* * *
...Да, Максим дошёл до такой жизни не сразу. Часто думая о своей тёмной страсти, он видел её первые крохотные ростки в самом раннем детстве, ещё когда искренне считал, что уж он-то будет жить вечно. Например, тогда Максимка любил, чтобы во время поездок на Южное море Ирка закапывала его в песок, оставляя снаружи только голову. Играя так, Максим иногда представлял себе, что он умер, и его похоронили. Случалось, что в детсаду у ребят заходил разговор на тему смерти. Порой Максим сам заводил разговор на эту тему, а ребята с готовностью её подхватывали. В то время чуть ли не каждый месяц отправлялись в мир иной престарелые генсеки, министры и члены политбюро. По телевидению показывали пышные похороны, по радио целыми днями звучала заунывная музыка, а Максим долго ещё думал, что все руководители уходят со своих постов не иначе как в могилу и понял свою ошибку только когда очередной генсек Трубачёв отправил всех стариков на пенсию. Но тогда Максим был уже большой, в первый класс пошёл как раз в тот год.
Впрочем, не о генсеках речь, а о нём, о Максиме. Когда ему случалось встречать похоронные процессии (особенно в младшие школьные годы), он бесцеремонно подходил и с любопытством наблюдал за печальным действом. Было жутковато смотреть на жёлто-серые лица покойников и жалко - на убивающихся в горе родственников, но чудилось в этом и что-то загадочное.
Когда Максим уже учился в школе, в параллельном 2 "Б" от воспаления лёгких умер мальчик Митя Назаров. Максим его почти не знал, за полтора года даже ни разу не разговаривал, предпочитая держаться подальше от него, грузного и, по слухам, сильного, как слон. Максим прекрасно помнил, с каким интересом, почти что с удовольствием, обсуждал он этот случай дома с сестрой и родителями, в школе с Лёней Лисиным и даже со своими мучителями (нет, не с учителями, хотя сами они между собой в тот день только об этом и говорили, сокрушённо покачивая головами). Всезнающая Ирка сообщала Максиму подробности, подслушанные в разговорах педагогов, а он с замиранием внимал ей. На похоронах он не был, и даже мысли такой не возникало - сходить и посмотреть. Все-таки тогда он был ещё совсем другим человеком. И вообще Максим, став взрослым и вспоминая этот случай, задумывался иногда: а что, если бы случайно, или даже не случайно, он попал бы на эти похороны? Вдруг его линия жизни повернула бы в другую сторону? Или ничего бы не изменилось? Или случилось бы то, что произошло через полгода? И нет у него ответа на этот бессмысленный вопрос. А временами вообще кажется - всё это было просто чистым детским любопытством, невинным интересом ко всему на свете - хорошему и не очень...
Интерес к тому, что "не очень" надолго пропал через полгода. Тогда умерла их соседка баба Шура. Бабу Шуру знали все во дворе. Когда было тепло, она выходила из дома и подолгу сидела на лавочке возле подъезда, неспешно беседуя с другими старушками из соседних подъездов или просто наблюдая за жизнью двора. Жила баба Шура в тесной однокомнатной квартирке, как раз по другую сторону стены Максимкиной комнаты. Иногда она просила Максимку сбегать в магазин за продуктами - буханкой хлеба и бутылкой молока. Он всегда с радостью соглашался помочь, ему было приятно сделать доброе дело. Максимку баба Шура любила, всегда угощала чем-нибудь вкусненьким. И Максим относился к ней почти как к родной бабушке, которую обычно и видел-то один-два месяца в году.
И вот баба Шура умерла. Съехались родственники - сын, дочь, сестра и другие, незнакомые Максиму люди. Возле бабишуриной двери стояла красная гробовая крышка с чёрным матерчатым крестом, а из-за тонкой панельной стены доносились плач и рвущие душу крики старушки-сестры. Сперва Максим не ощущал особого горя. В глубине души он ещё не верил, что бабы Шуры больше нет. Даже когда выносили гроб, он, увидев её, чужую и совсем не похожую на настоящую бабу Шуру, не смог осознать всю горечь потери. И только поднявшись на свой этаж, он вдруг почувствовал какую-то непривычную пустоту за дверью соседней квартиры. За спиной с лязгом захлопнулись двери лифта. И тогда Максим понял, что пустота - не за соседской дверью, а где-то внутри него. Никогда он уже не увидит свою бабу Шуру, никогда уже она его не приласкает, не угостит конфеткой или чаем с вкуснейшим земляничным вареньем. Никогда уже Максим не принесёт ей хлеба с молоком, не расскажет мимоходом о своих делах. Никогда...
И Максим, уткнувшись лбом в холодную штукатурку, беззвучно и безнадежно заплакал...
...Мама и папа уехали на кладбище, Ирина была в лагере, и никто не мешал Максиму, забравшись с ногами на диван и накрывшись с головой одеялом, сидеть и размышлять. И чем дольше он размышлял, тем яснее становился для него весь ужас открывшейся ему правды.
Вечером он пришёл к маме на кухню и тихонько спросил:
- Ма, а зачем люди умирают?