старик. - Растил тебя как родного, а от стрелы родичей твоих погибаю.

- Что ты.... Что ты такое говоришь-то, батя? - Савва с трудом произнес эти слова.

- Не отец я тебе, Савва! - дед Иван застонал от боли. - Не встревай! Слушай.... Слушай, пока не помер!

Савва в замешательстве смотрел в глаза старика. Дед Иван перетерпел приступ боли и продолжил:

- Не отец я тебе. Мать твоя... Мать твоя из Чернигова молодой пришла, от мунгалов спасаясь. По... полюбилась она мне. Как жениться на ней надумал, она... она мне и скажи, что ребеночка под сердцем носит. Любил я ее сильно, сказал ей... сказал ей, что как сына родного тебя растить буду. Вот и не знал ты, что не сын мне вовсе. Когда матушка твоя умирала... наказала она мне правду с собой в могилу унести. Не сдержал.... Не сдержал я слова данного.... Прости.... Прости, сынок!

Старик закрыл глаза и стал дышать чаще. Слеза за слезой из глаз Саввы падали на грудь умирающего. Дед Иван снова открыл глаза.

- Кто же? - прошептал Савва. - Кто же отец мне?

- Когда князей наших в степях... в степях половецких побили, мунгалы и татары на землю нашу пришли. Мунгал силой твою мать взял. Поэтому ты ... и глазом так тёмен и волосом. Как сына родного тебя растил.... Знай, ни о чем не жалею.... Будь проклято окаянное племя твое!

Дед Иван ослабил хватку, устремил последний взгляд на голубое небо и притих. Савва склонил голову и тихо зарыдал. Бессилие душило его, ему не хватало воздуха. Савва не мог исторгнуть из себя ни звука. Боль потери скрутила его сердце. Глазами, полными слез, Савва посмотрел на небо и вопли горя, взлетев над рекой, заглушили журчание воды и потрескивание огня.

Он лежал между двумя могилами и смотрел на белые облака, проплывающие по небу. Здесь покоилась его мать, а теперь еще и человек, которого он всю жизнь считал своим отцом. Слезы стекали по грязному лицу Саввы и оставляли на нем все новые и новые полосы. Он поднялся и встал на колени. Словно обнимая их, Савва коснулся лбом каждой могилы. Затем он положил на них руки, провел по земле и сказал:

- Если Бог даст, еще свидимся!

Савва подобрал мотыгу, окровавленную стрелу и пошел к сгоревшему дому. На дворе он откинул в сторону деревянную кормушку для свиней и стал на ее месте копать яму. Год назад Савва закопал княжеские дары, чтобы они не напоминали ему о прежней жизни и не мучили душу. Теперь они, вопреки его воле, снова понадобились ему. Вскоре он извлек большой тюк из грязной грубой ткани и положил его у ямы. Затем Савва пошел к реке и принялся смывать с себя глину. Он отмыл себя и штаны, которые сразу же надел, потому как времени на их сушку у него не было.

Стойло сгорело, но останков коней в нем не нашлось. Стало быть, их увели. Остальная живность погибла в огне вместе с пристройками и клетушками. Савва внимательно рассматривал следы конских копыт. Он ходил по двору, затем вышел за изгородь и отдалился от дома. Через сотню шагов Савва окончательно убедился, что конники отправились на юг, в обход леса.

Он положил стрелу в тюк, который привязал к спине веревкой, подкинул ногой копье, схватил его и побежал. Савва надеялся успеть забрать вещи, спрятанные у черного ручья, и повстречать убийц на другой стороне леса. Там было большое селение и он не сомневался, что конники поехали туда.

 

Близнецы

 

 

В лесу быстро стемнело. Ни одному лучу заходящего солнца не удавалось пробиться сквозь густую листву деревьев, нагромождение их ветвей и могучих стволов. Из-за наступившей темноты Савва не мог продолжать бег, теперь это стало опасно. Он шел, пробираясь через заросли кустарника, перелезал через упавшие деревья, а иногда и проползал под ними.

Становилось прохладно. Благо теперь он был полностью одет, так как вернулся к лесному ручью и забрал одежду, да и штаны на нем уже просохли. Савва ни разу не передохнул после того, как ушел от ручья. Сначала он бежал, а теперь вот шел, не делая даже малейших остановок для передышки. Вперед его гнала мысль о жене и сыне. Савва знал, он чувствовал, что они верят в него и ждут, что он придет и вызволит их из плена. Иногда эту мысль перебивало чувство злобы и жгучее желание мести. Вслед за ними Савву захватывала горечь от потери близкого человека, но горевать по убитому отцу он старался себе не позволять. Сейчас живые нуждались в его сострадании. Уныние погубило бы его и его близких.

Только когда среди крон и ветвей деревьев появилась луна, Савва стал останавливаться на лесных полянках, чтобы посмотреть на звезды и проверить, не сбился ли он с пути. Глубокой ночью Савва, наконец-таки, дошел до кромки леса. Вдалеке, среди деревьев, он увидел зарево огня. Савва вновь бросился бежать, хотя и понимал, что уже опоздал.

Почти все дома в селении горели. На земле тут и там лежали окровавленные тела. Те кто здесь побывал, убивали взрослых мужчин и не жалели стариков. Савва подходил к каждому телу и проверял, не остался ли кто в живых, но таких не оказалось. Следы конских копыт повсюду указывали на то, что здесь проехало гораздо больше всадников, чем у дома Саввы.

"У меня с десяток побывал, а тут либо сотня была, либо более, - подумал Савва. - Стало быть, те, кто от меня ушел, с другими повстречались и далее вместе поехали".

Савва сразу обратил внимание на два нетронутых дома, которые стояли напротив друг друга. К этим избам он подходить не стал и для начала пару раз обошел их стороной, но после того, как проверил все тела убитых и убедился, что врага по близости нет, он зашагал к ним. Горящие избы освещали селение, и это позволило Савве издалека разглядеть пронзенные стрелами трупы татар, которые лежали как раз между уцелевшими домами. Савва посмотрел на обе избы и громко крикнул:

- Есть тут кто?

Никто не отозвался. Тогда он развязал на груди веревку, скинул с себя тюк, схватился за копье обеими руками, и, крадучись, пошел к телам татар. Савва шел медленно, смотрел по сторонам и прислушивался. Зазвенела тетива и послышался свист. Стрела вонзилась в землю у правой ноги Саввы. Савва замер на месте.

- Убирайся отседова! - раздался юный голос. - Ежели пойдешь сюда, стрелкою в сердце попаду.

Савва прислушался и решил, что мальчишка сидит на крыше правого дома. Да и стрела у его ноги на это указывала.

- Свой я! - Савва выпрямился. - Худого тебе не сделаю! Слазь!

- А мне почем знать, свой ты али нет? - послышался ответ с крыши. - Не ходи сюда! Уходи, покуда жив!

Савва немного поразмыслил и крикнул:

- Ну, ты как хочешь, а я к тебе иду!

Он сделал шаг и через мгновение услышал свист стрелы, пущенной слева. Савва ловко отбил ее древком копья, побежал и укрылся в тени левого дома. На крыше избы кто-то закопошился. Савва нащупал в темноте лежащую на земле лестницу. Он положил копье, осторожно поднял лестницу и приставил ее к крыше дома. Поднимался Савва медленно, задерживался на каждом шаге и прислушивался. Больше сверху шумов не раздавалось. Савва высунул голову и посмотрел на крышу. На другом конце избы, у резных коньков, лежал босоногий парень, в простой рубахе и штанах. Парень смотрел на соседний дом и отчаянно жестикулировал. В одной руке у него был лук с прилаженной к тетиве стрелой. Савва тихо, чтобы не вспугнуть стрелка, забрался на крышу и, опираясь на руки и носки ног, стал передвигаться к нему. Парень продолжал увлеченно жестикулировать, что-то объясняя мальчишке на другом доме, и не замечал Саввы. Когда Савва подобрался на достаточное расстояние, он резко прыгнул на парня и сковал его движения. Юноша отчаянно сопротивлялся, извивался, как бесенок, но выбраться из объятий Саввы ему так и не удалось. Он отчаялся улизнуть и успокоился. Тогда Савва тихо прошептал ему на ухо:

- Я тебе зла не сделаю. Сам посуди, захотел бы, уже давно бы тебе шею, как цыпленку, свернул. Сейчас я ладонь ото рта уберу, а ты не вздумай кричать. Понял?

Юноша замычал.

- Головой кивни, если понял, - тихо сказал Савва.

Парнишка кивнул. Савва убрал руку с его рта.

- Лук-то выпусти, от греха подальше, - улыбнулся Савва.

Юноша выпустил лук, после чего Савва спросил:

- Звать-то тебя как?

- Никитка, - ответил парнишка.

- Никита, стало быть?! - прошептал Савва.

- Ага, - подтвердил Никита.

- Слушай, друже Никита, - по-прежнему тихо проговорил Савва. - Сейчас ты кликнешь того, который на другой избе сидит и скажешь ему, чтобы он вниз спускался, и мы с тобой к нему спустимся. Да пусть лук прежде с крыши скинет, так чтобы я это увидал.

- Данилка, слышь? - прокричал Никита. - Дядько нам плохого не сделает. Он спускаться велит, только лук да стрелочки выкинь сперва.

Через некоторое время из-за крыши противоположного дома вылетел лук, вслед за ним полетели несколько стрел.

Савва спустился с крыши, дождался Никиту, положил руку ему на плечо и вышел с юношей на освещенное пожаром место. Только теперь он разглядел, что парень был светловолосым и достаточно рослым. Савва повернул его к себе лицом, чтобы хорошенько рассмотреть. Лицо Никиты было заплаканным, но на Савву он смотрел без страха и Савва это приметил. У затемненной части правой избы раздался шум. Из темноты появился еще один "Никита". Юноши были похожи, как две капли воды. Да и одеты они были одинаково. Савва поставил Никиту рядом с Данилой.

- Близняшки, - сказал Савва.

- Ага, - кивнул один из близнецов, шмыгнул носом и утер сопли рукавом.

- А тебя как величать, дядько? - подал голос другой.

- А я, стало быть, Савва Ива..., - сказал было Савва и осекся. - Саввой меня зовут.

- Савватий, значит? - не унимался близнец.

- Какой Савватий, горе луковое? - сердито сказал Савва. - Сказано тебе - Савва!

- Не серчай, дядько, - сказал другой брат-близнец.

- Да какой я тебе дядько?! Вот ты, - Савва указал пальцем на одного из братьев, - вдругорядь[54] не предупреждай, что стрелу пустишь. Видишь врага - бей метко!

- То не я был, то он, - сказал близнец, на которого указывал Савва, и кивнул в сторону брата.

- Да какая разница?! - Савва махнул на братьев рукой. - Это вам обоим знать надобно.

Он вновь посмотрел на заплаканные лица близнецов.

- Ты - Никита, - сказал Савва и указал на одного из них.

- Не, я - Данилка, а он - Никитка, - ответил близнец.

- Да, с вами, братцы, тяжело придется, - задумчиво сказал Савва и почесал затылок. - Мать-то с отцом отличали?

Один из братьев склонил голову и заплакал. Другой стал толкать его локтем:

- Не плачь!

- Ты чего это? - опешил Савва.

- Отца татары убили, - ответил близнец, который не плакал, и указал пальцем в сторону горящей избы. - Там он лежать должен. Людей оборонял, вот они его и зарубили саблями. Матушку и сестер наших связали татары и с собой увели.

- А вас, стало быть, они взять не смогли, - Савва кивнул на убитых татар.

- Мы с Данилкой, - захныкал Никита, который слегка успокоился и перестал плакать, - на избы залезли и по очереди вылезали, чтоб стрелки пускать. Вот они и не знали куда лезть. Вроде на меня бросятся - я спрячусь, а Данилка на другой крыше вылезет и, вроде как, я уже там, на другой избе. Так мы троих и убили. Испугались татары. Видать, решили, что дело тут нечисто. Всех повязанных забрали и ушли, только дюжина их осталась. Хотели избы запалить, на которых мы с Данилкой были. Ну, мы еще двоих уложили. Тогда они на коней залезли и дёру дали.

Никита утер лицо рукавами рубахи. Савва посмотрел на избы, на поверженных татар, на близнецов. Он подошел к братьям поближе и положил руки на их плечи:

- Хитро придумано!

- Так мы и просидели до ночи на крышах, - продолжил Данила. - Спуститься боялись.

Савва осмотрелся:

- Не плачь, Никита! Слезами горю не поможешь! Горевать потом будем. Убитых похоронить надо бы, да нет времени у нас. Знаю, вернутся татары за вами. Не оставят они так этого, отомстить захотят. И с вами не могу остаться, Василиса моя и сын у них, и вас тут бросить не могу. Эх.... Отобьемся от них, а потом и схороним всех. Надо встречу теплую татарам подготовить!

 

- Вы не смогли схватить какого-то мальчишку?! - прорычал Берке.

У ног его коня, моля о прощении, на коленях стояли несколько воинов в потертых и местами дырявых коротких кафтанах. Некоторые из них носили малахаи, другие железные шлемы с султанами из конского волоса. Они покорно склонились до самой земли и готовы были выслушать от хана все, что угодно, лишь бы избежать наказания.

Уже почти рассвело. Темные тучи на небе прочили пасмурный день. Мимо хана проходили плененные женщины и дети из русских селений. Им связали руки и одной веревкой привязали друг к другу, по несколько человек, затянув ее на шеях. Многие из них уже выбились из сил и падали, притягивая к земле остальных. Тем, кто помогал упавшим, чтобы облегчить и свою участь, доставалось плетьми от гарцующих на конях степняков. Впрочем, татары пускали в ход плетки и для того, чтобы подогнать пленников, поэтому жгучих ударов не удавалось избежать никому. Грязные замученные люди, с заплаканными лицами, уже не сопротивлялись. Они смирились с подобной участью. Невдалеке от этой колонны, по обе ее стороны, разъезжали большие отряды воинов хана. Они то и дело срывались куда-то, а затем возвращались, приводя с собой новых пленных, которых сразу же сгоняли в общую колонну.

Берке сошел с коня, отдал узду стоящему рядом воину, стал беспокойно расхаживать, сжимая в руке плеть, и о чем-то задумался.

"Она была такой же, как и эти девушки, - хан посмотрел на устало бредущих светловолосых пленниц. - Три воина скрутили ей руки и тащили, но она отчаянно сопротивлялась. Ее красивая грудь выпала из разорванной рубахи и вздымалась от негодования. О, как прекрасна она была в этом бессильном гневе! По сей день никто не знает, что стало с теми тремя кипчаками[55]".

Берке остановился у десятника, одного из тех воинов, что сбежали из сожженной деревни, спасаясь от верной гибели, которую несли стрелы светловолосого юноши. Хан хлестнул плетью по спине десятника и закричал:

- Говори, трусливый пес!

Воин не посмел поднять голову и дрожащим от страха голосом начал свой рассказ:

- О, повелитель, мы хотели поджечь два дома в урусутском селении, но как только первый из нас подъехал к одному из домов, на крыше появился мальчишка с луком. Он убил того, кто был с факелом, и скрылся. Мы бросились к этому дому, чтобы изловить его, но мальчишка появился на крыше другого дома и стрелой сразил еще одного из нас. Мы снова побежали к нему, и тут упал третий пронзенный стрелой. Мальчишка был уже у нас за спиной, на крыше другого дома. Он снова скрылся и тут же еще один из нас упал замертво, стрела попала ему в глаз. Мы обернулись. Мальчишка стоял на крыше дома, на которой его только что не было, мой господин. Как только он спрятался за крышей, стрела поразила еще одного из твоих воинов, и на этот раз мальчишка стоял уже на другой крыше. Мой повелитель, это были злые духи! Урусутские мангусы[56]! Они хотели всех нас умертвить в этом селении!

Берке сделал несколько шагов в сторону, задумчиво погладил бороду, затем вернулся к десятнику и неожиданно захихикал. Вместе с ним засмеялись и воины. Вскоре хихиканье хана переросло в хохот, и остальные поддержали его. Осмелевший десятник выпрямился. Хан резким движением выхватил кривую саблю и снес ему голову. Капли крови попали на отороченный мехом синий кафтан Берке, что на мгновение его огорчило. Голова воина упала к ногам хана. Хохот мгновенно стих. Берке пнул голову и, поглаживая бороду, сказал:

- Ничего глупее в своей жизни не слышал. Там было два мальчика. На каждом доме по одному. Просто они были очень похожи друг на друга.

Хан подошел к одному из провинившихся воинов и толкнул его носком сапога:

- Теперь ты десятник. Возьми своих людей и привези мне этих мальчиков. Если не сможете взять живыми - убейте их!

Воины поднялись с земли и попятились, продолжая кланяться хану. Так они добрались до коней, запрыгнули в седла и поскакали к русскому селению. Берке пристально смотрел им вслед и вдруг воскликнул:

- Злые духи! - и снова громко захохотал.

 

Близнецы спали на крышах, а Савва остался внизу. Он ждал прихода татар с юга, поэтому лег отдохнуть у северной части домов, чтобы врагу пришлось идти на него мимо братьев на крышах. Расчет Саввы был прост. Татары не знают о том, что он их преследует, значит, не готовы к его появлению. Близнецы будут пускать в них стрелы с крыш, а Савва сможет схватиться с ними на земле и при необходимости укрыться в одном из домов. Но больше всего Савва надеялся на то, что кони татар попадут в ловушки, расставленные им и близнецами у домов, и тогда степнякам придется биться пешими, а с теми, кто стоит на земле, ему будет проще справиться. Савва положил под голову тюк и попытался заснуть. Несмотря на то, что он и близнецы хорошо поработали за ночь, сон к нему не шел. Он лежал с открытыми глазами и думал о погибшем отце, о Василисе и Сашке.

Начало светать. Савва смотрел на тучи, проплывающие по небу. Одна мысль за другой проносились в его голове. Он устал от дум и переживаний. Глаза его стали смыкаться.

"Подымайся, Савва! Вставай! Пора!" - Савва услышал пронзительный крик Ратмира. Что это? Сон или явь?

Савва резко открыл глаза и почувствовал, как еле уловимо дрожит земля. Он перекатился на бок, припал к земле ухом и стал вслушиваться. Топот нескольких коней.

"Их немного", - решил Савва.

Он схватил копье и поднялся. Вдалеке, поднимая клубы дорожной пыли, в сторону селения скакали несколько всадников. Савва откинул тюк к стене левой избы и стал ждать. Он условился с близнецами, что при появлении всадников никто из них не издаст ни звука и не покажется раньше времени из укрытия. Савва держал копье обеими руками и стоял, даже не приняв боевой стойки. Он был уверен в том, что Никита и Данила уже проснулись и тоже смотрят на приближающегося врага.

Татары заприметили Савву, остановились и закружили на конях, видимо, о чем-то переговариваясь. Через некоторое время они снова поехали к селению. Когда всадники были уже достаточно близко, чтобы Савва мог их сосчитать, татары разделились на три части. Четверо из них поскакали на Савву, трое ушли налево и трое направо, намереваясь обогнуть уцелевшие дома с других сторон. Савва ожидал подобный маневр, но надеялся, что врагов будет меньше. Он расставил ноги и крепко сжал копье в руках. Ветер трепал его длинные темные волосы. Савва делал глубокие вдохи, как будто утолял воздухом голод, который так долго мучил его. На врага он смотрел исподлобья, полными ненависти глазами. Татар, которые разъехались в стороны, он теперь не видел, они скрылись за домами. Перед Саввой было только четыре всадника, и они ехали прямо к нему.

Степняки припустили коней и с криками устремились на Савву. Трое из них выхватили изогнутые сабли, а один натянул тетиву лука и целился в Савву, чтобы выпустить стрелу. Внезапно два коня провалились под землю, выкинув седоков вперед. Упавшие воины кубарем прокатились по земле. Татарин с луком, на мгновение отвлекся и тогда Савва сделал разбег и метнул в него копье, сопровождая его полет яростным криком. Копье попало в грудь врага, пронзило его насквозь и сбило с коня. Единственный оставшийся в седле степняк во весь дух скакал на Савву, вопя и размахивая саблей над головой. На крыше левого дома появился один из братьев. Он выпустил стрелу и перекатился на видимую для Саввы часть крыши. Пущенная близнецом стрела угодила в шею татарина на коне. Тот захрипел, обмяк и свалился на землю. Близнец сразу же повернулся в другую сторону, достал из колчана за спиной еще одну стрелу и выстрелил ее. За домом раздался предсмертный крик. Близнец пригнул голову, улегся на крыше и приладил к тетиве очередную стрелу.

Двое воинов, что вылетели из седел и лежали рядом с телами ранее убитых сородичей, очнулись и, пошатываясь, встали. Один из них подошел к ловушке и увидел в ней своего мертвого коня, брюхо которого разорвали острые колья на дне ямы. Он что-то прокричал второму степняку, и они бросились на безоружного Савву. Савва подбежал к трупу татарина, которого убил близнец, и выхватил из его рук саблю.

Первый степняк замахнулся клинком, намереваясь на бегу ударить Савву в живот. Савва перепрыгнул через его саблю, сделал кувырок, вскочил на ноги и размашистым ударом рассек кафтан второго воина. Татарин удивленно взглянул на страшную рану и вываливающиеся из нее внутренности. Он упал на колени, держась руками за вспоротый живот, а затем свалился на землю и затих. Живой степняк развернулся, увидел, что произошло, и попятился. Савва стоял к нему спиной. С окровавленной сабли на землю сочилась темная кровь. Савва чувствовал страх своего врага. Татарин продолжал пятиться, а затем побежал прочь. Савва резко развернулся и метнул в него саблю. Смерть настигла и этого воина.

Всадники, которые обогнули сожженные дома слева и, благодаря стреле близнеца, уже успели потерять одного из своих товарищей, увидели Савву и поскакали на него. Савва вырвал копье из тела убитого им воина и вбежал в левую избу. Близнец, сидящий на крыше этого дома, вскочил, выстрелил в одного из татар и попал ему в грудь. После этого он сразу же перескочил на другую сторону крыши. Второй татарин на ходу спешился и вслед за Саввой вбежал в дом. В избе было темно. Степняк медленно шел, вытянув перед собой саблю. Он зашел в сени, прошел мимо печи и, вглядываясь в темноту, стал искать Савву. Вдруг он почувствовал удар и уставился на наконечник копья, который показался из его живота. Савва прятался за печкой.

- Савва! Савва! - послышался голос одного из братьев.

Савва выскочил из избы. Его руки, залитые кровью, сжимали липкое древко копья. На крыше правого дома близнец отчаянно боролся с огромным татарином. Степняк явно пытался взять его живьем. Савва хотел метнуть в татарина копье, но передумал, потому что мог попасть в близнеца. Он бросил взгляд на крышу избы, из которой вышел. Второй близнец пытался улучить возможность для выстрела, чтобы вызволить брата из рук врага.

- Стой, Никита! - крикнул Савва. - Не стреляй!

- Я - Данила! - отозвался близнец.

Савва махнул на него рукой и посмотрел на борьбу Никиты и татарина. Затем он снова повернулся к Даниле и крикнул ему:

- В стену стрелы пускай! В стену!

Данила понял замысел Саввы и одну за другой стал выпускать стрелы в бревенчатую стену дома, готовя лестницу. Савва по дуге побежал к избе, разогнался и поскакал по стрелам наверх. Самую верхнюю опору для ноги Данила засадил в последний миг и при этом чуть не угодил Савве в стопу.

Савва прыгнул на спину татарину, который удерживал Никиту, обхватил его за шею и стал душить. Степняк выпустил юношу и со всего маху ударил Савву локтем в бок. Затем он еще несколько раз проделал тоже самое и стряхнул с себя назойливого русича. Савва отлетел от него и еле удержался на крыше. Степняк выхватил из ножен саблю. Савва вскочил, сделал три шага на встречу противнику и ударил его в прыжке обеими ногами. Татарин упал на другую сторону крыши и скатился с нее в стог сена.

Просвистели две татарские стрелы. Савва схватил Никиту за руку, они вместе соскользнули с соломенной крыши и упали на спины, подняв в воздух облако пыли. Данила схватился за колчан, чтобы поразить татарина, который оправился от удара Саввы и вылез из стога, но стрел в колчане больше не осталось.

Савва и близнец закряхтели и поднялись с земли. Послышался топот коней. Савва  снова схватил Никиту за руку и рванул за левую избу. Данила у них на виду соскользнул с крыши в небольшой стог сена. Савва потер ушибленную поясницу, посмотрел на этот стог и сказал:

- Вот об этом-то я и не подумал.

Они уселись у стены дома и затаились.

- Еще трое остались, - переводя дух, сказал Савва и посмотрел на одного из братьев: - Где твой лук да тул[57], Никита?

- Я - Данила, - ответил близнец, - лук на крыше оставил, стрелок-то больше нет.

- Уморился я с вами, братцы, - Савва посмотрел на второго близнеца.

- На крыше остались, - замялся Никита. - И лук и тул. Проспал я, дядько. Не серчай! Глаза открыл, а меня татар за грудки хватает.

- Беда одна с вами! - с укоризной сказал Савва. - Хорошо хоть Данила не проспал, а то туго пришлось бы мне.

Он приподнялся и огляделся по сторонам. Топот татарских коней был хорошо слышен, но самих всадников он не увидел. Они разъезжали между сгоревшими домами и высматривали беглецов.

- Да, без оружия непросто нам будет, - выдохнул Савва.

- А ежели..., - один из близнецов попытался что-то сказать, но Савва жестом приказал ему замолчать.

Они затаили дыхание и прислушались к конскому топоту.

- Один сюда едет, - прошептал Савва и, крадясь, пошел к углу избы.

Близнецам он рукой показал, чтобы они сидели тихо и не высовывались, а сам выглянул из-за угла и снова за ним спрятался.

Татарин подъезжал именно с этой стороны. Савва быстро что-то обдумал, сделал несколько шагов назад, разбежался, оттолкнулся от изгороди и прыгнул. Всадник, в этот миг показавшийся из-за угла, не ожидал нападения. Савва выбил его из седла, они упали и покатились по земле. Татарин что-то выкрикивал, наверное, подзывал своих, но Савва сел ему на живот и нанес сильный удар в челюсть. За ним еще один и еще удар. Татарин притих. Савва схватил его саблю и уже было поднялся, как вдруг мимо него проскакал появившийся неизвестно откуда огромный степняк, с которым Савве довелось биться на крыше дома. Савва почти успел увернуться, но татарин все же достал саблей правое плечо русича. Нанесенная Савве рана была неглубокой, но причиняла ему боль и обильно кровоточила. Мысли Саввы на миг перемешались.

Татарин отъехал в сторону, развернул коня и снова поскакал на Савву. Русич перекинул саблю в левую руку и ждал приближения всадника. Когда их разделяло меньше трех шагов, Савва резко уклонился вправо, пригнулся и рубанул по ноге скакуна. Конь дико заржал от боли, на скаку повалился вперед и скинул седока.

Кровь вытекала из раны на плече Саввы и заливала его пыльную рубаху, но он не обращал на это внимания. Он сжимал татарскую саблю и медленно шел к поднимающемуся с земли воину. Огромный степняк встал и обернулся к нему.

- Я убью тебя, как собаку! - закричал он и поманил Савву рукой: - Ну, иди! Иди сюда!

Савва не понял слов татарина, но этот жест ему был хорошо знаком. Он подходил к врагу все ближе и ближе. Степняк занес саблю над головой, закричал и побежал на Савву. За несколько шагов до русича он опустил саблю острием вперед. Савва ловко увернулся от клинка, сделал поворот вплотную к телу татарина, пропустил его дальше и резким ударом снес ему голову.

Последний степняк выехал из-за обгоревшего дома. Он увидел окровавленного Савву и два трупа на земле, развернул коня, нещадно хлестнул его плетью и поскакал прочь. Савва отбросил саблю, подбежал к раненному татарскому коню и вытащил из притороченного к седлу колчана лук и одну стрелу. Он приладил стрелу к тетиве, натянул ее и долго прицеливался. Казалось, еще немного и татарин ускользнет, но тут Савва отпустил тетиву. Стрела догнала всадника и вонзилась ему в спину. Татарин проехал еще немного, выпустил узду и свалился с коня. Савва сглотнул, бросил лук и посмотрел на окровавленное плечо. Близнецы подошли к нему. Данила ткнул брата и пальцем показал в ту сторону, где лежал на земле воин с торчащей из спины стрелой. Никита удивленным кивком оценил точность выстрела.

Савва поднял брошенную саблю и побрел к степняку, который до сих пор лежал в беспамятстве. Близнецы пошли за ним. Савва склонился над степняком, схватил его за ворот кафтана и начал трясти. Когда веки татарина затрепетали и он очнулся, Савва поднес лезвие сабли к его горлу:

- Кто ведет войско?

Татарин переводил глаза полные страха то на близнецов, то на Савву, но явно не понимал, о чем его спрашивают.

- Хан? - закричал Савва. - Хан?

- Берке, - промямлил пленник дрожащими губами.

- Сколько с ним идет воинов? - Савва вцепился в ворот кафтана и чуть было не разорвал его. - Сколько воинов?

Татарин схватился за плечи Саввы, попытался отбросить русича в сторону и высвободиться, но Савва перерезал ему горло и опустил обмякшее тело на землю.

Поймать обезумевших от запаха крови и трупов своих хозяев татарских коней Савве и близнецам не удалось. Кони долго убегали от ловцов между обгоревших построек, а затем сбились вместе и ускакали от селения. Савва, в сердцах, плюнул, снял рубаху и уселся на землю.

- Никита, принеси-ка воды и тряпицы, рану перевязать, - обратился он к одному из близнецов.

Близнец бросился к уцелевшим домам, а его брат присел рядом с Саввой.

- Не удалось нам, Данила, выведать у него, сколько с собой воинов Берке ведет, - сказал Савва сидящему рядом близнецу и указывал на убитого татарина. - Скверно то.

- Я - Никита, Данилка за водой побежал, - утер нос рукавом чумазый близнец.

Савва замотал головой и улыбнулся:

- Опять я вас перепутал, будьте вы неладны!

Он засмеялся и Никита вместе с ним.

Вскоре объявился Данила. Он нес кадку с водой и кусок чистой, на вид, белой ткани. Савва разорвал ткань, макнул одну тряпку в воду и стал обмывать рану.

- Никогда оружия не бросайте! Оружие завсегда сгодиться может, - Савва, между делом, принялся поучать близнецов. - И когда на врага бежишь, чтобы рану на него возложить, не кричи аки зверь лесной.

Савва кивнул на обезглавленный труп степняка, зубами затянул узел перевязи и поднялся с земли:

- Некогда отдыхать, пора за работу приниматься!

К вечеру Савва и близнецы похоронили всех жителей деревни. Для незваных гостей выкопали большую яму, а павших коней схоронили в устроенных ловушках. После Савва отыскал подорожник, пожевал его, приложил к ране и снова ее перевязал.

Близнецы с поникшими головами стояли у могилы отца.

- Из лука стрелять батя научил? - Савва подошел поддержать юношей, хотя прежде сострадание было не самой сильной его стороной.

Близнецы закивали.

- Славным охотником он был! - Савва посмотрел вдаль.

В эту минуту, когда страх уже выветрился из их светлых голов, близнецы не могли сказать ни слова. Савва понимал, что им сейчас тяжело, но также твердо знал, что это горе братьям надо пережить самим и никто им в этом не поможет.

Савва не стал прощаться с близнецами. Когда совсем стемнело, он связал немного найденной еды в котомку, закинул на спину тюк, взял копье и пошел на юг, туда, откуда прискакали татары. Дороги не было видно, но он шел по звездам, мерцающим на иссиня-черном небе. Савва слышал, что в ста шагах позади, в кромешной тьме, за ним идут два парня, в колчанах которых бренчат их меткие стрелы. Он не стал подзывать их к себе, не останавливался и надеялся, что им расхочется идти за ним, и они вернуться домой.

 

Кони без седоков к вечеру нагнали войско хана и всполошили всех его воинов. Берке приказал поймать коней и привести к нему. Хан тщательно осмотрел их, обнаружил кровь на упряжи и задумчиво произнес:

- Двое мальчишек убивают десять опытных воинов! Да-а-а, на это стоило бы взглянуть. Они и в правду умелые стрелки! За них мне дали бы хорошую цену на невольничьем рынке.

Берке пошел к своему коню. Один из воинов бросился у ног коня на землю. Хан встал на его спину и вскочил в седло статного гнедого скакуна.

- Теперь о нас в этих землях знают два живых человека, которые пойдут и расскажут другим, если уже не сделали это. Надо уходить отсюда. Пойдем через тот лес, так будет надежнее, - Берке указал на полоску леса, который простирался впереди.

Тысячники оседлали коней и поскакали отдавать необходимые приказы.

- Поворачивай! - зычно приказал хан и завращал плетью над головой.

 

Забрезжил рассвет. Савва шел без остановок всю ночь. Близнецы шли за ним. Они то отставали от него, то прибавляли в шаге, чтобы не упустить Савву из виду. Надежды Саввы не оправдались, братья собирались идти вместе с ним, только вот он этого не хотел. Близнецы стали бы обузой для него. С ними он не поспеет за татарами. Савва знал, что им нужно будет время для еды, отдыха и сна. Из-за них он мог попасть в какую-нибудь переделку. В конце концов, идти с ним было опасно для их жизней, поэтому он всячески изгонял из головы мысль о том, чтобы взять их с собой.

Савва перевалил через большой холм, усеянный следами конских копыт, из-за которых на нем не осталось ни одной травинки, и ускорил шаг. Мысли о жене и сыне подгоняли его вперед. Как они без него? Живы ли еще? Не выбились ли из сил? Не потеряли ли надежду на спасение? Его жена и маленький сынишка проходили по этой земле. Их следов нельзя было различить, но он знал, что они здесь побывали. Савва гнал прочь плохие мысли о судьбе двух самых родных для него людей на всем белом свете. Он надеялся на их выдержку и терпение.

На время Савва отвлекся от дум, оглянулся и увидел на вершине холма двух бредущих юношей с небольшими котомками в руках и луками за спиной. Близнецы устали, но продолжали идти за ним.

- Савва! - раздалось с холма. - Савва, подожди нас! Савва, возьми нас собой!

- Ступайте домой! - Савва обернулся, сердито рявкнул и пошел дальше.

- Что ж нам там делать? - жалобно прокричал один из близнецов. - В живых никого не осталось, а матушку и сестер наших татары увели.

Братья спустились с холма, шли за Саввой и постоянно его окрикивали:

- Савва! Савва! Ну, возьми нас с собой!

- Ступайте домой, кому говорю! - гнев Саввы нарастал и он, для пущей убедительности, кинул в близнецов три камня.

Юноши из последних сил отбежали назад, чтобы камни в них не попали, а когда Савва пошел дальше, вновь побрели за ним, но решили больше его не окликать. Так они шли до леса, к которому их привели следы татарских коней. Солнце уже село за деревья и у кромки леса было довольно темно. Савва остановился, сел на большой валун и стал дожидаться близнецов.

Черные тучи, которые быстро набежали на небо, громом и молниями огорчили Савву. Поднялся сильный ветер. Его порывами срывало одежду. Близнецы дошли до Саввы и повалились на землю. С неба хлынул сильный дождь. По всей видимости, братья окончательно выбились из сил. Они продолжали лежать на земле под хлесткими струями дождя и даже не попытались как-то от него укрыться. Савва убрал промокшие волосы с лица, попробовал уложить их назад и встал с камня.

- Пора дальше идти! - Савва старался перекричать дождь и шумные порывы ветра. - Татары в лес пошли. Не делали они прежде такого, да видать, непростой у нас враг - хитрый. Ну что ж, и мы за ними пойдем!

Он пошел к деревьям.

- Уже? Нельзя ли еще немного передохнуть? - сказал один из близнецов, но его не услышали из-за разыгравшейся грозы.

- Ежели устали так, что идти не можете, то под дождем оставайтесь, а я дальше пошел, - прокричал Савва, вступил в темноту леса и исчез.

Близнецы с трудом поднялись и последовали за ним. Ветер сбивал их с пути, но, похоже, и ему было не под силу остановить братьев.

 

Друг

 

 

Солнце изредка показывалось между деревьями. Вскоре оно совсем пропало из виду, и о его существовании напоминал только одинокий луч, который ухитрялся пробиться сквозь чащобу. Спустя еще некоторое время свет померк, и только серое небо между кронами деревьев убеждало в том, что за пределами леса день еще не завершен.

Татары зажгли факелы, чтобы освещать путь. Мерцающие огни были повсюду. Их было так много, что казалось, будто весь лес объят ярким пламенем пожара. Со всех сторон доносились непонятные слова, смех, брань, топот копыт, ржание коней, мычание и блеяние уведенной из разграбленных селений скотины. Вряд ли вековые дубы и ели могли припомнить подобное нашествие людей.

Степняки вели пленников по лесной тропе и не скупились на удары плетьми и оскорбления. Одежда на женщинах и детях была разорвана, покрыта кровоподтеками и очень грязна. Отдыха им не давали уже давно. Они еле волочили ноги, но не смели остановиться, боясь наказания.

Воины, что проезжали мимо пленников, указывали на них пальцами, о чем-то переговаривались и громко хохотали, то ли потешаясь над их беспомощностью, то ли радуясь богатой добыче. Они словно получали удовольствие от страданий, которые причиняли своим безвольным жертвам. Некоторые из степняков, развлекая себя и товарищей, протягивали пленникам еду, а когда измученные женщины тянулись за ней, одергивали руки и смеялись над тем, что злая шутка вновь удалась.

Василиса шла, склонив голову от усталости, и думала только об одном. Она должна продержаться столько, сколько понадобится. Ей нельзя сдаваться и падать от бессилия. Где-то позади идет ее маленький сынишка, так же как и она, привязанный к веренице детей. Ради него она должна жить. Она должна вытерпеть все, чтобы спасти сына.

Всю дорогу Василиса оборачивалась назад, чтобы разглядеть среди детей Сашку. Идет ли он дальше? Не закончились ли у него силы? Во мраке леса Василиса уже не могла его видеть, и это все больше беспокоило ее. Сердце Василисы сжималось при мысли о том, что Сашка может не справиться, и тогда его не пощадят. Она была не в силах помочь ему даже приободряющим словом, потому что пленникам не разрешали переговариваться и хлестали плетьми при попытках сделать это. Связанными руками, которые все сильнее ныли от боли, Василиса утирала слезы и брела дальше, думая только о сыне.

Вдоль верениц обессиливших пленников стремительно пронесся всадник, который чуть было не посбивал их с ног. Гонец выкрикивал резкие короткие слова и скакал в начало колонны, где ехал богато одетый главарь в сопровождении нескольких воинов. Стражи пустили в дело плетки и заставили женщин и детей усесться прямо на тропу и поблизости от нее.

Берке получил донесение от сотника, который возглавлял один из разъездов, и решил сам посмотреть на то, что обнаружили в лесу его воины. Для этого ему пришлось развернуть коня и вернуться по пути назад. Хан чинно ехал вдоль колонны и рассматривал женщин, которых собирался успешно продать на невольничьем рынке. Его опытный взгляд упал на светловолосую девушку, красоту которой не могла скрыть ни дорожная грязь, ни отсутствие дневного света. Берке натянул повод и остановил коня. Некоторое время он пристально рассматривал пленницу, а затем бросил пару слов. Воин подле хана, коверкая русские слова, произнес:

- Кто ест? Имя?

- Василиса, - робко ответила жена Саввы.

"Как она похожа на нее! - Берке снова погрузился в воспоминания молодости. - Те же длинные светлые волосы, такой же прямой взгляд, в котором слишком мало страха для женщины, оказавшейся в плену. Тогда я был молод, горяч и глуп. Я предъявил права на пленницу, получил ожидаемый отказ и совершил преступление против наших законов. Не прошло и минуты, как все три кипчака заливали землю своей кровью. Я убил их! Я возжелал ту девушку и никто не смел мешать мне! Мне - Берке, сыну хана Джучи, внуку великого Покорителя Вселенной! ... Да, эта девушка так же прекрасна! Ее красота, наверное, свела с ума немало мужчин. И вот теперь она сидит связанная у ног моего коня и ее ждет незавидная участь. Кто заступится за нее? Кто вызволит из плена? Нет, чудес не бывает!"

- Такую красоту надо беречь, - глаза хана хитро прищурились, он улыбнулся и принялся поглаживать бородку. - Прикажи следить за этой пленницей и всячески облегчать ее участь. Но пут с нее не снимать. Пусть идет с остальными урусутками.

- Твое приказание будет выполнено, повелитель! - воин поклонился и продолжил: - Вместе с этой женщиной мы схватили ее маленького сына.

- Теперь мне ясно, почему в ее взгляде нет отчаяния, - сказал Берке. - Ей есть ради кого жить! Подведи к ней поближе связку детей, в которой находится ее сын, и накормите всех рабов, нам предстоит долгий переход.

Воин безмолвно поклонился, указал стражам на Василису и приказал им исполнить пожелание хана. Степняки стали спешиваться, разводить костры и устраиваться на земле для отдыха. Берке в последний раз взглянул на Василису, хлестнул коня и поскакал прочь от тропы. Его немногочисленная свита сорвалась с места и последовала за ним.

Стража пленников засуетилась. Воины заставили подняться с земли нескольких женщин, связанных одной веревкой, и увели их на другую сторону колонны. Высвободившееся место в скором времени заняла связка детей, которых сначала можно было отличить от взрослых людей только по приближающимся невысоким силуэтам.

- Мамка! Мамка! - начали раздаваться один за другим детские голоса.

Василиса расслышала в хоре нестройных криков голос Сашки и словно безумная стала вглядываться в темноту, пытаясь увидеть своего ребенка. Она хотела на коленях поползти туда, откуда донеслись знакомые слова, но веревка на шее ее не пускала.

- Сашка! Сашка! Где ты? - закричала Василиса в надежде на то, что ее сын тоже сможет подползти поближе.

Женщины и дети принялись шептаться, послышался плач, затем крики. Гул людских голосов нарастал. Татары, бранясь на своем непонятном языке, стали проталкиваться среди сидящих на земле пленников и бить их плетьми. Василиса, шаря по земле, нащупала детскую ручонку. Ребенок схватил ее руки своими.

- Мамка! Мамка, это ты? - раздался жалобный голосок Сашки.

- Да! Да, сыночек мой! - Василиса заплакала.

Степняк, охаживающий толпу плеткой, замахнулся на нее. Василиса прикрыла сына спиной и зажмурилась, но удара не последовало. Татарин распихал людей и стал пролезать дальше, размахивая плеткой налево и направо. Несколько воинов подтащили к пленникам холщовые мешки. Из них они доставали награбленный в селениях хлеб и бросали его в толпу. Сидящая рядом с Василисой женщина поймала один из хлебов и с помощью жены Саввы разломила его на две части. Своей половиной женщина поделилась с ближайшей девушкой. Шум утих. Голодные, измученные дорогой люди стали жадно поглощать хлеб. Василиса разделила половинку хлеба и дала кусок Сашке. Мальчик принялся уплетать его за обе щеки.

Разведенные костры разогнали темноту. Теперь Василиса могла рассмотреть сына лучше. Сашка с покрасневшими от слез глазами, испачканным личиком, жадно кусал краюху черного хлеба и прижимался к ее телу. Сама Василиса всего лишь пару раз надкусила хлеб и стала смотреть, как ест ее сын. Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Когда Сашка доел хлеб, она отломила ему еще кусочек от своего и, следуя примеру сына, съела оставшийся.

- Мамка, а папка придет за нами? - сказал Сашка, когда поел и немного успокоился.

Василиса обняла сына и прижала к себе. Она склонилась к светлой головке мальчика, поцеловала его и тихо сказала:

- Папка придет. Он нас найдет и вызволит. Отдохни, сыночек!

Сашка закрыл глаза, пытаясь заснуть, а Василиса задумалась о муже. Она знала его нрав. Знала, что как только Савва узнает, что с ними произошло, он немедля бросится в погоню. Знала, что, возможно, он уже где-то рядом и может быть даже в этот самый миг, укрывшись в лесу, смотрит на тех, кто похитил его жену и сына. Она страстно желала освободиться из плена, но вместе с тем опасалась за Савву. Ей хотелось, чтобы он их спас, но она видела бесчисленных воинов, стерегущих их, и понимала, что Савве не справиться с ними. Он погибнет, если дерзнет вступить с ними в бой. Она молила Бога, чтобы Савва сладил с чувствами и ждал минуты, когда их освобождение не будет грозить ему верной смертью. Но сейчас, когда вокруг столько татарских воинов, это было невозможно. Василиса вновь поцеловала светлые волосы Сашки и тихо, так чтобы ее услышал только сын, запела колыбельную:

 

Баю-баюшки-баю,

Не ложися на краю:

Придет серенький волчок,

Он ухватит за бочок...

 

 

Хан Берке, окруженный тургаудами[58], выехал на большую лесную поляну. На ней, в отличие от остального леса, было еще достаточно светло. Посреди поляны были выкопаны шесть неглубоких ям, в которых горели большие костры. В центре этого огненного круга возвышалось деревянное изваяние какого-то бога. Берке придержал коня у костров и осмотрелся. На краю поляны, у самой опушки, виднелся вход в землянку. Рядом паслись два стреноженных коня. В землянке шла какая-то возня - оттуда слышались крики и крепкие ругательства. Через некоторое время два воина с факелами в руках, вытащили наружу седовласого человека с длинной бородой, одетого в белую рубаху до пят. Они держали его под руки и, судя по безвольно повисшей голове и босым ногам, которые волочились по земле, пленник был уже не в силах сопротивляться. Берке догадался, что этот человек урусутский жрец, которых называют волхвами[59]. Хан жестом приказал тащить человека к нему. Воины бросили волхва к ногам ханского коня и поклонились. Пленник застонал от боли.

- Мы ничего не нашли, мой повелитель, - сказал один из двух воинов.

Хан указал на лежащего человека, приказывая привести его в чувство. Воины резко подняли волхва с земли и поставили на колени, не обращая внимания на его приглушенные стоны. Берке стал рассматривать человека, озаренного пламенем ближайшего костра. Волхв оказался стариком дремучим. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, а длинная седая борода свисала до земли. Старец с трудом открыл глаза, прикрылся рукой от зарева огня и посмотрел на хана.

- Старик, у тебя есть золото? - Берке уже не смотрел на волхва и уделил все свое внимание изваянию неизвестного ему бога. - А может серебро?

Волхв не знал татарской речи и не ответил. Один из воинов хлестнул его плетью. Спина старца изогнулась от боли и он упал на землю. Татары вновь подняли волхва и поставили его на колени. Старик тяжело дышал и пошатывался, не открывая глаз и еле удерживаясь от очередного падения. Через некоторое время он сделал над собой усилие, приподнял веки и посмотрел на Берке.

- У тебя есть золото или серебро? - хан указал на золотые перстни, красовавшиеся на его пальцах.

Волхв понял, чего от него хотят, и замотал головой. Берке выпустил узду, что служило для его свиты безмолвным приказом подставить ему спину, для того, чтобы он слез с коня. Один из воинов метнулся к коню хана и припал на колени. Берке сошел на землю, поправил одежды и пошел к деревянному божеству. Старика потащили вслед за ним.

Хан подошел к изваянию и стал его рассматривать. У основания идола лежало большое каменное кольцо, покрытое высохшей кровью. Хан поднял голову и взглянул на лицо божества. Сверху на Берке смотрел грозный муж с длинными волосами и кудрявой бородой, похожей на клубящуюся тучу. Тело бога было покрыто резным плащом, а в правой руке он держал молнию. Хан обнажил саблю и трижды ударил по идолу. На дубовом истукане появились свежие зарубки. Волхв, который стоял на коленях возле хана, протянул к Берке руки в безмолвной мольбе. Затем старик склонился к земле и ухватился за сапоги монгола. Берке с отвращением посмотрел на волхва и отбросил его ударом ноги в сторону.

- Я осквернил твоего бога, - с усмешкой сказал хан. - Почему же он меня не наказывает?

Берке захохотал. Воины последовали его примеру. Хан посмотрел на старика, растянувшегося на земле, и сказал:

- Твой бог - самый бедный бог на всей земле! Его образ сделан из дерева, а подношениями ему служат заколотые звери.

Берке огляделся по сторонам.

- Да и храм твоего бога очень уж бедно выглядит, - хан снова захохотал.

Воины вновь поддержали его, оценив шутку своего господина.

- Сжечь все! - приказал Берке и пошел к коню.

- А что делать с ним, мой повелитель? - воин указал на лежачего старца.

Хан махнул большим пальцем у горла и продолжил путь. Несколько воинов побежали с факелами к землянке. Другие перенесли заготовленные стариком вязанки сухих ветвей к идолу и подожгли их. Волхв видел все это, но обессилел и не мог ничего сделать, чтобы им помешать. Он приподнимал голову, смотрел на разгорающееся пламя и из его глаз, по морщинистым щекам, текли скупые слезы. Татары садились на коней. Уходивший последним воин подошел к старику и хотел перерезать ему горло, но тот сопротивлялся этому из последних сил и тогда степняк, чтобы не возиться долго, пронзил его живот саблей. Волхв громко застонал от боли и схватился за клинок, который пробил его плоть. Татарин резко дернул саблю и вырвал ее из рук и тела старика. Кровавое пятно растеклось по рубахе волхва. Старец судорожно сжимал смертельную рану и стонал.

- Ну что, глупец? Твой грозный бог не защитил тебя? - ехидно сказал степняк, плюнул на старика и пошел к коню.

Умирающий волхв протянул к небу окровавленную руку, посмотрел на темные тучи и взмолился:

- Владыка Перун[60]! Многие лета и зимы служил я тебе и вот, как жизнь свою оканчиваю! Разорили, окаянные, капище[61] твое! Сожгли кумира[62], которому люди с незапамятных времен поклонялись! Проклинаю племя их! Не оставь, владыка небесный, без наказания твоего нечестивцев этих. Да настигнет их грозная кара твоя!

 Старец опустил руку, закатил глаза и перестал дышать.

Раздались раскаты грома. Черные тучи стали изрыгать из себя молнии, грохот от которых оглушил татарских воинов, а яркие вспышки заставили прижаться к гривам коней. По поляне загулял сильный ветер. Он сбивал с ног и людей и коней. Седая борода мертвого старика заметалась у его тела. Под завывания ветра с неба полился тяжелый дождь, но костры не гасли, а разгорались еще больше, словно это была не небесная влага, а ламповое масло.

"Проклятая земля урусов! - подумал хан и пригнулся после очередной вспышки молнии. - Разве может быть в лесу подобная буря?"

Берке удерживал меховую шапку и, стараясь превозмочь вой ветра и шелест дождя, закричал воинам:

- Уходим! Уходим отсюда!

 

Налетевший неожиданно сильный ветер разносил по лесной тропе все, что не успели спасти от него татарские воины. Пленники прижались к самой земле, чтобы защитить себя от песка и веток, которые он поднимал в воздух. Ветер разметал по лесу костровые угли и пепел. Костры были уже потушены, так как татары собирались продолжить путь, только это и позволило избежать лесного пожара. Факелы в руках всадников вместо того, чтобы погаснуть, как ни странно, разгорелись еще ярче и многим из них опалили одежду, шапки и волосы. Испуганные степняки, борясь с порывами ветра, седлали коней и поднимали пленников с земли.

С неба хлынул дождь. Его тяжелые струи разносились ветром повсюду. Все смешалось: яркие огни факелов, бушующий ветер, небесная вода, хлещущая людей по лицам, обезумевшие кони, вмиг промокшие до нитки люди и шум стихии, сквозь стену которого, казалось, не пробивался ни один звук.

На тропе показался татарский главарь. Он что-то кричал и отчаянно размахивал руками, указывая воинам, что делать. Василису вновь разлучили с Сашкой. Она пыталась сопротивляться, однако веревка на шее быстро присмирила ее. Василиса кричала сыну, чтобы он не боялся, но ее слова утонули в окружающем шуме. Пленников погнали по лесной тропе, уводя из древнего леса. Куда стремительнее от этого места ускакали всадники, не обремененные присмотром за связанными людьми. Досада оставшихся стражей немедленно вылилась на беззащитных пленников, и плетки загуляли по спинам несчастных женщин и детей с удвоенной силой.

 

Савва и близнецы медленно пробирались в кромешной тьме через лесные заросли. Бушующая гроза и ветер вконец их измотали.

"Это что ж такое творится-то?! - думал Савва. - И сам не припомню, и старики не сказывали, чтоб в чащобе такой буре бывать".

Савва прищурил глаза, прикрыл лицо рукой и шел вперед, сопротивляясь ветру. Ему приходилось часто останавливаться, чтобы проверить, не отстали ли от него братья. Окрикивать их было бесполезно, все равно слов никто бы не расслышал. Когда Савва понял, что его остановки слишком часты и продолжительны, он взял у одного из близнецов веревку и обвязал ею у пояса и себя и братьев. В такой связке они пошли дальше.

Савва не видел в темноте дальше вытянутой руки и решил идти по лесной тропе через весь лес. Однако по прошествии времени, тропа стала настораживать Савву. То и дело попадались рытвины и ямы, о которые оступались и он и близнецы. Когда же Савва наткнулся на склонившееся к земле дерево, он понял - они уже давно сошли с тропы и теперь находятся неизвестно где. На мгновение Савва отчаялся и остановился, чтобы перевести дух. Он выплевывал дождевую воду, которая так и норовила попасть ему в рот, и озирался по сторонам в надежде увидеть хоть что-то. Ветер старался сбить его с ног, но это было ему не под силу. Савва посмотрел налево, затем направо и стал вглядываться в темноту. Справа от него, словно звезда на ночном небе, во тьме трепетал маленький огонек. Он был так далеко, что Савва его еле разглядел.

"Костер? - Савва обтер лицо рукой и присмотрелся. - Но чей? Врага или друга?"

Он дернул за веревку, соединяющую его с близнецами, и пошел к мерцающему огоньку. Шли они долго, падали в грязь, перелезали через стволы сгнивших деревьев. Вдалеке, прямо на их пути, с жутким грохотом в землю ударила большая ветвистая молния. От неожиданности Савва даже упал назад и сбил идущих за ним братьев. Но огонек впереди не пропал, и они вновь поднялись и продолжили путь. Чем ближе они подбирались к манящему их костру, тот становился все больше и больше. Вскоре в зареве огня Савва уже различал черные стволы лесных деревьев. Стало ясно - это не костер. Это был пожар.

Савва и близнецы укрылись за большим деревом. Их взору открылась поляна с множеством костров. На другой ее стороне горели даже несколько деревьев. Савва выглядывал из-за толстого ствола и пытался понять, есть ли на поляне люди, но, похоже, на ней не было ни души. Тогда Савва и близнецы склонились, чтобы их не отбросило назад порывами ветра, вышли из-за дерева и зашагали через поляну.

Беснующийся ветер стих также внезапно, как и начался. Костры и горящие деревья мгновенно потухли, прекратился дождь, тучи на небе разбежались, и поляну залило ярким лунным светом. Савва и близнецы, которые не ожидали того, что ветер стихнет, упали вперед. Вокруг воцарилась тишина.

Первым подал голос один из близнецов:

- Я из лужи воды наглотался!

- Помолчал бы, Никита! - сказал Савва, снимая с лица комья грязи.

- Я - Данила! - отозвался близнец.

Савва вздохнул и попытался подняться. Веревка, которой он был связан с братьями, натянулась и не позволила ему выпрямиться. Савва ловко распустил хитрый узел на спине и близнецы, поднимающиеся вслед за ним, снова упали в большую лужу. Савва не придал этому никакого значения, поправил тюк за спиной, отряхнул копье и одежду от грязи и принялся осматривать поляну. Близнецы же присели на землю и стали возиться с замысловатыми веревочными узлами, которые сделал Савва.

Выжженная землянка, шесть ям, заполненных углями, каменное кольцо на земле, и пепел от огромного костра у этого кольца - вот и все, что удалось разглядеть Савве при лунном свете. В землянку он не стал даже входить, все равно он ничего бы не увидел. Савва взглянул на небо, чтобы определить по звездам, где север, и решить, куда идти дальше.

- Эх, братцы, потеряли мы с вами тропу, теперь к ней возвращаться надо, - вздохнул Савва.

Он воткнул в землю копье, снял со спины тюк и отвязал от него котомку с едой. Припас пришел в негодность и Савва, недолго думая, вытряхнул все на землю. Братья, которые наблюдали за Саввой, сразу же заглянули в свои котомки. Один из близнецов решил попробовать на вкус размокший хлеб. Лицо его перекосилось, он отплевался и тоже выкинул содержимое котомки. Второй близнец последовал его примеру без всяких проб.

- Ну, вот и еды у нас нет, - задумчиво произнес Савва, скрестил руки на груди и уставился в землю.

- А есть-то чего будем? - сказал один из близнецов.

- Мы в лесу, стало быть, птицу подстрелим или зверя какого изловим, - ответил Савва.

- А как же мы их есть станем, огня-то у нас нет? - возмутился второй близнец. - Да и где тута сейчас сухих веток сыщешь?

- Сырое мясо есть будем! - отрезал Савва и, не дожидаясь реакции близнецов, продолжил: - Ну что, перевели дух? Дальше идти пора! Татары нас ждать не станут!

Савва закинул на спину тюк, схватил копье и твердым шагом пошел через поляну к елям. Близнецы, удивленные его словами о сыром мясе, посмотрели друг на друга, спешно поднялись и побежали догонять Савву.

Теперь идти стало легче. Ветер больше не мешал, а яркая луна освещала лес. Савва хорошо знал, куда он идет, но изредка поглядывал на небо. В лесу было тихо, и ночь была не такой уж прохладной. Только голод мучил троих путников и если Савва переносил его без труда, то близнецам это давалось тяжело. Савва слышал у себя за спиной тихое перешептывание братьев, которые мечтали о еде, но, судя по их недовольным голосам, не очень-то желали есть сырое мясо.

Савва резко пригнулся и жестами приказал близнецам, чтобы они остановились и тоже присели. В ста шагах впереди, между стволами деревьев и кустарником, билось пламя костра. Братья приблизились к Савве на полусогнутых ногах и посмотрели туда, куда он им указывал. Подле костра была хорошо видна темная фигурка сидящего человека.

- Стало быть, так поступим: я и ты, - тихо сказал Савва и указал на одного из близнецов, - зайдем отсюда. Посмотрим, кто у костра сидит.

- А мне что делать? - не утерпел второй близнец и прервал Савву.

- Ты слева костер обойди, в кустах затаись и в человека, что у костра сидит, из лука целься, - объяснил Савва. - Ежели он меч вынет али нож какой, ты сразу в него стреляй.

- Ага, - кивнул близнец.

- Только гляди у меня, проспишь или лук со стрелами потеряешь, ухи откручу! - грозно сказал Савва и сунул под нос близнеца свой внушительный кулак.

Близнец снова кивнул и, крадучись, двинулся в обход костра. Савва с другим близнецом, пробираясь через кусты, пошли прямо к огню.

Они подобрались ближе, спрятались за кустом орешника и стали рассматривать человека у костра. Незнакомец прислонился спиной к толстому стволу дерева и не двигался. Одет он был в потемневший от дождя зеленый охабень[63], только вот рукавов у плаща не было. Из-за накидки, которая покрывала всю голову, невозможно было разглядеть его лица. Плащ был запахнут, поэтому также не удалось узнать, имеется ли у незнакомца оружие. Человек у костра медленно повернулся в сторону кустарника, за которым прятались Савва и близнец. Савва замер. Близнец широко раскрыл глаза, открыл рот и тихо вдохнул воздух. Лица незнакомца все равно не было видно, накидка скрывала его и спереди, до подбородка.

- Эй, вы, там! Выходите! - громко сказал человек у костра. - Негоже ночью добрых людей в кустах подстерегать.

В его голосе было столько властности, что близнец чуть было не поднялся и не вышел из-за кустов. Савва резко одернул юношу и приложил указательный палец к губам. Сердитый взгляд Саввы подействовал на близнеца незамедлительно.

- А почем нам знать, что ты человек хороший? - выкрикнул в ответ Савва.

- Так это ж не я к вам в такую темень через кусты крадусь, - усмехнулся незнакомец.

Савва поднялся и пошел к костру. Вслед за ним появился близнец. Они оба присели слева от незнакомца, так чтобы другой близнец мог без помех выстрелить из кустов.

- Добрый человек свое лицо не скрывает, - заметил Савва.

Незнакомец распахнул плащ и откинул капюшон. Савву поразила внешность человека, но он ничем себя не выдал. Если только зрачки его глаз на мгновение расширились. Зато близнец застыл, выпучил на незнакомца глаза, открыл рот и снова, как и некоторое время назад, вдохнул воздух.

Мужик, что, скрестив ноги, сидел перед Саввой и близнецом, был уже немолод. Может, старше Саввы лет на двадцать, а то и больше. Облачен он был в справный чешуйчатый доспех, который перетянул кожаным поясом с круглой бляшкой, рубаху из темной кожи и в такие же штаны и сапоги. Слева за пояс он заткнул палицу с покрытым шипами железным шаром, а справа виднелось блестящее лезвие боевого топора. У его ног лежала стрела и необычный большой лук, которые раньше были скрыты подолом плаща. За спиной из колчана торчали красноперые концы стрел.

С гладковыбритой макушки незнакомца назад свисал изрядно поседевший черноволосый чуб, который был перетянут у основания тонкой кожаной полоской. К этой полоске крепилось орлиное перо. Оно опускалось мимо правого уха к затылку. Густые светло-рыжие усы, что проходили вдоль бритого подбородка, доросли почти до широкой груди. На мочке его левого уха висело толстое золотое кольцо, а из-под черных с проседью мохнатых бровей на Савву и близнеца грозно смотрели серые глаза. Но самым удивительным было то, что загорелую кожу на голове незнакомца украшали причудливые черные узоры. Они были везде: на макушке, щеках, подбородке, у ушей и даже на затылке.

- Как нам звать тебя? - Савва толкнул локтем близнеца, чтобы тот не глазел на необычного человека. - Откуда и куда идешь?

- Сперва сам назовись, ты ведь в гости ко мне пожаловал, - сказал незнакомец, глядя на пламя костра.

- Я - Савва, а сей отрок - Данила, - Савва положил руку на плечо близнеца и сильно сжал его, чтобы тот понял, что должен помалкивать. - Охотники мы. В лес за зверьем пришли.

Незнакомец пристально оглядел Савву, близнеца и на мгновение сощурил глаза.

- Мой рассказ подлинней и поправдивей будет, - усмехнулся он. - Звать меня Егорий. Из здешних мест я. Старик, Перуна почитающий, меня с малых лет к себе на воспитание взял, ибо был я сиротой круглой. Вместе в этом лесу мы и жили. Он владыке Перуну служил, от чужих глаз и людей новую веру насаждающих спрятавшись, а я во всем помогал ему. Старик меня тот жизни и грамоте наставлял, оружием владеть обучил.

Егорий провел пальцем по лезвию топора и посмотрел на кусты, в которых, как думалось Савве, должен был скрываться второй близнец, но, видать, ничего не приметил.

- А как стал я молодцом, ушел от него свет повидать и себя показать, - продолжил Егорий. - Тридцать лет по землям ходил. Народы разные видел, в городах больших и малых бывал, в битвах кровь проливал. В наем воином шел, князьям всяким преданно служил. Повидал никем невиданное и надумал вернуться в края родные, благодетеля своего сыскать. О том, что в свете видел, ему поведать, до конца его дней опорой ему стать. Ну, дошел я, стало быть, до леса, а тут гроза невиданная приключилась. Сил много истратил пока до жилища старика добрел. Умерщвленным нашел его на поляне. Землянку и кумира пожгли гости незваные. Татары то были, по следам их коней уразумел. Старика я в последний путь проводил и ушел с места того. Некуда мне теперь податься. В лесу свои дни доживать буду.

Егорий замолчал, глаза его погрустнели. Савва подумал и решил приободрить нового знакомого:

- Были мы на той поляне, Егорий. Видели могилу старика твоего. Не печалься сердцем! Каждому свои лета отпущены.

- Не лукавь, Савва! - Егорий метнул грозный взгляд на Савву. - Не мог ты могилы видеть. Старика я, по обычаю пращуров[64], на краде[65] сжег. Проверку мне решил учинить?

- Не серчай, Егорий, - словно бы извиняясь за недоверие, сказал Савва. - Должон я был тебя проверить. Времена нынче смутные, не знаешь, кого на пути своем повстречаешь.

Егорий склонил голову и громко сказал:

- А тот, что в кустах с луком сидит, тоже проверка мне? Выходи и ты! Чего прячешься?

На его призыв никто не отозвался. Вокруг стояла тишина.

- Выходи! - повторил Егорий. - Боле ждать не буду!

Вновь в ответ не раздалось ни звука. Близнец, что сидел у костра, уставился на Егория, а Савва, стараясь себя не выдать, на миг посмотрел туда, где прятался его непутевый брат. Егорий схватил небольшой камень и бросил его в кусты напротив себя. Послышался приглушенный стон, из ветвей вылетела стрела и вонзилась в дерево, угодив гораздо выше головы Егория. Старый воин даже не взглянул на нее, а ведь, будь близнец точнее, эта стрела могла лишить его жизни. Савва понял, что его замысел не удался, разочаровано вздохнул и подозвал близнеца, который как-то умудрился себя выдать:

- Выходи, коли уж тебя приметили!

Близнец шел к костру и потирал большую шишку на лбу. Егорий посмотрел на него, затем на раздосадованного Савву, хитро улыбнулся и взгляд его переменился на куда более дружелюбный.

- Ты кто? - Савва указал пальцем на близнеца с шишкой.

- Я - Данила, - жалобно сказал юноша.

Савва повернулся к старому воину:

- Удружил брат, Егорий! Теперь я их хоть отличать смогу.

Савва и Егорий засмеялись, а вслед за ними захохотал Никита и даже Данила щупал болящую шишку и улыбался.

- Вот теперь, добро пожаловать к огню, гости дорогие! - смеясь, сказал Егорий.

Савва и близнецы подсели к костру поближе, чтобы обсохнуть после грозы и согреться.

- Я, тута вот, в поле у леса дичь подстрелил, - Егорий обернулся и поднял лежащую у корней дерева связку фазанов. - На каждого как раз по птице выйдет.

- Только вот ощипать их надо, - сказал Савва и обратился к близнецам: - А ну-ка, охотнички, покажите-ка свое уменье!

- Скоро жареного мяса отведаем, - обрадовался Никита.

Данила подошел к Егорию, забрал у него связку и вернулся к брату. Близнецы принялись ощипывать фазанов.

Савва пересел ближе к Егорию:

- Скажи, Егорий, как приметил ты нас? Неужто шуму наделали, когда подбирались?

- Шумно дышат твои близнецы, - ответил Егорий. - Поучить тебе их еще многому придется.

- И стрелы плохо пускают, - повысил голос Савва.

- Мне как в голову камень попал, так я назад завалился да стрелу не удержал, - оторвался от работы Данила. - Ну, так хорошо ведь это. Пробил бы дядьку Егория, кому радости было бы?

- Славные молодцы с тобой идут, Савва, - Егорий стал разгребать палкой горящие в костре ветки. - Только вот зелены еще. Молоко на губах не обсохло, а все туда же, стрелы в людей пускать.

- Не скажи, Егорий! - заступился за близнецов Савва. - Видел я их в деле. В бою не подведут. Божий дар у них стрелы пускать, а вот то, что неразумные еще, в этом прав ты.

- Стало быть, не охотиться в лес пришли? - Егорий хитро сощурил глаза и посмотрел на Савву.

- Так и есть, Егорий, скрывать не буду, - Савва помрачнел. - За татарами идем. У близнецов мать и сестер в полон свели, у меня жену да сына малого. Нет нам другого пути. Либо сродников у татарина отобьем, либо головы сложим.

- Выходит, одна беда у нас на всех, один враг, - сказал Егорий и посмотрел на работу братьев, которые шустро ощипывали фазанов.

- Как там, Егорий? - вздохнул Савва. - Как там, у людей других? Хорошо живется али плохо? Я ведь окромя Руси, да северных земель, не видел ничего на свете белом.

- Да всюду один закон, Савва, - махнул рукой Егорий. - Кто посильней, да побогаче, бедняков обижает. Но не перевелись еще люди добрые. Всегда есть, кому за правду постоять. А вот живется везде по разному. Бывал в местах, где люд в богатстве живет. Видел города от голода да болезней погибающие. Таких диковин нагляделся, в которые не поверишь, пока своими глазами не увидишь.

- Дядько Егорий, а узоры на голове тебе кто сделал? - встрял в разговор Никита.

- Довелось мне побывать на острове одном, - ответил Егорий, - далеко тот остров отседова, много лет к нему по земле идти надо, а потом по морю-океану плыть, так вот, к князю тамошнему я в дружину пошел, да в одной сече жизнь ему спас. Вот и выбили мне рыбной костью узоры черные на голове. В благодарность, стало быть.

- Больно, видать, было? - поморщился Данила.

- Сперва больно, а потом привык, - сказал Егорий и мрачно добавил: - Народец тот, что на острове жил, врагов своих убиенных поедал, вот это мне не по душе было.

После этих слов близнецы перестали ощипывать фазанов, вытаращили глаза и уставились на Егория. Казалось, только Савва спокойно отнесся к рассказу бывалого вояки.

- К-как ели? - заикаясь, произнес Никита. - Людей ели?

- Да вот так, как мы эту дичь съедим, так и они ели, - равнодушно ответил Егорий. - На огне жарили или так съедали, пока мертвяки теплыми были.

- Сырое мясо, - сказал Данила и посмотрел на Савву.

- А ты, дядько Егорий, человеков ел? - не успокаивался Никита, несмотря на страх, который его охватил.

- Нет, Никита, не боись, тебя не съем, мне и птицы хватит, - улыбнулся Егорий. - Не по нраву мне пришелся народ, что людей поедает. Воины они храбрые и умелые, но на зверя кровожадного, больно, похожи. Ушел я от них, дальше по свету бродить.

- Чему у других людей научился, Егорий? - намеренно сменил тему Савва.

- Словам их и грамоте выучился, - стал рассказывать Егорий. - С любым человеком иноземным сговориться смогу. В военном ремесле многое перенял. Оружие себе справил. Где какая река течет, где море-океан, где гора какая стоит - все знаю.

- Честью для нас будет с таким, как ты, воином путь делить, Егорий, - сказал Савва. - Пойдем с нами? Есть тебе, за что татар наказать, да и нам подмога была бы немалая.

Егорий посмотрел на огонь и погрузился в размышления. Спустя некоторое время он заговорил:

- Татар много идет. Тьма[66] али больше. До тропы лесной ходил я. Тропа та, после того, как татарин по ней проехал, много шире стала. Костров погасших не счесть. Не сладить нам с ними вчетвером. Даже к плененным не подберемся, чтобы вызволить. Сила нам нужна могучая!

- Да где ж ее взять, силу-то? - вздохнул Савва. - Кто нам воинов даст?

- Помню, еще в отроках ходил я, старик-волхв сына княжеского от страшной хвори излечил, - сказал Егорий, - а в уплату ни золота, ни серебра не взял. Наградой за излечение уговор меж ним и князем был. Коли беда какая случится с людом, что подле леса живет, князь должон был с дружиной на выручку идти. Надо к князю в Муром податься. У него подмоги просить.

Савва задумался.

"В Муром идти, стало быть, татар далеко отпустить, - размышлял он. - А ежели сами на врага пойдем, не справимся, родичей погубить можем".

Савву мучило то, что ему придется отдалиться от жены и сына.

- Как мыслишь, успеем татар нагнать, ежели сперва в Муром пойдем? - обратился он к старому воину.

- Татары много люду плененного ведут, медленно ехать будут, - ответил Егорий. - Далеко не уйти им. На закат[67] поехал татарин, стало быть, через реки ему переходить, а на то тоже время надобно. Нагоним их, не сомневайся, Савва!

Савва вновь ненадолго задумался.

- Так уж и быть, по утру в Муром идем! - решительно сказал он.

Тем временем близнецы уже приладили тушки птиц к длинным палкам, чтобы можно было жарить мясо на огне и сразу же его есть, отрезая румяные кусочки. Никита поднес по тушке Савве и Егорию. Они уселись вокруг костра и принялись жарить фазанов. В темном лесу, среди высоких деревьев, сидели четыре уставших путника и тепло костра, согревавшее их сердца, вселяло в них надежду на лучшие дни.

Все досыта поели и улеглись спать. Егорий у дерева, а Савва и близнецы ближе к костру.

Савва уже почти уснул, как вдруг раздался голос одного из близнецов:

- Савва, а татарин человека ест?

- Не слыхивал такого. Да и не станет он тебя есть, кожа да кости одни. Спи давай!

Через некоторое время слышалось только мирное посапывание спящих и треск горящих в костре веток.

 

Дева

 

 

Когда Савва проснулся, было все еще темновато. Он знал, что солнце уже встало, но пока не поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи проникли во все закоулки леса. Костер потух недавно, угли в нем еще тлели. Егорий сидел у дерева и старательно натирал тетиву своего странного лука мазью из маленького горшочка. Савва встал и потянулся. Данила, который проснулся следом, повернулся на бок и стал наблюдать за Егорием. Близнец протяжно зевнул, протер сонные глаза и обратился к старому воину:

- Дядько Егорий, а откуда у тебя лук такой? Уж очень большой он, да и стрелки для него великоваты.

- Лук я на другом острове раздобыл, - Егорий не отвлекся от дела, но ответил. - Далеко на закате те земли лежат. У варягов был, с ними на ладьях к тому острову приплыл, да и остался жить там. В разбойники лесные подался, а разбойники те, стало быть, все с такими луками на разбой ходят. Бьет сей лук шагов на триста. Не то что броню любую - даже дубовую дверь в три пальца пробьет. Вот тетиву смазывать надо, чтоб не сохла и не сырела, тогда лук всегда хорошо бить будет.

Савва слушал рассказ Егория и пытался понять суть человека, который повстречался им в лесу. Мало кто в нынешние времена согласился бы пойти с ними в поход и был бы готов пожертвовать своей жизнью ради спасения незнакомых ему людей. Только огромное желание мести или верность долгу могли толкнуть человека в таком возрасте на подобный шаг. Это роднило его с Саввой. И все же Савва настороженно относился к новому товарищу, так как не знал, чего от него ожидать.

Никита услышал сквозь сон разговор и тоже проснулся. Он присел, потянулся и зевнул точь-в-точь, как и его брат прежде. Егорий закончил возиться с луком, поднялся и поправил плащ, пояс и оружие. Затем он закрыл колчан крышкой, которая не дала бы вывалиться стрелам при беге, оперся на лук и стал дожидаться остальных. Савва накинул на спину тюк, связал веревки на груди и взял копье.

- Пора в путь отправляться, - сказал он близнецам, которые все еще сидели на земле.

Данила и Никита, быстро вскочили, закинули за спину колчаны и также, только накрест с пояском колчана, продели через голову луки, за что сразу же получили упрек от Егория:

- Вот непутевые! Луки ваши в натяжке всегда. Тетива растянется, и лук слабее бить станет.

- А мы, когда понадобится, тетиву на луках подтянем, - нашелся Данила.

- А если из засады на вас нападут, ты тетиву натягивать будешь или жизнь свою спасать? - усмехнулся Егорий. - Вот придем в Муром, там для вас налучь[68] справим.

- У тебя самого, дядько Егорий, тетива на лук натянута, - не успокаивался Данила.

- Пока по лесу идти будем, я тетиву не сниму, - ответил Егорий. - Не ровен час, на татар нарвемся. А как выйдем из леса, там уж за версту все видно будет, вот тогда я тетиву и сверну. Только вот моя натяжка вашей рознь, так что не спорь, Данила!

Савва определил по мху на дереве направление и зашагал на запад. Близнецы засеменили за ним, а замыкал шествие Егорий, который постоянно оглядывался по сторонам, как будто прощался с родными местами.

Лес они покинули, когда солнце стояло уже высоко в небе. Через луга, покрытые зеленой травой и полевыми цветами, они пошли в сторону Мурома.

 

Татары все дальше уводили пленников от родных мест. Василиса постоянно оглядывалась, чтобы увидеть сына. Теперь это было просто, потому что Сашка был рядом. Мальчик устал и склонил голову. Из-за этого Василиса не могла увидеть его глаз, не видела его лица. Это печалило ее. Ей так хотелось встретиться с ним взглядами и улыбнуться сыну, чтобы он воспрянул духом. Татарин, который неотрывно следовал в шаге от жены Саввы, несколько раз замахивался на Василису плетью. Степняк хотел отбить у нее желание вертеть головой, но ударов не наносил. Василиса подметила, что отношение к ней изменилось, но все же не решалась испытывать судьбу и на время оставляла попытки увидеть Сашку. В такие часы она шла, склонив голову, как и ее сын, и думала о Савве. Жив ли он? Идет ли за ними? Она знала, что если он жив, то не отступиться, пока не найдет их. Если только Савва жив.

 

Егорий хорошо знал здешние места, поэтому вскоре вывел их к дороге на Муром. Они зашагали быстрее. По дороге идти было гораздо легче. Старый воин сразу же, как и обещал, снял тетиву, и лук в его руках превратился в простую палку, которую издалека можно было с легкостью принять за посошок. Ближе к вечеру близнецы стали отставать от Саввы и Егория. Савве приходилось часто покрикивать на них, чтобы подогнать, но вскоре и это перестало помогать.

- Савва, отдохнуть бы им надо, - сказал Егорий и в очередной раз посмотрел на отставших братьев.

Савва не остановился и даже не обернулся, но ответа от него старый воин все же дождался:

- Не время нам отдыхать!

Вдалеке у дороги билось пламя большого костра. Возле него причудливо суетились несколько человек. Эти люди переходили с места на место, садились на землю и снова вставали с нее. До Саввы и Егория донеслось их пение. Кем они были - купцами, мужиками ли из селения или городскими жителями, с такого расстояния было не разобрать. В стороне от дороги стояла с виду пустая телега. Еще дальше, на скудной придорожной траве, паслась стреноженная кобыла. Когда до людей оставалось шагов пятьдесят, Савва смог лучше разглядеть путников и предположил, что пятеро селян развели у дороги костер и собирались провести у него наступающую ночь. Мужики что-то пили из кувшинов и их пьяные песни были уже отчетливо слышны. Вскоре Савва и Егорий поравнялись с мужиками и один из селян, с трудом справляясь с заплетающимся языком, громко сказал:

- Гляньте, кто идет! На чубатого погляди! Вот образина разукрашенная!

Раздался дружный хохот.

Савва и Егорий не обратили внимания на эту насмешку и прошли дальше. Близнецы, еле передвигая ногами, тоже миновали костер.

- А на этих смотри! - сказал другой мужик и показал пальцем на братьев. - Каши мало ели. Так и глядишь, носом землю вспашут.

У костра снова раздался хохот.

Егорий нагнал Савву, схватил его за руку и остановил:

- Ну, хорош! Никите и Даниле отдохнуть надобно. С утра идем без питья и еды. Ты да я сдюжим, а вот молодым не справиться. У костра посидим и дальше пойдем.

Егорий кивнул в сторону пьяных мужиков.

- Я с мужиками поговорю, - Савва взялся за копье обеими руками.

- Сам все улажу, - Егорий передал древко лука Савве и спрятал руки под плащ. - Хмельные они, не разумеют, что несут. Зачем же их палкой поучать?!

Как только близнецы увидели, что Савва и Егорий развернулись и идут к ним навстречу, они плюхнулись прямо в дорожную пыль и стали дожидаться их прихода. У костра вновь раздался громкий смех. Егорий решительно прошел мимо близнецов. Никита и Данила повернулись и посмотрели ему вслед. К измученным дорогой братьям подошел Савва:

- Егорий с мужиками потолкует и мы у огня сядем. Может еда какая да питье для вас найдется?!

Когда Егорий подошел к мужикам, один из них, тот, что подшучивал над старым воином, поднялся с земли и набычился:

- Тебе чего уродина? Сплясать для нас хочешь?

Мужик даже не успел моргнуть глазом, как получил от Егория удар лбом в нос. Он завопил от боли, схватился за окровавленное лицо и сел на землю. Остальные селяне повскакивали и стали обступать обидчика их товарища. Егорий стоял на прежнем месте и так и не показал рук из-под плаща. Савва не понимал, как Егорий справится с мужиками, и был готов при необходимости влезть в драку, но его вмешательства не потребовалось.

Старый воин ловко уклонился от размашистых ударов кулаками одного из селян. В этот миг сзади к нему подкрался другой мужик и обхватил Егория руками. Старый воин воспользовался этим и ногами ударил селянина, который снова бросился на него спереди. После он опустил ноги на землю и резким движением перекинул держащего его противника через голову. На Егория побежал еще один селянин. Старый воин сделал поворот, пропустил нападавшего дальше и подтолкнул плечом в спину, придав тому дополнительной скорости. Мужик не ожидал от себя подобной промашки. Он со всего маху влетел в телегу и рухнул у ее колеса. Последний селянин явно протрезвел от увиденного. Он не стал нападать на Егория и поспешил на помощь мужику с разбитым носом. Савва посмотрел на близнецов, подмигнул им, улыбнулся и пошел к костру. Удивленные не на шутку братья позабыли про усталость, поднялись с земли и побрели за ним.

Не прошло и часа, как сидящих у костра Савву, близнецов, Егория и побитых им мужиков, посторонний человек мог бы принять за дружескую компанию. Селянина с разбитым носом звали Дедята. Он сидел с Егорием в обнимку, что старому воину не очень то и нравилось, и постоянно твердил:

- Не держи на меня обиды, друже Егорий! Ну, чего не ляпнешь выпивши?! Давай‑ка лучше, еще разок за здравие твое выпьем!

Мужики оказались из селения, которое было в двух днях пути. Сами они ехали из Мурома, где торговали на базаре. Торговали с хорошим барышом, от того и пребывали в радостном настроении до тех пор, пока Егорий их уму-разуму учить не взялся. По доброте душевной селяне поделились с Саввой и его спутниками едой и питьем. Близнецы довольно быстро расправились с жареной курой, а Савва и Егорий не отказались от медовухи и закусывали ее вяленой рыбой и хлебом. Когда любопытный Никита насытился, он обратился к Егорию с давно мучавшим его вопросом:

- Дядько Егорий, а чего это у тебя охабень без рукавов?

- Так это вовсе не охабень, Никитка, - ответил Егорий. - Одежа эта каракаллою[69] зовется. Когда надоело мне по лесам разбойничать, поплыл я через море в земли франков. Увидал у франков такую одежу и сам ею обзавелся. Теперь вот в каракалле по всему белу свету хожу. Удобен каракалла, под ним, что хошь спрятать можно, да самому в нем неприметным стать.

- А где ты еще побывал, дядько Егорий? - этот вопрос уже задал Данила.

- Да где только не был, Данилка, - улыбнулся Егорий, которому было не в тягость потакать любопытству близнецов. - Чтобы обо всех местах поведать, год нужен али более.

- А теперь, стало быть, в Муром идете? - поддержал беседу один из селян.

- В Муром, - подтвердил Савва, который не собирался останавливаться на ночлег. - Прямо сейчас и пойдем.

Поначалу Савве не хотелось рассказывать селянам о причинах, которые привели его, Егория и близнецов к Мурому (ну, зачем этим мужикам, в селении которых татары, возможно, и не побывали, знать о произошедшем, это ведь лишние расспросы, а значит непредвиденная задержка в пути?) но по прошествии времени Савва решил, что после такого радушия и угощения будет последней неблагодарностью не предупредить мужиков о возможной угрозе.

- Да и вам бы к дому торопиться, - Савва поднялся с земли. - У восходных пределов[70] татары села жгут и людей в полон уводят.

Мужики уставились на Савву, но не проронили ни слова.

- Сбирайся, мужики! - вскочил Дедята, который первым осознал сказанное Саввой. - Поспешим!

Селяне наспех собрали пожитки, погнали хворостинкой запряженную в телегу кобылу и растворились в ночном мраке. Они не удосужились потушить костер и даже не попрощались.

К городу четверо путников пришли ранним утром. Савва никогда не бывал в Муроме, что уж говорить о близнецах, которые не видели ничего кроме родного селения. Они шли и озирались по сторонам, но не из простого любопытства. Увиденное сразу же натолкнуло их на мысль о том, что здесь помощи им не найти.

Муром пребывал в жалком состоянии. Вряд ли кто-либо даже из местных жителей решился бы назвать скопление нескольких десятков неказистых домов, посреди старых развалин, городом. Савва слышал, что прошедшие по этим землям более пятнадцати лет назад воины хана Батыя полностью разграбили и сожгли Муром, но такая же участь постигла и многие другие города на Руси. Однако не в пример тем городам, которые вновь были отстроены и процветали, Муром превратился в глухое захолустье.

Старые сожженные дома так никто и не восстановил. Поэтому новые постройки чередовались с пепелищем, которое оставили после себя татары. Да и эти постройки нельзя было назвать новыми. Люди по надобности разбирали разрушенные дома и из их бревен строили себе жилища. Не нужен был никому Муром-град на Руси, раз и мастеровых людей и желающих былую славу городу вернуть за полтора десятка лет не сыскалось.

Близнецы, которые вдоволь нашагались и набегались за ночь, валились с ног от усталости, да и сам Савва хотел спать. Бодро держался только Егорий, но это уже не удивляло Савву. Он знал толк в людях, все же годы службы у князя Александра не прошли даром. Савва был рад, что повстречал Егория и уговорил его пойти с ними. Всего лишь за день совместного пути бывший княжеский дружинник проникся безмерным уважением к старому воину. Теперь он в нем ни на миг не сомневался.

- Князь нас в такую рань не примет, - Егорий задумчиво теребил правый ус. - На подворье[71] идти надо. Отоспимся и опосля к князю пойдем.

- Так и поступим, - согласился Савва.

Они пошли по пыльной дороге, которая проходила между домами, а на встречу им ехал мужик на телеге, запряженной кобылой. Больше не было ни души. Люд только поднимался ото сна.

Подворье, огороженное хлипким забором, они отыскали легко. Егорий договорился с хозяином, грузным невысоким мужиком с темной окладистой бородой, которого звали Боян, щедро оценил его услуги серебряной монетой и тот пустил их в дом. Странно выглядящего богача и его спутников, Боян устроил в небольшой комнате с одним окном. Егорий велел хозяину подворья разбудить их днем и выпроводил его. Близнецы легли спать на пол, а Савва и Егорий на широкие скамьи у стен комнаты. Они уснули почти сразу, как только расположились на своих местах.

Боян распахнул дверь комнаты, в которой спали Савва, Егорий и близнецы. Он вошел внутрь, потирая руки об фартук, и склонился к спящему постояльцу. Савва лежал на спине и согнул правую ногу в колене. Хозяин тронул его за плечо, чтобы разбудить.

- Не сплю я, - в тот же миг открыл глаза Савва.

- Солнце уж высоко стоит, - сказал Боян. - Вставать вам пора. Во дворе помыться можно, а потом милости просим к столу.

- Ступай, - бросил Савва, поднялся и присел на скамью.

Они вышли из дома и первым делом направились к большой бочке с водой. Савва снял рубаху и повязку с правого плеча. Рана от сабли степняка начала понемногу заживать, но по-прежнему причиняла боль.

- Полей-ка мне, дружок, воды! - обратился Савва к Никите.

Никита взял ковш, зачерпнул воды и стал поливать Савву, который склонился над землей. Савва, не спеша, помыл руки, лицо и шею. Для этого Никите пришлось вылить на него несколько ковшей.

- Ну-ка, скидывай рубаху! - Савва забрал ковш у Никиты.

Юноша снял рубаху и склонился. Как только Савва начал поливать его из ковша, Никита съежился, обхватил себя руками и закричал, явно недовольный тем, что вода холодная. Савва не остановился, засмеялся и подбодрил Никиту:

- Терпи, здоровее будешь!

Данила захихикал, а Егорий улыбнулся и снял плащ. Следующим мылся Данила и теперь уже Никите выпала возможность посмеяться над братом.

- Ну что, теперь ты Егорий, - сказал Савва и отдал ковш Даниле.

Старый воин скинул на траву кожаную рубаху. Там же уже лежали начищенная до блеска кольчуга, плащ, пояс и оружие. Для своего возраста у Егория было крепкое тело. Мышцы так и играли на его груди, животе и руках. Множество рубцов, больших и малых, покрывали все тело воина. Особенно выделялся страшный шрам, похожий на дугу от упряжи для конной тройки. Причем такая же отметина была и на спине Егория, словно он побывал в пасти у неведомого чудища. Зоркий глаз Саввы приметил необычные рукояти ножей за голенищами сапогов старого воина, которых раньше не было видно из-за плаща. Егорий, так же как и Савва, не выказал недовольства холодной водой, наоборот, для него холодная вода оказалась в радость. Как только он помылся, во двор выбежал Боян. В руках хозяин подворья нес полотенца для постояльцев.

Савва, Егорий и близнецы неторопливо оделись, вошли в дом и сели за большой стол, на котором уже стоял дымящийся чугун с пареной репой, два кувшина молока, лежали хлеб, лук, редька и огурцы. Егорий положил руку на плечо Савве и усадил его во главе стола, а сам сел рядом с Никитой. Напротив них уселся Данила. Савва протянул руку к чугуну, взял одну репку и начал ее чистить. Вслед за ним к пареной репе потянулся Егорий, а затем и близнецы. Никита и Данила перекладывали клубни из руки в руку и дули на пальцы, чем вызвали улыбку у Егория, а вот Савва был мрачен, словно вспомнил о чем-то своем. После сытного обеда необычные постояльцы поблагодарили Бояна за гостеприимство, распрощались с ним и направились к княжеским хоромам[72].

Хоромы были окружены изрядно обветшавшим частоколом, в некоторых местах которого не хватало бревен. Савва, Егорий и близнецы прошли через настежь распахнутые и, на удивление, никем не охраняемые резные ворота и подошли к широкой лестнице княжеских покоев. Оставалось только диву даваться, как столь просторным и приметным хоромам муромского князя удалось пережить приход татарского воинства, которое уничтожило все в округе. Вдруг, откуда ни возьмись, появился белобрысый юнец в запачканной рубахе и оборванных штанишках.

- Вам чего, дядько? - мальчик шмыгнул и утер нос рукавом.

- Сбегай-ка, братец, да скажи, что к князю люди пришли с челобитной, - сказал ему Савва.

Юнец побежал наверх по широкой лестнице с резными столбами по краям, которые поддерживали небольшую крышу, и скрылся в доме. Через некоторое время мальчик снова появился, сбежал вниз и пошел по своим делам. Вслед за ним на крыльцо, опираясь на посох, вышел дремучий седовласый старик в белой рубахе до пят. Он стал медленно спускаться, при этом держался за поясницу, кряхтел и охал. Когда старик приблизился, можно было разглядеть, что его правый глаз закрыт, а левый открыт лишь наполовину.

- Кто к князю пожаловал? - устало произнес старик.

Савва вышел вперед:

- Я - Савва, у князя Александра Ярославича в дружине состоял. Сей муж - Егорий, он в лесу жил, что на восходе, а эти отроки - Никита и Данила, из села, что несколько дней назад татары пожгли.

- Ммм, - старик закрыл левый глаз, закивал и чудно затряс длинной бородой.

Савва посмотрел на Егория. На лице старого воина вновь появилась хитрая улыбка. Дремучий старик, видимо, поразмыслил, обернулся и бросил:

- За мной ступайте!

Он стал неторопливо подниматься по лестнице. Савва, Егорий и близнецы пошли за ним, но не позволяли себе его обгонять. На крыльце старик остановился и сказал:

- Оружие всякое здесь оставить надобно!

Савва приставил к стене дома копье, но не снял тюк со спины. Егорий бережно положил древко лука и стрелы из колчана на скамью, которая стояла на крыльце. Затем он распахнул плащ, вынул из-за пояса палицу и топор и положил их там же. Когда Егорий, напоследок, достал из сапог два блестящих клинка с длинными заточенными "усами", идущими от основания лезвия, и обтянутыми кожей рукоятками, правый глаз старика, доселе постоянно закрытый, от удивления, открылся так же широко, как и левый. Савва тоже был удивлен, ранее ему не доводилось видеть подобных клинков. Близнецы уставились на необычное оружие Егория и небрежно скинули на скамью охотничьи ножи, луки и колчаны со стрелами. Старик окинул взглядом всю четверку, убедился, что больше оружия у них при себе нет, и вошел в хоромы. Савва переступил через порог вслед за ним.

Старик привел их к входу в какое-то помещение и велел подождать. Сам он с трудом переступил через высокий порог, вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Савве удалось мельком разглядеть, что за дверью находится гридница[73]. Ждать пришлось недолго. Вскоре старик вернулся и пригласил их войти. Близнецам раньше не доводилось бывать внутри таких просторных домов. Они стали вертеться, как волчки, и разглядывать большое помещение с резными столбами, которые подпирали высокий потолок. По краям гридницы и над ее входом были широкие помосты с резной оградой. Они крепились к стенам и столбам. Эти помосты предназначались для людей, которым не нашлось бы места внизу при большом стечении народа.

У дальней стены гридницы стоял княжеский стол[74]. На нем восседал широкоплечий человек с большими ручищами, которыми он крепко обхватил подлокотники стола. Одет человек был в зеленое платье с красной обшивкой по подолу. На его кожаном ремне с золотой бляшкой переливался драгоценный камень внушительного размера, а из-под платья виднелись красные сапоги. Лицо, покрытое морщинами, и борода из седых и темных волос вперемешку не соответствовали его крепкому телу, но давали понять, что перед Саввой и его спутниками, человек в летах. Когда Савва, Егорий и близнецы приблизились, человек на столе склонился и оперся локтем на правый подлокотник, а ладонью другой руки на левый подлокотник. По этой позе и насупившимся мохнатым бровям владетеля здешних земель Савва понял, что разговор будет непростым.

- С чем пожаловали? - послышался густой бас князя, в то время как старик в длинной рубахе встал слева от княжеского стола, схватился обеими руками за посох, закрыл глаза и, казалось, задремал.

Савва, Егорий и близнецы поклонились. Затем Савва подался вперед и взволнованно заговорил:

- Челом бьем, князь! Татары окаянные по землям нашим прошли, селения пожгли, отцов и братьев умертвили, жен, сестер да детей наших в полон увели. Помниться, за излечение сына твоего, ты старому волхву награду обещал. Уговор меж вами был, ежели беда какая, ты, князь, с дружиной на подмогу людям придти должон. Так вот, татары того волхва жизни лишили. Молю, князь, собирай дружину! Подымай народ! Шли гонцов в другие грады! Татар тьма идет, нам силища нужна могучая! Пока не ушел татарин далеко, нагоним его, отомстим и родичей своих отобьем.

- Не помню я такого уговора! - отрезал князь. - Не буду я воинов собирать да за татарами спешить. Ступайте от греха подальше! А ежели упрямиться вздумаете, чадь[75] моя псов на вас спустит!

Савва распустил веревочный узел на груди и скинул тюк на пол. Он быстро развязал сверток, вытащил стрелу с засохшей на ней темной кровью и, потрясая ею, гневно сказал:

- Да какой здесь уговор надобен? Кровь русская проливается, а ты, князь, долг свой позабыл? Не чадью да псами меня стращай! Я все потерял! Отца-старика татары убили, жену да сына в полон увели, дом мой и поля огнем выжгли!

Савва указал на близнецов и Егория и продолжил, но теперь с каждым мгновением он говорил все громче и злее:

- У Никиты и Данилы отца убили, мать и сестер увели. Вся их деревня кровью залита, дома в пепел обращены. Егорий тому волхву, с которым ты уговор скрепил, названным сыном был. На земле русской зло творится, а ты, князь, на печи отлежаться хочешь?

Савва окончил свою гневную речь и, со всего маху, вогнал окровавленную стрелу в деревянный пол гридницы.

- Ты по что полы портишь? - закричал на него князь и стукнул кулаком по подлокотнику стола.

- Погоди, Илья! - раздался голос дремучего старика. - Дай-ка я на место свое сяду.

Человек, который сидел на княжеском столе, послушно поднялся и встал рядом. Старик добрел до стола, протяжно охнул и уселся на него. Савва и близнецы наблюдали за происходящим с неподдельным удивлением, а Егорий загадочно улыбался. Видимо, он догадался о подмене раньше друзей.

- Кланяйтесь князю Ярославу Юрьевичу! - забасил "князь" Илья.

Савва, Егорий и близнецы снова поклонились, теперь уже настоящему князю.

- Больно странный друг у тебя, Савва? - сказал старый князь, слегка приоткрыл правый глаз и посмотрел на Егория.

- На свете белом много странного творится, князь-батюшка, - ответил Егорий вместо Саввы. - Люди с узорами расписными на лице ходят, слуги своих князей на столе подменяют.

- И то верно, - усмехнулся князь Ярослав и перевел взгляд на Савву: - Земля слухами полнится. Наслышан о делах твоих ратных, Савва, но не ведал я, что ты из дружины Александра Ярославича ушел и рядом с градом моим осел.

- Жизнь переменить захотелось, княже, - Савва склонил голову. - Отца и матушку сюда перевез, дом поставил, жену в тот дом привел, сына родил. Матушка давно померла, а отца татары вот этой стрелой убили. Василису мою да сына Сашку с собой увели. Не знаю, где они, живы ли еще?!

- Да, беда большая приключилась с вами, - вздохнул старый князь.

- Помоги, Ярослав Юрьевич! - Савва протянул руки к старцу. - Собери дружину свою! Дай ратников!

Князь склонил голову и закрыл глаза. Было непонятно, думает он или задремал. Илья скрестил руки на могучей груди и оценивал Савву взглядом. Близнецы, которые были удивлены подменой князя и тем, что Савва оказался столь известен, молча стояли рядом друг с другом и ждали, что же произойдет дальше. Егорий тоже скрестил руки на груди и терпеливо ожидал решения князя.

Через некоторое время князь Ярослав очнулся:

- Подай мне, Илюша, меч мой, да щит неси, да броню и шишак не позабудь!

- Князь-батюшка! - заволновался Илья. - Куда тебе железом-то махать?!

- Не перечь! - повысил голос старый князь. - Неси! С ними пойду! Уговор выполнять должно!

Илья подошел к стене за княжеским столом и открыл потаенную дверь. Отсутствовал он недолго и принес круглый щит, на котором лежали кольчуга, искусно сделанный шлем с переносицей и бармицей и большой меч в ножнах. Старый князь с трудом поднялся и подошел к Илье. Он взялся одной рукой за рукоять меча, а другой за ножны, и вытащил клинок, но ему не удалось удержать его на весу. Железо перебороло старца и острие опустилось на пол гридницы. Князь схватился за рукоять обеими руками, но все равно не смог поднять меч. В сердцах он выпустил его. Меч глухо ударился о половые доски. Князь Ярослав отошел к трону и снова сел на него. По морщинистому лицу величественного старика потекла скупая слеза. Он снова впал в забытье.

Савва поднял меч и бережно вложил его в ножны. Илья унес оружие князя в помещение за княжеским столом. Когда он вернулся, старый князь все еще сидел в оцепенении. Все ждали слов правителя Мурома. Ярослав Юрьевич вздохнул, посмотрел на Савву и сказал:

- Не в силах я тебе помочь, Савва. Нет у меня более воинов славных. Дружинники мои в боях головы сложили. Сыновья в сечах с татарами и междоусобицах полегли. Нет у меня детей больше, некому вместо меня уговор исполнить. Сам я стар стал и немощен, не смогу я тебе пригодиться, даже меча мне уже не поднять. Нет больше князя у Муром‑града! Люди по доброй памяти мне почтение оказывают, да Илья, слуга мой верный, опорой для меня стал, а помру, и не вспомнит никто.

Савва от отчаяния склонил голову и скрестил руки на груди.

- Как же детей нет, князь-батюшка? А как же дочь твоя Лада? - Илья напомнил старому князю о дочери. - Али запамятовал, Ярослав Юрьевич?

- Дочь? Лада? - князь задумался. - Ах да, припоминаю дочурку. Ладушка моя, услада до конца дней. Так не сгодится же им она! Зачем им девку с собой брать? Какой ляд[76] с нее?

Князь Ярослав снова обратился к Савве:

- Коней вам дам, одежу, оружие, злато. Припас я для такого случая кой-чего. Если еще что надобно - проси! Что в силах моих, сделаю!

Егорий краешком глаза приметил, как промелькнула тень на помосте справа. Он посмотрел туда, чтобы увидеть, кто прячется наверху, но там никого не оказалось. Егорий решил, что ему померещилось, положил руку на плечо Саввы и сказал:

- Стало быть, ты и есть тот Савва.

Савва кивнул в ответ.

- Отчего же тебе Александру Ярославичу весточку не послать? - предложил Егорий. - Может он народ поднимет да с дружиной к нам на подмогу придет?

Савва нащупал под рубахой золотую застежку, подаренную ему князем Александром, и задумался.

"Ежели беда какая случится али помощь моя тебе нужна будет, ты мне застежку эту со словами своими пришли. Чем смогу - помогу!"

- Ярослав Юрьевич, надо бы гонца в Новгород послать, - спустя некоторое время сказал Савва, - с весточкой для Александра Ярославича.

- Илья, позови-ка Николашку! - обратился старый князь к слуге.

Илья пошел к входу в гридницу.

Савва повернулся к Егорию и зашептал:

- Как же мы путь Александру Ярославичу укажем? Покуда гонец до него доскачет, покуда он дружину да ополчение соберет, татары уже неведомо где будут. А еще ведь с дружиной да ополчением татар настигнуть надо.

- Так в весточке путь и укажем, - беззаботно ответил Егорий. - Я места, по которым татары идут, хорошо знаю. Нагонит их Александр Ярославич, не сомневайся!

Илья вернулся в гридницу. Вместе с ним вошел крепкий юноша, одетый в кожаную рубаху, штаны, черные сапоги и серую епанчу[77], словом, готовый тот час же отправиться в путь. В руках гонец нес харатью[78], гусиное перо и чернильницу. Илья и юноша подошли к княжескому столу. Юноша отвесил князю поклон до земли.

- Пиши, Николаша, что Савва велит! - приказал князь.

Николаша пошел к длинному столу, стоящему у левой стены гридницы, и сел на скамью. Затем он открыл чернильницу, развернул на столе харатью, макнул перо в чернила и стал ждать, когда Савва начнет излагать содержание письма.

- Милостивый государь, Александр Ярославич, - начал Савва, - беда пришла на нашу землю русскую. У восходных пределов напал на селения татарский хан Берке...

Старый князь, который вроде как заснул, встрепенулся и прервал Савву:

- Берке? Хан Берке?

- Хан Берке воинов ведет, - подтвердил Савва.

- Что ж ты раньше мне не сказал? - укорил Егорий Савву.

- Суть-то от того не переменилась, - ответил Савва.

- Э-э-э, не скажи, брат, суть теперича против нас обернулась, - вздохнул Егорий.

- Верно Егорий молвит, Савва! - князь указал усохшей рукой на старого воина. - Хан Берке, хану Батыге[79] братом приходится, а князь Александр Ярославич с ханом Батыгой дружбу водит, с сыном Батыги князь и вовсе побратался. Не пойдет Александр Ярославич против сродника Батыги.

- Вот и я так думаю, - согласился с князем Егорий.

Савва снова задумался. Повсюду для него были преграды, а его жену и сына все дальше уводили враги, и он ничем не мог им помочь.

- Все равно весть послать надобно, - Савва решил несмотря ни на что обратиться к князю Александру за помощью. - Не сподобится Александр Ярославич силой на татарина пойти, может к Батыге гонца пошлет, чтобы тот брата своего присмирил.

- Верно говоришь, Савва! - поддержал решение Егорий. - А мы покуда за татарами пойдем, авось удастся нам люд плененный самим отбить.

- Далее пиши! - сказал Савва гонцу. - Воинов с собой ведет хан Берке много, кажись тьма. Дом мой пожгли, отца убили, жену Василису да сына малого Сашку в полон увели. Помоги, князь! Ежели пойдешь на выручку мне, то на оборотной стороне путь тебе, князь, указан. Христом Богом молю, не медли, Александр Ярославич!

Савва дождался пока гонец закончит писать:

- Изложил?

- Да, барин! - ответил Николаша.

Савва и Егорий подошли к столу, за которым сидел гонец. Савва взял харатью, чтобы убедиться в том, что юноша записал все верно.

- Теперь твой черед, Егорий! - Савва протянул харатью старому воину.

Егорий положил кожу на стол, стал пером выводить на ней линии и давать пояснения гонцу.

- Вот это Славутич, - указывал старый воин и рисовал кривые черные полоски. - Это море Сурожское, а это Хвалынское[80]. В него Волга-река течет.

Егорий исписал всю кожу чернилами и задумался. Он склонился над чертежом[81] и принялся подсчитывать в уме: сколько дней понадобится гонцу, как пойдут татары, куда идти князю Александру. При этом старый воин трепетно водил по коже пальцами, приглаживал длинные усы и потирал подбородок. Савва тоже смотрел на харатью, внимательно наблюдал за действиями Егория, но не встревал. Прошло не так уж и много времени, как Егорий, судя по глубокому вздоху и кивку, все обдумал, поставил крестик на побережье Хвалынского моря и обратился к гонцу Николаше:

- Скажешь князю, чтобы сюда воинов вел. Если прав окажусь я, на орлином клюве[82] он татар настигнет. И мы за татарами к условленному месту идти будем. Там и повстречаемся.

- С чего это татарам туда путь держать? - Савва указал на место, отмеченное старым воином.

- Нет у них иного пути! Вот гляди, - Егорий стал разъяснять Савве ход своих мыслей. - Вдоль пределов русских татарин идет. Дойдет до Славутича, а далее земли чужие, туда он не сунется. Стало быть, повернет и обратно пойдет. Тем же путем, ему не вернуться, ибо зла он много натворил, побоится с ополчением русским повстречаться. Стало быть, другим путем пойдет. К морю Хвалынскому и по берегу моря того в родные степи направится. Не вспугнуть бы нам его, чтоб пути своего татарин не изменил. А ежели промашку я допустил, мы с Александром Ярославичем повстречаемся и вместе татар нагонять станем.

- Отчего ж татарскому хану к морю Русскому[83] не податься? - не успокаивался Савва. - В тамошних градах он бы смог полоненных продать да налегке в степи уйти.

- Ну, ежели Берке к тем градам пойдет, то нам сподручнее будет, - не замедлил ответить Егорий. - В людном месте в его стан мы легко проберемся. Родичей ваших высвободим, да и я с ханом поквитаться смогу. Тогда нам подмога от Александра Ярославича не понадобится. На обратном пути разыщем князя и дружинников его на переправе какой али еще где. Это нам не в тягость будет.

Савва пристально посмотрел на старого воина. Лицо Егория излучало спокойствие и уверенность. Савва неторопливо поднял со стола харатью, свернул ее, снял с шеи золотую застежку и обвязал бечевкой, на которой она висела, кожу. Золотая застежка, подаренная когда-то князем Александром, теперь болталась на свернутой харатье. Гонец принял свиток из рук Саввы и подошел к князю Ярославу. Илья подал старому князю кошель с несколькими гривнами и тот передал его гонцу.

- Скачи, Николаша, во весь дух! - напутствовал юношу Ярослав Юрьевич. - Береги весть, как зеницу ока! Пока не вручишь ее князю Александру Ярославичу, об отдыхе и не помышляй! Ну, с Богом, сынок!

Юноша поклонился князю, надел шапку и выбежал из гридницы. На дворе он запрыгнул на вороного скакуна, которого за узду держал белобрысый юнец, проехал через ворота и поскакал на запад, вздымая клубы дорожной пыли.

- Притомился я, - голос князя Ярослава стал еле слышен. - Илья, отведешь их на конюшню, пусть коней себе выберут. Одежу покажешь да оружие. Все, что душе их угодно, пусть забирают. Для доброго дела ничего не жалко! Потом ко мне воротитесь, в путь благословлю. А я покуда тут подремлю малость.

Старый князь закрыл глаза. Илья выждал немного и кивком призвал Савву, который поднял тюк, и его спутников следовать за ним. Они забрали оружие на крыльце, спустились по лестнице и через двор пошли к конюшне. Там Савва подобрал трех гнедых жеребцов себе и близнецам. Егорий же долго ходил меж коней, поглаживал их по мордам и гривам, обнимал за шею, словно шептался с ними о чем-то, и, наконец-таки, выбрал для себя крупного вороного коня, который громко фыркал и нетерпеливо бил копытом оземь. Затем старый воин посмотрел на гнедых коней и кивком одобрил выбор Саввы. Илья приказал конюху седлать отобранных лошадей и зашагал к амбару с соломенной крышей.

Он отворил засов высоких дубовых ворот амбара и с легкостью открыл их, хотя с этим не справились бы и двое сильных мужиков. Даже в столь преклонном возрасте Илья был наделен могучей силой. Оставалось только догадываться, на что он был способен в молодые годы. Савва, Егорий и близнецы зашли в амбар. Солнечный свет, который пробивался внутрь сквозь щели в стенах и проем ворот, хорошо освещал помещение. Близнецы ахнули, как только перешагнули через порог амбара. С раскрытыми ртами, они стали осматривать оружие, доспехи и одежду, которая висела на стенах, лежала на полках и скамьях. Савву и Егория трудно было удивить подобными запасами, видели они такое и прежде, но все же в мыслях они отдали должное муромскому князю, которому удалось сберечь от врага нажитое десятилетиями оружие.

Пока Егорий подбирал близнецам обновку, Савва скинул на землю тюк и отыскал черное платье, похожее на то, что он носил во времена княжеской службы, и такие же черные штаны и сапоги. Савва переоделся и долго выбирал меч по руке и весу. Когда подходящий клинок нашелся, он снял висящий на стене кожаный пояс, перетянул им платье и прикрепил к нему потемневшие от времени ножны меча. Затем Савва выбрал круглый выпуклый щит коричневого цвета со скрещенными по середине железными полосами и умбоном[84] и, напоследок, взял с полки плащ из серой грубой ткани, который сразу же накинул на плечи. Егорий и близнецы все еще возились в другом конце амбара, а Савва забрал у ворот тюк и вышел на двор. Свое копье он оставил в княжеском хранилище, теперь в нем не было нужды.

Четыре справных коня уже ждали новых владельцев, привязанные к длинной перекладине у ворот княжеского двора. У седла каждого из них были приторочены небольшие тюки с едой и меха[85]. Савва подошел к своему коню и крепко-накрепко привязал у седла тюк и щит. На дворе показались Егорий и близнецы, которые щеголяли новыми нарядами. Данила надел зеленую холщовую рубаху, а Никита синюю. На обоих были темные штаны и черные сапоги. Рубахи они перепоясали простыми кожаными ремнями, а довершали их обновку темно-серые епанчи, которые чуть ли не волочились по земле. Но больше всего братья были рады новому оружию. На спинах, под епанчами, у них висели новые колчаны со стрелами, которые принято носить у правого бедра, но братьям, видать, так было привычнее, а у левых бедер близнецов болтались налучи с торчащими из них тугими луками. И колчаны и налучи были сделаны из красного сафьяна[86] и стоили, наверное, целого состояния. А вот Егорий ничего себе не взял.

- Егорий, а ты-то чего? - удивился Савва. - Меч да щит и тебе бы сгодились.

- Нет, Савва, нет для меня ничего лучше топора моего да палицы, а коли я ими махать буду, зачем же мне щит да меч сдались, - улыбнулся Егорий.

- А вы, не вздумайте одежкой меняться! - по-доброму пригрозил Савва близнецам. - Когда у Данилы шишка сойдет, по рубахам вас различать буду.

Илья запер ворота амбара и подошел к Савве и Егорию. По лицу прижимистого княжеского слуги было видно, что ему очень жаль, так великодушно пожалованных князем вещей.

- В гридницу идем, - сухо бросил Илья и пошел к лестнице.

Когда они вошли в гридницу, князь все еще спал. Савва склонился, чтобы вытащить из половой доски татарскую стрелу.

- Не тронь! - тихо, но четко прозвучал голос старого князя под сводами гридницы.

Савва убрал от стрелы руку и выпрямился.

- Не перевелись еще на земле русской славные воины! - князь приосанился и разглядывал стоящую перед ним четверку.

Близнецы заулыбались, а Савва и Егорий лишь с виду остались невозмутимы. Слова старого князя воодушевили их.

- Подойди ко мне, Савва! - сказал князь Ярослав.

Савва подошел и склонился к почтенному старику, когда тот поманил его рукой.

- Ежели вернетесь, родичей своих вызволив, придешь сюда и стрелу эту вынешь, а до тех пор она здесь останется мне напоминанием, - прошептал Ярослав Юрьевич.

Савва кивнул.

- За землю русскую постоять вы должны, сыны мои! Врага бейте нещадно, ибо он вас не пожалеет! Отчаянное дело вы задумали. Сердца ваши горячи, но головы холодны должны быть, дабы не сложить вам их на поле брани по неразумности, - сказал князь, поднял руку и добавил: - Ступайте с Богом!

Савва, Егорий и близнецы поклонились князю, быстро пересекли гридницу и вышли на крыльцо. Спустя минуту они поскакали прочь с княжеского двора на поиски татарского войска.

Их путь лежал к южной части леса, в котором они повстречались с Егорием. Там Савва надеялся отыскать следы татарских всадников, чтобы пуститься за ними в погоню. Через пару верст галопа они пустили коней шагом, чтобы дать им передохнуть. Любопытный Никита, между делом, вспомнил о больших шрамах на теле Егория и стал расспрашивать старого воина о них:

- Дядько Егорий, а отколь такие рубцы у тебя на спине да грудине? Уж больно они похожи, словно зверь какой тебя надвое перекусить вознамерился.

- А это, Никитка, я с могучим речным змеем сцепился, - сказал Егорий. - Знатный был поединок. Убил я змея того, да-а-а. А из кожи его я себе и друзьям своим сапоги справил. Только вот быстро те сапоги сносились, пришлось новые добывать.

Никита и Данила с неописуемым удивлением слушали каждое слово старого воина.

- А где ж ты змея такого большого повстречал, что из него сапоги мастерить можно было, да еще и не одни, а, Егорий? - усмехнулся Савва.

- На закате, за морем-океаном, есть привольные земли, - ответил Егорий. - Там река широкая воды свои в море-океан гонит. Вот там я змея и повстречал. Хмельного питья я в то время много потреблял. Так пьян был, что даже и не помню, как на той земле оказался.

Егорий засмеялся. Вслед за ним засмеялись близнецы и Савва. Однако их веселье было недолгим. Егорий словно почувствовал что-то, дернул коня за повод и развернул его.

- Гляди, Савва! - старый воин указал на пыль, которая вздымалась вдалеке на дороге.

- Видать, за нами кто-то гонится, - Савва тоже развернул коня.

Близнецы остановили коней чуть дальше и выхватили луки. Вскоре уже можно было разглядеть, что к ним, во весь дух, скачут двое. Савва обнажил меч, а Егорий достал из-за пояса топор.

Первым прискакал молодой воин, одетый в кольчугу поверх зеленой рубахи, синие штаны и черные сапоги. Позади всадника развевался зеленый плащ с красным подолом. Когда молодой воин остановил коня, Савве удалось разглядеть его лучше. На измученной бешеной скачкой белой кобыле сидел юноша, утонченные черты лица которого, делали его писаным красавцем. Небольшие черные усики придавали незнакомцу мужественности, а голубые глаза резко выделялись своей ясностью под темными сросшимися бровями. Шлем с бармицей на голове молодого воина полностью скрывал его волосы. Позади шлема, за спиной, виднелись эфесы двух сабель, ножны которых были под плащом. Кольчуга на юноше была покрыта железными пластинами на груди, животе и плечах и туго перепоясана на тонкой талии кожаным ремешком. Копья, щита или лука у него не было, только тюк и пузатый мех были приторочены у седла. Юноша беспокойно сжимал уздечку и Савва это приметил.

Чуть позже и второй воин поравнялся с Саввой. В человеке на большом, словно гора, вороном коне Савва не сразу признал Илью, слугу муромского князя. На Илье была такая же, как и у молодого воина, кольчуга и темно-серый плащ. Шлем с бармицей, большой красный круглый щит на левой руке, длинный и широкий меч в ножнах у бедра, вот с каким оружием пустился в путь княжеский слуга. Когда стало ясно, что опасность им не грозит, Савва вложил меч в ножны и стал дожидаться объяснений.

Илья отряхнул дорожную пыль с темно-коричневых штанов и рубахи, подъехал к Савве, утер вспотевшее лицо рукавом и пробасил:

- Все для вас справил, а злата дать позабыл.

Он вытащил из-за голенища рыжего сапога кожаный кошель и бросил его Савве. Савва поймал кошель и привязал к поясу.

Было ясно, что Илья и молодой воин не стали бы надевать кольчуги и брать с собой оружие, только для того, чтобы передать кошель, но Савва все же решил с ними распрощаться и продолжить путь.

- Благодарствуем, Илья! - Савва учтиво поклонился. - Кланяйтесь от нас князю Ярославу Юрьевичу.

Он развернул коня и поехал по дороге дальше. Егорий и близнецы молча проделали тоже самое. Однако Илья и незнакомец на белой кобыле не поскакали обратно в Муром, а поехали за ними. Савва снова остановил коня и посмотрел назад. Все, кто ехал за ним, остановились. Савва смотрел на Илью.

- Мы... стало быть... с вами пойдем, - замялся княжеский слуга.

- Ну что ж, два воина нам сгодятся, - согласился Савва.

- Ну, Илья-то нам сгодится, ратник он могучий, но девку-то мы куда с собой потащим? - улыбнулся Егорий. - Иль ты уже девки от молодца отличить не можешь?

Савва посмотрел на незнакомца, щеки которого покрылись румянцем, и строго сказал:

- Сымай шелом[87]!

Молодой воин выпустил узду коня и робко снял шлем. Из-под железного колпака разом выпали длинные золотистые волосы. "Юноша" покраснел еще больше. Близнецы прыснули со смеху, когда увидели девушку с нарисованными усами и крашеными бровями. Девушка метнула на них гневный взгляд.

- Цыц! - осадил близнецов Савва.

Братья попытались успокоиться и вскоре затихли.

Лицо Саввы стало суровым. Илья почувствовал, что пришло время вступиться за княжну, и спешно затараторил:

- Бесовка, как прослышала про вас, так и решила заместо отца своего долг по уговору старому исполнить. Броню надела, сабельки взяла, на коня прыг и за вами поскакала. Я ее с малых лет пестую, не мог я ее одну отпустить, вот за ней и подался.

Тем временем девушка водрузила шлем на переднюю луку седла, смыла черные усы и брови водой из меха и утерла лицо рукавом. Савва сошел с коня и отпустил его пощипать травку у дороги. Егорий и Илья тоже покинули седла, только близнецы не стали слезать с коней. Они смотрели на Савву и ожидали его решения.

Савва взглянул на светловолосую красавицу, с покрасневшими щечками и голубыми глазами, и сказал:

- Как же ты ее, Илья, в Муроме не удержал? От отца сбежала без спросу да тебя за собой потащила.

- Да разве ж ее удержишь? - пробасил княжеский слуга. - Упрямая она! Вся в отца! Он по молодости лет тоже беспокойный был. Мне такие упрямые по душе, сила в них неистовая кроется. А князь-батюшка и без меня управится. На дворе люду множество, ежели чего помогут ему. Зато, как спохватится Ярослав Юрьевич дочь свою, прознает, что я с ней ушел, ему спокойнее будет. Знает он, покуда я подле дочери его, никому ее в обиду не дам.

Илья, вроде как, ругал княжну за неразумность, но тем самым старался задобрить Савву.

- Уж больно красива и нежна! - продолжил Савва. - В тягость ей будет с нами путь держать. А ежели в бой пойти придется, справится ли она? А, Илья? Что скажешь?

- Отчего ж не справится?! - ответил Илья. - Справится! Я ведь сам ее обучал! Она у князя уродилась, когда сыновья его уже в сырой земле лежали, вот он ее, как мальчонку, и растил. И на коне она справно ездит, и саблями шибко машет. Сабли те я сам ковал и броню ту, что на ней, тоже. Ни одна стрела такую броню не пробьет.

- Проверим, Савва? - улыбнулся Данила и потянулся к колчану за стрелой.

- Я те проверю, сопля неутертая! - Илья пригрозил близнецу своим огромным кулаком.

Улыбка в миг исчезла с лица Данилы, и он убрал руку от колчана.

- Сколько лет-то тебе, Илья? - вступил в разговор Егорий.

- Много, - хмуро ответил Илья. - Сам со счету сбился.

- В твоих летах, отец, люди от смерти бегают и на печи лежат, мы же за смертью гонимся, - сказал Егорий. - Тебе б на княжеском дворе остаться да девку к столбу привязать, чтоб за нами не пошла.

- Дядько Илья храбром[88] был, - впервые подала голос Лада. - В одиночку несметные полчища побеждал. Смерть его боится и сама от него бегает.

Савва и близнецы посмотрели на нее. Егорий хитро улыбнулся, сощурил глаза и стал поглаживать правый ус.

- Невесть какую чушь несешь! - Илью явно не обрадовало вмешательство Лады. - Не слушайте вы девку неразумную! У зыбки[89] ее сказки да небылицы рассказывал, а она в них с малых ногтей до сих пор верит.

Савва улыбнулся, а Илья старался все же уговорить его взять их с собой:

- Да ее хошь привязывай, хошь запирай, все равно сбежит. Нет у меня иного пути теперича. Куда она - туда и я, а она за вами пойдет. Ежели она чего себе в голову вобьет, так это уже клином не вышибешь.

- Слезай с коня! - сказал Савва и пошел к Ладе.

Илья встал у него на пути и пробасил:

- Сперва меня проверь!

Савва обхватил могучие плечи княжеского слуги и подивился силе, которой были налиты его мышцы:

- В тебе сомнений нет, отец, но ежели она с нами пойдет, должон я знать, на что она способна.

Илья с озабоченным видом отошел в сторону. Лада спрыгнула с коня и Савва смог понять какого она роста. Девушка была невысокой, ему по плечо. Савва отвязал плащ и бросил его на траву у дороги. Лада тоже сняла плащ. Когда она отвернулась, чтобы положить его на седло, Савва увидел, что на спине ее кольчуга покрыта железными пластинами и к ним прикреплены ножны ее сабель.

- На мечах биться будем, - сказал Савва княжне и ловко выхватил клинок из ножен.

Лада связала волосы в узел, чтобы они ей не мешали, и вытащила обе сабли из-за спины. Затем княжна слегка согнула ноги и вытянула сабли вперед. Саблю в левой руке она держала чуть дальше правой.

На пыльной дороге стояли готовые к поединку бывший дружинник и девица, единственными соперниками которой, до сего дня, были ее воспитатель Илья и дворовые молодцы. Егорий встал позади Саввы и скрестил руки на груди. Близнецы съехали с дороги и остановили коней на траве, чтобы наблюдать за схваткой сбоку. Илья встал рядом с ними. Он даже не снял с руки огромный щит, то ли от волнения, то ли щит просто-напросто не обременял его своим весом. Савва согнул ноги в коленях и вытянул вперед правую руку, в которой держал меч. Левую руку он держал ближе к телу ладонью вперед.

- До первой крови, - только и успел сказать Савва.

Спустя миг Лада бросилась на него. Она увела левую руку назад и саблей в правой руке нанесла рубящий удар справа. Савва легко отбил его и сразу же рубанул мечом, метясь в тело девушки. Лада со свистом рассекла воздух саблей в левой руке и сбила меч Саввы вниз. Поединщики разошлись, стали переступать с ноги на ногу и медленно кружить.

Лада снова бросилась вперед и рубанула саблей в левой руке на уровне шеи противника. Савва резко присел. Клинок просвистел над его головой. Через мгновение ему уже пришлось подпрыгнуть, потому что саблей в правой руке девушка махнула по его ногам.

- Как бы отрубленной головой али ногой дело не закончилось, - усмехнулся Егорий.

Близнецы во все глаза наблюдали за поединком и вздыхали при каждом ударе. Илья заметно волновался. Княжна провела целый ряд сильных ударов сбоку и сверху и вынудила Савву отбиваться и отступать. Савва ловко уклонялся от некоторых ударов Лады, другие отбивал, и получалось это у него без особых усилий. Он отступал до тех пор, пока спиной не наткнулся на Егория.

- Поддайся, Савва! Славно девка бьется! Сгодится она нам! - быстро шепнул Егорий на ухо Савве и локтями толкнул его вперед.

Савва рассек мечом воздух, чтобы осадить уж слишком рьяно сражающуюся Ладу. Девушка слегка отступила, сделала выпад и попыталась достать Савву острием сабли в правой руке. Левую руку она занесла над головой и согнула в локте. Савва повернулся боком, пропустил клинок мимо живота и ударил мечом плашмя по правой руке девушки. Затем он, немедля, также ударил по левой руке Лады. Княжна вскрикнула два раза от боли, уронила обе сабли и отступила, потирая ушибленные кисти. Из ее глаз потекли слезы, но взгляд был все так же воинственен.

Илья, несмотря на желание заступиться за Ладу, не посмел прервать поединок. Савва отвел меч в сторону и наступал на девушку. Когда он подошел совсем близко, Лада резко откинулась назад, оперлась руками о землю и ударила его ногой по подбородку. Княжна перевалилась и вскочила на ноги. Савва шумно плюхнулся спиной оземь. Облако пыли, которое поднялось в воздух, еще не осело, а Савва уже выпустил из руки меч, оперся локтем о землю и приподнялся. Он позволил себе слегка отдышаться, сплюнул кровь и сказал:

- Сгодится!

На лице девушки к слезам прибавилась улыбка. Илья поднял сабли Лады, вложил их в ножны и стал осматривать руки княжны. Егорий подошел к Савве. С присущей ему хитрой улыбкой он склонился к побежденному другу и протянул руку, чтобы помочь тому подняться. Савва обхватил запястье старого воина и потер ушибленный подбородок:

- Боле тебя не послушаю!

Егорий рассмеялся. Савва ответил ему болезненной улыбкой. Затем он встал на ноги при помощи старого воина, поднял меч и вложил его в ножны. Пока Илья покрывал руки Лады какой-то припасенной мазью, Савва сложил плащ и прикрепил его к одному из тюков. После он отвязал мех, пару раз прополоскал рот водой и сплюнул остатки крови. Близнецы сидели в седлах молча. Они не проронили ни слова. Может быть, потому что поединок завершился совсем не так, как братья того ожидали. Егорий вскочил на коня и стал дожидаться, пока все смогут отправиться в дорогу. Савва ополоснул вспотевшее и испачканное пылью лицо, привязал мех к упряжи и запрыгнул в седло.

- Пора в путь! - сказал он и махнул рукой.

Илья обернулся и окинул взглядом земли позади себя:

- Придется ли еще разок повидать края родные? - грусть отчетливо слышалась в каждом его слове.

Шестеро всадников поскакали по дороге в надежде наверстать упущенное время.

 

Викинг

 

 

Всадник влетел в город через западные ворота крепостной стены и, сломя голову, поскакал по узким улочкам между деревянными домами. Он проносился мимо больших и малых, справных и обветшавших, домов и даже не оборачивался на городской люд, который осыпал его ругательствами и проклятиями за бешеную скачку. Со временем улицы стали шире, а людей на них еще больше. В нижней части города, у пристани, стояло множество кораблей, приплывших из заморских земель. Отовсюду были слышны голоса купцов, нахваливающих свои товары, ремесленников и покупателей, которые приценивались к диковинам. Заслышав топот, новгородцы оглядывались, прерывали торг и спешно расступались перед всадником, чтобы не попасть под копыта его разгоряченного коня.

Гонец преодолел шумные улицы и, наконец, достиг цели своего пути - княжеского двора. У ворот на страже стояли два дружинника в кольчугах, красных плащах и остроконечных шлемах с бармицей. Они опирались на длинные щиты и сжимали в руках копья. Один из стражей был бородат, а другой еще молод и на лице у него не было даже щетины. Дружинники скрестили копья у въезда и преградили всаднику путь.

- Стой! - приказал гонцу бородатый дружинник. - Куда несешься деревенщина?!

- Князю Александру Ярославичу от князя Ярослава Юрьевича из Мурома весть принес, - ответил гонец.

- Давай сюды! - дружинник протянул руку.

- Велено самому князю передать! - настоял гонец.

- Ишь ты какой! - дружинник обернулся в сторону двора и крикнул: - Гаврила!

К воротам подошел еще один дружинник. На дородном воине не было ни плаща, ни шлема, а из оружия только меч в ножнах висел у пояса.

- Чаво? - Гаврила откусил пол-яблока и громко зачавкал.

- Гонец к князю, - ответил бородач. - Проводи!

Дружинники развели копья, и гонец проехал через ворота. На дворе он слез с коня и привязал его к деревянному столбу. Гаврила указал на меч, который был виден из-под плаща гонца. Тот безропотно отстегнул ножны и отдал меч дружиннику. Затем Гаврила обошел вокруг муромца и ощупал его, а когда убедился, что другого оружия нет, пошел к лестнице, ведущей в хоромы. Гонец побрел за ним и при этом заметно пошатывался на ходу.

Дружинник прошел мимо нескольких помещений и остановился у небольшой двери. Он указал гонцу обождать, склонился и вошел внутрь. Дверцу за собой он не прикрыл, так что гонцу было слышно, о чем говорят в горнице.

- Ярославич, гонец из Мурома прискакал, - муромец узнал голос Гаврилы. - Говорит весть у него от князя тамошнего.

- Зови! - послышался властный голос.

Дружинник показался в дверном проеме и жестом подозвал гонца.

В горнице за длинным столом сидели три статных мужа. Во главе был князь Александр Ярославич, одетый в светло-коричневое платье. Его гонец узнал сразу по описаниям заезжавших в Муром купцов и по грозному взгляду, о котором твердили по всей Руси. По краям стола сидели облаченные в кольчуги дружинники, судя по важному виду, не иначе, как бояре. Один из них был темен волосом, а другой светел и оба носили коротко стриженые бороды. На столе лежали большие раскрытые книги и какие-то чертежи. Гонец поклонился до пола и вынул из-за пазухи свернутую харатью с золотой застежкой. Как только князь увидел застежку, он тут же вскочил из-за стола. Муромец протянул ему свиток. Александр развернул харатью, бросил на нее взгляд и посмотрел на гонца:

- Как звать?

- Николаем зовут, княже, - ответил гонец.

- Сколько дней в пути?

- Десять, княже, - собрав последние силы, сказал гонец. - В седле ел, в седле спал.

- Утомился, небось? - князь вновь посмотрел на принесенную весть.

Глаза гонца закатились кверху, ноги подкосило, и он упал на пол. Дружинники встали с мест. Князь посмотрел на упавшего юношу, а Гаврила склонился к муромцу, чтобы узнать, что с ним.

- Спит, сучий сын! - улыбнулся Гаврила.

- Снесешь его в гридницу, - приказал Александр. - Пусть поспит. К закату разбудишь, потолкую с ним.

Гаврила поднял юношу, закинул его на плечо и не без труда вышел из горницы. Александр, сжимая в руке харатью с золотой застежкой, вернулся на место во главе стола.

- Не от князя муромского весть сия, - князь помрачнел. - От Саввы.

- Да неужто от Саввы?! - удивился светловолосый дружинник. - Как жизнь-то его?

- Беда у Саввы, - ответил Александр. - Девять лет о нем не слыхивали ничего, а на десятый год черную весть он прислал.

- Что приключилось-то, Ярославич? - пробасил темноволосый дружинник.

- Пишет Савва, что Берке, пес окаянный, землю русскую у восходных пределов огню предал и люд в полон берет, - Александр вздохнул, брови его насупились, взгляд стал еще угрюмее. - Дом Саввы татары пожгли, отца его умертвили, а жену да сына с собой увели. О помощи Савва молит, ко мне взывая.

Князь и дружинники призадумались. Александр не сводил глаз с харатьи, которую прислал Савва. Молчание прервал темноволосый дружинник:

- Савве помочь надо, но супротив Берке идти нельзя. Не потерпит Батыга, если на брата его пойдешь, Ярославич. Отправим к Батыге гонца, попросишь его усмирить братца-пса.

- Не допустил бы Батыга, чтобы Берке на земли наши пошел, - рассуждал вслух князь. - Только мирную жизнь установили. Дань мы исправно платим. Стало быть, не знает Батыга про то, что брат его зло творит.

- Чего ж тут думать?! - разгорячено призвал светловолосый дружинник. - Дружину собирать да в путь отправляться. Дадим бой гаду татарскому!

- Тебе только мечом махать, Буслай! - темноволосый дружинник укорил светловолосого.

- Пока ты думы думать будешь, Добрыня, люд плененный перебьют али иноземцам продадут, - Буслай был не из тех, кого так легко можно было осадить.

- Погоди, Буслай! - повысил голос Александр. - Я вот как мыслю. Татар тьма идет. Нам такую рать быстро не собрать. Сколько дружинников в Новгороде нынче?

- Сотни три будет, - ответил Добрыня.

- Ну, так вот, созовем всех кто в городе и в путь отправимся, - продолжил князь. - Когда татар настигнем, там уж и решим, как дальше поступить. С тремя сотнями засаду устроить можно, да плененных родичей Саввы отбить. Не в таких переделках бывали, правда, Буслай?

- Верно говоришь, Ярославич! - довольный Буслай ударил по столу кулаком. - К Савве на подмогу спешить надо!

- Позови-ка мне Ростислава, Буслай, - сказал князь.

Буслай вышел из горницы и через некоторое время вернулся с человеком, лицом и статью похожим на князя. Издалека их можно было легко спутать, а вблизи только тот, кто часто видел князя, смог бы отличить одного от другого.

- Сей же ночью, уйду я с дружиной из Новгорода, - сказал Александр и обратился к Ростиславу: - Ты меня подменишь. Одежды мои одевай, суд верши, люд принимай. Да только близко к себе никого не подпускай. Издали подмену не заметят и не прознают, что нет меня в граде. Если что не так, в Городище[90] езжай, да там скройся, будто бы уехал я и видеть никого не желаю. Перехитрить всех надобно. Добрыню во всем слушать будешь.

- Возьми меня с собой, Ярославич! - прервал князя Добрыня.

- В граде должон остаться тот, кому я, как себе верю, чтобы порядок блюсти и смуты не допустить, - отказал князь Добрыне и вновь обратился к Ростиславу: - Все понял, Ростиславушка?

- Все сделаю, как велишь, Ярославич! - выпалил Ростислав.

- Буслай, сбирай дружину! - князь степенно выдавал распоряжения. - Скажешь, чтобы ночью через полуденные[91] врата из града по одиночке выезжали. Там повстречаемся и в путь двинемся. Да вели, чтобы никому слова не сказали, что из града уходят. Даже домашним. Не должон никто знать, что мы супротив татар выступили.

- Не спеши, Ярославич! - покачал головой Добрыня. - Тут обдумать все хорошенько надобно. И Савве не поможешь и сам голову сложишь. С тремя сотнями не одолеть тебе татарскую тьму. Батыга ежели прознает, так еще хуже землям нашим будет. На расправу он быстр, за сродника мстить станет.

Раздосадованный тем, что он остается в Новгороде, Добрыня попытался образумить принявшего столь рискованное решение князя, но, взглянув в глаза Александру, он оставил попытки переубедить его. Во взгляде Александра читалась несокрушимая уверенность. Князь явно что-то придумал. Видимо, даже из такого положения он мог извлечь выгоду, неведомую его дружинникам.

- Когда Савва мне жизнь спасал, он недолго думал, - князь улыбнулся и добавил: - Сына он Сашкой назвал, Александром, стало быть. Понимаешь?!

 

Сашка шел, еле волоча ноги. Василиса, в который уже раз, обернулась, чтобы посмотреть на него. Ноющие от боли руки и шея не давали ей покоя, но теперь, когда ее сын был рядом, все тягости стало легче переносить. Василиса давно потеряла счет дням и не знала, сколько времени прошло с того утра, когда их пленили. Теперь это время казалось ей целой вечностью.

Пленникам не давали отдыха и гнали еще с ночи. Люди, вконец, обессилили. Они останавливались и отказывались идти дальше. Кто-то из пленников и вовсе падал замертво, не выдержав побоев и истощения. Поначалу, тех, кто отказывался продолжить путь, убивали. Огромный татарин, постоянно гарцующий на вороном коне возле колонны, сходил на землю и разрубал саблей веревки, чтобы высвободить пленников, которые лежали на земле и не давали и шагу ступить остальным. Затем он отрубал головы выбившимся из сил людям. Это доставляло большое удовольствие татарскому хану, который, наблюдая за расправой, громко хохотал и показывал пальцем на катящиеся головы. Земля обильно покрывалась кровью жертв при каждой такой остановке. С взглядами полными страха и ужаса, сидящие на земле пленники прижимались друг к другу, в ожидании того, что в скором времени любого из них может постигнуть такая же участь. Так умертвили многих женщин и юношей.

Василиса уже знала, что татарского хана зовут Берке. То ли кто-то признал его, то ли понял из разговоров татар, но эта весть стремительно распространилась среди пленников. Женщины перешептывались, что хан очень жесток, но в этом все уже убедились и без всяких слухов. Огромного татарина, который казнил пленников, звали Темир и его боялись даже соплеменники. Хан Берке держал его подле себя и уважал за свирепость и следование древним обычаям. Темир крайне редко слезал с коня. Он ел на нем, весь день скакал вдоль колонны пленников вперед и обратно, и даже спал в седле, хотя остальные степняки устраивались на ночлег у костров.

Когда плененный люд начал валиться с ног уже целыми вереницами, татары поняли, что, либо придется перебить всех, либо надо что-то придумать. Тогда они сняли веревки с шей детей и отпустили их к родителям. Распознав, кто чей ребенок, они привязали детей к их родичам. Близость детей успокоила измученных пленников, придала им сил, и они продолжили путь. Василиса, конечно же, догадалась, для чего детей допустили к родным. Теперь каждая из женщин сделает что угодно, чтобы не причинили зла ее детям. К тому же татары стали лучше кормить пленников и меньше бить их плетьми, что тоже не могло не сказаться на смирении людей. Хотя, если все же кто-то упорствовал, появлялся Темир.

Василиса утерла связанными руками грязное вспотевшее лицо, убрала прилипшие к нему волосы и осмотрелась по сторонам, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, хоть какой‑нибудь знак присутствия Саввы. Несмотря на то, что их увели уже очень далеко от дома, она сохраняла веру в мужа. Люди, которых пригнали вчера и этим днем, были русичами. Василиса знала, что они все еще на русских землях, а значит спасение возможно. Только бы Сашка не упал, лишившись сил. Василиса готова была нести его на руках, если он не сможет идти, а если бы ей этого не позволили, она приняла бы смерть вместе с сыном. Всякий раз, когда Темир проезжал мимо Василисы и Сашки или проходил рядом, выглядывая в толпе пленников очередную жертву, она прижимала сына к телу и молила Бога, чтобы его выбор не пал на них. Пока им везло, беспощадный татарин ни разу не останавливался подле них. А может, дело было вовсе не в везении.

 

Они уже вторую неделю шли по следам татарских коней. Следы часто разделялись, сбивали их с пути и приводили к очередному сожженному селению. Савва и его спутники повидали уже много сгоревших домов и убитых людей. В каждом селении, в котором им довелось побывать, они хоронили люд, павший от рук татар. Обгоревшие, пронзенные стрелами, порубленные саблями тела лежали в больших пятнах высохшей крови. Близнецы и Лада, вконец, растерялись и смотрели на трупы отстраненно. Каждый раз их выворачивало от кровавого зрелища, и они не в силах были оказать полноценную помощь старшим. Савва, Егорий и Илья держались стойко, для них была привычна подобная картина смерти. По взгляду Ильи было видно, что гнев переполняет его. Он ничего не говорил, лишь копал могилы и копил злость. Егорий был спокоен, как всегда, словно он был где-то далеко, за сотни верст от этих мест. Савва же не мог уйти, не придав земле умерщвленных, но сердце гнало его в путь, дальше от этих пепелищ, ближе к жене и сыну. Он был взволнован и торопил остальных. Им нельзя было задерживаться, поэтому близнецам от него частенько доставались крепкие ругательства за малодушие. Изредка в сожженных селениях они заставали людей, которым чудом удалось спастись, но таких было очень мало.

Поистине же неудержимый страх накатывал на Савву, когда на пути они находили тела казненных пленников. Савва и близнецы бросались к обезглавленным трупам, а когда осознавали, что это не их родичи, подолгу сидели на земле в полном опустошении. В такие минуты ни Егорий, ни Илья с Ладой их не тревожили, давая придти в себя после очередного потрясения.

Они преодолевали вслед за татарами множество рек и ручьев. Враг знал все броды и тропы, ведущие к ним. Егорий оказался прав, татары вели пленников к Днепру. Ужас от увиденного не покинул товарищей Саввы даже тогда, когда они отдалились от сожженных селений. Ехали они молча, погруженные в мысли, и только изредка перебрасывались словами. Также тихо было и на привалах. Егорий видел озабоченность Саввы, который был удручен настроением близнецов и княжны. На одном из привалов старый воин решил нарушить молчание и заговорить с ним.

- Все пройдет! - сказал Егорий и присел подле Саввы. - Не печалься! Али пожалел уже, что с собой их взял?

- Как мыслишь, забудут они то, что видели или всегда их это мучить будет? - Савва старательно ворошил ветви, горящие в костре, и не смотрел на Егория.

- Человек так устроен, Савва, что все плохое забыть старается поскорей, - ответил ему старый воин. - Загнать поглубже в себя черные думы, чтоб пережитое никогда не вылезло на свет Божий. У одного так выходит, у другого нет. Вот дойдем до Славутича, места там дивные, легче станет молодым, да и нам спокойнее от этого.

- А мы-то сами позабыть все сможем? - Савва помрачнел и не стал дожидаться ответа на вопрос: - Мне вот не забыть прошлых лет. Закрою очи и вижу, как ратники рубятся, а я меж ними стою. Вокруг все серо и холод, аж пар изо рта идет. Остановить схватку хочу, пресечь ее, а мне с места не сойти и сказать ничего не могу. Рот раскрою, но ни слова из себя не вырвать, только пар исторгаю. Земля под ногами в крови. В небе вороны кружат, ждут, когда мы внизу наше дело закончим. Тишина такая вокруг стоит, словно глухим сделался. Потом вижу я белые лица умерщвленных друзей и врагов моих. Кровавые слезы текут из их глаз. И одного лица мне никогда не позабыть. Ослушался я того человека. На смерть его обрек.

Савва замолчал и уткнулся взглядом в землю. Егорий посмотрел на него:

- Стало быть, потому ты из княжеской дружины ушел?

- Живы мои еще, сердцем чую! - быстро проговорил Савва и вскочил с земли. - Спешить нам надобно!

Солнце сменяло луну и звезды, а затем вновь уступало им место на небосводе. Они гнались за врагом, день и ночь, не давая покоя ни себе, ни коням. На их пути были леса, поля, реки и холмы. Одно оставалось неизменным - шестеро всадников, не взирая на усталость, скакали все дальше и дальше на юг. Ровно через три дня Савва и его спутники выехали к берегам Днепра.

Широкая река раскинулась перед их взором. Буйно растущие заросли камыша скрывали грань между водой и землей. Местами у берега росли деревья и кустарник, который стремился вверх поближе к древесным ветвям, словно желал сплестись с ними в единую непроходимую преграду. Спокойные воды реки казались зелеными, но довольно часто они отдавали синим отблеском, когда в очередной раз свой свет им дарили солнечные лучи. Дневное солнце нещадно палило. Стояла невыносимая жара, но недовольных этим не оказалось, ведь тепло - не холод.

- Славутич! - сказал Егорий.

Старый воин окинул взглядом реку, ее цветущие берега и улыбнулся. В его голосе было столько гордости и радости одновременно, что Савва даже подивился подобному проявлению чувств. Для себя Савва решил, что у Егория с рекой связаны хорошие воспоминания, но не стал расспрашивать старого воина. Если Егорий пожелает, он сам расскажет.

Следы татарского войска уходили на юг. Вновь подтвердились предположения Егория - татары пошли вдоль реки. Савва махнул рукой и призвал всех продолжить путь. Они въехали в прибрежные заросли в надежде, что густая листва скроет их от чужих глаз. Из зарослей при необходимости можно было без опаски наблюдать и за рекой и за истоптанным берегом, по которому недавно прошли татары. Только вот быстро передвигаться в такой чащобе не удавалось. Савву это беспокоило, но он понимал, что враг уже близко и возможная встреча с одним из татарских разъездов[92] сдерживала его. Ему пришлось смириться с медленной ездой. Так они ехали за татарами еще три дня.

Изредка Савва и Егорий оставляли Ладу и близнецов под присмотром Ильи и выбирались из зарослей на берег, чтобы убедиться, что они не сбились с пути и настигают врага. Они внимательно разглядывали землю, ощупывали ее и клочья травы, о чем-то переговаривались и снова скрывались в чаще. На четвертый день заросли камыша, деревьев и кустарника оборвались и обнажили песчаную гряду речного берега. Пришлось выехать из зарослей. Через полверсты по берегу, в ста шагах от воды, вновь начинались заросли деревьев и кустарника, но камыш на берегу реки уже не рос. Савва, Егорий и Илья спешились.

- Коней напоите! - обратился к близнецам Савва.

Никита и Данила спрыгнули на землю, взяли под узды всех коней и повели их к реке. Лада пришпорила кобылу, опередила братьев и шумно въехала в воду. Савва, Егорий и Илья стали осматривать вытоптанную татарскими конями землю. Они пошли по следам в сторону других зарослей. Шагов за пятьдесят до первых деревьев следы разделились. Татары разошлись по двум путям. Одни пошли в обход чащи подальше от реки, другие двинулись по речному берегу. Савва присел на корточки. Он надеялся усмотреть в следах татар хоть что-нибудь, что подсказало бы ему, куда повели пленников.

- Ну, вот и пойми теперь, кто куда пошел, - сказал он.

- Люд плененный по левую руку повели, от реки подальше, а по берегу большой разъезд поехал, - сказал Егорий. - Так мне думается.

- Не скажи, Егорий, - не согласился Илья. - Люд да коней водой поить надо, зачем же от реки уходить?

- Тот, кто много пьет, плохо идет, - объяснил Егорий. - Знают это татары, вот и ушли от реки. Да к тому же по реке народ на ладьях ходит. Приметить их могли.

Савва преклонил колено и посмотрел на старого воина:

- А ежели разъезд от реки ушел разорение чинить, а полон повели по берегу к броду какому, чтоб реку перейти?

- Может и так статься, Савва, - Егорий был спокоен. - Тебе решать, куда пойдем.

Савва поднялся, отряхнул штанину и посмотрел вдаль:

- Зачем по берегу разъезд пускать? Есть тут селения али городища какие?

- Нет, - ответил Егорий.

- Стало быть, нет им выгоды никакой, туда разъезд посылать, - решил Савва. - Полоненных они по берегу повели.

- Не спеши, Савва! - Егорий попытался переубедить друга. - Может, за ладьей купеческой татары погнались. На порогах хотят нагнать ее, люд перебить да добро увезти.

- Вот и поглядим! - кивнул Савва. - Коли ошибся я, мне же горестнее будет.

- Так тому и быть, - согласился Егорий.

Илья понял, что решение принято, и поспешил к беснующимся в реке близнецам и княжеской дочке. Эта троица весело плескалась в воде, и от прежней грусти на их лицах не осталось и следа.

- Броню попортишь, девка! - укорил Ладу ее воспитатель. - А ну, вылезайте! В путь пора!

- На солнышке обсохнет! - улыбнулась Лада и стала выбираться из воды.

Близнецы повели коней на берег. Сделать это было не так уж и просто. Статные животные не желали расставаться с прохладной водой в такой жаркий день.

Они доехали до чащи, у которой разделились следы вражеского войска.

- Не галдите почем зря, бесята! - предупредил близнецов и княжну Савва. - Татары близко. Услыхать нас могут.

Он бросил последний взгляд в ту сторону, куда ушла вторая часть татар, и куда теперь не суждено было пойти им, и решительно поскакал в чащу.

Солнце проникало в заросли редкими лучами. В чаще было душновато. Жаркий солнечный день незаметно сменился на теплый вечер и такую же ночь. Близнецы и Лада рассматривали между кронами деревьев звезды и луну. Они что-то показывали друг другу пальцами на небе и перешептывались. Савва, Егорий и Илья, напротив, ехали молча и вглядывались в темноту перед собой. Вскоре братья и княжна утомились, склонились к гривам коней и заснули прямо на ходу. Илья закинул за спину огромный щит, взял под узды коней с уснувшими седоками и повел их подле своего коня. Спустя некоторое время Илья и сам стал клевать носом. Он постоянно одергивался и просыпался, а затем задремал, но при этом не выпустил из рук поводья коней близнецов и Лады. Огромный черный конь Ильи фыркнул и, несмотря на сон хозяина, послушно шел за конями Саввы и Егория.

Ближе к рассвету Савва оглянулся и, увидев вереницу заснувших всадников, предложил Егорию остановиться на привал. Им и самим не помешал бы сон, чтобы восстановить силы. Савва и Егорий разбудили спящих, для того, чтобы те улеглись на земле, привязали коней и сами устроились на мягкой траве. Вскоре пятеро из шестерых спутников закутались в плащи и мирно посапывали под сенью ветвистых деревьев. Только Егорий бодрствовал и охранял сон остальных, ожидая, когда его сменит Савва.

Близнецы и Лада проснулись, когда почувствовали, что их тормошат. Они начали было потягиваться и громко зевать, но Савва, который их разбудил, поднес к губам указательный палец, и показал, чтобы они не издавали ни звука. Девушка и юноши уставились на него сонными глазами. Они не понимали, что происходит. Савва указал пальцем на ухо, а затем на небо, призывая Никиту, Данилу и Ладу прислушаться. Откуда‑то, со стороны берега, доносились человеческие голоса, крики, вопли, лязг железа и ржание коней. Это были звуки боя.

Савва поднялся с земли, отвязал от упряжи щит и через кустарник пошел туда, откуда доносился шум. Егорий, никогда не расстающийся со своим оружием, присоединился к нему. Илья указал близнецам на их колчаны и налучи, привязанные к тюкам на крупах коней, и махнул рукой, призывая идти следом. На ходу он снял со спины щит и взял его в левую руку. Близнецы схватили колчаны и луки, а Лада быстрым касанием убедилась, что ее сабли в ножнах. Илья уже скрылся в кустарнике и девушка, поторапливая растерявшихся близнецов тычками, поспешила за ним.

С каждым их шагом звуки схватки становились все отчетливее. Вскоре они могли уже расслышать отдельные слова, которые выкрикивали сражающиеся. Егорий опередил Савву и подкрался к кромке зарослей. Он опустился на колено, примяв высокую траву, и осторожно раздвинул ветви куста. Савва расположился рядом с ним. Илья оглянулся, пригрозил кулаком Ладе и близнецам и указал, что им надо бы пригнуться. Через несколько мгновений они во все глаза смотрели на речной берег.

- За варягами татары шли, - прошептал Егорий, разглядывая ожесточенную схватку у реки.

На песчаном берегу, у большого корабля северян, оконечности которого были украшены резной головой дракона и его хвостом, два десятка варягов ожесточенно сражались с превосходящими их числом татарами. Степнякам удалось разделить северян, и теперь каждый варяг, окруженный многочисленными противниками, пытался отбиться от нападавших и спасти свою жизнь. Некоторые из варягов были по пояс голые, очевидно их застали врасплох, другие облачены в кольчуги и железные шлемы с полумасками. Северяне, вооруженные мечами и топорами, прикрывались разноцветными щитами с железными умбонами и яростно рубили смертоносным металлом налево и направо, чтобы осадить татар.

Многие из степняков вообще не участвовали в схватке и грабили корабль, унося с него сундучки и другую добычу. По берегу, то и дело, проносились татарские всадники, которые на ходу выпускали в варягов стрелы. Спешившиеся степняки все больше и больше оттесняли северян друг от друга, чтобы те не смогли объединиться и дать достойный отпор коварным грабителям. Береговой песок обильно орошался кровью чуть ли не с каждым взмахом меча, топора или сабли. Повсюду лежали тела убитых варягов и татар. Несколько трупов плавало в реке. Обессилев и не в состоянии отражать удары вражеских копий и сабель, варяги падали замертво один за другим. Те из северян, кто был еще жив, отчаянно сопротивлялись и что-то выкрикивали, словно пытались испугать врага воинственными воплями и приободрить товарищей.

Егорий и Савва отвернулись от берега и присели на траву. Они не желали смотреть на бесчестную бойню. Их сердца пылали гневом, душа стремилась броситься в бой, на выручку варягам, истреблять врагов, но они не могли этого сделать. Звуки битвы пронзали их слух, еще больше печаля бывалых воинов.

- Видать, не ждали варяги, что здесь на них напасть могут, - сказал Егорий. - В засаду угодили.

- Неужто не поможем, а? - Данила приладил стрелу к тетиве лука.

- И им не поможем и сами сгинем, - Савва посмотрел на близнеца. - Переждать надобно! Стрелу убери! Не вздумай нас выдать!

Глаза Никиты, который не отводил взгляда от берега, наполнились слезами. Юноше стало жаль варягов. Храбрые воины погибали в неравном бою, но не сдавались на милость врагу. Никита вспомнил тот день, когда татары напали на его родное селение. Точно также мужики-селяне защищали свои дома и семьи и погибали. Так погиб его отец. Никита заткнул уши, чтобы не слышать предсмертные крики павших ратников, отвернулся и сидел, ожидая конца.

- Последний остался, - послышался голос Ильи, который не позволял Ладе смотреть на схватку и правой рукой старался удержать ее у себя за спиной.

Савва и Егорий не выдержали, обернулись и снова стали смотреть на берег, покрытый окровавленными телами. Ладе все-таки удалось увернуться от руки наставника, и она тоже стала разглядывать оставшегося в живых северянина.

Молодой варяг стоял по колено в воде и сжимал в руках топор. Он прерывисто дышал и ждал нападения степняков. К нему подбирались сразу пятеро татар с копьями. Они злобно смеялись и запугивали его, выбрасывая копья вперед, чем вынуждали варяга заходить все дальше в воду. Однако северянин не казался загнанным в ловушку зверем. Он встряхнул капли воды с коротко стриженных светлых волос, обтер рукой столь же светлую щетину на лице, посмотрел исподлобья и поманил степняков рукой.

Тем временем остальные татары, шумно переговариваясь, запрыгивали в седла коней и увозили добычу. По сходням корабля вниз сбежали два степняка, которые несли небольшой, но увесистый сундук. Варяг увидел их и подался вперед, чтобы снова отступить под натиском пяти копий, чуть было не угодивших в его крепкие мышцы. Татары приторочили сундук к седлу, вскочили на коней и поскакали на юг по берегу реки. Один из степняков прокричал что-то пятерке оставшихся воинов и, стегая саврасого жеребца плетью, поскакал вдогонку за остальными.

- Уходят татары, - сказал Егорий. - Последнего добьют и уйдут.

Варяг отчаянным взглядом проводил татар, увозивших столь ценный для него сундук. Когда степняки скрылись из виду, он тяжело вздохнул и посмотрел на голову дракона, укрепленную на форштевне[93]. Разверзнувшее клыкастую пасть чудовище было призвано отпугивать злых духов, но против людей оно было бессильно. Северянин склонил голову, отдышался и посмотрел на татар, которые остались, чтобы его прикончить. На лицах степняков застыли кривые усмешки. В следующий же миг варяг закричал, метнул топор в воина, стоявшего по середине, и безоружным бросился на врагов. Он ловко увернулся от копий, прыгнул и свалил двух татар в воду.

- Ух, ты! - вырвалось у Ильи.

Тех мгновений, что понадобились степнякам, чтобы придти в себя после дерзкого нападения, северянину вполне хватило. Он выбежал из воды на берег и, совершив прыжок с кувырком, увернулся от копья, брошенного ему вслед. Когда варяг вскочил на ноги, в его руке блеснул подобранный в кувырке меч.

Метнувший копье татарин выхватил из ножен саблю и напал первым. Северянин отбил его удар, сделал поворот и рубанул мечом по спине противника. Татарин опустился на колени, упал лицом в песок и затих. Следующим был воин с копьем. Он попытался пронзить варяга насквозь, но тот резким ударом перерубил древко копья и, не дав степняку опомниться, проткнул его мечом.

Пока татар было пятеро, и они нападали вместе, у северянина не было надежд на спасение, но они допустили ошибку. По одиночке им было не справиться с варягом. Несмотря на молодость, он владел мечом искуснее любого из своих противников. К тому же трое из них были уже повержены, и это придало ему уверенности.

Северянин обернулся к двум оставшимся татарам. Те уже оправились от столкновения с молодым безумцем, и вышли из воды на берег. Варяг вытянул на встречу врагам окровавленный меч и стал дожидаться их нападения. В этот раз ему пришлось сложнее. Степняки бросались на него вдвоем. Северянин уклонялся от наконечников копий, отбивал их и вновь уклонялся. Казалось, очередной наскок татар завершится для него ранением, но удача сопутствовала варягу, и острия не достигали незащищенного броней тела.

Четвертый степняк пал от смертельной раны на шее. Северянин отбил его копье, нанес свой удар и сделал еще один кувырок. Оставшийся в одиночестве татарин растерялся. Его робкие попытки убить варяга ни к чему не привели. Северянин отбил все выпады степняка, схватился за древко копья и вырвал его из рук оторопевшего врага. Татарин попятился, даже не удосужившись выхватить из ножен саблю, а варяг перехватил рукоять меча и побежал на него. Безжалостный металл настиг степняка, пробил его доспех и принес смерть. Варяг не выпустил меч из рук и вместе с мертвым телом упал на землю. Он держался за рукоять обеими руками, оперся на торчащий в трупе поверженного врага меч и, закрыв глаза, склонил голову.

Русичи не могли отвести глаз от варяга, спасшего свою жизнь тогда, когда за нее никто бы не поручился. Они смотрели на тело северянина, покрытое кровью врагов, на его окровавленные руки, сжимающие меч, и дивились силе и духу молодого воина.

Одно из тел на берегу зашевелилось. Татарин, который получил мечом по спине, медленно встал. Из последних сил он сжал в руке саблю и стал, пошатываясь из стороны в сторону, подбираться к варягу со спины. Северянин не слышал его шагов. Степняк подошел совсем близко, схватился за саблю обеими руками и занес ее над головой для сильного удара.

- Данила! - выкрикнул Савва.

Близнец поднялся и сразу же выпустил стрелу. Варяг бросил взгляд в сторону кустарника. Стрела просвистела над его головой и вонзилась в сердце татарского воина. В тот же миг северянин вскочил, вырвав меч из трупа, и обернулся. Пробитый стрелой татарин, словно срубленное дерево упал на спину. Варяг оглянулся на светловолосого парня, который прятался в зарослях.

Теперь рядом с юношей стоял человек с причудливо разукрашенным лицом. Странный вид этого человека не удивил молодого варяга, все еще пребывающего в ярости. Северянин ждал, что будет дальше, и готов был снова сражаться за свою жизнь. Опомнился он только тогда, когда услышал родную речь.

- Мы не причиним тебе зла! - прокричал человек с разукрашенным лицом.

Варяг продолжал стоять в боевой стойке. Он огляделся по сторонам, проверяя, нет ли еще кого-то, кто мог бы напасть на него, перевел дух и обратился к людям, стоящим за кустами:

- Кто вы и что вам надо?

- Мы из Гардарики[94], - ответил ему странный человек. - Позволишь ли ты подойти нам ближе?

После этих слов из-за кустарника появилось еще несколько человек. Варяг увидел седого бородача и темноволосого помоложе. Рядом с седым бородачом стоял молодой воин, в такой же кольчуге, как и у старика. Возле юноши, который метким выстрелом спас его от смерти, стоял еще один, похожий на него, как две капли воды.

Варяг, не утруждая себя словами, кивнул в ответ. Незнакомцы нашли проход в кустах и двинулись к нему. Лошади убитых татар медленно разбрелись в стороны, когда чужаки проходили мимо них. Варяг выпрямился и стал ожидать приближения своих спасителей. Когда они подошли достаточно близко, он смог разглядеть, что двое юношей действительно близнецы, что молодой воин, держащийся подле седовласого старика, вовсе не мужчина, а девушка, ну, а человек с разукрашенным лицом и вовсе поразил его своей внешностью. Северянину приходилось и раньше видеть разукрашенных воинов, но людей с такими узорами на лице он еще никогда не встречал.

Русичи встали перед варягом. Северянин посмотрел на юную светловолосую девушку и неожиданно для себя самого улыбнулся ей. На щечках девушки выступил румянец, она улыбнулась ему в ответ и старательно стала отводить глаза от его крепкого обнаженного тела.

- Тьфу, бесстыжая! Косу спрятать не удосужилась?! - возмущенный Илья схватил Ладу за руку, оттащил ее за свою спину и обратился к северянину: - Чего уставился, морда варяжская?

Девушка отчаянно пыталась выбраться из-за широкой спины опекуна, чтобы встретиться взглядом с молодым варягом. Савва, Егорий и близнецы улыбнулись, услышав обращение Ильи к северянину.

- Меня зовут Егорий, - старый воин говорил и указывал на товарищей, - это Савва, близнецы Никита и Данила, девушку зовут Лада, а это ее наставник Илья. А как звать тебя?

Варяг посмотрел на каждого из представленных Егорием людей, надолго задержав взгляд  только на Савве, и сухо ответил на вопрос странного воина:

- Я - Эрик. Вместе с павшими викингами[95] плыл в Миклагард[96].

Затем северянин повернулся и побрел по берегу, что-то разыскивая.

- Его Эриком звать, - Егорий перевел остальным слова варяга. - В Царьград[97] он плыл с умерщвленными воинами.

Они молча наблюдали за северянином, который подходил к телам павших воинов и разглядывал их. Эрик нашел пояс с ножнами для меча, отыскал кожаные сапоги, одел их и заправил внутрь сапог темные полотняные штаны. Затем он поднял зеленую шерстяную рубаху, натянул ее на себя, а поверх нее надел тяжелую кольчугу, с которой обильно посыпался песок. Затянув кольчугу поясом, Эрик вложил меч в ножны и взял круглый красно-белый щит с помятым умбоном. Примерно на том же месте он разжился боевым топором, который заткнул за пояс. После этого Эрик подхватил на ходу засыпанный песком варяжский шлем и решительно зашагал к одному из коней татарских воинов.

- Может, поблагодаришь парня, спасшего твою жизнь? - бросил в спину варягу Егорий.

Эрик, не останавливаясь, посмотрел на Данилу и угрюмо сказал:

- Отличный выстрел, малыш!

Данила не понял сказанных варягом слов и глупо улыбнулся в ответ.

- Куда ты поедешь? - не отставал от северянина Егорий.

- Кочевники увезли одну очень важную вещь, - не обернувшись, ответил Эрик. - Мне надо ее вернуть.

- А как же твои павшие товарищи? - продолжил Егорий.

Эти слова остановили варяга. Эрик задумался на непродолжительное время и посмотрел на речной берег, на котором лежали тела погибших воинов.

- Я уже ничем не могу им помочь, - с грустью в голосе сказал он. - Они возрадуются, когда увидят с небес, что я за них отомстил.

Эрик стал медленно подбираться к коню, чтобы не вспугнуть животное.

- Неужели ты оставишь их тела на растерзание дикому зверью? - послышался очередной вопрос Егория.

Эрик резко обернулся и закричал:

- Послушай, оставь меня в покое! Я и так рассказал тебе слишком много! Сам не пойму, почему я это сделал.

Конь, к которому подбирался варяг, испугался его крика, громко заржал и поскакал вдоль берега. Эрик бросился за ним. Он прыгнул, чтобы ухватиться за седло, но не удержался за него и упал в песок. Остальные лошади быстро последовали за ускакавшим жеребцом. Северянин почувствовал опасность и начал кататься по земле, избегая конских копыт. Русичи молча наблюдали за Эриком, будучи не в силах ему помочь. К счастью варягу удалось увернуться от копыт татарских коней. Он вскочил с земли и стал выплевывать забившийся в рот песок. Затем Эрик осмотрелся. Все кони ускакали. Осознав тщетность своих попыток, разгневанный варяг зарычал, как дикий зверь. Его отчаянию не было предела. Вскоре рык северянина сменился на вой. Он закрыл лицо руками, упал на колени и зарыдал.

Савва велел близнецам привести коней, скрытых в зарослях, а сам стал разглядывать убитых татар. Ему не удалось обнаружить что-либо, что могло пролить свет на судьбу его жены и сына, и он принялся вместе со всеми копать могилы для павших воинов. Лада постоянно вертелась возле Эрика и старалась встретиться с ним взглядами. Забеспокоившийся Илья отгонял девушку от варяга, стыдя и браня ее.

- Я вот тебя в миг плетью-то высеку! - частенько доносились слова наставника Лады.

К вечеру, схоронив всех погибших на речном берегу (по просьбе Эрика, в броне и с оружием) русичи и варяг устроились у костра и жарили на нем перепелов, сбитых близнецами в зарослях неподалеку от реки. Изрядно уставшие и проголодавшиеся они неторопливо поглощали вкусное мясо и почти не отвлекались от еды для разговоров. Лада и Эрик не сводили глаз друг с друга, и Егорий не упустил это из виду.

- Ну, вот, пожалуй, и нашелся тот, кто княжну в руках удержать сможет, - пошутил старый воин.

- Кто удержит? - возмутился Илья. - О чем это ты толкуешь, Егорий?

- Жених славный нашелся, - Савва улыбнулся и положил руку на плечо Илье.

- Какой-такой жених? - Илья все больше распалялся и дернул плечом, чтобы Савва убрал руку.

Савва и Егорий рассмеялись, отводя взгляд от разозлившегося воспитателя княжеской дочери. Илья же не на шутку разошелся.

- Я ей покажу жениха! Ишь чего удумала! - забасил он и, потрясая огромным кулаком в сторону Егория и Эрика, добавил: - И варягу своему скажи, увижу, вокруг девки вертится, я ему так промеж глаз дам, что он век меня помнить будет!

Савва и Егорий засмеялись еще громче. Близнецы во все глаза наблюдали за происходящим, но смеяться себе не позволили, чтобы не попасть под горячую руку Ильи.

- О чем так грозно говорит этот старик? - обратился к Егорию удивленный Эрик.

- Он видел, как ты бился сегодня, дивится твоей силе и надеется, что при случае ты покажешь ему свое умение обращаться с оружием, - улыбнулся Егорий.

- Странно, зачем старику махать железом в его-то возрасте? - столь необычная просьба Ильи еще больше удивила Эрика. - Скажи ему, что я всегда готов показать свое мастерство.

- Чего там варяжский кутенок сказал? - не понимая слов северянина, нахмурился Илья.

- Викинг! - Эрик услышал уже знакомое слово, приложил руку к груди и улыбнулся.

- Он говорит, что еще никогда не видел такого большого и сильного человека, как ты, Илья, - Егорий, явно не желая ссоры между варягом и русичем, умело пользовался их незнанием языков.

- То-то же и оно! - Илья грозно посмотрел на Эрика, посчитав, что дело сделано, и теперь варяг его побаивается.

- А ежели она сама вокруг него виться будет? - Савва продолжал подтрунивать над княжеским слугой.

- Коли некуда глядеть, так в землю зри! - Илья не ответил Савве и прикрикнул на Ладу, заметив, что та смотрит на северянина.

Девушка засмущалась, но все же не могла удержаться и, пряча красивые глаза от ворчливого дядьки, иногда поглядывала на пригожего варяга.

Все утолили голод и стали заниматься каждый своим делом, ожидая, когда стемнеет. Близнецы возились с луками, Савва точильным камнем правил лезвие меча, беспокойный Илья смотрел, то на Эрика, то на Ладу, а Егорий завел с варягом разговор, чтобы узнать, что тот намерен делать.

- Я настаивать не буду. Не хочешь, не говори, - начал Егорий, - но, может, расскажешь, что теперь делать будешь?

- Я должен вернуть один из тех сундуков, что кочевники увезли с собой, - ответил Эрик. - Мне бы коня и я бы поехал за ними. Продайте мне одного из своих.

Савва прислушался к разговору Егория и Эрика, вложил меч в ножны и стал пристально смотреть на старого воина, чтобы тот перевел ему слова варяга.

- Коня просит ему продать, - Егорий понял безмолвную просьбу Саввы. - За татарами идти хочет. Ларец какой-то воротить он должон.

- Нет, коня мы ему продать не можем, - замотал головой Савва. - Они нам самим нужны.

Егорий хотел было перевести ответ Саввы варягу, но Эрик прервал его:

- Я понял, что сказал Савва. А чем он славен? Почему он среди вас решает?

- Савва был одним из лучших воинов в хирде[98] великого конунга русичей Александра, - ответил Эрику старый воин.

- Так значит, это он и есть! - воскликнул Эрик. - Грозный воин, который побил многих доблестных ратников на Нюйе[99] и обратил в бегство целое войско. Мне рассказывали про него, когда я был еще мал для того, чтобы выходить в море. Вот уж не думал, что мне доведется повстречать человека, о котором у нас слагают легенды.

- Да, это он! - подтвердил Егорий и обратился к Савве: - На байках о тебе мальчонка‑то вырос.

Заметив на себе восхищенный взгляд молодого северянина, Савва насупил брови, выпятил губы и грозно посмотрел на почитателя. Егорий понял, что Савва решил подшутить над своим легендарным образом в глазах Эрика. Старый воин хитро улыбнулся и прищурил глаза. Эрик, который поначалу был рад, сменил восхищенную улыбку на непонимание и смутился. Егорий заметил это и успокоил варяга:

- Савве не по душе разговоры о его свершениях, вот он и решил подшутить над тобой. Он славный воин и хороший человек, но сейчас все его мысли совсем о другом.

- Скажи ему, что для меня честь, находится рядом с таким воином, как он, - попросил Эрик. - Хотя я представлял его себе другим. Думал, что он гораздо выше и сильнее, а на деле он оказался совсем обычным. Такой небольшой и вовсе не страшный.

Эрик и Егорий рассмеялись.

- Не нарадуется наш викинг тому, что тебя повстречал, Савва, - Егорий перестал называть Эрика варягом, чтобы не обидеть северянина.

- Пусть лучше расскажет, зачем ему ларец тот сдался? - не разделяя веселья старого воина и варяга, сказал Савва. - Может, за татарами он не для этого податься хочет? Ежели он мстить вознамерился в одиночку али еще чего ради, то нам его отговорить не мешало бы.

- Савва хочет знать, зачем тебе нужен тот сундук, что увезли кочевники? - Егорий перевел Эрику вопрос Саввы.

- Так уж и быть, расскажу вам все. Люди, я вижу, вы добрые, может советом или делом поможете, - начал рассказ Эрик. - В Нордвеге[100], в фюльке[101] Хёрдаланд, откуда я родом, умер старый ярл[102]. Наследников у него не было, и согласно древнему обычаю собрался совет старейшин для того, чтобы решить какой из родов будет править в фюльке. Неделю старейшины не выходили в народ и не объявляли свое решение. Все эти дни они ругались и спорили, приводя множество доводов в пользу разных родов. На восьмой день они вышли к людям и назвали имя новых правителей. Старейшины выбрали наш род, посчитав его самым древним и достойным. Старшими в роду были мой дядя Сигурд и мой отец Харальд. Они родные братья, дядя Сигурд старший, а отец младший. Однако Сигурд уже пятнадцать лет не появлялся в наших краях. Он отправился в Миклагард, искать славы и богатства, как это до него делали и другие воины. Там они нанимаются к правителю Миклагарда и становятся его личными стражами, охраняющими покой нового господина днем и ночью. А мой отец Харальд ушел два года назад в морской поход и не вернулся. До сих пор мы не знаем, что с ним случилось и жив ли он. Следующим в роду был я, но мне всего лишь двадцать лет, я слишком молод и неопытен, чтобы стать ярлом. И все же старейшины отдали мне шлем правителя - символ власти нашего фюлька. Главы других родов были очень недовольны. Моей жизни со дня избрания угрожала смертельная опасность. Достаточно было убить меня и взять себе шлем, чтобы силой стать новым ярлом. Моя мать Хельга, в надежде спасти мою жизнь и не допустить кровопролития среди народа, предложила старейшинам простое решение. Я с добровольцами должен был отплыть в Миклагард на поиски Сигурда, который станет новым ярлом. Если же мне не удастся его отыскать, то я вернусь в Нордвег умудренный опытом тяжелого похода, и старейшины будут решать, достоин я править или нет. Благодаря задумке моей матери мы лишь выгадали время, но если я вернусь без дяди, то волнений вновь не избежать. Отправиться со мной согласились тридцать храбрейших воинов, теперь все они обрели покой на берегу этой реки. Шлем Хёрдаланда украден кочевниками, а я остался один в незнакомых землях. Вернуться назад без шлема я не могу. Это страшный позор для всего моего рода. Дома меня ждет верная смерть. Значит, я должен пойти за кочевниками и вернуть шлем.

- Отчего же ваши старейшины послали тебя этим путем? - Егорий пригладил правый ус. - Мог ведь ты до Миклагарда и по морю дойти. По морю дольше, но не так опасно.

- Старейшинам лучше знать, каким путем нужно пройти молодому викингу, - ответил Эрик. - Мы могли лишь подчиниться их воле.

- Хитры твои старейшины, как старые лисицы. По их воле ты здесь со смертью повстречался бы, - Егорий указал Эрику на речной берег, усеянный могилами воинов.

Савва, Илья, Лада и близнецы с неподдельным любопытством наблюдали за рассказом взволнованного Эрика. Они оставили прочие дела и устремили взор на Егория, ожидая от него разъяснений.

- Ну, что вам сказать, братцы, - неторопливо начал старый воин. - Стало быть, Эрик есть братучадо[103] нового князя ихнего и плыл он в Царьград, чтобы дядьке своему княжий шелом отдать. Шелом тот татары увезли, и нет теперь у Эрика иного пути, кроме как за татарами идти и шелом вернуть. Без шелома дядьке его князем не стать, а Эрику домой не воротиться.

Егорий заметил, что Эрик разглядывает Ладу, и не упустил возможности вновь подшутить над Ильей.

- Жених-то княжеских кровей будет, - старый воин улыбнулся.

- Не бывать этому! - рассердился Илья и стукнул кулаком по колену.

Данила и Никита не сдержались и улыбнулись. Гнев Ильи обрушился на них.

- Чего зубы скалите? - Илья нахмурил мохнатые брови.

- Ну-ну, будет тебе, Илья! Не серчай! - вступился за близнецов Савва. - Горестей много мы в пути повидали, пусть хоть чему-то порадуются.

Илья насупился, но больше голоса не повысил.

- Ты лучше расскажи ему о татарах, Егорий, - сказал Савва. - Пусть знает, за кем идти собрался, а то глядишь в одиночку на такого врага попрет и жизнь свою сгубит.

- Савва велит мне о кочевниках тебе рассказать, - обратился к варягу Егорий. - Поведаю все, что мы о них знаем, а ты уж сам решай, как поступить. По нашим землям они прошли, прежде чем сюда придти. Селения на своем пути огню и разорению предали. Люд русский в плен увели. Видать, к себе пленников поведут, траллами[104] сделают, а может, купцам продадут. Кочевники эти татарами зовутся, иначе их мунгалами называют. Идет их тысяч десять, может, менее, а может, и более. Мы же за ними идем, чтобы родичей своих вернуть. У Саввы жена и сын в плену, у близнецов мать и сестры. Илья с Ладой нам помочь вызвались. А у меня должок кровный к татарам есть, вот поэтому и я с Саввой иду. Не справиться тебе одному против такого врага. И шлем не вернешь и голову сложишь. Не подобраться тебе к татарам незамеченным, о честном бое даже и не говорю.

Русичи смотрели то на варяга, то на Егория, который изредка показывал на сидящих у костра людей, отчего они понимали, что старый воин говорит о них. Северянин выслушал рассказ и некоторое время молчал, наверное, размышляя, как поступить.

- Ну, может вам и не подобраться, много вас, да и не сундук вам забрать надо, а людей, а я к ним один проберусь и шлем выкраду, - уверенно сказал Эрик. - Может, все же дадите коня?

- Вот упрямый, что твой осел! - возмутился Егорий и обратился к Савве: - Все коня просит. Хочет в одиночку татар нагнать и шелом выкрасть.

- Молод да горяч ишо! - рассудил Илья. - Такой по неразумности голову буйную вскорости сложит.

- Я вот когда-то на острове одном был, - Егорий начал очередной рассказ о своих странствиях и достал из сапогов странные клинки с заточенными "усами". - Там я себе эти ножи справил. Ножи такие зовутся - сай. Увидал их у тамошних воинов, подивился, как они ими ловко машут, ну и решил себе такие же раздобыть. Только вот попросил я кузнецов сай поменьше сделать, чтобы за голенище заткнуть их можно было. В два раза мой сай меньше против обычного, но зато я его спрятать могу. Так вот, видел я на острове том воинов диковинных. Одежды на себя одевают темные. Лицо скрывают накидкою, только глаза непокрыты у них остаются. Ох, и ловкие же эти воины. Нинджа они себя зовут. Бился я с ними, да-а-а. Еле жизнь свою спас. Всех побратимов моих они на землю мертвыми уложили, а я смерти тогда избежал. Вот они, эти воины, стало быть, смогли бы к татарам незаметно пробраться, а другому это не дано. Так я думаю.

- И чего это тебя, Егорий, все по островам носит? - улыбнулся Савва.

- Так вся ж земля из островов состоит, одни побольше, другие поменьше, а вокруг море-океан, - ответил Егорий.

Эрик смотрел на русичей и иногда встречался взглядом с Ладой, которая тут же отводила глаза. Близнецы, раскрыв рты, глазели на то, как ловко вращает Егорий в руках сай. Савва вновь задумался, а Илья все никак не мог успокоиться, наблюдая за варягом и княжной.

- Не смотри на него дочка, не нужон нам такой пострел! - наставлял он Ладу.

- Тут и говорить не о чем, не можем мы ему коня дать, - решил Савва. - Ежели хочет, то пусть с нами идет за татарами, а там поглядим, может, чего и удумаем.

Егорий передал слова Саввы молодому варягу. Эрик помрачнел и снова задумался. Русичи оставили погрузившегося в размышления варяга в покое и снова принялись за свои дела.

Домой Эрику нельзя было возвращаться. Утратив шлем, он должен был наложить на себя руки из-за позора, который падет на его род. Погибнуть от рук татар он тоже не имел права. Дома остались мать и все домашние, которых непременно убьют, если он пропадет надолго. Главы других родов и так нетерпеливо потирают руки, предвкушая, как они расправятся с ним и его семьей, если выпадет такая возможность. Верные ему воины погибли, и никто теперь не поможет защитить родичей.

Эрик пришел к выводу, что у него есть всего два выхода. Он мог, рискуя жизнью, попытаться выкрасть шлем. Правда, Эрик уже понял, что сделать это он не в силах. Этот путь приведет его лишь к смерти достойной настоящего викинга, а ему не хотелось погибать на чужбине, да еще и эта девушка, которая пришла с русичами. Его сердце то замирало, то начинало бешено биться, когда она дарила ему свой нежный взгляд. Эрик хотел быть рядом с ней всегда и никогда не расставаться, защищать ее и не допустить, чтобы с ней произошла какая-то беда. Глупую смерть он себе теперь позволить не мог. Оставался другой путь, но тогда ему надо было уговорить русичей, принять его мысль и довериться ему.

Эрик поднял голову и посмотрел на них. Егорий оторвался от блеска сай, уловил радостное просветление на лице северянина и, хитро сощурив серые глаза, улыбнулся.

- Егори[105], перескажи им то, что я тебе сейчас скажу, - стал выкладывать свою задумку Эрик. - Я уже говорил, что мой дядя Сигурд в Миклагарде. Кроме него там множество храбрых воинов с севера. Лучшие викинги всегда уходили на юг, чтобы прославить нашу землю своей отвагой и преданностью. Если бы вы согласились поплыть со мной на драккаре[106] в Миклагард, там мы нашли бы помощь. Мой дядя собрал бы воинов и мы смогли бы догнать татар. Сначала мы шли бы по морю, а потом поскакали бы на конях, чтобы настигнуть их. У татар много пленников, так ведь ты сказал?! Значит, они едут медленно и, поплыв в Миклагард, мы не сильно отстанем от них. Зато с моим дядей и другими викингами у нас есть хоть какая-то надежда.

- Миклагард не так близок, как тебе кажется, Эрик, - выслушав варяга, сказал Егорий. - Сразу видно, что это твой первый поход через наши реки. Татары могут уйти далеко, пока мы будем перебираться через пороги[107] и плыть по морю. Неизвестно сколько дней нам придется пробыть в Миклагарде, прежде чем мы сможем выступить из него. К тому же, мы отправили весть великому конунгу Александру. О помощи его попросили. Может, он к нам со своим воинством на выручку идет?

- Я знаю про пороги и море, но и у меня и у вас в сердцах лишь отчаяние, - взволнованно и страстно заговорил Эрик. - Вам не напасть на врага, потому что вас слишком мало. Вам неизвестно, придет ли конунг Александр на помощь или нет. Мне нужно вернуть шлем, но даже если я присоединюсь к вам, я не смогу этого сделать. Мне не справиться с драккаром в одиночку, а с вами я бы доплыл на нем до Миклагарда и нашел бы своего дядю. Поверь мне, с воинами Сигурда мы можем спасти ваших родичей и вернуть шлем Хёрдаланда.

- Люблю я по морю плавать. Я и сам мореход хоть куда, - довольный собой Егорий пригладил правый ус. - Но эти люди жертвуют многим, отдаляясь от татар. Захотят ли они послушать тебя? И все же я поведаю Савве о том, что ты мне сказал. Он решит, как нам следует поступить.

 Егорий изложил спутникам, что предлагает Эрик. На протяжении всего рассказа молодой варяг искал поддержки в глазах русичей. Они изредка поглядывали на него, а потом отворачивались и погружались в собственные мысли.

- Не можем мы на ладье до Царьграда плыть, - сказал Савва. - Сам знаешь, Егорий! Упустим татар, ищи их потом. Нет, не по душе мне это. Что скажешь, Илья?

- Оно, конечно, с воинством на врага такого нападать сподручнее, - ответил Илья и подозрительно посмотрел на Эрика. - Только вот не верю я варягу этому. А ежели в западню он нас завести хочет?

- Да будет тебе, Илья! - улыбнулся Егорий. - Сам он в беде не меньше нашего. Не может быть у него злого умысла.

- Царьград повидать хотелось бы, - влез в разговор старших Данила.

- Помолчи, отрок! - вновь послышался суровый бас Ильи. - Не дорос ишо, чтоб промеж мужей слово молвить.

Близнецы разом притихли, как будто отругали их обоих. Егорий посмотрел на Савву, который так потирал бороду, что было ясно - он засомневался.

- Вспомни, Савва, я тебя отговаривал по берегу идти, - сказал Егорий. - Говорил тебе, что за ладьей татары пошли. Ты, меня не послушав, сюда нас привел. Жизнь Эрику тем спас, что тогда упорство проявил. Неспроста это! Стало быть, так и должно было случиться. Судьба викинга с нашими судьбами нитью повязана. Хорошенько обдумай, Савва, куда нам податься. Я всяко твое слово приму!

Все напряженно смотрели на Савву и дожидались его решения. Сам же Савва смотрел в ту сторону, куда татары увели его жену и сына.

"Простите меня, любимые мои! Прости меня женушка, Василисушка моя! Прости меня, сыночек Сашенька! Простите, если не поспею я к вам! Простите, если не спасу я вас из рук вражьих! Боже, спаси и сохрани их, молю тебя!"

Савва поднялся, оправился, глубоко вздохнул и скрестил руки на груди. Лицо его было напряженным и мрачным. Он сделал нелегкий выбор.

- На рассвете в Царьград поплывем! - Савве так тяжко дались эти слова, словно он вырвал их клещами из души.

Близнецы обрадовались и одаривали друг друга тычками. Илья нахмурился и тяжело вздохнул. В глазах Лады запрыгали отблески костра. Она посмотрела на развеселившихся близнецов и улыбнулась.

- Ну, что ж, - Егорий хлопнул ладонями по бедрам и встал. - Теперь одна надежда, что татары плененных у Русского моря не продадут. Иначе не сыскать нам потом родичей ваших.

Старый воин сказал варягу о решении Саввы. Довольный исходом Эрик в ответ кивнул. Савва набросил на плечи плащ, лег на землю, закутался и отвернулся от костра. Вскоре его примеру последовали остальные. Лада улеглась подле своего наставника, который уже вовсю храпел, вызывая улыбку у близнецов. Никита и Данила, напротив, заснули не сразу и еще долго ворочались в епанчах, воображая диковины, которые они увидят в Царьграде.

Эрик подошел к драккару, проверил, крепко ли корабль привязан к кольям, вбитым в песчаный берег, взошел по сходням и вернулся с темным шерстяным покрывалом в руке. Он улегся недалеко от воды, будто собирался охранять драккар. Егорий, который шел к реке, остановился возле него:

- Вот если бы дождь пошел и вода в реке поднялась, нам было бы проще пороги обойти. Глядишь, и до Миклагарда быстрее доплыли бы.

- Да-а-а, - задумчиво протянул Эрик. - Сейчас время жаркое, не видать нам дождя.

Егорий покинул северянина и дошел до кромки воды. Он посмотрел вдаль, туда, где их ждали скалистые пороги, и вздохнул. Потом Егорий сплюнул в воду и зашагал к костру.

- Зря ты так близко к воде лег, Эрик, - сказал старый воин, проходя мимо засыпающего варяга. - Если река из берегов выйдет, захлебнуться можешь.

Сонный Эрик что-то сказал в ответ, но Егорий не расслышал его слов и пошел спать.

Ночь пролетела, словно всадник на быстром вороном коне. Сквозь заросли деревьев и кустарника пробивались первые лучи солнца, которое еще не явило миру свой золотой круг. Егорий поднялся с земли и отряхнул плащ. Старый воин за всю ночь так и не сомкнул глаз, охраняя сон спутников. Он подбросил в угасающий костер немного хворосту и подошел к ерзающему в епанче Никите. Сначала Егорий склонился к близнецу и толкнул его, но Никита что-то бессвязно промямлил сквозь сон. Тогда старый воин стал его тормошить.

- Не ешьте меня, дядько Егорий! - закричал Никита и еще больше задергался. - Не ешьте меня!

Егорий понял, что мальцу снится плохой сон и начал трясти его обеими руками. Никита открыл глаза, увидел склонившегося над ним Егория, завопил и в ужасе попятился подальше от старого воина. От воплей близнеца проснулись все, кто лежал рядом с костром.

- Ну, что там такое? - недовольно пробурчал Илья.

- Сон плохой Никите приснился, - ответил Егорий и обратился к близнецу: - Успокойся, сынок! Сон это, сон!

Никита сидел на земле и смотрел на старого воина, выпучив от страха глаза. Когда близнец осознал, что это был всего лишь сон, он провел рукой по одежде, чтобы очистить ее от песка и обтер ладонью взмокшее лицо. Савва встал следующим. Он потянулся, снял плащ и оттряхнул его. Лада и Данила все еще сладко потягивались и зевали. Илья, кряхтя, поднялся, расправил руки, затем положил их на поясницу, прогнулся и ойкнул.

- Пора! Пора в путь нам, а то викинг захлебнется, - Егорий кивнул в сторону спящего варяга, и на его лице снова появилась привычная хитрая улыбка.

Посмотрев на место, где лежал Эрик, все засуетились и бросились к реке.

 

Эрик сидел на каменистом берегу моря. Это были родные для него места, он сразу узнал их. Неподалеку волны шумно разбивались о прибрежные скалы. Светило яркое солнце и его лучи ласкали лицо викинга. Из морской пучины кто-то вынырнул и поплыл к берегу. Эрик присмотрелся, это была обнаженная девушка. Он не смог узнать ее, поднялся и пошел к морю. У берега он взобрался на один из больших камней, стоящих прямо в воде, и стал вглядываться в морскую даль. Незнакомка пропала, ее нигде не было видно. И тут девушка вынырнула из воды прямо у камня, на котором был Эрик. Он присел, чтобы разглядеть ее лучше, но она стала брызгать на него морской водой и звонко смеяться. Из-за брызг и солнечного света, который в них отражался, Эрик не мог разглядеть лица девушки. Он тоже засмеялся, откинулся назад и закрыл глаза. Девушка все чаще и чаще брызгала на него воду и продолжала смеяться. Вскоре Эрик стал захлебываться от обилия морской воды, которая на него полилась. Он отчаянно отмахивался руками, но не мог от нее укрыться. Вода оказалась не соленной. Эрик запаниковал.

 

Варяг вскочил и сбросил с себя покрывало. Он был весь мокрый. Склонившиеся над ним русичи от души хохотали. Егорий протянул северянину руку и помог подняться. Остальные пошли к коням. Эрик стоял по колено в воде и растерянно оглядывался. Река вышла из берегов.

- Быстрее, викинг! - Егорий подвел к драккару коня. - Нам пора отплывать!

Эрик обтер лицо и волосы и поспешил к сходням корабля.

- Коней на драккар не берут! - остановил он старого воина.

- Без коней мы с тобой не поплывем, - твердо сказал Егорий и отстранил варяга со своего пути.

Старый воин, держа коня за узду, вошел в воду. Широкие сходни драккара были достаточно прочны, чтобы выдержать вес животного. Егорий завел на драккар первого коня. На корабле он привязал его к борту, между скамьями для гребцов, и сошел по сходням на берег.

- Других коней на ладью ведите! - крикнул Егорий близнецам.

Братья, которые собирали свои пожитки, одновременно кивнули. Еще не успевший придти в себя после сна Эрик, стоял на берегу и наблюдал за тем, как близнецы по очереди поднимают на его драккар коней. К нему подошел Илья и, кивнув на корабль, сказал:

- Хороша у тебя ладья, варяг!

- Викинг! Драккар! - Эрик указал сначала на себя, а затем на корабль.

- Я и говорю, хороша ладья! - Илья не желал уступать молодому варягу.

- Драккар! - громко повторил Эрик и снова указал на корабль.

- Да, что ты раскаркался-то, чурка варяжская?! - словно не понимая возмущения Эрика, Илья махнул на него рукой и пошел к коню.

- Викинг! - крикнул ему в спину варяг и ударил себя кулаком в грудь.

Близнецы уже завели своих коней на драккар и привязали их рядом с конем Егория. Таким образом, левый борт корабля превратился в маленькую конюшню. Никита сбежал вниз, чтобы поднять на драккар кобылу Лады, а Данила пошел к костру, у которого лежала его епанча. Когда на сходню взошли Илья и его огромный конь, толстая доска прогнулась и заскрипела. Княжеский слуга остановился и прислушался к скрипу. Остальные замерли. Тут конь решил, что хозяину надо помочь, заржал и пошел вперед сам, при этом подталкивая Илью. Сходня выдержала их. Следующим на драккар коня поднял Савва, а за ним Никита повел кобылу Лады. Княжна подошла к сходне, посмотрела на раздосадованного Эрика и улыбнулась. Когда она поднималась на драккар, ее нагнал Данила. Близнец шел за Ладой и пристально смотрел на длинную косу, которая болталась на спине девушки. В какой-то миг он не сдержался и, что есть силы, дернул Ладу за косу. Княжна резко обернулась, двинула кулаком ему в глаз и Данила полетел в воду. Раздался басистый хохот Ильи. Никита перевесился через борт драккара, смотрел на брата, сидящего в воде, и тоже смеялся.

- Ну что, проверил?! - Лада пригрозила кулаком ошарашенному Даниле и взошла на корабль.

Эрик, смеясь, вошел в воду, чтобы помочь Даниле подняться. Промокший близнец, хлюпая сапогами и держась за глаз, под смех брата и Ильи взошел на драккар. Эрик в последний раз окинул взглядом могилы павших товарищей и вбежал по сходне вслед за Данилой. Вместе с братьями он втащил сходню наверх, а после пошел к канатам, удерживающим драккар у берега. Эрик перерубил топором оба каната. Затем он прикрепил свой щит к борту драккара, почти у самого носа корабля. Поддавшись течению реки, драккар медленно сошел с места и поплыл, рассекая воды Днепра.

- Викинг на драккаре, значит, можно отправляться в путь, - Егорий указал Эрику на прикрепленный к борту щит.

Молодой варяг кивнул.

- Как думаешь, почему река вышла из берегов? - Эрик оглянулся по сторонам.

- А кто его знает?! - Егорий пожал плечами.

Варяг понял, что старый воин не сможет объяснить ему причины произошедшего чуда, и задумался над тем, что делать дальше.

- Надо мачту поставить и парус, - прервал его размышления Егорий.

- Рановато еще, мы же не дошли до моря. Опасно это, - Эрик замотал головой. - Разгонимся, а вдруг камни или еще что повстречаем? Не успеем увернуться.

- Успеем-успеем, - уверенно сказал Егорий и похлопал Эрика по плечу. - Вода высоко поднялась и еще поднимется, я уж в этом не сомневаюсь. Не судьба тебе в этот раз пороги увидать, сынок.

Егорий пошел к мачте, лежащей вдоль днища между скамья для гребцов. Эрик последовал за ним. Старый воин подозвал Савву, Илью и близнецов. Вшестером они быстро установили мачту на тяжелый деревянный упор. Эрик, указывая близнецам, что надо делать, с их помощью закрепил мачту вантами[108] и запором. После этого новая команда варяга стала поднимать наверх по мачте перекладину. С каждым рывком канатов парус драккара раскрывался все больше и больше. Вскоре широкое полотнище, покрытое красными и белыми продольными полосами, затрепетало, вбирая в себя порывы ветра. Близнецы встали по обе стороны от резной головы дракона, держались за его шею и радостно смотрели вперед. Эрик уверенно взялся за большое кормовое весло на правом борту. Теперь корабль подчинялся только его воле. Утреннее солнце озарило лучами раздувшийся парус драккара. Семеро смельчаков поплыли навстречу судьбе.

Остов корабля, набравшего доселе невиданный его хозяином ход, начал сильно скрипеть. Эрик стоял у рулевого весла и внимательно прислушивался к этому скрипу. Тем временем русичи, сидя на скамьях у основания мачты, поедали сушеную рыбу, которую викинги запасли для похода. Егорий взял одну из больших рыбин и подошел к варягу. Он безмолвно предложил Эрику поесть и сменил его у весла.

- Драккар сильно скрипит, - пережевав кусок рыбы, сказал Эрик. - Как бы не развалился.

- Не развалится, - успокоил его Егорий. - Прекрасный корабль. Он еще долго тебе послужит.

Егорий смотрел вперед и, как показалось Эрику, серые глаза старого воина радостно искрились. Варяг решил оставить Егория наедине с его мыслями и, продолжая поедать рыбу, разглядывал берега реки. Зарослей кустарника и камыша не было видно. Вода в реке поднялась очень высоко и наполовину скрыла стволы дальних прибрежных деревьев. О ближних деревьях напоминали только их верхние ветви, выглядывающие из воды.

- Странно, мы плывем и не встречаем никаких преград, - Эрик был явно озабочен, потому что его познания этих мест не совпадали с действительностью. - Бывалые викинги рассказывали мне совсем другое. Где огромные камни, поднимающиеся из воды? Ведь через них нельзя было проплыть, и драккары вытаскивали на берег, чтобы протащить по земле до чистой воды.

- Мы прошли уже четыре порога и сейчас проплываем над пятым, - уверенно сказал Егорий. - Под нами порог Аифор[109].

Удивленный Эрик перегнулся через борт драккара и стал смотреть в воду, но так ничего и не увидел.

- Эй, Данила! Никита! - позвал близнецов Егорий. - Глядите на берега! Тут вот, с печенегами[110] сразившись, свою смерть повстречал князь Святослав Игоревич.

Близнецы вскочили с мест, встали у борта и принялись разглядывать речной берег. Затем они перебежали к другому борту.

- Так нет же тут ничего! - крикнул Данила, который отчаялся увидеть что-либо диковинное среди затопленных прибрежных деревьев.

- Вот неразумные! - пожурил Егорий уставившихся на него близнецов. - Вы, что ж, хотели на берегу князя Святослава в броне да с мечом в руке увидать?

Разочарованные Данила и Никита уселись на скамьи и продолжили поедать рыбу. Савва поднялся, отряхнул руки от рыбьей чешуи и подошел к Егорию.

- Стало быть, здесь это приключилось, - сказал он и посмотрел по сторонам.

- Да, Неясыть[111] проходим, - подтвердил Егорий.

- А где же пороги? - удивился Савва. - Где камни речные?

- Вода высоко поднялась, накрыла пороги, - на лице Егория появилась хитрая улыбка. - Похоже, сам Бог тебе помогает, Савва!

Эрик, так и не увидевший под водой ни одной скалы, выпрямился.

- Скоро опасное место будет, - сказал варяг.

- Чего он молвит? - обратился Савва к старому воину.

- Крарийская переправа впереди, - ответил Егорий. - Там нас засада ждать может. Теперича нам лучше во все глаза глядеть. Хотя, кто его знает, времена нынче другие, может, и обойдется.

День клонился к вечеру. Драккар шумно рассекал воду и приближался к Крарийской переправе, уже давно миновав смертельные для себя пороги. У переправы река сужалась, а по берегам возвышались серые скалы. За время истекшее после прохода над последним порогом вода значительно спала и обнажила каменистые берега. Птицы, улетевшие подальше от затопленных мест, снова вернулись на ветви деревьев, то и дело, порхая между ними и радуя слух своим пересвистом. После изрядно надоевшего за день скрипа корабля, даже птичий галдеж показался плывущим на драккаре не таким уж назойливым. Близнецы вновь стояли у драконьей головы и разглядывали приближающиеся скалы. Илья, заложив руки за голову, лежал на прогретой солнцем скамье и дремал. Лада сидела подле него и рассматривала одну из сабель, проверяя большим пальцем лезвие клинка. Эрик смотрел на девушку, и когда Лада заметила этот пристальный взгляд, она уже в который раз улыбнулась и отвела глаза. Егория веселило подобное поведение варяга и княжны. Он с удовольствием наблюдал за молодыми людьми, лишь изредка бросая взгляд на реку. Савва скрестил руки на груди и стоял у правого борта, недалеко от рулевого весла. Он слушал голоса птиц.

- Славно поет сея птица, - сказал Савва, обратив внимание на забавный звук, выделившийся из птичьего гама.

Егорий посмотрел на небо и прикрыл глаза рукой, чтобы ему не мешали слепящие лучи предзакатного солнца. В небе он птицу не увидел.

- Во, снова она, - Савва опять услышал необычный голос птицы, скрывающейся в прибрежных зарослях.

- Смени меня, Эрик! - Егорий подозвал варяга к рулевому веслу.

Старый воин подошел к Савве, широко расставив руки, схватился за борт и склонился. Он долго вглядывался в заросли деревьев, пытаясь что-то увидеть между стволами. Снова раздался голос птицы, которая привлекла внимание Саввы и Егория.

- Не водится здесь такая птица! - сказал старый воин. - Засада это, Савва! Засада!

Птицы шумно поднялись с прибрежных деревьев и улетели прочь. Послышались крики и улюлюканье. Савва тоже склонился, чтобы разглядеть тех, кто кричит. В зарослях мелькали быстрые кони с седоками.

- Глядите! Глядите! - близнецы, которые стояли на носу корабля, указывали на скалу у правого берега.

На скале показалось несколько человек с луками. Они ждали, когда драккар достаточно приблизится, чтобы их стрелы могли до него долететь. Лада вскочила на ноги, вложила в ножны саблю и схватилась за шлем. Эрик, удерживая весло, пытался увидеть, что происходит на берегу.

- Каракалпаки, - прошептал Егорий и обратился к Савве: - Черные клобуки[112]. От тех, что по берегу скачут, мы бы ушли. Стрельцы на скале нам только и угроза. Ежели к скалам близко подойдем, они нас, как на ладони видеть будут, а мы их нет. Коней поранят. Да и мы смерть от их стрел принять можем.

Савва, слушая старого воина, уже решил, как поступить.

- Илья, подымайся! Черные клобуки за нашими жизнями пришли, - крикнул он все еще мирно спящему княжескому слуге и пошел к коню за щитом.

- Ну, что за суета мирская, по левую руку татары, по правую - печенежское отродье, - проворчал Илья, недовольный тем, что его побеспокоили.

До скал оставалось шагов пятьсот. Близнецы повесили на спины колчаны. Лада надела шлем и повязала ремешок, удерживающий его на голове. Илья неторопливо облачился кольчугу и пошел к коню за мечом и щитом.

- Илья, Эрик и я схватимся с вершниками[113] на берегу, - сказал Савва, когда все, кроме управляющего кораблем варяга, собрались подле него. - Егорий, ты и братья стрелы с ладьи пускать будете, но глядите, и от их стрелков нас укройте и конникам в спину нам зайти не дозволяйте! Лада, ты ладьей править будешь. Егорий покажет, как ладью к берегу подвести.

- Драккар! - послышался голос Эрика.

- Вот упрямый, а! - Илья пригладил бороду и надел шлем.

- Савва, я с вами хочу, - возмутилась Лада.

- Делай, что велят! - отрезал Илья.

- И твое время придет, - успокоил девушку Савва. - Не спеши!

Егорий подошел к Эрику и перекинулся с ним парой слов. Варяг выпустил весло и побежал за щитом. Он снял его с борта, надел шлем и взял топор. Егорий тем временем показал Ладе, как надо будет держать весло, чтобы драккар подошел к берегу и уткнулся в песчаное дно реки.

На берег из зарослей, с криками и ором, выехали всадники. Они гнались за драккаром и ловко размахивали кривыми саблями. Черные шапки на некоторых из них доказывали правоту Егория. Савва, Илья и Эрик встали у борта. Илья вынул огромный меч из ножен и начал им размахивать, чтобы разогреться. Затем княжеский слуга пару раз, кряхтя, присел. Эрик от удивления снял шлем. Оружия такой величины ему никогда не приходилось видеть, а то с какой легкостью Илья с ним управлялся, еще больше поразило варяга. Савва же смотрел на всадников и подсчитывал их. Каракалпаков было немного. Они неслись во весь опор, и их отставание от драккара сокращалось с каждой минутой. До Саввы доносились дикие крики и вопли, но он не обращал на них внимания, а вот Данила и Никита, наоборот, заворожено смотрели на всадников и заметно волновались.

- Куда укажу, туда и стрелы пускайте, - Егорий оторвал близнецов от наблюдения за каракалпаками.

Братья напряженно кивнули.

Драккар быстро приближался к скалам. Лада направляла корабль так, как ей показывал Егорий, но Савва не стал дожидаться подхода драккара к берегу и обратился к Илье и Эрику:

- Ну что, братцы, помашем железом, как в последний раз!

Он поднялся на край борта, оттолкнулся от него и прыгнул в реку. Илья и Эрик с воинственными воплями бросились за ним. Храбрая троица, оказавшись по пояс в воде, поспешила выбежать из реки на берег. На встречу им из-за высоких кустов с криками выскочили пешие каракалпаки. Савва давно понял, что лучники на скале и всадники, это всего лишь попытка обмануть их, заманить в ловушку, чтобы они, уверовав в малое число нападавших, бросились в бой без оглядки. Его не смутило появление пеших воинов. Он и сам завопил для устрашения врага и выхватил меч. Савва, Илья и Эрик врезались в толпу каракалпаков. Зазвенело железо. Схватка началась.

На драккар посыпались стрелы. Егорий указал близнецам на скалу, натянул тетиву и сшиб стрелой одного из кочевников. Вслед за первым упавшим, со скалы полетели вниз еще двое, пораженные стрелами братьев. Каракалпаки, впопыхах отстреливаясь, стали уходить со скалы. Их противники оказались на удивление меткими, и они решили укрыться. Еще несколько стрел вонзились в днище драккара, не причинив вреда ни коням, ни людям на нем. Егорий и близнецы повернулись к всадникам на берегу. Три пущенные стрелы и три седока вылетели из седел. Остальных конников это не остановило. Каракалпаки выпустили несколько стрел по Егорию и близнецам и доскакали до сражавшихся на берегу пеших воинов. Драккар врезался в песчаное дно и замер.

Первым ударом меча Савва сразил яростно вопящего каракалпака. Другому он попал щитом в висок. Несколько воинов окружили Савву, но не решались напасть. Они сразу поняли, что такого воина не одолеть наскоком и решили измотать его, дождаться ошибки и убить. Каракалпаки делали выпады, пытаясь достать Савву острием сабель, но он отбивал все эти удары без особого труда.

Эрик с разбегу сбил троих каракалпаков, быстро вскочил с земли, снова подпрыгнул и ударил подоспевшего воина топором. Затем он обернулся к поднимающимся с земли врагам. Того, кто встал первым, он навсегда уложил на землю ударом топора, а вот двое других оказались проворнее. Они обрушили на щит варяга град сабельных ударов, оставляя на нем глубокие зарубки.

Илье все далось гораздо проще. Он взмахнул огромным мечом и поверг на землю сразу двух каракалпаков. Затем без промедления Илья махнул в другую сторону и уложил еще двоих. Перед ним остались только два противника. Один из них что-то закричал и пустился наутек, а тот, что остался, покрепче сжал саблю и с криком бросился на княжеского слугу. Илья ударом меча сломал саблю каракалпака и щитом отбросил кочевника на землю. Каракалпак начал отползать, пытаясь избежать смерти. Илья занес меч над головой, чтобы зарубить поверженного врага, но тут глаза русича переменились. Ярость улетучилась из них. Чумазый каракалпак был совсем юн. Взгляд кочевника пылал гневом. Будь его воля, он убил бы русича, не задумываясь. Илья же припугнул его движением меча и легонько ударил по голове щитом. Каракалпак впал в беспамятство.

Конные воины выпустили еще несколько стрел, вынудили Егория и близнецов скрыться за бортом драккара и устремились на Илью. Эрик, отбиваясь от каракалпаков, улучил возможность и метнул в них топор. Еще один кочевник пал на землю. Варяг выхватил из ножен меч и бросился на последнего врага.

Савва все еще возился с четырьмя противниками. Ему приходилось сложнее, потому что сам он не мог раскрыться и напасть, а каракалпаки медлили, не желая погибнуть от меча русича. Савва увидел что-то краем глаза и мгновенно прикрыл щитом голову. На внутреннюю сторону щита пробился железный наконечник.

- Егорий! - закричал Савва, раздраженный тем, что в него летят стрелы, и обрубил древко стрелы.

Старый воин выглянул из-за борта драккара и увидел лучников, которые спустились со скалы. Теперь они стояли у ее подножия и целились в Савву. Егорий снова укрылся за бортом и приладил к тетиве стрелу. Близнецы были уже готовы. Они вскочили вместе, выпустили стрелы и снова скрылись. В борт корабля вонзились три стрелы, еще одна прошла выше и пропала из виду. Трое из четверых лучников у скалы медленно завалились на землю, пронзенные стрелами старого воина и братьев. Оставшийся в живых каракалпак бросился бежать и скрылся в зарослях.

Илья встретил всадников и ударил мечом плашмя по ноге коня, пожалев животное. Конь завалился и скинул седока на землю. Другие каракалпаки сдержали скакунов и поскакали прочь. Засада не удалась. Каракалпаки решили отступить. Один из всадников отчаянно завопил и замахал саблей над головой.

Эрик, каждый раз принимая удары сабли на щит, отвечал противнику своими, куда более увесистыми, ударами меча. Вскоре кочевник дрогнул, раскрылся и пропустил выпад варяга. Из шеи каракалпака захлестала кровь. Он обронил саблю, упал на землю и оросил кровью мелкие камни на берегу.

Илья воткнул меч в землю и повесил шлем на рукоять. Он отдышался, обтер потное лицо рукавом, но не сводил глаз с Саввы и четырех каракалпаков. Эрик провел клинком по одежде убитого им воина, счищая с лезвия кровь, вложил меч в ножны и пошел к трупу, в котором торчал его топор.

Четыре воина, все еще переминающиеся возле Саввы, стали отступать к зарослям.

- Савва, отпусти их! Они уходят! - крикнул с драккара Егорий.

Но Савва не собирался отпускать каракалпаков. Гнев поглотил его сознание. Он видел вовсе не четырех кочевников-оборванцев, он видел татар, видел врага. Врага, который убил его отца, врага, который похитил его жену и сына. Они смеялись и издевались над ним. Наверно также они издеваются над Василисой и Сашкой. Нет, врагу не уйти от возмездия. Врага надо истреблять, чтобы другим неповадно было. Так учили Савву, так ему приходилось всегда поступать. Убей их, чтобы навсегда обезопасить себя. Убей их!

Савва ловко переступил с ноги на ногу и, тем самым, вспугнул отступающих воинов. Когда те успокоились, он бросился вперед, проткнул одного из них мечом, успел вырвать из мертвого тела клинок и следующим ударом выбил саблю из рук другого каракалпака. Двое еще вооруженных кочевников напали на него. Савва уклонился от одного, ушел влево и рубанул его по шее. Каракалпак упал, заливая землю кровью. Поняв, что просто так ему уйти не дадут, последний воин с отчаянным криком побежал на Савву. Он махнул саблей, Савва отбил его удар мечом, сделал поворот и ударил каракалпака по ноге. Тот упал на колени. Савва не дал кочевнику опомниться и отрубил ему голову. Сразу же Савва пошел на оставшегося безоружным каракалпака. Кочевник что-то залепетал и начал пятиться, выставив вперед открытые ладони. Савва шел на него. Каракалпак споткнулся о камень и упал. Савва наступил ногой ему на грудь. Кочевник хватался руками за сапог русича и стонал, моля о пощаде.

- Савва! Савва! Савва! - Егорий попытался остановить разъяренного друга.

Савва взялся за рукоять меча обеими руками и вонзил клинок в сердце каракалпака. Затем он вынул меч из затихшего тела, вытер острие об одежду кочевника и обернулся. Егорий, близнецы и Лада с драккара, Илья и Эрик на берегу непонимающе смотрели на него. Савва тяжело дышал. Его лицо и руки были залиты кровью. Он посмотрел на каждого, чей взгляд был устремлен на него. Никто из них не ожидал от него подобного. Не проронив ни слова, Савва склонил голову, вложил меч в ножны и пошел к реке, чтобы смыть с себя кровь. Егорий спрыгнул в воду и зашагал к нему. Савва не остановился, когда Егорий приблизился, и намеревался пройти мимо, но старый воин схватил его за плечо. Савва исподлобья посмотрел в глаза Егорию.

- На кой? - в голосе старого воина слышалось только огорчение.

Савва одернул плечо и пошел к воде. Он не желал разговаривать с Егорием.

- Вот почему ты из дружины ушел! - спокойно сказал Егорий. - Ты не мертвецов, ты себя боишься!

Савва ему ничего не ответил, присел у воды и начал омывать руки. Еще некоторое время все молча смотрели на Савву. Тишину прервал Илья, который подошел к хромающему коню и начал ласково поглаживать его по гриве, чтобы успокоить испуганное и раненное животное.

- Вот и тебе коня раздобыли, варяг, - обратился он к Эрику.

- Егори, скажи Илие[114], что эту хромую клячу он может взять себе, - в этот раз Эрик, смирившийся с подобным обращением, не стал напоминать княжескому слуге, что он викинг.

- Да чего ты, я его выхожу! - пробасил Илья, словно он понял Эрика. - Через два дня хромать не будет.

- Он обещает исцелить коня, - сказал Егорий варягу.

- Ладно, - Эрик отвернулся и махнул рукой.

Егорий покинул впервые поладивших русича и варяга, подошел к борту драккара и закричал близнецам:

- Скидывай сходню!

Данила и Никита ухватились за тяжелую сходню с двух сторон и не без труда приподняли один конец на край борта. Дальше было проще, они взялись за сходню с другого конца, протолкнули ее по краю борта и опустили на речное дно. После этого близнецы принялись вырывать из досок драккара вражеские стрелы, чтобы заменить ими истраченные в бою.

- Уходить надо! - Егорий решил поторопить всех. - Клобуки с большой силой вернуться могут.

Савва отмыл руки и лицо, поднял щит и пошел на драккар. На корабле он отстегнул пояс с ножнами и бросил его и щит рядом с тюком. Илья уже успел раздобыть где-то кусок ткани и плотно обвязал ею раненую ногу коня. Теперь караковый жеребец смелее наступал копытом на землю. Илья повел коня на драккар. Эрик закинул щит за спину и пошел к ближайшим зарослям, чтобы вырубить колья. Он вернулся на берег, неся на плече два больших кола, которые довольно быстро и умело вбил топором в землю в шагах тридцати друг от друга. Близнецы, сообразив без подсказки, что нужно делать дальше, сбросили варягу канаты с кормы и носа драккара. Эрик хитрым узлом привязал канаты к кольям и подмигнул братьям.

- Шесты тащите, - крикнул Егорий зазевавшимся близнецам.

Данила и Никита подняли на плечи связку длинных шестов и сошли по сходне на берег. Савва и Илья спустились вслед за ними. Каждый взял себе по шесту. Егорий указал близнецам, в какое место надо толкать. Все приложили шесты к носовой части драккара и приготовились.

- Взялись! - голос Егория стал сиплым, а лицо покраснело от напряжения.

Они уперлись ногами в каменистый берег и стали толкать драккар в реку. Корабль сошел с песчаного дна и поплыл. Сходня, соскользнувшая с края борта, плюхнулась в воду.

Юный каракалпак очнулся от громкого всплеска воды и тихо застонал. Он потер ушибленное место, открыл глаза и посмотрел по сторонам. Уплывающий корабль остановился. Его удержали канаты, привязанные к кольям на берегу. Шестеро чужаков вошли в воду и начали поднимать из нее сходню. Они донесли ее до корабля и приставили к борту. Каракалпак медленно, чтобы не привлечь внимания, лег на живот и пополз к берегу. Повсюду лежали тела его соплеменников. Пряди темных косматых волос скрывали лицо юноши, но даже сквозь них были видна ненависть к врагу, которой горели его глаза. Пока он подбирался ближе к реке, все чужаки поднялись по сходне на корабль. Задержался только самый большой из них, тот, что ударил щитом по его голове. Огромный бородач оставил на берегу щит и шел к нему. Юноша знал, надо поспешить, но как назло на пути ему не попалась ни одна сабля, которой он мог бы воспользоваться. Бородач склонился к земле, чтобы поднять щит. Каракалпак, не долго думая, решился напасть на чужака без оружия. Он вскочил и побежал на врага, раскидывая при каждом шаге речную гальку. Огромный воин услышал его бег. Чужак успел выпрямиться, но каракалпак не дал ему повернуться. Он прыгнул к нему на спину, обхватил руками могучую шею и начал душить. Бородач захрипел и закрутился, пытаясь сбросить с себя юношу, однако каракалпак держался изо всех сил.

Все, кто был на драккаре, услышав хрип, доносящийся с берега, подбежали к борту корабля. Илья, вертящийся словно волчок, хотел освободиться от каракалпака, который вцепился в него, как клещ. Эрик выхватил из-за пояса топор и бросился к сходне. Но Илье его помощь не понадобилась. Княжеский слуга понял, что ему не сбросить цепкого седока, схватился за руки каракалпака и стал разводить их в стороны. Так Илья высвободил шею и отбросил чумазого юнца в сторону, а когда тот вскочил и опять побежал на него, ткнул кулаком в его челюсть. Каракалпак упал на спину, но уже не поднялся, снова впав в беспамятство. Эрик прошел мимо Ильи и опустился на колено у бездыханного тела. Варяг провел рукой над носом юноши и посмотрел на опухшую разбитую губу, из которой вытекала кровь. Затем он распахнул грязный халат, подпоясанный цветастым платком, и склонил голову к его груди, чтобы услышать биение сердца. Илья молча наблюдал за Эриком. Грудь могучего старика вздымалась от глубоких вдохов.

- Живой, - сказал Эрик.

- Жив он, Илья, - успокоил Егорий княжеского слугу.

- Ну, слава тебе, Господи! - Илья, тяжело дыша, перекрестился и пригладил взъерошенную бороду. - Вот бесенок! Пусть живет, рановато ему помирать. Не его время ишо.

- Что ж теперь делать будем? - вздохнул Егорий.

- А ничего не будем. У нас своя дорога, у него своя, - ответил княжеский слуга и подобрал щит. - Очнется, к родичам пойдет, а нам уходить отседова надо.

Илья поднялся на драккар. За ним по сходне вбежал Эрик, который ослабил узлы на кольях. Близнецы, Егорий и Илья втащили сходню, а варяг вновь водрузил щит на борт и подтянул канаты. Драккар поплыл навстречу закату.

- Ты хорошо справилась с драккаром, - Эрик решился заговорить с Ладой, когда сменил девушку у рулевого весла. - А еще.... А еще ты прекрасна, как этот закат, как это вечернее солнце.

- И что же ты такое говоришь? - прошептала Лада, улыбнулась и снова игриво отвела глаза.

- Лада, подь сюды! - раздался грозный голос Ильи.

- Научи меня вашей речи, - попросил Эрик пришедшего на корму Егория.

- Э-э-э, братец, да ты пропал! - Егорий улыбнулся и посмотрел на Ладу, которая шла к наставнику и оглядывалась. - Так уж и быть, научу.

Темноволосый юноша приподнялся, но остался сидеть на земле. Теперь он ощупывал уже два ушибленных места. Когда юноша открыл раскосые глаза, он увидел удаляющийся корабль. Корабль плыл медленно, парус еще не поймал в свою ловушку ветер. Каракалпак вскочил и побежал к воде, выкрикивая резкие слова. Эрик и Егорий обернулись на крики. К резному хвосту дракона, поглядеть на неугомонного каракалпака, подошли Илья, Лада и близнецы, только Савва остался сидеть у драконьей головы. Он по-прежнему ни с кем не разговаривал. Каракалпак что-то кричал и бросал в драккар камни, но они не долетали до корабля. Тогда юноша стал спешно скидывать с себя халат и сапоги. Оставшись в широкой дырявой рубахе и штанах, он забежал в воду и, отчаянно барахтаясь, поплыл за драккаром.

- Вот упрямец! - пробасил Илья. - Ничего, устанет и до берегу поплывет.

Драккар набирал скорость и плохо плавающий каракалпак начал отставать от корабля. Юноша все реже взмахивал руками над водой, силы его покидали, но он не сворачивал к берегу и продолжал погоню. Вскоре он исчез из виду. Близнецы и Лада заволновались, но голова каракалпака снова показалась над водой.

Эрик, видя, как Лада беспокоится за юношу, выпустил весло. Северянин торопливо вынул топор из-за пояса и бросил его на днище корабля, затем отстегнул пояс с ножнами, снял кольчугу, стянул сапоги, вскочил на край борта и прыгнул, широко разведя руки в стороны. Свел их вместе варяг только при входе в воду. Эрик вынырнул и быстро поплыл к тонущему юноше, а каракалпак еще раз погрузился под воду и вновь всплыл, борясь за свою жизнь. Варяг приближался к юноше, но тот истратил последние силы и пошел ко дну. Эрик доплыл до места, где только что барахтался каракалпак, и скрылся под водой. Когда Эрик вновь показался, правой рукой он уже удерживал захлебнувшегося юнца.

Егорий одернул близнецов и вместе с ними отвязал канаты перекладины на мачте. Они спустили парус, чтобы драккар плыл не так быстро, и скинули за борт тяжелый якорь. Драккар ощутимо замедлил ход и вскоре остановился. Савва, сидевший на скамье у носа корабля, даже не обратил внимания на их действия. Когда Егорий и близнецы вернулись на корму, Илья уже связал аркан и бросил петлю Эрику. Варяг ухватился за веревку. Илья, Егорий и близнецы стали подтягивать его и каракалпака к драккару. У днища корабля Эрик накинул петлю на юношу и затянул ее под подмышками каракалпака, чтобы его втащили наверх.

Илья и Егорий бережно подняли беспомощное тело и уложили на скамью. Затем наступил черед Эрика. Илья что-то ворчал себе под нос, но варяга из воды вытащил. За свое желание понравится Ладе, промокший Эрик был вознагражден улыбкой княжны и похлопыванием по плечу от Егория. Илья тем временем разводил и сводил руки каракалпака, чтобы привести его в чувство. Юноша закашлял и выплюнул немного воды, затем он повернулся на бок и исторг из себя целый поток. Так он и остался лежать на скамье, поджав ноги к груди и не двигаясь. Эрик стянул с себя рубаху, выжал ее и бросил на скамью. Лада засмотрелась на обнаженный торс северянина, что сразу же приметил ее наставник. Илья грозно взглянул на княжну и пальцем указал на берег, давая Ладе понять, что именно в этом направлении ей и надо смотреть. Лада хмыкнула, закинула за спину косу и отвернулась. Эрик улыбнулся. Под испепеляющим взглядом Ильи он пошел к мешкам, лежащим по правому борту у носа.

- Что ж нам с ним делать? - Егорий кивнул на каракалпака.

- Савва пусть решает, - Илья посмотрел на нос драккара. - Савва!

Савва не обернулся и продолжал сидеть, склонив голову.

- Не тревожь его, Илья! - Егорий махнул рукой. - К завтреву отойдет.

Пока Илья и Егорий решали, что делать с каракалпаком, юноша очнулся и увидел рядом с собой ногу Ильи в огромном сапоге. Он обхватил ее руками и вздумал укусить княжеского слугу. Егорий схватил каракалпака и оттащил его от вновь прозевавшего нападение Ильи. Юноша пытался вырваться, извивался в объятиях старого воина, но все его усилия были напрасны.

- Связать бы его, - пыхтя, проговорил Егорий.

- Ужище тащи! - крикнул одному из близнецов Илья и схватил каракалпака за ноги, чтобы помочь старому воину.

Близнец быстро отыскал подходящую веревку. Егорий и Илья опутали каракалпаку руки и привязали конец веревки к резному хвосту дракона.

- Странные дела на свете белом творятся, - Илья разглядывал сапог, чтобы понять, прокусил его каракалпак или нет. - Черные клобуки верой и правдой князьям русским служили, ни в чем недостатка не знали, а теперича люд на порогах для разбоя поджидают.

- Сейчас татарин всем заправляет, а он их люто не любит, - пояснил Егорий. - Разогнал клобуков по землям разным, вот и одичали они совсем да разбоем занялись.

Эрик вернулся на корму в сухой одежде и посмотрел на связанного каракалпака, который словно разъяренный волчонок, бросал на всех злобные взгляды.

- Теперь он бед не натворит, - сказал он. - Вы решили, как с ним поступите?

- Завтра решим, - ответил Егорий. - Надо поднять якорь и поставить парус, после можешь поспать. Ночь я простою, а на рассвете меня сменишь.

Солнце опустилось за деревья. Стало быстро темнеть. Ночь предстояла теплая и, укрывшись только плащами, Илья, Лада, Эрик и близнецы устроились на ночлег между скамьями позади мачты. Савва лег подальше от всех, у самого носа драккара. После схватки на переправе он так и не обмолвился ни единым словом. Егорий удерживал большое весло и умело направлял корабль по реке. Старый воин взглянул на каракалпака, который лежал, прижав колени к груди. Белки глаз выдавали то, что юноша еще не спит.

Ущербная луна, зависшая над береговыми зарослями, осветила очередную излучину реки. Драккар проплывал мимо острова, на берегу которого былинным чудищем возвышалось огромное дерево. Из его пузатого у основания ствола к небу тянулось множество других стволов, длинных и стройных, а раскидистые ветви, покрытые густой листвой, днем могли укрыть от солнца добрую сотню людей. Это был Перунов дуб. Издревле люди приносили у дерева в жертву птиц и втыкали у корней стрелы, моля бога‑громовержца о покровительстве. Егорий выпустил из рук весло, взял лук и приладил к тетиве стрелу.

- Здравствуй, старый друг! - прошептал он и выпустил стрелу в направлении огромного дерева на берегу. - И прощай!

Стрела бесшумно пролетела над водой и вонзилась в землю у корней дерева. Егорий взялся за весло, вновь устремил взгляд на реку и стал насвистывать. Вскоре под его мелодичный посвист уснул даже юный каракалпак, а парус, раздувшись еще больше, стремительно уносил драккар к морю.

С первыми лучами солнца Егорий разбудил варяга. Эрик встал, потянулся, протер глаза и удивленно посмотрел по сторонам. Вокруг драккара простиралось бескрайнее море.

- Держи вот так, - сказал старый воин, передавая Эрику рулевое весло.

Егорий оставил варяга наедине с его удивлением, улегся подле других спящих, накинул капюшон и заснул. Эрик, поеживаясь от утренней прохлады, оглядывал незнакомые воды. Земли нигде не было видно. Варяг стал припоминать рассказы опытных мореходов о плаваниях к Миклагарду и не мог понять, как им удалось так быстро доплыть до моря. Эрик решил дождаться пробуждения Егория, чтобы расспросить его, а пока держал весло так, как велел ему старый воин и любовался красным солнцем, выплывающим из моря.

Егорий проснулся, когда расслышал сквозь сон веселые возгласы близнецов. Он присел, пригладил усы и осмотрелся. Савва стоял на носу драккара, подставив лицо порывам соленого ветра. Братья перегнулись через борт и указывали друг другу на выпрыгивающих из воды дельфинов. Лада, уже наглядевшаяся на диковинных обитателей моря, вычесывала гриву своей кобылы, а Илья возился с жеребцом, добытым в схватке. Он нанес на ушибленное место мазь, а потом снова туго обмотал ногу коня отрезом ткани. Эрик смотрел вперед и крепко сжимал рулевое весло, а плененный каракалпак сидел, обхватив ноги связанными руками, и не сводил глаз с Егория. Старый воин поднялся и пошел к Савве. Он встал рядом с ним и стал ждать.

- Красиво на море, - сказал Савва спустя некоторое время. - Никогда не думал, не гадал, что в таких краях побываю.

- Море не всегда так ласково, - подхватил разговор Егорий. - Море, как душа человеческая, то спокойно и радушно, то сурово и губительно.

- Клобука по что взяли? - вздохнул Савва.

- Сам решишь, что с ним делать, - ответил Егорий. - Не поднялась рука его смерти предать, молод совсем.

Все, кроме стоящего у весла Эрика и связанного каракалпака, уселись на скамьи, поесть сушеной рыбы и сухарей. Савва, разламывая рыбину, смотрел на пленника. Каракалпак злобно смотрел на него. Савва знал, мучающий юнца голод удваивает его ненависть. Он никак не мог решить, как с ним поступить. Илья отобрал мясистый кусок рыбы, встал и подошел к пленнику. Когда старик склонился, чтобы дать тому еды, каракалпак ударил его по руке, выбил из нее кусок рыбы, вскочил и бросился на княжеского слугу. Илья, не долго думая, схватил юношу, поднял над головой и выбросил за борт.

- Остудись маленько! - такими словами он сопроводил полет каракалпака.

Раздался всплеск воды. Все спокойно продолжили трапезу. Савва и Егорий посчитали наказание справедливым, Ладе все же Илья был важнее, чем какой-то там кочевник, а близнецы попросту поостереглись навлечь на себя гнев Ильи. Эрик посмотрел назад. Драккар тащил за собой по воде привязанного к нему юношу. Каракалпак иногда выныривал, что глотнуть воздуха, и снова сдавался на милость морским волнам.

Илья неторопливо поел, подошел к хвосту дракона и начал вытягивать пленника из воды. Савва и Егорий, на всякий случай, стояли рядом с ним. Илья вытащил продрогшего каракалпака и опустил его на днище драккара. Пленник казался обессилившим. Однако, как только он очутился на досках корабля, он снова вскочил и бросился на Савву и Егория. Опытные воины отпрянули в сторону. Каракалпак не дотянулся до них, веревка одернула его назад, и он упал на днище. Доски драккара глухо отозвались на это падение. Через мгновение юноша вновь поднялся и метнулся вперед, теперь уже на Илью. Веревка его удержала, но он попытался ее оборвать усилием всего тела, при этом что-то громко крича. Егория вконец это разозлило. Он схватил каракалпака за мокрую рубаху и разорвал ее на части.

- Послушай, мальчишка! - гневно заговорил старый воин на языке пленника. - Вы напали на нас. Если бы не мы убили твоих сородичей, то они зарубили бы нас, не жалея. Это жизнь и тебе придется с этим смириться. В этот раз ты остался в живых - цени это! Следующего такого раза может и не быть!

Егорий отпустил юношу. Каракалпак упал на колени и склонился к доскам. Тело его затряслось от рыданий.

- Как тебя звать? - Егорий был уже привычно спокоен.

Юноша продолжал плакать, стыдясь показать свои слезы чужакам, и не ответил старому воину.

- Я за ним следить буду, - вмешался Илья. - У меня не забалует! Обучать его берусь. Норов при нем, осталось только уму-разуму научить.

- Тяжело тебе с ним придется, - вздохнул Егорий.

Когда солнечный круг, снова покраснев, стал опускаться в морскую пучину, Егорий сменил Эрика у весла, хотя все это время старый воин находился возле варяга и пояснял ему слова на языке русичей, которые тому надо было знать прежде всего. Пленный каракалпак сидел неподалеку от рулевого весла. Он прижал связанными руками колени к груди и склонил косматую голову. Пленник так ничего и не съел, несмотря на то, что заботливый Илья вновь подносил ему сушеную рыбу и сухари. Только теперь юноша вел себя смирно и не давал чужакам повода выбросить его в воду.

- Аттила, - донеслось до Егория.

- Что ты сказал? - старый воин прекрасно расслышал каракалпака, но хотел, чтобы тот повторил сказанное.

- Аттила, - сказал юноша. - Меня зовут Аттила.

Егорий рассмеялся.

- Это ты сам себя так назвал? - подшутил он над каракалпаком.

Во взгляде Аттилы снова появился гнев. Скулы его напряглись, а ноздри слегка приплюснутого носа расширились.

- Ну, ладно, будет тебе, - попытался успокоить юношу Егорий.

Аттила отвернулся.

- А ты, случаем, не приходишься ли родичем Аттиле, великому вождю гуннов[115]? - улыбнулся старый воин.

- Прихожусь! - гордо ответил Аттила. - Только очень дальним.

- Тебе мамка с отцом эту сказку поведали? - Егорий вновь улыбнулся.

- Я сирота, у меня нет родичей, - Аттила говорил тихо, но уверенно. - Люди, у которых я жил, заботились обо мне и говорили, что я веду род от самого Аттилы.

Егорий пристально посмотрел на каракалпака. Юноша не отвел взгляда.

- Хм, может так оно и есть, - старый воин прищурил глаза и пригладил правый ус.

- Развяжите меня, - попросил Аттила. - Я больше не буду нападать на вас. Клянусь памятью предков!

Русичи и варяг, которые изначально занимались своими делами, уже давно отвлеклись от них и внимательно наблюдали за беседой Егория и, наконец-то, разговорившегося каракалпака.

- Говорит, что Аттилой зовут, - объяснил старый воин остальным. - Просит путы снять.

- Ишь, какой шустрый! - раздался голос Ильи, который осматривал ногу раненного коня. - Рановато ишо, пусть пока так посидит, о жизни подумает.

- Верно Илья молвит, - согласился Савва.

Егорий нахмурился, посмотрел на Аттилу и замотал головой. На вечернем небе появились темные тучи. Ветер задул сильнее. Его порывы настигали драккар с разных сторон. Красно-белый парус шумно затрепетал, не понимая, какой ветер ему надо удержать. Молния, озарившая своей вспышкой море, и раскат грома отвлекли Эрика от его мечтаний. Он отвел взгляд от Лады, которая точила саблю, поднялся и огляделся по сторонам. Близнецы, забавлявшиеся игрой с ножами, тоже встали со скамей и растерянно посмотрели вперед, на нос драккара. Потемневшее небо слилось с черными водами моря, явив мореходам непроницаемую стену на пути корабля. Только при свете падающих молний удавалось разглядеть тонкую грань между небесами и волнами. Ветер завывал все страшнее. С каждым мгновением он становился напористее. Преодолевать его дуновение людям на драккаре стало нелегко.

- Коней! - закричал Егорий. - Коней привязать надо!

Кое-как Савве, Илье и Эрику удалось привязать коней к борту и скамьям, чтобы во время шторма они не завалились, и все равно опасность того, что они упадут и повредят ноги или вовсе погибнут, была велика.

Огромные волны, которые нагнал невидимый силач, шумно падали на драккар, сбивая с ног тех, кто не успел за что-нибудь схватиться. Испуганные кони громко ржали и мотали головами, пытаясь оборвать привязь. Аттила схватился за веревку, опутывающую его запястья, и прижался к борту. Накатывающие волны раз за разом накрывали его с головой. Илья стоял у мачты и обхватил одновременно и ее и Ладу. Близнецов носило от одного борта к другому, пока они не смогли ухватиться за скамейки для гребцов. Эрик держался за правый борт и смотрел вперед, пытаясь разглядеть, куда их относит, а Савва ухватился за форштевень. Со стороны могло показаться, что он хочет задушить деревянного дракона. Егорий давно выпустил рулевое весло и тоже держался за борт.

- Ну, вот и для тебя проверка, викинг! - Егорий попытался перекричать завывающий ветер и бушующие волны.

Варяг посмотрел на старого воина, обтер ладонью лицо и стал перебираться поближе к рулевому веслу. Большая волна смыла его. Он ударился о противоположный борт. Через мгновение Эрик тряхнул головой, чтобы придти в себя, поднялся и, борясь с порывами ветра, продолжил путь. Когда варяг добрался до весла, он ухватился за него обеими руками и широко расставил ноги.

- Парус! - Эрик указал Егорию на мачту. - Надо убрать парус!

Егорий посмотрел на канаты, которые удерживали перекладину с парусом на мачте. Разбившаяся о борт волна обдала его лицо брызгами. Старый воин бросил взгляд на мачту.

- Илья! - закричал Егорий. - Илья! Вперед уходите! К скамьям! К скамьям!

Илья кивнул, взял Ладу за руку и рванул к низким скамьям. Очередная волна сбила их с ног, они упали на днище, но успели схватиться за скамьи и теперь лежали в проходе между ними. Егорий вытащил топор и разрубил веревочные узлы. Перекладина быстро спала вниз и ударилась о борта драккара.

Эрик боролся с ветром и волнами, чтобы удержаться у весла. Вновь сверкнула молния, на это раз совсем близко. Раскат грома оглушил всех на драккаре. Эрик обтер ладонью мокрое лицо и стал вглядываться в темноту впереди корабля. Еще одна молния осветила море на пути драккара, и варяг увидел огромную волну, идущую прямо на них. Глаза Эрика растерянно забегали. Он пытался сообразить, как поступил бы на его месте отец или дядя. Рука Егория опустилась на плечо варяга. Эрик опомнился, повернулся к старому воину и прокричал:

- Все на весла! Если мы не преодолеем эту волну, то погибнем! Все на весла!

Егорий стал пробираться к ближайшей скамье.

- Савва! Илья! - закричал он, когда уселся на скамью и просунул ноги под впередистоящую, чтобы удержаться на месте.

Савва обернулся на крик Егория, а Илья не мог увидеть старого воина из-за упавшей на борта перекладины с парусом.

- Чаво? - прорычал княжеский слуга, отплевываясь от воды.

- На весла! На весла садитесь! - закричал Егорий. - И грести начнете, когда я скажу! Да чтобы изо всех сил!

Близнецы поступили так же, как и старый воин. Они подтянулись и уселись на скамьях у разных бортов. Егорий поднял весло, которое лежало слева от скамьи, и вставил его в гребной люк в борту драккара. Братья проделали то же самое. Савва отпустил шею дракона, проехался по мокрым доскам на боку и ухватился за первую же скамью. Илья и Лада уже сжимали в руках весла и ждали команды Егория. Старый воин увидел, как впереди поднялось еще одно весло. Когда оно скрылось за перекладиной с парусом, он понял, что Савва тоже готов.

- Освободи его, нам понадобятся все! - Егорий показал Эрику на каракалпака.

- Но тогда..., - начал было варяг.

- Сделай это! - прервал его старый воин.

Эрик выпустил весло и бросился к связанному юноше. Аттила болтался на веревке, вдоволь наглотался морской воды и был сильно напуган. Прежде ему не доводилось бывать на море, а за последние дни он успел уже несколько раз оказаться в чуждой стихии и теперь испытывал на себе ее необузданную ярость. Варяг достал из сапога длинный нож и перерезал путы на руках пленника.

- Весло! Греби! - прокричал Эрик, указывая Аттиле на весло и скамью.

Юноша потирал болящие запястья, смотрел на варяга и не понимал, что тот от него хочет. Эрик схватил Аттилу за плечо, снова указал на весло и подтолкнул. Ловкий каракалпак легко добрался до скамьи. Он вставил весло в отверстие, посмотрел на то, как сидит Егорий, и тоже покрепче уцепился пальцами ног за переднюю скамью. Эрик вернулся к рулевому веслу. Огромная волна приближалась к драккару.

Варяг присмотрелся и выбрал направление, по которому кораблю будет проще пройти через водяной вал. Драккар начал подъем по склону волны. Все до одной доски корабля заскрипели в несколько раз громче. Эрику уже трудно было удержаться у весла. Кони же, напротив, устояли, благодаря привязи, и не буйствовали, словно чувствовали трагичность происходящего. Они лишь озирались по сторонам и глаза их были полны дикого страха. Драккар поднимался все выше и выше. Сидящие на скамьях русичи и каракалпак, широко раскрыв глаза, смотрели на пенистый гребень волны, который возвышался над носом корабля.

- Сейчас! Сейчас! - закричал Эрик, прерывая это оцепенение.

- А ну-ка, братцы, налегай на весла! - донесся до всех голос Егория.

Семь весел разом ударились о воду. Драккар стремительно поднимался на вершину вала. Снасти носило ветром в разные стороны. Благо, что другие волны больше не заливали корабль.

- Быстрее! - кричал Эрик. - Быстрее!

- Еще, братцы! - вторил ему Егорий. - Еще быстрее!

Драккар разрезал носом гребень волны, перевалил через огромный водяной вал и стал опускаться по его тыльному склону. Эрик повернулся к уходящей вдаль волне, победно вскинул руки и радостно завопил. Больше ничего не угрожало жизням отважных мореходов. Измученные гребцы и рулевой, тяжело дыша, попадали кто куда. Они чувствовали, теперь драккар сам позаботится о них.

Маленькие волны раскачивали корабль, не беспокоя спящих на нем людей. Только днем, когда солнце иссушило мокрые доски, на драккаре началось шевеление. Первым назойливые лучи пробудили Савву. Он поднялся, почесал щетину и посмотрел на светило. Потом Савва разбудил Илью, который так и не выпустил из рук весло и крепко сжимал его. Княжеский слуга сразу же бросился к Ладе. Он подложил под голову девушки небольшой тюк и погладил ее по лицу. Лада раскрыла глаза:

- Пить хочется.

Илья помог княжне встать, а после подошел к коню, отвязал мех с водой и подал его девушке. Лада сделала несколько глотков и посмотрела через упавшую с мачты перекладину. Эрик лежал на спине, и казалось, что он не дышит. Девушка ловко перелезла через перекладину и присела у тела варяга. Она склонилась к его груди и послушала, бьется ли сердце. Затем Лада приподняла голову варяга и залила в рот Эрика воду из меха. Варяг, не открывая глаз, сделал глоток, за ним еще один. Веки Эрика медленно приподнялись.

- Красаавитса, - варяг увидел перед собой лицо прекрасной девушки и старательно, но неправильно произнес свое первое русское слово.

- Эй-эй, а я что пить буду? - раздался басистый голос.

Илья поднял Ладу, схватил ее за руку и потащил подальше от Эрика, на ходу отобрав у девушки мех. Голова не ожидавшего это варяга стукнулась об днище. Эрик сморщил лицо и потер ушибленный затылок, но когда увидел, что Лада смотрит на него, варяг улыбнулся. Девушка ответила ему такой же озорной улыбкой. Егорий, уже успевший очнуться, начал приводить в чувство близнецов. Скудно прикрытый лохмотьями Аттила все еще лежал у скамьи. Илья снова перелез через перекладину и с веревкой в одной руке, и изрядно исхудавшим мехом в другой, зашагал к спящему каракалпаку. Эрик поднялся и встал у него на пути.

- Тебе чего? - нахмурился Илья. - Дай пройти!

- Ты не свяжешь его, он сидел на веслах вместе с нами, - сказал Эрик. - Теперь он больше не пленник, он свободен.

- Чего он лепечет? - Илья посмотрел на Егория.

- Свобода! Свобода! - Эрик, сделав ударение на первом слоге, произнес еще одно русское слово и указал на каракалпака.

- Эрик не даст тебе его связать, - Егорий был невозмутим. - Обычаи викингов таковы, что всяк, кто гребет веслом на драккаре, есть человек свободный и всем равный.

Илья повернулся и посмотрел на Савву, который стоял за перекладиной с парусом.

- Мы на его ладье и будем чтить его обычаи, - сказал Савва и пошел проверить коня.

- Ну и ладно, - махнул рукой Илья, - а то, как же его связанного-то обучать?

Княжеский слуга бросил веревку и прошел мимо посторонившегося варяга к Аттиле. Он поднял юношу и затряс его. Аттила замахал руками, закричал, ухватился за одежду Ильи и проснулся.

- На, попей водицы! - Илья протянул Аттиле мех.

Каракалпак стал жадно глотать льющуюся из горлышка воду.

- Так на вас воды не напасешься! - заворчал Илья и выхватил мех из рук юноши.

Аттила раздосадовано облизнул мокрые губы.

- Эрик, слышь?! - Илья посмотрел на варяга и потрепал лохмотья Аттилы. - Одежку бы ему новую справить.

Эрик кивнул и пошел к разбросанным по драккару мешкам.

- Пойдем, пойдем! - варяг махнул рукой, призывая каракалпака следовать за ним.

Аттила, недоверчиво оглядываясь, прошел мимо русичей.

- Коней надо накормить, - Илья, похоже, никогда не забывал о насущных делах.

- Сухарями, - предложил Егорий. - Сухарями коней накормим. Их много припасено на драккаре.

Старый воин вместе с близнецами начал приводить корабль в порядок. Они быстро уложили на места весла, разыскали семь мешков сухарей и даже две бочки с пресной водой. Мешки были хорошо просмолены, так что морская вода не испортила сухари. Близнецы поставили раскрытые мешки у каждого коня, и проголодавшиеся животные начали поедать высушенный хлеб. Потом коней напоили. Так за заботами, русичи не сразу заметили, что Эрик привел Аттилу. Каракалпак, одетый в рыжие штаны, которые были заправлены в темные сапоги, белую полотняную рубаху и зеленую тунику с длинными рукавами, опоясанную широким кожаным поясом, чувствовал себя неловко под взглядами рассматривающих его русичей и почесывался в разных местах.

- Вот я тебе еще волосья обрежу, и ты вылитый варяг будешь, - засмеялся Илья.

- Надо поднять парус, - Эрик указал на обрубленные канаты, лежащие на скамьях и в проходе.

Весь день драккар плыл по спокойному морю. У форштевня в залитой солнечным светом воде резвилось несколько дельфинов, которые соревновались с кораблем в скорости. Эрик умело правил драккаром и держался направления, указанного ему Егорием. Савва полюбовался на дельфинов вместе с остальными, присел на скамью и снова погрузился в думы. Илья был занят хромым конем, а Егорий начищал до ослепительного блеска оружие и успевал за всеми приглядывать. На корабле впервые за последние дни было тихо и мирно. Илья завершил все дела, подозвал Аттилу и, усадив его на скамью, стал срезать ножом длинные черные волосы юноши. Каракалпак на удивление покорно воспринял это, хотя и морщился, разглядывая поднятые с днища пряди волос. Потом Аттила еще долго и глупо улыбался, когда русичи рассматривали его, подстриженного "в кружок"[116], и смеялись.

Илья решил все свободное время посвящать обучению молодых воинов. Для начала он дал близнецам, Ладе и Аттиле, раздобытые им где-то на драккаре палки, которые были призваны заменить мечи. Илья показывал основные движения и объяснял, что надо делать. Ладе все давалось легко, девушка с детства привыкла к таким урокам, а вот близнецы и Аттила за ней не поспевали. К тому же каракалпаку приходилось все объяснять жестами, на что у Ильи не всегда хватало терпения.

Следующие два дня после шторма прошли без происшествий. Море радушно пропускало драккар по своим водам. Днем кораблем управлял Эрик, а по ночам Егорий. Иногда, стоя у весла, варяг пел громкие и протяжные песни. Голос у Эрика был сильный и красивый, поэтому его с удовольствием слушали все. Ну, кроме, пожалуй, Ильи, который с куда большим удовольствием сам ворчал на Эрика. Егорий тоже любил усладить слух людей своими песнями, и поэтому засыпали мореходы под его мелодичное пение на неизвестных им языках.

В светлое время суток проходили занятия с молодыми воинами. Лада, вооруженная двумя палками, могла отбиться сразу от двух близнецов. Она ловко расправлялась с ними, не жалея для них ударов. С Аттилой княжне приходилось сложнее. Каракалпак был быстр и силен, но все же пока не так умел, как она. Эрика забавляли эти схватки, и он от души хохотал над тем, как Лада гоняет юношей по драккару. Частенько Илья сам сражался с молодыми. Нападали они на него вчетвером, но ничего не могли поделать с огромным бородачом. Илья выбивал из их рук палки и наказывал за нерасторопность несильными, но чувствительными ударами.

Как-то вечером с Ладой, близнецами и Аттилой сразились даже Савва и Егорий. Савва взял палку подлиней и сначала несколько раз сбивал воинственную четверку с ног, а затем и вовсе лишил их "оружия" и загнал к хвосту дракона. На все это, смеясь, взирали Егорий, Илья и Эрик. А вот старый воин вышел биться без оружия вообще. Молодым не удавалось попасть по нему, зато Егорий умело выворачивал им руки, бросал и укладывал на корабельные доски, при этом двигался он хоть и быстро, но плавно. Савва решил не уступать Егорию и после него вышел на ристалище[117] безоружным. Он не был так ловок, как Егорий, но тоже не позволил Ладе, близнецам и Аттиле достать себя "мечами".

Илья постоянно разговаривал с Аттилой, который ни на миг не отходил от старика, хотя было не ясно, как они друг друга понимают. Егорий с любопытством наблюдал за этими разговорами, и сам старался не отставать от них, обучая Эрика языку русичей.

На утро третьего дня в легкой дымке над морем появились очертания большого города. Пока все рассматривали приближающийся берег, Эрик накинул мешок на резную голову дракона. Когда близнецы спросили у Егория, зачем варяг это сделал, старый воин сказал:

- Мы идем к городу с миром. Ни к чему нам пугать тамошний люд змеиной головой.

Драккар заплыл в бухту, которую, по словам Егория, издревле называют Золотой Рог. Старый воин указал братьям на берега и рассказал, что здесь в прежние времена была протянута цепь. Ее поднимали над водой, чтобы не пропустить вражеские корабли. Русичи, варяг и каракалпак переходили от борта к борту и разглядывали постройки на берегах. Драккар подходил к пристани, полной несметного числа кораблей. Некоторые из них были больше корабля Эрика, другие меньше. На всех реяли разноцветные стяги. Несколько кораблей выходили в открытое море, проплывая мимо драккара, другие шли к пристани, на которой шумел торговый люд. По бухте сновали сотни рыбацких лодок. Егорий встал на носу драккара, охватил руками чуть ли не всю крепостную стену города и громко сказал:

- Глядите во все глаза! Пред вами великий град Константинополь!

 

Брат

 

 

Эрик направил драккар в просвет между двумя нефами[118], стоящими у каменной пристани, и бросил канаты ожидающим на берегу людям. Те подхватили их, подтянули корабль и привязали канаты к швартовочным кольцам. Драккар остановился и слегка покачивался на небольших волнах, накатывающих на пристань. Савва, Егорий и близнецы спустили с корабля сходню. Егорий сразу же сошел на берег и стал оживленно разговаривать с каким-то смуглым человеком. Незнакомец, который, скорее всего, был кем-то вроде сторожа для пришвартованных кораблей, беспокойно жестикулировал и мотал головой. Егорий был недоволен. Впервые все увидели, каков старый воин в продолжительном гневе. Егорий кричал на незнакомца, тот отвечал ему пронзительными воплями, стараясь ни в чем не уступить. Несколько раз старый воин замахивался и отгонял смуглого прощелыгу, но тот неизменно возвращался и беседа возобновлялась с еще большим пылом. В конце концов, спорщики условились, и Егорий вручил незнакомцу невесть откуда взявшиеся в ладони три серебряные монеты.

- За драккаром и конями присмотрят, а мы все в город пойдем, - сказал старый воин и обратился к варягу: - Идем искать твоего дядю.

- Хорошо, - согласился Эрик.

Они прихватили с собой оружие (надо отметить, что Егорий не взял свой лук и ограничился топором и палицей) сошли с драккара и слились с пестрой портовой толпой. Вокруг сновал разный люд. Кто-то был одет в богатые одежды, цветные шелка и парчу, кто-то почти гол, в одной набедренной повязке или юбке. Близнецы, раскрыв рты, разглядывали темнокожих людей, а те, в свою очередь, с таким же удивлением смотрели на Егория, шествовавшего рядом с Саввой, и Ладу, которую Илья заставил надеть шлем и спрятать под ним длинные волосы. Они миновали людское столпотворение, дошли до прохода в крепостной стене и оказались на улицах Константинополя. Городские здания были повреждены во многих местах, а некоторые и вовсе разрушены. Стены чуть ли не каждого второго дома почернели от пожаров. Совсем не таким себе представляли Константинополь товарищи Егория, которые наслушались рассказов старого воина о городе.

- Долгие годы идет здесь война, лишь изредка затихая, - с сожалением сказал Егорий, осматривая улицы. - Теперь тут всегда неспокойно. Жаль, не увидеть нам, братцы, прежней красы великого града.

По узким предпортовым улочкам было трудно пройти. Между рядами ремесленных лавок, хозяева которых громко зазывали к себе покупателей, оставался проход в два-три человека, да и тот был забит народом. Спутники Саввы подзывали друг друга к разным прилавкам, разглядывали диковинки, привезенные со всех концов света, и дивились шумной жизни этого необычного места. Даже сам Савва, всегда угрюмый из-за мрачных дум, с улыбкой наблюдал за ловкой мартышкой, которая собирала деньги у публики. Минутой ранее ее хозяин выпускал пламя изо рта, но это действо Савву удивило куда меньше, чем маленькое разумное существо.

Илья разыскал лавку оружейника и подозвал к себе Аттилу.

- Выбирай! - сказал он и указал каракалпаку на мечи и сабли, лежащие на прилавке, который был покрыт ковром искусной работы.

Хозяин лавки, только что продавший кинжал богато одетому купцу, обернулся к новым покупателям и с любезной улыбкой на лице стал дожидаться их выбора. Аттила долго приглядывался к клинкам, а потом указал на одну из кривых сабель. Торговец заискивающе протянул саблю в ножнах юноше и заверещал на ломаном греческом языке:

- Прекрасный выбор! Великолепная работа! Такая сабля никогда не подведет умелого воина!

- Не рановато ли, Илья, ему в руки оружие даешь? - вступил в разговор незаметно подошедший Егорий.

- Отчего ж?! Самое время! - ответил Илья. - Негоже воину без оружия ходить.

Княжеский слуга взял из рук Аттилы выбранную саблю и обнажил ее. Сначала он провел пальцами по полотну, взглянул на лезвие, несколько раз сжимал рукоять, затем махнул саблей, рассекая воздух, и под конец схватился левой рукой за острие и стал гнуть клинок. По недовольному выражению лица Ильи было понятно, что ему сабля не понравилась.

- Скверный товар! - гневно сказал Егорий на греческом. - Ты вздумал нас провести, расхваливая такой плохой клинок!

- О, простите меня, доблестные воины, за мою ошибку, - не растерялся торговец оружием, принимая назад неудачную саблю. - Для таких ценителей и знатоков у меня есть особенный товар.

Торговец поправил теплый цветастый халат, зашел за прилавок и скрылся под ним, что-то разыскивая.

- Возьми лучше меч обоюдоострый, - предложил каракалпаку Илья, указывая на мечи.

Юноша замотал головой.

- Ну, как знаешь, - не стал настаивать княжеский слуга.

Запыхавшийся торговец вновь показался над прилавком и положил поверх всех клинков сверток из дорогой материи. Он бережно развернул его и вынул саблю в неприметных ножнах. Илья стал внимательно разглядывать клинок и через некоторое время довольно закачал головой. Это было хорошее оружие, сделанное достойным мастером.

- Сколько стоит эта сабля? - обратился Егорий к торговцу.

- О, такая прекрасная вещь стоит не меньше тридцати золотых монет, - улыбаясь, вкрадчиво произнес хозяин лавки.

- Тридцать золотых хочет, - перевел старый воин слова торговца.

Илья положил саблю на прилавок и, махнув рукой, предложил Егорию и Аттиле уйти. Хозяин лавки засуетился, два раза показал обе пятерни и взволнованно сказал:

- Двадцать монет!

- Пятнадцать! - начал торговаться Егорий.

Илья не дал опомниться торговцу, показал ему свои огромные пятерни и выпалил:

- Десять!

Егорий удивленно посмотрел на княжеского слугу, а затем на задумавшегося, принять ему предложение или нет, торговца. Хозяин лавки махнул рукой и протянул ладонь, чтобы получить причитающиеся ему золотые. Илья отвязал от пояса худой кошель и высыпал из него все монеты на ладонь торговца. Тот, получив деньги, проверил их на зуб, шустро засыпал монеты в свой кошель, болтающийся на боку, и вручил саблю Аттиле. Каракалпак прикрепил ножны с саблей к поясу.

Торговец снова вышел на улицу и стал показывать товар другим покупателям. Егорий и Илья зашагали к Савве, Эрику, Ладе и близнецам, которые рассматривали диковинных зверей в клетках. Аттила тем временем подкрался к торговцу оружием, огляделся и ловко отвязал у него кошель с монетами. Хозяин лавки ничего не почувствовал и продолжал расхваливать товар очередному купцу. Каракалпак догнал Илью и протянул ему кошель, набитый монетами. Егорий хитро улыбнулся. Илья взял кошель и посмотрел на старого воина.

- Ловок, шельмец! - сказал княжеский слуга и указал Аттиле на торговца: - А теперь, как хочешь, но верни мошну хозяину.

Аттила смутился, взял кошель и пошел к торговцу оружием. Егорий и Илья смотрели ему вслед, с интересом ожидая, как же каракалпаку удастся выкрутиться. Аттила подошел к лавке, наклонился и бросил кошель к ногам торговца. Затем он потрепал лавочника за рукав и указал ему на мошну. Торговец ахнул, схватил кошель и несколько раз поклонился юноше. Он даже вытащил одну золотую монету и отблагодарил ею "честного" каракалпака.

- Вот пройдоха! - улыбнулся Илья.

Аттила вернулся к нему и протянул полученную монету. Княжеский слуга, смеясь, принял дар каракалпака.

- Молодец! - Илья был явно доволен пронырливостью Аттилы.

Больше всего времени Савва, Эрик, Лада и близнецы уделили зверю с красивой шерстью, покрытой желтыми и черными полосками. Зверь беспокойно ходил по большой клетке, громко рычал и скалился на людей.

- Зверя сего зовут тигр, - сказал Егорий, который подоспел к ним вместе с Ильей и Аттилой.

- Тигр, - восхищенно произнес Никита, не сводя глаз с прекрасного хищника.

Громкий рев труб, который внезапно раздался позади них, заставил всех оглянуться. Люди с улиц куда-то заторопились. Егорий схватил одного из пробегающих мимо мальчишек:

- Что происходит?

- Казнь! Казнь! На форуме Константина будет казнь! - быстро ответил мальчонка, вырвался и побежал дальше.

Егорий перевел его слова остальным.

- Может быть, там будет мой дядя, - мигом сообразил Эрик.

- Говорит, что его дядя может быть там, - Егорий кивнул на варяга.

- Значит и нам туда надо, - решил Савва.

Они устремились вслед за остальными людьми к площади, на которой должна была произойти казнь. Людской поток свернул на широкую улицу. По ее краям стояли дома с высокими стенами, большими окнами и черепичной крышей. Илья увидел странную каменную постройку из множества арок, возвышающуюся над домами, и указал на нее Егорию:

- А это еще что такое?

- Акведук, - ответил старый воин. - Поверху у него желоб, по которому в град вода течет.

- Славно придумано! - заметил княжеский слуга.

На площадь, забитую до отказа шумной толпой, они попали через огромные обветшавшие ворота, украшенные колоннами, белыми статуями и крестом. Форум был окружен потрепанной стеной из двух рядов арок, которые стояли друг на друге. Эта стена прерывалась только круглым разрушенным зданием с шестью колоннами и лестницей при входе и воротами на другом конце площади. В центре площади на постаменте возвышалась колонна, увенчанная еще одним большим крестом.

Толпу зевак плотной цепью сдерживали воины в хаубергах[119], поверх которых были надеты подпоясанные ремнями красно-желтые сюрко[120]. На каждом воине был простой шлем, а в руках они держали копья и красные прямоугольные щиты с желтыми крестами: одним большим и множество малых. На верхнем ряду арок, слева и справа от круглого здания, стояли стрелки с арбалетами, одетые в такие же красно-желтые сюрко. Они пристально следили за передвижениями в толпе через прорези на широких полях своих касок. Под стрелками, замерев в ожидании, выстроились трубачи.

Позади строя копейщиков, проходившего от одних ворот до колонны в центре площади и после нее до других ворот, стоял возведенный за ночь деревянный помост. На нем была плаха, к которой толстой веревкой привязали большого грузного мужика. Руки приговоренному к смерти связали за спиной. Такие меры предосторожности не позволяли мужику ни развязать веревку, ни уклониться от удара палача. Осужденный, насколько мог, вращал головой и разглядывал толпу. Из его кучерявых рыжих волос и такой же округлой бороды во все стороны торчали стебли соломы. Это наводило на мысль о том, что совсем недавно он на этой соломе спал.

Палач, здоровенный детина в облегающих штанах, голова которого была скрыта под красным остроконечным колпаком с прорезями для глаз, сжимая в руках топор, расхаживал по помосту. Поля колпака спадали на волосатую грудь, спину и плечи палача, но, несмотря на относительную обнаженность, он уже изрядно вспотел, отчего его тело блестело на солнце. За помостом, между колоннами разрушенного здания, стоял трон. Рядом с ним, беседуя, переходили с места на место несколько рыцарей. Они облачились в хауберги и поверх брони надели разноцветные платья, украшенные крестами и сказочными чудовищами. Все рыцари были коротко стрижены, но у некоторых имелись длинные бороды, которые развевались на легком ветру. Благородные воины крепко держались за рукояти мечей и изредка бросали взгляды на людей, собравшихся на площади.

Савва и его спутники пробились сквозь толпу к копейщикам. Народ, ожидающий появления правителя, который решил лично присутствовать на этой казни, делился слухами о провинности привязанного к плахе человека. Егорий стал прислушиваться к людской молве.

- Этот армен спьяну ударил высокородного крестоносца, - сказал мужик, за спиной которого висела полная яблок корзина.

- Да вовсе не так все было! - возразила ему дородная женщина. - Говорят, он обыграл крестоносцев в кости, а те решили не отдавать ему денег и убить, но не смогли с ним справиться. Он крепко их поколотил. Схватили они его только тогда, когда он, перебрав вина, уснул в конюшне. Поэтому-то на его бороде и волосах солома.

- Что ты несешь, женщина?! - выкрикнул стоящий неподалеку крепкий мужик в кожаном переднике, который наверняка был кузнецом. - Армен этот хотел взять силой девку. Крестоносцы ее спасли, а его бросили в темницу. Мне это один из стражей рассказал.

- Да уж, крестоносцы только и делают, что наших девушек спасают, - усмехнулась еще одна женщина. - Не знаете правды, так и не трепитесь! Я хозяйка харчевни, где все и произошло. Это не армен, а знатный рыцарь со своими воинами решил девку силой взять. Армен же ее защитил. Ох, и славно он с ними расправился! Так и летали крестоносцы по моей харчевне. Все столы и скамьи переломал армен об их хребты и головы. Он у рыцаря кошель забрал и со мной за весь ущерб причиненный расплатился, а сам, гуляка добродушный, продолжил вино лакать. Жажда, видать, его после драки замучила. Ну, напился он и к коню своему пошел, а в конюшне завалился на сено и заснул. Ночью крестоносцы вернулись. С собой они много воинов привели, ну и повязали спящего армена. Вы гляньте на него! Он же до сих пор от вина не отошел. Сам не понимает, где оказался.

- Верно! Верно! - поддержала толпа хозяйку харчевни. - Это больше на правду похоже!

Армен, который медленно мотал головой на плахе, и в правду создавал впечатление человека не до конца осознающего, что происходит. Егорий пересказал товарищам историю рыжеволосого бородача.

- И тут суд не по справедливости вершат, - сказал Савва.

Его слова потонули в реве медных труб, возвещающих о появлении императора. Толпа обратила взоры на разрушенное здание с колоннами. Туда же посмотрели русичи, варяг и каракалпак.

- Повелитель Романии[121], Его Императорское Величество Балдуин Второй, - зычно прокричал герольд и отошел на край лестницы.

Из темноты между колоннами в сопровождении знатных мужей появился правитель Константинополя. Он тоже облачился в хауберг, что было весьма непривычно, как для него самого, так и для его подданных, но суровые времена требовали всяческой осторожности. Это приближенные уговорили императора надеть кольчугу. В случае покушения броня могла спасти его жизнь. Платье императора, перехваченное поясом с драгоценными камнями, было покрыто золотыми нитями, которые обводили, как большой крест, так и множество других крестов на красно-желтой ткани. Кольчужный капюшон полностью покрывал голову правителя, оставляя открытым лишь овал его лица, примечательный аккуратно подстриженной бородкой. На макушке повелителя Романии красовалась золотая корона с крупными разноцветными камнями. Император уселся на трон, вцепился в подлокотники и посмотрел на людскую толпу. Его приближенные встали рядом с троном. Балдуин немного повременил, а затем грациозным жестом показал герольду, что можно начинать. Тот поклонился, вновь вышел вперед и развернул свиток:

- Указом Его Императорского Величества Балдуина Второго, этот человек приговаривается к смертной казни за нападение на знатных особ и воинов Его Императорского Величества. Да будет на то Воля и Благословение Господне!

Герольд отступил назад. Толпа выслушала приговор и не издала ни звука, молча наблюдая за происходящим, то ли из-за безразличия, то ли из-за страха. Палач посмотрел на императора. Балдуин кивнул и на мгновение закрыл глаза. Палач пошел к плахе. Напряжение в толпе возросло. Хотя люди на площади по-прежнему молчали, их взволнованность чувствовалось даже в воздухе. Палач занял удобное место, провел по лезвию топора пальцем, чтобы в сотый раз удостоверится в его остроте, и приготовился к удару. Привязанный к плахе армен продолжал непонимающе мотать кучерявой головой, хотя это и давалось ему с трудом. Лада не сводила с него взгляда. Слеза, не пожелавшая помочь девушке сдержать чувства, скатилась по ее щеке.

- Дядько Егорий! Дядько Егорий! - затараторила княжна, дергая старого воина за плащ. - Молю тебя, спаси его! Спаси!

Егорий пристально посмотрел в полные слез глаза Лады. Толпа шумно вдохнула, увидев, как топор поднялся вверх. Княжна оглянулась на замахнувшегося палача, прикрыла лицо руками и отвернулась от старого воина.

- Duel[122]! - голос Егория разнесся над всей площадью.

Руки палача дрогнули, но он замер и посмотрел сначала на толпу, откуда послышался возглас, а затем на императора. Балдуин поднял руку, приказав этим жестом палачу остановиться. Еще мгновение назад люди не обращали никакого внимания на человека с узорами на голове и его спутников, но теперь все отходили от них подальше, словно страшась Егория.

В последние годы власть монарха Романии становилась все слабее. Греческие подданные бунтовали, к стенам Константинополя подбирались враги и отчасти из-за желания показать всем, что его власть все так же непререкаема, император решился на устройство показательной казни человека, который, мягко говоря, неуважительно отнесся к его воинам и рыцарю известного ордена. Суд в городе вершил бальи[123], тем более, если речь шла о простолюдинах, но в этот раз Балдуин не преминул воспользоваться представившимся случаем, сделал исключение и вмешался в дело. Еще вечером прошедшего дня он отдал всего два приказа: схватить армена и соорудить помост для казни.

- Господа, похоже, день становится все интереснее, - сказал император и улыбнулся. - Вместо одного представления мы можем увидеть целых два.

Приближенные оценили шутку повелителя и с довольным видом закивали. Только молодой рыцарь в белом сюрко с красным крестом на груди остался невозмутим.

- Любезный, узнайте у этого странного человека, кто он такой, кто эти люди рядом с ним и откуда ему известен язык франков? - император подтянул бархатные перчатки, украшенные вышивкой и блестками, и, указав на Егория и его товарищей, обратился к стоящему у трона вельможе в красном платье.

Человек в красном вышел вперед и задал Егорию вопросы императора.

- Ваше Императорское Величество, - Егорий поклонился, - я русский негоциант и друзья мои тоже торговые люди. Мы привезли мед, мех и другие товары на продажу. В свое время мне довелось жить на землях Ваших сиятельных предков, именно поэтому я и знаю франкскую речь.

Император Балдуин заинтересовался русичем с узорами на голове и решил разглядеть его лучше, для чего поднялся с трона и величаво подошел к широким каменным ступеням, ведущим на площадь.

- Поединок - древний обычай, а я чту и уважаю старые традиции, но по какому праву ты требуешь его исполнения? - император указал на Егория.

- Неужели Вы откажете в такой чести человеку, который сражался против англичан в войске короля Франции Людовика, прозванного Львом? - Егорий уклонился от прямого ответа. - Человеку, который проливал свою кровь на землях Пуату, Лимузена и Перигора[124], и удостоился похвалы за бесстрашие и верность из уст самого короля?

- Как же ты докажешь мне, что участвовал в тех сражениях? - по лицу императора было отчетливо видно, что слова русича удивили его.

- Моими доказательствами служат шрамы на теле, оставленные мечами воинов английского короля, - вежливо ответил Егорий. - Если Вашему Величеству будет угодно, я готов их показать.

- Я верю тебе, храбрый воин, - величественно произнес император, - и все же тебе должно быть известно, что в поединке должны участвовать люди равные по знатности, но среди моих приближенных только высокородные дворяне. Мне некого выставить против тебя и твоих спутников.

- Клянусь перед Богом, государь, у себя на родине я и мои друзья достаточно знатны, чтобы вы позволили нам принять бой на мечах с вашим представителем, - не моргнув глазом, солгал Егорий.

Единственным человеком, подходящим по знатности происхождения, среди спутников старого воина была Лада, но женщинам в судебных поединках участвовать ранее не приходилось.

- Ну что ж, тогда я не могу отказать тебе в просьбе, - сказал Балдуин. - Более того, я даже не спрошу, почему ты решил заступиться за приговоренного, но у меня будет два условия, о которых я скажу чуть позже.

Егорий вновь поклонился и повернулся к товарищам, которые с нетерпением ожидали его рассказа. Все они смотрели на старого воина и не понимали, что он сделал. Только Лада улыбалась и смахивала остатки слез. В ее глазах Егорий видел благодарность.

- Есть обычай такой - за человека к смерти приговоренного можно заступиться и бой принять, чтобы жизнь его спасти, - объяснил Егорий.

- Погоди-погоди! Какой-такой бой? - забасил Илья. - Нам что, из-за какого-то хмельного армена жизнью своей не дорожить?

- Один против другого биться будет до первой крови, - ответил старый воин. - Ну, или оружия надо супротивника лишить. Не мог я Ладе в мольбе отказать, посему я и буду биться.

- Ну вот, еще один отказать не смог! - возмутился Савва. - Вот теперь жалею, что ее с нами взял. Впутала нас все-таки в несуразицу, бестолковая!

Егорий стал снимать плащ, а император тем временем присматривался к "негоциантам". Толпа шепотом обсуждала происходящее, но от этого на площади стоял невообразимый гул. Старый воин отдал плащ одному из близнецов и вытащил из-за пояса топор и палицу.

- Сражаться будешь не ты! - раздался голос императора. - Поединщика среди вас выберу я! Это мое первое условие!

Егорий ничуть не смутился, заткнул оружие за пояс и накинул на плечи плащ.

- Да, и поединок будет продолжаться до смерти одного из соперников, - продолжил император. - Этот проходимец осужден на смерть, его преступление крайне серьезно, и я решил, что так будет справедливо. Таково мое второе условие!

Толпа на мгновение замолкла и снова загудела.

- Ты чего это? - Савва посмотрел на старого воина.

- Не дозволяет он мне биться! - ответил Егорий. - Сам промеж нас выбрать хочет, кому железом махать. К тому ж, бой до смерти будет.

- Тьфу, ты! - в сердцах сплюнул Илья.

Император продолжал рассматривать Егория и его спутников, а те напряженно ждали его выбора. Толпа устремила нетерпеливый взгляд на правителя.

- Вот он! Вот этот юноша будет сражаться! - воскликнул император и указал на Ладу.

Илья дрогнул и помрачнел. Все посмотрели на княжну. Глаза девушки растерянно забегали.

- Две сабли за спиной и этот шлем. Забавный будет поединок, - император рассмеялся. - Теперь надо выбрать того, кто будет представлять меня.

Он дошел до трона и снова уселся на него.

- Не пущу! - Илья положил руки на плечи Лады.

- Не можем мы отказаться, Илья, - вздохнул Егорий. - Гляди, какая тут стража! Эти с копья, да те с самострелами. На самострелах-то у них стрелки из железа отлиты, такие и твою броню прошибут. Не сладить нам с ними. Ежели вздумаем на попятную пойти, либо в темнице сгноят нас, либо сим же днем вместе с арменом голов лишат.

Воины с арбалетами уже давно нацелились на кучку "торговцев", готовые выпустить в них болты в случае необходимости.

- Да я их одной левой..., - забасил Илья.

- Погоди! Не для того мы сюда пришли, чтобы головы тут сложить, - остановил его Савва. - Сама она пожелала с нами идти и за армена вступилась по своей воле. Судьба у нее такая, стало быть.

- Савва..., - захотел было сказать Илья.

- Нет, Илья, не перечь мне! - Савва вновь прервал княжеского слугу. - Не можем мы тут по ее глупости сгинуть и выручить ее мы не в силах.

Егорий положил руку на плечо Ильи и понимающе кивнул.

- Ну, вот и твоя пора пришла! - приободрил Савва взволнованную Ладу.

Император постукивал пальцами о подлокотник трона, поглаживал бородку и размышлял, кого бы ему выставить для поединка. Он посмотрел налево, затем направо и обратился к одному из рыцарей:

- Шевалье[125] де Боже, не желаете ли Вы выступить на моей стороне? Из присутствующих здесь вряд ли кто-то лучше Вас владеет мечом.

Рыцарь в белом сюрко с красным крестом оторвал взгляд от людей, вызвавшихся защитить приговоренного, повернулся к императору, сделал небольшой поклон и ответил:

- Государь, благодарю Вас за оказанную мне честь, но я не могу принять Вашего предложения.

Приближенные императора, услышав ответ рыцаря, зашептались.

- Отчего же? - Балдуин слегка смутился и решил подшутить над де Боже, который посмел ему отказать. - Посмотрите на соперника, он ведь так невысок и жалок. Неужели Вы не уверены в своих силах, шевалье?

- Мой государь, участие в подобных поединках строго запрещено уставом ордена, в котором я состою, - сказал де Боже. - К тому же мое присутствие здесь вызвано исключительно делами казны ордена. Есть и еще одна немаловажная причина. Сражаться против дамы я считаю ниже своего достоинства.

Рыцарь снова отвесил поклон. Отвечал де Боже учтиво, даже, несмотря на то, что император позволил себе издевку в отношении него. Балдуину, конечно же, хорошо была известна строгость орденских уставов.

- Против дамы? - смущение на лице императора сменилось притворной растерянностью, и он с умыслом не обратил внимания на замечание рыцаря относительно его займов из казны тамплиеров[126].

Де Боже в ответ кивнул.

Все это время толпа на площади, которая уже успела обсудить разговор между правителем и заезжими людьми, сохраняла гробовое молчание и ожидала новых слов от императора и человека с узорами на голове. Армен, как показалось, задремал. Во всяком случае, он закрыл глаза и не вертел рыжей головой.

- Послушай, любезный, а правда ли, что выбранный мною поединщик никто иной, как молодая дама? - обратился император к Егорию.

- Да, Ваше Императорское Величество, - ответил старый воин.

- Ну что ж, выбор уже сделан, - император вздохнул и развел руки в стороны. - Это провидение. Так было угодно Господу Богу! Однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, я изменю последнее условие. Поединщикам не надо будет обязательно убивать своего противника. Достаточно будет скинуть его с помоста. Если же побежденный все-таки погибнет, это будет считаться чистым недоразумением.

- Как Вам будет угодно, Ваше Императорское Величество, - Егорий поклонился.

Спутники старого воина устремили на него взгляды.

- Ну-у-у, уже проще! Не до смерти биться будут, - успокоил их Егорий. - Надо супротивника с помоста скинуть. Кто скинет, того и победа.

Император задумался. Его приближенные шептались и нетерпеливо ожидали решения правителя, но при этом каждый из них в душе надеялся, что выбор императора не падет на него.

- Господа, не найдется ли среди вас тот, кто добровольно решится на поединок с этой девушкой? - произнес Балдуин после непродолжительных размышлений и оглянулся по сторонам.

Рыцари и вельможи затихли. Огромный рыцарь в черном сюрко с белым восьмиконечным крестом на груди вышел вперед. До этого времени он стоял позади всех, а точнее скрывался за колонной, из-за которой наблюдал за казнью. На лице рыцаря под левым глазом и на щеке темнел огромный синяк. Тем не менее, он не уродовал, а скорее даже украшал его страшное лицо.

- Позвольте мне сразиться с этой девкой, мой государь! - низким и довольно неприятным голосом сказал рыцарь в черном. - Я выпущу ей внутренности и заставлю их сожрать у вас на глазах.

Император скорчил неприятную мину, затем сменил ее на кривую улыбку.

- Будьте так добры, избавить нас от этого неприятного зрелища, шевалье Монстрé, - сказал Балдуин. - Раз Вы единственный желающий, так уж и быть, я позволяю Вам принять участие в поединке.

Монстрé пошел к ступеням, ведущим на площадь.

- Но Мы расстроены, господа! Да-да, Мы расстроены! - разыгрывая обиду, воскликнул Балдуин. - Так-то вы любите своего императора, что никто, кроме доблестного шевалье Монстрé, не вызвался для участия в поединке. Мы сильно огорчены!

Император жестом показал, чтобы человек в красном платье склонился к нему.

- Господи, ну как такие убожества, как Монстрé, оказываются среди иоаннитов[127]? - тихо произнес Балдуин, чтобы его мог услышать только собеседник. - Он мне противен! Утешает лишь то, что я буду доволен и в случае его вероятной победы и в случае его поражения, которое маловероятно. Если он победит, он подтвердит правоту моего приговора, ну, а если будет побежден, это станет уже вторым позорным поражением за два дня. Присутствуй здесь командор ордена, он, конечно, не позволил бы Монстрé сражаться, но его нет, так что никаких препятствий для этого живодера не имеется. Что Вы думаете по этому поводу, герцог?

Балдуин слегка приоткрыл рот и провел пальцем по левой щеке, намекая на синяк на лице Монстрé. Герцог улыбнулся.

- Не всем суждено быть такими благородными людьми, как Гийом де Боже, государь, - ответил он. - В любом войске и ордене полно негодяев и мерзавцев. Что касается поединка, то я склонен считать, что у этой девицы нет ни единого шанса.

- Да-да, Вы как всегда правы, герцог, - согласился император. - Отдайте приказ - пусть приговоренного вместе с плахой оттащат на край помоста. Я хочу, чтобы он наблюдал за поединком, решающим его судьбу.

Герцог слегка поклонился императору и пошел к копейщикам, которые стояли внизу, справа от лестницы. Он отдал им распоряжения и вернулся на свое место у трона. Два воина, оставив щиты и копья, вбежали на помост. Они схватили осужденного под руки и попытались его поднять. От этой возни армен пробудился. Он закряхтел и встал с колен вместе с тяжелой плахой. Воины и палач толчками довели его до правого края помоста и заставили снова опуститься на колени. Плаха гулко ударилась о доски. Армен завертел головой, пытаясь хоть что-нибудь увидеть и понять, что происходит.

Монстрé взошел на помост и натянул на голову кожаный подшлемник с туго набитым валиком по всей окружности головы, который располагался выше бровей. Затем он надел топхельм[128], похожий на ведро. Под прямоугольными прорезями для глаз на шлеме располагалось множество круглых отверстий. Левая часть шлема, как раз там, где были эти маленькие отверстия, оказалась смятой ударом чего-то тяжелого, возможно, вражеского копья или палицы. Подобный шлем не подходил для пешего боя, но очевидно даже сам Монстрé хорошо понимал, что в другом шлеме он будет выглядеть нелепо. Рыцарь вытащил из ножен длинный меч и, размахивая им и небольшим треугольным черным щитом с белым восьмиконечным крестом, стал дожидаться соперницы.

Илья, увидев противника Лады, еще больше заволновался.

- Ну вот, бестолковая, нашла беду на свою неразумную голову! - запричитал он, наставляя девушку. - Ежели совсем тяжко будет, ты с помоста-то прыгай да к нам беги. Поняла?

Лада кивнула. Илья снял плащ с княжны и накинул его на свое плечо.

- Тяжко не будет! Ежели вон тот рыдель[129], что в белом с красным крестом, биться бы вышел, то тяжко было бы, а этого Лада уморит, - Егорий кивнул на Гийома де Боже, который стоял, скрестив руки на груди, и пристально смотрел на русичей. - Солнце высоко стоит. Жарковато твоему супротивнику придется в такой-то броне. Ты главное, дочка, больше суетись, бегай по помосту, чтобы он тебя мечом не достал. Удар-то у него тяжелый должон быть.

- Сабли под меч не подставляй! - перебил старого воина Илья. - Выбьет он их у тебя, как пить дать, выбьет!

- Дядько Егорий, а ежели я с помоста спрыгну, чего с арменом-то будет? - девушка тряслась от проверки, которую учинил Илья ее кольчуге и оружию, но, похоже, ее больше волновала судьба осужденного, чем своя собственная.

- Чего-чего?! Казнят его! - беззаботно ответил Егорий. - Голову долой и всего делов‑то.

- Тогда не спрыгну! - твердо сказала Лада.

- Я тебе не спрыгну! - рассердился Илья. - Спрыгнешь, как миленькая спрыгнешь, и ко мне бегом!

- Не спрыгну! - заупрямилась княжна.

- Ну и бес с тобой, ослица упрямая! - крикнул на нее Илья.

Савва высвободил Ладу из рук наставника и отвел в сторону, чтобы Илья успокоился.

- Ну, что? - сказал он. - Страшно, небось?

Лада кивнула.

- Ну и славно, только там надо страх побороть, - Савва показал на помост. - Помнишь, что тебе Илья да Егорий насоветовали?

Лада снова кивнула.

- Теперь меня послушай, - продолжил Савва. - У рыделя, что с тобой биться будет, броня глухая. Все она прикрывает, только вот на ногах у него броня тонкая, туда тебе и метить надо. Ты от удара увернись и по коленям его, по коленям. Непросто это будет сделать, но ты ловкая, должна суметь. Меча его берегись!

Савва проверил, как сидит шлем на голове девушки, и подтолкнул ее к помосту. Эрик схватил за руку проходившую мимо Ладу.

- Ти спраавитса, - коверкая слова, тихо сказал варяг.

Его пальцы проскользили по руке девушки до ее пальчиков и сцепились с ними. Лада подарила Эрику ласковый взгляд своих бездонных глаз. На эти несколько мгновений княжне и варягу показалось, что время остановилось. Затем Лада повернулась к помосту и вбежала на него, не сводя взгляда со своего огромного противника.

Рыцарь расхаживал по помосту, размахивал мечом и сквозь прорези на шлеме смотрел на привязанного к плахе армена. Когда Монстрé увидел на помосте Ладу, он встал в боевую стойку, прикрылся щитом и направил меч на девушку. Княжна резко выхватила сабли, быстро ими завертела и приняла позу для атаки, держа обе сабли остриями к небу.

Император восторженно заохал и оглядел приближенных, чтобы увидеть, оценили ли они действия девушки.

- Господа, поединок будет даже интереснее, чем я ожидал, - сказал Балдуин, улыбнулся и тихо добавил для герцога: - Шансы этой девчонки в моих глазах слегка возросли.

Толпа загудела. Людей становилось все больше и больше. На площади уже не хватало места для всех желающих посмотреть на поединок и казнь, которая все еще могла состояться. Видимо слух о событиях, происходящих на форуме Константина, разлетелся по всему городу, и народ, побросав все свои дела, устремился сюда. Русичи, варяг и каракалпак вплотную прильнули к щитам копейщиков, только Илья ходил позади них, теребил плащ Лады и изредка посматривал на помост. Армен повернул голову и помутневшим взором уставился на юную воительницу, рискующую своей жизнью ради него. Император взмахом руки положил начало схватке.

Лада и Монстрé закружили на помосте, не решаясь сделать первый выпад. Девушка двигалась значительно быстрее рыцаря и не давала ему возможности нанести выверенный удар. Вскоре эта пляска надоела Монстрé, он зарычал и бросился на Ладу. Рыцарь махнул мечом сверху вниз, княжна увернулась, и клинок неглубоко вонзился в доску помоста. Лада воспользовалась этим, в прыжке нанесла поочередно удары обеими саблями по шлему крестоносца и отскочила от него. Толпа возликовала, радуясь ловкости девушки. Император и его приближенные молча наблюдали за схваткой, ожидая удачных действий от своего поединщика. Монстрé затряс головой, вытащил меч из доски и громко захохотал. Из-за его шлема казалось, что он смеется, сидя в колодце. Ладу это несколько смутило, но она продолжала переступать с ноги на ногу, выгадывая новую возможность нанести удар.

Рыцарь вновь бросился в атаку и нанес два рубящих удара: от первого девушка отпрянула, а второй угодил по ее сабле. Лада удержала саблю, но рука сильно гудела из-за вибрирующего клинка. Княжна крепче сжала рукоять, чтобы унять ее. Монстрé наступал. Он решил выбить девушку с помоста, как можно быстрее.

Толпа шумно отзывалась на каждый взмах и удар сражающихся. Друзья Лады не сводили глаз с помоста. Илья вздрагивал при каждом ударе рыцаря и недовольно пыхтел, оценивая действия воспитанницы. Монстрé, не жалея сил, махал мечом, но никак не мог угодить в юркую соперницу. Девушка делала невообразимые прыжки, уклонялась, перекатывалась по помосту и была просто неуловимой для воина в тяжелой кольчуге и шлеме, который ограничивал его обзор. У императора это зрелище стало вызывать множество положительных эмоций. Обычный скучный день превратился для него в праздник. Балдуин ерзал на троне, то и дело, восторженно восклицал и оценивал действия бойцов, поглядывая на приближенных.

Лада отходила назад под напором рыцаря и вскоре оказалась на краю помоста. Монстрé смекнул, что действовать надо осторожнее, и делал короткие выпады, заставляя девушку отступать. Но его задумка не удалась. Княжна выбрала удобный момент, сделала рывок вперед, кувыркнулась, уклонившись от очередного выпада рыцаря, и вскочила на ноги в середине помоста. Толпа сначала громко вздохнула, а потом вновь радостными криками встретила этот маневр маленького бойца. Люди на площади благоволили к девушке. Рыцаря же явно бесила прыткость его соперницы. Он повернулся и со звериным рычанием ринулся на нее, но произошедшее следом обескуражило Монстрé.

Ладе надоело бегать от огромного воина в кольчуге с головы до пят, который к тому же был крайне неповоротлив, и она, не дав Монстрé сделать и трех шагов, подбежала к рыцарю и обрушила на него град ударов. Монстрé начал отступать. Он прикрывался щитом и отбивал некоторые удары девушки мечом. Толпа ревела от дикого удовольствия, наблюдая за сверкающими клинками княжны. Лада улучила возможность, резко наклонилась и нанесла удар по правому колену рыцаря. Это было очень рискованно. Монстрé мог бы рубануть мечом по незащищенной спине девушки, но он был настолько ошарашен бешеной атакой Лады, что пропустил этот удар и оставил его без ответа. Княжна ранила противника и отскочила от него на безопасное расстояние.

Император приподнялся на троне от неожиданности. Его приближенные не верили своим глазам и переглядывались, раскрыв от удивления рты. Только Гийом де Боже по‑прежнему был невозмутим и не сводил глаз с помоста. Илья положил руки на плечи близнецов и оперся на них. Лицо его было бледным от переживаний. Савва по привычке скрестил руки на груди и, хотя взгляд его был устремлен на помост, со стороны казалось, что он пронзает им все насквозь, открывая для себя далекие края, невидимые другим. Лица остальных товарищей Лады были напряжены. Эрик в душе рвался на выручку возлюбленной, а Егорий вконец измучил свой правый ус, то накручивая его на палец, то снова приглаживая.

Монстрé захромал и от бессильной злобы стал орать и осыпать Ладу ругательствами и проклятиями. Из колена рыцаря через рассеченный кольчужный чулок обильно потекла кровь. Крестоносец продолжал медленно отступать, чтобы оправиться, но Лада решила не давать ему такой возможности. Она снова стала быстро вращать саблями и пошла на Монстрé. Раненное колено беспокоило рыцаря и он понимал, что оно не позволит ему нанести сильный удар. Монстрé надеялся перехитрить девушку, притворившись неспособным сражаться, и когда она подойдет достаточно близко, вложить все силы в один удар, чтобы решить исход поединка. Лада перестала вращать сабли, схватилась покрепче за их рукояти и подбиралась к раненному рыцарю. Толпа замерла в ожидании новых ударов. Армен, который на протяжении всей схватки вертел головой, посмотрел налево, чтобы увидеть, что произойдет.

Монстрé оказался на краю помоста, остановился и стал дожидаться приближения княжны. Для пущей убедительности он от усталости склонил голову. Лада, перебирая ногами, подходила к нему все ближе. Рыцарь покрепче сжал рукоять меча, это не укрылось от глаз княжны. Уже тогда Лада знала, что будет делать. Монстрé взмахнул мечом. Девушка пригнулась, пропустила смертоносное лезвие над головой, в мгновение ока приподнялась и послала правую саблю вдогонку за рукой рыцаря, держащей меч. Сабля рассекла кольчужную перчатку. Монстрé завопил от боли и выпустил меч, который ударился о помост, отлетел еще дальше и звонко упал на мощеную площадь. Лада стремительно повернулась налево и другой саблей, миновав щит рыцаря, со спины ударила соперника по левому колену. Оба удара девушка нанесла так быстро, что те, кто моргнул в этот миг, увидели лишь падающего на колени рыцаря, из ран которого хлестала кровь. Лада отскочила в сторону и встала в стойку.

Толпа от восторга стала потрясать руками в воздухе. На площади выросло разноцветное поле, колосьями на котором были людские руки. Данила и Никита трясли друг друга и орали, к ним присоединился Аттила. Эрик прыгал и радостно махал руками вместе с горожанами. Егорий улыбнулся, стукнул кулаком в плечо Илье и вырвал княжеского слугу из охватившего его оцепенения. На лице Саввы появилась улыбка. У трона, наоборот, царило разочарование. Император потирал рукой лоб и скрывал при этом глаза, а его приближенные даже перестали переговариваться и взирали на людское ликование.

Лада обернулась к людям на площади, опустила руки и улыбнулась. Однако Монстрé не желал так просто сдаваться. Он воспользовался тем, что девушка от него отвернулась, зарычал и из последних сил метнул в нее щит. Щит угодил Ладе в голову. Девушка без чувств упала на помост. Шлем, который принял на себя удар, слетел с ее головы, и длинные светлые волосы Лады маленьким водопадом хлынули на доски помоста. Толпа замолкла. Веселье прекратилось также быстро, как и началось. Илья хотел броситься к помосту, но Савва и Егорий удержали его. Эрик в отчаянии опустил руки, лицо его стало таким же бледным, как и у Ильи. Близнецы и Аттила перестали прыгать и уставились на помост, не понимая, что же произошло. Из глаз Ильи потекли слезы.

Император и знатные дворяне продолжали молча взирать на помост. Даже у них поступок поверженного рыцаря вызвал лишь презрение. Монстрé, стоя на коленях, развел руки и захохотал. Шлем на голове придавал его смеху зловещее клокотание. Армен посмотрел на лежащую девушку. Ее волосы метались в разные стороны от легкого ветерка. Армен широко расставил колени, напрягся, стиснул зубы, зарычал и поднял тяжелую плаху. Затем, что было силы, он опустил ее на помост. От удара плахи раздался глухой звук. Доски помоста задребезжали.

- Смотрите! Смотрите! - выкрикнул кто-то в толпе.

Вскоре уже сотни рук указывали на помост. Лада зашевелилась. Она потерла ушибленное место, открыла глаза и, вспомнив, где находится, подбросила ноги в воздух и без помощи рук вскочила на доски помоста. Толпа радостно взревела. Илья вопил и потрясал в воздухе огромным кулаком. Лада посмотрела на Монстрé. В глазах девушки горела ненависть. Она подняла сабли и пошла на рыцаря, который стоял на коленях на самом краю помоста. Монстрé обреченно опустил руки и склонил голову. Лада подошла к нему поближе и ударом ноги в грудь столкнула с помоста. Рыцарь упал на каменные плиты площади, подняв в воздух облако пыли. Так он и лежал на спине до тех пор, пока по приказу герцога к нему не подбежали несколько воинов и не унесли с площади.

Толпа безумствовала. Копейщикам императора с трудом удавалось сдержать народ. Лада вставила сабли в ножны, подобрала шлем и сбежала с помоста. Не успела она протиснуться через цепь воинов, как попала в объятия Ильи. Он оторвал ее от земли и закружил, а когда Лада вновь оказалась на ногах, пришло время остальных поздравить ее. Егорий улыбнулся и потрепал волосы княжны. От Эрика она удостоилась дружеского тычка в плечо, на который ответила таким же, только сильнее. Близнецы и каракалпак стояли рядом с сияющими от счастья лицами и толкали друг друга локтями, а затем стали радостно обнимать девушку, одержавшую победу в нелегком поединке.

Император поднялся с трона, жестом отдал распоряжение освободить приговоренного к казни и пошел к входу в разрушенное здание, на другой стороне которого его ждала личная охрана и паланкин[130]. Весь его двор последовал за ним, за исключением рыцаря-тамплиера Гийома де Боже. Освобожденный армен оттолкнул в сторону палача, который перерезал веревки на его руках и спине, шатаясь в стороны, спустился с помоста, бесцеремонно растолкал копейщиков и людей на площади и под хохот толпы ушел через большие ворота. Русичи, варяг и каракалпак проводили его непонимающими взглядами.

- Вот тебе и благодарность, дочка! - сказал княжне Илья, смотря вслед армену.

Копейщики стали щитами выдавливать толпу, чтобы народ расходился. Гийом де Боже сошел по ступеням на площадь и зашагал к месту, где находилась храбрая девушка и ее друзья.

- Мой совет вам: сегодня же покиньте город! - сказал тамплиер, когда приблизился к Егорию. - Император весьма неуравновешенный человек и может захотеть снова увидеть Вас и Ваших друзей.

Появление рыцаря прервало веселое общение "русских негоциантов". Они стали наблюдать за разговором Егория и воина в белом.

- Шевалье, не подскажите ли Вы нам, не служит ли в гвардии Его Императорского Величества варанг[131] по имени Сигурд? - Егорий решил воспользоваться удобным случаем и узнать что-нибудь о дяде Эрика.

- Я знаю только одного Сигурда, - ответил рыцарь. - Если Вы говорите о Сигурде Одноглазом, то в этом городе вам любой подскажет, где его найти, но он не служит у императора Романии.

- С нами его племянник и он уверен, что его дядя должен охранять самого императора, -  сказал Егорий.

- Вы, похоже, не знаете, что император не набирает к себе на службу варангов, - пояснил де Боже, - а те, что служили у базилевса[132] Византии, уже много лет назад были побеждены войсками крестоносцев и ушли вместе со своим повелителем. Сейчас их можно встретить только на другом берегу пролива, в Никее[133] - нынешней резиденции ромейского[134] императора Феодора Ласкариса.

- А где нам отыскать Сигурда Одноглазого? - спешно поинтересовался Егорий, которого копейщики вместе с другими людьми принялись вытеснять с форума.

- В кабаках у гавани Элевтерия, -  крикнул ему де Боже.

- Благодарим Вас, шевалье! - прокричал в ответ Егорий.

Гийом де Боже попрощался легким поклоном головы.

Они покинули площадь через те же ворота, через которые вошли на форум Константина. Идти приходилось быстро, движение толпы вынуждало это делать. Егорий решил рассказать друзьям не все, о чем поведал ему тамплиер, чтобы преждевременно не разочаровывать их. На ходу, перекрикивая шумное столпотворение людей, он сказал лишь, что дядю Эрика надо искать на другом конце города в харчевнях у пристани.

Ведомые Егорием они выбрались из людского потока на большой улице и пошли к гавани Элевтерия коротким путем, через извилистые улочки. Несмотря на дневное время, в узких проходах между постройками, помнящими еще римское могущество, было темновато. Тут и там им встречались кучки людей со свирепыми лицами. Жители этих трущоб сопровождали незнакомцев недобрыми взглядами, но подойти не решались. Видимо весть о странном человеке с узорами на голове и девушке, сразившей рыцаря, уже достигла этой части города и желающих проверить силу мужчин, сопровождающих храбрую воительницу, не находилось. Места, по которым они проходили, были еще невзрачнее, чем полуразрушенные городские здания, увиденные ранее. К разрухе добавились повсеместная нищета, грязь, сточные канавы и мерзкое зловоние. Все, кроме Егория, шли и озирались по сторонам, и только старого воина не интересовало, что происходит вокруг него. Он уверенно шагал к гавани Элевтерия.

Они вырвались из удушливой тесноты маленьких улиц и оказались на мощеной набережной широкой гавани. Здесь было еще больше кораблей, чем на той пристани, где они оставили драккар Эрика. По спокойной воде между большими кораблями сновало множество лодок. Люди на них, то и дело, что-то разгружали и погружали, отвозя товары либо на берег, либо на другие корабли. Людское столпотворение на пристани создавало невообразимый шум, по которому можно было судить, что торговля в самом разгаре и принесет хорошие барыши заморским купцам. На выходе из гавани вода была перегорожена стеной, которая оставляла два прохода для кораблей. Через один проход в гавань вплывали все новые и новые корабли, а через другой они ее покидали, отправляясь в далекие края.

Егорий сразу же приметил длинный красногрудый драккар у одного из причалов. У корабля викингов почти не было людей, только двое на драккаре и один на причале. Троица рослых светловолосых северян о чем-то переговаривалась, стараясь перекричать галдящую по соседству толпу торговцев у большого корабля со стягом, на котором был изображен крылатый лев с раскрытой книгой в когтистой лапе.

Голова дракона на форштевне драккара отсутствовала. Уже потом стало ясно, что она скрывается под мешковиной на днище корабля. Глядя на устрашающий резной хвост на корме, можно было только догадываться о свирепости головы диковинного чудища. Эрик опередил всех и поспешил на причал.

- Vart du heilur[135]! - крикнул он, когда пробрался через толпу торговцев.

Светловолосый великан, стоявший на причале, обернулся. Северяне на драккаре поприветствовали Эрика кивками.

- И тебе здравствовать! - ответил на приветствие великан. - Ты из Нордвега?

- Да, - Эрик указал на стоящих позади него русичей и каракалпака, - а это мои друзья из Гардарики.

- Расскажи, как там поживают старые фьорды[136]? - великан положил огромную ручищу на плечо Эрика.

- Вода в них все также тиха, как и прежде, - ответил варяг.

Великан улыбнулся и, прикрыв глаза, закивал.

- Меня зовут Рагнвальд, - он протянул Эрику руку.

- А меня Эрик, - варяг пожал запястье Рагнвальда. - Я ищу своего дядю Сигурда. Не знаешь ли ты такого?

Рагнвальд посмотрел на Эрика и повернулся к двум северянам на драккаре, которые все это время наблюдали за разговором их друга с незнакомцем.

- Говорит, что он приходится племянником Сигурду, - Рагнвальд постарался перекричать торговцев.

Викинги на драккаре остались безмолвны и продолжали рассматривать Эрика.

- Ну что ж, я отведу тебя к Сигурду Одноглазому, а там разберемся, кто ты есть на самом деле, - сказал Рагнвальд. - Но если ты солгал, то ты очень сильно пожалеешь об этом.

Викинг-великан зашагал в сторону берега. Эрик поспешил за ним и присоединился к русичам и каракалпаку.

- Егори, моя дяядко ниикогда не зват "Одиин глаз", - обратился Эрик к старому воину, беспокоясь за свою участь после сказанного Рагнвальдом. - Мы наити не тот Сиигюрд, не моя дяядко.

- Теперь уж ничего не поделаешь, - сказал Савва. - Дойдем, а там поглядим!

Рагнвальд шел молча и не оглядывался на идущих за ним людей. Они покинули гавань, пробившись сквозь разношерстную толпу, и по берегу мутной реки, лениво текущей из города в гавань Элевтерия, дошли до большой площади.

- Здесь, стало быть, в былые времена бык медный стоял, так в том быке людей провинившихся жгли, - сказал Егорий, когда они пересекали площадь. - Бывало, запрут человека внутри и жарят на огне. Оттого место это до сего дня Бычьей площадью[137] называют. Суд да казнь по обычаю здесь творятся, но, видать, сегодня повелителю ихнему неохота была сюда ехать, от хором его далековато.

Рассказ Егория вызвал у всех чувство непонятного трепета, и близнецы с Ладой еще долго озирались на то место, где раньше стояла статуя, обрекавшая преступников на ужасные предсмертные муки.

С площади они свернули на одну из шумных грязных улочек. Тусклый свет, проникающий через низкий дверной проем, над которым висела выцветшая вывеска, гласящая о том, что здесь находится харчевня "Финикийская звезда", слегка рассеивал тьму на улице. Пьяные мужики, шатающиеся у входа, хриплыми голосами поддерживали громкую песню, которая доносилась из харчевни, и размахивали большими деревянными и железными кружками. Рагнвальд поприветствовал кого-то, склонился и вошел внутрь. Савва и его спутники последовали за ним.

Оказавшись внутри, они слегка опешили и сбились в кучку у порога. Харчевня, освещенная огоньками подвешенных у потолка масляных ламп, была заполнена множеством людей довольно грозного вида, которые пили из кружек и горланили песни. Кто-то из них сидел за большими дубовыми столами и стучал кружками по изрезанной ножами столешнице, другие стояли посреди харчевни и, то и дело, задирались с соседями, стараясь их перепеть и перепить. Все они были одеты примерно в такие же одежды, что были на Эрике и Аттиле, только вот на них не было кольчуг, которую на всякий случай надел молодой варяг. Рагнвальд растолкал этих весельчаков и подошел к столу, за которым сидело всего два человека. Один из них был темноволос, коротко стрижен и постоянно, сделав глоток-другой из кружки, поправлял темную бороду, растирая по ней не попавшие ему в рот капли. Второй склонился над кружкой. Косматые седые волосы полностью скрывали его лицо, сжатые в кулаки руки лежали на столешнице. Рагнвальд склонился к нему и начал говорить. Человек за столом, не поднимая головы, слушал великана. Остальные северяне в харчевне не обратили внимания на появление нескольких людей довольно странного вида, да еще и с человеком, голова которого была покрыта узорами. Они продолжали громко петь и опорожнять кружки. Видимо, их в этой жизни уже ничем нельзя было удивить.

Человек, с которым говорил Рагнвальд, ударил кулаком по столу. Песня мгновенно смолкла. Только теперь все взгляды устремились на незваных гостей. Рагнвальд жестом подозвал Эрика. Варяг вышел из-за спин Егория и Саввы и зашагал к нему. Седовласый человек резко поднялся из-за стола и быстро пошел навстречу Эрику. Косматые волосы, небрежно разбросанные на его голове, сливались с седой бородой и скрывали лицо. К тому же он шел, склонив голову, что тоже мешало его разглядеть. Воцарившаяся вокруг тишина даже Савве показалась неуместной для подобного заведения, но никто из викингов не посмел сойти с места или произнести слово. Человек, к воле которого окружающие относились со столь серьезным уважением, остановил Эрика, положил руки ему на плечи и поднял голову, чтобы посмотреть на молодого варяга. От него несло терпким запахом вина. Эрику было неприятно ощущать его дыхание. Человек долго разглядывал варяга левым глазом, который суетливо бегал за прядью седых волос. Затем он отпустил Эрика и убрал назад волосы. Страшный шрам, проходивший ото лба до правой щеки и разделивший надвое мохнатую бровь, явственно показывал, каким образом этот человек лишился правого глаза. На красном разгоряченном лице старого викинга появилась улыбка, обнажившая его испорченные зубы, в ряду которых нескольких не хватало.

- Эрик! Сынок! - закричал он и обнял Эрика.

- Дядя?! - промямлил молодой варяг, не успевший узнать в этом человеке брата своего отца.

На свирепых и недружелюбных лицах северян вновь появились улыбки. Они начали громко переговариваться и указывали на Эрика. Сигурд выпустил Эрика из крепких объятий, положил руку на его плечо и повернулся к своему столу.

- Олаф! - Сигурд обратился к темноволосому викингу. - Олаф, ты узнаешь этого мальца?

- Как же мне не узнать его, это же сын Харальда! - воскликнул Олаф и встал из-за стола. - Когда мы с тобой отплывали от родных берегов, он был еще совсем маленьким.

Пришла очередь Олафа обнимать варяга, и Эрик снова оказался в ничуть не менее крепких объятьях. Русичи и каракалпак заметно повеселели, поняв, что Эрик нашел своего родича, хотя по-прежнему стояли у порога и не решались слиться с шумной веселой братией викингов.

- Всем вина! Я угощаю! - провозгласил Сигурд. - Ко мне приехал племянник, которого я не видел пятнадцать долгих лет.

Северяне радостными воплями встретили щедрый жест старого викинга.

- Дядя, это мои друзья, - сказал Эрик и указал на русичей и каракалпака, - и мы очень голодны.

- О, вот это я всегда любил в твоем отце, - Сигурд засмеялся и хлопнул Эрика по плечу. - Он даже в схватке умудрялся кусать копченную кабанью ногу.

Сигурд стал размахивать руками и подзывать к себе друзей племянника.

- Друзья Эрика - мои друзья! Садитесь за мой стол! - закричал викинг, затем он разыскал единственным глазом хозяина харчевни и обратился к нему на греческом языке: - Эй, хозяин! Всего лучшего нам из твоих припасов, да побольше!

Толстый лысый мужик в белой замасленной рубахе и темном кожаном переднике закивал, отдал распоряжения служкам и бросился к столу Сигурда, чтобы стряхнуть с него крохи и объедки - остатки былого пиршества. Русичи, варяг и каракалпак уселись за дубовый стол вместе с Сигурдом и Олафом. Сигурд стал рассматривать Егория, остальным он уделил куда меньше времени.

- Не встречались ли мы с тобой ранее, разукрашенный человек? - сказал старый викинг.

- Может быть, и встречались, - ответил Егорий. - Я во многих местах побывал.

- Уж больно лицо мне твое знакомо, - Сигурд, казалось, не удивился ответу на родном для себя языке и моргнул.

Сзади к Егорию медленно подкрался невысокий крепыш. В шуме и веселье, стоявшем в харчевне, никто не обратил внимания на знак, который подал Сигурд. Даже Савва и Илья озирались по сторонам, рассматривали викингов и не ожидали нападения, не говоря уже о любопытных близнецах, Ладе и Аттиле. Человек за спиной Егория достал длинный нож и замахнулся, чтобы ударить старого воина. В тот миг, когда острие ножа приблизилось к шее, Егорий, не оборачиваясь, поймал руку крепыша и сильно сдавил его запястье. Викинг взвыл от боли. В харчевне вновь все умолкли. Савва и Илья поднялись из-за стола, оттолкнули скамью и схватились за рукояти мечей. Лада запрыгнула на стол и выхватила из-за спины сабли. Савва и Илья убедились, что никто не нападает на них, и не обнажили клинков. Крепыш, бородатое лицо которого было искажено от невыносимых страданий, разжал пальцы и выпустил нож. Егорий за все это время даже не шелохнулся. Только теперь он выпустил руку викинга, и тот, потирая запястье, отошел в сторону.

- Если бы я пожелал убить тебя, ты был бы уже давно мертв, - сказал старый воин Сигурду.

- Ну что уставились? - грозно закричал Сигурд на оцепеневших викингов. - Продолжайте пить, есть и веселиться!

Веселье в харчевне возобновилось. Савва, Илья и Лада снова сели за стол. Близнецы и Аттила даже не успели понять, в чем дело. Эрик смотрел на своего дядю с укоризной.

- Прости, друг! - сказал Сигурд, обращаясь к Егорию. - Тяжелое время наступило для нас. В этом городе многие хотели бы убить меня, так что всегда лучше лишить жизни подозрительного человека, чем самому потом захлебнуться в собственной крови.

- Забудем об этой маленькой неурядице, - предложил Егорий.

Хозяин харчевни поднес мытые кружки и большой кувшин с вином. Сигурд выхватил у него кувшин и до краев наполнил две кружки. Затем он протянул одну из них Егорию. Старые вояки сильно чокнулись кружками, да так что вино из них расплескалось, и под общий одобрительный гул одновременно осушили их.

- И все же, где-то я тебя видел, - повторил старый викинг.

- Может быть, может быть, - задумчиво произнес Егорий, хитро сощурил глаза и улыбнулся.

Хозяин харчевни быстро указывал служкам, куда надо ставить деревянные тарелки с едой. На столе появились еще дымящиеся жаренные свиные ребра, окорок, какая-то похлебка, фрукты и хлеб. Проголодавшаяся за день молодежь сразу набросилась на еду, не дождавшись разрешения старших. Да и сами Савва, Егорий и Илья не стали сдерживаться, принялись поглощать вкусную пищу и запивать ее превосходным вином. Эрик хотел было рассказать дяде, что с ним произошло, но Сигурд остановил его.

- Нам не куда спешить, малыш, так что спокойно поешь, а потом поведаешь мне о своих делах и причинах, забросивших тебя в Миклагард, - сказал он, со счастливой улыбкой наблюдая за тем, как его племянник расправляется с яствами.

Сигурд подметил, как Эрик смотрит на Ладу, и стал разглядывать девушку. Княжна красивыми белыми зубками обглодала пару-тройку жареных ребер и принялась за грушу.

- Значит, это она сразила рыцаря на площади? - тихо поинтересовался Сигурд у Эрика, дав понять, что ему известно о дневных похождениях племянника и его друзей.

- Да, дядя, - Эрик оторвался от трапезы, - а еще... мне кажется... нет, мне не кажется... я ее люблю.

- Да, мой мальчик, ты сделал замечательный выбор! - со знающим видом произнес старый викинг. - Она очень похожа на твою мать, которая всегда была верной спутницей моего брата во всех его переделках.

Сигурд встал из-за стола и поднял кружку.

- Эй, бродяги, наполните свои кубки! - Старый викинг посмотрел на деревянную кружку, совсем не похожую на кубок, и засмеялся.

Северяне захохотали вместе с ним.

- Мы должны выпить за эту прекрасную девушку, - продолжил Сигурд и указал на Ладу, - которая, подобно валькирии[138], сегодня на площади Константина уложила проклятого негодяя Монстрé на виду у городского люда. Все знают, как этот мерзавец докучал нам своими проверками, так вот теперь мы его долго не увидим!

Викинги снова громко захохотали, подняли кружки вверх и поприветствовали княжну. Сигурд осушил кружку, вслед за ним то же самое сделали и остальные. Лада, которая не ожидала такого радушного приема, покраснела и заулыбалась. Илья, уже слегка захмелевший от вина, на удивление радостно воспринял это действо и тоже выпил за воспитанницу, не оставив и капли на дне большой кружки.

Друзья Эрика насытились и распустили пояса, потому что их набитые животы этого настойчиво требовали. Викинги затянули новую песню. Русичи и каракалпак с удовольствием слушали их, хотя не понимали ни слова. Но этого и не требовалось. Любой воин чувствует, когда в песне поется о далекой родине или славных битвах. Эрик и Егорий стали подпевать северянам и их голоса слились в едином хоре.

К вечеру харчевня опустела. Викинги ушли устраиваться на ночлег, к тому же хозяину пора было закрывать заведение. Городскими законами запрещалось оставлять харчевни открытыми допоздна. Сигурд договорился с лысым толстяком о том, чтобы он, Олаф и Эрик с друзьями остались ночевать в харчевне, и когда со столов все было убрано, они уселись за самый большой стол, чтобы поговорить.

Сначала Эрик поведал дяде о том, что произошло в родных краях, о своих злоключениях по пути в Константинополь и о той помощи, которую ему оказал Савва и его спутники. Затем он рассказал ему о причинах, которые привели русичей вместе с ним, и предложил идею, как можно было бы вернуть похищенный шлем. Сигурд и Олаф слушали сына Харальда, который столь стремительно превратился для них из маленького мальчика в молодого мужчину, и их лица становились все мрачнее. Иногда старые викинги переглядывались, но до конца рассказа не проронили ни слова. Когда Эрик закончил говорить, Сигурд вышел из-за стола. Он некоторое время ходил по харчевне и о чем-то размышлял.

- Вот он миг славы, Олаф, - печально сказал Сигурд другу, когда снова присел за стол. - Я так долго ждал, чтобы удача улыбнулась мне и вот в каком месте я встречаю вести принесенные племянником.

Олаф понимающе закивал.

- Мальчик мой, - Сигурд обратился к Эрику. - Посмотри на это место. Твой дядя последние пятнадцать лет провел в таких вот харчевнях. Я никогда не видел прекрасных дворцов и большого богатства. Когда мы с Олафом отплывали в Миклагард, как и другие викинги, мы мечтали о службе на правителя этого города, который всегда щедро одаривал наших воинов. Когда же добрались до вожделенного города, мы застали его таким же, каким увидели его вы. Никакой роскоши, воспетой в сагах[139], никакого изобилия и богатства, лишь разрушенные и сожженные войной дома. Вот уже пятьдесят лет здесь не прекращаются битвы.

Крестоносцы захватили Миклагард и предали его огню и разорению. Семья бывшего правителя с преданными воинами переплыла на другую сторону пролива. С тех пор они не были в своем городе, в городе своих предков. Люди говорили, что наши земляки храбро сражались против крестоносцев. Так храбро, что крестоносцам не удавалось сломить их сопротивление. Тогда крестоносцы предложили викингам уйти с миром и забрать все, что они смогут унести на себе. Наши воины спасли семью базилевса и часть его богатств. Теперь все они в Никее. Потомки тех храбрецов по-прежнему служат теперь уже новому императору, только и им пришлось забыть о той прекрасной жизни, которая была у них раньше.

Узнав об этом, я, Олаф и другие воины, приплывшие с нами, решили остаться в Миклагарде. Новый правитель, император Романии, не нуждался в таких как мы, и нам пришлось найти себе другое занятие. Мы нанимаемся на службу к тем, кто готов платить деньги за наши услуги. Если где-то надо помахать железом, пустить ко дну чей-то корабль или, наоборот, не допустить грабежа, то обращаются к нам. В один из таких походов я лишился правого глаза. Мне еще повезло, острие меча вышибло глаз, но не раскроило голову, а то я не сидел бы сейчас рядом с тобой. Иногда, чтобы раздобыть денег, мы сами разбойничаем на море, но потом нам трудно бывает сбыть награбленное, потому что местные власти строго следят за нами. Мы продаем товары за бесценок на другие корабли, даже не заходя в гавани города. Стоит нам только подойти к причалу, как нас ожидает проверка во главе с каким-нибудь благородным рыцарем, да будут все они прокляты во веки веков. Никто не хочет лишиться головы на плахе, поэтому мы вынуждены избегать лишних неприятностей.

Такова суровая правда жизни, Эрик! И вот, в один день, который до боли в печенке похож на остальные, появляешься ты, мой племянник, и говоришь мне, что я могу стать ярлом Хёрдаланда. Судьба смеется мне в лицо! Она просто хохочет надо мной!

Эрик заметно погрустнел. Русичи и каракалпак, безмолвные свидетели разговора, по лицу молодого варяга поняли, что помощь, на которую они рассчитывали, им стоит искать в другом месте. Савва помрачнел, скрестил руки на груди и склонил голову.

- Что же нам делать, дядя? - отчаялся Эрик. - Шлем у кочевников, а дома меня ждет мать и наши люди, жизнь которых висит на волоске.

Сигурд уставился на столешницу и снова задумался.

- Наш народ славен тем, что никогда не сдается, даже в самые тяжкие времена, - сказал он спустя минуту. - Мы предпочитаем достойно умереть, чем помнить о позоре поражения. Именно за это нас ценят, как воинов. Нельзя нам сдаваться и сейчас. Вам не стоит оставаться в городе. Для тех, кто побеждает крестоносцев, в нем нет места.

- Да, нас уже предупредил об этом рыцарь-храмовник, - прервал его Егорий.

- А, Гийом де Боже! - воскликнул Сигурд. - Достойный человек и воин, хоть и недолюбливает нас.

- Такого человека, как он, несомненно, ждут славные дела и храбрая смерть, - задумчиво произнес Егорий.

- Такой же участи просит у Бога любой из викингов, - сказал Сигурд.

Олаф закивал, соглашаясь с другом.

- Так вот, - продолжил старый викинг, - вам надо уходить из Миклагарда. Куда вы теперь направитесь?

- Нам надо на восток, - ответил Егорий.

Он перевел свои слова Савве, и тот закивал, подтверждая их.

- Понятно, - сказал Сигурд. - Мы переправим вас на другую сторону пролива. Оттуда вы по берегу моря поедете на восток. Драккар оставите, он пригодится нам. А вот что сделаем мы с Олафом. По всему городу мы будем искать воинов, которые не откажут нам в помощи. Затем мы направимся в Никею, и будем просить помощи у викингов, служащих у тамошнего императора. Вместе с воинами, которые согласятся идти за мной, мы последуем за вами. Я так рассудил. Но не рассчитывайте на нашу помощь! Мы можем не поспеть или вообще не собрать воинов. Северяне здесь прожигают свою жизнь, напиваясь до полусмерти. Они давно уже позабыли, что такое честь и долг. К тому же я не знаю, как нас встретят в Никее.

Егорий перевел слова Сигурда.

- Покажи им, где они должны нас нагнать, - сказал Савва старому воину.

Егорий ловко выхватил сай из сапога и начал водить острием клинка по дубовой столешнице. Он начертил такую же карту, которую уже изображал ранее в весточке для князя Александра. Викинги внимательно смотрели на линии, появляющиеся на столе. Егорий закончил и воткнул сай в то место, куда должны были придти викинги.

- Вот это..., - начал было объяснять он.

- Я знаю эти реки и моря, - прервал его Сигурд и указал на сай. - Мы будем там, и, надеюсь, мы будем там вовремя.

- Только спешите, - сказал Егорий. - Всегда и везде не давайте себе роздыху, иначе вам не успеть.

Так, за разговорами о разных делах, викинги и друзья Эрика досидели до самого рассвета. С первыми лучами солнца появился Рагнвальд. Они покинули харчевню гостеприимного толстяка и пошли через город к пристани, у которой стоял драккар Эрика. На улицах Константинополя было пустынно, лишь быстрые ласточки резвились в утренних лучах солнца, летая по безоблачному небу. Никем незамеченные они достигли пристани, расплатились со смуглым прощелыгой еще тремя серебряными монетами Егория, погрузились на драккар и отплыли из города. Илья нашел коней, за которыми всегда ухаживал только он сам, в добром здравии и накормленными, что его очень порадовало. Сигурд с Олафом следили за действиями Эрика, который стоял у рулевого весла. Молодой варяг знал об этом и старался показать себя уверенным мореходом, в чем преуспел, заслужив довольные восклицания дяди и его друга.

В этот раз плавание было скоротечным. Вскоре драккар уткнулся в песчаный берег на другой стороне пролива. Близнецы по сходне спустили коней на берег. Жеребец, предназначенный для Эрика, уже не хромал и уверенно наступал на исцеленную ногу. Савва, Эрик и близнецы помогли викингам втянуть на драккар сходню, а затем они оттолкнули корабль от берега и он поплыл обратно к городу. Сигурд стоял у резного хвоста дракона и махал племяннику рукой. Эрик удерживал коня за узду и провожал свой драккар печальным взглядом.

- До встречи, сынок! - закричал Сигурд. - До встречи!

 Старый викинг взмахнул рукой в последний раз, сменил у рулевого весла Олафа и затянул громкую песню, которую подхватили сильные голоса его друзей.

Еще не успела смолкнуть песня викингов, а Илья уже принялся готовиться к отъезду. Он проверил упряжь своего коня и кобылы Лады, а затем остановился в раздумьях.

- Эх, об Аттиле-то мы и позабыли, - сказал княжеский слуга. - Коня-то ему не раздобыли. Ну, да ладно, ничего, с варягом поедет.

Эрик оторвал взгляд от удаляющегося драккара, посмотрел на Илью и хотел что-то сказать, но передумал и лишь махнул рукой.

- Пора! - сказал Савва и запрыгнул в седло. - Спешить надо!

Остальные последовали его примеру. Аттила вскочил на коня варяга, уселся позади Эрика и обхватил его руками. Они уже было тронулись с места, но тут раздался протяжный крик:

- Эй-й-й! Пасто-о-о-й!

Им пришлось развернуть лошадей, чтобы посмотреть, откуда донесся незнакомый голос. По берегу моря на крупном коне скакал большой рыжий бородач, который удерживал за поводья еще одного коня, груженного длинными тюками. Когда всадник приблизился, они признали в нем, спасенного Ладой армена. Одет он был в светло‑коричневую рубаху с длинными рукавами, поверх которой была еще одна рубаха серого цвета, но уже с короткими рукавами. Коричневые штаны армена были заправлены в черные сапоги. У левого бедра висел длинный прямой меч, а к седлу боевого коня, на котором он ехал, приторочено длинное копье. Острие копья скрывалось в маленьком пестром мешочке.

- Тебе чего? - сказал Савва армену, который запыхался ничуть не меньше своих коней.

- Пхадажди, дарагой! - армен успокоил Савву жестом руки.

Савва, Егорий и близнецы заулыбались, когда услышали необычный выговор этого человека.

- Систра, ты мине спасла ат смерты, тепер я твой далжник да канца жизны! - армен обратился к Ладе и взволнованно зажестикулировал. - Тепер я буду тэбэ братм! Буду а тэбэ заботитса и защищат!

- Эй, эй, пагади, дарагой! Каким-таким братм? - возмутился Илья и подшутил над выговором армена. - Не надо нам таких братьев, и так есть, кому о ней заботиться и защищать!

- Тепер я вам всэм буду братм! Названний братм! - армен оглядел всех и продолжал отчаянно жестикулировать.

Савва, Егорий и близнецы вновь не смогли сдержать улыбок. Лада тоже улыбалась и даже Эрик и Аттила, которые мало что поняли, тихо посмеивались, наблюдая за разговором армена и Ильи. Помимо забавного выговора, приправленного многозначительными жестами и неподражаемыми ужимками лица, армен почти все слова выговаривал неправильно, но легкая хрипотца делала его низкий голос приятным для слуха.

- Да на кой ты нам сдался? - не успокаивался Илья. - К нам тут и так уже варяг да печенег привязались. Мне еще среди арменов брата не хватало!

Егорий посмотрел на рыжеволосого бородача, на его голубые глаза, ищущие поддержки во взглядах незнакомых людей, и спросил:

- Тебя как звать-то?

- Тигран, - ответил армен.

- Прям как зверя в полоску! - воскликнул Никита.

- Аха, в битви я такжи страшин и свирэп, как он! - Тигран скорчил грозную рожу и зарычал.

Поведение армена не могло не вызвать улыбки и все засмеялись.

- Где речи нашей выучился? - поинтересовался Савва.

- А-а-а, у кюпцов ващих, - махнул рукой Тигран.

- Это ты чего ж, торговал с ними? - улыбнулся Егорий.

- Нэт! Пиль! - выпалил Тигран и захохотал.

Смех его оказался крайне заразительным. Все не удержались и засмеялись вместе с ним. Когда веселье поутихло, Егорий вновь обратился к армену:

- А ежели мы тебя с собой не возьмем?

- Нэ атстану я ат вас! - спокойно ответил Тигран, надеясь убедить всех в твердости своих намерений. - Пафсюду за вами хадит буду. Ви мине жизн спасли. В ниаплатнам далгу я. Кюда пайдети, тюда и я. Дажи расспрашиват вас не буду, за вами хот в пекла пайду. Мая судба тепер с ващими павязана.

- Ну, что скажешь, Савва? - Егорий обернулся к другу.

- Бес с ним! - Савва махнул рукой. - Пусть едет, все равно не отстанет.

Илья странно разглядывал второго коня Тиграна, который был гружен тюками. Армен приметил это:

- И чиго ти на маего каня так симотриш, атэц?

- Видишь ли, сынок, у нас один без коня, а у тебя их целых два, - жестикулируя не хуже армена, ответил княжеский слуга. - Уразумел?

- Уразумель, - с грустью в голосе ответил Тигран и слез с коня.

Он быстро перекинул тяжелые тюки с вьючного коня на боевого и устроил их на крупе так, чтобы они не мешали ему сидеть в седле. Боевой конь Тиграна недовольно фыркнул. Армен погладил его гриву:

- Ничего, Джалали, потерпи! Так надо!

- Гляди, Савва, армен с конем разговаривает! Безумца с собой берем! - послышался голос Ильи, который, конечно же, ничего из сказанного на арменском языке не понял, но не мог не подначить Тиграна.

- Кон нэ прастой, атэц! Он умний! - замотал головой армен.

- И как же зовут твоего умного коня? - усмехнулся Илья.

- Джалали! - воскликнул Тигран.

- Чудно! - заметил Илья.

- Так звалы каня храбрава воина Санасара[140]! - объяснил армен.

- Не знавал такого, - замотал головой Илья.

Тигран хмыкнул. Илья кивком показал Аттиле, что вьючный конь теперь его, и каракалпак спрыгнул с коня Эрика и также быстро вскочил на своего нового скакуна. Когда все были готовы продолжить путь, Савва направил коня на восток. Не успели они сделать и двух шагов, как вновь раздался голос Тиграна:

- Так кюда ми пут дэржим?

 

Они долго ехали вдоль берега моря, а затем покинули его, простившись, с горячим песком и пенистыми волнами. Селений они сторонились, да и вообще старались не попадаться на глаза людям. Егорий и близнецы по пути отлучались на охоту и всегда возвращались с достойной добычей. Протоптанные годами тропы приводили к родникам. Так что они не знали ни в чем нужды и в дороге почти не задерживались, то пуская коней в быстрый бег, то давая им передохнуть в неторопливом шаге. Спешиваться приходилось только тогда, когда надо было развести костер и поджарить дичь.

Места, по которым они проезжали, были неприветливыми. Днем обжигало беспощадное солнце, к вечеру пробирала прохлада, а земля и горы становились серыми. Так продолжалось до наступления ночи, которая скрывала все вокруг своей тьмой. Новый рассвет приносил с собой тепло, затем днем их вновь мучила жара. Благо теперь с ними был Тигран. Он оказался еще более словоохотлив, чем повидавший весь свет Егорий. Если старый воин рассказывал свои истории только тогда, когда ему этого хотелось, то Тигран просто не умолкал.

Узнав о причинах, которые побудили его новых друзей отправиться в дальний путь, армен старался никогда не напоминать о настигнувшей их беде. С таким спутником, как Тигран, нельзя было соскучиться. Его необычный выговор, выражение лица и множество жестов придавали рассказам чудную живость. То, что рассказывал Тигран, в устах другого рассказчика показалось бы скучным, но в его изложении даже сущие нелепости звучали убедительно. К тому же он так смеялся, что никто вокруг не мог удержаться от смеха. Стоило задать ему какой-нибудь вопрос, как он начинал свое повествование и прерывался лишь на еду и сон. К концу третьего дня пути русичи, варяг и каракалпак знали уже все об их новом спутнике.

- Как ты в Царьграде-то оказался? - спросил как-то у армена Егорий.

- Атэц маего атца слюжил в войске емператарскм, - начал Тигран. - Вирнулси он дамой, разжившис бальшим дабром, и стал даживат свой век в наших гарах. Я рос на сказках а храбрасти воинов емператара и багатстве его агромних земел, каторые мине мой атэц рассказывал, припаминая жизн сваего атца. А кагда стал я пастарше, сказал я атцу и матэри, что рещил в Царград падатса, на слюжбу к емператару. Матушка мая нэ атпускала, но мине разве удэржиш?

- Да, такого как ты не удержит и десяток мужиков, - сказал Савва, оценив грузное телосложение Тиграна.

- То-то и ано, - продолжил Тигран. - Поняли родычи маи, что нэ удержат им мине. Тагда атэц мой атдал мине браню, арюжие, каторое бережна храниль, да атправил мине в пут, наказав славна служит, ат врага нэ бежат и род свой нэ пазорит. Даехал я да Царграда, а там уж каторый год нет емператара. Пабили его крэстоносцы да прагнали от града падальщи. Да и град-та сам не тот вовсэ. Нэ а таком граде мине атэц рассказиваль. Что ж мине делат? Кюда падатса? Решиль я, что астанус. Нэ дело эта, нэ солоно хлебавщи вазвращатса. Паначалю искал к каму нанятса, но нужды ва всадниках из народа нащего не била ни у каво. Патом пилюнул на эта дела и стал жизн па харчевням пражигат. Так пятнадцат лэт и пралетела, словна птыца быстрая. Чиго толко за это время нэ било.

- А с купцами нашими, как сдружился? - решил узнать Савва.

- Я эта, стала быт, пагулат весела лублу, - ответил армен. - Да и выпит я нэ дурак.

- Погулять хорошо, это всяк любит, - Илья насупил брови, выпятил губы и широкой ладонью пригладил бороду к груди.

- Ну, так вот, с вэдэнэцкими[141] кюпцами асобо нэ выпьешь, - с чувством и расстановкой говорил Тигран. - У них в галава толька манэты в падсчете. С франками нэ выпит, ани нащим братам брэзгут. Тэмнакожий люд слабават, после трэтей чарки с ног валятса, а вот с русычами савсем другое дело. Ващи пют, дай Бог каждаму, и песни харощие пают. Весела с ними.

- Ну, и как тебе купцы наши? - усмехнулся Егорий.

- Луди они славные, мужики харощий, - развел руки Тигран.

- Да не об том я, - махнул рукой Егорий. - Кто кого перепивал-то? Ты их али они тебя?

- Мине разви ж пирипйош?! - армен приложил руку к груди и засмеялся. - Пагляди на мине, я ж еще и ем за дваих, кагда пию, а ващи мужики даже нэ закусывают, дюже увэренные.

Все, кроме Ильи, засмеялись.

- Погоди, вот усядемся за стол, я те покажу, как на Руси пьют, - сказал Илья.

Вновь раздался смех. На этот раз веселье вызвала обида Ильи.

- Как же ты кормился? - спустя некоторое время озабоченно поинтересовался княжеский слуга. - Где ж ты злато для пропитания добывал?

Илья, как и остальные, быстро привык к присутствию Тиграна и выказывал ему большее расположение, чем тому же Эрику. Хотя причины его ворчливости в сторону молодого варяга были всем ясны.

- В косты играль, - улыбнулся Тигран. - Ух, и здорава эта у мине палучаетса! Каго хочищ, обыграт магу. В баях кулачных аб заклад билься. Ну, и какая ж баба, такого как я, нэ пажалеет, вот и кармили ани мине, кагда савсем худо било.

- На плахе, говорят, ты тоже из-за бабы оказался, - усмехнулся  Егорий.

Близнецы, Лада и даже Эрик с Аттилой, которые понимали только каждое второе слово из этого разговора, с интересом слушали рассказ армена.

- Да, било дело, - вздохнул Тигран и бросил мимолетный взгляд на Ладу. - Сижу я, стала быт, в косты играю, вино пию, тут вваливаетса крэстоносец з дружками сваими и давай к дэвке пристават. Как же этат Манстрé всиму граду надаель, сил уж никаких нэ било утерпет, вот и сталь я его да дружков, что с ним явилыс, скамями да сталами па бакам угащат. Эта с ним сэстрица на памосте рубилас, кагда мине спасла.

- Так вот оно что, - догадался Егорий. - Стало быть, это ты ему шелом помял. Славный синяк у него под глазом красуется.

- Аха, - кивнул Тигран. - Мая рапота.

- Чем же ты его по голове-то угостил? - забасил Илья. - Скамьей али столом дубовым?

- А вот этым вот, атец, - Тигран показал Илье огромный кулак.

- Хорош, врать-то! - возмутился княжеский слуга. - Это что ж, ты в такой шелом кулаком стукнул?

- Хочищ - вэр, а хочищ - нэ вэр, атец, - ответил рыжебородый силач, - а дела так било.

- Самохвал ты! - воскликнул Илья и махнул рукой на армена.

Вновь раздался смех, даже Савва не удержался, но громче всех хохотал сам Илья.

- После казни маей, - продолжил рассказ Тигран, - уразумэв из-за звона в галава, что она все еще на маих плечах, я рэщил разузнат, где ви. Нэтрудно било вас отыскат. Узнал, что срэды вас варанг ест и что вы к Сигурду Аднаглазаму пашли. Сигурда висе знают, он в Царграде варангами верхаводит. На рассвете вы на пристан пошли, а я праспаль. Бросился на пристан, нэт вас там. Гляжу парус в мори, ну, я за вами. Пэрэвэзли мине чэрэз мори, а вы уж давно на том берегу. Думал, что нэ нагнат мине вас, но все же я успель.

Так за рассказами Тиграна они ехали навстречу восходящему солнцу. Савву не оставляли мысли о жене и сыне. Даже когда он слушал, ел, пил или смеялся очередной выдумке рыжего армена, у него перед глазами все равно стояла картина того утра, когда он ушел на охоту и потерял все, что было дорого его сердцу. Близнецы, увидевшие за это время разные чудеса и диковинки, не были так опечалены. Их боль притупилась. Они знали, что не в силах что-либо сделать и следовали за старшими, надеясь, что такие славные воины смогут выручить из беды их мать и сестер. Савве было труднее, мысли мучили его, не давая покоя даже во сне. Остальных заботили другие думы и занятия. Егорий большую часть времени посвящал Эрику, обучая его русским словам, а Илья Аттиле, пытаясь опередить в обучении старого воина и варяга. К тому же Илья по‑прежнему не спускал глаз с Лады. Он всегда одергивал девушку, когда замечал, что она опять заглядывается на красавца-северянина. Эрика это забавляло, но в душе он переживал, что не может быть рядом со своей возлюбленной.

На четвертый день пути в компании Тиграна стало заметно, что изнеженного столичной жизнью армена больше остальных удручает постоянное сидение в седле, отсутствие большого количества еды и самое главное - полное отсутствие вина. Рыжебородый южанин стал ерзать на коне и частенько недовольно цокать. Когда же его терпение лопнуло, он стал уговаривать Савву и Егория свернуть к торговому тракту, на котором, как ему было известно, им обязательно должны были повстречаться постоялые дворы. Если Савва был категорически против этого, из-за нежелания встречаться с людьми, то Егорий напротив решил поддержать Тиграна.

- Не во зло это, Савва, - сказал старый воин после очередной попытки армена. - В этих землях нет уж власти владыки цареградского. По купеческому пути быстрее поедем, да и нужды в еде и питье знать не будем.

- Хлебнем мы с ним еще горюшка! - кивнул на армена Илья, когда окончательно понял, что беспокойный характер нового спутника может привести к ненужным последствиям.

В конце концов, Савва поддался на уговоры Егория и Тиграна и его маленький отряд свернул к торговому тракту, по которому сотни лет проходили караваны купцов.

Широкий и пыльный тракт поначалу казался безлюдным, но со временем они нагнали небольшую процессию запряженных лошадьми повозок. Егорий отделился от остальных и во избежание неприятностей отправился к хозяину этих повозок. Старый воин собирался объяснить, что он и его друзья не грабители, а всего лишь такие же купцы, которые выгодно продали свой товар и теперь возвращаются домой. Хозяином повозок оказался греческий купец. Он хоть и с подозрением отнесся к внешности Егория, все же разрешил странному человеку и его спутникам приблизиться к своей собственности и дал приказ наемникам, охраняющим поезд, не обнажать оружия. Вместе с повозками греческого купца, не вступая в какое-либо общение с торговцами, маленький отряд Саввы вечером того же дня достиг большого постоялого двора.

Невзрачная, хоть и большая, деревянная постройка, стоявшая у дороги, служила пристанищем для одиноких путников и торговых людей, которые ехали с запада на восток и в обратном направлении. Центральная часть строения постоялого двора была гораздо выше, чем примыкающие к ней боковые пристройки, покрытые покатой деревянной крышей. Под этой крышей скрывались подсобные помещения, кухня и конюшня, в которой уже стояли порядка двадцати коней. Из отверстия на крыше кухни клубился дымок от очага. Видимо прибывшие ранее люди уже заказали еды и теперь на кухне, выполняя их пожелания, суетились местные стряпухи.

Егорий, махнув рукой, призвал друзей проследовать за ним в конюшню. Пока они распрягали коней, откуда ни возьмись, объявился босоногий мальчишка в потрепанной рубахе и оборванных штанах. Он оживленно о чем-то затараторил с Егорием. Старый воин пару раз кивнул, подкрепляя свои слова, затем в разговор вмешался Тигран. Он что‑то сказал мальчонке и при этом пригрозил ему пальцем. Мальчик кивнул в ответ, давая понять, что ему ясны наказы двух воинов. Тогда Егорий подкинул серебряную монету, которую малец ловко поймал, и стал вынимать из-за пояса оружие. Старый воин бережно снял кольчугу, вместе с остальным своим добром завернул ее в плащ и приторочил этот сверток к седлу коня. Тигран тоже отцепил от пояса ножны с мечом.

- Это что ж, мы без железа внутрь пойдем? - пробасил Илья, поглаживая бороду.

- Так надобно, - ответил Егорий. - Видишь чужих коней?! То воины здешнего князя на них прискакали. Ни к чему нам своим железом в подозрение их вводить.

- Так может нам и вовсе не стоит здесь оставаться? - смутился Савва.

- Поздна, - ответил Тигран. - Примэтили нас уже.

Егорий кивнул, подтвердив слова армена. Савва отстегнул ножны. Все начали молча освобождаться от брони и оружия. Лада подобрала волосы и спрятала их под мягкую шапочку, отороченную лисьим мехом, которую она везла от самого дома, но ни разу до этого не доставала. В ней она была куда больше похожа на мальчишку-сорванца, чем тогда, когда Егорий разоблачил ее на дороге у Мурома. Вскоре все были готовы идти в жилое помещение постоялого двора. Егорий еще раз обернулся к местному мальчишке и что-то сказал. Тот кивнул, уселся на землю прямо у коней и стал играть в "камешки".

- Мальчонка приглядит за добром нашим, - бросил Егорий и вышел из конюшни.

Тем временем слуги греческого купца распрягали лошадей и уводили их под крышу, чтобы задать им овса и дать передохнуть после тяжелого пути. Сам же хозяин повозок расставлял у своего добра охрану из вооруженных наемников и оживленно переговаривался с владельцем постоялого двора о плате за ночлег, еду и овес. Савва и его друзья проследовали мимо них и вошли в плохо освещенную центральную часть строения.

Главное помещение постоялого двора - трапезная, где собирались все посетители для чревоугодия и времяпрепровождения, оказалось достаточно просторным. Из земляного пола к высокой крыше устремлялись поддерживающие ее толстые деревянные балки. Таких столбов было шесть. Стояли они попарно от входа и до дальней стены и образовывали собой широкий коридор между рядами столов. Слева и справа от этого коридора стояли по четыре длинных стола из почерневшего от времени и использования дерева. У каждого из столов было по две длинные скамьи.

За двумя дальними от входа столами восседали воины, по своему виду, одежде и вооружению сильно смахивающие на половцев. Вели они себя шумно, распивали вино из глиняных чарок, хохотали, но как только в помещение вошли новые люди, они сразу же притихли и стали озираться на них.

Савва указал на первый же стол справа от входа. За него все и уселись, так и не удостоив своим вниманием воинов местного правителя. Воцарившаяся тишина прервалась, когда в трапезную вбежал хозяин постоялого двора, а за ним через дверной проем стали появляться слуги купца-грека и его наемники, которые, не умолкая, переговаривались о чем-то своем. Запах вкусной еды, витающий в воздухе, заставил заерзать близнецов, Аттилу и Тиграна, которые нетерпеливо предвкушали грядущее пиршество после многих дней однообразной пищи.

- Вина и еды! - Егорий обратился к хозяину на греческом языке.

- Еды побольше! И вина, и вина не жалей! - не удержавшись, добавил Тигран.

Хозяин двора, темноволосый бородатый коротышка с большим животом, одетый в засаленную рубаху с подвернутыми рукавами, грязные штаны и не менее грязный передник, громко хлопнул в ладоши, выкрикнул пару слов и скрылся за скрипучей дверью, расположенной в правой стене помещения. Купец-грек со своими людьми уселся на первых двух столах слева от входа, но предварительно отвесил поклон притихшей компании воинов-степняков.

Хозяин двора вновь появился в трапезной. Он удерживал за изогнутые ручки четыре глиняных кувшина с вином. За ним шел юноша, тоже с четырьмя кувшинами, и две девочки, которые на деревянных подносах несли дымящиеся куски вареного мяса. Это были дети хозяина, с малых лет помогающие отцу по хозяйству. Половцы, заполучив на свой стол два кувшина, с новой силой принялись шуметь. Подносы с мясом оказались на столах греческих торговцев. Туда же сын хозяина поставил по два кувшина с вином. Оставшиеся два кувшина хозяин двора сам донес до стола, за которым сидели Савва и его друзья. Он поставил вино на стол и тепло поприветствовал новых гостей. Как только хозяин удалился за угощением для них, Егорий сказал:

- Половцы, видать, в наем пошли к князю тутошнему. Нам с ними в споры не встревать. Поедим, отоспимся, да в дорогу.

- Ну, что, атэц, пирипйош мине? - Тигран обратился к Илье и засмеялся.

Он явно пропустил слова Егория мимо ушей.

- Да я тебя за пояс заткну, бахвал арменский! - воскликнул Илья.

Савва посмотрел на Егория, а тот в ответ молча махнул рукой на Илью и Тиграна.

В трапезной зажгли медные светильники, висящие на стенах и столбах. Дочери хозяина с лучинами в руках обошли все лампы, чтобы вечерняя тьма, проникшая в помещение, не дала загрустить гостям. Масло в светильниках медленно выгорало, источая хоть и простой, но все же приятный запах. Эрика, Ладу, Аттилу и близнецов, которые досыта наелись, Егорий отправил спать на конюшню. По глазам Саввы старый воин понял, что для них это последняя возможность в ближайшие дни поспать на мягком сене, а не в седле. Илья с Тиграном не останавливались ни на мгновение и опрокидывали в свои бездонные желудки чаши вина и еду. Между делом они успевали вести подсчет выпитому и подтрунивали друг над другом. Савва и Егорий тоже потягивали вино, но принимать участие в споре княжеского слуги и армена никакого желания не имели. Однако и они уже порядком захмелели, сказалось долгое отсутствие отдыха и непривычность Саввы к крепкому напитку.

Слуги и наемники греческого купца после шумного и веселого застолья разбрелись спать. В трапезной остались лишь половцы и русичи с арменом. Половцы играли в кости, яростно тряся их в кружке и выбрасывая на стол. Игра у них шла азартно и сопровождалась криками, смехом и проклятиями. Когда на стол русичей хозяин двора поставил очередные два кувшина с вином, Савва и Егорий хотели было уже отказаться от них и идти спать, но неугомонный Тигран схватил один из кувшинов, указал на половцев и пролепетал Илье:

- Я пащоль туда, играт с ними в косты, а этот кювщин, я брат с сабой. Кагда вернус, мы с табой, атэц, еще выпем и пасмотрим кито из нас первим упадет.

- Иди, иди! Я тибе даждус, синок! - Илья кое-как справился с заплетающимся языком, подшутил над выговором армена и махнул рукой.

Тигран пошел к половцам. Он шатался из стороны в сторону и удерживал себя в равновесии только благодаря столам, скамьям и столбам трапезной. Илья захихикал и указал на армена пальцем.

- Вот поглядите, братцы, попадем мы в беду из-за этого непутевого, - сказал он Савве и Егорию, отхлебнул вино прямо из кувшина, утер капли попавшие на бороду и снова засмеялся.

Савва на это глупо улыбнулся, а Егорий был мрачен и, сжав кулаки, смотрел в одну точку на темной столешнице.

Видимо дело за дальним столом у Тиграна спорилось, потому что все чаще был слышен его смех и все реже смех его соперников. Не успел Илья допить вино в кувшине, как половцы повскакивали со своих мест. Один из них схватил за грудки армена, за что получил от того сильный удар в челюсть и полетел через стол к стене. Половцы навалились всей ватагой на Тиграна, но ни Савва, ни Егорий и уж тем более Илья, не спешили к нему на помощь. Они праздно наблюдали за тем, как от Тиграна отлетали воины, которым он раздавал тумаки, и, как армен злился, когда доставалось ему самому.

- Я же говорил! - сказал Илья и громко икнул.

Он не без труда поднялся из-за стола, допил остатки вина из кувшина и буркнул оцепеневшим Савве и Егорию:

- Ну что ж, пора выручать армена!

После этих слов Илья закатал рукава и решительно пошел в сторону схватки. Савва и Егорий двинулись за ним.

Тигран, уже уставший отбиваться от крепких степняков, был рад долгожданной помощи, но стоило ему на мгновение отвлечься и улыбнуться, как он пропустил очередной удар в ухо, который довел его до бешенства. Ни верещание хозяина двора, сновавшего среди дерущихся, ни численное превосходство половцев, ни наличие у них оружия, не могли остановить разбушевавшихся русичей и армена. Повсюду слышался треск ломающихся столов, скамей и посуды. Половцы летали под сводами трапезной туда и обратно, но неустанно поднимались с земляного пола и вновь набрасывались на мужиков, оказавшихся им не по силам. Затихло все только тогда, когда степняки окончательно выбились из сил и русичи с арменом уложили их всех своими страшными по мощи ударами.

- Ты по что честной люд забижаешь? - переводя дух, спросил Илья у Тиграна и снова громко икнул.

Они стояли посреди трапезной, тяжело дышали и оглядывались по сторонам, прикидывая, какие разрушения учинили. Среди обломков столов и бездыханных тел половцев причитал хозяин постоялого двора. Он стоял на коленях, бился лбом об землю и сквозь рыдания подсчитывал нанесенный его заведению ущерб. Дети и жена хозяина испуганно выглядывали из-за приоткрытой двери, ведущей на кухню.

- Вай мэ, какой-такой чэстной луд? - смахивая капли пота со лба, взволнованно заговорил Тигран. - Ани мине в косты праиграл и манэты дават не захател.

- Надо бы отроков поднять, Савва, - сказал Егорий, - да покуда степняки не очнулись, подальше отседова уйти.

Савва кивнул, быстро вышел из трапезной и побежал к конюшне. Данилу, Никиту и Аттилу он застал спящими на сене. Юноши закутались в плащи и прижались друг к другу, чтобы было теплее. Савва растормошил их, приказал готовиться к отъезду, а сам пошел искать Эрика и Ладу. Он нашел их позади постоялого двора. Северянин и княжна, прижавшись друг к другу, стояли под полной луной. Савва остановился, несколько мгновений смотрел на их силуэты, а затем тихо свистнул. Эрик и Лада встрепенулись и побежали к нему.

Егорий еще раз оценивающе осмотрелся по сторонам и бросил взгляд на убивающегося от горя хозяина двора.

- Я улажу неурядицу, - сказал он Илье и Тиграну, который почесывал кучерявую голову, - а вы пока вместе с Саввой сбирайтесь.

Княжеский слуга и армен, распихивая в стороны тела лежащих на полу степняков ногами, спешно покинули помещение. Егорий опустился на одно колено рядом с хозяином двора, склонился к его голове и что-то зашептал. Бородач, который еще мгновение назад был самым несчастным человеком на свете, выпрямился и лицо его прояснилось. Егорий вытащил из-за пазухи кошель со звонкими монетами, передал его в руки хозяина, вскочил и вышел из трапезной. Еще через минуту маленький отряд Саввы продолжил путь на восток по освещенному яркой луной тракту.

Прошло несколько дней. Они уже давно покинули торговую дорогу и оказались в горной местности. Теперь их путь пролегал в краях малообитаемых, из-за их пустынности и непригодности к жизни. Как-то раз, когда день клонился к вечеру, они случайно наткнулись на небольшое селение. Горный склон скрывал его от чужих глаз, это и не позволило им приметить селение раньше и проехать подальше от него.

Со стороны селение казалось безлюдным. Либо оно действительно было заброшено, либо жители, завидев всадников, попрятались в своих неказистых домах, сложенных из неровного камня. Савва решил двинуться через селение, чтобы не тратить время на поиск объездного пути. Они проезжали мимо домов и оглядывались по сторонам, стараясь увидеть хоть кого-нибудь, но, кроме бегающей в дорожной пыли курицы и лающего черного пса на привязи, никого не было.

Тигран спрыгнул с коня и на удивление быстро поймал курицу, которая яростно кудахтала и пыталась вырваться из его крепких рук. Армен прижал птицу к груди, уселся в седло и поскакал вдогонку за остальными. Когда они покинули селение, деревянная дверь одного из домов приоткрылась и из него выбежала босая чумазая девчонка. Она бежала и что-то выкрикивала, протягивая к ним маленькие ручонки. За ней еле поспевал мальчик, такой же чумазый, только еще меньше ростом. Девочка нагнала Тиграна и стала теребить его за сапог, не умолкая ни на мгновение.

- Вай мэ, чиго ана ат мине хочит? - удивился Тигран.

- Она говорит, что в селении только одна курица, и ты ее украл, - сказал Егорий.

- Гляди, так он еще и воришка, - послышался ворчливый голос Ильи, который после случая на постоялом дворе не упускал ни единой возможности поддеть Тиграна.

- Вах, да нэ крал я этот куриц, - начал оправдываться армен. - Никаго же нэ било, толька куриц бегал, вот я и рэшиль, что он ничей. Думаль, зажарым да съедым.

- Ежели курица по деревне бегает, то значит, у нее и хозяин есть, - сухо сказал Савва.

- Твоя правда! - подтвердил его слова Илья.

Тигран слез с коня. Все остановились посмотреть, что он будет делать. Рыжебородый армен присел на корточки, чтобы не нависать горой над детьми, и потрепал их темные волосы. Затем он отдал курицу девочке. Та прижала птицу к своему худому телу. Курица, признав хозяйку, успокоилась, перестала кудахтать и закрыла глаза. Тигран протянул руку к уху мальчика и ловким движением вытащил из-за него большую золотую монету. Даже близнецы, Лада и Аттила подивились этому чуду, не говоря уже о детях из горного селения. Армен протянул монету мальчику. Тот схватил ее и побежал назад в селение. Девочка завопила и устремилась за ним. Тигран поднялся, запрыгнул в седло и поехал дальше.

- И много у тебя таких золотых? - чуть погодя поинтересовался Егорий.

- Паследний биль, - тихо ответил Тигран.

- Так ты что ж, со степняками на один золотой играл? - усмехнулся старый воин.

Тигран улыбнулся и кивнул.

- А в тюках чего везешь? Небось, шелка да бархат? - послышалась басистая насмешка Ильи.

- Нэт у мине ни щелков, ни бархата, - с грустью в голосе ответил Тигран. - В тюках браня, мая да каня маего.

- Броня для коня?! - подивился Илья. - Это что ж, ты его тоже в броню облачаешь?

- Таких воинав как я, в Царграде кхатафрактариями[142] велычают, - гордо ответил Тигран. - Народ мой испакон виков славитса сваими конними воинами. Сами кхатафрактарии и кони их сплашной браней пакрыты, читобы враг уязвимае место не атыскал.

- Чего-то я про ваших воинов не слыхал, - сказал Илья.

- Вай мэ, как так, нэ слихал? - возмутился Тигран. - Да нащи воини, даже на Русы кназям слюжат! Нэт на свэте конних воинав лючше аррменских!

- Да, бахвалиться ты мастак! - улыбнулся Егорий. - Байки справно излагаешь. Ежели и в бою также хорош, то цены тебе нет.

Все, кроме армена, засмеялись. Тигран долго разглядывал их, то ли ожидая пока они успокоятся, то ли размышляя над словами Егория. Когда же смех стих и все уставились на него, Тигран внезапно откинул назад голову и захохотал, тем самым, рассмешив всех снова.

На следующий день Егорий привел их к входу в ущелье.

- Туда поедем! - указал он на расселину.

- Зачэм? - удивился Тигран. - Я знаю пут кароче, а тут я некагда нэ бивал.

- Через ущелье мы до твоих родных краев за день доберемся, - сказал Егорий.

- Да нэ можит быт! - воскликнул армен. - Да нащих земел дэсят ден путы!

- Ну, вот и проверим, - сказал Савва и поехал вперед.

Они действительно ровно через день выехали из ущелья, и удивлению Тиграна не было никаких пределов. Все только и слышали его "вай мэ" и "вах". Армен оглядывался по сторонам, оборачивался к ущелью и не понимал, как они за день проделали путь, который люди уже веками преодолевали совсем другой дорогой в десять раз длиннее.

- Да, Тигран, - забасил Илья, - кажись, Егорий получше тебя эти земли знает.

- Вай мэ! - Тигран схватился за голову. - Пазор мине, пазор!

Илья захохотал, Егорий же хитро улыбнулся.

Когда Тигран осознал, что они выгадали девять дней благодаря неизвестному ущелью, удивление армена сменилось на радость, и он стал настаивать на том, чтобы они заглянули в его селение. Он, то и дело, расхваливал гостеприимство своей родни:

- У мине балшой дом, а радня у мине еще болше. У мине столко братев и сэстр, чито я сам всех нэ упомню. Вот придем к мине в селэние, и я буду принимат вас, как самих дарагих гастей. Сталы будут ламитса ат яств, вино будет литса, как рэка.

Всегда, когда армен говорил о своем доме, он поглядывал на Савву и Егория, надеясь, что рано или поздно соблазнит их речами и они согласятся на уговоры.

- Что скажешь, Егорий? - Савва выслушал очередной рассказ Тиграна о жареном мясе, лепешках и сыре, и посмотрел на старого воина.

- Дом его нам по пути, - Егорий кивнул на армена, который отчаянно жестикулировал, что-то показывая близнецам. - Коням отдохнуть надо, да и нам не помешало бы. Отдохнем, едой запасемся и снова в путь. Одного дня нам хватит.

- Эй, Тигран! - окликнул Савва армена. - Так где, говоришь, твой дом?

Тигран без разъяснений понял, что его задумка удалась.

- Адин ден путы, Савва, и на мэстэ будэм, - радостно ответил он.

- Ну, веди нас! - улыбнулся Савва.

- Ну, что, атэц, - обратился Тигран к Илье, - можит в этат раз ти мине пирипйош?

Армен засмеялся, пришпорил коня и поскакал вперед, подняв правую руку.

- Да ты..., - опешил Илья, - Да он.... Да я тебя.... Вот сучий сын!

Он пригрозил ускакавшему Тиграну кулаком. Все, не скрывая улыбок от ворчливого княжеского слуги, устремились вслед за арменом.

На следующий день, когда солнце стояло высоко в небе, они доехали до очередной пыльной дороги с глубокими следами от колес телег. Колея вела прямо к высокой голубой горе, вершины которой белели снежными шапками. Дальше они поехали по этой дороге и вскоре повстречали загорелого мальчика в запыленных штанах. Мальчонка замер, не зная, убежать ему или не боятся людей на конях. Тигран спешно выехал вперед и заговорил с ним на языке арменов:

- Парень, ты знаешь дом деда Арташеса?

Мальчонка кивнул. Все ждали, когда Егорий скажет, о чем говорит Тигран, но старый воин молчал. Заметив на себе взгляды окружающих, Егорий сказал:

- На земле арменов не жил я. Проезжал пару раз всего-то. Не знаю я их речи, невдомек мне, о чем Тигран молвит.

Мальчик, услышав родную речь, успокоился. Он по-хозяйски уперся кулаком в бок и, щурясь, смотрел на Тиграна.

- Беги к тому дому и скажи, что Тигран вернулся, а с ним его друзья, - с нескрываемым волнением сказал рыжебородый армен. - Пусть готовятся гостей встречать!

Мальчишка вытаращил глаза и, прикрываясь рукой от лучей солнца, стал рассматривать Тиграна.

- Ну, чего стоишь? - жестикулируя, воскликнул Тигран. - Беги!

Мальчик бросился бежать по пыльной дороге, но еще несколько раз оглянулся, словно хотел убедиться, что Тигран ему не померещился.

Чем ближе они подъезжали к горе, тем сильнее менялся ее цвет. Сначала она стала серой, затем потемнела и через некоторое время стала такой же рыжей, как волосы Тиграна. Окружающий дорогу ковер из полевых цветов и травы, тоже постепенно сменился на каменистую почву. Хотя заснеженный пик был еще вдалеке, они уже доехали до подножия горы. Мальчик, отправленный в селение, давно скрылся из виду. Тигран оглядывался вокруг и делился с остальными рассказами о своем детстве, проведенном в этих местах.

Чуть впереди из-за больших серых камней на дорогу вынырнула горстка смеющихся девушек. Они были в простых платьях, подпоясанных тесемками, и несли на плечах кувшины с водой из горного ручья. Темноволосые арменки, завидев всадников, затихли, но когда Тигран выкрикнул приветствие, ответили ему и вновь защебетали на ходу. Стоило Егорию проехать мимо них, как одна из девушек скрытно показала на него, и что‑то сказала. Арменки прыснули от смеха, но старательно прикрывали улыбки руками. Тиграна сказанное девушкой тоже развеселило, и он с широкой улыбкой на лице обернулся посмотреть на старого воина.

- И чего они надо мной смеются? - Егорий бросил непонимающий взгляд на арменок.

- Ани смеютса над тваим пэром в валасах, - усмехнулся Тигран. - Гаварят, что могут сшит тэбе адэжду из куриных пэрев, ежили ти хочиш быт пахож на птыцу.

Все засмеялись, только Егорий остался невозмутим.

- Такое перо не всякому позволено носить, - спокойно сказал старый воин. - Там где я его заполучил, тех, кто надевает перо, не заслужив его, изгоняют из родных земель.

- О! - воскликнул Тигран и снова захохотал.

- А тем, кто смеется над воином, который увенчан таким пером, - продолжил Егорий, - снимают волосы с головы... вместе с кожей.

Тигран поперхнулся и умолк на мгновение. Затем радостные огоньки вновь заиграли в глазах армена, он улыбнулся и сказал:

- Тагда я, пажалюй, никагда нэ папрашу тибе падстригат маю кучеряваю галаву.

Тигран захохотал, довольный своей шуткой, и вынудил засмеяться всех остальных. Егорий улыбнулся и сменил спокойно-грозное выражение лица на беззаботное.

На горном склоне, открывшемся их взору, словно маленькие коробки́́, были разбросаны каменные дома. Родное селение Тиграна оказалось неожиданно большим, оставалось только предполагать, сколько народу в нем живет. Тигран, когда они были уже совсем близко, не сдержался и поскакал вперед. У первых домов он остановил коня, спрыгнул с него и бросился в объятья двух невысоких пожилых людей, которые стояли перед шумного толпой, ожидавшей приезда гостей. Сначала армен долго целовал морщинистые щеки матери, а затем обнял растрогавшегося отца.

Мать Тиграна, женщина с добрыми глазами, наблюдала за объятиями мужа и сына и утирала слезы уголком черного шерстяного платка, покрывавшего ее голову. Тем временем русичи, варяг и каракалпак доехали до людской толпы, спешились и скромно топтались у коней, терпеливо ожидая того мига, когда армен поздоровается со всей своей родней. Тигран выбрался из объятий родителей, радостно что-то выкрикнул и стал обнимать мужика, который по возрасту был младше его отца, но более рослого и широкоплечего.

- Эта мой дядка Вартан, брат маей мами, - пояснил Тигран после объятий с дядей.

Арменские детишки обступили гостей. Их любопытству не было предела, кто-то даже решился дернуть за рукав Егория. Никогда прежде детям не доводилось видеть человека с узорами на лице. Старый воин грозно нахмурил брови, и детишки с веселым визгом бросились прочь. Егорий засмеялся и пригладил правый ус. Когда Тигран, наконец-таки, уделил внимание каждому из своих близких и дальних родственников, настала его очередь знакомить родню с людьми, которые явились вместе с ним.

- А кто с тобой приехал? - мать Тиграна указала на гостей.

Тигран подошел к Ладе, схватил ее за руку и подвел к старой женщине.

- Мамо, эту девушку зовут Лада, - сказал он. - Она спасла мне жизнь. Меня должны были казнить, а она билась за меня на мечах и вызволила из-под топора.

- Какая красавица! - цокнула мать Тиграна.

Она погладила золотистые волосы Лады, ее плечи, поцеловала в обе щеки, а потом спросила у сына:

- Ты хочешь привести ее в наш дом? Она твоя невеста?

- Нет, мамо, - Тигран смутился. - У нее уже есть жених, тот светловолосый парень, стоящий позади остальных.

Пока мать Тиграна рассматривала варяга, ничего не понимающая Лада смотрела то на рыжебородого армена, то оборачивалась назад к своим.

- А чем ты хуже него? - мать армена возмутилась, скорчила лицо, словно съела что‑то горькое, и отвесила сыну подзатыльник. - Ммм, неразумный! И когда ты поумнеешь? Неужели ты до сих пор не смог найти подходящую девушку?

Среди толпы послышались смешки.

- А это Савва, Егорий, близнецы Никита и Данила, и Илья, он дядька Лады, - Тигран продолжил представлять друзей и умышленно не обратил внимания на замечания матери. - Они из Руси. Те двое позади, темноволосый - Аттила, а светловолосый - Эрик, он из далекой северной страны.

- Прошу, гости дорогие! - сказала мать Тиграна и указала путь.

Жители селения расступились. Тигран махнул рукой, призывая следовать за ними. Русичи, варяг и каракалпак повели коней за арменом, его матерью и отцом. Селяне стали расходиться по своим делам. Им предстояло готовить угощения, ведь ближе к вечеру должен был начаться праздник по случаю возвращения Тиграна. Все ожидали большого веселья и интересных рассказов от земляка, который так долго отсутствовал.

Мать Тиграна звали Анаит, а отца Арташес. Отец Тиграна был старейшиной в селении, уважаемым и зажиточным человеком. Армен рассказал об этом по дороге к дому. Тигран был единственным ребенком пожилых родителей, поэтому-то мать и не желала отпускать его из родительского дома, а когда он все же ушел, она очень долго горевала, словно лишилась его навсегда. Уставших коней они оставили на большом дворе, задав им сена, стог которого был укрыт под одним из навесов. Одноэтажная хижина родителей Тиграна, сложенная из разноцветного пористого камня, была достаточно большой, с множеством пристроек. Шатровая деревянная крыша с отверстием для освещения покрывала основную часть жилища. Крыша пристроек была связана из ветвей кустарника и деревьев. Тигран увел с собой близнецов и Аттилу. Они натаскали прохладной воды в кадках, чтобы все могли после долгого пути смыть с себя дорожную пыль. Когда омовение было завершено, они вытерли руки и лица белыми полотенцами с красивой вышивкой, которые им дала Анаит.

Позади дома росло несколько маленьких деревьев. С их ветвей свисали еще не успевшие созреть плоды. В тени этих деревьев они и устроились на отдых. Анаит, оказавшись на своем дворе, сразу же засуетилась и решала, чем же угостить друзей сына. Вскоре гости и примкнувший к ним Тигран с удовольствием поедали лепешки с сыром и запивали их молоком. После трапезы всех разморило от теплого солнца, и они уснули прямо под деревьями на мягкой траве.

Когда Савва проснулся, солнце уже не так припекало. Близился вечер. В воздухе стоял смешанный запах от различных яств, которые готовились по всему селению. Савва жадно вдохнул и улыбнулся. Ему нравилось находиться здесь. Они впервые за долгое время могли спокойно отдохнуть, не выставляя дозорного и не озираясь при каждом шорохе. После стольких испытаний гостеприимство арменов было, как нельзя кстати.

Егорий скинул с себя кольчугу, что случалось крайне редко, и наслаждался видами горного края. Близнецы, Илья, Лада, Эрик и Аттила все еще спали. С переднего двора доносился голос Тиграна. Наверное, он рассказывал родичам о своих похождениях. Савва поднялся и, сладко позевывая, потянулся. Солнце, висящее над заснеженными горными вершинами, ослепило его. Егорию это не мешало, а вот Савва не стал утруждать глаза и отвернулся. Голоса за домом стихли и вскоре показался Тигран.

- Нам пара! - улыбнулся армен. - Все уже гатова, толко нас жидут.

От его голоса проснулся Илья. Он разбудил Ладу, встал на ноги и пригладил бороду. Егорий растормошил Эрика и Аттилу, а Савва близнецов. Братья просыпались очень неохотно, но все же им пришлось уступить перед настойчивостью старших. Когда сони услышали, что Егорий начнет их поливать ключевой водой, они сразу же поднялись.

Рядом с селением, на невысоком холме, покрытым упругой горной травой, догорали костры, на которых должны были быть приготовлены последние блюда. Там же большим кругом стояли приземистые длинные столы. Вокруг них суетились женщины и молодые девушки, раскладывающие деревянные подносы с различной едой. На каждом столе лежали необычные тонкие лепешки, миски с кашей, головки белого пахучего сыра, зеленые травы, кувшины с освежающим питьем и вином, жареные куры, вареные яйца и сладкие плоды. Посреди столов, издавая ароматный запах запекающегося мяса, дымилась небольшая горка, сложенная из камней. Кроме того, у потухших костров возились мужчины, которые пристраивали над углями куски мяса, нанизанные на вертела.

Гостям отвели места за одним из серединных столов. На траве лежали мягкие подстилки. Друзья Тиграна уселись на них и стали дожидаться начала празднества. Сам армен занял место между Саввой и Егорием. Близнецы, увидев изобильно накрытые столы, загалдели. Братья разглядывали кушанья, указывали на них друг другу и перешептывались. Данила потянулся к одному из подносов, за что незамедлительно получил подзатыльник от сидящего рядом Ильи. Только после этого близнецы успокоились, хотя терпение уже давно их покинуло.

Постепенно со всех концов селения стали сходиться нарядные люди. Яркие цвета их одежд радовали глаз. Они усаживались за столы, шумно разговаривая и жестикулируя, бросали взгляды на гостей и улыбались им. Появились родители Тиграна. Рыжебородый армен вскочил из-за стола и помог матери сесть рядом с отцом, который расположился слева от Саввы. Худенькая девушка наполнила чаши красным вином из кувшина. Отец Тиграна, Арташес, неторопливо взял свою чашу и поднял ее чуть выше головы. Люди, сидящие за столами, угомонились и тоже взялись за чаши, только совсем юные девушки, прислуживающие на этом празднике, тихо сновали между столами, приносили все новые блюда и разливали вино.

Арташес говорил недолго, но успел два раза указать на гостей и еще по одному разу на Ладу и Тиграна. Селяне внимательно слушали старейшину, одобрительно кивали, а когда Арташес закончил говорить, снова полилась, непонятная гостям, шумная людская речь из-за всех столов.

- Мой атэц паведал лудам а том, что ви мине очен памагли и тепер он в далгу перэд вами, - пересказал слова отца Тигран. - Ежили вам панадабитса помащ, он вам ее акажет, ежили эта будэт в его силах. Ви всигда жэланные госты в нащем домэ.

Арташес дождался, пока Тигран договорит, и протянул к Савве чашу. Савва учтиво поклонился и ударил чашей о чашу старейшины. Налитый до краев напиток слегка расплескался. Старик Арташес с довольным видом начал пить прохладное вино. Савва  в свою очередь не оставил в чаше ни капли, что было встречено гулом одобрения. За всеми столами люди осушали чаши и снова подзывали девушек с кувшинами. Арташес отломил кусок от пышной лепешки, приложил хлеб ко лбу, а затем стал его есть. Также поступили остальные армены. Гости, не желая нарушать обычаи радушных хозяев, проделали то же самое.

Застолье было в самом разгаре. Армены, повеселевшие от вина еще больше, громко разговаривали, смеялись и считали за честь покинуть свой стол, чтобы выпить вина с гостями. Они подходили к друзьям Тиграна, дружески хлопали их по плечам, что-то говорили и выпивали одну чашу за другой. Никто из гостей горного селения не ожидал такого приема, поэтому русичи, варяг и каракалпак, хоть и старались не показывать своего удивления, все же были поражены добрым отношением незнакомых им людей и принимали его с должным почтением.

Последние лучи солнца, которое уже скрылось за горами, окрасили небо в предзакатный пурпур. Несмотря на это, было все еще светло. К тому же, армены развели большой костер, и он не только согревал собравшихся людей своим теплом, но и изгонял уже появляющуюся тьму. Несколько мужчин после множества приветственных речей встали из-за столов и уселись отдельно. Мальчики поднесли им барабаны и дудки. Армены долго о чем-то спорили, а затем устроились удобнее, и раздался бой барабанов, почти сразу подхваченный звуками различных дудок. Шумевшие за столами селяне сразу отвлеклись от веселых споров и слаженно захлопали в ладоши, придавая музыке еще больше страсти.

Юноши и девушки, словно стайка стрижей, выскочили на площадку между столами и начали танцевать. Молодые армены в черных, плотно прилегающих к телам, штанах и коротких куртках положили руки на плечи соседей и образовали два круга, которые стремительно закружились в разные стороны. Они ловко переступали с ноги на ногу и меняли быстроту движений. Девушки взялись за руки и танцевали рядом с юношами, заключив два круга в один еще более широкий. Сначала арменки в пестрых платьях кружили, словно лебеди, а затем остановились и, переступая, замахали руками. Это было похоже на то, как если бы от ветра закачались ветви молодых деревьев.

Тем временем два круга из юношей приблизились друг к другу. Не успели гости оглянуться, как армены из одного круга взобрались на плечи юношам из другого, и теперь нижний круг кружился, удерживая верхний. Это была башня, построенная из людей. Русичи, варяг и каракалпак тоже захлопали, не жалея рук. Отовсюду слышались радостные вопли, свист и выкрики, подбадривающие танцоров. Под бой барабанов башня вращалась все быстрее и быстрее, затем она остановилась, и один из юношей верхнего круга спрыгнул вниз. Башня разошлась и превратилась в стену, а юноша, отделившийся от нее, танцевал по середине, размахивал красным платком и выкидывал шустрыми ногами различные коленца. Когда танец завершился, празднующий люд встретил это громкими криками и хлопками.

Вино лилось рекой, столы не оставались пустыми, людской гомон не умолкал ни на мгновение. Мужчины разобрали дымящуюся каменную горку посреди столов и из-под камней извлекли целую тушу барана, обернутую в его же шкуру. Мясо запеклось на славу. Армены отрезали большие куски от туши и выкладывали их на подносы, которые затем девушки разносили по столам. Близнецы не знали, за что ухватиться, они попробовали уже и жареного мяса на вертелах и запеченного барана, и кашу и похлебку. Эрик предпочел запеченное мясо, а Аттила, наоборот, жареное и налегал на него вовсю. Лада, съев немного жареного мяса и каши, принялась за сладкие плоды. Илья дивился изобилию, пробовал одно яство за другим, довольно восклицал и кивал Тиграну. Рыжебородый армен был очень рад, что угодил друзьям. В глазах Егория прыгали веселые огоньки. Может, это были отблески большого костра, а может, и его раздобрило сладкое вино и вкусная еда. Савва же не позволял проявиться своей печальной задумчивости, чтобы не обидеть хозяев, и придавался веселью наравне с остальными, постоянно поддерживая в питье Тиграна и Арташеса.

Анаит подозвала одну из девушек, сидящих за соседним столом. Молодая арменка выделялась среди прочих селянок высоким ростом и была очень красива. Ее темно‑каштановые волосы, заплетенные в косу, обрамляли покрытое нежным загаром безупречное лицо. Голову девушки украшала плоская круглая шапочка, подвязанная красной лентой. Карие глаза арменки кротко смотрели на землю. Под ними был маленький ладный нос и алые губы. Она робко шла к столу старейшины, поправила на ходу длинную красную юбку и куртку, подчеркивавшую ее стройность, и остановилась рядом с матерью Тиграна.

- Вот, посмотри, Тигран, - сказала Анаит сыну, - какая красивая девушка! Хорошая хозяйка, из порядочной семьи. Они пришли в наше селение несколько лет назад и теперь зажиточно живут. Почему бы тебе на ней не жениться? Если согласишься, через месяц сыграем свадьбу.

Уже изрядно опьяневший от вина и веселья Тигран оглядел красавицу и с довольным видом обратился к матери:

- Как ее зовут?

- Наира, - ответила Анаит.

- Хороша! - заявил Тигран.

Щеки Наиры налились румянцем. Анаит слова сына порадовали.

- А я тебе нравлюсь? - рыжебородый армен хлопнул ладонью по своей могучей груди.

Наира покраснела еще больше и, теребя подол куртки, кивнула в ответ.

- Я согласен! - воскликнул Тигран. - Женюсь!

Анаит улыбнулась, поцеловала девушку в обе щеки и отправила ее за стол родичей. Затем она снова села на подстилку, обняла, насколько смогла, своего огромного сына и поцеловала его. Теперь Анаит была довольна, больше ей ничего не было нужно от Тиграна.

Вокруг стемнело, но на холме, который был залит светом большого костра и радостью людей, никто этого не заметил. Снова заиграли дудки и барабаны. Зазвучала быстрая мелодия. Ее звуки разносились далеко по округе, одаривая весельем гостеприимные горы. Из-за столов стали выходить зрелые мужчины. Они были одеты в темные штаны с продольными полосами и такого же цвета короткие куртки. К ним присоединились юноши, танцевавшие уже ранее. Они все встали в один ряд, взялись за руки и затанцевали в припрыжку. Армены вместе поднимали руки вверх и снова опускали их, отходили назад, ступали вперед и что-то выкрикивали в едином порыве. Тигран поднялся и пошел к ним. Они приняли его, не останавливаясь, и рыжебородый армен тоже затанцевал. Несмотря на грузную фигуру, плясать у Тиграна получалось лихо. Дудки то замолкали, то звучали непрерывно и продолжительно. Барабаны чеканили шаг танцоров. Люди опять захлопали в ладоши. В этой музыке было что-то неведомое, скрытое от чужаков, воинственное. От нее бурлила кровь.

Тигран размахивал красным платком и улыбался своим гостям. Он выпустил руку соседа и, пританцовывая, двинулся к столу, за которым сидели его друзья. В танце, не останавливаясь ни на мгновение, он вытащил из-за стола отбивающихся близнецов и Аттилу. Эрик присоединился к ним, как только понял, что Тигран и его собирается поднять. Под яростные хлопки селян рыжебородый армен повел их за собой к танцующим людям. Засмущавшиеся близнецы и каракалпак не знали, как встать и что делать, но их очень быстро приняли в танец и они были вынуждены поддаться. Сделав пару ошибок, они все же наловчились и вскоре ничем не уступали арменам. Эрику все далось проще, он сразу воспринял движения и если бы не светлые волосы, его можно было бы принять за местного. Варяг, танцуя, смотрел на Ладу, которая тоже не сводила с него глаз и хлопала именно ему.

Танцоры выпустили руки друг друга и положили их на спины соседей. Ряд разделился на две части. Они разошлись на небольшое расстояние, делая уже совсем другие движения, шаги и переступы. Это немного сбило с толку близнецов, Аттилу и Эрика, но в это раз у них ушло гораздо меньше времени, чтобы привыкнуть. Тигран размахивал платком, улыбался и что-то выкрикивал, подбадривая молодых русичей, каракалпака и варяга. Две части танцоров снова сошлись в единый ряд, после чего под бурное веселье окружающих танец завершился. Близнецы, Аттила и Эрик пытались отдышаться и хохотали, а Тигран обнимал их, целовал в щеки и хлопал по плечам, благодаря за то, что они не постеснялись принять участие в танце.

- Маладэс! - сказал он напоследок Эрику, крепко сжал запястье северянина, обнял его и поцеловал в щеку.

Внезапно веселье стихло. Голоса людей умолкли и их взоры обратились на окровавленного человека в разорванной и обгоревшей одежде. Никто не заметил, откуда он пришел. Еще мгновение назад танцевавшие мужчины и юноши застыли на своих местах. Человек, явившийся из ночи, поднял руку, захотел что-то сказать, но упал. В его спине торчала стрела. Раздался истошный вопль женщин. Они схватили на руки маленьких детей и побежали в селение.

Савва и Егорий первыми оказались у тела. Они припали на колени рядом с человеком. Савва рассматривал стрелу, а Егорий проверил, жив ли незнакомец. Старый воин закачал головой. Человек был мертв. Вокруг русичей, склонившихся над трупом, собралась толпа.

- Ну что, вот мы их и нагнали?! - сказал Егорий, когда убедился, что стрела татарская.

- Это кто еще кого нагнал, - ответил Савва. - Да и они ли это?

Тело убитого перевернули. Отец Тиграна признал в нем кузнеца из соседнего селения. Затем Арташес что-то сказал людям, и те бросились к домам. Тигран схватил за плечо Савву:

- Ухадит нада! Селэние, на каторае напали татари, савсем близка. Скора ани будут здэс! Все луди уходат в Амберд, в крепаст на гаре. Нам нада идты с ними!

Все покинули холм, на котором проходило празднество, и ушли в селение, чтобы собрать свои пожитки и укрыться за крепостными стенами. Савва и его спутники быстро оседлали коней и присоединились к веренице людей, поднимающихся по склону горы. Армены тащили на спинах большие сумы, в которых было все, что они успели впопыхах схватить в своих домах. Несколько людей освещали путь факелами. Кто-то вел груженных тюками коней, кто-то вооружился и разъезжал неподалеку, вглядываясь и вслушиваясь в темноту.

Люди, еще недавно так шумно веселившиеся на празднестве, шли по горной тропе безмолвно. Они сильно переменились, лица их стали мрачными и напряженными.

- Здэс всигда било и будэт так, - объяснил Тигран, ведущий под узды боевого коня, на котором теперь стало на два тюка больше. - Вэселие сменаетса горэм, затэм на смену гору внов приходыт вэселие.

Широкая тропа вела на южный склон горы и поднималась все выше и выше. Становилось холодновато, и люди стали кутаться в плащи, теплые куртки и платки. Савва не знал здешних мест, не знал этой тропы, поэтому был напряжен и ожидал в любую минуту нападения или засады. Однако в пути ничего не произошло. Они долго ехали в гору и к концу ночи, перед самым рассветом, показались очертания крепости.

У самой крепости, стоящей на горном мысе, располагалось небольшое селение. В нем уже никого не было. Видимо жителей предупредили другие бежавшие от нападения врага, и они скрылись в крепости. Миновав покинутые хижины, люди стали подниматься на горный мыс. Только тогда Савва разглядел, что крепость была разрушенной. Да, ее стены и башни все еще стояли, но повреждения, причиненные осадой в былые годы, были хорошо заметны. В одной из стен виднелся пролом, не широкий, но все же он был, а значит, его пришлось бы оборонять прежде всего и вся угроза людям в крепости исходила бы именно из этого места. Савву порадовало только то, что к пролому вел пологий склон. Врагу пришлось бы карабкаться по нему к стене под обстрелом защитников крепости, что было несомненным преимуществом для осажденных.

С крепостной стены послышался громкий возглас. На него ответил отец Тиграна, его голос нетрудно было узнать. За проломом в стене началось копошение. Люди, находящиеся внутри, стали разбирать камни, доски и бревна, из которых они соорудили преграду. Жители из селения Тиграна проникли в крепость через узкий проход и принялись устраиваться на свободных местах. Сложнее дело обстояло с конями. Завести их внутрь оказалось нелегко именно из-за пологости горного мыса в этом месте. Савве с друзьями и арменам пришлось изрядно попотеть, прежде чем им это удалось. После пролом в крепостной стене был заложен, только в этот раз преграду сделали выше и надежнее. Армены больше никого из своих не ждали.

В крепости уже было много людей, очевидно пришедших из селений, расположенных поблизости. Свободного пространства внутри Амберда оказалось меньше, чем можно было предположить, находясь снаружи. Множество полуразрушенных башен высились над такими же потрепанными временем и событиями стенами. Разбитые каменные перегородки, прежде разделявшие крепостные помещения, теперь лишь отдаленно напоминали о том, что когда-то в крепости жили люди, которые возводили ее, надстраивали, обороняли и принимали в ней гостей.

Жители окрестных селений, хоть и были теперь под защитой стен и воинов, но все же не спали. Они сбились в кучки, тихо о чем-то переговаривались и изредка поглядывали на незнакомцев, пришедших с людьми из селения Арташеса. Разводить костры всем строго-настрого запретили. Русичи, варяг и каракалпак устроились у одной из стен. Тигран через некоторое время подошел к ним.

- Чего ж ты не сказал, что крепость разрушена? - обратился к нему Савва.

- Так стэны же ест! И башны! Нам ли их нэ удержат?! - Тигран указал на строения, сложенные из огромных камней. - Пят сотэн лет этат крепаст нэ сдавалса врагу, толко татарам удавался ее взят. Ани та ее и разрушилы.

- В том-то и дело, непутевый, - вмешался Илья, - что это снова татарва пришла!

- Так в прошлий рас и вас тут нэ било и мине, - засмеялся Тигран, который даже теперь не утратил веселого нрава.

- Есть ли тут воин знатный, который верховодить будет? - спросил Савва.

- Мой дядка паставлен в галава, - ответил Тигран. - Так рэщилы старэйщины. Вартан у здэщнэго кназя долгае врэма в войске слюжил. С дэлам ратним он харашо знаком, с какими толко врагами нэ прихадилас ему битса.

- Добро! - кивнул Савва. - Скажешь ему, что нами может распоряжаться, как нужным посчитает.

Остальные закивали в знак согласия с Саввой. Тигран тоже кивнул.

Вартан, дядя Тиграна, был воином видным. Тигран куда больше походил на него, чем на своего отца. Видать, телосложением рыжебородый армен пошел в материнскую родню. Вартан отправил воинов, бывших еще днем обычными селянами, на стены. У всех смотровых отверстий, защищенных проржавевшими железными прутьями, он выставил по два армена. Пролом, заложенный камнями, стерег целый десяток ратников. После того как Вартан отдал все приказы, он подошел к гостям, которые теперь превратились в товарищей по несчастью, и обратился к ним через Тиграна.

- Вартан знаэт, что ви магучие воины, пабывавшие ва множистви сражений, - перевел Тигран речь дяди. - Он просыт вас защитыт дыра в стэне, вмэстэ с другими воинами, ежили татари захатят праникнут в крепаст чэрэз нэго.

- Поди, без твоих баек не обошлось? - улыбнулся Савва.

Тигран тоже улыбнулся и кивнул.

- Скажи ему, что мы встанем там, когда придет время, - твердо сказал Савва.

- Мимо нас никто не пройдет, - забасил Илья.

Вартан дослушал племянника, пожал запястье Саввы и вернулся на стену, а русичи, варяг, каракалпак и армен закутались в плащи и уселись на землю.

Начало светать. Внутри крепости по-прежнему было темно. Лучи еще не поднявшегося солнца не могли проникнуть за мощные стены твердыни, но небо посветлело, и в сердцах людей забрезжила надежда. Все же при дневном свете не так страшно, как ночью. Татары пока не появились, а возможно и вовсе прошли мимо, так и не заметив в ночной тьме очертаний крепости.

Савва и Егорий поднялись на стену. Наверху дул пронизывающий ветер с юга, все вокруг было на удивление серым. Небо, застланное покровом мрачных туч, казалось, предвещало беду. Вот почему солнце не спешило явить себя миру. Вдалеке посреди серой пелены выделялись черные грозовые тучи, как будто, кто-то пролил дегтя на пушистый небесный ковер. Днем или ближе к вечеру, если ветер не переменится, он должен был пригнать эти тучи к Амберду. Савва посмотрел вниз на раскинувшиеся у подножья горы земли арменов. Ему не удалось обнаружить следы пребывания татар. Нигде не было видно пожаров или дыма, никто не передвигался. Было пустынно, словно крепость стала одиноким островом в бескрайнем море.

При дневном свете Савва смог оценить удачное расположение крепости. Амберд, стены которого высились на горном мысе, покрытом бурно растущей травой, находился между двумя глубокими ущельями. В ущельях текли бурные реки. Савва догадался об этом еще ночью по постоянному шуму воды, но теперь убедился воочию. Широкая каменная лестница, которая раньше вела к входу в крепость, была разрушена во время одной из осад, перенесенных Амбердом. Сам вход был уже давно замурован, а значит, с этой стороны опасность не угрожала осажденным. Старая твердыня казалась неприступной. Лишь через пролом в стене в нее можно было пробраться, но там хватило бы и небольшого числа умелых воинов, чтобы удерживать это место. Однако, если возведенная на скорую руку стена, закрывающая проход, обрушится под натиском врага, осажденным придется значительно труднее.

Савва указал на это Егорию, и старый воин согласился с его выводами. В крепости можно было выдержать длительную осаду. Вода в нее поступала из горного родника по скрытым глиняным трубам и скапливалась в большой, обложенной камнем, яме, еды люди принесли в достаточном количестве, так что первое разочарование от вида разрушенных укреплений у Саввы улетучилось. К тому же, он знал, что если это хан Берке пришел сюда со своим воинством, то он не станет утруждать себя долгой осадой, потому что его отягощали многочисленные пленники, захваченные в походе. Савве хотелось верить, он надеялся, что это именно убийца его отца и похититель жены и сына явился на земли арменов.

На стене показались Илья, Лада, близнецы, Эрик и Аттила, которым удалось немного поспать, в отличие от Саввы, Егория и Тиграна. Они тоже долго рассматривали склон горы, а затем занялись каждый своими делами. Близнецы уселись играть в "камешки", Аттила отправился лазить по остальным стенам, Эрик пошел к коню, чтобы осмотреть оружие, а Лада и Илья остались с Саввой и Егорием. Княжеский слуга не отпускал Ладу от себя, и девушка, страстно желающая находится рядом с молодым варягом, вынуждена была наблюдать за Эриком со стены. Чуть позже на стену поднялся Тигран.

- Луди гаварят, что в этат раз бэда абашла нас стараной, - рыжебородый армен почесал кучерявую голову. - Ежили татари и пришлы би суда, то сдэлали би эта уже давно, еще ночу.

- Не спеши радоваться, - сказал Савва. - Татарин - воин хитрый. Смотрит он сейчас за нами. Разглядывает, как к нам лучше подобраться.

- Вах, так что жи, здэс ани уже? - забеспокоился Тигран. - Нада лудей паднимат!

- Да, погоди ты! - Егорий махнул рукой на непутевого армена. - Савва всегда подвох ищет. Может, и ошибся он.

- Ежели бы так было, - вздохнул Савва. - Вот поглядишь, татарин туч ждет, тех, что с полудня[143] идут. Ждет, когда гроза начнется. К вечеру встанет под стенами.

- Так ему ж при дожде тяжелее и будет, - забасил Илья. - К стенам по скользкому скату карабкаться.

- Это верно..., - согласился Савва и на мгновение задумался, - только вот земля там, где пролом в стене, непрочная. Польет с неба, так все камни потоком вниз вместе с землей и уйдут, а мы у дыры останемся.

Все призадумались, лица их стали мрачны. Остаться у открытого прохода в стене против такого множества татарских воинов было равносильно самоубийству. Сами не желая того, они оказались в ловушке. Одно дело, когда идешь за татарами и они не подозревают о твоем присутствии, и совсем другое дело, когда волею судеб оказываешься запертым в крепости, которую татары осаждают.

Как и предсказывал Савва, ближе к вечеру раздался крик дозорного воина со стены. Женщины и дети уселись рядом и пугливо озирались. Мужчины схватили оружие и бросились на стены и к пролому. Савва и его друзья вооружились и тоже взошли на стену. По склону прямо к крепости поднимался огромный людской поток. Уже сейчас можно было разглядеть плененных людей, связанных вереницами и устало бредущих под охранением конных татарских воинов. Грозовые тучи еще не долетели до Амберда, но были уже близко. Савва и в этом оказался прав. Незамеченные дозорными на стенах вражеские разведчики хорошо осмотрели крепость со всех сторон и доложили своему повелителю обо всем, что увидели. Войско татар, шумно шествуя, приближалось к древней арменской крепости.

Степняки прошли через селение у крепости и остановились между ним и Амбердом. Тотчас же в конец их колонны поскакали посыльные с приказами. Воины подгоняли пленников плетками, отводили их на выбранные места и вынуждали усесться на землю. Вой, плач, крики женщин и детей доносились до крепостных стен, хотя до татарского войска было далеко. Даже стрела из лука Егория не пролетела бы и половины этого расстояния. Савва метался по стене, вглядывался в толпы пленников, но в подобном людском столпотворении, да еще и на таком отдалении, невозможно было ничего рассмотреть. Он не знал наверняка, тут ли его жена и сын, но сердце беспокойно билось в его груди и он верил ему - они здесь, они рядом.

Близнецы, которые тоже безуспешно разглядывали людей в оборванных одеждах, не находили себе места. Из глаз Никиты текли редкие слезы, и он их усердно утирал рукавами рубахи. Тем временем татары спешились и поставили посреди своей стоянки одну единственную юрту, в которой от посторонних глаз скрылись несколько человек. Остальные воины занялись разведение костров, своими конями и оружием. Многие степняки пренебрегли отдыхом и в поисках наживы поспешили в брошенное селение. Несмотря на угрожающее им соседство крепости, татары вели себя спокойно и уверенно, словно не замечали крепостных стен и людей на них. Было ли это частью их коварного замысла или так велика была их уверенность в собственных силах, осажденным оставалось только гадать.

Грозовые тучи нависли над селением, станом татар и крепостью. Из-за этой черной воздушной крыши окружающая взор серость потемнела, отчего стало еще неуютнее. Уже долгое время на стенах в решительной готовности стояли арменские воины. Татары же, похоже, и не думали нападать. Они сидели у костров, громко кричали и смеялись, но к бою не готовились. Их пленники сбились в кучи и молча сидели на земле, не смея издать ни звука. Вокруг них расхаживали сторожевые: кто с саблей, кто с плетью, а кто с копьем и щитом. Знатные татарские воины, которые собрались в юрте, до сих пор не выходили наружу. В пору было сойти со стен и отдыхать, чтобы восстановить утраченные силы. Тут-то и началось движение в стане врага.

Сначала из юрты вышли три воина. Через некоторое время еще два, а затем еще один. Последний взобрался по спине склонившегося степняка на коня и поехал к крепости. Знатные воины следовали за ним. Позади всадников шли два или три десятка пеших татар, которые вели горстку людей. Среди них были не только женщины, но и мужчины. По нарядам можно было понять, что татары ведут арменов, а вот пленники эти люди или нет, никто не решился бы предположить: руки им не связали, одежда была справной, не порвана и без кровоподтеков. Медленным ходом степняки подобрались к стенам. Стало ясно, что главарь татар желает говорить с людьми в крепости, прежде чем что-либо предпринять.

Степняки остановились. Один воин бросился к коню своего повелителя и подставил спину под его сапоги. Главарь татар довольно ловко спрыгнул на землю и подошел еще ближе к стенам Амберда. Подле него встали воины-телохранители с круглыми щитами, по ободу украшенными пушистыми песцовыми хвостами, и знатные воины. Армены, стоящие на крепостной стене, всматривались в лица земляков, которых привели степняки, и пытались узнать их. Главарь татар обратился к одному из своих воинов. Тот, кивая, выслушал его и вышел вперед, чтобы сказать слово.

- Эй, армены, почему вы запираться в крепость, а не встречать нас как свой друг и союзник, согласно уговор наших достойнейший предков? - громко прокричал татарин на довольно сносном арменском языке.

- Сучий сын! - гневно прошептал Вартан и прокричал в ответ: - Разве союзники сжигают селения, разве они убивают людей на землях дружественного народа?

- О чем ты говорить, армен? - съязвил татарин. - Мы ничего не сжигать и никого не убивать. Ты указать мне хотя бы один дым от пожарища.

С ехидной улыбкой на лице степняк развел руки и обернулся по сторонам, показывая всем своим видом, что он лично не видит нигде черного дыма от пожаров.

- А кто эти армены, что пришли с вами? - крикнул Вартан. - Разве они не пленники?

- Ну, что ты, армен, эти люди по добрая воля согласиться привести нас сюда, чтобы ты поверить в наши добрые намерения и встретить, как подобает встретить гостей, - ответил все тот же татарин.

Степняк никому не переводил свой разговор с Вартаном. Это означало, что многие из татар понимают, о чем идет речь.

- Тогда чего же они молчат? - отозвался дядя Тиграна. - Пусть они сами скажут об этом. Я хочу их услышать.

Армены, окруженные степняками, по-прежнему молчали. Впрочем, татарина не смутило желание Вартана:

- Они очень устать в дороге, как и мы. Пусти же нас отдыхать после тяжкий путь и насладиться твой гостеприимство.

На несколько мгновений воцарилось молчание. Вартан знал, что слова татарина лживы. Он задумался над тем, как выручить из беды пленников. Степняки ждали его ответа.

- Им вырезали языки, - сказал Егорий.

Все посмотрели на старого воина.

- Что он говорит? - Вартан обратился к племяннику.

- Он говорит, что им отрезали языки, - вздохнул Тигран.

- Того, что стоит посередке, я отсюда могу стрелкой снять..., - послышался голос Данилы, который говорил с братом.

- Не вздумай! - прервал речь близнеца Савва. - Сразишь его, и они всех плененных перебьют. Без него они в раз озвереют.

Егорий согласился с Саввой:

- Я в него еще раньше попасть мог, шагов за сотню от того места, где он сейчас стоит, да нельзя нам ему вред причинять.

В голове Вартана одна мысль сменяла другую. Дядю Тиграна выдавали бегающие глаза. Все его задумки по спасению плененных арменов были сложны и опасны, а значит, обречены на провал. Спасти несколько пленников, пожертвовав воинами, и при этом поставить жизни тех, кто находится в крепости, под угрозу? Нет, так нельзя было поступать. Вартан понимал это. Ему, как старшему над всеми, пришлось сделать нелегкий выбор.

- Нам не спасти их,  - тихо произнес Вартан. - Мы не будем их спасать.

Кто-то из воинов-арменов склонил голову, кто-то нахмурился, некоторые впились взглядами в дядю Тиграна, крепко сжимая свои смертоносные копья и пики, но никто из них не посмел выказать недовольство. Вартан обернулся к татарам и прокричал:

- Я не верю тебе и твоим словам, татар! Если вы и в правду пришли с добрыми намерениями, то оставьте этих людей, а сами уходите с наших земель. Мы дадим вам еду, коней, оружие, но в крепость я вас не пущу!

Татарин распахнул войлочный кафтан, обнажив доспех из кожаных пластин, уперся кулаками в бока и засмеялся.

- Глупец! - зло прокричал он, когда смех сошел с его уст. - Все, что нам нужен, мы взять сами. Эти люди умереть на твой глазах, а потом мы захватить крепость силой и умертвить всех, кто в ней укрыться. Последний раз спрашивать тебя. Впустить ли ты нас, и тогда мы пощадить вас и оставить жить, или предпочитать увидеть казнь этих арменов, - степняк указал на пленников, - и умереть сам?

- Братья! Сестры! - надрывно закричал Вартан и ухватился за зубцы полуразрушенной крепости. - Умрите достойно! Не показывайте врагу своего страха! Пусть они знают, как сильны духом сыновья и дочери Армении!

Воины-армены подхватили призыв своего воеводы, принялись выкрикивать такие же слова и призывали земляков к стойкости и храбрости. Если бы они могли лучше разглядеть пленников, то увидели бы, как из их глаз по измученным лицам скатываются последние слезы.

Плененных арменов копьями посбивали с ног и поставили на колени. Затем один из татар, огромного роста и недюжинной силы, соскочил с вороного коня и обнажил кривую саблю.

- Смотрите! Смотрите, как будут умирать эти люди! - строго наказал Вартан воинам. - И не смейте отводить глаза!

Древками копий татары принуждали пленников склониться, и огромный смуглый палач сносил головы арменов. Обезглавленные тела заваливались на бок, орошая траву и камни кровью из ран. Пальцы Вартана впились в каменные зубцы и у ногтей побелели. Он ни на мгновение не отвел взгляда от кровавой бойни.

Телохранители главаря татар вышли вперед, чтобы щитами прикрыть хозяина, в том случае, если осажденные попытаются отомстить сразу и пустят в него стрелы. Все, кто стоял на стене, хранили молчание. Во взглядах арменов читалось отчаяние. Немногие из них верили в то, что им удастся отстоять крепость. Русичи, варяг и каракалпак, впрочем, как и все остальные, не сводили глаз с места казни. Близнецы и Лада, уже привыкшие за время нелегкого пути к лику смерти, держались стойко и не позволили чувствам возобладать над собой, хотя и они были опечалены произошедшим.

Тигран подошел к Егорию и что-то шепнул ему на ухо. Старый воин произнес в ответ какие-то непонятные слова и повторил их несколько раз. Армен тоже повторил их вслед за ним и когда Егорий кивнул, Тигран подошел к зубцам и выкрикнул заученные слова татарам, при этом указывая на степняка, который рубил головы плененным арменам. Татары захохотали, а смуглый палач наотмашь ударил кулаком ближайшего к нему воина и сбил того с ног. После этого степняки затихли, только их главарь позволил себе продолжить смеяться. Огромный татарин обернулся к Тиграну, лизнул разбитые в кровь костяшки кулака, сплюнул и провел большим пальцем по своему горлу, ясно дав понять, что при первой же возможности он лишит дерзкого армена жизни. Что выкрикнул Тигран, осталось для окружающих загадкой, но он добился того, чего хотел. Татарин был явно взбешен. Палач растолкал воинов, запрыгнул на коня и поскакал прочь от крепости. Остальные татары последовали его примеру, хоть и не были так расторопны. Их отход прикрывали телохранители, так что угрожать жизням знатных татарских воинов не представлялось возможным. Несмотря на это, Егорий лизнул указательный и средний палец, по насечкам нащупал в колчане стрелу с узким наконечником, похожим на толстую иглу, и приладил ее к тетиве лука. Действия старого воина приковали внимание всех, кто был на стене.

Егорий натянул тетиву. Лицо его потемнело от напряжения. Он тщательно прицелился и выстрелил. Красноперая стрела, засвистев, полетела в сторону удаляющихся татар. Телохранители вскинули щиты, но это не спасло одного из них. Стрела Егория пробила щит насквозь, угодила в грудь воина и отбросила его на землю. Воины-армены возликовали. Именно в этот миг с неба из черных туч начали падать крупные капли дождя. Они застучали по доспехам, шлемам и щитам арменских воинов. Еще спустя некоторое время хлынул сильный ливень, но и ему было не под силу охладить горячие сердца и головы. Всеобщее ликование на стенах крепости продолжалось. Знатные татары, устрашенные метким выстрелом защитников Амберда, поспешили удалиться подальше от смертоносных стен. Бездыханное тело телохранителя так и осталось лежать на дороге, ведущей от селения к крепости.

Дождь, который беспрестанно лил с неба, поглощал своим шумом все остальные звуки. На дороге под стенами Амберда образовался ручей. Дождевая вода, пополнявшая поток, несла с собой кровь казненных арменов и убитого татарина, отчего вода в ручье со временем стала красной и на серой земле прочертилась тонкая яркая дуга. Невдалеке от крепости кровавый ручей исчезал за стеной дождя и пара, появление которого еще сильнее ухудшило видимость для осажденных. Ни один из воинов-арменов не покинул крепостные стены. Все они безмолвно стояли у зубцов, отплевывались от назойливых дождевых капель и ожидали появления вражеского войска.

День шел к концу, а враг так и не решился на приступ. Воины утомились, и Савву это очень беспокоило. Как оказалось, об этом же думал и дядя Тиграна. Вартан уже дал распоряжение отдыхать части воинов на стенах и тем, кто находился внизу для защиты пролома. Он посчитал, что татары не станут нападать во время проливного дождя. Отпущенные с постов армены устроились у каменных перегородок внутри крепости и закутались в теплые плащи. Некоторые из них присоединились к своим семьям, чтобы поучаствовать в скудной вечерней трапезе. Однако усталость воинов была не самой важной причиной беспокойства русича и армена. Еще больше их заботила почва под обложенным камнями и бревнами проломом, которая размягчилась от дождя и уже заметно просела. Укрепить землю было невозможно и оставалось уповать только на то, что преграда продержится хотя бы до следующего дня, а там, глядишь, прекратится ливень и солнце с ветром осушат горный склон.

Продрогший дозорный посмотрел на дорогу. Какие-то призрачные силуэты быстро перемещались в испарениях дождя. Воин подумал, что ему померещилось, но решил все же приглядеться. Он подошел ближе к зубцу крепостной стены, слегка склонился и укрыл глаза рукой от дождевых капель. Со стороны дороги прилетела стрела. Она разрезала попавшиеся на пути дождевые струи и угодила прямо в грудь армену. Дозорный отпрянул от зубца, посмотрел на торчащую в его теле татарскую стрелу и упал со стены. Арменские женщины, увидев труп воина, завыли и прижали к себе маленьких детей.

С дороги послышалось громкое улюлюканье и топот коней, похожий на раскаты грома. Засвистели стрелы. Отдыхавшие армены вскочили с земли и бросились к своим постам. Вартан поспешил на стену, на ходу приказывая увести селян к внутренним перегородкам крепости. За ними стрелы татар людям были не страшны. Егорий окликнул близнецов и тоже помчался наверх. Данила и Никита побежали за ним. Савва, Илья, Эрик и Тигран куда спокойнее и обстоятельнее пошли к коням за оружием. Илья только позволил себе прикрикнуть на Аттилу, чтобы каракалпак держался в бою рядом с ним и не вздумал лезть в самое пекло. В это время Лада помогала женщинам, старикам и детям укрыться в безопасных местах. Илья запретил княжне сражаться и даже не стал ее слушать, а Эрик рьяно поддержал это решение, так что Лада была вынуждена подчиниться, хотя в душе надеялась на то, что и ее сабли пригодятся.

Тигран выхватил меч из ножен, прикрепленных к упряжи коня, рубанул им по воздуху и улыбнулся. Похоже, его радовала возможность помахать железом. Савва скинул плащ, взял свой невзрачный щит и зашагал к пролому в стене. Там уже стояли с десяток воинов-арменов с длинными пиками и щитами, и хотя они были преисполнены готовности сражаться, все же их взоры были обращены на стену, которая приняла на себя первый удар врага. Савва и его друзья тоже обернулись к лучникам, выпускающим в нападавших стрелы, и прислушались к звукам, которые доносились с другой стороны стены, словно по ним пытались понять, что же предпринял враг.

Татары устроили стремительную карусель у крепостной стены. Всадники вылетали из дождя и пара, стреляли из луков и также быстро исчезали. При этом степняки кричали, выли и свистели подобно дикому зверью. Несмотря на множество пущенных стрел, потери арменов были невелики. Помимо убитого первым дозорного, в плечо был ранен еще один воин. Армены скрывались за зубцами и изредка отвечали на вражеские стрелы своими. Однако их выстрелы тоже были малоуспешны. Попасть в скачущего на большой скорости степняка при таком дожде, да еще и выскакивая из-за зубцов на несколько мгновений, было крайне сложно. Кто мог похвастаться точностью, так это Егорий и близнецы. Старому воину уже удалось выбить двух татар из седел, а братьям по одному.

Потеряв еще одного воина, татары отступили, но не надолго. Вскоре они снова объявились под стенами крепости, только в этот раз они, не переставая, выпускали стрелы и тем самым прикрыли пеших воинов, которые шли на приступ с длинными лестницами. В тот же час татарские стрелы засвистели и со стороны пролома, что могло означать лишь одно. Враг нападает с двух сторон и намерен пробиться в крепость, несмотря на возможность больших потерь. Всем пришлось укрыться за щитами от роя черных стрел. Аттила придвинулся поближе к Илье и спрятался за огромным щитом княжеского слуги. Арменские лучники, укрывающиеся на стенах у пролома, выпускали стрелы и что-то громко выкрикивали.

- Татар лэстныца тащит, - прокричал Тигран. - Хочэт атсуда прайти.

- Тигран! Тигран! - послышались крики сзади.

Армену пришлось обернуться. Это Вартан, усевшийся за зубцом на стене, пытался докричаться до племянника.

- На копья! На копья их встречайте! - кричал дядя армена. - Не дайте им проникнуть внутрь!

Тигран кивнул, давая понять, что понял приказ Вартана.

- Копями татара встрэчат будэм, - прокричал армен Савве.

- Не удержать их на копьях! Мало воинов! - замотал головой Савва. - Тех, что пробьются, мы на себя возьмем!

- Харящо! - согласился Тигран и захохотал.

Савва откинул мокрые пряди волос назад и огляделся, чтобы проверить готовность остальных. Илья кивнул. Эрик вытащил из ножен меч, Аттила саблю. Только после этого Савва обнажил клинок и застыл в напряженной стойке, словно готовился к прыжку.

На крепостной стене, где метали стрелы Егорий и близнецы, положение усугубилось. Татарам удалось приставить лестницы, и они забирались по ним наверх, к зубцам. Армены, которые решались скинуть лестницы вниз или вести обстрел со стены, почти тотчас же погибали. Невозможно было даже на мгновение показать головы, чтобы по ней не выпустили с десяток стрел. Егорий уже давно запретил близнецам высовываться, а когда старый воин сразил стрелой татарина, перемахнувшего через зубцы, он и вовсе отправил братьев со стены вниз, чтобы они с земли вели обстрел вражеских воинов. Сам же Егорий отбросил лук, скинул плащ и колчан со стрелами, выхватил из-за пояса топор и палицу и ринулся в уже закипевший на стене бой.

У пролома тоже становилось жарко. Через преграду стали перебираться первые воины врага. Сначала их было мало, скользкий от дождя горный склон осложнял степнякам восхождение, но вскоре, подгоняемые десятниками, татары стали накатываться на арменов, словно волны бушующего моря на прибрежные скалы. Тех из них, кому удалось просочиться сквозь расстроившийся ряд копейщиков, встречал Савва и его друзья.

Савва старался расправляться с противниками, как можно быстрее. Он понимал, что за спиной у арменов не должно быть свободных от схватки степняков и не допускал этого. Татары падали замертво у ног русича один за другим. Савва принимал их первый удар сабли на щит, а затем мастерски наносил ответный смертельный выпад. Некоторым степнякам удавалось нанести три-четыре удара, но не больше, затем Савва находил у врага уязвимое место и сражал его. Так же складывалось ратное дело и у Ильи. Хватало одного тяжелого удара княжеского слуги и его булатный меч, разрубая щиты, сабли и доспехи, лишал врагов жизни.

Аттила никак не мог поучаствовать в бою, что юного каракалпака сильно злило. Он порывался удрать из-за щита Ильи, но тот вновь прикрывал его, оберегая воспитанника от татарских сабель. И все же природное упрямство Аттилы и страстное желание отомстить кровному врагу позволили ему ускользнуть из-под защиты наставника и схватиться с двумя воинами. Одного он убил сразу. Сабля, купленная в Константинополе, оказалась и в правду прекрасным оружием. Аттила изловчился и нанес удар по голове противника. Сабля разрубила шлема татарина и раскроила его висок. Из-под шлема с султаном обильно полилась кровь. Глаза степняка потемнели, он упал ничком и затих. А вот второй противник оказался куда проворнее и ранил каракалпака. Аттила, истекая кровью из раны на левом плече, стал отступать. Страх, подобно стреле, поразил сердце юноши. Куда более искушенный враг злорадно смеялся и шел на него. На этом все для татарина и закончилось. Илья проломил его череп ударом щита. Обратным движением руки со щитом княжеский слуга отбросил Аттилу назад и выкинул юнца из схватки. Каракалпак плюхнулся на спину. Подоспевшая на помощь Лада оттащила Аттилу за каменную перегородку и стала стаскивать с него тунику и рубаху, чтобы осмотреть рану.

Эрику приходилось сложнее. Он был не так опытен и искусен, как Савва или Илья, но все же его обучали всему с детских лет, и пока варяг не позволил кому-либо из татар поставить себя в опасное положение. Его красно-белый щит покрывался все новыми и новыми зарубками, но удары Эрик не пропускал. К его явным достоинствам стоило отнести то, что при каждой новой атаке татар он успевал метнуть в одного из врагов топор, затем рубил противников мечом, а когда все были убиты, спешил к своему топору, вырывал его из тела поверженного и снова возвращался на место. Эрик вновь и вновь повторял этот прием, за что удостоился одобрения Саввы и даже вечно ворчащего на него Ильи.

Тигран пугал врага не только своим ростом и мощью, но и безумным смехом, иногда переходящим в рычание. Савва на мгновение даже заподозрил, что рыжебородый армен в тайне перебрал крепкого вина перед боем. Однако в его умении сомневаться не приходилось. Тигран не взял для себя щита, да и он ему был не особо нужен. Армен рубил мечом с плеча, а кулаком левой руки раздавал удары страшной силы и отправлял нерадивых степняков вслед за их поверженными товарищами. Особое удовольствие Тиграну доставляли пинки, если выпадала возможность влепить кому-то из противников ногой по заду. Он вошел в такой раж, что уже сам стал зазывать татар нападать на него, и оскорблял их на своем языке, если они долго не решались вступить с ним в бой.

Стемнело. Дождь начал утихать, а затем и вовсе закончился. Теперь были слышны только лязг оружия, крики сражающихся, вопли раненных и умирающих. Армены у пролома подменяли друг друга, давая уставшим передохнуть и вступить в строй с новыми силами. Лада все это время хлопотала у раненных воинов. Княжна не обладала нужными навыками, но старалась хоть как-то облегчить страдания истекающих кровью арменов. Она делала  раненным перевязки из белья, что дали селяне, и поила их водой. Помимо нее у раненных воинов суетились несколько арменских старух, женщин и еще совсем юных девушек. Более опытные в этих делах старухи жестами указывали Ладе, что нужно делать, помогали ей и успокаивали девушку, поглаживая по голове и утирая морщинистыми руками ее слезы, когда княжна была уже не в силах смотреть на страшные раны и мучения умирающих.

Удерживать стену становилось все труднее. Почти все арменские воины, сражавшиеся рядом с Егорием и Вартаном, погибли. Их бездыханные тела лежали на зубцах, на каменной лестнице, у парапета[144] и на земле у основания крепости. Из защитников стены в живых остались только трое: Егорий, Вартан и еще один седовласый армен, умелый и опытный боец. Спину этой троице успешно прикрывали близнецы, которые никому не давали подобраться к ним незаметно, и сражали татар меткими выстрелами.

Однако враги продолжали с остервенением лезть на стену. Их становилось все больше и больше. Этот темный поток был неиссякаем. Пал седой армен, зарубленный двумя противниками, а у близнецов, как назло, закончились стрелы. Никита и Данила отстреляли даже все подобранные татарские стрелы, которыми была усеяна земля внутри крепости. Они топтались внизу, не зная, чем могут помочь. От отчаяния братья стали швырять в татар камнями. Вскоре ранили в бедро Вартана, и ему уже сложнее было отбиваться от наседающих степняков. Егорий же сеял вокруг себя смерть.

До этого дня и после до скончания веков, никто не видел и не увидит подобной смертоносной пляски, что устроил старый воин на стене арменской крепости. Враги словно разлетались от него. Кто с глубокой раной от топора, кто с размозженной головой от удара палицы. Егорий был весь в крови. Его голова, кольчуга, одежда, руки - все было покрыто кровью, чужой кровью, кровью врагов. Еще ни разу он не пропустил удара кривой сабли или копья. Он перекатывался, вращался, уклонялся, прыгал, отступал, бросался вперед. Татары и рады были бы отступить, но приказ повелителя, жестокие законы их воинства и беспощадность Егория не давали им возможности броситься наутек к лестницам по ту сторону стены и спасаться бегством, подставив под удар безумного воина с разукрашенным лицом незащищенные спины, ибо Егорий не жалел никого, даже тех, кто уже не мог сражаться из-за ранений. Степняки также безрассудно бросались на, как казалось, неуязвимого бойца, и отдавали свои жизни.

Савва увидел, что стену уже некому защищать, докричался до Тиграна и приказал ему отправляться туда на помощь. Присутствие Тиграна у пролома создавало дополнительные сложности защищающимся, столь нежданными были падающие с неба под ноги татарские воины, которых раскидывал этот арменский сумасброд. Тигран с нескрываемой радостью поспешил к стене, когда разглядел, что там куда больше врагов, но ему не удалось даже дойти до лестницы ведущей наверх, к парапету с зубцами. Страшный грохот и шум за спиной заставили армена обернуться. Тигран успел лишь краешком глаза увидеть, как вниз по горному склону, унося с собой тела живых и поверженных врагов, сошла преграда, сделанная из бревен и камня. Почти сразу же обрушилась крепостная стена по краям пролома. Этот обвал лишил жизни четырех арменских лучников, которые сверху вели обстрел врага. Помимо тяжести самих деревянных балок и камней к весу преграды добавились идущие на приступ татары, это и стало причиной того, что размягченная дождем почва и поврежденные осадами старые стены не устояли. Арменские копейщики от неожиданности отпрянули и подались назад. Когда шум оползня стих, послышался гул медных гонгов. Это был сигнал к отступлению. Татары резво бросились к пролому, который теперь стал значительно шире. Их даже не стали преследовать, так велика была усталость защитников крепости.

Егорий сплюнул кровь, попавшую в рот, и подошел к Вартану, чтобы помочь ему сойти вниз. Только теперь люди в крепости обратили внимание на то, сколь темно стало вокруг. Арменам и их необычным гостям удалось удержать крепость, но не были слышны вопли радости среди победителей, лишь стоны раненных, да сдавленный плач женщин, потерявших своих родичей, доносились до оставшихся в живых измученных воинов.

 

"Что же произошло дальше? - Берке напряженно пытался отыскать в закоулках памяти подробности тех дней своей молодости. - Ах, да! Я приказал верным нукерам[145] увести и стеречь урусутку, как самое ценное сокровище. Никто не смел без моего приказа приблизиться или прикоснуться к этой девушке. Довольно долго мне удавалось скрывать ее от посторонних глаз, но потом...."

В юрте кто-то кашлянул, и хан очнулся от воспоминаний.

Костер слабо освещал помещение, но Берке это было по душе. Последний длительный переход от Черного моря до земель арменов очень утомил хана, и он был рад полумраку, скрывающему его усталое лицо. Берке не удалось продать захваченных в русских землях рабов на крымских невольничьих рынках. Его разведчики принесли весть, что в приморских городах есть люди Батыя, которые могут узнать хана и его воинов и донести, а обострения отношений с братом Берке пока не желал, слишком неравны были силы. Теперь он был вынужден вести пленников до Каспийского моря, в надежде избавиться от них там, но при этом хан все равно рассчитывал получить хороший куш.

Конечно же, Берке был в ярости. Вместо быстрого перехода до своих земель, он был обречен на возню с все увеличивающимся числом рабов, однако жизнь научила его изворотливости, и хан уже обдумывал свои дальнейшие шаги. Этой ночью, после не завершившегося победой приступа крепости, он сидел в тепле, скрестил ноги на мягкой войлочной подушке и наслаждался освежающим кумысом в обществе тысячников. Несмотря на то, что дым от костра выходил через отверстие в крыше юрты, воздух внутри был все же тяжеловат, но это даже успокаивало Берке. Он отпил еще один глоток из аяка, отложил чашу и пригладил реденькую бородку. Затем хан положил руки на колени и оглядел сидящих в юрте воинов.

- Говори, Сарлык! - приказал Берке тысячнику в шлеме с красным султаном.

Тысячник учтиво поклонился, приложив правую руку к груди, отложил чашу с кумысом и деловито утер темные усы.

- Повелитель, твои воины храбро сражались, - заговорил Сарлык. - Преграда, построенная арменами в проломе, рухнула, а вместе с ней обрушилась и часть стены. Теперь проход стал широким и его ничем не перекрыть. Если бы мы продолжили нападение, то уже этой ночью взяли бы крепость.

- Я решаю, когда мы идем на приступ и когда отступаем, - грубо бросил Берке, хотя и не стал срываться на тысячника. - Или ты забыл об этом?

Сарлык вновь учтиво поклонился хану в знак покорности.

- Армены тоже храбро сражались, раз до наступления темноты нам так и не удалось овладеть разрушенными стенами, которые защищают землепашцы и дровосеки, - язвительно заметил Берке. - Сколько воинов я потерял?

- Не вернулось почти две сотни, великий хан, - чуть слышно ответил тысячник.

Берке нравилось, когда люди называли его "великим ханом". Он еще не был достоин этого звания, но его воины льстили ему, чтобы избежать гнева хозяина. Однако в этот раз лесть не ослепила самовлюбленного хана. Потери были слишком велики. Берке, негодуя, отбросил в сторону аяк с кумысом, который только что поднял для того, чтобы сделать глоток. Тысячники замерли, ожидая вспышку недовольства их повелителя.

"Двести воинов! - подумал Берке. - Слишком многих я потерял в походе, казавшемся столь простым".

Хан молчал. Тысячники увидели, что грозившая им буря миновала, и почувствовали себя спокойнее, а докладывавший ранее Сарлык даже решился вновь заговорить с Берке.

- О, владыка, - размерено начал тысячник, - армены тоже потеряли много воинов, теперь их совсем мало осталось в крепости. Проход в стене стал очень широк и у арменов нет возможности его удержать. Хватит и сотни твоих доблестных воинов, чтобы взять эту крепость и сделать рабами тех, кто в ней укрылся.

Когда Сарлык умолк, воцарилось молчание. Берке по-прежнему размышлял, уставившись на ковер на полу юрты.

- Завтра же, с первыми лучами солнца, - приняв решение, заговорил хан, - мы уйдем отсюда. Здесь останется сотня воинов. Как только покинете меня, дайте приказ всем готовиться к отъезду.

- Как прикажешь, повелитель! - закивали тысячники.

- Останется сотня твоего сына, Сарлык, - выделяя каждое слово, сказал Берке. - Они должны захватить эти развалины и убить всех воинов. Затем пусть заставят оставшихся в живых арменов до основания разрушить стены и башни, а когда крепость сравняют с землей, всех пленников надо казнить, не жалея ни детей, ни женщин, ни стариков, чтобы это было уроком для остальных. После сотня должна отправиться за нами к Ак-Дениз.

Сарлык вновь приложил правую руку к груди и поклонился. Хан Берке небрежным жестом приказал всем удалиться и тысячники, раскланиваясь, покинули юрту.

 

Василиса гладила волосы спящего Сашки и смотрела на блуждающие огни на стенах крепости, очертания которой были видны даже в кромешной тьме. В чьи земли они пришли? Кто эти люди, что не покорились жестокосердным татарам и дали им бой? Эти вопросы мучили жену Саввы. Она видела, как возвращались после битвы татарские воины. Израненные и измученные, словно побитые псы, они впервые за все это время получили настоящий отпор, которого не ожидали.

Василиса, как и другие пленники, уже давно покорилась власти захвативших ее степняков. Русские земли остались далеко позади. Никто не пришел к ним на помощь. Не было смысла сопротивляться. Сбежать она не решалась, стражи неусыпно приглядывали за ними, да и не удалось бы прожить в неведомых землях. Все равно погоня настигла бы беглецов и лишила их жизни. Пленников же становилось все больше и больше. Теперь пригоняли людей, которые говорили на других языках и не понимали, чего у них хочет узнать Василиса.

Савва так и не появился. Василиса не тешила себя надеждой вновь увидеть его лицо, почувствовать крепкие руки мужа на своем стане, ощутить тепло его тела. Страшная мысль давно прокралась к ней в голову. Ее муж убит и только это могло остановить его. Она выплакала по нему все слезы. Саввы больше нет.

Сашка ворочался во сне и ненадолго отвлек Василису от дурных мыслей. Савва гордился бы сыном. Мальчик был подстать отцу. Он по первости уставал, но со временем стал легко переносить трудности и длительные переходы. Сашка похудел, загорел под лучами палящего солнца, но не жаловался маме и не ныл. Даже слез он больше не проливал, как и его мать. Болезни Сашку не брали, и Василиса уверовала в то, что ей с сыном ничего не грозит, кроме татарских сабель. От острого железа она не смогла бы уберечь ни его, ни себя, но знала, что Берке запретил своим воинам убивать пленников. Жадный хан надеялся продать, как можно больше рабов, чтобы этот поход увенчался успехом, несмотря на потери среди его войска. Василиса в последний раз взглянула на мерцающие вдалеке огни крепости, улеглась на земле рядом с сыном и забылась сном.

 

Трупы татар выбросили через пролом в стене. Погибших в бою арменов оставили в крепости. Вартан рисковал решившись на это, ведь было неизвестно сколько продлится осада, но вряд ли родственники павших позволили бы ему избавиться от тел, даже несмотря на возможные последствия. Тела сорока сраженных татарскими воинами арменов покоились в единственном сохранившемся лучше других помещении крепости. Крыши над ним не было, зато были целы все четыре стены. Родичи погибших оплакивали их там и омывали тела. Не зная, что ждет их самих, они все же не хотели быть неблагодарными по отношению к умершим и готовили их в последний путь.

Хромающий из-за раны Вартан не позволил себе отдыхать и продолжал давать распоряжения воинам. Он решил чем-то занять людей и отвлечь их от плохих мыслей. Ему хотелось, чтобы в крепости было, как можно меньше отчаявшихся и люди верили в то, что спасение еще возможно. Дядя Тиграна приказал развести костры по всей крепости и зажечь факелы. Костры рассеяли темноту, стало светлее и теплее.

Женщины начали готовить еду, в первую очередь для мужчин, которые участвовали в бою. Несколько костров воины развели у пролома в крепостной стене. Такой огненной преградой Вартан хотел обезопасить проход от ночного нападения. Склон с этой стороны теперь был хорошо освещен, и внезапный приступ вряд ли был возможен. Повсюду были расставлены посты. У каждого костра на гряде пролома сидели по два воина. По стенам ходили дозорные с факелами, которым было приказано поглядывать в сторону вражеского лагеря и на подножие стены с внешней стороны. Только после того, как Вартан управился со всеми делами, он разделил трапезу с воинами и немного поспал, а чуть позже отправил Тиграна за Саввой, Егорием и Ильей с приглашением на совет.

Русичи, варяг и каракалпак отдыхали у большого костра. Они уже перекусили тем, что принесли им арменские женщины и, хотя угощение было не таким богатым, как на празднике, все же они плотно поели и насытились. Тигран передал друзьям слова своего дяди. Савва, Егорий и Илья поднялись с земли и вместе с арменом пошли к костру, у которого собрались старейшины селений и старшие воины во главе с Вартаном.

Русичи, не знающие речь арменов, были вынуждены просто смотреть на споры тех, кто собрался на совете, и в понимании происходящего полагаться лишь на некоторые фразы, которые переводил им Тигран. Армены помоложе горячо спорили со стариками, не переставая жестикулировать и что-то доказывать. Старшие были куда более степенны и когда они говорили, всем приходилось молчать, чтобы их услышать. Вартан выслушивал всех, но не высказывал своего мнения. Он внимательно наблюдал за каждым.

Савва смотрел на огонь. Яркие языки пламени костра заворожили его. Он даже не прислушивался к голосам арменов. Савва уже давно придумал, что можно будет сделать для того, чтобы сдержать врага. Придумал еще до начала осады, но теперь он еще и знал, что другого выхода нет. Его глаза блестели. Казалось, что в них горят два маленьких огонька. Кроме Вартана задумчивость Саввы приметил и Егорий. Старый воин привычно сощурил глаза и улыбнулся.

Когда пришло время говорить Вартану, он вежливо указал на русичей и предложил высказаться им. Тигран посмотрел на Егория.

- Савва скажет, что делать надо, - беззаботно бросил старый воин и пригладил усы.

Савва, услышав свое имя, поднял голову и огляделся. Все смотрели на него и ждали его слов. Савва знал, что его задумка многим покажется странной, но все же он заговорил:

- Когда татары на приступ пошли, они думали наши силы разделить, потому и на стену напали и на проход в стене. К проходу было сложно подняться из-за скользкого ската. Они знали об этом и надеялись, что, завязав бой на стене, дадут время тем, кто карабкался к пролому, дойти до преграды и пройти через нее в крепость. Вчера дождь спас нас от гибели. Татары не могли идти на нас большей силой из-за скользкой земли, и нам удалось их сдержать. И все же и им подвезло. Преграда в проломе сошла вниз, обрушились стены и теперь нам не удержать проход. Завтра земля на склоне высохнет и взбираться по ней будет очень легко. Татары всей силой пойдут к пролому, нет им надобности на стену лезть. Надо нам их как-то охолонить. Вот, что я удумал....

Савва взял лежащую у костра палку и стал водить ею по сырой земле. Тигран, переводивший его слова для остальных, склонился над русичем. Все армены встали с мест и столпились вокруг Саввы, чтобы разглядеть, что же он предлагает.

Солнце озарило небосвод своими лучами, а затем и само показалось из-за далеких горных вершин. В утреннем небе шустро носилась стайка ласточек. Выше, над ними, парил сокол хана, высматривая очередную жертву. Сокол покружил в небе, улучил момент и камнем бросился вниз. В его когти угодила одна из быстрых черных птичек. Татары посчитали это хорошим предзнаменованием и, уходя из горного селения у арменской крепости, желали удачи остающимся воинам. Теперь они не сомневались в том, что победа будет за ними.

Дозорные на стене сразу приметили передвижение отрядов в лагере врага. Один из воинов сбежал вниз по лестнице и разбудил Вартана, который крепко спал после тяжелой ночи. Дядя Тиграна схватил лежащий рядом меч и поднялся на стену, чтобы понаблюдать за действиями татар. Когда последние сомнения были окончательно развеяны, и Вартан понял, что враг уходит, он велел разбудить русичей. Опытный армен знал, что татары способны на любые хитрости, и хотел посоветоваться.

Тигран, которого тормошил посланный Вартаном воин, отошел от сна с большим трудом. Рыжебородый армен отпил вина из кувшина, кряхтя, поднялся, сбросил с себя плащ и, почесывая кучерявую голову, зашагал к спящему Савве. Не успел он подойти ближе, чем на пять шагов, как Савва, не открывая глаз, спросил у него:

- Стряслось чего?

- Татари уходат, - зевнув, ответил Тигран.

Савва вскочил с земли. Поднялся Егорий.

- Ну и пусть топают отседова, - послышался ворчливый голос Ильи. - Теперь уж точно спать можно.

Савва и Егорий пошли к стене. Все еще сонный Тигран поплелся за ними. Когда Вартан увидел их у парапета, он указал на стан татар. Русичи стали рассматривать уходящих вдаль степняков и их пленников.

- Не все ушли, - Егорий кивнул на скопление коней среди домов селения. - Разве ж нас татарин в живых отставит?!

- Сотня или две осталось, - прикинул Савва. - Нас добьют, а потом своих нагонят.

Вартан оживленно о чем-то говорил с Тиграном, пока Савва и Егорий смотрели на селение. Возможно, Вартан оценил число оставшихся татар и решил предложить новый путь для спасения. Тигран обговорил все с дядей и подошел к русичам.

- Вартан гаварит, чито тепер можна лудей из крепасти через тайний ход вывэсты, - передал армен слова своего дяди.

Савва встрепенулся:

- Какой тайный ход?

- Падземный ход здэс ест, - жестикулируя, ответил армен. - В ущелие выводыт.

- Так что ж ты раньше не сказал, что здесь подземный ход есть, пустая твоя голова? - возмутился Савва и ткнул Тиграна кулаком в плечо.

Армен даже не шелохнулся от этого тычка и в свою очередь возмущенно ответил:

- Ти же мине не спросиль!

- Куда выводит ход? - вмешался Егорий.

Тигран кивнул в сторону ущелья, расположенного рядом со склоном, на котором раньше стояла ныне обрушившаяся стена.

 - Стало быть, вот как, - произнес Савва и на миг задумался. - А ну-ка, растолкуй дядьке своему то, что я сейчас скажу!

Татары, оставшиеся в селении, явно не спешили нападать на крепость. Солнце уже поднялось высоко, а степняки даже не показывались и не седлали коней. У подножья горы, наверное, было жарковато, но здесь, у крепости, стояла приятная прохладца. Погода задалась хорошая, не в пример вчерашней. Небо было чистым, без единого облака, и лишь легкий ветерок обдавал лицо Саввы, который стоял у крепостных зубцов и ждал, когда враг начнет действовать.

На коней татары запрыгнули только вечером. Они правильно предположили, что в этот час солнце будет слепить тех, кто решится защищать пролом. Степняки доехали до разрушенной стены, спешились и стали готовиться к бою. Некоторые из них разглядывали клинки своих сабель и мечей, другие натягивали тетиву луков. Татары пребывали в хорошем настроении и, похоже, были уверены в своей победе. Вели они себя шумно, не таясь. Громко разговаривали и заливисто хохотали. Однако и в этот раз им пришлось столкнуться с неожиданными осложнениями. Только вступив на пологий склон, ведущий к пролому в стене, они поняли, какую уловку применили армены. Склон был скользким. Грязь, образовавшаяся днем ранее, не засохла. Из нескольких мест разрушенной стены вниз ручьями стекала вода. Ноги у степняков разъезжались, они падали и катились к подножью. В полной растерянности татары встали у склона и не знали, что им делать.

Всю ночь защитники крепости копали канавы от большого хранилища воды к гряде разрушенной стены. Задумка Саввы удалась. Вода, которая постоянно поступала в хранилище из горных родников, расходилась по канавам и, тихо журча, лилась на склон, не давая ему засохнуть. Восхождение к пролому снова было сильно затруднено и, несмотря на то, что теперь через него мог пройти строй шириной в двадцать или даже тридцать воинов, это не давало нападавшим никакого преимущества, ведь они все равно не смогли бы добраться до стены в таком количестве одновременно.

Армены и их случайные союзники показались у гряды разрушенной стены. Снизу послышались проклятья и оскорбления. Татары грозились саблями и показывали, что перережут всем арменам горло, как только доберутся до них. В ответ сверху также понеслись бранные слова. Воины-армены били мечами и копьями по щитам и призывали степняков идти в бой. По команде Саввы, близнецы, Егорий и несколько арменов выпустили стрелы в толпу вражеских воинов. Татары, не успевшие уклониться от них, попадали на землю. Степняки тоже ответили роем стрел. Защитники крепости прикрылись щитами и сразу после этого, вновь по команде Саввы, отошли от гряды. Уже невидимые для врага и не видевшие его сами близнецы и Егорий выпустили еще по стреле в сторону столпившихся у склона татар. Их стрелы угодили в цель и на земле закорчились еще три татарских воина. Стрелы, пущенные степняками, ни в кого не попали. Осажденные отступили в крепость и укрылись за полуразрушенными стенами внутренних помещений. Лучники-армены и близнецы побежали к противоположной пролому стене, чтобы вести с нее стрельбу по противнику.

Балта-багатур, сотник оставшегося у крепости татарского отряда, сын Сарлык‑сечена[146], не переставая сыпать проклятьями и награждая своих воинов пинками, гнал их на приступ. Отец, напутствуя его, строго наказал не опозорить род и выполнить приказ хана. Впрочем, и сам Балта знал, что ему лучше умереть в бою, чем вернуться без доказательств победы. Вражеские стрелы его не страшили. Пожалуй, у него единственного из сотни были столь ладные железные доспехи и шлем с красным султаном, как и у его отца. Он был уверен, что их не пробьет никакая стрела.

- Вперед, шелудивые псы! Вперед! - вновь закричал Балта. - Держитесь за трупы на склоне и отталкивайтесь от них, когда хотите сделать шаг!

Тела павших при первом приступе воинов служили теперь хорошим упором для того, чтобы взбираться по скользкому склону. Балта решил подать пример воинам и бросился наверх, к гряде разрушенной стены. Когда степняки поняли, что их не атакуют и не обстреливают, они с еще большим рвением последовали за сотником. Поднявшиеся первыми на гряду были сражены стрелами, полетели назад и сбили с ног идущих за ними. Однако это уже не могло остановить рассвирепевших татар. Выпустившие стрелы лучники спешно отступили и скрылись. С воплями и гиканьем степняки ворвались в крепость, и их темная толпа стала заполнять все свободное пространство.

Тут нападавших сбило с толку очередное чудо. В крепости никого не было. Татары, ожидавшие увидеть не только воинов, но и мечущихся в ужасе селян, затихли и стали озираться. Балта пробился вперед, расталкивая воинов. Сотник опустил саблю и посмотрел по сторонам. За одной из разрушенных стен мелькнула макушка шлема. Балта молниеносно смекнул, в чем дело.

- Засада! Засада! - закричал он и завращал саблей над головой. - Назад! Назад! Отступайте!

Шумная толпа подалась назад. В тот же миг на стене показались арменские лучники и близнецы. Засвистели стрелы. Татары падали замертво, не имея возможности в такой толчее вести ответную стрельбу. Из разных мест на опешивших степняков бросились воины. Среди них были русичи, варяг, каракалпак и ревущий, словно вулкан перед извержением, огромный рыжий армен. Завязался бой. Татары не могли дать полноценный отпор противнику. Они были стеснены в движениях и отбивались с трудом. Не проходило и мгновения, чтобы кто-то из них не падал на землю мертвым от удара копья, пики, меча или топора. Сверху, со стен, их обстреливали лучники, и они были для них очень простой мишенью.

Балта пытался хоть как-то руководить отступлением. Он понимал, что еще немного и его воины побегут, не выдержав яростного натиска. Степняк рубился сразу с двумя арменскими воинами и успевал выкрикивать приказы. Когда Балта услышал вопли воинов о том, что происходит на склоне за разрушенной стеной, он понял - сегодня боги покинули его. Внизу всех, кто отступал, ожидали арменские воины, которым невообразимым способом удалось зайти в тыл к татарской сотне. Степняки услышали, что их окружили, и стали биться ожесточеннее.

Когда стало ясно, что против них остается лишь сотня, а может две, татар, и существует тайный ход, ведущий к ущелью рядом с разрушенной стеной, Савва сразу же придумал, как им удастся победить самоуверенного врага. Он предложил Вартану разделить оставшихся воинов на две части. В одну часть, которая будет защищать крепость, он помимо арменов включил себя и своих друзей, а другую часть воинов Вартан вместе с жителями селений должен был вывести из крепости в ущелье, а затем зайти в тыл к татарам и ожидать их у склона. Таким образом, Савва намеревался окружить врага и разбить его начисто. После недолгих споров армены приняли опасную, но все же дающую возможность победить задумку русича, и к скользкому скату добавился и этот неожиданный для татар прием.

Не будь среди арменов в тот день столь умелых воинов, все могло бы закончиться иначе. Егорий, как и днем ранее, не щадил никого. Он разил палицей и топором во все стороны. Татары бросались на него раз за разом, но никому из них не удалось выжить. Илья и Савва, который в пылу битвы выкрикивал приказы воинам, не осознавая, что армены его не поймут, теснили противника щитами, рубили мечами с плеча и кололи степняков. Тоже самое делали арменские воины с копьями и пиками. Татарам не удавалось отбросить их, и они падали, получив смертельные раны, под ноги берущим верх в сражении защитникам крепости.

Не в пример прошлому дню, удачно сражался Аттила. Каракалпак раздобыл себе щит и теперь прикрывался им от сабель. Илья, несмотря на натиск врага, успевал подбадривать воспитанника, который уже сразил нескольких степняков и дико вопил, бросаясь на новых противников. Эрик после довольно продолжительного участия в бою метнулся к одной из стен, возвышавшихся рядом с местом схватки. Варяг взобрался на нее, наметил место и, хорошенько оттолкнувшись, прыгнул в толпу степняков. В самой середине столпотворения из-за упавшего туда северянина случился завал. Тут-то татары и дрогнули. Они без оглядки бросились к пролому и стали катиться и скользить вниз по склону, в надежде спасти свои жизни.

Вартан и его воины ринулись в бой. Татарам не удавалось оказать хоть какого-то вразумительного сопротивления. Не успевая подниматься, они гибли от мечей арменов. Почти все степняки полегли в этой скоротечной схватке. Лишь троим удалось прорваться сквозь ряды арменских воинов и добраться до коней. Одним из них был Балта-багатур. Сотник безжалостно стегал своего скакуна и вместе с двумя воинами мчался на восток, подальше от крепости, у которой нашел смерть его отряд. Изредка он оглядывался назад и высматривал погоню. В глазах его был страх.

Армены подходили к Эрику, хвалили его за отчаянный и смелый поступок и хлопали варяга по плечам. Эрик снял шлем, утер рукавом вспотевшее лицо и с благодарностью принимал похвалу от воинов. Похлопал его по плечу и Савва.

- Молодец! - сказал русич. - Но впредь так делать не смей!

- Уразумел, сынок?! - пробасил идущий за Саввой Илья и легонько ткнул кулаком в челюсть Эрику.

Варяг, недоумевая, потер щеку и посмотрел вслед русичам, которые были им явно недовольны. Затем к нему подошел Егорий. Он вздохнул, положил руку на плечо Эрику и повел его за Саввой и Ильей.

 

Селяне и воины, измучавшиеся за два дня напряженного ожидания и боев, молчаливо спускались по дороге. Жители селения у крепости договорились временно приютить у себя другие семьи. Помощь соседей никому в такие дни не помешает. Надо было похоронить павших воинов, арменов и татар, привести в порядок разграбленное хозяйство. Работы было предостаточно.

У первых домов селения из земли торчал большой черный камень. Тигран отпустил поводья коня, взобрался на него и посмотрел на проходящих мимо людей. Некоторые из них поднимали головы, чтобы понять, зачем Тиграну понадобилось влезать на камень, и продолжали свой путь.

- Люди! Армяне! - раздался голос Тиграна. - Стойте! Выслушайте меня!

Рыжебородый армен поднял свою большую пятерню. Селяне остановились. Те, кто ушел вперед, стали возвращаться. Народ столпился у большого камня и ожидал речи Тиграна. Остановились и друзья армена. Они стояли поодаль, потому что все равно ничего не понимали и не знали, что задумал Тигран.

- Татары пришли на нашу землю, убили наших родичей, многих увели в плен, разграбили наши дома, - начал Тигран, когда армены затихли. - Неужели мы так спустим им это? Неужели мы не отомстим? Я вам скажу, люди! Нам надо идти к ишханам[147] и просить у них воинство. Нам надо спешить, пока татары не ушли далеко! Что скажете, люди?

Толпа снова загудела. Кто-то был согласен с Тиграном, кто-то нет и таких было больше.

- Тихо! Тихо! - один из стариков поднял руки к небу и, озираясь по сторонам, пытался успокоить людей.

Когда народ, шумевший подобно штормовому морю, вновь угомонился, старик заговорил:

- Татар много, а нас мало и мы слабы. Ишханы не дадут нам воинов, а если бы и дали, зачем нам догонять татар и злить их? Ведь они могут вернуться с еще большей силой и тогда нас ничто не спасет.

- Верно! Верно говорит! - раздались голоса в толпе.

- Посмотрите на этих воинов! - закричал Тигран и указал на друзей.

Люди обернулись к стоявшим позади них русичам, варягу и каракалпаку.

- Они идут за татарами от своих земель уже многие дни, - продолжил рыжебородый армен. - Они хотят спасти родичей, которых татары увели в плен. Вы видели, как они бились! Если бы не они, сейчас многие из вас шли понукаемые татарскими плетьми, а другие лежали бы мертвыми на голой земле. С такими пахлеванами[148] и воинами ишханов, нам ли бояться уже дважды битых татар?!

- Так может, это они привели за собой татар? - выкрикнул кто-то. - Может, из-за них татары пришли на наши земли?

Толпа зашумела пуще прежнего. Между двумя мужчинами чуть было не завязалась драка, но их быстро разняли.

- Тихо! Тихо! - снова закричал Тигран. - Нет, татары не за ними пришли. Если бы татарам были нужны эти люди, они бы у нас потребовали их выдать. Как я погляжу за те годы, что меня не было в Армении, тут забыли, что такое благодарность!

Народ у камня загудел и засвистел, чтобы заглушить говорящего неприятные слова Тиграна.

- Вы забыли о своих храбрых предках, которые не боялись самых страшных врагов! - продолжал кричать Тигран, голос которого, казалось, ничем невозможно было заглушить. - Позор вам! Позор на ваши семьи и имена!

Толпа стала выкрикивать оскорбления рыжебородому армену. Люди, потрясая кулаками, угрожали ему расправой за нанесенные им обиды. Однако среди кричащих не нашлось ни одного храбреца, который посмел бы подступить к черному камню и решился бы наказать огромного земляка. Тигран сплюнул на землю, выказывая всем свое презрение. Наира, невеста армена, протиснулась сквозь негодующую толпу и пробилась к камню. Она подняла руку, чтобы люди выслушали ее. Девушка заговорила, даже не дожидаясь полной тишины:

- Как вам не стыдно! Вы поносите имена людей, которые спасли ваши жизни и не желаете им помочь! А если татары вернуться сами, что вы тогда будете делать? Не проще ли сейчас, когда нам удалось показать им свою силу, догнать грабителей и отбить наших родичей?

Люди в толпе замолчали от неожиданной дерзости девушки. Тигран с нескрываемым восхищением смотрел на свою избранницу, навязанную ему матерью.

- Постыдилась бы! - первой нашлась, что сказать, сгорбленная старуха.

- Пойдемте, люди, пойдемте! Не слушайте этих безумцев! - закричал один из сельских старейшин. - Нам надо хоронить сыновей и восстанавливать дома.

- Идите-идите! - закричал Тигран и вновь указал на своих друзей. - А я пойду с ними и помогу им, даже если мне придется умереть от татарской сабли!

Селяне, обсуждая произошедшее, продолжили путь. Тигран сбежал с камня и подошел к Наире. Девушка засмущалась. Армен обхватил ее плечи своими огромными руками и посмотрел ей в глаза. Наира не стала отводить взгляд. Так они простояли до тех пор, пока к ним не подошли родители Тиграна и Вартан.

- А как же свадьба, сынок? - чуть ли не плача, спросила Анаит.

- Теперь я точно женюсь, мамо! - ответил Тигран, не сводя глаз с Наиры. - Вернусь и женюсь на ней!

Вартан положил руку на плечо племянника. Тигран обернулся и выпустил Наиру из объятий.

- Не печалься, Тигран! - вздохнул Вартан. - Я сегодня же поскачу к ишхану, у которого мне довелось служить, и буду молить его о помощи. Если он даст мне воинов, то я догоню вас, и мы отобьем плененных арменов и родичей твоих друзей.

- Где же был твой ишхан со своими воинами, дядя, когда мы бились в крепости с татарами? - с грустью в голосе сказал Тигран. - Не верю я в его помощь.

Вечером того же дня маленький отряд Саввы, запасшись едой, питьем и не став отвлекать селян от тягостных дел, покинул селение у крепости и двинулся по следам татарского войска на восток. Перед отъездом Егорий начертал для Вартана карту, согласно которой дядя Тиграна смог бы отыскать их, если ему удастся выпросить воинов у местного князя. Когда Тигран сел на коня, Наира крепко прижалась к его сапогу, словно не хотела отпускать жениха в опасный поход, но пришло время расставаться, и армен поехал за уже ускакавшими вперед друзьями, оставив за спиной рыдающую мать в объятьях отца и опечаленную разлукой невесту.

 

Балта-багатур ползал в дорожной пыли у ног Берке. Хан нещадно стегал его плетью и Балта, корчась от боли, терпеливо ждал, когда Берке устанет. Рассказ сотника о поражении в крепости арменов, об окружении и гибели всего отряда, привел хана Берке в страшное бешенство. Сарлык-сечен, отец провинившегося сотника, стоял рядом с ханом и взирал на истязание сына без какого-либо сожаления. Он сам был бы рад высечь сына за то, что тот опозорил свой род и отца. Мимо разъяренного хана и его тысячников проезжали воины на разношерстных конях и проходили связанные пленники. Движение воинства не прекращалось в неурочное время, поэтому, несмотря на то, что сам Берке спешился, а вместе с ним и все тысячники, отряды продолжали идти на восток. Когда хан, намахавшись, устал, он отбросил в сторону плетку и, тяжело дыша, сказал:

- Казнить его и этих двух трусливых псов тоже!

Берке указал на Балта-багатура и двух воинов его сотни, которые сумели ускользнуть от арменов.

- Пощади, о, великий хан! Пощади! - завопил Балта и пополз к хану, чтобы покорно коснуться его сапог. - Я знаю то, что и тебе очень важно знать, мой повелитель.

Берке пнул сотника ногой.

- Говори!  - приказал хан. - Говори, что это ты такое знаешь, что непременно должен знать и я!

Балта приподнялся, но продолжал стоять на коленях. Его лицо и волосы были покрыты дорожной пылью, шлем валялся где-то в стороне, а саблю, лук и другое оружие у него отобрали.

- Мой повелитель, - надрывно заговорил осужденный на смерть сотник, - тогда в крепости, когда мы сражались с арменами, среди врагов были урусы. Я понял это потому, что один из воинов кричал на языке урусов. Также там были два юнца, похожих друг на друга как две песчинки в пустыне. Их волосы были светлы. Среди арменов мы ни разу не видели таких светловолосых людей. Они очень метко стреляли из луков и убили множество твоих воинов. Я думаю, эти юнцы тоже были урусами. А еще там был воин с бритой головой и клоком волос на ней, словно конский хвост. Все лицо его было изрисовано черными узорами. Этот воин был страшен в бою. Он изрубил всех напавших на него своим топором и пробивал доспехи и шлемы своей палицей. Таких воинов мы не видели ни в одном из наших походов, владыка. Пощади, повелитель! Ведь я принес тебе важные вести!

Берке выслушал сотника и задумался. Он стал расхаживать взад-вперед, поглаживая бородку. Балта, стоя на коленях, следил за ним и лелеял надежду на спасение своей жизни.

- Да, это важные вести! - сказал, наконец, Берке. - Я пощажу тебя и твоих людей.

Три воина стали кланяться и благодарить хана за прощение.

- Набейте их колчаны навозом и гоните подальше от нас, - отдал приказ Берке.

Нет страшнее наказания для степняка, когда колчан, в котором должны быть его стрелы, набивают навозом. Изгнанник уходит пешим, без коня, без оружия. Никто на землях подвластных Орде не окажет ему помощи. Все будут гнать его прочь, оплевывая и браня.

- Нет, повелитель, нет! Молю тебя! - снова завопил Балта. - Лучше прикажи казнить меня!

Сотник надеялся на то, что ему дадут умереть с честью в первом же бою или стычке с врагом, а если ему удастся выжить, сражаясь в первых рядах, он вернется с битвы, восстановив свою попранную честь, но Берке был непреклонен.

- Хан, молю тебя, не позорь мои седины, - вмешался в разговор Сарлык-сечен. - Прикажи казнить его, прошу тебя!

- Я уже принял решение, - сухо ответил Берке и жестом приказал подвести коня.

Когда приговор хана был исполнен, и сотника и двух его воинов с позором изгнали, Сарлык‑сечен приказал преданному слуге отвести в конец колонны трех коней без оружия и еды и выпустить их на волю так, чтобы никто этого не заметил. Старый монгол надеялся, что его сын все равно последует за войском хана и сможет поймать этих жеребцов. У степняка верхом на коне появлялась возможность выжить. Это все, что он решился сделать для опозорившегося сына.

Долгое время после разговора с изгнанным сотником Берке ехал погруженный в какие-то думы.

"Почему я так жесток? - думал хан. - Ведь если вспомнить, к той урусутке я относился совсем по-иному. Я подолгу говорил с ней, осознавая, конечно, что она не понимает меня. Может, именно поэтому мне было так легко говорить те слова, которые я никогда не решился бы произнести в присутствии других людей. Я приносил еду и кормил ее, а она кусалась и отбрасывала миску, да так, что я весь с головы до ног был в похлебке. Но я проявлял терпение. Ни разу я не позволил себе наказать ее за проступки и неуважение. Да, я терпел все ее выходки, и ведь мне удалось со временем добиться ее расположения, преодолеть то упрямство, которое было в ней столь велико. Почему же я так жесток? Почему я без сожаления лишил Сарлыка, своего давнего друга, единственного сына, которого он так любил? Почему?

Прости я его и люди решили бы, что я дал слабину. Вскоре многие перестали бы бояться меня и подчиняться моим приказам. Да, все же я поступил верно! Нельзя было спускать Балта-багатуру его бегство с поля боя. Иначе в следующий раз бежал бы не один, не трое, а многие. Балта, бедный юноша.... Что он там рассказывал про урусутов?"

Тысячники, ехавшие рядом с ханом, промеж себя решили, что Берке обдумывает свое решение относительно Балта-багатура и возможно даже жалеет молодого воина, но вскоре все они поняли, что заблуждались.

- Теперь мне все ясно! - воскликнул хан. - Все это время нас преследовали. Нас преследуют урусуты. Два близнеца, метко стреляющие из луков. Как я раньше не догадался? Помните, воины в одном урусутском селении повстречали злого духа, который стрелял с разных крыш и был похож на светловолосого мальчика. Эти близнецы идут за нами и с ними еще кто-то, возможно, опаснее и сильнее, чем они. Пройти столько переходов и убить стольких моих воинов! М-да, нам надо бы поостеречься!

Тысячники закивали, признавая проницательность предводителя.

- Прикажи, чтобы на фарсах[149] позади нас всегда была сотня воинов, - обратился Берке к тысячнику в зеленом кафтане, железных латах поверх него и железном шлеме с султаном из длинных белых перьев. - И так до тех пор, пока не дойдем до Ак-Дениз. Если они что-то увидят, пусть сразу скачут к нам с вестями.

Тысячник поклонился и поехал в конец колонны.

- А ты, Сарлык-сечен, - хан обернулся к тысячнику, лишившемуся сына, - скачи и отдели пленников из урусутских селений от остальных. Они нам могут пригодиться.

 

Солнце, которое садилось за холмы, причудливо удлинило тени. После длительного галопа по следам татар Савва и его спутники дали передохнуть коням и ехали медленно. Близнецы и Аттила держались рядом. Братья что-то показывали каракалпаку на луках. Лада ехала справа от Эрика. Илья был чуть впереди и постоянно озирался на варяга и княжну. Он дал небольшое послабление влюбленным, хотя сам уже был недоволен этим решением. Перед Ильей, понурив голову, ехал Тигран, грустивший о том, что ему пришлось так быстро покинуть родные края, а впереди него Савва и Егорий.

- Русычи, спойте песн, - послышался голос Тиграна.

Савва и Егорий оглянулись.

- Ну что, Егорий, может песнь бродников споем? - предложил Савва.

- Черный ворон, что ж ты вьешься, - затянул Егорий.

- Над моею головой? - подхватил Савва.

- Э, нэт! Пагади! Пагади! - зашумел Тигран. - Эта грюстний песн. Дла веселия песн спойтэ.

Савва и Егорий снова оглянулись, чтобы посмотреть на армена, без стеснения прервавшего их пение. Увидев грустное лицо, как правило, веселого и неунывающего Тиграна, они переглянулись между собой. Близнецы, Аттила, Лада и Эрик отвлеклись от своих дел и замолчали, ожидая, что же теперь запоют Савва и Егорий.

- Во ку, во кузнице, - внезапно забасил Илья.

- Во ку, во кузнице, - разом подхватили Савва и Егорий.

- Во кузнице молодые кузнецы, - продолжил Илья.

- Во кузнице молодые кузнецы, - вслед за ним пропели Савва и Егорий.

Они, они куют. Они, они куют.
они куют, приколачивают,
они куют, приколачивают.

К себе, к себе Дуню, к себе, к себе Дуню,
к себе Дуню приговаривают,
к себе Дуню приговаривают.

Пойдем, пойдем, Дуня, пойдем, пойдем, Дуня,
пойдем, Дуня, во лесок, во лесок,
пойдем, Дуня, во лесок, во лесок.

Сорвем, сорвем, Дуня, сорвем, сорвем, Дуня,
сорвем, Дуня, лопушок, лопушок,
сорвем, Дуня, лопушок, лопушок.

Под са, под саменький, под са, под саменький,
Под саменький корешок, корешок,
Под саменький корешок, корешок.

 

 

Мститель

 

 

Они хоть и держались того же пути, что и татары, но все же не стали нагонять ушедших вперед степняков. Савве не хотелось рисковать. Случайно обнаружить свое присутствие было бы глупейшей ошибкой. Враг был всего в нескольких часах езды. Савва не сомневался, что уж теперь-то он не упустит похитителей жены и сына, людей, убивших его отца. Несмотря на множество преодоленных в долгом пути преград, пока для него и его друзей все складывалось удачно. Егорию удивительным образом удалось предугадать куда отправится хан Берке, а значит, была надежда на то, что все, кто обещал помощь, смогут повстречаться с отрядом Саввы в условленном месте.

Земли, по которым они проезжали, поражали своей изменчивостью. Только Егорий и Тигран ранее бывали в краях подобных этим. Плодородная земля, покрытая сочной травой и зарослями фруктовых деревьев, внезапно сменялась на безжизненную пустыню с голыми, обожженными солнцем, холмами, а та в свою очередь вновь приводила к цветущему оазису. Татары, которые проходили в этих местах, не объедали все деревья, и Савве с друзьями было чем поживиться. А еще хорошим знаком было то, что степняки не засыпали родники и колодцы. Значит, они не чувствовали угрозы и не знали, что их преследуют.

Шесть дней прошло с того вечера, как отряд Саввы покинул земли арменов. Они делали довольно продолжительные привалы и старались держаться на приличном расстоянии от татар, чтобы не оказаться в тех местах, которые могут посетить вражеские разъезды. На утро седьмого дня, после очередного отдыха под сенью ветвистых деревьев, Егорий встал раньше других и решил поехать вперед для разведки, пока остальные соберутся и нагонят его. Холмы, которые хорошо были видны с места их стоянки, преграждали обзор, и Егорий хотел посмотреть, что за земли лежат за ними. Старый воин неспешно подъехал к одному из холмов, покрытому редкой высохшей травой, поднялся до середины склона и остановился. Наблюдавший за ним Савва приметил это и встал с земли. Савва сразу понял, что Егорий заподозрил неладное. Опасения подтвердились, когда старый воин спрыгнул с коня и, пригибаясь к земле, побежал на вершину.

Егорий покрыл голову капюшоном, добрался до макушки холма и прилег на траву. За грядой холмов раскинулась бесплодная равнина, местами покрытая невысокой желтой травой. По широкому следу оставленному степняками в сторону холма, на котором был Егорий, скакала татарская сотня на вороных конях. Старый воин обернулся, увидел, что Савва смотрит на него, и стал подавать ему знаки. Егорий хотел, чтобы все они скрылись в чащобе.

Савва бросился к близнецам, растормошил их и принялся будить остальных. Он жестами, ничего не объясняя на словах, приказал сонным спутникам уводить коней и прятаться за деревьями и кустами. Сам Савва быстро оглядел стоянку, не оставил ли кто чего, и повел коня за уже скрывшимися друзьями. Когда они обосновались на новом месте и полностью отошли от сна, все прильнули к кустарнику и стали смотреть на покинутую ими дорогу. Вокруг было тихо. Время шло, но ничего не происходило. Напряженное ожидание, как казалось, длилось уже долго. Затем послышался топот коня. Это вернулся Егорий.

- Можно выходить, - выкрикнул старый воин.

Все поспешили на прежнее место.

- Татарская сотня за холмами была, - заговорил Егорий, поглаживая коня по храпу[150]. - Осмотрелись и назад повернули. От остальных-то далековато забрались.

- Думаешь, заподозрили чего? - вздохнул Савва.

- Может, и заподозрили, - пожал плечами старый воин.

- Надо бы нам еще от них отстать, - решил Савва.

- За холмы можем переехать, - кивнул Егорий. - Туда они больше не вернуться, раз уж побывали. Там нам проще будет. За холмами равнина. Далеко видно, далеко слышно. Отдохнем, коням отдохнуть дадим, заночуем, вот и отстанем от татарина.

- Добро! - Савва доверился опыту Егория и согласился.

- Добро! - поддержал решение Илья.

Они сели на коней, преодолели холмы, отъехали от них подальше и устроили новую стоянку. Весь день прошел в различных занятиях. Еды запасено было достаточно, и на охоту никто не отправился. Как было заведено, свободное время посвящалось обучению молодых воинов. Помимо уже ставших привычными схваток между старшими Саввой, Егорием, Ильей и молодыми Эриком, Ладой, Аттилой и близнецами, прибавились наставления и от Тиграна, который не преминул похвастаться своим умением конного боя. Армен стремительно носился на Джалали взад и вперед и искусно вращал мечом. Он мог на большой скорости воткнуть клинок в землю, вернуться и подхватить его вновь или на ходу спрыгнуть с коня, держась за седло, коснуться земли ногами и снова вскочить на Джалали. Незаметно повечерело и вскоре над равниной нависло покрывало ночи. Не было видно ни зги, кроме звезд на чистом небе. Почти все устроились на ночлег, и только Данила и Никита никак не могли угомониться.

Савва уснул довольно быстро, несмотря на шумящих близнецов. Ночь выдалась теплой. Все же не так часто ночевки под открытым небом были не в тягость, как в этот раз. Егорий спал на левом боку, и остальным было видно только его спину. Илья привычно храпел. Тигран ему вторил. Как умудрялась спать рядом с храпящими мужиками Лада, было непонятно. Похоже, она просто к этому привыкла, да и уставала в пути. Эрик лежал на спине и смотрел на звезды. Вместе с ним за небесными светилами, от которых, правда, было мало свету, следил Аттила. Изредка каракалпак дергал варяга за рукав и указывал ему на очередную падающую звезду. Близнецы же никак не могли заснуть и решили развести костер, чтобы было не так темно. Данила подполз к Егорию.

- Дядько Егорий! - зашептал близнец. - Дядько Егорий!

- Ну, чего тебе? - послышался сонный голос Егория.

- А костер можно разжечь?

- Можно, - ответил старый воин, закутался в плащ и продолжил спать.

Близнецы отправились за сухим кустарником и травой. Они вернулись с охапками этого "добра", сложили его в кучу и подожгли с помощью огнива и кремня. Кустарник быстро разгорелся. Данила решил, что сухих веток нужно больше, и ушел их собирать. На стоянке стало светлее. Теперь хороши были видны все спящие. Данила принес еще веток, подбросил их в костер и уселся рядом с братом. Близнецы начали играть в "ножички".

Сквозь сон Савва почувствовал запах гари. Он открыл глаза. Лицо его обдавало жаром от костра. Савва вскочил на ноги и отвесил подзатыльник Даниле, а затем Никите.

- Кто позволил? - процедил он сквозь зубы.

- Дядько Егорий! - дружно ответили потирающие затылки близнецы.

На шум проснулись и остальные. Егорий перекатился на правый бок, зевнул и протер глаза.

- Егорий, и как же тебя угораздило им разрешить такое? - потребовал объяснений Савва.

- Кто ж знал, что они яму для костра не выкопают?! - беззаботно ответил старый воин и приподнялся на локте.

- Хорошо, что татары далеко ушли, - продолжил Савва, - а то не миновать бы нам ...

- Тихо! - резко прервал его Егорий.

Савва замолчал и присел на корточки. Все уставились на старого воина, который прислушивался к чему-то.

- Воины вокруг нас, - чуть погодя, сказал Егорий. - Ты гляди, даже кони их не учуяли!

- Много? - прошептал Савва.

- Ага, - кивнул старый воин.

- Где? - Савва осмотрелся.

- Повсюду. Окружили нас.

- Костер тушить? - продолжал шептать Савва.

- Чего уж там, все равно приметили, - ответил Егорий.

- Татары? - вступил в разговор Илья.

- Нет, ежели бы это татары были, то они бы уже на нас бросились и в раз бы изрубили, - ответил старый воин, - а эти встали и дальше не идут.

- Чего делать-то будем? - спросил Савва.

- Чего-чего? Спать! - беззаботности Егория можно было позавидовать. - Утра дожидаться!

- А ежили нападут? - послышался голос Тиграна.

- А ежели нападут, меня разбудите, - ответил старый воин и повернулся на другой бок.

Все подивились спокойствию Егория и молча стали устраиваться на своих местах, даже близнецы, но до наступления рассвета никто так и не сомкнул глаз.

Савва сел, обнажил меч и положил его на землю рядом с собой. Он старательно вглядывался в темноту, чтобы его глаза поскорее к ней привыкли. Как Егорию удалось обнаружить, что поблизости какие-то воины, он понять не мог. За все это время до него не донесся ни один звук. Неизвестные воины, окружившие их, были на редкость проворны. Раньше никому не удавалось подобраться к Савве незамеченным. Именно это и насторожило его. Вера Саввы в свой опыт, слух и отсутствие каких-либо признаков присутствия чужаков даже привели его к мысли, что Егорий мог ошибиться.

Илья и Тигран некоторое время поворочались в плащах, а затем тоже уселись на землю. Близнецы, Лада, Эрик и Аттила последовали примеру Саввы и приготовили оружие на случай нападения. Костер потух. Никто не разговаривал. Все молча дожидались рассвета. Только спина Егория мерно вздымалась. Старый воин, наверное, спал, хотя его лица не было видно и нельзя было говорить об этом с полной уверенностью. Савва все оглядывался вокруг и старался различить хоть что-нибудь в кромешной тьме. Своим упорством он торопил солнце, подгонял рассвет.

Вдалеке, на востоке, посветлело. Первые лучи солнца пробились на небосвод за дальними горами. Савву это слегка успокоило. Скоро рассвет, а значит, вся равнина будет хорошо видна. Чего-чего, а биться с неведомым противником в темноте Савве совсем не хотелось. Постепенно стало возможным различить хоть что-то. Савва увидел очертания холмов, которые они прошли еще вчера утром. Прошло немного времени, и он увидел окруживший их стоянку забор из прямоугольных щитов и воинов в черных одеждах с копьями в руках. Савва и его друзья остались сидеть у потухшего костра в оцепенении.

Солнце медленно поднялось, изгнало тьму и вступило во власть. Теперь можно было хорошо рассмотреть стоящих примерно в тридцати саженях[151] от костра воинов с большими щитами и короткими копьями. На головах у них были остроконечные шлемы, обмотанные черной тканью. Лица они скрывали за накидками, открытыми оставались только их глаза. Поверх одежды на каждом воине были темные кожаные доспехи.

Егорий перевернулся на другой бок. Старый воин уже не спал. Он присел, потянулся и поднялся на ноги. Встал и Савва. В руке он держал меч. За ними поднялись остальные. Они сбились в кучку и молча смотрели по сторонам. За невысоким забором из щитов был целый лес копий. Появились лучники. Их одеяние ничем не отличалось от копейщиков. Лучники натянули тетивы с прилаженными к ним стрелами и нацелились на Савву и его друзей.

- Железо-то спрячьте, - посоветовал Егорий.

Савва вложил меч в ножны, тоже самое сделали со своими клинками Тигран, Илья и Лада. Эрик заткнул топор за пояс, но щита не опустил. Им он прикрывал не столько себя, сколько Ладу. Правда, толку от этого было маловато, лучники были повсюду: сбоку, спереди и позади них. Близнецы опустили луки, а каракалпак спрятал в ножны саблю. Лучники за щитами, увидев это, ослабили натяжение тетив, но целиться не перестали. Неизвестно сколько бы пришлось всем так стоять, если бы вдалеке не поднялся столп дорожной пыли. С восточной стороны появился большой конный отряд.

Все всадники в отряде были тоже в черных одеждах. По мере их приближения со стороны воинов, окруживших Савву и его спутников, раздавалось все больше шума, а когда отряд подъехал к задним рядам неизвестного воинства, прогремели вопли всеобщего ликования. Воины поднимали вверх копья, приветствуя прибывших, дико кричали и улюлюкали. Казалось, что русичи, варяг, каракалпак и армен находятся посреди бушующих черных волн. От конного отряда отделились два всадника. Они с достоинством проезжали сквозь ряды пеших копейщиков. Когда ехавший первым воин на белом коне с широкой грудью, украшенной сбруей с красными кистями из тонких нитей, поднял руку, это вызвало новый всплеск радости среди черного воинства. Следующий за ним всадник на вороном скакуне горделиво держался в седле. Они приближались к взятым в кольцо пришельцам.

Воины со щитами расступились и пропустили всадников в круг. Савва и Илья потянулись к мечам. Егорий мотнул головой, и они убрали руки от оружия. Всадники остановились в двух шагах от Саввы. Белый конь нетерпеливо бил копытом о землю, фыркал и даже поднялся на дыбы. Все это время, несмотря на беспокойство коня, его наездник не сводил взгляда с кучки людей у потухшего костра. Его голову покрывала черная чалма[152], а лицо было скрыто, как и у других воинов, и только два черных глаза пристально смотрели на незваных гостей. Одежда незнакомца посерела от дорожной пыли. У бедра висела кривая сабля, ножны и рукоять которой были богато украшены разноцветными камнями, золотом и серебром. Второй всадник был одет также и отличался только простотой сабли и сбруи коня. Савва смекнул, что на белом коне сидит предводитель черных воинов, и смотрел только на него, не уделяя внимания другому всаднику. Тем временем именно голос человека на черном коне раздался первым. Он выдал длинную тираду на непонятном языке. Сказанные им слова прозвучали грубо, видимо это был приказ.

- Чего ему? - не оборачиваясь, спросил Савва.

Вопрос предназначался Егорию, но ответил на него почему-то Илья:

- А пес его знает? Не разберешь ничего!

- Он сказал: "Падите ниц перед хорезмшахом Ахмедом, сыном Джелал-ад-Дина, внуком Мухаммеда Ала-ад-Дина, правителем этих земель и защитником правоверных", - послышался голос Егория.

Всадник на белом коне скинул накидку с лица. Взору Саввы и его друзей открылось красивое загорелое лицо. Незнакомец оказался молод. У него были длинные черные волосы, изогнутые брови, слегка орлиный нос. Усы молодого правителя переходили в ухоженную бородку. Его спутник, явно недовольный непослушанием пришельцев, что-то прокричал и схватился за саблю. Лучники вновь натянули тетивы. Хорезмшах мгновенно успокоил всех своих воинов жестом руки и снова посмотрел на чужаков.

- Русичи? - с легким выговором спросил он.

- Ну, не все, положим! - проворчал Илья.

 

Они укрылись от палящего дневного солнца в белом шатре молодого шаха Ахмеда и сидели там на коврах и подушках, покрытых замысловатыми узорами. Ранним утром этого дня потомок хорезмшахов назвал пришельцев, говорящих на непонятном языке, своими гостями и приказал относиться к ним с должным почтением. Правда, оружие Савве и его друзьям все равно пришлось приторочить к упряжи коней, которых теперь охраняли черные воины. Ратников шаха, занимающихся обыденными делами у костров, было так много, что шатер их повелителя казался одиноким островом в черном море.

Ладе пришлось надеть полупрозрачную накидку на голову. По обычаям хорезмийцев, верующих в Аллаха, девушкам не следовало показывать свое лицо мужчинам. Княжна не стала противиться этому требованию молодого шаха, которое тот постарался выразить, как просьбу. К тому же Ладе очень понравилась розовая накидка с жемчугом, подаренная Ахмедом. В ней она была столь очаровательна, что Эрик теперь вообще не сводил с нее глаз.

Хорезмшах угощал гостей различными блюдами, фруктами, сладостями и тщательно расспрашивал о причинах, побудивших Савву и его спутников придти в эти края. Сам он не объяснял, откуда ему известен язык русичей и почему он так хорошо их принимает, но любая подробность путешествия гостей его очень интересовала. Гости же, учитывая положение, в котором они оказались, поняли, что скрывать что-либо не имеет смысла. Они были безоружны, и вокруг находилось множество воинов, в умении которых не приходилось сомневаться, поэтому Савва поведал молодому шаху обо всех приключениях его маленького отряда. Ахмед внимательно слушал и часто задавал вопросы. Надо заметить, что хоть он и говорил на языке русичей с необычным выговором, все же все слова он произносил правильно. Было видно, что хорезмшах восхищен храбростью горстки воинов, идущих по следам татарского войска. Напротив, Тигран был явно чем-то недоволен. Даже несмотря на угощение, армен ерзал на подушках и гримасничал.

Рассказ о перипетиях странствий Саввы и его друзей дошел до того места, когда Егорий увидел татарскую сотню за холмами, недалеко от которых теперь стоял шатер шаха. Тут Ахмед остановил рассказчиков:

- Да, мы повстречали эту сотню. Мои воины окружили ее и перебили всех татар, ни одному из них не удалось уйти. Теперь нам ничто здесь не угрожает, можете быть спокойны.

- Вот ты и знаешь, хорезмшах Ахмед, как мы здесь оказались, - после слов хорезмийца подвел итог Савва.

- О, прошу вас, не называйте меня хорезмшахом, - сказал Ахмед. - Я настаиваю!

- Как скажешь, хозяин, - пожал плечами Илья.

В шатер вошел один из воинов, охранявших покои. Он опустился на правое колено, склонился и что-то сказал. Ахмед жестом отпустил его. Воин вновь поклонился и вышел.

- Прибыл мудрый Абу Али, - с нескрываемой радостью сказал Ахмед. - Сейчас я вас ему представлю.

Он поднялся и покинул шатер. Как только хорезмиец ушел, раздался голос Тиграна:

- Нэ нравитса мине этат Ахмэд! Его називают хазяинам этых зимел, а я знаю, чито эти зэмлы толко татарам прэнадлежат. Атэц Ахмэда грабиль зэмлы маего народа. Он убиль многих аррменов и его да сих пор праклынают в нащих крайах. Нэ давиряу я этим саратсинам[153]! Разви можна вэрит муслиму[154]?!

- Так вот, что тебя гложет, друже, - усмехнулся Егорий. - Ежели они преломили с нами хлеб, то зла не сделают. Таковы обычаи этого народа.

Полог шатра распахнулся, и Ахмед вошел вместе с седобородым старичком, на голове у которого был большой белый тюрбан. Молодой шах предложил старцу место подле себя, и сам уселся на подушки. Старик в тюрбане поклонился гостям. Савва и его друзья поклонились в ответ. Лицо старика, изрезанное морщинами, говорило об опыте прожитых лет и располагало к нему. Взгляд его карих глаз был ясен и в них, казалось, все еще не угас юношеский задор. Одет старик был в белую рубаху, такие же шаровары и  голубой халат с золотой вышивкой. Ахмед представил прибывшему Абу Али всех гостей. Старик при каждом новом имени кланялся, выказывая свое уважение. Особое внимание Абу Али уделил Савве, на которого очень долго и пристально смотрел. Это вызвало беспокойство у Тиграна. Армен посчитал это плохим знаком и даже кивнул Егорию, чтобы тот отметил странное поведение старика.

- Вы рассказали мне о себе, - сказал Ахмед. - Теперь мой черед поведать вам о своей жизни. Когда-то все эти земли принадлежали моему деду, а затем моему отцу, но потом пришли татары и захватили наши города, покорили наш народ. Мой дед умер, не сумев остановить их. Мой отец сражался с ними столь яростно, что сам Чингисхан, владыка мунгалов, относился к нему с уважением и опасался его, но и мой отец ушел со своих земель, так и не одолев врага. Даже моего старшего брата, который тогда был всего лишь мальчиком, враги не пожалели и казнили. Нет теперь великого Хорезма. Разрушены все его города. В земле нашли упокоение те, кто не покорился татарам.

Я не помню своего отца, он ушел из жизни, когда я был совсем мал, но мой наставник, мудрый Абу Али, поведал мне о его жизни и о моем роде. Абу Али жил в Бухаре, которую разграбили враги. Там он познавал науки и был одним из самых ученых мужей города.

Когда я повзрослел и окреп, мы собрали по землям Хорезма всех людей, оставшихся преданными моему роду. Месть за моих предков, за мой народ и мою землю движет мной. Вместе с воинами я повсюду преследую татар и истребляю их. У меня не так много людей, чтобы прогнать врага со своих земель и вернуть свободу народу, но зато мои воины неуловимы и могут при удобном случае лишить врага жизни и украденного у нас имущества. Если нас ищут, мы сливаемся с народом, становимся обычными жителями селений и городов, а когда враг обернется, мы снова наносим ему удар. В народе нас называют черными мстителями, также нас называют и враги.

Я рад бы вам помочь, но не в силах это сделать. Татар, за которыми вы идете, слишком много. Даже если я соберу всех своих воинов, то нас все равно окажется в три раза меньше, чем врагов.

- Откуда тебе это известно? - поинтересовался Егорий.

- Мои люди следили за татарами, ведущими множество пленников, - ответил Ахмед. - У врага почти пятьдесят сотен воинов и в два раза больше коней.

Татар было не так много, как предполагали Савва и Егорий. Несмотря на то, что даже такое войско им было не одолеть, Савва в глубине души все равно обрадовался этой новости.

- И все же скажи нам, Ахмед, откуда ты знаешь нашу речь и почему принимаешь нас, как равных себе? - задал еще один вопрос Егорий.

- Я обучил его вашей речи, - впервые услышали голос мудреца Абу Али гости молодого шаха. - Однажды к нам пришел человек из ваших краев. Он рассказывал о великих битвах русского Искандера в далеких землях. Рассказывал о том, как воины Александра Ярославича одолели закованных в железную броню свеев и немцев. Хорезмшах Ахмед, да продлятся его годы, так полюбил эти рассказы, что упросил меня выучить речь и письмена русичей, чтобы я смог научить и его этой премудрости.

- В одной битве я сделал так же, как и русский Искандер, и одержал в ней победу, - радостно вмешался Ахмед, сопровождая рассказ жестами. - Со своими воинами я внезапно напал на стан не ждавшего нас врага и разбил его прямо у реки, опрокинув противника в воду.

- Еще этот человек поведал нам о великих воинах Александра, - продолжил Абу Али и обратился к Савве: - Посему, о, достойнейший гость моего повелителя, скажи нам, не тот ли ты Савва, о котором написано в русских письменах или, может быть, ты знаешь его?

Он это! Он! - махнул рукой Илья.

Он! - подтвердил Егорий.

Друзья Саввы заулыбались.

- Гляди, и тут тебя знают! - сказал Савве старый воин.

Обрадованный Ахмед вскочил на ноги.

- Я же говорил тебе, мудрейший Абу Али, что это он! - воскликнул молодой шах.

Ахмед отцепил от пояса ножны с саблей и протянул их Савве.

- Бери, от меня, в дар! - улыбнулся хорезмиец. - Не отказывай мне!

- Бери, а то, не ровен час, обидится, - прошептал Егорий.

Савва принял саблю из рук Ахмеда, обнажил ее и посмотрел на блестящую сталь, украшенную причудливыми узорами.

- Славная сабля! Благодарю тебя, хорезм..., - замялся Савва. - Благодарю тебя, Ахмед!

Молодой шах был очень рад тому, что его подарок пришелся по душе воину самого русского Искандера.

- Я запишу этот день очень подробно в книге твоего жизнеописания, о, повелитель, - сказал Абу Али и поклонился. - Не составит ли вам труда, о, достойнейшие гости, позже повторить свой рассказ о пути в наши земли, чтобы я мог записать и его?

- Я с удовольствием поведаю тебе обо всем, мудрейший Абу Али, - сказал Егорий, избавивший тем самым остальных от необходимости вновь пересказывать все произошедшее. - Теперь же я хотел бы вернуться к разговору о татарах, за которыми мы идем. Можем ли мы ждать от тебя помощи, Ахмед, раз уж у нас один враг?

Хорезмшах снова сел на подушки, разбросанные на ковре, отломил от грозди одну виноградинку и начал ее жевать. Затем он сплюнул в сторону мелкие косточки. Абу Али стал поглаживать, хоть и редкую, но длинную бороду.

- Я не знаю, как я могу вам помочь, - заговорил Ахмед после непродолжительного раздумья. - Моих воинов мало, чтобы сражаться с таким войском. Даже внезапное нападение не принесет нам победы. Татар слишком много.

- К нам на помощь идут воины, - вмешался Савва. - Варяги с дядькой Эрика, армены и дружина княжеская, а с ней сам Александр Ярославич придет. С твоими воинами нам будет проще одолеть татар.

- Даже такой силы нам не хватит, - возразил Ахмед. - Вы не знаете, придут ли к вам на помощь все эти воины. Я поверю, что придут люди из Варангистана[155] и воины Искандера, но чтобы пришли армены, не поверю никогда.

Ахмед слышал, как о нем отозвался неосторожный Тигран, и теперь только ждал удобного случая, чтобы отплатить ему той же монетой.

- Аррмэнские воини прэдут, патаму чта нэ так труслывы, как тваи, нападаущие толка, еслы их болши или ночу, - вспылил Тигран от обиды.

- Ты слишком дерзок, гяур[156]! - бросил Ахмед и хотел схватиться за саблю, но ее не оказалось на месте.

Савва поднял ножны с саблей, лежавшие рядом с ним на ковре, и крепко сжал их.

- Если ты друг нам, то друг и ему, - твердо сказал он.

- Мудрость Аллаха безгранична, - заговорил Абу Али, который до сего момента спокойно взирал на происходящее, словно желал быть лишь тенью своего воспитанника. - Он лишил тебя сабли твоими же руками, чтобы ты не наделал глупостей. Время рассудит тебя и армена. Не пристало в такие дни, когда сила в единстве, ссориться со своими союзниками.

Тигран и Ахмед продолжали смотреть друг на друга озлобленно. Первым успокоился хорезмиец, в армене же обида укоренилась очень глубоко.

- Ты как всегда прав, мудрый Абу Али, - сказал Ахмед. - Простите меня, дорогие гости, за гнев.

Однако напряжение не спало. Тигран не мог успокоиться и упрямо глядел на Ахмеда.

- Так почему же ты думаешь, Ахмед, что нам не по силам будет всем вместе победить татар? - Егорий, словно ничего не произошло, задал вопрос и откусил большой кусок от жареной ноги барана.

Он надеялся своим спокойствием разрядить обстановку. Хорезмшах решил не нарушать законы гостеприимства, отвел взгляд от армена и ответил Егорию:

- Татары идут по землям, на которых нет горных ущелий или леса, где их конница была бы стеснена. Они славные конные воины и пока у них есть их кони и достаточно места, чтобы скакать на них в любую сторону, нам не одолеть их. И хотя я и не мечтал когда-либо повстречаться с русским Искандером и уж тем паче сражаться вместе с ним против татар, а для меня и моих воинов это было бы большой честью, - Ахмед приложил руку к груди, - все же я не могу так рисковать своими людьми.

Все призадумались. Кто-то ни о чем, как близнецы и Аттила, кто-то о том, как побить татар, а Савва думал о жене и маленьком сыне. Его беспокоила столь длительная отсрочка из-за встречи с Ахмедом. Он уже давно хотел покинуть гостеприимного хорезмшаха и отправится в путь, чтобы уж совсем не отстать от татар, которых с таким трудом настигнул. Будь, что будет, думал Савва. Главное, быть рядом с врагом, а случай представится.

- Я вот тут небылицу одну вспомнил, - прервал раздумья присутствующих Егорий. - Когда жил я на землях франков, мне один старец сказку рассказал, а ему ее отец пересказал, а его отцу эту сказку дед в свое время поведал, а откуда ее дед тот знал, то никому не ведомо.

Старый воин усмехнулся. Савва хлопнул ладонями по бедрам:

- Некогда мне сказки слушать, Егорий! Пора ...

- А ты послушай! - остановил его старый воин. - Все равно пока ничего не удумали.

- Мы выслушаем твою сказку с большим удовольствием, - учтиво сказал Ахмед, - а Абу Али запомнит ее и запишет для потомков.

- Ну, так вот, - продолжил Егорий, - было это в те незапамятные времена, когда все земли под властью у римля́н[157] были. Во франкских землях те римля́не храм нашли. Тот храм для богини Эпоны поставлен был и в нем римля́не рожок сыскали и предписание к нему, что рожок сей владетелю его дарует силу всеми конями править. Решили римля́не как-то раз рожок испробовать в деле. В ту пору вели они войны кровопролитные в восходных землях своих и в одной из сеч в рожок тот подули. Так кони врагов их седоков своих поскидывали и прочь умчались, но и римля́не своих коней потеряли да полководца римля́нского, что с коня упал, насмерть зашибло. В битве той римля́не верх взяли, но памятуя о смерти воеводы своего, рожок свезли на дальние пределы восходных земель и там укрыли, чтоб никому он не достался, ибо опасна сия вещица. По преданию скрыт рожок в долине зеленой, в холме высоком, у озерца, что из холма того вытекает, и попасть в то место запретное только на лодье[158] можно. Под холмом же подземелье скрыто и много в нем ловушек хитроумных для тех, кто рожок взять удумает.

Егорий окончил рассказ, но все, как завороженные, смотрели на него.

- Нам бы такой рожок, - вновь усмехнулся старый воин. - Коней бы у татар увели, глядишь, и биться с ними попроще было бы. Да где ж его сыщешь-то, хоть он и в этих землях запрятан? Небылица это, сказка, одним словом.

Егорий всех удивил этим повествованием. Близнецы даже зашушукались, жалея о том, что у них нет рожка Эпоны. Воины постарше были задумчивы, небылица небылицей, а что им делать, они придумать не могли. Особенно напряжен был Ахмед. Он потирал подбородок и смотрел в одну точку на ковре. Когда близнецы утихомирились, а остальные так и не отошли от тягостных дум, раздался голос хорезмшаха:

- Я знаю, где этот холм! Я знаю, где этот рожок!

Все посмотрели на него. Теперь пришлось удивляться словам Ахмеда.

 

Вечером того же дня, когда солнце уже садилось, отряд Саввы и Ахмед с десятью черными воинами готовились к отъезду из лагеря, чтобы отправиться на поиски рожка Эпоны. Весь день молодой хорезмшах неистово утверждал, что он точно знает, где находится то место, которое описал в своем рассказе Егорий. Он был настолько уверен, что приказал своим людям собирать всех воинов, и готовится к следованию за татарским войском. Более того, Ахмед убедил Савву в том, что у татар нет иного пути, кроме как направиться к городу аль‑Бакух[159] и там продать в рабство всех пленников, а это означало, что у них есть время для того, чтобы заняться поисками рожка, а затем догнать врага.

После долгих колебаний Савва, не желающий вновь уходить с намеченного пути, поддался на уговоры и решился на эту поездку. В глубине души он помнил, что пока следование зову сердца приносило ему удачу, и надеялся, что и в этот раз будет также. Как только Ахмеду удалось заполучить согласие Саввы, он тотчас же отправил в аль‑Бакух гонца с посланием к преданным людям, которые были в милости у тамошнего правителя. Хорезмшах просил своих сторонников посодействовать в том, чтобы татары, если они появятся у городских стен, задержались в тех краях, как можно дольше.

Все дожидались Егория, который оставшееся до отъезда время посвятил общению с мудрым Абу Али. Долго ждать не пришлось. Егорий вышел из белого шатра и сел на коня. Вслед за ним показался Абу Али. Старец нес в руках большую книгу.

- Пожелай нам удачи, Абу Али! - сказал по-тюркски Ахмед и улыбнулся.

- Желаю тебе удачи, мой господин, - старик поклонился и добавил на языке русичей: - Да сопутствует вам Аллах! Когда вы вернетесь, вы поведаете мне и об этом походе, чтобы я записал его.

Абу Али оглядел всех отправляющихся на поиски чудодейственного рожка. Он старался запомнить их такими, какими они были сейчас. Кто-то молод и радуется жизни, кто-то стар и умудрен опытом, кто-то бесстрашен, но хмур. Ему было важно не упустить какую-нибудь мелочь, чтобы благодарные потомки вспомнили его добрым словом, когда будут читать написанные им строки.

- Люди со всех концов света, - произнес он, переводя взгляд с одного всадника на другого. - Десять отважных и смелых воинов. Да, именно так! Именно так я и назову вас в своем писании! Вы - Десять Храбрецов!

Ахмед прокричал пару слов, приказывая отправляться в дорогу, и поскакал между кострами воинов. Все помчались за ним. Их путь лежал на юг.

 

Сарлык-сечен безжалостно хлестал коня, чтобы как можно быстрее достичь начала колонны. Хан Берке находился там, и последние вести безотлагательно должны были быть доведены до него. Тысячник проносился мимо бредущих по дороге пленников, не обращая никакого внимания ни на них, ни на стражей, которые их охраняли. Он замедлил коня только когда увидел Берке.

- Мой хан, - тяжело дыша, заговорил Сарлык. - Сотня, отправленная ночью прикрывать наш тыл, так и не вернулась. Их нет уже слишком долгое время.

Берке на удивление легко смирился с возможной потерей сотни. Хан, ничего не сказав тысячнику и не проявив никакого беспокойства, задумался. Он не был уверен в гибели отряда (возможно, пройдет немного времени и его воины вернуться, в походе всякое случается) но в данном случае он все же был склонен считать, что безвозвратно утратил еще одну сотню. Эти вести еще больше убедили Берке в том, что его преследуют. Впрочем, он сознательно пожертвовал своими воинами, чтобы отбросить последние сомнения.

"Еще одна сотня. Значит, за мной все-таки кто-то идет. Это эти урусуты, будь они прокляты, - думал хан, - Хватит потерь! Больше нельзя терять людей! Насколько же сильны и многочисленны эти враги, что могут так легко сокрушать моих воинов?"

Конь Сарлык-сечена нетерпеливо топтался на месте. Жеребец хана Берке, напротив, склонил голову и задумчиво поедал траву, растущую рядом с дорогой. Казалось, что он, как и его хозяин, предается своим мыслям.

- Больше никого никуда не отсылать, - приказал Берке. - В разъезды никто выезжать не должен. Идем так до Ак-Дениз. Пусть воины поторопят этих еле волочащих ноги рабов.

Сарлык слегка поклонился, приложив руку к груди, стеганул коня и поскакал раздавать приказы, вновь поднимая в воздух едва осевшую пыль.

 

До заката они скакали довольно быстро, а когда ночь опустилась на землю, решили не делать привала и перешли на спокойный шаг, чтобы передохнуть самим и дать отдых коням. Ахмед ехал рядом с Саввой. Он засыпал русича вопросами. Молодого шаха интересовало все связанное с князем Александром. Савва, нелюбящий вспоминать те времена, все же не стал отказывать Ахмеду и отвечал ему, хотя и не говорил пространно. Лада ехала уже без накидки на лице. Как только они покинули лагерь хорезмшаха, девушка сняла ее. Ахмед не препятствовал этому и сказал, что теперь она вольна делать все, что ей угодно. Княжна поравнялась с Эриком. Варяг о чем-то с ней заговорил и старался не коверкать русские слова, но все равно вызывал у Лады улыбку своим странным выговором. Надо сказать, что занятия Егория с Эриком и Ильи с Аттилой не прошли даром. Варяг и каракалпак уже вполне сносно изъяснялись на языке русичей и уж тем более все понимали.

Аттила и близнецы вновь нашли общее занятие. На этот раз каракалпак показывал братьям, каким должно быть правильное оперение у стрел. Он даже смастерил одну стрелу для примера, чем еще больше раззадорил спорящих с ним Данилу и Никиту. Черные воины Ахмеда держались поодаль от остальных. Они смотрели по сторонам, чтобы первыми обнаружить какую-либо угрозу и уберечь от нее своего господина. Их голосов практически не было слышно, они редко перебрасывались словами и казались на редкость молчаливыми. А вот Егорий, Илья и Тигран оживленно беседовали. Точнее, Тигран не переставал жестикулировать и что-то взволнованно втолковывал старому воину и княжескому слуге, а те изредка кивали или вставляли свое слово в речь неумолкающего армена.

- Ты мине гаварил, чито он на тех, кто с ним хлэб ел, руку нэ паднимэт, а он мине хател саблэй зарубит, - обратился Тигран к Егорию.

Обида не покинула сердце рыжебородого армена, и он до сих пор возмущался тем, что русичи так легко доверились Ахмеду, которого столь мало знают.

- Да ты и сам хорош был, - возразил Егорий. - Ты б еще его родичей поносил!

- Нэ веру я иму, - не успокаивался Тигран. - Зачэм он воинав взал? Он нэ нам памочь хочит, он дла себе ражок забирот.

- Полноте! Хватит! - остановил его Илья. - Разве ж нас так просто одолеть?! Десяти ратников не хватит! Да и сдается мне, Тигран, что Ахмеда ты зря порочишь!

Только после этих слов пристыженный Тигран замолчал и больше никогда не возвращался к этому разговору.

Наступил новый день. Солнце осветило безжизненную пустыню, по которой им предстояло ехать еще долгое время. Усохшие земли простирались до горизонта. С трудом верилось в то, что где-то неподалеку могут быть зеленая долина и озеро, описанные Егорием. Однако Ахмед уверенно вел их за собой на юг, и выражать сомнение в правильности выбранного им пути ни у кого не было возможности.

Днем, когда солнце нависло над головами путников, стало совсем жарко. Они скинули с себя плащи, согревавшие их ночью, но даже это не спасло их от зноя. Все взмокли. Было видно, как испарина прозрачным пламенем поднимается от раскаленной земли. Благо водой они запаслись изрядно, и все могли не только пить ее, но и ополоснуть лицо и голову. Эрик, не привыкший к подобной жаре, облил себя водой из меха и когда вытирал лицо рукой, заметил улыбки хорезмийцев. Он не стал отвечать им словом или жестом и только подумал о том, что от души посмеялся бы над теплолюбивыми воинами Ахмеда, попади те в снежную вьюгу у него на родине. Тем временем они приблизились к большой впадине, на другой стороне которой возвышался лишенный какой-либо растительности, выжженный солнцем холм с почти отвесными склонами.

Измученных жарой людей нисколько не удивило наличие в плоской, как блин, пустыне огромной округлой впадины и высоченного холма. Впадину можно было объехать, но Ахмед приказал своим людям искать спуск, по которому в нее можно было съехать на конях. Вскоре такое место было найдено. Они спустились во впадину по пологому склону и дальше поехали по ее дну. Прошло достаточно много времени в пути, прежде чем на огромное количество заданных Ахмедом вопросов Савва задал хорезмшаху свой:

- Долго нам еще ехать?

- Нэ вижу ни адной травы, - послышался голос Тиграна. - Он нас заманывает куда-та.

Ахмед обернулся и метнул на армена взгляд полный злобы. Егорий хитро прищурился, словно его слепило солнце.

- Мы уже на месте, - сказал молодой шах.

- Чего-то я не вижу тут озера и ..., - начал было говорить Илья и вдруг запнулся.

Только теперь все поняли, где оказались, и стали озираться по сторонам.

- Старики говорят, что очень давно, еще до прихода моих предков в эти земли, здесь было озеро, а рядом с ним холм, - сказал Ахмед и указал на холм, лежавший прямо на их пути.

- Стало быть, теперь нам осталось только ход найти? - Савва задал вопрос, который не требовал ответа.

- Ежели верить сказанию, что поведал нам Егорий, - продолжил Ахмед, - то ход в подземелье должен быть у того края впадины. Отсюда его не видно, но он точно должен быть там.

Все переглянулись и с улыбками на лицах стремительно понеслись к другому концу высохшего озера, погоняя коней радостными выкриками.

Найти ход в подземелье оказалось делом простым. Как только они доехали до холма, сразу же увидели в его склоне отверстие достаточной высоты, чтобы в него проехал всадник на коне. Половина отверстия была прорыта во впадине и, по всей видимости, раньше была заполнена водой, а вот верхняя часть хода приходилась уже на склон холма, вплотную прилегавший к берегу высохшего озера. В глубине этой рукотворной пещеры, в которую сотни лет назад заплывали на лодках, был виден свет. Это означало, что, преодолев ее, они вновь окажутся под открытым небом. В те стародавние времена, когда впадина с потрескавшимся из-за засушливой погоды дном была заполнена водой, наверняка было очень трудно разглядеть ход, ведущий к подземелью. Со стороны, даже на небольшом отдалении, он никак себя не обнаруживал. Казалось, что склон холма был сплошным, без каких-либо изъянов. Даже теперь, когда озеро высохло, и зеленая долина превратилась в безжизненную пустошь, только приблизившись к самому ходу, можно было его увидеть.

Они не без труда въехали в пещеру. Проход оказался коротким и переходил в желоб с высокими краями. Сразу в конце прохода следовал резкий поворот налево, а затем еще один направо. Краями желоба служили отвесные красноватые стены, а над головой путников действительно была видна тонкая полоска голубого неба. Несмотря на то, что все были напряжены и предвкушали прикосновение к древней тайне, прохлада этого желоба несказанно обрадовала их и облегчила мучения от невыносимой жары.

Поворот направо оказался куда более продолжительным, чем первый, но он привел к тому месту, к которому они так стремились с той минуты, как выслушали рассказанную Егорием сказку, теперь постепенно становившуюся явью. За поворотом следовал прямой ров. С левой стороны над ним высилась крепостная стена, а с правой была только широкая каменная лестница, ведущая от дна наверх. Стало ясно, что когда-то воды высохшего озера заполняли весь желоб и ров. Каменная лестница служила своеобразным причалом тем, кто приплывал сюда на лодках. Ее нижние ступени были темнее верхних, потому что раньше были скрыты под водой. Небольшая площадка справа ото рва и то, что скрывалось за крепостной стеной слева, все это находилось под открытым небом. Безжалостные лучи палящего солнца снова стали мучить мечтавших скрыться от них путников. Открытое пространство было круглым и очень смахивало на кратер заснувшего вулкана. Возможно, римские воины частенько разводили в нем огромный дымный костер, чтобы отпугивать извержением особо любопытных жителей этих земель.

По каменной лестнице они поднялись на площадку справа ото рва, спешились и решили оглядеться. Егорий предположил, что либо весь холм был построен древними строителями и не был творением Бога, либо строившие подземелье работники сделали стены, как снаружи, так и внутри, такими отвесными для того, чтобы осложнить путь тем, кто решится пробраться к подземелью не по желобу на лодке, а станет карабкаться по склонам. По внутренней окружности у вершины холма, на равном удалении друг от друга, было четыре небольших деревянных помоста с поручнями. Черные отверстия за ними, очевидно, вели в проходы к этим сторожевым постам. Когда-то на этих помостах стояли римские воины. Они охраняли опасный для империи рожок от тех, кто пожелает его выкрасть и использовать. С той властью, которую давал рожок Эпоны, любое войско могло стать непобедимым, если бы умело его применило.

На другой стороне рва была крепостная стена из серого камня, идущая от одного конца площадки к другому и вместе со рвом делящая "кратер" на две части. Стена была высокой, без каких-либо уступов или щелей, которые позволили бы залезть по ней. Верхняя часть парапета была скошена для удобства стрелков. У стены не было даже зубцов, а значит, арканом нельзя было воспользоваться. Посередине стены располагался подъемный мост, из окованных железом деревянных балок, который, конечно же, был поднят. Прямо над мостом имелись три бойницы[160].

Савва задумался. Не так-то просто, оказалось, придумать быстрый и легкий способ, позволявший преодолеть стену.

- Чиго дэлат-та будэм? - раздался вскоре голос нетерпеливого Тиграна.

- Можно было бы землей ров засыпать, - задумчиво пробасил Илья.

- Не годится! - сказал Савва. - Мало нас. Времени на это уйдет много. Да и копать нам нечем.

- Моожет, бросиим таппары в дээрева и залээзем? - Эрик указал на подъемный мост и заговорил, чудно произнося буквы и растягивая звуки.

- Топоров у нас всего два, - вмешался Егорий, - Не хватит!

Все замолчали. Дельных мыслей в голову никому не приходило. Будь по близости деревья, можно было бы сделать длинную лестницу, но в округе на сотни верст не было не то, что дерева, не росло даже травинки.

- Эх, что бы вы без меня делали?! - с этими словами Егорий стал снимать с себя кольчугу.

Все наблюдали за старым воином, не предполагая, что он собирается делать. Однако уже давно было известно, если Егорий взялся за что-то, то это означает, что у него появилась хорошая мысль. Когда старый воин отдал близнецам кольчугу, лук, колчан со стрелами и оружие, и снова опоясал кожаную рубаху широким поясом, Савва все же задал ему уже назревший вопрос:

- Ты чего делать удумал?

- Через ров перепрыгну, - ответил Егорий. - Если долечу, то там уж решу, что далее делать.

- Не допрыгнешь, только шею свернешь, - предостерег его Савва.

- Савва верно говорит, - пробасил Илья. - Поберегись, Егорий!

Егорий достал из сапогов оба сай и так заткнул их спереди за пояс, чтобы они случайно не поранили его. После этого он взял у Данилы топор и стал отходить ото рва подальше, чтобы разбежаться. Черные воины Ахмеда, да и сам молодой шах, смотрели на Егория, как на безумца. Русичи, варяг, каракалпак и армен не столько удивлялись, сколько переживали за старого воина. Падение с такой высоты было чревато страшной гибелью от переломов, но никто не пытался остановить Егория, все понимали, что теперь это невозможно.

- Одежу мою да железо здесь не позабудьте! - напоследок сказал Егорий близнецам.

Братья, которые держали в руках вещи старого воина, одновременно кивнули. Егорий крепко сжал топор в правой руке, рванул с места и побежал. Он набрал такую скорость, которой от него никто не ожидал, закричал и оттолкнулся от края рва. Уже в прыжке Егорий выгнулся дугой, схватился за топорище обеими руками и, долетев до поднятого моста, что было силы, вонзил в вековые балки острое лезвие топора. В этот миг все, кто наблюдал за ним, дружно охнули. Старый воин ударился о мост и повис. Сверху на него обильно посыпалась пыль, скопившаяся за прошедшие столетия в щелях между балками. Егорий стряхнул ее с лица левой рукой, внезапно чихнул и чуть было не сорвался с топорища. С площадки у рва раздался громкий вздох. Все решили, что старый воин упадет, но он удержался и все той же левой рукой достал из-за пояса один сай.

Егорий подтянулся и вонзил сай между балками моста, чуть выше того места, куда вошел топор. Теперь он повис на левой руке. Затем старый воин раскачал топор, вытащил его из балки и заткнул за пояс. Второй сай Егорий воткнул еще выше, чем предыдущий. Так старый воин постепенно подтягивался и втыкал клинки все выше и выше, чтобы добраться до серединной бойницы. Необычные кинжалы, привезенные с далекого острова, выдержали его вес и даже не погнулись. Егорий закинул один сай в бойницу и ухватился за ее край. Потом он забросил туда же второй клинок и пролез в отверстие. С другой стороны рва послышались радостные крики. Через некоторое время после исчезновения старого воина в стенной бойнице с сильным шумом и скрипом стал опускаться крепостной мост.

Механизм, отвечающий за спуск моста, был хоть и не смазан, но все же не заржавел из-за засушливости этого места. Только благодаря этому он все еще работал. Сильный треск давно не использовавшихся цепей, шестерней и прочих узлов, был слышан за много верст. Всем пришлось заткнуть уши, чтобы не оглохнуть от этого нестерпимого шума. Последним звуком в этой кавалькаде стал глухой удар опустившегося моста о землю. Затем все стихло. Теперь можно было завести коней по мосту за стену, чем все и занялись.

Егорий ждал их на полукруглой площадке, находившейся за стеной. В левой части этого участка располагалось одноэтажное строение. Обветшавшая постройка, скорее всего, когда-то служила жильем для стражей подземелья. Рядом с ней находился вход в галереи, ведущие к сторожевым помостам, а в середине полукруга, напротив подъемного моста, чернел еще один вход, перекрытый кованой решеткой. Эта решетка, намертво закрепленная в боковых стенах входа, не имела петель и никогда не открывалась. Даже охранявшие это место римские воины не имели доступ в подземелье. Прямо над решеткой на красновато-серой породе холма были высечены непонятные слова. Черные воины привязали коней и по приказу своего господина бросились в полуразрушенный дом. Вскоре они вышли из сторожки, один из них что-то доложил Ахмеду, а остальные скрылись в черной дыре входа, который находился справа от дома.

- Там останки каких-то людей, - перевел Ахмед слова воина.

- Я заглянул туда раньше и видел их, - подтвердил Егорий. - Это римля́не. От чего они померли, не знаю. Может, от мора какого-то.

Хорезмийцы, пробравшиеся по галереям, скрытым в холме, показались из выходов на сторожевые помосты. На сами помосты они ступить не решились, что было верным решением. Прочность этих деревянных сооружений была весьма сомнительна из-за давности их постройки. Больше ничего интересного вокруг не было. Неизученным оставался только вход в подземелье.

Илья подошел к решетке, схватился за прутья и попытался ее вырвать. Решетка не поддалась. Она даже не шевельнулась. Илья деловито причмокнул и отошел от нее.

- Надо коней в решетку запрячь да погнать, - предложил княжеский слуга. - Так и вырвем.

Это решение напрашивалось само собой. Воины Ахмеда быстро привязали арканы к решетке, затем к седлам коней и стали хлестать их, чтобы животные рванулись вперед. С большим трудом, только с третьей попытки, это удалось сделать. Кони вырвали решетку и потащили ее прочь от входа. Почти в тот же миг из галереи, в которую вел вход, раздался истошный вой неведомого зверя. От неожиданности все отпрянули от большой черной дыры. Кто смог совладать со страхом, успел схватиться за оружие и обнажить его. Вой не прекращался. От него стыла кровь в жилах. Привязанные тут и там кони порывались сорваться с привязи и ускакать. Они вставали на дыбы и пронзительно ржали, а тех коней, что вырвали решетку, так и не удалось поймать и они, волоча ее за собой, шумно пронеслись по мосту и скрылись из виду. Вой прервался также внезапно, как и начался. Все застыли в напряженных стойках, ожидая нападения, и боялись произвести какой‑нибудь звук. Казалось, что они даже перестали дышать. Шло время, а из черной дыры так никто и не появлялся.

- Эт че было-то? - сказал Илья и кивнул в сторону подземелья.

Все вздрогнули от его слов, но сразу осознали, что опасности нет, и облегченно вздохнули. Ахмед приказал двум воинам поймать ускакавших коней, и те бросились к выходу из холма.

- Может, ты нам чего не досказал, Егорий? - забасил Илья.

Все обернулись к старому воину. Егорий замялся, что для него было непривычно.

- Говорят, что здесь нынче фоморы обретаются, - пробормотал старый воин.

- Кто-кто здесь обретается? - переспросил Савва.

- Однорукие и одноглазые великаны, - Егорий повысил голос для уверенности. - Слухи ходят, что подземелье ими кишит, но это ж слухи. Не бывает таких великанов! Неужто вы в такие небылицы поверите?

Теперь замялись все остальные. Никто не решался что-либо сказать, так устрашающе на них подействовал вой из подземелья.

- А чего над дырой начертано? - Савва указал на слова над входом в подземелье.

- Ite, tota re perspecta[161], - прочитал надпись Егорий. - Это латынь, язык римля́нский, и сказано тут - "Идите, но бдите".

Пока Савва обдумывал, как поступить дальше, вернулись два воина, которых Ахмед отправил за сбежавшими конями. Они привязали испуганных животных рядом с другими у жилища римлян. Решетку кони дотащили до входа в холм, и теперь она лежала во впадине.

- Ну что, идем? - Ахмед нетерпеливо сжимал в руке кривую саблю с блестящим клинком.

Никто не решался сделать первый шаг по направлению к входу в подземелье.

- Я с малих лет тимы баюс, - послышался голос Тиграна. - Лючще я каней пастаражу.

- Трусливый гяур! - презрительно бросил Ахмед и жестом приказал воинам спускаться в подземелье.

Первый же черный воин, вошедший в проход, был отброшен назад неведомой силой. Он подлетел вверх и упал на спину, подняв в воздух облако пыли и песка. Его грудь была пробита двумя длинными и толстыми стрелами без оперенья. Молодой шах бросился к нему и упал перед сраженным на колени.

- Абдулла! - закричал Ахмед и попытался поднять воина с земли.

Савва склонился и сжал плечо шаха. Хорезмиец выпустил обмякшее тело из рук. Его воины подняли погибшего и отнесли труп в сторожку. Егорий что-то разглядел на земле, присел у входа и стал раскидывать песок. Под ним была скрыта еще одна надпись, которую раньше никто и не мог заметить, а Абдулла, ступивший первым в галерею, слегка приоткрыл ее и поплатился за это жизнью.

- Festina lente, - прочитал Егорий. - "Спеши медленно". Что сие означает?

Старый воин задумался и принялся накручивать правый ус на палец.

- Сдается мне, без огня нам не обойтись, - после недолгих размышлений сказал он.

Ахмед отдал приказ воинам. Один из них ответил шаху и побежал в сторожку. Из нее воин вышел с дюжиной факелов, которые были припасены прежними хозяевами подземелья. Егорий с помощью огнива и кремня зажег факел, потом от него запалили остальные.

- Может, я первым пойду? - сказал Илья, когда увидел, что Егорий собирается зайти в подземелье. - Прикроюсь щитом, меня ни одна стрела не возьмет.

- Нет, я первый иду! - ответил Егорий. - Вы тут ждите! Кто ж знает, какие там еще ловушки устроены?!

Старый воин подошел к входу в подземелье и приподнял факел, чтобы осветить его. Он увидел множество ступеней, ведущих вниз, но конца этой лестницы так и не разглядел. Свет от факела не простирался достаточно далеко, чтобы показать, куда ведут эти ступени и что ждет внизу пожелавшего по ним спуститься.

- Спеши медленно, - тихо повторил Егорий, пропустил первую ступень и встал на следующую.

Ничего не произошло. Все затаили дыхание и смотрели на Егория. Старый воин перескочил еще через одну ступень. Вновь ничего. Егорий не спешил и готовил себя к тому, чтобы вовремя увернуться от летящих в него стрел. Слух его был напряжен. Увидеть стрелы в темноте не представлялось возможным, а вот услышать их он мог. Егорий перепрыгнул еще через одну ступень и замер. Пламя факела колебалось, отчего на стенах заплясала забавная тень. На своде галереи, через определенный промежуток, были вырублены воронки с круглыми отверстиями. Егорий посматривал на них и думал, чего же ожидать отсюда, но, как оказалось, эти отверстия не таили в себе угрозу. Старый воин миновал несколько таких воронок. Из них ничего так и не выстрелило и не полилось. Оставалось только догадываться, для чего они здесь нужны.

Егорий набрался смелости, глубоко вздохнул и стал прыгать по ступеням, наступая лишь на каждую вторую. Так он сошел вниз до маленькой площадки и уперся в стену. На этой стене было два квадратных отверстия, из которых и вылетали стрелы. Правее было два хода. Первый вел к самострелам, стоящим за стеной. Егорий наведался туда и разрубил топором сложный механизм, заряжавший самострелы. Второй ход вел в галерею, которая была несравнимо больше прежней. Егорий заглянул туда и решил позвать остальных, чтобы дальше отправиться вместе с ними.

- Эй, там, наверху! - закричал старый воин. - Спускайтесь! Теперь можно!

В пятне дневного света появились темные силуэты. Послышался топот спускающихся по лестнице людей.

- Это как же тебе такое удалось? - обратился Илья к Егорию.

- Я через одну ступень прыгал, - ответил старый воин. - Вроде как поспешал, но зато шел-то все равно медленно, чтобы случаем не оступиться и нужную ступень не пропустить.

- "Спеши медленно", - повторил Илья. - Так вот, стало быть, что сие означает!

- Далее идем! - Егорий указал на проем в стене, ведущий в большую галерею. - Но без спроса никому и никуда не соваться!

Все пошли след в след за старым воином. Теперь факелов было достаточно, чтобы сносно осветить даже такую большую галерею, как та, в которой они оказались. Галерея была широка, свод ее располагался высоко и из-за этого слабо освещался факелами, но все же был виден. Ни на полу, ни на потолке, ни на одной из стен не было никаких надписей или знаков, заставляющих снова задуматься над их разгадкой. Егорий даже не знал, радоваться этому или огорчаться. Шли они молча, но молчание это было напряженным. Даже несмотря на прохладу подземелья, с каждого в семь ручьев лил пот. Все озирались по сторонам и ожидали подвоха в любое мгновение. Так они добрались до разветвления галереи.

Налево и направо шли такие же галереи, ничем не отличавшиеся от основной, а вот свода галереи, идущей прямо, не было видно. Этим она явно отличалась от двух других. Савва указал Егорию на надписи, высеченные на полу у каждой из трех галерей. Егорий склонился у первой надписи перед центральной галереей и осветил ее факелом.

- Terror mors, - произнес старый воин. - "Страшная смерть".

Затем он подошел к надписи слева.

- Bona mors, - прочитал Егорий вторую надпись. - "Легкая смерть".

Надпись у правой галереи уже не могла удивить старого воина своей оригинальностью.

- Lenta mors, - вздохнул Егорий. - "Медленная смерть".

Он поднялся и стал взволнованно накручивать правый ус на палец, а Савва скрестил руки на груди и склонил голову. Выбор было сделать не легко.

- Можит, назад верномса? - раздался сзади голос Тиграна.

Некоторое время опять было тихо. Все молчали. Никто не решался предложить, какой путь выбрать.

- Я вот как думаю, - сказал Илья и пригладил бороду. - Ежели нас везде смерть поджидает, то лучше прямо пойти. Прямой путь всегда короче.

Савва посмотрел на княжеского слугу и кивнул, соглашаясь с его мнением. Егорий снова вздохнул:

- Ну что ж, прямо, так прямо!

Только они подались вперед, как Ахмед произнес какие-то слова. Его воины спешно обогнали всех, встали у центральной галереи и обнажили сабли.

- Ты чего это? - нахмурился Савва.

- Позволь, Савва, мои воины пойдут первыми, - приложив руку к груди, учтиво заговорил Ахмед. - Они готовы по моему приказу, не задумываясь, пожертвовать своими жизнями, а ваши жизни сейчас для нас дороже. Они, как и я, понимают это.

- Будь по-твоему! - согласился Савва, понимая, что отказ может оскорбить молодого шаха.

Ахмед ловко выхватил из ножен саблю, которая заменила ту, что он подарил Савве, и последовал за своими воинами в галерею.

Девять факелов впереди и три позади. Они разделились на две части и шли по галерее, свод которой был покрыт мраком. У каждого черного воина было по факелу в левой руке и по сабле в правой. Хорезмийцы слегка склонились, медленно переступали с ноги на ногу, явно опасаясь внезапного нападения или хитроумной ловушки, и разошлись по всей ширине галереи. Ахмед шел за ними, а позади него крались русичи, варяг, каракалпак и армен. Факелы были у Егория, Тиграна и Эрика и если варяг и армен освещали остальным путь, то старый воин часто отходил от них, чтобы осмотреть стены или пол галереи. Вновь нигде не было каких-либо предписаний или знаков. Они  уже удалились на сотню шагов от развилки, и первоначальное напряжение спало. Все же, когда ожидаешь неприятностей в любой миг, а затем долго их не наблюдаешь, внимание рассеивается.

Внезапно раздались тяжелые и быстрые шаги где-то впереди, во тьме. Все замерли. Откуда-то сверху посыпался песок и пыль. Хорезмийцы стали вглядываться в темноту, но ничего не могли в ней различить. Снова раздались те же шаги, но уже позади Тиграна, который шел последним. Все резко обернулись на них. Тигран отступил и обнажил меч. Воображение людей, оказавшихся в темном подземелье, рисовало страшные картины. В глубине тьмы, окутывающей их, кто-то был. Кто-то очень большой и очень тяжелый, судя по гулу шагов, и возможно он был даже не один. Многим сразу вспомнились слова Егория о фоморах, великанах с одним глазом и одной рукой. Когда они проходили по галерее, им не попадались другие ходы, но теперь никто даже не задумался о том, как кто-то мог оказаться позади них. В очередной раз шаги прозвучали перед черными воинами. За всю эту короткую остановку никто не произнес ни слова. Все, скрадывая дыхание, смотрели по сторонам, прислушивались и старались хоть что-то разглядеть.

- Все ж здесь кто-то есть! - тихо прошептал Илья и вынул меч из ножен.

Лада выхватила сабли. Близнецы приладили стрелы к тетивам луков. Эрик и Аттила обнажили клинки. В отличие от них Савва не спешил браться за меч. Он закрыл глаза, стоял и слушал. Тяжелые шаги в темноте больше не повторялись. Ахмед подал знак, и его воины двинулись дальше.

Им удалось пройти еще шагов двадцать, как вдруг из темноты вылетела огромная лапа, покрытая темной шерстью. Она подхватила одного из воинов шаха и подбросила его к своду. Хорезмиец издал крик ужаса, выронил погасший факел, и сам через мгновение плюхнулся о каменный пол рядом с ним. Раздался страшный вой, подобный тому, что был слышен еще у входа в подземелье. В тот же миг, не дав никому опомниться, другая лапа подхватила еще одного хорезмийца, и из-под свода галереи вниз полетело уже разорванное надвое тело. Снова раздался вой чудовища, за ним еще один, затем множество гулких шагов, впереди и сзади, от которых сверху, из темноты, вновь обильно посыпались песок и пыль. Воины Ахмеда что-то вопили и бросались на невидимого противника, но падали сраженные страшными ударами смертоносных лап. Кого-то из них отбросило в стену, кто-то упал, заливая каменный пол потоками крови из глубоких ран, оставленных когтями чудовищ.

Савва и его друзья от страха и ужаса попятились назад. Близнецы дрожащими руками на слух выпускали во тьму стрелы. Никто не бросился на помощь погибающим хорезмийцам, страх перед невообразимым противником пробрался даже в самые храбрые сердца. Савва все же обнажил меч и выставил его вперед, а левой рукой показывал остальным, что надо уходить, но никто этого не видел. Все широко раскрытыми глазами смотрели на то, как гибнут черные мстители.

- Назад! Все назад! - закричал Егорий, чтобы привести в чувство попавших в сети ужаса друзей. - Это фоморы! Уходим отсюда!

- Нет! - от отчаяния завопил Ахмед. - Мои воины! Я не оставлю их!

Молодой шах побежал вперед, но сразу же был отброшен ударом огромной когтистой лапы, неожиданно возникшей из темноты. Он пролетел по воздуху несколько саженей, сильно ударился о пол и впал в беспамятство. Савва подскочил к нему, обхватил левой рукой его тело и потащил подальше от места, где все еще кричали воины, не успевшие принять смерть.

- Не такую нечисть бивали! - произнес мысли вслух Илья.

Он схватил Эрика за плечо.

- Сбереги ее, сынок! - Илья дыхнул в лицо варягу и кивнул на княжну.

Эрик успел ответить лишь кивком. Княжеский слуга повернулся в ту сторону, откуда доносились крики хорезмийцев и были видны еще не потухшие факелы. Он выставил вперед щит, отвел меч назад и, сломя голову, бросился в темноту.

- Эка невидаль! - донеслись до остальных последние слова Ильи в тот миг, когда во тьме скрылся его меч.

- Дядько Илья! - закричала Лада. - Дядько Илья!

Эрик вложил меч в ножны, обхватил княжну за стан, поднял на плечо и поспешил к развилке. Лада от бессилия зарыдала.

- Илья! Илья! - вторил княжне Савва.

Он не смог помешать Илье, потому что волок за собой молодого шаха, который пришел в себя и порывался отправиться на верную смерть вслед за своими воинами.

Назад к развилке они возвращались куда быстрее, чем шли по галерее вперед. Остановились только тогда, когда пробежали над надписью, предрекавшей страшную смерть. Савва выпустил из объятий Ахмеда, склонился и попытался отдышаться. Хорезмшах упал на колени и со слезами на глазах смотрел во мрак галереи. Его лучшие воины, верные телохранители и друзья с детства, погибли из-за того, что поехали с ним, доверились ему, а он даже не в силах был их спасти или отомстить за их смерти.

Егорий, Тигран, Аттила и близнецы еле перевели дух. Армен обтер вспотевшее лицо рукавом. Эрик опустил Ладу на мощеный пол. Девушка обхватила колени, уткнулась в них и продолжала плакать. Варяг с состраданием смотрел на нее, а затем уселся рядом, обнял и прижал к себе, чтобы успокоить. Послышался странный шум, как будто кто-то тащил каменную глыбу по полу подземелья. Центральная галерея стала перекрываться появившейся сверху каменной плитой, которая довольно быстро сползала вниз. Савва вложил меч в ножны и попытался удержать опускавшуюся преграду. Кроме Лады и Эрика, который удерживал девушку от необдуманного поступка, все остальные поспешили на помощь Савве, но даже всемером им не удавалось хоть на мгновение остановить спуск плиты. Все это время до них доносились отголоски схватки в галерее. Был слышен голос Ильи, но что он кричал разобрать было невозможно. Вопли княжеского слуги и воинов Ахмеда заглушались диким воем фоморов.

- Илья! Илья! Илья! - Савва лег на землю и звал княжеского слугу до тех пор, пока опустившаяся плита окончательно не лишила их возможности проникнуть в эту галерею снова.

Как только преграда глухо ударилась об пол, смолкли все звуки. Стало очень тихо, словно за стеной и не шел неравный бой. Савва поднялся и от отчаяния трижды ударил по плите кулаками. Измученные, потерявшие своего друга, они устало склонили головы и стояли на каменном полу темного подземелья, не зная, что им предпринять.

Лада шмыгала носом и заплаканными глазами смотрела на Савву. В ее взгляде не было ненависти или обиды, только грусть от горькой утраты. Савва тоже смотрел ей в глаза. Хоть Илья и Лада сами пожелали отправиться с ним в опасный путь, Савва все же чувствовал вину перед княжной. Впервые за долгое время он испытал страх и позволил себе отступить перед врагом. Такое бывало прежде, когда он был совсем юн, но после того, как его приняли в дружину, подобного не случалось. Ему было стыдно, но еще больше его расстраивало то, что теперь он был не в силах исправить эту ошибку. Егорий отдал факел Даниле и подошел к Ладе. Он склонился к девушке, схватил ее за плечи, поднял и прижал к широкой груди. Из глаз Лады снова потекли слезы.

- Не грусти, дочка, - сказал Егорий и нежно погладил золотистые волосы девушки. - Илья - славный воин, может, и выберется. А нам пора дальше идти.

Лада посмотрела в серые глаза старого воина, успокоилась и понимающе закивала, не переставая при этом шмыгать носом. Егорий выпустил ее из объятий и обратился к Савве:

-  Ну что, куда далее пойдем?

Савва погрузился в мысли и продолжал смотреть на то место, где раньше сидела Лада.

- Савва, слышь? - снова окликнул его Егорий.

- А? - Савва очнулся и посмотрел на старого воина.

- Говорю, куда дальше-то пойдем? - повторил вопрос Егорий.

Савва скрестил руки на груди, склонил голову и стал расхаживать взад-вперед. Три факела, которые удалось сохранить, слабо освещали галерею, но Савве не нужен был яркий свет, чтобы понять, что все смотрят на него и ждут его решения.

- Ежели мы сейчас назад повернем, то, стало быть, напрасно Ахмеда воины свои головы сложили и... Илья..., - задумчиво начал Савва, не поднимая взгляда от мощеного пола. - Надо нам далее идти и рожок добыть!

Савва подошел к правой галерее.

- Сюда пойдем! - сказал он. - Медленная смерть может и хуже легкой, зато у нас время будет. Глядишь, выберемся!

Егорий кивнул в знак согласия, забрал у Данилы факел и углубился в правую галерею.

Галерея "Медленной смерти" походила на основную, и ее свод был виден. Опять Егорию не удавалось найти каких-либо надписей, но вот одну особенность этого прохода нельзя было не подметить. В стенах галереи были высечены ниши, которые повторялись через небольшие равные промежутки. В каждой из них мог поместиться от силы один человек, да и то Тиграну, к примеру, или Егорию они были бы тесноваты. Все ниши по обе стороны располагались в точности напротив друг друга и к тому же соединялись между собой неглубокими узкими желобками. От верхней части ниш такие же желобки шли к своду и обрывались у его начала. Егорий задумался над тем, для чего нужны все эти углубления и желобки. Он услышал позади себя шепот близнецов и Аттилы. Они тоже не могли взять в толк, зачем понадобилось выбивать в стенах длинной галереи столько ниш.

Вокруг было тихо. Они слышали только собственные шаги. Вдруг позади Егория раздался шум, на который все обернулись. Это Никита, шедший за братом, оступился и шлепнулся на пол.

- Не ушибся? - спросил у него Егорий.

- Нет! - соврал юнец, потирая разодранные ладони.

- Ну, так подымайся скорее! - ворчливо бросил старый воин непутевому близнецу.

- Дядько Егорий! - снова послышался голос Никиты. - Дядько Егорий! Тут камень в землю ушел!

Егорий подошел к стоящему на четвереньках Никите. Один камень в мощеном полу действительно был значительно ниже остальных. Из-за него Никита и споткнулся. Егорий склонился посмотреть, остальные столпились вокруг него и близнеца. Тут послышалось шуршание, и от основания свода галереи вниз обильно посыпалась пыль. Стены с нишами начали медленно надвигаться друг на друга.

- Вах, апят лавущка! - Тигран всплеснул руками и шлепнул себя по бедрам.

Савва посмотрел вперед, затем назад. Нужно было быстро принять решение.

- Вперед! - закричал он. - Вперед бежим!

Савва схватил Ладу за руку и побежал по галерее. Эрик понесся за ними. Остальных не нужно было долго уговаривать, и они бросились вслед за скрывшейся в темноте троицей. Факелы при таком беге давали совсем мало света и чуть было не потухли, еле удерживая гаснущее пламя. Стало совсем темно, но все бежали, не задумываясь об этом, и в глубине души надеялись, что больше на их пути не будет коварных ловушек.

Однако скоро их постигло разочарование. Впереди в конце галереи была сплошная стена. Они угодили в тупик, из которого не было выхода. Егорий осветил факелом стену. Никаких знаков или слов.

- Тьфу, ты! - старый воин сплюнул на пол и про себя выругался.

Галерея становилась все уже и уже. Стены неумолимо сближались, шурша по каменному полу.

- Надо назад бежать! - предложил Ахмед, который долгое время молчал и не желал ни с кем общаться.

Савва от отчаяния махнул рукой и снова потащил Ладу за собой, теперь уже назад, к выходу из галереи. Добежать до него им не удалось. Проход стал совсем узким, еще немного и пришлось бы протискиваться боком, рискуя быть раздавленным насмерть. Савва остановился и выпустил руку Лады. Он обернулся посмотреть на друзей. Они все тут, вместе с ним, угодили в ловушку, из которой нет спасения. Савва увидел обреченный взгляд Ахмеда, которому, похоже, было все равно, погибнет он или выживет, бегающие глаза Тиграна, который бросил на пол факел, напрягся изо всех сил и пытался сдержать надвигающиеся стены. Он увидел испуганные взгляды близнецов и Аттилы, полные страха и отчаяния, грустные взгляды Эрика и Лады, которые взялись за руки, смотрели друг на друга и готовились к расставанию, и беззаботные серые глаза Егория, который даже в такой час не терял самообладания. Старый воин бросил факел на пол и протянул Савве руку. Они крепко пожали запястья на прощание. Егорий не отпустил Савву, положил руку ему на плечо и прошептал:

- Надо в выбоины становиться пока не поздно.

- А может ну его? - также тихо сказал Савва. - Лучше уж пусть раздавит. Быстрее помрем.

Это была страшная мысль, но Егорий понимал, что в чем-то Савва прав. Однако старый воин замотал головой.

- Всем по одному в выбоины встать, чтобы не прижало, - приказал Савва. - Факелы затушить, а то, не ровен час, себя спалите.

Савва, сам того не ведая, решительным приказом подарил всем надежду на возможное спасение. Они быстро распределились по нишам в стенах, веря в то, что уж если Савва не отчаялся, то он что-нибудь придумает и вызволит их. Когда Эрик, Тигран и Егорий затушили факелы, стало так темно, что не было видно даже приближающейся к ним противоположной стены. Они могли только слышать сильное шуршание от ее хода. Вскоре все закончилось. Одна стена гулко ударилась о другую, заключив их в тесные темницы.

Савва попробовал поднять руки, но ему это не удалось. Он попытался сесть, но и это не вышло. Ниша была слишком узкой и настолько неглубокой, что в ней можно было только стоять. Грудь все же не была стеснена, и Савва мог легко дышать, что, правда, было слабым утешением.

- Эй! - закричал Савва спустя некоторое время. - Слышит меня кто?

- Да! Да! Слышим! - донеслись до него голоса друзей.

- Все целы? - спросил Савва.

- Я цел! - послышался голос Данилы.

- И я, и я цел! - ответил Никита.

- Я цела! - услышал Савва грустный голос Лады, которая была совсем близко.

- Нэ боойса, я раадом с табой! - постарался поддержать ее Эрик.

Варяг тоже был в порядке.

- Я жив! - это уже был голос Ахмеда, который нельзя было спутать с чьим-то другим, но он был еле слышен и Савва понял, что хорезмшах находится в нескольких нишах от него.

- Аттила живой! - долетели слова каракалпака.

- Егорий? - крикнул Савва. - Егорий?

- Да цел я, цел! - проворчал старый воин.

Савва прервал его размышления, и в голосе Егория чувствовалось недовольство этим.

- А Тигран? - не успокаивался Савва. - Тигран, слышишь меня? Почему не отвечаешь, армен?

- Мине тут плохо! - наконец-таки заговорил Тигран. - Елэ дыщу. Прижала щибка.

- Потерпи, братец! - крикнул Савва, хотя и не знал, как помочь армену и сколько тому придется терпеть.

Снова стало тихо, отчего даже Савве сделалось не по себе, но тишина продлилась недолго.

- Так вот для чего выбоины эти да желобки, - словно насмехаясь над беспокойными мыслями остальных, прозвучал по-прежнему спокойный голос Егория. - Себя нам не убить, тесновато тут. Из-за желобков нам и дышать есть чем и слышим друг друга. Хитро придумано! От голоду помрем. Вот она, стало быть, какая - медленная смерть!

- А ежели бы мы в выбоины не встали? - спросил Савва.

- Кто ж в нее не встанет-то да спастись не попробует? - нашелся старый воин. - Все учли римля́не!

- Помолчал бы уж! - тихо сказал уязвленный подобным замечанием Савва. - Чем же сейчас-то лучше?!

В кромешной темноте Савва стал ощупывать нишу. Там, куда можно было дотянуться пальцами, ничего необычного он не нашел. Надежда на то, что ему и его друзьям удастся выбраться,  медленно покидала русича. В этом тяжелом положении, как ни странно, его успокаивало лишь одно. Он и все остальные были живы и невредимы. Послышался тихий плач и всхлипывания. Было неясно кто это, но Савва все равно не решился бы в такой час осудить уныние.

- Покричать надо, вдруг кто услышит? - раздался голос Егория. - Я даже фоморам нынче рад буду! Они хоть...

Последние слова старого воина потонули в шуме разъезжающихся стен. Раздался чей-то радостный вопль. Как только у Саввы появилась возможность, он обнажил меч. Стены с характерным звуком разошлись, последовал гулкий удар, и они заняли прежние места. Кто-то стал высекать искры, ударяя кресалом о кремень. Когда факел лежащий на полу загорелся, Савва увидел лицо Егория.

- Это кто ж нам помочь сподобился? - улыбнулся старый воин.

От факела Егория вспыхнул факел в руках Эрика. Стало еще светлее. В нескольких шагах от себя Савва обнаружил склонившегося Тиграна. Армен тяжело дышал. Савва подошел к нему.

- Живой? - он положил руку на спину армену.

Тигран кивнул в ответ, но не выпрямился.

- Далее идем! - твердо сказал Савва.

Они дошли до конца галереи с нишами. Стены, которая раньше преграждала путь, не было. Галерея в этом месте уходила налево и почти сразу еще раз сворачивала, только теперь направо. После первого же поворота закончились ниши на стенах, и это очень порадовало Тиграна. Хоть никто и не стал обсуждать счастливое освобождение из древней ловушки, все же по лицам было видно, что все несказанно рады. Это было заметно даже по их походке. Шагали они уверенно и не страшились возможной западни или другой хитроумной ловушки, словно уже свыклись с нахождением в подземелье. Так они довольно скоро достигли входа в большое помещение.

Егорий вошел в него первым и увидел с обеих сторон огромные чаши на треножниках. Чаши были заполнены темной жидкостью. Старый воин окунул в жидкость два пальца, затем потер их и поднес к носу, чтобы понюхать. Когда Егорий понял, что в чашах, он опустил в одну из них факел, и жидкость воспламенилась, являя им мрачный прямоугольный зал. Эрик поджег вторую чашу. Теперь можно было осмотреть все помещение. От порога зала вниз вела широкая каменная лестница. У ее нижней ступени было еще две чаши для освещения. Далее шел ровный пол, мощенный таким же серым камнем, как и галереи, только вот примерно по середине зала цвет камня менялся на более темный. Из черных разносторонних плит, по сути, был выложен большой квадрат, идущий вплоть до стены противоположной входу в зал. В центре черного квадрата возвышался круглый каменный постамент, и на нем лежало то, зачем они сюда пришли. Невзрачный с виду, маленький белый рожок, дарующий власть и победу над любым конным войском.

- Дошли! - вздохнул Егорий.

Они сбежали вниз по лестнице и зажгли стоящие подле нее чаши. Яркое пламя хорошо освещало весь зал и в нем совсем не осталось темных уголков. Савва двинулся к постаменту, но как только он подошел к кромке черных плит раздался крик Егория:

- Стой!

Савва остановился и посмотрел на старого воина. Егорий освещал пол факелом. Он к чему-то приглядывался, затем зашагал к левой стене зала и от нее медленно прошел до правой стены. Только теперь Савва и все остальные посмотрели себе под ноги и увидели, что так внимательно рассматривал Егорий. На сером каменном полу прозрачным кварцем были выложены большие тонкие буквы. Надпись была длинной и шла поперек всего зала. Егорий прочитал ее полностью, выпрямился и задумался, привычно наматывая правый ус на палец.

- Ну, что тут сказано-то? - не вытерпел Савва.

Егорий отвлекся от размышлений.

- Tolle cornu justum et tenacem propositi virum, - старый воин читал слова на полу и указывал на каждое из них пальцем. - "Возьми рожок, кто прав и твердо к цели идет!"

Савва скрестил руки на груди и глубоко вздохнул. Вслед за ним вздохнул Егорий, а Тигран сощурил правый глаз и почесал затылок. Остальные выглядели не менее озадаченными. Тут было над чем призадуматься. Последняя загадка на их пути оказалась совсем непростой.

- Может по правой стороне пройти? - предложил Савва после некоторых раздумий.

- Нет, - замотал головой Егорий. - На латыни "прав" и "правая сторона" по разному начертаются.

- Па малэнким можит ступат нада? - Тигран указал на несколько равносторонних камней, которые были меньше остальных и вели к постаменту в пять широких шагов.

- С чего это? - обратился к армену Егорий.

- Па ним блыжэ! - не растерялся армен и подкрепил слова привычным жестом руки.

- Тогда уж проще пройти прямым путем от серых камней до рожка, - присоединился к спору Ахмед.

- Нет, тут похитрее загадка будет, - не согласился с предложенными решениями Егорий. - Подумать надобно!

- Некогда нам думать, Егорий! - сказал Савва. - Глядишь, фоморы твои пожалуют или еще какие чудища. Я пойду! Будь, что будет!

- Позволь мне, Савва? - Егорий схватил друга за плечо.

- Нет, - твердо сказал Савва и подошел к границе черных плит, - ежели что случится, тебе увести всех отседова надо.

Савва затаил дыхание, осторожно сделал первый шаг и встал на причудливо вырезанную черную плиту. Он даже слегка склонился, в ожидании каких-либо неожиданностей, но вокруг по-прежнему было тихо. Савва с облегчением вздохнул и улыбнулся. Егорий посмотрел на плиту, на которой стоял его друг, и вдруг понял, в чем заключен секрет этого зала. Глаза его расширились. Мысль пронзила голову, словно молния. Старый воин хотел было раскрыть рот, чтобы остановить Савву, но было уже поздно. Воодушевленный успехом русич, не задумываясь, сделал следующий шаг и наступил на соседнюю плиту, одну из тех мелких, о которых говорил Тигран. Плита хрустнула. Савва застыл на месте. Из-под его стопы по черному полу поползли быстрые лучи трещин. Егорий бросился к нему на помощь, резко рванул за руку и вернул на плиты из серого камня. В тот же миг мимо них кто-то пронесся к круглому постаменту. От неожиданности они сразу и не поняли, кто это был.

- Стой! Назад! - почти одновременно раздались голоса Саввы и Егория.

Это Аттила увидел, что попытка Саввы не увенчалась успехом, и быстрее ветра побежал по черным камням. Плиты стремительно рушились от того места, где Савва совершил ошибку. Они шумно трескались и падали в пропасть, скрытую под ними. Аттила пробежал по еще целым плитам, до которых не дошли трещины, обогнул постамент и схватил рожок.

Рушащийся пол преследовал каракалпака по пятам. Тем же путем ему было уже не вернуться, а на встречу ему шел такой же провал с другой стороны. Аттила бежал изо всех сил и только в последний миг он оттолкнулся и прыгнул вперед, к кромке серых камней. Там его ждал Тигран, который встал на самый край пропасти и вытянул руку, чтобы подхватить юношу. Аттила схватился за нее, но армен не смог удержаться на ногах и полетел вслед за каракалпаком в пропасть. Только чудом Тиграну удалось зацепиться пальцами за кромку. Он повис на правой руке, а левой удерживал Аттилу. Это, однако, не спасло их. Пальцы Тиграна сорвались. Армен посмотрел во тьму под собой и завопил от ужаса. Так он орал некоторое время, пока понял, что не падает. Кто-то крепко обхватил его руку и не дал сгинуть в пропасти вместе с Аттилой, который был напуган не меньше вопящего армена. Тигран поднял голову и увидел напряженное лицо Ахмеда.

Все свершилось так быстро, что остальные даже не успели сойти с места. Ахмед прыгнул к пропасти, распластался на полу и еле поспел, чтобы поймать падающих вниз армена и каракалпака.

- О, Аллах, дай мне силы удержать этого перекормленного борова! - застонал хорезмшах, силящийся не выпустить руку Тиграна.

- Ва имя тваиго Алляха, нэ випусты мой рука! - взмолился армен, который понял из сказанных хорезмийцем слов только одно.

Ахмед посмотрел в испуганные глаза Тиграна, стиснул зубы и еще крепче сжал пальцы, хотя силы и покидали его. Еще через мгновение к нему подоспела помощь.

Едва удалось вытащить из пропасти Тиграна и Аттилу, как мощеный пол подземелья заходил ходуном. У всех кое-как получалось устоять на ногах. Со свода опять посыпался песок. Огромная каменная глыба, отколовшаяся от него, полетела вниз и упала на одиноко возвышающийся из темноты пропасти столб, который ранее служил постаментом для рожка Эпоны. Столб переломился и обрушился во тьму.

- Уходим! Быстрее! - Егорий старался перекричать шум от падающих камней и хлынувшего сверху песка.

Они помчались наверх по лестнице, выскочили из зала и, что было мочи, побежали по мрачным галереям. Теперь их не волновали ловушки, скрытые за каждым камнем подземелья, и чудища, нашедшие в нем пристанище. Они не останавливались, не позволяли себе передышек и даже не думали о том, что впереди их может ожидать какая‑либо опасность. Впрочем, что могло быть страшнее рушащегося за их спинами древнего строения, которое грозилось накрыть их волной из камня и песка. Сила, уничтожавшая все вокруг, словно преследовала их. Стоило им пробежать по какому-то месту и оно тотчас же было погребено под обломками свода и стен. Они добежали до развилки галерей, затем до лестницы, ведущей на поверхность. В тот миг, когда они оказались у входа в подземелье и увидели солнечный свет, столп пыли и песка, который все же нагнал их, шумно вырвался из проема и накрыл всех с головой. Все стихло. Даже заржавшие от неожиданности лошади успокоились. Песок и пыль медленно оседали на землю.

Все отряхивались и отплевывались от песка. Савва менее других заботился о своем внешнем облике и первым делом осмотрелся по сторонам. Все были на месте, кроме Ильи и воинов Ахмеда. Савва в глубине души надеялся, что княжескому слуге все же удастся выбраться из подземелья, может быть, даже раньше, чем им, но его не было. Лада, которая лелеяла такую же надежду, плакала на груди у Эрика. Варяг обнял ее и старался успокоить. Савва склонил голову. За время их странствий он привык к ворчливому старику, и теперь ему его не хватало. Маленький отряд Саввы, доселе преодолевший столько преград в пути, понес первую потерю. Слезы стекали по пыльным щекам близнецов. Рядом с братьями, сидя на земле, рыдал Аттила. Даже глаза Тиграна были полны слез, но он старательно отводил взгляд, чтобы этого никто не увидел. Егорий хмуро взирал на предавшихся горю друзей. Возможно, так выражалась его боль утраты. Ранее никому не доводилось видеть старого воина таким мрачным. Ахмеду же было не разделить тех чувств, что охватили его спутников, но в мыслях он соболезновал им.

Аттила, лицо которого стало чумазым из-за пролитых слез и пыли, подошел к Савве, чтобы отдать добытый им рожок. Белый рожок Эпоны, сделанный из витого рога, был покрыт таинственными узорами и письменами. Никаких украшений, никаких излишеств, только вырезанные неизвестным древним умельцем линии и завитки, углы и дуги. Савва медленно и бережно взял его обеими руками и стал пристально рассматривать. Он не мог отвести от него глаз, хотя сам не понимал, почему он так его завораживает. Наконец, Савва вспомнил, что надо непременно поблагодарить отчаянного юношу, рисковавшего жизнью. Он оторвался от созерцания рожка, посмотрел на Аттилу, но вдруг послышались тяжелые гулкие шаги. Они доносились с лестницы, ведущей в подземелье.

Все замерли. Тишина. Вновь на лестнице раздались шаги. Эрик отстранил Ладу и завел ее себе за спину. Затем варяг достал меч из ножен и выставил его вперед, при этом левой рукой он удерживал княжну за поясницу. Егорий, возившийся у коней, выхватил из‑за пояса оружие и поспешил к входу в подземелье. Близнецы приладили стрелы к тетивам, натянули их и прицелились в черную дыру на стене. Савва, Ахмед, Тигран и Аттила, обнажили клинки и встали рядом с Эриком. Снова послышались тяжелые шаги, затем какой-то шум. Кто-то по лестнице поднимался на поверхность. Такие же шаги все уже слышали в подземелье, когда угодили к фоморам. Если эти чудища намереваются выйти наружу, их ждет достойный отпор. Теперь на стороне людей свет, который не даст противнику скрыться.

Они ждали, и напряжение в них нарастало. Руки, сжимающие рукояти клинков, взмокли. Вновь раздался необычный шум, за ним последовали звуки шагов. В темноте входа кто-то показался, и через мгновение из подземелья вышел с головы до пят покрытый песком и пылью Илья. Княжеский слуга встал у входа и посмотрел на друзей, встречающих его с оружием в руках. Его глаза под запорошенными пепельными ресницами ходили из стороны в сторону. Илья тяжело дышал. В правой руке он сжимал меч, а вот щита у него не было. Лада захотела броситься к наставнику, но Егорий жестом показал Эрику, чтобы тот ее удержал, и варяг не дал девушке вырваться из-под своей защиты. Мощная грудь Ильи вздымалась все выше и выше. Он зашмыгал носом и оглушительно чихнул. От громкого чиха, который заставил всех содрогнуться, с Ильи посыпалась пыль и песок, да так, что он стал значительно чище.

- Илья, ты ли это? - спросил, наконец, Егорий.

Княжеский слуга утер нос рукавом и посмотрел на Эрика и Ладу.

- Ты куда лапу свою положил, бесстыжая морда твоя варяжская! - грозно сказал Илья.

- Ну, слава тебе, Господи! - Егорий улыбнулся и махнул рукой.

Вот теперь старый воин убедился, что перед ним живой и невредимый Илья, который не попал под колдовские чары фоморов или другой нечисти.

Лада, Аттила и близнецы бросились к Илье и облепили его со всех сторон. Их радости не было предела. Княжеский слуга сменил рассерженный взгляд на довольный и заулыбался. Даже Эрик, опешивший от замечания Ильи, теперь чуть ли не светился от счастья. Тигран смахнул назойливые слезы, завопил и поспешил обнять своего друга, о возвращение которого он уже и не помышлял.

- Ну, будя вам! - смущенный Илья попытался через некоторое время угомонить молодежь.

Он высвободился из объятий и принялся оттряхивать одежду, волосы и бороду.

- Как же ты, Илья, с фоморами сдюжил? - полюбопытствовал Савва.

- Да уж, ответствуй, любезный! - улыбнулся Егорий.

Илья не сказал ни слова, пошел обратно к входу в подземелье и скрылся в нем. Савва с Егорием переглянулись. Вскоре из тьмы проема вылетела огромная, покрытая шерстью, лапа, а вслед за ней появился княжеский слуга. Все подошли к валяющейся на земле отрубленной конечности фомора.

- Нет, никаких фоморов! - заявил Илья и пнул "лапу" ногой, чтобы перевернуть ее.

Тут всем и открылась правда. "Лапа" была сделана из просмоленного дерева. Из темной балки торчали три огромных и острых железных когтя. "Фоморы", так испугавшие всех в кромешной тьме галереи, были лишь очередной смертоносной ловушкой римлян, которая должна была погубить тех, кто войдет в подземелье. Хотя многих охотников за рожком, наверное, отпугнули и просто слухи о живущих в подземелье великанах с одной рукой и одним глазом.

- Вот, одну решил прихватить с собой, на всяк случай! - скромно пробасил Илья, указывая на "лапу". - Да вот еще беда, щит потерял, когда лапы рубил. Позор на мою седую голову!

Они почувствовали все нарастающую дрожь под ногами. Землю затрясло и повело сначала в одну, а затем в другую сторону. Сопровождалось все это страшным грохотом. Один из сторожевых помостов не выдержал тряски и рухнул с вершины "кратера" вниз. Всем с трудом удалось устоять на ногах. Продолжалась тряска недолго и стихла так же внезапно, как и началась.

- Вай мэ, апят?! - разведя руки, возмутился Тигран.

- Трус[162]? - обратился Савва к Егорию.

- Кто ж его знает? - пожал плечами старый воин. - Поспешим отседова!

Все побежали к коням, запрыгнули в седла и поскакали к выходу из холма. Ахмед отвязывал лошадей погибших воинов, чтобы погнать их вслед за уехавшими друзьями. Новая тряска земли застала его как раз за этим занятием. Хорезмиец вскочил в седло, пришпорил коня и отправился вдогонку за остальными. Когда он покинул ров, обрушились сторожевые помосты и ушла под землю крепостная стена. Холм стремительно оседал, погребая под своими обломками тайну смертоносного подземелья.

По желобу они промчались довольно быстро, а вот на дно высохшего озера приходилось съезжать осторожнее, чтобы не переломать ноги коням. Тут же, у самого входа в холм, валялась кованая решетка, которая раньше преграждала путь в подземелье. Не успели они проехать по дну озера и сотню шагов, как холм рухнул и навеки скрылся под землей. Все остановились поглядеть на это зрелище, а затем повернули коней и поскакали на встречу с воинством Ахмеда.

Солнце подарило миру последние лучи и исчезло за горизонтом. Жара спала. Было тепло, но приятно.  Легкий ветерок ласково обдувал разгоряченных всадников и их коней. После продолжительного галопа отряд Саввы и примкнувший к ним Ахмед медленно ехали к условленному месту. Спешить не было нужды, они все равно поспели бы туда раньше, чем черные воины молодого шаха. Хотя Ахмед выбрал совсем другую дорогу на север, под копытами коней все равно были безжизненные пески. Сам хорезмшах ехал впереди всех, и за ним покорно шли лошади погибших воинов. Ахмеду было не до разговоров. Он предпочел на время покинуть своих спутников, чтобы в одиночестве оплакивать гибель преданных ему людей. За этим маленьким табуном следовали все остальные. Ехали они близко друг к другу, чтобы послушать рассказ Ильи о его битве с "фоморами".

- Ну, стало быть, я в кромешной тьме рублю железом во все стороны, - живо излагал свое повествование княжеский слуга, - рядом Ахмеда ратники гибнут, и гляжу я, что фоморы-то в одних и тех же местах лапами машут. Ну, уразумел я это и давай их подлавливать. Как пойдет лапа, так я по ней и рубану. Один раз ошибся и фомор меня шибко лапой хватил. Тогда-то я щит и потерял. Вышибло его из руки.

- Мы тебе новый щит справим, - улыбнулся Савва.

- Опосля порубил фоморам все лапы, а они, знай себе, воют злобно да вокруг меня бегают, и кровища из порубленных лап не течет, - продолжил Илья. - Нечисто дело - решил я. Ратников Ахмеда уберечь не смог. Все полегли. Ну, я огонь с земли подобрал, хотел щит свой сыскать, да не нашел. Тогда к вам назад подался, а там стена. Думаю, не было ее, а теперь есть. Пришлось опять к фоморам идти. Прошел то место и дальше пошел, а там ходов множество. Куда идти - непонятно. Заплутал я. Дошел до вертепа[163], а в нем и тебе камни большие на вервях[164] висят повсюду и трубы медные воют за фоморов. Тут-то я и понял, что фоморы те же ловушки, что и самострелы. Не мудрствуя лукаво, я все верви перерезал да трубы порубил. В раз тихо стало.

- Так вот, кто нас от медленной смерти спас, - Егорий кивнул на Илью и хмыкнул.

- Походил по ходам я всяким, так пути и не нашел, а тут еще все ходуном заходило да камни на голову попадали. Я, спасение ища, к первому проходу помчался, а стены там уж нет. Так и выбрался, а дальше вы сами все знаете, - закончил рассказ Илья.

- Зачем же ты лапу отрубленную с собой тащил? - улыбнулся Савва. - Не перышко, небось?!

- А это, значит, чтобы вам урок был, что нет на свете никаких великанов, - ответил Илья, - и кощеев бессмертных нет и змеев горынычей нет, даже леших и кикимор давно уж нет. Всех перебили люди добрые!

Близнецы развели на ночь костер. В этот раз по всем правилам, выкопав для начала яму, чтобы огня от костра не было видно издалека. Ночное небо было чистым. Тысячи звезд и круглая белая луна заливали таинственным светом землю. Все утомились от насыщенного приключениями дня и уже спали, а вот Савва и Егорий сидели у ямы с костром и тихо переговаривались, чтобы не потревожить остальных. Сон не шел к ним, и они предпочли задержаться у огня подольше.

Савва был напряжен и заметно волновался. В его руках была вещица, дарующая ему возможность побороться с похитителями жены и сына в честном открытом бою. Конечно, не все зависело от рожка Эпоны. Надо было, чтобы вовремя на "клюв орла" поспели те, кто обещал придти на помощь. Однако его беспокоило другое. Теперь, когда все складывалось так удачно, Савва боялся просто не успеть. Он проделал такой длинный путь и всегда думал об этом, но только сейчас это чувство охватило его с такой силой. Ведь его жену и сына в любой миг могли убить или продать в одном из городов. Тогда он потерял бы их навсегда. Кто вспомнит женщину с русыми волосами и голубыми глазами? Кто вспомнит ее маленького сына? Кто скажет Савве, куда занесла их судьба?

- А я ведь разгадал ту загадку, - прервал его размышления Егорий. - Знал, куда тебе ступать надо было, да сказать не успел.

- Неужто? Так куда? - желая отвлечься от дурных мыслей, спросил Савва.

- "Возьми рожок, кто прав и твердо к цели идет!" - старый воин напомнил Савве надпись из подземелья. - Помнишь?

Савва кивнул.

- Я тогда думал, чтобы сие означало, - продолжил Егорий. - На камни черные смотрел и все никак понять не мог, а вот когда ты на первый камень встал, я сразу все смекнул. Вспомнил я, что слова эти римля́нин Хоратиус[165] изрек.

Егорий провел пальцем на песке три линии.

 

Н

 

- Вот с этой буквицы его имя пишется, - старый воин указал на рисунок. - На такой камень ты и встал, только он по-другому лежал. Буквица, как бы на боку была. По таким камням ступать надо было! Да чего уж сейчас-то?!

Егорий махнул рукой. Савва улыбнулся. Все же ему очень повезло с таким другом и спутником. Без Егория они бы давно уже сгинули где-нибудь по пути. Савва хорошо это осознавал.

- Ну ладно, спать пора! - сказал старый воин и стал устраиваться на ночлег прямо у костра.

Весь следующий день они скакали за Ахмедом все дальше и дальше на северо‑восток. Молодой шах повел их так, чтобы еще в пути к условленному месту нагнать свое войско. Вечером того же дня они въехали на высокий холм и за ним увидели широкую дорогу, по которой, поднимая в воздух клубы пыли, быстрым шагом шли черные воины Ахмеда. Хорезмийцы сразу приметили своего правителя и, даже несмотря на десять коней без всадников, следующих рядом с Ахмедом и означавших, что поездка не обошлась без потерь, громко приветствовали возвращение шаха. Черные мстители не замедлили шаг и не остановились. Как хорошо обученное войско они продолжали идти вперед, но при этом что-то радостно выкрикивали и потрясали оружием. Ахмед поднял правую руку, приветствуя воинов и показывая им, что его поход завершился успехом. Под вопли хорезмийцев шах и его новые друзья промчались вдоль всей черной колонны и нагнали запряженную одной лошадью повозку с белым навесом. Абу Али, который ехал в повозке, поднес руку ко лбу и устам, а затем поклонился, приветствуя Ахмеда. Хорезмшах слегка склонился в ответ и возглавил шествие. Его словно подменили. Грусть Ахмеда куда-то улетучилась. Он приосанился, гордо сидел в седле и вел свое войско на восток.

 

"Какая темная ночь! - хан смотрел на небо и удивлялся тому, что тучам удалось скрыть все звезды и луну. - Так же темна была та ночь, когда я, наконец, покорил своей воле гордую урусутку. Она сама пожелала принадлежать мне, а я в тот миг принадлежал ей. Как ласкова она была, как нежна. Как прекрасно было ее обнаженное тело, освещенное отблесками костра. Только раз в моей жизни кто-то был равен мне, и это была она. Почему я не уберег ее? Почему я так легко с ней расстался? Почему я не поборолся за свою любовь?"

Ночь застала хана Берке на подходе к столь желанному городу на берегу Каспийского моря. Его войско проходило через ничейные земли. Пока ничейные земли, думал Берке. Пленников становилось все больше, но и награбленного добра было предостаточно. Теперь дело было за малым, продать рабов и уйти в степи. Конечно, на берегу Каспия хан не мог выручить весомого барыша, в Крыму таких рабов оценили бы иначе, но его это не так уж и волновало. Беспокоило Берке другое. Его преследовали неизвестные воины, сразившие множество его людей и доставившие ему столько неудобств. Берке желал поскорее освободиться от нескольких сотен пленников, отягощающих его бытие, чтобы ускорить переходы и увеличить их дальность. Любой другой избавился бы от рабов еще в середине пути, но не хан Берке. Жадность и алчность не позволяли ему так поступить. В конце концов, он был расчетлив и понимал, что его войску мало кто сможет противостоять и уж тем паче горстка, пусть даже и искусных, ратников. Берке знал, люди, идущие по его следам, хотят отомстить, и это делает их уязвимее, но он почему-то все равно опасался своих таинственных врагов.

Хан поднялся на стременах и обернулся назад. Сотни, тысячи огней были за его спиной. Войско огненным змеем ползло по дороге к морю. Берке снова уселся в седло и посмотрел на тысячника в шлеме с белыми перьями:

- Адык, нашли ли воины путь к городу?

- Нет, мой господин, - ответил Адык. - Возможно, нам удастся расспросить здешних жителей, если мы найдем их. Я уже отправил людей на поиски проводников.

Берке довольно кивнул.

Вскоре перед ханом действительно предстал один из местных. Воины привели на аркане старика с длинной седой бородой. Они избавили пленника от пут и бросили его на землю.

- Ты знаешь, где город, старик? - спросил Берке. - Отвечай!

Старик в потертом халате, подпоясанном грязным белым платком, даже не осмелился посмотреть на хана. Он стоял на коленях и до самой земли склонил голову в драной черной папахе. Несмотря на всю злобу, душащую его, Берке не хотел запугать старца настолько, чтобы тот уперся и отказался показывать дорогу. Хан пришел в эти земли не для грабежа и ему нужен был проводник, который не скажет о нем ничего дурного в городе.

- Старик, Бакух, слышишь, Бакух? - Берке задал вопрос иначе.

Старик стал усердно кланяться, вскочил на ноги, скрючился, то ли от страха, то ли от преклонного возраста и пошел вперед, маня за собой рукой.

Ночь показалась хану нескончаемой как аркан, подаренный ему в детстве отцом. Та веревка была очень длинной, а Берке был еще совсем мал. Неутомимый старик все шел и шел вперед. Иногда он пропадал в темноте, затем снова появлялся, призывая жестами следовать за ним. Все воинство хана шло за проводником, и при этом даже не удосужилось продолжать осмотр окружающих земель, а тем временем если бы кто-нибудь из татар надумал подняться на гряду холмов, которые простирались справа от них, то по другую сторону увидел бы вдалеке редкие огни приморского города аль-Бакух. Старик провел степняков через возделанные поля и тем самым усыпил их бдительность еще больше. После они пересекли обширные фруктовые сады, проехали мимо леса и оказались на бесплодных песчаных землях. Раз показался песок, то значит и море рядом и город близко, про себя рассудил Берке.

Когда впереди показались холмы, видимые лишь потому, что были еще темнее, чем ночное небо, старик вновь исчез, но уже долгое время не появлялся. Подозрительный Берке сразу почувствовал неладное. Он послал воинов на розыски, но они не нашли старика. Тот словно вознесся на небо или провалился сквозь землю. Его следы на песке внезапно прерывались, и куда он подевался, было непонятно, тем более в такой-то темноте. Берке выслушал следопытов, закрыл глаза и задумался, поглаживая бородку. Хан пожалел, что не оставил старика на привязи. Огромная вереница людей позади Берке ожидала его решения. Люди начали переговариваться. Гул нарастал.

- Тихо! Молчать! - закричал хан. - Заткнитесь все!

Сразу стало тихо. Смолкло даже стрекотание цикад. Берке злобно улыбнулся.

- Слышишь? - обратился он к Сарлык-сечену и указал на холмы впереди.

Сарлык прислушался.

- Какой-то шум, - ответил тысячник через некоторое время.

- Это шумят волны, - объяснил Берке. - За барханами море.

- Да, мой повелитель, ты как всегда прав! - согласился Сарлык.

- Встанем у моря, прямо за этими барханами, - приказал Берке. - Они нас скроют от чужих глаз. Это даже к лучшему, что мы оказались здесь. Прибудь мы к городу сейчас, да с таким множеством воинов, нас сочли бы за вражеское войско, желающее его захватить. Старик, сам того не ведая, оказал нам неоценимую услугу. Когда взойдет солнце, мы узнаем, где аль-Бакух!

Хан засмеялся, хлестнул коня плетью и поскакал вперед. Его верные тургауды, которых Берке сам отобрал из числа лучших воинов, спешно последовали за своим господином.

 

Враг

 

 

Отправленный еще утром на разведку разъезд к вечеру вернулся с хорошими вестями. Черные мстители настигли татар, и долгое время следили за ними, оставаясь незамеченными. Такая новость не могла не порадовать Савву. Татары еще не успели избавиться от пленников и продолжали вести их на восток. Предсказания Егория и Ахмеда сбывались. Хан Берке прямиком шел к морю, к городу аль-Бакух.

После возвращения из похода за рожком отряд Саввы на время разделился. Егорий ехал рядом с повозкой Абу Али и отвечал на вопросы приставучего старца о приключениях в подземелье, близнецы, Лада, Эрик и Аттила находились под неустанным надзором Ильи, а Савва и Тигран больше времени проводили в обществе Ахмеда.

Если Савву интересовали только вести о перемещениях татар, то Тигран был подле шаха по другой причине. Зная армена, нетрудно было предположить, что он изменит отношение к хорезмийцу после того, как Ахмед спас его жизнь, и всячески постарается удружить ему. Поначалу Ахмеда это удивляло. Тигран держался строго и, хотя прежней неприязни не проявлял, все же брататься с хорезмийцем не спешил. Савва объяснил хорезмшаху, что армен очень упрям и пока не вернет долг чести, не успокоиться. Русич даже пошутил, предложив Ахмеду подстроить какую-нибудь неприятность, чтобы дать Тиграну возможность его спасти, иначе армен не отстанет. Однако хорезмиец подумал и пришел к выводу, что это даже к лучшему. Он решил, как можно дольше не давать Тиграну повода оказать себе помощь. Слово за слово, общительный армен втянулся в разговоры Саввы и Ахмеда, да так, что в скором времени Савве приходилось все больше молчать и слушать, как Тигран и Ахмед обсуждают все на свете: от конских подков до вероисповедания. Дело доходило даже до споров, но прежней пылкости в них не было. Армен и хорезмиец теперь уже больше по-дружески подначивали друг друга. У них было много общих пристрастий, и к вечеру Савва понял, что между этими храбрыми людьми зарождается нечто большее, чем вынужденное союзничество.

Всю следующую ночь они провели в пути. Ахмед чувствовал озабоченность Саввы и не позволил воинам сделать привал. Он понимал, что сейчас для них важнее догнать татарское войско, а потом уж и для отдыха время найдется. На рассвете было решено отправить вперед еще один разъезд. Савва не преминул возможностью поучаствовать в этом выезде. Ему хотелось самому все рассмотреть. Тогда Ахмед и Тигран решили поехать с ним. Они предупредили Егория и Илью, и вместе с сотней конных воинов ускакали вперед, намного опередив основной обоз.

Разъезд держался следов татар. Такое конное войско с множеством пленников и скотины оставляет позади себя широкую вытоптанную дорогу. Савва то и дело останавливался, слезал с коня и разглядывал различные находки: то лоскут одежды, то кусок веревки. Остальным приходилось дожидаться его. Они были не так любопытны, потому что, как казалось им, итак все было ясно: здесь прошли степняки и то, что после них что-то оставалось, было естественно. Так, делая частенько остановки, они уехали далеко вперед, в скорости миновав то место, где воины Ахмеда в последний раз видели татарские сотни. Затем они проехали мимо холмов, после миновали поля и фруктовые сады. Тут Савва окончательно убедился в своих предположениях.

- Татарин привалов не делает, - сказал он Ахмеду и Тиграну.

- Ну, нэ дэлает и ..., - начал было Тигран, но сообразил, в чем дело, и осекся. - А-а-а!

- Торопятся татары, - сказал Ахмед. - Стало быть, знают, что за ними погоня.

- А как же не знать-то?! Ты же, Ахмед, их сотню порубил! - Савва вздохнул. -  Надо бы до них все же доехать, поглядеть!

За садами последовала небольшая зеленая долина. Они довольно быстро пересекли ее и сполна насладились тенью высоких деревьев. Узкий выход из долины располагался как раз между двумя невысокими холмами, покрытыми кустарником. В густой листве на склонах невозможно было разглядеть даже стволов редких деревьев. Лучшего места для засады и не придумаешь, таковы были мысли Саввы, но татары прошли здесь, а значит и им придется сделать это на свой страх и риск. Впрочем, кроме степняков, которые несколько часов назад покинули долину и при этом заметно торопились, вряд ли кто решился бы на них напасть. И все же Савва посчитал своим долгом предупредить Ахмеда, чтобы тот отдал воинам приказ быть начеку.

Когда они проезжали между холмами, Савва постоянно озирался. Любой шум, дуновение ветра или шелест листвы привлекали его внимание. Напряжение Саввы передалось остальным. Черные мстители даже обнажили сабли по приказу Ахмеда и рассредоточились, чтобы не стать легкими целями для лучников. Пока они смотрели по сторонам и прислушивались к каждому звуку, на дороге показался человек. Когда его заметили, никто не мог сказать, откуда он появился. Шедший к ним навстречу был, скорее всего, мужчиной, потому что шаг его был тверд и быстр, но полной уверенности в этом не было. Эту особенность странника приметил только Савва, остальные смотрели на балахон, который скрывал лицо, руки и ноги человека.

- Прокаженный, - сказал Ахмед.

Человек в балахоне уверенно проходил мимо черных всадников. Хорезмийцы ругали его и брезгливо расступались. Так прокаженный беспрепятственно дошел до коня Саввы и встал перед ним. Русич отъехал в сторону, пропуская страдальца, но тот повернулся, сделал еще один шаг и снова встал рядом с Саввой. Хотя Савва не видел глаз и лица человека, он не сомневался, что тот рассматривает его сквозь черное покрывало. Савве показалось это странным, и он на всякий случай потянулся к мечу. Ахмед приказал прогнать прокаженного. Два воина двинулись к нему, но как только Савва взялся за рукоять меча, прокаженный заговорил:

- Ну, что?! Слезай! Здороваться будем!

Савва опешил. Голос странника показался ему знакомым. Это был голос из прошлого. Савва поднял руку, чтобы остановить черных мстителей.

- Буслай? - вырвалось у него.

Прокаженный скинул балахон на землю. Перед Саввой стоял широкоплечий светловолосый воин в кольчуге поверх коричневой рубахи, в таких же коричневых штанах и в черных запылившихся сапогах. На широком поясе, охватывающем его броню, висел меч в красных ножнах. Он смотрел на Савву, широко улыбался и, казалось, что даже его глаза светятся от радости.

- Буслай! - воскликнул Савва и спрыгнул с коня.

Буслай развел руки. Оба русича радостно завопили и обнялись. Сердце Саввы затрепетало, он растрогался, и глаза его наполнились слезами.

- Буслаюшка! - произнес он.

- Саввка! - вторил ему Буслай.

- Пришли! Все же пришли! - говорил Савва, крепко сжимая друга в объятиях. - А я‑то, грешным делом, не надеялся!

- Третий день уж тут стоим! - улыбнулся Буслай. - Всё тебя дожидаемся! Ярославич извелся весь!

- И Ярославич тута?! - обрадовался Савва, и слезы потекли по его щекам.

- Эх, Саввка, ты все такой же! - заметил Буслай. - Не переменился ничуть!

- А ты полноват стал! - подшутил Савва над другом. - Блинами со сметаной балуешься, небось.

Русичи взялись за руки и долго смотрели друг другу в глаза.

- А это кто с тобой? - Буслай посмотрел на Ахмеда.

- Потом, потом расскажу! - ответил Савва.

Дружинник кивнул, соглашаясь.

- Что же ты здесь делаешь? - Савва озирался по сторонам. - И не один, поди?!

- Ну, тут давеча татарин прошел, - ответил Буслай. - А ежели он тут проехал, то и ты за ним идти должон, а коли не было б тебя, то и нам тут делать нечего. Ушли бы через день-другой. Ярославича, поди, уже хватились в Новгороде. Ради тебя князь все дела забросил, да и ушли мы тайно. Никому ничего не сказали.

- Ну что, едем к Ярославичу? - предложил Савва.

- Погоди-ка! - Буслай приложил к губам два пальца и пронзительно засвистел.

С холмов по обе стороны от дороги стали спускаться вооруженные мечами, копьями и луками воины - дружинники князя Александра Ярославича.

 

"Тебе надо бежать! - хан во сне разговаривал со своей урусуткой, но лица ее все равно не мог разглядеть. - Кто-то предал меня. Теперь им известно, что я убил кипчаков. Ты понимаешь меня? Они знают, что это я убил тех псов! Понимаешь? Мне ничего не сделают, но тебе надо бежать! Они убьют тебя! Я не переживу горя, если с тобой что-то случиться! Я не в силах защитить тебя, но если ты сядешь на коня и уедешь отсюда, то может быть, ты спасешься. Кто же меня предал? Какой ползучий гад посмел это сделать? Ну, ничего, я отыщу предателя и убью его! Скачи, любовь моя, скачи! Прощай!"

Адык вошел в юрту и застал Берке спящим. Тысячник потряс за плечо лежащего на циновке хана, и тот резко обернулся.

- А, это ты! - прохрипел Берке.

Еще на рассвете тысячник послал на разведку десять воинов, чтобы они отыскали город, и вот они вернулись. Адык сразу же решил сообщить об этом хану.

- Повелитель, воины вернулись, - тихо сказал он. - Теперь нам известно, где находится город.

Берке сел, протер глаза и задумался.

- Скажешь Сарлыку... нет, лучше ты езжай, - заговорил хан. - Возьми сотню и отправляйся к городу. Проявите дружелюбие ко всем, кого встретите по пути. Не позволяй воинам учинять грабеж, пусть к нам здесь отнесутся без опаски. Попросишься в город и объявишь тамошним правителям, что мы пришли не для того, чтобы напасть на них, а для того, чтобы торговать. Скажешь, что у нас много рабов, скота и другого добра на продажу. Обещай честный торг. Пусть присылают сюда своих купцов.

- Слушаюсь, господин! - сказал Адык и поклонился.

- Ступай! - приказал Берке.

Тысячник склонился в поклоне и вышел из юрты.

После изгнания Балта-багатура хан старался реже тревожить отца провинившегося сотника. Сарлык затаил на него обиду и Берке понимал это. Любого другого недовольного им хан уже давно бы устранил, но Сарлык был очень полезен своим опытом и знаниями, к тому же он был предан Берке, как собака. Хан знал, что обида выветрится из тысячника в степях, когда они дойдут до своих земель, но до тех пор он не решался доверять Сарлыку важные поручения, опасаясь, что расстроенный позором сына, тот может совершить необдуманный шаг.

Уже через полчаса Адык во главе сотни воинов ехал к городу у моря. Поездка оказалась непродолжительной и успешной. Тысячник уладил все дела и вернулся к хану еще задолго до полудня. Берке сидел у юрты на войлочной подушке, пил кумыс из аяка и наблюдал за борьбой двух тургаудов, одетых в удаки[166]. Адык спрыгнул с коня и припал на одно колено.

- Говори! - Берке потребовал отчета, но даже не посмотрел в сторону тысячника.

- В город нас не пустили, господин, но их правитель рад возможности торговать с нами и обещал прислать купцов в течение трех дней, - прошептал Адык, чтобы его слова не дошли до чужих ушей.

- Три дня очень много! - Берке отпил из чаши. - Я недоволен, Адык!

- Прости мою неразумность, повелитель, но думаю, что более раннего приезда купцов не добился бы никто, - попытался защитить себя тысячник.

- Теперь уже ничего не изменить! - небрежно бросил Берке. - Никому из стана не отлучаться. Все воины должны быть здесь, чтобы не натворили бед. Днем запасаться дровами и водой из ближайших источников. Отряди тех, кто будет этим заниматься. Ночью жечь побольше костров, чтобы все было хорошо освещено. За пленниками следить неустанно.

- Слушаюсь, повелитель! - сказал Адык и поднялся с земли.

Тем временем один из борцов скрутил другого, бросил противника на спину и удостоился похвалы от Берке.

 

Стан князя располагался на северо-востоке, за версту от того места, где Савва повстречался с Буслаем. Впрочем, вряд ли можно было назвать княжеским станом шалаши из ветвей кустарника и деревьев, укрытые от людского глаза в лиственном лесочке. Единственным преимуществом таких построек была их неприметность, об удобстве можно было только мечтать. Хорошо хоть дожди в этих краях шли редко. Про себя Савва отметил, что князь откликнулся на его просьбу незамедлительно и даже не обдумывал, в каких условиях ему придется ночевать. По всему лагерю горели небольшие костры, у которых сидели дружинники. Чтобы огонь не дымил и не привлекал внимания, воины использовали для костров только сухие ветки.

Савва, Ахмед, Тигран и Буслай спешились и пошли к княжескому шалашу. Отроки и молодые гридни[167] провожали Савву уважительными взглядами, но подойти не решались, поскольку не были с ним знакомы, а вот из старших дружинников каждый второй не пропускал Савву без объятий и целования. Ахмед и Тигран наглядно убедились, что Савва пользуется большим почетом и уважением среди воинов князя. Княжеский шалаш, пожалуй, самый большой из всех, стоял у высокого дерева. Савва еще издалека увидел, что князю доложили о его приезде, и Александр Ярославич сразу же вышел к нему. На лице Саввы вновь появилась улыбка. Ярославич трижды обнял его и расцеловал.

- Хорош! - довольно сказал Александр, сильно сжимая крепкие плечи Саввы. - Это что ж, ты на земле своей так напахался?

- Да в последнее время и мечом помахать пришлось, Ярославич, - ответил Савва.

- Ну, расскажешь, расскажешь! - рассматривая Савву с головы до пят, сказал князь.

Затем Александр посмотрел на Ахмеда и Тиграна и кивнул на них, чтобы Савва поведал, кто его спутники.

- Это хорезмшах Ахмед, княже, и Тигран, он из арменов, - сказал Савва. - Мои други и люди проверенные!

Ахмед сделал шаг вперед, приложил правую руку к груди и слегка поклонился. Тигран последовал его примеру. Александр ответил им поклоном.

- Дозволь говорить с тобой, князь! - выпалил Ахмед.

Александра удивило то, что хорезмиец знает русскую речь. Он улыбнулся и ответил:

- Ну что ж, побеседуем, только сперва мне с Саввой поговорить надобно, ты уж не взыщи, хорезмшах!

- Тогда позволь, пока ты занят, князь Искандер, осмотреть твой стан и поговорить с твоими воинами, - попросил Ахмед, которого интересовало все, что было связано с русичами.

- Изволь! Буслай все покажет! - ответил Александр.

Дружинник поклонился и жестом пригласил Ахмеда и Тиграна следовать за ним. Молодой шах, проходя мимо своих воинов, которые, к слову, продолжали сидеть в седлах, приказал им скакать назад к обозу и привести его к стану князя Александра, соблюдая все меры предосторожности. Десяток черных воинов все же остался подле Ахмеда. Они ни за что не покинули бы его, хорезмшаху не пристало быть без охраны.

Александр положил руку на плечо Савве и повел его в сторону от шалашей, в лес, чтобы обсудить их положение. Они так давно не виделись и столько могли друг другу рассказать, но сейчас все мысли были об одном.

- Вот держи, возвращаю! - князь протянул Савве висящую на бечевке золотую застежку от плаща.

- Спасибо, Ярославич! - Савва повесил застежку на шею и закинул ее за ворот платья.

- Чудной твой хорезмшах! - улыбнулся Александр. - По нашему говорит.

- Так это он из-за тебя, Ярославич, речь нашу освоил! - сказал Савва.

- Из-за меня? - еще больше удивился князь.

- Дошли до этих краев вести о твоих бранных делах, - ответил Савва, - вот он на тебя и хочет быть похожим. Во всем твоему примеру следует. Армен тот, тоже нашу речь знает, в Царьграде у купцов выучился.

Александр удивленно хмыкнул.

- Мы уж третий день, как сюда пришли, - заговорил князь, когда они достаточно удалились от стана. - Могли бы и раньше придти, да надо было мне по пути с людьми нужными посоветоваться. Все дороги окружные мои воины стерегут. Татары ночью прошли и у моря встали. Отсюда не видать, правда. Зато и они к нам ненароком не пожалуют. На рассвете татары город искать отправились. Потом еще одна их сотня к городу поехала. Кажись, о чем-то договаривались. Может о торге, может еще о чем.

- А полоненные с ними?

- С ними, - ответил князь. - Ни одного мертвеца на пути мы не нашли. Не беспокойся! Видать, Берке-пес заботлив стал, а то, как мы через наши земли им разоренные проходили, такого нагляделись. Ну, ничего, дай время, накажем супостата! Сколько воинов у шаха твоего?

- Пятнадцать сотен. Пешие и конные.

- Со мной три сотни. Да-а-а... маловато! Татар-то побольше будет. Ну, может ночью нападем да отобьем твоих.

- По пути, так сталось, что в Царьграде был и в землях арменских, - рассказал Савва. - В Царьграде варяги помочь обещались, и армены слово давали, что явятся. Глядишь, Ярославич, будет у нас воинство врага одолеть.

- А варягам и арменам, что за забота?

- У варягов татары княжий шлем увели, для них он ценность большая, а в землях арменов разорение учинили.

- Да, есть у них повод! - согласился Александр.

- А еще, Ярославич, есть у меня рожок чудодейственный, который конями повелевает. Уведем у татар коней, легче с ними сладить будет!

Князь улыбнулся, не сдержался и захохотал:

- Ты что же это, Савва, в сказки да небылицы верить стал? Какой-такой рожок?

- Не испытывал я его еще, но с великим трудом он мне достался. Поверь, Ярославич, сила в том рожке заключена могучая! Как только увидишь его, сразу поймешь!

- Ну что ж, покажешь, покажешь! - улыбнулся князь. - Хоть я в чудеса и не верю, но уж теперь-то взглянуть на него хочу!

- Не потешайся надо мной, Ярославич! - вспылил Савва. - Десять воинов за рожок тот жизнь отдали!

- Ну что ты, что ты, Савва?! Рожок чародейский, это хорошо, но вот без воинов нам все равно не обойтись! Я в щит, меч да доброе копье больше верю! Ну, уведем у татар коней, а дальше что? Все равно рубится с ними надо! Тут уж твой рожок не поможет!

Савва и Александр дошли до большого камня. Князь присел на него.

- Когда ж явятся твои варяги да армены? - спросил Александр. - И явятся ли, Савва? Как бы мы не опоздали жену твою да сына отбить!

- Жену и сына я больше жизни люблю, Ярославич, - ответил Савва, - но негоже нам только их спасать! А как же другие люди русские? И армены там плененные и из других земель неповинный люд! Неужто мы их врагу оставим?

- Эх, Саввка, Саввка! - печально сказал князь. - Это для тебя татарин враг, а для меня он и не враг уже.

Савва нахмурился:

- Знаю, Ярославич, ты с сыном Батыги побратался.

- Не перебивай! - сурово сказал Александр. - Чего там побратался-то?! В землях русских разлад да смятение. Каждый норовит на княжеский стол залезть. Друг дружку в сечах рубят, люд простой не жалеют. Да, дружбу я с Батыгой веду. Времена переменились. Мне земли свои надо держать и править. Русь объединить хочу! А Батыге что? Ему дань подавай исправно, да чтоб супротив него никто из русских князей не пошел. Ежели кто против него недоброе задумает, так он в раз тьмы свои на нас пошлет, и поминай, как звали! Я же к нему вхож, меня он слушает. Ежели попрошу, он воинов своих пришлет мне в помощь, непокорных усмирить.

Савва отпрянул от князя и отошел. Слова бывшего столь родным для него человека не пришлись ему по душе. Он удивленно посмотрел на Александра. Как же изменился князь за прошедшие годы.

- Не понять тебе, Савва! - Александр огорчился подобному поведению старого друга. - Не понять!

- Не понять! - подтвердил Савва. - Как же ты, княже, на русский люд, на соплеменников своих, татарские сабли водишь?

- Ну, вот уж и Ярославичем перестал меня называть, - заметил Александр.

Савва скрестил руки на груди и склонил голову.

- Ну, будя! - нарушил напряженное молчание князь. - Так ты меня благодаришь? Ведь я же сюда пришел и воинов с собой привел. Против татар привел! Ради тебя! Будь кто другой, разве ж я б сподобился?

- Прости, Ярославич! - смягчился Савва. - Прости! Все же не понять мне тебя!

- Промеж тобой и мной дружба, - пояснил Александр. - Я к тебе на выручку пришел! Ежели еще и татарину где навредить можно, то я с радостью. Выручим твоих, дальше решать будем, как жить. Все же ты ко мне в услужение не воротишься, стало быть, и думать о моих словах брось. Пока татары стоят, варягов и арменов дожидаться станем, коли они тебе слово давали. С ними-то попроще будет всех плененных отбить.

Последние слова князя порадовали Савву. Он посмотрел в глаза Александру. Когда‑то эти глаза были столь лучистыми, что заставляли верить в победу каждого воина, но теперь они были иными. Хотя Савва мог бы поклясться, что на мгновение они вновь озарили его своим неистовым огоньком. Князь решил биться с Берке и освободить всех захваченных в плен. Смысл сказанного ранее померк рядом с этим решением Александра Ярославича.

Воинство Ахмеда, прибывшее после полудня, уже обосновалось рядом со станом князя Александра. Под удивленные взгляды русичей черные мстители сразу рассыпались по лесу, устраивая места для стоянки. Савва и его друзья уселись вокруг костра, который еще до приезда остальных развел Тигран. Бывший дружинник князя погрузился в думы. Кроме него все были увлечены взволнованным рассказом Ахмеда. Молодой шах провел последние часы рядом с Александром и теперь делился впечатлениями. Ахмед был счастлив, его мечта сбылась, и он без присущей ему на людях деловитости живо описывал поведанное князем. Только вот Савва не слушал его. Первая радость от решения князя улетучилась (все же еще ничего не было сделано) а вот некоторые слова Александра острыми стрелами вонзились в разум Саввы. Ярославич дружит с татарами. Пусть притворно, но он водит вражеские полки против русичей. Савва знал, что означали эти слова. Сотни и тысячи убитых людей в русских городах, сожженные дома, вытоптанные поля, пытки, увечья и смерть всем, кто воспротивится воле князя. Савва гнал из головы черные мысли, но они возвращались и терзали его, не давая покоя.

Рядом с костром было дерево, нижние ветки которого уже давно иссохли и опали, став топливом для чьего-то костра. Под этим деревом расположился Эрик. Он прислонил к серому стволу щит и сел рядом на один из больших корней, расползавшихся в разные стороны, как щупальца осьминога. Пока другие слушали хорезмшаха и поедали съестное, варяг решил заточить топор и меч. Он изредка посматривал на рассказчика и улыбался вместе с остальными, когда не в меру распылившийся Ахмед размахивал руками, объясняя величие боевых замыслов русского князя. Так продолжалось до тех пор, пока рядом не послышался сильный щелчок, который отвлек всех слушателей Ахмеда. Эрик повернулся к стволу дерева и увидел торчащую в нем прямо над щитом стрелу. Савва вскочил и выхватил меч из ножен.

Прилетевшая стрела не потревожила никого, кроме друзей Саввы. Дружинники князя и хорезмийцы продолжали заниматься своими делами. Они не услышали за стоявшим шумом ни звука полета стрелы, ни щелчка от ее попадания в ствол старого дерева, но вот то, что русич схватился за оружие, не осталось незамеченным. Тревога быстро пронеслась по лагерю. Савва огляделся, высматривая приближающихся врагов, но никого не обнаружил. Несколько мстителей и дружинников бросились в ту сторону, где мог находиться лучник. Эрик жестом успокоил Савву и подошел к стреле, торчащей в извилистой коре. Он узнал эту стрелу. Только стрелы викингов были с таким оперением и наконечниками. Почти все острие скрылось в податливой древесине, но вот рожки наконечника были видны. Такими стрелами северяне разрывали паруса на вражеских кораблях, а вот для поражения противника их применяли только тогда, когда других не оставалось. Неизвестный лучник знал, что Эрик непременно отметит это.

Варяг не без труда вырвал стрелу и стал ее разглядывать. Появились запыхавшиеся от спешки Александр и Буслай. Воины, рыскавшие в зарослях, вернулись не солоно хлебавши. Кроме примятой травы за одним из кустов, они ничего не нашли. Стрелок бесследно скрылся. Александр приказал прекратить поиски и не шуметь без повода. Егорий подошел к Эрику, чтобы взглянуть на стрелу. На древке стрелы не было ни насечек, ни послания.

- Не покажется! - сказал Егорий. - Не доверяет нам. Видать, ждет от тебя знака.

Эрик кивнул, продолжая разглядывать стрелу. Он не знал, что нужно сделать, и подошел к дереву, чтобы посмотреть на оставленную стрелой пробоину. Взгляд его упал на красно-белый щит. Эрик что-то вспомнил, поднял щит тыльной стороной над головой и стал поворачиваться в разные стороны, в надежде убедить стрелка выйти из укрытия. У викингов это действо означало наличие только мирных намерений. И действительно вскоре из-за кустов появился светловолосый человек с луком в руке. Он пришел совсем с другой стороны. После выстрела незнакомец сразу же перебежал с восточной части лагеря к северной, затаился в зарослях и ждал. На нем были серые полотняные штаны, рубаха и рыжая кожаная обувь. Стан стрелка перехватывал черный пояс. К нему были прикреплены маленькие ножны, из которых торчала белая костяная рукоять ножа, и колчан со стрелами. Никакой брони и шлема на незнакомце не было. Не было у него и щита: ни в руках, ни за спиной. Стрелок уверенно шел к Эрику и показывал пустую ладонь правой руки. Князь Александр подал воинам знак, чтобы чужака пропустили.

- Ты Эрик? - спросил незнакомец на родном для варяга языка и тем самым окончательно развеял сомнения насчет того, кем он является.

Эрик кивнул и протянул ему стрелу.

- Я - Бьярт, но все зовут меня Счастливчиком, даже твой дядя Сигурд, - северянин улыбнулся и вложил стрелу в колчан.

На лице Эрика тоже появилась улыбка. Сигурд пришел, как и обещал. Он здесь, рядом. Бьярт посмотрел по сторонам, почесал коротко стриженую бороду, откинул набок маленькую косичку, сплетенную из пряди волос у виска, и сказал:

- Тут собралось много воинов. Сигурда обрадуют такие вести.

- Сколько людей привел Сигурд? - спросил Эрик.

- Больше трех сотен.

- Этого недостаточно, - расстроился молодой варяг.

- Эй, парень, да с нами пришли лучшие люди. Не унывай!

Бьярт снова улыбнулся.

- Такие вояки давно не собирались в одном месте, - сказал он. - Когда ты их увидишь, сам поймешь, что я тебя не обманул.

Эрик посмотрел на солнце и вздохнул:

- Когда они будут здесь?

- Я дошел сюда довольно быстро, хотя и скрывался за каждым кустом, - ответил Бьярт. - Будут до заката, это точно.

Пока Эрик разговаривал с земляком, всполошившиеся было русичи и хорезмийцы, поняли, что прибывший воин - свой человек, и вернулись к кострам. Только друзья варяга, Александр и Буслай продолжали наблюдать за беседой северян.

- Спроси у него, как он мимо дозора прошел? - вмешался в разговор князь.

Эрик кивнул и обратился к Бьярту:

- Конунг хочет знать, каким путем ты пришел сюда?

- Я прошел там, - викинг показал на восток.

Александр обернулся к Буслаю:

- Проверь-ка!

- Ну, ежели заснули, шкуры с них спущу, Ярославич! - дружинник сжал кулак и зашагал в сторону, указанную северянином.

- Как ты нас нашел? - Эрик продолжил разговор с Бьяртом.

- Мне повезло, ведь я Счастливчик! - засмеялся викинг. - Сначала я наткнулся на лагерь кочевников. Ну, думаю, не зря приплыли, драка все же будет. Потом ушел от берега, высматривая, где бы я спрятался, если бы захотел, чтобы кочевники меня не заметили. Так и пришел сюда.

- Вы приплыли на драккарах? - удивился Эрик.

- Спросишь обо всем у Сигурда! Мне пора возвращаться, если ты хочешь к вечеру его здесь увидеть.

Эрик кивнул. Бьярт побежал к зарослям и исчез из виду.

 

Два дружинника отвели каракового жеребца на лесную поляну, подальше от стана и других лошадей. По их словам, конь был не из пугливых, и если уж на ком и испытывать рожок, то только на нем. Рожок решено было проверить в деле тайно. Беспокоить людей почем зря не стоило. Ведь могло так статься, что от рожка не будет никакой пользы, тогда уж лучше никому о нем и не знать, чтобы не тешить себя надеждами. Именно поэтому на поляне, кроме князя и Саввы, было дозволено присутствовать только Буслаю, Ахмеду и Егорию. Если присутствие Ахмеда было само собой разумеющимся, все же с ним прибыла большая часть ратников объединенного войска, то на участии Егория настоял Савва. Он знал, что будь что не так, Егорий всегда даст дельный совет.

Дружинники держали коня за поводья. Савва приложил рожок к губам.

- Ты только потише, - предупредил Александр, - а то вдруг и впрямь твой рожок колдовской, не хватало нам еще всех коней лишиться.

Савва внял совету и подул в рожок. Послышался довольно резкий, но терпимый для людского уха звук. Однако для коня он оказался весьма раздражительным. Сначала жеребец испуганно вытаращил глаза, затем негодующе заржал и забил копытами о землю.

- Ты гляди! Гляди! - еле удерживая поводья, сказал один дружинник другому.

Удивлению собравшихся на поляне людей не было предела. Им думалось, что исторгаемый рожком звук был не так уж неприятен, и все же стоило Савве усилить его, как конь заметался и поднялся на дыбы. Ржание жеребца стало яростным. Он взбесился, раскидал дружинников и метнулся в лес. Несколько секунд спустя жеребца уже не было видно за деревьями, но его громкое ржание еще долго доносилось до поляны.

- Коня изловите! - приказал Александр поднимающимся с земли дружинникам.

Воины бросились в чащобу. Савва радостно посмотрел на Егория и Ахмеда.

- Дай-ка глянуть на сие чудо! - князь улыбнулся и протянул руку.

Савва было промедлил, но все же не осмелился выказать подобное недоверие, и отдал рожок. Александр стал пристально разглядывать необычную вещицу, вертел ее во все стороны и с каждым мгновением погружался в свои думы. Он осознал, какую силищу держит в руках. Ему бы такой рожок, разве смог бы кто-нибудь его одолеть?!

- Ярославич! - Савва окликнул князя.

- И все же ты пока никому о рожке не говори, - опомнился Александр. - Ни слова! Придет время, всё сами увидят!

Князь протянул рожок бывшему дружиннику. Савва подметил, как тяжело далось Александру это расставание. Он и сам хранил рожок пуще зеницы ока. Рожок манил Савву, казалось, нашептывал мысли о славе и богатстве, но русич был далек от желания покорять земли и народы. Рожку требовался другой хозяин. После странного взгляда Ярославича, который нехотя вернул рожок, Савве вспомнились слова, сказанные князем при их первом разговоре в лесу. В этот миг Савва твердо решил - рожок послужит только одному делу.

 

- Идут! Идут! - послышался голос Данилы. - Варяги идут!

Близнец бежал по лесной тропе, ведущей к стану. Дружинники взяли его с собой в обход и теперь отправили в лагерь, предупредить о приходе викингов. И в правду вслед за Данилой на лесной тропе появились воины. Они были в полном вооружении и шли быстро. Возглавлял шествие Сигурд. Короткая кольчуга, под ней зеленая шерстяная туника, меховой плащ, коричневые штаны и кожаные сапоги - его наряд был обыден. Седые космы старого викинга развевались от движения. В правой руке Сигурд сжимал секиру с двумя лезвиями, а в левой круглый щит, от умбона которого расходилось множество черных и белых лучей. Рядом с дядей Эрика шли двое: Олаф с красно-зеленым щитом и бородатым топором и могучий незнакомец. Глухая бармица, идущая от венца его куполообразного шлема с полумаской и гребнем, полностью скрывала лицо этого человека. Из-под бармицы была видна лишь седая борода, заплетенная в три длинные косы, которые свисали до пояса. Незнакомец был облачен в кольчугу до колен и серый плащ. На его широком кожаном поясе слева висел меч, а справа нож-скрамасакс[168] в красивых ножнах. Одной рукой незнакомец удерживал на плече секиру на длинном топорище, а в другой нес круглый щит с черным вороном на красном поле. За этой троицей стройной колонной шли воины, одетые и вооруженные так же, как и незнакомец, только вот у некоторых из них вместо черного ворона на щитах были желтые двуглавые орлы, да и сами щиты у многих были не круглые, а каплевидные.

Как только Эрик услышал о приходе сородичей, он вскочил с земли и бросился на встречу дяде. Сигурд с племянником обнялись, затем Эрик поприветствовал Олафа и незнакомца, который ответил кивком.

- Это Гюрдир, - Сигурд указал на человека с секирой на плече. - Главный среди стражей императора ромеев.

Гюрдир перекинул крепящийся к ободу щита ремень через голову, повесил щит на спину и снял шлем. Грозный взгляд серых глаз из-под седых мохнатых бровей впился в Эрика. Гюрдир бегло оценивал племянника Сигурда. В свою очередь молодой варяг не мог отвести глаз от изрезанного морщинами и шрамами лица воина и, особенно, от его заплетенной в косы бороды.

- Где мы можем расположиться? - спросил Сигурд.

Эрик опомнился:

- Пойдем, дядя, я укажу вам место.

Под взглядами любопытствующих русичей и хорезмийцев северяне двинулись через весь лагерь к месту своей стоянки. Гвардейцы ромейского императора шли ровными рядами. Опытный глаз сразу определил бы в них хорошо обученных воинов. В таком порядке они шли от самого моря, готовые к отражению любого неожиданного нападения. Многие из них заплели свои бороды в косы: кто в две, кто в одну, а кто и во все три. Эти воины были достойными потомками знаменитых викингов, прославивших своим воинским искусством северные земли. За ними шли люди Сигурда, которых возглавлял Рагнвальд, и примкнувшие добровольно к дяде Эрика воины из других земель. Этих людей Сигурду удалось набрать в Константинополе и Никее. Были здесь и англы и саксы, франки и алеманы, и люди из других племен, предки которых в незапамятные времена пришли на земли византийской империи в поисках лучшей доли. Они не утруждали себя какими‑либо построениями и шли небольшими кучками. Разнородная толпа, двигавшаяся за викингами Сигурда, поразила бы разнообразием оружия, брони и одежд даже видавших виды людей.

- Мы приплыли на пяти драккарах, - рассказал по пути Сигурд. - Сначала отправились по морю на север, до устья реки. Потом плыли по ней. В том месте, где две реки сходятся ближе всего, мы сошли на сушу, волоком дотащили корабли до другой реки и поплыли по ее водам на юг. Так мы добрались до этого моря и берега, который указал мне Егори.

- Как тебе удалось собрать всех этих людей? - поинтересовался Эрик.

- Ты озабочен тем, что я привел мало воинов, - Сигурд посмотрел на племянника и улыбнулся. - Да, Счастливчик сказал мне об этом. Но тебе не стоит так переживать! У драккаров я оставил только десять человек для охраны. Всех остальных я привел с собой и пусть их не так много, как хотелось бы, все они отважные воины и преданные мне и тебе люди. Многие из них присоединились ко мне в Миклагарде, остальных я нашел в Никее. Со мной пришло больше сотни гвардейцев ромейского императора. Это самые могучие и опытные воины, которых мне когда-либо приходилось видеть. Они прошли не один десяток сражений, о чем ты можешь судить по длине их бород. Император ни в какую не хотел отпускать их, но соглашение о найме позволяет расторгать договор когда угодно по собственному желанию. Только это позволило мне заполучить таких людей. Посмотри на них, Эрик! Они сыновья тех, кто защищал Миклагард в последние дни Ромейской державы. Их обучали лучшие викинги. Эти воины еще помнят величие императорской гвардии. За ними никого нет. За ними пустота. Хочешь знать, почему они согласились нам помочь?

Эрик кивнул.

- Приходит время, когда наступает пора вернуться к своим "корням", - продолжил Сигурд. - Гюрдир и его воины хотят отправиться с нами в Нордвег, хотят закончить свои дни на земле предков. Поэтому они решили рискнуть жизнью, раз уж выдалась такая возможность. К тому же каждому, кто пришел со мной, я обещал земельный надел в Хёрдаланде.

Сигурд вновь улыбнулся.

- Но с тобой пришли не только викинги, - сказал Эрик. - Кто остальные?

- Люди из разных народов. Почти все потомки северян. Храбрые малые. Мне удалось отыскать даже нескольких бьорсьорков[169]. Это большая удача! Сейчас таких воинов уже совсем не осталось.

- Бьорсьорки? Среди них есть бьорсьорки?

- Да, мой мальчик! - ответил Сигурд. - Они будут хорошим подспорьем в битве.

Александр стоял у своего шалаша и смотрел на приближающихся варягов. Он уже на глаз прикинул, что воинов не так много, но зато разглядел щиты варяжской гвардии. Появление столь опытных ратников было весьма на руку. Князь никогда не видел их в деле, но был наслышан об умении гвардейцев вести бой. Купцы из Царьграда, прибывавшие в Новгород, были не только хорошими поставщиками различных товаров, но и распространителями вестей и слухов. Они-то и поведали князю об этих славных воинах.

- Гарда-конунг[170], - сказал Эрик и посмотрел на Александра.

Сигурд не остановился, но склонил голову в поклоне. Князь ответил тем же. Варяжская гвардия, чеканя шаг, проходила мимо Александра.

- Так что, сынок, тебе не стоит отчаиваться, - обратился Сигурд к Эрику, когда они миновали шалаш князя. - Воинов я привел отменных. Лучше озаботься тем, что в эти места скоро прибудет несколько сотен кочевников!

- Каких кочевников? - удивился молодой варяг.

- Подобных тем, что стоят лагерем у моря.

- Откуда ты об этом знаешь?

- Мы видели их, когда плыли сюда. Они ехали по берегу реки в эту сторону. Благо река в устье очень широка и они не могли причинить нам вреда.

- Значит, и они вас видели?

- Конечно! Но вряд ли им было известно, куда мы следуем.

- Ты уверен, что они ехали именно сюда?

- Думаю, да! Мы все же их опередили, но через пару-тройку дней они здесь точно будут. Хотя если поторопятся, то могут появиться и завтра к вечеру.

- Надо всех предупредить! - помрачнел Эрик.

Они дошли до костра, у которого сидели русичи, каракалпак и армен. Ахмеда не было. Хорезмшах ушел к Абу Али за важным советом, как он выразился. Все были рады видеть старого викинга и тепло поприветствовали Сигурда. Савва пожал ему запястье и через Эрика поблагодарил за своевременный приход. Сигурд решил задержаться. Он указал воинам, где надо расположиться, и подсел к костру.

- У Сиигюрда плахиее вээсти дла нас, - сказал Эрик.

 

Илья, долго отбивавшийся от упрямой Лады, все же поддался на уговоры и согласился сопроводить княжну на ту сторону лагеря, где обосновались викинги. Он, конечно, понимал, дело не в его присутствии, а в том, что только так Лада сможет попасть к северянам и оказаться рядом с Эриком, который покинул их и пошел к своим, но Илью тоже разбирало любопытство и в душе он был рад настойчивости девушки. Княжеский слуга приметил, каково разнообразие оружия у викингов, и ему, как и любому другому умельцу, хотелось рассмотреть все поближе. Может быть, при случае даже подержать железо в руках и расспросить владетелей. В присутствии Эрика это можно было сделать куда проще.

Эрику сразу указали на появившихся русичей, и он подошел к Ладе и Илье.

- Ну, что ж, показывай! - пробасил Илья. - Как устроились, что за люд пришел?

Эрик провел их по всей стоянке. За каждым костром его встречали зычными возгласами и приглашениями присоединиться к трапезе. Казалось, северян не беспокоят причины, по которым они сюда пришли, и скорая битва их не волновала. Они даже теперь не утратили веселого и шумного нрава. Чуть ли не каждый из них протягивал Ладе разные яства, привезенные с собой и запасенные для особого случая. Варяги хохотали, по‑доброму подшучивали над ревнивым Эриком и затягивали непристойные песни, когда племянник Сигурда с гостями отходил от одного костра и шел к другому. О содержании этих песен можно было только догадываться по веселому взгляду Эрика, который оборачивался на певунов, и заливистому смеху викингов, слушающих пение в ожидании очередной скрытой в словах шутки. За одним из костров они обнаружили Тиграна. Праздность северян была ему ближе, чем суровое спокойствие хорезмийцев, которые к тому же не потребляли хмельных напитков. Армен сидел у огня, обнявшись с коренастым викингом, пил вино из кувшина и горланил вместе со всеми песни, хотя и не знал ни одного слова на языке северян.

Еще до темноты Илья успел рассмотреть почти все оружие викингов и смог подобрать по себе щит, который ему был в тот же миг подарен. Все равно у дарителя был еще один такой же про запас. Каждую вещицу, будь-то меч, щит, копье или нож, Илья долго разглядывал, взвешивал на пальце или руке и даже пробовал металл на ноготь и зуб. По большей части княжеский слуга ругал нерадивых кузнецов, ковавших осмотренное им железо, но вот оружие гвардейцев императора пришлось ему по душе. Его делали лучшие мастера, которые, по словам Ильи, могли бы сравниться в умении даже с ним.

Перед тем, как подойти к Сигурду, Эрик показал Илье и Ладе костер, горящий вдали от остальных.

- Туда не пойдем? - спросил Илья.

- Нэт! - ответил Эрик. - Там бьорсьорки!

- Кто такие?

- Вооини, как медвееды, как звээры. К ниим нэлзя.

- Эх, жаль! - вздохнул Илья.

- Заавтра! Заавтра вы их увиидэт.

 

Солнце окончательно скрылось за деревьями. Ни одному лучу светила не удавалось проникнуть сквозь листву рукастых исполинов. Только подняв глаза к небу, можно было увидеть, что небо между кронами еще светло и день не уступил ночи. В лесу стало так темно, что были видны лишь силуэты. Мир стал плоским и черным, только разбросанные повсюду костры нарушали это видение своим непостоянным пламенем.

Весть, которую принесли викинги, побуждала к принятию решительных мер, поэтому, не дожидаясь прихода арменов, Александр собрал всех на совет. Рядом с шалашом князя развели большой костер. Вместо скамей вокруг огня расставили поваленные ветром стволы деревьев. От викингов присутствовали Сигурд, Олаф, Гюрдир и Эрик, от хорезмийцев Ахмед и Абу Али. Рядом с князем Александром сидел Буслай. На соседнем бревне расположились Савва, Егорий, Илья и Тигран. Армена на совет позвали на тот случай, если его сородичи все же явятся, и пусть это даже произойдет в самую последнюю минуту, они должны были знать, что делать и какая роль им отведена. Тигран сидел угрюмый. Он был очень недоволен тем, что, скорее всего, никто не будет дожидаться арменов, но в душе ругал только своих соплеменников за их нерасторопность.

Яркое пламя костра освещало мрачные лица собравшихся. Все понимали - теперь медлить нельзя.

- Пока мы не начали совет, - встал с места Ахмед, - я бы хотел сказать. Мои воины и я готовы подчиняться князю Искандеру. Вряд ли найдется более достойный полководец, который мог бы возглавить все воинство и повести нас к победе.

- Благодарю тебя за доверие, хорезмшах, - князь слегка склонил голову.

Эрик быстро перевел слова Ахмеда. Викинги переглянулись. Олаф развел руки и проронил пару слов. Послышался низкий и хриплый голос Гюрдира. Бывший гвардеец императора говорил не спеша, размеренно. Сигурд выслушал мнения соратников и шепнул на ухо племяннику свое решение. Эрик кивнул и поднялся.

- Ми тооже саглаасны, - произнес он. - Сиигюрд сказаал, твая слаава оппережаает тебя, коонунг. Веди нас кназ Алэксандер.

Князь учтиво поклонился викингам в знак благодарности.

- Ладно, - Александр встал с бревна. - Раз такое дело...

Он подошел к костру и взял из заготовленной вязанки толстую длинную ветку.

- На рассвете нападем на татар, - решительно сказал князь.

- Кназ, прашу, падажди ещо адин ден, - вскочил Тигран. - Прэдут маи родычи...

- Нет, Тигран, ждать боле не будем, - перебил рыжебородого армена Александр. - Твои армены в эти земли раньше всех должны были явиться и где они нынче? Может так статься, что и через три дня их не будет. Ты ж не знаешь, идут они к нам на подмогу или нет.

Лицо Тиграна стало еще мрачнее. В отчаянии он посмотрел на Савву, ища у него поддержки. Русич не отвел глаз, но по его взгляду Тигран понял, что Савва согласен с князем и не замолвит слово за арменов.

- Кназ, прашу тибе, - взмолился армен, воздевая руки к Александру.

- Нет, - отрезал князь. - Варяги говорят по берегу моря к татарам еще сотни идут. Сам не ведаешь, о чем просишь! Нас сейчас-то в два раза меньше, а через день в три раза меньше станет. Ждать боле не будем!

Тигран склонил голову и сел на место.

- Тут море, тут холмы, - князь провел веткой по земле и начертил две кривые линии.

Все следили за тем, как Александр выводит черточки, точки и дуги на податливой почве. Слышался только тихий голос Эрика, который переводил слова князя викингам.

- Воины Ахмеда, - продолжил Александр, - умертвят дозорных татар на холмах.

Хорезмшах поклонился, приложив руку к груди.

- На рассвете встанем на этой гряде, - князь указал палкой на холмы. - Всех копейщиков и стрельцов у тебя возьму, Ахмед, и вместе с дружиной встану посередке. На себя мы удар татар примем. Нужен мне человек, что подле меня будет, и мои слова твоим воинам толковать станет.

- Для Абу Али будет большой честью послужить тебе, князь, - сказал Ахмед.

- Добро, - кивнул Александр. - Берке из самонадеянности своей, не ведая, какая сила против него собралась, промашку допустил и в ловушку себя загнал. Позади у него море, по трем сторонам холмы. Воинов он делить не станет, чтобы нас обойти. Что за холмами творится, ему не ведомо, стало быть, побоится Берке в нашу западню угодить и всех ратников при себе оставит. Ежели рожок колдовской нам поможет и татар мы коней лишим, они и вовсе слабы станут, ибо татарин на коне страшен, а пешим биться ему не привычно.

- Ярославич, может, щиты тряпицами прикроем, чтоб Берке не догадался, кто против него вышел? - сказал Буслай. - Глядишь, боя и не будет, так хоть от зла грядущего себя убережем!

- Нет! - князь говорил так спокойно и уверенно, что можно было не сомневаться - он уже все решил. - Как увидит хан щиты мои, так от злости и попрет на нас, а мне только того и надобно. Я так разумею, потеснит он нас, вот тут бы не сплоховать, строй не разорвать и коромыслом прогнуться, а там уж Ахмед да варяги в бой вступят.

Александр указал веткой на полки правой руки.

- Тут, Ахмед, встанешь! - сказал он. - Пешцы твои, а подле них ты с конными воинами. Прикажи коням уши паклей забить, чтоб они глухи к рожку стали. Как бой завяжется, пешцы пусть на татар сбоку идут, а ты с вершниками обойдешь врага и с тыла нападешь. Да не мешкай! Управитесь, дальше скачи! По всей спине татарской ты пройтись должен!

Князь резким движением прочертил путь конницы шаха, чтобы было ясно, чего он хочет от хорезмийца. Ахмед посмотрел на чертеж и понимающе кивнул.

- По левую руку варяги встанут, - князь ткнул палкой в полк, находящийся слева от большого полка. - Тяжко вам придется, но воины у вас бывалые, должны устоять. Давите татар в левый бок, да так, чтобы дух из них вышибло. Продержаться вам надо будет до прихода Ахмеда. Ежели совсем невмоготу станет, то за большой полк отходите, но там уж костьми лечь должны, а татар мне в тыл не допустить!

Викинги дослушали Эрика, и каждый из них сказал несколько слов. Затем Сигурд выдал грозную по звучанию тираду, стукнул кулаком по колену и засмеялся. Олаф и Гюрдир закивали, очевидно, соглашаясь с его словами.

- Сиигюрд благадарит тебе коонунг за достоойное мэсто дла его вооинов, - передал слова дяди Эрик.

- Ежели армены все же явятся, то они наподобие Ахмеда татарам в зад должны ударить, только по левую руку пойдут, - князь указал путь для арменов. - И варягам от этого проще будет и всем нам. Слышал, Тигран?

Опечаленный армен кивнул.

- Так мы врага в кольцо возьмем и победу одержим! - завершил речь Александр.

Все молчали и осмысляли задумку князя. Поленья, горящие в огне, шумно трещали, изредка постреливая затухающими еще в полете угольками. Александр сел на свое место. Величественная осанка князя выдала бы в нем храброго воина, будь он даже одет в отрепья, а теперь и вовсе завораживала. Александр вновь окунулся в родную стихию. Впереди его ждала битва и как всегда, возможно, последняя.

- Ну, а вот, скажем, подведет рожок, и кони у татар останутся, - прервал размышления остальных Савва. - Что тогда делать?

- Тогда уж совсем непросто будет, - ответил князь, - Думаю я, что если так дело обернется, то мы с Берке биться не станем.

Савва встревожено посмотрел на Александра Ярославича.

- Рать нашу хан увидит, - продолжил князь, - а потом мы с ним толковать будем. Родичей ваших и княжий шлем для варягов выторгуем за то, чтобы сечи меж нами не было. Берке не дурак, на уступку пойдет. Одолеть он нас сможет, но воинов потеряет много, а стало быть, не желаема для него битва. Остальной люд, скотину и добро придется ему оставить.

Никто не стал обсуждать это решение князя.

- Теперь ступайте до своих людей, - сказал Александр. - Пусть готовятся. Затемно выступаем!

Все поднялись с бревен и поклонились князю.

- Вот еще, - вздохнул Александр. - Ратникам скажите, что пленить никого не будем. Ежели одолеем татар, то все они до последнего сгинуть должны, чтобы некому было весть об этой сече разносить по белу свету.

- Ярославич..., - хотел возразить Савва.

- Знаю, Савва, - перебил его Александр, - великое зло вас прошу сотворить, но иначе нельзя. Вдруг кто прознает про то, что мы Берке с воинами его побили, горестей не оберемся. Одно дело милости у него выпросить, в ноги поклониться, получить свое и уйти, а другое в бой с ним вступить. В раз за него татары мстить станут, пожгут города наши, люд невинный жизни лишат.

Князь бросил палку, служившую ему указкой, в огонь и твердо добавил:

- В полон никого не брать! Ступайте!

 

Савва смотрел на яркую пляску пламени. Ему никак не удавалось изгнать из мыслей слова князя.

Ярославич побратался с татарином.

К кому он ездил перед приходом в условленное место?

О чем советовался с этими людьми?

Не пленить никого, все должны сгинуть!

Савва так измучался от размышлений, что прошедшие дни долгого пути показались ему беззаботными по сравнению с нынешним. Огонь своим теплом и причудливым непостоянством слегка успокоил его. Сквозь вязкую и тягучую толщу дум до Саввы пробились голоса его друзей, которые сидели рядом, готовились к битве и тихо перешептывались, изредка подбадривая друг друга. Савва опомнился. О чем он думает? Что его заботит в такой час? Друзьям, разделившим с ним все тягости пути, вот кому он должен уделить оставшееся до рассвета время! Завтра кого-то из них может не стать, а может быть, и все они сложат головы на поле битвы. Разве стоит думать о деяниях князя, когда надо подумать о тех, кто стал его новой семьей, кто стал ему ближе, чем Ярославич и бывшие братья по оружию.

Савва обтер ладонью разгоряченное лицо. Ахмед угощал всех освежающим питьем, которое называл "чай". Чай был холодный и терпкий на вкус, но хорошо утолял жажду. Савва отпил из меха несколько глотков незнакомого прежде напитка и передал его дальше. Затем он оглядел друзей. Ожидая обнаружить озабоченность на их лицах, он обманулся. Савва даже подумал, что со стороны он выглядит куда напряженнее, чем остальные. То ли они не осознавали, что им предстоит, то ли чувствовали, что их странствия завершаются, и от этого им было легче на душе. Возможно, они не сомневались в завтрашнем успехе из-за присутствия такого воинства и Александра Ярославича - непобедимого русского князя. Савва не знал этого.

- Завтра я рядом с князем встану, - начал он, как казалось, непростой разговор. - Татар тьма и могут они нас побить. Многие ратники у моря жизни лишатся. - Все отвлеклись от своих занятий и стали слушать Савву. - Кто день переживет? Никому то не ведомо. Ахмед поведет своих воинов, Эрик с варягами будет. Может, не увидимся боле.

- Мы..., - пробасил Илья, - с Эриком к варяжскому полку пойдем. Лада упросила. Там мы, Савва, биться станем. Аттила тоже с нами идет. У варягов жарковато будет, не справиться им без меня!

Илья захохотал. Савва бросил взгляд на Ладу и улыбнувшегося Эрика.

- Неужто и Ладе позволишь сабельками помахать? - вступил в разговор Егорий.

- Позволю! Время пришло! - спокойно ответил Илья и пригладил бороду. - Пора нам княжеский уговор исполнить.

- Стало быть, расстаемся с вами, - вздохнул Савва.

Княжеский слуга кивнул.

- Зато мы подле тебя останемся, - Егорий положил руку на плечо Савве. - Никитка, Данилка, Тигран да я.

- Ну что ж, - кивнул Савва, - так тому и быть. И все же запомните слова мои. Ежели враг нас одолевать станет, жизни свои спасайте. На коней быстрых садитесь и скачите подальше от мест этих. Нет для вас в том позора и бесчестия. А коли не судьба нам свидеться вновь, знайте - любы вы мне, други. Любы так, что если мог бы, за каждого из вас жизнь свою отдал. Нет для меня, и не будет никого роднее вас.

 

От сторожевых татарских костров, разбросанных на гряде барханов, отделились маленькие огоньки. Каждый из них трижды исчезал из виду и снова появлялся. Это был знак: дело сделано - дозорные лишены жизни. Разнородное воинство спешно выдвинулось к песчаным холмам. Кони недовольно фыркали и мотали головами. Им явно не понравилось то, что их уши плотно забили паклей и тряпицами, но иного выхода не было. Потеря коней из-за действия рожка была бы равносильна поражению. Объединенная рать могла лишиться единственного преимущества в предстоящей битве. Седоки успокаивали коней, поглаживая их шеи и гривы, и рассчитывали при первой же возможности вынуть беспокоящие животных затычки.

Над барханами запылало зарево рассвета. У берега моря, наверное, было уже довольно светло, но воины, быстро приближающиеся к холмам, пребывали в относительной тьме, видя лишь очертания цели своего пути, светлеющее небо и призрачные фигуры идущих рядом людей. Савва ехал за князем. Его силуэт был в диковинку для друзей. Он облачился в княжеские дары, и теперь его длинные волосы были скрыты бармицей остроконечного шлема, а с плеч свисал княжеский плащ. Также неузнаваем был Тигран. Армен покрыл коня доспехами, да и сам надел броню, которую раньше не показывал, скрывая ее в тюках. В правой руке Тигран держал длинную пику с флажком у наконечника. По ней-то его и можно было приметить в темной толпе воинов.

Войско остановилось у подножья барханов. С вершин этих невысоких холмов с каждым дуновением морского ветра в голубое небо срывались песчинки, которые золотились в первых лучах солнца и, не долетая до воинов, исчезали из виду, осев на все еще темных склонах. Александр подал знак Ахмеду. Хорезмшах повел конницу направо, чтобы встать на положенное место. Пять сотен черных всадников, вооруженных копьями, щитами, саблями и мечами, потянулись за своим господином.

Перед князем в три ряда выстроились спешившиеся дружинники. Каждый из них сжимал крепкое копье. Кроме того, все они были вооружены: кто мечом, висящем на ремне, кто топором, заткнутым за пояс. Русичи выставили красные щиты с вставшими на дыбы золотыми львами и замерли. Копейщики Ахмеда разместились справа и слева от дружинников. Александр не видел хорезмийцев в деле, поэтому доверил середину большого полка своим воинам. В них он был уверен и знал, что в нужный момент они начнут умело отступать, затягивая врага в свое построение.

Князь поднялся на стременах и оглядел войско. Все были готовы: викинги слева, хорезмийцы с круглыми щитами, мечами и саблями справа, Ахмед с черными всадниками чуть поодаль от остальных. Тогда Александр и Савва сошли с коней и зашагали на вершину ближайшего бархана. Песок на склоне холма был непрочной опорой. Восхождение далось нелегко. Это порадовало князя. Татарам придется тяжеловато, когда они станут атаковать полки, взбираясь по склонам барханов и увязая в их песках.

На вершине у горящего костра сидели два черных мстителя, а рядом с ними двое убитых татар. Хорезмийцы сделали им упор за спинами при помощи копий, чтобы из лагеря у моря было видно стражей, сидящих у костра. Лучи солнца ослепили князя и Савву. Сначала даже пришлось прикрыть глаза рукой. Когда русичи привыкли к яркому свету, они посмотрели на море, на далеких волнах которого тут и там вспыхивали отблески рассветного солнца, а затем на лагерь врага, раскинувшийся у самого берега. Александр слишком близко подошел к одному из убитых дозорных, отчего труп медленно завалился набок.

Бурлящие пенистые волны, накатывающие на песчаный берег, скрыли от спящих татар приближение противника. За шумом прибоя можно было не услышать прихода и куда более многочисленного войска. Знай хан Берке о том, что его настигнет не горстка храбрецов, а способная вступить с ним в бой рать, он не допустил бы столь явных оплошностей, но ему это было неведомо. Посему, окружив свою юрту со всех сторон воинами, которые не дали бы пролететь мимо даже комару, Берке оказался в западне.

Савва окинул взглядом лагерь врага. Сотни горящих и дымящихся костров. Повсюду расседланные кони и их дремлющие хозяева. Одинокая юрта посреди стана и позади нее, почти у самого моря, сбившиеся в кучи в надежде согреться, спящие друг на друге пленники. Где-то там, среди этих несчастных, его жена и сын. Александр положил руку на плечо Савве:

- Пора!

Савва вынул из поясной сумки рожок и изо всех сил стал в него дуть. Раздался уже знакомый резкий звук, но в этот раз он был гораздо громче, пронзительнее и страшнее. Князь резко обернулся, махнул рукой и воинство, ожидавшее приказа, стало взбираться на гряду.

С началом "пения" рожка в стане татар воцарились сумятица и безумство. Разномастные кони бросались то в одну, то в другую сторону. Воины хана метались между ними и, стараясь их изловить и удержать, попадали под копыта взбешенных скакунов. Даже стреноженным животным удалось разорвать путы и броситься куда глаза глядят. Скотина, уведенная из разоренных ханом земель, поддалась всеобщему разброду и, не поспевая за быстроногими собратьями, понеслась врассыпную подальше от этого места, только бы не слышать непереносимого звука, издаваемого рожком. Ржание лошадей, мычание коров, блеяние баранов и коз, крики людей - все перемешалось в один невообразимый гам, который заглушил собой шум морских волн.

 

Заспанный Берке выскочил из юрты. В тот же миг она была снесена разъяренными быками. Хан отпрыгнул в сторону и еле увернулся от копыт пронесшегося рядом с ним коня.

- Ловите коней! Ловите их! - закричал Берке на тургаудов и отвесил пинок нерадивому воину, упустившему гнедого жеребца.

Халат на Берке перекосился и спадал. В ярости хан сорвал его с себя, обнажив скрытый под ним доспех, злобно завопил, упал на колени и обхватил голову. Его войско по неизвестной ему причине в мгновение ока лишилось коней. Берке понял, что воспрепятствовать этому он не в силах и решил, что его настигла кара каких-то безжалостных богов. Всего лишь в пятидесяти шагах от хана на вороном коне сидел Темир. Конь палача был спокоен, словно ничего не происходило. Темир склонился к гриве животного и зажал пальцами его уши. От потери коня степняка спасла его привычка спать в седле.

Когда все животные разбежались и были слышны только стоны покалеченных воинов, Берке открыл глаза и посмотрел по сторонам. Темир подъехал к хану и спрыгнул на землю.

- Прими этого коня, господин! - нукер предложил Берке своего скакуна, потому что, если в войске остался всего один конь, то он должен принадлежать предводителю, к тому же такой жест со временем будет щедро вознагражден, и Темир знал об этом.

- Что это за люди там на барханах? - хан не обратил внимания на слова нукера и указал на песчаные холмы. - Какого цвета у них щиты?

К хану подбежали запыхавшиеся тысячники. В их глазах читалась растерянность. Даже многоопытный Сарлык не понимал, что произошло. Темир обернулся к барханам.

- У них красные щиты с желтым зверем, повелитель, - ответил огромный степняк. - Это урусуты!

- А люди в черном, верно ли я вижу, что их лица скрыты?! - голос хана стал напряженным. - Да, их лица скрыты!

- Да, господин! - подтвердил кто-то из тысячников.

- Черные мстители, - тихо проговорил Берке.

- Что будем делать, о, великий хан? - послышался голос Адыка.

Взор Берке помутнел. Он склонил голову и, казалось, о чем-то думал. Внезапная вспышка его гнева взбудоражила тысячников:

- Что делать? Я скажу вам, что делать! Подымайте этих шакалов и готовьтесь к бою!

Тысячники разбежались в стороны, выкрикивая приказы воинам. Татары начали спешно вооружаться и собираться в сотни.

- Твой конь тебе еще пригодится, Темир! - Берке, брызгая слюной, злобно зашипел и указывал плетью на нежданного противника. - Когда придет время, ты сразишь их поединщика и принесешь мне его голову на острие копья!

Темир поклонился, вскочил в седло и поскакал к первым рядам строящегося в боевой порядок войска.

К хану подошел Сарлык, который уже успел облачиться в доспехи и раздать воинам указания. Берке даже не взглянул в его сторону, продолжая пристально смотреть на ощетинившиеся копьями барханы.

- Посмотри, Сарлык! - хан кивнул на правую сторону вражеского войска. - Что это за воины? Они похожи на людей из Варангистана.

Сарлык внимательно присмотрелся к указанному флангу противника.

- Так и есть, мой повелитель, - согласился тысячник. - Это люди с севера.

Хан задумался.

- Что ты намерен делать, Берке? - иногда, если вокруг не было посторонних, Сарлык позволял себе называть хана по имени, как он делал это в молодости, когда высокое положение Берке еще не влияло на их дружбу. - Не вступить ли нам в переговоры с предводителем этого войска?

- Нет, - отрезал Берке. - Там стоят урусуты коназя Искандера. Это ведь щиты его нукеров всегда украшены свирепыми желтыми львами. Возможно, он сам находится среди своих воинов. Вряд ли у меня когда-либо будет лучший повод для того, чтобы навредить Бату. Лишу своего брата союзника в урусутских землях, там начнется смута, и все эти события отразятся на улусе Бату. Мне это только на руку. К тому же, ты видишь, кто рядом с урусутами - черные мстители из Хорезма. Они никогда и ни за какие дары не станут с нами говорить. Впрочем, повстречать их, вот так вот, при свете солнца, на поле боя, тоже большая удача. Еще мой дед, Чингисхан, завещал всем потомкам искоренить род хорезмшахов. Хорезмийцев так много, что я не сомневаюсь в присутствии этого самозванца Ахмеда. Мы поймаем двух соколов в один силок разом. А вот северяне.... У северян всего лишь одна причина, по которой они могли здесь оказаться. Помнится, когда мы шли по берегу Озю, воины разграбили корабль северян и перебили всех, кто на нем плыл. Именно это и привело их сюда. Северяне хотят отомстить мне и вернуть свое добро. Вот с ними нам стоит переговорить и попытаться уладить разногласия. Люди из Варангистана всегда были падкими до наживы наемниками. Это в их крови и они никогда не изменятся. Стоит посулить им щедрые дары, и они покинут урусутов и хорезмийцев. Тогда нам будет проще одержать победу в битве.

Хан снова задумался и стал поглаживать бородку.

- Возьмешь с собой толмача[171] и двух воинов, - продолжил Берке. - Обещай северянам все, что посчитаешь возможным. Ты должен сделать так, чтобы они ушли отсюда.

Сарлык поклонился и решительным шагом двинулся в сторону викингов. По дороге он указал на трех воинов и резко выкрикнул несколько слов. Отобранные тысячником люди суетливо затрусили вслед за ним.

Солнце поднималось все выше. Князь Александр приложил руку к венцу шлема, чтобы слепящие лучи не мешали ему, и пристально смотрел на четверку степняков, пересекающих свободное пространство между порядками войск. В поднятой руке одного из татар на ветру развевался длинный белый платок.

- Не к нам идут, княже, - раздался голос Буслая.

- Сам вижу, - сказал Александр. - К варягам подались.

- Может и нам туда явиться? - предложил Буслай. - Не ровен час, попутают татары варягов.

- Да не бывать такому! - вмешался Савва. - Эрик и Сигурд - люди проверенные. Да к тому же Илья подле них. Уж он-то не даст варягам на мировую пойти!

- Стало быть, не за чем нам с места сходить, - согласился князь. - Отседова поглядим, о чем татары с варягами сговорятся.

Сигурд поднял руку, чтобы татары остановились у подножия бархана и дальше ступать не смели. Старый викинг осмотрелся. Несколько лучников скрывались в рядах его воинов, готовые в любое мгновение выпустить в переговорщиков стрелы, если татары проявят враждебность и окажутся подосланными убийцами.

Сарлык приказал толмачу начать разговор. После непродолжительного непонимания татарин, знающий несколько иноземных языков, перешел на греческий, который был хорошо известен Сигурду. Толмач кивнул тысячнику, давая понять, что теперь можно говорить.

- Спроси, почему они пришли сюда вместе с нашими врагами и хотят сразиться с могучим войском непобедимого Берке-хана? - несмотря на то, что Сарлык знал, какие причины побудили северян придти к Каспию, он все равно хотел услышать, что ответят на его вопрос люди из Варангистана.

Толмач перевел слова тысячника и Сарлык услышал спокойную, но в то же время грозную тираду из уст седого одноглазого северянина. Уже в тот миг тысячник мог бы поклясться, что его переговоры не увенчаются успехом. По голосу викинга он понял, что этот человек настроен решительно и никакие дары не склонят его к предательству. Сарлык побывал в доброй сотне сражений, повидал множество земель и людей, и в таких делах он крайне редко ошибался. Тем не менее, тысячник помнил приказ господина и собирался исполнить его неукоснительно.

- Он говорит, что воины Берке-хана напали на его людей, убили их и ограбили, - сказал толмач.

- Берке-хану ничего неизвестно об этом злодеянии, - Сарлык решил применить хитрость, которая казалась ему единственно верной в данном положении. - Мой повелитель готов принять доблестных воинов с севера в своем стане и если среди них найдется свидетель того преступления, то виновные несомненно понесут наказание, а все утраченное имущество будет возвращено или возмещено в достойной мере. Скажи, что хан даже согласен выдать воинов, напавших на северян, и пусть они сами решают, как поступить с этими псами. Северяне вольны делать с ними все что угодно.

Толмач удивленно вытаращил глаза на тысячника.

- Говори! - приказал Сарлык. - Скажи, что Берке-хан не желает вражды между его людьми и людьми высокочтимого повелителя северян.

Татарин торопливо пересказал Сигурду слова Сарлык-сечена. Викинг не стал советоваться со стоявшими подле него старыми воинами, немного подумал и ответил на предложение Сарлыка одной фразой.

- Северянин сказал, что у хана должен быть шлем, который похищен с их корабля, - толмач спешил, явно предвкушая, что ответ викинга понравится тысячнику. - Он говорит, что ему нужен этот шлем, и он возьмет только его.

Толмач улыбнулся, но Сарлык не обрадовался услышанному:

- Ты уверен, что правильно истолковал его слова?

- Да, мой господин! Сомнений быть не может.

- Тогда скажи ему: мы с великой радостью вернем шлем и надеемся, что теперь, когда все разногласия между нами улажены, северяне немедленно покинут эти земли.

Толмач поклонился и принялся переводить сказанное Сарлыком. Когда послышались слова викинга, улыбка исчезла с лица татарина. Сарлык понял, что вновь оказался прав.

- Мой господин,  - толмач с трудом подбирал слова, чтобы донести ответ Сигурда до тысячника, - этот презренный заявляет, что ему нужен шлем, и он будет у него еще до полудня. Они будут биться с нами, отомстят за своих родичей и вернут то, что принадлежит им по праву.

Лицо Сарлыка переменилось. Кривая усмешка исказила рот тысячника. Толмач, осознающий свою вину, упал на колени и склонился до земли в ожидании наказания за ошибку. Сарлык резко повернулся, пошел в сторону татарского войска, и, уже не глядя на викингов, бросил:

- Как бы к полудню твоя голова, северянин, не попала в руки мастера, делающего чаши!

 

Берке до скрипа скрутил плетку. Вести принесенные Сарлыком разозлили его еще сильнее.

- Ну что ж, они сами выбрали подобную участь, - хан сделал два шага вперед, поднял руку и закричал: - Темир!

- Те-мир! Те-мир! Те-мир! - вторили ему воины, вздымая в небо копья и сабли.

Огромный степняк подбросил копье, ловко перехватил его в полете и устремился к барханам, на которых стояли русские дружинники.

Когда Темир выехал на середину поля между войсками, он закружил на коне и на корявом русском, сдабривая речь ругательствами на родном языке, стал вызывать на поединок любого, кто решится с ним биться:

- Хей, урус! Хей, хей! Выхади, урус! Выхади! Хей!

Князь Александр огляделся.

- Ну, вот видишь, Буслай, - сказал он. - Не сговорился Берке с Сигурдом. Не отступили варяги от слова данного. Вон уж и ратника хан послал на бой, стало быть, духа нас лишить хочет. Еще до сечи на богатыря своего надеется, запугать нас его силой и храбростью вознамерился.

Темир продолжал гарцевать на коне и вызывать на бой русичей. Его вопли не замолкали ни на мгновение.

- Все же одного коня сберегли татары, - продолжил Александр. - Ну что ж, надо и нам поединщика выбрать. Все по чести должно быть.

- Пазволь мине, кназ! - хозяина раздавшегося голоса нетрудно было узнать.

Тигран подъехал к Александру и поклонился. Он чувствовал за собой вину из-за того, что арменские воины так и не явились в условленное место, и желал хоть как-то проявить себя, чтобы постоять за имя рода.

- Пазволь мине! - повторил Тигран и приложил левую руку к груди.

- Не дело это, Ярославич! - заговорил Буслай. - Татарин русича требует, а мы армена ему отправим. Не бесчесть воинов своих, княже!

Дружинник произнес недовольную речь и замялся из-за дерзости, которую себе позволил. Буслаю было не по себе оттого, что воинам под его началом князь может предпочесть какого-то армена. Он не сомневался в умении и опыте вверенных ему ратников и хотел, чтобы выбор был сделан среди русичей, раз уж татарин так пожелал.

- Не гневайся, друже Буслай, - вмешался Савва, - но я за армена встану! Видел я его умение конный бой вести. Хороши дружинники князя, нет сомнения в том, что ты их славно обучил, но поединщика подобного армену нам среди русичей не сыскать. Прошу тебя, Ярославич, дозволь Тиграну биться!

Тигран расправил грудь и радостно посмотрел на Савву. Глаза армена заблестели.

- Ну, гляди, Тигран, не оплошай! - сказал князь. - От тебя нынче многое зависит. Сам понимаешь, татарина ты сразить должон, иначе все дело наше загубить можешь. Не поручись Савва, я даже думать о тебе не стал бы, но раз такой воин тебя восхваляет, стало быть, ты и в правду поединщик умелый. Не подведи!

- Нэ падведу, кназ! - воскликнул Тигран и поскакал по склону бархана. - Нэ падведу!

 

Тигран подъехал к татарину. Ему хотелось, чтобы перед поединком степняк увидел, с кем он будет меряться силами. Темир утихомирил коня и посмотрел на противника, лицо которого показалось ему знакомым.

- Ты помнишь меня, татар? - Тигран не сводил глаз с врага. - Помнишь тех арменов, которых ты убил у крепости?

- А, это ты армен! - Темир ухмыльнулся и сплюнул. - Я узнал тебя!

Они говорили на разных языках, но разговор получился слаженным, словно враги понимали друг друга.

- Сегодня казненные тобой будут отомщены! - сказал Тигран. - Знай, скоро ты умрешь от моей руки!

Армен поскакал назад к барханам.

- Готовься к смерти, армен! - Темир злобно рассмеялся и поехал к татарскому войску для разбега.

Тигран остановил коня и развернул его к противнику. Объединенная рать не подбадривала своего поединщика криками, воплями и лязгом оружия. Воины на барханах сохраняли напряженное молчание. Савва посчитал, что это даже к лучшему. Он хорошо знал Тиграна. Излишняя бравада армену могла только навредить. Войско хана Берке, напротив, бесновалось. Темир разъезжал у первых рядов, потрясая в воздухе копьем, и дико вопил. Татары били саблями, мечами и копьями о щиты, выкрикивали имя ханского нукера и, казалось, ни на мгновение не сомневались в победе Темира.

"Жарковато, - Тигран прищурился и посмотрел на солнце. - В горах сейчас прохладнее. Ветер сдувает снег с вершин. Реки шумят в ущельях. Попить бы еще хоть раз воды в родных краях. Матушка, наверное, уже лепешки испекла".

- Ну, Джалали, не подведи! - прошептал Тигран на ухо коню.

Верный спутник армена во всех его переделках мотнул головой и фыркнул. Тигран глубоко вздохнул, накинул на голову кожаный подшлемник, связал его ремешки, и надел конический шлем с полумаской. Лицо армена скрылось за глухой бармицей. Затем Тигран бережно откинул назад выцветший зеленый султан из конского волоса, который торчал из макушки блестящего шлема, и вновь вздохнул. Друзья тревожно наблюдали за арменом. Ахмед сдерживал нетерпеливого коня, Егорий теребил правый ус, Савва сжимал поводья, Илья, Лада, Эрик, Аттила, Никита, Данила - все взгляды были устремлены на Тиграна. Когда армен повернулся к строю дружинников, близнецы помахали ему, но из-за кольчужной завесы они не увидели, как Тигран отреагировал на приветствие, улыбнулся ли он или остался невозмутим. Князь Александр кивнул. Армен поднял пику и поехал навстречу противнику. Зеленый флажок у наконечника его копья колыхнулся и затрепетал.

Темир увидел поданный знак. Он ударил в бока коня каблуками и тоже поднял копье, чтобы показать готовность к поединку.

- Зря мы армена без щита отпустили, - посетовал Буслай. - Как же он себя оборонит?

- Не в щите суть сего боя, а в копье, - задумчиво произнес Савва.

- А ежели на мечах биться придется?

- Не придется! - твердо ответил Савва.

Конь Темира резво несся вперед, даже несмотря на береговой песок, а вот конь Тиграна бежал ровно, но тяжеловато, сказывался вес брони и седока. Татарин подгонял скакуна криками и ударами в бока, армен этого не делал. Он ухватился за пику обеими руками и начал целиться в противника. Темир же не спешил приноравливаться к врагу. Расчет степняка заключался в коварном маневре перед самим столкновением. Он знал, что подвижность его коня в последний миг позволит ему увернуться от пики армена и поразить того без какой-либо опасности для себя, однако в одном он ошибся. Самоуверенный Темир недооценил мастерство Тиграна. Татарину удалась его задумка, но армен ловко перевел пику через голову своего коня и встретил противника.

Удар от столкновения поединщиков и треск их копий были слышны каждому воину по обе стороны от ристалища. Пика Тиграна пробила татарина насквозь и надломилась. Темир слетел с коня, и его бездыханное тело теперь покоилось на горячем песке. Но и степняк успел сделать выпад. Наконечник его копья угодил в шлем Тиграна. Удар был настолько силен, что шлем слетел с головы армена, а копье татарина разлетелось в щепки. Джалали проскакал еще пару десятков шагов и остановился.

Крики и улюлюканье татар стихли, а вот ликованию объединенной рати не было предела. Викинги вопили и били оружием по щитам, дружинники вздымали копья, а некоторые хорезмийцы пустились в пляс, размахивая саблями над головами. Тигран разорвал ремешки подшлемника, бросил его на землю, и поехал к барханам. Когда он поднял руку, показывая, что цел и невредим, раздался новый всплеск радости среди необычного воинства, волею судеб оказавшегося в этих краях. Армен доехал до первых рядов, но не остановился. Джалали продолжил движение. Савва сразу приметил непривычную бледность Тиграна.

- Расступись! - закричал он.

Дружинники затихли и пропустили Джалали. Тигран миновал друзей, съехал с бархана на невидимую татарам сторону и свалился с коня.

 

Нукеры принесли труп Темира и привели его коня к хану. Берке посмотрел на поверженного фаворита:

- Унесите тело к морю. После битвы мы воздадим почести Темиру. Коня тоже уведите. Конь будет принадлежать только ему, мне он не надобен.

Воины подняли труп и двинулись к морю. Берке проводил их взглядом.

- Сарлык! - хан подозвал тысячника.

- Что прикажешь, господин? - Сарлык поклонился.

- Всех рабов вывести перед войском, - Берке махнул рукой, показывая, как должны быть выстроены пленники. - Лучники пусть скроются в их рядах и обстреливают противника. Погоним рабов на врага и под их прикрытием сами подойдем ближе. Урусуты и хорезмийцы не станут пускать стрелы в пленников, так мы избежим больших потерь. Когда дойдем до барханов, будет проще. У меня много воинов, мы сбросим врага с холмов и перебьем.

- Людей из урусутских селений тоже выстроить впереди? - Сарлык напомнил хану, что часть пленников находится отдельно от остальных.

- Да, - кивнул Берке. - Теперь они не важны для нас.

 

Викинги расступались, пропуская воинов в медвежьих и волчьих шкурах. Берсеркеры уверенно шли вперед и не озирались по сторонам. По их разукрашенным причудливыми узорами лицам невозможно было понять, взволнованны они перед предстоящей битвой или нет. Двое берсеркеров, замыкавших вереницу необычных воинов, несли большой котел со странно пахнущей похлебкой. Илья наблюдал за этим шествием и поражался тому, с каким уважением и даже страхом расходятся викинги, давая берсеркерам дорогу. Княжеский слуга не находил в воинах-зверях ничего особенного, кроме раскраски на всем теле. Большинство викингов было гораздо крепче, выше и сильнее, чем берсеркеры, которые, например, рядом с Рагнвальдом могли показаться тщедушными дохляками.

Воины-звери остановились у первого ряда северян и стали рассматривать вражеское войско. К ним подошел Сигурд и произнес несколько фраз. Берсеркеры выслушали предводителя, поклонились ему и пошли к котлу с похлебкой.

- Сиигюрд пообещаал им, что их награада будэт отдана их роодичам, еежели бьорсьорки погиибнут, - Эрик старался объяснять Илье и Ладе все, что происходило среди викингов. - Еще Сиигюрд сказаал, что их имена будут воспээты в саагах, в нааших сказааниях.

Берсеркеры тем временем пожимали друг другу руки и обнимались.

- Они пращааютса, - сказал Эрик. - Лубой из них или дааже всэ они моогут погибнут в бою.

Воины-звери стали по очереди пить похлебку из котла, и каждый из них при этом что-то говорил. Их краткие речи встречались громогласными воплями остальных викингов. Эрик не успевал перевести все сказанное, но указал на двоих берсеркеров и объяснил, что один из них пообещал во славу Сигурда перебить, как можно больше кочевников, а другой намерен пробиться до главного воина во вражеском войске и сразить его. Когда котел был осушен, берсеркеры принялись топать ногами и ходить по кругу, подражая лесному зверью. Прошло еще немного времени и необычных воинов затрясло. Они дрожали, словно заболели лихорадкой, скрючивались и стонали. Затем донесся хруст их костей и жил. Мышцы берсеркеров вздувались. Они кричали и вопили от боли, однако никто даже не сдвинулся с места, чтобы им помочь. Ладу испугало это действо, но вскоре все закончилось. Берсеркеры затихли, подняли с земли оружие (кто топор со щитом, кто меч, кто копье, а кто и просто дубину) и осмотрелись.

Налитые кровью глаза воинов-зверей выискивали врага. Викинги замерли, никому не хотелось попасть под тяжелую руку берсеркеров, которые только что вошли в состояние боевого бешенства. Илья заметил, что странные ратники стали гораздо выше. Теперь они не уступали в росте великану Рагнвальду, а по мощи даже превосходили его. Княжеский слуга в душе подивился такому чуду и не сводил глаз с преобразившихся воинов. Внезапно берсеркеры помчались по склону бархана к татарскому войску, но Сигурд что‑то выкрикнул и они остановились. Уже у подножия холма возбужденное сознание воинов‑зверей, которым еще рано было вступать в бой, подтолкнуло их к новым безумствам. Они принялись срывать с себя звериные шкуры и остатки одежды, скрывавшие их наготу.

- Хоть бы срам прикрыли! - послышался голос Ильи. - Не смотри на них, дочка!

Берсеркеры залаяли, завыли, словно волки, заревели, как медведи. Они грозили врагу оружием, кусали щиты, бросались вперед, подчиняясь неведомым порывам, и снова возвращались на место среди собратьев.

- Воистину, как зверье лесное! - воскликнул Илья.

 

- Княже, что делать будем? - Буслай указал Александру на приближающиеся татарские полки, перед которыми шли плененные женщины и дети.

Князь отвел взгляд от странных диких воинов, появившихся на левом фланге вверенной ему рати, и посмотрел вперед. Ветер донес до барханов рев труб и гул татарских барабанов, которые призывали степняков идти в атаку.

- Берке решил за спинами полоненного люда укрыться, - Александра, казалось, не смутил подлый прием татарского хана. - Знает, пес, что мы в пленников стрелы пускать не будем. Прикажи воинам наготове быть и стрел татарских опасаться...

Не успел князь договорить, как со стороны татар прилетела черная стрела и сразила хорезмийца‑копейщика. Тело убитого скатилось по склону бархана. В ответ полетела красноперая стрела, пущенная из-за спины Александра.

- Не стрелять! - князь обернулся, чтобы посмотреть, кто выпустил стрелу.

- Не гневайся, княже, - Егорий указал вперед.

У ног измученных женщин и детей лежал мертвый степняк, который скрывался среди пленников. Выстрел Егория удался на славу.

- Знаю, что татары нас стрелами осыпать хотят, а сами невредимы остаться, - сказал Александр. - Но всем вам запрет мой им ответствовать. Терпите, да с места сходить не смейте!

Глаза князя горели неистовым огнем. Егорий приложил руку к груди и поклонился Александру. Близнецы убрали стрелы в колчаны. Абу Али перевел хорезмийцам приказ князя и черные мстители, перекрикиваясь, донесли его до всех. Александр повернулся и вновь посмотрел на вражеское войско.

- Задал нам задачу Берке, - прошептал он.

Савва оглянулся на Тиграна, лежащего на другой стороне бархана. Голову армену перевязали, и на ткани выступила кровь. Тигран лежал смирно, было непривычно видеть буйного армена таким спокойным. Джалали тыкался мордой в плечо хозяина, однако Тигран пребывал в беспамятстве.

 

Он стоял на вершине горы. Под его ногами скрипел снег. Повсюду вокруг виднелись одни только горы. Ветер был порывист, но ничто не смогло бы сдвинуть его с места. Вдалеке он увидел две знакомые вершины, горы предков, и улыбнулся. Неожиданно его понесло вперед над всеми заснеженными хребтами. От скорости захватывало дух, но он был уверен, что с ним не произойдет ничего плохого. Внизу, прямо под ним, в ущелье грохотала бурная и мутная река. Он пролетел над ней и увидел родное селение на склоне горы. Не успел он опомниться, как его снова стремительно понесло дальше. Становилось жарко. Пустыня. Пески. Пыльная дорога и множество конских копыт. Эти копыта мчались на него. Огромное облако пыли и десятки, сотни копий с разноцветными флажками. Море. Палящее солнце. На небе что-то появилось. Большой язык. Язык медленно опустился и прошелся по его лицу. Огромный шершавый влажный язык.

 

Тигран открыл глаза. Джалали снова лизнул лицо хозяина.

- Ну, все, Джалали! Хватит! - армен оттолкнул морду заботливого коня. - Я уже ожил!

Тигран с трудом поднялся на ноги, зажмурился, схватился за голову и заохал. Только через некоторое время он расслышал бой барабанов, крики и протяжный вой рога.

- Ты отдохни, Джалали, - Тигран погладил гриву коня, - а мне надо кое-куда съездить.

Он вскочил на первую попавшуюся лошадь, обнажил меч, ударил им по крупу животного и помчался туда, куда его направляло сердце.

- Йя! Йя! Йя! - армен, погоняя лошадь, пронесся позади большого полка, переехал через бархан между хорезмийцами и викингами и, чудом избежав столкновения с берсеркерами, поскакал к дальним барханам на севере.

 

- Не твой ли армен? - Александр указал Савве на удаляющегося всадника.

Савва обернулся. Циновка, на которой лежал Тигран, была пуста. Конь армена смотрел в ту сторону, куда ускакал его нерадивый хозяин.

- Куда его понесло, испужался что ль? - Буслай не упустил возможности упрекнуть Тиграна.

Савва промолчал.

 

- Господин, посмотри, они куда-то отправили гонца, - сказал Адык. - Это тот воин, что сразил Темира! Я узнал его по доспехам.

Все тысячники хана, да и сам Берке, не сводили глаз с бешеной скачки грузного седока, который пересек поле боя и продолжал нещадно гнать коня.

- А может, повелитель, он отчаялся, осознав силу твоих воинов, и решил спасти свою жизнь? - продолжил Адык.

- Не рановато ли?! - Берке снисходительно посмотрел на недалекого тысячника. - Жаль, что нам не перехватить гонца. Впрочем, мы можем обернуть произошедшее себе на пользу, но и поостеречься нам не мешало бы. Сарлык, это твои сотни по правую руку?

- Да, господин, - послышался голос Сарлыка.

Берке бросил взгляд на тысячника и снова посмотрел на вражеское войско.

- Вот и хорошо, - от доверительного тона, которым Берке незадолго до этого говорил с Сарлыком, не осталось и следа. - Иди к своим воинам. Наступаем все вместе, но будь готов к неожиданностям. Кто знает, куда поскакал гонец?! Как бы он не привел врага к нам в тыл.

- Слушаюсь, хан! - Сарлык поклонился и немедля отправился на правый фланг войска.

- И вы все ступайте! - Берке махнул рукой. - И скажите воинам, что противник испугался нас. Если багатуры врага уже бегут, то кто же остается сражаться с нами?! Против моих храбрых нукеров остались трусливые псы, которые поджали хвосты и от страха при виде нашего войска даже не могут сдвинуться с места, чтобы спасти свои жалкие жизни! Убивайте их! Без жалости! Без пощады!

Тысячники побежали сквозь ряды воинов и их выкрики еще долго доносились до Берке.

- Кху, кху, кху, уррагх[172]! - войско хана в едином порыве выдохнуло боевой клич. - Кху, кху, кху, уррагх!

 

Тигран преодолел бархан, затем следующий и еще один. Повсюду были песчаные холмы, покрытые множеством следов сбежавших татарских коней.

"Где же они? - Тигран тяжело дышал, с его лица градом катился пот, он озирался по сторонам и не видел ничего, кроме бескрайних песков. - Неужели видение обмануло меня?"

В отчаянии армен погнал взмыленного коня еще дальше на север.

- Йя! Йя! Йя!

Бархан за барханом он скакал вперед. Казалось, что проклятая пустыня никогда не закончится. На самом деле Тигран не так уж и далеко отъехал от поля боя, но он не понимал этого. Острая боль раны пульсировала в его голове и не давала прийти в себя. На склоне очередного холма измученный конь оступился и упал, сбросив седока. Тигран свалился в песок. Лошадь быстро поднялась, а вот армен не спешил вставать.

- Будь проклята моя неразумная голова! - Тигран бил кулаками о землю. - Будь проклят я! Будь прокляты эти пески!

Внезапно он замер и прислушался. Ветер донес до него голоса и ржание лошадей. Тигран подумал, что ему померещилось, и обернулся к коню, но тот был спокоен и не издавал никаких звуков. Армен снова что-то расслышал. Он поднял меч, схватил за узду лошадь и побежал на вершину бархана. Вдалеке, по берегу моря, скакал большой конный отряд.

"Татары? - подумал Тигран. - Татары, о которых говорил Сигурд? Нет! Нет, не татары! Армяне! Земляки!"

Сотни флажков, как и в видении, колыхались на копьях всадников. Тигран разглядел их и стал пританцовывать, раскидывая песок в стороны.

- Ну, продержись еще немного! - армен погладил морду коня. - Я знаю, тебе пришлось нелегко, но там, у моря, будет гораздо легче.

Он вскочил в седло и поскакал к берегу. Во главе арменских воинов ехал человек, доспехи которого Тигран так часто видел в детстве, что узнал бы их за версту, узнал бы даже на ощупь. Вартан горделиво восседал на белом норовистом жеребце и смотрел только вперед. Рядом с ним ехал молодой воин. Тигран узнал его только тогда, когда приблизился к отряду. Это был младший сын Вартана - Мгер. Юноша славился в роду своей образованностью и умом. Он служил у ишхана, воинами которого ранее руководил Вартан, и был доверенным лицом престарелого владетеля земель. Однако, при всех его достоинствах, Мгер был известен необузданной вспыльчивостью, что заставляло людей держаться от него на расстоянии.

Вартан поднял руку, когда увидел всадника, мчащегося навстречу. Армены придержали коней и остановились. Тигран доскакал до отряда и так резко дернул лошадь за узду, что она поднялась на дыбы и заржала.

- Тигран, что с тобой? - Вартан снял шлем. - Ты же ранен! Битва проиграна? Мы не успели? Ты бежал с поля боя?

- Нет, дядя! - Тигран никак не мог отдышаться.

- Мы видели несколько табунов лошадей, видели быков и другую живность, - сказал Мгер. - Мы решили, что опоздали.

- Вы видели татарских коней, - объяснил Тигран. - Мы выпустили их на волю. Теперь враги вынуждены биться пешими.

- Как вам удалось это сделать? - удивился Вартан.

- Долго рассказывать, - выдохнул Тигран. - Почему вы так задержались? Ведь вы должны были быть здесь гораздо раньше!

- Твой брат, умник, повел нас не той дорогой, - Вартан кивнул на Мгера.

- Если ты, отец, знал дорогу лучше, то отчего же не взялся нас отвести? - язвительно произнес двоюродный брат Тиграна.

- Ты как разговариваешь с отцом?! - Вартан отвесил Мгеру подзатыльник. - Если бы не следы сбежавших животных, он так и не отыскал бы верный путь.

Воины-армены загоготали. Мгер обернулся и бросил на них злобный взгляд. Хохот тотчас же стих.

- Сейчас не время спорить! - сказал Тигран. - Поспешим, дядя! Бой уже, наверное, начался!

Тигран отъехал в сторону и поднял меч.

- Армяне! Братья! - закричал он. - Там, у моря, идет битва! Моим друзьям нужна помощь! Ваша помощь! Татар много, больше, чем нас, но с нами бок о бок будут сражаться русы, северяне-варанги и хорезмийцы! Да, не удивляйтесь, даже муслимы сегодня на нашей стороне! Вспомните, сколько горя и бед причинили татары нашей земле и нашим предкам! Вспомните, как они разоряли наши дома и убивали наших родичей! Вспомните это, и смело бросайтесь в бой!

- Веди нас, Тигран! - раздались со всех сторон возгласы воинов. - Веди нас! Мы сокрушим врага!

Тигран развернул коня и поскакал по берегу. Арменская конница устремилась за ним.

 

Положение объединенной рати было непростым. Враг подходил все ближе и обстреливал полки, скрываясь за пленниками. Черные стрелы тучами взлетали в небо и покрывали барханы. Градом они стучали по щитам воинов, выискивая бреши и новые жертвы. Потери росли. Александр терпеливо выжидал, когда татары бросятся в атаку. Ведь им все равно, рано или поздно, придется опередить пленников и схватиться с дружинниками, хорезмийцами и викингами. Однако у степняков был приказ хана выпустить во врага все стрелы и только после напасть, поэтому они не спешили, не гнали пленников вперед, а медленно приближались, для того чтобы их обстрел, как можно значительнее обескровил противника. И тут из-за прибрежных барханов на севере с гиком и криками появилась конница.

Шлемы и доспехи неизвестных всадников блестели на солнце. Количество длинных копий с разноцветными флажками и круглых щитов увеличивалось с неимоверной скоростью. На мгновение всех, кто был на барханах, посетило отчаяние. Они решили, что к татарам пришло подкрепление, но тут из клокочущего потока конных воинов вперед вырвался всадник с перевязанной головой. Он размахивал мечом и что-то кричал.

- Тигран! - прошептал Савва и закричал: - Тигран! Тигран привел арменов!

- Ай да, армен! - пробасил Илья, посмотрев на Ладу и Эрика, и хмыкнул.

Ахмед улыбнулся и обнажил саблю.

Лицо Александра просияло. Ход событий переменился, и он увидел новый путь к победе. Князь обернулся к Абу Али:

- Отправить гонца к Ахмеду. Пусть поступает, как и условились.

- Слушаюсь, повелитель! - старец поклонился.

Гонец выслушал Абу Али, запрыгнул в седло и помчался к хорезмшаху.

 

Появление столь большого конного отряда не могло остаться незамеченным. Татарские сотни по правому флангу спешно перестраивались, чтобы встретить конницу неприятеля на копья.

- Я желаю смотреть туда! - Берке указал плетью в направлении правого крыла своего войска.

Тургауды отбросили оружие и попадали друг на друга, чтобы соорудить для повелителя горку, с которой хан мог бы лучше разглядеть происходящее на фланге. Берке, ступая по телам воинов, поднялся наверх, приложил руку ко лбу и посмотрел на север.

 

Арменская конница рассредоточилась. Ряды всадников ширились, подобно крыльям парящего орла. Земля дрожала от топота их коней. Бег скакунов был неудержим. Армены что‑то выкрикивали, чтобы приободрить собратьев и повергнуть в ужас врага. Тигран поднял меч и раздался его вопль, который был слышен каждому:

- Х́аерь[173]!

- Х́а-а-а[174]! - раскатистый ответ арменов разнесся по всему побережью.

- Х́айастан[175]! - Тигран вытянул руку с мечом вперед.

- Х́а-йа-с-та-а-ан! - подхватили этот возглас армены и направили копья на татар.

Конница волной накатилась на врага. Передние сотни татар были смяты. Треск копий, истошные вопли раненных, конское ржание, лязг оружия - все смешалось. Татарские воины, приближающиеся к барханам, на которых расположился противник, невольно оборачивались на свои тылы. В этот миг и начался побег пленников. Женщины и дети со всех ног бросились вперед, к полкам объединенной рати. Спохватившиеся степняки, не в силах остановить рабов, принялись пускать стрелы им в спины. Пронзенные пленники падали замертво.

- Стрельцы! - выкрикнул Александр.

Абу Али повторил его приказ и в татар, оставшихся без прикрытия, полетели сотни стрел. Женщины и дети взбирались по склонам барханов. Они падали на песок, поднимались и продолжали бежать к вершине. Воины большого полка пропускали пленников на безопасные склоны, прикрывали их щитами и вновь смыкали ряды, чтобы степняки не воспользовались суматохой и не прорвались сквозь строй, но неприятель, вопреки ожиданиям, не полез на гряду.

- Алла билэ[176]! - донеслось до большого полка. - Алла билэ!

Это конница хорезмийцев во главе с Ахмедом нанесла удар во фланг татарского войска.

Александр кивнул дружиннику с луком, тот натянул тетиву, и в небо полетела горящая стрела.

- Наш черед пришел! - прогремел голос князя. - С Богом!

Подобно лавине русские дружинники, викинги и хорезмийцы устремились с барханов на врага. На гряде остались только близнецы, которые принялись метать в татар стрелы. Савва запретил им сходить с места - рановато было таким юнцам участвовать в сече.

Александр, Буслай, Савва, Егорий и несколько искусных дружинников, оберегающих князя в сражениях, будучи на конях, опередили пеших воинов и возглавляли атаку. По левую руку далеко вперед вырвались берсеркеры. Они бежали так быстро, что, казалось, не уступали в скорости лошадям.

- Резво бегут, - бросил на ходу запыхавшийся Илья. - Нам бы в Муром парочку таких ратников.

Берсеркеры врезались в ряды врага и стали крушить татар. Вслед за ними подоспели варяги-гвардейцы. Они закинули щиты за спины и рубили секирами во все стороны. Остальным теперь было проще ввязаться в схватку - не пришлось нарываться на копья противника.

В середине татар теснили дружинники князя и хорезмийцы-копейщики, слева викинги, справа еще один полк черных мстителей, а вот армены увязли в строю врага. Им пришлось отбросить копья и сражаться на мечах. Выйти из боя и нанести еще один удар они уже не смогли бы. Зато конница Ахмеда умело выполняла задумку князя Александра. Черное знамя хорезмшаха появлялось в разных местах по правому флангу. Ахмед раз за разом атаковал степняков, завязывал с ними бой, дожидался прихода своей пехоты и снова выводил конницу из схватки, для того чтобы пройтись по всей "спине" татарского войска, как и велел Александр. Враг был зажат в "клещи". Единственным местом, где пока не сражались воины, была ставка хана Берке.

 

Оставшиеся в живых нукеры из личной сотни Сарлыка принесли к хану израненное тело тысячника. Им чудом удалось вынести его из схватки. Сарлык чувствовал приближение смерти и желал непременно увидится с ханом. Воины положили окровавленное тело на землю. Берке склонился к умирающему другу. Впервые нукеры хана увидели, чтобы их повелитель опустился ниже своих людей.

- Мой господин, - прохрипел Сарлык. - Воины сдержали натиск врага. Твоей победе ничто не угрожает.

- Побереги силы, Сарлык! - Берке положил руку на плечо тысячника. - Ты оправишься от ран и еще послужишь мне.

- Я подвел тебя, мой хан! - Сарлык тяжело дышал, при каждом вздохе кровь сочилась из его ран. - Я подвел тебя, Берке!

- О чем ты говоришь?! - Берке по-прежнему пытался успокоить тысячника. - Твои сотни выстояли и бьются с неприятелем, как подобает доблестным воинам. Я горжусь ими!

- Нет, Берке! - Сарлык схватил руку хана, лежащую на его плече, и сжал ее. - Выслушай меня! Помнишь наш первый поход в урусутские земли? Помнишь ту урусутку?

Берке кивнул.

- Это я... это я предал тебя, - слова все труднее давались тысячнику. - Я донес Субудаю о том, что ты прячешь ее у себя.

Глаза Берке расширились от удивления. Его чувства смешались, мысли спутались.

- Рано или поздно всем стало бы известно, что это ты убил кипчаков, - Сарлык торопился, чтобы не покинуть этот мир, так и не раскрыв правды. - Тебя казнили бы или изгнали, а значит, и я лишился бы всего того, что мог заполучить со временем. К тому же, ты становился другим, и я побоялся этих изменений в тебе. Хану не пристало быть милосердным. Ты не смог бы повелевать своими людьми, они не испытывали бы перед тобой страх. К мягкотелым правителям со временем подсылают убийц, и их место занимают люди с твердой рукой. Я отправился к Субудаю и рассказал ему обо всем. Субудай, одноглазый хитрец, пообещал мне уладить это дело. Он подстроил так, чтобы тебе стало известно о предательстве, и ты отпустил урусутку. Субудай хорошо понимал, что ты не отдашь ее просто так, а осложнения ему были не нужны. Все же он всегда помнил, чей ты сын и внук, и решил любым способом сохранить твою жизнь и положение.

- Почему же ты не рассказал мне об этом раньше? - задав вопрос, Берке не нуждался в ответе.

- А как бы ты поступил с презренным предателем, мой повелитель?! - из глаз Сарлыка потекли слезы.

Хан вздохнул и склонил голову.

"Хитрый Субудай, - Берке стал припоминать подробности событий тех дней. - Так вот почему он советовал мне никогда не возвышать Сарлыка. Сделай его тысячником, не более, говорил он. Субудай боялся, что если я доверю Сарлыку нечто большее, то человек с такой властью и единожды уже предавший, может вновь предать меня и убрать со своего пути".

- Прости меня, Берке! - прошептал Сарлык из последних сил.

- Я прощаю тебя! - сказал Берке. - Ты хотел уберечь меня от глупого поступка. Ты поступил правильно. На твоем месте я сделал бы также. Я благодарен тебе, мой друг!

Сарлык с облегчением вздохнул и посмотрел на безоблачное небо. Берке бережно провел рукой по лицу тысячника, навечно закрыл его глаза и поднялся.

- Вас следовало бы лишить жизней! - хан указал на нукеров Сарлыка, которые тотчас же покорно распростерлись на земле, моля о прощении и ожидая наказания. - Если вы не смогли защитить своего тысячника, то и вам не за чем жить. Но в память о моем отважном друге я позволю вам окончить жизненный путь достойно. Идите и умрите, как подобает воинам!

 

Под Тиграном пал уже третий конь. Если раньше армену везло, и он неподалеку отыскивал другую бесхозную лошадь, то в этот раз было иначе. Тиграну пришлось биться пешим. Положение арменов усложнилось. Татары пришли в себя после атаки конницы и, пользуясь численным превосходством, стали теснить арменских воинов. Викинги были все еще далеко, чтобы оказать помощь, и надежда у Тиграна была только на воинов Ахмеда. Он хорошо помнил, что если хорезмшаху удастся маневр, то он непременно объявится и там, где сражались армены, и дойдет до того места, где разгорелась жаркая схватка врага с малочисленным полком северян.

 Еще до начала битвы Илья условился с Эриком, что он будет в сражении оберегать Ладу, а молодой викинг позаботится об Аттиле. Теперь, когда враги наседали со всех сторон и северяне сбились в кучу и вели круговую оборону, это было сделать проще. Только берсеркеры находились вне построения и сражались с татарами разрозненно. Воинов-зверей невозможно было разглядеть в столпотворении, но по перемещениям врага, который на кого-то нападал и вновь отступал назад, было ясно, что степнякам никак не удается совладать с обезумевшими одиночками.

Северянам приходилось тяжело, как и предполагал князь Александр. Пути для отступления были отрезаны. Только ценой больших жертв викинги могли бы выйти из окружения и присоединится к большому полку. Илья и Лада рубили железом во все стороны. Княжна, в пылу сражения, так и порывалась покинуть скопление северян. Илье неоднократно приходилось ее одергивать и возвращать назад. Тут еще напасть, княжеского слугу подвел дареный щит. До поры до времени он надежно защищал Илью от татарских сабель и копий, но вдруг неожиданно развалился после очередного удара сабли. Княжеский слуга сплюнул, в мыслях недобрым словом вспомнив мастера, сделавшего никудышный щит, двинул назойливому татарину кулаком в челюсть и схватился за меч обеими руками.

Лада вновь увлеклась и отбилась от викингов. Еще перед рассветом княжна не могла и представить себе, что будет так яростно сражаться с врагом и убивать татарских воинов, но в этот миг, когда ее сабли со свистом разрезали воздух и доставали до человеческой плоти, она даже не задумывалась о том, что происходит вокруг. Запах крови ударил ей в голову, он разъярил ее, лишил остатков страха. Илья, на мгновение упустивший Ладу из виду, осмотрелся, чтобы найти ее. Княжна рубилась с татарином в десяти шагах от него. Острый глаз Ильи углядел степняка, который бросился на Ладу со спины. Татарин вытянул вперед копье, намереваясь пронзить девушку. Княжеский слуга метнулся к Ладе.

Илья успел прикрыть княжну. Он, то ли неосознанно выставил вперед левую руку, позабыв, что остался без щита, то ли хотел схватить копье, но ему не удалось защититься. Острие пробило его ладонь и вошло в грудь, пригвоздив к ней руку. Древко копья надломилось. Илья одним ударом меча сразил татарина, медленно опустился на землю и завалился набок.

- Дядько Илья! - крик Лады долетел до ее возлюбленного.

Эрик и Аттила с остервенением налетели на врага. Викинги нарушили боевой порядок и последовали за племянником Сигурда. Татары опешили от такого напора, подались вспять и некоторые из них даже побежали. Уже через несколько мгновений Илья и Лада, склонившаяся над телом наставника, остались за спинами северян, теснивших степняков.

Тигран успевал отбиваться от наседающих врагов и подбадривать арменов. Он кричал землякам, что помощь скоро придет, что надо продержаться еще немного и оказался прав.

- Алла билэ! - послышалось где-то рядом.

Тигран завопил и снова ринулся в схватку. Он сразил одного татарина, затем от его меча пал другой. Армен замахнулся на врага, подкравшегося сзади, и его меч звонко ударился о саблю воина, который восседал на коне.

- Так-то ты, армен, хочешь вернуть мне должок? - засмеялся всадник.

Тигран поднял руку, чтобы лучи солнца не мешали ему разглядеть седока, и увидел Ахмеда. Черные мстители с улюлюканьем носились на быстроногих конях и разили неприятеля. Татары дрогнули. Их сотникам не удалось удержать воинов. В рядах противника началась паника и бегство. Хорезмийцы гнали степняков и усеивали их трупами побережье.

- Коня! - приказал Ахмед и обратился к Тиграну: - Поспешим к варангам!

 

Савва уже давно остался без коня, который пал от множества ран, потерял шлем и плащ, подаренные ему князем, но неумолимо продвигался вперед, туда, где мог находиться хан Берке. Он не знал, живы ли его жена и сын, и желал лишь одного - настигнуть виновника его бед и отомстить за смерть отца, отомстить за все.

Поначалу большому полку пришлось нелегко. Татары, попятившиеся было к морю во время первого натиска, ожесточенно сражались и упрямо шли вперед, подгоняемые своими военачальниками. Теперь уже они оттесняли большой полк обратно к барханам. Егорий лишился коня при первом же столкновении. Савва видел, как он свалился в толпу степняков, и, как заблестели на солнце его топор и палица, которыми он молотил во все стороны, повергая врагов. Битва на время разделила их. Егорий остался позади, а Савва прорывался все дальше, до тех пор, пока и его не выбросило из седла.

Когда Ахмед опрокинул левый фланг татарского войска и к большому полку присоединился полк правой руки, стало значительно легче. Ряды противника расстроились, воины перемешались, и было не ясно, кого больше и кто берет верх в битве. Зато Савве теперь было проще пробиваться вперед. Враги падали у его ног один за другим. Вскоре Савву нагнал Егорий. Старый воин без слов понял замысел друга, и они вдвоем устремились к берегу моря.

Несколько раз до них доносился голос князя. Александр с телохранителями появлялся в разных местах, подбадривал воинов, сам вступал в бой и снова скакал в другую сторону, чтобы оказаться там, где он был нужнее. Егорий так намахался топором и палицей, что отбросил их в стороны и выхватил необычные кинжалы, которые были гораздо легче. Ими он умело отражал удары, вырывал сабли из рук противников и пробивал доспехи татарских воинов. По прошествии времени, которое показалось Савве вечностью, черные мстители и армены появились со стороны полка левой руки. Это означало, что враг не устоял. Татары, спасая свои жизни, бросились врассыпную.

 

Берке отправил в бой три сотни тургаудов, чтобы хоть как-то выправить положение, но все попытки оказались тщетны. Телохранители хана отчаянно сражались, однако конница неприятеля окружила их и уничтожила. Возле Берке, который наблюдал за сражением, уже осознав свое поражение, остались только два воина.

Хан знал, что за такого пленника, как он, можно запросить большой выкуп. В случае пленения ему, конечно, пришлось бы смириться с позором. Всем стало бы известно о нападении на урусутские селения и не подчинении приказу великого хана, но со временем Берке смог бы восстановить попранную честь и отомстить врагам. Все же плен представлялся хану лучшим исходом в сравнении со смертью. Берке на всю жизнь усвоил одну истину - потомки Чингисхана могли вести междоусобные войны, но если дело касалось других народов, то они стояли друг за друга, как завещал великий предок, и безжалостная месть Орды настигла бы любого, кто решился пролить кровь выходца из славного рода Покорителя Вселенной. Он знал, что это так же хорошо, как и ему, известно и во всех покоренных землях, поэтому хан рассчитывал на спасение.

Какого же было смятение Берке, когда он понял, что ошибался. Противник не брал его воинов в плен. Хан собственными глазами увидел, как враг беспощадно рубит сдающихся на милость победителя нукеров и добивает раненных. Берке знал, когда так поступают. Ему самому доводилось отдавать подобные приказы. Хан смирился со своей участью, обнажил саблю, клинок которой украшал замысловатый орнамент, отбросил в сторону ножны и приготовился принять смерть. Позади него шелестели морские волны, а небо над головой оглашалось криками слетевшихся стервятников, многие из которых, не дожидаясь завершения битвы, уже приступили к ужасной трапезе.

 

Савва увидел его. Он стоял на берегу и сжимал в руке саблю. Бритая круглая голова, прищуренные глаза, жидкая бородка и кривая усмешка. Савва сразу понял, что перед ним сам Берке. Статный воин, миновавший расцвет своих сил, но сохранивший былую удаль. Только человек подобный этому мог решиться на столь изнурительный поход, в котором не было места удобствам и отдыху. Охраняли хана два воина в остроконечных шлемах с короткими красными султанами, в блестящих доспехах и со щитами, украшенными пушистыми хвостами. Они были последней преградой для Саввы на пути к его цели, на пути к отмщению.

Схватка осталась позади. Савва не слышал крики сражающихся и умирающих, не слышал топота коней и лязг металла. Он слышал только волны и биение сердца. Твердым шагом Савва шел к хану. Ветер обдавал его лицо соленым дыханием моря и развевал темные волосы. Грудь Саввы вздымалась от глубоких вдохов, ноздри расширялись, шумно выпуская воздух из легких. Лицо, покрытое кровью врагов, походило на лик забытого древнего духа, кровожадного покровителя всех воинов. Взгляд исподлобья был прикован к Берке и хан встретил его бесстрашием, равным ненависти Саввы.

С тургаудами урусут расправился быстро. Отборные воины Берке не смогли ему ничего противопоставить. Он легко передвигался, уходил от их выпадов, прикрывался щитом, наносил разящие удары, но при этом, как показалось хану, не сводил с него глаз. Можно было подумать, что урусут не заметил телохранителей, не обратил на них никакого внимания. Просто разрубил воинов, как ветви деревьев в густых зарослях, и прошел дальше. Затем урусут отбросил в сторону щит.

Звон меча и сабли был подобен чарующей мелодии. Когда-то с таким же звоном на свет появились эти клинки, теперь оружие ковало жизнь и смерть. Поединок у моря, в котором сошлись два умелых воина, был сродни танцу. И этот танец должен был завершиться гибелью одного из соперников. Берке решил измотать урусута. Хан предположил, что противник, пройдя всю битву, уже порядочно устал и намеревался покончить с ним, когда тот от бессилия не сможет своевременно реагировать на его движения и выпады. Что произошло бы после, Берке не волновало, но этого воина он хотел убить во чтобы то ни стало. На небольшом отдалении от сражающихся стали скапливаться хорезмийцы и русские дружинники, прискакал князь Александр, но Савва и Берке не замечали их. Они пребывали в том состоянии, когда идет незримая борьба в сознании, а телесная схватка является лишь видимым дополнением поединка.

Хан бросался в атаку, заставляя соперника отражать увесистые удары, а затем сам подставлялся под ответные выпады и умело избегал ранений. Урусуту не удавалось в него попасть, и Берке решил, что превосходит врага в мастерстве. Так продолжалось до тех пор, пока хан не осознал, что он и сам ни разу не ранил противника. Берке понял, что урусут жаждет его унижения. Понял, что это не он лучше владеет оружием и хитер в своем замысле, это враг стремится лишить его сабли и обречь на позорную смерть. Злоба затмила разум хана. Он проиграл.

Савва оттеснил Берке к морю, и вскоре они уже сражались по колено в воде. Момент, которого Савва так ждал, наконец-то, наступил. Хан сделал опрометчивый выпад. Савва пропустил его клинок под левой подмышкой, обвил руку Берке своей рукой и придал усилие, необходимое для того, чтобы соперник, опасаясь перелома, выпустил оружие. Сабля ушла под воду, вслед за ней упал и сам Берке. Но Савва не дал хану опомниться. Он схватил Берке за доспех и при этом разорвал ворот рубахи под его броней.

Морские волны проходили сквозь них. Белые барашки достигали прибрежного песка и растворялись. Берке стоял на коленях. Савва приставил острие меча к впадине у основания шеи хана, прямо под кадыком. Воины на берегу затихли в ожидании последнего удара. Берке поднял голову и гордо посмотрел в глаза победителю. Он не боялся смерти. Савва тяжело дышал и тоже впился взглядом в поверженного противника. Одно движение рукой и холодный металл пробил бы плоть хана и дошел бы до сердца, но Савва словно застыл. На шее Берке он увидел родимое пятно.

"Пятно! - Савва отказывался верить своим глазам. - Пятно!"

Воспоминания, одно за другим, всплывали в памяти Саввы.

"Такое же, как и у тебя, только пока маленькое".

"Да, такое же".

"А у отца твоего такого родимого пятна нет".

"Матушка сказывала, такое пятно у ее отца было, у деда моего, и мне передалось".

"Не отец я тебе, Савва!"

"Когда князей наших в степях... в степях половецких побили, мунгалы и татары на землю нашу пришли. Мунгал силой твою мать взял. Поэтому ты ... и глазом так тёмен и волосом. Как сына родного тебя растил.... Знай, ни о чем не жалею.... Будь проклято окаянное племя твое!"

Глаза Саввы растерянно забегали. Он сглотнул, и капля вражеской крови побежала вниз по его шее. Савве казалось, что земля уходит из-под ног. Слезы непереносимой обиды потекли по его лицу.

"Пятно! - взгляд Берке неоднократно проскальзывал мимо знакомой отметины на шее урусута, но теперь он разглядел ее. - Пятно, такое же, как и у меня!"

"Нет, Берке! - хан вспомнил слова Сарлыка. - Выслушай меня! Помнишь наш первый поход в урусутские земли? Помнишь ту урусутку?"

Берке вспомнил ее лицо, он вспомнил все.

"Мой сын!" - сердце хана дрогнуло.

- Убей его, Савва! - раздался голос Александра. - Чего ты медлишь? Убей его!

Савва крепче сжал рукоять клинка, и, казалось, решился нанести удар.

"Вот почему ты из дружины ушел! Ты не мертвецов, ты себя боишься!"

Савва отвел меч в сторону, отпустил хана и, пошатываясь, побрел к берегу.

- Савва! Савва! - закричал Александр.

Берке нащупал под водой саблю и поднялся. Теперь хан хотел жить больше чем когда бы то ни было, но он не успел сделать и одного шага. Стрела просвистела мимо Саввы и угодила в грудь Берке. Хан попятился. Савва остановился и посмотрел назад. Из доспеха Берке торчала стрела с белым оперением. Хан схватился за нее и отступал все дальше и дальше. Затем он взглянул на Савву и упал. Всплеск, и воды сомкнулись над Берке. Савва обернулся к берегу. Александр вложил тугой лук в налучь, притороченный к седлу коня, и сказал:

- Ну, вот мы и сочлись! Не поспей я, зарубил бы он тебя со спины!

- Гляди! Гляди! - послышались голоса.

Дружинники и хорезмийцы указывали на море. Бездыханное тело Берке всплыло и покоилось на тихих волнах, которые уносили его от берега. Александр приказал вытащить труп хана из воды, но это никому из воинов так и не удалось. Пока добровольцы скидывали с себя кольчуги и одежду, тело Берке скрылось за волнами, и было не ясно в каком направлении плыть. Кто-то на берегу даже предположил, что труп пошел ко дну.

 

Савва поднялся на бархан. Сотни людей за грядой песчаных холмов радовались освобождению, искали родичей и земляков. Кто-то рыдал, то ли от счастья, то ли оплакивая павших, кто-то смеялся и ликовал, кто-то плясал, маленькие дети резвились, бегая друг за дружкой, арменские воины ходили в толпе и выкрикивали имена близких, в надежде найти хоть кого-то. Савва увидел близнецов. Никита и Данила обняли мать и сестер. Мать гладила светлые головы сыновей и тихо плакала. Близнецы указали ей на Савву, и она поклонилась ему.

- Савва! - донеслось до барханов. - Савва!

Савва узнал бы этот голос из тысячи других. Он посмотрел вдаль и увидел ее среди людей. Она бежала и махала ему рукой. Савва бросился навстречу.

- Василисушка! - он обнял жену и стал покрывать ее лицо поцелуями. - Любимая моя!

Савва целовал руки Василисы, ее глаза, ее волосы. Василиса заплакала, и глаза Саввы против его воли наполнились слезами.

- Савва! Любый мой! Я знала! - шептала Василиса. - Я знала, что ты придешь и спасешь нас! Савва!

- Папка! Папка! - Сашка, не поспевший за матерью, прижался к ноге отца.

Савва опустился на колени, обнял сына и расцеловал его:

- Сынок! Сыночек мой родной! Кровинушка моя!

Он встал и поднял Сашку к солнцу:

- Как же ты вырос!

- Так вот ты каков, тезка! - раздался голос Александра, который прискакал вместе с Буслаем.

Савва опустил Сашку на землю и сказал:

- Кланяйтесь князю Александру Ярославичу!

Савва, его жена и сын поклонились Александру.

- Знаю, Савва, о многом тебе переговорить с женой да сыном хочется, - сказал князь, - но нам за иное дело приниматься надобно!

 

Викинги принесли Сигурда и Илью на носилках, смастеренных из щитов и копий. Северяне стояли у ложа своего предводителя с поникшими головами. Каждый викинг волен вершить свою судьбу, как ему угодно, и Сигурд бесстрашно сражался наравне со всеми, не приказывая оберегать его в бою, и все же воины были опечалены. Эрик, Лада и Аттила находились к носилкам ближе остальных. Слезы уже давно высохли на лице княжны и каракалпака, но потерянный взгляд молодых людей говорил о пережитом горе. Абу Али осмотрел раны Сигурда и закачал головой. Старому викингу не суждено было выжить. Затем мудрец долго возился над телом Ильи.

- Рана глубокая, - начал Абу Али разговор с Саввой, Егорием и Ахмедом. - Копье могло дойти до сердца. Я не берусь сказать, что будет, если мы вынем острие. Илья может умереть от этого, но обломок надо вытаскивать, иначе рана начнет гнить и тогда за ним все равно придет смерть. Илья - могучий воин. Другой человек уже давно бы отправился в мир иной.

- Отчего ты с ними шепчешься, а мне ничего не говоришь? - послышался голос Ильи, который очнулся.

Появился Тигран. Он спрыгнул с коня и подбежал к носилкам.

- Как жи так, атэц?! - залепетал армен.

Савва подошел к раненному старику.

- Илья, надо копье из тебя вынуть, - сказал он.

- Надо, так вынимай! - простонал Илья.

- Тут такое дело, - продолжил Савва. - И не вынуть нельзя и вынимать боязно.

- Помру?! - догадался княжеский слуга.

- Может так статься, - ответил Савва, - но и оставлять копье нельзя, рана гнить начнет.

- Стало быть, вынимать надо! - Илья потянулся к обломку татарского копья.

- Погоди, Илья! - остановил его Савва.

- Не встревай! - отрезал княжеский слуга. - Не помогаешь, так в сторонку отойди!

Илья схватился за древко и потянул его. Скрежет зубов и пыхтение княжеского слуги были слышны всем, кто находился поблизости. Лада отвернулась и прижалась к Эрику.

- Подсоби-ка, Тигран! - простонал Илья.

Армен взялся обеими руками за обломок и вместе с Ильей вырвал его. Из раны потекла кровь. Илья разжал пальцы, и обломок копья упал на землю. Абу Али склонился над раненным, чтобы наложить повязку.

- Благодарствую, брат! Удружил! - сказал Илья, обращаясь к Тиграну, и потерял сознание.

Сразу после помощи Илье, Абу Али пришлось поспешить к Сигурду. Викинг пришел в себя и стонал от боли. Однако Сигурд отогнал суетливого хорезмийца и подозвал племянника.

- Не утруждай себя, дядя, - попросил Эрик. - Этот человек лекарь, он поможет тебе.

- Я сам, без всяких лекарей, знаю, что умираю, - прохрипел викинг. - Подойди ближе, Эрик!

Эрик опустился на колено и взял Сигурда за руку.

- Нашли ли шлем Хёрдаланда? - вздохнул Сигурд и закрыл глаза, чтобы выдержать невыносимую боль от ран.

- Да, дядя, - Эрик повернулся и жестом приказал принести шлем. - Шлем найден и по праву принадлежит тебе.

Рагнвальд поднес к носилкам сундук. Эрик извлек из него золотой шлем, который был украшен разноцветными камнями, добытыми викингами Хёрдаланда в далеких походах к чужим землям. Два воина помогли Сигурду приподняться, и Эрик возложил шлем на голову дяди.

- Мне недолго быть ярлом, - Сигурд устало снял шлем. - Клянешься ли ты, Эрик, что исполнишь все мои клятвы данные этим воинам, оставшимся в живых и погибшим на поле боя?

- Клянусь! - твердо ответил Эрик.

- Ты стал храбрым воином и отчаянным мореходом, сынок, - сказал Сигурд. - Ты достойный потомок нашего рода. Теперь ты ярл Хёрдаланда!

- Приветствуйте нового ярла Хёрдаланда! - прорычал Рагнвальд.

Северяне завопили, вздымая оружие. Сигурд надел шлем на Эрика. С колен молодой варяг уже поднялся правителем.

- Слушайся во всем Олафа и Гюрдира, - Сигурд указал на старых боевых товарищей, когда крики утихли. - Они всегда помогут дельным советом и поддержат тебя своим оружием. А Рагнвальд станет тебе верным другом и братом, которого у тебя никогда не было. За этих людей я ручаюсь.

Затем Сигурд перевел взгляд на Егория.

- Все же, где-то я тебя видел, - прохрипел он.

Егорий подошел к носилкам и прошептал на ухо викингу:

- Это я тебя глаза лишил! Ты напал на корабль, на котором мне довелось плыть в заморские земли. Тогда ты задумал черное дело и сразу же понес заслуженное наказание.

- Не может быть! Ведь тогда.... Так значит ты..., - заволновался Сигурд.

Егорий кивнул, не дожидаясь вопроса викинга. Сигурд улыбнулся и закрыл глаза. Его лицо исказилось из-за очередного приступа боли.

- Покажите мне солнце, - потребовал умирающий викинг, когда очнулся вновь.

Воины развернули носилки.

- Я верую во Христа, - сказал Сигурд, - но желаю, чтобы меня и павших северян похоронили по обычаям предков на моем драккаре. Мы заслужили подобную честь. Ты слышал, Эрик?

Эрик кивнул.

- Подай мне меч, мой мальчик! - Сигурд протянул руку к племяннику.

Эрик извлек из ножен меч, хозяином которого старый викинг был долгие годы странствий, и вложил его в руку дяди. Сигурд опустил клинок рядом с собой, на носилки.

- Я сдержал свое последнее обещание, - сказал он и посмотрел на солнце. - Шлем Хёрдаланда оказался на моей голове еще до полудня. Я хочу, чтобы викинги напоследок восславили крепость моего слова.

Сигурд умер с мечом в руке под громогласные вопли преданных воинов, раз за разом повторяющих его имя.

 

Несколько разъездов черных мстителей поскакали на север, чтобы предупредить приближение татар, которых на своем пути повстречали викинги. Часть северян отправилась к стоянке кораблей. Они должны были привести драккары к месту сражения. Все оставшиеся воины и освобожденные из плена люди копали могилы для павших. На это ушел весь день, и даже ночью работа продолжалась при свете сотен костров.

Сразу после битвы Александр собрал вождей на совет. Князь наказал довести до всех воинов, чтобы они никогда не похвалялись тем, что сражались с войском хана Берке. Никто не должен был узнать, что эта битва когда-то состоялась. О ней всем следовало забыть навеки. Также Александр запретил брать ценности татарских воинов. Все что принадлежало им, должно было быть зарыто вместе с трупами. Князь не желал, чтобы какая-нибудь из особенных вещиц попалась на глаза посторонним людям. Шпионы Орды были во всех землях и городах, да и нашлось бы множество предателей, желающих за награду услужить ордынцам.

К вечеру у берега показались драккары викингов. Они еще долго лавировали в море, по приказу Александра выискивая тело хана Берке, но так ничего и не нашли. Осталось лишь утвердиться во мнении, что труп утонул. После корабли пристали к берегу и на красногрудый драккар Сигурда викинги стали сносить тела погибших северян. Из воинов‑зверей никто не выжил. Троих нашли под грудами убитых ими татар, остальные скончались от ран, полученных в бою. Берсеркеры вышли из состояния безумства, которое управляло ими, и лишились последних жизненных сил. Их тела были покрыты кровоточащими порезами с головы до ног, некоторые из них лишились рук, и, тем не менее, они сражались до конца, не обращая внимания на смертельные раны. Больших потерь северянам удалось избежать только благодаря мастерству воинов и знаниям Гюрдира. Его гвардейцы стойко держали порядок, что позволило викингам не погибнуть и дождаться прихода хорезмийцев и арменов.

Ветер разносил по берегу завораживающий голос Абу Али. В нем слышалась боль горькой утраты. Мудрец читал молитвы над телами павших черных мстителей. Хорезмийцы похоронили своих собратьев до захода солнца.

Князь Александр, скрестив руки на груди и понурив голову, стоял у края большой могилы. До́ма погибших русичей ждут семьи, но им не суждено увидеться вновь. Князь перекрестился, за ним осенили себя крестным знамением дружинники. Александр приказал закапывать могилу и пошел прочь.

Только армены не стали хоронить убитых в бою сородичей и решили отвезти их тела в родные края, чтобы там они упокоились рядом с давно ушедшими из жизни предками.

Для татарских воинов выкопали несколько огромных могил. В них степняков погребли с почестями, которые победители редко оказывают поверженным врагам. Землю над всеми могилами выровняли, а на следующий день солнце должно было сделать свое дело и высушить влажный песок. Так Александр надеялся скрыть следы, указывающие на то, что одним безоблачным утром на этом берегу произошла кровопролитная битва.

Перед самым рассветом викинги подняли парус на драккаре Сигурда. Рагнвальд в одиночку вывел корабль в море, спрыгнул с борта в воду и поплыл к берегу. Олаф в разговоре с Гюрдиром посетовал на сильный ветер. Он сомневался, что стрелкам удастся поджечь корабль, но Эрик знал, кому доверить столь ответственное дело. Три горящие стрелы взлетели в ночное небо и скрылись, достигнув чернеющего силуэта драккара. Вскоре показались языки пламени, корабль осветило и стало ясно, что Егорий и близнецы не промахнулись. Под заунывный вой огромного рога драккар уносил своего хозяина и его верных воинов в иной мир.

- Скоро уж прощаться нам, - Александр подошел к Савве, который смотрел на объятый пламенем корабль. - Пока не запамятовал, близняшек опосля ко мне пришлешь. Стрелки они умелые, в дружину их возьму, при мне будут.

Савва кивнул.

- Вот что я тебе скажу, Савва, - князь смотрел в глаза бывшему дружиннику. - Отдай мне рожок чародейский! Тебе он ни к чему, а мне хорошую службу сослужить может.

- Не могу, Ярославич! - Савва замотал головой. - Нет его у меня!

- Куда ж он подевался? - удивился Александр.

- Там он! - Савва указал на горящий драккар.

Князь вздохнул:

- Дурак ты, Савва!

Больше они никогда не виделись. Князь ни с кем не попрощался и на рассвете с дружиной уехал. Женщины и дети из южных русских княжеств ушли вместе с ним.

 

- Ты коней хорошо пои и корми, - Илья устало посмотрел на Тиграна. - Да за копытами следи!

- Абижаищь, Илия! - возмутился армен. - Нэ самнэвайся ва мне, я за всэм присматрю!

Савва, Егорий и Абу Али, стоя в сторонке, наблюдали, как Илья наставляет Тиграна. Всех коней решено было отдать армену, чтобы на драккарах поместили пленники, уведенные ханом с восточных границ русских княжеств.

- Мне неведомо, сколько Илья еще проживет, - сказал Абу Али. - Может быть день, а может и месяц. Силы покидают его.

- Ежели он месяц продержится, - улыбнулся Егорий, - то, глядишь, и поправится.

- На все воля Аллаха! - Абу Али воздел руки к небу. - Но мне не доводилось видеть людей, которые выжили бы с такой раной.

Подошел Ахмед. Он вместе с воинами по указанию Александра еще раз проверил все побережье при дневном свете.

- Нам не удастся укрыть от чужих глаз поле боя, - вздохнул хорезмшах. - Мы повсюду находили обломки стрел, лохмотья, упряжь. Закопать это все никому не по силам. К тому же кровь проступает через песок. Надо поскорее покинуть эти земли.

Егорий опустился на колено и зачерпнул пригоршню песка. Золотые песчинки просочились сквозь пальцы старого воина и развеялись на ветру.

- Буря песчаная все бы скрыла, - задумчиво произнес Егорий.

- Они здесь редко бывают, - сказал Ахмед. - Да и нам буря нужна сегодня, от силы завтра. Не на что нам надеяться.

Савва кивнул, соглашаясь с хорезмийцем.

- Пора уезжать! - Ахмед обратился к Абу Али.

Мудрец поклонился русичам, а Ахмед обнялся с Тиграном и пожал руки Савве и Егорию, после чего хорезмшах и его наставник сели на коней.

- Прощайте! Да хранит вас Аллах! - воскликнул Ахмед и вместе с Абу Али поскакал в начало колонны черных мстителей, которые быстрым шагом уходили через гряду барханов на юг.

- Прощай, Ахмед! Прощай! - кричали ему вслед близнецы и Лада, уже взошедшие на драккар.

На вершине бархана Ахмед поднял коня на дыбы, помахал рукой и скрылся из виду.

За то время, пока хорезмийцы покидали побережье, Тигран успел несколько раз попрощаться с друзьями. Он трижды всех обнял и расцеловал и даже пару раз прослезился, но никак не желал расставаться. Тогда Савва предложил ему поплыть с ними. Тигран ненадолго задумался, уже было решился на этот шаг, но все же отказался, вспомнив, что дома его ждут мать с отцом и молодая невеста. Вартан и Мгер стали торопить сумасбродного родича, отчего между ними и Тиграном случилась словесная перепалка, после которой армены не стали дожидаться рыжебородого земляка и поехали на запад.

- Ухадыте ви сперва! - Тигран приложил руку к груди и замотал кучерявой головой. - Я нэ смагу уехат, пака ви ищо тут!

Весла дружно ударили по воде и четыре драккара стали медленно удаляться от берега.

- Пращайти! Я вас никагда нэ забуду! - Тигран сидел на Джалали и махал рукой.

- Прощай, армен! - прошептал Савва.

 

Следующие два дня на побережье бушевала песчаная буря. Жители города Аль‑Бакух и окрестных земель силились припомнить, когда в последний раз случалось подобное. Ветер носил по округе тучи песка и проникал во все щели. Нельзя было и носа показать за дверь. Буря улеглась только на третий день, засыпав песком весь город и рыбацкие селения.

Темник Ногай, как и было условлено, ехал во главе тысячи воинов по берегу моря навстречу хану Берке. Он даже не подозревал, что впереди его ждало разочарование, которое уже довелось испытать торговым людям из города Аль-Бакух. Купцы переждали бурю и явились согласно уговору на место указанное посланником хана, но ничего не обнаружили, словно Берке никогда и не приходил со своим войском к морю.

Конечно, Ногай отправил гонцов в Аль-Бакух, чтобы узнать, не побывал ли в этих землях хан Берке. Вести из города удивили темника еще больше. Хан поставил стан у побережья и хотел торговать, но почему он не дождался купцов и главное, куда Берке двинулся дальше, никому не было известно. Разосланные темником разъезды натыкались только на собственные следы. Ногаю так ничего и не удалось узнать о судьбе хана. Раздосадованный темник, выполняя приказ Берке, повел воинов по берегу моря на юг. Он был не из тех, кто так просто сдается.

 

Эпилог

 

 

Князь Ярослав Юрьевич очнулся от дремоты. Какой-то странный треск пробудил его. Когда князь открыл глаза, он увидел Савву, сжимающего в руках сломанную татарскую стрелу, Ладу, Егория, близнецов и еще двух молодых воинов, которые ему были неизвестны. Лада вышла из-за спины Саввы и подошла к трону. Она покорно опустилась на колени перед отцом и стала целовать его руку.

- Батюшка, прости меня! - слезы ручьем полились из глаз княжны. - Прости, что родной дом без спроса оставила! Прости, что твоего благословления не испросила!

Ярослав Юрьевич склонился к дочери и погладил ее золотистые волосы:

- Ну, что ты, что ты, дитятко?! Полно тебе слезы лить. Как же я могу на тебя зло держать, ежели и сам я, будь молод да силен, как прежде, также поступил бы?! Ладушка, доченька моя ласковая! Ну, вставай, подымайся! Не осерчал я, хоть и боязно мне за тебя было.

Лада поднялась и стыдливо утерла слезы.

- Стало быть, одолели хана татарского, - князь перевел взгляд на Савву.

Савва кивнул:

- Да, князь-батюшка, одолели супостата!

- Больше вас стало, как я погляжу, - Ярослав Юрьевич посмотрел на каждого из присутствующих. - Только вот Ильи я среди вас не вижу. Али горе какое с ним приключилось?

- Илья с нами, княже, - Савва помрачнел, - да вот подняться в гридницу твою он не сможет.

 

Князь, опираясь одной рукой на плечо Лады, а другой на клюку, сошел по лестнице вниз и усталыми глазами взглянул на диковинных воинов. Варяги-гвардейцы громко хохотали и отгоняли от себя шаловливых дворовых детишек, но как завидели князя, сразу же выпрямились и по приказу Гюрдира поклонились повелителю земли, на которой оказались.

Два дня назад драккары достигли муромских пределов. Освобожденные из плена люди разошлись по своим сожженным селениям, а Савва и его друзья под охраной варяжских гвардейцев отправились в Муром. По дороге они нагнали муромца, который ехал в город на запряженной клячей телеге. На этой-то повозке Илью и довезли до княжеских хором.

- Эх, Илюша, Ладушку уберег, а себя не сдюжил, - князь сжал огромную пятерню Ильи.

- Прости, князь-батюшка, - устало сказал Илья, - не сойти мне с места да не поклониться тебе. Ну, а рану я от врага получил, все по чести было. Иного себе и не желал. В бою помереть хотел, да вот не вышло. Ничего, мало мне осталось.

- Да что ж это ты, наперед меня на тот свет собрался?! - упрекнул его Ярослав Юрьевич.

- Погоди, княже, пока не забылся, позволь слово молвить, - застонал Илья. - Вот уж не думал, не гадал, что я тебе весть подобную принесу. Жениха я нашел для Ладушки нашей!

- Неужто?! - удивился князь.

- Эрик, где ты там? - сказал Илья, от густого баса которого остались лишь редкие нотки. - Подь сюды!

Эрик подошел к князю и поклонился. Ярослав Юрьевич с ног до головы оглядел молодого варяга.

- Воин он храбрый, - продолжил Илья. - Сам видел, как в сече рубится. Человек справный, правда, малость упрям чрез меры. Ладу любит больше жизни своей. Одна беда, варяг он, но, однако ж, северного края властитель.

- Ладушка, подойди-ка ко мне, - сказал князь.

Девушка встала рядом с Эриком.

- Люб он тебе? - князь указал на северянина.

Лада кивнула и покраснела:

- Люб, батюшка!

Ярослав Юрьевич посмотрел на молодых людей, держащихся за руки, улыбнулся и бросил радостный взгляд на Илью.

- На колени! - Илья грозно насупил брови, чего за ним уже давно не водилось.

Эрик и Лада опустились на колени перед князем.

- Благослови их, Ярослав Юрьевич! - попросил Илья. - Уважь меня за службу верную. Лучшего жениха для дочери твоей не сыскать. Перед ликом Божьим это говорю!

Князь положил руки на головы Эрика и Лады:

- Совет вам да любовь!

Молодая пара, получив княжеское благословление, поднялась с земли. Эрик захотел поцеловать Ладу, но опомнился и посмотрел на Илью. Княжеский слуга кивнул и только тогда, впервые в присутствии других людей, варяг поцеловал в уста свою избранницу. Поцелуй был встречен одобрительным гулом северян, а когда викинги утихомирились, Илья снова заговорил:

- Аттила, выйди да поклонись князю!

Каракалпак послушно подошел к Ярославу Юрьевичу и отвесил поклон до земли.

- Кто таков сей отрок? - князь сощурился, чтобы лучше рассмотреть юношу.

- Из черных клобуков он, - ответил Илья. - По пути за нами увязался. Хитер, шельмец, да ловок. Верой и правдой тебе, князь-батюшка, служить будет. Я его многому обучил, остальному он сам наберется. Мне подменой Аттила станет.

- Да что ж ты все о подмене, Илюша, молвишь? - вздохнул Ярослав Юрьевич.

- Знаю, смертный час мой близок, - эти слова тяжело дались Илье из-за ноющей раны. - Родные края я повидал, тебя в добром здравии застал, княже, теперь и помереть можно. Посему прошу, князь-батюшка, отпусти Аттилу со мной в Киев-град. Постриг приму в Феодосиевом монастыре, покаюсь в грехах содеянных, а Аттила, как меня довезет, назад воротится.

- Будь по-твоему, Илюша! - согласился князь.

- Свидимся ли когда? - Илья посмотрел в глаза князю Ярославу. - Признаем ли друг друга?

Князь снова сжал руку Ильи:

- Свидимся, друже! Свидимся и признаем!

 

Князь сильно огорчился, когда узнал, что ему не удастся устроить для дочери свадьбу. Эрик хотел поскорее отбыть на родину, и причины его спешки были весомы. Ярослав Юрьевич весь день до вечера проговорил с молодым варягом наедине и понял, что не в праве настаивать на торжестве. Лада извелась от переживаний из-за предстоящей разлуки с отцом, но князь наказал, что теперь ее место подле Эрика и новый дом за морем ждет хозяйку. Только после этих слов девушка успокоилась. На следующее утро Эрик и Лада распрощались со всеми, и викинги покинули Муром. Вслед за ними из города ушли Савва, Егорий, близнецы и люди из северных селений. Ну, а вечером того же дня Аттила и двое провожатых повезли угасающего Илью на телеге в Киев.

Через несколько месяцев Савва узнал от Аттилы, который заявился в гости, что Илья принял в Киеве постриг, успел исповедаться игумену и затем скончался во сне. Илью похоронили в отдельном приделе[177], как князя, все вокруг шептались о его былых заслугах и великих свершениях, а игумен то и дело говорил о пророчестве калик перехожих[178], которые Илье в молодые годы поведали, что, дескать, смерть ему на бою не писана.

 

Они подошли к дремучему лесу, в котором когда-то повстречали Егория. Старый воин обнял Савву и близнецов, отступил от них и поклонился:

- Благодарствую, Савва, что позвал меня тогда с собой в путь! Ежели бы не пошел я с вами, нынче жалел бы до тоски смертной!

Егорий улыбнулся, улыбнулся и Савва.

- А может, с нами жить будешь? - спросил Савва.

- Нелюдим я, место мне в чащобе лесной, - ответил старый воин. - Ежели чего, ты знаешь, где меня сыскать!

Егорий дошел до кромки леса, помахал на прощание рукой и исчез в утренней дымке.

 

Савва посмотрел по сторонам, окинул взглядом обугленные бревна былых построек и припомнил тот день, когда побывал здесь в последний раз. Люди стали расходиться по своим дворам. Они охали от досады, послышался плач. Селение надо было отстраивать заново. Близнецы с матерью и сестрами пошли к родному дому, одному из двух сохранившихся в целости, благодаря смекалке и метким стрелам Никиты и Данилы.

- Хватит мне людей сторониться! - Савва обнял Василису, и она склонила голову на плечо мужа. - Тут дом нам поставлю! Беда какая - вместе сладить проще!

 

Савва стоял у двух могил. Одна из них уже давно поросла травой, на другой пробились редкие пучки зелени.

- Ну, вот мы и свиделись!

 

 

5 октября 2006 года